Тотальная мобилизация. «Тотальная мобилизация» гитлеровского тыла
«Тотальная мобилизация»: концепция нового мира
Раздел 1. Ценности нового мира
Раздел 2. Формы познания нового мира
Раздел 3. «Тотальная мобилизация» как метанарратив модерна
Список литературы
Раздел 1. Ценности «нового мира»
Корни революционных убеждений Юнгера не ограничились переживанием первой мировой войны. Присущее ему отрицание буржуазного порядка и буржуазных ценностей сделали его типичным представителем поколения 1914 г. «Многообразные самоуничижительные аффекты буржуазного времени будут, наконец, выпущены на свободу и одновременно радикализованы войной;... Война и была как раз отрицанием либеральной и гуманистической идеи цивилизации. Чуть ли не магическая сила военных впечатлений, тоже освещенных соответствующей литературой европейского покроя и ставших опорными пунктами разнообразнейших концепций обновления, имела своим истоком именно этот опыт».
Первая мировая война была для держав Антанты «борьбой прогресса, цивилизации, гуманности и даже самого мира против сопротивляющейся всему этому стихии». «Убить войну в чреве Германии!» - таким был лозунг, под которым проводилась мобилизация во Франции и Великобритании. «Тут мы сталкиваемся с одним из искуснейших тезисов либерализма, в котором война эта окружается ореолом славы, представляясь бескорыстным крестовым походом, призванным избавить сам немецкий народ из его угнетённого положения». «Цивилизация» как продукт Просвещения, чуждый германскому духу, противопоставлялась немецкой «культуре». В контексте этого давнего антагонизма, составной части «идей 1914 г.», было истолковано провозглашение демократии в Германии. «Страстное, принципиальное неприятие этой «системы» вытекало именно из нежелания оказаться в составе ненавистной «империи цивилизации» со всеми ее правами человека, демагогией насчет прогресса и страстью просвещать, с ее тривиальностью, испорченностью и тупыми апофеозами благосостояния». О. Шпенглер воспринял Ноябрьскую революцию как победу «внутренней Англии», для Э. Никиша революция была синонимом «всего, что противоречит немецкому пониманию государства». Веймарская республика для них была «Erfullungsstaat» - государством, согласившимся выполнять требования унизительного Версальского мира, а значит, ставшего прислужником «внутренней Англии» и ненавистных ценностей либерализма.
Анализируя причины поражения Германии, Э. Юнгер пришел к выводу, что «своеобразие этой великой катастрофы лучше всего, по-видимому, обозначить указанием на то, что гений войны был пронизан в ней духом прогресса. [...] В войне, разразившейся в такой атмосфере, решающую роль должно было играть отношение, в котором стояли к прогрессу отдельные её участники». Очевидно, что победы смогли добиться «прогрессивные» страны, так как именно характерная для них вера в прогресс позволила им провести тотальную мобилизацию широких слоев своего населении: «Возможность уклониться представлялась этим массам тем менее реальной, чем более эксплуатировалось их убеждение, то есть чем более явным становилось прогрессивное содержание громких лозунгов, благодаря которым они и приводились в движение. В какие бы грубые и резкие цвета ни были окрашены эти лозунги, в действенности их сомневаться нельзя; они напоминают пёстрые тряпки, которые во время облавной охоты направляют дичь прямо на ружья». Противостоящая немецкой «культуре» западная «цивилизация» в полной мере овладела средствами привлечения масс на свою сторону: «Кто захочет оспаривать тот факт, что «civilisation» намного больше обязана прогрессу, чем «культура», что в больших городах она способна говорить на своём родном языке, обращаясь со средствами и понятиями, безразличными или враждебными для «культуры». «Культуру» не удается использовать в пропагандистских целях; даже та позиция, которая стремится извлечь из неё такого рода выгоду, оказывается глубоко чуждой ей, - как мы становимся равнодушны или, более того, печальны, когда с бумаги почтовых марок или банкнот, растиражированных миллионами экземпляров, на нас смотрят лица великих немецких умов».
Германия не приемлет ценностей прогресса, немцам нужны свои действенные лозунги, те «знаки и образы, которые стремится вознести на своих знамёнах сражающийся человек», «чтобы обеспечить последнюю степень решимости в боевом использовании людей и машин, решимости, необходимой для жуткого похода с оружием против всего мира». Э. Юнгер задавался вопросом, какие знаки следует начертать на знаменах немецкой «культуры», чтобы затронуть глубочайшие струны народа. Он обращался к опыту первой мировой войны: «Если бы пришлось спросить кого-нибудь из них, для чего он идёт на поле битвы, то, разумеется, можно было рассчитывать лишь на весьма расплывчатый ответ. Вы едва ли услышали бы, что дело идёт о борьбе против варварства и реакции, или за цивилизацию, освобождение Бельгии или свободу морей, - но вам, вероятно, дали бы ответ: «за Германию», - и это было тем словом, с которым полки добровольцев шли в атаку». Именно нация виделась Э. Юнгеру в качестве идеала, способного заменить «плоскую веру в прогресс». На смену смещенному в будущее идеалу прогресса, обещавшему улучшение человеческого удела, пришла вера в нацию как в непреходящую ценность, существующую здесь и сейчас. Но это был видоизмененный идеал нации - «новый» национализм, переживший шок от столкновения с реальностью в первой мировой: «солдатский» национализм. Термин «новый национализм» был использован А.И. Борозняком в книге «Искупление. Нужен ли России германский опыт преодоления тоталитарного прошлого?» для описания духовной ситуации Германии после объединения: «В Европе вызывает тревогу возродившийся в Германии дух чванливости и превосходства. Уходит эпоха, начавшаяся после второй мировой войны, и в ФРГ, освобождающейся от комплексов, заметно выросло влияние течений в исторической науке и в исторической публицистике, которые можно объединить в рамках понятия «новый немецкий национализм». Представители этой части интеллектуальной элиты ничуть не похожи на вызывающих всеобщее подозрение неонацистов. На университетских исторических и политологических кафедрах, в издательствах, в редакциях газет и журналов, на телевидении, в компьютерной сети и на видеорынке достаточно прочные позиции ныне занимают «новые правые» - бесцеремонно напористые, респектабельные, хорошо образованные, лишенные комплексов профессионалы молодого и среднего возраста».
Новому идеалу нации была присуща большая эмоциональная нагрузка, большее стремление всех социальных групп к идентификации с нацией. Нация превратилась из одного из равноценных идеалов в идеал, обладающий высшей ценностью. Исповедуя веру в нацию, немцы способны были сплотиться в единый монолит, тотально мобилизоваться для достижения высшей цели. «Рабочий» был призван дать немецкой «культуре» инструмент борьбы с «цивилизацией». Единомышленники Э. Юнгера сочли, что ему это удалось: «Этой книгой Вы победили Францию без армии, оружия и танков».
Примечательно, что Ш. Брейер в своем исследовании «консервативной революции» пришел к выводу, что именно «нация» была той единственной ценностью, объединявшей представителей этого движения. Он предложил отказаться от несостоятельного, по его мнению, термина «консервативная революция» и заменить его на термин «новый национализм». М. Хиетала выявила различия в «новом национализме» Э. Юнгера и других представителей «ново-националистического» направления. Ключевыми словами юнгеровского «нового национализма» являются «борьба», «вооружение», «военный опыт», «нация», «героизм», мистические и метафизические элементы, «надличностные силы», он направлен против «либерализма, капитализма и материализма», в то время как переменными его оппонентов являются «народ», «значительные личности», «Германия» и «немецкий». «Новый национализм» Э. Юнгера стоял под знаком его военного опыта и обращался к аудитории бывших фронтовиков. Однако ко времени создания концепции «тотальной мобилизации» и, в еще большей мере, в эссе «Рабочий», «нация» как ценность теряет свои позиции, уступая их «планетарному» распространению государства Рабочих. Задача нации не в том, чтобы следовать своим устремлениям, а в том, чтобы быть репрезентантом гештальта Рабочего.
Э. Юнгер считал, что идеи разума, прогресса и индивидуализма не были интернализованы его согражданами: «Нет, немец не был добрым бюргером, и менее всего там, где он был наиболее силен. Повсюду, где мысль была наиболее глубокой и смелой, чувство - наиболее живым, битва - наиболее беспощадной, нельзя не заметить бунта против ценностей, которые вздымал на своем щите разум, громко заявлявший о своей независимости». Фронтовики - первое поколение, осознавшее фальшивость бюргерских ценностей, приблизившееся во время войны к очертаниям нового мира: «Мы настоящие, истинные и беспощадные враги бюргера, и потому его разложение радует нас. Мы - не бюргеры, мы сыновья войн и гражданских войн, и только после того, как это представление кругов, вращающихся в пустоте, закончится, сможет высвободиться то, что есть в нас от природы, от элементарных сил, от настоящей дикости, от праязыка, от способности к продолжению рода кровью и семенем. Только тогда будет предоставлена возможность развития новых форм». Именно в них Э. Юнгер видел «резервуар воинственной энергии».
Современность определяется Э. Юнгером как этап перехода от эры бюргера к эре Рабочего. Смене эпох предшествует разрушение фундамента, на котором покоится система бюргерских ценностей. Бюргерскую картину мира должна заменить предложенная Э. Юнгером в его эссе картина мира «героического реализма»: «Сознание этого порождает новое отношение к человеку, более жаркую любовь и более ужасную жестокость. Становится возможной ликующая анархии, сочетающаяся в то же время со строжайшим порядком, - это зрелище уже проступает в великих битвах и гигантских городах, картины которых знаменуют начало нашего столетия. Мотор в этом смысле - не властитель, а символ нашего времени, эмблема власти, для которой взрывная сила и точность не противоположны друг другу. Он - игрушка в руках тех смельчаков, которым нипочем взлететь на воздух и усмотреть в этом акте еще одно подтверждение наличного порядку. Из этой позиции, которая не по силам ни идеализму, ни материализму, но должна быть понята как героический реализм, проистекает та степень наступательной силы, в которой мы нуждаемся».
Первая ценность бюргера - уверенность в своей безопасности и в завтрашнем дне - рассыпалась в прах во время войны: «Стремление бюргера герметично изолировать жизненное пространство от вторжения стихийных сил является особо удачным выражением изначального стремления к безопасности, прослеживаемого повсюду - в истории природы, в истории духа и даже в каждой отдельной жизни. [...] Начало мировой войны проводит красным широкую итоговую черту под этой эпохой». Бюргерское стремление к безопасности выражается в буржуазном рационализме, который стремиться к тому, чтобы сделать мир управляемым, и, наоборот, все, что не вписывается в эту инструментальную логику, вытеснить как иррациональное и бессмысленное за рамки своего мира: «Напротив, идеальное состояние безопасности, к которому устремлен прогресс, состоит в мировом господстве бюргерского разума, которое призвано не только уменьшить источники опасности, но, в конце концов, и привести к их исчезновению. Действие, благодаря которому это происходит, состоит как раз в том, что опасное предстает в лучах разума как бессмысленное и тем самым утрачивает свое притязание на действительность». Такая защищенность имеет неизбежным следствием ограничение индивидуальных возможностей человека, ограничение свободного развития его личности. Защищенность и стремление обезопасить свое существование не относятся к героическим ценностям. Обезопасив свое существование от вторжения элементарных сил, бюргер теряет связь с реальностью. Реальность же, которую следует осознать, в том, что «стихийное», «опасное», «элементарные силы» всегда налицо.
Для бюргера, стремящегося обезопасить себя, высшей ценностью является мир. В этом Э. Юнгер видел противоречие: стремление жить мирно не мешает многочисленным войнам, не помешало оно и самой страшной и кровопролитной войне - первой мировой. Г. Лозе указывает на то, что формированию таких представлений Э. Юнгера способствовал его однобокий взгляд на «неге- роическую фигуру бюргера»: бюргер вовсе не в такой мере стремится обезопасить себя, как предполагает Э. Юнгер. В качестве доказательства обратного, исследователь приводит очевидные примеры: освоение мира, революции, войны, дух предпринимательства, неразрывно связанный с постоянным риском и др. Г. Лозе, однако, считает, что для Э. Юнгера эти примеры не важны, так как они не свидетельствуют о том, что бюргер обладает настоящей волей к власти ради самой власти. Как только власть становится самоцелью, бюргер перестает быть сами собой.
Конец бюргерской эпохе безопасности приходит с наступлением первой мировой войны: «В приветствующем ее [первую мировую - примеч. мое] ликовании добровольцев заключено больше, чем только спасение для сердец, которым за одну ночь открывается новая более опасная жизнь. В нем одновременно скрыт революционный протест против старых оценок, действенность которых безвозвратно утрачена. Отныне в поток мыслей, чувств и фактов вливается новая, стихийная окраска. Отпала необходимость вновь заниматься переоценкой ценностей - довольно и того, чтобы видеть новое и участвовать в нем».
Э. Юнгер отвергал основу гуманистического мировоззрения - представление о человеке как о высшей ценности. Необходимым условием свободного развития человеческой индивидуальности является свобода. Автор трактовал свободу как «способность осознать необходимость и способствовать осуществ-лению необходимого»: «Поэтому мир всякий раз оказывается потрясен в своих устоях, когда немец узнает, в чем состоит необходимое». «Свобода индивида возрастает соразмерно его пониманию своей ответственности перед государством». Индивида в его многообразии заменяет униформированный тип «Рабочего». Частичное восстановление индивидуальной автономии возможно за счет иерархиизации отношений - масса делится на ведущих и ведомых. Прообразом типа «рабочего» был воин, прообразом сообщества типов был воинский порядок. «Сын аптекаря Эрнст Юнгер превращается в харизматическую фигуру - фюрера и отца солдат, вокруг которого собираются его подчиненные в минуту опасности». Личность на войне как таковая перестает играть значительную роль, сталкиваясь с механичностью военной машинерии. В особенности грандиозные сражения способствуют переходу в надличностную область. На войне индивидуальная автономия возможна для Э. Юнгера только в поединке один на один, в уничтожении противника, и культ насилия подкрепляется идеологией социал-дарвинизма: «Два существа находятся между собой в извечных отношениях - в борьбе за существование. В этой борьбе слабейший должен погибнуть, а победитель, крепче сжимая оружие в руке, переступит через тело побежденного, дальше в жизнь и борьбу». Как писал исследователь творчества Э. Юнгера А. Каес, «самой очевидной жертвой первой мировой войны» стала концепция автономного субъекта, порождение либеральной эпохи, чья «система ценностей и идеология была сметена динамикой века машин». В эру тотальной мобилизации автономия недопустима нигде.
Всеобщее равенство, провозглашенное Великой Французской революцией, трансформировано Э. Юнгером в равенство слуг перед одним господином - государством. «Равенство перед государством соответствует воинскому равенству. Войско - это сообщество, все члены которого объединены выполнением воинского долга». В таком государстве вся власть - и военная, и экономическая - сосредоточена в одних руках и нацелена на выполнение одной задачи - вооружения и ведения войны.
Структура государства по Э. Юнгеру должна быть идентична войсковой. Именно в том, чтобы было достигнуто максимально возможное подобие государства войску, Э. Юнгер, по мнению Г. Лозе, видел свою политическую задачу.
Таким образом, в ходе войны, а также последовавших за ней тяжелых социальных потрясений крушение ценностей Просвещения стало очевидным. Э. Юнгер не был единственным, кто заметил это. В 1920-х - начале 1930-х гг. для многих стало очевидно, что происходила смена эпох, и мир XIX века ушел безвозвратно. «Когда в 1931 году отрекся от престола король Испании и была провозглашена либеральная парламентская республика, Муссолини сказал, что это «возвращение к масляным светильникам в эру электричества». Либеральная парламентская республика, как и другие индикаторы гуманистического мира, стали принадлежностью прошлого. 1920-1930-е гг. характеризуются попытками создать концепцию нового человека как части надиндивидуального коллектива. Они предпринимались как левыми (например, Б.Брехт, Й. Бехер и др.), так и правыми интеллектуалами. И середина, так называемые «VernunftsrepublikaneD> (демократы по выбору), не были привержены идее свободного индивидуума настолько, чтобы не поддержать создание президиальных кабинетов, которые по мнению К.Д. Брахера, привели Германию к авторитарной системе331. Идея «общности» в Германии превалировала над идеей «общества». Буржуазному обществу, руководствовавшемуся модернистской метанаррациеи, пришла пора смениться на рабочую общность, чьи ценности претендовали на тотальность в не меньшей степени, чем идеалы Просвещения.
Прогрессу и демократии - ценностям англо-французской «цивилизации» - Э. Юнгер противопоставлял нацию как репрезентанта гештальта рабочего - высшую ценность немецкой «культуры». Картина, в которой доминировали разум и рациональность, а, значит, мир безопасности, сменилась в представлении автора вулканическим ландшафтом, «опасное» вошло в пределы частной жизни. Индивидуум слишком хрупок, чтобы совладать с разрушительным процессом смены старых новыми ценностями. Личность должна уступить тотальности рабочего процесса. Достоинство человека новой эпохи состоит в его заменимости, его функциональности. Такая потребность в типизации является рефлексией и социального атомимза и разобщенности как одного из последствий радикальной модернизации. «Героический реализм» по Э. Юнгеру - это воля не только осознать тенденции времени, но принять и возглавить движение к новому. Однако ценностям нового мира в изображении Э. Юнгера присуща размытость контуров. Они - лишь преемники идеалов уходящей эпохи. Им присуща некая несамостоятельность, отсутствие субстанции. Идеалы рабочей эпохи, кроме очевидного стремления к омнипотентности и функциональности, выстроены как отрицание модернистских идеалов. юнгер тотальный мобилизация познание гештальт Раздел.2. Формы познания нового мира
Мир «Рабочего», мир гештальтов не может быть познан традиционными средствами. Э. Юнгер предложил новые инструменты познания. В их основу был положено зрение, основанное на вере. По утверждению некоторых исследователей творчества автора, он был «первым, кто исследовал связь между технологией ведения войны и новой технологией перцепции». Зрение как орган познания действительности приобрело особую ценность во время первой мировой войны. Переживание войны, ее самый первый день сформировали перспективу Юнгера, его оптику: «Наш первый день на войне не мог не пройти, не оставив о себе решающего впечатления.... Война выпустила когти и сбросила маску уюта. Это было так загадочно, так безлично.... Тяжелая железная дверь портала была искромсана и изрешечена осколками, тумба обрызгана кровью. Я чувствовал, что глаза мои как магнитом притягивает к этому зрелищу; глубокая перемена совершалась во мне». Основным органом чувств на войне стал слух. Земля, вздыбленная разрывами снарядов, газовые атаки, постоянное нахождение в окопе - все это обостряло слух. Попав на свое первое сражение, Э. Юнгер чувствовал себя обеспокоенным и озадаченным, не видя врага и оставаясь невидим сам: «Механизму сражения я противостоял еще как новичок, как рекрут, - волеизъявления битвы казались мне странными и неслаженными, как события на другой планете. При этом страха как такового у меня не было; чувствуя себя невидимкой, я не мог представить, чтобы в меня мог кто-то целиться и попасть». Сойтись в бою лицом к лицу с врагом - «таинственным, коварным существом где-то там» было редкостью: «Битва при Лез-Эспарже была для меня первой. И была она не такою, какой я ее себе представлял. Я участвовал в крупных боевых действиях, ни разу не встретившись ни с одним противником. И только много позже я пережил столкновение, кульминацию боя, когда атакующие войска появились прямо на открытом пространстве, на несколько решительных, смертельных мгновений нарушив хаотическую безвидность поля битвы». Увидеть наконец перед собой врага воочию было облегчением. Лишившись зрения на короткий момент, солдату становится особенно жутко: «Со слезящимися глазами, спотыкаясь, я побрел к Вокскому лесу, где, ничего не видя из-за запотевших стекол противогаза, метался от одной воронки к другой. Эта ночь из-за неоглядности и неуютности своих пространств показалась мне особенно жуткой. Когда во тьме натыкаешься на часовых или на отбившихся от своей части солдат, возникает леденящее душу чувство, будто общаешься не с людьми, а бесами. Бродишь, как по огромному плато по ту сторону привычного мира». От ближайшего окружения Э. Юнгера не укрылось то значение, которое автор придавал зрению. Его называли «Augenmensch». Э. Никиш вспоминал, что как-то в разговоре, который состоялся в берлинский период Э. Юнгера, во время которого обсуждалось, что вызывает наибольший страх у присутствующих, автор сказал, что при мысли, что он может быть лишен глаз, его пронизывает ужас339.
Солдат на этой войне масс и машин не понимал общего замысла битвы. Повествуя о действиях своей роты в сражении под Лангемарком, Э. Юнгер заметил: «Странно было узнать, что наши путаные действия той мрачной ночью приобрели всемирно-исторический смысл. Мы немало поспособствовали тому, чтобы начатое наступление мощных сил было остановлено». Редко кому удавалось обозреть и свое местонахождение, часто, заблудившись в лабиринте окопов, солдаты оказывались на стороне врага. Основные перемещения войск производились ночью, так как при свете дня они становились отличной мишенью для вражеской артиллерии. Летчики были единственным родом войск, имевшим обзор над полем боя, поэтому они были предметом зависти «окопных крыс». Для того, чтобы хоть как-то получать общую картину театра боевых действий, были оборудованы пункты наблюдения, оборудованные стереотрубой. Будучи легко ранен, Э. Юнгер на какое-то время получил должность офицера-наблюдателя. Из этого пункта он как «некий выдвинутый вперед орган чувств командования» спокойно наблюдал за происходящим, обретя, наконец, вожделенную перспективу. Вероятно, именно этот опыт повлиял на выбор автором так называемой стереоскопической оптики, позволяющее получить объемное изображение наблюдаемого. Говоря о юнгеровской «дикции», Э. фон Заломон заметил, что ее особенность состоит в характерном соединении двух ипостасей Э. Юнгера: воина и исследователя природы. Однако, будучи осведомленным о том, что Э. Юнгер всю войну прослужил в пехотных войсках, Э. фон Заломон сравнил его способ видения именно с перспективой летчика: «Я считал, что понял, что этот человек, воспряв посреди стальных гроз к осознанию мира, возвысившись над ними силой разума, скоро обрел ту точку, с которой смог наблюдать поле боя, на котором было задействовано в тот момент его тело, как летчик, которому с большой высоты кровавое происходящее представляется бессмысленным копошением почти неразличимых точек, микроскопически малых живых существ, строящихся в колонны, стремящихся во все стороны и обращающих внимание на тех, кто по воле каких-то высших сил остаются лежать на месте недвижимыми». Как писал Э. Лид, «у летчика были глаза, отобранные у солдата на передовой». Острота зрения, сверхъестественная способность углядеть то, что другим не под силу, усиливается за счет применения механических предметов. Увеличительное стекло, стереоскопическая труба, фотографический аппарат и другие оптические средства. Все эти средства помогают овладеть ускользающим моментом. «Во времени, в котором темп жизни возрастает каждую минуту», не осталось места для привычного рационалистическому веку размышления. Время ускорилось, модернизация повлекла за собой динамизацию, постоянную изменчивость жизни. Наблюдение, созерцание объектов, превалировавшее в разумную эпоху, перестало быть адекватным в эпоху быстротечности. Как писал А.Я. Гуревич, «современный человек - «торопящийся человек», его сознание определяется отношением ко времени. Время порабощает человека, вся его жизнь развертывается sub specie temporis. Сложился своего рода «культ времени». Самое соперничество между социальными системами теперь понимается как соревнование во времени: кто выиграет в темпах развития, на кого «работает» время? Циферблат со спешащей секундной стрелкой вполне мог бы стать символом нашей цивилизации». В предисловии к первому изданию «Рабочего» Э. Юнгер писал: «Замысел этой книги состоит в том, чтобы по ту сторону теорий, по ту сторону партий, по ту сторону предрассудков показать гештальт рабочего как действенную величину, которая уже со всей мощью вмешалась в историю и повелительно определяет формы изменившегося мира. Так как здесь дело идет не столько о новых мыслях или новой системе, сколько о новой действительности, все зависит от точности описания, которая требует взгляда, наделенного полной и беспристрастной зрительной силой»346. Это дало Р. Берману повод назвать эту книгу «проектом визуализации, который должен быть осуществлен при помощи письма. Солдат с горящим взглядом, устремленный вперед, - противоположность бюргеру, смотрящему на мир сквозь очки. Наблюдающая функция глаза становится активной, нападающей. «Сражения мировой войны имели и свои великие мгновении. Это знает каждый, кто видел этих властителей окопа с суровыми, решительными лицами, отчаянно храбрых, передвигающихся гибкими и упругими прыжками, с острым и кровожадным взглядом, - героев, не числящихся в списках».
Э. Никиш видел в зрительном способе восприятия действительности, характерной для Э. Юнгера, подтверждение его неангажированности и отстраненности от происходящего: «Юнгер хочет видеть, хочет вобрать в себя видимую им картину так, чтобы она осталась неискаженной влиянием чувств, не-приукрашенной или необезображенной ими. По этой причине Э. Юнгер избегает личного вовлечения в какое-либо дело. Кто непосредственно вовлечен, не может более видеть объективно, он служит. Он относится к этому делу с симпатией. Он думает исходя из того, что делает, он предпочитает свое дело всему остальному, он - на его стороне. Как раз этого Юнгер старается не допустить. Этим объясняется его позиция беспристрастного наблюдателя как по отношению к вещам, так и к людям». Такое холодное, беспристрастное наблюдение позволило Р. Грюнтеру отнести Э. Юнгера к типу денди, который смотрит на мир как на представление, его по большому счету не касающееся. Насколько поза денди пригодна для описания юнгеровского способа восприятия, настолько же недостаточна она для описания юнгеровской философии в целом. Несмотря на то, что денди отрицает буржуазное общество жестом эксцентричного аристократа - аутсайдера, практикуя тем самым форму повседневной эстетической оппозиции, он, тем не менее, остается пусть и самой экзотичной, но все же частью этого общества. «Его (денди) аристократичной позе недостает деструктивной остроты и агрессивности, способной поставить под вопрос буржуазную культуру, внутри которой он существует». Поколению Э. Юнгера, конституирующим переживанием которого была первая мировая война, свойственна гораздо более радикальная оппозиция по отношению к своему обществу. Разум, дезавуировавший себя в процессе войны, заменяется на веру, на «внутреннее переживание», на «Verinnerlichung». Вера в разумность человека, составлявшая основной столп Просвещения, ставится Э. Юнгером под сомнение. Многие его современники разделяли с ним если не само сомнение, то понимание того, что разум перестал быть, как провозгласил Декарт, единственным судьей в вопросах истины, «устои «разумности» пошатнулись. X. Ортега-и-Гассет писал в 1934 г.: «И вероятно, нет у нашего времени более неотложной задачи, чем разобраться в вопросе о роли интеллектуально начала в жизни. Бывают эпохи смятения умов. Наша эпоха как раз из таких». На загадочную и ужасную реальность битвы материала, на воплощенный ужас, испытываемый перед лицом смерти, на невозможность постичь происходящее рациональным образом Э. Юнгер отзывается в себе созиданием воображаемого мира. Иными словами, он на время уходит от реальности в свой внутренний мир и живет в нем, живет в своем воображении, внутри себя обретает необходимый для продолжения существования смысл событий. Этот уход в себя, уход от реальности рождает специфическое видение: он смотрит на реальность, «словно с помощью оптического прибора, смотрит из глубин своего внутреннего мира». Позднее, в трактате «О боли» Юнгер дал описание того, как, с его точки зрения, следует изображать такие события, как война, боль, сопряженная с ней: «Если все же проявить хладнокровие, подобающее анализу этого предмета, и посмотреть взглядом врача или зрителя, который с ярусов цирка наблюдает, как проливается кровь чужих бойцов...». По Э. Юнгеру, обнаружить подлинное значение вещей можно, только сорвав «обманчивую маску разума». Устранив fallaciae opticae, можно увидеть, что даже такие основанные на разумном начале явления, как прогресс, - это явления культового свойства: «И кому придёт в голову сомневаться, что прогресс - это большая народная церковь 19-го столетия, - единственная церковь, которая пользуется действительным авторитетом и некритичной верой?» Идея fallaciae opticae, непосредственно увязанная с концепцией «стереоскопического взгляда», заставляет усомниться в том, что было осознано подлинное значение такого явления как «прогресс». Возможно, говорит Э. Юнгер, настоящий прогресс еще не имел места, имел место только самообман. Если прогресс действительно состоялся, то как стало возможным то, что человек в ходе войны вернулся к архаическому состоянию? По убеждению Юнгера, человек остается все тем же, меняются лишь инструменты. Человек способен регрессировать при малейшей возможности, как показала война, грань, отделяющая его от пропасти очень тонка. Вера в прогресс - это самообман, иллюзия, лесть человеческому роду. М. Гросхейм проницательно отмечает по этому поводу, что «падение привычного порядка возможно в любой момент. Поэтому опасность представляется Юнгеру «другой стороной» порядка». Э. Юнгер, пытаясь доказать очевидность созданной им новой картины мира, вынужден апеллировать к рассудку. Однако, пуская в ход весь арсенал рациональности, который сухими аргументами и схемами пытается ухватить суть дикой, необузданной жизни, он стремился показать его несостоятельность. Пытаясь разрешить это противоречие, автор создает «органические» понятия, не предустанавливаемые a priori, а растущие и развивающиеся в процессе повествования. Так он старается избежать финальной однозначности «Begriff» -«понятия», переходя к символичности многозначного и открытого «Begreifen» -«понимания». Его понятия активны. Это средства нападения. Выбрав для своих теоретических изысканий форму эссе, Э. Юнгер пытался избежать гнета объективности и систематичности. Он считал эту форму оптимальной, так как «метод рассмотрения мира должен быть научным, однако должен давать необходимую свободу движения в различных системах, не обращая внимания на неприязнь ученого к самому научному рассмотрению». Постулируя, что «Рабочий» - это диагноз современности, предпринимающий всеобъемлющий анализ общественного кризиса, Э. Юнгер не стремился к созданию последовательной, понятийно закрепленной общественной теории. Он не пытался опровергнуть социалистические, либеральные или марксистские теории, так как считал их исходным пунктом экономические основания. Он ввел понятие «качественного переворота»: «Сегодня мы чувствуем возможность наступления нового, более богатого, глубокого и разнообразного мира. Для того, чтобы претворить эту возможность в реальность, требуется нечто большее, чем борьба за свободу, сама по себе подразумевающая факт эксплуатации». Те, кому суждено приблизить наступление качественно иного мира, должны обладать духовностью. Экономические предпосылки «переворота» не оспариваются, а просто заменяются на феноменологический аспект, который составляет основу теории гештальта «Рабочего». Революцию, цель которой состоит в изменении и улучшении материального существования, Э. Юнгер описал следующим образом: «...не революция, а бунт, без всякой идеи, голодное и трусливое отродье, скоты - одно слово...». «Переворот», совершить который по замыслу Э. Юнгера предстоит рабочему, произойдет из-за «различия в ранге между рабочим и бюргером»: «Рабочий относится к тем элементарным силам, о существовании которых никогда даже не подозревал бюргер». Понятие «элементарного» не связано с социальными характеристиками: «Человек элементарен постольку, поскольку он естественен, а естественен до тех пор, пока является демоническим существом». Э. Юнгер использовал в политической дискуссии неполитические аргументы. Его «несоциологический» подход - это разрыв с XIX веком, с буржуазным, нефеноменологическим видением мира. «Элементарный» протест направлен на непосредственное настоящее, на «здесь и сейчас». В этой фразе Э. Юнгер обосновал децизионистскую позицию. «Здесь и сейчас» - вот контекст и единственный критерий «качественного переворота»: «Движение руки, которым человек разворачивает газету, и то, как он просматривает ее, более показательно, чем все передовицы мира. Ничто не может быть более поучительным, чем провести полчаса на обычном уличном перекрестке». Что именно поучительного можно обнаружить в этом действии, Э. Юнгер не объяснил. Так на месте рациональных аргументов появилась тайна. Э. Юнгер стремился приблизить нечто качественно иное, некую «другую» действительность. Как писал А. Штайль, «Рабочий» отражает общественные феномены в метафорах, а не в понятийном анализе причин и следствий. «Рабочий» - это выраженный в сгустках картин общественный опыт Э. Юнгера. Автор стремился не к политическому, а скорее, к педагогическому влиянию своего трактата. Как уже говорилось выше, основной целевой группой его произведений, по его мнению, была молодежь. Отсюда выбор методики доклада в «Рабочем». С одной стороны, Э. Юнгер претендовал на то, чтобы дать «магический ключ» к объяснению хаотических и разрозненных кризисных процессов, происходящих в обществе, а, с другой стороны, он ставил себя в центр повествования. Ему как проницательному наблюдателю ведомо, что происходит на самом деле, так как «все зависит от точности описания, которая требует взгляда, наделенного полной и беспристрастной зрительной силой». Метод Юнгера А. Штайль называет физиогномическим, перенятым из области эстетики и категориальной систем философии жизни. Предпосылка этого метода - суть вещей скрыта в их внешнем проявлении, и может быть открыта благодаря точному наблюдению и интерпретации их «гештальта». Признать правоту автора - значит причаститься тайны, скрытой под покровом реальности. За счет причастности к узкому кругу посвященных происходит восстановление утерянной в послевоенной мире общности. Читатель также интегрируется в этот орден. Концепцию гештальта Э. Юнгер назвал «неизменным ядром» «Рабочего». Отказавшись от культа разума, автор ставит на его место культ гештальта. Разум теряет универсальную способность описывать мир, акцент делается на «дискурсивную невыразимость дорефлексивного опыта». Гештальт - замена аналитического расчленения на синтезирующую силу. Суть и проявление вещей представляют собой единство - гештальт. Феномены скрыты в кодах и знаках, и только внимательный наблюдатель способен расшифровать, раскодировать их. Разрозненные социальные явления становятся звеньями одной цепи, в них усматривается закономерность. Такой способ наблюдения направлен на то, чтобы увидеть признаки глубокого кризиса и заката мира бюргера. За этой картиной увядания скрывается новый, нарождающийся мир, пока скрытый порядок и ждущее свой череды бытие. Так, разрозненные общественные процессы подводятся под гештальт: Униформизация общественной жизни понимается как смена буржуазного индивидуума типом рабочего; Технизация повседневного существования - «техника - это способ, при помощи которого гештальт рабочего мобилизует мир»; Доминирование героев и воинов, вторжение элементарных сил в пространство бюргера также связано с Рабочим. Гештальт также позволяет разглядеть закономерность процесса разложения общества, из праха которого должно появится новое общество Рабочих. Процесс кризиса буржуазного общества сопровождается уничтожением индивидуума. Новому типу Рабочих не присуща индивидуальность бюргерской эпохи, в них главное - типичность, однородность, существование под единой маской. Это - тип, который «есть не что иное, как отпечаток, оттиск, который накладывает на человечество герой новой эпохи, «гештальт рабочего»«369. «Иерархия в царстве гештальта определяется не законом причины и следствия, а законом иного рода - законом печати и оттиска; и мы увидим, что в эпоху, в которую мы вступаем, очертания пространства, времени и человека сводятся к одному-единственному гештальту, а именно, к гештальту Рабочего».
Метод гештальтов продолжает традицию философского иррационализма. Концепция гештальтов Э. Юнгера стоит в одном ряду с вышедшей в 1908 году книгой Ж. Сореля «Размышления о насилии» («Reflexions sur la violence»). Ж. Сорель отвергал диалектику как философский метод. Его метод - это прагматизм Джеймса и интуиция Бергсона. Из социологии своего времени он перенял мысль об иррациональности массовых движений и концепцию элит В. Парето. Книга Ж. Сореля представляет собой анализ всеобщей забастовки. Ж. Сорель подчеркивал, что сила пролетариата имеет совсем другое исторические значение, чем то, которое ей приписывают поверхностные ученые и политики; внутри полностью разрушенных государственных институтов и обычаев остается нечто обладающее властью, целое и невредимое - то, что составляет душу революционного пролетариата. Эта душа не подвергается моральному разложению: рабочие способны противостоять порочным буржуа, действуя с необходимой жестокостью. Ж. Сорель полагал, что социалистическое, народное движение прочно связано с появлением легенд, а затем и политических мифов: «Что осталось от империи? - Ода ее великой армии. Что останется от социалистического движения? - Героическая песнь о забастовке». Он считал, что всеобщая забастовка по своей сути является судным днем. Социальный миф всеобщей забастовки основан на массовом ожидании катастрофы, он схож с апокалипсическими представлениями. Единственным критерием мифа он называл «возможность его применения как средства воздействия на настоящее». Всеобщая забастовка - это «определяющий миф социализма: это ряд картин, которые в состоянии подсознательно вызывать настроения, схожие с объявлением войны, которую социализм ведет с современным обществом». Дьердь Лукач считал, что иррационализм Бергсона приобрел в интерпретации Ж. Сореля «акцент утопии совершенного отчаяния»: «Именно в сорелев-ской концепции мифа абстрактная бессодержательность проявляется в полной мере; Сорель с самого начала бесповоротно отрицает любую политику, ему безразличны цели и средства некой конкретной забастовки: иррациональная интуиция и созданный ей, абсолютно лишенный содержания миф стоит в стороне от реалий общества, это просто экстатический прыжок в никуда». Именно в этом состоит привлекательность мифа Ж. Сореля - важно не то, чем восхищаться и за чем следовать, т.е. важно не содержание, а само восхищение. Та же самая бессодержательность, «полая» форма присутствует и в «Рабочем». Именно она дала повод говорить о протофашизме Юнгера, так как его труд, который кроме утопических футурологических видений полон энтузиазма и призыва, дает возможность подкрепить этот энтузиазм, которого жаждут массы, любым содержанием, так же как Муссолини в свое время превратил соре-левское видение мифа в фашистскую мифологию. Исходя из того, что Ж. Сорель придал политическому понятию всеобщей забастовки значение мифа, состоящего «из ряда картин», можно сделать вывод о его влиянии на трактат Э. Юнгера «Рабочий». «Рабочий» - типичная реализация мифа в понимании Ж. Сореля. Но Ж. Сорель был не единственным автором из оказавших влияние на творчество Э. Юнгера, кто выразил свое отношение к эпохе через миф. Так поступал и Ф. Ницше, которому Ж. Сорель многим обязан. Э. Юнгера интересует не столько идеологическое обоснование борьбы против буржуазного порядка, сколько разрушающий этот порядок «неудержимый поток элементарных сил», который получает обозначение «анархии». По Э. Юнгеру, сфера «власти» и сфера «смерти» противостоят понятию «буржуазной индивидуальности», которая поэтому обречена на поражение. Несмотря на отрицание любой традиционной терминологии, в «Авантюрном сердце» и в «Рабочем» постоянно используется, причем в позитивном смысле, такое политическое понятие как «анархизм». Э. Юнгера часто называют «консервативным анархистом». Э. Юнгер использует термин «анархизм» для обозначения «другой», противоположной социализму и коммунизму, перспективы «Авантюрного сердца», то есть, в данном случае, анархизм играет вспомогательную роль. Небезынтересно то, что Юнгер разрабатывает свое понимание «анархии», интерпретируя Де Сада: подобно ему «анархист, одинокий демон, бросает вызов закону». Не интерпретируя с точки зрения социологии, не объясняя рационально, что он подразумевает под «анархизмом», Э. Юнгер вынужден прибегнуть к единственному оставшемуся средству - к поэтической метафоре. Анархизм - это тоска «по иному». Разочарование объективным миром приводит к радикальной субъективности. Фрагменты, посвященные анархизму, изъяты из второй редакции «Авантюрного сердца», несмотря на то, что появились внешние, социо-экономические предпосылки. Но в том то и дело, что Юнгер избегает «актуальности». Его «политический «анархизм своим существованием обязан сфере воображаемого. «Анархизм» интересует Юнгера в той степени, в которой он является условным наименованием для радикального субъективизма, выступающего против традиционного порядка. Анархист действует в той области, где «расположено начало всех начал, магическая точка отсчета, которую мы все пересечем. За ее гранью есть все и ничего». Но «анархизм» Э. Юнгера - не есть величина созерцательного порядка. Хотя не заданы никакие конкретные социальные или политические цели, все же дается указание на разрушение существующего порядка: «Каждый, кто полностью уничтожил общество в самом себе, может перейти к уничтожению внешних основ этого общества. Но если он презирает такую форму борьбы, то в дали, на лоне первобытных ландшафтов его воля станет абсолютной инстанцией или, возможно, что он предпочтет быть мечтателем и философом в уединении городской квартиры». Если объединить тягу к уничтожению и «уединенность», герметизм, то можно прийти к выводу о сходстве Юнгера с уже упоминавшемся выше типом литературного аутсайдера и денди, описанного Г. Брохом в работе «Гофман-сталь и его время»: «Новый язык и новые символы порождаются тем самым новым человеком, который заявил о себе в искусстве XIX века. Казалось бы ограниченная только областью искусства и потому безобидная революция духовного выражения на самом деле была симптомом мировых потрясений...». Г. Брох говорит о XX столетии, как о столетии «абсолютной анархии, атавизма и насилия». Он пишет свою работу тогда, когда это время уже наступило, поэтому для него понятие «анархизм» негативно. Таким же оно станет и для Э. Юнгера 1930-х гг. Но в конце 1920-х «акт насилия» еще не связан с его фашистской реализацией. Самореализация анархиста возможна не только в разрушении, но и в уединении, «в дали, на лоне первобытных ландшафтов». Для Юнгера таким «первобытным ландшафтом», конечно же, была Африка: «Африка, она была для меня роскошной анархией жизни, в своих самых диких проявлениях исполненной глубокого, трагического порядка, по которому так тоскует юный человек». В этом определении концепция анархизма демонстрирует свое эстетическое происхождение: «Африка была для меня воплощением дикого и первобытного, единственно возможной ареной той жизни, которую я мыслил для себя». В описании Африки как олицетворения «анархии» развивается и пессимистический мотив: Африка как утопия, боязнь утраты необходимого для существования горизонта: «Знать, что есть еще места, где не ступала нога человека, наполняла меня глубоким счастьем. Они могут делать с Германией все, что захотят, истребить последнего зверя, вспахать все пустоши, на каждой горной вершине поставить по столбу - но Африку пусть оставят в покое. Должна же остаться на свете хоть какая-то земля, передвигаясь по которой не наткнешься на каменную казарму или на запрещающую табличку...». Африка обладает «невиданной, магической перспективой, обещанием счастья». Таким образом, понятие «анархии» проясняется. «Анархия» - это приобретение экстремального субъективного опыта, «по ту сторону» цивилизации. «Анархистом» в том смысле, в котором это понимает Э. Юнгер, человек становится, приобретя опыт войны: «Лучшие силы поколения, прошедшего через пылающую пустыню войны, обладали и жаждой уничтожения, и магическим сознанием. Анархический зов сердца заставил их душу погрузиться в стихию беспокойства и опасности». В этом отрывке снова проглядывает характерное для Э. Юнгера противоречие vita activa и vita contemplativa: с одной стороны, он призывает к действию, к разрушению, с другой - советует обрести тихое пристанище в созерцании. Но и действие и созерцание являются работой «Я», противопоставляющего себя обществу. Однако это «Я» не стремится к осуществлению идеи свободы личности. Еще Михаил Александрович Бакунин, русский анархист, говорил: «Я не хочу быть мной, я хочу быть нами». Так и Э. Юнгер, автор проекта «тотальной мобилизации», писал: «(...) нет ни единого атома, который не работал бы, нам было написано на роду стать участниками этого стремительного процесса...» «Свобода» же заключается в «содействии необходимому». Некоторые увидят в этом «возврат к варварству», другие будут приветствовать. Но ни то, ни другое не важно по сравнению с тем, что «в мир вновь устремится новый, мощный поток элементарных сил». Эти силы имеют «форму анархии». Через год после выхода «Рабочего» анархист обрел свое «Я», свою идентичность: он растворился в потоке элементарных сил, в исторически реальном процессе разрушения. Картины «ужасного» перестали быть актуальны в качестве категории восприятия и приобрели оттенок фатальности. К началу войны, в 1939 году был опубликован роман «На мраморных утесах», в котором понятие «анархии» подверглось пересмотру. «Анархический» период подошел к концу. Уже на первых страницах романа Юнгер говорит о том, что закон перестал исполняться. Люди перестали верить в то, что виновные будут наказаны, а невиновные оправданы. Эту «правовую неуверенность» Юнгер называет «анархией». Она становится принадлежностью фашистской системы. Из двух возможностей остается только одна: герметизм. Таким образом «страсть к уничтожению» оказывается в рамке герметической, позднеромантической традиции. «Анархизм» Юнгера остался литературной метафорой, как таковой он не послужил для создания политической теории и, тем более, не имел пропагандистского действия: «И вновь уходишь от людей в покой библиотек, и там, «под готическими сводами», где в строгом порядке громоздятся тома из кожи, льна и пергамента, понимаешь, что основание нашего мира - духовно...». На последних страницах «Авантюрного сердца» Юнгер, обращаясь к читателю, дает объяснение своего «литературного анархизма»: «О ты, одинокий читатель, тоскующий по обществу героев! И ты когда-то будешь перелистывать самую захватывающую книгу на свете, книгу, написанную твоей собственной кровью, чтение которой называют воспоминанием». В конце книги Юнгер сделал читателя своим сообщником - «анархистом». Для этого не требуется политической теории или каких-то политических действий. Нужно лишь обратиться к самому себе и к своей фантазии. Только фантазия может обеспечить «чистую» агрессию, без проявлений в реальном мире; к своему собственному воображению никогда не потеряешь доверия. Таким образом, формы познания гуманистической эпохи не могут быть использованы для того, чтобы увидеть формы грядущих изменений. Мировоз-зрение модернизма реагирует на последствия «односторонней» буржуазной модернизации появлением новых познавательных форм. Стерескопическая оптика, объединяющая взгляд философа и окуляр зоолога, представляет собой реализацию сращения человека и механизма, к которому стремится рабочая эпоха. Такое зрение, способное вскрыть поверхностную оболочку явлений и разглядеть за ней лишь одному этому зрению явленную истину, является органом познания, сообразным эпохе ускорения времени. Как верно отметил А. Михайловский, «Юнгер ставит перед собой задачу освободить действительность от «шелухи представления. Стереоскопическое зрение дополняется «магическим», «позволяя не только описывать действительность в ее пластичности, но и синоптически обозревать внутренние символические взаимосвязи мира». «Символические взаимосвязи мира» или в терминологии самого Э. Юн-гера «бытие в совокупной и единой полноте его жизни» познается путем «видения гештальтов». Познание мира при помощи гештальтов лишено моральных, эстетических и научных оценок. Это познание имеет по существу анархический характер, оно направлено на отвержение «оценок освободившегося и ставшего самовластным духа», на разрушение «той воспитательной работы, которую провела с человеком бюргерская эпоха». Единичный человек оправдывается или осуждается в зависимости от его принадлежности к гештальту. Анархический порыв направлен на основательное разрушение бюргерских форм «духа», для того, чтобы освободить дорогу гештальтам «жизни». Результатом должен быть «коренной переворот, а не просто какая-то реакция, желающая отбросить мир на сто пятьдесят лет назад». Через год после создания «Рабочего» такой переворот произошел, хотя и не в том качестве, которое подразумевал автор.
Раздел З. «Тотальная мобилизация» как метанарратив модерна
В данном разделе ставится задача локализации проекта «тотальной мобилизации» в историческом времени модерна. Для этого предпринимается схематическое сравнение модерна и так называемого постмодерна с целью очертить переходный период, именуемый кризисом модерна или «рефлексивной модернизацией». Хронологические рамки и задачи исследования не предполагают тщательного рассмотрения постмодерна, необходимость такого анализа обусловлена невозможностью выделить переходный период от модерна к постмодерну, ограничившись лишь координатой модерна. К концу XIX в. в результате модернизационных эффектов предустановления модерна начали терять свою легитимность. Мораль, развитие которой происходит значительно медленнее внешних изменений, не смогла приспособиться к быстрым темпам общественных трансформаций. Произошел упадок того доверия, которое западный человек на протяжении последних веков питал к принципу всеобщего прогресса человечества. Развенчание идеи прогресса было связано с крахом иллюзий в возможность достижения совершенства в конце пути. Возникло ощущение «разъединенного времени», идущего от неожиданного эпизода к непредвиденному, угрожающего способности человека составить из отдельных фрагментов целостное повествование. Самая важная, по сути, конституирующая черта общества «принудительного и безумного развития», - уверенность: уверенность в себе, в других людях, в общественных институтах, - стала исчезать. Модерн был проектом, направленный на защиту от хаоса. Его строители были проникнуты порывом «начать сначала», создать искусственный порядок на месте осколков вневременного, когда-то самовоспроизводящегося, самоподдерживающегося, но уже более не жизнеспособного «естественного» порядка. Просвещение объявляло войну «опасности, проистекающей как из неоднозначности мыслей, так и из непредсказуемости действий». Пытаясь усмирить хаос, человек модерна променял часть своих шансов быть счастливым на определенные элементы безопасности. Счастье же проистекает из удовлетворения потребностей, прежде в значительной мере подавлявшихся. Т.е., счастье означает свободу: свободу действовать на уровне порыва, следовать своим желаниям. В поисках безопасности человек пожертвовал именно такой свободой, установив порядок. Эпоха модерна открыла путь в эру постоянной дисгармонии между желаниями и возможностями. По этой же причине она стала эпохой двойственности. И это сделало необходимой и неизбежной присущую модерну скептическую критику, уходящую корнями в гнетущее ощущение того, что вещи не таковы, какими кажется, а мир, уже представлявшийся нашим, лишен достаточных оснований, чтобы на него можно было опереться. Если средневековый индивид жил в обществе, не знающем сколько-нибудь развитого «отчуждения», в силу чего он обладал такой мерой цельности и нерасчлененности его собственной практики, то человек модерна утратил эти качества при переходе к более развитому и дифференцированному буржуазному обществу. Это мир, где все пережитые события становятся независимыми от человека, где все случается, происходит, но никто ни за что не ответственен. «Богооставленность» человека стала центральной темой художественных произведений, созданных на рубеже ХІХ-ХХ вв. Одной из центральных характеристик модерна была мобильность, понимая шире «подвижности» и интерпретируемая как текучесть, непостоянство, изменчивость. На протяжении модерна уровень мобильности постоянно возрастал. Повышение мобильности было вызвано прогрессирующим процессом индивидуализации человека, который «вырывает» его из привычных, традиционных социальных рамок и развитием техники. Мобильный человек познает социальную среду в динамике, в отсутствие устоявшихся и устойчивых взаимосвязей. Такой отрыв от корней повлек за собой потерю социальной ориентации и опоры, чувство неуверенности в окружающем и дефицит инструментов познания мира. Во многом, именно мобильность привела к «разгерметизации» одного из традиционных столпов модерна - национального государства. В результате так называемых «непредусмотренных последствий модернизации» субстанция модерна необратимо изменилась, что заставило говорить о наступлении некоего постмодерна. Доминирующей является тенденция датировки оформления постмодерна серединой 1950-х гг., когда было осознано, что вторая мировая война и связанные с ней события стали поворотным пунктом в разрушении тотального мировоззрения модерна. По мнению Ж.-Ф. Лиотара, основной характеристикой постмодерна является недоверие к метанарративу.... 3. Бауман, не поддержавший точку зрения о наступлении постмодерна, говорит о «растекающейся, подвижной, разделенной, разобщенной и дерегулированной версии» модерна, обозначая ее как «новый мировой беспорядок». У. Бек называет постмодерн «обществом риска», в котором хаос стал нормой жизни. Хаос перестал быть главным врагом рациональности, цивилизации, рациональной цивилизованности и цивилизованной рациональности; он уже не является воплощением сил тьмы и невежества, которые поклялась уничтожить эпоха модерна и сделала для этого все возможное. Мир в период постмодерна представляется сферой нестабильности, изменений, лишенных определенного направления, областью спонтанного и вечного экспериментирования с неопределенными и непредсказуемыми последствиями. С усилением глобализации и информатизации тотальность мировоззрения, присущая модерну, стала невозможна. Возникло ощущение «разъединенного времени», идущего от неожиданного эпизода к непредвиденному и угрожающего способности человека составить из отдельных фрагментов целостное повествование. Метанаррация модерна распалась на множество мини-метанарраций. Серьезным трансформациям подвергся институт государства. Как пишет Ж.-Ф. Лиотар, «экономическая «активизация» на современной фазе развития капитализма, поддерживаемая изменениями техники и технологий, сопровождается изменением функции государства: начиная с этого синдрома формируется образ общества, который обязывает серьезно пересмотреть подходы, представленные в качестве альтернативы. Короче говоря, функции регулирования, а значит и воспроизводства, уже являются и будут далее все более отчуждаться от управляющих и передаваться технике. [...] В этом контексте новым является то, что бывшие полюса притяжения, созданные национальными государствами, партиями, профессиями, институтами и историческими традициями, теряют свою привлекательность». В постмодерне произошло переистолкование гуманистической концепции индивидуума. Индивидуальность сменилась «индивидуализацией»: «Индивидуализация» сегодня означает нечто весьма отличное от того, что понималось под этим словом сто лет назад или чем представлялась она в ранние периоды Нового времени - в эпоху восторженного «освобождения» человека от плотно сплетенной сети всепроникающей зависимости, слежки и принуждения. У. Бек истолковал рождение индивидуализированного человека как один из аспектов непрерывной и продолжающееся, вынужденной и всепоглощающей модернизации. На протяжении модерна в европейской культуре идет постоянная борьба между традиционализмом и индивидуализмом, между «независимым достоинством особого индивидуального мнения, вкуса, дарования, образа жизни - одним словом, самоценностью отличия» и «наибольшей степенью включенности, нормативности, максимальной воплощенностью общепринятого - образцовостью». Независимость личности от внешнего мира означает, что отныне на нее ложится тяжкая личная ответственность за этот мир... Какой бы то ни был смысл, с тех пор, как «Бог умер», он вносится в мир личностью. Всякое «Я» ищет авторитетную позицию и обретает такую позицию в том, что выше «Меня». Ищущий обязан знать, что гарантий нет, что выбор - на полную его ответственность, что другие личности выбрали и выбирают иначе... На протяжении всего этого времени предпринимаются попытки преодолеть индивидуализм. Конец XIX - первая треть XX в. ознаменована особенно настойчивыми попытками преодолеть ценности Просвещения, отойти от индивидуума, очиститься от грехопадения: «Признаки разложения, распада - вот печать, которой подтверждается подлинность модерна; именно с помощью этих средств современность отчаянно отрицает замкнутость вечно неизменно; одним из ее инвариантом является взрыв». Вновь человек отдельный становится важен только постольку, поскольку он есть часть целого, поскольку он типичен. Главное качество индивида - способность к познанию - перестает быть ценностью. Ценным становится не познание жизни, но ее осознание и принятие. Историческая обстановка, и в особенности опыт первой мировой войны лишает индивидуума качеств, его конституирующих - поступать так, как он считает нужным, по совершенно свободному решению, обязательному лишь для этого Я. Война ставит перед человеком еще одну проблему, заставляющую его вступить в ментальный конфликт с самим собой, - невозможность найти смысл в происходящем. Значит, требуется переосмысление положения отдельного человека в мире и его сути: «Кто сегодня в Германии жаждет нового господства, тот обращает свой взор туда, где за работу взялось новое сознание свободы и ответственности». Каково же то «новое сознание свободы», которое предложил Э. Юнгер? - «Наиболее мощно наша свобода всюду открывается там, где есть сознание того, что она является ленным владением. [...] То качество, которое прежде всех остальных считают присущим немцу, а именно, порядок, - всегда будут ценить слишком низко, если не смогут усмотреть в нем отражение свободы в зеркале стали. [...] Все и вся подчинено ленному порядку, и вождь узнается по тому, что он есть первый слуга, первый солдат, первый рабочий. Поэтому как свобода, так и порядок соотносятся не с обществом, а с государством, и образцом всякой организации является организация войска, а не общественный договор. Поэтому состояния предельной силы мы достигает только тогда, когда перестаем сомневаться в отношении руководства и повиновения». Тотальная мобилизация, являющаяся необходимой предпосылкой возможности достижения мирового господства, предполагает урезание индивидуальной свободы - притязания, которое, по мнению Э. Юнгера, - «на самом деле, уже издавна вызывало сомнение». Проект тотальной мобилизации - это ответ Э. Юнгера на вызовы рефлексивной модернизации. «Как в XVIII в. устанавливающий свою автономию разум разоблачил сословные привилегии и религиозную картину мира, так во второй половине XIX в. был разоблачен сам разум и вместе с ним все здание буржуазного общества». Э. Юнгер видел свою эпоху как тенденцию, предвещающую наступление эпохи «Рабочего». Настоящее для него было переходной эпохой. Восприятие настоящего как переходной эпохи позволяет автору дать себе своего рода временную «передышку» и освободиться от пут ИСТОГО»рии. Э. Юнгер писал: «Одно из средств подготовки к новой, проникнутой большей отвагой жизни, состоит в отвержении оценок освободившегося и ставшего самовластным духа, в разрушении той воспитательной работы, которую провела с человеком бюргерская эпоха. Чтобы это был коренной переворот, а не просто какая-то реакция, желающая отбросить мир на сто пятьдесят лет назад, нужно пройти через эту школу. Ныне все зависит от воспитания таких людей, которые со свойственной отчаявшимся достоверностью сознают, что притязания абстрактной справедливости, свободного исследования, совести художника должны предстать перед более высокой инстанцией, нежели та, которую можно найти внутри мира бюргерской свободы. Если сначала это совершается в сфере мысли, то именно потому, что противника следует встретить на том поле, где он силен. Лучший ответ на измену, которую дух совершает по отношению к жизни, - это измена духа по отношению к «духу», и участие в этой подрывной работе входит в число возвышенных и жестоких наслаждений нашего времени». Акт нигилизма, которым должна быть побеждена бюргерская мораль, - это обращение духа против самого себя. Э. Юнгер отрицает общепринятые ценности, raison d"etre породившего его модерна. Таким образом, проект «тотальной мобилизации» Э. Юнгера представляет собой фундаменталистскую альтернативу модерну и заключается в попытке построения радикального, заостренного варианта выхода из кризиса ново-еропейской субъективности. Он несет типические черты проектов периода «рефлексивной модернизации» - аналитичность и универсальность. Этот проект претендует на то, чтобы стать фундаментом нового миропорядка и стремится заново оформить человеческую повседневность. Проект «тотальной мобилизации» - знак отхода Э. Юнгера от национал-революционной публицистики, круг тем которой ограничивался внутригерманской проблематикой. «Тотальная мобилизация» - ответ Юнгера на общеевропейский кризис модерна, тематизи-рующий признаки мировоззренческого и социального кризиса модерна и предлагающий свое, необходимым образом, утопическое решение модернизации модерна. Глобальность (планетарное распространение) предложенного проекта, выход размышления за пределы национального государства являются признаком близящегося перехода к постмодерну. На этом основании «тотальная мобилизация» становится непригодной для непосредственной политической реализации, что подтверждается реакцией на проект непосредственного окружения Э. Юнгера, стремившегося к политическому действию. Интерпретация проекта «тотальной мобилизации» затруднена без включения этого проекта в контекст эпох. Противоречивое отношение к произведениям Э. Юнгера, свойственное его современникам и критикам, во многом снимается, когда они рассматриваются под углом «рефлексивной модернизации». Становится очевидной типичность юнгеровского «нового порядка». Созданием таких проектов занимались в то время многие интеллектуалы. Некоторые государства пытались насильственно восстановить тотальность утраченного мета-нарратива. «Тотальная мобилизация» стоит в одном ряду с такими проектами, как, например, «Черный квадрат» Малевича, Баухауз и прочие направления радикального авангарда. Тотальная мобилизация гештальтом Рабочего у Э. Юнгера - трансцендентная схема будущего, как «Черный квадрат» Малевича - трансцендентная схема всякой возможной картины, «отправная точка для нового искусства, которое не только анализирует старое искусство, но и должно при случае его заменить». Изучение таких альтернативных модернистских метанарраций, как юнгеровский проект «тотальной мобилизации» позволяет по-новому посмотреть на последовательность модерна, кризиса модерна и нашей современности, которую принято обозначать как постмодерн.
Список литературы Архипов Ю. Писатели ФРГ о России. Вступление, составление, перевод Ю. Архипова // Иностранная литература, 1990. - № 8. Баткин Л.М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. Бауман 3. Индивидуализированное общество / Пер. с англ. под ред. ВЛ. Иноземцева. - М.: Логос, 2002. Борозняк А.И. Искупление. Нужен ли России германский опыт преодоления тоталитарного прошлого?.- М.: Независимое издательство «Пик», 1999. Гройс Б. Фундаментализм как средний путь между высокой и массовой культурой // Ступени. Петербургский альманах. - 2000. - №1. Гуревич А.Я. Историческая наука и историческая антропология // Воспросы философии. - 1988. -№1. Кропотов С.Л. Экономика текста в неклассической философии искусства Ницше, Батая, Фуко, Деррида. - Екатеринбург: Гуманитарный университет, 1999. 9. Кроче Б. Антология сочинений по философии. - Санкт-Петербург: «Пневма», 1999. Купина Н.А. Тоталитарный язык. - Екатеринбург: Изд-во Уральского Университета, 1995. 11. Ленк Г.К методологической интеграции наук с интерпретационистской точки зрения//Вопросы философии. -2004. - № 3. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Пер. с франц. Н.А. Шматко. - СПб.: Ин-т экспериментальной социологии; Алетейя, 1998.- Лукач Д. Конец двадцатого века и конец эпохи модерна. - СПб: Наука, 2003. Михайловский А. Зрение и ответственность. Образ времени в эссеистике Эрнста Юнгера // Ex Libris НГ. -18.01.2001.- №2(174). Музиль Р. «Человек без свойств». В 2 тт. - М: Ладомир, 1994. Постмодернизм. Энциклопедия. - Мн.: Интрепрессервис; Книжный Дом, 2001. 17. Рассел Б.История западной философии в ее связи с политическими и социальными условиями от античности до наших дней: В трех книгах. - М.: Академический проект, 2000. Ремарк Э.М. На Западном фронте без перемен. - М.: Правда, 1895. Румянцева М.Ф. Теория истории. - М.: Аспект Пресс, 2002. Русакова О.Ф. Философия и методология истории в XX веке: школы, проблемы, идеи. - Екатеринбург: Изд-во УрО РАН, 2000. 21. Руткевич А. Прусский социализм и консервативная революция // Шпенглер О. Пруссачество и социализм./ Пер. с нем. Г. Д. Гурвича. - М.: Праксис, 2002. Солонин Ю.Н. Дневники Э. Юнгера. Впечатления и суждения // Юнгер Э. Излучения (февраль 1941-апрель 1945) / Пер. с нем. Н. Гучинской, В. Ноткиной. - СПб: Владимир Даль, 2002. 23. Хазанов Б. Эрнст Юнгер. Сластолюбец варварства // Новое время. - 1999. -№46. Хайдарова Г. Превращенная боль // Ступени. Петербургский альманах. -2000.-№1 (11). 25. Черная Л. Десять томов ненависти // Литературная газета. - 1963. -№146. 26. Шмитт К. Политическая теология. - М.: Канон-Пресс -Ц, 2000 Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории: в 2 тт. - М: Мысль, 1993. -Т.1.
Когда летом 1938 года Геринг издал закон о введении всеобщей трудовой повинности в Германии, означавшей фактическую мобилизацию всего гражданского населения в мирное время, он рассчитывал подготовкой кадров для военной промышленности, накоплением запасов сырья и военных материалов, а главное обеспечением дальнейшего расширенного их производства поднять на недосягаемую высоту германский военный потенциал. Гитлеровцы полагали, что ни одно государство не сумеет догнать Германию в области общей подготовки тыла к войне. Они рассчитывали таким образом извлечь все выгоды из опережения своих будущих противников.
В ходе войны против СССР всё «планирование» гитлеровских стратегов полетело кувырком. Борьба с Красной Армией потребовала такого огромного расходования живой силы и военных материалов, какого не предполагал ни один из фашистских заправил. На двадцатый месяц войны против СССР германский военный потенциал заметно ослаб. Миллионы «солдат труда», одетые в шинели, нашли себе могилу под Москвой, Ленинградом, Севастополем, Сталинградом, на всем огромном фронте от Ледовитого океана до Черного моря. Гитлеровская армия лишилась своих лучших дивизий, а германские военные заводы - своих наиболее квалифицированных рабочих. Война против СССР поглотила накопленные запасы военных материалов и стратегического сырья, а также вооружение и сырье, которое гитлеровцы захватили в оккупированных странах. Военная экономика Германии переживает кризис резервов. Германская промышленность не может угнаться за темпами производства союзных стран. Германская авиация . Гитлер собирает танки и пушки во всей Европе, чтобы возместить огромные потери, понесенные в результате проигрыша битвы за Сталинград и при отступлении на других участках фронта.
Особенно остро стоит теперь вопрос о восполнении потерь в живой силе. Сейчас гитлеровцы проводят «тотальную мобилизацию» тыла, чтобы продлить жизнь своей обескровленной военной машины. Обанкротившиеся игроки, они ставят на карту свои последние ресурсы в расчете перетянуть чашу весов, склонившуюся на сторону Красной Армии. Ближайшей и непосредственной целью «тотальной мобилизации» является, по раз’яснению Геббельса, « , которые вполне справились бы со всеми возможными трудностями войны». Теперь уже и Геббельс вынужден признать, что германская армия после испытывает острую нужду в крупных пополнениях, которые должны быть предоставлены немедленно.
Одновременно германская пропаганда трубит о том, что весной начнется ». В прошлом году Гитлер, чтобы подготовить свое наступление, мобилизовал досрочно весь контингент 17-летних (400-500 тысяч), значительную часть старших возрастных групп от 46 до 55 лет (700-800 тысяч), большое количество ограниченно годных (около 500 тысяч). Кроме того из основной возрастной группы от 18 до 45 лет было мобилизовано около миллиона человек. Всего, таким образом, из промышленности и транспорта было из’ято до трех миллионов рабочих и служащих. Но всего этого было мало. Гитлеру понадобились также резервы его «союзников», которые выставили общей сложностью на советско-германский фронт 60 дивизий.
Все же, несмотря на мобилизацию таких значительных резервов, германская армия к лету 1942 года как в количественном отношении, так, тем более, в качественном уступала тем силам, с которыми Гитлер начал войну против СССР. К осени 1942 г. германская армия насчитывала 6-6,5 миллиона человек, военно-воздушные силы - до 1,5 миллиона, всего, следовательно, 7,5-8 миллионов. В резерве для возмещения потерь до конца года было оставлено всего 400 тысяч человек. После огромных потерь, понесенных в ходе битвы за Сталинград и при отступлении на других участках фронта в течение осени и зимы, численный состав германской армии еще более сократился. В условиях развивающегося советского наступления германскому командованию очень трудно предвидеть, какие людские потери ему придется понести в ближайшее время.
Нынешние потери германской армии на советско-германском фронте превышают потери, которые понесли немцы на фронтах первой мировой войны в последние месяцы перед разгромом в 1918 году. В операциях с марта по июнь 1918 года германские потери выразились в 700 тысяч человек, а за время с июня по ноябрь того же года - 840 тысяч. Потери же гитлеровцев только за первые два месяца нынешнего наступления Красной Армии превышают 700 тысяч человек. Следовательно, теперь в боях только с одной Красной Армией немцы теряют больше живой силы, чем в борьбе с войсками союзников на последнем решающем этапе войны в 1918 году.
Весьма показательно, что германское командование не может ждать, пока прибудут на фронт новые формирования, обучаемые в тылу. Чтобы спасти свой фронт от полного разгрома, Гитлер, идя на риск ослабления обороны на Западе, спешно перебрасывает войска с Запада на Восток. Из Сицилии под Сталинград была переброшена часть немецких военно-воздушных сил. С конца ноября немецкое командование перебросило на советско-германский фронт 19 пехотных и 3 танковых дивизии. В том числе 11 дивизий были переброшены из Бельгии, Франции и Норвегии, остальные - из Германии. Кроме того, по имеющимся достоверным данным, немцы дополнительно перебросили с Запада на советско-германский фронт еще 9 немецких дивизий, в том числе 3 танковых. Всего, следовательно, гитлеровское командование перебросило в СССР 31 дивизию.
Вопрос о резервах для фронта представляет только одну часть проблемы. Другая столь же важная задача - обеспечить предприятия военной промышленности рабочей силой взамен контингентов, мобилизуемых в армию. Из 21,7 миллиона военнообязанных в возрасте от 17 до 55 лет к концу 1942 года были оставлены для работы в тылу около 7 миллионов человек, включая сюда 4 миллиона физически негодных. Из этого количества до 2 миллионов используются для пополнения полиции, гестапо, штурмовых отрядов и фашистского чиновничества в оккупированных странах. За вычетом этих двух миллионов остается резерв в 5 миллионов. В первую мировую войну не менее 30 процентов военнообязанных, т. е. 6 миллионов человек, германское командование оставило в промышленности и на транспорте. В это число входили 4 миллиона физически негодных и 2 миллиона годных. Таким образом, по части «прочесывания» тыла немецкие фашисты уже к концу прошлого года превзошли «нормы» Людендорфа.
В 1942 году германское командование прибегло к мобилизации в армию до 1 миллиона поляков и чехов, ранее служивших в своих национальных армиях. Но на них немцы не могут полагаться. Привлечение подобных контингентов в дальнейшем несомненно еще более ослабит силу германской армии и будет способствовать деморализации немецко-фашистских войск.
Приступая к новому глубокому «прочесыванию» своего тыла, гитлеровцы неизбежно нанесут урон своей военной промышленности, Сейчас речь идет о мобилизации контингентов наиболее квалифицированных и опытных рабочих, остававшихся до сих пор на предприятиях, потому что их некем было заменить. Фашисты пытаются создать впечатление, будто у них имеются еще крупные резервы в торговом аппарате, среди ремесленников, кустарей и т. д. Но все нейтральные наблюдатели в Германии постоянно указывали на то, что мужчины, работающие в магазинах, ресторанах, гостиницах и во всем торговом аппарате, либо физически негодные, либо старики и инвалиды войны. В торговом аппарате и в кустарном производстве с самого начала войны широко применяется женский труд. Следовательно, намеченное жесткое сокращение торгового аппарата высвободит для мобилизации главным образом женщин. Орган Геббельса «Рейх» уже давно констатировал, что кадры торговцев и служащих торгового аппарата состоят из «слишком старых» людей. 49 процентов торговцев - люди старше 50 лет.
Привлечение миллионов иностранных рабочих не оправдало расчетов гитлеровцев. Недавно еще германская печать преподносила, как «величайшее достижение» органов планирования рабочей силы тот факт, что на каждых четырех работающих в тылу немцев приходится один иностранец. Но оборотная сторона медали заключается в том, что чем больше иностранных рабочих вовлекается в германское военное производство, тем быстрее и шире растет саботаж.
Весьма показательно заявление, сделанное в связи с законом о «тотальной мобилизации» генеральным уполномоченным по использованию рабочей силы Заукелем. «Создалось такое положение, - сказал он, - когда на ряде предприятий работают . Теперь нужно добиться того, чтобы немцы составляли большинство на каждом предприятии». В словах Заукеля сквозит явный страх гитлеровцев перед политическими последствиями привлечения иностранных рабочих.
Фашисты явно опоздали со своей кампанией. «Тотальная мобилизация» гражданского населения и развертываемая одновременно с нею «тотальная» подводная война с целью прорвать блокаду союзников отражают одно и то же явление, а именно - истощение сил Германии и полный крах всех гитлеровских планов и расчетов. Всё это - акты отчаяния, свидетельствующие о прогрессирующем ослаблении немецкой военной мощи. Германский тыл, который со всех сторон должен подпереть «европейскую крепость» Гитлера, с каждым днем становится всё менее устойчивым. Налицо не только истощение людских резервов Германии, но также истощение морально-политических ресурсов немецкого народа. Теперь уже не отдельные единицы, а тысячи людей в Германии . Угрозы Геринга обрушить суровые репрессии на тех, кто «критиканствует и жалуется», говорят сами за себя. Шумихой о готовящемся весной «большом наступлении» Гитлер пытается поднять настроение армии и тыла, а также подбодрить своих «союзников», от которых он требует «тотальной мобилизации» тыла и новых поставок пушечного мяса.
Гитлеровцам неоднократно приходилось прибегать к террору, чтобы обеспечить эффективность проводимых ими мероприятий, связанных с мобилизацией широких масс. На этот раз фашисты угрожают массовым террором, ибо усталостью от войны, разочарованием от несбывшихся надежд на победу и сознанием, что все дальнейшие жертвы окажутся напрасными, охвачены целые группы на фронте и в тылу. Учащаются случаи, когда гитлеровцы расстреливают солдат и даже офицеров за отказ отправиться на советско-германский фронт. Среди отводимых в тыл частей всё чаще возникают волнения. Судебная хроника германской печати показывает увеличение казней за «саботаж» и «подрыв обороны».
Внутренней стойкости, какая имеется у народа, ведущего справедливую отечественную войну, нет и не может быть у немцев, ведущих . Развивающийся под ударами советских войск военный кризис гитлеровской армии, неизбежно приведет к политическому кризису в германском тылу. // .
____________________________________
* ("Красная звезда", СССР)**
А.Толстой: * ("Красная звезда", СССР)**
**************************************** **************************************** *********************************
Американская печать о взятии Красной Армией Курска
НЬЮ-ЙОРК, 9 февраля. (ТАСС). Все утренние газеты поместили на самом видном месте под крупными заголовками сообщение о . Радиокомментаторы посвятили этой победе Красной Армии обзоры, в которых подчеркивается большое значение нового удара, нанесенного советскими войсками германской армии.
Газета «Нью-Йорк геральд трибюн» пишет, что Красная Армия разгромила сильно укрепленную германскую базу, которая находилась в руках немецких войск в течение всей прошлой зимы. Газета отмечает, что занятие Курска Красной Армией создает для немецких войск новую большую угрозу и будет иметь большие стратегические последствия.
Известный обозреватель газет Скриппс-Говарда Клэппер, выступая по радио, заявил, что занятие Красной Армией Курска означает новый прорыв германской линии обороны. Клэппер отмечает, что новая победа Красной Армии создает для германских войск серьезную опасность. Это же подчеркивает обозреватель агентства Ассошиэйтед Пресс Симпсон.
Провинциальная печать продолжает публиковать восторженные отклики на . Газета «Плейн дилер» (Кливленд, штат Огайо) пишет, что битва за Сталинград навсегда останется в истории в ряду самых решающих битв. Катастрофа, которую потерпели немцы под Сталинградом, является стратегическим ударом, от которого Германия не сможет оправиться. Как указывает газета «Сэн», поражение под Сталинградом является величайшим поражением, какое понесла какая-либо армия со времени Наполеона. Газета «Уорлд геральд» (Омаха, штат Небраска) также отмечает, что разгром германской армии под Сталинградом является для нее огромной катастрофой.
Английская печать о наступлении Красной Армии
ЛОНДОН, 9 февраля. (ТАСС). Военный обозреватель газеты «Дейли экспресс», анализируя ход наступательных операций Красной Армия, отмечает, что русская стратегия проявила перед лицом всего мира свои высокие качества. Разгром и уничтожение германской 6-й армии под Сталинградом . Обозреватель отмечает, что наступательный порыв Красной Армии усиливается с каждым днем.
Военный обозреватель газеты «Рейнольдc ньюс» Вернер в статье, озаглавленной «Не давать ни минуты передышки Гитлеру», пишет, что сила и размах наступления Красной Армии, продолжают нарастать. Победа Красной Армии под Сталинградом серьезно ослабила германскую армию. Потери немецких войск за период наступления Красной Армии превышают потери, понесенные германской армией в течение лета и осени 1918 года. Обозреватель отмечает, что в этих условиях каждая активная операция союзников может содействовать усилению удара по Германии и подрыву морального духа ее населения. Окончательное поражение немцев в Африке нанесло бы военному престижу Германии новый удар и еще больше усилило бы настроения отчаяния среди ее населения. В связи с победами России воздушные нападения на военные центры Германии в настоящее время производят на немцев особенно сильное впечатление. Открываются, пишет Вернер, великолепные возможности для англо-американского наступления на континенте. Приближается момент, когда Гитлер не сможет удержать фронт против СССР, оставляя часть своих войск в Западной Европе. Ни при каких обстоятельствах не следует давать Гитлеру хотя бы минутной передышки.
Подготовка рабочих для военной промышленности в США
ВАШИНГТОН, 9 февраля. (ТАСС). Управление мобилизации трудовых резервов США сообщает, что в прошлом году в США. было подготовлено для военной промышленности около 3.5 млн. рабочих. По данным управления, подготовка кадров осуществляется на 6.500 военных предприятиях, на которых занято свыше 6 млн. рабочих. Некоторые крупные предприниматели организовали собственные школы подготовки кадров. Как сообщает журнал «Бизнесс уик», компания «Дженерал моторс» подготовляет для армии 2.000 механиков ежемесячно и предполагает в 1943 году увеличить это число на 50 процентов. Только на одном предприятии «Дженерал моторс» подготовляется в неделю свыше 500 специалистов по авиационным моторам.
Председатель управления по делам военного производства Нельсон заявил в сенатской комиссии, что США смогут мобилизовать приблизительно 6,5 млн. человек для удовлетворения всё возрастающих потребностей вооруженных сил и военной промышленности.
________________________________________ ____
* ("Правда", СССР)
А.Толстой
: * ("Известия", СССР)
А.Леонтьев
: ("Известия", СССР)
* ("Правда", СССР)**
«К ответу!» Фотомонтаж А. Житомирского. 1943 год.
Разгром армий Германии и ее союзников на Волге и под Курском потряс блок фашистских агрессоров и поставил его перед угрозой развала. Такое развитие событий объяснялось самим характером фашистской коалиции, опиравшейся на непрочный фундамент насилия, грабежа, разбоя и антикоммунизма.
Как только Германия стала терпеть поражения, оказались подорванными и сами основы, на которых покоился фашистский блок. Огромные потери гитлеровских армий на советско-германском фронте вызвали смятение и страх у населения фашистских стран.
Правящие круги стран-сателлитов, еще не решаясь на выход из войны и на разрыв с гитлеровской Германией, все же начали готовиться к осуществлению подобного шага при первом удобном случае в будущем. Резко обострились внутренние противоречия. На новую ступень поднялась борьба антифашистов. В «верхах» назревал кризис. Однако фашистская Германия все еще была очень сильна. Война продолжалась, упорная и кровавая.
После разгрома немецко-фашистских войск на Волге опьянение немецкого населения военными победами стало проходить. «Потрясенный стоит наш народ перед могилой немцев на Волге»,- говорилось в листовке, нелегально распространенной в Мюнхенском университете в начале 1943 г. В январе по всей Германии была объявлена так называемая тотальная мобилизация.
Проводя ее, гитлеровское правительство стремилось выявить и использовать оставшиеся людские резервы для пополнения фронта и военной промышленности, перераспределить в пользу военных предприятий запасы сырья, топлива, электроэнергии и таким образом подготовить материально-техническую и военную базу для создания летом 1943 г. перелома на советско-германском фронте.
Согласно распоряжению генерального уполномоченного по труду Заукеля, была введена обязательная трудовая повинность для всех проживающих в Третьей империи мужчин в возрасте от 16 до 65 лет и женщин от 17 до 45 лет. Все они подлежали обязательной регистрации в местных «бюро труда».
Одновременно были закрыты многочисленные мелкие промышленные, ремесленные и торговые предприятия, магазины, рестораны. В одном лишь Берлине прекратили существование 5 тыс. торговых и 4 тыс. ремесленных предприятий.
Проведение тотальной мобилизации открыло новый этап в развитии государственно-монополистического капитализма в Германии. Еще более возросла концентрация экономической мощи в руках крупнейших монополий.
Распределение сырья и регулирование производства перешло в руки председателя Совета военной экономики, ставленника ведущих военных концернов Шпеера, который стал именоваться министром вооружения и снаряжения.
Неотъемлемой частью тотальной мобилизации явилось усиление ограбления и эксплуатации порабощенных гитлеровцами народов.
«Я вывезу из этой страны последнее»,- объявил 5 марта 1943 года фашистский «имперский комиссар» Украины Кох.
Лишь одна из грабительских организаций, созданных гитлеровцами, так называемое Центральное торговое общество Востока для сельскохозяйственных продуктов, в деятельности которого принимало участие 250 немецких фирм, выкачала к лету 1943 г. с оккупированной советской территории 9,2 млн. т зерна, 622 тыс. т мяса, 208 тыс. т масла, 3,2 млн. т картофеля.
Другие организации немецких монополистов занимались грабежом и вывозом оборудования промышленных предприятий, машинно-тракторных станций и т. д. Еще в октябре 1942 г. гитлеровское правительство распорядилось, чтобы части вермахта независимо от того, на каком фронте они находятся, полностью снабжались за счет оккупированных территорий.
Во всех оккупированных гитлеровцами странах развернулась настоящая охота за людьми. Квалифицированных рабочих и просто всех трудоспособных лиц хватали и отправляли на рабский труд в Германию. В феврале 1943 г. гитлеровцы ввели трудовую повинность для всех лиц старше 14 лет, проживающих на оккупированной территории Советского Союза.
В течение февраля - марта того же года из Франции было угнано в Германию 156 тыс. квалифицированных и 94 тыс. подсобных рабочих, из Бельгии - 31 тыс., из Нидерландов - 16 тыс. В мае на принудительную работу в Германию отправили из Нидерландов всех студентов-мужчин. В августе гитлеровцы начали осуществлять план, предусматривавший использование на военных предприятиях Германии еще 100 тыс. французов.
В январе 1944 года нацистским руководством было принято решение «во избежание сокращения производства» направить в военную промышленность еще 4 млн. иностранных рабочих. Даже За-укель был вынужден заявить, что он едва ли окажется в состоянии «обеспечить эту цифру» вследствие «пассивного или открытого сопротивления» населения вербовке.
Гитлеровцы нещадно эксплуатировали военнопленных. В июле 1943 года по приказу Гитлера в угольные шахты было направлено 200 тыс. советских военнопленных. К концу года лишь на предприятиях авиационной промышленности в Германии было занято 36 тыс. военнопленных.
Гитлеровцы намеревались увеличить их число до 90 тыс. Всего за первые пять месяцев осуществления тотальной мобилизации в немецкую военную промышленность влилось около 850 тыс. иностранных рабочих и военнопленных.
К лету 1943 года фашистская Германия, в промышленности и сельском хозяйстве которой было занято свыше 6,3 млн. иностранных рабочих и военнопленных, превратилась в гигантский лагерь подневольного труда.
В результате первой тотальной мобилизации германские вооруженные силы были пополнены. Однако удары советских войск в летне-осенней кампании вновь значительно обескровили фашистский вермахт.
С июля по ноябрь 1943 г. численность действующей сухопутной армии Германии уменьшилась на 474 тыс. К середине 1943 г. не менее 4 млн. солдат и офицеров гитлеровского вермахта было убито.и ранено. Уже в июле 1943 года из германской промышленности было отправлено в вермахт еще 500 тыс. немецких рабочих.
В августе штаб верховного командования определял потребность фашистского вермахта в пополнении на ближайшие полгода в 973 тыс. человек. В связи с этим предлагалось не только призвать в вермахт 16-17-летних юнцов, но и мобилизовать 400 тыс. человек из важнейших отраслей военной промышленности.
В ноябре 1943 года была объявлена новая тотальная мобилизация. Гитлеровскому правительству удалось количественно восполнить потери вермахта, но качественные потери (уничтожение кадрового костяка, специалистов) не могли быть компенсированы. К началу 1944 г., хотя вермахт и насчитывал в общей сложности около 10,2 млн. человек, сбалансировать количественные потери стало уже невозможным.
Германская промышленность в 1943 году еще продолжала расти. Долговременные вложения в тяжелую промышленность в 1943 г. удвоились по сравнению с 1938 г. В четвертом квартале 1943 г. продукция промышленности вооружений увеличилась на 57% по сравнению с соответствующим периодом 1942 г. По отдельным видам вооружения производство возросло еще более значительно: в 1942 г. было изготовлено 15 тыс. самолетов, в 1943 г. - 25 тыс.; танков - соответственно 9,3 тыс. и 19,8 тыс.
Выпуск артиллерийских орудий увеличился между 1942 и 1944 гг. с 23 тыс. единиц до 71 тыс. Значительная часть военной продукции поступала из оккупированных фашистскими захватчиками стран, в частности из Франции и Бельгии. Но, несмотря на рост производства вооружений, в немецкой промышленности появились симптомы" надвигающегося кризиса, в частности нехватка квалифицированной рабочей силы и сырья.
Гитлеровская клика в годы временных военных успехов Германии, стараясь связать всю немецкую нацию круговой порукой, подкармливала население страны за счет ограбления народов оккупированных стран. Бесконечным потоком шли в Германию эшелоны, груженные чужим добром. Сотни тысяч посылок с продовольствием, одеждой, утварью, награбленными в порабощенных государствах, посылались гитлеровскими солдатами и офицерами домой.
В то время как оккупированная Европа голодала, значительные прослойки населения Германии пользовались плодами военного разбоя. Казалось, что так будет всегда и жизнь подданных фашистского рейха - «народа господ» - действительно устроена, как рбещал Гитлер, на тысячу лет. Однако после поражений на Волге и под Курском положение начало быстро меняться к худшему.
Геббельс объявил немецкому народу, что придется дойти «до крайних пределов ограничения для гражданского населения». Фашистская печать проповедовала для немцев не только «более примитивный, но и более варварский образ жизни». По мере изгнания фашистских захватчиков с советской земли, развертывания партизанской войны и движения Сопротивления в других странах сокращались и продовольственные ресурсы.
В середине 1943 года в Германии были снижены нормы выдачи мяса и картофеля, хотя по сравнению с нормами продовольствия, которые получали народы захваченных стран, они оставались достаточно высокими - 250 г мяса и 2,5 кг картофеля в неделю по сравнению с 350 г мяса и 3,5 «г картофеля в 1942 г. Одновременно был удлинен рабочий день, достигший на некоторых предприятиях 12 и более часов. Значительно возросли налоги на трудящиеся слои населения.
Недовольство народа, вызванное ухудшением жизни, гитлеровцы старались заглушить шовинистической пропагандой и подавить свирепыми репрессиями. Огромный аппарат нацистской партии, насчитывавший сотни тысяч одних только «руководителей» (лейтеров) разных масштабов, опирающийся на еще более многочисленную армию так называемых активистов, следил за каждым шагом и каждым словом подданных национал-социалистского государства.
Малейшее проявление недовольства немедленно могло стать известным гестапо. Тем не менее после поражения и пленения на Волге армии Паулюса даже официальная печать уже не в состоянии была скрыть тот факт, что пессимизм захватывает все более широкие слои населения.
Проводя тотальную мобилизацию, гитлеровцы рассчитывали, что она приведет к коренному изменению соотношения сил воюющих сторон. «До сих пор,- объявил Геббельс, на которого было возложено проведение тотальной мобилизации,- мы воевали только левой рукой, дело идет к тому, чтобы пустить в ход также и правую руку».
Однако на деле тотальная мобилизация не могла кардинально изменить положение Германии, ухудшавшееся изо дня в день. В итоге тотальной мобилизации, писала швейцарская газета «Базлер националь-цейтунг», «оптимизм превратился в самый черный пессимизм.
Между руководством и общественностью возникла пропасть. Всюду наталкиваешься на сильнейшее сомнение; всюду господствует уверенность, что официальные органы давно уже приукрашивают действительность и скрывают правду. Таким образом, поворот вызвал в массах глубокое потрясение».
Тотальная мобилизация со всей силой ударила по мелкой буржуазии города п деревни, тем средним слоям, которые ранее были верной опорой фашистской диктатуры.
В результате военных поражений и тотальной мобилизации социальная база германского фашизма сузилась и политическое положение в стране обострилось. Это способствовало подъему антифашистского движения.
1 Искать образ войны на том уровне, где все может определяться человеческим действием, противоречит героическому духу. Но, пожалуй, в разнообразных сменах декораций и масок, которые сопровождают чистый гештальт войны в череде человеческих времен и пространств, этому духу предстает пленительное зрелище. Это зрелище напоминает вулканы, в которых прорывается наружу всегда один и тот же внутренний огонь земли, но которые действуют все-таки в очень разных ландшафтах. Так, участвовавший в войне в чем-то подобен тому, кто побывал в эпицентре одной из этих огнедышащих гор, - но существует разница между исландской Геклой и Везувием в Неаполитанском заливе. Конечно, можно сказать, что различие ландшафтов будет исчезать по мере приближения к пылающему жерлу кратера, и что там, где прорывается собственно страсть, - то есть прежде всего в голой, непосредственной борьбе не на жизнь, а на смерть, - играет второстепенную роль, в каком столетии ведется сражение, за какие идеи и каким оружием; однако в дальнейшем речь будет идти не о том. Мы, скорее, постараемся собрать некоторые данные, отличающие последнюю войну, нашу войну, величайшее и действеннейшее переживание этого времени, от иных войн, история которых дошла до нас.
2 О своеобразии этой великой катастрофы лучше всего, по-видимому, говорит такая фраза: гений войны был пронизан в ней духом прогресса. Это имеет силу не только для борьбы стран между собой; это имеет силу также и для гражданской войны, во многих из этих стран собравшей второй богатый урожай. Оба эти явления - мировая война и мировая революция - сплетены друг с другом более тесно, чем то покажется на первый взгляд; они суть две стороны одного события космического характера, они зависят друг от друга во многих отношениях, - как в том, что касается их возникновения, так и в том, что касается их начала. По всей вероятности, нашей мысли еще предстоят редкостные открытия, связанные с сущностью, скрывающейся за туманным и отливающим многими красками понятием “прогресс”. Без сомнения, слишком жалкой оказывается привычная для нас нынче манера потешаться над ним. И хотя, говоря об этой неприязни, мы можем ссылаться на тот поистине значительный дух XIX столетия, однако при всей брезгливости перед пошлостью и монотонностью возникающих перед нами образований все же зарождается подозрение: не является ли намного более значительной та основа, на которой возникают эти образования? В конце концов, даже деятельность пищеварения зависит от сил удивительной и необъяснимой жизни. Сегодня, разумеется, можно утверждать с полным основанием, что прогресс не является прогрессом ; однако, вероятно, важнее, чем эта констатация, такой вопрос: не затаено ли его подлинное значение более глубоко, не является ли оно иным, успешно скрываясь под якобы столь ясной маской разума? Именно та уверенность, с которой типично прогрессивные движения приводят к результатам, противоречащим их собственным тенденциям, позволяет догадаться, что здесь - как и повсюду в жизни - эти тенденции решают в меньшей степени, нежели иные, скрытые импульсы. По праву дух многократно услаждался презрением к деревянным марионеткам прогресса, - однако невидимы остаются тонкие нити, осуществляющие их движения. Если мы пожелаем узнать о структуре марионеток, то нельзя будет найти более удачного руководства, чем роман Флобера “Бувар и Пекюше”. А если мы пожелаем заняться возможностями более таинственного движения, всегда в большей степени предчувствуемого, нежели доказуемого, то множество показательных мест мы обнаружим уже у Паскаля и Гамана. “В то же время и наши фантазии, иллюзии, fallaciae opticae и ложные заключения находятся в ведении Бога”. Такого рода предложения рассыпаны у Гамана повсюду; они выражают тот образ мысли, который стремится включить усилия химии в область ведения алхимии. Оставим открытым вопрос, в какой области ведения духа находится оптический обман прогресса, ибо мы имеем дело с эссе, предназначенным для читателя XX века, а не с демонологией. Но пока известно, что лишь одна сила культового свойства, лишь вера могла осмелиться распространить перспективу целесообразности до бесконечности. И кому придет в голову сомневаться, что прогресс - это большая народная церковь XIX столетия, - единственная церковь, которая пользуется действительным авторитетом и некритичной верой?
3 В войне, разразившейся в такой атмосфере, решающую роль должно было играть отношение, в котором находились к прогрессу отдельные ее участники. И в самом деле, здесь следует искать собственно моральный фактор этого времени, тонкое, неуловимое воздействие которого превосходило даже самые сильные армии, оснащенные последними орудиями уничтожения машинной эпохи, и который, более того, мог набирать себе войска даже в военных лагерях противника. Чтобы наглядно представить данный процесс, введем понятие Тотальной мобилизации : Давно уже минули те времена, когда было достаточно послать на поле битвы под надежным руководством сто тысяч навербованных субъектов, как то изображено, к примеру, в вольтеровском “Кандиде”; те времена, когда после поражения Его Величества в баталии спокойствие было первым долгом бюргера. Однако еще во второй половине XIX столетия консервативные кабинеты были способны подготавливать, вести и выигрывать войны, к которым народные представительства относились с равнодушием или даже с неприятием. Разумеется, это предполагало тесные отношения между армией и короной, отношения, которые претерпели лишь поверхностное изменение благодаря новой системе Всеобщей воинской повинности и в своей сущности еще принадлежали патриархальному миру. Это, далее, предполагало известную исчисляемость вооружения и расходов, вследствие которой растраты наличных сил и средств, вызванные войной, представлялись хотя и чрезвычайными, однако никоим образом не безмерными. В этом смысле мобилизации был присущ характер частичного мероприятия. Это ограничение соответствует не только скромному объему средств, но одновременно и своеобразному государственному интересу. Монарх обладает природным инстинктом, который предостерегает его не выходить за пределы применения домашней власти. Переплавка своей казны кажется для него более верным средством, нежели кредит, отпускаемый народным представительством, а для решающего мгновения битвы он с большей охотой оставляет у себя в резерве свою гвардию, нежели добровольческий контингент. Этот инстинкт еще сохранялся у пруссаков вплоть до самого XIX века. Он в том числе проступает в ожесточенной борьбе за трехлетнее время службы - отслужившие долгую службу войска для домашней власти более надежны, в то время как короткое время службы является признаком добровольческих войск. Зачастую мы даже сталкиваемся с почти непонятным для нас, современных людей, отказом от прогресса и усовершенствования военного оснащения, но и у этих опасений имеется своя подоплека. Так, в каждом улучшении огнестрельного оружия, в частности в повышении дальнобойности, тайно готовится непрямое нападение на формы абсолютной монархии. Каждое из этих улучшений способствует тому, что снаряд направляется в цель индивидуально, в то время как залп олицетворяет замкнутую командную власть. Еще для Вильгельма I энтузиазм был неприятен. Он происходит из того источника, который, словно мешок Эола, скрывает в себе не только бури аплодисментов. Подлинным пробным камнем господства является не степень окружающего его ликования, а проигранная война. Итак, частичная мобилизация происходит из сущности монархии, которая преодолевает свою меру в том же отношении, в каком она вынуждена задействовать в вооружении абстрактные формы духа, денег, “народа”, короче, силы нарастающей национал-демократии. Оглядываясь назад, мы сегодня вправе сказать, что полный отказ от задействования этих сил, пожалуй, был невозможен. Манера их привлечения представляет собой подлинное ядро искусства государственного управления XIX века. Исходя из этой особенной ситуации, обретает ясность и высказывание Бисмарка о политике как “искусстве возможного”. Теперь попробуем проследить, как растущее превращение жизни в энергию, содержание всех связей, в целях подвижности постоянно становящееся все легче и легче, придает все более резкий характер акту мобилизации, распоряжаться которой во многих странах еще в самом начале войны было исключительным правом короны, не зависящим ни от какой контрассигнации. Причиной для этого служат многие явления. Так, со стиранием сословий и урезанием привилегий одновременно исчезает и понятие касты воинов; представлять свою страну оружием не является отныне обязанностью и преимуществом одних только профессиональных солдат - это становится задачей вообще всех способных носить оружие. Так, непомерное увеличение расходов делает невозможным оплачивать ведение войны из устойчивой военной казны; скорее, чтобы не дать остановиться этой машинерии, здесь необходимо использование всех кредитов, необходим учет самых последних сбережений. Так, образ войны как вооруженного действия тоже все полнее перетекает в более широкий образ гигантского процесса работы. Наряду с армиями, встречающимися на полях сражений, возникают нового рода армии транспорта, снабжения, оборонной индустрии, - армия работы вообще. В последнюю, уже обозначившуюся к концу этой войны фазу уже не производится никакого движения, - пусть это будет даже движением надомницы за ее швейной машиной, - результат которого, по меньшей мере косвенно, не имел бы военного характера. В этом абсолютном охвате потенциальной энергии, преобразуемой воюющими индустриальными державами в вулканических кузнях, наверное, наиболее очевидно проглядывает наступление эпохи работы - он обращает мировую войну в историческое явление, которое превосходит по значению Французскую революцию. Для разворачивания энергий в таком масштабе отныне недостаточно вооружиться только мечом, - для этого нужно вооружаться вплоть до самых костей, вплоть до тончайших жизненных нервов. Задачу осуществления этого принимает на себя Тотальная мобилизация, тот акт, через который широко разветвленная и многократно дифференцированная электрическая сеть современной жизни одним щелчком на распределителе подводится к большому потоку военной энергии. К началу войны человеческий рассудок еще никак не рассчитывал на мобилизацию в таком масштабе. И тем не менее, она сказывалась в некоторых мероприятиях уже в самые первые дни войны, например, в мощном участии добровольцев и резервистов, в запретах на экспорт, в цензорских предписаниях, в изменениях валюты. В течение войны этот процесс усилился. Приведем только в качестве примеров плановое распределение сырьевых запасов и продовольствия, переведение из рабочего в военный режим, обязанность гражданской службы, вооружение торговых судов, неожиданное расширение полномочий генеральных штабов, “программу Гинденбурга” и борьбу Людендорфа за совмещение военного и политического руководства. Несмотря на столь же грандиозные, сколь и ужасные картины поздних битв военной техники, в которых организационный талант людей праздновал свой кровавый триумф, последние возможности все же не были еще достигнуты. Достичь их - даже если ограничиться рассмотрением чисто технической стороны этого процесса - можно лишь тогда, когда образ военного события уже вписан в порядок мирного положения вещей. Так, мы видим, как во многих государствах послевоенного времени новые методы вооружения уже приспособлены к Тотальной мобилизации. Это можно проиллюстрировать такими явлениями, как возрастающее урезание индивидуальной свободы - притязания, на самом деле издавна вызывавшего сомнения. Эту атаку, смысл которой в уничтожении всего, что не может быть понято как функция государства, мы видим сначала в России и в Италии, а затем у нас, и можно предвидеть, что все страны, где живы притязания мирового масштаба, должны провести ее, с тем чтобы соответствовать новым вырвавшимся на свободу силам. Затем, сюда относится возникшая во Франции оценка соотношений власти под углом зрения e nergie potentielle, а также наметившееся уже и в мирное время сотрудничество генеральных штабов и индустрии, образцом которого служила Америка. Внутренний смысл вооружения затрагивается в тех постановках вопроса, которыми немецкая военная литература принуждала общественное сознание к якобы второстепенным, но на самом деле ориентированным на будущее суждениям о войне. Русская “пятилетка” впервые явила миру попытку объединения в едином русле совокупных усилий великой империи. Поучительно видеть, как захлебывается экономическое мышление. “Плановая экономика” как один из последних результатов демократии перерастает самое себя, вообще сменяясь развертыванием власти. Это превращение можно наблюдать во многих явлениях нашего времени; большое давление масс вызывает кристаллизацию. Однако не только атака, но и оборона порождает чрезвычайное напряжение, и здесь принуждение мира становится, быть может, еще отчетливей. Как в каждой жизни уже коренится смерть, так и появление больших масс заключает в себе некую демократию смерти. И снова эпоха нацеленного выстрела уже позади нас. Командующий эскадрильей, дающий в ночной высоте приказ к воздушной атаке, не знает более разницы между воинами и не-воинами, и смертельное газовое облако, как стихия, простирается над всем живым. Возможность подобной угрозы, однако, предполагает не частичную и не всеобщую мобилизацию, она предполагает Тотальную мобилизацию, которая достигает даже дитя в его колыбели. Оно находится под угрозой как и все остальные, и даже под еще большей угрозой. Назвать можно было бы еще многое, -достаточно только окинуть взором саму нашу жизнь с ее совершенной нескованностью и ее безжалостной дисциплиной, жизнь с ее дымными и раскаленными районами, с физикой и метафизикой ее движения, с ее моторами, самолетами и миллионными городами, - чтобы, исполнившись чувства удивления, понять: здесь не существует ни одного атома, который бы не находился в работе, да и сами мы в сущности отданы во власть этому бешеному процессу. Тотальная мобилизация намного меньше осуществляема, чем она осуществляет самое себя; в военное и мирное время она есть выражение тайного и нудящего требования, которому подчиняет нас эта жизнь в эпоху масс и машин. Так происходит, что каждая единичная жизнь все однозначнее становится жизнью рабочего и что за войнами рыцарей, королей и бюргеров следуют войны рабочих , - войны с рациональной структурой и беспощадностью, представление о которых мы получили уже в первом большом столкновении XX столетия.
4 Мы коснулись технической стороны Тотальной мобилизации. Ее осуществление можно проследить начиная с первых наборов правительства Конвента и реорганизации армии, проведенной Шарнхорстом, вплоть до динамических программ вооружения последних лет мировой войны, когда страны превращались в гигантские фабрики, производили на конвейере армии, чтобы днем и ночью посылать их на поля сражений, где роль потребителя брал на себя такой же механизированный кровавый расход. Как бы мучительно ни впивалась в героический дух монотонность этого зрелища, напоминающего выверенную работу питаемой кровью турбины, все же не может оставаться никакого сомнения в присутствии здесь свойственного ему символического содержания. Тут обнаруживается строгая последовательность, жесткий оттиск времени на воске войны. Техническая сторона Тотальной мобилизации, между тем, не является решающей. Ее предпосылки, как и предпосылки любой техники, расположены гораздо глубже: назовем их здесь готовностью к мобилизации. Эта готовность имелась во всех странах; мировая война была одной из самых народных войн, которые знала история. Таковой она была уже потому, что пришлась на время, заставившее с самого начала исключить все прочие войны из разряда народных. Кроме того, народы довольно долго наслаждались мирным периодом, если отвлечься, конечно, от мелких захватнических и колониальных войн. В начале этого исследования мы пообещали прежде всего не изображать тот элементарный слой, ту смесь диких и возвышенных страстей, которая свойственна человеку и во все времена делает его открытым военному призыву. Мы хотим, скорее, попробовать разобраться в многоголосии разнообразных сигналов, ознаменовавших начало этого особого столкновения и сопровождавших его на всем его протяжении. Там, где мы встречаем столь значительные усилия, находят ли они свое выражение в могучих строениях, таких как пирамиды и соборы, или же в войнах, заставляющих трепетать последние жизненные нервы, - усилия, отмеченные особенным признаком бесцельности, - там нам будет далеко не достаточно объяснений экономическими причинами, пусть даже они будут совершенно прозрачны. Это одна из причин, по которой школа Исторического материализма способна затронуть лишь то, что лежит на поверхности военного события. Ввиду подобного рода усилий, наше первое подозрение должно пасть, скорее, на явление культового ранга. Сделав замечание относительно прогресса как народной церкви XIX века, мы уже указали слой, где ощутима действенность того призыва, с чьей помощью стало возможным осуществить решающий, а именно связанный с верой момент Тотальной мобилизации в грандиозных массах, которые необходимо было привлечь к участию в последней войне. Возможность уклониться представлялась этим массам тем менее реальной, чем более эксплуатировалось их убеждение, то есть чем более явным становилось прогрессивное содержание громких лозунгов, благодаря которым они и приводились в движение. В какие бы грубые и резкие цвета ни были окрашены эти лозунги, в действенности их сомневаться нельзя; они напоминают пестрые тряпки, которые во время облавной охоты направляют дичь прямо на ружья. Даже от внимания первого, поверхностного наблюдателя, предпринимающего чисто географическое разделение сил участников на победителей и побежденных, не может ускользнуть преимущество “прогрессивных” стран, - преимущество, в случае которого, похоже, господствует своего рода автоматизм в смысле дарвиновской теории отбора “сильнейших”. Особенно нагляден этот автоматизм при рассмотрении одного явления, суть которого в том, что даже такие относящиеся к группе победителей страны, как Россия и Италия, не избежали всеобъемлющего разрушения своей государственной структуры. В этом свете война предстает как неподкупный судия, дающий оценки по собственным строгим законам, - как землетрясение, испытывающее на прочность основания всех зданий. Далее выясняется, что в поздний период веры во всеобщие права человека, монархические образования оказываются особенно неустойчивыми перед лицом разрушений войны. Наряду с бесчисленными незначительными коронами повергаются в прах короны немецкие, прусские, русские, австрийские и турецкие. Государство, в котором мир средневековых форм, будто на островке, принадлежащем минувшему периоду в истории земли, влачит схематичное существование, разлетается на куски, как взорванный дом. Последняя, абсолютная в старом смысле слова европейская власть - власть царская - падает жертвой гражданской войны, которая пожирает ее, словно чума, сопровождаемая ужасающими симптомами. С другой стороны, бросается в глаза непредвиденная способность к сопротивлению, присущая прогрессивной структуре даже в состоянии ее большого физического недуга. Так, подавление чрезвычайно опасного мятежа 1917 года во французской армии представляет собой второе, моральное марнское чудо, явившееся намного более симптоматичным, нежели чисто военное чудо 1914 года. Так, в Соединенных Штатах, в стране с демократичной конституцией, мобилизация проводилась с такой остротой в мерах, какая была невозможна в милитаристском прусском государстве, в стране с цензовым избирательным правом. И кто станет сомневаться, что подлинным победителем из войны вышла Америка, страна без “заброшенных замков, сооружений из базальта, без историй о рыцарях, разбойниках и привидениях”? Уже в этой войне было не важно, в какой степени государство являлось милитаристским, или в какой оно таковым не являлось. Было важно, в какой степени оно было способно к Тотальной мобилизации. Германия же должна была проиграть войну, даже в том случае, если бы выиграла сражение на Марне и подводную войну, потому что при всей ответственности, с какой ею подготавливалась частичная мобилизация, она лишила Тотальную мобилизацию значительной части энергии, и потому что именно по этой причине она оказалась способной - из-за чисто внутреннего характера своего вооружения - завоевать, сохранить и, прежде всего, использовать только частичный, но не тотальный успех. Чтобы возносить его на наших штыках, для этого нужна была подготовка к другим, не менее значительным Каннам, чем те, которым было посвящено дело всей жизни Шлиффена. Однако прежде чем сделать выводы из этого положения, мы, для иллюстрации отношения между прогрессом и Тотальной мобилизацией, попробуем обратить внимание еще на некоторые подробности.
5 Для того, кто старается понять слово прогресс в его переливающихся оттенках, станет сразу же очевидным, что политическое убийство княжеской персоны в эпоху, когда под ужасающими пытками публично казнили как исчадий ада какого-нибудь Равальяка или даже Дамьена, должно было затрагивать более сильный, более глубокий слой веры, нежели похожее убийство в столетии, следующим за казнью Людовика XVI. Он обнаружит, что в иерархии прогресса князь причисляется к тому роду людей, который совсем не пользуется никакой особой популярностью. Представим себе на мгновение гротескную сцену. Какой-то рекламный шеф получил заказ на изготовление пропаганд-плакатов для современной войны. В распоряжении у него находились бы два средства для того, чтобы вызвать начальную волну возбуждения, а именно: либо убийство в Сараево, либо нарушение нейтралитета Бельгии. Нет никаких сомнений в том, какое из двух оказало бы наибольшее воздействие. Внешнему поводу к началу войны, каким бы он ни казался случайным, присуще символическое значение, поскольку в лице виновников убийства в Сараево и их жертвы, наследника габсбургской короны, столкнулись два начала: национальное и династическое - современное “Право на самоопределение народов” и принцип легитимности, с трудом реставрированный на Венском конгрессе с помощью политического искусства старого стиля. Естественно, хорошее дело - быть по-правому несовременным и разворачивать мощную деятельность в том духе, который желает сохранить традицию. Однако условием этого является вера. Об идеологии центральных держав, тем не менее, позволительно утверждать, что она не была ни современной, ни несовременной, ни превосходящей время. Своевременность и несвоевременность объединились здесь вместе, и результат не мог быть иным, чем смесью ложной романтики и неполноценного либерализма. Так, от наблюдателя не может ускользнуть известная слабость к применению устаревшего реквизита, к позднеромантическому стилю, в частности стилю вагнеровских опер. Сюда относятся и слова о верности Нибелунгам, и чаяния, возлагавшиеся на успех провозглашения священной войны ислама. Понятно, что речь здесь идет о технических вопросах, о вопросах правления - о мобилизации субстанции, а не о самой субстанции. Но как раз в промахах этого рода и обозначилось отсутствие отношения руководящего слоя как к массам, так и к глубинным силам. Подобно тому знаменитая и непреднамеренная гениальная фраза о “клочке бумаги” страдает тем, что произнесли ее с запозданием в 150 лет, и притом в таком духе, который был бы, наверное, адекватным романтике пруссачества, но никак не являлся прусским в своей основе. Говорить так и потешаться над пожелтевшими истрепанными книжками имел бы право Фридрих Великий, но Бетман Гольвег обязан был знать, что кусочек бумаги, к примеру, с написанной на нем конституцией, может значить сегодня примерно столько же, сколько для католического мира - священная облатка, и что хотя абсолютизму приличествует разрывать договоры, сила либерализма, однако, состоит в том, чтобы интерпретировать их. Стоит только внимательно изучить обмен нотами, предшествовавший вступлению в войну Америки, чтобы натолкнуться в нем на принцип “свободы морей” - хороший пример того, каким образом в такое время собственному интересу придается ранг гуманного постулата, всеобщего вопроса, затрагивающего все человечество. Немецкая социал-демократия, одна из несущих опор прогресса в Германии, схватила диалектический момент своей роли: она приравняла смысл войны к разрушению царистского, антипрогрессивного режима. Но что все это может значить по сравнению с теми возможностями, которыми располагал для проведения Тотальной мобилизации Запад. Кто захочет оспаривать тот факт, что “civilisation” намного больше обязана прогрессу, чем “культура”, что в больших городах она способна говорить на своем родном языке, оперируя средствами и понятиями, безразличными или враждебными для культуры. Культуру не удается использовать в пропагандистских целях. Даже та позиция, которая стремится извлечь из нее такого рода выгоду, оказывается ей чуждой, - как мы становимся равнодушны или, более того, печальны, когда с почтовых марок или банкнот, растиражированных миллионами экземпляров, на нас смотрят лица великих немецких умов. И несмотря на это мы далеки от того, чтобы сетовать на неизбежное. Мы только констатируем, что Германии так и не удалось в этой борьбе убеждением склонить в свою пользу дух времени, каким бы тот ни был сам по себе. Равным образом, ей не удалось поставить перед своим или мировым сознанием значимость какого-нибудь превосходящего этот дух принципа. Мы видим, как отчасти в романтическом и идеалистическом, отчасти в рационалистическом и материалистическом пространствах ищутся знаки и образы, которые стремится поднять на своих знаменах борющийся человек. Но той значимости, которая пропитывает эти сферы, частично принадлежащие прошлому, частично - жизненному кругу, чуждому для немецкого гения, - недостаточно для того, чтобы полностью уверовать в боевое использование людей и машин, что требовалось страшному вооруженному походу против всего мира. Поэтому мы тем более должны стремиться узнать, каким образом элементарный материал, первобытная сила народа остается незатронутой этим. В начале этого крестового похода разума, к которому призываются народы мира, зачарованные столь прозрачной, столь очевидной догматикой, мы с удивлением видим, как немецкое юношество начинает требовать оружия, - так пылко, так восхищенно, с такой жаждой смерти, как оно не делало этого, пожалуй, никогда за всю нашу историю. Если бы пришлось спросить кого-нибудь из них, для чего он идет на поле битвы, то, разумеется, можно было бы рассчитывать лишь на весьма расплывчатый ответ. Вы едва ли услышали бы, что речь идет о борьбе против варварства и реакции, или за цивилизацию, освобождение Бельгии или свободу морей, - но вам, вероятно, дали бы ответ: “за Германию”, - и это было тем словом, с которым полки добровольцев шли в атаку. И все же этого глухого огня, пылавшего за неясную и невидимую Германию, достаточно было для напряжения, которое пронизывало народы дрожью до самых костей. Что было бы в том случае, если бы он обладал направлением, сознанием, гештальтом ?
7 Ликование, которым приветствовали крах тайная армия и тайный генеральный штаб, имевшиеся у прогресса в Германии, в то время как последние воины еще стояли против врага, - было похоже на ликование по случаю выигранной битвы. Оно, как троянский конь, было лучшим союзником западных армий, которым вскоре предстояло перейти Рейн. В том слабом возгласе протеста, с которым существующие авторитеты поспешно освобождали свои места, сказалось признание так называемого нового духа. Между противниками не существовало никакой существенной разницы. В том числе, это является причиной, по которой переворот произошел в Германии в относительно безобидных формах. Так, министры социал-демократы кайзеровского рейха во время решающих дней могли еще подумывать о том, не сохранить ли им корону. Чем же все это могло быть, как не видимостью фасада? Здание уже давно было до такой степени перегружено прогрессистскими ипотеками, что относительно действительного владельца не оставалось более никакого сомнения. Но причиной, по которой поворот произошел в Германии не так резко, как, например, в России, является не только то, что его подготовили сами авторитеты. Мы видели, что значительная часть сил прогресса уже была задействована в войне. Степень затраченного там движения не могла быть более достигнута во внутреннем столкновении. И если говорить о личностях, то большая разница - приходят ли к кормилу власти прежние министры, или же революционная аристократия, сформировавшаяся в сибирском изгнании. Германия проиграла войну, выиграв более сильную связь с пространством Запада, выиграв цивилизацию, свободу и мир в барбюсовском духе. Однако как можно было ждать иного результата, если мы сами торжественно поклялись быть причастными этим ценностям и ни за что не отважились бы вести борьбу за пределами той “стены, которая опоясывает Европу”. Это предполагало бы более глубокое освоение собственных ценностей, иные идеи и иных союзников. Раздуть огонь субстанции можно было бы вместе с оптимизмом прогресса и посредством него, как это намечается в России.
8 Посмотрим на мир, вышедший из великой катастрофы, - какое единство воздействия, сколько строгой исторической последовательности! Действительно, если бы собрали на одном тесном пространстве все чуждые цивилизации духовные и материальные образования, сохранившиеся к концу XIX века и проникшие в наше время, а затем открыли бы по ним огонь из всех орудий мира, то успех этого не мог бы быть более однозначным. Старый звон колоколов Кремля перестроился на мелодию интернационала. В Константинополе вместо старых арабесок Корана дети выводят латинские буквы. В Неаполе и Палермо фашистские полицейские организуют оживленную южную жизнь по правилам современной дисциплины движения. В отдаленнейших и почти все еще сказочных землях торжественно открываются здания парламента. Абстрактность, также как и жестокость человеческих отношений, возрастает день за днем. На смену патриотизму приходит новый, проникнутый сильными сознательными элементами национализм. В фашизме, в большевизме, в американизме, в сионизме, в движениях цветных народов прогресс переходит в прежде немыслимое наступление; он как бы делает кувырок, дабы после описанного им круга искусственой диалектики снова продолжить свое движение на самой простой плоскости. Он начинает подчинять себе народы в формах, уже мало чем отличающихся от форм абсолютного режима, если не принимать во внимание гораздо меньшую степень свободы и комфорта. Во многих местах маска гуманности почти сорвана. Вместо нее выступает наполовину гротескный, наполовину варварский фетишизм машины, наивный культ техники, - и именно в тех местах, где отсутствует непосредственное, продуктивное отношение к динамическим энергиям, и дальнобойные орудия вместе с боевыми эскадрильями, вооруженными бомбами, суть лишь военное выражение их разрушительного победоносного похода. Одновременно возрастает ценность масс; доля согласия, доля публичности становятся решающими факторами политики. Капитализм и социализм, в частности, являются двумя большими жерновами, меж которых прогресс размалывает остатки старого мира, а в конце концов и самого себя. На протяжении более чем столетнего периода времени “правые” и “левые” играли в мяч, перебрасывая друг другу ослепленные оптическим обманом избирательного права массы; постоянно казалось, будто у одного из противников еще можно было найти прибежище от притязаний другого. Сегодня во всех странах все однозначнее обнажается факт их тождества, и, словно под железными зубцами клещей, исчезает даже сон свободы. Великолепное и ужасающее зрелище представляют собой движения все более однообразных по своей форме масс, на пути которых мировой дух раскидывает свои сети. Каждое из этих движений способствует тому, что они захватывают еще надежнее и безжалостнее, и здесь действуют такие виды принуждения, которые сильнее, чем пытки: они настолько сильны, что человек приветствует их ликованием. За каждым выходом, ознаменованным символами счастья, его подстерегают боль и смерть. Пусть радуется тот, кто во всеоружии вступает в эти места.
Взгляд назад
23 Августа, 1980 г.
Долгие занятия другими вопросами побудили меня теперь уже окончательно пересмотреть это сочинение, со времени появления которого прошло почти пятьдесят лет. В течение десятилетий я делал это много раз, ибо печаталось оно часто. Это испытание должно было освободить субстанциальное ядро от акцидентальных обстоятельств. От непредвзятого читателя не укроется, что это ядро действительно как и прежде и будет, пожалуй, оставаться таковым еще долгое время. Процесс вооружения мировых держав приобрел планетарные масштабы; этому соответствует их потенциал. Маленькие государства, такие как недавняя Эфиопия, находясь в тяжелом положении, также угрожают Тотальной мобилизацией. Это понятие вошло в политику: как в ведущуюся там полемику, так и в реальность. Каждый вооружается, и каждый упрекает в этом другого. Это одновременно ощущается как заколдованный круг и празднуется на парадах. Очевидно, тогда было увидено нечто принципиальное. Освобождение ядра от шелухи должно открыть эту перспективу. В противоположность этому, особенность положения между двумя мировыми войнами отступает на второй план, в частности, положение юного немца после четырех лет смертельного напряжения и Версальского договора. Это никак не меняет его исторического
значения; для него остается действительной первая редакция.
Перевод А. Михайловского
Впервые эссе было опубликовано в сборнике "Война и воин" в 1930 г. (Ernst Junger. Die totale Mobilmachung. In: Krieg und Krieger (hrsg. v. Ernst Junger). Berlin 1930. S. 10-30). Отдельным изданием текст вышел в Берлине в 1931 г. В основе данного перевода лежит переработанный вариант, опубликованный в Полном собрании сочинений (Samtliche Werke. Bd. 7. Stuttgart 1980. S. 119-142).
Ситуация с этим текстом, вызвавшим в свое время большую реакцию в разных кругах читающей публики, обстоит очень сложно. Не только в филологическом, но и существенном плане. На протяжении ряда редакций текст претерпел настолько серьезные изменения, что в каком-то отношении оправданной кажется даже речь о том, что от целого сочинения осталось одно только броское название. Разницу между современными изданиями и окончательным вариантом можно сформулировать приблизительно так: в первых основной план организует понятие нации, ярко выделяется националистический подход, тогда как в последнем устраняется то, что было актуальным в политической ситуации того времени. Вот что по этому поводу писал сам автор в 1980 г.: "Очевидно, тогда было увидено нечто принципиальное. Освобождение ядра от шелухи должно открыть этот вид. В противоположность этому особенность положения между двумя мировыми войнами отступает на второй план, в частности, положение юного немца после четырех лет смертельного напряжения и Версальского договора. Это никак не меняет его исторического значения; для него остается действительной первая редакция". Исходя из этого, лучше иметь в виду сразу обе перспективы, не отбрасывая ни одной из них.
Мобилизационную экономику обычно представляют сквозь призму военного времени, однако мобилизация военного потенциала невозможна без мобилизации потенциала экономического, и чтобы последняя сработала, должна быть отмобилизована властвующая элита и политическое руководство страны, пишет академик РАН Сергей Глазьев в докладе «Россия: главные аспекты мобилизационного проекта».
Мобилизационную экономику обычно представляют сквозь призму военного времени, когда промышленность переводится на военные рельсы с целью обеспечения фронта всем необходимым для победы. Вторая мировая война часто характеризуется как «война машин» или «война моторов». Не принижая критически важного значения боевого духа и самопожертвования в рядах Красной армии, выиграть войну против практически всей захваченной нацистами Европы, чей экономический потенциал на порядок превышал советский, было бы невозможно без мобилизации всей экономики СССР. Наши заводы работали в четыре смены, все гражданское население, включая подростков и стариков, трудилось по 12 часов в день без выходных и отпусков, довольствуясь символической зарплатой и минимальным набором потребительских благ, чтобы обеспечить армию и флот передовой военной техникой, боеприпасами, продовольствием, обмундированием, инженерными средствами. Способность советской системы управления к мобилизации всех имеющихся ресурсов стала ключевым фактором для победы над многократно (особенно – после военной катастрофы лета 1941 года) более мощным по своему экономическому потенциалу противником.
С тех пор, однако, кардинально изменились и военные доктрины, и экономическое обеспечение вооруженных сил. США не могли одолеть СССР ни в холодной войне, ни в горячих региональных конфликтах на границах сфер влияния. Они добились развала социалистического лагеря изнутри благодаря изощренным методам заигрывания с некомпетентным и доверчивым советским руководством, вербуя проводников своей политики непосредственно среди первых лиц Советского Союза. С помощью «мягкой силы», за счет применения когнитивного оружия им удалось добиться легкой победы над несокрушимым традиционными методами ведения военных действий противником. И все гигантские расходы СССР на достижение военно-стратегического паритета с США в итоге оказались напрасными. Из этого опыта: как триумфального, так и печального, – следует, что мобилизация военного потенциала невозможна без мобилизации потенциала экономического. В свою очередь, чтобы последняя сработала, должна быть отмобилизована властвующая элита и политическое руководство страны.
Мобилизационный проект: система контуров
Советская экономика была сверхотмобилизованной. Все народное хозяйство работало на нужды оборонно-промышленного комплекса, где, благодаря концентрации наиболее качественных ресурсов, удалось достигнуть паритета по стратегическим вооружениям с вдвое превосходящим нашу страну по экономическому потенциалу противником. Но Советский Союз рухнул из-за того, что США и их союзникам удалось втянуть его руководителей в добровольное самоуничтожение. Сначала они с энтузиазмом спилили ствол дерева, на ветвях которого сидели, отстранив от власти КПСС, а заодно и самих себя, а затем уже их преемники схватились в междоусобной борьбе за присвоение его плодов, разделив и разграбив страну по частям. Точнее, грабили уже другие, новые руководители, заранее обученные противником на переформатирование системы управления экономикой, на разрушение страны с приватизацией ее достояния. В результате постсоветское пространство стало для США и их союзников «дойной коровой», из которой выжато более 2 трлн долл. капитала, десятки млрд тонн энергоносителей и сырьевых материалов, миллионы умов и высококвалифицированных рабочих рук.
США разгромили СССР методами гибридной войны, которые они используют в настоящее время против России. Советский Союз не спасли ни ракеты с разделяющимися ядерными боеголовками, ни мобилизационные мощности, которые остались невостребованными в силу поражения руководства страны когнитивным оружием противника. Последнее включает в себя следующие элементы:
– разрушение идеологии, объединяющей общество и поддерживающей политическую систему;
– замутнение сознания властвующей элиты, подрыв основополагающих ценностей, оправдывающих ее господство;
– выращивание сети «агентов влияния» в высших эшелонах власти, работающих на разрушение существующей системы управления путем проведения идеологически мотивированных реформ;
– подмена понятий в общественном сознании и дискредитация привычных ценностей с целью их замены ложными ориентирами;
– массовое десантирование провокаторов, которые под видом друзей и доброжелательных советников втираются в доверие с целью навязывания самоубийственной для страны политики.
Все эти составляющие когнитивного оружия успешно применялись для разрушения нашей страны изнутри начиная со Смутного времени. Ни Московское царство, ни Российскую империю, ни Советский Союз невозможно было сокрушить путем лобовой военной интервенции. Это показали все организованные «коллективным Западом» войны, включая обе Отечественные, Первую мировую, а также Крымскую войну и другие региональные кампании. Успеха противник достигал только после поражения сознания властвующей элиты когнитивным оружием. Прежде всего его острие направлялось против главы государства. Великой Смуте предшествовали идеологические и политические расколы во дворе Ивана Грозного, инспирированные засланными из Европы провокаторами. Февральской революции и Гражданской войне – масонский антигосударственный заговор, организованный английской и французской агентурой. Распаду СССР – горбачевская перестройка, инспирированная американскими и другими западными агентами влияния в его ближайшем окружении.
Параллельно применению когнитивного оружия против общественного сознания с целью дезорганизации и делегитимизации властвующей элиты противник готовит оружие второго удара – новую властвующую элиту, призванную в нужный момент перехватить управление страной. Она уже полностью подконтрольна противнику и выполняет его волю в порабощении страны. Заигрывая с властвующей элитой, используя человеческие слабости первых лиц государства и играя на их честолюбии, постепенно подменяя ценности, противник втягивает их в процесс саморазрушительных реформ и одновременно готовит революционеров, которые ударят в спину власти, как только та потеряет контроль над ситуацией. Так Вашингтон заигрывал с Горбачевым, втягивая его в процесс «ускорения», «демократизации» и «перестройки», одновременно готовя Ельцина и «команду Гайдара», которые в нужный момент при поддержке США совершили государственный переворот и перехватили управление страной. Аналогичным образом Лондон втянул Николая II в ненужную России войну с Германией, параллельно создавая масонскую сеть, которая в подходящий момент свергла царя и сформировала Временное правительство. Так же Иван Грозный был обольщен западными агентами, которые параллельно готовили интервенцию и гражданскую войну.
Алгоритм действий по разрушению российской государственности предельно прост. Втянуть руководство страны в доверительные отношения, под «соусом» прогрессивных изменений и совершенствования политической системы навязать идеологически мотивированные реформы, которые расшатывают систему управления страной и деморализуют властвующую элиту. Институты обеспечения национальной безопасности парализуются требованием перемен. Возникает возможность для появления протестных движений, которую противник использует как «теплицу» для выращивания марионеточной контрэлиты. «Доверительные» отношения с руководством страны и властвующей элитой используются для сдерживания их от силового подавления оппозиции, которую противник тем временем всемерно поддерживает и вооружает. Под нарастающим хаосом скрывается управляемый противником переходный режим, в течение которого, с одной стороны, набирает силу и вооружается контролируемое им протестное движение, а с другой – разрушается действующая система управления, деморализуется и разлагается властвующая элита, парализуется ее способность к сопротивлению. Как только протестное движение набирает достаточно силы, чтобы свергнуть власть, противник дает команду на вооруженное восстание и позволяет протестующим безжалостно расправиться с властвующей элитой. После этого он легитимизирует марионеточный режим, используя его в своих интересах для разграбления и последующей эксплуатации страны.
Реализацию этого алгоритма мы наглядно видели при захвате американскими спецслужбами контроля над Украиной. Они использовали доверительные отношения с Януковичем для удержания его от применения силы против выращиваемых ими через НКО и силовые структуры власти нацистов. Как только те стали достаточно сильны, американские кураторы дали команду на вооруженное восстание, продолжая удерживать властвующую элиту от самозащиты. И, как только президент бежал из столицы, поспешили признать нацистскую хунту и обеспечили ее легитимизацию в немедленно подписанном руководителями европейских государств договоре об ассоциации ЕС с Украиной. Тот же алгоритм применялся при свержении Горбачева беловежскими заговорщиками, а столетие назад – при свержения царя выращенными в парламенте и внедренными в высший генералитет масонами.
Во всех катастрофах российской государственности военная сила – и то в виде парамилитарных прокси-стурктур – применялась противником на завершающем этапе: после того, как пораженная когнитивным оружием властвующая элита свергалась заранее выращенным отрядом западных агентов влияния – для закрепления успеха. В период Великой Смуты европейские вооруженные отряды наводнили Московию уже после государственного переворота и свержения царя, с легкостью захватив столицу и занявшись разграблением страны. Интервенция западных «союзников» началась сразу же вслед за их победой в Первой мировой войне – уже после двух революций 1917 г. и краха российской государственности. Сразу же после распада СССР американские инструкторы наводнили все органы новой российской власти и места производства ядерного оружия, парализовали работу оборонно-промышленного комплекса. Вместо интервенции они сделали ставку на распад Советского Союза изнутри, взяв под контроль его бывшие республики посредством своей заранее выращенной агентуры. Применение военной силы последовало спустя четверть века с целью отрыва от России Украины после того, как президент Путин взял курс на восстановление российского суверенитета.
Исторический опыт трижды постигших нашу страну катастроф и выхода из них позволяет выявить следующие закономерности восстановления отечественной государственности.
Восстановление идеологического контура, объединяющего людей на основе общего понимания смысла и правильности существующего общественно-государственного устройства. Как известно, советская империя имела коммунистическую идеологию. Идеология Российской империи отражена в емкой формуле «самодержавие, православие, народность». Идеология Московского царства также носила религиозный характер, основанный на принятой от Византийской империи православной вере, хотя в азиатской части этого государства в разное время на различных территориях доминировали ислам, буддизм, индуизм, шаманизм и другие вероучения.
Общим стержневым принципом всех этих идеологий неизменно являлось требование социальной справедливости, которому должно соответствовать общественно-государственное устройство. Нарушение данного требования влекло за собой разрушение идеологического контура и хаотизацию общественного сознания.
Восстановление политического контура, объединяющего людей посредством институтов государственной власти. И в Советской, и в Российской империях он строился иерархическим образом во главе, соответственно, с Политбюро ЦК КПСС и царем. В Московском царстве также существовала иерархия, предусматривавшая делегирование власти от верховного правителя. Работа этого политического контура была основана на соответствующей идеологии, обеспечивающей его легитимность в общественном сознании. Разрушение идеологического контура влекло делегитимизацию институтов государственной власти в общественном сознании и расшатывание политического воспроизводственного контура.
Восстановление нормативного контура , объединяющего людей на основе правил поведения и санкций за их нарушение. Он формируется политическим контуром путем принятия законов, указов, постановлений и др., обязательных для исполнения норм. Расшатывание политического контура ослабляло легитимность нормативного контура, создавая возможность массового нарушения законодательства и неподчинения органам власти. Так, свержение царя породило быстрое разрушение институтов организации общества, погрязшего в хаосе и тотальной гражданской войне. Аналогичным образом самоликвидация КПСС повлекла быструю делигитимизацию советской правовой системы, нарастание национал-сепаратизма, развал государства и криминализацию общества. В первом историческом цикле развалу империи предшествовали войны за лидерство между претендентами на верховную власть, которые, по мере экономического развития ее составных частей, переросли в войны за независимость соответствующих протогосударственных образований. Непосредственным предвестником краха стал внутренний раскол в правящей элите, который вылился в репрессии опричнины и перешел в хаос Великой смуты.
Восстановление экономического контура , объединяющего хозяйственную деятельность людей. Он формируется нормами и институтами, регулирующими различные виды хозяйственной деятельности. Делегитимизация нормативного контура влечет разрушение сложных видов хозяйственной деятельности и деградацию экономики. Непосредственным экономическим итогом всех трех катастроф и распадов единой государственности становилось запустение страны, сокращение численности ее населения, вывоз за рубеж и уничтожение значительной части накопленного богатства, разрушение производительных сил и падение народного благосостояния. Требовался достаточно длительный период для их восстановления в рамках новой системы воспроизводства экономики, задаваемой новыми нормативным, политическим и идеологическим контурами.
Восстановление семейно-родового контура , обеспечивающего воспроизводство народонаселения. Семейный уклад и кровнородственные отношения находятся под сильным воздействием всех перечисленных выше воспроизводственных контуров, но при этом обладают относительной автономностью от них, что позволяет сохранять историческую память и способность общественного сознания к регенерации социальных структур, хоть и в иных форматах. Разрушение семейно-родового контура сопровождается взрывом неуправляемой социальной энергии, характеризующейся крайней агрессивностью со стороны утративших привычные смыслы жизни и связи людей. Оно влечет за собой социальную дезинтеграцию и одичание значительной части общества, его распад на самоорганизующиеся враждующие группы, всплеск насилия и появление архаичных социальных структур.
Все три катастрофы, повлекшие крах отечественной государственности, происходили так, что вначале ослаблялся и размывался идеологический контур, что подрывало устойчивость политического контура, ослабление которого, в свою очередь, влекло делигитимизацию нормативного контура и последующую деградацию экономического контура. В этих условиях семейно-родовой контур не мог удерживать утративших привычные жизненные ориентиры и доходы людей, значительная часть которых радикализировалась и пополняла революционную среду. Общим проявлением этих катастроф было удивительно быстрое одичание значительной части населения, которая с распадом всех пяти контуров воспроизводства социально-государственного устройства опускалась до самых примитивных форм асоциального поведения, уничтожая остатки общественно-государственного устройства. Последующая самоорганизация общества происходила за счет насильственного подавления асоциальных форм поведения путем сверхжесткой организации перечисленных выше воспроизводственных контуров, осуществляемой принципиально новой социальной группой – носителем новой идеологии.
Общей чертой всех трех переходов к новому общественно-государственному устройству также выступало наличие достаточно мощного внешнего импульса-угрозы, направленного на разрушение вначале идеологического, а затем и политического воспроизводственного контуров. При этом главным объектом воздействия являлась властвующая элита, где формировалась прослойка агентов влияния новой доминирующей идеологии.
В отсутствие решительного отторжения со стороны политического воспроизводственного контура происходит заражение властвующей элиты новой идеологией с последующим размыванием идеологического воспроизводственного контура и разрушением политического. После этого быстро рушится нормативный контур и деградирует экономический. Семейно-родовой контур сохраняет относительную устойчивость, обеспечивая дальнейшее воспроизводство населения, которое постепенно включается в новую систему социально-властных отношений и соответствующие ей воспроизводственные контуры.
Современная Россия не только не имеет идеологического контура, но и лишена права его иметь, согласно ст.13, п. 2 Конституции РФ: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Для России значение этой статьи аналогично статье японской конституции о запрете иметь Вооруженные силы.
Современная система евразийской интеграции
Как известно, после распада СССР американские власти сформулировали свою главную цель на постсоветском пространстве следующим образом: «Наша первоочередная задача – не допустить появления на территории бывшего Советского Союза или где-либо еще нового соперника, представляющего угрозу, аналогичную исходившей от СССР». Поэтому они столь резко и агрессивно отреагировали на инициативу глав России, Белоруссии и Казахстана о создании Евразийского экономического сообщества, а затем – Таможенного и Евразийского союза. Хотя он формируется не более как общий рынок по правилам ВТО, без единых надгосударственных политических институтов, американской политической верхушке тут же померещилась реинкарнация СССР.
Материалы по теме
Тем временем реальная угроза американскому доминированию возникла со стороны Китая. Сохранив коммунистическую идеологию «с китайской спецификой» и творчески переработав опыт социалистического строительства в СССР, учтя советские и собственные ошибки, китайское руководство создало эффективную систему управления социально-экономическим развитием на основе сочетания принципов планирования и рыночной самоорганизации при регулирующей роли социалистического государства. Сохранив идеологический и политический контуры воспроизводства советской империи, китайские коммунисты трансформировали экономический контур на основе рыночных механизмов, раскрепостив социальную энергию семейно-родового контура и направив ее на решение задач развития экономики и повышения уровня народного благосостояния. Китайским коммунистам удалось обеспечить переход к интегральному мирохозяйственному укладу, подчинив общенародным интересам энергию воспроизводства капитала в рамках как внутреннего семейно-родового контура, так и внешнего контура транснациональных корпораций.
Дальнейшее развитие производительных сил требует перехода к новому, интегральному, мирохозяйственному укладу. Его формирование в Китае, Индии, Индокитае, происходящее на основе сочетания государственного планирования и рыночной самоорганизации, общенародной собственности на инфраструктуру и частного предпринимательства, подчинения предпринимательской инициативы общественным интересам при гармонизирующей роли государства, – показало свои принципиальные преимущества по сравнению с нынешним финансово-монополистическим мирохозяйственным укладом.
Впервые в истории переход к новому мирохозяйственному укладу связан не с расширением возможностей развития капиталистических отношений, а с их ограничением. Эта существенная разница означает, что одновременно меняется, как говорят математики, производные функции социально-экономического развития. Прекращается опережающее развитие капиталистического мира, который должен вернуться под контроль идеологического и политического воспроизводственных контуров имперского социально-государственного устройства. Только само это устройство приобретает глобальный характер, что тоже является признаком смены цивилизационных циклов: от локальных конфликтующих цивилизаций – к глобальному разнообразию сотрудничающих цивилизаций в интересах гармоничного развития человечества.
В современных условиях лидерство невозможно в результате завоевания или даже принуждения одних стран другими. Оно может быть достигнуто только на основе международного права, в рамках коалиции государств, заинтересованных в переходе к интегральному мирохозяйственному укладу и противостоящих агрессивной реакции транснационального капитала. Этот переход, однако, не произойдет сам по себе, без создания указанной выше антивоенной коалиции стран, заинтересованных в развитии в рамках интегрального мирохозяйственного уклада. Чтобы эта коалиция приобрела лидерские позиции, нужно создать идеологический и политический контуры ее воспроизводства как целостного социально-государственного образования. Для этого необходимо восстановление исторической памяти совместного развития народов Евразии в рамках трех мировых империй. Это позволит осознать фундаментальность конструирования современного Евразийского партнерства со всеми необходимыми для устойчивого развития контурами воспроизводства.
Общая идеология должна соответствовать современной парадигме устойчивого развития и принципам интегрального мирохозяйственного уклада. Она накладывает следующие требования на нижеследующие воспроизводственные контуры.
Общий политический воспроизводственный контур должен строиться на основе норм международного права, в первую очередь – исходя из суверенитета всех объединяющихся в коалицию государств, взаимовыгодности и добровольности сотрудничества на основе общих интересов в гармоничном устойчивом развитии.
Экономический контур должен быть достаточно гибким для учета разнообразия хозяйственных систем стран коалиции, оставляя им свободу введения любых внешнеэкономических ограничений с целью обеспечения собственного устойчивого развития. Он должен ограждать участников коалиции от попыток дестабилизации их экономики извне, втягивания ее в неэквивалентный финансовый обмен, ограничения технологического развития. Одновременно он должен обеспечивать участников коалиции необходимыми для развития экономики ресурсами, что предполагает наличие общего стратегического планирования, институтов развития, единого экономического пространства.
Семейно-родовые контуры социально-государственной системы коалиции должны получить благоприятные условия для гармоничного развития, что предполагает приоритетное развитие образования, здравоохранения, культуры и науки, формирование общего рынка труда и единого образовательного пространства.
Для доказательства необходимости перехода к новому мирохозяйственному укладу и новому цивилизационному циклу остается рассмотреть противоположный сценарий. Если такого перехода не произойдет, то мир ждет один из следующих вариантов катастрофического развития событий, широко обсуждаемых современной футурологией:
– дальнейшая эскалация мировой гибридной войны с переходом в неуправляемую фазу и возможным применением оружия массового поражения;
– использование достижений нового технологического уклада в антигуманных целях (клонирование людей, конструирование киборгов, разработка и применение избирательного биологического оружия);
– техногенная глобальная катастрофа в результате непродуманного развития производств нового технологического уклада.
Имеющиеся научно-технические прогнозы свидетельствуют о реальности перечисленных угроз. Это служит еще одним доказательством безальтернативности перехода к интегральному мирохозяйственному укладу и формирования межгосударственной антивоенной коалиции для сохранения человечества. В противном случае человеческая цивилизация самоуничтожится вследствие либо мировой войны, либо перехода к принципиально новому технобиологическому виду. Сохранение человеческой цивилизации, как и ее зарождение, будет зависеть от евразийского интеграционного процесса. Чтобы соответствовать современным вызовам, он должен иметь прочный идеологический фундамент, основанный на исторической памяти народов Евразии.
Мобилизация политической элиты – необходимое условие экономической мобилизации
Мобилизовать необходимо, прежде всего, властвующую элиту. Пока ее значительная и весьма влиятельная часть ориентируется на Вашингтон и Лондон, заискивая перед западными покровителями, получая от них похвалы, награды и обещания защиты, храня за рубежом деньги и содержа там свои семьи, российская государственность находится под угрозой. Призывы главы государства к повышению эффективности системы управления, росту экономики и переводу ее на инновационный путь развития блокируются проводниками политики вашингтонских финансовых организаций, для которых важно другое – сохранение режима эксплуатации российской экономики в интересах западных корпораций и вывоза полученных доходов за рубеж.
Саботируя указания президента о повышении нормы накопления и развитии научно-производственного потенциала страны, денежные власти продолжают политику удушения этого потенциала, руководствуясь инструкциями МВФ. Совокупный ущерб от этого удушения за постсоветский период уже в разы превышает экономический ущерб от гитлеровского нашествия. Только за 2014-2017 гг. Россия потеряла около 20 трлн руб. невыпущенной продукции и 10 трлн руб. несделанных инвестиций из-за политики Банка России по сжатию кредитного предложения – не говоря уже о вывезенных за рубеж примерно 2 трлн долл.
Несмотря на американскую гибридную агрессию против России, наши денежные власти продолжают проводить политику подчинения экономики интересам западного капитала. Это выражается, во-первых, в структуре валютных резервов, львиную долю в которых занимают долговые обязательства США и их союзников по НАТО. Во-вторых, в подчинении российского финансового рынка интересам западных, прежде всего – американских, спекулянтов, которые доминируют на нем и извлекают сверхприбыли на искусственно создаваемой Минфином РФ заниженной цене российских долговых обязательств и манипулировании нашим валютным рынком. В-третьих, в непрерывной откачке Банком России денег из экономики с прекращением рефинансирования банков, дефицит которых подсаживает российские корпорации на внешние источники кредита. В-четвертых, в маниакальном страхе денежных властей перед валютным контролем, фактическое отсутствие которого позволяет вывозить около 100 млрд долл. в год. В-пятых, в поддержании чудовищной офшоризации российской экономики, свыше половины реального сектора которой находится под контролем нерезидентов.
Этот перечень признаков ангажированности денежных властей, работающих в интересах западного капитала, можно продолжать и расширять.
Нет сомнений, что в рамках проводимой денежно-кредитной политики никакая мобилизация экономического потенциала страны невозможна. Точнее, возможна только квазимобилизация в интересах противника. Например, США закупает большую часть производимого в России титана, корпорация «Боинг» законтрактовала его на многие годы вперед. Подавляющая часть алюминия и других производимых в России цветных металлов также идет на экспорт. Туда же, преимущественно в западные страны, уходит 2/3 нефти и половина нефтепродуктов. На американских заказчиков работает целая армия российских программистов. Туда же направляются потоки выпускников ведущих российских вузов по биоинженерным специальностям, значительная часть оставшегося в России научного потенциала работает по западным грантам. Привязав денежную эмиссию к приросту валютных резервов, Банк России жестко подчинил эволюцию российской экономики интересам иностранного капитала: чтобы получить прирост денежного предложения и кредита, российской экономике требуется сначала либо что-то экспортировать, либо продать права собственности иностранному инвестору. Так, без единого выстрела и под фанфары прославления «лучших в мире» руководителей российских денежных властей уже четверть века колонизируется российская экономика. Их руками она превращена сегодня в сырьевую периферию, не способную в рамках проводимой макроэкономической политики к самостоятельному развитию.
Ниже пойдет речь о том, как следует изменить экономическую политику, чтобы мобилизация сохраняющегося научно-производственного потенциала стала в принципе возможной. Для оборонных ли целей, или для решения задач подъема народного благосостояния, защиты Земли от космических угроз или других позитивных результатов. Действующая сегодня система управления экономикой страны в принципе неспособна к достижению каких-либо целей. Она лишь обслуживает интересы компрадорского олигархата, обеспечивая ему получение сверхприбылей от эксплуатации природных богатств страны и вывоз этих сверхприбылей за рубеж. И правительство считает это нормальным, сорвав исполнение Федерального закона «О стратегическом планировании» и отказываясь от применения каких-либо целевых нормативов, в том числе –установленных целеориентирующими указами главы государства от 7 мая 2012 года. Оно не управляет даже своей банковской системой, предоставив банки с госучастием в распоряжение их топ-менеджеров.
Еще раз: без мобилизации властвующей элиты никакая мобилизация экономики невозможна . Вполне вероятно, что основная часть нынешней властвующей элиты столь коррумпирована и зависима от западных спецслужб, установивших контроль над их зарубежными счетами и имуществом, что мобилизовать ее в интересах страны невозможно. Из этого следует необходимость переформатирования властвующей элиты, замены ее коррумпированных и сгнивших сегментов новыми здоровыми силами. На разных драматических этапах нашей истории эта задача решалась по-разному и с разной результативностью. К примеру, «сталинские соколы» успешно справились с созданием эффективной системы управления, заменив бредивших мировой революцией ставленников Коминтерна. А созданный для поддержки российской государственности Союз русского народа не был использован Николаем II для укрепления системы управления страной, что привело к свержению царя руками им же назначенных генералов.
Некоторые меры, которые должны быть применены для ослабления влияния компрадорской части российской элиты, являющейся проводником интересов противника, вполне очевидны.
Меры по мобилизации экономического потенциала
Первой из таких мер-предпосылок для экономической мобилизации является снижение зависимости от внешнего финансирования и влияния, что предполагает:
– вывод госактивов (Резервный фонд, Фонд национального благосостояния, резервы Банка России) из обязательств стран, осуществляющих против России гибридную агрессию, с переводом их в политически нейтральные инструменты, прежде всего – в золото, а также в обязательства стран БРИКС;
– преобразование Резервного фонда в Бюджет развития, средства которого должны тратиться на стимулирование инвестиций в перспективные направления роста экономики путем фондирования институтов развития, облигаций государственных корпораций, инфраструктурных облигаций;
– прекращение импорта за государственные средства (бюджета и средства госкомпаний) любой продукции, аналоги которой производятся в России, включая импорт самолетов, автомобилей, лекарственных препаратов, напитков, мебели и пр.
– запрет на привлечение новых средств российских физических и юридических лиц российским банкам, являющимся дочерними подразделениями американских и европейских банков, – исходя из интересов национальной безопасности и на время действия санкций;
– деофшоризация российского бизнеса путем реализации комплексной системы мер (введение статуса национальной корпорации, прекращение взаимоотношений государства и госсектора с офшорами, введение ограничения их допуска в чувствительные сектора российского рынка);
– прекращение, во избежание стимулирования вывоза капитала и валютных спекуляций, приема иностранных ценных бумаг и иностранных активов российских банков в качестве обеспечения ломбардных и иных кредитов ЦБ;
– открытие кредитной линии Центробанка на рефинансирование через ВЭБ корпораций и банков, сталкивающихся с прекращением внешнего кредита по причине санкций, – на тех же условиях, что и замещаемые иностранные займы, ее объем на 2018 год может составить до 5 трлн руб.;
– многократное увеличение, в целях замещения лизинга иностранной техники, недоступного вследствие санкций, финансирования институтов лизинга отечественной техники путем целевого рефинансирования ЦБ под 0,5% годовых с маржой этих институтов не более 1%;
– ограничение внешних заимствований контролируемых государством корпораций, с постепенным замещением уже полученных ими инвалютных займов рублевыми кредитами государственных и коммерческих банков за счет их целевого рефинансирования со стороны ЦБ РФ под соответствующий процент;
– ограничение гарантий по вкладам граждан в рамках системы страхования вкладов только рублевыми вкладами, с одновременным повышением нормативов обязательных резервов по вкладам в иностранной валюте;
– наделение монопольными правами по перестрахованию рисков российских резидентов специальной государственной компании.
Одновременно должны быть приняты следующие меры по стабилизации курса рубля и валютного рынка, прекращению оттока капитала за рубеж как приоритетного условия экономической мобилизации:
– остановка спекулятивного вихря путем прекращения кредитования валютно-финансовых спекуляций за счет кредитов ЦБ, госбюджета и госбанков, а также пресечения сговоров с целью манипулирования рынком, махинаций сотрудников биржи и менеджеров банков;
– многократное снижение размаха валютных спекуляций путем остановки кредитных рычагов, налогообложения спекулятивной прибыли, сокращения числа сессий и применения других стабилизационных механизмов Московской биржи с восстановлением над ней государственного контроля;
– установление централизованного контроля за валютными операциями госбанков и госкорпораций с целью стабилизации рынка, при необходимости – их перевод на прямые валютные операции с ЦБ;
– ограничение валютной позиции коммерческих банков, запрет на покупку валюты юридическими лицами без оснований;
– запрет участникам торгов на валютной бирже приобретать валюту иначе, нежели для оплаты импортных контрактов или выплат внешних валютных долгов (при доказанном отсутствии у них валютных резервов);
– запрещение использовать средства, полученные предприятиями по каналам льготного рефинансирования и с помощью других форм государственной поддержки, на проведение спекулятивных операций, включая покупку валюты в отсутствие импортных контрактов;
– введение повышенного, до 100%, резервирования средств на валютных счетах в случае угрозы замораживания валютных активов российских физических и юридических лиц;
– введение временного налога (резервирования средств) на валютообменные и трансграничные операции с последующим его зачетом при завершении легальных операций. Блокирование сомнительных операций, особенно – с офшорами;
– введение контроля трансграничных операций капитального характера посредством открытого лицензирования, а в отношении сомнительных операций – процедуры аргументированного обоснования операций по вывозу капитала с точки зрения пользы для развития российской экономики;
– введение (при необходимости увеличения предложения валюты) обязательной продажи экспортерами на валютном рынке или Центральному банку всей валютной выручки или ее значительной части;
– разрешение заемщикам применять форс-мажор по кредитам, предоставленным странами, которые ввели финансовые санкции против РФ, а в случае продолжения санкций – введение моратория на погашение и обслуживание кредитов и инвестиций, полученных из таких стран;
– ограничение валютного кредитования российскими банками нефинансовых организаций, вплоть до полного прекращения и законодательного запрещения такого кредитования;
– оплату импорта в иностранной валюте проводить только по факту поставки товаров в РФ или оказания иностранным контрагентом услуг в РФ;
– ограничение переводов российских физических лиц на счета в иностранные банки по объемам и в единицу времени;
– перевод оборота иностранной валюты на полностью безналичную форму (зачисление всех валютных переводов из-за рубежа в адрес российских граждан и покупок валюты на рынке на безналичные валютные счета), с одновременной либерализацией оборота наличного золота как долгосрочного средства сбережения, включая отмену НДС на покупку банковских слитков и введение налога на вывоз золота за рубеж;
– прекращение госгарантий по банковским вкладам в иностранной валюте.
Расширение использования рубля и альтернативных доллару валют в международных расчетах
Необходим также пакет мер, способных обеспечить возможности воспроизводства внешнеэкономических связей России вне долларовой зоны:
– стимуляция во взаимных расчетах в СНГ перехода на рубли, в расчетах с ЕС – на рубли и евро, в расчетах с Китаем – на рубли и юани, при этом предусматривая выделение связанных рублевых кредитов государствам-импортерам российской продукции для поддержания товарооборота, использовать в этих целях кредитно-валютные СВОПы;
– кардинальное расширение системы обслуживания расчетов в национальных валютах между предприятиями государств СНГ посредством Межгосбанка СНГ, а с иными государствами – посредством контролируемых Россией международных финансовых организаций (МБЭС, МИБ, ЕАБР и др.);
– создание платежно-расчетной системы в национальных валютах государств – членов ЕАЭС, разработка и внедрение собственной независимой системы международных расчетов, включающей в себя банки России, и государств – членов Таможенного союза и СНГ, а также БРИКС, ШОС и других дружественных нам организаций и стран, способной устранить критическую зависимость от подконтрольных США сегментов, включая систему обмена межбанковской информацией SWIFT;
– создание валютно-финансового союза стран БРИКС с формированием совместной международной платежной системы, а также общей расчетной валюты как индекса национальных валют стран БРИКС;
– рефинансирование Банком России коммерческих банков под рублевое кредитование экспортно-импортных операций, с учетом в основных направлениях денежно-кредитной политики дополнительного спроса на рубли в связи с расширением внешнеторгового оборота в рублях и формированием рублевых резервов иностранными государствами и банками;
– организация биржевой торговли за рубли нефтью, нефтепродуктами, лесом, минеральными удобрениями, металлами, другими сырьевыми товарами; при этом необходимо, в целях обеспечения рыночного ценообразования и предотвращения использования трансфертных цен для уклонения от налогообложения, обязать производителей биржевых товаров продавать через зарегистрированные правительством РФ биржи не менее половины своей продукции, в том числе – поставляемой на экспорт;
– постепенный переход на использование рублей для оплаты импорта.
Восстановление государственного кредита
Любую мобилизацию надо начинать с инвентаризации имеющихся возможностей. В настоящее время российская экономика работает на половину своей производственной мощности, на четверть сырьевого потенциала, 3\4 которого вывозится из страны; на 2\3 трудового потенциала, треть которого закамуфлирована скрытой безработицей; на 1/10 имеющегося интеллектуального и научно-технического потенциала, который продолжает деградировать. В итоге КПД нашей экономической системы составляет всего лишь 1-2% от ее теоретического максимума. Чтобы задействовать этот потенциал в интересах развития экономики, повышения уровня жизни народа или обороноспособности страны, должны быть приняты меры по восстановлению государственного кредита. Последний является универсальным инструментом авансирования экономического роста, без которого невозможно развитие современной экономики.
Наиболее узким местом, затрудняющим реализацию стратегии опережающего развития, является отсутствие механизмов внутреннего долгосрочного дешевого кредита. На сегодня основная часть инвестиций финансируется предприятиями за собственный счет, доля банковского кредита составляет 8% по сравнению с 40% для ЕС, 33% – для США, 18% – для КНР, 20% – для Индии. Своей политикой ЦБ фактически остановил трансмиссионный механизм банковской системы, призванный обеспечивать трансформацию сбережений в инвестиции. Доля последних в активах банковской системы составляет не более 5% по сравнению с 20-25% в других странах.
Поразительные достижения оборонно-промышленного комплекса, анонсированные президентом РФ В.В. Путиным, были профинансированы на средства федерального бюджета. За счет этого источника невозможна разработка и внедрение аналогичных прорывных технологий в коммерческом секторе нашей экономики. Здесь основные риски ложатся на частников, которые в рамках нашей сверхприватизированной экономики не располагают собственными источниками финансирования высокорискованных перспективных НИОКР. Для этого нужны долгосрочные кредиты и венчурные фонды.
В рамках проводимой денежно-кредитной политики не просматривается возможность наращивания инвестиций, необходимых для вывода российской экономики на траекторию устойчивого роста. Их финансовая база последовательно сжимается Банком России, который начиная с 2014 года изъял из экономики по каналу рефинансирования более 8 трлн руб. дополнительно к 200 млрд долл., выведенным иностранными инвесторами и кредиторами. В период 2018-2020 гг. ЦБ планирует продолжать сжатие денежной базы в реальном выражении, переходя к чистому изъятию денег из экономики посредством выпуска своих облигаций. В том же направлении действует правительство, заимствуя на рынке деньги инвесторов, которые могли бы вкладываться в прирост основного капитала.
Современные деньги эмитируются под прирост долговых обязательств государства и его институтов развития (США, ЕС, Япония) и предприятий (западноевропейские страны до перехода к евро, КНР, Индия, страны Индокитая), а также под прирост валютных резервов (страны с положительным торговым балансом). В России в настоящее время не работает ни один из этих каналов денежной эмиссии. В то же время имеющиеся в экономике деньги перетекают на валютно-финансовый рынок, на котором объем операций после перехода к свободно плавающему курсу рубля вырос пятикратно при падении спроса на валюту со стороны реального сектора. Последний стал донором финансового сектора, который в нормально работающей экономике должен обеспечивать расширенное воспроизводство капитала для реального сектора.
Исторический опыт успешной политики развития свидетельствует о том, что для получения определенного прироста ВВП необходим двукратно более высокий прирост инвестиций, что требует соответствующего наращивания объема кредита как основного инструмента авансирования роста современной экономики. Наряду с догматизмом денежных властей запуску этого механизма в России объективно препятствует отсутствие эффективного валютного контроля, вследствие чего эмитировавшиеся в рамках антикризисных программ кредиты использовались коммерческими банками для покупки иностранной валюты, а не для кредитования реального сектора экономики.
Для контроля за целевым использованием эмитируемых для кредитования инвестиций денег предлагается использовать современные технологии создания цифровых валют (токенов) и контроля за их обращением (блокчейн). Для организации целевого кредитования следует создать, по образцу немецкой KFW, специализированный институт развития, фондируемый Банком России в размере не ниже объема изымаемых из экономики денег. Так, для компенсации сжатия кредита с 2014 года необходимо около 15 трлн руб., из которых на начальном этапе можно выделить 5 трлн руб. Под этот объем денег, остающихся на корсчете в ЦБ, специнститут развития эмитирует защищенные цифровыми технологиями «инвестиционные рубли», приравненные по покупательной способности и курсу обмена к обычным рублям. Целевые кредиты в инвеструблях предоставляются исключительно в форме специальных инвестиционных контрактов под 2% (для госкорпораций) и 4% (для всех остальных) годовых для конечного заемщика. При этом не потребуются расходы на получение банковских гарантий, не нужны кредитные рейтинги, что позволит сократить издержки еще на 3%. Дальнейшее движение эмитированных таким образом денег автоматически контролируется при помощи блокчейн вплоть до выплаты заработной платы, получения дивидендов и возвращения кредита.
Международный и наш собственный исторический опыт осуществления успешной структурной перестройки экономики свидетельствует о необходимости резкого увеличения объема инвестиций для своевременного становления нового технологического уклада. Главным источником финансирования этого роста инвестиций является соответствующее расширение внутреннего кредита.
В условиях неразвитости в России институтов организации сбережений, а также относительной бедности населения нашей страны, которая усугубляется его кредиторской задолженностью и соответствующей политикой Центробанка, единственным мощным источником финансирования инвестиций является кредитная эмиссия. Именно за счет такой эмиссии финансировалась подавляющая часть инвестиций в отсталых странах, совершивших прорыв в число передовых за последний век. Для устранения искусственно созданных финансовых барьеров и создания современной системы кредитования расширенного воспроизводства экономики потребуется принятие следующего, четвертого, пакета мер:
– законодательное включение создания условий для экономического роста, увеличения инвестиций и занятости в перечень целей государственной денежно-кредитной политики и деятельности Банка России;
– проведение денежной эмиссии для рефинансирования коммерческих банков под залог кредитных требований к производственным предприятиям, облигаций государства и институтов развития;
– переход на регулирование денежного предложения посредством установления ставки рефинансирования, не превышающей среднюю норму прибыли в инвестиционном комплексе за вычетом банковской маржи (2-3%) и на сроки, соответствующие типичной длительности научно-производственного цикла в обрабатывающей промышленности (до 7 лет); при этом доступ к системе рефинансирования должен быть открыт для всех коммерческих банков на универсальных условиях, а также для банков развития на особых условиях, соответствующих профилю и целям их деятельности (в том числе с учетом ожидаемой окупаемости инвестиций в инфраструктуру – до 20-30 лет под 1-2%);
– кардинальное расширение ломбардного списка ЦБ, включение в него векселей и облигаций платежеспособных предприятий, работающих в приоритетных направлениях, институтов развития, гарантий федерального правительства, субъектов Федерации и муниципалитетов;
– существенное увеличение ресурсного потенциала институтов развития за счет их фондирования ЦБ под одобряемые правительством в соответствии с установленными приоритетными направлениями развития нового технологического уклада инвестиционные проекты, финансируемые на принципах целевого кредитования исключительно под установленные расходы и без перечисления денег на счет заемщика;
– переход к целеориентированной денежно-кредитной политике, предусматривающий одновременное достижение целей экономического роста, инфляции и увеличения инвестиций, а также системное управление процентными ставками, обменным курсом, валютной позицией банков, объемом денежной эмиссии по всем каналам и другими параметрами денежного обращения;
– расширение целевого кредитования предприятий, сбыт продукции которых гарантирован экспортными контрактами, госзаказами, договорами с внутренними потребителями и торговыми сетями. Эти кредиты по ставке 2% должны рефинансироваться ЦБ под обязательства предприятий через подконтрольные государству банки с доведением до конечных заемщиков по ставке 4% на срок до 5 лет с жестким контролем за целевым использованием денег исключительно на производственные нужды (требуемый объем таких кредитов – не менее 3 трлн руб., включая 1,2 трлн руб. для предприятий оборонно-промышленного комплекса);
– целевое финансирование одобренных государством инвестиционных проектов за счет кредитов ЦБ институтам развития по ставке 1% на 5-15 лет под облигации госкорпораций, правительства, субъектов Федерации, муниципалитетов, международных организаций (объем – не менее 2 трлн руб.);
– разработка и реализация государственных программ импортозамещения в объеме не менее 3 трлн руб., с предоставлением целевой кредитной линии ЦБ в размере 1 трлн руб. и запретом импорта и лизинга за счет государственных средств (бюджета и госкомпаний) любой продукции, аналоги которой производятся в России, включая импорт самолетов, автомобилей, лекарственных препаратов, напитков, мебели и пр.;
– увеличение в 3 раза объема льготных кредитных линий на поддержку малого бизнеса, жилищного строительства, сельского хозяйства, рефинансируемых ЦБ через специализированные институты развития федерального и регионального уровня не более чем под 2% годовых, включая ипотеку;
– осуществление господдержки частного бизнеса при получении его встречных обязательств перед государством по поставке продукции или оказанию услуг в жестко определенном контуре (номенклатура, объем, качество, сроки, цена), при этом невыполнение данных обязательств должно вести к образованию долга перед государством в размере стоимости непоставленной продукции или неоказанных услуг плюс штрафные санкции;
– изменение стандартов для оценки стоимости залогов с использованием средневзвешенных рыночных цен среднесрочного периода и ограничением применения маржинальных требований, в том числе – с отказом от маржинальных требований к заемщикам со стороны Банка России и банков с государственным участием;
– запрет для коммерческих банков пересматривать условия кредитных соглашений в одностороннем порядке.
Меры по мобилизации политического потенциала
Параллельно созданию необходимых условий для проведения суверенной экономической политики возможна мобилизация имеющегося потенциала для достижения тех или иных политических целей. Поддержание паритета по стратегическим ядерным силам является необходимым условием удержания противника от прямого военного нападения на нашу страну. Но главным фронтом ведущейся против нас гибридной войны является в настоящее время внутренний, где приходится вести борьбу за умы собственных граждан, изрядно промытые западной и прозападной пропагандой. Успех этой борьбы определяется ростом доходов населения, которое судит об эффективности властвующей элиты путем сопоставления с ее уровнем жизни собственных доходов.
Поскольку нынешняя властвующая элита освободила народ от какой-либо идеологии, заменив ее жаждой наживы, критерием легитимности в глазах населения стал уровень денежных доходов на семью. А так как основополагающей ценностью русской социально-культурной традиции является принцип социальной справедливости, то этот критерий конкретизируется через дифференциацию населения по доходам. В настоящее время она многократно превышает предельно критический уровень, что чревато политической дестабилизацией. Поэтому первой очевидной целью мобилизации экономики является повышение уровня доходов населения, прежде всего – работающих граждан. Первый шаг в этом направлении сделан путем приведения минимальной зарплаты к прожиточному минимуму. Резервы здесь чрезвычайно велики, поскольку степень эксплуатации труда в России самая высокая в мире – на единицу заработной платы наши работники производят втрое больше продукции, чем их коллеги в западных странах. Да и в отношении восточных стран сравнение не в нашу пользу: в КНР средняя зарплата уже превышает российскую. Поэтому повышение оплаты труда является необходимым и важнейшим условием социально-экономической мобилизации. Для достижения долгосрочного позитивного результата необходим соответствующий рост производительности труда, а для этого – опережающий рост инвестиций.
Для этого нужно не только привести зарплату в соответствие с вкладом наемных работников в создание добавленной стоимости, но и преодолеть их отчуждение от результатов своей производительной деятельности. Это отчуждение, как известно еще по ранним работам Маркса, порождает антагонистическое противоречие между трудом и капиталом, которое затрудняет или вообще делает невозможным социально-экономическую мобилизацию. Снятие этого противоречия в результате строительства социализма в СССР позволило провести, как уже отмечалось выше, тотальную мобилизацию общества в ответ на агрессию объединенной нацистами Европы.
Социальное партнерство – залог повышения устойчивости и конкурентоспособности российских компаний
В современных условиях перехода к шестому глобальному технологическому укладу и к «экономике знаний», где главным фактором производства становится человеческий капитал, целесообразно активизировать творческий потенциал сотрудников, реализуя современные способы вовлечения трудящихся в управление предприятием. Наряду с владельцами капитала (собственниками) в систему управления предприятием целесообразно включить владельцев и других видов ресурсов: управленческих полномочий (менеджеров), труда (работников) и знаний (специалистов).
Иными словами, для того, чтобы добиться мобилизации трудового потенциала страны, необходимо преодолеть отчуждение труда от его результатов. В рамках сегодняшней демократической системы правового государства это возможно путем восстановления прав трудящихся на участие в управлении предприятиями. Для этого должна быть проведена коренная реформа производственных отношений. Это требует принятия следующего пакета мер:
– законодательное установление права трудового коллектива, специалистов и управляющих на создание своих коллегиальных органов (совет работников, научно-инженерный совет, совет управляющих) и избрание своих представителей в высший орган стратегического управления (совет директоров), обеспечивающий учет интересов всех участников деятельности предприятия в сочетании с интересами развития самого предприятия как хозяйствующего субъекта;
– если банкротство предприятия ведет к его ликвидации и уничтожению рабочих мест, трудовой коллектив должен иметь право установления контроля над ним, в том числе – через реорганизацию в народное предприятие;
– установление четких оснований для привлечения к ответственности менеджеров за негативные последствия принимаемых решений в условиях конфликта интересов, специалистов – за нарушение технических норм и регламентов, работников – за нарушение производственной дисциплины. Степень гражданско-правовой, административной и уголовной ответственности должна соответствовать величине наносимого предприятию ущерба и уровню полномочий виновных сотрудников. Свою долю ответственности должны нести и собственники – в случае их прямого вмешательства в деятельность предприятия или распоряжения правами собственности в ущерб интересам предприятия (увод прибылей и активов, принуждение к фиктивным операциям, злонамеренное банкротство, рейдерство и пр.);
– в отношении стратегически значимых предприятий нельзя допускать их перехода под контроль иностранного капитала или закрытия (например, ОПК), в отношении социально значимых предприятий (например, градо- и системообразующих) – их закрытия, в случае банкротства предприятий необходимо предоставлять трудовым коллективам возможность их обращения в народные предприятия с реструктуризацией обязательств;
– проведение переписи предприятий в целях восполнения имеющихся пробелов в идентификации собственников, менеджмента, работников предприятий, а также восстановления соответствия между субъектами экономики и субъектами права;
– расширение практики предоставления предприятиями т.н. интегрированной отчетности, позволяющей комплексно оценивать не только их текущее состояние, но и перспективы функционирования в изменяющейся среде по широкому кругу показателей его деятельности;
– создание Центра мониторинга деятельности отечественных предприятий в целях сбора, накопления, анализа и обобщения статистической, опросной, феноменологической и иной информации об их состоянии.
Стратегия опережающего развития экономики как генеральное направление ее мобилизации
Стратегия мобилизации экономического потенциала должна учитывать закономерность последовательной смены «длинных волн» экономической конъюнктуры. Выход из нынешнего кризиса связан со «штормом инноваций», прокладывающих дорогу становлению следующего, шестого глобального технологического уклада. По мере перетока капитала в производства этого уклада будет формироваться новая «длинная волна» подъема экономической конъюнктуры.
Именно в подобные периоды глобальных технологических сдвигов для отстающих стран возникает «окно возможностей» для прорыва и «экономического чуда». Чтобы войти в такое «окно возможностей», необходим мощный инициирующий импульс, позволяющий сконцентрировать имеющиеся ресурсы на перспективных направлениях становления нового технологического уклада и опередить другие страны в развертывании производства и сбыта его ключевых товаров и услуг.
Основная идея долгосрочной стратегии мобилизации экономического потенциала заключается в опережающем становлении базисных производственных комплексов нового технологического уклада и скорейшем выводе российской экономики на связанную с ним новую «длинную волну» роста. Что требует целенаправленной работы национальной финансово-инвестиционной системы, включающей механизмы денежно-кредитной, налоговой, бюджетной, промышленной и внешнеэкономической политики. Их необходимо ориентировать на становление ядра нового технологического уклада и достижение синергетического эффекта формирования кластеров новых производств при согласовании макроэкономической политики с приоритетами долгосрочного технико-экономического развития. Последние должны формироваться исходя из закономерностей долгосрочного экономического роста, перспективных направлений нового технологического уклада и национальных конкурентных преимуществ.
С научно-технической точки зрения выбираемые приоритеты должны соответствовать перспективным направлениям становления нового технологического уклада.
С экономической точки зрения они должны создавать расширяющийся импульс роста спроса и деловой активности.
С производственной точки зрения приоритетные производства, начиная с определенного момента, должны выходить на самостоятельную траекторию расширенного воспроизводства в масштабах мирового рынка, выполняя роль «локомотивов роста» для всей экономики. С социальной точки зрения их реализация должна сопровождаться расширением занятости, повышением реальной зарплаты и квалификации работающего населения, общим ростом благосостояния народа.
С 2008 г., несмотря на кризис, расходы на освоение составляющих новый уклад технологий и масштаб их применения растут в передовых странах с темпами около 35% в год. Устойчивый и быстрый рост ядра нового технологического уклада, состоящего из комплекса сопряженных нано-, био- и информационно-коммуникационных технологий, создает материальную основу для нового длительного подъема экономики. Формирование технологических траекторий этого подъема, следование которым кардинально изменит структуру современной экономики, состав ведущих отраслей, крупнейших корпораций и лидирующих стран, займет ближайшие 3-5 лет. Если России за это время не удастся совершить технологический прорыв в освоении базовых производств нового технологического уклада, то наше отставание от передовых стран начнет быстро возрастать, а экономика на всю обозримую перспективу окажется «запертой» в ловушке догоняющего развития, сырьевой специализации и неэквивалентного внешнеэкономического обмена. Нарастающее технологическое отставание подорвет систему национальной безопасности и обороноспособность страны, лишит ее возможности эффективно противостоять угрозам внешней агрессии.
Как показывает опыт совершения технологических прорывов в новых индустриальных странах, необходимое для этого наращивание инвестиционной и инновационной активности требует повышения нормы накопления до 35-40% ВВП. Чтобы «удержаться на гребне волны» экономического роста, инвестиции в развитие производств нового технологического уклада должны удваиваться каждый год.
Вместе с тем необходимо учитывать, что стратегия опережающего развития может быть реализована только в тех секторах российской экономики, которые имеют мировой научно технический уровень. В отстающих отраслях должна реализовываться иная стратегия, предполагающая широкое заимствование современных технологий за рубежом и их освоение с дальнейшим совершенствованием. В перерабатывающих отраслях следование этой стратегии может дать многократное (для лесоперерабатывающей и нефтехимической отраслей – до 10 раз, для металлургической и химической промышленности – до 5 раз, для агропромышленного комплекса – до 3 раз) снижение ресурсоемкости готовой продукции.
Таким образом, оптимальная стратегия развития должна сочетать: стратегию лидерства в тех направлениях, где российский научно-промышленный комплекс находится на передовом технологическом уровне, и стратегию динамического наверстывания в остальных направлениях. В отношении сектора НИОКР целесообразна стратегия опережающей коммерциализации результатов фундаментальных и прикладных исследований.
Для реализации этого оптимального набора стратегий нужна комплексная государственная политика развития, включающая:
– создание системы стратегического планирования, способной выявлять перспективные направления экономического роста, а также направлять деятельность государственных институтов развития на их освоение;
– обеспечение необходимых для опережающего роста нового технологического уклада макроэкономических условий;
– формирование механизмов стимулирования инновационной и инвестиционной активности, реализации проектов создания и развития производственно-технологических комплексов нового технологического уклада, модернизации экономики на их основе;
– создание благоприятного инвестиционного климата и деловой среды, поощряющей предпринимательскую активность в создании и освоении новых технологий;
– поддержание необходимых условий расширенного воспроизводства человеческого капитала и развития интеллектуального потенциала.
Указанные выше как часть государственной стратегии мобилизации экономики меры по созданию институтов долгосрочного кредитования развития производства и всемерного стимулирования инновационной деятельности должны быть дополнены созданием институтов венчурного финансирования перспективных, но рискованных научно-технических разработок, а также методами льготного кредитования инновационных и инвестиционных проектов освоения перспективных производств нового технологического уклада. Необходимо повышать эффективность институтов развития, направляя их активность на поддержку проектов, предусматривающих отечественное лидерство в производственно-технологической кооперации.
Организация имеющегося научно-производственного потенциала в конкурентоспособные структуры предполагает активную политику государства по выращиванию успешных высокотехнологических хозяйствующих субъектов. Сами по себе институты рыночной самоорганизации в условиях открытой экономики и неконкурентоспособности большинства российских предприятий не обеспечат подъем российской обрабатывающей промышленности. Необходимо восстановление длинных технологических цепочек разработки и производства наукоемкой продукции. Для этого следует, с одной стороны, провести воссоединение разорванных приватизацией технологически сопряженных производств, а с другой – стимулировать развитие новых наукоемких компаний, доказавших свою конкурентоспособность. Для решения первой задачи государство может использовать дооценку активов, в том числе – за счет неучтенных при приватизации имущественных прав на интеллектуальную и земельную собственность. Решение второй задачи достигается путем использования разнообразных инструментов промышленной политики: льготных кредитов, государственных закупок, субсидирования научно-исследовательских работ и т.п.
Особое значение имеет создание сети отечественных инжиниринговых кампаний. После ликвидации большей части проектных институтов место промышленных интеграторов заняли иностранные инжиниринговые кампании, ориентированные на приобретение иностранного оборудования. Необходимы срочные меры по созданию сети отечественных инжиниринговых кампаний, владеющих современными технологиями проектирования и комплектования промышленных объектов, а также планирования жизненного цикла сложных видов техники.
Становление нового технологического уклада происходит путем формирования кластеров технологически сопряженных производств, образующихся по векторам распространения его ключевых технологий. Ведущую роль в координации инновационных процессов в кластерах технологически сопряженных производств играют крупные компании и бизнес-группы. Они являются системными интеграторами инновационного процесса, который проходит в разных звеньях инновационной системы. Становление достаточно большого для поддержания конкуренции числа таких кампаний во всех отраслях экономики является ключевой задачей промышленной политики.
В периоды экономической турбулентности и крупномасштабных структурных изменений, когда рыночные механизмы дают сбой, государство вынуждено принимать на себя роль основного субъекта развития. При этом выбор форм государственного воздействия на развитие экономики зависит от множества факторов и должен совершаться на сугубо прагматичной основе. Для выхода на требуемые параметры инвестиционной и инновационной активности требуется резкое увеличение масштаба и качества государственного участия в развитии экономики. Несмотря на многократное повышение эффективности, достигаемое при использовании технологий нового уклада, их широкое распространение сдерживается как неготовностью производственно-технологической среды к их восприятию, так и недоверием инвесторов к их коммерческой привлекательности. Для преодоления порога синхронных затрат на создание производственных систем нового технологического уклада необходим достаточно мощный инициирующий импульс в форме инвестиций в прорывные НИОКР, новые виды инфраструктуры, освоение новых специальностей, т.е. проведение системной научно-технической и структурной политики по выращиванию составляющих новый технологический уклад научно-производственных комплексов.
Исходя из изложенного первоочередной мерой государственной политики по мобилизации имеющегося научно-технического потенциала является создание системы стратегического планирования.
Методология стратегического планирования предусматривает наличие системы долго-, средне- и краткосрочных прогнозов социально-экономического развития, выбор приоритетов технико-экономического развития, инструменты и механизмы их реализации, включающие систему долгосрочных концепций, среднесрочных программ и индикативных планов, институты организации соответствующей деятельности, а также методы контроля и механизмы ответственности за достижение необходимых результатов. Необходима разработка и реализация целевой программы модернизации и опережающего развития экономики на основе нового технологического уклада.
Для организации работы по мобилизации экономического потенциала, для достижения целей социально-экономического развития страны видится необходимым создание госкомитета по стратегическому планированию при президенте России с наделением его полномочиями по установлению приоритетов экономического и научно-технического развития и формированию индикативных планов и программ их реализации.
Для мобилизации научно-технического потенциала страны в целях решения задач модернизации и опережающего развития российской экономики необходим системный подход к управлению НТП, организация сквозного и всемерного стимулирования инновационной активности. Для управления этими процессами целесообразно создание надведомственного федерального органа, отвечающего за разработку государственной научно-технической и инновационной политики, координацию деятельности отраслевых министерств и ведомств в ее реализации – Государственного комитета по научно-техническому развитию Российской Федерации.
В заключение необходимо отметить ключевое значение подбора и расстановки кадров для успешной реализации стратегии мобилизации экономического потенциала страны. Поразительные достижения в разработке нового поколения стратегических вооружений, заявленные президентом России в Послании Федеральному собранию 1 марта, являются свидетельством того, что у нас возможна реализация прорывных системных проектов. Управлять развитием экономики намного проще, чем созданием такой системы передовых вооружений. Если бы это делали обладающие научными знаниями специалисты, уровень экономического развития России был бы вдвое, а темпы – втрое выше сегодняшнего. Без замены в органах макроэкономического регулирования адептов «вашингтонского консенсуса» высококвалифицированными кадрами, разбирающимися в закономерностях развития современной экономики, ни разработка, ни реализация стратегии мобилизации экономического потенциала невозможна. Как невозможна и победа в развязанной против нас «коллективным Западом» гибридной войне.
