Кафка превращение читать в сокращении. История написания новеллы “Превращение”

Произведение австрийского писателя Ф.Кафка «Превращение» повествует о горькой и трагической судьбе молодого человека Грегора Замзы.
Грегор Замза – обычный молодой человек, живущий в большом городе. Он – единственный сын когда-то благополучной семьи и все его заботы теперь заключаются в обеспечении пропитания для семьи. Отец Грегора обанкротился и большей частью сидит дома. Мать мучают приступы удушья, и она проводит долгие часы в кресле у окна. Еще у Грегора есть младшая сестренка Грета, которую он очень любит. Грета неплохо играет на скрипке и заветной мечтой брата, после того как он покроет отцовские долги, является желание помочь ей поступить в консерваторию.
Отслужив в армии, Грегор устраивается в торговую фирму и вскоре получает повышение – становится коммивояжером. Он работает с огромным усердием, хотя это и трудно: приходится проводить много времени в командировках, вставать на заре и с тяжелым саквояжем, полным образцов сукон, отправляться на поезд. Хозяин фирмы, в которой работал Грегор, отличается завидной скупостью, но Грегор дисциплинирован и трудолюбив. В целом, заработка юноши хватает на то, чтобы снимать для семьи просторную квартиру, где ему принадлежит отдельная комната.
Однажды утром Грегор просыпается в виде гигантской отвратительной сороконожки. Спросонья он обводит взглядом стены, видит портрет женщины в меховой шляпе, который недавно сам вырезал из иллюстрированного журнала. Грегор хочет повернуться на бок, но ему очень мешает огромный выпуклый живот. В холодном ужасе юноша осознает, что все происходящее – совсем не сон. Но его пугает и другое - будильник показывает семь часов, хотя Грегор поставил его на четыре часа утра. Его приводит в отчаяние мысль о том, что он опоздал на поезд. В это время в дверь стучит мать, которая беспокоится, не опоздал ли он. Грегор пытается что-то ответить матери, но из его рта вырывается лишь «болезненный писк».
Далее кошмар продолжается. В комнату Грегора стучит отец, сестра – просят открыть дверь, но он упорно не отпирает замок. В это время приходит управляющий фирмы, который хочет узнать, что случилось. От страшного волнения Грегор падает на ковер; звук его падения слышен даже в гостиной. Юноша пытается сказать из-за двери, что у него лишь легкое недомогание, при этом он с большим трудом выпрямляется во весь рост. За дверью наступает тишина, затем слышится голос управляющего, который произносит: «Это был голос животного». А Грегор открывает дверь, повернув ключ в замке при помощи своих челюстей. Он появляется перед глазами столпившихся людей. Реакция на появление Грегора была оглушительной: мать падает на пол и теряет сознание, управляющий бежит прочь. Грегор бежит за управляющим, неуклюже семеня своими ножками, но отец преграждает ему путь, подталкивая его палкой. С большим трудом, поранив бок, Грегор втискивается в свою комнату, и дверь за ними захлопывается.
После этого для Грегора наступает монотонная жизнь в заточении. Он свыкается со сложившейся ситуацией, приспосабливается к неповоротливому телу, к тонким ножкам. Он обнаруживает, что неплохо может ползать по стенам и потолку, и ему даже нравится висеть там подолгу. В то же время Грегор остается в душе тем же, кем был, - любящим братом и сыном. Его пугает отчаяние из-за того, что старый отец и больная мать теперь вынуждены работать. А еще Грегора чувствует брезгливое отношение, которое испытывают к нему члены его семьи.
Однажды его унизительный покой нарушается: женщины надумали освободить его жилище от мебели, чтобы дать ему больше места для ползанья. Мать впервые боязливо входит в комнату сына. Грегор прячется на полу за свисающей простыню. Он понимает, что его лишают нормального жилища – выносят сундук, шкаф с одеждой, письменный стол… Хотят вытеснить и портрет женщины в мехах, но Грегор выползает из-под дивана. Мать в испуге падает на диван. Грегор выползает в гостиную. В это время появляется отец. Увидев Грегора, он начинает со злорадным криком бросать в него яблоки из вазы. Грегор убегает, но одно из яблок с силой ударяет его по спине и застревает в теле.
После полученной раны здоровье Грегора ухудшается. Сестра больше не убирается в его комнате, и все зарастает паутиной и клейким веществом из лапок Грегора. Днем и ночью он страдает от душевных мучений, перебирая мысленно свою прежнюю жизнь. Однажды вечером Грегор слышит, как его сестра играет на скрипке новым жильцам, которым родители сдали комнаты ради денег.
Весь покрытый пылью, мусором, нитками, Грегор выползает на сверкающий пол гостиной. Увидев его, жильцы испытывают шок и требуют вернуть назад деньги.
Как-то утром служанка входит в комнату Грегора и обнаруживает, что он лежит неподвижно. Грегор уже умер. Служанка сгребает его останки и выбрасывает вместе с мусором. Вся семья испытывает огромное облегчение. Родители и дочь строят радостные планы на будущее и даже не вспоминают о том, что когда-то в их семье был еще один человек.
На этом завершается произведение Ф.Кафка «Превращение».

Начинается сразу с завязки. Коммивояжер превратился в насекомое. Не то в жука, не то в таракана. Размером с человека. Что за бред? Это точно Кафка? 🙂 Далее автор рассказывает про злоключения Грегора, который пытается понять, как ему жить. Со старта ты даже не понимаешь, насколько всё глубоко и символично.

Автор никак не высказывает своего отношения к происходящему, а лишь описывает события. Это своего рода «пустой знак», не имеющий означающего, но можно сказать, что, как и в большинстве произведений Кафки, в рассказе раскрыта трагедия одинокого, покинутого и чувствующего себя виноватым человека перед лицом абсурдной и бессмысленной судьбы. Драма человека, столкнувшегося с непримиримым, непонятным и грандиозным роком, являющимся в различных проявлениях, столь же красочно описана в «Замке» и «Процессе». Множеством мелких реалистичных деталей Кафка дополняет фантастическую картину, превращая её в гротеск.

По сути, Кафка даёт намёк через образы, на то, что может произойти с каждым из нас. Про то, что происходит, например, с моей бабушкой, которая слегла и нуждается в уходе.

Главный герой рассказа Грегор Замза, простой коммивояжёр, проснувшись утром, обнаруживает, что превратился в огромное мерзкое насекомое. В свойственной Кафке манере причина метаморфозы, события, ей предшествующие, не раскрываются. Читатель, как и герои рассказа, просто поставлены перед фактом - превращение свершилось. Герой сохраняет здравый ум и осознает происходящее. В непривычном положении, он не может встать с кровати, не открывает двери, хотя о том настойчиво просят его члены семьи - мать, отец и сестра. Узнав о его превращении, семья приходит в ужас: отец загоняет его в комнату, там его оставляют на все время, лишь сестра приходит его кормить. В тяжелых душевных и телесных (отец бросил в него яблоко, Грегор поранился о дверь) муках, проводит Грегор время в комнате. Он был единственным серьёзным источником дохода в семье, теперь его родные вынуждены затянуть потуже пояса, а главный герой чувствует себя виноватым. Вначале сестра проявляет к нему жалость и понимание, но позже, когда семья уже живёт впроголодь и вынуждена пустить квартирантов, которые нагло и беспардонно ведут себя в их доме, она теряет остатки чувств к насекомому. Вскоре Грегор умирает, заразившись от гнилого яблока, застрявшего в одном из его сочленений. Рассказ завершается сценой жизнерадостной прогулки семьи, предавшей Грегора забвению.

История написания новеллы “Превращение”

Через два месяца после “Приговора” Кафка пишет “Превращение”. Никакой другой рассказ Кафки не отличается такой силой и жестокостью, ни в каком другом он не уступает так соблазну садизма. В этом тексте есть некая склонность к саморазрушению, влечение к мерзкому, которые, возможно, отвратят от Кафки некоторых его читателей. Грегор Замза – это явно Франц Кафка, превращенный своим нелюдимым характером, своей склонностью к одиночеству, своей неотвязной мыслью о писании в некое подобие монстра; он последовательно отрезан от работы, семьи, встреч с другими людьми, заперт в комнате, куда никто не осмеливается ступить ногой и которую постепенно освобождают от мебели, непонятый, презираемый, отвратительный объект в глазах всех. В меньшей мере было понятно, что “Превращение” явилось в некоторой степени дополнением “Приговора” и его противовесом: Грегор Замза имеет больше общих черт с “другом из России”, чем с Георгом Бендеманом, чье имя составляет почти совершенную анаграмму: он одиночка, отказывающийся идти на уступки, которых требует общество. Если “Приговор” приоткрывает двери двусмысленного рая, то “Превращение” воскрешает ад, в котором пребывал Кафка до встречи с Фелицей. В период, когда Франц сочиняет свой “омерзительный рассказ”, он пишет Фелице: “… и, видишь ли, все эти отвратительные вещи порождает та же душа, в которой обитаешь ты и которую ты терпишь как свое обиталище. Не огорчайся, ибо кто знает, возможно, чем больше я пишу и чем больше от этого освобождаюсь, тем чище и достойнее становлюсь для тебя, но, конечно, мне еще от многого предстоит освободиться, и никакие ночи не могут быть достаточно длинными для этого в общем-то сладостного занятия”. В то же время “Превращение”, где отец играет одну из самых отвратительных ролей, призвано помочь Кафке если не освободиться от ненависти, которую он испытывает к своему собственному отцу, то по меньшей мере освободить свои рассказы от этой надоевшей темы: после этой даты фигура отца появится в его творчестве лишь в 1921 году в небольшом тексте, который издатели назвали “Супружеская чета”.

Проис-ше-ствие, случив-шееся с Грегором Замзой, описано, пожалуй, в одной фразе рассказа. Однажды утром, проснув-шись после беспо-кой-ного сна, герой внезапно обна-ружил, что превра-тился в огромное страшное насе-комое...

Собственно, после этого неве-ро-ят-ного превра-щения больше уже ничего особен-ного не проис-ходит. Пове-дение действу-ющих лиц проза-ично, буднично и предельно досто-верно, а внимание сосре-до-то-чено на бытовых мелочах, которые для героя вырас-тают в мучи-тельные проблемы.

Грегор Замза был обычным молодым чело-веком, живущим в большом городе. Все его усилия и заботы были подчи-нены семье, где он был един-ственным сыном и потому испы-тывал повы-шенное чувство ответ-ствен-ности за благо-по-лучие близких.

Отец его обанк-ро-тился и по большей части сидел дома, просмат-ривая газеты. Мать мучили приступы удушья, и она прово-дила долгие часы в кресле у окна. Еще у Грегора была младшая сестра Грета, которую он очень любил. Грета неплохо играла на скрипке, и заветной мечтой Грегора — после того как ему удастся покрыть отцов-ские долги — было помочь ей посту-пить в консер-ва-торию, где она могла бы профес-сио-нально учиться музыке. Отслужив в армии, Грегор устро-ился в одну торговую фирму и довольно скоро был повышен от мелкого служа-щего до комми-во-я-жера. Он работал с огромным усер-дием, хотя место было небла-го-дарным. Прихо-ди-лось большую часть времени прово-дить в коман-ди-ровках, вста-вать на заре и с тяжелым сакво-яжем, полным образцов сукон, отправ-ляться на поезд. Хозяин фирмы отли-чался скупо-стью, но Грегор был дисци-пли-ни-рован, стара-телен и трудо-любив. К тому же он никогда не жало-вался. Иногда ему везло больше, иногда меньше. Так или иначе, его зара-ботка хватало на то, чтобы снимать для семьи просторную квар-тиру, где он занимал отдельную комнату.

Вот в этой-то комнате он проснулся однажды в виде гигант-ской отвра-ти-тельной соро-ко-ножки. Спро-сонья он обвел взглядом знакомые стены, увидел портрет женщины в меховой шляпе, который он недавно вырезал из иллю-стри-ро-ван-ного журнала и вставил в золо-ченую раму, перевел взгляд на окно, услышал, как по жести подокон-ника стучат капли дождя, и снова закрыл глаза. «Хорошо бы еще немного поспать и забыть всю эту чепуху», — подумал он. Он привык спать на правом боку, однако ему теперь мешал огромный выпуклый живот, и после сотни безуспешных попыток пере-вер-нуться Грегор оставил это занятие. Он в холодном ужасе понял, что все проис-ходит наяву. Но еще больше ужас-нуло его то, что будильник пока-зывал уже поло-вину седь-мого, в то время как Грегор поставил его на четыре часа утра. Неужели он не слышал звонка и опоздал на поезд? Мысли эти привели его в отча-яние. В это время в дверь осто-рожно посту-чала мать, которая беспо-ко-и-лась, не опоз-дает ли он. Голос матери был, как всегда, ласковый, и Грегор испу-гался, услыхав ответные звуки собствен-ного голоса, к кото-рому приме-ши-вался странный болез-ненный писк.

Далее кошмар продол-жался. В его комнату стучали уже с разных сторон — и отец, и сестра беспо-ко-и-лись, здоров ли он. Его умоляли открыть дверь, но он упорно не отпирал замок. После неве-ро-ят-ного труда ему удалось повис-нуть над краем кровати. В это время раздался звонок в прихожей. Узнать, что случи-лось, пришел сам управ-ля-ющий фирмы. От страш-ного волнения Грегор рванулся изо всех сил и упал на ковер. Звук падения был услышан в гостиной. Теперь к призывам родных присо-еди-нился и управ-ля-ющий. И Грегору пока-за-лось разумнее объяс-нить стро-гому началь-нику, что он непре-менно все исправит и навер-стает. Он начал взвол-но-ванно выпа-ли-вать из-за двери, что у него лишь легкое недо-мо-гание, что он еще успеет на вось-ми-ча-совой поезд, и наконец стал умолять не уволь-нять его из-за неволь-ного прогула и поща-дить его роди-телей. При этом ему удалось, опираясь о скользкий сундук, выпря-миться во весь рост, превоз-могая боль в туло-вище.

За дверью насту-пила тишина. Из его моно-лога никто не понял ни слова. Затем управ-ля-ющий тихо произнес: «Это был голос живот-ного». Сестра со служанкой в слезах броси-лись за слесарем. Однако Грегор сам ухит-рился повер-нуть ключ в замке, ухва-тив-шись за него креп-кими челю-стями. И вот он появился перед глазами стол-пив-шихся у двери, присло-нив-шись к её створке.

Он продолжал убеж-дать управ-ля-ю-щего, что скоро все встанет на свои места. Впервые он посмел излить ему свои пере-жи-вания по поводу тяжелой работы и бесправ-ности поло-жения комми-во-я-жера, кото-рого любой может обидеть. Реакция на его появ-ление была оглу-ши-тельной. Мать безмолвно рухнула на пол. Отец в смятении погрозил ему кулаком. Управ-ля-ющий повер-нулся и, погля-дывая назад через плечо, стал медленно удаляться. Эта немая сцена длилась несколько секунд. Наконец мать вско-чила на ноги и дико закри-чала. Она опер-лась на стол и опро-ки-нула кофейник с горячим кофе. Управ-ля-ющий тут же стре-ми-тельно бросился к лест-нице. Грегор пустился за ним, неук-люже семеня своими ножками. Ему непре-менно надо было удер-жать гостя. Однако путь ему преградил отец, который стал затал-ки-вать сына назад, издавая при этом какие-то шипящие звуки. Он подтал-кивал Грегора своей палкой. С большим трудом, поранив о дверь один бок, Грегор втис-нулся назад к себе в комнату, и дверь за ним немед-ленно захлоп-нули.

После этого страш-ного первого утра для Грегора насту-пила прини-женная моно-тонная жизнь в зато-чении, с которой он медленно свыкся. Он посте-пенно приспо-со-бился к своему урод-ли-вому и непо-во-рот-ли-вому телу, к своим тонким ножкам-щупальцам. Он обна-ружил, что может ползать по стенам и потолку, и даже полюбил висеть там подолгу. Пребывая в этом страшном новом обличье, Грегор остался тем же, кем был, — любящим сыном и братом, пере-жи-ва-ющим все семейные заботы и стра-да-ющим оттого, что внес в жизнь близких столько горя. Из своего зато-чения он молча подслу-шивал разго-воры родных. Его мучили стыд и отча-яние, так как теперь семья оказа-лась без средств и старый отец, больная мать и юная сестра должны были думать о зара-ботках. Он с болью чувствовал брезг-ливое отвра-щение, которое испы-ты-вали самые близкие люди по отно-шению к нему. Мать и отец первые две недели не могли заста-вить себя войти к нему в комнату. Только Грета, преодолевая страх, захо-дила сюда, чтобы быстро убраться или поста-вить миску с едой. Однако Грегору все меньше и меньше подхо-дила обычная пища, и он часто оставлял тарелки нетро-ну-тыми, хотя его терзал голод. Он понимал, что вид его нестерпим для сестры, и потому старался спря-таться под диван за простыней, когда она прихо-дила убираться.

Однажды его унизи-тельный покой был нарушен, так как женщины наду-мали осво-бо-дить его комнату от мебели. Это была идея Греты, которая решила дать ему больше места для ползанья. Тогда мать впервые бояз-ливо вошла в комнату сына. Грегор покорно прита-ился на полу за свиса-ющей простыней, в неудобной позе. От пере-по-лоха ему стало совсем плохо. Он понимал, что его лишили нормаль-ного жилища — вынесли сундук, где он хранил лобзик и другие инстру-менты, шкаф с одеждой, пись-менный стол, за которым он в детстве готовил уроки. И, не выдержав, он выполз из-под дивана, чтобы защи-тить последнее свое богат-ство — портрет женщины в мехах на стене. Мать с Гретой в это время пере-во-дили дух в гостиной. Когда они верну-лись, Грегор висел на стене, обхватив портрет лапками. Он решил, что ни за что на свете не позволит его забрать — скорее вцепится Грете в лицо. Вошедшей в комнату сестре не удалось увести мать. Та «увидела огромное бурое пятно на цвета-стых обоях, вскрик-нула, прежде чем до нее дошло, что это и есть Грегор, визг-ливо-прон-зи-тельно» и рухнула в изне-мо-жении на диван.

Грегор был пере-полнен волне-нием. Он быстро выполз в гостиную за сестрой, которая броси-лась к аптечке с каплями, и беспо-мощно топтался за её спиной, страдая от своей вины, В это время пришел отец — теперь он работал рассыльным в каком-то банке и носил синий мундир с золо-тыми пуго-ви-цами. Грета объяс-нила, что мать в обмо-роке, а Грегор «вырвался». Отец издал злорадный крик, схватил вазу с ябло-ками и с нена-ви-стью начал бросать их в Грегора. Несчастный бросился наутек, делая множе-ство лихо-ра-дочных движений. Одно из яблок с силой ударило его по спине, застряв в теле.

После полу-ченной раны здоровье Грегора стало хуже. Посте-пенно сестра прекра-тила у него убираться — все заросло паутиной и клейким веще-ством, исте-кавшим из лапок. Ни в чем не вино-ватый, но с омер-зе-нием отторг-нутый самыми близ-кими людьми, стра-да-ющий от позора больше, чем от голода и ран, он замкнулся в жалком одино-че-стве, пере-бирая бессон-ными ночами всю свою прошлую немуд-реную жизнь. По вечерам семья соби-ра-лась в гостиной, где все пили чай или разго-ва-ри-вали. Грегор же для них был «оно», — всякий раз родные плотно прикры-вали дверь его комнаты, стараясь не вспо-ми-нать о его гнетущем присут-ствии.

Однажды вечером он услышал, что сестра играет на скрипке трем новым жильцам — им сдали комнаты ради денег. Привле-ченный музыкой, Грегор отва-жился продви-нуться немного дальше обыч-ного. Из-за пыли, лежавшей повсюду в его комнате, он сам был весь ею покрыт, «на спине и боках он таскал с собой нитки, волосы, остатки еды; слишком велико было его равно-душие ко всему, чтобы ложиться, как прежде, по нескольку раз в день на спину и чиститься о ковер». И вот это неопрятное чудо-вище скольз-нуло по свер-ка-ю-щему полу гостиной. Разра-зился постыдный скандал. Жильцы с возму-ще-нием потре-бо-вали назад деньги. Мать зашлась в приступе кашля. Сестра заклю-чила, что дальше так жить нельзя, и отец подтвердил, что она «тысячу раз права». Грегор изо всех сил пытался вновь заползти к себе в комнату. От слабости он был совсем непо-во-ротлив и зады-хался. Оказав-шись в знакомой пыльной темноте, он почув-ствовал, что совсем не может шеве-литься. Боли он уже почти не ощущал, а о своей семье по-преж-нему думал с нежно-стью и любовью.

Рано утром пришла служанка и обна-ру-жила, что Грегор лежит совер-шенно непо-движно. Вскоре она радостно изве-стила хозяев: «Погля-дите-ка, оно издохло, вот оно лежит совсем-совсем дохлое!»

Тело Грегора было сухим, плоским и неве-сомым. Служанка сгребла его останки и выки-нула вместе с мусором. Все испы-тали нескры-ва-емое облег-чение. Мать, отец и Грета впервые за долгое время позво-лили себе прогулку за город. В вагоне трамвая, полном теплого солнца, они ожив-ленно обсуж-дали виды на будущее, которые оказа-лись совсем не так плохи. При этом роди-тели, не сгова-ри-ваясь, поду-мали о том, как, невзирая на все преврат-ности, похо-ро-шела их дочь.

Неординарный дневник, который Франц Кафка вел всю свою жизнь, дошел до нас благодаря, как ни странно, предательству Макса Брода, его друга, поклявшегося сжечь все произведения писателя. Он прочитал и … не смог выполнить обещанное. Настолько потрясло его величие едва не уничтоженного творческого наследия.

С тех пор Кафка стал брендом. Мало того, что его проходят во всех гуманитарных вузах, он стал популярным атрибутом нашего времени. Он вошел не только в культурный контекст, но и в моду среди мыслящих (и не очень) молодых людей. Черная меланхолия (которую многие используют, как китчевую футболку с выпендрежным изображением Толстого), не конвейерная живая фантазия и убедительные художественные образы привлекают даже неопытного читателя. Да, он торчит на ресепшене первого этажа небоскреба и тщетно пытается узнать, где лифт. Однако немногие поднимаются до пентхауса и вкушают полноценное удовольствие от книги. К счастью, всегда найдутся девушки за стойкой, которые все объяснят.

Об этом написано много, но зачастую витиевато и рассредоточено, даже поиск по тексту не помогает. Мы рассортировали всю найденную информацию по пунктам:

Символика цифры «3»

«Что же касается символики «три», которой столь увлечен Набоков, может быть, следует присовокупить к его объяснениям также и вовсе простое: трельяж. Пусть это всего-навсего - три зеркала, повернутые под углом друг к другу. Может быть, одно из них показывает событие с точки зрения Грегора, другое - с точки зрения его семейства, третье - с точки зрения читателя»

Феномен в том, что автор бесстрастно, методично описывает фантастическую историю и дает читателю выбор между отражениями его сюжета, мнениями о нем. Люди представляют себя напуганными мещанами, беспомощными насекомыми и незримыми наблюдателями этой картины, которые выносят свое суждение. Трехмерное пространство автор воспроизводит с помощью своеобразных зеркал. Они не упомянуты в тексте, их представляет сам читатель, когда пытается дать взвешенную нравственную оценку происходящему. Всего три ипостаси линейного пути: начало, середина, конец:

«Связывая новеллу с микрокосмом, Грегор представлен как триединство тела, души и разума (или духа), а также волшебного – превращение в насекомое, человеческого – чувства, мысли, и природного – внешний вид (тело жука)»

Немота Грегора Замзы

Владимир Набоков, например, считает, что немота насекомого – образ немоты, сопровождающей нашу жизнь: мелочное, суетливое, вторичное обсуждается и перемалывается часами, но сокровенные мысли и чувства, основа человеческого естества, остаются в глубинах души и умирают в безвестности.

Почему насекомое?

Ни в коем случае не таракан и не жук! Кафка намеренно путает любителей естествознания, перемешав все признаки членистоногих тварей, ему известных. Таракан это или жук – не имеет принципиального значения. Главное, образ ненужного, бесполезного, противного насекомого, который лишь мешает людям и омерзителен, чужероден им.

«Из всего человечества Кафка имел здесь в виду одного себя - никого иного! Это свои семейственные узы он врастил в хитиновый панцирь насекомого. И - видите! - они оказались настолько слабыми и тонкими, что обычное яблоко, брошенное в него, нарушает эту постыдную оболочку и служит поводом (но не причиной!) смерти бывшего любимца и гордости семьи. Конечно, подразумевая самого себя, он рисовал лишь надежды и упования своего семейства, которые всеми силами своей писательской натуры вынужден был дискредитировать - таково уж было его призвание и роковая участь»

Основные темы новеллы «Превращение»

1. Значительную роль в рассказе играет число три. Рассказ разделен на три части. В комнате Грегора три двери. Его семья состоит из трех человек. По ходу рассказа появляются три служанки. У трех жильцов три бороды. Три Замзы пишут три письма. Я опасаюсь чрезмерно выделять значение символов, ибо, как только вы отрываете символ от художественного ядра книги, она перестает вас радовать. Причина в том, что есть художественные символы и есть банальные, выдуманные и даже дурацкие символы. Вы встретите немало таких глупых символов в психоаналитических и мифологических трактовках произведений Кафки.
2. Другая тематическая линия — это линия дверей, отворяющихся и затворяющихся; она пронизывает весь рассказ.
3. Третья тематическая линия — подъемы и спады в благополучии семьи Замза; тонкий баланс между их процветанием и отчаянно жалким состоянием Грегора.

Экспрессионизм. Признаки стиля, представители

Ни для кого не секрет, что творчество Кафки многие исследователи относят к экспрессионизму. Без понимания этого модернистского явления невозможно оценить «Превращение в полной мере».

Экспрессиони́зм (от лат. expressio, «выражение») - течение в европейском искусстве эпохи модернизма, получившее наибольшее развитие в первые десятилетия XX века, преимущественно в Германии и Австрии. Экспрессионизм стремится не столько к воспроизведению действительности, сколько к выражению эмоционального состояния автора. Он представлен во множестве художественных форм, включая живопись, литературу, театр, архитектуру, музыку и танец. Это первое художественное течение, в полной мере проявившее себя в кинематографе.

Экспрессионизм возник как острая реакция на события того времени (Первая Мировая Война, Революции), Поколение этого периода воспринимало действительность крайне субъективно, через призму таких эмоций, как разочарование, страх, отчаяние. Распространены мотивы боли и крика.

В живописи

В 1905 году немецкий экспрессионизм оформился в группу «Мост», которая бунтовала против поверхностного правдоподобия импрессионистов, стремясь вернуть немецкому искусству утраченные духовное измерение и разнообразие смыслов. (Это, например, Макс Пехштейн, Отто Мюллер.)

Банальность, уродливость и противоречия современной жизни порождали у экспрессионистов чувства раздражения, отвращения, тревоги и фрустрации, которые они передавали при помощи угловатых, искорёженных линий, быстрых и грубых мазков, кричащего колорита.

В 1910 г. группа художников-экспрессионистов во главе с Пехштейном отделилась образовала Новый сецессион. В 1912 г. в Мюнхене оформилась группа «Синий всадник», идеологом которой выступал Василий Кандинский. Насчёт отнесения «Синего всадника» к экспрессионизму среди специалистов нет единого мнения.

С приходом к власти Гитлера в 1933 году экспрессионизм был объявлен «дегенеративным искусством»,

К экспрессионизму относят таких художников как Эдмонд Мунк и Марк Шагал. И Кандинский.

Литература

Польше (Т. Мичинский), Чехословакии (К. Чапек), России (Л. Андреев), Украине (В. Стефаник) и др.

На немецком языке писали также авторы «пражской школы», которых при всей индивидуальности объединяет интерес к ситуациям абсурдной клаустрофобии, фантастическим сновидениям, галлюцинациям. Среди пражских писателей этой группы - Франц Кафка, Густав Мейринк, Лео Перуц, Альфред Кубин, Пауль Адлер.

Поэты-экспрессионисты –Георг Тракля, Франц Верфель и Эрнст Штадлер

В театре и танце

А. Стриндберга и Ф. Ведекинда. Психологизм драматургов предыдущего поколения, как правило, отрицается. Вместо индивидуальностей в пьесах экспрессионистов действуют обобщённые фигуры-символы (например, Мужчина и Женщина). Главный герой зачастую испытывает духовное прозрение и восстаёт против фигуры отца.

Помимо немецкоязычных стран, экспрессионистские драмы были популярны также в США (Юджин О’Нил) и России (пьесы Л. Андреева), где Мейерхольд учил актёров передавать эмоциональные состояния с помощью своего тела - резких движений и характерных жестов (биомеханика).

Той же цели передачи острых эмоциональных состояний танцора через его пластику служит экспрессионистский танец модерн Мэри Вигман (1886-1973) и Пины Бауш (1940-2009). Мир балета с эстетикой экспрессионизма впервые познакомил Вацлав Нижинский; его постановка балета «Весна священная» (1913) обернулась одним из самых грандиозных скандалов в истории сценического искусства.

Кинематограф

Гротескные искажения пространства, стилизованные декорации, психологизация событий, акцент на жестах и мимике - отличительные черты экспрессионистского кинематографа, который расцвёл на студиях Берлина с 1920 по 1925 годы. К числу крупнейших представителей этого движения относят Ф. В. Мурнау, Ф. Ланга, П. Вегенера, П. Лени.

Архитектура

В конце 1910-х и начале 1920-х гг. архитекторы северогерманской кирпичной и Амстердамской групп использовали для самовыражения новые технические возможности, которые им предоставляли такие материалы, как усовершенствованный кирпич, сталь и стекло. Архитектурные формы уподоблялись объектам неживой природы; в отдельных биоморфных конструкциях той эпохи видят зародыш архитектурной бионики.

Ввиду тяжелого финансового состояния послевоенной Германии самые смелые проекты экспрессионистских сооружений, впрочем, остались невоплощёнными. Вместо строительства реальных зданий архитекторам приходилось довольствоваться разработкой временных павильонов для выставок, а также декораций театральных и кинематографических постановок.

Век экспрессионизма в Германии и сопредельных странах был краток. После 1925 г. ведущие архитекторы, включая В. Гропиуса и Э. Мендельсона, начинают отказываться от всяких декоративных элементов и рационализировать архитектурное пространство в русле «новой вещественности».

Музыка

Как экспрессионизм отдельные музыковеды описывают поздние симфонии Густава Малера, ранние вещи Бартока и некоторые работы Рихарда Штраусса. Однако чаще всего этот термин применяют к композиторам новой венской школы во главе с Арнольдом Шёнбергом. Любопытно, что с 1911 года Шёнберг состоял в переписке с В. Кандинским - идеологом экспрессионистской группы «Синий всадник». Они обменивались не только письмами, но также статьями и картинами.

Стилистика Кафки: язык новеллы «Превращение», примеры тропов

Эпитеты яркие, но немногочисленные: «панцирно-твердая спина», «выпуклый, раздавленный дугообразными чешуйками живот», «многочисленно, убого тонкие ножки», «высокая пустая комната пугала».

Другие критики утверждают, что его творчество нельзя отнести ни к одному из «измов»(сюрреализм, экспрессионизм, экзистенциализм), скорее оно соприкасается с литературой абсурда, но тоже чисто внешне. Стиль Кафки (в отличие от содержания) абсолютно не совпадает с экспрессионистским, так как изложение в его работах подчеркнуто суховато, аскетично, в нем отсутствуют какие-либо метафоры и тропы.

В каждом произведении читатель видит балансирование между естественным и необычайным, личностью и вселенной, трагическим и повседневным, абсурдом и логикой. В этом и заключается, так называемая, абсурдность.

Кафка любил заимствовать термины из языка юриспруденции и науки, используя их с иронической точностью, гарантирующей от вторжения авторских чувств; именно таков был метод Флобера, позволявший ему достигать исключительного поэтического эффекта.

Владимир Набоков писал: «Ясность речи, точная и строгая интонация разительно контрастируют с кошмарным содержанием рассказа. Его резкое, черно-белое письмо не украшено никакими поэтическими метафорами. Прозрачность его языка подчеркивает сумрачное богатство его фантазии».

Новелла по форме — реалистическое повествование, но по содержанию организована и подана, как сновидение. В итоге, получается индивидуальный миф. Как в настоящем мифе, в «Превращении» идет конкретно-чувственная персонификация психических особенностей человека.

История Грегора Замза. Различные интерпретации мотива превращения в повести

Владимир Набоков утверждает: «У Гоголя и Кафки абсурдный герой обитает в абсурдном мире». Однако, к чему нам жонглировать термином «абсурдный»? Термины - вроде пришпиленных к стенду бабочек или жуков - при помощи булавки любознательного энтомолога. Ведь «Превращение» - тот же «Аленький цветочек», только - с точностью да наоборот.

Стоит отметить, что само превращение героя в насекомое подводит читателя к сказочному. Обратившись, его может спасти только чудо, какое-то событие или действие, которое поможет снять чары и победить. Но ничего подобного не происходит. Вопреки законам сказки, счастливого конца не случается. Грегор Замза остается жуком, никто не протягивает ему руку помощи, не спасает его. Проецируя сюжет произведения на сюжет классической сказки, Кафка пусть и невольно, но дает понять читателю, что если в традиционной сказке всегда происходит победа добра, то здесь зло, которое отождествлено внешним миром, побеждает и даже «добивает» главного героя. Владимир Набоков пишет: «Единственным спасением, возможно, видится сестра Грегора, которая, поначалу, выступает как некий символ надежды героя. Однако, окончательное предательство фатально для Грегора». Кафка показывает читателю, как исчез Грегор-сын, Грегор-брат, а теперь должен исчезнуть Грегор-жук. Сгнившее яблоко в спине не есть причина смерти, причина смерти – предательство близких, сестры, которая была неким оплотом спасения для героя.

Однажды в одном из писем Кафка сообщает о странном случае, с ним приключившемся. В своей комнате в гостинице он обнаруживает клопа. Явившаяся на его призыв хозяйка весьма удивилась и сообщила, что во всей гостинице ни одного клопа не видно. С чего бы появиться ему именно в этой комнате? Может быть, этот вопрос задал себе и Франц Кафка. Клоп именно в его комнате - это его клоп, его собственное насекомое, как бы его альтер-эго. Не в результате ли подобного происшествия возник замысел писателя, подаривший нам столь замечательную новеллу?

После семейных сцен Франц Кафка месяцами скрывался в своей комнате, не участвуя ни в семейных трапезах, ни в семейном общении другого рода. Так он «наказывал» себя в жизни, так он наказывает Грегора Замзу в новелле. Преображение сына воспринимается семейством как своего рода отвратительная болезнь, а о недомоганиях Франца Кафки постоянно упоминается не только в дневниках или письмах, они - чуть ли не привычная тема на протяжении многих лет его жизни, как бы накликавшая и болезнь смертельную.

Мысль о самоубийстве, довлевшая над Кафкой на перевале как раз тридцатилетия, конечно же, внесла свою лепту в эту новеллу. Детям - в определенном возрасте - свойственно убаюкивать себя после выдуманной или действительной обиды взрослыми мыслью: «вот я умру - и тогда они узнают».

Кафка категорически был против иллюстрации новеллы изображать какое-либо насекомое - категорически против! Писатель понимал, что страх неопределенный многократно превосходит страх при виде известного феномена.

Абсурдная реальность Франца Кафки

Притягательная особенность новеллы «Превращение», как и многих других произведений Франца Кафки, в том, что фантастические, абсурдные события описываются автором, как данность. Он не поясняет, почему коммивояжер Грегор Замза однажды проснулся в своей постели насекомым, не дает оценку событиям и персонажам. Кафка, как сторонний наблюдатель, описывает историю, произошедшую с семейством Замза.

Превращение Грегора в насекомое продиктовано абсурдностью окружающего мира. Находясь в противоречии с действительностью, герой вступает с ней в конфликт и, не находя выхода, трагически погибает

Почему Грегор Замза не возмущается, не ужасается? Потому что он, как и все основные персонажи Кафки, с самого начала не ждёт от мира ничего хорошего. Превращение в насекомое - это лишь гипербола обычного человеческого состояния. Кафка как будто задаётся тем же вопросом, что и герой «Преступления и наказания» Ф.М. Достоевского: “вошь” ли человек или “право имеет”. И отвечает: “вошь”. Более того: реализует метафору, превратив своего персонажа в насекомое.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Франц Кафка , пражский еврей, писавший по-немецки, при жизни почти не публиковал своих произведений, только отрывки из романов "Процесс" (1925 г.) и "Замок" (1926 г.) и немногие новеллы. Самая замечательная из его новелл "Превращение" была написана осенью 1912 года и опубликована в 1915 году.

Герой "Превращения" Грегор Замза — сын небогатых пражских обывателей, людей с чисто материалистическими потребностями. Лет пять назад его отец разорился, и Грегор поступил на службу к одному из кредиторов отца, стал коммивояжером, торговцем сукном. С тех пор вся семья — отец, страдающая астмой мать, его младшая любимая сестра Грета — целиком полагаются на Грегора, материально полностью от него зависят. Грегор постоянно в разъездах, но в начале повествования он ночует дома в перерыве между двумя деловыми поездками, и тут с ним происходит нечто ужасное. С описания этого события начинается новелла:

Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое. Лежа на панцирно-твердой спине, он видел, стоило ему приподнять голову, свой коричневый, выпуклый, разделенный дугообразными чешуйками живот, на верхушке которого еле держалось готовое вот-вот окончательно сползти одеяло. Его многочисленные, убого тонкие по сравнению с остальным телом ножки беспомощно копошились у него перед глазами.

"Что со мной случилось?" — подумал он. Это не было сном.

Форма рассказа дает разные возможности для его интерпретации (предложенное здесь истолкование — одно из множества возможных). "Превращение" — новелла многослойная, в ее художественном мире переплетаются сразу несколько миров: мир внешний, деловой, в котором нехотя участвует Грегор и от которого зависит благополучие семьи, мир семейный, замкнутый пространством квартиры Замза, который изо всех сил пытается сохранить видимость нормальности, и мир Грегора. Два первых открыто враждебны третьему, центральному миру новеллы. А этот последний строится по закону материализовавшегося кошмара. Еще раз воспользуемся словами В.В. Набокова: "Ясность речи, точная и строгая интонация разительно контрастируют с кошмарным содержанием рассказа. Его резкое, черно-белое письмо не украшено никакими поэтическими метафорами. Прозрачность его языка подчеркивает сумрачное богатство его фантазии". Новелла по форме выглядит прозрачно реалистическим повествованием, а на деле оказывается организованной по алогичным, прихотливым законам сновидения; авторское сознание творит сугубо индивидуальный миф. Это миф, никак не связанный ни с одной классической мифологией, миф, не нуждающийся в классической традиции, и все же это миф в той форме, как он может порождаться сознанием ХХ века. Как в настоящем мифе, в "Превращении" идет конкретно-чувственная персонификация психических особенностей человека. Грегор Замза — литературный потомок "маленького человека" реалистической традиции, натура совестливая, ответственная, любящая. К своему превращению он относится как к не подлежащей пересмотру реальности, принимает его и к тому же испытывает угрызения совести только за то, что потерял работу и подвел семью. В начале рассказа Грегор прилагает гигантские усилия, чтобы выбраться из постели, отворить дверь своей комнаты и объясниться с управляющим фирмы, которого послали на квартиру к служащему, не уехавшему с первым поездом. Грегора оскорбляет недоверие хозяина, и, тяжко ворочаясь на постели, он думает:

И почему Грегору суждено было служить в фирме, где малейший промах вызывал сразу самые тяжкие подозрения? Разве ее служащие были все как один прохвосты, разве среди них не было надежного и преданного делу человека, который, хотя он и не отдал делу нескольких утренних часов, совсем обезумел от угрызений совести и просто не в состоянии покинуть постель?

Давно уже осознавший, что его новый облик не сон, Грегор все еще продолжает думать о себе как о человеке, тогда как для окружающих его новая оболочка становится решающим обстоятельством в отношении к нему. Когда он со стуком сваливается с кровати, управляющий за закрытыми дверями соседней комнаты говорит: "Там что-то упало". "Что-то" — так не говорят об одушевленном существе, значит, с точки зрения внешнего, делового мира человеческое существование Грегора завершено.

Семейный, домашний мир, для которого Грегор всем жертвует, тоже отвергает его. Характерно, как в той же первой сцене домашние пытаются разбудить, как им кажется, проснувшегося Грегора. Первой в его запертую дверь осторожно стучит мать и "ласковым голосом" говорит: "Грегор, уже без четверти семь. Разве ты не собирался уехать?" Со словами и интонацией любящей матери контрастирует обращение отца, он стучит в дверь кулаком, кричит: "Грегор! Грегор! В чем дело? И через несколько мгновений позвал еще раз, понизив голос: Грегор-Грегор!" (Этот двойной повтор имени собственного уже напоминает обращение к животному, типа "кис-кис", и предвосхищает дальнейшую роль отца в судьбе Грегора.) Сестра из-за другой боковой двери говорит "тихо и жалостно": "Грегор! Тебе нездоровится? Помочь тебе чем-нибудь?" — поначалу сестра будет жалеть Грегора, но она же в финале решительно предаст его.

Внутренний мир Грегора развивается в новелле по законам строжайшего рационализма, но у Кафки, как и у многих писателей ХХ века, рационализм незаметно переходит в безумие абсурда. Когда Грегор в своем новом облике наконец появляется в гостиной перед управляющим, падает в обморок его мать, начинает рыдать отец, а сам Грегор располагается под своей собственной фотографией времен военной службы, на которой "изображен лейтенант, положивший руку на эфес шпаги и беззаботно улыбавшийся, внушая уважение своей выправкой и своим мундиром". Этот контраст между былым обликом Грегора-человека и Грегором-насекомым специально не обыгрывается, но становится фоном для произносимой Грегором речи:

Ну вот, — сказал Грегор, отлично сознавая, что спокойствие сохранил он один, — сейчас я оденусь, соберу образцы и поеду. А вам хочется, вам хочется, чтобы я поехал? Ну вот, господин управляющий, вы видите, я не упрямец, я работаю с удовольствием; разъезды утомительны, но я не мог бы жить без разъездов. Куда же вы, господин управляющий? В контору? Да? Вы доложите обо всем?.. Я попал в беду, но я выкарабкаюсь!

Но сам он не верит своим словам — впрочем, окружающие уже не различают слов в издаваемых им звуках, он знает, что никогда не выкарабкается, что ему придется перестроить свою жизнь. Чтобы не пугать лишний раз ухаживающую за ним сестру, он начинает прятаться под диваном, где проводит время в "заботах и смутных надеждах, неизменно приводивших его к заключению, что покамест он должен вести себя спокойно и обязан своим терпением и тактом облегчить семье неприятности, которые причинил ей теперешним своим состоянием". Кафка со всей убедительностью рисует состояние души героя, которое все больше начинает зависеть от его телесной оболочки, что прорывается в повествовании некими завихрениями абсурда. Обыденность, увиденная как мистический кошмар, прием остранения, доведенный до высочайшей степени, — вот характерные черты манеры Кафки; его абсурдный герой обитает в абсурдном мире, но трогательно и трагически бьется, пытаясь прорваться в мир людей, и умирает в отчаянии и смирении.

Модернизм первой половины столетия сегодня считается классическим искусством ХХ века; вторая половина века — это эпоха постмодернизма.