Как сибирские казаки штурмом кремль взяли.

Каждый школьник знает, что символ столицы нашей Родины – Московский Кремль. В его палатах правили первые русские цари, его стены выдержали натиск ордынского хана Тохтамыша и нашествие французского императора Наполеона. Но не все слышали о том, что Москва чуть не потеряла свою святыню в начале прошлого века.

Октябрь 1917 года, Петроград. Временное правительство, образованное после февральской революции, вынуждено уступить место большевикам. В столице революционеры организуют восстание (со штурмом Зимнего дворца и знаменитым залпом «Авроры»), которое закончилось всего за пару дней. А вот Москва без боя большевикам не сдалась…

Новую власть приняли далеко не все: глава Москвы (Вадим Руднев) и командующий вооруженными силами (Константин Рябцев) создают Комитет общественной безопасности (КОБ) в противовес созданному большевиками Военно-революционному комитету (ВРК).

Началось открытое противостояние двух идеологий, которое всего через месяц выльется в Гражданскую войну. Будущие “белые”, молодые московские офицеры (младшему из которых было всего 14 лет) былы готовы оказать достойное сопротивление захватившим
власть большевикам («красным»).

26 октября ВРК решает вывезти оружие из Кремля и раздать его рабочим. Но он уже окружен юнкерами, ударниками и офицерскими ротами. Оружие остается в Кремле, а по всей Москве разворачиваются военные действия. 27 октября начинается штурм Кремля, при котором юнкерам категорически запрещено использовать артиллерийское оружие, чтобы не повредить стены крепости.

25 октября большевики захватили власть в Петрограде, а 28 – потеряли Кремль. Ранним утром полковник Рябцев потребовал от коменданта Берзина немедленной сдачи Кремля, заметив между делом, что он (Рябцев) вообще уже захватил всю Москву. Эта военная хитрость удалась - Берзин ничего не знал о действительном положении дел, поэтому решил разоружить своих солдат и перевести их под начало юнкеров.

Но сдавшие оружие кремлевские солдаты не хотели ронять себя в глазах мальчишек. Заметив, что в Кремль вошли всего 2 роты молодых необстреленных юнцов, солдаты Берзина попытались вернуть себе оружие и честь. Попытка не удалась. Большая часть солдат пали под пулями, те же, кто сумел избежать выстрелов, были заколоты штыками.

В Кремле начинаются переговоры и ожидания, а в это время по всей Москве проходят бои, в большинстве которых побеждают большевики. Утром 1 ноября Кремль остается, практически, единственным островком сопротивления. С Воробьевых гор, Котельнической набережной, Крымского и Каменного мостов большевики обстреливают крепость: по старинным церквям, башням, крепостным стенам и постройкам, палили из тяжелого оружия. Часть башен пала под натиском, юнкера же укрылись в здании Исторического музея.

2 ноября 1917 года молодые военные покидают Кремль. Некоторых из них убивают прямо на месте. Рябцева и Руднева арестовали. Ансамбль Московского Кремля понес невосполнимые утраты: был полностью уничтожен Чудов монастырь, на Спасской башне разбиты часы, разрушена колокольня Ивана Великого. Все древние соборы получили тяжелые повреждения.

В советское время о восстании юнкеров почти не говорилось. Не снимались фильмы на эту тему, не было художественных произведений. Это не удивительно: в официальную версию октябрьских событий как-то не очень вписывались горячие юные головы, которые не только не спасовали перед революционерами, но и дали им серьезный отпор, пусть и ценой собственных жизней.

Источники:
https://ru.wikipedia.org/wiki/ Октябрьское_вооружённое_восстание_в_Москве_(1917)

В советское время о том, как большевистский переворот в октябре 1917 года был воспринят в Москве, говорили кратко и сухо: "В Москве шли ожесточенные революционные бои". И тому были веские причины: если в Петрограде все было закончено за одну ночь, то в Москве целую неделю большевики сражались с юнкерами. Улицы в центре города были изрыты окопами и завалены трупами погибших, от многих домов остались только обгоревшие стены, даже Кремль был подвергнут артиллерийской бомбардировке. Владимир Тихомиров приводит хронику и воспоминания участников тех драматических событий.

Пришли первые телеграммы о событиях в Петрограде об аресте Временного правительства. Большевики созывают заседания Советов солдатских и рабочих депутатов, а также Военный революционный комитет, который возглавил Григорий Усиевич, член РСДРП с 1908 года.

На сторону большевиков переходит 193-й пехотный полк, 56-й запасной полк, самокатный батальон, отряды ополчения - т.н. "Красная гвардия". Всего 15 тысяч человек.

Одновременно в Московской городской думе создается Комитет общественной безопасности, руководителем которого избран глава города эсер Вадим Руднев. Его заместителем стал командующий Московским военным округом полковник Константин Рябцев, также член партии социалистов-революционеров.

В распоряжении КОБ были отряды юнкеров Александровского военного училища, несколько офицерских рот, ополчение студентов МГУ (в противовес "красной гвардии" большевиков они называют себя "белой гвардией"). Всего 12 тысяч человек.

"Кремль был сдан командующим войсками полковником Рябцевым в самом начале. Это дало возможность красногвардейцам воспользоваться кремлевским арсеналом. Оружие мгновенно рассосалось по всей Москве. Большое количество его попало в руки мальчишек и подростков. По опустевшим улицам и переулкам Москвы затрещали выстрелы. Стреляли отовсюду и часто без всякой цели. Излюбленным местом для стрельбы были крыши и чердаки. Найти такого стрелка, даже если мы ясно обнаружили место, откуда стреляли, было почти невозможно. В то время как мы поднимались наверх, он бесследно скрывался.

В. Дмитриевский, Н. Евстигнеев "Штернберг руководит обстрелом Московского Кремля"

В первый же день начала действий мы попытались приобрести артиллерию. Для этого был отправлен легкий отряд из взвода казаков и нескольких офицеров-артиллеристов в автомобиле через всю Москву на Ходынку. Отряд вернулся благополучно, забрав с собою два легких орудия и семьдесят снарядов. Никакого сопротивления оказано не было. Почему налет не был повторен - мне неизвестно..."

Около полуночи отряды красногвардейцев заняли все типографии в городе. Набранные и готовые к печати газеты были арестованы. После этого большевики начинают распространять по городу свою газету "Рабочий путь", в которой опубликовано воззвание ВРК и партии к рабочим.

В 8 часов утра отряды красногвардейцев заняли центральную телефонную станцию и Почтамт на Мясницкой улице.

В 10 часов утра Кремль – вернее, кремлевские арсеналы с оружием – были блокированы отборными частями КОБ. Одновременно юнкерские и офицерские роты для предотвращения массовых беспорядков занимают позиции на площади Никитских ворот, на Остоженке, Пречистенке, площади Страстного монастыря (ныне Пушкинская площадь).

В 12 часов дня отряды красногвардейцев попытались захватить штурмом артиллерийские мастерские в Лефортово. После непродолжительного боя с кадетами мастерские были взяты, кадеты отошли к территории своего училища.

Через несколько часов начинаются перестрелки на Поварской улице, на Садовом кольце в районе Крымского моста, Смоленского рынка и Кудринской площади. В городе объявляется военное положение. Офицерская рота и небольшой отряд юнкеров без боя отбирают у красных Центральную телефонную станцию и Почтамт. В плен взято около сотни красногвардейцев.

В 19:00 городской голова Руднев объявляет большевикам ультиматум. ВРК отказался выполнять требования КОБ. Отдан приказ о штурме Кремля и здания Моссовета. Юнкера уничтожают отряды "Красной гвардии" и начинают зачистки крыш на Поварской улице.

Из дневника Сергея Эфрона, юнкера Московского Александровского военного училища 1917 года:

"Нас бросают то к Москве–реке, то на Пречистенку, то к Никитской, то к Театральной, и так без конца. В ушах звенит от постоянных выстрелов (на улицах выстрелы куда оглушительнее, чем в поле)...

Прекрасно скрытые за стенами, большевики обсыпают нас из окон свинцом и гранатами. Время упущено. В первый день, поведи мы решительно наступление, Москва бы осталась за нами…

Большевики начали обстрел из пушек. Сначала снаряды рвались лишь на Арбатской площади и по бульварам, потом и по всему нашему району. Обстреливают и Кремль. Сердце сжимается смотреть, как над Кремлем разрываются шрапнели.

Каково общее самочувствие, лучше всего наблюдать за обедом или за чаем, когда все вместе - юнкера, офицеры, студенты и добровольцы-дети. Сижу обедаю. Против меня капитан-пулеметчик с перевязанной головой, рядом с ним - гимназист лет двенадцати.

- Ешь, Володя, больше. А то опять проголодаешься - начнешь просить есть ночью.
- Не попрошу. Я с собой в карман хлеба заберу, - деловито отвечает мальчик, добирая с тарелки гречневую кашу.
- Каков мой второй номер, - обращается ко мне капитан, - не правда ли, молодец? Задержки научился устранять, а хладнокровие и выдержка - нам взрослым поучиться. Я его с собою в полк заберу. Поедешь со мною на фронт?

- Ну?
- Из гимназии выгонят.
- А как же ты к нам в Александровское удрал? Даже маме ничего не сказал. За это из гимназии не выгонят?
- Не выгонят. Здесь совсем другое дело. Ведь сами знаете, что совсем другое…

"Бои с юнкерами начались со столкновений на Красной площади и сражений в Сокольническом районе, когда мы вывозили транспорт. Как уже говорилось, мы взяли под охрану ВРК. Кроме того, расставили на улицах пикеты. Были приведены в боевую готовность все воинские части. Красная гвардия проводила мобилизацию своих боевых сил по заводам Москвы.

Части Красной гвардии Замоскворецкого района переходят на военное положение. Они стягиваются к штабу на Калужскую площадь, откуда высылаются патрули по 10 красногвардейцев к четырем местам на Москве-реке, к ревкому на Серпуховской площади к Коммерческому институту на Стремянном переулке.

"...Я проснулся в своей комнате на втором этаже от странного ощущения, будто кто-то мгновенно выдавил из нее весь воздух. От этого ощущения я на несколько секунд оглох. Я вскочил. Пол был засыпан осколками оконных стекол. Они блестели в свете высокого и туманного месяца, влачившегося над уснувшей Москвой.

Потом раздался короткий гром. Нарастающий резкий вой пронесся на уровне выбитых окон, и тотчас с длинным грохотом обрушился угол дома у Никитских ворот. В первую минуту нельзя было, конечно, догадаться, что это бьет прямой наводкой по Никитским воротам орудие, поставленное у памятника Пушкину. Выяснилось это позже. После второго выстрела снова вернулась тишина. Месяц все так же внимательно смотрел с туманных ночных небес на разбитые стекла на полу. Через несколько минут у Никитских ворот длинно забил пулемет. Так начался в Москве октябрьский бой, или, как тогда говорили, "октябрьский переворот". Он длился несколько дней.

В ответ на пулеметный огонь разгорелась винтовочная пальба. Пуля чмокнула в стену и прострелила портрет Чехова. Потом я нашел этот портрет под обвалившейся штукатуркой. Пуля попала Чехову в грудь и прорвала белый пикейный жилет.

Перестрелка трещала, как горящий валежник. Пули густо цокали по железным крышам. Мой квартирный хозяин, пожилой вдовец-архитектор, крикнул мне, чтобы я шел к нему в задние комнаты. Они выходили окнами во двор. Там на полу сидели две маленькие девочки и старая няня. Старуха закрыла девочек с головой теплым платком.

- Здесь безопасно, - сказал хозяин. - Пули вряд ли пробьют внутренние стены.
Старшая девочка спросила из-под платка:
- Папа, это немцы напали на Москву?
- Никаких немцев нет.
- А кто же стреляет?
- Замолчи! - прикрикнул отец.

Я вернулся в свою комнату и, прижавшись к простенку, заглянул наискось в окно...

Я пытался увидеть людей, но вспышки выстрелов не давали для этого достаточно света. Судя по огню, красногвардейцы, наступавшие от Страстной площади, дошли уже до половины бульвара, где стоял деревянный вычурный павильон летнего ресторана. Юнкера залегли на площади у Никитских ворот.

Внезапно под окнами с тихим гулом загорелся, качаясь на ветру, высокий синий язык огня. Он был похож на факел. В его мертвенном свете стали наконец видны люди, перебегавшие от дерева к дереву. Вскоре второй синий факел вспыхнул на противоположной стороне бульвара. Это пули разбили горелки газовых фонарей, и горящий газ начал вырываться прямо из труб. При его мигающем свете огонь тотчас усилился. Я вернулся к хозяину.

- Надо уводить отсюда детей.

Мы спустились по черной лестнице в квадратный двор. Оказалось, что в Леонтьевском переулке огонь был еще сильнее, чем на Тверском бульваре. С четвертой стороны нашего двора вздымался брандмауэр соседнего дома. В нем не было ни одного окна.

Архитектор посмотрел на брандмауэр и выругался:

- Западня, - сказал он. - Наш дом обложен со всех сторон. Выйти некуда. Мы попали в мертвую полосу.

Уже светало. Люди около дворницкой оказались пекарями из булочной Бартельса, бывшей в этом же доме. Белый от муки бородатый пекарь - порт-артурский солдат – предложил перевести всех жильцов в дворницкую - самое безопасное место. Так началось многодневное сидение в дворницкой..."

Начинается штурм Кремля, занятого большевиками. Юнкера атакуют со стороны Спасских и Боровицких ворот и к утру занимают Кремль. По разным оценкам, в ходе штурма было убито от 50 до 300 солдат 56-го полка. У юнкеров потерь нет.

Центр Москвы контролируется силами, верными Комитету общественной безопасности. Полковник Рябцев вновь предлагает большевикам пойти на переговоры. Они соглашаются, но тянут время.

Вечером в Москву к большевикам прибывает подкрепление из подмосковных городов. В 18.00 бои возобновляются. Большевики атакуют занятые белыми Провиантские магазины на углу Остоженки, штурмуют дома на внутренней стороне Кудринской площади, выбивают юнкеров из Страстного монастыря.

Из дневника Яна Пече, члена Центрального штаба Красной гвардии в Москве:

"Кремль был окружен 4-й и 6-й ротами юнкеров 5-й школы прапорщиков. 27-го красногвардейцы решили прорваться. Пока готовились, по телефону было сообщено, что белогвардейцы готовятся наступать на Кремль. Был создан Революционный полковой комитет. На совещании ревкома было решено ударить по юнкерам изнутри Кремля навстречу нашим, пустив вперед два броневика. Однако выяснилось, что броневики уже захвачены офицерами Украинского полка, который охранял Николаевский дворец под командой полковника Ануфриенко. Освободить броневики они отказались и заявили, что хотят вывезти их с Кремля. Тогда солдаты 7-й роты вырыли ров у ворот гаража и у выходных ворот на улицу, поставили заграждения...

Когда юнкера начали наступление, ворота Кремля были открыты, и с двух сторон вошли юнкера с опаской. Берзин приказал сдать всем оружие. Некоторые солдаты неохотно бросали винтовки, клали их у своих ног, у некоторых были даже слезы на глазах. Солдаты же Украинского полка бросали винтовки шагов за 10 и быстро поворачивались спиной к оружию. Солдаты-большевики 56-го полка еще держались и не хотели сдаваться...

Юнкера передвигались дальше вглубь Кремля с двух сторон. Шли колоннами: впереди пулеметчики-офицеры с пулеметами. Солдаты, не хотевшие сдаваться и находившиеся около стены с частью красногвардейцев, открыли при виде юнкеров огонь. Юнкера в панике бросились бежать к стенам, а некоторые обратно за ворота с криком: "Измена, измена! Где Рябцев?" В это время около стены проходили броневики. Солдаты, увидя их, решили, что это наши броневики, и усилили огонь. Но вдруг броневики остановились и открыли огонь по стрелявшим. Солдаты были ошеломлены, но все же продолжали стрелять.

Когда юнкера вошли в Кремль, был удобный и решительный случай в пользу Красной гвардии, - они шли густыми колоннами и были ужасно робки и несмелы.

Вот в этот момент, возможно было побить все колонны не только из пулеметов, но даже из винтовок. Солдаты были уверены, что мы отстоим Кремль, и побили бы юнкеров..."

Из дневника Сергея Эфрона, юнкера Московского Александровского военного училища 1917 года:

"Опять выстраиваемся. Наш взвод идет к генералу Брусилову с письмом, приглашающим его принять командование всеми нашими силами. Брусилов живет в Мансуровском переулке, на Пречистенке.

Выходим на Арбатскую площадь. Грустно стоят наши две пушки, почти совсем замолкшие. Почти все окна - без стекол. Здесь и там вместо стекол - одеяла.

Москва гудит от канонады. То и дело над головой шелестит снаряд. Кое–где в стенах зияют бреши раненых домов. Но… жизнь и страх побеждает. У булочных Филиппова и Севастьянова толпятся кухарки и дворники с кошелками. При каждом разрыве или свисте снаряда кухарки крестятся, некоторые приседают...

Пречистенка. Бухают снаряды. Чаще щелкают пули по домам. Заходим в какой-то двор и ждем, чем кончатся переговоры с Брусиловым. Все уверены, что он станет во главе нас. Ждем довольно долго - около часу. Наконец возвращаются от Брусилова.

- Ну что, как?
- Отказался по болезни.

Тяжелое молчание в ответ..."

На Остоженке и Пречистенке баррикады, на Тверском бульваре окопы, у Никитских ворот оборудованы пулеметные точки белых и красных. Идет постоянная перестрелка.

На Тверской улице у здания Моссовета установлены шесть полевых орудий красных. Они стреляют в сторону занятой юнкерами гостиницы "Метрополь". Белые обороняются на Большой Никитской. Ночью юнкера атаковали позиции красных на Тверском бульваре, взяли в плен около 30 человек, но потом, под артиллерийским огнем, вынуждены были отойти.

Из дневника Константина Паустовского, студента Московского университета:

"...Кончились продукты. В нашем доме был маленький гастрономический магазин. Ничего больше не оставалось, как взломать его.

До сих пор я помню этот магазин. На проволоке висели обернутые в серебряную бумагу копченые колбасы. Красные круглые сыры на прилавке были обильно политы хреном из разбитых пулями банок...

Я быстро сорвал несколько длинных колбас и навалил их на руки, как дрова. Сверху я положил круглый, как колесо, толстый швейцарский сыр и несколько банок с консервами.

Когда я бежал обратно через двор, что-то зазвенело у меня под руками, но я не обратил на это внимания. Я вошел в дворницкую, и единственная женщина, оставшаяся с нами, жена дворника, бледная и болезненная, вдруг дико закричала. Я сбросил на пол продукты и увидел, что руки у меня облиты густой кровью. Через минуту все в дворницкой повалились от хохота, хотя обстановка никак не располагала к этому. Все хохотали и соскабливали с меня густое томатное пюре.

Когда я бежал обратно, стрелок все же успел выстрелить, пуля пробила банку с консервами, и меня всего залило кроваво-красным томатом...

Мой хозяин вспомнил, что у него на кухне остался мешок черных сухарей. Я вызвался пойти за ними.

Я начал шарить в буфете, разыскивая сухари. В это время с бульвара послышались крики и топот ног. Я пошел в свою комнату, чтобы посмотреть, что случилось. По бульвару цепью бежали с винтовками наперевес красногвардейцы. Юнкера отходили, не отстреливаясь.

Впервые я видел бой так близко, под самым окном своей комнаты. Меня поразили лица людей - зеленые, с ввалившимися глазами. Мне казалось, что эти люди ничего не видят и не понимают, оглушенные собственным криком".

Бои идут с переменным успехом. Красные то захватывают дома на Никитской улице и Остоженке, то отступают под атаками юнкеров.

К полудню снизу по бульварам к Никитским воротам движется колонна из 300 красногвардейцев. Их останавливают у памятника Гоголю плотным огнем. На постаменте памятника и сейчас видны следы от пуль, выпущенных то ли красными, то ли юнкерами.

Из дневника Сергея Эфрона, юнкера Московского Александровского военного училища 1917 года:

"... Мне шепотом передают, что патроны на исходе. И все передают эту новость шепотом, хотя и до этого было ясно, что патроны кончаются. Их начали выдавать по десяти на каждого в сутки. Наши пулеметы начинают затихать. Противник же обнаглел как никогда…

Оставлено градоначальство. Там отсиживались студенты, окруженные со всех сторон большевиками. Большие потери убитыми. Вечер. Снаряжают безумную экспедицию за патронами к Симонову монастырю. Там артиллерийские склады.

С большевистскими документами отправляются на грузовике молодой князь Д. и несколько кадетов, переодетых рабочими. Напряженно ждем их возвращения. Им нужно проехать много верст, занятых большевиками. Ждем…

Проходит час, другой. Крики:

К подъезду училища медленно подкатывает грузовик, заваленный патронными ящиками.

Приехавших восторженно окружают. Кричат "Ура!".

Спешно посылаем патроны на телефонную станцию. Несчастные юнкера, сидящие там в карауле, не могут отстреливаться от наседающих на них красногвардейцев.

При вскрытии ящиков обнаруживается, что три четверти привезенных патронов - учебные, вместо пуль - пыжи".

Бои на Тверской, красные занимают всю улицу, пытаются штурмовать Иверские ворота, но останавливаются под пулеметным огнем.

Начинается обстрел Думы. Юнкера и депутаты переходят в Кремль. В здании остаются только офицеры ударного батальона и часть студентов-добровольцев.

Из дневника Яна Пече, члена Центрального штаба Красной гвардии в Москве:

"К 4 часам утра тремя отрядами Красной гвардии мы оцепили со всех сторон все три кадетских корпуса и Алексеевское военное училище, представлявшее собой наиболее грозный офицерский и юнкерский очаг контрреволюции не только для всего района, но и для всей Москвы. Толстые каменные стены Алексеевского и других училищ представляли собой настоящую крепость...

Уже приготовились к наступлению, вырыли окопы, построили баррикады и тем прервали движение юнкеров, не дав им пробиться в центр. Но этого было мало. Нужно было разгромить их. Мы начали обстрел Алексеевского училища из 6-дюймовых орудий со стороны Замоскворецкого, Бауманского, Рогожско-Симоновского районов. Эта бомбардировка заставила часть юнкеров выбросить белый флаг..."

Большевики попытались выбить офицеров и юнкеров из театра "Унион", понесли большие потери. На Остоженке красные перешли в наступление. Белые выбиты с улицы.

Также большевики заняли "Метрополь" и Красную площадь, установили орудия напротив Боровицких ворот. По Кремлю стреляют полевые орудия красных от Большого театра.

В 14.00 большевики идут на штурм Кремля. Штурм проваливается, убито около 30 человек. В отместку красные на площади перед гостиницей "Метрополь" устраивают показательные расправы над ранеными юнкерами, захваченными в здании Думы. Юнкеров пытаются спасать сестры милосердия и прохожие, но большевики грозят, что будут убивать каждого, кто попытается спасти "сволочь".

Из дневника Константина Паустовского, студента Московского университета:

"Я оторвался от окна, когда услышал на парадной лестнице торопливый топот сапог. С треском распахнулась дверь с лестницы в переднюю и с размаху ударилась в стенку. С потолка, посыпалась известка... В дверях стоял пожилой человек в ушанке и с пулеметной лентой через плечо. В руках у него была винтовка. Одно мгновение он пристально и дико смотрел на меня, потом быстро вскинул винтовку и крикнул:

- Ни с места! Подыми руки!
Я поднял руки.
- Чего там, папаша? - спросил из коридора молодой голос.
- Попался один, - ответил человек в ушанке. - Стрелял. Из окна по нас стрелял, гад! В спину!

Только сейчас я сообразил, что на мне надета потрепанная студенческая тужурка, и вспомнил, что, по словам пекаря, у Никитских ворот на стороне Временного правительства дралась студенческая дружина.

В комнату вошел молодой рабочий в натянутой на уши кепке. Он вразвалку подошел ко мне, лениво взял мою правую руку и внимательно осмотрел ладонь.

- Видать, не стрелял, папаша, - сказал он добродушно. - Пятна от затвора нету. Рука чистая.
- Дурья твоя башка! - крикнул человек в ушанке. - А ежели он из пистолета стрелял, а не из винтовки. И пистолет выкинул. Веди его во двор!
- Все возможно, - ответил молодой рабочий и хлопнул меня по плечу. – А ну, шагай вперед! Да не дури.

Я все время молчал. Почему - не знаю. Очевидно, вся обстановка была настолько безнадежной, что оправдываться было просто бессмысленно...

Двор был полон красногвардейцев. Они вытаскивали из разбитого склада ящики и наваливали из них баррикаду поперек Тверского бульвара.

- В чем дело? - зашумели красногвардейцы и окружили меня и обоих моих конвоиров. - Кто такой?

Человек в ушанке сказал, что я стрелял из окна им в спину.

- Разменять его! - закричал веселым голосом парень с хмельными глазами. - В штаб господа бога!
- Командира сюда!
- Нету командира!
- Где командир? Был приказ - пленных не трогать!
- Так то пленных. А он в спину бил. За это один ответ - расстрел на месте.
- Без командира нельзя, товарищи!
- Какой законник нашелся. Ставь его к стенке!

Меня потащили к стенке.

Никогда я не мог понять - ни тогда, ни теперь - почему, стоя у стены и слушая, как щелкают затворы, я ровно ничего не испытывал. Была ли то внезапная душевная тупость или остановка сознания - не знаю. Я только пристально смотрел на угол подворотни, отбитый пулеметной очередью, и ни о чем не думал. Но почему-то этот угол подворотни я запомнил в мельчайших подробностях...

Мне казалось, что время остановилось и я погружен в какую-то всемирную немоту. На самом же деле прошло несколько секунд, и я услышал незнакомый и вместе с тем будто бы очень знакомый голос:

- Какого дьявола расстреливаете! Забыли приказ? Убрать винтовки! (…)

Так я и не узнал, кто был тот молодой командир с маузером, что спас меня. Я не встречал его больше никогда. А я узнал бы его среди десятков и сотен людей".

Из дневника Сергея Эфрона, юнкера Московского Александровского военного училища 1917 года:

"С каждым часом хуже. Наши пулеметы почти умолкли. Сейчас вернулись со Смоленского рынка. Мы потеряли еще одного.

Теперь выясняется, что помощи ждать неоткуда. Мы предоставлены самим себе. Но никто, как по уговору, не говорит о безнадежности положения. Ведут себя так, словно в конечном успехе и сомневаться нельзя. А вместе с тем ясно, что не сегодня-завтра мы будем уничтожены.

Для чего-то всех спешно сзывают в актовый зал. Иду. Зал уже полон. В центре - стол. Вокруг него несколько штатских - те, которых мы вели из городской думы.

На стол взбирается один из штатских.

- Кто это? - спрашиваю.
- Министр Прокопович.
- Господа! - начинает он срывающимся голосом. - Вы офицеры, и от вас нечего скрывать правды. Положение наше безнадежно. Помощи ждать неоткуда. Патронов и снарядов нет. Каждый час приносит новые жертвы. Дальнейшее сопротивление грубой силе - бесполезно.

Комитет общественной безопасности подписал сейчас условия сдачи. Условия таковы: офицерам сохраняется присвоенное им оружие, юнкерам оставляется лишь то оружие, которое необходимо им для занятий, всем гарантируется абсолютная безопасность. Эти условия вступают в силу с момента подписания. Представитель большевиков обязался прекратить обстрел занятых нами районов, чтобы мы немедленно приступили к стягиванию наших сил.

- Кто вас уполномочил подписать условия капитуляции?
- Я член Временного правительства.
- И вы, как член Временного правительства, считаете возможным прекратить борьбу с большевиками? Сдаться на волю победителей?
- Я не считаю возможным продолжать бесполезную бойню, - взволнованно отвечает Прокопович.

Исступленные крики:

- Позор! Опять предательство. Они только сдаваться умеют! Они не смели за нас подписывать! Мы не сдадимся!

Прокопович стоит с опущенной головой. Вперед выходит молодой полковник, георгиевский кавалер, Хованский.

- Господа! Я беру смелость говорить от вашего имени. Никакой сдачи быть не может! Если угодно - вы, не бывшие с нами и не сражавшиеся, вы, подписавшие этот позорный документ, вы можете сдаться. Я же, как и большинство здесь присутствующих, - я лучше пушу себе пулю в лоб, чем сдамся врагам, которых считаю предателями Родины. Я только что говорил с полковником Дорофеевым. Отдано приказание расчистить путь к Брянскому вокзалу. Драгомиловский мост уже в наших руках. Мы займем эшелоны и будем продвигаться на юг, к казакам, чтобы там собрать силы для дальнейшей борьбы с предателями. Итак, предлагаю разделиться на две части. Одна сдается большевикам, другая прорывается на Дон с оружием.

Речь полковника встречается ревом восторга и криками:

- На Дон! Долой сдачу!

Продолжается обстрел Кремля большевиками. Одним из снарядов пробиты часы на Спасской башне, другой повредил Арсенал, еще несколько попали в соборы.

Вечером полковник Рябцев принимает решение о капитуляции войск Комитета общественной безопасности. Юнкера, офицеры и студенты разоружаются. Некоторых из них убивают на месте, но большинство рассеивается по городу. Полковника Рябцева и городского голову Руднева большевики берут под стражу. Точные цифры потерь обеих сторон за неделю боев неизвестны.

Из дневника Константина Паустовского, студента Московского университета:

"...В ночь на шестой день нашей "Никитской осады" мы все, небритые и охрипшие от холода, сидели, как всегда, на ступеньках дворницкой и гадали, когда же окончится затяжной бой. Он как бы топтался на месте.

Мы сидели, оцепенев. Мы ждали следующих выстрелов. (…)

- Похоже, конец, - вполголоса заметил старый пекарь. - Надо бы пойти поглядеть.

Мы осторожно вышли на Тверской бульвар. В серой изморози и дыму стояли липы с перебитыми ветками. Вдоль бульвара до самого памятника Пушкину пылали траурные факелы разбитых газовых фонарей. Весь бульвар был густо опутан порванными проводами. Они жалобно звенели, качаясь и задевая о камни мостовой.

На трамвайных рельсах лежала, ощерив желтые зубы, убитая лошадь. Около наших ворот длинным ручейком тянулась по камням замерзшая кровь. Дома, изорванные пулеметным огнем, роняли из окон острые осколки стекла, и вокруг все время слышалось его дребезжание.

Во всю ширину бульвара шли к Никитским воротам измученные молчаливые красногвардейцы. Красные повязки на их рукавах скатались в жгуты. Почти все курили, и огоньки папирос, вспыхивая во мгле, были похожи на беззвучную ружейную перепалку.

У кино "Унион" к фонарному столбу был привязан на древке белый флаг. Около флага под стеной дома шеренгой стояли юнкера в измятых фуражках и серых от известки шинелях. Многие из них дремали, опираясь на винтовки. К юнкерам подошел безоружный человек в кожаной куртке. Позади него остановилось несколько красногвардейцев.

Человек в кожаной куртке поднял руку и что-то негромко сказал юнкерам. От юнкеров отделился высокий офицер. Он снял шашку и револьвер, бросил все это к ногам человека в кожаной куртке, отдал ему честь, повернулся и медленно, пошатываясь, пошел в сторону Арбатской площади.

После него все юнкера начали по очереди подходить к человеку в кожаной куртке и складывать к его ногам винтовки и патроны. Потом они так же медленно и устало, как и офицер, шли по Никитскому бульвару к Арбату. Некоторые на ходу срывали с себя погоны.

Из дневника Сергея Эфрона, юнкера Московского Александровского военного училища 1917 года:

"Оставлен Кремль. При сдаче был заколот штыками мой командир полка - полковник Пекарский, так недавно еще бравший Кремль. Училище оцеплено большевиками. Все выходы заняты. Перед училищем расхаживают красногвардейцы, обвешанные ручными гранатами и пулеметными лентами, солдаты…

Когда кто-либо из нас приближается к окну - снизу несется площадная брань, угрозы, показываются кулаки, прицеливаются в наши окна винтовками. Внизу, в канцелярии училища, всем офицерам выдают заготовленные ранее комендантом отпуска на две недели. Выплачивают жалованье за месяц вперед. Предлагают сдавать револьверы и шашки.

- Все равно, господа, отберут. А так есть надежда гуртом отстоять. Получите уже у большевиков.

Своего револьвера я не сдаю, а прячу так глубоко, что, верно, и до сих пор лежит ненайденным в недрах Александровского училища. (…)

Панихида по павшим. Потрескивает воск, склонились стриженые головы. А когда опустились на колени и юнкерский хор начал взывать об упокоении павших со святыми, как щедро и легко полились слезы, прорвались! Надгробное рыдание не над сотней павших, над всей Россией. Напутственный молебен. Расходимся.

Новости партнеров

8) Никитские ворота
Одним из самых ключевых мест сражений стали Никитские ворота. В кинотеатре «Унион» (позже – кинотеатр повторного фильма), расположился штаб юнкеров, они очень долго сдерживали площадь. Дело в том, что недалеко, у Арбатских ворот стояло здание Александровского военного училища, кузница юнкеров, сразу занявших опорные пункты вокруг. Со стороны Кудринской площади наступали пресненские рабочие, сражение разыгралось 29 октября, и бой здесь шёл больше 5 дней, до 3 ноября. Красноармейцы то занимали некоторые дома у Никитских ворот, то оттеснялись юнкерами обратно к Поварской и Кудринским воротам. Красноармейцы применяли артиллерию, вели обстрел с Пушкинской площади. В результате несколько домов были полностью сожжены, от них остались только стены.


Дом князя Гагарина, стоявший в самом конце прямо на Тверском бульваре. В основе – одна из двухэтажных гостиниц, построенных по проекту архитектора Стасова на бульварном кольце в 1800-е годы.

Вот, что пишет про этот дом свидетель тех событий Константин Паустовский, в своих воспоминаниях «Повесть о жизни. Начало Неведомого века»:

«Напротив, на стрелке Тверского бульвара (где сейчас памятник Тимирязеву), стояло в то время скучное и длинное здание. Там помещалась аптека, а в подвалах был склад медикаментов. Окна моей комнаты выходили на эту аптеку.»

«К вечеру второго дня загорелся дом «на стрелке», где была аптека. Он горел разноцветным пламенем — то желтым, то зеленым и синим, очевидно, от медикаментов. Глухие взрывы ухали в его подвалах. От этих взрывов дом быстро обрушился. Пламя упало, но едкий разноцветный дым клубился над пожарищем еще
несколько дней.»

Сам Паустовский жил в то время в двухэтажном доме на углу Большой Никитской и Тверского бульвара, на месте которого стоит сейчас здание ТАСС. На фотографии 1930-х годов этот дом в левой части кадра.

«Там на полу сидели две маленькие девочки и старая няня. Старуха закрыла
девочек с головой теплым платком.
— Здесь безопасно,- сказал хозяин.- Пули вряд ли пробьют внутренние
стены.
Старшая девочка спросила из-под платка:
— Папа, это немцы напали на Москву?
— Никаких немцев нет.
— А кто же стреляет?
— Замолчи! — прикрикнул отец.»
(Паустовский)

Дом, стоявший в створе Никитского бульвара, в основе ещё одна стасовская гостиница.

«Пока женщины перебегали бульвар, красногвардейцы начали перекрикиваться с юнкерами.
— Эй вы, темляки-сопляки! — кричали красногвардейцы.- Хватит дурить! Бросай оружие!
— У нас присяга,- кричали в ответ юнкера.
— Кому присягали? Керенскому? Он, сукин кот, удрал к немцам.
— России мы присягали, а не Керенскому!
— А мы и есть Россия! — кричали красногвардейцы.- Соображать надо!»
(Паустовский)

А этот дом стоял на внешней стороне Никитского бульвара, на углу Большой Никитской. За ним видна главка церкви Фёдора Студита.

«Громады домов с погашенными огнями едва угадывались во мраке. Беспрестанно вспыхивали огни выстрелов и на разные голоса пели пули. То это был тонкий свист, то визг, то странный клекочущий звук, будто пули кувыркались в воздухе. Я пытался увидеть людей, но вспышки выстрелов не давали для этого достаточно света. Судя по огню, красногвардейцы, наступавшие от Страстной площади, дошли уже до половины бульвара, где стоял деревянный вычурный павильон летнего ресторана. Юнкера залегли на площади у Никитских ворот.» (Паустовский)

Тверской бульвар, дом 6.

«Один из самых нарядных доходных домов Москвы начала XX века постигла страшная катастрофа. От разорвавшегося снаряда /попавшего в подвал аптекарского склада/ загорелся в течении четверти часа громадный дом. Из подвалов вырывались синие и зеленые языки — горели медикаменты и типография. С крыши, с шипением на мостовую лилась расплавленная медь кровли; с треском лопалась фасадная керамика, из красного пламени третьего и четвертого этажей вырывалась, выпуская пар, вода лопнувшего водопровода. (Pastvu.ru)

До революции это был действительно один из самых красивых и сказочных доходных домов Москвы. Он был построен для Санкт-Петербургского страхового общества талантливым архитектором Зеленко. Справа сверху дом завершался башней-куполом, на которой сидел дракон. Решетки балконов украшали орлы с раскрытыми крыльями, оконные рамы выполнены в виде паутины, а на фасаде можно было встретить лепных сов, ласточек и летучих мышей. Во время обстрела и пожара башня с драконом рухнула, а большая часть декора была сбита или изуродована. .

Паустовский про трагедию дома №6 не мог не написать:

«Потом со стороны Арбатской площади раздалось несколько пушечных, ударов, и в соседнем доме за высоким брандмауэром что-то гулко обрушилось. Над крышей дома, медленно завиваясь, поднялся столб огня.
Как выяснилось, юнкера подожгли соседний дом снарядами, чтобы не дать красногвардейцам захватить его. Дом этот, говоря языком военных реляций, господствовал над местностью.
Этот второй пожар был гораздо опаснее, чем пожар аптеки. К нам на двор уже летели, лязгая, искореженные огнем железные листы и горящие головни. Мы заливали их своими жалкими запасами воды.»

В этом кадре хороши видны остатки мелкого декора, который не восстанавливался после революции.

Фотография 1920 года, ещё остались следы от пуль. И магазин этот помнил события революции, вот что пишет Паустовский:

«В нашем доме был маленький гастрономический магазин. Ничего больше не оставалось, как взломать его. Задняя дверь магазина выходила во двор. Пекарь сбил с нее топором замок, и мы по очереди бегали по ночам в этот магазин и набирали сколько могли колбас, консервов и сыра. Светило зарево, и надо было прятаться за прилавками, чтобы через разбитую витрину нас не заметили юнкера из «Униона». Кто знает, что им могло прийти в голову.»

«До сих пор я помню этот магазин. На проволоке висели обернутые в серебряную бумагу копченые колбасы. Красные круглые сыры на прилавке были обильно политы хреном из разбитых пулями банок. На полу стояли едкие лужи из уксуса, смешанного с коньяком и ликером. В этих лужах плавали твердые, покрытые рыжеватым налетом маринованные белые грибы. Большая фаянсовая бочка из-под грибов была расколота вдребезги.

Вспоминает писатель и один курьёзный случай:

«Я быстро сорвал несколько длинных колбас и навалил их на руки, как дрова. Сверху я положил круглый, как колесо, толстый швейцарский сыр и несколько банок с консервами.
Когда я бежал обратно через двор, что-то зазвенело у меня под руками, но я не обратил на это внимания. Я вошел в дворницкую, и единственная женщина, оставшаяся с нами, жена дворника, бледная и болезненная, вдруг дико закричала. Я сбросил на пол продукты и увидел, что руки у меня облиты густой кровью.

Через минуту все в дворницкой повалились от хохота, хотя обстановка никак не располагала к этому. Все хохотали и соскабливали с меня густое томатное пюре.
Когда я бежал обратно, стрелок все же успел выстрелить, пуля пробила банку с консервами, и меня всего залило кроваво-красным томатом.»

Когда дом, где остановился Паустовский, заняли красноармейцы, будущего писателя чуть было не расстреляли:

« — В чем дело? — зашумели красногвардейцы и окружили меня и обоих моих конвоиров.- Кто такой?
Человек в ушанке сказал, что я стрелял из окна им в спину.
— Разменять его! — закричал веселым голосом парень с хмельными глазами — В штаб господа бога!
— Командира сюда!
— Нету командира!
— Где командир?
— Был приказ — пленных не трогать!
— Так то пленных. А он в спину бил.
— За это один ответ — расстрел на месте.
— Без командира нельзя, товарищи!
— Какой законник нашелся. Ставь его к стенке! Меня потащили к стенке….»
« Никогда я не мог понять — ни тогда, ни теперь — почему, стоя у стены и слушая, как щелкают затворы, я ровно ничего не испытывал. Была ли то внезапная душевная тупость или остановка сознания — не знаю….»

«… Мне казалось, что время остановилось и я погружен в какую-то всемирную немоту. На самом же деле прошло несколько секунд, и я услышал незнакомый и вместе с тем будто бы очень знакомый голос:
— Какого дьявола расстреливаете! Забыли приказ? Убрать винтовки!
Я с трудом отвел глаза от угла подворотни,- шея у меня нестерпимо болела,- и увидел человека с маузером, похожего на Добролюбова,- того, что приходил к нам ночью, чтобы вывести детей и женщин. Он был бледен и не смотрел на меня.
— Отставить! — сказал он резко.- Я знаю этого человека. В студенческой дружине он не был. Юнкера наступают, а вы галиматьей занимаетесь.»

Площадь Никитских ворот в начале 1930-х годов. Сгоревший дом в створе бульвара вскоре после революции разобрали, и в 1925 году на его месте поставили памятник Тимирязеву. В кадре справа – восстановленный в очень упрощённом виде дом по Тверскому бульвару, 6.

9) Арбатская площадь

Арбатская площадь являлась центром притяжения противников революции, как-раз рядом располагалось Александровское военное училище, готовившее юнкеров (ныне сильно перестроено под комплекс зданий Генштаба по Знаменке):

Как-раз из пушек, выставленных юнкерами на Арбатской площади, попали снаряды в доме №6 по Тверскому бульвару, ставшие губительными для него.


Фотография юнкеров во дворе Александровского военного училища, 1917 год.

Памятник Гоголю, авторства скульптора Андреева, стоявший изначально на Арбатской площади, в конце Гоголевского бульвара.
За постаментом этого памятника прятались наступавшие на Никитские ворота красногвардейцы. Памятник перенесли во двор дома по Никитскому бульвару, где жил Гоголь, но следы от пуль то ли юнкеров, то ли красногвардейцев, остались на нём до сих пор.

10) Кудринская площадь

Картина Г. Савицкого «Бой на Кудринской площади в Москве. Октябрь 1917 года»

Бои на Кудринской площади разыгрались ещё 28 октября, когда красногвардейцы 193 полка штурмовали некоторые здания на Садовом кольце. Несколько следующих дней бои здесь продолжались, периодически перемещаясь на Поварскую и Никитские ворота. Неспроста Кудринку переименовали в советское время в площадь Восстания.

Изуродованная снарядами церковь Бориса и Глеба на Поварской. Сейчас на месте неё стоит здание Гнесинки.

11) Остоженка и окрестности

На Остоженке появилась одна из самых известных баррикад, между Барыковским и Лопухинским переулком. Здесь у окопа 30 октября был убит юнкерами 14-летний Павел Андреев, которого прославили в советское время под именем «советского Гавроша». Как-раз в районе Остоженки погибли революционеры Пётр Добрынин и Люсик Лисинова, в честь которых назвали улицы и площади в Замоскворечье (Добрынинская и Люсиновская). Только официально она пишется как Лисинова, а не Люсинова, но в историю вошла так, как, видимо, кто-то ошибочно записал.

Баррикада и окоп на Остоженке. В кадре Воскресенская церковь, снесённая в 1930-е годы. Сейчас на её месте скверик по дороге к Зачатьевскому монастырю.

Курьёзная ситуация произошла с бывшим студентом Алексеем Александровичем Померанцевым. Он получил серьёзное ранение в ходе боёв за Остоженку, в Троицком переулке, был отправлен в больницу, и по случайности записан в списки погибших. В 1922 году в его честь тот самый Троицкий переулок переименовали в Померанцев переулок. Сам же выживший Померанцев стал известным учёным-физиком, и даже не подозревал, что переулок назван в его честь. Узнал он об этом только через 40 лет после революции, прочитав в статье про геройски погибшего прапорщика Померанцева в боях на Остоженке. Пришлось звонить в редакцию, и рассказывать, как всё было. Доктора физико-математических наук наградили орденом Красного Знамени, а переулок так и остался Померанцевым до нашего времени.

12) Другие юнкерские училища

Множество боёв развернулось в местах средоточия антибольшевистских сил. Кроме Александровского военного училища, это, к примеру, кадетские корпуса в Лефортово, или Алексеевское юнкерское училище.

Алексеевское юнкерское училище в Лефортово со следами боёв.

13) Окончание боёв

Всё больше и больше подкрепления появлялось у большевиков, толпы рабочих приезжали из окрестных городов и губерний, и численный перевес оказался на стороне революционеров. 2 ноября продолжался обстрел Кремля, большевики заняли Исторический музей, и, в конце концов, юнкера сами покинули Кремль. Это означало победу большевиков, и юнкера должны были сдать оружие. Но бои в разных частях Москвы продолжались ещё всю ночь на 3 ноября. Днём того же для всё окончательно затихло.

Из воспоминаний Сергея Эфрона о сдаче Кремля большевикам:

«Наконец-то появился командующий войсками” полковник Рябцев.
В небольшой комнате Александровского училища окруженный тесным кольцом возбужденных офицеров, сидит грузный полковник в расстегнутой шинели. Верно, и раздеться ему не дали, обступили. Лицо бледное, опухшее, как от бессонной ночи. Небольшая борода, усы вниз. Весь он рыхлый и лицо рыхлое - немного бабье.
Вопросы сыплются один за другим и один другого резче. …»

«… Чувствую, как бешено натянута струна - вот-вот оборвется. Десятки горящих глаз впились в полковника. Он сидит опустив глаза, с лицом словно маска - ни одна черта не дрогнет.
- Я сдал Кремль, ибо считал нужным его сдать. Вы хотите знать почему? Потому что всякое сопротивление полагаю бесполезным кровопролитием. С нашими силами, пожалуй, можно было бы разбить большевиков. Но нашу кровавую победу мы праздновали бы очень недолго. Через несколько дней нас все равно смели бы. Теперь об этом говорить поздно. Помимо меня - кровь уже льется.
- А не полагаете ли вы, господин полковник, что в некоторых случаях долг нам предписывает скорее принять смерть, чем подчиниться бесчестному врагу? - раздается все тот же сдавленный гневом голос.
- Вы движимы чувством - я руководствуюсь рассудком. Мгновение тишины, которая прерывается исступленным криком офицера с исказившимся от бешенства лицом:
- Предатель! Изменник! Пустите меня! Я пушу ему пулю в лоб! Он старается прорваться вперед с револьвером в руке. Лицо Рябцева передергивается.
- Что ж, стреляйте! Смерти ли нам с вами бояться?
Офицера хватают за руки и выводят из комнаты. Следом выхожу и я.»

(Сергей Эфрон)

Каждая сторона потеряла по 250-300 человек. В целом, жертвами революционных боёв в Москве стали примерно 1000 человек.

2 ноября 1917, узнав об артобстрелах Кремля, подал в отставку нарком просвещения Луначарский, заявив, что он не может смириться с разрушением важнейших художественных ценностей, «тысячью жертв», ожесточением борьбы «до звериной злобы», бессилием «остановить этот ужас». Но Ленин сказал Луначарскому: «Как вы можете придавать такое значение тому или другому зданию, как бы оно ни было хорошо, когда дело идет об открытии дверей перед таким общественным строем, который способен создать красоту, безмерно превосходящую все, о чём могли только мечтать в прошлом?» После этого Луначарский забрал назад свое заявление об отставке.
А в тех словах Ленина прозвучало истинное отношение советской власти в историческому наследию, его фраза оказалась пророческой.

А вот что писал про революционные бои Максим Горький:
«В некоторых домах вблизи Кремля стены домов пробиты снарядами, и, вероятно, в этих домах погибли десятки ни в чем не повинных людей. Снаряды летали так же бессмысленно, как бессмысленен был весь этот 6-дневный процесс кровавой бойни и разгрома Москвы. В сущности своей московская бойня была кошмарным кровавым избиением младенцев. С одной стороны юноши-красногвардейцы, не умеющие держать ружьё в руках, и солдаты, почти не отдающие себе отчета, кого ради они идут на смерть, чего ради убивают. С другой — ничтожная количеством кучка юнкеров, мужественно исполнивших свой «долг», как это было внушено им…»

Старые фотографии взяты с сайта Pastvu.ru, большая часть из них сделана фотографом А. Дорном, одним из немногих фотолетописцев революции 1917 года.

Подготовка публикации: Александр Иванов

Революция 1917 года в основном ассоциируется с Санкт-Петербургом. Многие не знают, что в те дни, когда "Аврора" давала по Зимнему холостой выстрел, в Москве шли длительные и упорные бои. Большевики обстреливали Кремль и многие центральные здания, на улицах не прекращались вооружённые столкновения, в результате которых погибли сотни людей. Я сделал подборку фотографий, по которым можно судить, что творилось в Москве осенью 1917 года.

Московские большевики сразу же собрали заседание Советов солдатских и рабочих депутатов. Там они создали Военный революционный комитет (ВРК), который руководил всеми боевыми действиями Москве. К началу боев ВРК удалось привлечь на свою сторону войска численностью 15 тысяч человек.

В то же время глава Москвы созвал заседание Городской думы. Депутаты тоже организовали штаб для управления боевыми действиями - его назвали Комитетом общественной безопасности (КОБ). В его распоряжении были войска численностью 12 тысяч человек.

ВКР расположился в здании Моссовета. Его члены разослали по городу воззвание к солдатам с призывом перейти на сторону большевиков и поддержать восстание. Вечером 25 октября на площади напротив здания начали собираться неравнодушные.

А в Александровском военном училище на Знаменке городские власти вооружали юнкерские роты. Винтовки получили и добровольцы из числа студентов Московского университета. Часть из них была отправлена охранять склады с оружием, а остальным поручили отправляться на защиту Думы. Это вырытый студентами окоп напротив здания Думы.

С раннего утра 26 октября большевики начали распространять по городу газеты со своим воззванием.

Около 9 утра в Кремль прибыли представители ВРК. Они приказали солдатам взять все оружие из здания Арсенала и вывезти его, чтобы затем раздать рабочим. Но на место вовремя прибыли юнкеры. Они не допустили вывоза оружия. Часть лояльных большевикам войск оказалась заблокирована в Кремле. Силы КОБа начали обстреливать Кремль из винтовок и пулеметов. У них были и артиллерийские орудия, но командование не разрешало из него стрелять, чтобы не повредить «памятники русской истории».

До полудня юнкеры заняли боевые позиции на площади Никитских ворот, на Остоженке, Пречистенке, площади Страстного монастыря (ныне Пушкинская площадь). Кое-где велись редкие перестрелки. На жизнь простых москвичей это практически никак не повлияло. Они ходили по улицам по своим делам, спрашивая на юнкерских постах, что происходит.

Баррикада у Центральной телефонной станции в Милютинском переулке.

Баррикада из обозов и дров у Филипповской булочной на Тверской улице. 26 октября Филипповская булочная и кафе при ней были разграблены. Красногвардейцам оказали сопротивление сами пекари, но силы были неравными.

Баррикада Общества вспоможения приказчиков Охотного ряда. Угол Леонтьевского и Тверской.

Арбатская площадь

К боям готовились не только в центре Москвы. В Алексеевском юнкерском училище в Лефортово находился склад оружия, и юнкеры готовились оборонять его. Вместе с преподавателями они весь день строили укрепления.

В первой половине дня 27 октября ситуация особо не изменилась. Обе стороны собирали под свои знамена добровольцев и ждали подкрепления. Студенческие отряды, принявшие сторону КОБа, начали называть себя "белой гвардией" в противовес красногвардейцам. В центре города силы КОБа и ВРК обстреливали позиции друг друга, перестрелки обходились без особых потерь. А в Лефортово большевикам все-таки удалось захватить артиллерийские мастерские.

Фотоснимок известного русского и советского фотографа Петра Адольфовича Оцупа. Вид от Лубянского пассажа через площадь.

Около 18:00 силы КОБа получили подтверждение, что им на выручку с фронта отправили подкрепление. После этого они объявили в Москве военное положение и начали активное наступление на большевиков в районе Крымского моста, Смоленского рынка и Кудринской площади. В результате наступления красные были отброшены за Садовое кольцо, около сотни красногвардейцев было взято в плен. КОБ предложил ВРК сложить оружие и сдаться, но большевики не согласились. Тогда белогвардейцы начали наступление на Кремль. Они обстреливали из пулеметов зубцы стен. В этот день было убито около 50 человек.

Во дворе казарм на Садовой-Кудринской улице

Утром 28 октября белые продолжили наступление на Кремль. Осажденный там красный полк решил сдаться, но в тот момент, когда юнкеры входили в ворота Кремля, его солдаты снова схватились за оружие. Юнкеры открыли ответный огонь и расстреляли красных солдат. По разным оценкам, тогда было убито от 50 до 300 человек.

Сторожевой пост юнкеров у Никольских ворот Кремля

В здании Моссовета расстроенные боевыми неудачами большевики уже ждали ареста. Но руководство КОБа решило проявить милосердие и предложило им возобновить переговоры, чтобы избежать новых кровопролитий. Большевики согласились и начали тянуть время. А в это время с окраин города к ним начало подтягиваться подкрепление. Свежие силы быстро отбросили белых к Бульварному кольцу на Остоженке, Пречистенке и Тверской улице. Белые оказались заблокированы в центре Москвы.

Окопы и баррикады на Остоженке

29 октября белые помимо Кремля все еще удерживали гостиницу "Метрополь", театр у Никитских ворот и позиции на Остоженке, Пречистенке и Тверском бульваре. Весь день в этих местах шли яростные перестрелки.

Гостиница "Метрополь", поврежденная обстрелом в октябре 1917 года

Михаил Фрунзе вспоминал, что его солдатам доставляло особое удовольствие стрелять по окнам и фасадам "Метрополя", наблюдая, как осколки и кирпич с грохотом падают вниз.

Также большевики начали активный обстрел Кремля. И они, в отличие от белых, не стеснялись в выборе орудий. С Воробьевых гор по Кремлю стрелял 7-й Украинский тяжелый артиллерийский дивизион. Два 48-линейных орудия с Котельнической набережной вели огонь по Малому Николаевскому дворцу и Спасским воротам Кремля. Батареи между Крымским и Каменным мостами обстреливали кремлевскую стену, выходящую к Манежу. Они собирались пробить брешь у Троицких ворот.

Гаубица близ Крымского моста во время обстрела Кремля

Проходивший в те дни в Успенском соборе Московского Кремля Поместный Собор Русской православной церкви призывал не подвергать Кремль артиллерийскому обстрелу "во имя спасения дорогих всей России святынь, разрушения и поругания которых русский народ никому и никогда не простит".

Юнкеры на Кремлевской стене

Бухают пушки, это стреляют по Кремлю откуда-то с Воробьевых гор. Человек, похожий на переодетого военного, пренебрежительно говорит:
— Шрапнелью стреляют, идиоты! Это — к счастью, а то бы они раскатали весь Кремль.
Он долго рассказывает внимательным слушателям о том, в каких случаях необходимо уничтожать людей шрапнелью, и когда следует "действовать бризантными".
— А они, болваны, катают шрапнелью на высокий разрыв! Это бесцельно и глупо…
Кто-то неуверенно справляется:
— Может быть — они нарочно так стреляют, чтобы напугать, но не убивать?
— Это зачем же?
— Из гуманности?
— Ну, какая же у нас гуманность,— спокойно возражает знаток техники убийства…
… Круглые, гаденькие пульки шрапнели градом барабанят по железу крыш, падают на камни мостовой,— зрители бросаются собирать их "на память" и ползают в грязи.
В некоторых домах вблизи Кремля стены домов пробиты снарядами, и, вероятно, в этих домах погибли десятки ни в чём не повинных людей. Снаряды летали так же бессмысленно, как бессмыслен был весь этот шестидневный процесс кровавой бойни и разгрома Москвы.

Чудов монастырь

30 октября бои продолжились. Никаких особенных успехов ни одна из сторон за этот день не добилась. Особенно напряженной было перестрелка в районе Никитских ворот. Белые удерживали тогдашний театр "Унион" (нынешний театр у Никитских ворот) и обстреливали оттуда колонну красных, которая пыталась прорваться к центру города.

Пострадавший дом Коробковой на Тверском бульваре рядом с Никитскими воротами.

Бои продолжались и в Лефортово. Ближе к ночи кадеты и юнкеры решили оставить Алексеевское училище. Под прикрытием командиров они разбежались по домам, а офицеры начали пробиваться к Кремлю.

Поврежденная обстрелом с Калужской площади ограда Алексеевского юнкерского училища

31 октября уже большевики потребовали у белых прекратить сопротивление и сдать оружие. КОБ не согласился, и тогда красные продолжили обстрел Кремля. Кроме того, из-за отказа сдаться они начали обстреливать здание Мосгордумы, в котором находился один из штабов белых. Юнкерам и депутатам пришлось перебраться в Кремль.

Результаты обстрела Мосгордумы

На следующий день красные вытеснили белых с Остоженки, а также полностью захватили здание Думы и гостиницы "Метрополь".

Первого ноября в среду попытался пробраться в контору, где на моей ответственности большие деньги и документы, но дошел закоулками и переулками лишь до Лубянского проезда, дальше идти было невозможно: по Лубянской площади летели снаряды, шрапнели и пули. Говорят, юнкера отчаянно защищают здание телефона и Кремль, Почтамт и телеграф в руках большевиков. Возвращался домой под музыку выстрелов. Над головой и где-то близко, незримо, свистели пули, ударяясь в стены домов, разбивали стекла, грохотали по крышам, ранили, убивали и пугали мирных обывателей, а также - ворон и голубей. При этом путешествии подвергся двум обыскам, нет ли при себе оружия...

А 2 ноября большевики продолжили обстреливать Кремль. Ущерб был настолько велик, что КОБ принял решение капитулировать.

В тот день, узнав о бомбардировках Кремля, подал в отставку нарком просвещения Луначарский, заявив, что он не может смириться с разрушением важнейших художественных ценностей, "тысячью жертв", ожесточением борьбы "до звериной злобы", бессилием "остановить этот ужас". Но Ленин сказал Луначарскому: "Как вы можете придавать такое значение тому или другому зданию, как бы оно ни было хорошо, когда дело идет об открытии дверей перед таким общественным строем, который способен создать красоту, безмерно превосходящую все, о чём могли только мечтать в прошлом?" После этого Луначарский забрал назад свое заявление об отставке.

Во время штурма Кремля большевики сбили снарядом верхний шатрик Беклемишевской башни. Позднее он был восстановлен архитектором Рыльским.

Спасская башня со следами повреждения снарядами, часы тоже повреждены попаданием снаряда в цифру II.

Никольская башня после большевистского артобстрела

...наполовину разбита Никольская башня, и чтимый с 1812 года за свою неповрежденность от взрыва этой башни французами образ Святого Николая Чудотворца уничтожен выстрелами без остатка...

Старинные крепчайшие ворота исковерканы, разбиты и обожжены до жалкого вида, а в самом Кремле, говорят, разрушения ещё страшнее. Как же это щадили его татары, поляки и французы? Неужто для нас ничего святого нет? Должно быть, так. По крайней мере я слышал, какой-то солдатишко, идя по Мясницкой, ораторствовал, "что там ихний Кремль, жись-то наша чай дороже...

Подумаешь, до чего может дойти русский мужик своим умом! Хотя, разрушая народные святыни, он разрушает их все-таки для того только, чтобы кого-то там уничтожить, лишить жизни, а вовсе не для того, чтобы разворотить что-то священное, целые века охранявшееся его же предками от нашествия иноплеменных и теперь уничтоженное его святотатственной рукой.

Н.П. Окунев, "Дневник Москвича, 1917-1920"

После обстрела. Малый Николаевский дворец

В Кремле снаряды попали в Успенский собор, в Чудов монастырь, в церковь 12-ти Апостолов, в Малый дворец и вообще, должно быть, пострадал наш Святой и седой Кремль больше, чем от нашествий иноплеменных. Пишут о многих разрушениях, пожарах, расстрелах, но Бог с ними! Лучше уж сказать сразу, что, в общем, надо бы хуже - да нельзя. Может быть, эти ужасные картины пробудят совесть восставших брат на брата и не доведут политическую борьбу до повторения таких ужасов...

Н.П. Окунев, "Дневник Москвича, 1917-1920"

Собор Двенадцати Апостолов

Ворота Синодальной конторы

Чудов Монастырь

Часть капитулировавших юнкеров, студентов и офицеров красногвардейцы убили на месте. Те, кто остался в живых, рассеялись по городу. Многие из них позже примкнули к Белой армии. В течение следующей недели после капитуляции обе стороны хоронили своих погибших.

Белогвардейцев отпевали в церкви Большого Вознесения у Никитских ворот. От Никитских ворот процессия прошла до военного кладбища на Петроградском шоссе, где похоронили погибших. Попрощаться с ними пришли несколько тысяч человек.

Под впечатлением этих похорон Александр Вертинский написал известный романс "То, что я должен сказать".

Убитых красногвардейцев хоронили с гораздо большими почестями. Для них организовали братскую могилу у стен Кремля.

Собор Русской православной церкви осудил такое погребение. 17 ноября 1917 года он принял постановление, в котором объявил, что "в преднамеренно совершенном без церковной молитвы погребении под стенами Кремля людей, которые осквернили его святыни, разрушали его храмы и, поднявши знамя братоубийственной войны, возмутили народную совесть, Собор видит явное и сознательное оскорбление церкви и неуважение к святыне".

Вконтакте

Именно в Москве в октябрьские дни развернулись наиболее длительные и упорные бои. Некоторые историки оценивают московские бои как начало Гражданской войны в России.

Ход восстания

25 октября

Известие о восстании в Петрограде московские большевики получили в полдень 25 октября (7 ноября). В 11 часов 45 минут делегат II Всероссийского съезда Советов Ногин и В. П. Милютин отправили в Москву телеграмму о восстании в Петрограде.

Партийный боевой центр большевиков начал боевые действия днём 25 октября с занятия своими патрулями городского почтамта. Утром того дня А. С. Ведерников и А. Я. Аросев отправились в казармы 56-го пехотного запасного полка, чтобы сформировать отряд для занятия почты и телеграфа. На полк была возложена охрана Кремля с арсеналом ручного и станкового оружия, Государственного банка, казначейства, ссудо-сберегательных касс и других учреждений.

Вечером 25 октября состоялось специальное заседание Московской городской думы, на котором гласные рассмотрели вопрос, как «должно реагировать Московское городское самоуправление на захватную политику Советов рабочих и солдатских депутатов» На заседании присутствовала и фракция большевиков. После выступления лидера фракции И. И. Скворцова-Степанова большевики покинули заседание Думы. По решению остальных фракций Городской думы для защиты Временного правительства при городском самоуправлении из представителей меньшевиков, эсеров, кадетов и других партий был создан Комитет общественной безопасности (КОБ), который возглавил городской голова Москвы эсер Вадим Руднев и командующий войсками Московского военного округа полковник Константин Рябцев . Комитет выступал с позиции защиты Временного правительства, но мог опираться главным образом на офицеров и юнкеров .

Также вечером 25 октября состоялось объединённое заседание (пленум) обоих московских Советов - рабочих и солдатских (на тот момент функционирующих раздельно), на котором был избран боевой центр московских Советов - Военно-революционный комитет (ВРК) для «организации поддержки» вооружённого выступления в Петрограде. «За» голосовало 394 депутата, «против» - 116 (меньшевики и беспартийные), воздержались - 25 (объединенцы). Тем не менее меньшевики и объединенцы вошли в комитет. Эсеры отказались участвовать в голосовании.

ВРК был избран в составе 7 человек (4 большевика и 3 члена других партий) под председательством большевика Г. А. Усиевича.

Согласно приказу № 1 ВРК, части московского гарнизона приводились в боевую готовность и должны были исполнять только исходящие от ВРК распоряжения. Также ВРК выдал распоряжение «о прекращении выхода буржуазных газет» путём силового занятия типографий (типографию Московского листка по собственной инициативе захватили анархисты).

ВРК опирался на часть большевизированных войск (193-й полк, 56-й запасной пехотный полк, самокатный батальон и др.), рабочих-красногвардейцев. На сторону большевиков перешли «двинцы » - солдаты, арестованные летом 1917 года в Двинске за отказ идти в наступление. 22 сентября (5 октября) они были освобождены Моссоветом.

Неблагоприятным для большевиков фактором было и то, что в Москве находились значительные силы (по некоторым оценкам - до 20 тыс. чел.) юнкеров, настроенных резко антибольшевистски.

26 октября

В ночь на 26 октября ВРК Московский ВРК издал приказ о приведении всех частей Московского гарнизона в боевую готовность. Им были вызваны в Кремль роты 193-го запасного полка. Начальник Кремлёвского Арсенала полковник Висковский подчинился требованию ВРК о выдаче рабочим оружия. Было выдано 1500 винтовок с патронами, но вывезти оружие не удалось, так как выезды из Кремля были блокированы отрядами юнкеров.

Командующий войсками Московского военного округа К. И. Рябцов обратился в Ставку с просьбой прислать с фронта в Москву верные Временному правительству воинские части и одновременно вступил в переговоры с Московским ВРК.

27 октября

27 октября находившиеся в Москве офицеры, готовые оказать сопротивление большевистскому восстанию, собрались в здании Александровского военного училища. Их возглавил начальник штаба Московского военного округа полковник К. К. Дорофеев. Силы сторонников Временного правительства, собравшихся в училище, составляли около 300 человек (офицеры, юнкера, студенты).

Они заняли подступы к училищу со стороны Смоленского рынка (конец Арбата), Поварской и Малой Никитской, продвинулись от Никитских Ворот до Тверского бульвара и заняли западную сторону Большой Никитской улицы до здания Московского университета и Кремля.

Добровольческий отряд студентов получил название «белая гвардия» - это был первый случай употребления данного термина. Полковник В. Ф. Рар организовал оборону казарм 1-го кадетского корпуса в Лефортово силами кадетов старших классов. С. Н. Прокопович , единственный министр Временного правительства, находившийся на свободе, 27 октября прибыл в Москву, чтобы организовать сопротивление большевикам.

27 октября (9 ноября) в 6 часов вечера К. И. Рябцев и КОБ, получив подтверждение Ставки о высылке войск с фронта и сведения о выступлении войск под руководством Керенского и Краснова на Петроград, объявили город на военном положении и предъявили О. М. Берзину и Московскому ВРК ультиматум: распустить ВРК, сдать Кремль и разоружить революционно настроенные воинские части. Представители ВРК дали согласие на увод рот 193-го полка, но потребовали оставления 56-го полка, квартировавшего в Кремле.

Согласно другим источникам силы 193 полка покинули Кремль ещё с утра, и на предъявленный около 19:00 ультиматум с требованием упразднения МВРК и вывода из Кремля всех оставшихся революционных частей, представители МВРК ответили отказом.

В тот же день юнкера атаковали отряд солдат-«двинцев», пытавшихся прорваться к Моссовету, 45 человек из 150 были убиты или ранены. Также юнкерами был совершён налёт на Дорогомиловский ВРК, после чего они закрепились на Садовом кольце от Крымского моста до Смоленского рынка и вышли на бульварное кольцо от Мясницких и Сретенских ворот, захватив почтамт, телеграф и телефонную станцию.

28 октября. Взятие Кремля юнкерами

Утром 28 октября Рябцев по телефону потребовал от Берзина сдачи Кремля, сообщив, что город находится под его контролем. Не зная действительной обстановки и не имея связи с ВРК, Берзин принял решение сдать Кремль. Командующий броневой ротой 6-й школы прапорщиков потребовал от солдат 56-го полка сдачи оружия. Солдаты стали разоружаться и в Кремль вошли две роты юнкеров. Когда солдаты увидели, что вошли только две роты, они сделали попытку снова овладеть оружием, но это им не удалось. По ним неизвестным пулеметчиком был открыт огонь, в результате которого многие солдаты 56-го полка были убиты или ранены (по разным оценкам было убито от 50 до 300 солдат).

После взятия Кремля юнкерами положение ВРК стало исключительно тяжелым, так как он оказался отрезанным от красногвардейцев на рабочих окраинах города, телефонное сообщение с ними было невозможно, так как телефонная станция была занята юнкерами. Кроме того, сторонники КОБ получили доступ к вооружению, хранившемуся в Центральном арсенале в Кремле.

По призыву МК РСДРП(б), ВРК и профсоюзов в городе началась всеобщая политическая забастовка. Собравшиеся в Политехническом музее гарнизонное совещание полковых, ротных, командных и бригадных комитетов предложило всем воинским частям поддержать ВРК, вместе с тем постановило распустить совет солдатских депутатов старого созыва и провести новые выборы, в результате которых для контактов с ВРК был создан боевой орган - «Совет десяти». К исходу 28 октября революционные силы блокировали центр города.

С 28 по 31 октября солдаты 193-го пехотного запасного полка принимали участие в захвате Брянского вокзала, Провиантских складов, в боях на «Остоженских позициях», штурмовал штаб Московского военного округа. Во время штурма был тяжело ранен командир роты прапорщик А. А. Померанцев.

29 октября. Попытка перемирия

29 октября (11 ноября) на улицах города были вырыты окопы и сооружены баррикады и началась упорная борьба за центр Москвы. Ожесточенные бои шли за Крымский и Каменный мосты, в районе Остоженки, Пречистенки и на других улицах. В боях на стороне ВРК участвовали вооружённые рабочие, солдаты ряда пехотных частей, а также артиллерия (которой почти не было у антибольшевистских сил).

Утром 29 октября силы красных начали наступление по главным направлениям: отряд под командованием левого эсера Саблина Ю. В. захватил здание градоначальства на Тверском бульваре, была отбита Тверская улица и часть Охотного ряда, губернаторский дом в Леонтьевском переулке, была занята Крымская площадь, Симоновский пороховой склад, Курско-Нижегородский и Александровский вокзалы, почтамт и главный телеграф.

К 18 часам красными была занята Таганская площадь. Были захвачены три из пяти корпусов Алексеевского военного училища.

К 21 часу революционные войска заняли Центральную телефонную станцию и начали обстрел гостиницы «Метрополь». Артиллерия начала обстрел занятых антибольшевистскими силами районов, включая Кремль. С Воробьевых гор по Кремлю стрелял 7-й Украинский тяжелый артиллерийский дивизион. На Швивой (Вшивой) горке, где сейчас располагается высотное здание на Котельнической набережной, были установлены два 48-линейных орудия, которые вели огонь по Малому Николаевскому дворцу и Спасским воротам Кремля. Батареям, занявшим позиции у Бабьегорской плотины между Крымским и Каменным мостами была поставлена задача обстреливать кремлевскую стену, выходящую к Манежу, и пробить брешь у Троицких ворот. Орудия ВРК также были подтянуты к Никольским воротам.

29 октября было заключено перемирие, причём обе стороны тянули время, надеясь на подход к Москве лояльных частей.

И Комитет общественной безопасности, и ВРК согласились начать переговоры. Было достигнуто соглашение о перемирии с 12 часов 29-го по 12 часов 30-го октября на следующих условиях:

• полное разоружение красной и белой гвардии;
• возвращение оружия;
• роспуск как ВРК, так и Комитета общественной безопасности;
• привлечение виновных к суду;
• установление нейтральной зоны
• подчинение всего гарнизона командующему округа;
• организация общего демократического органа.

Однако эти условия не были выполнены и перемирие было нарушено.

30 октября

30 октября силам ВРК сдались антибольшевистские силы во 2-м кадетском корпусе, 31-го - в 1-м кадетском корпусе, а в ночь на 1 ноября капитулировали 3-й Московский кадетский корпус и Алексеевское военное училище в Лефортово.

31 октября

31 октября с предложением перемирия выступили представители губернского совета крестьянских депутатов. В этот же день на помощь антибольшевистским силам прибыл из Брянска 7-й ударный батальон в количестве 150 человек.

31 октября ВРК потребовал от Комитета общественной безопасности безусловной сдачи под угрозой артиллерийского обстрела здания Городской думы.

1 ноября

Этот обстрел начался 1 ноября и юнкера вместе с членами Комитета общественной безопасности были вынуждены перейти в Кремль и в здание Исторического музея.

2 ноября

2 ноября артиллерийский обстрел Кремля большевиками усилился и ими был занят Исторический музей. Ряд построек Кремля серьёзно пострадал от обстрела.

В ночь на 2 ноября юнкера сами ушли из Кремля, было заключено соглашение о разоружении юнкеров и кадетов.

2 ноября 1917, узнав о бомбардировках Кремля, подал в отставку нарком просвещения А. В. Луначарский, заявив, что он не может смириться с разрушением важнейших художественных ценностей, «тысячью жертв», ожесточением борьбы «до звериной злобы», бессилием «остановить этот ужас». Прошение об отставке опублико­вано в меньшевист­ской газете «Новая жизнь» (3 ноября 1917 года) и других газетах. Но Ленин сказал Луначарскому:

«Как вы можете придавать такое значение тому или другому зданию, как бы оно ни было хорошо, когда дело идет об открытии дверей перед таким общественным строем, который способен создать красоту, безмерно превосходящую все, о чём могли только мечтать в прошлом?»

После этого Луначарский несколько скорректировал свою позицию и опубликовал в газете «Новая жизнь» (4 ноября 1917 года) обращение: «Берегите народное достояние».

2 ноября делегация Комитета общественной безопасности направилась в ВРК для переговоров. ВРК согласился отпустить на свободу всех юнкеров, офицеров и студентов при условии сдачи ими оружия. После этого сопротивление в Москве прекратилось

3 ноября юнкера, офицеры и студенты покинули Кремль и здание Александровского училища. Многие из них позднее пробрались на Дон и вступили в Добровольческую армию.

2 ноября в 17 часов контрреволюционные силы подписали договор о капитуляции. В 21 час ВРК отдал приказ о прекращении огня.

3 ноября

Однако приказ Московского военно-революционного комитета о прекращении боевых действий от 2 ноября был обращён не ко всем гражданам Москвы, а к революционным войскам. Он предписывал войскам Советов «прекратить всякие военные действия, но оставаться на своих местах до сдачи оружия юнкерами и белой гвардией» и «не расходиться до особого приказа».

Боевые действия продолжались всю ночь на 3 ноября. На некоторых участках юнкера ещё 3 ноября продолжали оказывать сопротивление и даже предприняли попытки наступления. Вечером 2 ноября лишь отдельные красногвардейцы проникли в Кремль. Окончательно он был взят только утром следующего дня. 3 ноября в боях за Кремль было убито три красногвардейца. Таким образом, 3 ноября в Москве продолжались бои. По всей Москве шло разоружение юнкеров, сопровождавшееся массовыми расстрелами.

«В сущности своей Московская бойня была кошмарным кровавым избиением младенцев. С одной стороны - юноши красногвардейцы, не умеющие держать ружья в руках, и солдаты, почти не отдающие себе отчета - кого ради они идут на смерть, чего ради убивают? С другой - ничтожная количественно кучка юнкеров, мужественно исполняющих свой «долг», как это было внушено им».

Фотогалерея

Обстановка накануне

После свержения монархии, в Москве, как и повсюду в России, Советы, являясь формально общественными организациями, осуществляли и многие властные функции. 1(14) марта был создан Совет рабочих депутатов (Моссовет), а 4 марта Совет солдатских депутатов, в которых были сильны симпатии к умеренным социалистическим партиям.

25 июня 1917 года в Москве состоялись выборы в московскую думу. В выборах участвовали семь партий. 117 вновь избранных гласных, то есть больше половины, оказались членами партии эсеров. Из 200 кандидатов большевистской партии (список под № 5) в московскую думу прошли лишь 23. В новой думе (200 депутатов) преобладали депутаты из интеллигенции, впервые появились женщины.

Временное правительство России первоначально запланировало проведение выборов в органы местного самоуправления (земства, городские и районные думы) и Учредительное собрание на 17 сентября. Однако сложная внутри- и внешнеполитическая обстановка, задержки с утверждением нормативной базы повели к переносу сроков выборов.

При подготовке к выборам Москва была выделена в особый избирательный округ. 1 сентября Московская городская дума приняла постановление об образовании в Москве 17 районов (вместо 44 ранее существовавших) и проведении выборов в районные думы. Выборы состоялись 24 сентября. Абсолютное большинство мест в районных думах (359 мест из 710) получили представители партии большевиков (51,5%); 26 % гласных шли по списку кадетской партии и 14% - партии эсеров. По своей организационной структуре районные думы копировали городскую.

К концу октября 1917 года в Москве и губернии в результате проведения демократических выборов были сформированы легитимные органы местного самоуправления. Во второй половине октября в Москве и её губернии начались выборы в Учредительное собрание.

В сентябре - октябре прошли выборы в Московские и районные Советы рабочих депутатов. Там одержала победу партия большевиков. Однако в Москве, в отличие от Петрограда, Совет рабочих депутатов не пошёл на объединение с Советом солдатских депутатов, в котором были сильны симпатии по отношению к эсерам.

Московская дума предпринимала шаги по объединению двух Советов. В такой ситуации руководство московских большевиков занимало более осторожную позицию, чем руководство ЦК РСДРП(б): ещё за несколько дней до восстания оно выступало против вооруженого захвата власти.

Поместный Собор Русской православной церкви

Проходивший в те дни в Успенском соборе Московского Кремля Поместный Собор Русской православной церкви обратился к противоборствующим сторонам:

«Во имя Божие Всероссийский Священный Собор призывает дорогих наших братьев и детей ныне воздержаться от дальнейшей ужасной кровопролитной брани». Собор просил победителей «не допускать никаких актов мести, жестокой расправы и во всех случаях щадить жизнь побежденных». Собор также призывал не подвергать Кремль артиллерийскому обстрелу «во имя спасения дорогих всей России святынь, разрушения и поругания которых русский народ никому и никогда не простит».