Мухаммед-амин.

ГЛАВА ВТОРАЯ. Эпоха русского протектората (1487-1521)

Мухаммед-Эмин. С возведением на престол хана Мухаммеда-Эмина силою иностранного войска первый, блестящий период истории Казанского ханства, начавшийся победами хана Улу Мухаммеда, закончился. Начался второй период - господство русской партии, эпоха зависимости от иностранного государства. Русское правительство достигло того, к чему оно стремилось: Казань была взята, и в ней был введен желательный для русских режим. Карамзин говорит: "Иоанн велел петь молебны, звонить в колокола и с умилением благодарил небо, что оно предало ему в руки Мамутеково царство, где отец его, Василий Темный, лил слезы в неволе". В знак своей победы Иван III принял титул князя Болгарского. Даннические отношения русских к Казани были прекращены: стремясь к освобождению от татарского ига и уничтожив в 1480 году зависимость от ханов Сарайских, Иван III не мог не стремиться к тому же в отношении ханов Казанских, и этой цели он достиг в 1487 году.

Из данника и подручника Казанского хана Московский великий князь превратился в самостоятельного и независимого государя. Казанское правительство признало официальное равенство обоих сторон, и в переписке между собою оба государя называли друг друга братьями: хан обращался - "великому князю Ивану Васильевичу всея Руси, брату моему, Магмет-Аминь челом бьет", великий князь отвечал - "Магмет-Аминю царю, брату моему князь великий Иван челом бьет".

Русские историки преувеличивают влияние Ивана III на Мухаммеда-Эмина и передают не юридическое соотношение обоих государей, а скорее фактическое положение дел, когда решаются называть Мухаммеда-Эмина подручником великого князя. Соловьев говорит: "Подручнические отношения Магмет-Аминя к московскому великому князю не выражаются нисколько в формах их грамот... Но несмотря на равенство в формах, письма Иоанновы к Магмет-Аминю заключают в себе приказания" 43 . Он при этом ссылается на представление русского правительства, обращенное к хану в следующей форме: "Ты бы в Казани и во всей своей земле заповедал всем своим людям, чтобы" и т.д. Эту форму мы никак не можем признать за приказание, - скорее она является выражением пожелания: не имея возможности издавать в пределах Казанского ханства своих собственных распоряжений, иностранное правительство высказывает свое пожелание о том, чтобы хан издал соответствующее распоряжение.

Еще более неточны представления С. М. Соловьева о финансовых взаимоотношениях обоих правительств. Он говорит: "На Казанские волости наложена была известная подать, шедшая в московскую казну и собираемая московскими чиновниками; так Магмет-Аминь жаловался великому князь, что какой-то Федор Киселев притесняет цивильских жителей, берет лишние пошлины" 44 . В действительности же, в дипломатической переписке речь шла не о какой-либо подати в московскую казну с казанских волостей, а о таможенных пошлинах, которые русскими пограничными чиновниками взимались с казанцев в Нижнем и Муроме с излишком против установленного тарифа, и это обстоятельство заставляло как цивильских жителей, так и прочих казанских людей ездить с товарами через мордовскую и черемисскую земли, минуя русские города и избывая пошлины, и из-за чего и возникла самая переписка.

Формально равные между собою государи, совершенно независимые один от другого, регулировали свои отношения договорами, которые скреплялись присягой. Эта присяга также явилась поводом к искажению исторических фактов русскими авторами. При скреплении договора казанское правительство приносило присягу, но на верность не великому князю, а своему договору. Это подтверждается тем, что и русский государь в свою очередь давал крестное целование при заключении договоров между обоими государствами.

Таковы были формальные отношения между Казанским ханством и русским правительством, но фактически степень русского влияния на дела соседнего государства в значительной степени колебалась, по временам достигая Действительно большой высоты и в значительной мере оправдывая аттестацию некоторых ханов, как подручников великого князя. Почти весь второй период истории Казанского ханства является эпохой засилья со стороны русских, и у власти стояла русская партия.

Договоры, регулировавшие отношения Москвы и Казани в этом периоде, обычно заключали в себе три условия: казанское правительство обязывалось 1) не воевать против России, 2) не выбирать себе нового хана без согласия великого князя, 3) охранять интересы русских людей, находящихся в ханстве. Таким образом, отношения двух государств представляли собою союз, и договор имел в виду гарантировать мир между ними и неизменность существующих отношений, - это обеспечивалось согласием союзников на каждую перемену правительства, которая могла повлечь за собою изменение иностранной политики. Что же касается взаимоотношений между казанским правительством и русскими гражданами, то последние находились в ханстве в положении граждан как-бы наиболее благоприятствуемой державы и пользовались покровительством местной государственной власти, которая должна была охранять их интересы. Этот пункт договора свидетельствует о том, что в пределах Казанского ханства проживало значительное количество- русских людей-купцов. промышленников и предпринимателей, и что русское правительство старалось обеспечить их безопасность, неприкосновенность товаров, возмещение убытков и прочие торговые интересы. В случае возникновения войны все эти лица становились жертвою враждебного государства, люди обращались в невольников, товары разграблялись, капиталы их гибли, и русское правительство стремилось к тому, чтобы устранить самую возможность войны и гарантировать продолжительный мир. Это преобладание торговых интересов сильно звучит в договорах, и дипломатические переговоры данной эпохи были, увенчаны наконец заключением "вечного мира" между обоими государствами (1512 г.).

Если с политической стороны положение фактически мало изменилось при перемене в Казани правительства, то по существу все дело сводилось к борьбе за рынки, и стремление русского правительства обеспечить интересы промышленности и торговли совершенно ясно подчеркивает экономический характер соперничества между обоими государствами. Все вмешательства русского правительства в дела Казанского ханства обуславливались стремлением овладеть Поволжьем, как рынком. Всюду выступают вперед экономические требования, желание гарантировать прибыль русским предпринимателям, и в течение долгого времени русское правительство, довольствуясь экономическими выгодами, не соединяло с ними требований территориальных уступок.

Правительство Мухаммед-Эмина искренно соблюдало условия заключенного договора. Вскоре по вступлении на престол молодой хан вступил в брак; в невесты была выбрана дочь ногайского князя Мусы; но прежде, чем брак был заключен, казанское правительство нашло необходимым осведомиться у союзного русского государя, не имеет ли он что-либо против этого брака, который был в значительной степени актом иностранной политики и при неблагоприятных обстоятельствах мог бы вызвать дипломатические осложнения. Выбор невесты не вызвал никакого протеста, и брак был заключен. В 1490 году в союзе с русским и крымским правительством казанцы участвовали в войне против Сарайского ханства. Соединенное московско-казанское войско, с отрядом касимовских татар, совершило удачный поход и отразило нападение сарайского войска на Крымское ханство.

Русская партия, захватившая власть при помощи иностранного войска, не была популярной в стране. Несмотря на казнь виднейших вождей, восточная партия не была уничтожена, и к середине 1490-х годов оппозиция правительству вполне сформировалась. Во главе оппозиции стояли 4 представителя казанской аристократии - князья Кель-Ахмед (Калимет), Урак. Садыр и Агиш. Восточная партия решила опереться на военную поддержку со стороны своих естественных союзников - восточных соседей. Кандидатом на ханский престол был намечен сибирский царевич Мамук. Сибирское правительство хана Ибака поддерживало казанских эмигрантов и оппозиционеров.

Весной 1495 года претендент двинулся к Казани с многочисленным войском, но казанское правительство, узнав о движении неприятеля, сообщило московскому правительству и просило поддержки союзного войска. Русское правительство двинуло на помощь из Нижнего пограничный отряд. При приближении русских к Казани руководители восточной партии решили бежать из столицы, чтобы не подвергаться репрессиям и руководить дальнейшим ходом событий. Выполнить это им удалось. Русский отряд вступил в Казань и готовился к ее обороне, но сибирское войско, извещенное эмигрантами о прибытии подкрепления, приостановило свое наступление. Полагая, Что опасность уже миновала, русский отряд покинул Казань и вернулся в Россию. Тогда восточная партия сообщила своим единомышленникам, и сибирское войско быстрым движением подступило к Казани, Столица сдалась без сопротивления. Хан Мухаммед-Эмин с семейством и своими приверженцами успел бежать из Казана в пределы России, Ханом был немедленно провозглашен царевич Мамук.

Хан Мамук. Абдул-Латыф. Правительство Кель-Ахмеда. Сибирский царевич Мамук, ставший ханом Казанским, принадлежал к династии Шейбани - брата Батыя. Столицей татарского ханства в Западной Сибири в то время был г. Тюмень. Из ханов Тюменских наиболее известным был хан Ибак, происходивший по прямой линии от Шейбани и живший в конце XV столетия. Он протестовал против низложения русскими хана Али. Вельямияов-Зернов говорит: "Точных сведений о времени и обстоятельствах кончины Ибака мы не имеем никаких. Но после 1493 года об Ибаке не упоминается вовсе. Под 1496 г. же является уже новый царь Шибанский - Мамук, вероятно, наследник и близкий родственник Ибака" 45 , Сибирские летописи называют самого Ибака (Упак) ханом Казанским. Есть основания думать, что Мамук был сыном или братом Ибака, во всяком случае он происходил по прямой линии от Шейбани. У Мамука был брат Агалак, а под 1505 и 1508 г.г., упоминается племянник последнего (не сын ли Мамука?) царевич Ак-Курд, сын которого Ак-Даулет выехал из Сибири в Россию и имел сына Шах-Али. Известный Кучум, последний хан Сибирский, был внуком Ибака и приходился, таким образом, близким родственником хану Мамуку.

Выбор кандидата на Казанский престол оказался довольно неудачным. Сибирский царевич, выросший в своеобразных условиях, не мог освоиться с той обстановкой громадного культурного центра, куда он попал, и был не в состоянии управлять государством, не нарушая издавна сложившегося порядка. Купцов и частных земских людей он грабил, вероятно, каким-либо чрезвычайным налогом, и тем самым дал сразу почувствовать неприятную тяжесть своего режима. С руководителями восточной партии он не считался, разошелся с ними во взглядах, и дело дошло до ареста князя Кель-Ахмеда, главного виновника переворота. Есть основания думать, что главная роль в действиях нового правительства принадлежала личным мотивам, и члены правительства выдвигали вперед корыстные цели. Князь Кель-Ахмед, не поладивший с ханом, понял, что он допустил большую ошибку выбором этого кандидата, и резко переменил свои взгляды в пользу русской ориентации. Ему удалось привлечь на свою сторону много сторонников, и он сумел овладеть положением, но большая часть восточной партии, во главе с князем Ураком, осталась верна своим убеждениям.

Новый хан был также непопулярен, как и его предшественник, но если прежде раздавались жалобы на засилье со стороны иностранцев, то теперь гораздо более широкие круги были возбуждены против правительства тяжелой системой различных налогов. По какому-то поводу хан Мамук затеял поход против удельного Арского княжества, где правили туземные князья, издавна подвластные Казанскому ханству. Кель-Ахмед и другие противники нового хана воспользовались этим походом для совершения государственного переворота и восстановления прежней руссофильской политики. Во время похода они возвратились в Казань, объявили хана низложенным и пригласили граждан к поддержке. Город был немедленно укреплен, крепостные ворота затворены, и переворот совершился. Мамуку не удалось вернуться на ханский престол, и он возвратился в Сибирь. Вместе с ним эмигрировала часть сторонников восточной партии, во главе с князем Ураком, казанское же войско вернулось в Казань.

Так неудачна была попытка восточной партии вернуться к власти после хана Али. Насколько успешно был выполнен план военной компании, настолько ошибочны были шаги в области внутреннего управления: новый режим показался казанцам не только не лучше, но даже хуже засилья со стороны иностранцев.

Благодаря Кель-Ахмеду, русская партия восторжествовала, и новое правительство решило принять русскую ориентацию - возобновить договоры с Россией и принять хана по рекомендации московского государя. Во главе нового правительства стал Кель-Ахмед. Это несомненно выдающийся человек пользовался в Казанском ханстве огромным влиянием: в течении 10 лет он стоял во главе государственной власти и был руководителем политической жизни. Он низложил трех ханов с престола и, судя по образу действий, обладал обширным умом, хитростью, сильной волей и, вероятно, большим честолюбием. Резкая перемена им взглядов может свидетельствовать о том, что личные мотивы перевешивали в нем принципиальные соображения, но следует отдать справедливость его умению достигать своих целей и приносить им в жертву людей.

Правительство Кель-Ахмсда решило восстановить союз с Россией; решено было официальным путем заявить сожаление о происшедшем в 1495 году перевороте, возобновить прежние договоры и заявить о ненарушимости союза с Россией. На престол вернулась прежняя династия. Однако, Кель-Ахмед и другие члены правительства совсем не желали возвращения на престол Мухаммеда-Эмина и устранили его кандидатуру. На престол был избран его брат, царевич Абдул-Латыф. Официальными мотивами против прежнего хана были заявлены его личные качества - деспотизм, алчность и свободное отношение к женщинам. Эти мотивы едва-ли были серьезны: хан вступил на престол 18-летним юношей и был низложен в возрасте не более 26 лет, так что вряд-ли могли окончательно сформироваться такие свойства его натуры, которые можно было бы считать неисправимыми. Впоследствии, хан вернулся на казанский престол, и его управление, по-видимому, не страдало от проявлений его неумеренности. Правда, хан был воспитан в России, и к нему легко могли привиться те нравы, примеры которых он имел перед глазами - деспотизм Ивана III, пышность и роскошь дворцового обихода; воспитанный вне обычной, замкнутой обстановки ханского дворца, в христианском городе, где женщины появлялись на улице с открытым лицом, Мухаммед-Эмин мог усвоить себе властность, алчность и более свободные способы обращения, чем это принято было среди мусульман, но возлагать всю вину за неуспех его кандидатуры на одного Мухаммеда-Эмина было бы несправедливо. Если хан был несимпатичным для новых правителей, то и они в свою очередь не могли рассчитывать на доверие с его стороны: мог ли он вполне опираться, например, на Кель-Ахмеда, который несколько месяцев назад лишил его престола? И у Кель-Ахмеда были все основания к тому, чтобы не желать видеть Мухаммеда-Эмина на ханском престоле. Избран был Абдул-Латыф.

Абдул-Латыф, младший сын хана Ибрагима и Нур-Салтан, родился в Казани около 1475 года. При выходе матери замуж за крымского хана Мснгли в 1480 году, царевич был увезен из Казани в Бахчисарай и провел детство и юность в Крыму. Дружественные отношения, в которых находилось Крымское ханство с Россией в царствование хана Менгли, заставили отчима отправить Абдул-Латыфа на службу в Россию, как только царевич достиг совершеннолетия. Абдул-Латыф был ласково принят русским правительством и получил в удел г. Звенигород, в то время как его старший брат правил Коширой. Эти города принадлежали к числу коренных городов Московского княжества, и по завещаниям московских удельных князей Кошира всегда передавалась по наследству старшему сыну, а Звенигород предназначался второму сыну московского князя.

Абдул-Латыфу пришлось пробыть в своем уделе очень недолго: вскоре он был избран на казанский престол, и русское правительство дало согласие на эту кандидатуру. Москва не настаивала на восстановлении на престоле Мухаммеда-Эмина, который, конечно, был очень обижен тем, что его обошли, но в виде компенсации русское правительство увеличило его содержание, прибавив к Кошире Серпухов и Хотунь, что удваивало его доходы.

Абдул-Латыф приехал в Казань из Москвы в сопровождении русского посольства, и возведение его на ханский престол было совершено в присутствии русских послов. Договоры с русским правительством были возобновлены и подкреплены взаимной присягой.

В 1499 году восточная партия совершила попытку восстановить Сибирскую династию на казанском престоле. Во главе этого движения стоял эмигрант князь Урак, а в качестве претендента выступил царевич Агалак, брат хана Мамука. Казанское правительство получило военную поддержку со стороны России, и нападение было успешно отражено.

При вступлении на престол Абдул-Латыфу было 20 лет с небольшим. Казанцам пришлось опять увидеть на престоле хана, выросшего и получившего воспитание за границей, но в то время как Эмин провел юность в России, Латыф вырос в Крыму. Естественно, что оба брата значительно отличались по своим склонностям и образу мыслей, и их политические взгляды оказались совершенно различными. Хан Абдул-Латыф был в гораздо большей степени национальным, чем его брат. Для крымского царевича все русское было чужим и кратковременное пребывание его в России не могло наложить на него прочных русских влияний.

Главным деятелем в царствование Абдул-Латыфа был князь Кель-Ахмет, виновник последнего переворота. Пока хан был еще юн, политических осложнений с Россией не происходило. Но когда Абдул-Латыфу минуло 25 лет, и он стал действовать самостоятельно, его политика приняла ярко национальный и враждебный России характер. Для русской партии это направление было неприятным, и в Казани сложилось течение против Абдул-Латыфа. В конце 1501 года Кель-Ахмет ездил в Москву и имел там совещание с русскими государственными деятелями по поводу предстоявших событий. В январе 1502 года в Казань прибыло русское посольство с кн. В. Звенигородским во главе, и хан был низложен с престола.

Этот переворот был явным вмешательством во внутренние дела Казанского ханства, и по недостатку источников вызывает недоумение, почему низложение хана не было совершено самими казанцами, но для этой цели потребовалось участие русских послов? Со стороны казанцев не произошло никакого отпора иностранцам, хозяйничавшим в ханском дворце. Протест последовал лишь со стороны Крымского ханства, но и он ограничился дипломатической перепиской. Бахчисарайское правительство предъявило в Москве запрос о казанских событиях и получило ответ в следующих выражениях: "Великий князь его (Абдул-Латыфа) пожаловал, посадил на Казани, а он ему начал лгать, ни в каких делах управы не чинил, да и до Земли Казанской учал быть лих" 46 . Попробуем расшифровать эту отписку. Абдул-Латыф "начал лгать великому князю", т.е. перестал соблюдать договор, которым регулировались межсоюзнические отношения. В каких делах он не "чинил управы", видно из противопоставления этим словам следующего выражения: "да и до Земли Казанской", - ясно, что эти дела Казанской Земли не касались; очевидно, это были дела русских людей, которых казанское правительство обязано было, согласно договору, охранять, и которые единственно могли представлять интерес для московского правительства. Абдул-Латыф в этих делах "управы не чинил", т.е. жалобы русских граждан, проживавших в Казанском ханстве, оставлял без последствий; в этом и заключалось реальное объяснение, в чем именно "лгал", нарушал договор Абдул-Латыф. Последняя фраза - "да и до Земли Казанской учал быть лих" показывает, что внутри Казанского ханства против Абдул-Латыфа возникло течение, для которого он был "лих", если же мы попытаемся решить вопрос о составе этой группы недовольных политикой хана, то без труда можем их отыскать в лице русской партии, возглавлявшейся Кель-Ахмедом.

Несмотря на неопределенность выражений, заключавшихся в русской отписке на запрос хана Менгли, крымское правительство нашло ответ удовлетворительным, и никаких дипломатических осложнений не произошло. Конфликт был предупрежден тем, что после низложения Абдул-Латыфа казанский престол получил другой пасынок крымского хана, и с династической стороны положение не изменилось.

Отсутствие какого-либо протеста среди казанцев против иностранного вмешательства во внутренние дела государства показывает, что в этот момент восточная партия в Казани находилась в полном упадке. Абдул-Латыф не успел ее оживить, и позиция была сдана без боя. Переворот 1502 года имел мирный характер; по всей вероятности, внешняя форма союзнических отношений между двумя независимыми государствами была соблюдена. Русское посольство, в состав которого входил дьяк-дипломат Иван Телешов, заключил новый договор с казанским правительством, и переворот был совершен путем союзного соглашения между казанцами и московским посольством. Но, по существу, такое дипломатическое вмешательство иностранцев нанесло сильный удар национальному самолюбию казанских людей и достоинству независимого государства. В 1487 году вмешательство русских во внутренние дела Казанского ханства носило более острый характер и повлекло за собой репрессии, казни и ссылки, теперь же кризис был улажен дипломатическим, мирным путем. Если в этом следует видеть прогресс, совершавшийся в международных отношениях, то все же распоряжение иностранцев ханским престолом показывает, насколько низко упало национальное самосознание казанских людей за 15 лет русского засилья. В течение этого времени реальное соотношение между обоими государствами значительно переменилось. Формально они по-прежнему считались равными одно другому, но Россия успела окрепнуть и превратиться в сильное государство, ведущее великодержавную политику и успешно конкурирующее с Литвою и Крымом, тогда как Казанское ханство за этот период совсем не усилилось, перевороты же 1487, 1495 и 1496 годов оказали неблагоприятное влияние на государство, так как репрессии и отлив эмигрантов уносили наиболее энергичные элементы населения и ослабляли силы страны.

Низложенный Абдул-Латыф был под конвоем отправлен в Россию. Московское правительство подвергло его Ссылке, как и хана Али. Абдул-Латыф был сослан, как арестант, в г. Белоозеро. На престол был возведен прежний хан Мухаммед-Эмин, зарекомендовавший себя искренним другом России.

Война 1505-87 годов. В 1495 году эмигрировав снова в Россию, Мухаммед-Эмин стал продолжать прежнюю службу, управляя Коширой, Серпуховым и Хотунью. Он был обязан участвовать в русских походах, и в 1500 году во время Литовской войны он был назначен, в силу своего высокого титула, номинальным главнокомандующим всей русской армией. Когда хан в 1502 году возвратился в Казань, ему было 30 лет с небольшим.

Мухаммед-Эмин отлично помнил горький опыт того конца, которым завершилось его первое царствование.

Учитывая неблагоприятное впечатление, произведенное на казанцев иностранным вмешательством во время только что совершенного переворота, и опасаясь снова подвергнуться изгнанию из Казани, хан решил придерживаться новой политики. Он был искренним сторонником России и русских, но страх перед народным восстанием заставил его изменить поведение. В 1502 году все ожидали усиления русских влияний, но действительность показала, что оба правительства, как казанское, так и московское, ошибались, и что на этот раз Мухаммед-Эмич обманул их ожидания. Хан в душе принял решение придерживаться анти-русской ориентации, но его ум, хитрость и ловкость позволили ему долго скрывать свои замыслы и тщательно подготовить перемену режима. Ему удалось перехитрить такого умного человека, как князь Кель-Ахмед, и так незаметно приготовиться к войне против русских, что об этом русские, жившие в Казани, не подозревали: московское правительство оставалось в полном неведении.

Прежде всего Мухаммед-Эмин устранил Кель-Ахмеда. стоявшего во главе русской партии и руководившего казанским правительством. С ним у хана были давние личные счеты: князь был виновником его низложения в 1495 году, в 1502 году Кель-Ахмед постарался устранить с престола его брата, и теперь от него же можно было ожидать опять неприятностей. Мухаммед-Эмин сумел устранить Кель-Ахмеда ог власти, и князь не смог уклониться от удара, направленного в него. Против него было возбуждено какое-то обвинение, он был арестован, осужден и казнен, а может быть и просто убит по приказанию хана. Правительство Кель-Ахмеда, стоявшее у власти бессменно в течении 8 лет, пало.

Иван III, опасный сосед Казанского хана, был уже стариком и заметно дряхлел. Об этом было известно везде за границей, и папа Юлий II даже позволил великому князю Литовскому Александру, женившемуся на дочери Ивана III, жить с иноверной женой лишь потому, что все ждали скорой смерти ее отца, который был очень стар, и в надежде на то, что она тогда перейдет в католичество. В 1503 году, со смертью супруги, Иван стал заметно слабеть, прихварывать, ездил по монастырям искать исцеления и написал завещание. В 1505 году он вступил в 44-й год своего правления; для всех было ясно, что он долго не проживет, и противники России заметно ободрились. От близкой перемены на московском престоле ожидалось ослабление русской политики, так как 25-летний наследник далеко не отличался такими выдающимися качествами, как его отец. Обстоятельства были чрезвычайно благоприятны для нарушения договоров и для освобождения Казанского ханства от русского протектората. Мухаммед-Эмин тщательно подготовил поворот политики в сторону, враждебную русской партии, и осторожно вел приготовления к близкой войне.

Весной 1505 года между Казанью и Москвой произошли дипломатические осложнения, но русское правительство и не подозревало намерения Мухаммед-Эмина. Война началась совершенно внезапно, и русское правительство было к ней совсем не готово. Восточная партия, призванная ханом к власти после падения правительства Кель-Ахмеда, составила план, который должен был дать полное удовлетворение всем ее насущным желаниям. Правительство должно было сбросить с себя унизительную зависимость от иностранного государства, разорвать союзные договоры и объявить русским войну. Целью этой войны было искусственно задерживавшееся в течение столь долгого времени стремление к приобретению русских невольников, и соответственно этому война должна была начаться внезапным захватом огромного количества пленных; положение дел подсказывало план внезапного нападения.

Война началась русским погромом в Казани. 24-го июня, в день открытия ежегодной Волжской ярмарки, русские купцы были убиты, товары разграблены, и все русские арестованы. Русский посол М. А. Кляпик, незадолго перед этим прибывший в Казань для улажения спорных вопросов, также подвергся аресту. Погром, сопровождавшийся резней и грабежом, принял стихийный характер и достиг грандиозных размеров, так как поощрение правительства и зажигательные проповеди духовенства подогревали ожесточение толпы, возбужденной лозунгами фанатизма и бросившейся убивать, грабить неверных. Все русские, оказавшиеся в пределах Казанского ханства, - а их было очень много, ввиду царившего перед этим глубокого мира - обращены были в рабство. Спрос на невольников был полностью удовлетворен, и множество русских было продано в рабство на азиатские рынки, Составитель "Казанского летописца" описывает эти события, как яркий роман. Возникновение самой войны он приписывает вдове хана Али, вышедшей замуж за Мухаммеда-Эмииа и таким образом вносит в изложение исторических фактов своеобразное cherchez la femme. По мнению автора, царица, возвратившаяся из Вологодского заключения, внесла в ханский дворец жгучую ненависть к России и русским. "Махметемину же царю люба бысть братня жена вельми. И нача она помале, яко огнь, разжигати сухие дрова, яко червь, точити сладкое древо, яко прелукавая змия, научима от вельмож своих царевых, охапившеся о вые (т. е. обнявшись за шею) шептати во уши царю день и нощь, да отвергнется от великого князя, да не словет Казанский царь раб его, и во всех землях да не срам будет и уничижение будет всем царем, и всю Русь да побьет живущую в Казани и корень их изведет: "но и все царство свое свободиши. Аще ли се сотвориши, то имаши царствовати многа лета на Казани; аще ли сего не сотвориши, то вскоре с бесчестием и с поруганием сведен будеши с царства своего; яко же брат твой умер в заточении, тако же и ты заточен будеши". И всегда яко капля дождевая жестокий камень пробивает сквозе, тако и льщение женское премудрые человеки многие коренит, И много крепився царь, и прельстися от злые жены своея, и послуша проклятого совета ея, окаянный же царь, прельстися безумию ея, изменив великому князю Московскому, нареченному отцу своему, и присече Русь всю в Казани и во всех улуссх с детьми и женами" 47 . Сравнивши погром с избиением младенцев Иродом в Вифлееме, составитель "Казанского Летописца" дает яркое описание его последствий: "И взя царь весь драгий товар, бесчисленное богатство, у купцов русских в казну свою, насыпа палату полну до верха русского злата и серебра, и подела себе царь венцы драгие, и сосуды, и блюда серебряные и златые, и царский наряд драгий свой устрой... Без числа же казанцы много вельми разграбиша по себе и обогатишася, и оттоле не ходити им во овчих кожех ошившеся, и после убо ходящи в красных ризах, и в зеленых, и в багряных, и в червленых одевшися шествовати пред катунами (женами) своими, яко цветы польские (полевые), различно красящеся, друг друга цветнее и пестрее" 48 . Рассказ полон наивных подробностей, - таково, напр., сообщение, будто до этого времени хан кушал обед "из котлов и с опаниц, яко пес из корыта, на персех своих" - тут русский писатель совершенно забыл о существовании при ханском дворе пышного дворцового этикета, пришедшего в Поволжье вместе с арабско-персидской культурой, но в общем картина погрома, вероятно, соответствовала действительности. золото и серебро легко могло быть подвергнуто казанским правительством конфискации, грабеж же носил стихийный характер, и простонародье действительно получило возможность сменить свои овчинные полушубки на яркие цветные костюмы из разграбленных тканей. "Казанский Летописец" говорит: "Аще бы ведали беду сию, то не бы подклонилися под меч их, могли бы всяко противиться варваром, или так нецы убегнули" 49 , но московское правительство не предвидело войны, и русские люди, проживавшие в пределах Казанского ханства, были застигнуты совершенно врасплох: "Не ведущи русский люди беды на себя никакия без боязни живущи в Казани, надеющеся, яко на своего царя, и не боящеся его" 50 .

После погрома началось наступление казанцев против России. Войско Мухзммеда-Эмина насчитывало 40 тысяч казанцев и 20 тысяч союзников - ногайских татар, оказавших поддержку восточной партии; союзный отряд находился под командою Ногайского князя - брата Казанской царицы.

В сентябре казанское войско подошло к Нижнему Новгороду, сожгло посады и приступило к осаде кремля. Однако, попытка взять город приступом не удалась, так как нижегородский воевода вооружил пленных литовских солдат, сосланных в Нижний, и они отразили атаку казанцев искусным ружейным огнем. В бою погиб князь Ногайский, и казанское войско возвратилось обратно.

Русское правительство мобилизовало 100-тысячную армию, но в войсках произошли беспорядки, и армия не двинулась далее Мурома: "Они же паче себя стрежаху, а не земли своея, и вышли страхом объяти быша, безумни, убояхуся и трепетаху, избранными воины блюдущеся из града выйти, толико имуща не мало воспретити царю (т. е. хану) 51 . Казанцы беспрепятственно хозяйничали вдоль Оки.

Военные действия возобновились весной 1506 года. Теперь русская армия начала свое наступление под номинальным начальством 16-летнего брата великого князя - Димитрия Углицкого, по прозвищу "Жилка" (сам государь остался в Москве) и под фактическою командой князей Ф. И. Бельского и А. В. Ростовского. 22 мая русская пехота высадилась под стенами Казани. Русские немедленно, без разведки, направились от Волги к городу, но как только они развернулись на открытой равнине, тотчас же подверглись нападению с двух сторон - из Казани и с тыла. Русские потерпели жестокое поражение. Летописец описывает это событие так: "Прииде князь Дмитрий Иванович и воеводы великого князя, судовая рать, под Казань месяца маия 22, в пяток. И не осмотряся вскоре выидоша из судов и поидоша к граду пеши, а день бысть тогды жарок добре, а татарове из города поидоша противу их, а иные татарове потайные на конях заехаша от судов, и бысть бой; и грех ради наших побиша татарове воевод пеших и детей боярских многих, а иных поимаша, а инии мнози истопоша на поганом озере" 52 . Получивши донесение о том, что войско разбито, русское правительство немедленно снарядило новую армию, остаткам же разбитого войска дало приказ не возобновлять наступление до прибытия нового войска.

Русская конница, выступившая в поход одновременно с пехотой (которая совершила путь по реке на судах), достигла Казани на месяц позднее, 22 июня. С прибытием запоздавшей конницы, прежнее русское командование решило нарушить приказ правительства и повело наступление, не ожидая прихода нового войска. Казанцы одержали вторую победу и вновь нанесли русским сильное поражение. Русский летописец выражается кратко: "Месяца июня 25 начаша ко граду приступати с небрежением, и граду не успеша ничтоже, но сами побеждени быта от татар" 53 . Столица не потерпела никакого ущерба, неприятель же был вторично разбит.

Автор "Казанского Летописца", помня о том, что вторичное поражение совпало с годовщиной погрома, произведенного во время ярмарки, сочинил совершенно фантастический рассказ об этой битве 54 . Повествование начинается вступлением, не лишенным лиризма: "Егда же воем русским пришедшим к Казани, и первое дал им бог победу на казанцов" - выдумывает летописец, "потом же - ох, увы нам! - разгневася на ня господь, и побеждени быша христьяне от поганых: поби казанский царь, из града вышед, обоя воя русские, конную рать и судовую, лестию некою". Первое действие дальнейшего повествования происходит на ярмарке, которую летописец почему-то помещает не на Гостином острове, а на Арском поле, вдали от Волги: "На великом лузе, на Арском поле, около града, поставлеша царь» до 1000 шатров на праздники своя, и вельможи его в них же корчемствоваше и пьюще и веселящеся всякими потехами царскими, честь празднику своему творяще; тако же и гражане вси мужи и с женами, гуляюще по их, пиюще в корчемницах царевых, покупающа на цены, порхлажахуся. Много же народу сбирающеся, черемисы на праздники тые с рухлом своим, из дальних улусов и торговаху с градскими людьми, продающе, и купующе, и меняюще".

Внезапно на мирную картину ярмарки обрушивается русское войско: "И в тех же корчемницах испивающе, веселящеся царю к вельможам его и всему достальному люду, а не ведающе они на себя ничего же, к праведного Николы чудотворца молением, аки с небеси, падоша вои русские на поганых варвар казанцов и побиша напрасно казанцов, ових же плениша, ини же во град со царем убежаша, ови же в лесы, кождо их избыти. И от великие тесноты, во граде задыхахуся и задавляющеся добре людие. Аще бы три дни едины постояли у града вои русские, тогда бы взяли град волею, без нужды".

Русским досталась бесчисленная добыча: "И осташася на лузях стояща у града все царевы шатры и каторги вельмож его со. многим ядением и со многим питием и со всяким рухлом, воя же русская от путного шествия нужного, уже аки взяша град Казань, и оставя дело божие (sic!) и приклонишася на дело дьявольское, от высокоуния, и богу того изволившу - и начата без страха ясти и пити, и упиватися без ведания скверным ядением и питием варварским, и глумитися, играти и спати до полудня".

Коварные казанцы, между тем, не дремали: "Царь же из стрельницы зряще с казанцы бесчинство русских вои, безумного их шатания, и узна царь, все русские вои пьяни, от мала и до велика, яко и до самых воевод, и помышляше же царь подобна искати времяни, како бы напасти на русских вои".

Казанцы нанесли русским страшное поражение: "И разгневася господь на русских вои, отня у них храбрость и мужество, и дал бог поганому царю храбрость и мужество. В третий же день пришествия силы русския к Казани, в 2 час дни, отвори царь врата градные и выехав со 20,000 конными, а с 30,000 пешцов, черемисы злые, и нападе на полки русские. Русским же воям всем спящим от труда путного опочивающим, - и храбрых человек сердца, без помощи божия. восколыбашася, мягчае женских сердец, слабейша и поедоша их всех мечем толикое множество, аки клас, юнош младых и средовечных мужи. И покрыся лице земли трупьем человеческим, поле Арское и Царев луг, кровию черленившеся".

Потери русских были огромны: "И едва сами воеводы большие возмогаша убежати, а иных же избиша, и на Русь прибегоша с великою тщетою, и много добре язвенных прибегоша; воевод же великих 5 убиша: трех князей Ярославских, князя Андрея Пенкова, князя Михаила Курбского, да Карамыша с братом его Родоманом, да с Федором Киселевым, а Дмитрея же взяша жива в бою, и замучи его царь Казанский злогорькими муками. И от тои 100,000 осташася 7,000 русских вои, ови же мечем посечены, ови же в водах сами напрасно истопоша, бегающе от страха варварского. Волга утопшими людьми загрязе, и озеро Кабан, и обе реки, Казань и Булак наполнишася побитыми телесы христианскими и течаста по 3 дня кровию, и сверх людей, аки по мосту, ездити и ходити казанцом. И толик бысть плач о сих паче того, еже бысть плач о прежних побитых людей в Казани живущия Руси, лонеже бо ту все падоша воинские главы избранные, княжие и боярские, и храбрых воевод, и воин, яко же от Мамая на Дону побитых. И обогатися казанский царь вельми узорочьи бесчисленными драгими, златом и сребром, и коньми и доспехи, и оружием и полоном, и кто может число тому дати или счести или сметити, еже тогда взя казанский царь, точию гору златую".

Пред нами яркая беллетристика, написанная очень бойким пером. Тут и красочная картина ярмарочного праздника, и внезапный переполох, и хан, наблюдающий с высокой башни за вражеским станом и т. д. Но искать в этом рассказе правдоподобной передачи событий решительно невозможно. Нападение русских на казанцев во время ярмарки представляет собою чистейший вымысел составителя "Казанского Летописца", навеянный, несомненно, потребностью удовлетворить патриотическое чувство русских читателей. Разумеется, внезапное нападение иностранного войска на столицу, расположенную в центре страны, является делом совершенно немыслимым; автор этого вымысла не обратил внимания на то, что на Арское поле нельзя попасть с берега Волги иначе, как мимо Казани; местами он противоречит себе и путает детали, например, смешивает Арское поле с Царевым лугом и т.д. Воевода Ф. М. Киселев не был убит, а брат великого князя - Дмитрий Углицкий - Жилка не был взят в плен, и сообщение, будто "замучи его царь казанский злогорькими муками" - не более, как выдумка автора, склонного вообще преувеличивать факты: князь Димитрий Иванович мирно скончался в Угличе в 1521 году.

Будучи разбиты наголову, русские войска отступили за пределы Казанского ханства. - "И князь Дмитрей Иванович и воеводы великого князя поидоша от Казани к Нижнему Новгороду, а царевич (участвовавший в походе касимовский царевич Джан-Ай) и воевода великого князя Федор Михайлович Киселев поидоша полем к Мурому" 55 . Казанцы двинули конницу преследовать отступавших на Муром и в сорока верстах к востоку от руской границы, проходившей по р. Суре, догнали их, но встретив отпор, прекратили преследование.

Так окончился печальный для русских поход 1506 г., напомнивший казанцам победы Улу Мухаммеда под Белевом и Суздалем. Выгоды ситуации для казанцев, действовавших у себя дома, в знакомой им местности, и опиравшихся на хорошо укрепленную крепость, делали задачу русского войска трудно выполнимой и требовавшей самой тщательной подготовки. Между тем, русские оказались далеко не подготовленными. Армия шла в поход неохотно: осенью солдаты отказались выступать из Мурома, и осенняя кампания не состоялась; русское командование оказалось не на высоте своего положения и, выказав поразительно неумелый образ действия, в значительной степени облегчило задачу казанцам. Казанцы сами перешли от обороны к наступлению и нанесли неприятельскому войску сокрушительный удар. Однако, казанцы не использовали победы своей до конца, так как правительство отказалось от дальнейшего наступления. Русские ожидали немедленного вторжения казанцев в Россию, но оно не состоялось, и кампания 3506 г. оказалась исчерпанной.

Военные действия не возобновились и в следующем году. В марте месяце последовали мирные переговоры, и в Москву был отправлен посол Абдулла, который заявил, что казанское правительство готово восстановить мирные отношения между обоими государствами. Русское правительство потребовало освобождения М. А. Кляпика и других членов посольства, задержанных в Казани на время войны. Новое посольство бакши Бозека заявило о согласии освободить их по заключении мира. Русское правительство немедленно подписало мирный договор на условиях восстановления прежних договоров - "мир по старине и дружбу, как было с великим князем Иваном Васильевичем" 56 . По заключении мира члены посольства и все лица, задержанные в Казани в 1505 г. во время погрома, были освобождениы и возвратились на родину. - "И того же лета царь Магнет Аминь посла великого князя Михаила Кляпика отпустил да и людей великого князя, коих имал и грабил в Казани" 57 . В Казани осталось большое количество военнопленных, взятых в боях под Казанью в 1506 году.

Что заставило Мухаммеда-Эмина вновь возвратиться к исходному положению и возобновить союз с русским правительством? Почему воинственные замыслы, которыми он был охвачен в 1505 г., через год внезапно утихли? Мы знаем, что хан не являлся фанатиком; воспитанный и долго живший в России, он не питал к русским какой-либо вражды, - это доказывают как первое его царствование, так и дальнейшие годы. Вспышка антирусской политики обуславливалась у него не постоянными взглядами, а желанием удовлетворить восточную партию и тем предохранить себя от вторичного низложения. Обстоятельства внутри России были к тому благоприятны, и хан сделал попытку освободиться от русской опеки. Для толпы нельзя было придумать лучшего средства удовлетворить фанатизм, как устроить погром. Поход против Нижнего был организован не очень серьезно, и первая неудача заставила казанцев возвратиться обратно. Две блестящих победы в 1506 году дали полнейшее удовлетворение национальному самолюбию. Хан мог не опасаться упреков в измене родному народу: кто бы осмелился бросить ему обвинение после этих событий? Победы были блестящи и продолжать войну казалось излишним. Поэтому в 1506 году наступление на Нижний не было повторено. В следующем же году можно было ожидать серьезного наступления со стороны русских и готовиться к расплате, так как нельзя было надеяться, что русские вновь повторят свои военные промахи и ошибки. Теперь хан уже рисковал лишиться престола не по требованию восточной партии, а под давлением иностранцев, и ему в перспективе грозило не просто изгнание в русский удел, а ссылка на север в качестве арестанта. Поэтому Мухаммед-Эмин решил вернуться к своей прежней дружелюбной политике, и казанское правительство нашло целесообразным, отказавшись от воинственных замыслов, предупредить войну мирными переговорами. Русское правительство, получившее тяжелый урок, также не рискнуло вновь попытать счастья в войне и поспешило с заключением мира.

Так закончилась кровопролитная для русских война 1505-07 годов, не изменившая положения обоих сторон, которые вернулись к исходному состоянию своих отношений. Эта война, затеянная самими казанцами, окружила Мухаммеда-Эмина ореолом победителя, укрепила его на престоле, прославила казанское войско и обогатила граждан добычей. Русские понесли огромный материальный и немалый моральный ущерб.

Вечный мир с Россией. Хан Шах-Али. Оправившись от поражений, русское правительство прежде всего укрепило границу и в 1508-1510-х годах предприняло постройку каменной крепости в Нижнем Новгороде. Последующие годы правления Мухаммеда-Эмина протекали спокойно и мирно. Происходили оживленные дипломатические сношения с крымским и московским правительствами. Эти сношения свидетельствовали о прочных политических и коммерческих связях. После заключения формального мира между Москвой и Казанью русское правительство путем переговоров добилось в январе 1508 года освобождения из Казани русских военнопленных, взятых в 1506 году 58 . Возвращение Мухаммед-Эмина к руссофильской политике повлекло за собой возобновление союзных договоров и привело к полному торжеству русской партии. В феврале 1512 г. сеид Шах-Хуссейн совершил поездку из Казани в Москву и в столице русского государства подписал от имени казанского правительства договор об установлении вечного мира между обоими государствами, - "мир вечный взяли с великим князем и любовь неподвижиму, доколе бог даст" 59 . В 1516 году сеид Шах-Хуссейн вторично ездил в Москву с важным дипломатическим поручением.

Царица Нур-Салтан, мать Мухаммед-Эмина, жившая в Бахчисарае, в 1510 году - "не имея детей от Менгли-Гирея и тоскуя по сыновьям от первых браков" 60 , совершила большое заграничное путешествие из Бахчисарая в Москву и Казань, чтобы навестить своих сыновей Абдул-Латыфа, жившего в России, и Мухаммеда-Эмина, царствовавшего в Казани. В поездку ее сопровождал младший сын хана Менгли-Гирея - царевич Сагиб-Гирей. Царица прибыла в Москву 21 июля 1510 года и была торжественно встречена государем с боярами; в Москве она пробыла месяц, повидалась с Абдул-Латыфом и 20 августа выехала в Казань. В Казани царица прожила 9 1 / 2 месяцев и отправилась в обратный путь в июне 1511 года. На обратном пути она прогостила в Москве у Абдул-Латыфа 5 1 / 2 месяцев и возвратилась в Крым по зимнему пути; русская свита провожала ее до границы. Долговременное пребывание царицы в Москве сопровождалось дипломатическими переговорами между крымским, московским и казанским правительствами и завершилось заключением вечного мира между Казанским ханством и Россиею.

После ссылки Абдул-Латыфа в 1502 году на Белоозеро крымское правительство неоднократно возбуждало перед русским вопрос об освобождении его из-под ареста; хан Менгли требовал отпустить Абдул-Латыфа в Крым, но московское правительство не согласилось на это требование. Лишь через 6 лет после ссылки, в январе 1508 г. русское правительство освободило Абдул-Латыфа из-под ареста ("из нятства") и дало ему в управление город Юрьев Польский, причем великий князь "в братство и в любовь его себе учинил" 61 . Освобождение произошло "печалованием Минли-Гирея царя Крымского" и по соблюдении целого ряда формальностей, например, хан Менгли-Гирей, царица Нур-Салтан и старший сын хана Менгли-Гирея царевич Мухаммед должны были дать поручительство в том, что Абдул-Латыф не изменит великому князю. Крымское правительство настаивало на том, чтобы Абдул-Латыф получил в управление г. Коширу, но московские бояре на это не согласились и ему была дана не Кошира, а Юрьев. По мнению С. М. Соловьева "поместить Абдыллетифа так близко к степи - значило передать Украину в жертву крымцам или, по крайней мере, дать Летифу возможность уйти из Московского государства" 62 . С этой догадкой нельзя согласиться, так как впоследствии Абдул-Латыфу Кошира была все же дана, да и с крымцами в то время были у русских самые лучшие отношения, так что нечего было им опасаться набегов на заокские города. Очевидно, русское правительство руководилось иными, менее серьезными соображениями.

После освобождения Абдул-Латыфа из-под ареста русское правительство заключило с ним 29 декабря 1508 года договор, проливающий некоторый свет на положение в России удельных татарских царевичей 63 . Договор рассматривает хана Абдул-Латыфа, как полноправного суверенного государя в своем уделе: он имеет право войны и мира, ведение дипломатических договоров в официальных документах с великим князем оба государя называли друг друга братьями, т.е. считаются равными между собою; в в распоряжении хана имеется войско - огланы, князья и "казаки", т.е. простые татары 64 . Договор устанавливает союзные отношения между ханом и русским правительством - Абдул-Латыф обязывался быть в приязни с друзьями великого князя и в вражде с его врагами; дипломатическая переписка должна показываться русским властям; особо был оговорен пункт о том, что хан обязывался не воевать против Казанского ханства без ведома великого князя. Хан был обязан постоянно жить в своем уделе, не искать других владений и не выезжать за границу России. Он должен был жить в мире и дружбе с другими татарскими царевичами, находившимися в России (такими в 1508 году были Джан-Ай Касимовский и Шейх-Аулиар Сурожицкий). Войско Абдул-Латыфа не могло быть ни увеличено за счет перебежчиков из армии великого князя или из отряда татарских царевичей, оно не могло быть также уменьшено перебежчиками от Абдул-Латыфа к великому князю или служилым царевичам; таким образом удельный владетель мог пополнять свое войско лишь притоком новых сил из-за границы. Право отъезда от Абдул-Латыфа сохранили представители лишь четырех знатнейших фамилий татарских князей, пользовавшихся в Крыму особыми привилегиями. Далее договор заключал в себе детали повседневных взаимоотношений между обоими сторонами, не имевшие принципиального значения: о соблюдении порядка при проезде людей Абдул-Латыфа по Московскому государству, о предоставлении средств из казны на проезд и содержание послов от Абдул-Латыфа в Москву и обратно, о свободном пропуске через удел русских послов и купцов, а также военнопленных, бежавших на родину из-за границы.

Абдул-Латыф пробыл в Юрьеве около 3 1 / 2 лет. В 1509-10 г. вместе с знатнейшими русскими лицами он сопровождал Василия III при его поездке в Новгород, и имевшей большое политическое значение. В эти же годы у него гостила царица Нур-Салтан. Политические симпатии Абдул-Латыфа по-прежнему сохраняли национальный характер, к он не чувствовал склонности к тесному единению с русским правительством. Москва не была удовлетворена направлением взглядов Абдул-Латыфа а решила устранить его от ответственной должности. В мае 1512 года он был обвинен в содействии набегу крымских татар на Россию, арестован и лишен своих владений

В 1516 году хан Мухаммед-Эмин, еще не старый (ему было не более 48 лет), заболел продолжительною болезнью, и пред казанским правительством стал на очередь вопрос о престолонаследии. Естественным наследником являлся Абдул-Латыф, как брат царствующего государя. По этому поводу не встретилось разногласий, и в Москву было отправлено посольство, в состав которого входили знатнейшие лица - сеид Шах-Хуссейн и земский князь Шах-Юсуф, а также старый опытный дипломат бакши Бозек, участвовавший в мирных переговорах 1507 года. Посольство известило русское правительство о болезни Мухаммеда-Эмина, а также просило об освобождении Абдул-Латыфа из-под ареста и о признании его наследником казанского престола. Для заключения формального договора в Казань приезжали послы из России, а затем сеид Шах-Хуссейн, снова ездил в Москву. В ноябре 1516 г. Абдул-Латыф был освобожден, и ему был дак в управление г. Кошира.

Русское правительство не доверяло Абдул-Латыфу и, признав его наследником Мухаммеда-Эмина, не отпустило его в Казань, чего было бы естественно, ожидать. Казанцы не сумели добиться его приезда к себе, и это упущение оказалось чреватым последствиями, Русское правительство не смогло предохранить наследника от несчастных случайностей, и раньше, чем успел скончаться Мухаммед-Эмин, его брат нашел себе могилу в России.

19 ноября 1517 года Абдул-Латыф погиб от неизвестной причины. Русский летописец выражается глухо: "Тоя же осени, ноября 19, Абдыл Летифа царя в живых не стало" 65 . Неожиданная смерть наследника престола, в возрасте 40 лет с небольшим, кажется далеко не случайной. По многим соображениям вступление его на казанский престол казалось опасным для русского правительства, и в Москве, по-видимому, решили без шума исправить ошибку, сделанную признанием Абдул-Латыфа наследником Казанского ханства: а может быть, опытное правительство заранее предусмотрело события, так что и ошибки в сущности не было. Как бы то ни было, нельзя сомневаться, что устранение Абдул-Латыфа соответствовало расчетам Москвы и это дает основание предполагать, что Абдул-Латыф пал жертвой политических замыслов.

Продолжительная болезнь Мухаммеда-Эмина дала повод автору "Казанского Летописца" сочинить совершенно фантастические картины, причем он не пожалел темных красок для изображения тяжелого недуга казанского хана. Сравнив погром 1505 года с избиением младенцев в Вифлееме, повествователь не удержался от того, чтобы применять к Мухаммеду-Эмину апокриф об Ироде. Мрачная фантазия составителя "Казанского Летописца" впадает в злорадное торжество, и он придумывает самые отталкивающие подробности: "И за сие преступление царя Казанского порази его бог язвою неисцелимою от главы, и люте боляша 3 лета на одре лежаша, весь кипя гноем и червми, и врачеве же и волхвы его не возмогоша от язвы тоя исцелити, ни царица прельстившая его, ни большие его рядцы, смрада ради злаго, исходяща от него. И вси смерти его желающе; токмо те вхожаху к нему, неволею царя кормити приставленные его, но хотяху скоро бежати от постелища его, нозри свои заемши" 66 . Литературная подкладка рассказа ясна: автор хотел представить тяжкое наказание хана за погром 1505 года, и потому напрасно искать в этом повествовании исторической правды. И несмотря на это, сообщение "Казанского Летописца" до конца XIX столетия пользовалось вниманием русских историков 67 .

Мухаммед-Эмин скончался в декабре 1518 года 68 ; ему было не более 50 лет от рождения. Во время своего многолетнего пребывания в России, когда Мухаммед-Эмин жил частью в Москве, при дворе Ивана III, частью, в Кошире, он хорошо познакомился с русскою жизнью. Первое его царствование было настоящим русским засильем, Наученный горьким опытом, он начал второе царствование антирусской политикой, но затем снова вернулся к своим прежним симпатиям и в течении последних 12 лет ничем не нарушал самой искренней дружбы к России.

Мухаммед-Эмин был очень умным, хитрым и дальновидным политиком. Воспитанный при дворе Ивана III в период самого горячего оживления, когда там работали итальянцы и греки, сооружались стены кремля, производилась постройка дворцов и соборов, хан, вероятно, не мало усвоил из окружавших примеров; его ум и восприимчивость дают право думать, что русское влияние при нем было наиболее плодотворным, и что широкая организационная деятельность Ивана III не могла не оставить следов на характере законодательства, строительной деятельности и прочих сторонах царствования Мухаммеда-Эмина.

Хан не был воинственным человеком, как и его покровитель, о котором Стефан Чель-Маре имел обыкновение говорить: "Иоанн, сидя дома и покоясь, увеличивает свое царство, а я ежедневно сражаясь, едва могу защитить границы" 69 . В 1500 году Иван III назначил Мухаммеда-Эмина главнокомандующим в войне против Литвы, но это назначение было чисто фиктивным, так как на деле войском управлял Я. 3. Кошкин. В 1505 году Мухаммед-Эмин во главе казанского войска подступил к Нижнему Новгороду, но после первой же неудачи отступил и не возобновил нападения.

Князь Кель-Ахмед упрекал Мухаммеда-Эмина в деспотизме, алчности и свободном отношении к женщинам, мотивируя этим нежелание видеть его на казанском престоле. В действительности, у Кель-Ахмеда были другие, более веские основания не желать, чтобы хан возвратился в Казань, и потому обвинению нельзя вполне доверять. Тем не менее, русский летописец также подтверждает несимпатичные черты характера Мухаммеда-Эмина: сообщая об отъезде хана в Коширу, он говорит - "он же тама своего нрава не премени, но с насильством живяше и халчно к многим" 70 .

Во время продолжительных пребываний в России, Мухаммед-Эмин не только усвоил привычку ко многому из русской жизни, но также искренно привязался к некоторым лицам, найдя среди них себе близких друзей. Так, в 1512 году он вызвал к себе в Казань из Москвы "человека своего верного", а именно Ивана Андреевича Челяднина. Этому доверенному лицу он рассказал о своей политике и причинах, заставивших его в 1505 г. устроить в Казани русский погром 71 . Личные переговоры хана со своим старым другом привели к важным дипломатическим результатам, и непосредственным следствием их было заключение вечного мира с Россией.

Это дало составителю "Казанского Летописца" отличный повод вставить в повествование сочиненную им покаянную речь Мухаммеда-Эмина, проникнутую горячим желанием прославить русского государя и всячески унизить казанского хана. В конце автор приводит фантастический список подарков, будто бы присланных ханом Василию III, где фигурируют 300 коней в золотых седлах и уздах и в красных попонах, собственное оружие хана, в том числе золотой щит, и наконец какой-то необычайно драгоценный персидский шатер. В заключение составитель "Казанского Летописца" делает заявление, будто хан перед смертью просил великого князя прислать на его место "надежного царя или воеводу ", о чем тогда не могло быть и в мыслях не только у казанцев, но даже и у русских, у которых подобный проект возник через 30 лет, при Иване IV. Как в хорошем романе повествователь заканчивает жизнь Мухаммеда-Эмина возмездием за грехи: хан после смерти "отойде в вечный огнь", а царица, натолкнувшая его на преступления, через несколько дней кончает с собой самоубийством - "от совести смертного зелия вкусив" 72 .

Судьба обоих сыновей Нур-Салтан была очень сходна во многом. Рано увезенные из Казани, и воспитанные за границей, они получили престол после переворотов, при участии русских, и царствование обоих кончилось неудачно - оба лишились престола, переменившись друг с другом местами, и оба затем получили престол свой обратно. Различие заключается в том, что Мухаммед-Эмин был воспитан в Москве, тогда как Абдул-Латыф попал в Крым и вырос в Бахчисарае; старший брат был тесно связан с русскими, младший их недолюбливал. Соответственно этому, русское правительство испортило жизнь Абдул-Латыфа, продержав его в течение 10 лет под арестом и лишивши его возвращения на престол, тогда как Мухаммед-Эмин скончался в Казани.

[стр. 76]

Смерть Абдул-Латыфа имела много последствий. С Мухаммедом-Эмином прекратилась династия Улу Мухаммеда на казанском престоле. Ни Мухаммед-Эмин, ни Абдул-Латыф не оставили после себя сыновей. Царевна Ковгоршад, их сестра, проживала в то время в Казани, но вопроса о кандидатуре ее не поднималось. Последний представитель ханского рода царевич Худай-Кул, живший свыше 30 лет в России, давно обрусел. Он, как и сыновья царевича Мелик-Тагира, крестился, женился на русской и утратил свои права на казанский престол. Таким образом, династия Улу Мухаммеда пресеклась, и для казанского ханства снова на очередь стал вопрос о престолонаследии.

Ближайшими родственниками угасшей династии являлись сводные братья последних двух ханов - крымские царевичи, сыновья хана Менгли, за которого вышла замуж царица Нур-Салтан. Крымское правительство давно смотрело на них, как на законных наследников Казанского ханства, и наметило кандидатуру царевича Сагиба. В 1510-11 г.г. он сопровождал царицу Нур-Салтан в ее поездке в Казань, и этой поездке придавалось большое политическое значение - Казань должна была познакомиться с будущим претендентом на казанский престол.

После смерти Абдул-Латыфа крымское правительство вело переговоры с Василием III о признании Сагиба наследником Казанского ханства, но эти переговоры не успели закончиться к тому времени, когда скончался хан Мухаммед-Эмин. В момент его смерти в Москве находилось крымское посольство, которое подписало союзный договор между обоими государствами.

По смерти Мухаммеда-Эмина в Казани образовалось временное правительство, которое, в силу союзного договора с Россией, обратилось к московскому правительству для переговоров о кандидате на казанский престол, которого могло бы признать правительство союзного государства. В Москву был отправлен посол Кул-Дервиш с извещением, что "божья воля свершилась - Мухаммеда Эмина царя Казанского в живых не стало" и с просьбою высказаться относительно кандидата.

У русского правительства после смерти Абдул-Латыфа вопрос уже был решен, и кандидатура была готова. Кандидатура царевича Сагиба, поддержанная крымским правительством, была отклонена, так как русское правительство боялось усиления Крыма посредством соединения двух ханств под управлением братьев из рода Гиресв. Московское правительство скрывало свои замыслы от крымского хана и продолжало вести с ним дружественные переговоры, но выдвинуло кандидатуру совершенно другого липа, имя которого сохранялось в тайне до смерти Мухаммеда-Эмина. Что решение было готово заранее, видно из того, что казанское посольство получило ответ на свое предложение немедленно, и всего через неделю по приезде в Москву Кул-Дервиша в Казань было отправлено русское посольство с готовым предложением: Москвою была выдвинута кандидатура Касимовского царевича Шах-Али, который никаких прав на казанский престол не имел.

Шах-Али был сыном Касимовского удельного царевича Шейх-Аулиара, приходившегося племянником Сарайскому хану Ахмеду, в царствование которого Иван III провозгласил свою независимость. Род его происходил от хана Тимура Кутлу, который был в свое время в непримиримой борьбе с Тохтамышем, родоначальником только что угасшей казанской династий.

Сыновья хана Ахмеда были последними ханами, царствовавшими в Сарае. В 1502 году Сарай пал под ударами Крымского хана Менгли-Гирея. Сыновья и племянники хана Ахмеда бежали в Россию и по обыкновению получили себе в управление волости и города. В 1502 году царевич Шейх-Аулиар владел Сурожиком (московскою волостью по верхнему течению р. Истры, к северу от Звенигорода) и участвовал в литовском походе. Еще в Сарае Шейх-Аулиар женился на княжне Шаги-Салтан, дочери князя Ибрагима Ногайского. В 1505 году у них родился сын Шах-Али. Около 1512 года, по смерти Касимовского владетельного царевича Джан-Ая, Шейх-Аулиар был назначен владетельным государем Касимовского удела. В 1516 году у него родился сын Джан-Али. В том же году Шейх-Аулиар скончался, и Касимовский удел перешел к его сыну Шах-Али. Когда умер отец, царевичу было всего 11 лет.

Крымские ханы питали непримиримую ненависть к родственникам хана Ахмеда, изгнанным из Сарая и нашедшим убежище в России. В 1516 году крымское правительство протестовало против назначения Шах-Али владетельным царевичем Касимовским и ходатайствовало о предоставлении Касимовского удела царевичу Сагибу, но русское правительство не удовлетворило ходатайства, Теперь, через 3 года, Москва так же решительно отклонила кандидатуру Сагиба на казанский престол и выдвинула на это место опять Шах-Али.

[стр. 77]

Родившийся в России, росший и воспитывавшийся среди русских, Шах-Али, разумеется, не мог быть врагом русских на казанском престоле; к тому же его юный возраст (мальчику было 13 лет) гарантировал русском правительству контроль и опеку над ним, и все это делало кандидатуру Шах-Али незаменимой для русских. По отношению к Крымскому ханству выбор Москвы был вызовом. Со смертью Ивана III дружественные отношения между русским и крымским правительствами пошатнулись, а после смерти хана Менгли-Гирся (1515 г.) союз России и Крыма распался. Политика русского правительства носила двоедушный характер: когда Василий III возобновил на бумаге союз с преемником Менгли-Гирея, ханом Мухаммедом-Гиреем, и крымское войско, добросовестно исполнивши договор, вторглось в Польшу и дошло до самого Кракова, одерживая блистательные победы, - русское правительство и не думало исполнять союзный договор, напротив, именно в этот момент оно выдвинуло враждебную для Крыма кандидатуру на казанский престол.

Казанцы приняли кандидатуру Шах-Али, предложенную русским правительством, и в феврале 1519 года в Москву было отправлено новое посольство для извещения об этом великого князя и для заключения договоров. В состав посольства входили Абу-Бази, карачи князь Булат Ширин, земский князь Шах-Юсуф и старый опытный дипломат бакши Бозек. Провозглашение Шах-Али ханом казанским состоялось в Москве 1 марта. Крымское посольство, находившееся в то время в Москве, заявило протест против избрания на казанский престол лица из враждебной Гиреям династии, так как Василий III всего за несколько дней перед этим подписал союзный договор с крымским правительством и принес присягу в том, что он будет "дружить его друзьям и враждовать неприятелям". На заявление крымских послов русское правительство дало ответ, что оно предполагало предоставить казанский престол одному из крымских царевичей, но казанцы сами избрали на престол Шах-Али, и русское правительство согласилось на эту кандидатуру, во избежания еще более нежелательного избрания, напр. кого-либо из астраханских царевичей - непримиримых врагов Крымской династии.

При вступлении Шах-Али на престол были заключены следующие договоры с русским правительством: 1) о взаимном именовании обоих государей в официальных бумагах "братьями"; 2) Шах-Али дал расписку ("запись на себя") в том, что он будет охранять интересы русских в Казани и до конца жизни не нарушит этого договора; 3) члены казанского посольства дали от себя также расписку ("дали на себя иную запись") в том, что они будут охранять интересы русских в Казани, ни они, ни их дети не нарушат договоров и не выберут на престол нового хана без согласия русского правительства. Все договоры были скреплены присягой, лричем казанские послы принесли дважды присягу - от себя лично и от имени всего государства.

По выполнении этих формальностей, 8 марта Шах-Али выехал из Москвы в сопровождении казанских и русских послов. В апреле месяце состоялась в присутствии русских послов церемония возведения Шах-Али на престол, причем казанцы дали присягу в верности как хану, так и союзу с Россией - "что им неотступным быти от государя великого князя и до своего живота" 73 .

Новому хану было всего только 13 лет. Он родился в России и с 6-летнего возраста жил в Касимове, который стал для него родным городом. Шах-Али отличался неприятной, даже отталкивающей наружностью. Русский летописец описывает его так: "Оный Шеяль зело был взору страшного и мерзкого лица и корпуса, имел уши долгие, на плечах висящие, лице женское, толстое и надменное чрево, короткие ноги, ступени долгие, скотское седалище" 74 . Судя поэтому описанию, мальчик производил впечатление неповоротливого увальня и урода: на коротких ногах с длинными ступнями было толстое тело с длинными, как у обезьяны, руками; на очень короткой шее сидела огромная голова с некрасивым бабьим лицом. Русский летописец с сарказмом заметил: "Такого им, татарам, нарочно избраша царя в поругание и в посмеяние им" 75 .

Герберштейн сообщает, будто "Шеале, женившись на вдове Махмедэмина, получил Казанское царство при помощи московского князя и брата супруги" 76 , Это сообщение следует признать совершенно неправильным, так как кандидатура Шах-Али была объявлена в Москве в то время, когда он был еще не женат, тем более - на вдове Мухаммеда-Эмина, скончавшегося в Казани всего "за несколько дней перед этим.

В Казани Шах-Али был непопулярен. Русское засилье при дворе малолетнего хана достигло крайних пределов. В сущности, государством управлял русский посол Федор Андреевич Карпов, который считал необходимым вмешиваться во все дела. В Казани стоял русский военный отряд, введений под предлогом обеспечить русских от возможности повторения резни 1505 года. Недовольство против русских и против хана назревало в течение двух лет; во главе недовольных стоял оглан Сиди 77 . Оппозиция нашла себе естественную поддержку в крымском правительстве. В Бахчисарай было отправлено тайно посольство для того, чтобы заключить союз с Крымским правительством и пригласить на престол царевича Сагиба, Переговоры привели к желаемым результатам, и весною 1521 года в Казань был отправлен крымский отряд в 300 человек вместе с претендентом Сагибом 78 .

Переворот был подготовлен совершенно неожиданно для русского посла Карпова и воеводы Поджогина. При появлении крымского войска правительство растерялось и не успело оказать никакого сопротивления... Царевич Сагиб беспрепятственно вступил в Казань. Немедленно начался погром, русские лавки были разбиты, дома касимовских выходцев и русских купцов были разграблены, все русские арестованы. По сообщению "Казанского Летописца", в резне погибло 5.000 касимовских татар ханской гвардии и 1.000 русских солдат из отряда Поджогина 79 . Шах-Али, вместе с уцелевшими остатками ханской гвардии, будто бы в числе 300 человек, удалось бежать из Казани в Россию. Благополучно достигнув Москвы, он был принят Василием III. Русское правительство назначило ему местом жительства Москву, так как в Касимове удельным государем был уже брат Шах-Али царевич Джан-Али.

Составитель "Казанского Летописца" превратил повествование о перевороте 1521 года в яркий роман. Шах-Али мирно царствовал в Казани, ко "много жити не любят казанцы во смирении тихо и без мятежа", и вот они начали подговаривать Шах-Али изменить великому князю. Но хан не склонился на их уговоры и одних заключил и темницу, других же казнил. Тогда казанцы возненавидели его, тайно призвали царевича Сагиба, свергли Шах-Али и учинили погром. Спасение Шах-Али составитель "Казанского Летописца" приписывает самому Сагибу, который "упросивше у казанцев, пощади его, царского ради семени и юности ради и благородства, еже в нем велик разум. Бе царь Шигалей по роду великих царей Златыя Орды, от колена Тактамышева, и того ради царь Сапкирей не дал воли казанцам убити его" 80 . По словам автора, Сагиб даже сам отпустил Шах-Али из Казани с воеводой московским и 300 касимовскими татарами, "и проводиша его в поле чистое, нага, во единой ризе, на худе коне". Между тем, великий князь, узнав о перевороте, много дней не ел и не пил от печали, проливал слезы о гибели христиан и плакал об участи Шах-Али. 8 это время Шах-Али, бежавший из Казани, попал за 1000 верст от Казани под Девичьи Горы и встретился там с русскими рыбаками, Узнав от хана о погроме, происшедшем в Казани, рыбаки побросали лодки и сети в огонь и в воду, а сами побежали с ханом "не знающе, куда очи несут". Проплутав долгое время, наголодавшись, питаясь падалью, ягодами и травой, они достигли России. Великий князь, узнав о спасении хана, выслал навстречу ему запас пищи, питья и одежды. При приближении хана к Москве бояре встретили его за посадом и поклонились ему до земли, а Василий III "от радости не може усидети в полате своей" и побежал встретить хана на лестнице. Друзья обнялись, заплакали (при этом все присутствовавшие прослезились) и взявшись за руки пошли вместе в палату. Далее помещены нравоучительные сентенции.

Так изобразил составитель "Казанского Летописца." совершившийся переворот. Вельяминов-Зернов справедливо отметил, что "этот рассказ полон ошибок: в нем многое походит на басню... Всего любопытнее и несбыточнее конец рассказа" 81 .

Герберштейн указал в числе причин непопулярности Шах-Али в Казани его безобразную внешность, и при этом дал его портрет, относящийся к более позднему времени (1526 г.). Последнее обстоятельство необходимо иметь в виду и помнить, что во время переворота Шах-Али было всего 15 лет. Точно также неточно сообщение, Герберштейна, будто "Шеале возвратился в Москву вместе с женами, наложницами и всем имуществом" 82 . Правда, в то время 15-летний хан уже был женат, но летописи говорят о прибытии Шах-Али в Москву лишь с одною женою 83 .

Так закончился 2-й период истории Казанского ханства. Русское засилье завершилось катастрофой, и с этого времени начинается новая эпоха, характеризуемая борьбой между Москвой и Казанью. Во 2-ом периоде мы видели русский протекторат над Казанским ханством и упадок национального чувства среди казанцев. Теперь внутри ханства происходит рост национального самосознания, поднимается волна протеста против иноземного гнета, организуется не только пассивная, но и активная оборона страны. Казанский народ делает усилия освободиться от русского протектората и входит в тесный союз с мусульманскими странами - Крымом и Турцией.

Один из руководителей антиколониального движения горцев Зап. Кавказа 40-50-х гг. XIX в., наиб Шамиля (1848-1859). Происходил из знатной дагестанской семьи, являлся потомок казикумухских ханов . Стал мюридом Шамиля в 17 лет. До этого он получил образование у знаменитого дагестанского алима Абдурахмана Согратлинского. При рождении получил имя своего приемного отца Магомеда, который вместе с тем дал ему прозвище по имени своей матери Ассии (Ассияло, Ассиялов). Имам Шамиль в письмах к своему наибу в Закубанье всегда писал: "Нашему Магомету верному" (по-арабски "Амин" означает "верный, надежный") .

По просьбе западных адыгов был направлен Шамилем в Черкесию и в конце 1848 года прибыл к абадзехам, на Северо-Западный Кавказ в сопровождении небольшой группы близких людей. Шамиль делал особую ставку на Мухаммеда-Амина: после направленных в Черкесию двух других наибов – Хаджи-Магомета (1842-1844) и Сулеймана–эфенди (1844-1846), практически не имевших успеха у адыгов, Шамиль возлагал надежды на своего талантливого приверженца, который заранее, в течение двух лет, изучал предания, обычаи, образ жизни черкесов.

Реформы Мухаммед-Амина

В конце января 1849 года Мухаммед-Амин выступил на большом народном собрании и объявил свою цель, которая состояла в объединении закубанских адыгов на основании шариата. Ему удалось провести в Черкесии ряд реформ, аналогичных преобразованиям Шамиля в Дагестане. Вся территория Абадзехии была разделена на двенадцать участков, в каждом из которых была создана махкама – орган управления, в ведении которого находились как религиозные, так и общегражданские дела. Махкама состояла из пяти выборных лиц под председательством эфенди (духовного лица).

Мухаммед-Амин оказался востребован в силу начавшихся процессов политического и конфессионального переустройства черкесского общества, а также как лицо, не связанное с местными конкурирующими кланами. С целью успешного противостояния российской экспансии стремился перенести на черкесскую почву политический опыт имамата Шамиля и создать централизованное государство на основе шариата, сосредоточив в своих руках высшую светскую и духовную власть.

Укрепление власти в Черкесии

Мухаммед-Амин оспаривал высшую власть у натухайского князя Сефер-бея Зана. Первоначально он пытался опереться на черкесскую аристократию, для чего даже вступил в брак с представительницей княжеского рода Болотоковых, тем самым укрепив свое положение среди мятежных шапсугов родственными связями. Продвигаясь вдоль восточного побережья Черного моря, посланник Шамиля сжигал на своем пути христианские кресты, требовал отказа от выполнения языческих и христианских обрядов, активно строил мечети. . Однако в дальнейшем его главной социальной опорой стало свободное крестьянство, разделявшее идеи всеобщего равенства, содержавшиеся в проповедуемой наибом идеологии мюридизма. На протяжении 1848-1859 гг. его государство то расширялось до пределов Закубанья, то возвращалось к границам Абадзехии.

Среди абадзехов Мухаммед-Амин имел наибольшее влияние, его попытки распространить свою власть насильственным путем среди натухайцев и причерноморских шапсугов закончилась поражением .

В Абадзехии Мухаммед-Амин инициировал проведение ряда административных реформ. Он провел перепись населения, образовал округа и органы управления под названием мягкеме, во главе с муфтием и тремя кадиями, составлявшими совет. В их руках находилась административная и судебная власть. Всего в Абадзехии им было построено 12 мягкеме.

Мухаммед-Амин стремился осуществить тотальную исламизацию Черкесии, в том числе используя и насильственные меры, что не всегда находило понимание у адыгов и убыхов. С целью сплочения сил и изоляции прикубанских адыгов от российского влияния осуществлял политику их переселения с равнины в горы . Пытался координировать свою деятельность с военно-политическими мероприятиями Шамиля, для чего в 1855 году совершил поход в Карачай. Поддерживал связи с Османской империей и европейскими державами. Деятельность наиба затруднялась сопротивлением аристократии и индивидуализмом, характерным для менталитета местного населения.

Прекращение борьбы. Эмиграция в Турцию.

В августе 1859 г. перестал существовать имамат Шамиля, покорение Северо-Восточного Кавказа дало возможность царскому правительству перебросить силы в Черкесию. Известие о пленении Шамиля подействовало на преданного наиба. Осознав бесперспективность дальнейшего сопротивления России и получив Мухаммед-Амин, вместе с верными ему абадзехами, присягнул России.

Магомед-Амин был прощен и пожалован пенсией в 3 тыс. рублей. Он побывал в Петербурге, навестил Шамиля. Русское правительство позволило Мухаммеду-Амину выехать в Османскую империю, где он предпринимает последние усилия для организации сопротивления России. Он заключает с центром польской эмиграции в Стамбуле договор о деятельности польских легионов в Черкесии, причем каждому из них бывшим наибом при успешном исходе предприятия предоставлялся бы участок земли в 5 га. Однако эти планы остались нереализованными.

В конце жизни Мухаммед-Амин выступал за прекращение сопротивления России и призвал представителей делегаций шапсугов, натухайцев и абадзехов, посетивших его в Стамбуле в 1862 г., спасти адыгов, воспрепятствовав их переселению в Османскую империю. До конца жизни он остался преданным Шамилю и его идее государственного объединения народов Северного Кавказа.

Источники:

1. Советская историческая энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия. Под ред. Е. М. Жукова. 1973-1982.
2. Мухаммад-Амин (Асиялав) и народно-освободительное движение народов Северо-Западного Кавказа в 40-60 гг. XIX в. - Сборник документов и материалов, Махачкала, 1998.
3. Наима Нефляшева.
4. Мухаммед-амин – наиб шамиля в черкесии. - Сайт Газават.Ру
5. Адыгская (черкесская) энциклопедия. Главный редактор М. А. Кумахов. М.: Фонд им. Б. Х. Акбашева, 2006. С.1012.
6. Карлгоф Н. Магомет – Амин // Кавказский календарь на 1861 год. Тифлис, 1860
7. Муфти Х.Ш. Герои и императоры в черкесской истории. Нальчик, 1994
8. Панеш А.Д. Мюридизм и борьба адыгов Северо-Западного Кавказа за независимость (1829-1864 гг.). Майкоп, 2006.

Раздел очень прост в использовании. В предложенное поле достаточно ввести нужное слово, и мы вам выдадим список его значений. Хочется отметить, что наш сайт предоставляет данные из разных источников – энциклопедического, толкового, словообразовательного словарей. Также здесь можно познакомиться с примерами употребления введенного вами слова.

Мухаммед Эмин

Энциклопедический словарь, 1998 г.

мухаммед эмин

МУХАММЕД ЭМИН (1818-63) наиб Шамиля на Зап. Кавказе с 1848. Сдался русским властям в 1859.

Мухаммед Эмин

правильнее ≈ Мохаммед Амин (1818≈1863), один из руководителей антиколониального движения горцев Западного Кавказа в 40≈50-х гг. 19 в. С детства под именем Мохаммеда Асиялова воспитывался у аварских мулл. 18 лет стал мюридом, заслужил доверие Шамиля, который присвоил ему имя «Амин» (араб. ≈ верный) и в 1848 направил в качестве наиба на Западный Кавказ. Опираясь на местное духовенство, М. Э. пытался сплотить горцев для борьбы с царизмом. Женитьбой на дочери темиргоевского князя Болотко М. Э. хотел сблизиться с местной феодальной знатью. В ноябре 1859, через 3 мес. после капитуляции Шамиля, М. Э. также сдался русским властям. Получив от царя ежегодную пенсию в 3 тыс. руб., вскоре выехал в Турцию, где и умер.

Лит.: Акты, собранные Кавказской археографической комиссией, т. 10≈12, Тифлис, 1885≈1904; Казем-бек М. А., Мохаммед Амин, «Русское слово», 1860, кн. 6; Смирнов Н. А., Мюридизм на Кавказе, М., 1963.

Влияние и последствия деятельности некоторых людей в Черкессии в период Кавказской войны является важным и серьезным фактором, игнорировать который невозможно. В некоторых случаях такое влияние приходило в Черкессию извне, от восточных кавказских соседей, пытавшихся объединить два фронта Кавказа в один большой от Азовского до Каспийского морей под лозунгами религиозной борьбы. Одним из самых известных и наиболее серьезно отметившихся у черкесов деятелей был наиб главного чеченского борца за свободу Шамиля - Мухаммад-Амин, сумевший запустить объединительную деятельности в среде черкесских племен из земель абадзехов. О нем и поговорим.

Муххамад-Амин (Асияслав)
(также: Магомед-Амин, Магомет-Амин, Мохаммед-Амин, Мохаммед-Эмин, Эмин-Паша, Наиб-Паша, Шейх Мухаммад-Эмин, Эмин-бей)
1794-1901 гг.

Вопрос №1 - происхождение и деятельность до прихода в Черкессию.
Мухаммад-Амин Асиялав родился в 1818 году в аварском ауле Гонода в узденской (дворянской) семье.В 11-летнем возрасте он потерял отца, и «... скитался в качестве тельмиза»..." (ученика, студента). Первоначальное образование он получил у своего дяди Даитбека, а после у дагестанского алима. Магомед-Амин был «хафизом», т.е. знал наизусть весь Коран. Уже в 17 лет, Муххамад, потомок казикумухских ханов, стал мюридом (учеником в исламском суфизме) Шамиля - предводителя антироссийского сопротивления Дагестана и Чечни.


Имам Шамиль 1797-1871 гг. Аварец.
Предводитель кавказских горцев, в 1834 году признанный имамом теократического государства — Северо-Кавказский имамат,
в котором объединил горцев Западного Дагестана, Чечни и Черкесии.
Национальный герой народов Кавказа.

«Заняв влиятельное место среди его приверженцев,... пользовался доверием имама, был назначен наибом в борющуюся за свободу Малую Чечню,... но это назначение носило, вероятно, временный характер и имело подтекстом дальний прицел. Шамиль готовил в его лице человека, годного быть на правленным в нужное время к черкесам.. Магомед-Амин два года изучал предания, поверья, обычаи, религиозные верования, вообще образ жизни черкесов»

Шамиль делал особую ставку на Мухаммеда-Амина: после направленных в Черкесию двух других наибов - Хаджи-Магомета (1842-1844) быстро скончавшегося и Сулеймана-эфенди (1844-1846) фактически сдавшегося России, и практически не имевших успеха у адыгов, Шамиль возлагает надежды на своего талантливого приверженца, который заранее, в течение двух лет, изучал предания, обычаи, образ жизни черкесов. Черкесы, в лице духовенства и дворян, в это время активно шлют делегации с просьбой прислать представителя.
В 1848 году Шамиль решается отправить Муххамад-Амина в Черкесию назначив его наибом Абхазии и Черкесии с целью возглавить борьбу абхазо-адыгских народов против русских войск. В течение 11 лет (1848—1859 гг.) Муххамад Иман с переменным успехом исполнял свою должность, проявив себя как талантливый руководитель и организатор.

Вопрос №2 - деятельность в Черкессии.
Переезд Магомед-Амина был осуществлен с соблюдением всех возможных мер предосторожности. Первыми свое верность Магомед-Амину изъявили абадзехи, из числа которых он сформировал себе гвардию («муртазсков»). В ранний период своего пребывания в Абадзехии Мухаммед-Амин агитировал за вооруженное сопротивление царским войскам, прекращение всех форм сношений с гарнизонами русских военных крепостей, а в качестве способа объединения адыгов предлагал шариат. На состоявшемся в конце января 1849 года народном собрании абадзехов «шейх Магомед-Эмин», как его стали величать, зачитал собравшимся письмо Шамиля, в котором черкесам предписывалось подчиниться новому наибу. Собрание подтвердило решение. Утвердившись у абадзехов, Магомед-Амин направил воззвание к другим племенам черкесов. В течение всего 1849 года он непреклонно шел к достижению своей цели: преодолевая при этом сопротивление дворян.

Наиб провел в Черкесии ряд реформ. Вся территория Абадзехии была разделена на двенадцать участков, в каждом из которых была создана махкама - орган управления, в ведении которого находились как религиозные, так и общегражданские дела. Махкама состояла из пяти выборных лиц под председательством эфенди (духовного лица). В каждой махкаме находились мечеть, суд, религиозная школа, яма для заключения преступников или противников нового порядка. Каждый участок был обязан выставить по 100 всадников. На содержании населения находились всадники, выставляемые по одному с каждого двора. Они не имели права отлучаться из аула без разрешения и составили ядро постоянного войска наиба. Часто разъезжая по Черкесии со своими сторонниками, Мухаммед-Амин призывал вести вооруженную борьбу с Российской империей и сурово карал изменников.

Реформы Мухаммеда-Амина, наряду с активной деятельностью убыхского дворянина Керантуха, являлись важными шагами на пути объединения адыгских субэтносов в единое государство и способствовали быстрому распространению ислама в Черкесии. Однако восприятие ислама адыгами имело свои особенности - население не откликалось на идеи «священной войны», сохраняя приверженность кодексу «адыге хабзе», единственному регулятору всей системы общественных отношений в Черкесии.

Неудачный опыт своих предшественников - Хаджи- Магомета и Сулеймана-эфенди был в полной мере учтен третьим посланником Шамиля.

Хаджи Исмаил Догомуко Берзек (1763-1846 гг.)
Князь Берзеков и убыхов (1823—1846), один из самых известных черкесских (убыхских) лидеров,
длительное время возглавлял антиколониальную борьбу причерноморских черкесов против Российской империи.

Именно покорные и мирные племена стали сферой приложения усилий Мухаммеда-Амина. В течение 1849-1850 гг. он подчинил своему влиянию махошевцев, егерухаевцев, большую часть бжедугов, увел в горы темиргоевцев. 1850 г. справедливо считается самым блистательным годом его карьеры: ценой невероятных усилий ему присягнули шапсуги, одно из независимых и свободолюбивых адыгских племен, чей дух отчаянно и продолжительно сопротивлялся нововведениям наиба. В конце года Мухаммед-Амин женился на дочери шапсугского князя Болотокова, и таким образом укрепил свое положение среди мятежных шапсугов родственными связями. Продвигаясь вдоль восточного побережья Черного моря, посланник Шамиля сжигал на своем пути христианские кресты, требовал отказа от выполнения языческих и христианских обрядов, активно строил мечети в священных рощах, что через время привело к народным восстаниям у убыхов повлекших сжигание мечетей.

Упрочив свою власть. Магомед-Амин начал проповедовать идеи равенства мусульман, а затем и добиваться отмены рабства и феодальной зависимости крестьян, что вызвало недовольство феодалов-черкесов И все же упрочение позиций позволило ему весной 1851 года приступить к решению «сверху» ключевой социальной проблемы адыгов -освобождению рабов-мусульман. о чем он возвестил публично. Политика поддержки наибом свободного и независимого крестьянства вела к отходу от него дворянства. Так дворяне убыхов и прибрежных шапсугов стали видеть в Магомед-Амине врага - наравне с наступающими отрядами России. В связи с таким положением, царская армейская верхушка пыталась внести раздор между Магомед-Амином и его соратниками.

В 1851 г. среди адыгов начинается колебание: поднимают мятеж шапсуги. Они сжигают здание махкама, вновь водрузили прежние кресты, сожгли лес, предназначенный для строительства мечети. От наиба, принося присягу царю, отпадают темиргоевцы, бжедуги, большая часть наиболее преданных ему абадзехов.

Весной 1852 г. на народном собрании абадзехов он произносит речь, которая произвела колоссальное впечатление на присутствующих, вести о ней вскоре распространились по всей Черкесии. Наиб страстно говорил об осложнении отношений между Россией и Османской империей, о будущей неизбежной войне между ними, о том, что турки полны решимости защищать независимость кавказских мусульман и призывал горцев сплотиться под его властью на основании Шариата. Резонанс этой речи был настолько впечатляющ, что, казалось бы, обреченный Мухаммед-Амин получил еще один шанс - ему снова подчинились абадзехи и убыхи, после продолжительных совещаний на народных собраниях ему присягнули шапсуги и натухайцы. Наиб вновь прошелся по восточной части Черного моря, низвергая кресты и восстанавливая деятельность махкама. Таким образом, отверженный всеми в 1851 г. наиб восстановил свое влияние практически по всей Черкесии.

Бывшие же рабы боготворили Магомед-Амина за свое освобождение. Магомед-Амин также повел решительную борьбу против постыдного обычаи - работорговли среди черкесов. Прочно твердив свое влияние, наиб проводит свои реформы по всей Черкссии. Горцы выступали теперь против царских войск под главенством единого военного и духовного вождя Магомед-Амина. С крупными военными действиями против русских Магомед-Амин не спешил. Наиб выстулал против русских войск небольшими партизанским отрядами, ограничиваясь пока что мелкими операциями. Сначала необходимо было укрепить внутреннее положение в стране.

По приказанию Магомед-Амина черкесы в пределах Черноморской береговой линии черкесы непрерывно нападали на укрепления и форты. Зная Магомед-Амина как одного из талантливых полководцев в армии Шамиля, видя проявления его организаторских способностей на новом поприще, результатом которых было объединение дотоле разрозненных адыгейских племен, русское командование видит в его лице грозного и мощного врага и оно начинает зорко следить за каждым его шагом.
Летом 1850 года среди черкесских атемен распространилась прокламация Шамиля, в которой он призывал к «Джихаду - священной войне против «гяуров». Чтобы не дать возможность окончательно усилиться опасному врагу, русское командование стягивает на западный фронт военных действий многочисленные военные части и весной 1851 года переходит к активным широкомасштабным операциям, и 26 мая этого же года бой с превосходящими русскими силами у горы Умна оканчивается для Магомед-Амина неудачей. Спустя некоторое время неудачей заканчивается и сражение с отрядами князя и генерала Эристова. Короткий срок его пребывания в Черкесии не позволил наибу надлежащим образом реорганизовать свои отряды и улучшить технику борьбы так, чтобы успешно выдерживать сражения с крупными войсковыми соединениями противника, превосходящими его войска и численностью и вооружением.

Частью внешнеполитической программы посланника Шамиля было установление связей с европейскими странами - Англией и Францией, способными, по мнению наиба, поддержать народы Северного Кавказа в противостоянии с Россией. В 1853 г. Мухаммед-Амин пишет письмо королеве Виктории, в котором просит помочь Северному Кавказу и таким образом задержать продвижение России на Ближний Восток. Начавшаяся русско-турецкая война способствовала небывалой дипломатической активности европейских держав на Кавказе: сюда прибывают многочисленные дипломатические и военные миссии, с Мухаммедом-Амином связывается представитель французского маршала Сент-Арно, контактов ищет и адмирал английского флота Лайонс.

Арман Жак Ашиль Леруа де Сент-Арно (1796 - 1854 гг.) - маршал Франции.

Европейские посланники предлагают наибу различные маршруты наступления - либо через Грузию в Крым, либо действовать в Анапе и Суджук-Кале. Наиб критически рассматривает оба предложенных варианта, при этом настаивая на помощи в виде десанта англо-французских войск в количестве 2-3 тыс. человек. Со своей стороны наиб обещал выставить 6 тыс. человек. Крымская война изменила положение Мухаммеда-Амина в худшую сторону: наиб конкурировал в Черкесии с Сефебеем Заном, представителем древней адыгской княжеской фамилии, на которого также делала свои ставки Порта. Если Мухаммед-Амин проповедовал равенство мусульман, то его оппонент поддерживал интересы адыгской аристократии, потерявшей свои привилегии. Стамбул же искусно играл на противоречиях двух горских лидеров, разжигая чувство соперничества между ними - он передал мандаты на управление Черкесией обоим лидерам.

Сефер-бей Зан (1789-1859) - политический деятель периода покорения западного Кавказа Россией,
отдавший всю свою жизнь борьбе за независимость черкесских племен.

Под руководством Мухаммеда-Амина адыги совершили ряд успешных боевых операций, одно из самых крупных и впечатляющих его военных предприятий - поход десятитысячного войска на Карачай в августе 1855 г. с целью подчинить карачаевцев, пройти на Кабарду и Осетию и выйти на соединение с Шамилем. Несмотря на то, что поход закончился неудачей - путь войску наиба преградил граф Евдокимов, попытка соединения с Шамилем имела колоссальное значение - в критические дни Севастополя наиб оттянул часть русских войск, приковав их к центру Кавказской линии.

В июне 1857 г. Мухаммед-Амин вместе с абадзехской делегацией едет в Стамбул, чтобы добиться помощи прежде всего от Англии, но по требованию русского правительства его высылают в Дамаск. В декабре наиб вновь возвращается на Западный Кавказ. В это время активное наступление по рекам Лабе и Белой совершает генерал Засс, продвинув линию вглубь абадзехских земель основание крепости Майкоп. Положение абадзехов значительно усложняется.

Григорий Христофорович фон Засс (1797 - 1883)
Барон, генерал от кавалерии, основатель города Армавир

В августе 1859 г. перестал существовать имамат Шамиля, покорение Северо-Восточного Кавказа дало возможность царскому правительству перебросить силы в Черкесию. Известие о пленении Шамиля подействовало на его преданного наиба - после переговоров с генералом Филипсоном он объявил о прекращении борьбы.

Вопрос №3 - последствия его деятельности и остаток жизни.

Русское правительство позволило Мухаммеду-Амину выехать в Османскую империю, где он предпринимает последние усилия для организации сопротивления России. Он заключает с центром польской эмиграции в Стамбуле договор о деятельности польских легионов в Черкесии, причем каждому из них бывшим наибом при успешном исходе предприятия предоставлялся бы участок земли в 5 га. Однако эти планы остались нереализованными. В конце жизни Мухаммед-Амин выступал за прекращение сопротивления России и призвал представителей делегаций шапсугов, натухайцев и абадзехов, посетивших его в Стамбуле в 1862 г., спасти адыгов, воспрепятствовав их переселению в Османскую империю.

Подводя итог политической деятельности Мухаммеда-Амина в Черкесии, следует безусловно выделить его усилия по объединению адыгов в единое государство в период Кавказской войны. Его государственное образование, основанное на шариате, было интереснейшим опытом теократического государства на Западном Кавказе.

«Смелость этого фанатика намного превышает действия Кошута, Гарибальди, Джеферсона и др, которые шли только тогда, когда имели под рукою большие суммы, массу материала или тысячи партизан… А между тем он предпринял покорение черкесов, имея только посох. И, несмотря на это, в короткое время создал себе сильную партию, раздавил всех, имевших дерзость ему препятствовать, царствуя неограниченным повелителем», - эти слова майора турецкой армии Осман-бея, адъютанта Мустафы-паши, командующего анатолийской армией во время Крымской войны, красноречиво характеризуют этого талантливого политика с трагической и исключительной судьбой.


Мустафа Наили-паша (1798 - 1871 гг.) османский государственный деятель.
Дважды был садр-аземом Османской империи. Майор в Крымскую войну

Чувствуя себя одиноким и чужим среди адыгов, он остался преданным Шамилю и его идее государственного объединения народов Северного Кавказа, хотя своими действиями сделал фактически невозможным не то, что успешный, но хотя бы не такой критический для черкесов исход Кавказской войны, что он сам осознал к концу войны. Объединенные идеей сопротивления без переговоров, значительно убежденные суфистской формой ислама в необходимости сражаться на смерть, черкесы крайне поздно осознали возможность покорения сильному врагу с сохранением родных земель. Отрезвление многих, произошедшее уже в Турции, оказалось поздним, возврат в Черкессию с мирными целям был закрыт Россией для всех, кто решился на депортацию в Турцию.

Прошлый год дался Мухаммед-Эмину тяжко: неведомая болезнь забирала все силы, и порой казалось, что пришел конец бытию земному и Хурса, предвестник смерти, уже стоит у изголовья его. И еще неизвестно было, куда определит его Всевышний, ибо грехов за ним, как и за всеми смертными, водилось немало.

Временами наступало облегченье, и нужно было видеть, как светилось тогда лицо ханбике, его любимой жены, дни и ночи проводившей у постели мужа.

Однако улучшения наступали все реже и реже, а в 1517-м прекратились совсем, – их отобрала тяжкая весть о смерти в Кашире младшего брата Абдул-Латифа. Говорили, что умер он от причины неведомой, но что это за причина, которая приводит к смерти сорокалетнего здорового мужчину, Мухаммед-Эмин догадывался: сына-наследника у него не было, и великий князь московский, узнав о болезни хана, поспешил избавиться от законного претендента на казанский трон. Скорее всего, своенравного и уже сидевшего однажды на ханском престоле Абдул-Латифа опоили по указке великого князя приставленные к бывшему хану бояре – глаза и уши государя московского Василия Ивановича…

Похоже надежд на выздоровление не было уже никаких. Тело хана покрылось незаживающими язвами, и даже стражники у входа в ханскую опочивальню слышали, как стонет ночами и скрипит зубами от лютой боли Мухаммед-Эмин. Лекари, собранные со всех концов державы, только теребили хилые бороденки и разводили руками: не в нашей, мол, власти излечить хана. Будем, де, уповать на волю Всевышнего.

Не помогало ничего: ни травные настои и припарки, ни мази из сосновой смолы и медовые ванны, ни заговоры ведунов и знахарей.

Весной 1519 года ханбике, взяв с собой несколько телохранителей, ездила сухопутьем в далекий камский улус, где близ старинной булгарской крепости Алабуга стоял на одном из древних жертвенных холмов с вросшим в землю каменным идолом, полуразвалившийся языческий храм в коем, как сказывали, жил, разменяв вторую тысячу лет, крылатый дракон Аждаха, знающий все на свете. Вернулась она в Казань почерневшая, с выплаканными глазами. А в один из дней созвездия бизмена привели на закате дня на ханский двор безумного старика Шамгуна, известного на казанских посадах своими пророчествами. Завидев вышедшую к нему ханбике, Шамгун пал на колени и с пеной у рта стал выкрикивать несвязно:

– Хурса. Я видел Хурсу.

Затем он вскинулся и, указывая на окна ханской спальни, взвыл:

– Вон он, Хурса! Он пришел за ханом! Он пришел…

Холодок пробежал по спине ханбике, и она бросилась во дворец. В спальне она встретилась со взглядом Мухаммед-Эмина, который, казалось, звал ее. Она приблизилась к мужу, опустила голову, стараясь услышать шепот его губ.

– Что, что? – спросила она, заливаясь слезами.

– Все, – еле слышно ответил хан и вздохнул…

Мухаммед-Эмин родился в тот самый год, когда его отец, хан Ибрагим, сын Махмутека и внук Улу-Мухаммеда, вышедшего из Орды и объявившего казанские земли своим улусом, заключил мир с Москвой, обязуясь, как писали летописи, подчиняться воле великого князя и отпустить всех полоняников, взятых в неволю за последние сорок лет. Случилось это в 873 году хиджры по мусульманскому летоисчислению, что соответствовало 6977 году от сотворения мира календаря русского, то есть, в 1469 году от Рождества Христова. В 1475 году родился его брат Абдул-Латыф, а в 1479 году отец умер.

На казанский престол был поднят Ильхам, сын старшей жены Ибрагима Фатимы и, следовательно, старший брат Мухаммед-Эмина и Абдул-Латыфа по отцу. И их мать, ханбике Нурсалтан, решила покинуть Казань.

А затем состоялся разговор, круто изменивший всю дальнейшую жизнь Мухаммед-Эмина.

– Простись с братом, сынок, – сказала тогда мать, глядя мимо Мухаммед-Эмина.

– Зачем? – похолодел от одной только мысли о разлуке с матерью и братом Мухаммед-Эмин.

– Видишь, как оно все обернулось. Ты должен был стать ханом. Но худые люди в державе верх взяли. Уходить надо, только уходить с гордо поднятой головой. Ты понял меня? – строго посмотрела на сына Нурсалтан.

– Понял, – ответил Мухаммед-Эмин.

– Поедешь в Москву, к великому князю Ивану. Он друг мне…

Мухаммед-Эмин съежился и опустил голову.

– И ты, мой сын, запомни, – стараясь говорить строго, продолжала Нурсалтан, – проиграл – не значит побежден, пока сам себе в этом не признался. Не сдавайся, и тогда тот, кто выиграл, никогда не сможет чувствовать себя победителем… Тебе это будет не слишком трудно: все, что нужно мужчине и воину, заложено в тебе Творцом… Ты понял меня? – снова спросила Нурсалтан.

– Понял, ани, – ответил Мухаммед-Эмин не поднимая головы.

– И ты еще будешь ханом, поверь мне…

Она обняла его. Мухаммед-Эмин вот-вот готов был заплакать, но сдерживался: он – мужчина, а плакать, значит проявлять слабость.

– А мне…нельзя остаться с тобой?

– Нет, – слегка отстранившись от сына, ответила Нурсалтан. – Абдул-Латыф еще мал, я нужна ему, и нам теперь надо искать пристанища. А ты уже большой. Ты скоро станешь мужчиной и воином. Ты уже мужчина. И тебе пора жить… А у нас – еще неизвестно, как сложится. Я отписала великому князю московскому о тебе. Он готов принять тебя как брата и сына. Я ему верю. Тебе будет лучше с ним, чем со мной. И он поможет тебе стать великим ханом…

И Мухаммед-Эмина отвезли в Москву. А Нурсалтан с Абдул-Латыфом поехала в Крым к своему брату Тевекелю, который несколько лет назад вышел из Орды и стал служить крымскому хану Менгли Гирею.

Великий князь принял Мухаммед-Эмина с почетом, именовал царевичем и «названным сыном» и дал, как тогда говорили, «в кормление», крепкий городок Коширу. Нурсалтан в переписке с Иваном Васильевичем, которая завязалась еще в бытность ее казанской ханбике и продолжалась в течение тридцати лет, спрашивала великого князя, как, мол, там Мухаммед-Эмин? И тот отписывал ей уже в Крым, что, де, все ладно и беспокоиться ей не о чем. Письма Нурсалтан к великому князю и Ивана Васильевича к ней, в достаточной мере сохранились и были опубликованы в 1884 году в «Сборнике Императорского русского исторического общества».

В 1484 году Иван Васильевич, обещавший Нурсалтан помочь в возведении Мухаммед-Эмина на казанский престол, постарался, и путем военного давления на Казань, Ильхам был низложен, а Мухаммед-Эмин поднят в ханы. Было ему в то время 15 лет, пять из которых он прожил при дворе великого князя, и казанцы, почуяв в нем человека, почти обрусевшего, через несколько месяцев свергли Мухаммед-Эмина, вернув на престол Ильхама.

Затем, в течение трех лет, чехарда с казанским престолом продолжалась со все убыстряющимся темпом: Ильхам – Мухаммед-Эмин – Ильхам – Мухаммед-Эмин – Ильхам… Наконец. В 1487 году, при поддержке 120-тысячного русского войска Мухаммед-Эмин вошел в Казань, беспечный Ильхам с матерью Фатимой, женами, сестрами и братьями прямо за обеденной трапезой, как писал автор повести-летописи «Казанская история», был арестован и свезен покуда в Москву, а «названный сын» великого князя сел на престол надолго. Обещание великого князя сделать Мухаммед-Эмина казанским ханом было выполнено…

Новому хану было трудно. По условиям договора с Иваном Васильевичем он был обязан всячески блюсти интересы Москвы в ханстве и в то же время учитывать интересы своей страны, зачастую идущие вразрез московским. Задачей Мухаммед-Эмина было жить в понимании и дружбе с влиятельными казанскими беками, часть из которых смотрела в сторону Востока. Такие обстоятельства – меж молотом и наковальней – заставили Мухаммед-Эмина лавировать, быть тонким дипломатом, находить компромиссы, что, впрочем, ему удавалось, хотя и с большим трудом.

А личностью он был весьма интересной. Недоброжелатели, в частности, бек Кель-Ахмет говорили о нем, как о деспоте и женолюбе. Последнее, скорее всего, было правдой: хан любил женщин. Известно, что после получения разрешения у великого князя на женитьбу на дочери ногайского бека Мусы, Мухаммед-Эмин еще не раз был женат. Но, несмотря на это, настойчиво просил Ивана Васильевича отпустить из плена одну из жен Ильхама, весьма приглянувшуюся ему. В конечном итоге он своего добился и взял таки ее в жены…

И все же промосковская политика Мухаммед-Эмина, несмотря на компромиссы с «восточной» партией и его умение находить решения, привела к заговору, во главе которого стояли беки Кель-Ахмет, Урак, Садыр и Агиш. Они входят в переговоры с сибирским царевичем-чингизидом Мамуком и весной 1495 года открывают ему ворота Казани.

Окончательно оттолкнул от себя Мамук родовитых казанцев, когда бек Кул-Мамет, приехав в свой аул на Кабане передохнуть от трудов, обнаружил в своем доме какого-то безродного мурзу в драном чекмене, который стал прямо перед носом бека размахивать ханским ярлыком на владение аулом. Кул-Мамет выхватил саблю и в куски изрубил наглого мурзу, после чего отъехал в Казань и, растолкав охрану Мамука, ворвался в покои хана и изорвал на его глазах сей ярлык. Кто знает, как далеко зашло бы дело, не схвати ханские стражники Кул-Мамета. Говорили после, что будто бы взбешенный бек обнажил даже свою саблю против хана, что каралось во все времена смертью, ибо всякая власть – от Бога, а хан – Эмир правоверных. Все же кто-то шепнул хану повременить с казнью взбунтовавшегося бека, и он был брошен в зиндан, где уже сидел главный зачинщик переворота бек Кель-Ахмет, тоже все понявший и уже сделавшийся первым другом Москвы. И когда повел Мамук войска усмирять взбунтовавшихся аров и, не взяв Арскую крепость, возвращался в Казань, то уперся в запертые ворота, увидев на стенах кипящую в огромных чанах смолу, готовую политься на головы, и воинов с натянутыми тетивами луков. И он, скрежеща от злости и бессилия зубами, повернул в ногайские степи и, не дойдя до них, от великой досады, разрывавшей его сердце, отдал Всевышнему душу.

Мухаммед-Эмин, узнавший о событиях в столице ханства раньше других через своих лазутчиков, быстро перебрался из Москвы в Нижний Новгород, ожидая, что вот-вот прибудут из Казани послы звать его на престол.

И послы прибыли. Только лучший друг Москвы Кель-Ахмет, возглавивший временное правительство, боясь, что за переворот он получит свое и даже более, стал просить на престол не Мухаммед-Эмина, а его младшего брата Абдул-Латыфа, с 1493 года тоже отданного Нурсалтан на воспитание великому князю и владеющему «в кормлении» Звенигородом. Иван Васильевич – делать нечего – согласился, и на казанский престол сел двадцатилетний Абдул-Латыф, а Мухаммед-Элмин в качестве компенсации, получил от великого князя во владение к городу Кашире еще Серпухов и Хотунь.

Неведомо, как отнесся к воцарению на Казанском престоле своего брата Мухаммед-Эмин. Может, радовался за него, может, злился. Возможно, он уже простился с самой возможностью снова быть казанским ханом.

Но он не знал брата. Они увиделись после 16-летней разлуки только в 1495-м году, когда бежавший из Казани Мухаммед-Эмин приехал в Москву. Абдул-Латыф был малоразговорчив, явно себе на уме, что, как решил для себя Мухаммед-Эмин, для правителя совсем не лишне. Большего о брате Мухаммед-Эмину узнать не удалось – тот был для него закрыт и раскрываться не собирался… Через год–два после воцарения в Казани, Абдул-Латыф повел самостоятельную политику, испортил отношения с Москвой, нажил множество врагов и, как сказал великому князю приехавший в Москву Кель-Ахмет, «начал лгать,…ни в каких делах управы не чинил да и до земли Казанской учал быть лих….». В 1501 году Абдул-Латиф был низложен с престола и сослан на Белоозеро, а казанским ханом, вот уже в который раз, стал Мухаммед-Эмин.

Вернулся в Казань хан с новой женой, вдовой Ильхама, той самой, которой так долго добивался. Проведшая в ссылке в Вологде более десяти лет, оттаивала она быстро и вскоре, как бы проснулась от долгого сна, увидела, что она – царица, а муж ее, не в пример Ильхаму, мужественен и красив, и именно он добился ее освобождения из плена. И к чувству благодарности за спасение пришло к ней чувство любви.

Они были неразлучны, и Мухаммед-Эмин дня не мог обойтись без нее. Автор «Казанской истории» писал, что «Махметемину царю люба бысть братня жена велми».

А бывшая полонянка просто души не чаяла в муже. По словам казанского летописца, уделившего на своих страницах на протяжении всей истории Казани место только двум женщинам, ей и несравненной Сююмбике, она ни на шаг не отходила от Мухаммед-Эмина, и буквально «висла у него на шее», помогая словом и делом во всех его начинаниях.

Думный дьяк Михайла Клепик, исполнявший в Казани функцию посла и «присматривавший за ханом», писал великому князю в одном из своих писем-докладов, что, де, жонка ханова зело люба хану и он, мол, во все дела державные ее допущает и никоей тайны от нее не держит. «А жонка сия, – писал далее дьяк, – велми умом пребогата, и хан ее советы слушает и не редко делает так, как она ему сказывает, от чего немалая поруха для твоего, Государь, интересу обнаруживается. А с велможи, кои противу тебя, Государь и великий князь, помыслы держат, царица зело ласкова и приветлива, а кои велможи чаянием твоим, Государь, следуют, тех в опале держит. А еще сказывал Уракчей-князь, что слышал, как царица уговаривала будто Махметемина от тебя, Государь, отвергнуться, дабы не считали его в ихнем бусурманском мире рабом твоим и прислужником, и царством править самостоятельно, без оглядки, де, на тебя, Государь, и помыслы твои. А, вестимо, яко капля дождевая крепкий камень до дыры точит, так и мщение женское даже премудрых человеков многих коренит. Так и мне сдается, Государь великий князь, что царь казанской вскорости советов ее послушает да и отложится от тебя, Государь, напрочь…»

Так оно было, или нет – ведомо одному Всевышнему. Может, думный дьяк и с испугу в письме своем лишнего написал, чего и не было. Может, выслужиться хотел перед великим князем, – смотри, де, Государь, как раб твой за государство радеет. А может, бек Урак не без мысли задней задумал Мухаммед-Эмина в глазах Ивана Васильевича опорочить, ибо интриганом бек был знатным, и времени минуло совсем мало, когда был уличен он в тайной переписке с братом Мамука Агалаком, в коей звал он его на казанский престол. Так или иначе, однако добрые и почти родственные отношения хана с великим князем дали трещину.

Началось все с взаимных оскорблений послов. Затем последовали аресты беков, уличенных в тайных сношениях с Москвой. Однако до разрыва мирного договора дело не дошло: и великий князь, и его «названный сын» знали друг друга не один год, дважды Иван Васильевич помог Мухаммед-Эмину занять казанский престол, пусть и не без корысти для себя, отпустил из плена вдову Ильхама, и хан вот так, запросто живешь, не мог нарушить обещания не воевать Русь.

А вот царица была иного мнения, и ее можно было понять; ханбике провела в русском плену более 10 лет и, естественно, горела жаждой мщения.

Иного мнения был и ханский Диван. Шейх Эмми-Камал, поэт и смотритель казанских архивов, вытащил на свет божий старинные свитки, по которым следовало, что русский город Муром и не Муром вовсе, а булгарская крепость Кан-Керман, а приграничный городок, зовомый урусами Нижним Новгородом – суть также бывший булгарский аул, коий, несомненно, державе казанской принадлежать должен. А посему, де, покуда великий князь Иван болен и вот-вот отдаст Богу душу, а урусы, де, меж собой все перелаялись и уже с ножами друг на друга кидаются – самое время из-под влияния москвитского выйти и городки сии назад отобрать. Диван – совет ханский – мог провести такое решение и без соглашения хана…

Мухаммед-Эмину было очень неуютно. Вот уж когда во всей полноте почувствовал он себя меж молотом и наковальней. Но это состояние кончилось со смертью Ивана Васильевича в 1505 году: хан не считал себя чем-то обязанным новому великому князю Василию Ивановичу, и мирный договор между Казанью и Москвой стал простой бумагой.

Война для Руси началась неожиданно. 24 июля, в день открытия ежегодной ярмарки на Гостином острове, русские купцы были побиты, а товары разграблены. Все находящиеся в городе поданные великого князя арестованы, и часть их продана в качестве рабов в Астрахань и Персию.

Затем, соединившись со своими извечными врагами – ногайскими татарами, – Мухаммед-Эмин осадил Нижний Новгород, выжег его посады и слободы, но город не взял: ногаи хотели только грабить, но не воевать.

Весной 1506 года уже русские, собрав около ста тысяч войска, пошли «землею и водою» на Казань. И те, что шли по Волге-Итили ладьями да стругами, пришли первыми; не дожидаясь конных да пеших, высадились в количестве тридцати тысяч в устье Казань-реки, сходу взяли Биш-Балту и, окрыленные успехом, двинулись к Казани. Однако как только ступили русские полки на Козий луг, место по весне сырое да топкое, а ныне и вовсе затопленное водами Казанки, выскочил из засады в Ягодном лесу конный отряд бека Отуча, ударил им в спину и погнал под кремлевские стены, где их уже ждали.

Около десяти тысяч русских воинов положили в том бою казанцы, и озеро Поганое под кремлем сплошь было покрыто трупами неверных, покуда их не выловили баграми да не закопали на бережку Казанки в одной могиле. И долго еще шарахались на Козьем лугу кони от останков человеческих.

Ровно через месяц после битвы на Козьем лугу брат великого князя Дмитрий двинул все русские полки – около 90 тысяч воинов – на Казань. «Казанцы…увидели, что им не справиться с врагами в правильной битве, поэтому они сочли необходимым обойти их хитростью. Итак, раскинув для виду стан… и спрятав лучшую часть своих войск в удобных местах для засады, они как будто пораженные страхом, внезапно покинули стан и пустились в бегство. Московиты… врываются в стан врагов. В то время, как они были заняты разграблением, татары выступили из засады с Черемисскими стрелками и устроили такое избиение, что Московиты вынуждены (были) бежать, покинув пушки и воинские снаряды». Так писал австрийский дворянин славянских кровей дипломат барон Сигизмунд Герберштейн в своих знаменитых «Записках о Московитских делах», написанных в первой половине XVI века.

Потери русских в этой битве были огромны. «И покрыся лице земли трупием человеческим, поле Арьское и царев луг кровию очервленишася,» – писал казанский летописец. Казанка и протока Булак были полны трупов, вода в них три дня текла кровавая, и Булак, как писал автор «Казанской истории», можно было перейти по трупам, «аки по мосту». Всего из 100-тысячного войска в Москву вернулось 7 тысяч…

Теперь, расставив все точки над «i», Мухаммед-Эмину был нужен мир.

– Говори, что хочешь, кайся моим именем, кланяйся в ножки самому захудалому подьячему, но привези мне мир, – говорил Мухаммед-Эмин бакши Бозеку.

«Министр иностранных дел» ханства кивал покорно головой и мысленно готовился к сырым и холодным московским зинданам.

– Покупай всех, кто покупается, сули им все мыслимое и немыслимое, – продолжал хан, – обещай от моего имени вернуть всех пленных до единого без всякого выкупа, только привези мир. Привезешь – сделаю тебя своим карачи, не привезешь…– Мухаммед-Эмин выразительно посмотрел на бакши и замолчал.

– Я все понял, – сказал в поклоне Бозек и попятился к дверям, которые открыли перед ним стражники. – Да продлит твое дыхание Аллах, всемудрейший и великий хан.

Тем же днем Бозек уехал в Москву, попрощавшись на всякий случай с семьей и сделав «последние» распоряжения. Вестей от него не было долго, и только месяцев через восемь прибыл от него ильча-посланник с грамоткой, в коей сообщал бакши, что целых полгода просидел он на посольском дворе под запорами, и только после этого великий князь принял его. Василий Иванович кричал и ругался, понося его, великого хана, всякими непотребными словами, кои он, Бозек, повторить в своем послании никак не может. Однако, писал бакши, воевать Казань великий князь в скором времени не намерен. Ибо помыслы его направлены против Литвы. В конце грамотки Бозек просил, чтобы не оставил великий хан вниманием и благорасположением его семью.

Худо-бедно, но это был все же мир. Зная по Москве Василия, его характер и привычку никогда не забывать нанесенных ему обид, Мухаммед-Эмин обнес каждый из казанский посадов новыми острогом в виде срубов высотой в три сажени, – попробуй, возьми.

А в общем, это было спокойное время. Ханбике занималась садом перед дворцом, а Мухаммед-Эмин, сидя в одной из беседок сада, писал стихи:

Явился Тимур в семьсот пятидесятом году,

И мир исполнился гибельных потрясений;

Сам он, будучи хром, а умом глуп,

Распространил всюду мрак смятений.

Много ученых и старцев мучениками стали,

Освещенные верою ислама;

Страна от смятений, это верно,

Опустела, и полились слезы страха.

Что же ответит он перед Всевышним,

Если Господь будет спрашивать строго?

Боже, суди ты сего раба своего

На том свете, как язычника жестокого…

День за днем, год за годом хан и ханбике были вместе, и каждую ночь открывалась, знакомо скрипнув, незаметная дверца, впуская Мухаммед-Эмина в спальню ханбике. Не омрачил ее дни и приезд в Казань крымской ханбике Нурсалтан, жены Менгли-Гирея, с черноглазым вертлявым пасынком Сахибом, который, кажется, недолюбливал мачеху и побаивался ее. Обласкав и осыпав подарками другую сноху, дочь бека Мусы, Нурсалтан, за все десять месяцев пребывания в Казани, едва ли обмолвилась несколькими фразами с другой снохой – две решительные и волевые женщины, узнав каждая в другой себя, не нашли, как это часто бывает, взаимопонимания…

Но, все мирское имеет начало, а, следовательно, и конец. Мухаммед-Эмин заболел, и после долгих страданий умер. А его верная жена, имени которой не сохранила для нас история, выстроив на могиле мужа мавзолей-усыпальницу, последовала за ним, приняв смертельную дозу крысиного яда.

Вот такая история…