Основные темы и проблемы ранней поэзии А. Вознесенского

Давно замечено, что стихи истинного поэта выигрывают, когда их собирают вместе.

Представим невозможное. Никому не известный автор лет эдак двадцать назад приносит в редакцию стихотворение, начинающееся такими строчками:

Табуном рванулись трибуны к стартам,
В центре - лошади, вкопанные в наст.
Ты думаешь, Вася, мы на них ставим?
Они, кобылы, поставили на нас.
На меня поставила вороная иноходь.
Яблоки по крупу - ё-моё...
Умеет крупно конюшню вынюхать.
Беру все финиши, а выигрыш ее.
Королю кажется, что он правит.
Людям кажется, что им они.
Природа и рощи на нас поставили.
А мы - гони!..

Вообще, он умеет заставить читать и слушать его стихи. Можно, скажем, назвать поэму «Август», но с таким заголовком ее в газетной полосе заметит не каждый. А вот назови никому не понятным словом «Зарев», и читательский глаз непременно за него зацепится. А в специальной сноске можно пояснить, что это тот же «август», только устаревшее название - из языческого календаря. Вы хотите оспорить эстетическую значимость такого приема? Пожалуйста, но поэт так или иначе достиг цели: произведение его прочитано, а главное, в конце концов, то, что оно оставило в вашем сердце.

Некоторые считают, что Андрей Вознесенский поэт рассудочный, холодный. Один из опытных критиков даже пытался объяснить его популярность тем, что читателям, дескать, нравится разгадывать всяческие словесные головоломки (как-никак интеллектуальное занятие!). По-моему, такое объяснение наивно. Правда, среди произведении поэта есть стихи очень разных температур и многосложная метафоричность мышления (то, что С. Наровчатов назвал «необузданностью фантазии») не всегда соответствует масштабам переживаний.

Но, чтобы разобраться обстоятельно в его творчестве, начнем обо всем по порядку. Кто-кто, а Вознесенский не может пожаловаться на невнимание критики. Кажется, начиная с первых его шагов в поэзии, за ним пристально следили, подбадривали при удачах и уличали в оплошностях, учили и наставляли, ругательски ругали и превозносили до небес. Но, по-видимому, это тот случай, когда обилие написанных о поэте статей не свидетельствует о глубине его изученности. Ведь до сих пор наиболее значительные стихи и поэмы его получают, как правило, на только противоречивые оценки, что иной раз может показаться - они относятся к разным произведениям. Поэма «Оза» удостоилась, например, прямо противоположных отзывов С. Рассадина (считают это произведение насквозь искусственным) и А. Марченко (посвятившей ему настоящий критический панегирик). Оба отзыва были опубликованы на страницах журнала «Вопросы литературы» в сопровождении коротенькой вступительной заметки, в которой редакция обещала в дальнейшем вернуться к обсуждению поэмы и высказать о ней собственное, надо думать, более объективное мнение. Но это обещание, вероятно, забылось в наплыве других журнальных дел.

В последних статьях о Вознесенском также сохраняются и апологетическая, и разносно-отрицательная линии критики. Лучшей в этом множестве материалов, по-моему, остается небольшая статья С. Наровчатова «Разговор начистоту», хотя и ей все же - пусть самую малость - не хватило авторской доброты.

Почти все полемисты, пишущие о Вознесенском, при многих расхождениях согласны, по крайней мере, в одном: что этот художник совершенно своеобразен и не похож ни на кого из сверстников. Это, разумеется, нужно считать ценным качеством в том случае, если поэт сохраняет прочные связи с духовной жизнью народа, с лучшими традициями отечественной поэзии. Но как раз по этому пункту о Вознесенском высказано наибольшее количество разноречивых мнений. Примечательную характеристику художественного стиля Вознесенского дал его литературный собрат Евтушенко: «Мир предстает в стихах Вознесенского таким, каким он может представляться лишь при стремительном движении, - смазанно мелькающим, хаотично смещенным. Он переполнен врубающимися в глаза и тут же исчезающими яркими цветовыми пятнами, на секунду выхваченными, как лучом прожектора, лицами». Однако, по мнению Евтушенко, при таких скоростях поэту «некогда чувствовать», и далее он высказывает пожелание, чтобы тот поубавил темп. Напротив, один физик (а в спор о Вознесенском включились и физики) даже ставил поэту в заслугу то, что он якобы решительно рвет с классическими традициями, демонстрируя сугубо современные, скоростные методы образного мышления. Однако, несмотря на новизну поэтической формы, Вознесенский все же начинал не от нулевой отметки, а творчески воспользовался достижениями старших поэтов - Вл. Маяковского и Н. Асеева, а кое в чем - В. Хлебникова и М. Цветаевой. И, несмотря на собственные задиристые декларации («Нас мало. Нас, может быть, четверо»... и т. п.), его объединяют со своим поэтическим поколением прочные духовные узы. А. Урбан еще в 1962 году справедливо отметил, в частности, что «... у Цыбина и у Вознесенского в поисках художественной выразительности много общего». Верно и другое наблюдение критика: «Пристрастие к определенным темам, мажорные ритмы, пестрота и буйство красок отражают известные свойства характера лирического героя. В сущности, это общее качество за немногим исключением присуще всей поэтической молодежи. Это общность поэтов примерно одного поколения».

В первых книгах Вознесенского бодрая энергия действительно бьет ключом. Он преклоняется перед гениальными созданиями мирового искусства, однако и тут для него нет неприкасаемых авторитетов. Он неравнодушен к сочным, плотским краскам, и молодое жизнелюбие диктует ему задиристый лозунг: «Долой Рафаэля! Да здравствует Рубенс!». Поводы для восхищения жизнью он находит где угодно. Вот с восторгом живописует пеструю суету грузинских базаров. Вот подсмотрел сценку в сибирском селе - разгоряченные после бани женщины нагишом бросаются в снег. И сразу рождаются пламенные сравнения: «Эти плечи, эти спины наповал, будто доменною печью запрокинутый металл!». Вот на городской улице увидел лоток с арбузами - новая художническая радость. Так обаятельна жизнь, что даже околыши милицейских фуражек выглядят совсем не грозно - напоминают сочные ломти арбуза. «Мы противники тусклого. Мы приучены к шири - самовара ли тульского или ТУ-104», - поясняет поэт свое жизнеощущение. Характерно, что в этих радостных декларациях, олицетворяющих полноту бытия, совершенно естественно возникают образы из мира науки и техники, они полноправно входят в жизнеутверждение поэта-урбаниста, их художественное освоение не представляет для него никаких затруднений. Эта особенность уже с первых шагов отличает стихи Вознесенского от ранней лирики Цыбина и других поэтов сельской традиции. Однако и в порывах юношеского патриотизма, и в оптимистической вере в жизнь оба названных художника идут параллельными путями. Перекликаются они и в лирических темах. Но, быть может, именно в сходных сюжетах особенно сказывается разный жизненный опыт, ярче выступает различный склад их дарований.

На грузинском базаре Вознесенский видит прежде всего великолепное сочетание красок. Яркое скопище людей, щедрые дары природы - ведь это прекрасный объект для художника! «Да здравствует мастер, что выпишет их!» - восклицает автор, и стихотворение звучит общим гимном творчеству, красоте и изобилию жизни. Цыбин глубже знает народный быт и, рисуя свою цветастую среднеазиатскую «Ярмарку», он тщательно детализирует, намечает психологию отдельных персонажей картины. В другой раз он рассказывает о том, как Зарину-свет Петровну просватали, подробно выписывает портреты старого жениха - «главбуха» и отца невесты. Для него, скажем, небезразлично, как последний, обжираясь на свадьбе, «об штаны вытер селедку». Тут в каждой черточке сквозит конкретный, живой характер.

В произведениях Вознесенского действуют, как правило, менее колоритные люди - их образы приближаются к символам, они - прямые выразители определенных идей. У него выходит замуж не глупая молоденькая девчонка, а сама «молодость», лишенная каких-либо характерных примет, - автор дает лишь одну трогательную, щемящую деталь: «...дрожишь, как будто рюмочка на краешке стола». Но эта деталь создает нужную лирическую атмосферу: нагнетает жалость к нелепо ошибающейся молодости, отвращение к происходящей свадьбе-сделке. Все второстепенное удалено из текста, полутонов нет, а главные детали необычно укрупнены, выдвинуты на передний план. Живопись весьма своеобразная, необычная - резкостью ведущих цветовых тонов, контрастными решениями она сродни плакату, а напряженной духовностью - древнерусской иконе. (Вообще Вознесенский прекрасно чувствует наше древнее искусство. Не зря же его кумир - Рублев, и обширная поэма посвящена строителям храма Василия Блаженного).

В такой стилистической манере есть, конечно, и свои издержки, но есть и неоспоримые преимущества: большая обнаженность и заостренность мысли - то, что нередко называют «интеллектуализмом формы» (А. Урбан). Можно принимать или не принимать эту манеру, но важно ее правильно понять и не требовать от художника того, от чего он сознательно отказался ради успешного решения других задач. Лирик по преимуществу, он, по-видимому, не умеет лепить реальные характеры, зато он лирик особенный - необыкновенно яркий, громогласный. И хотя жизнерадостный задор был преобладающим настроением его первых книг, уже в них чувствовался обостренный интерес поэта к борьбе добра и зла, к трагическим узлам жизни.

Как поэт субъективный, с мощным воображением, Вознесенский внешне не очень зависим от впечатлений окружающей жизни. Подобно многим сверстникам, он взялся за историческую тему, занялся поисками родословных «корней». Однако обратился не к тому близкому прошлому, которое прямо или косвенно (через семейные предания) находится в пределах досягаемости личного опыта. Он встряхнул седую старину - эпоху Грозного - и создал яркую, феерическую поэму о строителях Покровского собора. Впрочем, поэт не ставил перед собой задачи воспроизвести легендарное событие в его точных бытовых подробностях (эта задача была на два десятилетия раньше блистательно осуществлена Д. Кедриным). История для поэта - лишь эффектный фон, на котором он разворачивает грозный карнавал своей условнообобщенной драмы, заостряет непримиримый конфликт между «художниками всех зремен» и антинародной, тиранической гластью. Внешне, по своему условному колориту, посвященное старине произведение Вознесенского сущностью нравственного конфликта оказалось жгуче актуальным. Самой своей масштабностью и вольнолюбивым пафосом оно оказалось созвучным нашему грозному времени. Поэма «Мастера» сильна напряженным трагизмом и несомненным жизнеутверждением. И хотя поэт погружает своих героев во тьму, которая «безгласна, как лик без глаз», хотя говорит о страшной казни зодчих, все-таки оптимистические поты берут в его поэме верх над мрачными. И мы верим обещаниям лирического героя продолжить славные дела пращуров, воплотить их мечты в создания прекрасных городов будущего.

Впоследствии Вознесенский заметно отошел от юношеского оптимизма. С годами он все глубже проникался сознанием, что боль, страдания, несправедливость - отнюдь не только удел наших предшественников, так же, как и жестокое тиранство еще не отошло в область предания с эпохой Грозного. Параллельно создаются стихи о русской старине, в которой также немало было всяческого уродства и социального гнета. Рождаются и иные произведения - о тяжком наследии, полученном нами от прошлого, о том темном и низком, что еще не изжито, не преодолено в нашем быту. Вся эта разнокалиберная лирическая россыпь стихотворений объединяется под единой «крышей» - поэт называет новую книгу «Сорок отступлений из поэмы «Треугольная груша».

Семь лет назад, когда впервые появилась эта книга, я написал статью, в которой довольно резко отозвался о гражданской позиции автора. Однако упоминаю об этом, разумеется, не для того, чтобы покаяться в давнем грехе. Многие из упреков, сделанных поэту в то время, я мог бы повторить и теперь, хотя с расстояния времени для меня стали очевиднее и сильные стороны произведения. Это книга страшных и мрачных, подчас фантасмагорических образов. Тут и бьющиеся, «как белые прожекторы» , ноги избиваемой женщины, и отрубленная голова царской любовницы, «точно репа с красной ботвой», и сам поэт, разрезанный на семнадцать частей фотообъективами американских соглядатаев. Автор слишком потрясен увиденными ужасами, слишком торопится захватить ими читателя, даже не успев основательно в них разобраться. Куда девались его неукротимая энергия, ненасытная, казалось, жажда жизни. Они сменились совсем иными настроениями. Преобладающий тон в книге - оскорбленная гуманность, тоска, уныние.

Страшные картины из «Треугольной груши» все-таки кажутся довольно скромными и сдержанными по сравнению с тем разгулом мрачной фантазии, с той вереницей кошмаров, которые автор развернул в своих последующих книгах. В «Эскизе к поэме» он, например, подробно, до натуралистических деталей, рисует самоубийство молодой нашей современницы - возлюбленной лирического героя. В ее уста вкладывается пронзительный монолог, однако мотивы самоубийства (а следовательно, и характер героини!) остаются все же не вполне проясненными (так - общее недовольство жизнью, роковой «треугольник» в любви, вероятно, особая ранимость души). Честный это человек или просто слабый, благородный или способный на бесчисленные компромиссы с совестью? Об этом приходится гадать, поскольку поэт избегает необходимых художественных разъяснений. Что же тогда он считает нужным сообщить читателю? В двух словах это можно выразить так: она страдала. Да, героиня, без сомнения, глубоко страдала - слова ее монолога раскалены неподдельной болью,- и этого, по-видимому, вполне достаточно, чтобы завоевать исключительное внимание поэта. И для него уже неважно, сколь объективно весомы мотивы, побудившие женщину расстаться с жизнью (раз погибла - значит, весомы!), как неважно и то, что судьба безвестной москвички разительно напоминает трагическую участь заокеанской кинозвезды, чей предсмертный монолог помещен в «Сорока отступлениях...». Между тем в «Монологе Мэрлин Монро» драма самоубийства была гораздо содержательнее и яснее. Это была вполне социальная драма. Из отрывистых реплик-выкриков героини встала судьба модной актрисы Запада, вынужденной эксплуатировать свою красоту и талант в угоду распутному обществу. В ушах читателя остается ее отчаянный крик «Невыносимо!», многократно повторяемый в стихотворении. Острота переживания подкреплена здесь и пластическим изображением тяжких, унизительных для героини сцен. Стихотворение звучит как неотразимое обвинение социальному строю, который довел человека до гибели.

Но что же опустошило, заставило полностью разочароваться в жизни героиню «Эскиза»? Туманные намеки на то, что «невиноватые виноватен мало что говорят читателю, так же, как трогательные советы любимому быть «повнимательней» со cледующей» возлюбленной. Во второй главе в отрывке, из которых состоит «Эскиз», воспроизведен кошмар текучести всего сущего - сонный кошмар, показывающий тяжелое психическое состояние героя, но опять- таки мало проясняющий саму трагическую ситуацию:

Квадраты расползаются в эллипсы.
Никелированные спинки кроватей текут,
как разварившиеся макароны.
Решетки тюрем свисают,
как кренделя или аксельбанты...

Поэт не желает своевременно остановить этот всеобщий распад - это уже хаос, с которым не борются, хаос торжествующий. Поэт с увлечением и редкой изобретательностью прибавляет к изображению все новые детали. Для чего? Очевидно, вся картина- циклопически развитая метафора, зрительное воплощение трагической формулы: «Все течет. Все изменяется. Одно переходит в другое». Так трансформируются в сознании заснувшего героя мысли о необратимости бытия, о бренности всего сущего, о невозможности вернуть утраченное. Однако и в этом с виду сюрреалистическом изображении трагически мечется и бьется живая искра человечности. Новый кошмарный сон героя (или уже самого автора?) - клетка лифта обрушивается на голову. Клетку на боль - это сигнал опасности, необходимый каждому живому организму. Однако стоило ли бы жить, если бы вся жизнь состояла из одной бесконечной пытки? В «Больной балладе» крик «Больно!» становится для Вознесенского чуть ли не рыцарским девизом, с которым он собирается кинуться на битву с мировым злом. Если утрата чувствительности - смерть, то ощущение боли - уже означает жизнь. Но эта истина колеблется в стихах поэта где-то на грани превращения в свою противоположность: жить - значит непрерывно чувствовать боль, мучиться. Это и дало повод Вл. Турбину назвать Вознесенского организатором поэтического треста «Главболь». Язвительное определение, но, увы, ему не откажешь в меткости!

Думается, что эта особенность приобрела своеобразное преломление от возрастающего интереса к различным уродствам мира. Если он рисует деспота, то непременно такого, чтобы мороз по коже. С головой казненного в руке. («По лицу проносятся очи, как буксующий мотоцикл».) Если изображает любовную драму, то непременно что-нибудь болезненное, исключительное. Десятиклассник и учительница, старый свекор и юная сноха. Даже... человек и дерево. Да, в «Балладе-яблоне», желая возвеличить чудо зарождения новой жизни, поэт использовал весьма натуралистические образы, и это не столько очеловечило яблоню, сколько спустило с высоты человека. Ведь главным образом по линии биологической сближают­ся человек (герой стихотворения молодой летчик) и яблоня, тело которой тяжелеет от людского семени и которая «врыта по пояс, орет и зовет удаляющийся самолет».

Но, разумеется, не подобные промахи определяют главное в сложной поэзии Вознесенского, иначе ее мало кто любил бы и знал в нашей стране. Необыкновенная, порой кричащая яркость его красок чаще, конечно, не мешает, а напротив, способствует лирической выразительности образов. Поэт любой ценой стремится привлечь читателя к главным болевым точкам времени, показать множественность человеческих страданий в сегодняшнем мире и тем самым способствовать их устранению. Он не говорит в стихах - он кричит в огромный рупор, он показывает не рисунки или картины, а огромные плакатные полотнища. Как потерпевший кораблекрушение, он разводит на берегу высокий костер и бегает вдоль морской кромки, размахивая руками: заметьте же наконец! Обратите внимание! «SOS!» «SOS!» И надо отдать ему справедливость: эта позиция имеет все преимущества перед поэзией прописных истин и безоблачного благополучия. Однако дело ведь не только в том, чтобы указать (многократно увеличив) на существующие уродства, но и заставить человека бороться с ними, мобилизовать его волю. А в этом поэт нередко оказывается слабым или слишком полагается на духовную вооруженность читателя.

Для понимания задач, которые ставит Андрей Вознесенский перед искусством, характерны его раздумья в «Диалоге Джерри, сан-францискского поэта». Стихотворение это кажется несколько длинноватым (все оно построено на вопросах и ответах - с обнаженной логической последовательностью), однако завершается сильным, энергичным четверостишием, очевидно, выражающим творческое кредо автора:

В ответы не втиснуты
судьбы и слезы.
В вопросе и истина.
Поэты - вопросы.

Неоспоримая привилегия подлинного искусства - ставить перед современниками актуальнейшие вопросы действительности. Однако усматривать задачи поэзии только в этом столь же односторонне и узко, как уравнивать жизнь с ощущением боли.

Вознесенский, конечно, пишет не о советском поэте, однако ведь и на Западе прогрессивная эстетическая мысль давно пришла к выводу, что «...искусство изобретено и создано как раз для того, чтобы помочь распутать то, что запутано...» Приведенные слова принадлежат, между прочим, знаменитому Сент-Беву - мир услышал их ровно сто тридцать лет назад. «Можно накопить помимо своей воли много наблюдений, сгущенных до концентрации яда,- писал французский эссеист,- но чтобы получить пригодные для искусства краски, их надобно разбавить и растворить. Вот эти-то краски вы и должны предъявить публике, а яд держите для себя. Ваше мировоззрение может быть и мрачным, и убийственным, но искусство не должно быть таким никогда». Разумеется, мы не обязаны следовать за каждым поворотом мысли Сент-Бева, но нельзя не разделить гуманистического пафоса его раздумий об искусстве. Современники трагического и прекрасного XX века, наследники Пушкина и Белинского, мы, конечно, тоже не примиримся с тем, что поэзия порой хочет сложить с себя гражданский сан учителя жизни. Впрочем, по-видимому, и сам Вознесенский почувствовал нравственную недостаточность своей художественной формулы, потому и заслонился от критики фигурой американца Джерри.

Ловлю себя на том, что, желая объективно разобраться в талантливой и сильной поэзии Вознесенского, больше спорю с ним, чем отмечаю бесспорные достижения. Почему это? Почему вообще, любя или не любя его, удивляясь ему, с ним постоянно спорят? Быть может, своеобразие его поэтики заставляет видеть и его достоинства и недостатки как бы сквозь сильное увеличительное стекло - они резко бросаются в глаза и поэтому становятся поводом для острых дискуссий? К яркой экспрессивности зрительных образов тут надо прибавить чрезвычайно сложную, богатую звуковыми ассоциациями музыкальную и ритмическую организацию стихотворений; вспомним, например, такое излюбленное средство, как выделение одного ведущего понятия, слова в качестве музыкального лейтмотива произведения: «Тишины хочу, тишины... Нервы, что ли, обожжены? Тишины... чтобы тень от сосны, щекоча нас, перемещалась, холодящая словно шалость, вдоль спины, до мизинца ступни, тишины...»

Изощренность поэтического слуха проявляется у Вознесенского и в умении сталкивать, сближать очень разные по смыслу слова, если они имеют сходное звучание, при этом автор извлекает самые неожиданные художественные эффекты.

Знаменосец боли и заступник всех страждущих, Вознесенский проявляет острый интерес и к тем, кто является виновником человеческих бед, к различным носителям зла. Отрицательный герой определился в его лирике довольно давно, с первых же книг. Речь идет не об отрицательных персонажах вообще (таких во все годы в стихах Вознесенского было немало: это и подонок, избивающий женщину, и преступный «снохач», сплавивший на Колыму собственного сына, и распутная генеральша, и ее циничный приятель-шофер, и всяческие другие уроды). Речь идет об основном противнике - нравственном антиподе лирического героя. Такой противник, мне кажется, появился впервые у Вознесенского в стихотворении «Гость у костра». Это в общем-то жалкий человечишка, похожий на того мещанского «слизня», который внушает неистощимую ненависть Владимиру Соколову. Однако он имеет некоторые отличительные особенности, присущие исключительно ему. Он не только одет в современный костюм и усвоил внешне интеллигентные манеры, он умеет имитировать напряженную духовную жизнь. Он даже неглуп, читает популярные брошюры, пользуется научной терминологией. Однако верхи знаний нужны ему лишь для того, чтобы живописнее задрапировать свою нравственную пустоту. И хотя в его речи звучит самоосуждение - «Я мразь!», однако это всего лишь риторический прием, рассчитанный в конечном счете на сочувствие. Ведь по его логике весь род человеческий состоит из подобных же «мразей». Кстати, он охотно говорит от лица поколения, пытается характеризовать свое время («век атомных распадов»), претендует на определенную философию.

Ничего подобного нет в лирике сверстников Вознесенского. Цыбинский Сенька ведет бездумное, амебообразное существование и вполне им доволен. «Калымная жизнь» да легкие победы над сельскими девчатами, и он вполне счастлив. Недалеко ушел от него и «беспечный слизень» Вл. Соколова, вросший в собственный дом с фикусами и погрязший в накопительстве. Внешне герой Вознесенского резко отличается от своих литературных собратьев. Он вроде бы удручен падением нравов, вроде бы скорбит душой - но что же, мол, делать? «Се ля ви»!.. И он охотно оправдывает нравственную нечистоплотность, становится на точку зрения убежденного подонка - смеется над всем чистым и возвышенным:

Мы поколенье лишнее.
Мы - маски без лица.
В любви мы знаем лифчики И никогда - сердца.
Стареющие женщины Учили нас любви,
Отсюда горечь желчная И пустота в крови.
В эпоху изотопов.
Реакторов, пластмасс Я, человек, затоптан,
Я - мразь. А вы - про Марс...

Итак, проповедь беспардонного цинизма выписана сильно и энергично. Пожалуй, еще ни один из подонков, обличаемых другими поэтами, не выступал с такой откровенной программой пошлости, с ее развернутым «теоретическим» обоснованием. Перед нами, конечно, не «лопоухий» Сенька и не лощеный сноб Соколова, а, так сказать «гад» по призванию и убеждению. Для верности поэт еще сделал его иеговистом, то есть и врагом политическим. Однако можно было и не выжигать на лбу героя дополнительного клейма: лицо враждебной идеи и без того обозначилось вполне определенно. И пусть положительная героиня стихотворения - некая Лялька - ведет себя довольно истерично, пусть излияниям пошляка она ничего не умеет противопоставить, кроме лихорадочных оплеух (а потом разражается слезами), все же Вознесенскому удалось главное - точно схватить образ мысли современного циника, уловить характерные особенности его демагогии. Этот поэт, как немногие из сверстников, уже в ранней юности умел распознать деятельность враждебного интеллекта, показать чуждую философию жизни. В дальнейшем бредовые идеи иеговиста найдут отклик и в зловещем карканье ворона из поэмы «Оза», и в рассуждениях некоего экспериментщика (оттуда же), представляющего собой дальнейшую ступень нравственного падения. Теперь это уже не какой-то определенный человек, а просто олицетворенная идея. Мы даже не видим его внешности. Зато расплывчатая демагогия иеговиста приобрела законченно-научную видимость, и его сентенции звучат почти афористично: «К чему поэзия? Будут роботы. Психика - это комбинация аминокислот»... Так формулирует свои мысли интеллектуальный варвар, вооруженный последним словом науки. «Есть идея! Если разрезать земной шар по экватору... Правда, половина человечества погибнет, но зато вторая вкусит радость эксперимента». Кто же это? Злобный шизофреник, дорвавшийся до небывалой власти? Его фигура фантастична, но разве XX век не дал многочисленных примеров, когда во главе государств оказывались бешеные маньяки?

Поэт нагнетает зловещие краски, мрак в его поэме сгущается, разверзается хаос: «Страницы истории были перетасованы, как карты в колоде, за индустриальной революцией следовало нашествие Батыя». Но это хаос социально значимый, художественно обусловленный: ведь по сути тут высказывается та же мысль, что и в стихотворении Винокурова, напоминавшего, что пепел Освенцима появился в мире гораздо позднее заверений якобинцев о том, что «кончилась на свете эра зла». Стихи обоих поэтов направлены против беспечности, закрывающей глаза на реальную опасность, только Вознесенский пишет в присущем ему эксцентричном, фантастическом ключе. Ведь самый главный ужас, по его мнению, заключается в том, что «этого никто не замечал», что все шло своим обычным порядком - «люди продолжали идти целеустремленной цепочкой», то есть оставались равнодушными к катастрофической перетасовке истории.

Рассказ об апокалипсических ужасах и зловещей фигуре экспериментщика - только небольшая часть поэмы «Оза», и она слабо связана с другими главами. Кстати, Вознесенский, любящий вообще подчеркивать в названиях своих произведений их незавершенность, эскизность («Эскиз к поэме», «Сорок отступлений из поэмы», «Плач по двум не родившимся поэмам» и т. д.), не поколебался здесь в определении жанра. Однако поэма (даже современная), с нашей точки зрения,- это все-таки некое повествовательное целое, а не разрозненные, хотя бы и блистательные частности. И если мы признаем «Озу» поэмой, то вынуждены будем отметить, что она неслажена, растянута, что некоторые звенья лирического сюжета (необходимые по ходу повествования) неизвестно почему из нее выпали, а иные имеют множество необязательных вариаций. Короче говоря, в общей оценке «Озы» пришлось бы согласиться с Наровчатовым: «Она и впрямь похожа на литературный ребус, расшифровать который стоит немалых усилий даже писателям-профессионалам». Но если воспринимать «Озу» как книгу лирических стихотворений, далеко не равных по силе и не в одинаковой мере завершенных (по-прежнему немало «эскизов»), она, несомненно, интересна и содержательна, а некоторые стихи достигают великолепной остроты мысли. Но если так - в названии ли дело?

Поэт последователен. То, что ом ненавидит и отрицает в других, внушает ему ненависть и в себе. Эта нравственная собранность, это торжествующее в конце концов бескомпромиссное чувство справедливости радуют - в них видится залог дальнейшего творческого движения автора «Озы»... Но, кажется, я уже высказал почти все из того, что побудило меня взяться за настоящую статью, и пора подвести некоторые итоги (я, правда, намеренно не коснулся здесь недавних усилий Вознесенского по созданию экспериментальных стихов «только для глаз» в противовес «чтецкой поэзии» - стоит ли серьезно разбирать то, что сам автор склонен считать «обыкновенной хохмой»?).

Когда я пытаюсь определить, чем же мне близка поэзия Вознесенского, за что я люблю ее, несмотря на многие несогласия с автором, мне неизменно приходит на ум образ молодого ученого, нет, не физика, а скорее биолога, работающего с опаснейшими разновидностями бактериологических ядов. Он самоотверженно пробует на себе действие различных вакцин: мудрено ли, что сам порой заражается болезнями, против которых борется? Волею судеб Андрей Вознесенский в нашей гражданской поэзии оказался одним из самых талантливых разоблачителей идеологии капиталистического антимира. Но по складу своей личности и дарования - он далеко не Ювенал. Лирически вбирая в себя кричащие противоречия и диссонансы ядерного века, поэт переживает их как перипетии «глобальной грозной драмы» (Я. Смеляков), но не всегда точно чувствует ее классовые акценты. В мучительных поисках истины (а лирический поэт обязан лично выстрадать чужие судьбы и слезы).

Ключевые слова: Андрей Вознесенский,критика на творчество Андрея Вознесенского,критика на произведения Андрея Вознесенского,анализ поэзии Андрея Вознесенского,скачать критику,скачать бесплатно,русская литература 20 в.

Поэтический процесс 60-х годов - явление широкое, сложное, неоднозначное. Было даже мнение о кризисе в поэзии этого времени. Оживлению литературной жизни во многом способствовало творчество начинающих тогда поэтов - Е. Евтушенко, Р. Рождественского, Б. Ахмадулиной, А. Вознесенского, выступивших со злободневными гражданскими стихами. Именно с этих поэтов возник термин «эстрадная поэзия».

Обратимся к творчеству Андрея Вознесенского, а конкретно - к одному из его самых ярких его стихотворений - «Живите не в пространстве, а во времени…». Вознесенский - «городской» поэт, но и он иногда уставал от «бытности» и обращался к «вечным темам», душевным переживаниям.

На самом деле, в этом стихотворении автор отходит от бытовых тем, так свойственных его стихам. Сливая воедино в жизни человека два измерения - временное и пространственное, он но не делает выводов и не навязывает единого для всех решения. Вознесенский оставляет выбор за человеком, хотя сам, конечно же, выбирает «временную» жизни, которая измеряется не только жизнью земной, но и жизнью вечной.

Творчество Андрея Вознесенского развивалось сложным путем. Незаурядный талант поэта, поиски им новых возможностей поэтического слова сразу привлекли внимание читателей и критики. В его лучших произведениях 50-х годов, таких как поэма "Мастера" (1959), стихи "Из сибирского блокнота", "Репортаж с открытия ГЭС", передана радость работы, оптимистическое жизнеощущение человека-творца. Лирический герой Вознесенского полон жажды действовать, творить:

Я со скамьи студенческой

Мечтаю, чтобы зданья

Ракетой ступенчатой

Взвивались в мирозданье!

Однако порою в то время ему недоставало гражданской зрелости, поэтической простоты. В стихах сборников "Парабола" и "Мозаика" (1960) энергичные интонации и ритмы, неожиданная образность и звукопись местами оборачивались увлечением формальной стороной стиха.

Стихи двух его первых книг полны молодой экспрессии. Автор стремится передать в них яростный напор окружающего мира. Но уже в сборнике «Антимиры» (1964) поэтическая манера Вознесенского становится более отточенной и рационалистичной. Романтическая экспрессия как бы «застывает» в метафоры. Теперь поэт не столько соучаствует в событиях, о которых рассказывает, сколько наблюдает за ними со стороны, подбирая к ним неожиданные и острые сравнения .

Впервые стихотворения Андрея Вознесенского были опубликованы в "Литературной газете". В 70е годы вышли сборники стихов: "Тень звука", "Взгляд", "Выпустите птицу", "Соблазн", "Избранная лирика".

Поэт Сергей Наровчатов, анализируя книгу Андрея Вознесенского "Витражных дел мастер", проследил связь между ее поэтикой и искусством витража. Как известно, связь между литературой и изобразительным искусством давняя, но в наши дни это "содружество муз" еще более укрепилось.

В стихах А. Вознесенского "Роща", "Бобровый плач", "Песнь вечерняя" до предела заострена мысль о том, что, разрушая окружающую природу, люди губят и убивают лучшее в себе самих, подвергая смертельной опасности свое будущее на Земле.

В творчестве Вознесенского заметно усиливаются нравственно-этические искания. Поэт сам ощущает острую необходимость обновления, прежде всего, духовного содержания поэзии. И выводом из этих раздумий становятся следующие строки о жизненном назначении искусства:

Есть высшая цель стихотворца --

Ледок на крылечке оббить,

Чтоб шли обогреться с морозца

И исповеди испить.

Эти порывы и устремления прозвучали в книгах "Дубовый лист виолончельный" (1975) и "Витражных дел мастер" (1976), "Тоскую о милых устоях". Они обусловили и появление иных мотивов, образных штрихов и деталей, например, в восприятии природы. Отсюда -- "Милые рощи застенчивой родины (цвета слезы или нитки суровой)..."; "Груша заглохшая, в чаще одна, я красоты твоей не нарушу"; "Сосны цветут -- свечи огня спрятав в ладони будущих шишек..."; "Виснут черемухи свежие стружки...". Поэт с каким-то удивлением признается сам себе: "Вижу как будто впервые озеро красоты русской периферии".

«Объясняя, почему он не жалеет лет, отданных архитектуре, Вознесенский писал в предисловий к «Дубовому листу виолончельному»: «Любой серьезный архитектор начинает осмотр проекта с плана и конструктивного разреза. Фасад--для непосвященных, для зевак. План--конструктивный и эмоциональный узел вещи, правда, нерв ее».

Вознесенский работает над произведениями большой поэтической формы, им написаны поэмы "Лонжюмо", "Оза", "Лед69", "Андрей Палисадов" и др. Его поэмы естественно вырастают из его стихотворений и возвышаются среди них, как деревья среди кустов. Эти поэмы стремительны, образы не застревают на быте и скрупулезной описательности, не хотят буксовать. Пространство дается в полете: "ночной папироской летят телецентры за Муром". В центре внимания -- Время (с большой буквы), эпическое Время:

Вступаю в поэму,

Как в новую пору вступают.

Так начинается поэма "Лонжюмо".

Реакция поэта на современное, жизненно важное -- мгновенна, безотлагательна, скорая помощь и пожарная команда его слова -- круглосуточны и безотказны. Болевое, человечное, пронзительное решительно и отчетливо характеризует творчество поэта.

Все прогрессы реакционны,

Если рушится человек.

Андрей Вознесенский писал также статьи по проблемам литературы и искусства, немало занимался живописью, часть его полотен находится в музеях.

В 1978 году в Нью-Йорке ему присудили премию Международного форума поэтов за выдающиеся достижения в поэзии, в этом же году за книгу "Витражных дел мастер" Андрей Вознесенский награжден Государственной премии СССР.

По Вознесенскому, человек - строитель того времени, в котором живет:

… минутные деревья вам доверены,

владейте не лесами, а часами.

И здесь поэт говорит о том, что время - оно выше всего. И именно оно охраняет человечество, его жизнь от забвения и разрушения: «живите под минутными домами». Мысль парадоксальная, но очень точная, как мне кажется.

Таким образом, можно сказать, что автор облекает все вещное, пространственное, во временную ткань. Даже Дом у него приравнивается ко времени. Это две параллельные прямые, которые все же, в конце концов, пересекаются. Даже одежду Вознесенский предлагает заменить временем, ведь оно дороже самых ценных мехов:

и плечи вместо соболя кому-то

закутайте в бесценную минуту...

Действительно, время - это самый лучший подарок для любого человека, но, к сожалению, подарить его - во власти только высших сил, Бога.

Стоит заметить, что рифма вообще не свойственна стихам Вознесенского. В данном стихотворении он зарифмовал лишь первую и вторую строфы - те, которые посвящены вещной стороне человеческого существования. Другие же две строфы не только не зарифмованы, но и построены несимметрично (по пять и два стиха в каждой). Они такие же, как и само время, о чем и говорит поэт в первом стихе третьей строфы: «Какое несимметричное Время!»

Пафос стихотворения «Живите не в пространстве, а во времени…» строится на противопоставлении - времени и пространства. И хотя поэт ставит их на разные полюса жизни человека, одно без другого невозможно. Впрочем, и люди не могут существовать без них.

Интересно, что в стихотворении нет конкретизации - нет ни лирического героя, ни обращения к кому-то лично. Все обобщенно, и вместе с тем касаемо каждого.

Вознесенский доказывает, что у него жизнь не такая, как у читателя, но зато такая, к которой читатель непременно должен стремиться. И хотя прямо в стихотворении это не указано, это чувствуется. Чтобы стать художником, личностью, нужно жить «во времени». То есть, подчеркивая дистанцию, Андрей Вознесенский одновременно призывал ее преодолеть.

И эта реальная, манящая достижимость приобщения к миру искусства завораживает и обольщает. Ведь именно такие люди, как поэт, живут во времени еще долго, даже после своей телесной жизни.

Странные сравнения, очень точные и пугающие, приводит автор в предпоследней строфе. Бросает в дрожь от осознания верности того, что:

Последние минуты - короче,

Последняя разлука - длиннее...

И ничего здесь не попишешь - так и есть. Нагнетание в строфе атмосферы безысходности, но возможности все изменить, выбора, подчеркивает повторение слова «последние».

Умирают - в пространстве,

Живут - во времени.

И здесь уж выбор за каждым - где он хочет жить, какую память о себе оставить. Наверное, это один из вечных, но вот так странно выраженных в стихотворении современного поэта, вопрос.

«Эстрадная поэзия». Этим термином обычно обозначают исторически конкретное явление в истории русской литературы, когда на рубеже 1950-1960-х годов несколько поэтов (прежде всего, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Роберт Рождественский) начали читать свои стихи в Политехническом музее, во Дворце спорта в Лужниках, в других залах, рассчитанных на сотни и тысячи слушателей. Эта практика еще в дотелевизионную эпоху, во-первых, сделала их безусловными литературными звездами, а во-вторых, непосредственным образом сказалась на характере самих «эстрадных» стихов, стимулируя тяготение этих поэтов (и их последователей) к повышенной коммуникативности, форсировано яркой образности, исповедальному и проповедническому пафосу, афористичности и публицистичности, эффектным ораторским жестам. Голос и манера поведения поэта, его имидж, легенда, окутывающая его образ, при этом органичной и неотъемлемой частью входят в состав лирического сообщения, облегчают его усвоение максимально широкой аудиторией слушателей.

В творчестве «эстрадных» поэтов мощным художественным фактором стал пафос эстетического «воспоминательства», восстановления, поскольку было сильным ощущение разрыва традиции, потери культурной памяти. Развивались неомодернистские тенденции: «все либеральное шестидесятничество по сути - неомодернизм» (Кулаков В., 1999, с. 70). Для некоторых их них были важны прямые и опосредованные контакты с классикой «серебряного века» (ученичество А. Вознесенского у Б. Пастернака, культ А. Ахматовой и М. Цветаевой в поэзии Б. Ахмадулиной). «Громкая лирика» наследовала традиции русского футуризма и постфутуристической советской поэзии 20-х гг. с ее пафосом комсомольской романтики, ориентируясь в первую очередь на конструктивизм и позднего В. Маяковского, от которого она получила сильнейшие творческие импульсы, переняв его гражданственность, придающую личному значение всеобщего, а общее переживающую как личное. «Оголенность» чувств, суровая правдивость изображения, бесстрашие видения в стихах «эстрадников» отсылают к ближайшим предшественникам - поэтам фронтового поколения.

Одними из самых характерных особенностей поэзии 50-60-х гг. явились полемичность, боевой пафос, общественная активность. Здесь велась непрекращающаяся дискуссия по наиболее актуальным вопросам современности. При этом судьбы отдельных людей, жизнь страны, мировые события «шестидесятники» «пропускали через себя», резонируя на них предельно эмоционально, с живой непосредственностью.

Несомненным лидером «эстрадной поэзии» был Евгений Евтушенко. Несмотря на все (в большей степени справедливые) звучавшие тогда и впоследствии упреки в излишних дидактизме и риторичности, низком уровне художественности многих лирических произведений, его творчество важно для осмысления литературной жизни тех лет, так как оно воплотило в себе все идеологические и эстетические достоинства и недостатки «оттепельного» движения и поэтического направления, ставшего его неотъемлемой частью.

Как поэт Е.А. Евтушенко рожден общественной ситуацией середины 50-х гг. Сильнейшим стимулом развития его художественного мышления явился господствовавший в литературе публицистический, общественно-политический пафос. Постепенно поэт оказался в центре читательского внимания благодаря своему таланту, гражданскому темпераменту, умению задевать за живое. Его поэзия продолжает традиции русской классики XIX в. (А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, особенно велика роль Н.А. Некрасова) и модернистской поэзии рубежа XIX-XX вв.: «Известно, как спорили между собой Есенин, Маяковский, Пастернак. Мне хотелось бы помирить их внутри себя...» (Евтушенко Е.А., 1989, с. 256)

А.А. Вознесенский - поэт века научно-технической революции и жесточайшего кризиса гуманизма. Это состояние выражает себя прежде всего через поэтику тропов. Особенно характерны в данном отношении метафоры, поскольку метафору автор понимает «не как медаль за художественность, а как мини-мир поэта. В метафоре каждого крупного художника - зерно, гены его поэзии» (Вознесенский А.А., 1998, с. 76). В ассоциативное поле метафор раннего А.А. Вознесенского втянуты новейшие представления и понятия, рожденные эпохой научно-технической революции и модерна: ракеты, аэропорты, антимиры, пластмассы, изотопы, битники, рок-н-ролл и т.п. С приметами НТР соседствуют образы русской старины, великих художественных свершений и отзвуки глобальных событий.

Конструируя метафору, А.А. Вознесенский часто неожиданным образом сближает несоизмеримые друг с другом понятия: «Автопортрет мой, реторта неона, апостол // небесных ворот - / аэропорт!» («Ночной аэропорт в Нью-Йорке», Вознесенский А.А., 2000, т. 1, с. 75). Его поэзия играет смысловыми перекличками звуков. В этой установке на формальный эксперимент выражается самоощущение лирического героя - человека, жаждущего новых впечатлений и ищущего новые жизненные идеалы. Его мышление космополитично, зрение панорамно, для него характерны перемещения во времени и пространстве: Москва и Калифорния, аэропорт в Нью-Йорке и звезды над Михайловским.

Поэзия А.А. Вознесенского предельно личностна. Здесь все в конечном счете сводится к «Я» и все из него выходит. Лирический экспансизм А.А. Вознесенского склоняется к экспрессивной персонификации, распространению которой в поэзии второй половины XX в. он задал тон своим знаменитым «Я - Гойя!» («Гойя», там же, с. 15). Беды и радости страны, всего мира поэт воспринимает как свои собственные и призывает к революционному преобразованию жизни.

Характерное свойство поэзии Рождественского - постоянно пульсирующая современность, живая актуальность вопросов, которые он ставит перед самим собой и перед нами. Эти вопросы касаются столь многих людей, что мгновенно находят отклик в самых различных кругах. Если выстроить стихи и поэмы Рождественского в хронологическом порядке, то можно убедиться, что лирическая исповедь поэта отражает некоторые существенные черты, свойственные нашей общественной жизни, её движение, возмужание, духовные обретения и потери.

Постепенно внешнее преодоление трудностей, весь географический антураж молодёжной литературы того времени сменяются другим настроением - поисками внутренней цельности, твёрдой нравственной и гражданской опоры. В стихи Рождественского врывается публицистика, а вместе с ней и не утихающая память о военном детстве: вот где история и личность впервые драматически соединились, определив во многом дальнейшую судьбу и характер лирического героя.

В стихах поэта о детстве - биография целого поколения, его судьба, решительно определившаяся к середине 1950-х годов, времени серьёзных общественных сдвигов в советской жизни.

Большое место в творчестве Роберта Рождественского занимает любовная лирика. Его герой и здесь целен, как и в других проявлениях своего характера. Это вовсе не означает, что, вступая в зону чувства, он не испытывает драматических противоречий, конфликтов. Напротив, все стихи Рождественского о любви наполнены тревожным сердечным движением. Путь к любимой для поэта - всегда непростой путь; это, по существу, поиск смысла жизни, единственного и неповторимого счастья, путь к себе.

Обращаясь к актуальным поэтическим темам (борьба за мир, преодоление социальной несправедливости и национальной вражды, уроки Второй Мировой войны), проблемам освоения космоса, красоты человеческих отношений, морально-этических обязательств, трудностей и радостей повседневной жизни, зарубежным впечатлениям, Рождественский со своим энергичным, пафосным, «боевым» письмом выступил продолжателем традиций В. В. Маяковского.

Вопрос 29.

Значительным явлением в литературе семидесятых годов стала та художественная тенденция, которая получила название "тихой лирики". "Тихая лирика" возникает на литературной сцене во второй половине 1960-х годов как противовес "громкой" поэзии "шестидесятников". В этом смысле эта тенденция прямо связана с кризисом "оттепели", который становится очевидным после 1964-го года. "Тихая лирика" представлена, в основном такими поэтами, как Николай Рубцов, Владимир Соколов, Анатолий Жигулин, Анатолий Прасолов, Станислав Куняев, Николай Тряпкин, Анатолий Передреев, Сергей Дрофенко. "Тихие лирики" очень разнятся по характеру творческих индивидуальностей, их общественные позиции далеко не во всем совпадают, но их сближает прежде всего ориентация на определенную систему нравственных и эстетических координат.

Публицистичности "шестидесятников" они противопоставили элегичность, мечтам о социальном обновлении - идею возвращения к истокам народной культуры, нравственно-религиозного, а не социально-политического обновления, традиции Маяковского - они предпочли традицию Есенина (такая ограничительная бинарная оппозиция, как "Маяковский-Есенин", вообще была характерна для "оттепельных" пристрастий: аналогичные размежевания касались Ахматовой и Цветаевой, Евтушенко и Вознесенского, физиков и лириков, и т. п.); образам прогресса, научно-технической революции, новизны и западничества "тихие лирики" противопоставили традиционную эмблематику Руси, легендарные и былинные образы, церковные христианские атрибуты и т. п.; экспериментам в области поэтики, эффектным риторическим жестам они предпочли подчеркнуто "простой" и традиционный стих. Такой поворот сам по себе свидетельствовал о глубоком разочаровании в надеждах, пробужденных "оттепелью". Вместе с тем, идеалы и эмоциональный строй "тихой лирики" были гораздо более конформны по отношению к надвигающемуся "застою", чем "революционный романтизм" шестидесятников. Во-первых, в "тихой лирике" социальные конфликты как бы интровертировались, лишаясь политической остроты и публицистической запальчивости. Во-вторых, общий пафос консерватизма, т. е. сохранения и возрождения, более соответствовал "застою", чем шестидесятнические мечты об обновлении, о революции духа. В целом, "тихая лирика" как бы вынесла за скобки такую важнейшую для "оттепели" категорию, как категория свободы, заменив ее куда более уравновешенной категорией традиции. Разумеется, в "тихой лирике" присутствовал серьезный вызов официальной идеологии: под традициями "тихие лирики" и близкие им "деревенщики" понимали отнюдь не революционные традиции, а наоборот, разрушенные социалистической революцией моральные и религиозные традиции русского народа.

Роль лидера "тихой лирики" досталась рано погибшему Николаю Рубцову (1936-1971). Сегодня оценки Рубцова группируются вокруг двух полярных крайностей: "великий национальный поэт", с одной стороны, и "придуманный поэт", "псевдокрестьянский Смердяков", с другой. Было бы, разумеется, несправедливым объявить Рубцова всего лишь монотонным эпигоном Есенина, возведенным в сан гения усилиями критиков. Вместе с тем, даже рьяные поклонники Рубцова, говоря о его поэзии, неизменно уходят от серьезного анализа в измерение сугубо эмоциональное: "Образ и слово играют в поэзии Рубцова как бы вспомогательную роль, они служат чему-то третьему, возникающему из их взаимодействия" (В. Кожинов), "Рубцов словно бы специально пользуется неточными определениями... Что это? Языковая небрежность? Или это поиск подлинного, соответствующего стиховой ситуации смысла, освобождение живой души из грамматико-лексических оков?" (Н. Коняев). В отличие от "поэтов-шестидесятников", Рубцов совершенно игнорирует традиции поэзии модернизма. Он почти полностью освобождает свои стихи от сложной метафоричности, перенося главный акцент на напевную интонацию, достигающую подчас высоких пронзительных нот. Его поэзия стала весомым аргументом в пользу традиционности (в противовес - эксперименту, новизне). Сам Рубцов не без вызова писал:

Я переписывать не стану,

Из книги Тютчева и Фета,

Я даже слушать перестану

Того же Тютчева и Фета.

И я придумывать не стану

Себе особого Рубцова,

За это верить перестану

В того же самого Рубцова.

Но я у Тютчева и Фета

Проверю искреннее слово,

Чтоб книгу Тютчева и Фета

Продолжить книгою Рубцова.

Причем, интересно, что традиция, в которую Рубцов "встраивал" свое творчество, соединяя фольклорную песню (Рубцов нередко исполнял свои стихи под гитару или под гармошку), поэзию Тютчева, Фета, Полонского, Блока и, конечно, Есенина, выглядела весьма избирательно. Этот ряд постоянно перебирается в статьях и мемуарах о Рубцове. В самом "наборе" ориентиров звучал вызов: натурфилософы Тютчев и Фет поднимаются на знамя в противовес официально залакированному "социальному" Некрасову, "мистик" Блок и "упадочник" Есенин - в противовес официальному "поэту социализма" Маяковскому.

Но здесь упущено еще одно, может быть, самое существенное звено: между Блоком и Есениным располагалась так называемая "новокрестьянская поэзия", представленная в первую очередь Николаем Клюевым и Сергеем Клычковым: "тихая лирика" вообще и Рубцов в частности подключаются именно к этой оборванной тенденции, принимая из рук "новокрестьянских поэтов" такие качества, как религиозный культ природы, изображение крестьянской избы как модели мира, полемическое отталкивание от городской культуры, живой интерес к сказочному, легендарному, фольклорному пласту культуры.

На наш взгляд, значение поэзии Рубцова и должно оцениваться в масштабе сдвига культурных парадигм, происходившего на рубеже 1960-1970-х годов. В своих, не всегда совершенных, но эмоционально очень убедительных стихах Рубцов первым не интеллектуально, а суггестивно обозначил очертания нового культурного мифа, в пределах которого развернулась и "тихая лирика", и "деревенская проза", и вся почвенническая идеология 1970-1980-х годов.

Вопрос 30.

Деревенская проза - направление в русской литературе 1960-1980-х годов, осмысляющее драматическую судьбу крестьянства, русской деревни в 20 веке, отмеченное обостренным вниманием к вопросам нравственности, к взаимоотношениям человека и природы. Хотя отдельные произведения начали появляться уже с начала 1950-х (очерки Валентина Овечкина, Александра Яшина и др.), только к середине 1960-х «деревенская проза» достигает такого уровня художественности, чтобы оформиться в особое направление (большое значение имел для этого рассказ Солженицына «Матрёнин двор»). Тогда же возник и сам термин. Крупнейшими представителями, «патриархами» направления считаются Ф.А.Абрамов, В.И.Белов, В.Г.Распутин. Ярким и самобытным представителем «деревенской прозы» младшего поколения стал писатель и кинорежиссёр В.М.Шукшин. Также деревенская проза представлена произведениями В. Липатова, В. Астафьева, Е. Носова, Б. Можаева, В. Личутина и других авторов. Создаваемая в эпоху, когда страна стала преимущественно городской, и веками складывавшийся крестьянский уклад уходил в небытие, деревенская проза пронизана мотивами прощания, "последнего срока", "последнего поклона", разрушения сельского дома, а также тоской по утрачиваемым нравственным ценностям, упорядоченному патриархальному быту, единению с природой. В большинстве своем авторы книг о деревне - выходцы из нее, интеллигенты в первом поколении: в их прозе жизнь сельских жителей осмысляет себя. Отсюда - лиричность повествования, "пристрастность" и даже некоторая идеализация рассказа о судьбе русской деревни.

Чуть раньше, чем поэзия «шестидесятников», в русской литературе сложилась наиболее сильная в проблемном и эстетическом отношении литературное направление, названное деревенской прозой. Это определение связано не с одним предметом изображения жизни в повестях и романах соответствующих писателей. Главный источник такой терминологической характеристики – взгляд на объективный мир и на все текущие события с деревенской, крестьянской точки зрения, как чаще всего принято говорить, «изнутри».

Эта литература принципиально отличалась от многочисленных прозаических и стихотворных повествований о деревенской жизни, которые возникли после окончания войны в 1945 году и должны были показать быстрый процесс восстановления всего уклада – экономического и нравственного в послевоенной деревне. Главными критериями в той литературе, получавшей, как правило, высокую официальную оценку, были способность художника показать общественную и трудовую преобразовательную роль и руководителя, и рядового землепашца. Деревенская же проза в ныне устоявшемся понимании близка была пафосу «шестидесятников» с их апологией самоценной, самодостаточной личности. При этом эта литература отказалась даже от малейших попыток лакировки изображаемой жизни, представив истинную трагедию отечественного крестьянства в середине 20 века.

Такую прозу, а это была именно проза, представляли очень талантливые художники и энергичные смелые мыслители. Хронологически первым именем здесь должно выступать имя Ф.Абрамова, рассказавшего в своих романах о стойкости и драме архангельского крестьянства. Менее социально остро, но эстетически художественно еще более выразительно представлена крестьянская жизнь в повестях и рассказах Ю.Казакова и В.Солоухина. В них звучали отголоски великого пафоса сострадания и любви, восхищения и признательности, звучавшего в России с 18 века, со времен Н.Карамзина, в повести которого "Бедная Лиза" моральным лейтмотивом звучат слова: «и крестьянки любить умеют».

В 60-е годы благородный и нравственный пафос этих писателей обогатился небывалой социальной остротой. В повести С.Залыгина «На Иртыше» воспет крестьянин Степан Чаузов, оказавшийся способным на неслыханный по тем временам нравственный подвиг: он защитил семью крестьянина, обвиненного во враждебном отношении к Советской власти и отправленного ею в ссылку. Великим пафосом искупления вины интеллигенции перед крестьянином предстали в отечественной литературе самые знаменитые книги деревенской прозы. Вряд ли какая иная национальная литература имеет такое созвездие творч

Вопрос 31.

Без сомнения, В.М.Шукшин является мастером в жанре короткого рассказа. Этого писателя можно считать продолжателем традиций классической русской литературы. Основной целью человеческой жизни Шукшин считал желание помочь окружающим.

Особенностью творчества писателя по праву можно считать стремление раскрыть сущность своих персонажей в самые сложные моменты их жизни. В образах, создаваемых Шукшиным, воплощены идеалы простого русского человека. Любое произведение, по мнению писателя, должно «рождать в душе его радостное чувство устремления вослед жизни или с жизнью вместе».

Яркой особенностью творчества Шукшина является динамичность, быстрая смена картин, которая способствуют большему пониманию сложившейся ситуации. Героями его рассказов являются обычные люди, живущие так, как велит им внутренний мир.

Но не всегда Шукшин сам подводит итоги. Чаще всего читатель сам должен понять и осознать, о чем говорит автор и что он считает самым главным в той или иной ситуации.

Для раскрытия характеров своих героев Василий Шукшин, кроме всего прочего, прибегает к юмору и к комическим моментам.

Таким образом, отношение читателей к героям Шукшина формируется во многом благодаря комическим ситуациям, которые и раскрывают образы в полной мере. Кроме того, они показывают персонажей такими, какими они являются в реальности.

Очень часто в произведениях В.Шукшина веселые нотки переплетаются с грустью и какой-то всепоглощающей тоской. Так, в рассказе «Думы» главный герой, слушая чуть ли не каждую ночь звуки гармони на улице, вспоминает свои молодые годы, где было много памятного. Самые разные мысли одолевают героя: вспоминает он о смерти брата, о своей жене, думает о будущем. Надо сказать, что Шукшину свойственно обращение к форме раздумий в своих произведениях, ибо именно размышления раскрывают внутренний мир человека.

В языковом плане рассказы писателя очень ярки и многогранны. Автор легко воссоздает речь героев, которая является очень живой и образной.

В ранних рассказах преобладает образ простого человека, трансформированный в образ сельского жителя, идеалы, связанные с нравственностью. В целом идеал ранний шукшинский, как и идеал деревенской традиции в целом, отыскивается в мире малой родины с отчетливыми нравственными ориентирами.

В рассказах 60-х годов усложняется взаимоотношение героя с миром. Изначально цельный нравственный характер, но дальше больше усложняется противоречие натуры шукшинских героев. По такой линии идет творческая эволюция Шукшина. Выход за рамки деревенской литературы в сторону углубления натуры героя, сам деревенский мир, который является пусть и в мифологическом виде, перестает быть носителем авторского идеала. Противопоставление деревенской и городской цивилизации у него отчасти снижается. Принадлежность героя к миру деревенскому не избавляет героя от противоречий, попытки осмыслить мир.

Большое художественное открытие Шукшина – ему удается создать новый тип героя художественной литературы. Шукшинские чудики – тип героя, густо населяющий его прозу, кинематографию. Чудик по созвучию соотносится с понятием «чудак». Чудик – особый инвариант, отличающийся от исходного прототипа «чудака». От Дон Кихота Сервантеса до Фауста Гете – герои чудаки встречаются. Чудак он, потому что выглядит странно, непонятно его современникам, которые живут с ним вместе в художественном мире произведения. Герой-чудак становится воплощением авторского идеала как в Дон Кихоте, так в Фаусте, потому что такие герои опережают свою эпоху мудростью, воплощением авторских идеалов. Живут с законами мироздания, которые их окружают.

Шукшинские чудики – интересная версия героев-чудаков. Форма слова чудак-чудик показывает направление трансформации, которая происходит. Шукшинские чудики также нелепы, непонятны для окружающих, совершают непонятные поступки, драматическое развитие событий… Это герои отнюдь не мудрецы (отличие шукшинских героев). Чудик – это чудак, лишенный мудрости, но не потому что он гениально открывает, предвидит новые ценности, идеалы. Они не философы, не гении. Для Шукшина важно другое – интуитивное стремление что-то в жизни изменить, что-то в жизни отыскать, но так как образования не так уж и много, то благие намерения оказываются конфузом. Шукшинский чудик чувствует неудовлетворенность повседневным своим существованием и интуитивно ищет выходы из своей ситуации. В итоге интуитивное ощущение выливается, чудик начинает искать возможности раздвинуть границы жизни, в которой он живет. Нужно сделать мир хоть чуточку лучше для ближнего. Чудики не мыслят границами культуры, нации, но стремятся сделать окружающую жизнь лучше. Для Шукшина важна их неудовлетворенность и поиск новых горизонтов.

Рассказы Шукшина обладают эвристичной структурой. Принцип новеллистичности связан с динамичным изображением яркого события. У Шукшина новеллистичность соединяется с кинематографичностью. Его рассказы строятся как цепочка новелл. Иногда две – три страницы – объем рассказа, он лаконичен. Это одна особенность сюжетостроения: динамичность сюжета и построение цепочки новелл(как фильме цепь эпизодов склеивается и монтируется). Так строится роман, монтажное сцепление хорошо заметно, даже одно центральное событие разбито на эпизоды, насыщенность очень высокая на достаточно малом пространстве.

Другая стилевая черта – диалогизм, очень много прямого слова персонажа. Авторское присутствие тоже есть, но все равно возникает ощущение, что произведения Шукшина состоят из диалогов (как в кино). У Шукшина диалоги занимают большое место. Есть и внутреннее слово героя: диалог героя с самим собой, и диалог автора с читателем. Диалогичность не только на уровне повествовательной структуры организации. Диалогичность как внутренняя черта поэтики, на уровень семантики, содержания. Герои вступают в диалог друг с другом, с самим собой. Путь шукшинского героя – это путь к познанию самого себя (путь даже и интуитивного). Сами поступки полемичны и диалогичны и по отношению к миру, и к самому себе. Шукшинская проза – это в полной мере стихия диалога с точки зрения и семантики, и художественного поиска.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Вознесенской Андрей Андреевич (1933-2010) - советский и российский поэт, архитектор, художник и публицист. Один из самых известных поэтов-«шестидесятников» Советского Союза, за своё творчество был награждён в 1978 году Государственной премией СССР и в 2010 году Премией Правительства Российской Федерации (посмертно). В 1996 году во время проведения Парижского фестиваля «Триумф» французской газетой «Нувель обсерватер» Вознесенский был признан «самым великим поэтом современности».

Родители и детство

Андрей появился на свет в Москве 12 мая 1933 года. Его отец, Вознесенский Андрей Николаевич, 1903 года рождения, по профессии был инженером-гидротехником, работал на должности директора ведущей российской организации, которая занималась проектированием водохозяйственных и гидротехнических сооружений (Гидропроект). Андрей Николаевич также имел звания профессора и доктора технических наук, работал в Институте водных проблем Академии Наук СССР, принимал непосредственное участие в строительстве Ингурской и Братской гидроэлектростанций. Имел звание Заслуженного деятеля науки и техники Узбекской ССР.

По отцовской линии у Андрея Вознесенского был прадед - архимандрит, настоятель Муромского Благовещенского собора на Посаде, Андрей Полисадов. По национальности прадед был грузин, его взяли в заложники русские во время покорения Кавказа и увезли с собой в город Муром, где определили в монастырь. Прадед потом окончил семинарию, вступил в брак с русской женщиной и получил церковную фамилию - Вознесенский.

Мама, Вознесенская Антонина Сергеевна (девичья фамилия Пастушихина), 1905 года рождения, происхождением она была из Владимирской области.

У Андрея была ещё старшая сестра Наташа.

Неподалёку от Владимира на реке Киржач расположен одноимённый городок. Здесь, на маминой родине, и прошло детство будущего поэта. Когда началась война, Андрюша с мамой были эвакуированы за Урал в город Кургану, где их приютила у себя семья машиниста. В 1941-1942 годах Андрей учился в Кургане в школе № 30. Через много лет он вспоминал этот город: «Эвакуация забросила нас в ужасную дыру, но какой же эта дыра была доброй!»

Из эвакуации Андрюша с мамой вернулись в Москву, где он пошёл в одну из старейших школ города (сейчас это учебное заведение № 1060). Эту школу в своё время окончил знаменитый режиссёр Андрей Тарковский.

Юность

С раннего детства мальчик проявлял огромную любовь к сочинительству и рисованию. О своих детских стихах Андрей никогда не рассказывал, а вот произведения юности он отважился показать своему любимому поэту Борису Пастернаку. Парнишка отправил тетрадку со своими сочинениями великому литератору, а тот пригласил юношу в гости прямо к себе домой. Вознесенский был очень поражён, когда гений поэзии встретил его в коридоре коммунальной квартиры в свитере с дырявым рукавом.

Потом между ними завязалась переписка. Борис Леонидович ответил четырнадцатилетнему парню, что, несмотря на молодость, он ворвался в литературу стремительно и бурно. И эти, на первый взгляд незначительные письма, соединили двух поэтов - одного начинающего, совсем молодого, а второго опытного, можно сказать, мэтра. Их дружба продолжалась до самой смерти Пастернака.

Однажды Борис Пастернак сказал Андрею, что ему всегда нравилась его манера выражать свои мысли, думать и видеть окружающий мир, но мэтр литературы не ожидал, что Вознесенской будет услышан и признан обществом так скоро. Пастернак был рад, что ему удалось дожить до этого времени - периода признания Вознесенского как поэта.

Можно сказать, Пастернак таким образом благословил молодого Вознесенского на великое литературное будущее. Тем не менее сам же и отговорил парня от поступления в литературный институт. Пастернаку казалось, что юное дарование могут там испортить, и вообще мужчине лучше иметь более серьёзную профессию в жизни, чем поэт. Так в 1952 году Андрей после окончания школы поступил в Московский архитектурный институт. Отучился, как положено, пять лет и в 1957 году получил диплом архитектора.

Творчество

По полученной специальности Вознесенскому работать не довелось, его жизнь уже полностью принадлежала искусству. С того времени и навсегда Андрей стал человеком двух профессий. Однако многие критики впоследствии отмечали, что именно архитектурное высшее образование повлияло на творчество Вознесенского. Его называли изобретателем в поэзии, а в стихах всегда можно было уловить игру, конструкции, архитектурное мышление. Вряд ли найдутся любители поэзии, которые не знают его знаменитых «сортиров рококо» и «коровников в амурах».

В 1958 году были опубликованы его первые стихи, которые отличались своеобразным стилем. Лирика Вознесенского была экстравагантной, звуковые эффекты и ритмическая система в них усложнялись. Яркие стихи молодого поэта, которые печатали в периодических изданиях, не остались незамеченными.

А уже в 1959 году, после того как напечатали его поэму «Мастера», имя поэта Андрея Вознесенского стало всенародно известным. Признание миллионов читателей было получено. Вознесенский стал ярким представителем нового поколения поэтов. Началась эра «шестидесятников», которые творили и мыслили свободно.

В Москве на Новой площади в Политехническом музее стали организовываться литературные вечера. Там читали свои стихи Вознесенский, Окуджава, Рождественский, Евтушенко, Ахмадуллина. Залы набивались полные. Они не могли вмещать всех желающих слушать поэзию нового поколения. Поэты стали выступать на стадионах, где собирались многотысячные аудитории.

1960 год ознаменовался выходом сразу двух поэтических сборников Вознесенского «Мозаика» и «Парабола». В культурной жизни СССР это стало очень ярким событием. В советскую официальную литературу его стихи не вписывались, критики только и делали, что разносили поэзию Вознесенского в пух и прах.

В 1963 году разразился его знаменитый скандал с Н. С. Хрущёвым. В Кремле проходила творческая встреча, и Вознесенский должен был выступать. Свою речь он начал с заявления, что не является членом Коммунистический партии, как и его любимый поэт Владимир Маяковский. На что Хрущёв предложил Андрею Вознесенскому убираться вон, и если необходимо, то даст указания для подписания ему заграничного паспорта.

Возможно, в другое время и для другого поэта, это был бы крах всего творческого пути. Но не для Вознесенского, народу нужны были его стихи. Книги поэта расходились огромными тиражами.

Также сильно его творчество любили за границей. Он очень много и часто ездил с выступлениями в Польшу, Болгарию, США, Австрию, Италию, Великобританию, Канаду, Францию. Среди поклонников поэзии Вознесенского Роберт Кеннеди, Пабло Пикассо, Аллен Гинзберг, Мартин Хайдеггер, Артур Миллер, Жан-Поль Сартр, Мэрилин Монро, Пьер Карден, Жаклин Кеннеди, Марк Шагал, Рональд Рейган.

Около двух десятков поэтических сборников вышло из-под пера Вознесенского. В 1993 году фурор произвёл его безразмерный молитвенный сонет «Россия воскресе», который был напечатан в журнале «Дружба народов».

Самым известным его произведением, которое было поставлено на театральных подмостках, стала любимая во всём мире рок-опера «Юнона и Авось». Эта постановка - визитная карточка труппы московского театра «Ленком». В мировой известности этой оперы немалая заслуга Вознесенского. И не только в том, что они вместе с композитором Алексеем Рыбниковым написали потрясающие стихи и музыку. Вознесенский хорошо дружил со знаменитым модельером Пьером Карденом, который помог организовать постановки «Юноны и Авось» в Париже, Нью-Йорке и других крупнейших городах мира.

В театре на Таганке в виде песен и стихов ставили его поэтический цикл «Антимиры», музыку к которым писали Борис Хмельницкий, Владимир Высоцкий. Это было что-то типа творческого вечера Вознесенского, где в первом отделении его стихи читали актёры театра, а во втором он сам.

На стихи Вознесенского написано очень много популярных эстрадных песен, которые исполняли именитые советские певцы. Самые известные из них:

· «Песня на «бис», «Миллион алых роз» (Алла Пугачёва);

· «Вальс при свечах» (Сергей Никитин);

· «Верни мне музыку», «Особый друг», «Начни сначала» (София Ротару);

· «Затмение сердца» (Валерий Леонтьев);

· «Ода сплетникам» (Владимир Высоцкий);

· «Не возвращайтесь к былым возлюбленным» (Галина Беседина и Сергей Тараненко);

· «Плачет девочка в автомате» (Евгений Осин).

поэт публицист вознесенский цикл

· Орден «За заслуги перед Отечеством» II степени (5 мая 2008) -- за выдающиеся заслуги в развитииотечественной литературы и многолетнюю творческую деятельность.

· В 1978 г. в Нью-Йорке Вознесенскому А. А. присуждена премия Международного форума поэтов за выдающиеся достижения в поэзии

· Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (15 января 2004) -- за большой вклад в развитие отечественной литературы

· Орден Трудового Красного Знамени (1983)

· Государственная премия СССР (1978) -- за сборник «Витражных дел мастер» (1976).

· Он является почётным членом десяти академий мира, в том числе Российской академии образования (1993), Американской академии литературы и искусства, Баварской академии искусств, Парижской академии братьев Гонкур, Европейской академии поэзии и других.

· Золотой Почетный знак «Общественное признание» (2003)

Личная жизнь

Непродолжительные отношения были у Вознесенского с поэтессой Беллой Ахмадуллиной после того, как она ушла от своего первого супруга Евгения Евтушенко.

В 1964 году Андрей женился на Зое Богуславской. До конца жизни она была его Музой и Озой (так он называл Зою). Это была необыкновенная любовь. Богуславская была старше Вознесенского на четыре года, на момент их знакомства она состоялась как драматург, писатель и литературный критик. Более того, Зоя была замужем и растила сына.

Но Вознесенский выбрал её как своё спасение, будто чувствовал каждой клеточкой своего тела, что это и есть его судьба. Она сопротивлялась и не хотела ничего менять в своей благополучной счастливой жизни. Но Андрей был настойчив, и Зоя сдалась. Она оставила прежнюю семью, и 46 лет шла рядом с Вознесенским бок о бок в радости и в горе.

Болезнь и смерть

На самом деле смерть как будто постоянно преследовала его и тихо отступала. В 70-х годах по Советскому Союзу прокатился слух о том, что поэт Андрей Вознесенский попал в аварию и разбился. Авария, и правда, была, машину смяло, как говорится, всмятку, но все, кто в ней находился, остались живы. За рулём был знаменитый писатель и поэт Казахской ССР Олжас Сулейменов. В машине также находилась актриса Татьяна Лаврова, которая была для Вознесенского его вечной и яркой влюблённостью.

Вторая авария случилась в жизни поэта, когда он ехал на такси к себе домой в Переделкино. Машина снова была смята в хлам, а поэт остался жив благодаря своей любимой песцовой лохматой шапке. Смерть снова обошла его, а он позднее написал стихи, где благодарил неведомого зверя, из которого пошили спасительную шапку.

Третий раз поэту повезло, когда он должен был улетать из Новосибирска в Москву и опоздал на свой самолёт, который во время этого полёта разбился.

В 1995 году медики диагностировали у Андрея Вознесенского первые признаки болезни Паркинсона. У него начали слабеть мышцы горла и конечностей.

В 2006 году у поэта случился первый инсульт. Последствия после него были тяжёлыми: почти полная парализация левой руки и проблемы с ногами, Андрей Андреевич очень тяжело стал передвигаться.

В 2010 году у него случился второй инсульт и потеря голоса. В мае этого же года Вознесенский с супругой Зоей Богуславской уехали в одну из лучших немецких клиник в город Мюнхен. Медиками ему была сделана операция, в ходе которой устранили атеросклеротическое повреждение артерий, что предотвращало возможность последующих инсультов. Но оперативные действия хирургов из Германии не смогли надолго продлить жизнь поэту.

1 июня 2010 года у Вознесенского случился третий инсульт. В 13 часов 10 минут его сердце остановилось. Перед этим жена вызвала «Скорую помощь», но когда медики приехали, поэт уже был мёртв. Когда тело Вознесенского увозили в морг, у ворот дома уже лежали красные гвоздики.

Андрей Андреевич проживал в Переделкино, рядом находилась дача-музей его учителя Бориса Пастернака. Ученик прожил дольше своего наставника на пятьдесят лет и два дня.

За это время Вознесенский ежегодно на день рождения Пастернака (6 февраля) и в день его смерти (30 мая) приходил на дачу своего учителя. После смерти Пастернака в его рабочем столе была найдена тетрадь, подписанная «Андрюшины стихи», в нескольких местах простым карандашом стояли какие-то пометки. Вознесенский оказался очень благодарным учеником. За полвека он только один раз не пришёл на дачу-музей Пастернака, 30 мая 2010 года. Он просто не мог этого сделать физически, а быть может, почувствовал, что через два дня он встретится со своим наставником уже навсегда…

Размещено на Allbest.ur

Подобные документы

Основные биографические вехи в жизни и деятельности одного из ведущих деятелей русского символизма Андрея Белого. Детские и университетские годы поэта. Пьеса "Балаганчик о любовном треугольнике. Жизнь после Октябрьской революции, последние годы жизни.

презентация , добавлен 23.11.2012


Детские и юношеские годы Александра Блока, его работа в период революции и последние годы жизни. Любовь к женщинам, нашедшая свое отображение в творчестве поэта. Тематическое наполнение циклов стихотворений "Распутья", "Город", "Возмездие", "Кармен".

презентация , добавлен 12.10.2011


Детство и юность, семья Ахматовой. Брак Ахматовой с Гумилевым. Поэт и Россия, личная и общественная темы в стихах Ахматовой. Жизнь Ахматовой в сороковые годы. Основные мотивы и тематика творчества Анны Ахматовой после войны и в последние годы жизни.

курсовая работа , добавлен 19.03.2011


Детские и юношеские годы А.П. Чехова. первые публикации и начало литературной деятельности. Самое страшное произведение русской литературы - "Палата № 6". Художественное мастерство Чехова в области драматургии. Последние годы жизни и творчества писателя.

реферат , добавлен 03.06.2009


Детство и годы учебы А.П. Чехова в Таганроге. Литературные интересы молодого Чехова, его увлечение театром. Творчество писателя в различные периоды жизни. Поездка на остров Сахалин. Усадьба в Мелихове. Драматургическая деятельность. Последние годы жизни.

презентация , добавлен 28.12.2011


Полная биография поэта 60-х годов Андрея Андреевича Вознесенского. Общая характеристика поэзии периода "оттепели". Анализ убеждённых интернационалистов и сторонников мира без границ. Сущность важных особенностей поэтики. Проблемы ранней поэзии писателя.

курсовая работа , добавлен 03.04.2015


Описание жизни А. Пушкина - величайшего русского поэта, драматурга и прозаика. Его успехи и неудачи в домашнем образовании, лицейские годы. Ссылка молодого поэта за свободолюбивые стихи. Помолвка Пушкина с Наталией Гончаровой. Последние годы жизни поэта.

презентация , добавлен 13.11.2013


Детские годы и юность И.С. Тургенева. Знакомство с французской певицей П. Виардо, дружеские отношения с которой продолжались в течение всей его жизни. Цикл очерков "Записки охотника", осуждающих крепостное право. Вклад в развитие русской литературы.

презентация , добавлен 20.10.2013


Детские годы М.Ю. Лермонтова в селе Тарханы. Переезд Лермонтова в Москву, его учеба в университете. Период кавказской ссылки поэта, ее влияние на дальнейшее творчество. Период творческого спада в годы, проведенные в условиях казарменной муштры.

презентация , добавлен 17.01.2012


Марина Ивановна Цветаева как русская поэтесса, прозаик, переводчик. Детство и юность, влияние матери. Начало творческой деятельности. Романтические пьесы и поэмы периода гражданской войны. Эмиграция и возвращение в СССР. Последние годы жизни Цветаевой.

1. Связь темы духовной красоты человека с темами природы и окружающего мира.
2. Нравственный стержень героев Евтушенко и Вознесенского.
3. Тема духовной красоты человека в авторской песне.
Формула “людей неинтересных в мире нет” была заявлена Е. Евтушенко уже в 1960 году. Это стихотворение обращено к людям, которых иногда принято называть “простыми”. В своем творчестве каждый писатель, поэт так или иначе обращается к этой теме – теме человека, его души, его поступков и намерений. Но тема человека, его духовной красоты всегда

связана с темой природы, окружающего мира, той средой, в которой человек проявляет свои мысли и чувства. Стихотворение Алексея Парщикова “Элегия” – вроде бы о природе, о жабах, как низших представителях животного мира, но и здесь проступает его интерес к красоте живого, к людям, их действиям, поступкам.
…В девичестве вяжут, в замужестве – ходят с икрой,
Вдруг насмерть сразятся, и снова уляжется шорох.
А то, как у Данта, во льду замерзают зимой,
А то, как у Чехова, ночь проведут в разговорах.
Человеку выпадает роль посредника между природой и человечеством. А. Вознесенский когда-то говорил об

этом:
Мы – двойники. Мы агентура
Двойная, будто ствол дубовый,
Между природой и культурой,
Политикою и любовью.
Проблема человека и его нравственного идеала волновала многих авторов – не только прозаиков, но и поэтов. Нравственный стержень лирического характера у Евтушенко проявляется в стихах о людях, которые уже прошли жесточайшую проверку на прочность и выдержали ее на войне. Это такие стихотворения, как “Свадьбы”, “Фронтовик”, “Армия”, “Настя Карпова”. В стихотворении “Фронтовик” герой – раненый солдат, предмет величайшего обожания мальчишек и подростков. При этом мы видим самое решительное осуждение моральной уступчивости фронтовика, который, сильно напившись, приставал со своими ухаживаниями то к одной, то к другой девушке и “слишком звучно, слишком сыто вещал о подвигах своих”. Не только дети, герои стихотворения, но и поэт связывает нравственный идеал с людьми, сражавшимися на фронте, поэтому он не позволяет ни малейшего отклонения от него фронтовику, поэтому упорно твердит, что “должен быть он лучше, лучше, за то, что он на фронте был”.
Особенно показательна в этом смысле последняя книга Вознесенского – “Прорабы духа”, где сквозная публицистическая тема проходит сквозь стихи, прозу, критические заметки. Кто такие прорабы духа для Вознесенского? Это люди редкого призвания – “общественники культуры”, “творцы творцов”, организаторы, защитники, помощники, подвижники, люди, реализовавшие себя не прямо в творчестве, а в “деятельности ради искусства”. Такие, как Третьяков, Цветаев, Дягилев. Но автор не склонен к жесткому разделению людей искусства на собственно художников и как бы предназначенных для их обслуживания духовных прорабов. Черты “прорабства” обнаруживает он в поэтах, композиторах, режиссерах. И еще дальше, еще шире: прорабы духа – это все, кто участвует в созидании – духовных ли ценностей, материальных.
В деревне находит свои нравственные идеалы поэт Н. Рубцов. Размеренная жизнь сельского труженика, привычные повседневные заботы простых людей отвечают состоянию души Рубцова. Она растворяется в необъятности сельской природы, поет ее голосом, плачет ее слезами. Но и слезы у Рубцова не “горькие”, они хрустально чистые, иногда чуть подернутые вуалью светлой печали. Такова поэтическая зарисовка “Добрый Филя”. Рубцов видит доброту деревенских жителей, их не знающую границ доверчивость. Он помнит, что и в его “Николе” никогда не запирали дверей, заменяя замки батожком, приставленным к косякам. Потому-то как раз деревня никогда не прощала воровства, “лихих людей” навечно изгоняли из общины. Может быть, наиболее отчетливо и ярко тема человека и его духовной красоты проявилась в лирике поэтов-бардов, создателей авторской песни – Б. Окуджавы, В. Высоцкого, А. Розенбаума. Их лирика наиболее близка к человеку, к его самым потаенным мыслям и желаниям. Успех пришел к Окуджаве потому, что он обращается не к массе, а к личности, не ко всем, а к каждому в отдельности. Суть авторской песни состоит в утверждении авторской – т. е. свободной, неподцензурной, самостоятельной (от греч. autos – сам) – жизненной позиции, авторского мироощущения. Каждой такой песней автор как бы говорит: “Это – мой крик, моя радость и моя боль от соприкосновения с действительностью”. Центральным мотивом поэзии Окуджавы и, в частности, его песенного творчества является мотив надежды, понимаемой и трактуемой в нескольких ипостасях. Абстрактное понятие “надежда” “очеловечивается”, одушевляется Окуджавой, приобретает зримые черты, воплощаясь в реальной женщине по имени Надежда (“Товарищ Надежда по фамилии Чернова”, “Надя-Наденька… в спецовочке, такой промасленной”); в то же время имя Надежда поэтически обобщается, приобретая функцию символа.

Герои Высоцкого-лирика находятся в вечном движении-преодолении:
Для остановки нет причин.
Иду, скользя.
И в мире нет таких вершин,
Что взять нельзя.
Для ранних песен Высоцкого характерна манифестация неограниченных способностей человека, любви и дружбы. Его герои рвутся в облака, покоряют океаны, штурмуют горные вершины. Экстремальная ситуация является непременной составляющей романтической поэтики Высоцкого. Война также романтизирована Высоцким. Основной мотив его “военных” песен – воспевание подвигов летчиков, подводников, разведчиков, морской пехоты. Набат войны, как пепел Клааса, стучит в его сердце:
А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,

И когда наши кони устанут под нами скакать,

И когда наши девушки сменят шинели на платьица, –
Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять!
(“Песня о новом времени”)

Другие работы по этой теме:

1. 1. Новый виток поэзии. 2. Постмодернизм. 3. Соцарт и концептуализм. 4. Лирика Д. Пригова, Т. Кибирова. Новый виток поэзии начался в конце 1980-х годов, вместе...
2. Чувство любви рассматривается Мариной Цветаевой, как самое светлое и прекрасное чувство. Это центральная тема в поэтическом наследии поэтессы. Романтическому чувству посвятили свое творчество Александр Блок,...
3. Пожалуй, нет у нас в стране такого человека, который бы не знал Владимира Высоцкого. Он вошел в отечественную литературу со своей неизменной гитарой и хрипотцой...
4. В свое время Петр Вайль высказал интересную мысль по поводу творчества Иосифа Бродского: “При всей заданной жанром фрагментарностью самое ценное в книге – то общее...
5. Владимир Высоцкий за короткую яркую жизнь успел завоевать сердца миллионов соотечественников. Хриплый голос “поющего” поэта под неизменную гитару хорошо помнят пожилые люди, его творчество вызывает...
6. 1. Личность Е. А. Евтушенко. 2. Эволюция темы любви в творчестве поэта. 3. Анализ стихотворений. 4. Лиричность и публицизм произведений. Спасать любовь пора уже в...
7. “Когда стихает шум эпохи, мы начинаем понимать: за плечами гиганты”, – писал Борис Пастернак. Действительно, через много лет мы лучше понимаем гениальность тех, кто творил...
8. 1. Зарождение акмеизма. 2. Мотивы лирики Гумилева. 3. Позднее творчество. Я конквистадор в панцире железном, Я весело преследую звезду… Н. С. Гумилев Творчество Н. С....
9. Свою первую книгу стихотворений, который назывался “Сборник стихотворений”, Бальмонт издал в 1890 г. Все издание было проникнуто меланхолическим настроением, основные темы лирики этого начального периода...