Битва под прохоровкой воспоминания немцев. Курская битва — потери сторон

12 июля 1943 года советские войска отбили атаку немецко-фашистских войск. В широком поле, возле деревни Прохоровка, встретились две огромные танковые армии, общая численность танков превышала 1 200 единиц. Бой длился с утра до вечера, и советские войска одержали хоть трудную, но уверенную победу.

Так обычно описывается это сражение в советских учебниках, оттуда описание перекочевало и во многие российские учебники. Что самое интересное, в самом описании нет ни слова неправды. А что еще интереснее, если брать не отдельные слова, смысл, то мы не найдем и слова правды. Да, советские войска победили, да, битва была в поле, да, число танков превышало 1 200 единиц, да, все это так, но… Курская дуга представляла собой участок фронта, выгнутый в сторона фашистских войск, по сути плацдарм советской армии. А теперь давайте разберемся, что же такое плацдарм с точки зрения военной науки. Враг может атаковать с 3 сторон, защищать плацдарм всегда очень сложно, часто вообще невозможно. То есть статически, стратегически, сторона, обладающая плацдармом находится в невыгодном положении. Но динамически, тактически, она обладает большим преимуществом. Оно заключается в том, что и атаковать с плацдарма можно несколько точек обороны противника, некоторые даже с тыла. Кроме того, противник должен перестроить свои порядки, чтобы захватить плацдарм, так как игнорировать его нельзя.


Итак, мы пришли к правильному и логичному выводу: сторона, обладающая плацдармом, должна или атаковать, или заминировать плацдарм и уходить. Советские войска не сделали ни того, ни другого. Они решили защищать Курскую дугу, и, измотав наступающие войска немцев, мощным контрударом разбить вражеские армии, освободив от оккупации большую территорию. План атаки вермахта, в общих чертах, советским войскам был известен: партизаны перехватили и передали его советскому руководству.

Советская оборона представляла собой три линии окопов, бункеров и ДЗОТов (долговременных замаскированных огневых точек). Наступать немцы должны были с юга и с севера. Однако 4 июля, за день до наступления, из Берлина последовал приказ: немедленно две панзер дивизии (танковые дивизии) отправить в Италию, где войска Муссолини терпели поражение за поражением от местных отрядов итальянского Сопротивления. С северного направления атаки была отозвана легкая танковая дивизия, усиленная ремонтной бригадой (до Италии путь долог, а через 3-4 дня к атакующим войскам должна была подойти ремонтная бригада с другого фронта) и танковая дивизия (в основном PZ-IV) c южного направления атаки. В ночь на 5 число советские войска провели артобстрел немецких позиций. Стреляли в основном по кустам, потери фашистских войск были минимальны, но германские офицеры поняли, что советские войска знают о предстоящем наступлении. Принимая во внимание это, а так же отправку двух панзер дивизий в Италию, многие склонялись отложить наступление. Однако рано утром поступил приказ: наступление начинать по заранее одобренному (известному советским войскам) плану.

Немцы собрали на Курской дуге чуть больше тысячи танков (PZ-III, PZ-IV, PZ-V «пантера» и PZ-VI «тигр»). PZ-I и PZ-II, которые сами немцы называли «картонными коробками», в расчет можно не брать. Бывали такие случаи, когда пуля из автомата, выпущенная в упор, пробивала лобовую броню этого танка, убивала танкиста, пробивала броню танка сзади и убивала бегущего за танком немецкого пехотинца. После отправки двух дивизий в Италию у немцев осталась примерно 1000 танков. Все «пантеры», числом 250 единиц, были собраны на северном направлении в отдельный танковый корпус. «Тигры», числом 150, стояли на южном направлении. Около 600 PZ-III и PZ-IV и 50 «Элефантов», или, как они по-другому назывались, «Фердинанады» были примерно в равном количестве сосредоточены на обоих направлениях наступления. Предполагалась, сначала пойдут в атаку средние танки северного корпуса. Через три часа атакуют южный корпус, так же силами средних танков PZ-III и PZ-IV. «Пантеры» в это время марш-броском обходят позиции советских войск и бьют им во фланг. И когда советское командование решит, что основное наступление идет с севера, а южное направление лишь отвлекающий маневр, на сцену выступят эсесовские панзер дивизии. Всего у Германии было 4 панзер-СС дивизии, три из них стояло на южном направлении Курской дуги.

В результате того, что две танковые дивизии ушли в Италию, наступление позже, чем планировалось и северный и южный корпуса ударили одновременно. Многие из «пантер», собранных под Курском, недавно сошли с конвейера и у них были определенные недоработки. Так как ремонтная бригада ушла, а танкисты в большинстве своем не ездили раньше на таких машинах, около 40 «пантер» по техническим причинам не смогли принять участие в бою. Легкие танки должны были идти перед корпусом «пантер», должен был разведать дорогу для главной ударной силы северного направления. Легкая танковая дивизия была так же направлена в Италию, не хватало сил для первоначального удара, не то что для разведки. В итоге «пантеры» наткнулись на минное поле, от 50 до 70 машин было выведено из строя. После того как из 250 машин осталось около 150, командование решило отказаться от плана обхода и атаки с фланга «пантерами», они были вынуждены атаковать советские позиции в лоб. В результате на северном направлении немцы не взяли даже первой линии обороны из трех. А что же было на южном?

Так как дивизия, состоящая из PZ-IV, была отправлена в Италию, панзер-СС дивизиям пришлось не ждать решающего момента, а наступать в открытую с самого первого дня операции. На южном направлении атака немецких войск была крайне удачна, две линии советской обороны были сломлены, хоть и с жестокими боями, хоть и с большими потерями, но были сломлены. Третья линия еще оборонялась. Если бы она пала, панзер дивизии буквально раскатали бы северные линии обороны, атаковав их с тылу. Войска соседних советских фронтов, в частности Степного, были заметно слабее, чем армии, оборонявшие Курскую дугу, кроме того, в случае успеха здесь немцы были готовы наступать по всему фронту, можно утверждать, что победа в Курском сражении поставило бы советские войска перед нелегкой задачей. Немцы могли бы наступать на Москву, Атаковать Сталинград или просто двигаться прямо к Воронежу и Саратову, дабы там перерезать Волгу и создать обороноспособную позицию в тылу советских войск.

10 июля немцы вышли к третьей линии обороны советских войск. Были сняты части, защищавшие третью линию северной обороны, и спешно брошены на юг. Немцы на юге первоначально атаковали в районе городке Обоянь, затем перенесли основной удар на участок советской обороны, проходящий через речку Псел. Именно здесь 12 июля две советские армии, 5-я танковая и 5-я общевойсковая гвардейская, атаковали три немецкие панзер-СС дивизии. Советская танковая армия, по штату, состояла из 4 дивизий. В каждой дивизии – 200 танков. В общевойсковой армии так же была танковая дивизия. Итого, с учетом сил обороняющих участок под Прохоровкой, СССР сосредоточил на этом участке фронта около 1200 танков. Именно поэтому во всех учебниках написано, что в сражении участвовало БОЛЕЕ 1200 единиц техники – 1200 со стороны Советского Союза плюс танки со стороны вермахта. Давайте разберемся, сколько же танков было у немцев.

Немецкая панзер дивизия по штату состоит из 10 рот, которые объединены в 3 батальона (по три роты) и отдельную роту. Первый батальон состоял из легких PZ-I и PZ-II и выполнял в основном разведывательные функции. Второй и третий батальон составляли основную ударную силу (PZ-III и PZ-IV). 10-я отдельная рота оснащалась «пантерами» и «тиграми». В каждой роте по штату было 10 единиц техники, итого на дивизию 120 танков. Панзер-СС дивизии состояли из 150 танков. По донесениям немецких офицеров, к 12 июля, на восьмой день наступления, в войсках оставалось от 30% до 50% личного состава и техники. Итого к моменту начала сражения под Прохоровкой корпус панзер-СС насчитывал около 180 танков. Это примерно в 6,5 раз меньше чем было советских танков.

Проходи Великая Танковая Битва в чистом поле, то и полностью укомплектованные панзер-СС дивизии не выстояли бы перед числом советских танков, но дело в том, что место сражения, проходившего между деревней Прохоровка и колхозом «Ударник», ограничивалось, с одной стороны, излучиной реки Псел, а с другой железнодорожной насыпью. Ширина поля была от 6 до 8 километров. Согласно военной науке, дистанция между наступающими танками должна составлять около 100 метров. При уменьшении в два раза эффективность наступления увеличивается в полтора раза, а потери – в три. Поле боя было не только узким, но и изрезанным оврагами и ручьями. Потому можно смело утверждать, что одновременно в бою принимало участие не более 150 единиц техники. Несмотря на огромное численное превосходство советских войск, сражение велось практически «один на один». Отличие заключалось в том, что резервы вермахта, в отличие от резервов Ставки, были сильно ограничены.

Со стороны Германии в бою участвовали только три панзер-СС дивизии (всего таких дивизий было 4): «Leibstandarte Adolf Hitler», «Das Reich» и «Totencopf» («Мертвая голова»). Сражение длилось с утра до вечера, советские войска потеряли около 900 танков, панзер-СС корпус около 150, в 6 раз меньше. Вечером 30 оставшихся немецких танков, видя безнадежность дальнейшего боя, отступили. 300 Советских танков не решились их преследовать.

Так закончилось Великое Танковое Сражение.

Эпизод 2. Прохоровка. Легенда и Реальность

Курская битва часто упоминается как поворотный пункт Второй Мировой войны, фактически решившийся 12 июля 1943 года в крупнейшем танковом сражении в районе Прохоровки. Этот тезис встречается главным образом в советской историографии. Предположительно, передним краем всего хода Второй Мировой Войны был широкий перешеек между рекой Псел и железнодорожной станцией Прохоровка недалеко от Белгорода. В поистине титаническом поединке между двумя стальными армадами на ограниченном пространстве столкнулись не менее 1500 танков. С советской точки зрения это представляло собой столкновение двух подвижных лавин - 800 советских танков против 750-800 немецких. 12 июля 400 немецких танков были уничтожены и подразделения танкового корпуса СС понесли потери. Маршал Конев мелодраматически назвал эту битву «лебединой песней немецких танковых войск».

Создателем мифа о Прохоровке является генерал-лейтенант Ротмистров, командовавший 5-й гвардейской танковой армией, понесшей 12 июля самые большие потери за все время своего существования. Так как ему было необходимо оправдать себя перед Сталиным, он сочинил легенду о великой победе над 2-м танковым корпусом СС. Этот миф был также принят западными историками и существует по сей день.

Командарм-5 гв ТА Павел Алексеевич Ротмистров

«Случайно как раз в это же время немецкие танки пошли в атаку с противоположной стороны поля. Огромные массы танков бросились в лобовое столкновение. Воспользовавшись суматохой, экипажи Т-34 атаковали Тигры и Пантеры, на коротком расстоянии вели огонь по бортам или задней части, где хранились боеприпасы. Провал наступления немцев под Прохоровкой ознаменовал конец операции Цитадель. Более 300 немецких танков были уничтожены 12 июля. Битва под Курском вырвала сердце у немецкой армии. Советский успех под Курском, в котором так много было поставлено на карту, был важнейшим успехом в ходе всей войны».

В немецкой историографии видение этого сражения еще более драматизировано. В "крупнейшей танковой битве в истории", " сошлись друг с другом в открытом ближнем бою на участке не более 500 метров в ширину и 1000 метров в глубину два бронетанковых соединения со сложнейшей структурой.

Что представляла собой в реальности битва под Прохоровкой.

Во-первых, необходимо отметить, что 2-й танковый корпус СС 12 июля 1943 года не мог потерять 300 или (как у Ротмистрова) 400 танков;

В общей сложности во всей операции «Цитадель» его общие потери составили только 33 танка и штурмовых орудия, что однозначно видно из немецких документов. Он не мог противостоять на равных советским войсками, даже не теряя Пантер и Фердинандов, потому что их в его составе не было;

Кроме того, фикцией является высказывание Ротмистрова об уничтожении 70 Тигров. В тот день только 15 танков этого типа были готовы к использованию, из которых только пять участвовали в боевых действиях в районе Прохоровки. Всего в составе 2 танкового корпуса СС декретом 12 июля в общей сложности в рабочем состоянии было 211 танков, 58 штурмовых орудий, 43 истребителя танков (самоходных орудий). Однако, поскольку панцергренадерская дивизия СС "Мертвая голова" в этот день наступала севернее - выше реки Псел, то противостоять 5 гвардейской танковой армии должны были 117 исправных и боеготовых танков, 37 штурмовых орудий и 32 истребителя танков, а так же еще 186 боевых машин.

У Ротмистрова утром 12 июля было 838 боевых машин уже готовых к бою и еще 96 танков были на подходе. Он думал о своих пяти корпусах и отвел 5 гвардейский механизированный корпус в резерв и передал ему около 100 танков, чтобы защитить свой ​​левый фланг от наступавших с юга сил 3 танкового корпуса Вермахта. В бой было вовлечено 186 танков и САУ дивизий «Лейбштандарт» и «Рейх» против 672 советских. Оперативный план Ротмистрова может быть охарактеризован двумя направлениями главного удара:

Главный удар наносился фронтально с северо-востока по панцергренадерской дивизии СС «Лейбштандарт». Он наносился от Прохоровки между железнодорожной насыпью и рекой Псел. Однако, так как река была болотистой, для маневра оставался только один участок протяженностью 3 километра. В этом районе правее Псела был сосредоточен 18 танковый корпус, а левее железнодорожной насыпи - 29 танковый корпус. Это означало, что в первый день битвы более 400 боевых машин пошли на 56 танков, 20 истребителей танков и 10 штурмовых орудий «Лейбштандарта». Превосходство русских было примерно пятикратным.

Одновременно должен был быть нанесен еще один удар во фланг немцам на стыке между дивизиями «Лейбштандарт» и «Райх». Здесь наступал 2 Гвардейский танковый корпус, поддерживаемый 2 танковым корпусом. В общей сложности против немецкого дивизии, состоявшей из 61 боеготового танка, 27 штурмовых орудий и двенадцати истребителей танков готовы были выступить около 200 советских танков.

Кроме того, не следует забывать о соединениях Воронежского фронта, особенно о 69 армии, которая воевала на этом направлении. В полосе сражения 5 гвардейской танковой армии в дополнение к частям резерва также действовали соединения 5 гвардейской армии, например, 9 гвардейская парашютно-десантная дивизия. Ватутин так же отправил Ротмистрову 5 артиллерийских и 2 минометных полка, усиленных противотанковыми подразделениями, и 10 противотанковых артиллерийских бригад. В результате в районе Прохоровки плотность огня была таковой, что шансы выжить вне броневой защиты были минимальными. Советские контратаки была поддержаны двумя воздушными армиями, в то время как немецкая сторона, только эпизодически могла рассчитывать на поддержку авиации в кульминационный момент битвы. 8 воздушный корпус должен был выделить две трети имевшихся в его распоряжении самолетов для действий на других фронтах, в частности в полосе наступления 9 армии.

В связи с этим не следует пренебрегать психологическим аспектом. Во 2 - м танковом корпусе СС начиная с 5 июля, солдаты были в непрерывных боях и испытывали серьезные трудности в снабжении. Теперь они нашли свежие советские части, а именно элитные части пятой Гвардейской танковой армии во главе с П.А. Ротмистрова, известным специалистом по танкам в Красной Армии. Немцы опасались принципов ведения войны русскими войсками, отличительной чертой которых было лавинообразные массированные атаки без учета потерь. Опасения вызывало не только подавляющее численное превосходство. Атакующие солдаты часто впадали в своеобразный транс, и совершенно не реагировали на опасность. Какую роль сыграла водка в боевых действиях на Восточном фронте не было секретом для немцев, в русской историографии, видимо, только недавно начали рассматривать эту тему. По словам двух американских военных историков, столь яростная атака под Прохоровкой 12 июля не обошлась без применения психотропных препаратов.
Это может быть частичным объяснением непонятных событий, которые произошли на высоте 252,2. Для остальных это было полной неожиданностью. Это было выдающимся достижением Ротмистрова и его штаба - быстро и незаметно ввести в бой армаду танков и других транспортных средств. Это должно было быть логическим завершением трехдневного марша протяженностью 330-380 км. Немецкая разведка и в самом деле ожидала контратаки, но не такого масштаба.

День 11 июля завершился локальным успехом для панцергренадерской дивизии «Лейбштандарт». На следующий день дивизии была поставлена задача преодолеть противотанковый ров. Затем она «гигантской волной» захлестнула высоту 252,2. Заняв высоту, Лейбштандарт вышел к совхозу Октябрьский, где натолкнулся на сопротивление 9 гвардейской воздушно-десантной дивизии в 2,5 километрах от Прохоровки. Но в то же время они сами оголили фланги своей позиции. На правом фланге Лейбштандарт могла поддержать моторизованная дивизия «Дас Рейх». Еще более опасная ситуация сложилась на левом крыле, которое почти висело в воздухе.

Командир 2 танкового корпуса СС обергруппенфюрер П. Хауссер (слева) ставит задачу командиру артиллерии дивизии СС Мертвая голова бригадефюреру СС Приссу

Так как атака моторизованной дивизии СС Мертвая голова была не в восточном, а, скорее, северном направлении, ударные клинья разошлись. Был создан разрыв, который отслеживался разведывательным отделом Лейбштандарта, но вряд ли контролировался им. Удар противника вдоль Псла мог привести к фатальным последствиям на этом этапе. Поэтому Лейбштандарту и было поручено остановить продвижение противника.

2 танковый корпус СС перешел в наступление на следующий день. Первым ударом под ощутимым воздействием всей артиллерии корпуса последовал удар дивизии "Мертвая голова" на Псельском плацдарме и господствующей высоте 226,6. Только после захвата высот к северу от реки Псел, два других подразделений могли продолжать свою атаку. Соединения Лейбштандарта наступали разрозненно. На правом южном крыле железнодорожной насыпи действовал 1-й моторизованный полк СС, левее, ближе к высоте 252,2, действовал 2 моторизованный полк СС. Танковый полк передислоцировался на плацдарм за высотой 252,2, чтобы восстановить силы. Но полк на самом деле состоял только из одного батальона с тремя ротами, и одного батальона тяжелых танков с четырьмя боеготовыми Тиграми. Второй батальон, укомплектованный танками "Пантера", был отправлен в полосу действия дивизии «Дас Рейх».

Необходимо отметить следующий яркий момент - на пространстве между станцией Прохоровка и рекой Псел не было немецкой танковой армии количеством в 800 боеготовых танков, как утверждают советские историки, а всего один танковый батальон. Также является легендой, факт, что утром 12 июля в бою сошлись две танковые армады, атаковавшие сомкнутым строем, подобно закованным в броню рыцарям.

Согласно Ротмистрову, в 7-30 (8-30 по московскому времени) начались атаки танкистов Лейбштандарта - «В глубоком молчании противник появился позади нас, не получив достойного ответа, потому что у нас было семь трудных дней боев и сон, как правило, был очень короткий».

На переднем краю в это время действовал 3 танковый батальон 2 танково-гренадерского полка СС, чьим командиром был штурмбанфюрер Йохен Пайпер (когда нибудь я доделаю его жизнеописание, чертовски интересная личность была), который стал известен позднее (в ходе наступления в Арденнах).

Йоахим Пайпер

За день до этого его соединение заняло окопы на высоте 252,2. На этом холме на утро 12 июля разыгралась следующая сцена: «Мы почти все спали, когда они вдруг при поддержке авиации бросили на нас все свои танки и мотопехоту. Это был ад. Они были вокруг нас, над нами, и между нами. Мы сражались друг против друга». Первым немецким танкистом, который увидел приближающиеся колонны советских танков был оберштурмфюрер Рудольф фон Риббентроп (сын рейхсминистра иностранных дел И. фон Риббентропа - А.К.)

Рудольф фон Риббентроп

Когда он взглянул в это утро на высоту 252,2, он увидел пурпурную сигнальную ракету, что означало «Внимание, танки». В то время как другие две танковые роты продолжали стоять позади рва, он пошел с семью танками Panzer IV своей роты в атаку. Вдруг он увидел огромную танковую колонну, идущую к нему. "Пройдя 100 - 200 метров, мы были потрясены - перед нами появились 15, 20, 30, 40, а затем и просто бессчетное число русских Т-34. Теперь эта стена танков шла на нас. Машина за машиной, волна за волной, наращивая невероятное давление, на максимальной скорости шла на нас. У семи немецких танков не было никаких шансов против превосходящих сил. Четверо из них были немедленно захвачены, а другие три танка спаслись».

В этот момент в бой вступил 29-й танковый корпус под руководством генерал-майора Кириченко, состоящий из 212 боевых машин. Атака шла силами 31-й и 32-й танковых бригад и 53-й мотострелковой бригады, при поддержке полка самоходок и 26-го гвардейского воздушно-десантного полка. Когда танки прошли пик высоты 252,2 на максимальной скорости, они пошли вниз по склону в атаку на две немецкие танковые роты, которые стояли в низине и открыли по ним огонь. Русские ошибочно приняли немецкие танки за «Тигры» и хотели уничтожить их, используя свое техническое превосходство. Немецкий очевидец сообщал: «Те, кто видел все это, верил в атаку камикадзе, на которую вынужденно шли русские. Если бы танки русских продолжили прорыв, за этим последовал бы крах немецкого фронта».

Однако в считанные минуты все изменилось, и, казалось бы, неизбежный успех обернулся для атакующих катастрофой. Причиной этого была невероятная советская неосторожность. Русские забыли про свои противотанковые рвы. Вышеупомянутые препятствия 2 метра в глубину были вырыты советскими саперами ниже уровня высоты 252,2 по всей линии немецкой - а теперь советской - атаки. Немецкие солдаты увидели следующую картину: «Все новые Т-34 шли на холм, а затем набирали скорость и обрушивались в свои же противотанковые рвы, прежде чем увидеть нас». Риббентропа спасло то, что он сумел на своем танке проскочить между советскими танками, укрытый плотным облаком пыли: «Ну, очевидно, это были T-34, пытавшиеся выбраться из своих же рвов. Русские были сконцентрированы на мосту и представляли собой удобную цель для окружения, большая часть их танков была расстреляна. Это был Ад из огня, дыма, убитых и раненых, а также горящих Т-34,!» - писал он.

На противоположной стороне рва, было только две немецких танковых роты, которые не смогли бы остановить эту стальную лавину. Но теперь не было "стрельбы по движущейся цели". Наконец, в бой ввели четыре танка «Тигр», которые находились на левом фланге дивизии. 2 танковому полку СС удалось до полудня провести контратаку, чтобы захватить высоту 252,2 и совхоз Октябрьский. Передний край этой высоты был похож на танковое кладбище. Здесь были наиболее обгорелые обломки более чем 100 советских танков и нескольких бронетранспортеров из батальона Пайпера.

Как видно из материально-технической документации дивизии Лейбштандарт 12 июля дивизией было захвачено более 190 брошенных советских танков. Большинство из них были найдены на небольшом участке, на указанном холме. Тем не менее, это число казалось настолько невероятным, что обергруппенфюрер Пауль Хауссер, командир II танкового корпуса СС, отправился на передовую, чтобы своими глазами увидеть это. По последним сведениям русских, только 29-й танковый корпус 12 июля потерял 172 из 219 танков и штурмовых орудий, 118 из которых были потеряны безвозвратно. В живой силе потери составили 1 991 человека, из них 1 033 мертвых и пропавших без вести.

"Pappa" Хауссер. Судя по профильной фотке, экскурсия на Бородинское поле у него уже состоялась

В то время как на высоте 252,2, фронтальное наступление 19-го танкового корпуса было отражено, достигла апогея критическая ситуация на левом фланге дивизии "Лейбштандарт". Здесь наступление частей 18 танкового корпуса генерал-майора Бахарова, наступавшего в районе реки Псел силами 170, 110 и 181 танковых бригад, поддерживали 32-я мотострелковая бригада и ряд частей фронтового подчинения, такие как 36-й гвардейский танковый полк, оснащенный британскими танками "Черчилль".

Командир 18 танкового корпуса генерал-майор Б.С. Бахаров

С немецкой точки зрения это неожиданное нападение было наихудшим вариантом развития событий, а именно - удар наносился в описанный ранее разрыв между моторизованными дивизиями СС "Мертвая голова" и "Лейбштандарт". 18 советский танковый корпус почти беспрепятственно проник вглубь вражеских позиций. Левый фланг 2 танкового полка СС пришел в беспорядок, четкой линии фронта более не существовало. Обе стороны потеряли контроль, управление, а ход битвы рассыпался на множество отдельных сражений, в которых было трудно определить, "кто нападает, а кто защищается".

Командир дивизии "Лейбштандарт Адольф Гитлер" оберфюрер СС Теодор Виш

Советские представления об этой битве полны мифов, а в следующем эпизоде ​​уровень драматизма достигает апогея. Утром 12 июля к наступлению присоединился второй батальон 181-й Бронетанковой бригады 18 Танкового корпуса, по линии Петровка - Псел. Снарядом, выпущенным из танка Тигр, был подбит танк Т-34 командира батальона гвардии капитана Скрипкина. Водитель танка Александр Николаев заменил его в горящей машине.

Старший лейтенант (в период Курской битвы капитан) П.А. Скрипкин,

командир 1-го танкового батальона 181 тбр 18 тк с дочерью Галей. 1941 г.

Этот эпизод традиционно трактуется так: "Водитель танка Александр Николаев вскочил обратно в горящий танк, завел двигатель и помчался в сторону противника. Танк несся, как пылающий огненный шар, навстречу врагу. "Тигр" остановился и приготовился к отступлению. Но было слишком поздно. Горящий советский танк на полной скорости врезался в немецкий. Взрыв сотряс землю. Смелость советских танкистов потрясла немцев, и они отступили".

Танкист Александр Николаев

Этот эпизод стал визитной карточкой Курской битвы. Художники запечатлевали эту драматическую сцену на художественных полотнах, режиссеры - на киноэкранах. Но как этот инцидент выглядел в реальности? Механик-водитель якобы взорвавшегося "Тигра" шарфюрер Георг Лецш описывает события следующим образом: "Утром рота была на левом фланге второй танковой дивизии. Вдруг, около 50 танков противника под защитой небольшого леса атаковали нас широким фронтом [...] я подбил 2 танка Т-34, один из которых, пылая как факел, несся на меня. Я смог в последний момент увернуться от горящей громады металла, шедшей на меня с огромной скоростью". Удар 18 танкового корпуса удалось отразить с большими потерями, в том числе (по советским данным) 55 танков.

Не менее неудачно развивалась атака советских войск в к юго-востоку от железнодорожной насыпи Прохоровка - Белгород. В совхозе Сталинское 1 стоял панцергренадерский полк СС, действовавший на правом крыле дивизии Лейбштандарт, не имея никакой танковой поддержки и располагая легкобронированными истребителями танков «Мардер» в качестве усиления. Им противостояли 25 танковая бригада 19-го танкового корпуса, при поддержке 1446-го самоходно-артиллерийского полка 28-го Гвардейского воздушно-десантного полка и части соединений 169-й танковой бригады 2 танкового корпуса.

Южнее находился растянутый правый фланг 2 танкового корпуса СС, который прикрывала дивизия "Дас Рейх". В этом направлении действовали 2-й гвардейский танковый корпус и 2 танковый корпус. Их атаки, запланированные в направлении Ясная Поляна-Калинин, были отбиты после тяжелых боев. Затем немецкие войска контратаковали и захватили находившееся на левом крыле село Сторожевое.

Наиболее значительных успехов достигла 12 июля моторизованная дивизия СС "Мертвая голова", которая вопреки советским представлениям не сражалась с 5-й гвардейской танковой армией генерала Ротмистрова в районе Прохоровки. На самом деле, все танки действовали на противоположном берегу Псел и напали оттуда на север. Несмотря на понесенные потери, дивизия планировала контратаковать в районе Михайловки, чтобы ударом в спину опрокинуть советские танки, которые наносили удар по дивизии "Лейбштандарт". Но эта попытка не удалась из-за болотистых берегов реки. Только в районе Козловки остались некоторые пехотные части, действовавшие в составе 6 моторизованного полка СС. Они остались на южном берегу для обеспечения резерва.

Группенфюрер СС Макс Зимон - командир дивизии "Мертвая голова"

Также неверно утверждение Ротмистрова о том, что он начал 12 июля наступление на позиции "Мертвой головы" силами 5-го гвардейского мехкорпуса и с помощью своих резервов. Хотя он послал 24 гвардейскую танковую бригаду и 10-ю гвардейскую мехбригаду в наступление к северу реки Псел. Но, как пишут американские историки, эти соединения задержались на марше и приняли участие в сражении только на следующий день.

Дивизия "Мертвая голова" в это время атаковала позиции 5-й Гвардейской армии генерала Алексея Семеновича Жадова, усиленной частями 6-й гвардейской армии и 31-танкового корпуса. К середине дня сокрушительные атаки русских в направлении дороги Прохоровка-Карташевка были отбиты, что вызвало нервозность Ротмистрова. Он боялся потерять управление своими соединениями из-за угрозы своим флангам и тылу. Это самое северное наступление стало символом всего дня 12 июля. Немецкие войска были первоначально удивлены силой советского контрнаступления и скучились для обороны, но затем резко перешли в контратаку и отбросили советские соединения с большими потерями, из-за чего во второй половине дня русские не могли продолжать наступление.

Положение немецких войск на момент 1943 года было тяжелым в отношении вооружения и количества танковых дивизий. 10 мая Гудериана вызвали на очередное совещание к Гитлеру по вопросам производства танка "пантера". После чего он попросил Гитлера дать ему слово. Гитлер дал свое согласие и Гудериан начал убедительно отговаривать наступать на Восточный фронт. Он объяснял, что у немецких войск в данное время трудности и сначала нужно перебороть их, а уже потом воплощать такие крупные операции. Гудериан спросил: "Почему вы хотите начать наступление на востоке именно в этом году?" Здесь в разговор вмешался Кейтель: "Мы должны начать наступление из политических соображений". Я возразил: "Вы думаете, что люди знают, где находится Курск? Миру совершенно безразлично, находится ли Курск в наших руках или нет. Я повторяю свой вопрос: "Почему вообще вы хотите начать наступление на востоке именно в этом году?" Гитлер ответил на это буквально следующее: "Вы совершенно правы. При мысли об этом наступлении у меня начинает болеть живот". Я ответил: "У вас правильная реакция на обстановку. Откажитесь от этой затеи". Гитлер ничего не ответил. Разговор был окончен.

После этого совещания Гудериан снова занимался вопросами производства танков, формированием танковых дивизий, встречался с главнокомандующими танковых батальонов, посещал заводы, которые занимались выпуском танков для Германии. И в одной из таких поездок ознакомиться с отрицательными сторонами танков "пантера", чтобы потом доложить Гитлеру. Гудериан обнаружил массу неисправностей у " пантер", а также люди, управляющие этими танками, были мало ознакомлены с их управлением и порой практически не имели фронтового опыта. Гудериан, добравшись до фюрера, немедленно доложил обо всех нюансах, но, к сожалению, Гитлер не изменил своего плана по проведению злосчастного наступления под названием "Цитадель".

Гудериан вспоминает, что Гитлер начал свое наступление на востоке. На юге из Белгорода наступали десять танковых дивизий, семь пехотных и одна мотодивизия. При наступлении были использованы все сухопутные силы немецких войск. Гитлер говорил, что оно не может провалиться. Гудериан был удивлен тому, как Гитлер всё-таки решился на эту операцию.

Гудериан пишет, что 5 июля 1943 года началось наступление. Оно было организованно по уже давно просчитанной русскими схеме. Гитлер в свою очередь решил отказаться наступления через Севск и через Харьков. Он поддерживал план Цейтцлера, который состоял в том, чтобы захватить выдвинутые в форме дуги войска русских и тем самым вновь овладеть Восточным фронтом.

Гудериан посетил оба наступательных фронта Германии с целью выявить неполадки в технике и тактике, а также поговорить с танкистами. Гудериан предупреждал Гитлера о неэффективности танков "пантера" и теперь он убедился на деле, что они недостаточно подготовлены для ведения боевых действий. Также танки "тигр" были не приспособлены к ведению боя, оказалось, что у них нет даже нужного количества боеприпасов. Также Гудериан, рассказывая о недостатках вооружения немецкой армии, упомянул, что у немцев не было пулеметов "… и поэтому, когда врывались на оборонительные позиции противника, буквально должны были стрелять из пушек по воробьям". Гудериан был расстроен, что его опасения подтвердились и зол на Гитлера за то, что тот его не послушал. Немцам не удавалось уничтожить даже пехотные огневые точки, и тем самым продвигать вперед пехота не могла. Гудериан вспоминает, что к русским артиллерийским позициям немецкие танки вышли уже без пехоты. Огромные жертвы, исключительная храбрость немецких бойцов, но, к сожалению, пехота так и не смогла участвовать в военных действиях. На юге тем временем ситуация разворачивалась более благополучна, но войска находившиеся там не могли в полной мере заблокировать русскую дугу. Русские начали контрнаступление 15 июля на Орел, 4 августа его пришлось оставить. Вслед за Орлом пал Белгород.

Гудериан пишет, что в районе Орла, где до этого дня немцы отражали все атаки русских войск, он хотел сосредоточить свою 2-ую танковую армию. И как раз из-за этого района у Гудериана возник конфликт с фельдмаршалом фон Клюге, после которого Гудериана сняли с должности.

Операция "Цитадель" была провалена. Это нанесло сокрушительный удар по немецкой армии. Гудериан отмечает, что танковые и бронетанковые войска из-за больших потерь и нехватки людей надолго выведены из строя. Под вопрос было поставлено их восстановление для продолжения действий на Восточном фронте. Русские были в эйфории от своего успеха, и после этого Восточный фронт повидал еще много крови. "Инициатива перешла к противнику".

Снова предостережения Гудериана были отвергнуты и лишь спустя время, Гитлер сказал ему: "Вы были правы! Об этом вы мне говорили 9 месяцев тому назад. К сожалению, я не послушал вас".

70 лет назад, 5 июля 1943-го года, началась одна из крупнейших битв Великой Отечественной войны - сражение на Курской дуге

12 апреля 1943 года на столе у Сталина появился переведённый с немецкого точный текст директивы № 6 "О плане операции "Цитадель"" немецкого Верховного командования, завизированный всеми службами вермахта. Единственное, чего не было на документе, это визы самого Гитлера. Он поставил её через три дня после того, как с ней ознакомился советский лидер. Фюрер, разумеется, об этом не знал.

Среди советских военачальников не было единой точки зрения относительно того, как следует действовать летом 1943 года. Командующий Центральным фронтом Константин Рокоссовский предлагал переход к преднамеренной обороне с целью измотать и обескровить наступающего противника с последующим переходом в контрнаступление для его окончательного разгрома. А вот командующий Воронежским фронтом Николай Ватутин настаивал на переходе наших войск в наступление без всяких оборонительных действий.

Сталин, которому больше импонировала точка зрения Ватутина, тем не менее, прислушавшись к мнению большинства военных и, в первую очередь, Жукова, поддержал позицию Рокоссовского.

Однако немцы в начале июля демонстрировали поразительную пассивность, что заставило Сталина усомниться в правильности принятого решения. В ночь на 5 июля 1943 года Рокоссовский позвонил Сталину.

Товарищ Сталин! Немцы начали наступление!

А чему вы радуетесь?

Теперь победа будет за нами, товарищ Сталин!

Рокоссовский не ошибся.

Совещание немецких офицеров генерал-полковника Германа Гота и фельдмаршала Эриха фон Манштейна по поводу плана "Цитадель"

Ключевым моментом Курской битвы считается танковое сражение под деревней Прохоровкой 12 июля 1943 года.

Удивительно, но это масштабное столкновение бронетехники противоборствующих сторон и по сей день вызывает ожесточённые споры историков.

Классическая советская историография сообщала о 800 танках у Красной Армии и 700 у вермахта. Современные историки склонны увеличивать число советских танков и уменьшать число немецких. Говорят также, что костяк советских танковых корпусов и армий на тот момент составляли устаревшие Т-34, значительно уступавшие новейшим немецким "Тиграм" и "Пантерам" - именно этим объясняется высокое число советских потерь. Так или иначе, но на поле у Прохоровки гитлеровские танки были остановлены. После чего фашисты начали стремительно откатываться на Запад.

В честь юбилея Курской битвы "Историческая правда" публикует воспоминания участников сражения под Прохоровкой, собранных на сайте проекта "Я помню".

***

Коваленко Василий Иванович. танкист:

Наш экипаж был из 4-х человек - командир машины, механик-водитель, заряжающий и стрелок-радист. Первым командиром машины у нас был лейтенант по фамилии то ли Карпов, то ли Щукин - помню, фамилия рыбная. Заряжающим был Коля Кузнецов, стрелок-радист - Гурьев из Костромы и я - механик-водитель. Все были нормальные ребята, дружные между собой. У нас был счастливый номер танка - 12 с большим гвардейским значком на башне.

Номера машин менялись, если машина пропадала - была подбита или сгорала в бою. Получали взамен новую, а экипаж, в основном, оставался тот же, за исключением вышедших из строя раненых. Костяк экипажа везде держался. Поменялось много из состава, когда мы сильно подгорели под Вильнюсом. Тогда сразу вышло из строя три человека. Я узнал это чуть позже, так как меня вытащили из люка почти без сознания после контузии. Обгорела сильно правая нога, спина и голова. Потом мы списывались через свою военчасть и находили адреса.

Даже здесь, в Симферополе мне ко Дню Победы приходили телеграммы от бывших членов экипажа: "Поздравляем командира с праздником и Днем Рождения". Я как раз в том время снова был назначен командиром машины. Один из ребят - Воробьев, жил в Кемеровской области, другой - Миша Овечкин где-то с Волги. Присылал несколько писем, мы с ним виделись, когда я ездил в Москву на встречу однополчан к Дню танкиста. Звание гвардии старшина я получил при окончании танковой школы, сразу после экзамена по вождению и управлением боя. Миша Овечкин все время был старшиной, хоть был толковый парень, а остальные не очень стремились к повышению звания - оно было как-то не к чему всем тогда.

Хотя были такие офицеры при штабе, которые покупали награды и переписывали чужие фамилии с списках награжденных на свои. В бою мы их почти не видели, были они трусоваты, а после войны у них оказались полные кители высоких наград. Но это на их совести.

Шел уже 1942 год - самый трудный и тяжелый в военном отношении год для нашей страны. Немцы готовили крупную операцию на выступе Курско-Белгородского направления. На этой дуге строились такие укрепления с обеих сторон, что в истории не было подобных. Здесь с марта месяца и до начала наступления в июне шло накопление военной силы с обеих сторон. И вот в начале июне в назначенный момент - наступление. Все затихло - настала жуткая тишина. И вот бои начались. Немцы не жалели техники, перли нагло, поэтому оставили много подбитых танков на поле боя. Порой нельзя было проехать в нужную сторону, везде дымились танки, и наши, и немецкие. Уже после двух дней боев, на высоте около километра из-за поднявшейся пыли ничего в небе не было видно. Самолеты бомбили в слепую. Стоял такой грохот от разрывов и гудения танков, мощных выстрелов пушек, что разговаривать друг с другом невозможно. Крики команд, крики раненных - все смешалось в один звук. Одни вытаскивают с люков танков раненных и обгоревших, другие несут тяжелораненых на носилках в укрытия медпунктов, ищут какой-нибудь транспорт эвакуировать с поля боя, а в это время часть начинает отступать, так как немецкие танки - "тигры" теснят наши боевые порядки и давят все, что у них впереди. Все вокруг горит, взрываются боекомплекты. В панике выскакивают горящие танкисты - и наши, и немцы, катаясь по земле, оббивая горящее обмундирование. А если где-то поблизости оказалась лужа с водой, то спасаться туда бегут и наши, и немецкие танкисты, не боясь друг друга, подают в воду лишь бы погасить пламя. И так до ночи, пока не утихнет бой. Но наш корпус пока в бой не вводят, мы стоим ожидаем сигнала. Наш командир корпуса генерал Ротмистров был из толковых командиров. Накануне боя было организовано обучение - где найти самые уязвимые места у "тигра", чтобы Т-34 мог поразить его. На Курской дуге были впервые применены "тигры". "Тигр" - сильная и мощная машина, на 1 км пробивал наш танк насквозь и с ним шутки были не из приятных. Поэтому и обучали нас увернуться от "тигра", не подставить ему бок или зад. Эта учеба нам много помогла в боях.

И когда немцы начали слабеть, наш корпус и другие части пустили в наступление. Объезжая подбитые танки, мы рванулись вперед. Нашему экипажу пришлось туго под Прохоровкой. Тяжелые фугасные снаряды сорвали с машины все крылья и фары и все, что плохо лежало - хорошо, что мы сняли вовремя десант. Самое плохое, что как только мы ринулись в бой, у нас сорвало гусеницу и пришлось во время боя обуваться, но хорошо тренированный экипаж без особого труда справился с этой проблемой. Я первый раз очень боялся, думал, что следующий снаряд попадет прямо в мой люк. Ускорил ход и по пересеченной местности нагнал машину. Когда танк идет на ухабах, он так качается, что трудно в него попасть. Я этим воспользовался и залетел прямо в рощу, тут же выстрел и мы подбили самоходку. Видим, из люков выскакивают немцы, а наш пулемет поливает их огнем. Повыползали и остальные немецкие танки, я разворачиваю свою машину и кричу Мише Овечкину: "Давай в бок по "тигру"! Не успел я сообразить, как с "тигра" слетела гусеница и он задымился. Так наш первый бой был и страшный, и удачный. После боя мы получили благодарность. Потом уже в боях стали меньше бояться и нервничать.

Чистяков Николай Александрович, минометчик:

Дивизия была на правом фланге, на северном плече. Курская дуга, конечно, выдающееся сражение. Хотя я и был ранен своими 152-миллиметровыми пушками. Но организовано было действительно по-настоящему. Характерна Курская дуга тем, что там была организована стратегическая оборона. Немцев измотали так, что они вынуждены были остановиться. Они остановились, а наши сделали контрнаступление. Оно началось с сильнейшей артиллерийской контрподготовки. Там было сосредоточено очень большое количество артиллерии, танков, минометов, авиации. Помню, когда наши уже прорвались. Кстати не наша дивизия, а предыдущая. Мы были во втором эшелоне.

- Вы участвовали в контрударе?

Да. Мы начали с преследование, практически не разворачиваясь. Противник отступал, все наши силы били ему по пяткам. Особенно характерны действия штурмовой авиации. Штурмовики ИЛ-2 были вооружены реактивными снарядами (малыми "Катюшами"). Штурмовку вели волнами. Первая волна прошла, полминуты - вторая волна, третья! Приятно было наблюдать! И наступать было легко. Такой энтузиазм был! Немцы бежали, все оставляли. Мы погрузили свои минометы на немецкие велосипеды и преследуем. Немцы оставляли заведенные машины, даже не выключив моторы. Сейчас бы любой сел бы и поехал. А тогда не так много было водителей. Видим - ведут пленных немцев. Помню несколько колонн, небольшие, правда. На одном из участков через командира узнаю, поступил нам приказ занять впереди лощину. В ней засел противник численностью до батальона. Надо его выбить.

Получаем команду, подходим к этой лощине. Небольшой овраг, мы остановились у самого этого оврага. У меня уже батальонные 82-мм минометы, меня перевели командиром. Начинаем устанавливать миномет. Передо мной стоит заместитель мой, старший сержант из Смоленска, здоровый, крепкий мужик. Очень хороший человек. И снаряд разрывается сзади его. Смотрю, мой сержант падает. А мне осколок попадает в висок, второй в шею и выскочил в рот, я его выплюнул. А тот сидит, как память. Меня спас этот старший сержант. Летели осколки сильные, он своим телом их задержал. Сгоряча показалось все нормально. Оказалось, командир полка дал команду поддерживающему дивизиону 152-мм пушек организовать огонь по батальону противника. А к нашему подходу противник уже ушел. Мы заняли позиции, где раньше был батальон противника. И по нам дивизион как шарахнул! Так я получил третье ранение от своих артиллеристов. Сказать, что это было преднамеренно, нет, безусловно. Просто не рассчитали, что противник мог к этому времени уйти. Как продолжалось наступление, я не знаю.

Иванов Анатолий Спиридонович, пехотинец:

В июне 1943 года по окончании этой снайперской школы меня зачислили в 29-ю Унечскую мотострелковую бригаду. Какое-то время мы простояли в знаменитых брянских лесах на переформировке, а затем нас срочно эшелоном повезли на Орловско-Курскую дугу. Там уже шел завершающий этап боев. Мы там во второй линии обороны находились. А потом у нас начались снова бои. Ужасные, должен тебе сказать, это были бои. Особенно мне запомнился бой городке Фридриховка, который находился в 60 километрах от города Львова, в Хмельницкой области. Утром мы взяли этот маленький городок: он раза в три или четыре меньше, чем, скажем, наша Нарва.

Но хотя городок был взят, вокзал оставался в руках у немцев. И вот тогда нам был отдан такой приказ: "Во что бы то ни стало взять вокзал!" И вот наша бригада, которая пришла сюда, как говорят, полноценная-полнокровная, численность которой составляло что-то около 3200 человек, была брошена на этот вокзал. Справа к нам еще какой-то полк подошел и был тоже, как и мы, все своей массой брошен туда. А между тем позиции у немцев были очень сильно укрепленными. В частности, с одной стороны вокзала стояли три танка "Тигр" и с другой стороны два таких же танка, а весь вокзал, подвал и окна были в амбразурах. И вот это море огня нас, как говорится, и встретило. И так "хорошо" встретило, что когда мне оставалось добежать до вокзала метров, наверное, тридцать, я почему-то оглянулся и увидел такую картину: почти никого не осталось в живых и лишь какие-то единицы бегут назад. Тогда и я развернулся и ползком по грязи попятился назад. Шлепнулся, помню, в колею, где недавно, видимо, танк проходил. И стал по-настоящему драпать. Отчета в своих действиях себе не отдавал уже никакого! Мы, чудом выжившие бойцы бригады, сумели добежать до здания какой-то школы. Со всей нашей бригады там собралось, наверное, не более, чем человек 800. Это были те, кто остался в живых, остальные все погибли. Но мы не знали, что нужно делать, так как не оставалось в живых ни одного офицера, а значит, некому было и приказа нам отдать. Короче говоря, весь день мы собирались и физически восстанавливались, а на следующий день вдруг поступил снова приказ: "Взять вокзал!" Нас спасло то, что когда мы прибыли на место, немцы ушли и вокзал освободили. Если бы они не ушли, неизвестно, чем бы все окончилось. А впрочем, этого ухода и следовало было ожидать, так как по существу эта группа немцев находилась у нас в тылу.

Волкова-Музылева Марина Васильевна, разведчик:

Когда стояли в обороне под Белгородом, нас, разведчиков, послали в тыл врага уточнить силы противника и непременно взять "языка". Линию обороны прошли незаметно. К утру осторожно подошли к хутору Чапаев. Вошли в сад и тут нам повстречался перепуганный дед. "Хлопчики, куда идете? Здесь немцы, а танков тьма-тьмущая". Мы залегли за садом, затем проползли к опушке дубняка, а там стояла большая колонна танков. По рации сообщили нашим увиденное.

Нам приказали вернуться обратно. Когда вернулись, рота уже занимала оборону в районе "Круглое-Урочище". Рыли окопчики, связывали в связки гранаты. Я всем раздала индивидуальные пакеты и, проверив автомат, устроилась в окопчике вместе с Власовым.

В 9-00 началось что-то страшное... Налетели авиация, от леса со скрежетом шли немецкие танки прямо на нас, а автоматчики бежали за танками. Мы стали отсекать пехоту от танков. Сзади нас стрелял наш противотанковый дивизион. Танки приближались все ближе и стреляли прямой наводкой. Власов ждал, когда ближе подойдут танки фашистов... А мне говорил: "Не дрейфь, Марина! Сейчас мы им покажем!" Командир роты приподнялся с криком: "Гранаты к бою!" И бросил связку гранат под танк. Танк остановился. Появился другой. Власов снова бросает связку гранат, а я строчу из автомата по пехоте. "Танк подбит"! - кричит Власов. И вдруг крик: "Командир ранен!" Я подползла к нему, а он уже убит. А фашистские танки шли один за другим и утюжили наши окопы. Мы вызвали огонь на себя. Наша артиллерия била по окопам, где находились мы. Фашистские танки горели как свечи.

Этот бой продолжался с 9-00 до 16-00. На поле боя горели белее 30-ти фашистских танков. Смрад застилал землю и поднимался кверху. Битву назвали Орловско-Курская дуга. Мы несколько дней отбивали атаки противника. А когда пошли вперед - нашу дивизию сняли на формирование.

Мамутов Амза Амзаевич, пехотинец:

Наша армия Чистякова, стояла южнее Прохоровки, ее атаковала армейская группа "Кэмпф", во время этих боев немец бросил десять дивизий, как нам сообщали. Знаете, танки были, конечно, но все-таки я думаю, что десяти дивизий там не было. Танки даже шли на таран друг друга, железо горело. Немцы были одеты в разную форму, в том числе в камуфляж, эти воевали совсем здорово. Основная линия немецкого наступления состояла из танков. По боеспособности, наши танки были лучше, чем немецкие, хотя у врага пушка была мощнее, стреляла в том числе термитными болванками. На переднем крае был советский танк, ему навстречу шел немецкий, тот останавливается, и подбивал наш с лету, около меня пролетал снаряд, болванка горит, чуть ли не задевает. Так этот "Тигр" семь наших танков подбил. А мы сидели в окопах и видели это.

Литвинов Евгений Митрофанович, пехотинец:

Заканчивается школа - надо идти в войска. Ночью вызывает СМЕРШ, есть такая организация, это наша армейская контрразведка. Землянка, он сидит, прихожу, докладываю, что такой-то прибыл. Он начинает опрос - в оккупации ж были, а это проблема тогда была.

Он спрашивает: "Где был в оккупации?" - "Вот там-то" - "Чем занимался?" - "Ничем не занимался" - "Работал?". Говорю вот так и вот так, когда стал вопрос об отправке в Германию, пристроили на работу. Я ему все рассказал. Я тогда не мог брехать вообще, не способен был, да в то время и нельзя было. - "Все, иди".

На следующий день нас вызывают, строят, и объявляют - 2 месяца штрафной роты. Отправляют под Курск, в Горелый лес, 77-ой (по-моему) запасной полк. Там формируют эту роту. Ее номер был 220 и какое-то еще число. Когда нас сформировали (нас было 370 человек) отправили на передовую. За два месяца в штрафной роте я трижды ходил в атаку, был ранен.

И вот перед курскими событиями нам приказали пробиться и захватить высоту Фарыгино. Было уже тепло, май, наверно. Фарыгино - это господствующая высота, и немцы могли все просматривать. Наша задача была захватить эту высоту. Нас должна была поддержать и расширить наступление с флангов целая дивизия, то есть закрепить наш успех. Так говорили. И я считаю, по-моему, это та же 193-яя дивизия, в которую я потом попал, но не могу утверждать. Я сразу предупреждаю, что солдат ничего не знал, поэтому я могу ошибаться или говорить то, что я услышал от кого-то. Солдат просто выполняет приказы. Кто-то командует, а ты не знаешь куда-что. Наша задача выполнять приказы умно, разумно.

Это был мой первый бой. Нас было 370 человек. Дали команду. Мы как заорали, закричали. Немцы разбежались, часть их мы побили. Вышли к этой позиции и захватили высоту. Окопались.

Командиры взводов были с нами, а командир роты - нет. Не успел он на высоту пройти - открыли такой огонь со всех сторон, что и дивизия не расширила наши фланги, и командир отстал. А фамилия его была, как говорили, Борщ.

Наступает ночь. Все затихло, связь есть или нет - я не знаю. Немцы нас отрезали, опять захватили те траншеи, через которые мы прорвались. Командиры взводов решают, что дальше делать, и говорят: будем пробиваться назад. На утро построились мы, и пошли в атаку в спину немцам. Мы снова пробились через них, относительно легко. Но когда мы пробились и начали двигаться по нейтральной полосе, тут наступила беда. Немцы открыли такой артиллерийский огонь по этому месту!

Немцы умели стрелять, они сосредотачивали огонь со всех концов: стреляют и оттуда, и оттуда, и прямо, и точно попадают в эти зоны. Это их метод обстрела. Даже при наступлении они не били как наши по площадям, они бьют по зонам. Вся артиллерия бьет по одному участку, потом по втором, потом по третьему. И только потом наступают. Это их методика.

Так они открыли такой мощный огонь, у них же все было пристрелено раньше. Выползли мы. Нас собрали, построили в овраге, и оказалось, что нас осталось всего 70 человек.

Осиновский Дмитрий Филиппович, инженер-строитель:

Когда мы прибыли в Курскую область, на фронте шла позиционная война. Ни одна из сторон не наступала. Наши войска еще только готовились наступать и войска двигались к боевым позициям множеством потоков. Во время движения боевых частей часто раздавалась команда "воздух", и тогда все разбегались и ложились на землю. От самолетов было нелегко прятаться, потому что Курская область - это степи, и только кое-где на холмах росли деревья, тогда это называлось лесостепь. Иногда в небе появлялись наши самолеты, и мы наблюдали воздушные бои советских летчиков с немецкими.

Движение войск происходило сплошным потоком. Однажды мы, пехотинцы, ожидали очереди на переправу через мост. Там были такие давки, такие пробки! Машины были, в основном, полуторки - ГАЗ АА. Одна полуторка застряла на этом мосту, образовалась пробка и тогда застрявшую машину просто столкнули в реку.

Мы шли пешком, ночью, по ужасному бездорожью. Наши ноги и колеса пушки вязли в жирном черноземе. Наконец мы заняли позиции на высотке. На расстоянии около километра - сплошь немецкие окопы. Сзади лес, куда подъехали и начали разворачиваться "Катюши". Все кричат: "Бежим отсюда", так как после залпа "Катюш" немцы начинали яростно обстреливать место, где были "Катюши".

Так оно и было. Потом на этой высотке каждый отрыл себе индивидуальный окопчик. Этот день я хорошо помню, потому что в небе появилось сразу 22 немецких самолета бомбардировщика "Хенкель". Они были большие, двухмоторные и гудели как жуки. Когда они пролетали над немецкими окопами, там одновременно взлетело 20-30 штук светящихся ракет. Так немцы обозначили свой передний край.

Бомбардировщики, пролетев над немецкими позициями, сразу начали снижаться и нас посыпались бомбы. Кругом грохочут взрывы, летят комья земли. Я вжался в свой окопчик настолько, насколько смог. И вдруг в спину мне удар. Я думал - всё! Прошло несколько секунд, но я живой. Осторожно выглядываю из своего окопа, а из соседнего скалит зубы грязная морда моего соседа. Оказывается, он шутил и бросил в меня ком земли. Смешно было потом. В этот же день, через несколько часов (или минут), я первый раз увидел в деле советскую авиацию, когда она наносила массированный удар.

Вначале появились краснозвездные штурмовики ИЛ-2 (их было много - пятнадцать или двадцать) и они начали обрабатывать передний край немцев, которые полчаса назад так аккуратно обозначили ракетами свой передний край.

Мы все вылезли из окопов, стояли в полный рост и кричали "Ура!". Потом началось наше наступление. Мы шли во второй цепи наступления. Там я видел знаменитый немецкий пикирующий бомбардировщик Юнкерс-88. Самолет спикировал на танк, и его бомба попала прямо в танк, после чего танк раскололся как орех. Большой кусок брони танка, размером, примерно, два на полтора метра воткнулся в землю ребром и остался там торчать. При этом он рассек пополам лежащего на земле солдата, видимо из нового пополнения, так как он был в новенькой гимнастерке и в кирзовых сапогах (мы то были в ботинках с обмотками). Потом у нас были ночные марши, один из которых кончился для меня ранением.

Попов Александр Ильич, артиллерист:

Перебросили нас в район Курской дуги. Сначала мы поступили в резерв командования, а потом уже летом перевели в Степной фронт, с июля 1943-го года находившийся под командованием Ивана Степановича Конева.

5 июля 1943-го года, когда началось наступление немцев, нас из-под Малоархангельска стали передвигать вдоль линии фронта на юг, к Воронежскому фронту, ведь немцы начали свое наступление на нашем участке в полосе Малоархангельск-Поныри-Ольховатка. Нас бомбили по дорогам, мы соприкасались с противником и вместе с ним передвигались на юг. И с 8-го на 9-е число вошли в Романин Лог, расположенный возле Понырей, в нем стал дислоцироваться командный пункт нашего 9-го гвардейского воздушно-десантного полка. Здесь также находился подвижный резерв. Артиллерия расположилась по оврагам, мы стояли в Зеленом Логе буквально в двух километрах от железнодорожной станции Поныри.

На нашем участке немцы наносили свой главный удар на эту станцию. К тому времени Поныри были взяты, и наш полк вступил первым в бой из 4-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Район вокзала, водонапорной башни и школы были основными объектами сражения. Наш 1-й батальон капитана Александра Петровича Жукова первым вошел в поселок Поныри, и там их разрезали на две части, командир погиб и батальон понес сильнейшие потери, а вокзал был сдан. Позднее капитану Жукову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Так что западная часть Понырей была захвачена противником, на левой же стороне, которая оставалась за нами, стояли только отдельные хатки, и она была почти не населена.

Вечером 9-го июля от начальника артиллерии полка на нашу позицию пришел посыльный. Принес приказ - командира батареи на КП полка. И комбату надо кого-то с собой взять, потому что, скорее всего, нужно будет выбрать несколько огневых точек, куда орудия направлять. Первое орудие в боевых порядках пехоты - это наша 45-мм пушка, которая всегда ставилась только на прямую наводку. Мы не стреляли с закрытых позиций. И тогда командир огневого взвода говорит мне: "Попов, иди ты!" Пошли мы с командиром батареи. А возле станции находились северный и южный железнодорожные переезды, и в тот момент немцы ожесточенно за них дрались для того, чтобы перебросить на ту сторону железнодорожных путей, то есть на открытый простор, свою военную технику и танки. А насыпи на путях были крутыми, ни бронетранспортеры, ни танки не могли их самостоятельно преодолеть.

Так что мы с комбатом пошли, перешли южный переезд, прошли метров 50, прижимаясь к заборам и хаткам, и уже слышим немецкие автоматы. Тут комбат говорит: "Знаешь что, я пойду вперед, а ты прикрой меня!" Ну, я с автоматом лег около забора, а он пошел. Прошло, быть может, минуты полторы, а тебе кажется, что проходит целая вечность, застрочили оттуда пулеметы, причем смотрю - пули бьют, буквально в нескольких метрах от меня.

Тут с другой стороны улочки окликают: "Вы из какого полка?" Отвечаю, что из девятого, сам спрашиваю, откуда мой сосед. Оказалось, что из 15-го, и начинают расспрашивать, чего я тут делаю. Пришлось объяснять, что лежу и прикрываю командира батареи, который пошел в разведку. И в это время немец услышал голоса, раздалась короткая очередь, пули пролетели буквально возле меня, я прижался к забору, а мой собеседник лег в окоп, ему проще было. У меня же ни окопа, ничего, и я с левой руки из автомата дал короткую очередь, после которой немецкий автоматчик замолк. Снова разговорились с соседом, оказалось, что это младший лейтенант, командир стрелкового взвода. Он меня похвалил за меткость, сказал, что фрица я снял, и тут начался прямо по нам минометный огонь, противник бил по переезду и по этим хаткам. Вскоре вблизи раздался взрыв, и мне осколок попал в правое плечо.

Только в апреле 2011-го года мне его удалили.

В это время комбат вернулся из разведки, а я лежу около забора и перевязываю плечо. Тот спрашивает: "Что такое?" Отвечаю: "Да вот ранило". Снова вопрос: "Тяжело?" Говорю: "Да нет, заматываю пока". Ну, забинтовал себя, и мы пошли на КП, пробрались по дворам между строениями, дошли до переезда, там было недалеко, наверное, метров сто от нашей позиции до железной дороги. Пришли на КП полка, комбат пошел докладывать, а мне говорит: "Иди к себе во взвод". Ну, я отправился в Зеленый Лог, где стояла наша батарея, готовая двинуться на огневые позиции, куда прикажут. Неожиданно комбат окликнул меня и говорит: "Ты зайди в санроту, пусть тебя там перебинтуют, а то ты сам себя кое-как забинтовал". Ну что же, в полковую санроту, так в санроту, она стояла в том же овраге, где и КП. Встретили на санпосту, спрашивают, в чем дело. Увидели забинтованную рану, тут же потащили в палатку, здесь плечо заново перебинтовали, после чего я сказал, что пойду обратно в часть, но командир санитарной части говорит: "Куда ты пойдешь? Давай ходячих раненых, кто ранен в руку и идти сможет, бери с собой группу и веди всех в ту березовую рощу километрах в десяти от Понырей, которую мы на марше проходили. Там стоит наш медсанбат". Пошли туда, добрались только к ночи, утром врач осмотрел плечо, указывает в сторону, при этом говорит, что там находятся легкораненые. Тяжелораненых сразу же грузили на машины, нам же на месте оказывали помощь. Пробыл я там до конца дня, меня встречает водитель из нашего полка и говорит: "Ой, там такое дело в Понырях, наступали мы неудачно, ужас, потери большие!" Я спрашиваю, куда он едет, оказалось, что возвращается в полк, снаряды везет. Увязался я с ним, только потом попросил в строевую часть дивизии передать, что я не дезертир и вернулся на передовую.

На следующий день рано утром пошли мы с командиром батареи по огневым точкам, у нас в батарее имелось шесть орудий. Всю Ночь стреляла наша артиллерия, особенно "Катюши" и "Андрюши" - установки тяжелых фугасных реактивных снарядов М-31, представлявшие собой деревянные рамы со снарядами-"головастиками" внутри. Они предназначались для ликвидации дотов и дзотов, тяжелых инженерных железобетонных сооружений. Я впервые увидел здесь эффект действия реактивных снарядов, посмотрел, как ставятся стационарно "Андрюши", иногда снаряды летели вместе с деревянными рамами, и когда она в полете горит, ночью это очень и очень впечатляющее зрелище. Помню, приходим к одному орудию, командиром которого был Костюнин, он говорит: "Саша, ты давай ко мне!" Но я ведь с одной рукой, что буду делать. Он же отвечает: "Я буду заряжать, а ты станешь наводить!" Он остался один из расчета, в двух других было по два-три человека, в остальных расчетах - почти полный состав, хотя где-то одного или двух не хватало. Ну и командир батареи распределял, кто идет из одного расчета в другой, понесший потери, например, на огневую точку Кирпичева, кто к Гусеву. В итоге я тоже попал в расчет одного из орудий, остался на огневой позиции. И 12 июля 1943-го года был нанесен наш контрудар, была взята станция Поныри. Я уже был не на южном переезде, а не на северном. Кстати, там 10 июля 1943-го года погиб мой хороший товарищ, командир взвода автоматчиков, лейтенант Вася Большаков. На этом месте ожесточенных боев у северного переезда сейчас стоит мемориальный памятник, где есть и его фамилия. Он закрыл пулеметную амбразуру своим телом, за что его посмертно наградили Орденом Отечественной войны I-й степени. Лейтенант Николай Ильич Мисугин, командир взвода связи, мой одногодок, из Калининской области, также погиб там еще 9 июля, мы с ним были хорошо знакомы. Случилось это следующим образом. Прекратилась связь. И он лично пошел по линии, взяв в руку провод, хотел срочно найти разрыв. Я сам во время войны несколько раз так ходил. Берешь провод в руку, находишь разрыв, потом заматываешь на куст или деревцо, растущее поблизости, и начинаешь искать второй конец. Как найдешь - соединил их и пошел дальше. Связисты называли такую работу "дорожка". Так вот, Мисугин должен был срочно обеспечить связь, нашел порыв линии то ли снарядом, то ли немцы его разрезали, не знаю. Связь была восстановлена, но после боя мы нашли убитого Мисугина, он зубами сцепил провода и так умер, но связь обеспечил.

12-го же июля началось контрнаступление. Когда мы из окопов смотрели на водонапорную башню и вокзал, то казалось, что они очень далеко были друг от друга, голову нельзя было поднять. А вот когда в мирное время я попал туда и посмотрел, то выяснилось, что все было рядом. В тот же день все окрестности были сожжены, на полях сгоревшая трава, везде подбитые машины, танки, упавшие самолеты. Производило тяжелое впечатление. А утром перед наступлением началась обработка передовой противника - настоящее светопреставление. Страшная бомбежка, да еще и артиллерия работает, в том числе дальнобойная РГК, корпусная, армейская, дивизионная, полковая. И все бьют, метров на 500-600 в высоту стоит столб пыли и нам, сорокопятчикам, за этим просто-напросто покровом даже целей не видно. К вечеру, взяв станцию Поныри, вся наша дивизия пошла в наступление, 9-й гвардейский воздушно-десантный полк атаковал как раз между двумя переездами. Позиции севернее, в сторону Орла, занимал 12-й полк, а в сторону Ольховатки слева от нас располагался 15-й полк. Вечером перед наступлением я все искал моего соседа - младшего лейтенанта, но так и не нашел. Когда взяли станцию, стали продвигаться в сторону Понырей-1, это село, довольно большое. А перед ним течет небольшая речушка, но так просто где попало ее не перейдешь. Конечно, вброд можно пройти, но вот перетащить орудие, или машину, не получится. Так что наша пехота стала готовиться к наступлению, подтягивались резервы. Немцы-то первое время отошли, но затем перед речкой закрепились, там был сильный заслон, располагались как пулеметные, так и орудийные огневые точки. И, само собой разумеется, вражеские стрелки между ними. И тут случилось непредвиденное. Видимо, перед боем наших полковых командиры попросили авиацию пробомбить первую полосу врага. Тут стали подходить наши танки, двинулись к рубежу залегания пехоты, и в это время появляется целая эскадрилья штурмовиков Ил-2. Первый же самолет сбросил на наши позиции все свои бомбы, к счастью, вовремя опомнились. Вероятно, первая заявка нашего командования была выполнена авиацией с опозданием, они считали, что на позициях перед рекой все еще сидят немцы, а были уже мы. Когда первые самолеты, один или два, сбросили свой груз, то они увидели наши танки, и прекратили бомбежку, эскадрилья развернулась, и улетела в тыл. По всей видимости, они были дезориентированы и не знали, где враг. Ко вторым же координатам, которые передали из штаба полка, летчики еще не были готовы. После бомбежки мы все залегли, никого не видно. И вот в это время поднимается фигура, сзади влетает на танк и кричит: "За мной! В атаку!" Это был наш замполит 9-го гвардейского воздушно-десантного полка, армянин, гвардии майор Вапаршак Хачатурович Унанян. И вы знаете, поднялась дружно пехота, мы за боевыми порядками следовали, впереди находился мостик, который не был взорван, немцы не успели, и наши стрелки его сходу проскочили. Нам этот мостик очень помог, мы со своими орудиями добрались до дубовой рощи, располагавшейся за селом. И на господствующей высоте расположились, немцы предстали перед нами как на ладони. Начали вести прицельный огонь. Правая рука у меня была на перевязи, и вдруг под ноготь среднего пальца левой руки попадает маленький осколок, рука повисла, мне ее замотали, и обе руки уже не работающие. Приказали опять идти в санроту. Я туда подошел, мне все перебинтовали. Сказали топать в медсанбат, но я наотрез отказался. Несколько дней походил так и снова вступил в строй. За бои под станцией Поныри мне вручили медаль "За отвагу".

Потом что случилось? Немцы, не добившись успеха на нашем участке, вынуждены были отступить. Мы двинулись в наступление. В августе освободили городок Дмитровск-Орловский. Оказались на границе Курской и Орловской областей. Так что когда мы продвигались вперед, то проходили то по территории одной, то по другой области. Немцы сопротивлялись весьма и весьма серьезно, ведь они надеялись на то, что Курская дуга станет для них окончательной победной операцией в войне.

Кстати, еще в 1941-м году пришли эшелоны с красным гранитом, они хотели снять брусчатку на Красной площади, выстелить все гранитом и отпраздновать победу в Москве. Интересный эпизод, в Германию же обратно не отправили, ведь когда они отступали от Москвы, им не до гранита дело было, ноги надо унести. Мы же захватили в городке Дмитровск-Орловский эшелон с немецким красным гранитом. Теперь он лежит с правой стороны от Дома Правительства Москвы на ул. Тверская, и по этой улице все цоколи домов после войны были выложены этим гранитом.

В подготовке текста использованы

материалы проекта "Я помню"

Традиционно Вторая мировая война является местом ожесточённых, во многом даже идеологических дискуссий. Курская битва, 70-летний юбилей который мы отмечаем в эти дни, не стала исключением. Известно, что эта битва для Красной Армии началась в первых числах июля 1943 года с оборонительной операции на так называемом Курском выступе, который в рамках операции «Цитадель» стремились «срезать» танковые клещи германской армии, наступавшие сразу с двух сторон. Но немцы «увязли» в нашей обороне. Уже в середине июля они были вынуждены прекратить наступление, а потом начался их стремительный отход на запад, периодически переходящий в паническое бегство. Не зря Курская битва стала по-настоящему переломной в ходе войны — именно с неё началось освобождение нашей страны, да и всей Европы от нацистов...

Тем не менее, западная пресса (особенно издания Германии) сегодня буквально заполнена материалами тамошних историков о том, что реальным победителем в этой битве стал... германский вермахт?! Мало того, им вовсю вторят и наши доморощенные ревизионисты, вроде ударившегося в военную историю доктора философии Бориса Соколова, который утверждает, что памятники нашей победе, установленные там, где кипели страшные бои на Курской дуге, не соответствуют реальности — мол, победившая на самом деле сторона была другая!

На чём же основаны такие утверждения?

Фантазёр в погонах фельдмаршала

Прежде всего, на якобы гигантских потерях Красной Армии, которые просто не могут считаться победой. Вот что пишет об этом известный сайт «Байки о войне», посвящённый разоблачению всевозможных исторических фальсификаций:

"Ситуация с статистикой действительно сложная, цифры потерь, приводимые сторонами разнятся, что, в принципе, не удивительно. Удивляет лишь тенденция - брать на веру только данные о немецких потерях, заявленные самими немцами. Как результат такого подсчёта «соотношение потерь советской и немецкой сторон составляет здесь 4,95:1.». Сказать, что учёт потерь в германской армии вещь запутанная - ничего не сказать, пресловутой немецкой педантичностью тут даже не пахнет. Что и как считалось потерями в Вермахте, вообще, мало понятно. Зато немцы не скромничали в оценке советских потерь. Процитирую данные, приведенные немцами во время происходивших событий, по ВВС: 5 июля - 432 советских самолёта уничтожено против 26 с немецкой стороны, 7 июля - 205 против 15 и 15 июля - 212 против 23 Немецкая пропаганда провозгласила также, что за 6 первых дней «Цитадели» 1269 сов. самолета были сбиты против 62 со стороны Люфтваффе! "

Ещё хлеще рисуется соотношение потерь в танках. Так, по утверждениям немецких историков, 12 июля 1943 года немцы якобы безвозвратно потеряли под Прохоровкой всего лишь «5 танков, а ещё 43 танка и 12 штурмовых орудий были повреждены» , а советские безвозвратные потери составили... не менее 334 танков и самоходных орудий! А германский фельдмаршал Эрих фон Манштейн, который, собственно, командовал немцами под Курском, самоуверенно заявляет аж о 1800 уничтоженных русских танках — правда, за время всей битвы. По этому поводу авторы сайта «Байки о войне» верно подметили:

«Хочется задать простой вопрос: как так получилось, что германские войска, имея сравнительно „небольшие потери“, так и не вошли в Курск? Как случилось, что якобы потеряв только 8-10% личного состава из 800 тыс группировки и менее 300 танков и САУ из 2500, вермахт не только не окружил советские войска на Курском выступе, но и обратился в «бег к Днепру»? Есть логические объяснения этому феномену?»

Конечно же есть. Все немецкие «исследования» Курской битвы строятся главным образом на мемуарах всё то же Манштейна, известного «барона Мюнхгаузена» Второй мировой войны. Все его откровенно лживые воспоминания строятся именно на утверждениях о том, что русские били его неоднократно только потому, что задавили своей массой, ценой собственных чудовищных потерь, не дав бедным фрицам воспользоваться уже «одержанными победами». Так он оценивает свои собственные провалы не только под Курском, но и под Сталинградом в декабре 1942 года, и на Украине в начале 1944 года. Наверное, ярким свидетельством буйных фантазий фельдмаршала, не имеющих отношения к реальной жизни, стала его отставка — в самый разгар войны. Видать, врал фельдмаршал не только в своих мемуарах, но и в донесениях Гитлеру, которому уже видать надоело выслушивать байки о «победах, украденных русскими варварами». Так что цена мемуаров Манштейна получается очень незначительной...

О реальном же положении дел в вермахте на Курской дуге на могут свидетельствовать свидетельствуют слова генерала Гейнца Гудериана:

«В результате провала наступления «Цитадель» мы потерпели решительное поражение. Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших потерь в технике на долгое время были выведены из строя… Само собой разумеется, русские поспешили использовать свой успех. И уж на Восточном фронте не было спокойных дней. Инициатива полностью перешла к противнику».

А другой генерал германской армии Вальтер Венк прямо пишет о том, что к 7-ому июля 1943 года только одна 3-я танковая немецкая дивизия потеряла свыше 67% своих танков. К концу германского наступления, согласно оперативным сводкам самих немцев, потери танков в разных частях вермахта доходили до 70-80%! Именно по этом причинам немцы и были вынуждены остановиться, прекратив свою наступательную операцию...

Сицилианская защита

Однако фальсификаторы на этом не останавливаются. Начавшееся следом отступление вермахта они объясняют вовсе не боевыми качествами Красной Армии, а тем, что в итальянской Сицилии началась высадка англо-американцев. Мол, этот десант в Европе так напугал Гитлера, что он решил срочно свернуть все операции на Курской дуге, чтобы перебросить в Сицилию свои чуть ли не самые боеспособные ударные части. И если бы не это «роковое решение», то несомненно советские войска были бы наголову разгромлены.

Такая оценка вызвала закономерное удивление авторов сайта «Байки о войне»:

«Начнём с того, что переброска дивизий Вермахта с Восточного фронта на Запад явление редкое, даже уникальное. А вот отправка с Запада дивизий на советско-германский фронт явление типичное. Когда вермахт потерпел сокрушительные поражения под Москвой, Ростовым, Тихвином и Сталинградом, то с конца 1941 по 1943 годы немцы перебросили с Запада 39 дивизий и шесть бригад. В их числе 18 дивизий из Франции. Даже 15 января 1945 г, для предотвращения крушения Восточного фронта Гитлер приказал перебросить туда более 40 дивизий с Запада. Т.е. отправка 3-х танковых дивизий СС в Италию событие уникальное!»

Примечательно, что все утверждения о такой «переброске» строятся главным образом опять-таки на заверениях Манштейна. Вот что он пишет:

«Совещание 13 июля началось заявлением Гитлера о том, что положение на Сицилии, где западные державы высадились 10 июля, стало серьёзным. Итальянцы вообще не воевали. Вероятно, мы потеряем остров. Следующим шагом противника могла быть высадка на Балканах или в южной Италии. Необходимо сформировать новые армии в Италии и на западных Балканах. Восточный фронт должен отдать часть сил, и потому операция «Цитадель» не может дольше продолжаться».

Любопытно, но стенограммы этого совещания от 13.07.1943... не сохранилось! То есть, нам предлагают верить фельдмаршалу на слово. Но если учесть его откровенную и доказанную лживость... Словом, чтобы разобраться, надо смотреть на реальное, а не выдуманное «бароном Мюнгаузеном» положение вещей.

Итак, по данным историков журнала «Военное обозрение» расстановка сил в Сицилии выглядела следующим образом:

«Всего на Сицилии находилось 300 тыс. итальянских и 40 тыс. немецких солдат, 147 танков, 220 орудий и около 600 самолётов. Плюс к этому итальянские войска вскоре получили дополнительно ещё подкрепление в количестве 12 тыс. чел. и 91 танк. Для высадки союзников в Сицилии в составе двух армий 15-й группы армий было 13 дивизий, 3 танковые бригады, 3 отряда «Коммандос» и 3 батальона «Рейнджерс». Группировка союзных войск насчитывала 470 тыс. человек и 600 танков... После окончания операции ситуация выглядела следующим образом. Потери немецких и итальянских войск составили 29 тыс. человек убитыми, 140 тыс. (в основном итальянцы) попали в плен. Потери американских войск составили 2 237 человек убитыми, 6 544 ранеными или пленными. Погиб 2 721 британский солдат, 10 122 были ранены или попали в плен. Канадские войска потеряли 562 убитыми и 1 848 ранеными или попавшими в плен».

А теперь сравните эти данные с численностью советско-германских войск, действовавших на Курской дуге, где воевало свыше миллиона человек с тысячами танков и самолётов! Сицилия на этом фоне выглядит лишь незначительным эпизодом. Думается, что Гитлер прекрасно знал о таком соотношении. Это раз. А во-вторых, главной его задачей был разгром именно России. И потому ему вряд ли он стал бы отвлекать свои ударные части на территорию Италии. Впрочем, точно так же оценивали свою сицилийскую операцию и сами наши западные союзники. По словам авторов «Военного обозрения»:

«Для американских войск, высадка в Сицилии это было первое серьёзное испытание на европейском театре боевых действий, однако открытием второго фронта в Европе высадка на Сицилию не считается ни нами, ни, что в данном случае важнее — ими, англо-американцами. Черчилль и Рузвельт в начале 43-го пришли к выводу, что в этом году полномасштабная высадка в Европе ещё пока не возможна, но ударить в мягкое южное подбрюшье врага, в Италии, уже вполне по силам, что они с успехом и сделали».

А вот какие настоящие решения принимало тогда германское командование. Вопреки заявлениям фальсификаторов о том, что в Италию было переброшено три танковых дивизии СС, «которых не хватило для победы Германии под Курском», на самом деле ситуация с дивизиями выглядела иначе. Ни дивизия СС «Дас Райх», ни дивизия СС «Мёртвая голова» в Италию не поехали. Немцы их использовали в качестве своего рода «пожарной команды» для отражения другого советского наступления в Донбассе, на реке Миус, которое началось в конце июля 1943 года. В Италию попала лишь дивизия СС "Лейбштандарт». Однако, как указывают многие военные историки, покидая Восточный фронт, «Лейбштандарт» передал все свои танки и самоходно-артиллерийские установки дивизии «Дас Рейх». То есть, вся имеющаяся бронетехника была оставлена в России!

Отсюда выходит, что в Италию отправился оставшийся в строю после боёв на Курской дуге только личный состав дивизии. Мало того, Гитлер не стал бросать этих эсэсовцев против войск союзников. А этого и не требовалось — англо-американцев успешно сдерживали десантники генерала Кессельринга, да сохранившие боеспособность итальянские части, которые беспрерывно контратаковали противника. Кроме того, к Сицилии немцам перебросили ещё две пехотные дивизии, но из России, а одну из южной Франции, другую — из той же Италии.

Что же касается «Лейбштандарта», то солдаты дивизии, разместившись на севере Италии, по сути, отдыхали после тяжёлых боёв с русскими. А ещё их периодически привлекали на борьбу с начавшимся в этих местах партизанским движением. Впрочем, эсэсовцы прохлаждались недолго. Уже в ноябре 1943 «Лейбштандарт» срочно вернули на Восточный фронт, так как Красная Армия начала форсировать Днепр...

Словом, ситуация на Сицилии практически не оказала никакого влияния на исход величайшего танкового сражения на Курской дуге. Германского агрессора сломило исключительно мужество и боевое мастерство частей Красной Армии, её солдат, офицеров и генералов. Вот как оценивают Курскую битву добросовестные исследователи, чуждые любых фальсификаций:

«В ходе Курской оборонительной операции войска Центрального, Воронежского и Степного фронтов сорвали план немецко-фашистского командования по окружению и разгрому более чем миллионной группировки советских войск. Попытка врага взять реванш за Сталинград и вырвать у Красной Армии стратегическую инициативу полностью провалилась. В ходе ожесточённого оборонительного сражения под Курском советские войска нанесли врагу тяжёлое поражение и создали благоприятные условия для перехода в решительное контрнаступление.

Успех оборонительной операции был обусловлен тем, что советское командование не только разгадало планы противника, но и достаточно точно определило место и время нанесения его ударов. Сосредоточив в районах предстоящих действий крупные силы, оно добилось существенного превосходства над противником, которое позволяло не только успешно обороняться, но и наступать. Не поддавшись искушению перейти в наступление ранее противника, советское командование решило придерживаться плана кампании, основой которого являлась преднамеренная оборона с одновременной подготовкой контрнаступления.

Чтобы достигнуть целей оборонительной операции, на Курской дуге была построена самая сильная за всю войну оборона. Эта оборона была рассчитана прежде всего на отражение массированных танковых ударов, была небывалой по глубине, по инженерному оборудованию позиций и полос, плотности сил и средств.

Наступление немецко-фашистских войск провалилось ещё и потому, что авиации противника не удалось завоевать господство в воздухе. В ходе оборонительного сражения советские летчики уничтожили более 1,5 тыс. немецких самолётов, в то время как собственные потери составили около 460 самолётов. В битве под Курском враг наконец-то в полной мере испытал на себе всю мощь ударов советской штурмовой и бомбардировочной авиации. Оборона под Курском оказалась непреодолимой для врага благодаря беспримерному мужеству и героизму советских воинов, которые насмерть стояли на занимаемых рубежах, защищая их до последней капли крови, до последнего дыхания.

Удар врага был страшной силы, без преувеличения всесокрушающим, поэтому выдержать его было не так-то просто. Вряд ли бы какая-нибудь другая армия смогла это сделать. Но советский солдат выстоял. И не только выстоял, но и отразил врага, а затем погнал его на запад. Правда, победа над врагом далась дорогой ценой. В оборонительных боях на Курской дуге советские войска потеряли около 180 тыс. человек, более 1,6 тыс. танков и САУ, около 4 тыс. орудий и минометов. Но и противник понёс огромные потери...».

Слава нашим отцам и дедам, сумевших в такой страшной битве не только отстоять свои оборонительные рубежи, но и сломать хребет лучшим частям нацистской Германии! С этого момента наша грядущая Победа в той войне стала только вопросом времени...

Вадим Андрюхин, главный редактор