Гомер тугие паруса. Работа над образом ахейцев и Елены

Ниже не приводятся указания на переклички с другими сочинениями Мандельштама: такие сведения полезны, если способны прояснить содержание комментируемого текста, и избыточны, если в нем нет темнот. Ответов на вопросы «а мог ли автор это читать» и «отдавал ли автор себе отчет...» комментатор не искал, полагая, что комментарий есть свидетельство не об авторе, а о языке. Приводимые ниже указания на переклички текста Мандельштама с сочинениями других авторов призваны помочь читателям оценить ресурсы поэтического языка и его способность к саморефлексии.

Комментируемый текст:

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочел до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,

Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи –

На головах царей божественная пена –

Куда плывете вы? Когда бы не Елена,

Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер – все движется любовью.

Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,

И море черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Комментатор считает своим приятным долгом выразить признательность М. Бобрик, В. Брайнину-Пассеку, А. Жолковскому, О. Лекманову, Н. Мазур, Н. Охотину, О. Проскурину, Е. Сошкину и М. Федоровой за помощь в работе.

Материалы к комментарию:

Бессонница – Наряду с произведениями таких авторов, как Сапфо и Ду Фу, Петрарка и Шекспир, Гейне и Малларме, комментируемый текст включают в антологии литературы о бессоннице (см.: Acquainted with the Night: Insomnia Poems. N. Y., 1999; Schlaflos: Das Buch der hellen Naechte. Lengwil, 2002 ), однако составить по нему представление о русской традиции в освоении этой темы затруднительно. В нем отсутствуют, например, обязательные для большинства русских «стихов, сочиненных во время бессонницы» мотивы тревоги: «Что тревожишь ты меня?» (Пушкин), «Меня тревожит непощадно» (Языков), «Вежды сомкну лишь – и сердце встревожено» (Бенедиктов), «И вовсе я не мог сомкнуть / Встревоженные очи» (Огарев), «Опять в моей душе тревоги и мечты» (Апухтин), «Пред ними сердце вновь в тревоге и в огне» (Фет), «И тревожной бессонницы прочь / Не прогонишь в прозрачную ночь» (Блок) и/или томления: «Часы томительного бденья» (Пушкин), «Томительная ночи повесть!» (Тютчев), «Как утомительны и сонны / Часы бессонницы моей!» (Языков), «В час томительного бденья» и «Отчего в часы томленья» (Ап. Григорьев), «И только ты в тиши томишься одиноко» и «Тайна, вечная, грозная тайна томит / Утомленный работою ум» (Надсон), «А сердце грешное томит меня своим / Неправосудьем нестерпимым» (Фет), «Томя и нежа ожиданьем» (Анненский). Текст Мандельштама ближе к сочинениям, описывающим погружение в сон – под влиянием морской качки, шума прибоя, утомления от чтения или подсчета воображаемых одинаковых объектов; только у Мандельштама используется не одно, а все названные снотворные средства.

Бессонница. Гомер – Свобода от внешнего зрения, обретаемая благодаря сну или слепоте, есть условие сверхвидения: «Я сладко усыплен моим воображеньем, / И пробуждается поэзия во мне» (Пушкин), «O, окружи себя мраком, поэт, окружися молчаньем, / Будь одинок и слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен, / Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье» (А. К. Толстой).

Бессонница. Гомер. Тугие паруса – Номинативный строй зачина (ср. в других ноктюрнах: «Шепот, робкое дыханье...», «Ночь, улица, фонарь, аптека...»; см.: Nilsson N. A. Osip Mandel’štam. Stockholm, 1974. P. 36 ) придает ему видимость законченной конструкции, что повышает его пригодность как материала для цитирования – благоговейного: «И нет иных примет, дарованных от века, / лишь стоит повторить, припомнить голоса: / Ночь, улица, фонарь, аптека... / Бессонница. Гомер. Тугие паруса» (Ковалев) или травестийного: «Бессонница. Гарем. Тугие телеса» (Гандельсман).

Бессонница. Гомер. Тугие паруса... список кораблей – Гомер служит не только образцом благодатной свободы от внешнего зрения, но и средством погружения в транс: занимающее около трети объема 2-й песни «Илиады» повествование об ахейских военачальниках, приведших свои корабли под Трою, имеет репутацию утомительного лектюра: «Этот свод легенд о дружинниках Агамемнона, иногда просто их перечень, кажется нам теперь довольно скучным» (Анненский, «Что такое поэзия?»; см.: Nilsson. Op. cit., 37–38 ). В переводе Гнедича 2-я песнь «Илиады» озаглавлена «Сон. Беотия, или Перечень кораблей» – в ней Зевс велит богу сна: «Мчися, обманчивый Сон, к кораблям быстролетным ахеян».

прочел до середины – Впоследствии здесь расслышат голос Данте: «„Бессонница, Гомер, тугие паруса...“ / Он список кораблей прожил до середины» (Строчков) и «Земную жизнь, как список кораблей, / я прочитал едва до середины» (Кудинов).

Бессонница... журавлиный – Ср. впоследствии: «Когда бессонница, птицы – испытанная компания», «было птиц до потери счета» (Сошкин).

кораблей... как журавлиный – В «Илиаде» воины уподоблены птицам, в том числе летящим журавлям (см.: Terras V. Classical Motives in the Poetry of Osip Mandel’štam // Slavic and East European Journal. 1965. Vol. 10, no. 3. P. 258 ). Параллелизм кораблей и птиц, в развернутом виде отсутствующий в «Илиаде», не редкость в русской поэзии: «Но вот в тумане там, как стая лебедей, / Белеют корабли, несомые волнами» (Батюшков), «Там корабли ахейцев смелых, / Как строи лебедей веселых, / Летят на гибель, как на пир» (Глинка), «Кораблей крылатых стадо» (Шевырев), «Чу, пушки грянули! крылатых кораблей / Покрылась облаком станица боевая, / Корабль вбежал в Неву – и вот среди зыбей, / Качаясь, плавает, как лебедь молодая» и «Плывет корабль, как лебедь громовержец...» (Пушкин), «Корабль <…> прострет крылатый ход» (Кюхельбекер), «Когда станица кораблей, / Шумя обширными крылами, / Ряды бушующих валов / Высокой грудью раздвигает / И в край родимый прилетает» (Языков), «Лети ж, корабль крылатый мой» (А. К. Толстой), «Как на распущенных крылах, / Летел корабль» (А. Майков), «Крылатые белеют корабли» (Мережковский), «Мелькал корабль, с зарею уплывавший <…> как лебедь белый, крылья распластавший» (Белый), «О пристани / Крылатых кораблей» (Волошин). И наоборот, полет может представать плаваньем: «Веселый жаворонок вьется / И тонет в зыбях голубых, / По ветру песни рассыпая! / Когда парит орел над высью скал крутых, / Широкие ветрила расстилая, / И через степь, чрез бездны вод / Станица журавлей на родину плывет» (Веневитинов; в оригинале, у Гете, мотив плаванья отсутствует). Если воинство подобно птицам, то верно и обратное: «А выше – строем / Иль острым клином, / Подобно войску, / Через все небо / Перелетает / Полк журавлей» (А. Майков). Милитаризация воздуха повысит спрос на эту метафорику: «Над ними, в облаках, смотри, вблизи, вдали, / Стальные реют журавли, – / То наши чудо-самолеты!» (Бедный), «И, построенные к бою, / Пролетают над тобою / В синем небе журавли. / Ты скомандовал: – Летите! – / И уже они вдали» (Барто), «Кто взовьётся и собьёт / Этот чёрный самолёт? <…> И взлетели над полями / Журавли за журавлями, / И в атаку понеслись: / „Ну, проклятый, берегись!“» (Чуковский). В песне 1970-х павшие воины перевоплощаются в летящих журавлей, и «в том строю есть промежуток малый – / Быть может, это место для меня!» (Гамзатов, пер. Гребнева) – мотив, который в центонную эпоху соединится с кораблями Мандельштама: «в списке кораблей / есть место для меня» (Стариковский).

Бессонница … кораблей... как журавлиный – Подобие в рисунке движения и форме корпуса, а также сходство (фонетическое и морфологическое) самих слов «корабли» и «журавли» сделало их членами квазифольклорного параллелизма – от «У нее корабли в море, у него – журавли в небе» (Бестужев-Марлинский, «Роман и Ольга») до «Журавль по небу летит, корабль по морю идет» (Ким), а также рифменной парой, начиная самое позднее с Блока: «И на вьюжном море тонут / Корабли. / И над южным морем стонут / Журавли». У Мандельштама этот параллелизм, усиленный фигурой сравнения, мотивирует смешение двух снотворных практик – чтения скучного текста и подсчета животных одного вида. Ср. впоследствии: «Корабль, журавль, сон» (Львовский).

поезд журавлиный – Возможно, перевод выражения «Kranichzug» («Zug der Kraniche»), встречающегося, например, у Шиллера («Was ist’s mit diesem Kranichzug?») и в сцене с Еленой Прекрасной в «Фаусте» («...gleich der Kraniche / Laut-heiser klingendem Zug»; ср.: Nilsson. Op. cit., 39 ).

журавлиный... в чужие рубежи – Ср.: «В степи кричали журавли, / И сила думы уносила / За рубежи родной земли» (Фет). У русских и советских авторов образ улетающих журавлей нередко сопутствует размышлениям об отчизне и чужбине: «Их гостем посетит минутным / Журавль, пустынник кочевой. / О, где тогда, осиротелый, / Где буду я! К каким странам, / В какие чуждые пределы / Мчать будет гордо парус смелый / Мой челн по скачущим волнам!» (Давыдов), «Я кричу кораблям, / Я кричу журавлям. / – Нет, спасибо! – я громко кричу. – / Вы плывите себе! / И летите себе! / Только я никуда не хочу <…> Я отсюда / Совсем / Никуда / Не хочу! / Я останусь в Советской Стране!» (Хармс), «Летят перелетные птицы / В осенней дали голубой, / Летят они в жаркие страны, / А я остаюся с тобой. / А я остаюся с тобою, / Родная навеки страна! / Не нужен мне берег турецкий, / И Африка мне не нужна» (Исаковский). Крик журавлей – атрибут России: «Чу! тянут в небе журавли, / И крик их, словно перекличка / Хранящих сон родной земли / Господних часовых» (Некрасов), «О родине – крик журавлей» (Т. Бек); заслышав его на чужбине, вспоминают о родине: «Вот уж близко летят и все громче рыдая, / Словно скорбную весть мне они принесли... / Из какого же вы неприветного края / Прилетели сюда на ночлег, журавли?.. / Я ту знаю страну, где уж солнце без силы, / Где уж савана ждет, холодея, земля / И где в голых лесах воет ветер унылый, – / То родимый мой край, то отчизна моя» (А. Жемчужников). Поскольку движение журавлей «в чужие рубежи» есть движение на юг, а ахейские корабли направляются в другую сторону и все же уподоблены журавлям, комментируемый текст приобретает сходство с популярным в эпоху модерна разыгрыванием античного сюжета в среднерусских декорациях.

На головах царей божественная пена – «Фраза <...> вызывает продуктивные античные ассоциации – цари родового общества, их надменность, распри, рождение Афродиты из пены, языческое многобожие, близость богов к людям» (Полякова С. Осип Мандельштам. Ann Arbor, 1992. C. 28 ). Cр. также: «Мы – всплески рдяной пены / Над бледностью морей. / Покинь земные плены, / Воссядь среди царей!» (Вяч. Иванов; см.: Лекманов О. Заметки к теме «Мандельштам и Вячеслав Иванов» // «Свое» и «чужое» слово в художественном тексте. Тверь, 1999. С. 199 ).

Куда плывете вы? – Ср.: «Громада двинулась и рассекает волны. / Плывет. Куда ж нам плыть?», здесь же флот уподоблен птицам: «И стая тонет кораблей», а творческое состояние – сну (Пушкин); «Все зыбь – как на море. Я, точно наяву, / Куда-то вдаль на корабле плыву <…> Куда плыву?» (Огарев).

журавлиный клин... Куда плывете вы? – Ср.: «Куда несетесь вы, крылатые станицы?» (А. Одоевский).

Куда плывете вы? Когда бы не Елена – Сходство с лермонтовским «Во прахе и крови скользят его колена» (ср. перекличку окончаний стихов и полустиший: «...вы – Елена» / «...крови – колена») проступит в центоне: «Куда плывете вы, когда бы не Елена? / Куда ни загляни – везде ее подол, / Во прахе и крови скользят ее колена» (Еременко).

длинный... Как журавлиный клин... Елена – У Данте тени осужденных за распутство, в том числе Елены, Ахилла и Париса, движутся «как журавли <…> длинной вереницей» («come i gru <…> lunga riga»; ср.: Nilsson. Op. cit., 39 ). Лозинский, переводя это место, вспомнит Мандельштама: «Как журавлиный клин летит на юг».

Когда бы не Елена, Что Троя вам одна, ахейские мужи? – Ср.: «Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы / Брань за такую жену и беды столь долгие терпят» («Илиада», пер. Гнедича; см.: Terras. Op. cit., 258 ).

Гомер... журавлиный... море – Ср.: «Грустят валы ямбических морей, / И журавлей кочующие стаи, / И пальма, о которой Одиссей / Рассказывал смущенной Навзикае» (Гумилев).

пена... Елена... море – Ср.: «И вот рождается Елена <…> Белее, чем морская пена» (Мережковский).

кораблей... пена... Елена... море – Ср.: «Ты бледна и прекрасна, как пена <…> Ты и смерть, ты и жизнь кораблей. / О Елена, Елена, Елена, / Ты красивая пена морей» (Бальмонт; см.: Markov V. Kommentar zu den Dichtungen von K. D. Bal’mont. Koeln, 1988. S. 195 ).

И море, и Гомер – Русские авторы вослед Байрону («By the deep sea, and music in its roar»; пер. Батюшкова: «И есть гармония в сем говоре валов») объявляют искусство соприродным морской стихии: «Мне в чудные гармоний переливы / Слагался рев катящихся зыбей» (А. Майков), «Певучесть есть в морских волнах, / Гармония в стихийных спорах» (Тютчев); отсюда уподобления стихов волнам с имитацией ритма прибоя – от «Что в море купаться, то Данта читать: / Стихи его тверды и полны, / Как моря упругие волны!» (Шевырев) до «Я родился и вырос в балтийских болотах, подле / серых цинковых волн, всегда набегавших по две, / и отсюда – все рифмы» (Бродский). У Мандельштама эта декларация сведена к уравнению, доказательную силу которого обеспечивает звуковое сходство его членов: «море» и «Гомер». Эта «почти анаграмма» (Nilsson. Op. cit., 41 ), навеянная, возможно, фразой Пушкина «Каково море Жуковского – и каков его Гомер» (см.: Ронен О. Поэтика Осипа Мандельштама. СПб ., 2002. C. 25 ), будет развернута в гексаметрический палиндром «Море могуче – в тон ему шумен отвечу Гомером» (Авалиани). Каламбурным способом доказательства тезиса о соприродности поэзии морю воспользуется Пастернак и тоже на пушкинском материале: «„К морю“ было: море + любовь к нему Пушкина <…> поэт + море, две стихии, о которых так незабвенно – Борис Пастернак: „Стихия свободной стихии / С свободной стихией стиха“…» (Цветаева, «Мой Пушкин»; ср.: «Прощай, свободная стихия!» и «...стихи свободно потекут»). Ассоциация «Пушкин – море – поэзия» (отразившаяся и в призыве «бросить» его «с Парохода современности») восходит самое позднее к Мережковскому, утверждавшему, что поэт и герой «рождаются из одной стихии. Символ этой стихии в природе для Пушкина – море. Море подобно душе поэта и героя» («Пушкин»); здесь же и вскоре у Розанова («О Пушкинской Академии») Пушкин сближен с Гомером.

Как журавлиный клин... все движется – Ср. впоследствии: «как журавлиный клин, когда он берет / курс на юг. Как все движущееся вперед» (Бродский).

все движется любовью – Идея, восходящая, в частности, к Данте (см.: Nilsson. Op. cit., 42 ); в сходном словесном оформлении ср.: «Только любовью держится и движется жизнь» (Тургенев, «Воробей»).

И море... любовью – Скрытая перекличка «и море – amore» (ср.: Lachmann R. Gedaechtnis und Literatur. Frankfurt am Main, 1990. S. 400 )?

божественная пена... И море, и Гомер... любовью... слушать – Ср.: «Какое очарование <…> в этом подслушивании рождающейся из пены морской Анадиомены, ибо она есть символ Гомеровой поэзии» (Жуковский о своей работе над переводом «Одиссеи»). Ср. также «Море» Вяземского, где морская стихия предстает колыбелью «очаровательницы мира» и вечным источником поэзии.

Гомер молчит – Так вожатый Вергилий оставляет Данте.

прочел до середины... Гомер молчит – Ср.: «За Библией, зевая, сплю» (Державин), «А над Вергилием зевал» (Пушкин), «Зорю бьют... из рук моих / Ветхий Данте выпадает, / На устах начатый стих / Недочитанный затих» (Пушкин).

список кораблей прочел до середины... море черное – «Черный понт» упомянут в «Илиаде» (пер. Гнедича; см.: Taranovsky K. Essays on Mandel’štam. Cambridge MA; London, 1976. P. 147 ) примерно в середине «списка кораблей» (см.: Лифшиц Г. Многозначное слово в поэтической речи. М., 2002. С. 169 ).

молчит, И море черное... шумит – Ср.: «Все молчит / Лишь море Черное шумит» (Пушкин; см.: Taranovsky. Op. cit., 147; ср.: Lachmann. Op. cit., 401 ) и «А море Черное шумит не умолкая» (Лермонтов; см.: Taranovsky. Op. cit., 147 ).

море... витийствуя – Представление о «говоре моря» как гимне творцу мироздания (murmur maris, частый в латинской поэзии оборот; в качестве образцового предложен Цицероном) было усвоено новой европейской литературой: Шатобриан, Ламартин, Байрон, Гюго, Батюшков, Вяземский, Баратынский, Пушкин и др. (см.: // Новое литературное обозрение. 2004. № 66. С. 128–129).

витийствуя, шумит – Ср.: «О чем шумите вы, народные витии?» (Пушкин).

И с тяжким грохотом – Ср.: «И с тяжким грохотом упал» (Пушкин).

Бессонница... пена... море... шумит... грохотом – Cр.: «Мне слышался грохот пучины морской, / И в тихую область видений и снов / Врывалася пена ревущих валов» (Тютчев).

море... любовью... изголовью – Ср. впоследствии: «И за тенью моей он последует – как? с любовью? / Нет! скорей повлечет его склонность воды к движенью. / Но вернется к тебе, как великий прибой к изголовью, / как вожатого Дант, уступая уничтоженью» (Бродский).

Бессонница... любовью... изголовью – Ср.: «Святые радости подругами слетели – / Их рой сном утренним кругом тебя играл; / И ангел прелести, твоя родня, с любовью / Незримо к твоему приникнул изголовью» (Жуковский), «Хранитель Гений мой – любовью / В утеху дан разлуке он: / Засну ль? приникнет к изголовью / И усладит печальный сон» (Батюшков), «Заснут, – с молитвою, с любовью / Мой призрак в их счастливом сне / Слетит к родному изголовью» (Кюхельбекер), «Я плачу, как дитя, приникнув к изголовью, / Мечусь по ложу сна, терзаемый любовью» (Давыдов), «И перед утром сон желанный / Глаза усталые смежил <…> К ее склонился изголовью; / И взор его с такой любовью, / Так грустно на нее смотрел» (Лермонтов), «Потом эти звуки, с участьем, с любовью, / Красавица шепчет, склонясь к изголовью... / Уснула...» (Бенедиктов), «Я жду, чтобы настал скорее час ночной. / Пробил ли он? Приникнув к изголовью / Измученной, больною головой, / Мечтаю о былом с восторгом и любовью» (Ростопчина), «Какие-то носятся звуки / И льнут к моему изголовью. / Полны они томной разлуки, / Дрожат небывалой любовью» (Фет), «В постели я плакал, припав к изголовью; / И было прощением сердце полно, / Но все ж не людей, – бесконечной любовью / Я Бога любил и себя, как одно» (Мережковский).

Бессонница... море... любовью... изголовью – Ср.: «Вот засыпает царевич в тревоге и горе, / Сон его сладко баюкает темное море... / Снится царевичу: тихо к его изголовью / Ангел склонился и шепчет с любовью» (Апухтин).

1915 – Параллелизм троянской и первой мировой войны (см.: Dutli R. Meine Zeit, mein Tier: Osip Mandelstam. Zuerich, 2003. S. 128 ) вносит уточнение в понимание любви как источника всеобщего движения: этот источник – вечный.

«Бессонница. Гомер. Тугие паруса» Осип Мандельштам

Анализ стихотворения Мандельштама «Бессонница. Гомер. Тугие паруса»

Творчество поэта Осипа Мандельштама весьма разнопланово и подразделяется на несколько периодов, которые существенно отличаются друг от друга по настроению и содержанию. Стихотворение «Бессонница. Гомер. Тугие паруса» относится к раннему этапу литературной деятельности автора. Оно было написано в 1915 году и вошло в первый поэтический сборник Осипа Мандельштама под названием «Камень». По одной из версий, в этот период автор увлекался античной литературой и перечитывал нетленные произведения древнегреческих авторов. Однако те, кто был близко знаком с поэтом, убеждены, что данное стихотворение навеяно поездкой в Коктебель к поэту Максимилиану Волошину, который показал Мандельштаму удивительную находку – обломок старинного корабля, который запросто мог бы принадлежать средневековой флотилии.

Так или иначе, летом 1915 года было создано нетипичное для поэта и имеющее глубокий философский подтекст стихотворение «Бессонница. Гомер. Тугие паруса». Безусловно, в нем можно найти отголоски гомеровской «Илиады», а точнее, ссылку на ее часть под названием «Сон Беотия, или перечень кораблей» . В ней древнегреческий поэт описывал флотилию, которая собиралась на войну с Троей, и подробный список насчитывал порядка 1200 судов. Поэтому неудивительно, что, терзаемый бессонницей, поэт «список кораблей прочел до середины». Рассуждая на тему Троянской войны, Осип Мандельштам проводит параллель между прошлым и настоящим, приходя к выводу, что у любых человеческих поступков есть логическое объяснение. И даже самые кровавые сражения, коварные и неумолимые в своей беспощадности, могут быть оправданы с точки зрения того, кто их инициирует. Одним из таких оправданий является любовь, которая, по мнению поэта, способна не только убивать, но и дарить надежду на возрождение. «И море, и Гомер – все движется любовью», — утверждает автор, понимая, что завоевателям вовсе не нужна была гордая Троя. Ими руководило желание заполучить самую очаровательную пленницу в мире – царицу Елену, которая и спровоцировала своей неземной красотой войну.

Понимая, что чувства и разум зачастую противоречат друг другу, Осип Мандельштам задается вопросом: «Кого же слушать мне?» . Ответ на него не в состоянии дать даже мудрый Гомер, который считает, что если любовь настолько сильна, что способно разжечь войну, то это чувство заслуживает глубокого уважения. Даже если, подчиняясь ему, приходится убивать и разрушать. С такой точкой зрения Осип Мандельштам не может согласиться, так как убежден, что любовь должна нести не разрушение, а созидание. Но и опровергнуть великого Гомера он не в состоянии, так как есть яркий пример ослепляющей любви, которая полностью уничтожила Трою.

Ответа на этот философский вопрос у автора нет, потому что чувства, испытываемые к женщине, могут заставлять одних совершить великий подвиг, а у других выявляют самые низменные качества, которыми они руководствуются при достижении своей цели. Поэтому любовь Осип Мандельштам сравнивает с черным морем, которое «витийствуя, шумит и с тяжким грохотом подходит к изголовью» , поглощая все сомнения и страхи. Противостоять его напору практически невозможно, поэтому каждому приходится выбирать, готов ли он пожертвовать ради высокого чувства своими принципами и идеалами. Или же, наоборот, именно любовь станет тем спасательным кругом, который поможет выбраться из пучины порока, ошибок и необдуманных поступков, взять на себя ответственность за каждое принимаемое решение и за каждое сказанное слово, произнесенное в порыве страсти или же умиротворения.

pishi-stihi.ru

Стихотворение Мандельштама О. Э. «Ахматова»

В пол-оборота, о печаль,
На равнодушных поглядела.
Спадая с плеч, окаменела
Ложноклассическая шаль.

Стихотворение Мандельштама О. Э. «Бах»

Здесь прихожане - дети праха
И доски вместо образов,
Где мелом - Себастьяна Баха
Лишь цифры значатся псалмов.

Высокий спорщик, неужели,
Играя внукам свой хорал,
Опору духа в самом деле
Ты в доказательстве искал?

Что звук? Шестнадцатые доли,
Органа многосложный крик -
Лишь воркотня твоя, не боле,
О, несговорчивый старик!

И лютеранский проповедник
На черной кафедре своей
С твоими, гневный собеседник,
Мешает звук своих речей.

Стихотворение Мандельштама О. Э. «Бессонница. Гомер. Тугие паруса»

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

К списку стихов

moudrost.ru

Яркой жемчужиной в ожерелье ранних произведений Осипа Мандельштама является стихотворение «Бессонница. Гомер. Тугие паруса», которое написано в несколько нетрадиционной для автора манере.

Идея стихов родилась во время поездки Мандельштама в Испанию к товарищу по перу Максимилиану Волошину. Там Волошин показал Осипу фрагмент древнего корабля, из которого поэт создал образ песчинки древней флотилии из «Илиады» Гомера. В один клубок сплелись – бессонница, которой страдал Мандельштам, паруса древних кораблей и произведение Гомера.

Древнегреческий поэт в своей «Илиаде» рассказывал, как собиралась армада кораблей для войны с Троей. Судов было более 1000, поэтому не мудрено, что Осип вообразил себе только половину флотилии. Потом заснул – бессонница разомкнула свои объятья.

Интерес вызывают строки:

Напомню, что в поэме Гомера Елена – дочь Бога и женщины, а также жена спартанского царя Менелая. Её похищение Парисом, сыном царя Трои, и стало причиной великой Троянской войны.

Мандельштам пишет, что если бы не было похищения Елены, то до Трои не было бы никакого дела. Фактически, Елена, точнее её похищение троянцами, и разожгло пожар войны. Не хотел ли в 1915 году Мандельштам провести параллели с началом Первой мировой войны, ведь до убийства Франца Фердинанда также никто не помышлял о войне? Разница только в том, что у Гомера войну начала любовь (ради неё похищена Елена), а в Европе война начинается из-за убийства, из-за политических разногласий. Причины разные – результат один.

В строке:

Мандельштам акцентирует внимание на естественную силу любви. Ранее практически всегда из-за неё начинались войны, отправлялись в бой армады кораблей и сходились в рукопашной тысячи солдат. Сейчас любовь отодвинута на задворки, она больше не владеет умами тех, кто наверху принимает решение. Сегодня вместо любви – деньги и власть.

В этих глубоких размышлениях над прошлым и настоящим автора и настигает сон, подобный громаде моря, по которому ещё вчера плыли вереницы гомеровских кораблей на войну с Троей:

Яркое короткое стихотворение, быстро выучить которое помогает небольшой размер и чёткая рифма.

Предлагаем, напоследок, послушать стихотворение в исполнении Сергея Юрского.

stihirus24.ru

О. Мандельштам — Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Как журавлиный клин в чужие рубежи,-
На головах царей божественная пена,-
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер — всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.
Перевод песни
Перевод отсутствует. Вы можете Вы можете добавить его!
Если вы нашли ошибку в назван

читает Сергей Юрский

ЮРСКИЙ, СЕРГЕЙ ЮРЬЕВИЧ, (р. 1935), актер, режиссер, писатель, поэт, сценарист. Народный артист Российской Федерации.

Мандельштам Осип Эмильевич — поэт, прозаик, эссеист.
Осип Эмильевич Мандельштам (1891, Варшава – 1938, Владивосток, пересыльный лагерь), русский поэт, прозаик. Отношения с родителями были весьма отчуждёнными, одиночество, «бездомность» – таким Мандельштам представил своё детство в автобиографической прозе «Шум времени» (1925). Для социального самосознания Мандельштама было важным причисление себя к разночинцам, острое чувство несправедливости, существующей в обществе.
Отношение Мандельштама к советской власти с конца 1920-х гг. колеблется от резкого неприятия и обличения до покаяния перед новой действительностью и прославления И. В. Сталина. Самый известный пример обличения – антисталинское стихотворение «Мы живём, под собою не чуя страны…» (1933) и автобиографическая «Четвёртая проза». Наиболее известная попытка принять власть – стихотворение «Когда б я уголь взял для высшей похвалы…», за которым закрепилось название «». В середине мая 1934 г. Мандельштам был арестован и сослан в город Чердынь на Северном Урале. Его обвиняли в написании и чтении антисоветских стихотворений. С июля 1934 по май 1937 г. жил в Воронеже, где создал цикл стихов «Воронежские тетради», в которых установка на лексическое просторечие и разговорность интонаций сочетается со сложными метафорами и звуковой игрой. Основная тема – история и место в ней человека («Стихи о неизвестном солдате»). В середине мая 1937 г. вернулся в Москву, но ему было запрещено жить в столице. Он жил под Москвой, в Савёлове, где написал свои последние стихи, затем – в Калинине (ныне Тверь). В начале марта 1938 г. Мандельштам был арестован в подмосковном санатории «Саматиха». Спустя месяц ему объявили приговор: 5 лет лагерей за контрреволюционную деятельность. Умер от истощения в пересылочном лагере во Владивостоке.

teatr.audio

Бессоница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.
Как журавлиный клин в чужие рубежи -
На головах царей божественная пена -
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи!
И море, и Гомер - все движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.
.

Это стихотворение было опубликовано во втором издании «Камня» (1916) и датировано поэтом 1915-ым годом. Как и многие мандельштамовские стихи, оно не имеет названия, но им может быть первое слово - «Бессонница». Это позволяет отнести данное стихотворение к жанру «стихов, написанных во время бессоницы», интересные примеры которых можно найти в литературе многих стран. Что касается русской литературы, то первое стихотворение, которое приходит в голову, это пушкинские «Стихи, сочиненные во время бессонницы». Но в современной Мандельштаму, особенно пост-символистской поэзии практически у каждого значимого поэта есть или одно стихотворение (Ахматова, 1912; Андрей Белый, 1921; Пастернак, 1953), или целый цикл стихов (Анненский, 1904; Вячеслав Иванов, 1911; М. Цветаева, 1923) под названием «Бессонница» или «Бессонницы». Стихотворение Мандельштама не похоже ни на одно из них; следуя этой традиции, оно тем не менее имеет свои неповторимые особенности.

Мы чувствуем это с первой же строки. Она содержит три существительных, каждое из которых является самостоятельным предложением. Такие безглагольные предложения можно найти и в русской поэзии XIX века (наиболее известный пример это, конечно, стихотворение Фета «Шепот. Робкое дыханье.»), но в постсимволистской поэзии подобные предложения так часто встречаются, что можно говорить о /65/
стилистическом приеме (Блок: «Ночь, улица, фонарь…»; Пастернак: «Облака. Звезды. И сбоку - шлях и Алеко»; Ахматова: «Двадцать первое. Ночь. Понедельник // Очертанья столицы во мгле»)1.

Такие примеры есть и в стихах Мандельштама 1913-1914 гг. Стихотворение «Кинематограф» начинается следующими строками: «Кинематограф. Три скамейки // Сентиментальная горячка.», а другое стихотворение - «″Мороженно!″ Солнце. Воздушный бисквит. // Прозрачный стакан с ледяною водою.»

Как видно из вышеприведенных примеров, такие безглагольные предложения употребляются в основном для того, чтобы наиболее красочно и точно описать окружающую обстановку (ландшафт, город, интерьер) или (как у Ахматовой) дать представление о дате и времени. Существительные семантически связаны, давая, каждое, новую деталь, составляя картину часть за частью, шаг за шагом. К такому типу относится мандельштамовское стихотворение «Кинематограф», но стихотворение «Мороженно!..» немного отлично от него, и мы не сразу получаем ясную картину. Между выкриком «Мороженое» (употребленном в просторечной форме, буквально передающей восклицание уличного продавца: «Мороженно!») и словом «бисквит», которые сочетаются друг с другом, стоит слово «солнце». Связывает слова в строке по смыслу прилагательное «воздушный», которое, имея очевидную связь с «солнцем», относится в данном случае к слову «бисквит». Требуется некоторое время, чтобы связать эти части воедино, и тогда перед нами предстанет картина солнечного петербургского дня, увиденного глазами ребенка.

В стихотворении «Бессонница…» описание времени и окружающей обстановки гораздо сложнее. Поэт составляет картину не последовательно, а большими скачками. Между словами такие большие смысловые промежутки, что с первого раза трудно подобрать ассоциации, связывающие поэтические образы. Что общего между словами «бессоница» и «Гомер»! Гораздо легче, конечно, связать слова «Гомер» и «паруса»; и только во второй строке становится понятна взаимосвязь между этими тремя ключевыми словами, от которых отталкивается стихотворение. Чтобы избавиться от бессонницы, поэт читает Гомера, а точнее «Список кораблей» Эллады. Это довольно трудное чтение перед сном, и в то же время чтение именно списка кораблей носит иронический оттенок: люди обычно считают овец, чтобы уснуть, поэт же считает гомеровские корабли.

Третья строка добавляет два сравнения, характеризующие список кораблей; оба они оригинальны и неожиданны. /66/

В словах «сей длинный выводок» мы встречаем устаревшее «сей»: обычное для поэзии XVIII века, в более позднее время оно стало архаизмом. С другой стороны слово «выводок» имеет совершенно другие стилистические особенности и обычно употребляется в отношении определенных птиц («утиный выводок», «выводок цыплят»). «Длинный» в сочетании со словом «выводок» также производит впечатление чего-то необычного, так как последним словом обозначают обычно птенцов, сбившихся, например, под крыло матери.

Корабли плывут в Трою и поэтому сравниваются с длинной вереницей плывущих по воде птиц; вероятно, первая ассоциация читателя - это сравнение с семьей уток! Мы видим, что подобное определение тоже носит иронический оттенок. Здесь стилистическое несоответствие между архаическим, поэтическим словом «сей» и простоватым, по сравнению с предыдущим, словом «выводок», но, с другой стороны, чувствуется и связь между этими несочетаемыми, на первый взгляд, словами: за возвышенным поэтическим оборотом следует более «приземленный» и простой. Мы не можем с точностью сказать, на что именно хотел обратить наше внимание поэт.

В 1915 году, когда Мандельштам написал это стихотворение, в литературе шло обсуждение гомеровского списка кораблей. За два года до этого журнал «Аполлон» опубликовал посмертный очерк Анненского «Что такое поэзия?». Одно из положений статьи: поэзия должна более внушать, чем утверждать определенные факты. (Как доказательство Анненский приводит «Список кораблей» Гомера.) С современной точки зрения длинное перечисление незнакомых имен утомляет (и это одна из причин, почему поэт в стихотворении Мандельштама выбирает именно такое чтение на ночь). Но, с другой стороны, в «Списке» звучит какое-то волшебное очарование. Этот список можно использовать как иллюстрацию к строчкам Верлена «de la musique avant toute chose». Сами имена уже ничего не значат для современного читателя, но их необычное звучание дает волю воображению и восстанавливает картину исторического события: «Что же мудреного, если некогда даже символы имен под музыку стиха вызывали у слушателей целый мир ощущений и воспоминаний, где клики битвы мешались со звоном славы, а блеск золотых доспехов и пурпуровых парусов с шумом темных эгейских волн?»2.

Слово «выводок», также имеющее дополнительное значение, является видом реэтимологизации. «Выводить/вести» - значит «вырастить», «вскормить», «воспитать»; другое значение этого слова «предводительствовать», «руководить» /67/
и пр., так что здесь, насколько я понимаю, имеет место игра слов. Дальше целая строка имеет ритм, отличный от первых двух. Здесь употреблен шестистопный ямб, необычный для современной русской поэзии. Связанный с александрийским стихом и русским гекзаметром, в этом стихотворении он имеет непосредственное отношение к Гомеру и классической поэзии. В первых двух строках обычная мужская цезура («Гомер», «кораблей»), В третьей и четвертой она изменяется на дактилическую («выводок», «Элладою»), Другими словами, как только мысль поэта переключается с бессонницы на размышления об «Илиаде», изменяется и сам ритм стиха: не только дактилическая цезура, но и повторяющееся «сей» (в безударных позициях), и внутренняя рифма («длинный» - «журавлиный») - все это придает строке особое значение и выразительность.

Еще одно описание, характеризующее список кораблей - «сей поезд журавлиный». Ассоциации, связанные с плывущими птицами в предыдущем сравнении, развиваются дальше, и, что характерно для Мандельштама, поэтические образы «поднимаются» с земли в небо: корабли теперь сравниваются с журавлиным клином, направляющимся в Трою. «Журавлиная» метафора, конечно, популярна и не нова, как отмечает Виктор Террас, она употреблялась еще в «Илиаде»3. Пример тому можно найти в Песне третьей: «Трои сыны устремляются, с говором, с криком, как птицы: // Крик таков журавлей раздается под небом высоким, // Если, избегнув и зимних бурь, и дождей бесконечных, // С криком стадами летят через быстрый поток Океана…» (пер. Н. Гнедича). Похожие строки есть и в Песни второй, на этот раз об ахеянах: «Их племена, как птиц перелетных несчетные стаи, // В злачном Азийском лугу, при Каистре широкотекущем, // Вьются туда и сюда и плесканием крыл веселятся, // С криком садятся противу сидящих и луг оглашают, - // Так аргивян племена, от своих кораблей и от кущей, // С шумом неслися на луг Скамандрийский;» (пер. Н. Гнедича). В двух этих сравнениях делается акцент на криках журавлей. Нечто подобное есть и у Данте в «Аде»: «Как журавлиный клин летит на юг // С унылой песнью в высоте надгорной, // Так предо мной, стеная, несся круг // Теней…» (пер. М. Лозинского). То же мы находим и у Гете4.

Сравнение Мандельштама, тем не менее, необычно тем, что еще никто, я уверен, не использовал его применяя к кораблям.
Как и первое описание списка кораблей, второе - «Сей поезд журавлиный» - удивляет соединением слов различных стилистических уровней. Снова появляется архаическое /68/
и поэтическое «сей», а за ним следует слово «поезд», кроме обычного своего значения, имеет еще значение «процессии» (Блок: «На царский поезд твой смотрю») или следующих друг за другом средств передвижения: обычно это вагоны, сани и т. д. («свадебный поезд»). Употребление этого слова с определением «журавлиный» довольно необычно, с другой стороны, слово «поезд», вызывающее более торжественные ассоциации, лучше сочетается с поэтическим «сей». Теперь кажется, что поэт отбросил иронические интонации, присутствовавшие в предыдущих строках; появляется серьезность, которая достигает высшей точки в последующих трех вопросах. Такое впечатление возникает из-за преобладания [а] в ударных и безударных слогах.

В следующей строфе встречаем еще одно сравнение, относящееся к веренице кораблей. На этот раз оно вполне привычно: «журавлиный клин». Здесь необычным является уже не сравнение, а оркестровка звуков. В третьей строке первой строфы мы уже отмечали внутреннюю рифму: «длинный - журавлиный». Она повторяется и развивается дальше: «журавлиный клин». Этому звуковому повтору подобен следующий: «чужие рубежи». К тому же, все ударения на [и], [у] повторяются три раза в одинаковых позициях ([жу], [чу], [ру]), три раза повторяется [ж]. Такая оркестровка как бы имитирует крики журавлей и шум их крыльев и придает всей строке ритмичность, усиливая ощущение полета. Делая ударение на крике журавлей, Мандельштам прибегает к старой поэтической традиции, но в то же время обогащает ее, вносит свои изменения.

Во второй строке появляется словосочетание, которое разрушает сложившееся представление полета и возвращает нас к людям, держащим путь в Трою: «На головах царей божественная пена». Цари - это, без сомнения, те самые, которые находятся на борту указанных в списке кораблей, но значение слов «божественная пена» не так отчетливо. Оно может подразумевать просто пену - корабли плыли с такой большой скоростью, что морская она летела на борт, попадая на людей. Или же, связывая это словосочетание с предыдущим сравнением о полете журавлей, мы должны понимать, что на головах царей оказались облака?

Определение «божественная» напоминает о стихотворении Мандельштама «Silentium», в котором говорится о рождении богини Афродиты. Поскольку богиня любви родилась из морской пены, пена может быть названа «божественной». Значит она связана с тайной любви, и это словосочетание предшествует утверждению, что все, в том числе море, движется любовью. /69/

Далее следует вопрос, относящийся к кораблям и людям, плывущим в Трою: «Куда плывете вы?». Вопрос кажется неуместным, так как понятно, что цари ясно представляют себе, куда они направляются. На самом же деле ясна лишь географическая цель, за которой просматривается другая, более абстрактная и более важная. Следующее предложение (безглагольное) ставит все на свои места. Это главное место в стихотворении. Теперь мы начинаем понимать, что хотел сказать поэт.

Как это ни парадоксально, ответ на вопрос содержится в вопросе: «Когда бы не Елена, // Что Троя вам одна, ахейские мужи?». Именно любовь подвигла «ахейских мужей» собрать флот и отправиться в Трою. Эта мысль повторяется затем автором в обобщенном виде в первой строке третьего четверостишия: «И море, и Гомер - все движется любовью». В качестве ответа на второй вопрос из предыдущего четверостишия, мы получаем короткий и простой вывод: «все движется любовью». Но здесь есть еще два слова, загадочных и заставляющих задуматься: «море» и «Гомер». Что они значат? Между тем, слова хорошо сочетаются друг с другом. Не только семантически - в двух предыдущих четверостишиях они уже употреблялись вместе - но и по звучанию. В обоих словах содержатся сходные звуки: «Гомер» является почти полной анаграммой слову «море».

Мысль о том, что Гомер движется любовью, можно понимать по-разному. Если судить о Гомере как о поэте, то вся поэзия движется любовью, причем любовью не просто отдельного человека, но и любовью в более абстрактном смысле. «Гомер» может также являться метонимией исторических событий, описанных в «Одиссее» и «Илиаде». Основная движущая сила истории - это любовь, страсть, человеческие эмоции. С этим все довольно ясно, но как мы можем сказать, что море движется любовью? На первый взгляд кажется, что слово «море» по смыслу связано со словом «Гомер» и с ассоциациями, вызванными этим именем. Играя важную роль в «Илиаде», слово «море» созвучно имени «Гомер» и является к нему метонимией.

По мере развития стихотворения, сложная задача оказывается простой. «Море», по-видимому, имеет свое собственное значение. Оно, например, предполагает, что все во Вселенной движется и руководится любовью. Это, кстати, общее поэтическое место. Конечно, в «Илиаде» подобного нет, но, как отмечает Виктор Террас5, эта идея ясно выражена в «Теогонии» Гесиода: «Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом // Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный, // Сумрачный Тартар, в земных залегающий недрах /70/
глубоких, // И между вечными всеми богами прекраснейший - Эрос. // Сладкоистомный - у всех он богов и людей земнородных // Душу в груди покоряет и всех рассужденья лишает*»6.

Такую же идею мы находим в одном из «античных стихотворений» Леконта де Лиля, французского парнасца. В его длинном стихотворении «Елена» описываются события, приведшие к похищению Елены и началу Троянской войны. В этом стихотворении большой упор также делается на тему любви; в качестве общего вывода приведен длинный монолог, доказывающий силу любви, силу Эрота, как повелителя всего человечества - мысли, которые встречаются и у Гесиода:

Toi, par qui la terre féconde
Gémit sous un tourment cruel,
Eros, dominateur du ciel,
Eros, Eros, dompteur du monde.

Классическая идея развивалась и в принципе божественной любви, движущей вселенной, представленном в платоновской идее совершенствования в любви и идее Аристотеля о «недвижимом двигателе» (мандельштамовское «движется» имеет ясное отражение в классической философии); в виде тщательно разработанной иерархии этот принцип был представлен и в средневековой религиозной идее: «Связующими узами всей системы является любовь, низший ли это вид любви, который движет камень, чтобы установить его на нужное место, или же это естественно внушенная любовь к Богу в душе человека»7. В последних трехстишиях «Рая» Данте, поэт достигает высшего круга, где ему открывается божественная любовь, движущая вселенной и с этого момента руководящая его собственными помыслами и волей:
Здесь изнемог высокий духа взлет; Но страсть и волю мне уже стремила, Как если колесу дан ровный ход. Любовь, что движет солнце и светила**.

Мандельштамовское «все движется любовью» может восприниматься как афоризм, завершающий историю Елены. Но стихотворение на этом не заканчивается, как могло бы. Оно принимает новый оборот. Следует совершенно неожиданный вопрос: «Кого же слушать мне?». Он неожидан, так как до сих пор мы говорили о том, что и «Гомер», и «море» движутся одной и той же силой. Есть ли разница в том, кого /71/
из них слушать поэту? Разница, очевидно, есть, и поэт говорит нам о своем выборе: он слушает голос не «Гомера» и не «моря» из стихотворения, а шум настоящего рокочущего Черного моря.
Снова, как и в случае с летящими журавлями, образ моря создается оркестровкой звуков в ударной позиции. Снова мужская цезура изменяется на дактилическую, [о ] пребладает в строках, особенно в последних, далее идет эффектное чередование [ч ] - [ш ] - [х ]. Все это придает особую значимость последним строкам.

В чем же здесь смысл? Если до сих пор все было достаточно понятно: поэт, страдая от бессоницы, выбирает как чтение на ночь Гомера. Книга вызывает ряд ассоциаций и образов, сосредоточенных на любви. Спустя некоторое время он откладывает книгу в сторону и слушает шум моря, рокочущего вокруг него. Что же значит это море? Метафора ли это сна, дремоты поэта?

Море было в центре внимания и в предыдущих строфах. Это было море Гомера, и первая строка в третьем четверостишии объединяет их. Теперь же в последних двух строках море имеет другое значение. Это уже не море с божественной пеной, но мрачное Черное море: «море черное». Террас говорит, что это «типичный гомеровский» образ и приводит схожие строки из «Илиады» об ахеянах: «…и на площадь собраний // Бросился паки народ, от своих кораблей и от кущей, // С воплем: подобно как волны немолчношумящего моря, // В брег разбиваясь огромный, гремят; и ответствует Понт им»***8.

Но данный образ имеет по-видимому более широкое значение: и конкретное, и метафорическое. Это «море черное» в действительности может быть Черным морем и потому оно может содержать воспоминания о Крыме и Коктебеле Волошина. Марина Цветаева, цитируя это стихотворение, писала даже: «море Черное»9. А стихотворение Мандельштама «Не веря воскресенья чуду…», в котором говорится о Крыме и которое, вероятно, было написано частично там, рисует нам «те холмы… // Где обрывается Россия // Над морем черным и глухим».

Образ моря может обозначать и реку Неву, которая играет важную роль в стихах Мандельштама с 1916 года. Она упоминается не только в нейтральноокрашенных выражениях, таких, как «на берегу Невы» или «невская волна», но также и с прилагательными, передающими чувства поэта: «тяжелая Нева» и даже «над черною Невой». Образ моря, /72/
появляющегося в комнате, присутствует также и в других стихах с ссылками на Неву, а именно в двух стихотворениях под названием «Соломинка». Они тоже относятся к «стихам, сочиненным во время бессонницы»: «Когда, Соломинка, не спишь в огромной спальне…». В первом стихотворении - картина снежного декабря:

Декабрь торжественный струит свое дыханье,
Как будто в комнате тяжелая Нева.

Во втором, в похожих строках «как будто» превращается в «материализованную метафору»:

В огромной комнате тяжелая Нева,
И голубая кровь струится из гранита.

Как и в стихотворении «Бессонница…» образ воды используется, чтобы создать атмосферу чего-то холодного, тяжелого. В первом из стихотворений присутствуют также слегка торжественные интонации. Это «декабрь торжественный», который сравнивается с Невой; «торжественный» выглядит как параллель к слову «витийствуя» в нашем стихотворении. Во втором стихотворении уже нет такой торжественности и подчеркивается тяжесть: исчезает «дыханье» декабря, и вместо него появляется образ гранита с прилагательным «тяжелая».
Другими словами, здесь важно, то, что «море черное» в стихотворении не имеет какого-либо биографического подтекста и связи с определенными географическими названиями, будь то Черное море или Нева. Но это вряд ли вносит ясность в понимание смысла стихотворения. Ясно то, что здесь употребляется метафора. Но что она означает? «Гомер» - это что-то определенное и понятное, нам хотелось бы, чтобы «море» тоже имело конкретное значение. Однако здесь дело в том, - типичный прием Мандельштама, - что поэт сопоставляет существительное, имеющее конкретное значение со словом, которое можно интерпретировать по-разному.

Вначале море связывалось с Гомером, и это означало, что между ними есть что-то общее. Затем поэт делает выбор между ними, имея в виду существующую разницу. С каким же противопоставлением мы сталкиваемся здесь? Гомер описывает исторические события, которые произошли очень давно. Читая «Илиаду», поэт из настоящего (бессонницы) переносится в прошлое. Когда он откладывает книгу в сторону («и вот Гомер молчит»), то снова возвращается в настоящее. Море здесь - это не только море Гомера, но настоящее море, которое в данный момент рокочет около поэта. /73/

Так мы можем понимать море как символ настоящего, охватывающего жизнь поэта, его чувства. Стихотворение датировано 1915 годом. Страсти и эмоции людей действуют как движущая сила истории, снова ввергнув человечество в долгую, кровавую войну. Полковые списки отправленных на поле боя или списки погибших солдат и офицеров - обычные для того времени вещи: может быть, именно они ассоциируются у поэта со списком кораблей Эллады. Образ моря в комнате приобретает оттенок опасности, заставляя нас вспомнить стихотворение Анненского «Море черное», в котором (в противоположность известному пушкинскому стихотворению «К морю») оно символизируют не революцию, а смерть («Нет! Ты не символ мятежа, // Ты - смерти чаша пировая»)10. Глагол «витийствовать», характерный для риторики XVIII века, также создает впечатление классической трагедии.
Это один из вариантов интерпретации последних строк. Но есть и другие. Море, как и Гомер, что уже отмечалось, «движется любовью», а стихотворение это, несомненно, о любви. Но любовная лирика Мандельштама намного отличается от аналогичных стихов других поэтов. Личные чувства поэта редко лежат на поверхности, они объединяются и переплетаются с другими темами, например поэзией и историей, как в нашем случае. «Нечто», подходящее к изголовью чьей-то кровати, может быть образом, предполагающим любовь: например, любовник, который приближается к постели возлюбленной. О любви поэту рассказывала «Илиада» Гомера, а когда он откладывает книгу, о том же ему шепчут морские волны. Как мы видим, эта тема интересует поэта, он не может заглушить угрожающий и в то же время красноречивый голос моря, заполняющего комнату; моря, так близко подошедшего к изголовью поэта, что оно грозит поглотить его.

Возможно еще одно толкование этих строк. Во многих стихах Мандельштам сравнивает природу с поэзией, искусством и культурой, любит противопоставлять их или сближать. «Природа - тот же Рим и отразилась в нем», говорится в одном стихотворении, а в другом - «Есть иволги в лесах…» - природа сравнивается с поэтикой Гомера. Стихотворение «Бессонница…» также относится к таким стихам, хотя здесь мы имеем дело не со всей природой, а с частью её. Смысл же следующий: слушать ли автору голос поэзии, говорящей о любви, войне, смерти, или голос Природы, голос самой Жизни, говорящей о том же?
Я привожу разные прочтения, чтобы показать, что вопрос о понимании данных образов остается открытым. Эта «открытость темы» является частью неясности всего стихотворения, заставляющей читателя задуматься. Она начинается с самой первой строки; когда смысл этой строки проясняется, фабула и идея стихотворения становятся более или менее понятными. Но заключительные строки вносят новый оборот, который был на самом деле необходим после заключения: «И море, и Гомер - все движется любовью». Несмотря на то, что этими словами, своеобразным афористическим выводом (кстати, не особенно оригинальным) стихотворение могло бы закончиться, его последние строки таковы, что опять делают смысл туманным, и нам предоставляется право размышлять над тем, что же автор имел в виду. Однако нет нужды выбирать лишь одну из приведенных интерпретаций. Думается, они все здесь присутствуют.

yasko.livejournal.com

Стихотворение Осипа Эмильевича Мандельштама «Бессонница. Гомер. Тугие паруса...» было опубликовано в первом сборнике поэта «Камень» в 1915 году. Стихотворение обращается ко второй песне «Илиады» Гомера «Сон Беотия, или перечень кораблей», посвященной отплытию кораблей на осаду Трои.По одной из версий, на данное стихотворение Мандельштама вдохновил найденный Максимилианом Волошиным, у которого он гостил в Коктебеле, обломок древнего корабля. Однако тематика античности в целом характерна для ранних стихов Мандельштама. Многие критики видят в этом компенсацию поэтом своего происхождения (из семьи «мастера перчаточного дела и сортировщика кож»), из-за которого он был ограничен в доступе к высокой русской и мировой культуре. Однако более вероятно, что увлечение поэта древним миром – это его стремление к эталону красоты и к основе, породившей данную красоту. Неудивительно, что в его первом сборнике – «Камень» – многие стихи перекликаются между собой античными мотивами. Особенно это характерно для стихотворений «Silentium» («Молчание») и «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…»: в обоих стихотворениях представлены мотивы античности, черного моря, молчания. Однако тема «Silentium» долгое время являлась для критиков точкой столкновения, и только в последнее время большинство сошлось на том, что под всеми прозрачными определениями поэт скрывает понятие любви. Во втором стихотворении тема и идея любви очевидна, однако подходит к ней поэт необычным путем.Одна из главных отличительных особенностей стихотворения – та, что оно направлено на внутренние чувства поэта. Из реальных окружающих предметов – только перечень кораблей, который растворяется и уходит на задний план под наплывом размышлений автора, и звуки Черного моря, появляющиеся в последней строфе, когда поэт как бы очнулся от мечтаний. Стихотворение начинается с бессонницы поэта и сразу уходит в его внутренний мир – воспоминания о древнем мифе. Первая строфа не только описывает последовательность движения кораблей, но и передает эмоциональное состояние поэта через метафоры. Сравнение строя боевых кораблей с журавлиным клином – образом, который в России чаще всего ассоциируется с грустью осеннего перелета птиц – позволяет читателю понять, что чувствует поэт по отношению к ахейцам: сочувствие, сострадание, жалость, тревогу за их судьбу. Поэт ощущает себя мудрым пророком, он предвидит будущее, он знает, какая трагедия совершится, и хотел бы предостеречь их, но ахейцы безрассудно стремятся навстречу неизвестности и гибели.Ощущение бессонницы великолепно передано действием: «Я список кораблей прочел...» Список кораблей греков, идущих походом на Трою из «Илиады» Гомера, содержит 1186 названий кораблей с именами полководцев и описаниями на 366 строках. Бесконечность боевого списка кораблей и создает ощущение бесконечности этой ночи. Образ журавлиного клина дополняет бессонницу еще одним качеством – тягучестью: неспешностью и растянутостью в пространстве и во времени. Постепенно и плавно мысли поэта со списка кораблей, казалось бы, несущего только информацию о кораблях и никаких философских рассуждений, переходят на цели, собравшие здесь это огромное войско. И это приводит к мысли, что единственная причина, движущая огромное войско – любовь: «Когда бы не Елена, // Что Троя вам одна, ахейские мужи?» Таким образом, происходит переход от внешних форм античной культуры к внутреннему смыслу стихотворения.С точки зрения психологов, отвлеченный список, которым и является перечень кораблей у Гомера, напоминает тест Роршарха: в процессе его чтения при свободном течении мыслей они постепенно переходят на наиболее важные для него вопросы; часто этот переход вполне логичен и кажется напрямую связанным с читаемым текстом. Именно поэтому в одном и том же тексте (обычно – либо абстрактном, либо максимально конкретизированном, как гомеровский список) разные люди видят разное содержание и смысл. Казалось бы, в списке нет ни намека на любовную тематику: однако именно он приводит Мандельштама к глубокому выводу о том, что любовь является движущим моментом многих сил на этой планете. Таким образом, через описание реальности Мандельштам передает собственный эмоциональный мир. Это очень напоминает воздействие перечня кораблей у Гомера на слушателей: список кораблей подводит их к философским размышлениям о жизни; у Мандельштама описание ситуации бессонной ночи – к размышлениям о любви. Поэтому основная идея автора в выражена скорее ситуацией, чем образом. Сам поэт в статье «Слово и культура» в 1921 году объяснил подобное отношение к стихосложению таким образом: «Живое слово не обозначает предмета, а свободно выбирает, как бы для жилья, ту или иную предметную значимость...»В данном стихотворении, в отличие от большей части стихов из сборника «Камень», показана причина обращения поэта к античности: он во время бессонницы читает Гомера. В то же время здесь переплетаются несколько ключевых для «Камня» мотивов: речь и молчание, море, античность, любовь. Тема моря, как и тема античности в стихотворении не случайна, и вызвана не только местом рождения стихотворения. Многими критиками отмечено, что Мандельштам предпочитает всем стихиям воду. При этом его предпочтение – не стремительные потоки, падающие с небес или мчащиеся по равнине/горам; его привлекает спокойное и вечное движение: равнинные реки, озера, но чаще – самая грандиозная форма – океан, величественно катящий огромные валы. Тема моря неразрывно связана с темой античности: и то, и другое величественно, грандиозно, спокойно, таинственно. В результате стихотворение, вобрав в себя основные мотивы сборника «Камень», становится одним из итоговых в данном сборнике. При этом оно является и образцом раннего творчества Мандельштама в целом, как по выбору темы, так и по стилю. Для ранних стихов Мандельштама характерно стремление к классической ясности и гармоничности, они отличаются простотой, легкостью, прозрачностью, которые достигаются простыми рифмами, в основном глагольными или грамматическими. При простоте рифм на первый план выходит ритмический рисунок стихотворной строфы. Это характерно для многих поэтов серебряного века. В стихотворениях Мандельштама ритм приобретает смысл, настолько очевидный, что его не осмеливаются игнорировать при переводе его стихов, в отличие от переводов стихотворений многих других, даже классических, авторов. Первое место из стихотворных размеров у Мандельштама занимает ямб, от четырехстопного до шестистопного. Для создания ритмического разнообразия Мандельштам использует прибавление одного безударного слога в рифмующейся строке, что приводит к чередованию женских и мужских рифм. Шестистопные ямбы Мандельштама с обязательной цезурой посредине называют почти идеальным александрийским стихом. Цезура дает Мандельштаму необходимую ему медлительность и негромкую звучность. Данное стихотворение по ритмическому рисунку идеально характерно для Мандельштама: шестистопный ямб с цезурой в середине строки, чередованием мужских и женских окончаний строк и опоясывающей рифмой. За счет цезуры в середине строки шестистопный ямб получается медлительным и растянутым, как в трехсложных размерах. Подобный непринужденный, лишенный поэтической сглаженности ритм создает ощущение свободного прозаического разговора – спокойного размышления вслух.Эстетика стиха роднит Мандельштама с Пастернаком, но отличается большей сдержанностью. Эмоции просматриваются главным образом не через подбор насыщенных эпитетов, а через поступки героев (подобное наблюдается у Ахматовой: полная растерянность героини, сумбур чувств и отрешенность от всего происходящего, кроме собственных мыслей и чувств, передаются через ее действия: «Я на правую руку надела // Перчатку с левой руки»).Последняя строфа стихотворения выводит нас из темы античности в реальность. При этом поэт как бы отстраняет Гомера, возвращаясь в реальность, к шумящему неподалеку морю, поскольку и оно дает поэту подтверждение того, что любовь – основа всего движения на Земле: «И море, и Гомер – все движется любовью. // Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит». То, что сначала Мандельштам мог увидеть только с помощью античных стихов, теперь стало для него близким и в реальности.Образ списка кораблей присутствует во многих литературных и ряде музыкальных произведений, в том числе современности. Так, у Пелевина в рассказе «Греческий вариант» прочтение главным героем гомеровского перечня кораблей характеризует его собранность, усидчивость, интеллект: «Мандельштам только до середины дошел, а Вадим Степанович этот список читал до самого конца». У Бориса Гребенщикова в песне «Вороника на крыльце» список становится аналогом книги Судьбы: «Список кораблей // Никто не прочтет до конца; кому это нужно – // Увидеть там свои имена...» У Мандельштама этот образ послужил выражению основной мысли, проскальзывающей в большинстве его стихов и являющейся квинтэссенцией его опасений и радостей, его отношения к миру, жизни, собственной судьбе: главной движущей силой в мире является любовь.

«Бессонница. Гомер. Тугие паруса» Осип Мандельштам

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи,-
На головах царей божественная пена,-
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер — всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Анализ стихотворения Мандельштама «Бессонница. Гомер. Тугие паруса»

1891 — 1921 годы. Сборник "Камень".

"Бессонница. Гомер. Тугие паруса" 1915.

Анализ стихотворения "Бессонница. Гомер. Тугие паруса…". 1915.

Мандельштам утверждает в своих стихах единство культурных пластов. По воспоминаниям А. Ахматовой, на вопрос, что такое акмеизм, поэт ответил: "Тоска по мировой культуре". Неслучайно в его стихи, неразрывно связанные с современностью, органично вплетены образы, мотивы Гомера и Расина, Пушкина и Диккенса, готика и ампир, античность и классицизм.

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочел до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,

Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи —

На головах царей божественная пена —

Куда плывете вы? Когда бы не Елена,

Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер — все движется любовью.

Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,

И море черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Вопросы на выявление общего представления о стихотворении в целом.

Фронтальная работа.

1. Чем привлекло это стихотворение, какие чувства вызывало? Какие образы создаются? Какие строчки отражают главную мысль?

2. Какова история создания этого стихотворения?

3. Что происходит с лирическим героем? Как в стихотворении передано ощущение бессонницы?

Вопросы для анализа стихотворения в группах.

В помощь учащимся предлагаются словари, выдержки из статей литературоведов.

Образ кораблей.

1. Почему образ кораблей мы лучше всего видим?

2. Какие корабли: движущиеся или неподвижные? Обратите внимание на глаголы, типы предложений, размер стиха.

3. Обратите внимание на время глаголов в первых двух строфах, на наречие, связанное с понятием времени. Что вы заметили?

Образы ахейцев и Елены.

4. Какая роль отводится слову журавлиный ? С какими ассоциациями связано это слово у вас?

5. Образ Елены — средоточие всех нитей стихотворения. Что нам известно об этом образе?

6. Почему в стихотворении слово Елена рифмуется с сочетанием ? Как вы понимаете эту строчку?

Образы моря и Гомера.

7. Какие ассоциации у вас возникают в связи с парой слов: и море и Гомер , объединённых союзом и и словом всё (море+Гомер=всё)?

8. Как вы полагаете, в каком значении употреблено поэтом словослушать?

9. Какой образ моря создаётся в стихотворении? Какой общий эмоциональный тон эпитетов? Как подчёркивает поэт судьбоносность выбора лирического героя с помощью звукописи?

Предполагаемые ответы.

1. Чем привлекло это стихотворение, какие чувства вызвало? Какие образы создаются? Какие строчки отражают главную мысль?

Стихотворение привлекает спокойствием, таинственностью, величием. Создаются образы ахейцев из "Илиады" Гомера, кораблей, моря, лирического героя. Главная мысль в строчке: всё движется любовью.

2. Привлечём известные факты, связанные с историей создания этого стихотворения.

По одной из версий, на данное стихотворение Мандельштама вдохновил найденный Максимилианом Волошиным, у которого он гостил в Коктебеле, обломок древнего корабля. Однако тематика античности в целом характерна для ранних стихов Мандельштама. Увлечение поэта древним миром - это его стремление к эталону красоты и к основе, породившей данную красоту.

Тема моря, как и тема античности в стихотворении не случайна, и вызвана не только местом рождения стихотворения: Мандельштам первый раз оказался в Коктебеле именно в июне 1915 г. Многими критиками отмечено, что Мандельштам предпочитает всем стихиям воду. При этом его предпочтение - не стремительные потоки, падающие с небес или мчащиеся по горам; его привлекает спокойное и вечное движение: равнинные реки, озера, но чаще - самая грандиозная форма - океан, величественно катящий огромные валы. Тема моря неразрывно связана с темой античности: и то, и другое величественно, грандиозно, спокойно, таинственно.

Известен тот факт, что О.Мандельштам в этот период жизни был влюблён в М.Цветаеву, но она не отвечала ему взаимностью.

3. Что происходит с лирическим героем? Как в стихотворении передано ощущение бессонницы?

Лирического героя мучает бессонница. На берегу Чёрного моря он читает Гомера, размышляет о том, что и ахейцы, и Гомер были вдохновлены любовью. Гомер — прошлое - ,молчит. А море, чья божественная пена была на головах царей, шумит, подходит к изголовью лирического героя. И оно движется любовью, связывая прошлое с настоящим.

Ощущение бессонницы великолепно передано действием: "Я список кораблей прочел...". Поэт обращается ко второй песне "Илиады" Гомера "Сон Беотия, или перечень кораблей", посвященной отплытию кораблей на осаду Трои. Список кораблей греков, идущих походом на Трою из "Илиады" Гомера, содержит 1186 названий кораблей с именами полководцев и описаниями на 366 строках. Бесконечность боевого списка кораблей и создает ощущение бесконечности этой ночи.

Работа над образом кораблей.

1. Почему образ кораблей мы лучше всего видим?

Образ кораблей: увидеть их помогает эпитет тугие паруса , сравнение с поездом журавлиным, журавлиным клином. Возникает зрительный образ.

2. Какие вы видите корабли, движущиеся или неподвижные? Обратите внимание на глаголы, типы предложений, размер стиха.

Корабли движутся очень быстро, по ветру: тугие паруса. Быстроту движения подчёркивает сравнение с журавлями: корабли летят, метафора над Элладою когда-то поднялся усиливает образ движения-полёта. Кажется, что корабли движутся не по морю, а над землёй.

Попробуем ещё раз перечитать строчки, в которых создаётся образ кораблей. Обычно движение передаётся с помощью быстрой смены глаголов, энергичных слов, большого количества согласных, в которых преобладает голос (сонорных, звонких, требующих сильной артикуляции), энергичного ритма. У Мандельштама в движении кораблей нет стремительности. Напротив, создаётся ощущение замедленности, длительности. Глаголов очень мало, большинство предложений назывные или неполные. Да и имеющиеся глаголы в результате инверсии теряют свою силу: поставлены в конец предложения.

Стихотворение написано шестистопным ямбом. Это самая длинная из употребительных в русском стихосложении ямбических строк — александрийский стих. Благодаря интонации раздумья, созерцанья этот размер издавна употребляется в философской и медитативной лирике, а также в таком жанре, как элегия. Подобный непринужденный, лишенный поэтической сглаженности ритм создает ощущение свободного прозаического разговора - спокойного размышления вслух. Для передачи движения потребовался бы более энергичный размер: "маршевая" одическая строфа и связанный с нею четырёхстопный ямб. Противоречие между звучанием и видением налицо.

Первая строфа - глаголы прошедшего времени. Когда-то усиливает значение прошедшего времени - так давно, что уже невозможно выяснить точное время события. Вторая строфа-настоящее время: плывёте.

Вывод

Итак, перед нами корабли, если так можно сказать, в неподвижном движении, поэтом создан образ застывшего времени - прошедшего, вечно остающегося настоящим. В реальности культуры время не совпадает с астрономическим. Оно может останавливаться, повторяться, пересекаться с другим. Искусство способно преодолеть время. Культура — связующее начало в истории, она обеспечивает непрерывность и преемственность развития человеческой цивилизации.

Работа над образом ахейцев и Елены.

4. Вы уже заметили, что слово журавлиный употреблено дважды. Какая же роль ему отводится? С какими ассоциациями связано это слово у вас?

Осень. Косяк журавлей. Длинные, изящные, вытянутые очертания. Плавный размах вытянутых крыльев. Светлая грусть. Курлыканье, надрывающее душу. Крик журавлей ассоциируется с плачем (отсюда многочисленные легенды и предания, в том числе и в античной мифологии, связывающие журавлей с плакальщиками на похоронах, душами умерших).

Постепенно и плавно мысли поэта со списка кораблей, переходят на цели, ахейцев. И это приводит к мысли, что причина, движущая огромное войско - любовь: "Когда бы не Елена, // Что Троя вам одна, ахейские мужи?"

Это очень напоминает воздействие перечня кораблей у Гомера на слушателей: список кораблей подводит их к философским размышлениям о жизни; у Мандельштама тоже.

5. Образ Елены — средоточие всех нитей стихотворения. Что нам известно об этом образе?

Елена — двойственный образ. О ней можно было бы сказать словами Блока: красота страшна. Она приносит и радость, и горе всем, кто её видит.

Происхождение её божественно: отец Елены — сам Зевс, мать — богиня возмездия Немезида. Елена появляется из яйца, Леда её находит и воспитывает. Самим рождением Елена предназначена быть карой судьбы. Прекраснейшая из женщин, она вызывает зависть Афродиты, богини красоты, одновременно являясь сильнейшим её оружием. Сам слух о красоте Елены способен вызвать распри: все эллинские вожди и герои сватаются к ней. Чтобы предотвратить столкновение, они дают клятву защищать честь того, кто станет супругом Елены.

Елена принесёт боль и бесчестье своему мужу Менелаю, смерть Парису, с которым она сбежит, не в силах противиться страсти, внушённой Афродитой. Город, приютивший беглянку — Троя, - будет разрушен до основания. Большинство женихов Елены, отправившиеся к стенам Трои, погибнут.

Ахейское войско, готовое побить царицу камнями, остановится перед её красотой, и она будет возвращена домой, в Спарту, с почётом и торжеством.

Елена — значит факел, светоч .

Это имя-средоточие всех линий стихотворения. Цель движения, порождающая и останавливающая его. Начало жизни и гибель, что проявляется в сочетаниях длинный выводок — поезд журавлиный. Обратимся к словарю Даля. Поезд — несколько совместных повозок, едущих по одному пути; торжественная, обрядовая езда или процессия. В словаре даются два примера наиболее употребительных сочетаний слова во втором значении: свадебный поезд — похоронный поезд . И все смыслы являются реализованными у Мандельштама. Вот откуда сравнение у Мандельштама кораблей именно с журавлями.

6. Почему в стихотворении слово Елена рифмуется с сочетанием на головах царей божественная пена ? Как вы понимаете эту строчку?

Божественная пена и Елена срифмованы не случайно.

Обратимся к словарю Даля. Божественный — свойственный Богу, исходящий от Него; Ему подобный, высокий, превосходный, прекрасный, несравнимый, недостижимый. Выходит, что пена — божественно — прекрасна, она, лёгкая и тающая, прекраснее земного венца настолько, насколько путь к Елене значительнее пути к богатствам Илиона.

Вывод

Путь к Трое — путь к небытию и, одновременно движение к красоте, вызванное любовью, движение, которое и есть полнота бытия, сама жизнь и, в то же время, смерть. Ахейские мужи, мудрые, величественные, сильные, гордые, коронованы божественной пеной на царство. И царство это — вечность.

Работа над образами Гомера и моря.

7. Какие ассоциации у вас возникают в связи с парой слов: и море и Гомер , объединённых союзоми и словом всё ?

В III строфе звучит основная мысль стихотворения. Здесь впервые в стихотворении появляется союз и в усилительном значении. Он усиливает соединение, практически ставит знак равенства между двумя понятиями: море, Гомер — и объединяет их словомвсё.

В XVII-XVIII веке слово Гомер писалось Омир или Омер. Слова составлены из одних и тех же букв, перед нами анаграмма. В поэзии цель такого приёма - создать не существующую вне данного текста связь между значениями слов.

Безличное и личность

природа и человек

жизнь и искусство

хаос и разум

стихия и культура

бесформенность и форма

вечность и остановленный человеком миг и т. д.

Вывод

Можно сказать, что это противоположные понятия, составляющее единое целое.

Строгая формула: , казалось бы, должна замыкать стихотворение. Но вот новый вопрос: Кого же слушать мне? И мы возвращаемся в реальность, к лирическому герою.

8. Как вы полагаете, в каком значении употреблено поэтом словослушать ?

Поступать, как заповедано говорящим. От этого зависит судьба лирического героя.

Море грозное, витийствующее, в вечном движении, чёрное, грохот тяжкий — неизбежность, грозная сила, может быть, даже враждебность. Таков общий эмоциональный тон.

Ассонанс на о . Этот гласный звук считается "тёмным, гулким, грозным". (А — тёплый, светлый — было в словах Елена, божественная пена). Эмоциональный тон сочетается со звукописью.

Вывод

И вот теперь, когда грозная сила, каким бы ни было её имя — стихия, судьба, рок — вплотную приближается к изголовью лирического героя (героя незащищённого) стихотворение завершено. Мало подвести итог: И море, и Гомер — всё движется любовью , нужно ещё отдаться этому движению, подчиниться всеобщему закону, как подчинились року ахейцы, отправляясь к стенам Трои. Вот откуда бессонница лирического героя. Жить полной жизнью, стремиться к красоте, любить - очень нелегко, на это требуется мужество и душевные силы.

Вывод. Особенности поэтики раннего Мандельштама :

архитектурность,
отношение к слову как к строительному материалу (слово — камень),
понимание искусства как связующей нити между поколениями,
мотивы созидания, творчества, жизнеутверждения.

Домашнее задание:

Учащиеся читают сборник "Камень". Выполняют письменно задания С3, С4. Учат наизусть одно из понравившихся стихотворений.

Примеры домашних работ:

С какими образами стихотворения "Бессонница. Гомер. Тугие паруса..." связано представление лирического героя о жизни?

В стихотворении Мандельштама перед нами проходит ряд образов: лирический герой, Гомер, море. Лирический герой мучается бессонницей, перед ним стоит трудный жизненный выбор. Он размышляет о жизни и поэтому читает поэму Гомера "Илиаду", её вторую главу, где содержится перечень кораблей ахейцев (более тысячи имён и названий), стремящихся в Трою, чтобы выполнить своё обещание и возвратить Елену, похищенную Парисом, её законному супругу Менелаю. Ахейцы, выполнившие свой долг, осмелившиеся противиться судьбе, богам, проявившие мужество, отстоявшие своё человеческое достоинство ценою жизни, венчаны "божественной" пеной на вечность. "Илиада" и её творец Гомер бессмертны, благодаря искусству, по мнению Мандельштама, осуществляется связь поколений. Лирический герой воздаёт должное ахейским мужам и горюет об их трагической судьбе: "сей длинный выводок, сей поезд журавлиный" (в мифологии журавли-плакальщики на похоронах или души умерших, что нашло отражение и в стихотворении Гамзатова "Журавли").

Строчка "И море, и Гомер — всё движется любовью" противопоставляет и одновременно объединяет образы Гомера и моря. И если Гомер здесь — олицетворение искусства, античной культуры, подвига прошлых поколений, то море — природа, составляющей которой является и человек, реальная жизнь лирического героя. "Гомер молчит". Теперь перед лирическим героем стоит выбор: как ему поступать. И сделать его не просто: "И море чёрное, витийствуя, шумит // И с тяжким грохотом подходит к изголовью".

Щёголева Татьяна. 11И. 2009г.