"маленькая эстония" в сибири.


В середине 19-го столетия переселение с территории нынешней Эстонии в Российские губернии приобрело широкий размах. Движущей силой этого переселения была политика царского правительства, поощряющая освоение новых земель. Но основной причиной массовых переселений были экономические трудности.

Кавказ окончательно присоединили к России в 1864 году. Затем последовала Русско-Турецкая война 1876-1877 г.г., в результате которой несколько сотен тысяч абхазов и представителей других малых народов, населяющих Черноморское побережье, вынуждены были покинуть родину и переселиться в Турцию. Также много представителей местных народов погибло в ходе войны.

Царское правительство заселяло опустевшие земли православными: армянами, греками, болгарами и молдаванами, которые были вынуждены оставить обжитые ими земли Турции и находящихся под её властью территории, а также лютеранами из Прибалтики: эстонцами, немцами и латышами.

В 1881 году Тифлис и Черноморское побережье посетили посланцы эстонцев Яан Кильк и Пеэтер Пийр, которые выбрали участок земли недалеко Сухума и назвали его Линда. Их поддерживал преподаватель Тифлисской гимназии Резольд, который был родом из Эстонии и много писал об этих землях в эстонских газетах. Резольд сам ездил вместе с посланцами в Сухум. Власти обещали переселенцам денежную ссуду, заем, освобождение от воинской службы и государственных налогов.

В мае 1882 года первые семьи эстонцев прибыли в горную Линду. О том, что эти земли были когда-то заселены напоминали только заросшие дороги и одичавшие фруктовые деревья. Из-за плохих дорог уже летом этого же года многие переселились в долину реки Кодор, где основали село Эстония (Эстонка) . Земли же в горной Линде получили в 1884 г. вновь прибывшие из Эстонии. Это были выходцы из Тартуского, Вильяндиского, Пярнуского, Харьюского и Вируского уездов, а также с островов Сааремаа и Хийумаа.

В феврале-марте 1884 года Черноморское побережье Кавказа посетил посланец Куусалуского прихода Иоханнес Линдвест, который выбрал землю на месте нынешнего села Сальме. Поздней осенью этого же года переселенцы выехали из Эстонии поездом до Ростова-на-Дону, дальше пароходом до Адлера, недалеко от которого и находился участок, выбранный Линдвестом для села Сальме . Путь был долгий и только в начале 1885 года эстонцы прибыли на место и начали строительство первых домов.

В начале этого же 1885 года часть семей основали рядом с селом Сальме в более гористой местности село Сулево. Население Сальме и Сулево росло за счёт новых переселенцев из Лифляндии и Эстляндии, а позже - за счёт эстонских сёл Северного Кавказа. В 1886 году эстонцы из села Эсто-Хагинское (Северный Кавказ), перейдя пешком через Кавказские горы, основали села Эсто-садок и Красная Поляна .

Несмотря на экономические трудности уже через несколько лет после переселения культурная жизнь поселений оживилась. Были организованы хоры и оркестры. Школьное обучение проводилось в более крупных усадьбах и учителями были наиболее образованные мужчины села. В хозяйстве поначалу преобладало полеводство. Но уже в конце прошлого столетия начало развиваться садоводство. В 1890-х годах экономическая жизнь заметно оживилась. Переселенцами вскоре был построен небольшой лесопильный завод. Выкорчевав лес и осушив болота, они заложили сливовые сады, сделали сушильню для фруктов, занялись разведением овощей, в том числе цветной капусты. Свою продукцию эстонские переселенцы сбывали в Гагре, Адлере, Сочи и в других поселениях побережья Абхазии. Из-за болот в районе поселения жители месяцами страдали от приступов малярии, многие умирали от болезни.

В 1891-1892 гг был построен тракт Новороссийск - Сухум. Это положило начало строительству курорта на Черноморском побережье Кавказа, что способствовало развитию рыночной экономики. Из эстонских поселений наиболее быстро развивались сёла, находящиеся вблизи Сухума, так как курортный город Сухум был удобным местом сбыта выращенного урожая. Село Линда, находящееся в 7-10 км от Сухума разделилось на Нижнюю и Верхную Линду. Село Эстония находилось в 20 км от Сухума.

В 1897 году было создано Сухумское Общество Землевладельцев, из 70 основателей которого 29 были эстонцами. На рубеже 20-го столетия товарный характер приобретает садоводство, что ещё больше способствовало экономическому подъему. В окрестностях Сухума выращивали в основном персики, в Сальме и Сулево - чернослив, на Красной Поляне - груши, кроме того, во всех сёлах выращивали виноград, инжир и орехи.

Важную роль занимало охотоводство, особенно в горных сёлах Красная Поляна и Сулево. Важное значение имело также пчеловодство. Среди эстонцев появились свои чиновники, домовладельцы, аптекари и владельцы магазинов. Поселения сохранили тесные связи с родиной, откуда заказывали инвентарь и выписывали газеты и журналы. Рядом с Сальме в начале XX века возникло дачное местечко Муравьёво, а затем небольшой поселок под названием Ермоловка (ныне на территории России), который в 1915 году занимал площадь около тысячи десятин, в основном это были дачевладения.

В 1912 году в Сухуми было создано Эстонское Хозяйственное Общество и это был первый подобный кооператив в Абхазии. В Верхней Линде в 1913 году было основано Общество Займа и Сбережений. Общество Землевладельцев, молочные и кредитные союзы также были созданы и в окрестностях Сочи. В первые годы школьное обучение проводилось в какой-либо усадьбе, где учителем был один из наиболее образованных мужчин села. Первые школы-церкви были построены во второй половине 1880-х годов, например, в селе Эстония - в 1887 году, Верхней Линде - в 1888 году. Теперь в школы брали только дипломированных учителей из Эстонии.

В Сухуме была построена лютеранская церковь. Церковный приход составляли эстонцы, немцы и латыши. С приходом Советской власти церковные ритуалы были запрещены. В период Советской власти запретили и школьное обучение на эстонском языке. Позже были разрешены только уроки эстонского языка. В 1980-х годах уроки эстонского языка проводились только в школе села Сальме, которая была также ближайшей средней школой для детей из Сулево.

В 1918 году, в начале Гражданской войны в России, поселения кавказских эстонцев объявили себя нейтральными по отношению ко всем политическим движениям России. Несмотря на это в 1918-1921гг. грабили эстонские сёла как красные, так и белые, а также грузинские меньшевики (зелёные). Поселения несли большие экономические потери, забирали лошадей, подводы, сено и продукты. От приказов о мобилизации, кто бы их ни издавал, эстонцы пытались уклониться. Но когда война стала угрожать родным очагам самих эстонцев, они дружно выступили с ружьем против захватчиков, кто бы им ни был. Сначала поддерживали грузинских меньшевиков в рядах зелёных, но в 1920-1921 воевали уже против войск Грузии.

В 1921-1924 гг. сёла Сальме и Сулево остались на нейтральной, шириной 6 км, территории между Россией и Абхазией. В 1924 году эту территорию присоединили к России. Позже эти земли передали Абхазии.


Празднование 50-летия поселка Сальме в 1934 году.

В 1930-х годах в поселениях проводилась принудительная коллективизация. Весной 1929 года часть наиболее бедных крестьян села Сулево во главе с Иоханнесом Оловом присоединилась к коммуне немцев "Новая Надежда", которая находилась в Ермоловске (Гечрипш). Но более зажиточные крестьяне не спешили создавать колхозы. Вскоре давление на поселенцев увеличилось и было создано несколько коллективных хозяйств, в том числе - колхоз "Дружба" (1931 год), в который вошли крестьяне нескольких сёл, включая Сальме, Сулево и Ермоловск (Леселидзе, Гечрипш). Эстонские колхозы достигли сравнительно зажиточного уровня.

Однако за этим последовали репрессии 1937-1938 годов, которые стали большим ударом для жизни эстонских сёл. Была уничтожена большая часть духовных лидеров и зажиточных землевладельцев. За этим последовало переселение сотен армян турецкого происхождения, а также сванов и мингрелов из горных районов Грузии в эстонские сёла в 1940 - 1950-х годах, в связи с чем эстонцы стали меньшинством в своих сёлах.

В результате этого, а также того, что происходил экономический спад колхозов, эстонцы, особенно молодежь стали покидать родные сёла, многие семьи вернулись обратно в Эстонию, часть обосновалась в ближайших городах и таким образом теряла связь с эстонской культурой.

В 1980-х годах колхозы в Абхазии были практически развалившимися или на грани этого. Основным доходом эстонцев были садоводство и цветоводство, выращивание цитрусовых, лаврового листа, бамбука, табака и шелкопрядного червя. В середине 1980-х в Верхней и Нижней Линде проживало только несколько человек эстонской национальности.

В середине 1980-х годов в селе Эстонка проживало 150 эстонцев, 476 грузин, 399 армян, 186 русских; в Сальме - 285 эстонцев, 586 грузин, 707 армян, 139 русских; в Сулево - 170 эстонцев, 496 грузин, 94 армянина, 66 русских. Дольше всего эстонская культура продержалась в Сальме и Сулево. До начала 80-х годов в Сулево работал драмкружок и духовой оркестр, до начала 1990-х годов собирался хор. Ну а дальше всё развалилось... колхоз "Дружба", как и многие другие, прекратил своё существование, а грузино-абхазский военный конфликт ещё больше подтолкнул эстонцев к отъезду из Абхазии. Согласно Постановлению Верховного Совета Республики Абхазия от 4 декабря 1992 года село Сальме было переименовано в Псоу, по названию проходящей рядом речки, разделяющей Россию и Абхазию.

ТАКИМ ОБРАЗОМ, ЭТОТ ЗНАЧОК ОТРАЖАЕТ 100-ЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ ОСНОВАНИЯ ЭСТОНЦАМИ СЁЛ САЛЬМЕ И СУЛЕВО В АБХАЗИИ И 55-ЛЕТИЕ ОБРАЗОВАНИЯ КОЛХОЗА "ДРУЖБА".

Но на этом история эстонцев в Абхазии не закончилась. Председатель общества «Линда» Светлана Холич-Якобсон считает, что, поддерживая Грузию, Эстония незаслуженно забывает своих соотечественников в Абхазии. Многие старики живут в полной нищете. «Там (в Грузии) нет эстонских поселений, эстонцы живут в Абхазии, нас тут несколько сотен человек, но никто не поинтересовался, как мы пережили войну, не говоря уже о помощи», - сетует Светлана. Контакты с эстонским консульством в Москве ограничиваются в основном решением визовых вопросов. Эстония не признает Абхазию независимым государством. Консульский отдел, который некогда был в Краснодарском крае, закрыли и теперь местным эстонцам советуют обращаться за консульской помощью в Грузию. В то же время у многих жителей Сальме российские паспорта – так проще переходить границу, ведь многие из них работают в Сочи или имеют там торговые связи. А с российским паспортом в Грузию просто так не попадешь...

Эстонцы в Абхазии общаются между собой на очень интересной смеси языков – в буквальном смысле, половина слов в предложении может быть по-эстонски, а половина по-русски. Причем иногда присутствуют местные кавказские интонации (Кроме этого, например, в образовании прошедшего времени глаголов – “kaisivad” вместо “kaisid”, но в целом язык очень близок к современному эстонскому). По словам жителей Сальме, они выжили и сохранили свою культуру исключительно потому, что всегда полагались только на себя. Жизнь у абхазских эстонцев была, конечно, не легкая, но зато люди в Абхазии никогда не голодали, даже в годы Второй мировой войны. В поселке Сулев еще сохранился эстонский хор! Связь с Эстонией они постепенно утрачивают. Многие вообще никогда в жизни там не были или ездили пару раз еще в советские времена...

В 2014 году поселки отметили 130-й юбилей.

  • История Николая Смецкого в Абхазии и
  • Дмитрий Михалев, Березовка (Томская область).

    Пожилой жизнерадостный эстонец Эхарлес Абнер, родившийся и всю жизнь проживший в Сибири, с гордостью показывает сделанные своими руками строительные инструменты.

    Абнер - один из жителей томской деревушки, куда в начале прошлого века на плотах по полноводной реке Чулым приплыли эстонцы, которые были вынуждены покинуть родину в поисках лучшей жизни. В те далекие годы новая родящая земля была для них спасением. Трудолюбие превратило не знавшую плуга сибирскую землю в пригодный для жилья плодородный край, в "Маленькую Эстонию".

    "Моя мастерская. Вот, допустим, все пилы, рукоятки к ним делал сам. Специальные кусачки. Кладешь полотно, чик - и зуб пилы готов", - рассказывает Абнер. Его прадеды одними из первых пришли на эту землю. Они назвали эту деревушку Касакюла, однако позже стала назваться на русский лад - Березовка.

    Эхарлес, родившийся в 1937 году, до сих пор держит несколько коров, коня, разводит пчел. С некоторым стеснением он признает, что пишет по-русски с большим количеством грамматических ошибок. "У нас же нет родов", - улыбается радушный хозяин дома, до 7 лет вообще с трудом понимавший русский язык.

    "Наши прадеды, обосновавшиеся здесь, и деды не знали русского. До 30-х годов школа была чисто эстонской", - поясняет Эхарлес Эйнович.

    Березовку, как и практически примыкающую к ней Лиллиенгофку (цветочный двор), основали в 1902 году коренные эстонцы. Безземелие на родине заставило их искать новые земли, где можно было бы свободно трудиться и жить. "Столыпинским поселенцам", как они сами себя называют, давали нетронутые земли, которой здесь было в прямом смысле немерено.

    "Изначально это было поселение добровольно переселившихся эстонцев. Они сначала приезжали в Мариинск, им давали своеобразные подъемные - деньги, хозинвентарь. Потом они привозили сюда свои семьи. Поэтому до сих пор здесь такое гнездовое житье", - говорит завуч березовской школы Татьяна Рейндольф, связавшая с этим местом свою жизнь.

    Русская женщина, приехавшая сюда в 1982 году и вышедшая замуж за эстонца, как никто другой понимает необычность небольшой деревни с таким вроде бы родным для русского уха названием.

    "Эта школа только с 1937 года стала вести преподавание на русском. Но еще в начале 70-х годов ребята приходили в первый класс, их брала учительница-эстонка, за первый класс переучивала на русский язык, во втором классе отдавала другому учителю-русскоговорящему и опять набирала первый класс. Вот кому сейчас 43-45 лет - они еще через это прошли", - говорит она.

    Не простая деревня

    От русских деревень Березовку внешне, пожалуй, отличают лишь традиционные эстонские риги - огромные сараи возле домов. Да и внутренний мир приезжему откроется не сразу.

    Татьяна Рейндольф на минуту задумывается, прежде чем ответить на вопрос об "эстонской" специфике деревни. Первым делом она вспоминает традиционные блюда.

    "Блюда - однозначно. Я научилась делать их кровяную колбасу и смогу от начала до конца все это сделать. У них есть суп из свиных хвостиков - он варится и сейчас. Они по-другому готовят капусту с крупой, варят молочный суп с овощами, традиционные сыры. Но многообразия блюд нет", - отмечает учитель.

    "Есть такой интересный ракурс. Всегда здесь, например, были некоторые сложности и особенности с организацией тимуровской работы. Брошенных стариков здесь никогда не было. Не было таких семей, чтобы совсем некому было бы о них позаботиться. Думаю, что такая сплоченность - черта эстонцев", - говорит она.

    Завуч отмечает некоторую скрытность эстонцев по сравнению с русскими, но считает это скорее достоинством, чем недостатком.

    "Один милиционер мне сказал: "Люблю ездить в Березовку. В другую деревню приедешь - все расскажут. Кто с кем пил, где ходил, чего брал. В Березовке - никто ничего не видел, ничего не знаю", - смеется Татьяна Александровна.

    Эстонцы не общественники - собственники. "У них генетически сохраняется забота прежде всего о своем хуторе, но это не принцип "моя хата с краю". У него должно быть все благополучно в своем хуторе-государстве. Но жизнь изменяется и сейчас должно быть общественное сознание, что в них формируется сложно", - говорит она.

    Хозяйственность в крови у Эхарлеса Абнера. Все в доме сделано его руками. Деревянные сани, бочки, двери. Здесь давно его земля. Он сибиряк, но сибиряк-эстонец. Гармонь в его руках выдает то русские, то эстонские песни.

    "Заволокиных бы сюда пригласить. Вот в Первомайское приезжали, а я и не знал. Обязательно бы поехал", - говорит он. В это время жена предлагает гостям капусту сваренную на сале с перловкой - традиционно одно из любимых блюд.

    Тяжелые времена

    Эхарлес охотно рассказывает о своей семье эстонцев-хозяйственников. Революция, коллективизация и репрессии, смерть отца.

    "В 1917 году, говорили, было страшное время. Ложишься спать, а наутро не знаешь, что будет. В 1929 году, когда началась коллективизация, дед со своей семьей поступил в колхоз. В 1933-м к чему-то докопались и раскулачили. Деда сослали на север, а семью выселили из дома. Когда я родился, у нас еще дома не было. Отца арестовали в ноябре 1937, а в декабре расстреляли", - рассказывает Эхарлес Эйнович.

    Татьяна Рейндольф восхищается тягой к жизни и своеобразными чертами сибиряков-эстонцев. "Он из раскулаченных. Ну и что. Сломали все, что можно, все отобрали. И тем не менее, у него сейчас и легковая машина и грузовая машина и трактор колесный и рулонник для сена. В генах все осталось. Хотя и живет в своем микросоциуме с такой же, как у всех пенсией", - улыбается она, говоря о семье Абнеров.

    Эту живучесть отмечает она у всей эстонской деревни, в которой сейчас живет уже меньше 600 человек.

    "Сейчас в селе довольно сложная ситуация и производства фактически никакого нет. Есть школа, дом культуры, ФАП, три магазина. Все. Но люди все равно ищут, как жить. Кто-то заготавливает сено так, чтобы потом в течение всего года его продавать, кто-то собирает молоко, кто-то идет в таксисты, кто-то на вахту. Муж и еще несколько человек несколько лет назад объединились, оформили свой земельный пай и сеют, обрабатывают землю", - рассказывает учитель, не скрывая, что маргинализация населения все же происходит.

    Кто-то уехал

    Эстонцы очень дорожат землей. Многие из семей первых поселенцев уехали на родину, признают старожилы села. Другие же видят свою родину только здесь.

    "Все-таки они очень дорожат этой землей и привязаны к ней. В принципе, у нас возможность отсюда уехать была. Но... остались", - говорит Татьяна Рейндольф.

    Было несколько волн переселения обратно в Эстонию, например в начале 80-х. Но некоторые вернулись в глухое село. "Мы сибиряки, - говорят пожилые эстонцы, - здесь наша родина".

    Сибирские эстонцы, уехавшие на национальную родину, ежегодно собираются в августе. Снимают встречи на видео, присылают его в Березовку. В самом селе празднуются и православные и католические праздники.

    "Если все праздновать, каждый день гулять можно", - смеется сын Эхарлеса, Оскар Абнер.

    Делегация из Эстонии во главе с атташе по культуре посольства Эстонии в России Андрой Вейдеманн, посетившая деревню в прошлом году, превратила знаменитый эстонский праздник Янову ночь в поистине международный, а Березовка стала настоящей российской Эстонией.

    Фото, сделанное в деревне Новая Эстония в 1931 году, на котором на фоне локомотива позируют как доносчик, так и его будущие жертвы. Первый слева – Альберт Якобсон и четвертый слева – Яан Хенно, которых через семь лет расстреляют по доносу стоящего вторым слева Гавриила Умнова. Это утверждают жители деревни. Справа стоят Матильда Хенно, Аурелия Кийтам и Эльвийна Мийлитс, мужей которых тоже увезли.

    Восемьдесят лет назад, в июле, жители одного из самых крупных эстонских сел на Кубани - Новоэстонское - заметили колонну грузовиков, около 20 машин. Тем летом власти торопились с вывозом урожая, поэтому автоколонна особого интереса у эстонцев не вызвала. Но на следующее утро, еще до рассвета, вместо урожая грузовики вывезли из деревни почти всех мужчин, из только единицы из них смогли вернуться, пишет Postimees .

    Речь идет об одном из крупнейших преступлений времен большого сталинского террора, специально направленных против эстонцев. Главным образом 28 и 29 июля 1938 года сотрудники НКВД арестовали в расположенном на берегу Черного моря селе Новоэстонское и небольшом поселке Банатовское неподалеку от нее как минимум 102 мужчин и одну женщину. Из двух деревень вывезли четверть всех жителей.

    Из них как минимум 99 убили или забили до смерти в октябре того же года в Краснодаре, однако до конца 1950-х их родные находились в неведении относительно того, что случилось с их мужьями и отцами.

    Всего четверым мужчинам позже удалось связаться со своими семьями и только двое вернулись назад. Об этом рассказала основательно исследовавшая эту трагедию, родившаяся и выросшая в Новоэстонском 88-летняя Хильда Саббо. «Это был погром и уничтожение эстонской деревни», - утверждает Саббо, чьего отца-селянина сотрудники НКВД арестовали и расстреляли вместе с другими эстонцами. При первой же возможности 22-летняя Хильда переехала жить в Эстонию.

    Крупнейшее уничтожение эстонцев

    В Эстонии ни одна деревня не пережила такого мощного уничтожения во времена Советской власти, какое произошло с селами Новоэстонское и Банатовское, откуда во время большого террора в 1937 и 1938 годах НКВД вывез 114 человек, из которых 109 расстреляли или забили до смерти в Краснодаре и Армавире самое позднее к концу 1938 года. (Из оставшихся пяти двое умерли в лагере, двое после освобождения вернулись домой, а судьба одного осталась неизвестной, однако с большой долей вероятности можно сказать, что его расстреляли вместе с другими в Краснодаре осенью 1938 года).

    «Я еще десятилетней писала Сталину и Ворошилову письма с вопросом, где мой отец», - рассказал Postimees 79-летний Эвальд Ваттер. В довоенном Советском Союзе Клим Ворошилов входил в близкий круг Сталина, занимая по нынешним представлением пост министра обороны: «Взрослые боялись (писать), но явно считали, что детям за это ничего не грозит».

    Родившийся в селе Новоэстонское Эвальд Ваттер, чьего отца НКВД увез 80 лет назад. Слева Клавдина Кибальникова.

    Живущий во втором по размерам городе юга России – Краснодаре – Эвальд родился через шесть месяцев после того, как его отец Юулиус был увезен в неизвестном направлении. Своего отца он видел только на сохраненных матерью фотокарточках.

    «Я даже получил ответ, что отец умер в местах заключения от какой-то болезни со сложным названием. Год смерти я точно не помню, но это было где-то в 1940-х, - вспоминает Эвальд. – В начале 1990-х мы получили официальную справку, что отца расстреляли еще в 1938 году, но причина расстрела там указана не была».

    Учителя Михкеля Кангура (справа, с балалайкой) НКВД арестовал раньше всех, в апреле 1938 года, и расстрелял раньше всех, в сентябре того же года.

    Абсурдные обвинения

    Обвинения НКВД в отношении эстонцев были совершенно абсурдными: они якобы готовят вооруженное восстание против советской власти, и для этого им из Эстонии на самолете доставили оружие. Для НКВД это была очередная «контрреволюционная диверсионно-шпионская операция». На долю эстонцев во время большого террора выпало стандартное обвинение: саботаж работы местного колхоза «Новый путь».

    Екатерина Рийзенкамф помнит, что после того как увезли мужчин, сотрудники НКВД приходили допрашивать деревенских женщин. У нее самой с ними состоялся такой вот разговор:

    «Свиней на ферме травили?»

    «Не травили».

    «Лошадей топили?»

    «Не топили».

    «Пчел жгли?»

    «Не жгли».

    «Сто гектаров пшеницы сожгли?»

    Эмилие Мийлитс утверждает, что после смерти Сталина, во временна хрущевской оттепели, в 1956 году ей в Краснодаре показали материалы уголовного дела ее расстрелянного брата Яана Мийлитса. Там было и выбитое из него пытками «чистосердечное» признание в том, что он сжег колхозное поле.

    Увезли совершеннолетних мужчин

    Были и такие, кто так и не признал своей вины. В ту роковую ночь арестовали почти всех мужчин села Новоэстонское старше 20 лет, в основном, это были простые колхозники. Только троим молодым людям удалось сбежать из деревни. Кто-то, избежав ареста в первый раз, просто сидел дома и ждал, когда придут и за ним.

    Во многих семьях были арестованы все совершеннолетние мужчины. 61-летнего Карла Хольма увезли вместе с двумя братьями, их пятью сыновьями и всеми зятьями. Всех мужчин взяли ночью и привели в деревенский клуб, где усадили друг рядом с другом на полу и приказали сидеть, не двигаясь, прижав головы к коленям. Помимо председателя сельсовета и руководителя местной ячейки коммунистической партии в деревне осталось всего пять мужчин.

    В деревне ничего не понимали и ждали, что мужчины вернутся, поскольку приближалось время уборки урожая. Но никто не вернулся.

    Эвальд вспоминает, как в начале 1950-х вернулся Йоханнес Тайвер, один из оставшихся в живых. 14-летнего Эвальда отправили с ним продавать картошку в расположенном неподалеку городе Невинномысске: «Потом мы купили вино, и он показал мне свою спину, на которой и спустя 15 лет были видны следы побоев».

    Кошмарные воспоминания

    Хильда Саббо хорошо помнит, что рассказывал проведший десять лет в соловецких и норильских лагерях Йоханнес Тайвер жителям деревни о судьбах их мужей, отцов и дедов.

    «Он вспоминал: «Сначала с нами хорошо поговорили в краснодарской тюрьме, за столом, где были резиновые дубинки и плети, которыми били, если ты отказывался подписывать чистый лист бумаги. Били до крови, бросали в соседнюю комнату, где было очень жарко и много мух. Пол комнаты был каменным, а само помещение настолько узкое, что не хватало места, чтобы сидеть. Сесть удавалось только между ног другого. Уставали. Потели, с головы до ног были в крови. Разговаривать запрещалось. А если слышали разговор, бросали в комнату деревянное полено - в кого попадет. Часто были вынуждены стоять, а двигаться было нельзя - и так по много часов. Мужчины не выдерживали, изо рта и из носа текла кровь, ноги были в отеках. /…/ Никто не избежал пыток. Отправляли в электрокамеру, где вода капала на голову, и там мы проводили по несколько часов. Дверями зажимали пальцы и половые органы. /…/ Женщины, это было так ужасно! Очень больно вспоминать, что наша жизнь разрушена и народ уничтожен, семьи разбиты, дома разрушены», - написала Саббо в книге о трагедии в родном селе - «Уничтожение».

    «Поначалу мужчины еще шутили (в краснодарской тюрьме НКВД Я.П. ), не особо боялись. Но когда нас раздели и Веэберу Александеру и Кеввай Освальду приказали выйти и после жестокого избиения их вышвырнули как неживые мешки, шутки закончились», - цитирует Саббо в своей книге рассказ одного из вернувшихся домой - Вальтера Орга, который несколько лет провел в лагере на Соловках.

    Столяр Освальд Кеввай в начале 1930-х годов. НКВД увел и расстрелял его, когда ему было 36 лет. За его спиной стоит сын Йоэль, а у матери на руках сидит дочь Ингрид.

    Действовавший до июльской трагедии 1938 года в Новоэстонском колхоз «Новый путь» был одним из самых богатых и передовых в окрестностях: жители были готовы первыми в районе перейти на использование автоматических доек и запустить ветряные генераторы, хотели даже начать строить свою электростанцию. После трагедии ничего этого не сделали.

    Работа осталась на женщинах

    После того, как мужчин увезли, вся работа упала на женские плечи. «Это было ужасно. Представьте, женщинам приходилось таскать 50-килограммовые мешки с картошкой и зерном. Сколько вы сможете таскать такие тяжелые мешки и ящики? – задал вопрос Эвальд Ваттер. – Наши матери работали по 20 часов в день, потому что колхоз должен был существовать».

    «В деревне были только женщины и дети, а это значит, что мы никогда не видели, как ссорятся мать и отец или как ссорятся соседи. Все жили очень дружно», - добавляет Эвальд с улыбкой.

    Родившаяся в селе Новоэстонское и живущая сейчас в Краснодаре 80-летняя Клавдина Кибальникова с правнуками. До сих пор хорошо говорящая по-эстонски Клавдина видела своего отца только на фотографиях, потому что когда его увезли, ей было всего восемь месяцев.

    Двоюродная сестра Эвальда, до сих пор хорошо говорящая по-эстонски Клавдина Кибальникова (урожденная Хенно) вспоминает, что, несмотря на то, что всех мужчин увезли, дома о советской власти плохо говорить не решались, прежде всего - из соображений безопасности детей: «Плакали, жалели, но не ругали», - говорит Клавдина, которой было восемь месяцев, когда НКВД увез ее отца: «Ездили в город выяснять, приезжали обратно, плакали - и на работу. Между собой в присутствии детей об этом не говорили никогда. Ну а потом началась война, пришли другие беды и заботы».

    Жизнь за 82 рубля

    Определенное чувство вины советская власть все же ощущала, потому что в 1963 году за каждого вывезенного из Новоэстонского мужчину семьям заплатили по 82 рубля! Тогда это была двойная зарплата в колхозе. «Нам эти деньги дали на трех сестер. Я купила обручальные кольца. Коле, конечно, пришлось еще добавить», - рассказала Клавдина Кибальникова, старшие сестры которой уже были замужем. Коля – это русский муж Клавы.

    В книге «Уничтожение», 12-летняя во время трагедии и оставшаяся без отца, Юри, Эрнестина Кийтам говорит, что эти 82 рубля приказали выплатить из колхозной кассы. То есть женщинам и детям заплатили за убитых мужей и отцов из денег, которые они сами заработали на колхозных полях. «Мой отец стоил 82 рубля? Или мы должны были выучиться и жить на эти деньги? Так больно думать, что наши отцы такими молодыми должны были потерять свои дорогие и так дешево оцененные жизни! Кто в этом виноват? Кому от этого польза?» - пишет Кийтам в своих воспоминаниях.

    Вернувшийся Вальтер Орг рассказал матери Эрнестины, что видел, как энкавэдэшники ее мужа – самого высокого жителя села Новоэстонское Юри - били и пытали во время допроса, а потом бросили умирать в яме.

    Свои доносчики

    Как обычно во время сталинского террора, и в селе Новоэстонское действовали свои доносчики, которые разоблачали перед НКВД «эстонских шпионов».

    Хильда Саббо знает, как сотрудники НКВД пришли с одним местным жителем арестовывать Яана Лыхмуса, который был тяжело болен и лежал в постели: «Жена Яана, Альма, сказала: мой муж умирает, а ты пришел его арестовывать, а ведь еще зять ему». Яана не арестовали, он умер через неделю у себя дома. Этим зятем был председатель колхоза «Новый путь» и парторг Гавриил Умнов, который активно помогал аресту местных мужчин незадолго до начала осенних работ.

    Восьмилетняя во время трагедии и тоже потерявшая отца Сальме Оя упоминает в числе руководивших арестами и председателя сельсовета Новоэстонского Матвея Иваненко. Она рассказывает, что дети после того, как их отцов увезли, кричали вслед разъезжавшему по деревне на лошади Иваненко стихи, сочиненные о нем: «Хором кричали, что Иваненко сидит верхом на кобылице, и что именно он увез наших отцов. Как-то так. Иваненко злился, пытался догнать нас на лошади. Но мы все убежали, кроме Яакуса Йоханнеса, которого он ударил плетью. Ему тогда было четыре года».

    По словам Эвальда Ваттера, жители села считали доносчиком человека, которого НКВД не увез: «Поскольку мы еще были маленькими, мы мстили им как могли. Например, когда они опускали еду в колодец – холодильников же тогда не было – мы перерезали веревки».

    Среди доносчиков были и эстонцы, имена которых в деревне помнят до сих пор. «Эстонцы жаловались на эстонцев. Так было», - говорит Эвальд.

    Благодарю Хильду Саббо и Андреса Ауле за помощь в написании статьи. Пожалуйста, опишите истории своей семьи во время большого террора. Вы можете прислать их на адрес [email protected].

    На краснодарском кладбище похоронено более 230 эстонцев?

    Исследующие историю кавказских эстонцев люди убеждены, что на кладбище в центре Краснодара похоронено очень много эстонских жертв большого террора, которых может быть даже более 200 человек. Как и могилы жертв из числа греков, их могилы нужно отметить памятными знаками.

    Хильда Саббо убеждена, что вывезенных из Новоэстонского и Банатовского в июле 1938 года и позже убитых эстонцев похоронили на расположенном в центре Краснодара Всесвятском кладбище, где даже известно место из упокоения, которое, по словам Саббо, установили в конце 1980-х годов местные активисты общества «Мемориал», занимающегося выяснением судеб репрессированных в сталинское время.

    По данным расследований разных источников получается, что как минимум 82 мужчины из сел Новоэстонское и Банатовское были расстреляны в Краснодаре в один день – 4 октября 1938 года. В их числе был и отец Хильды Саббо, Альберт. (Плюс еще пятеро эстонцев, арестованных в других расположенных неподалеку населенных пунктах, то есть всего 87 человек).

    7 октября 1938 года в Краснодаре убили еще 12 вывезенных из Новоэстонского и Банатовского. (И еще одного эстонца, арестованного в те же дни в другом населенном пункте). Остальных эстонцев расстреляли в другое время.

    Все эти убитые НКВД эстонцы скорее всего похоронены на краснодарском кладбище, считает Саббо.

    За предполагаемым местом захоронения ухаживают живущие в Краснодаре потомки убитых, которые весной этого года показали его и Postimees. Место - в самом углу мемориального кладбища (там похоронено более 6500 солдат и офицеров, погибших или умерших от ран в боях за подступы к Краснодару во время Второй мировой войны), где заканчиваются обозначенные могилы. Там, у кладбищенского забора, две семьи из Новой Эстонии сами соорудили импровизированную могилу, которую они косят и на которую возлагают цветы.

    Никаких обозначений там нет, их не позволяет сделать материальное положение людей. Также на установку мемориальных знаков требуется разрешение самоуправления, а это сложная бюрократическая процедура, пройти которую частному лицу в России сейчас совершенно невозможно.

    «Мы просто ухаживаем за этим местом, меняем цветы, но больше ничего сделать не можем, потому что официально там никто не похоронен, - сказала ухаживающая за "могилой" Анжела. – Конечно, было бы здорово, если бы там удалось поставить памятник, но нам это не под силу. Для этого нужно иметь официальное разрешение».

    Братскую могилу расстрелянных людей на расположенном в центре Краснодара, теперь уже закрытом для новых захоронений Всесвятском кладбище обнаружили в 1980-х годах, когда рядом с кладбищем начали строить новую заправку. Во время земляных работ выкопали человеческие скелеты, а в затылках оказались отверстия от пулевых ранений.

    В конце 1980-х «Мемориал» начал выяснять, могли ли убитые быть жертвами сталинских репрессий. В архиве кладбища нашли удивительные справки НКВД, в которых было написано, что на таких-то кладбищенских участках похоронены расстрелянные, была указана и дата захоронения, рассказал Postimees давний руководитель местного отделения «Мемориала» Сергей Кропачев. Справки указывали на то, что речь идет о главном кладбище Краснодара, где НКВД 80 лет назад хоронил своих жертв.

    Работники «Мемориала» начали сверять даты похорон с датами арестов во время большого террора представителей разных народов в Краснодарском крае.

    «Обычно между арестом и расстрелом был очень маленький промежуток времени, самое большое – несколько месяцев. НКВД же должен был выполнять план, смертные приговоры должны были сразу приводиться в исполнение, - сказал Кропачев. – Поэтому условно можно все свести к тому, что в том или другом месте могут быть похоронены те или иные люди».

    Предполагаемое место захоронения эстонцев «Мемориал» определил точно так же. Известно, что эстонцев вывезли из Новой Эстонии в конце июля и в начале августа, большей части из них вынесли смертный приговор в конце сентября, а также известно то, что в начале октября на Всесвятском кладбище похоронили большое количество расстрелянных людей. В это же время никому другому из ближайших населенных пунктов в большом количестве смертные приговоры не выносили.

    «Место захоронения там точно есть, но я не могу с полной уверенностью сказать, чье оно. Я не могу подтвердить, что там похоронены именно эстонцы, - сказал Кропачев. – Таких фактов нет. Но можно предположить, что, скорее всего, именно они там похоронены. Это близко к правде».

    Кропачев знает, где можно получить точные данные: «Я уверен, что документы об этом сохранились. В одном конкретном учреждении, которое официально отрицает, что у них есть данные о массовых расстрелах и захоронениях 1930-х годов». Это явная ссылка на наследницу НКВД – ФСБ.

    Основательно исследовавшая историю кавказских эстонцев Леэни Лангебраун утверждает, что во время большого террора НКВД арестовал на территории нынешнего Краснодарского края около 260 живших там эстонцев. Почти всех после ареста доставили в Краснодар, где в 1937-м и 1938 годах убили как минимум 230 эстонцев из разных деревень и городов, утверждает Лангебраум, опираясь на данные архивов.

    «Теоретически все они могут быть похоронены на краснодарском кладбище, - говорит она. – В октябре-ноябре действительно шло массовое уничтожение эстонских мужчин в Краснодаре, тогда расстреляли 209 эстонцев». Поддерживающий установку на предполагаемом месте захоронения эстонцев памятника Сергей Кропачов привел в пример местных греков, которые установили на том же кладбище на месте предполагаемого захоронения соотечественников, убитых по выдуманным обвинениям во время большого террора, маленькую часовню. В 1937-м и 1938 годах в Краснодаре было убито почти 6000 греков.

    Яанус Пийрсалу, Краснодар

    Где на Северном Кавказе НКВД арестовывал и убивал эстонцев

    • Села Новоэстонское и Банатовское, а также их окрестности – арестованы 114 и убиты 110 человек.
    • Эстосадок, Красная поляна и жители окрестных населенных пунктов – арестованы 36-38 и убиты 30 человек.
    • Деревня Ливоония – арестованы 25 и убиты 20 человек, судьба пятерых неизвестна.
    • Сочи, Адлер и Туапсе, а также их окрестности – арестованы 25 и убиты 20 человек (в том числе четыре человека из Нижнеимеретинской бухты, эстонское название – Мерекюла, в которой жили несколько десятков эстонских семей).
    • Новороссийск – арестованы восемь и убиты семь человек, судьба одного неизвестна.
    • Михайловское (коммуна Койт) – арестованы и убиты девять человек.
    • Краснодар, остальные города и станицы – арестованы и убиты 35 человек, судьба четверых неизвестна.

    Все цифры нужно принимать с пометкой "как минимум". Скорее всего, арестованных было еще больше. За этими цифрами стоят конкретные имена людей, судьбы которых сейчас известны в основном по данным, составленным российским обществом «Мемориал».

    Известна ли вам история эстонских поселений в России?

    Этот интересный, но малоизвестный неспециалистам сюжет раскрывается в книге
    В.А. Маамяги - Эстонцы в СССР (1917-1940 гг.) , М., 1990
    Эстонские поселения за пределами традиционной этнической территории эстонцев стали появляться начиная с середины 19 века, когда эстонские крестьяне были раскрепощены, но и при этом не получили гарантированные земельные наделы. В поисках свободных земель эстонцы не только отправлялись в соседние Петербургскую и Псковскую губернии, но и переезжали в Сибирь, на Кубань и на Кавказ.

    Первые эстонские поселения в Сибири были основаны бывшими каторжниками и ссыльнопоселенцами. В 1803 г. за восстание против барона из Ямбургского уезда по приказу царя в Сибирь была выслана группа эстонских
    крестьян, основавшая в Тюкалинском уезде Томской губернии деревню Рышково.
    «Переселенцы были доброй нравственности, - отмечала через полвека «Неделя», -
    трудолюбивы, скоро обзавелись хозяйством, и сибирская плодородная почва
    наградила их за переселение». Деревня росла за счет новых пришельцев,
    преимущественно ссыльных лютеран - эстонцев, латышей, финнов. К 1846 г в ней
    было до 900 душ населения. В связи с недостатком земли и быстрым ростом населения
    часть жителей Рышково (365 семей, в том числе 156 эстонских) в 1863 г. переводится в новую колонию на р.Омь, где основываются деревни Рига, Ревель,
    Гельсингфорс, Нарва. В последующие годы население колонии увеличивалось,
    образовывались новые деревни и отдельные хутора - Ново-Рига, Ново-Ревель, Орловка,
    Ивановка, Ковалево. В Тюкалинском уезде в 1860 г. возникло поселение Вирукюла,
    жителями которого стали ссыльные участники крестьянского восстания в Эстонии в
    1858 г. (так называемой войны в Махтра) (Крестьянские волнения в Эстонии в 1885
    г.: Документы и материалы. Таллинн, 1958)

    Крупные поселения Верхний Суэтэк и Верхняя Буланка (последнее в народе называлось еще Свободным Сахалином), расположенные в Енисейской губернии у подножия Саянских гор, были основаны в 1860 и 1861 гг.
    бывшими каторжниками эстонского происхождения.

    Из сибирских губерний больше всего эстонцев обитало в Тобольской (2031 ч.) и Енисейской (1406), а на юге России - в Ставропольской губернии (1279 ч.), на Кубани (880 ч.), в Черноморской (790) и Кутаисской (621),
    в Карсской обл. (455)

    В 1922 г.в Нью-йорке строительные и фабричные рабочие и фермеры эстонского происхождения, проживавшие в США и Канаде, основали сельскохозяйственную коммуну «Койт» («Заря»). Инициатором ее создания являлась
    редакция газеты «Уус ильм». Коммунары знали, что в Советской России, «где
    только что закончились разорительная гражданская война и интервенция, их не
    ждет ни богатство, ни роскошь, - писал 50 лет спустя член коммуны Алексей Раук.
    - Они знали, что на первых порах им будет тяжело, что надо будет, как
    говорится, начать жизнь сначала. Но у них было серьёзное желание жить и
    работать в рабоче-крестьянском государстве, внести свой вклад в строительство
    социалистического сельского хозяйства».

    В мае 1923 года члены коммуны поселились в Донском округе Северо-Кавказского края. Первым предс-лем колммуны был Генри Кинн. В октябре 1924 г коммуна насчитывала уже 67 членов.

    Все имущество в коммуне являлось общим, потребности ее членов обсуждались на совете, который решал вопрос о возможности их удовлетворения. Члены коммуны бесплатно питались в общей столовой. Обед состоял
    обычно из двух-трех блюд, пища была питательной и обильной. Главным поваром в
    коммуне долгое время был Александр Уусэлу, работавший до переезда в Советскую
    Россию в одном из фешенебельных ресторанов Нью-Йорка. Для детей выделялись
    лучшие продукты. Их кормили пять раз в день. Употребление водки запрещалось
    даже по праздникам. Пиво разрешалось только на Новый год. Одежду для коммунаров
    в большинстве случаев шили в самой коммуне.

    Начиная с 1925 года, в коммуну «Койт» начали прибывать эстонские семьи со всего Советского союза. Из Западной Сибири и Ленинградской области в коммуну переехали 25 семей.

    В Отрадном, бывшем имении Красильникова, которое находилось в Омской губернии, в марте 1920 г была создана коммуна «Элу» («Жизнь»).

    В 1928 г в деревне Эстония (Восточная Сибирь) возникла коммуна «Юлгус» («Смелость»), в Крыму - коммуна «Выйтлус» («борьба»).

    Колхоз «Эстония» Шипуновского района Алтайского края

    Общесибирская конференция эстонских крестьян в Омске в октябре 1920г.

    Село Эсто-Хагинск Ставропольской губернии

    Поселение Эсто-Садок в Сочи

    Эстонское село Зимитицы Ленинградской обл. (колхоз «Новый путь» Волосовского района Ленинградской обл.)

    Во время Олимпиады в Сочи на слуху оказалось непривычно звучащее название небольшого местечка Эсто-Садок (Эстосадок). Когда-то оно было небольшой эстонской деревней. Подобных деревень на Кавказе и в Крыму существовало больше десятка. Многие сохранились по сей день.

    Как эстонцы попали на Кавказ?

    Это произошло еще в середине XIX века, когда после Кавказской войны было решено массово заселить земли «лояльными» гражданами империи. К тому же многие территории оказались брошенными их исконными жителями, которые эмигрировали в Турцию в ходе последовавшей затем русско-турецкой войны.

    Считается, что первыми эстонцами, решившими поселиться на Кавказе, были Яан Кильк и Пеэтер Пийр. Они решили основать небольшое поселение возле нынешней столицы Абхазии Сухуми. Российские власти приветствовали начинание – многие абхазы, жившие на тех землях, покинули родные места. Эстонцев освободили от налогов, они получили материальную помощь от властей. В 1882 г. в район, названный Кильком и Пийром Линда, переехали первые эстонские семьи.

    О возможностях для поселенцев на Кавказе в то время часто писали эстонские газеты, и это побуждало многих отправиться на поиски лучшей жизни. Но заброшенная гористая местность Линды оказалась не столь привлекательна. Скоро переселенцы перебрались к реке Кодор, где и основали село Эстония (Estonia küla). В Линду вскоре приехали новые семьи эстонцев.

    В 1885 году было основано село Сальме (Salme). Участок для будущего поселения выбрал эстонец Йоханнес Линдвест еще в 1884 г., но путь из Эстонии на Кавказ был долог – через Ростов-на-Дону и Адлер. В Сальме поселилась группа лютеран. Недалеко от Сальме в том же 1885 г. несколько семей начали строить новую деревню, названную ими Sulevi küla (Сулево).

    Население начало быстро расти – на Кавказ приезжали все новые и новые семьи. Переселенцы строили дома сами, но правительство также им помогало. Несмотря на экономические трудности, эстонцы смогли сплотиться и развернуть активную деятельность. Открывались школы и другие учебные заведения. Вскоре деревня Линда разрослась настолько, что разделилась на Верхнюю Линду (там жили только эстонцы) и Нижнюю Линду (население было смешанным, но с преобладанием эстонцев).

    В 1897 г. эстонцы начали создавать организации, защищавшие права эстонских землевладельцев. Все эстонские поселения на Кавказе находились в тесном контакте как между собой, так и с далекой родиной: люди получали эстонские газеты и книги, заказывали сельскохозяйственный инвентарь, учили детей в церковных школах при созданных лютеранских церквях. В школы приезжали учителя из Эстонии.

    Красная Поляна и Эсто-Садок

    В 1886 г. несколько эстонцев основали село Эстонка (абхазское поселение с таким названием продолжало существовать). К этому времени они уже успели пожить в разных районах Российской империи. 73 эстонских семьи покинули родину в 1871 году. Часть из них осталась в Поволжье, другая – в Калмыкии, третьи оказались на Кавказе, на северо-восточной части гор. Но жизнь не складывалась, и тогда решено было идти на юго-запад, на другую сторону.

    Трем «разведчикам» понравились земли Красной Поляны, которая по-эстонски называлась Punane Lageda и где уже жили греки. Несколько семей остались жить в Красной Поляне, а часть построила в нескольких километрах от нее собственную деревню. Фамилия одного из поселенцев была Рооса. Он поселился в семи километрах от Эстонки и долго работал лесничим. Именно хутор его семьи позже дал название знаменитому сейчас курорту Роза Хутор.

    В 1912 г. в Эстонку приехал знаменитый эстонский писатель Антон Таммсааре. Он отдыхал, лечился от туберкулеза и много писал о жизни в тех местах. Позднее в селе был открыт мемориальный музей, существующий до сих пор.

    В том же году селение Эстонка было переименовано в Эсто-Садок (Eesti Aiake).

    Эстонцы из деревень Сальме, Сулево и Эсто-Садок часто ходили друг к другу в гости, в селах выступали хоры и давались представления. В Эсто-Садке существовал даже духовой оркестр. Не прекращались контакты и в советские времена.

    Эстонские переселенцы на Кавказе много занимались садоводством, выращивали чернослив, груши, инжир, орехи. Среди них было большое количество пасечников и скотоводов. В Эсто-Садке действовали маслобойня и молочная ферма.

    После революции кавказские эстонцы старались быть нейтральными по отношению ко всем политическим силам, но долго сохранять такую позицию не получилось. Не миновала эстонские села и коллективизация: села Сальме и Сулево вошли в состав колхоза «Дружба», а Эсто-Садок – в колхоз «Вперед» (Edasi). Немалая часть эстонцев подверглась репрессиям в 30-е годы.

    Крымские эстонские деревни

    Несколько эстонских деревень продолжает существовать и в Крыму. «Чистых» эстонцев там, как и на Кавказе, практически не осталось, а молодежь почти не говорит по-эстонски.

    Первые эстонцы прибыли в Крым в 1861 г. Они поселились в опустевших после войн селах Актачи-Кият (Абрамовка), Курулу-Кимчак (Самсоновка), Самрук (Береговое). Им, как и на Кавказе, полагались ссуды, от 12 до 15 десятин земли на каждого мужчину, освобождение от уплаты налогов. В 1862 году почти 800 эстонцев приехали в Симферополь и поселились в городе и уезде. Устройство на новых местах шло сложно, семьи скитались и порой голодали – в первое же лето после переселения эстонцев Крым столкнулся с нашествием саранчи.

    Но постепенно создавались моноэтнические эстонские села в разных районах Крыма. В 1895 г. таких сел существовало уже четыре. К 1897 г. на полуострове жили почти 2200 эстонцев, большинство из них были сельскими жителями. В 1918 г. эстонские села были едва ли не самыми богатыми в Крыму: во многих семьях были фортепиано, а у пары эстонцев – даже автомобили. На каждом хуторе выписывали эстонские газеты, в школах детей учили приглашенные учителя.

    Сейчас около 50 семей, имеющих эстонские корни, живет в селе Краснодарка. Дети ходят в школу в соседнее село Александровка, куда с 2002 г. Эстония по возобновившейся традиции посылала учителей эстонского языка. У последнего учителя, Кристи Сепп, в классе были 26 человек, из которых эстонские корни были у восьми.

    В советские годы многие из тех, кто жил в эстонских селах, были депортированы: так, из одного села Береговое были увезены 210 эстонцев. После войны в села начали переселять семьи из других частей Украины. Сейчас в когда-то эстонских деревнях Береговое и Новоэстонка эстонцев почти не нет. По данным 2011 г., в Крыму проживали около 600 этнических эстонцев.