Подростки – герои Великой Отечественной. Короткие семейные истории о войне

Только по обрывкам писем и по воспоминаниям солдат мы можем представить себе, как немцы кормили русских детей, как они на самом деле относились к евреям, как живыми их закапывали в землю и как называли не иначе как «выродки». Только по кратким рассказам ветеранов, которых, увы, с каждым годом становится все меньше и меньше, мы можем представить, какое впечатление на советских граждан произвело выступление Молотова в первый день войны, как наши деды и прадеды восприняли выступление Сталина. Только по рассказам (неважно, маленькие они, или большие) мы можем представить, как ленинградцы днем и ночью мечтали о прорыве блокады, Победе и скором восстановлении страны.

Художественный рассказ о войне может дать современному молодому человеку возможность хотя бы у себя в голове нарисовать то, что пришлось пережить нашему народу.

Рассказы про героев Великой Отечественной войны

На войне каждый человек – герой. И дело не в количестве звездочек на погонах и не в звании. Просто каждый школьник, который взял в руки лопату и пошел рыть окопы – герой. Большинство парней и девчонок ушли на фронт с выпускного. Они не побоялись надеть военную форму и посмотреть врагу в глаза, значит они герои.

На самом деле, большая Победа состоит из маленьких побед отдельных людей: солдата, партизана, танкиста, снайпера, медсестры, детей,которые остались сиротами; всех участников войны. Каждый из них внес свой вклад в общую Победу.

Вспоминая произведения о войне, сразу приходят в голову следующие произведения: «А зори здесь тихие» Бориса Васильева о девушках на фронте, которые не дали взорвать Кировскую железную дорогу, «В списках не значился» того же автора о защитнике Брестской крепости Николае Плужникове, «Дожить до рассвета» Василия Быкова о лейтенанте Игоре Ивановском, который подорвал себя гранатой, чтобы спасти товарищей, «У войны не женское лицо» Светланы Алексиевич о роли женщины на войне и множество других книг. Это не рассказы, а большие романы и повести, поэтому читать их еще сложнее. Обо всем, что в них написано, наверное, помнит чей-то дедушка, ветеран.

На нашем сайте «Литературный салон» есть очень много произведений о войне современных авторов. Они пишут эмоционально, пронзительно, сложно, опираясь на те самые письма и рассказы очевидцев, на фильмы, на легендарную «Катюшу» и «Журавлей». Если вам нравится какой-то стих или рассказ на нашем портале, вы всегда можете его прокомментировать, задать вопрос по сюжету и напрямую пообщаться с автором. Кроме этого, мы стараемся идти в ногу со временем, поэтому организовали на своем ресурсе несколько уникальных разделов. Например, у нас есть формат литературных поединков. Это такие батлы авторов на разные темы. Сейчас самой актуальной является как раз тема Великой Отечественной войны. Проходят«соревнования», которые называются «Память о Победе» (проза), «Что мы знаем о войне?» (проза), «Песнь Победы» (стихи), «Долгая Вторая мировая» (стихи), «Короткие рассказы о войне для детей» (проза) и т.д.

Второй интересный формат, который представлен на нашем сайте, реализован в рубрике «Места». Благодаря этому разделу общение литераторов можно вывести за рамки Интернета. На сайте есть карта, в которой вы можете выбрать свою область и посмотреть, кто из авторов находится рядом с вами. Если мысли какого-то человека вас заинтересуют, вы можете встретиться с ним в кафе, чтобы выпить вкусный кофе и поговорить о ваших литературных предпочтениях. Также вы можете подписаться на рассылку информации о новых авторах, которые появляются на сайте.

Рассказы о Великой Отечественной войне для детей

Если вбить в поисковую систему запрос «рассказы о Великой Отечественной войне для школьников» мы получим очень много разных результатов – текстов, направленных на разный возраст. Говорить со школьниками о войне нужно как можно раньше. Педагоги сегодня сошлись на том, что начинать вводить в программу рассказы о ВОВ можно уже в первом классе. Конечно же, эти тексты должны быть написаны простым и понятным языком на доступные для понимания ребенка темы. В рассказах для деток не должны быть затронуты темы жестокости в концентрационных лагерях или такие сложные психологические аспекты, как искалеченные судьбы солдат-инвалидов и их жен. На самом деле, так называемых запретных тем здесь очень много, поскольку война – это самое жестокое, что видело человечество.

Подросткам в старших классах можно пробовать показывать популярные советские фильмы о войне. Например, «А зори здесь тихие», «Судьба человека» и т.д. Но возвращаясь к малышам, стоит отметить, что рассказы о войне для них должны строиться на доступном описании основных сражений. Так, литература в таком варианте соединится с историей и небольшой рассказ даст ребенку массу новых знаний.

На сайте «Литературный салон» есть очень много детских рассказов о войне от современных авторов. Эти тексты очень интересные, познавательные и при этом адаптированные для понимания детками. Заходите в наш импровизированный литературный салон, выбирайте нужную тему и сами оценивайте качество детских рассказов о Великой Отечественной войне.

Сборник статей и материалов посвященный деревне Любощь и местам ее окружающим

МАЛЕНЬКИЕ РАССКАЗЫ 0 БОЛЬШОЙ ВОЙНЕ

Отгремела давно мировая,
не одна, даже две мировых.
Но, учебники закрывая,
не о мертвых скорблю, о живых.

Верю, справится гений врачебный
с раком, с язвой любой моровой.
Но напишет ли кто-то учебник
после третьей войны мировой?

О войне написано много, очень много. Много написано и против войны. Но войны продолжаются. Может быть, потому, что они продолжаются в наших сердцах, в наших мыслях?

В любую войну, так или иначе, всегда втянуты все. Особенно в мировые войны. Особенно в последнюю вторую мировую войну, больше всего написано именно о второй мировой войне. Многие дети этой войны еще живы. Она еще продолжается в них, в их глубинной памяти. Она продолжается во мне. Детям второй мировой я и посвящаю эти маленькие рассказы.

Орловщина. Оккупация. Места, которые мы связываем с Орловско-Курской битвой. Большая деревня. Сейчас ее нет. Ее уничтожили не захватчики, уничтожили русские реформаторы 60-х - 80-х годов. Мне 5 лет. Наша хата - крайняя. Стоит на большой (так казалось в детстве) горе. Хата из двух половин, на одной животные, на другой - мы. Двери (сквозные) посредине хаты. Я возвращаюсь днем откуда-то из-под горы. Подхожу к избе с людской стороны. У входной двери стоит немец. Он поднимает винтовку. И целится в меня. Сейчас он выстрелит. Через секунду. И меня больше не будет. Я убегаю. За угол, и выхожу с противоположной стороны хаты. Немец уже стоит там и снова целится в меня. Если целится, значит выстрелит. Выхода у меня нет. Конец! Но выстрела нет. Я бегу под гору и забиваюсь под горой в глубокую темную яму, откуда брали глину. А перед глазами стоит целящийся в меня немец... Не помню, сколько я просидел в этой глиняной яме, не шелохнувшись. Нашел меня там уже затемно дедушка.

Когда эта картина всплывает в моей памяти, всегда думаю - а сколько было детей, в которых целились тогда все ружья и орудия войны! И сколько курков было спущено! А сколько сейчас направлено орудий убийства именно в детей! В принципе - направлено в детство человечества, ибо человечество начинается с детства. Убить детство - убить человечество! Сколько детей убивают сейчас ежедневно? Есть ли такая статистика? Может быть, эту статистику знает ООН? Убивают чье-то детство, значит убивают и меня. Меня убивают ежедневно. Продолжают убивать детство во мне.

Я иду по летнему лугу. Если бы вы знали, как красивы луга на Орловщине в пору травостоя. Какое многотравье, многоцветье, какие запахи, краски! Я иду по этому прекрасному лугу. Я - беспечный малыш. Детству свойственна беспечность, то есть свобода, неозабоченность. Детство всегда обращено своим вниманием прежде всего к красоте, к прекрасному вокруг себя. Это так естественно.

Я иду, беспечный, по прекрасному лугу. И вот откуда-то, из какого-то небесного пространства появляется самолет. Сначала возникает звук этого самолета. Уже в самом этом звуке - враждебность. Я оборачиваюсь. Самолет летит низко-низко. Он приближается ко мне. Он надо мной. На всем пространстве неба и луга нас двое,- самолет и я. Самолету нужен я. Все мое существо понимает, зачем я нужен самолету. И это наполняет меня ужасом. Самолет такой большой, а я такой маленький, беспомощный. Я бегу к горе, в которой вырыто бомбоубежище. Оно мое спасение. Я бегу изо всех сил, но кажется, что остаюсь на месте, как это бывает во сне. А надо мной - самолет. Он накрывает меня. Он ревет. Кажется, что самолет над самой моей макушкой. Я бегу изо всех сверхсил. И больше ничего не помню. Просто я жив...

Когда я смотрю телевизор и постоянно вижу, как современные самолеты бомбят разные прекрасные страны, то чувствую, что снова бегу по лугу, а надо мной самолеты (их много-много) со своим смертоносным грузом. И негде мне укрыться.

Уже во время битвы на Орловско-Курской дуге всю деревню: стариков, женщин, детей погрузили на станции Комаричи в товарные вагоны вместе со всем нашим деревенским скарбом, даже с лошадьми и телегами, и повезли. Куда? Разве я знал тогда - куда? Это я теперь знаю-, нас везли на Украину работать в создаваемых там юнкерских хозяйствах. Вагоны шли, над вагонами время от времени с ревом носились самолеты, как когда-то надо мной, бегущим по лугу, но, помнится, ни разу не бомбили. Нас привезли на станцию в город Смоленск. Там нас должны были перегрузить.

Мы расположились всем нашим деревенским табором прямо рядом со станцией. Было лето. Легли спать под телегами. Лошадей привязали к телегам. А ночью станцию начали бомбить. Заодно и наш табор. Бомбили наши русские самолеты-бомбардировщики. «Своя своих не познаша». Бомбили, как тогда показалось, долго и страшно. Это было самое страшное в моей жизни. Темная ночь. Внезапные столбы огня. Один за другим. Прямо рядом с тобой. Лошадь встает на дыбы, рвется. Рвется и стонет все вокруг. Рвется и стонет все во мне. Внутри одно разрывающее меня желание: вскочить и бежать без оглядки, бежать, бежать, бежать. Но бабушка легла на меня и придавила своим старческим, тоже беззащитным телом к земле. И от этого было еще страшней...

Эта ночь раздавила меня. Утром, когда рассвело, видение было убийственное: все было разворочено. И среди этого развороченного хаоса бродили те, кто вчера еще были людьми. Половина деревни осталась навсегда на станции города Смоленска.

Когда я думаю об Аде, я вспоминаю эту ночь и это утро. Ад не где-то там, далеко, он здесь, на Земле, он рядом с нами, он и в нас. Мы, люди, породили этот Ад земной...

Мы - не только дети войны, мы - дети Ада.

Потом нас, оставшихся в живых, привезли куда надо. А потом нас освободила наша наступающая армия. Точнее, мы сами освободились. Во время боя, очевидно, по сговору, мы под свистящими вокруг пулями и под взрывами снарядов перебегали, точнее, переезжали к нашим. Переносились на наших старомодных древних-предревних телегах. У нас (мы - это дедушка, бабушка и я) была двуколка, телега о двух колесах. И конь-красавец, блестяще-черный конь по кличке Воронок. Не знаю, с какой скоростью мы летели. И когда перелетали через какие-то железнодорожные пути, одно колесо нашей двуколки рассыпалось. Но Воронок не остановился. и не мог остановиться. Дедушка стегал нашего прекрасного Воронка не переставая... Одно колесо крутилось, а обломок другого бороздил, пахал землю. Когда мы остановились, уже освобожденные, Воронок был весь в мыле. Он стал белым-белым. Так люди седеют за одно мгновение или за одну ночь...

Знаете ли вы, сколько на свете седых детей?

Сын полка

А потом было возвращение своим ходом всей оставшейся деревней в родные места. Незабываемые картины: по обе стороны дороги разбитая и брошенная военная техника, окопы, кое-где не убранные трупы, запах пороха и какой-то гари. Дребезжало пустое ведро, привязанное к задку телеги. И было очень пусто вокруг. И пусто в желудке.

Проезжали через какие-то селения. Запомнился колодец на одной из улиц. Колодец с журавлем. Оградка вокруг колодца и надпись: «Заминировано!» Как прочитал дедушка.

Иногда останавливались на отдых. Запомнилась стоянка в сосновом бору. Запомнилась своей красотой. От сосен исходило необыкновенное тепло. Какая-то любовь была разлита в сосновом бору и наполняла тело и душу... Много-много сосновых шишек на земле, и от них тоже исходило тепло. Они походили на маленьких живых ежат.

И там же расположилась, очевидно, тоже на отдых какая-то танковая часть. И была там девушка, очень красивая, стройная, в форме. Я понравился ей. И она просила дедушку и бабушку, чтобы они отдали меня ей. Чтобы я стал сыном полка. Но меня не отдали. Жалею ли я сейчас, что меня не отдали в сыновья полка, не знаю. Знаю только, что в тот день я испытал свою первую любовь: к солнцу, к соснам, к шишкам, к этой неизвестной девушке...

Уже после войны я несчетное число раз бегал со своими сверстниками на фильм «Сын полка» по повести Валентина Катаева. И каждый раз мы жили одной жизнью с Ваней Солнцевым, участвуя всем своим существом в той большой войне.

А в техникуме я потом учился с настоящим бывшим сыном полка. И мы с ним очень долго дружили.

Это очень короткий рассказ. Однажды мы остановились где-то прямо во чистом поле. И где-то посередине нашего каравана сидел на телеге мальчик Ванечка, Ванечка Щербаков. Он был младше меня, совсем маленький. И поэтому все называли его ласково Ванечка-Сопливый. И увидел Ванечка на обочине дороги что-то привлекательное, блестящее. И попросил, чтобы ему это подали. Это было яичко, но не простое, а... игрушечное. И дали его Ванечке. Обрадовался Ванечка игрушке неожиданной. И стал играть с ней. И раздался взрыв. И не стало Ванечки. Кончилось детство, едва начавшись.

А потом мы ехали на нашей двуколке одни, все больше и больше отставая ото всех. Это получилось вот почему. Мы ехали всегда впереди нашего тележного каравана. Однажды проезжали лесом. И вышли из леса какие-то люди. Сказали, что они - партизаны. И забрали у нас Воронка. Но пожалели нас и взамен дали какую-то заморенную лошадку. Так мы оказались в хвосте каравана, а потом совсем отстали. Но до родных мест было уже недалеко. Вот и город Орел. Весь в развалинах, в руинах. Мост через реку Орлик был взорван. Его восстанавливали. А переезжали на другой берег по временному понтонному мосту. Переехали и мы. Поднялись на высокий берег. Дедушка остановил лошадку. Он увидел недалеко в стороне колодец, отвязал ведро и пошел к нему. А с восстанавливаемого моста начали кричать: «Заминировано!» Махали руками, и кричали, кричали. А дедушка шел, он был глухой. Слышали и видели это все, я и бабушка. Кричали с моста, кричала бабушка, дед шел к заминированному колодцу, а я оцепенел. Во мне уже гремел взрыв. И уже не было дедушки. Конец всему. И уже какое-то нескончаемое рыдание подымалось во мне, и готово было прорваться. А дедушка уже рядом с колодцем... Но, не доходя буквально одного шага до колодца, он остановился. Огляделся вокруг. Увидел кричащих и машущих с моста. Наверное, все понял и вернулся. Какая сила его остановила, не знаю. Я часто вспоминаю эту страшную ситуацию, и мне приходят на память строки из стихотворения Александра Блока:

Пройди опасные года.
Тебя подстерегают всюду.
Но если выйдешь цел - тогда
Ты, наконец, поверишь чуду.

Иван Косой

И вот мы - дома. Приехали днем. А вечером лошадка, которую дедушка, помнится, называл Серый, умерла. Про лошадь говорят - сдохла. Но Серый - умер. Довез нас и умер. Как хорошо исполнивший свой долг человек.

А потом была голодная осень. И голодная зима. И еще более голодная весна. Весной посадили картошку. А осенью уже убирали с дедушкой этот спасительный урожай. До сих пор помню это великое чудо: выкапывание из земли прекрасного картофельного куста, корни которого густо облеплены картофелинами. Все картофелины - живые, напоминающие какие-то сказочные существа, с головой, туловищем, ручками и ножками. И все картофелины разные. Как люди. Я потом никогда нигде не встречал таких чудесных картофелин...

Копаем мы с дедушкой картофель. И подходит к нам Иван Зайцев. Он на год старше меня, но в детстве разница в один год очень ощутима. Иван - заводила во всех наших ребяческих делах. Хата Зайцевых недалеко от нашей. У Ивана что-то в руках. Он показывает это дедушке и говорит: «Вот я нашел самолетик». Дедушка сразу понял, что это за игрушка: «Это не самолетик, Ванечка, это - мина». Не успел дедушка что-то сделать, как Иван, испугавшись, отвернулся от нас и бросил эту страшную игрушку на землю. И взметнулся столб огня. И, может быть, за секунду до взрыва дедушка сбил меня на землю и сам упал на меня, накрыл собою. А когда прогремел взрыв, Иван повернулся к нам. Лицо его было в крови. Мне показалось, что он весь в крови. Называли его потом в деревне - Иван Косой. Осколками мины у него был выбит глаз, один осколок пробил легкое, другой задел внутренние органы; и много было мелких ран на теле.

Читаю журнал «Экология и жизнь» (№ 5, 2002 г.): «По оценкам экспертов, на всей планете в земле лежит более 100 миллионов противопехотных мин» (стр.64). А сколько мин взорвалось! И за каждой миной я вижу мальчишку, похожего на Ивана Косого. А те, кто начиняет минами землю, - детоненавистники, детоубийцы!

Рассказ не последний

И началась мирная жизнь. Но не была она мирной. Взрывались на минах коровы, подрывались трактора. Война продолжалась. Она продолжалась и в наших детских играх. Мы находили много боевых патронов. Любимым занятием было: разжечь костер, быстро побросать в костер патроны и быстро укрыться, залечь за бугорок. И с замиранием сердца слышать выстрелы и свист пуль. Как на войне. Много было оставлено везде линейного пороха. Мы заворачивали его в бумагу, скрепляли и поджигали один конец. Получалась маленькая ракета - змея, она непредсказуемыми путями летала по воздуху, шлепалась на землю, снова взлетала, а мы от нее уворачивались.

А самодельные пистолеты! Примитивные, деревянные. Спусковой крючок - резинка, ударный боек-гвоздь. Один из таких пистолетов взорвался в руках моего дружка.

Но самая большая трагедия случилась летом, перед тем, как Ваня Зайцев нашел мину. Мальчишки нашли в одном из больших логов склад со снарядами. Взрослым об этом не сказали. Кому-то пришла в голову идея свинтить со всех снарядов головки, ссыпать порох в одну кучу и поджечь. Дело было под вечер. Я поливал нижний огород, торопился, чтобы бежать играть к ребятам. И вдруг раздался мощный взрыв из того лога, где мальчишки возились со снарядами. Вся деревня бросилась туда... В живых из мальчишек никого не было, родные собирали своих по кусочкам, узнавая по каким-то приметам. Погиб в этом логу и мой двоюродный брат...

Когда писал это, по радио прозвучало сообщение: ребята нашли боевую гранату, она взорвалась, два мальчика убито, восемь ранено. Война продолжается. Чего больше всего произвел человек на земле? Хлеба, картофеля, яблок, ботинок, шапок? Больше всего на земле оружия, самого разнообразного - от газовых пистолетов до все более новейших образцов оружия массового поражения. Еще в 60-е годы XX века была озвучена такая цифра: на земле накоплено столько оружия, что им можно поразить все живое на планете 10 раз. А сколько же сейчас?..

Зайдите в детские магазины, чего там больше всего из игрушек? Оружия! Война продолжается! Любая война - это война против детства. Невольно вспоминаются два фильма великого американского режиссера Стенли Крамера: «Этот безумный, безумный, безумный мир» и «На последнем берегу».

Но детство - всегда детство. Детству свойственна радость. Ребенку дарят радость, или он сам ее находит, придумывает, или радость сама находит ребенка. И в нашем военном детстве были, конечно, свои радости, маленькие и большие. Рассказом об одной такой радости я и закончу мою маленькую повесть...

В первый год после возвращения с Украины мы сильно бедствовали. Просто нищенствовали. Ходили с бабушкой по окрестным деревням, ближним и дальним городам и просили милостыню. Много мы исходили. Много памятного осталось в сердце. Но одно запечатлелось особенно, запомнилось навсегда. После нескольких неудачных наших походов надумала бабушка идти просить милостыню в соседнюю Брянскую область. Там в одном из сел жила ее давняя хорошая подруга.

Вышли рано утром. И к обеду пришли в то село. Встретила нас бабушкина подруга радушно. Накормила супом. Это была большая радость - поесть настоящего супа, о котором я что-то слышал, но вкуса не знал... Однако самая большая радость была впереди. После обеда меня и внучку бабушкиной подруги отправили во двор, играть в саду. Сад был большой. И много было в саду яблонь. Казалось, что все небо было заполнено яблоками. Поражала красота этих яблок, были они как волшебные, с разными оттенками румянца на боках. Девочка была моих годков, какая-то необыкновенно чистенькая, легкая, воздушная. От нее исходило какое-то тепло и доброта. Это было так ново после наших с бабушкой многомесячных унизительных скитаний в поисках куска хлеба.

Не помню, что мы делали в этом райском саду, во что мы играли. Только очень хорошо помню чувство счастья. И хотелось, чтобы оно не кончалось... А когда мы уходили из этого гостеприимного дома, девочка набрала нам в котомку яблок, этих самых, райских яблок. Я нес эту котомку с яблоками как самую большую драгоценность и тайну.

Дома я сложил яблоки в большой ящик из-под патронов. По несколько раз в день открывал волшебный ящик и любовался яблоками. И все видел перед собой эту девочку. Я так и не съел ни одного яблока, даже подумать не мог, что такие яблоки можно есть.

В.А.Жилкин

С.В.Кочевых, 2011

Дети - герои Великой Отечественной войны

Марат Казей

Война обрушилась на белорусскую землю. В деревню, где жил Марат с мамой, Анной Александровной Казей, ворвались фашисты. Осенью Марату уже не пришлось идти в школу в пятый класс. Школьное здание фашисты превратили в свою казарму. Враг лютовал.

За связь с партизанами была схвачена Анна Александровна Казей, и вскоре Марат узнал, что маму повесили в Минске. Гневом и ненавистью к врагу наполнилось сердце мальчика. Вместе с сестрой, комсомолкой Адой, пионер Марат Казей ушел к партизанам в Станьковский лес. Он стал разведчиком в штабе партизанской бригады. Проникал во вражеские гарнизоны и доставлял командованию ценные сведения. Используя эти данные, партизаны разработали дерзкую операцию и разгромили фашистский гарнизон в городе Дзержинске...

Марат участвовал в боях и неизменно проявлял отвагу, бесстрашие, вместе с опытными подрывниками минировал железную дорогу.

Марат погиб в бою. Сражался до последнего патрона, а когда у него осталась лишь одна граната, подпустил врагов поближе и взорвал их... и себя.

За мужество и отвагу пионер Марат Казей был удостоен звания Героя Советского Союза. В городе Минске поставлен памятник юному герою.

Леня Голиков

Рос в деревне Лукино, на берегу реки Поло, что впадает в легендарное Ильмень-озеро. Когда его родное село захватил враг, мальчик ушел к партизанам.

Не раз он ходил в разведку, приносил важные сведения в партизанский отряд. И летели под откос вражеские поезда, машины, рушились мосты, горели вражеские склады...

Был в его жизни бой, который Леня вел один на один с фашистским генералом. Граната, брошенная мальчиком, подбила машину. Из нее выбрался гитлеровец с портфелем в руках и, отстреливаясь, бросился бежать. Леня - за ним. Почти километр преследовал он врага и, наконец, убил его. В портфеле оказались очень важные документы. Штаб партизан немедленно переправил их самолетом в Москву.

Немало было еще боев в его недолгой жизни! И ни разу не дрогнул юный герой, сражавшийся плечом к плечу со взрослыми. Он погиб под селом Острая Лука зимой 1943 года, когда особенно лютовал враг, почувствовав, что горит под ногами у него земля, что не будет ему пощады...

Валя Котик

Он родился 11 февраля 1930 года в селе Хмелевка Шепетовского района Хмельницкой области. Учился в школе №4 города Шепетовки, был признанным вожаком пионеров, своих ровесников.

Когда в Шепетовку ворвались фашисты, Валя Котик вместе с друзьями решил бороться с врагом. Ребята собрали на месте боев оружие, которое потом партизаны на возу с сеном переправили в отряд.

Присмотревшись к мальчику, коммунисты доверили Вале быть связным и разведчиком в своей подпольной организации. Он узнавал расположение вражеских постов, порядок смены караула.

Фашисты наметили карательную операцию против партизан, а Валя, выследив гитлеровского офицера, возглавлявшего карателей, убил его...

Когда в городе начались аресты, Валя вместе с мамой и братом Виктором ушел к партизанам. Пионер, которому только-только исполнилось четырнадцать лет, сражался плечом к плечу со взрослыми, освобождая родную землю. На его счету - шесть вражеских эшелонов, взорванных на пути к фронту. Валя Котик был награжден орденом отечественной войны 1 степени, медалью "Партизану Отечественной войны" 2 степени.

Валя Котик погиб как герой, и Родина посмертно удостоила его званием Героя Советского Союза. Перед школой, в которой учился этот отважный пионер, поставлен ему памятник.

Зина Портнова

Война застала ленинградскую пионерку Зину Портнову в деревне Зуя, куда она приехала на каникулы, - это неподалеку от станции Оболь Витебской области. В Оболи была создана подпольная комсомольско-молодежная организация "Юные мстители", и Зину избрали членом ее комитета. Она участвовала в дерзких операциях против врага, в диверсиях, распространяла листовки, по заданию партизанского отряда вела разведку.

Стоял декабрь 1943 года. Зина возвращалась с задания. В деревне Мостище ее выдал предатель. Фашисты схватили юную партизанку, пытали. Ответом врагу было молчание Зины, ее презрение и ненависть, решимость бороться до конца. Во время одного из допросов, выбрав момент, Зина схватила со стола пистолет и в упор выстрела в гестаповца.

Вбежавший на выстрел офицер был также убит наповал. Зина пыталась бежать, но фашисты настигли ее...

Отважная юная пионерка была зверски замучена, но до последней минуты оставалась стойкой, мужественной, несгибаемой. И Родина посмертно отметила ее подвиг высшим своим званием - званием Героя Советского Союза.

Костя Кравчук

11 июня 1944 года на центральной площади Киева были выстроены части, уходившие на фронт. И перед этим боевым строем зачитали Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении пионера Кости Кравчука орденом красного знамени за то, что спас и сохранил два боевых знамени стрелковых полков в период оккупации города Киева...

Отступая из Киева, два раненых бойца доверили Косте знамена. И Костя обещал сохранить их.

Сначала закопал в саду под грушей: думалось, скоро вернутся наши. Но война затягивалась, и, откопав знамена, Костя хранил их в сарае, пока не вспомнил про старый, заброшенный колодец за городом, у самого Днепра. Завернув свой бесценный клад в мешковину, обваляв соломой, он на рассвете выбрался из дому и с холщовой сумкой через плечо повел к далекому лесу корову. А там, оглядевшись, спрятал сверток в колодец, засыпал ветками, сухой травой, дерном...

И всю долгую оккупацию нес пионер свой нелегкий караул у знамени, хотя и попадал в облаву, и даже бежал из эшелона, в котором угоняли киевлян в Германию.

Когда Киев освободили, Костя, в белой рубахе с красным галстуком, пришел к военному коменданту города и развернул знамена перед повидавшими виды и все же изумленными бойцами.

11 июня 1944 вновь сформированным частям, уходившим на фронт, вручили спасенные Костей замена.

Вася Коробко

Черниговщина. Фронт подошел вплотную к селу Погорельцы. На окраине, прикрывая отход наших частей, оборону держала рота. Патроны бойцам подносил мальчик. Звали его Вася Коробко.

Ночь. К зданию школы, занятому фашистами, подкрадывается Вася.

Он пробирается в пионерскую комнату, выносит пионерское знамя и надежно прячет его.

Окраина села. Под мостом - Вася. Он вытаскивает железные скобы, подпиливает сваи, а на рассвете из укрытия наблюдает, как рушится мост под тяжестью фашистского БТРа. Партизаны убедились, что Васе можно доверять, и поручили ему серьезное дело: стать разведчиком в логове врага. В штабе фашистов он топит печи, колет дрова, а сам присматривается, запоминает, передает партизанам сведения. Каратели, задумавшие истребить партизан, заставили мальчика вести их в лес. Но Вася вывел гитлеровцев к засаде полицаев. Гитлеровцы, в темноте приняв их за партизан, открыли бешеный огонь, перебили всех полицаев и сами понесли большие потери.

Вместе с партизанами Вася уничтожил девять эшелонов, сотни гитлеровцев. В одном из боев он был сражен вражеской пулей. Своего маленького героя, прожившего короткую, но такую яркую жизнь, Родина наградила орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 1 степени, медалью "Партизану Отечественной войны" 1 степени.

Надя Богданова

Её дважды казнили гитлеровцы, и боевые друзья долгие годы считали Надю погибшей. Ей даже памятник поставили.

В это трудно поверить, но, когда она стала разведчицей в партизанском отряде "дяди Вани" Дьячкова, ей не было ещё и десяти лет. Маленькая, худенькая, она, прикидываясь нищенкой, бродила среди фашистов, всё подмечая, всё запоминая, и приносила в отряд ценнейшие сведения. А потом вместе с бойцами-партизанами взрывала фашистский штаб, пускала под откос эшелон с военным снаряжением, минировала объекты.

Первый раз её схватили, когда вместе с Ваней Звонцовым вывесила она 7 ноября 1941 года красный флаг в оккупированном врагом Витебске. Били шомполами, пытали, а когда привели ко рву - расстреливать, сил у неё уже не оставалось - упала в ров, на мгновение, опередив пулю. Ваня погиб, а Надю партизаны нашли во рву живой...

Второй раз её схватили в конце 43-го. И снова пытки: её обливали на морозе ледяной водой, выжигали на спине пятиконечную звезду. Считая разведчицу мёртвой, гитлеровцы, когда партизаны атаковали Карасево, бросили её. Выходили её, парализованную и почти слепую, местные жители. После войны в Одессе академик В.П.Филатов вернул Наде зрение.

Спустя 15 лет услышала она по радио, как начальник разведки 6-го отряда Слесаренко - её командир - говорил, что никогда не забудут бойцы своих погибших товарищей, и назвал среди них Надю Богданову, которая ему, раненому, спасла жизнь...

Только тогда и объявилась она, только тогда и узнали люди, работавшие с нею вместе, о том, какой удивительной судьбы человек она, Надя Богданова, награждённая орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1 степени, медалями.

Деревня Дворище, где жила до войны семья Якутовичей, располагалась в семи километрах от Минска. В семье - пятеро детей. Сергей самый старший: ему исполнилось 12 лет. Самый младший родился в мае 1941 года. Отец работал слесарем на Минском вагоноремонтном заводе. Мама - дояркой в колхозе. Смерч войны с корнями вырвал мирную жизнь из семьи. За связь с партизанами немцы расстреляли родителей. Сергей и его брат Леня ушли в партизанский отряд и стали бойцами диверсионно–подрывной группы. А младших братьев приютили добрые люди.

В четырнадцать мальчишеских лет на долю Сергея Якутовича досталось столько испытаний, что их с лихвой хватило бы и на сотню человеческих жизней... Отслужив в армии, Сергей Антонович работал на МАЗе. Потом - на станкостроительном заводе имени Октябрьской революции. 35 лет жизни отдал он декоративно–строительному цеху киностудии «Беларусьфильм». А годы лихолетья живут в его памяти. Как и все пережитое им - в рассказах о войне...

Раненый

Был пятый или шестой день войны. Грохот орудий за городом с утра внезапно умолк. Лишь в небе выли моторы. Немецкие истребители гонялись за нашим «ястребком». Резко спикировав вниз, «ястребок» у самой земли уходит от преследователей. Пулеметные очереди его не достали. Но от трассирующих пуль вспыхнули соломенные крыши в деревне Озерцо. Черные клубы дыма повалили в небо. Мы побросали своих телят и, не сговариваясь, рванули к горевшей деревне. Когда бежали через колхозный сад, услышали крик. Кто–то звал на помощь. В кустах сирени лежал на шинели раненый красноармеец. Рядом с ним - автомат ППД и пистолет в кобуре. Колено перевязано грязным бинтом. Лицо, заросшее щетиной, измучено болью. Однако присутствия духа солдат не терял. «Здорово, орлы! Немцев поблизости нет?» «Какие немцы!» - возмутились мы. Никто из нас не верил, что они здесь появятся. «Ну вот что, ребята, - попросил нас красноармеец, - принесите–ка мне чистых тряпок, йод или водку. Если рану не обработать, мне конец...» Мы посоветовались, кто пойдет. Выбор пал на меня. И я припустил к дому. Полтора километра для босоногого пацана - пару пустяков. Когда перебегал через дорогу, ведущую в Минск, увидел три мотоцикла, пыливших в мою сторону. «Вот и хорошо, - подумал я. - Они заберут раненого». Поднял руку, жду. Первый мотоцикл остановился рядом со мной. Два задних - поодаль. Из них спрыгнули солдаты и залегли у дороги. Серые от пыли лица. Лишь очки поблескивают на солнце. Но... обмундирование на них незнакомое, чужое. Мотоциклы и пулеметы не такие, как наши... «Немцы!» - дошло до меня. И я сиганул в густую рожь, что росла возле самой дороги. Пробежав несколько шагов, запутался и упал. Немец схватил меня за волосы и, что–то сердито бормоча, потащил к мотоциклу. Другой, сидевший в коляске, покрутил пальцем у виска. Я подумал, что сюда и влепят мне пулю... Водитель мотоцикла, тыкая пальцем в карту, несколько раз повторил: «Малинофка, Малинофка...» С того места, где мы стояли, были видны сады Малиновки. Я указал, в каком направлении им ехать...

А раненого красноармейца мы не бросили. Целый месяц носили ему еду. И лекарства, какие могли добыть. Когда рана позволила двигаться, он ушел в лес.

«Мы еще вернемся...»

Немцы, словно саранча, заполонили все деревни вокруг Минска. А в лесу, в зарослях кустарника и даже во ржи прятались красноармейцы, попавшие в окружение. Над лесом, едва не задевая колесами верхушки деревьев, над хлебным полем кружил самолет–разведчик. Обнаружив бойцов, летчик поливал их из пулемета, швырял гранаты. Уже солнце садилось за лес, когда к нам с братом Леней, пасущим телят, подошел командир с группой бойцов. Было их человек 30. Я объяснил командиру, как выйти к деревне Волчковичи. И дальше двигаться вдоль реки Птичь. «Слушай, парень, проведи нас в эти Волчковичи, - попросил командир. - Скоро стемнеет, а ты ведь у себя дома...» Я согласился. В лесу мы наткнулись на группу красноармейцев. Человек 20 с полным вооружением. Пока командир проверял у них документы, я с ужасом понял, что потерял в лесу ориентир. В этих местах я только однажды был с отцом. Но с тех пор прошло столько времени... Цепочка бойцов растянулась на сотни метров. А у меня ноги подкашиваются от страха. Я не знаю, куда мы идем... Вышли к шоссе, по которому двигалась колонна немецких автомашин. «Ты куда нас привел, сукин сын?! - подскакивает ко мне командир. - Где твой мост? Где река?» Лицо перекошено от ярости. В руках пляшет револьвер. Секунда–другая - и пустит мне пулю в лоб... Лихорадочно соображаю: если Минск в этом направлении, то, значит, нам надо в обратном. Чтобы не сбиться с пути, решили идти вдоль шоссе, продираясь сквозь непроходимый кустарник. Каждый шаг давался с проклятием. Но вот лес кончился, и мы оказались на возвышенности, где паслись коровы. Виднелась окраина деревни. А внизу - речка, мост... У меня отлегло от сердца: «Слава Богу! Пришли!» Рядом с мостом - два обгоревших немецких танка. Над руинами здания курится дым... Командир расспрашивает старика–пастуха, есть ли в деревне немцы, можно ли найти врача - у нас раненые... «Были ироды, - рассказывает старик. - И дело черное сотворили. Когда увидели подбитые танки и трупы танкистов, в отместку подперли двери Дома отдыха (а там было полным–полно раненых) и подожгли. Нелюди! Сжечь в огне беспомощных людей... Как их только земля носит!» - сокрушался старик. Красноармейцы перебежали шоссе и скрылись в густом кустарнике. Последними ушли командир и двое пулеметчиков. У самого шоссе командир обернулся и помахал мне рукой: «Мы еще вернемся, парень! Обязательно вернемся!»

Шел третий день оккупации.

Миномет

На лето я и мой брат Леня, который на два года моложе меня, подрядились пасти колхозных телят. Ох и намаялись мы с ними! Но как быть сейчас? Когда в деревне немцы, колхоза нет и телята неизвестно чьи...

«Скотина не виновата. Как пасли телят, так и пасите, - решительно заявила мама. - Да смотрите у меня, к оружию не прикасаться! И не дай Бог что–нибудь принести домой...»

Рев голодных телят мы услышали издалека. У дверей коровника стояла повозка. Двое немцев волокли к ней убитого теленка. Забросили на повозку, вытерли окровавленные руки о телячью шерсть. И пошли за другим...

С трудом выгнали мы телят на луг. Но они тут же разбежались, напуганные самолетом–разведчиком. Я хорошо видел лицо летчика в очках. И даже его ухмылку. Эх, шарахнуть бы из винтовки в эту наглую рожу! Руки чесались от желания взять оружие. И ничто меня не остановит: ни приказы немцев о расстреле, ни запреты родителей... Сворачиваю на тропинку, протоптанную во ржи. И вот она, винтовка! Как будто дожидается меня. Беру ее в руки и чувствую себя вдвое сильнее. Конечно, ее надо спрятать. Выбираю место, где рожь погуще, и натыкаюсь на целый арсенал оружия: 8 винтовок, патроны, сумки с противогазами... Пока я рассматривал все это, над самой головой пролетел самолет. Летчик видел и оружие, и меня. Сейчас развернется и даст очередь... Что есть духу я припустил к лесу. Зашился в кустарник и тут неожиданно для себя обнаружил миномет. Новенький, отливающий черной краской. В открытой коробке - четыре мины с колпачками на носу. «Не сегодня завтра, - подумал я, - вернутся наши. Я передам миномет Красной Армии и получу за это орден или ручные кировские часы. Вот только где его спрятать? В лесу? Могут найти. Дома надежнее». Плита тяжеленная. Одному не справиться. Уговорил брата помочь мне. Средь бела дня где по–пластунски, где на четвереньках волок я миномет по картофельным бороздам. А следом за мной Леня тащил коробку с минами. Но вот мы дома. Укрываемся за стеной хлева. Отдышались, установили миномет. Брат тут же приступил к изучению пехотной артиллерии. Он быстро во всем разобрался. Недаром в школе у него была кличка Талант. Подняв ствол почти вертикально, Леня взял мину, отвинтил колпачок и протягивает мне: «Опускай хвостом вниз. А там посмотрим...» Я так и сделал. Грохнул глухой выстрел. Мина, чудом не задев мою руку, взвилась в небо. Получилось! Охваченные азартом, мы забыли обо всем на свете. Вслед за первой миной послали еще три. Черные точки мгновенно таяли в небе. И вдруг - взрывы. Один за другим. И все ближе, ближе к нам. «Бежим!» - крикнул я брату и рванул за угол хлева. У калитки остановился. Брата со мной не было. «Надо пойти к телятам», - подумал я. Но было поздно. К дому приближались трое немцев. Один заглянул во двор, а двое пошли к хлеву. Затрещали автоматы. «Леньку убили!» - полоснуло в моем сознании. Из дома вышла мама с маленьким братиком на руках. «А теперь всех нас прикончат. И все из–за меня!» И такой ужас охватил мое сердце, что, казалось, оно не выдержит и разорвется от боли... Немцы вышли из–за хлева. Один, поздоровее, нес на плечах наш миномет... А Ленька спрятался на сеновале. Родители так и не узнали, что наша семья могла погибнуть на третий день немецкой оккупации.

Гибель отца

У отца, работавшего до войны слесарем на Минском вагоноремонтном заводе, руки были золотые. Вот он и стал кузнецом. К Антону Григорьевичу люди шли с заказами со всех окрестных сел. Отец мастерски делал серпы из штык–ножей. Клепал ведра. Мог отремонтировать самый безнадежный механизм. Одним словом - мастер. Соседи уважали отца за прямоту и честность. Ни робости, ни страха он ни перед кем не испытывал. Мог заступиться за слабого и дать отпор наглой силе. Вот за это и возненавидел его староста Иванцевич. В деревне Дворище предателей не было. Иванцевич - чужак. В нашу деревню он с семьей приехал

накануне войны. И так выслуживался перед немцами, что в знак особого доверия получил право носить оружие. Двое его старших сыновей служили в полиции. Была еще у него взрослая дочь да сын на пару лет старше меня. Много зла принес людям староста. Досталось от него и отцу. Землю он нам выделил самую нищую, самую бросовую. Сколько сил вкладывал отец, да и мы с мамой тоже, чтобы ее обработать, а дойдет дело до урожая - собирать нечего. Спасала семью кузня. Склепал отец ведро - получи за это ведро муки. Таков расчет. Старосту партизаны расстреляли. И его семья решила, что повинен в этом отец. Никто из них не сомневался, что он был связан с партизанами. Иногда среди ночи я просыпался от странного стука в оконное стекло (потом догадался: по стеклу тюкали патроном). Отец поднимался, выходил во двор. Он явно что–то делал для партизан. Но кто в такие дела будет посвящать пацана?..

Это случилось в августе 1943 года. Убрали хлеб. Снопы свезли в гумно и решили справить дожинки. Отец хорошо выпил. И, когда ночью раздался знакомый стук в окно, крепко спал. Во двор вышла мама. Прошло совсем немного времени, и по стене скользнул свет автомобильных фар. У нашего дома остановилась машина. В дверь загрохотали прикладами. Ворвались немцы и, светя фонариками, стали шарить по всем углам. Один подошел к колыске, дернул тюфячок. Братик ударился о край головой и поднял крик. Проснувшись от детского плача, отец бросился на немцев. Но что он мог сделать голыми руками? Его скрутили и поволокли во двор. Я схватил одежду отца - и за ними. У машины стоял сын старосты... В ту ночь взяли еще троих сельчан. Мама искала отца по всем тюрьмам. А его с односельчанами держали в Щемыслице. И через неделю расстреляли. Сын переводчика узнал от своего отца, как это было. И рассказал мне...

Их привезли на расстрел и дали каждому лопату. Приказали копать могилу неподалеку от берез. Отец вырвал у односельчан лопаты, отшвырнул их в сторону и выкрикнул: «Не дождетесь, гады!» «А ты, оказывается, герой? Ну что ж, наградим тебя за смелость красной звездой, - улыбаясь, сказал старший полицай, из местных был. - Привяжите его к дереву!» Когда отца привязали к березе, офицер приказал солдатам вырезать у него на спине звезду. Никто из них не двинулся с места. «Тогда я сам это сделаю, а вы будете наказаны», - пригрозил своим полицай. Отец умер стоя...

Месть

Я дал себе клятву отомстить за отца. Сын старосты следил за нашим домом. Он донес немцам, что видел партизан. Из–за него казнили отца...

У меня был револьвер и пистолет ТТ. Оружием мы с братом владели, как ворошиловские стрелки. Винтовки надежно спрятали, а вот из карабинов стреляли часто. Заберемся в лес, где погуще, установим какую–либо мишень и лупим поочередно. За этим занятием нас однажды и застукали партизанские разведчики. Карабины отобрали. Однако нас это вовсе не огорчило. А когда стали расспрашивать что да как, я сказал, что знаю, кто предал моего отца. «Возьмешь предателя, веди его в Новый Двор. Там есть кому разобраться», - посоветовали партизаны. Они и помогли мне совершить возмездие...

В дом не захожу. Меня всего колотит. Из хаты выходит Леня. Смотрит на меня с испугом. «Что произошло? У тебя такое лицо...» - «Дай честное пионерское, что никому не скажешь». - «Даю. Но говори же!» - «Я отомстил за отца...» «Что ты наделал, Сережа?! Нас всех убьют!» - и с криком бросился в дом.

Через минуту вышла мама. Лицо бледное, губы трясутся. На меня не смотрит. Вывела лошадь, запрягла в телегу. Забросила узлы с одеждой. Усадила троих братиков. «Поедем к родичам в Озерцо. А у вас теперь одна дорога - в партизаны».

Дорога в отряд

Ночь мы провели в лесу. Наломали лапника - вот и постель под елкой. Мы так спешили уйти из дому, что не прихватили одежду потеплее. Даже хлеба не взяли с собой. А на дворе осень. Прижались спиной к спине и колотимся от холода. Какой тут сон... В ушах еще звучали выстрелы. Перед глазами сын старосты, рухнувший от моей пули лицом в землю... Да, я отомстил за отца. Но какой ценой... Солнце поднялось над лесом, и золото листвы вспыхнуло огнем. Надо идти. Подгонял нас и голод. Очень хотелось есть. Лес неожиданно кончился, и мы вышли к хутору. «Давай попросим какой–нибудь еды», - говорю я брату. «Я - не попрошайка. Иди, если хочешь, сам...» Подхожу к дому. В глаза бросился необычно высокий фундамент. Дом стоял в ложбине. Очевидно, весной тут затапливает. Здоровенный пес заливается. На крыльцо вышла хозяйка. Еще молодая и довольно миловидная женщина. Я попросил у нее хлеба. Она ничего не успела сказать: на крыльце загремели сапоги и по деревянным ступенькам спустился вниз мужик. Высокого роста, лицо красное. Видно, что в подпитии. «Кто такой? Документы!» В кармане у меня пистолет, за поясом - второй. Полицай без оружия. Промахнуться с двух шагов невозможно. Но меня парализовал страх. «А ну пошли в дом!» Рука тянется, чтобы схватить меня за шиворот. Я рванул к лесу. Полицай за мной. Догнал. Ударил меня в затылок. Я падаю. Ногой наступает мне на горло: «Попался, сволочь! Сдам тебя немцам и награду еще получу». «Не получишь, гад!» Выхватываю из–за пояса револьвер и стреляю в упор...

От мамы я знал, что в Новом Дворе есть связная партизан Надя Ребицкая. Она и привела нас в отряд имени Буденного. Спустя некоторое время мы с братом стали бойцами диверсионно–подрывной группы. Мне было 14 лет, а Лене - 12.

Последнее свидание с мамой

Когда я слышу рассуждения об истоках патриотизма, о мотивации героических поступков, я думаю, что моя мама Любовь Васильевна и не знала о существовании таких слов. Но героизм она проявила. Молча, тихо. Не рассчитывая на благодарности и награды. Зато рискуя каждый час и своей жизнью, и жизнями детей. Мама выполняла задания партизан даже после того, как лишилась дома и вынуждена была с тремя детьми скитаться по чужим углам. Через связную нашего отряда я договорился о встрече с мамой.

Тихо в лесу. Мартовский серый денек клонится к вечеру. Вот–вот на подтаявший снег лягут сумерки. Среди деревьев мелькнула фигура женщины. Мамин кожух, мамина походка. Но что–то сдерживало меня броситься ей навстречу. Лицо у женщины совершенно незнакомое. Страшное, черное... Стою на месте. Не знаю, что делать. «Сережа! Это - я», - мамин голос. «Что с тобой сделали, мама?! Кто тебя так?..» - «Не сдержалась я, сынок. Не надо было мне это говорить. Вот и досталось от немца...» В деревне Дворище разместились на отдых немецкие солдаты с фронта. Полно было их и в нашем пустовавшем доме. Мама знала об этом, но все–таки рискнула проникнуть в сарай. Там на чердаке хранилась теплая одежда. Стала подниматься по лестнице - тут ее и схватил немец. Отвел в дом. За столом пировали немецкие солдаты. Уставились на маму. Один из них говорит по–русски: «Ты - хозяйка? Выпей с нами». И наливает полстакана водки. «Спасибо. Я не пью». - «Ну раз не пьешь, тогда постирай нам белье». Взял палку и стал ворошить кучу грязного белья, сваленного в углу. Вытащил обгаженные подштанники. Немцы дружно захохотали. И тут мама не выдержала: «Вояки! Небось от самого Сталинграда драпаете!» Немец взял полено и со всего маху ударил маму по лицу. Она рухнула без сознания. Каким–то чудом мама осталась жива, и ей даже удалось уйти...

Нерадостным было мое свидание с ней. Что–то необъяснимо тревожное, гнетущее давило на сердце. Я сказал, что для безопасности ей с детьми лучше уехать в Налибокскую пущу, где базировался наш отряд. Мама согласилась. А через неделю к нам в лес с плачем прибежала Вера Васильевна, родная сестра мамы. «Сережа! Убили твою маму...» - «Как убили?! Я недавно с ней виделся. Она должна была уехать...» - «По дороге в пущу нас догнали двое на лошадях. Спрашивают: «Кто из вас Люба Якутович?» Люба отозвалась. Вытащили ее из саней и повели в дом. Всю ночь допрашивали, пытали. А утром расстреляли. Дети пока у меня...» Запрягли мы лошадь в сани - и галопом. В голове никак не укладывается, что самое страшное уже случилось... Мама в отцовском кожухе лежала в ложбинке неподалеку от дороги. На спине - кровавое пятно. Я упал перед ней на колени и стал просить прощения. За грехи мои. За то, что не защитил. Что не уберег от пули. Ночь стояла в моих глазах. И снег казался черным...

Похоронили маму на кладбище возле деревни Новый Двор. Всего три месяца оставалось до освобождения... Наши уже были в Гомеле...

Почему я не попал на парад партизан

Партизанский отряд имени 25–летия БССР идет в Минск на парад. До Победы еще 297 дней и ночей. Мы празднуем свою, партизанскую победу. Мы празднуем освобождение родной земли. Мы празднуем жизнь, которая могла оборваться в любую минуту. Но вопреки всему - мы остались жить...

Прошли Ивенец. Откуда ни возьмись - два немца. Пригнувшись, бегут к лесу. В руках у одного - винтовка, у другого - автомат. «Кто их возьмет?» - спрашивает командир. «Я возьму!» - отвечаю ему. «Давай, Якутович. Только зря не высовывайся. И догоняй нас». Отряд ушел. Я - за немцами. Где ползком, где короткими перебежками. А трава высокая. Сапоги в ней путаются, мешают. Сбросил их, преследую босиком. Взял я вояк, обезоружил. Веду к дороге. А сам думаю: куда мне их девать? Вижу, по дороге пылит колонна пленных. Фрицев 200, пожалуй. Я к конвоиру: забери еще двоих. Он остановил колонну. Спрашивает, кто я такой. Рассказал и про отца вспомнил. «Почему ты босой?» Объясняю. «Ну, брат, босиком идти на парад - людям на смех. Подожди, что–нибудь придумаем...» Несет мне сапоги: «Обувайся». Я поблагодарил и только сделал несколько шагов - зовет меня конвоир. Он обыскал моих пленных. У того, что помоложе, обнаружил пистолет и полный котелок золотых зубов, коронок... «Говоришь, отца твоего расстреляли? Бери этого живодера, отведи в кусты и шлепни». Отвел я пленного с дороги, снял с плеча автомат... Немец упал на колени, по грязному лицу текут слезы: «Нихт шиссен! Нихт шиссен!» Что–то вспыхнуло у меня внутри и тут же погасло. Я нажал на спуск... Возле самого немца пули скосили траву и вошли в землю. Немец вскочил на ноги и скрылся в колонне военнопленных. Конвоир посмотрел на меня и молча пожал мне руку...

Свой отряд я не догнал и на партизанский парад не попал. Всю жизнь об этом жалею.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter

Брестская крепость стоит на границе. Атаковали ее фашисты в первый же день войны.

Не смогли фашисты взять Брестскую крепость штурмом. Обошли ее слева, справа. Осталась она у врагов в тылу.

Наступают фашисты. Бои идут под Минском, под Ригой, под Львовом, под Луцком. А там, в тылу у фашистов, не сдается, сражается Брестская крепость.

Трудно героям. Плохо с боеприпасами, плохо с едой, особенно плохо с водой у защитников крепости.

Кругом вода - река Буг, река Муховец, рукава, протоки. Кругом вода, но в крепости нет воды. Под обстрелом вода. Глоток воды здесь дороже жизни.

Воды! - несется над крепостью.

Нашелся смельчак, помчался к реке. Помчался и сразу рухнул. Сразили враги солдата. Прошло время, еще один отважный вперед рванулся. И он погиб. Третий сменил второго. Не стало в живых и третьего.

От этого места недалеко лежал пулеметчик. Строчил, строчил пулемет, и вдруг оборвалась очередь. Перегрелся в бою пулемет. И пулемету нужна вода.

Посмотрел пулеметчик - испарилась от жаркого боя вода, опустел пулеметный кожух. Глянул туда, где Буг, где протоки. Посмотрел налево, направо.

Эх, была не была.

Пополз он к воде. Полз по-пластунски, змейкой к земле прижимался. Все ближе к воде он, ближе. Вот рядом совсем у берега. Схватил пулеметчик каску. Зачерпнул, словно ведром, воду. Снова змейкой назад ползет. Все ближе к своим, ближе. Вот рядом совсем. Подхватили его друзья.

Водицу принес! Герой!

Смотрят солдаты на каску, на воду. От жажды в глазах мутится. Не знают они, что воду для пулемета принес пулеметчик. Ждут, а вдруг угостит их сейчас солдат - по глотку хотя бы.

Посмотрел на бойцов пулеметчик, на иссохшие губы, на жар в глазах.

Подходи, - произнес пулеметчик.

Шагнули бойцы вперед, да вдруг…

Братцы, ее бы не нам, а раненым, - раздался чей-то голос.

Остановились бойцы.

Конечно, раненым!

Верно, тащи в подвал!

Отрядили солдаты бойца в подвал. Принес он воду в подвал, где лежали раненые.

Братцы, - сказал, - водица…

Получай, - протянул он солдату кружку.

Потянулся было солдат к воде. Взял уже кружку, да вдруг:

Нет, не мне, - произнес солдат. - Не мне. Детям тащи, родимый.

Понес боец воду детям. А надо сказать, что в Брестской крепости вместе со взрослыми бойцами находились и женщины и дети - жены и дети военнослужащих.

Спустился солдат в подвал, где были дети.

А ну, подходи, - обратился боец к ребятам. - Подходи, становись, - и, словно фокусник, из-за спины вынимает каску.

Смотрят ребята - в каске вода.

Бросились дети к воде, к солдату.

Взял боец кружку, осторожно налил на донышко. Смотрит, кому бы дать. Видит, рядом малыш с горошину.

На, - протянул малышу.

Посмотрел малыш на бойца, на воду.

Папке, - сказал малыш. - Он там, он стреляет.

Да пей же, пей, - улыбнулся боец.

Нет, - покачал головой мальчонка. - Папке. - Так и не выпил глотка воды.

И другие за ним отказались.

Вернулся боец к своим. Рассказал про детей, про раненых. Отдал он каску с водой пулеметчику.

Посмотрел пулеметчик на воду, затем на солдат, на бойцов, на друзей. Взял он каску, залил в металлический кожух воду. Ожил, заработал, застрочил пулемет.

Прикрыл пулеметчик бойцов огнем. Снова нашлись смельчаки. К Бугу, смерти навстречу, поползли. Вернулись с водой герои. Напоили детей и раненых.

Отважно сражались защитники Брестской крепости. Но становилось их все меньше и меньше. Бомбили их с неба. Из пушек стреляли прямой наводкой. Из огнеметов.

Ждут фашисты - вот-вот, и запросят пощады люди. Вот-вот, и появится белый флаг.

Ждали, ждали - не виден флаг. Пощады никто не просит.

Тридцать два дня не умолкали бои за крепость «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!» - написал на стене штыком один из последних ее защитников.

Это были слова прощанья. Но это была и клятва. Сдержали солдаты клятву. Не сдались они врагу.

Поклонилась за это страна героям. И ты на минуту замри, читатель. И ты низко поклонись героям.

Подвиг у Дубосекова

В середине ноября 1941 года фашисты возобновили свое наступление на Москву. Один из главных танковых ударов врага пришелся по дивизии генерала Панфилова.

Разъезд Дубосеково. 118-й километр от Москвы. Поле. Холмы. Перелески. Чуть поодаль петляет Лама. Здесь, на холме, на открытом поле, герои из дивизии генерала Панфилова преградили фашистам путь.

Их было 28. Возглавлял бойцов политрук Клочков.

Врылись солдаты в землю. Прильнули к краям окопов.

Рванулись танки, гудят моторами. Сосчитали солдаты:

Двадцать штук.

Усмехнулся Клочков:

Двадцать танков. Так это, выходит, меньше, чем по одному на человека.

Меньше, - сказал рядовой Емцов.

Конечно, меньше, - сказал Петренко.

Поле. Холмы. Перелески. Чуть поодаль петляет Лама.

Вступили герои в бой.

Ура! - разнеслось над окопами.

Это солдаты первый подбили танк.

Снова гремит «ура!». Это второй споткнулся, фыркнул мотором, лязгнул броней и замер. И снова «ура!». И снова. Четырнадцать танков из двадцати подбили герои. Отошли, отползли уцелевших шесть.

Поперхнулся, видать, разбойник, - произнес сержант Петренко.

Эка же, хвост поджал.

Передохнули солдаты. Видят - снова идет лавина. Сосчитали - тридцать фашистских танков.

Посмотрел на солдат политрук Клочков. Замерли все. Притихли. Лишь слышен железа лязг. Ближе все танки, ближе.

Друзья, - произнес Клочков, - велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва.

Вступили солдаты в битву. Все меньше и меньше в живых героев. Пали Емцов и Петренко. Погиб Бондаренко. Погиб Трофимов, Нарсунбай Есебулатов убит. Шопоков. Все меньше и меньше солдат и гранат.

Вот ранен и сам Клочков. Поднялся навстречу танку. Бросил гранату. Взорван фашистский танк. Радость победы озарила лицо Клочкова. И в ту же секунду сразила героя пуля. Пал политрук Клочков.

Стойко сражались герои-панфиловцы. Доказали, что мужеству нет предела. Не пропустили они фашистов.

Разъезд Дубосеково. Поле. Холмы. Перелески. Где-то рядом петляет Лама. Разъезд Дубосеково - для каждого русского сердца дорогое, святое место.

Дом

Советские войска стремительно продвигались вперёд. На одном из участков фронта действовала танковая бригада генерал-майора Катукова. Догоняли врага танкисты.
И вдруг остановка. Взорванный мост впереди перед танками. Случилось это на пути к Волоколамску в селе Новопетровском. Приглушили танкисты моторы. На глазах уходят от них фашисты. Выстрелил кто-то по фашистской колонне из пушки, лишь снаряды пустил по ветру.

Ауфвидерзеен! Прощайте! - кричат фашисты.
- Бродом, - кто-то предложил, - бродом, товарищ генерал, через речку.
Посмотрел генерал Катуков - петляет река Маглуша. Круты берега у Маглуши. Не подняться на кручи танкам.
Задумался генерал.
Вдруг появилась у танков женщина. С нею мальчик.
- Лучше там, у нашего дома, товарищ командир, - обратилась она к Катукову. - Там речка уже. Подъём положе.

Двинулись танки вперёд за женщиной. Вот дом в лощине. Подъём от речки. Место здесь вправду лучше. И всё же... Смотрят танкисты. Смотрит генерал Катуков. Без моста не пройти тут танкам.
- Нужен мост, - говорят танкисты. - Брёвна нужны.
- Есть брёвна, - ответила женщина.
Осмотрелись танкисты вокруг: где же брёвна?
- Да вот они, вот, - говорит женщина и показывает на свой дом.
- Так ведь дом! - вырвалось у танкистов.
Посмотрела женщина на дом, на воинов.
- Да что дом - деревяшки-полешки. То ли народ теряет... О доме ль сейчас печалиться, - сказала женщина. - Правда, Петя? - обратилась к мальчику. Затем снова к солдатам: - Разбирайте его, родимые.
Не решаются трогать танкисты дом. Стужа стоит на дворе. Зима набирает силу. Как же без дома в такую пору?
Поняла женщина:
- Да мы в землянке уж как-нибудь. - И снова к мальчику: - Правда, Петя?
- Правда, маманя, - ответил Петя.
И всё же мнутся, стоят танкисты.
Взяла тогда женщина топор, подошла к краю дома. Первой сама по венцу ударила.
- Ну что ж, спасибо, - сказал генерал Катуков.
Разобрали танкисты дом. Навели переправу. Бросились вслед фашистам. Проходят танки по свежему мосту. Машут руками им мальчик и женщина.

Как вас звать-величать? - кричат танкисты. - Словом добрым кого нам вспоминать?
- Кузнецовы мы с Петенькой, - отвечает, зардевшись, женщина.
- А по имени, имени-отчеству?
- Александра Григорьевна, Пётр Иванович.
- Низкий поклон вам, Александра Григорьевна. Богатырём становись, Пётр Иванович.
Догнали танки тогда неприятельскую колонну. Искрошили они фашистов. Дальше пошли на запад.

Отгремела война. Отплясала смертями и бедами. Утихли её сполохи. Но не стёрла память людские подвиги. Не забыт и подвиг у речки Маглуши. Поезжай-ка в село Новопетровское. В той же лощине, на том же месте новый красуется дом. Надпись на доме: «Александре Григорьевне и Петру Ивановичу Кузнецовым за подвиг, совершённый в годы Великой Отечественной войны».
Петляет река Маглуша. Стоит над Маглушей дом. С верандой, с крылечком, в резных узорах. Окнами смотрит на добрый мир.

Ново-Петровское, место подвига семьи Кузнецовых. 17.12.1941 г. они отдали свой дом танкистам 1-й Гвардейской танковой бригады для строительства моста через р.Маглушу. Одиннадцатилетний Петя Кузнецов провел танки через минное поле, получив при этом сильную контузию. На доме Кузнецовых мемориальная доска.

Доватор

В боях под Москвой вместе с другими войсками принимали участие и казаки: донские, кубанские, терские…

Лих, искрометен в бою Доватор. Ладно сидит в седле. Шапка-кубанка на голове.

Командует генерал Доватор кавалерийским казачьим корпусом. Смотрят станичники на генерала:

Наших кровей - казацких!

Генерал Лев Михайлович Доватор

Спорят бойцы, откуда он родом:

С Кубани!

Терский он, терский.

Уральский казак, с Урала.

Забайкальский, даурский, считай, казак.

Не сошлись в едином мнении казаки. Обратились к Доватору:

Товарищ комкор, скажите, с какой вы станицы?

Улыбнулся Доватор:

Не там, товарищи, ищете. В белорусских лесах станица.

И верно. Совсем не казак Доватор. Белорус он. В селе Хотине, на севере Белоруссии, недалеко от города Полоцка - вот где родился комкор Доватор.

Еще в августе - сентябре конная группа Доватора ходила по фашистским тылам. Громила склады, штабы, обозы. Сильно досталось тогда фашистам. Пошли среди фашистских солдат слухи - 100 тысяч советских конников прорвалось в тыл. А на самом деле в конной группе Доватора было только 3000 человек.

Когда советские войска под Москвой перешли в наступление, казаки Доватора снова прорвались в фашистский тыл.

Боятся фашисты советских конников. За каждым кустом им казак мерещится…

Назначают фашистские генералы награду за поимку Доватора - 10 тысяч немецких марок.

Как гроза, как весенний гром идет по фашистским тылам Доватор.

Бросает фашистов в дрожь. Проснутся, ветра услышав свист.

Доватор! - кричат. - Доватор!

Услышат удар копыт.

Доватор! Доватор!

Повышают фашисты цену. 50 тысяч марок назначают они за Доватора. Как сон, миф для врагов Доватор.

Едет верхом на коне Доватор. Легенда следом за ним идет.

Крепость

Не могут фашисты взять Сталинград. Стали утверждать, что Сталинград неприступная крепость: мол, окружают город непроходимые рвы, мол, поднялись вокруг Сталинграда валы и насыпи. Что ни шаг - то мощные оборонительные сооружения и укрепления, разные инженерные хитрости и ловушки.

Не называют фашисты городские кварталы кварталами, пишут - укрепрайоны. Не называют дома домами, пишут - форты и бастионы.

Сталинград - это крепость, - твердят фашисты.

Пишут об этом немецкие солдаты и офицеры в письмах к себе домой. Читают в Германии письма.

Сталинград - это крепость, крепость, - трубят в Германии.

Генералы строчат донесения. В каждой строчке одно и то же:

«Сталинград - это крепость. Неприступная крепость. Сплошные укрепрайоны. Неодолимые бастионы».

Фашистские газеты помещают статьи. И в этих статьях все о том же:

«Наши солдаты штурмуют крепость».

«Сталинград - сильнейшая крепость России».

«Крепость, крепость!» - кричат газеты. Даже фронтовые листовки об этом пишут.

А Сталинград крепостью никогда и не был. Нет никаких особых в нем укреплений. Город как город. Дома, заводы.

Одна из фашистских листовок попала к советским солдатам. Посмеялись солдаты: «Ага, не от легкой жизни фашисты такое пишут». Потом понесли, показали листовку члену Военного совета 62-й армии дивизионному комиссару Кузьме Акимовичу Гурову; мол, посмотри, товарищ комиссар, какие небылицы фашисты пишут.

Прочитал комиссар листовку.

Все тут верно, - сказал солдатам. - Правду фашисты пишут. А как же, конечно, крепость.

Смутились солдаты. Может, оно и так. Начальству всегда виднее.

Крепость, - повторил Гуров. - Конечно, крепость.

Переглянулись солдаты. Не будешь с начальством спорить!

Улыбнулся Гуров.

Ваши сердца и мужество ваше - вот она, неприступная крепость, вот они, неодолимые рубежи и укрепрайоны, стены и бастионы.

Улыбнулись теперь и солдаты. Понятно сказал комиссар. Приятно такое слушать.

Прав Кузьма Акимович Гуров. О мужество советских солдат - вот о какие стены сломали в Сталинграде фашисты шею.

Двенадцать тополей

Шли упорные бои на Кубани. Как-то командир одного из полков посетил стрелковое отделение. Двенадцать бойцов в отделении. Застыли в строю солдаты. Стоят в ряд, один к одному.

Представляются командиру:

Рядовой Григорян.

Рядовой Григорян.

Рядовой Григорян.

Рядовой Григорян.

Что такое, поражается командир полка. Продолжают доклад солдаты:

Рядовой Григорян.

Рядовой Григорян.

Рядовой Григорян.

Не знает, как поступить командир полка, - шутят, что ли, над ним солдаты?

Отставить, - сказал командир полка.

Семь бойцов представились. Пятеро стоят безымянными. Наклонился к командиру полка командир роты, показал на остальных, сказал тихо:

Тоже все Григоряны.

Посмотрел теперь командир полка удивленно на командира роты - не шутит ли командир роты?

Все Григоряны. Все двенадцать, - сказал командир роты.

Действительно, все двенадцать человек в отделении были Григорянами.

Однофамильцы?

Двенадцать Григорянов, от старшего Барсега Григоряна до младшего Агаси Григоряна, были родственниками, членами одной семьи. Вместе ушли на фронт. Вместе они воевали, вместе защищали родной Кавказ.

Один из боев для отделения Григорянов был особенно тяжелым. Держали солдаты важный рубеж. И вдруг атака фашистских танков. Люди сошлись с металлом. Танки и Григоряны.

Лезли, лезли, разрывали воем округу танки. Без счета огонь бросали. Устояли в бою Григоряны. Удержали рубеж до прихода наших.

Тяжелой ценой достается победа. Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Шесть Григорянов в том страшном бою с фашистами выбыли из отделения.

Было двенадцать, осталось шесть. Продолжали сражаться отважные воины. Гнали фашистов с Кавказа, с Кубани. Затем освобождали поля Украины. Солдатскую честь и фамильную честь донесли до Берлина.

Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Трое погибли еще в боях. Жизнь двоим сократили пули. Лишь самый младший Агаси Григорян один невредимым вернулся с полей сражений.

В память об отважной семье, о воинах-героях в их родном городе Ленинакане посажены двенадцать тополей.

Разрослись ныне тополя. Из метровых саженцев гигантами стали. Стоят они в ряд, один к одному, словно бойцы в строю - целое отделение.

Солдат Желобкович шагал со всеми. По белорусской земле, по отчему краю идет солдат. Все ближе и ближе к родному дому. Деревня его - Хатынь.

Шагает солдат к друзьям боевым по роте:

Не знаешь Хатыни? Хатынь, брат, лесное чудо!

И начинает солдат рассказ. Деревня стоит на поляне, на взгорке. Лес расступился здесь, солнцу дал волю. Мол, тридцать домов в Хатыни. Разбежались дома по поляне. Колодцы скользнули в землю. Дорога метнулась в ели. И там, где дорога прижалась к лесу, где ели уперлись стволами в небо, на самом бугре, на самом высоком краю Хатыни, он и живет - Иван Желобкович.

И напротив живет Желобкович. И слева живет Желобкович. И справа живет Желобкович. Их, Желобковичей, в этой Хатыни, как скажут, хоть пруд пруди.

Шел воин к своей Хатыни.

Дом вспоминал. Тех, кто остался в доме. Жену он оставил. Старуху мать, трехлетнюю дочь Маришку. Шагает солдат, Маришке несет подарок - ленту в ее косичку, ленту красную, как огонь.

Быстро идут войска. Вскоре увидит воин старуху мать. Обнимет старуху мать. Скажет солдат:

Вскоре увидит солдат жену. Расцелует солдат жену. Скажет солдат:

На руки возьмет Маришку. Подбросит солдат Маришку. Скажет и ей:

Вынет солдат гостинец:

На, получай, Маришка!

Шел воин к своей Хатыни. О друзьях, о соседях думал. Вскоре увидит всех Желобковичей. Увидит Яцкевичей, Рудаков, Мироновичей. Улыбнется солдат Хатыни. Скажет солдат:

Вышли они к Хатыни. Рядом совсем, в километре от этих мест.

Солдат к командиру. Мол, рядом деревня. Вот тут, мол, овражек, за оврагом лесочек. Прошел лесочек, и вот Хатынь. Выслушал ротный.

Ну что же, - сказал, - ступай.

Шагает солдат к Хатыни. Вот и овражек. Вот и лесочек. Вот-вот и избы сейчас покажутся. Сейчас он увидит мать. Сейчас он жену обнимет. Маришке вручит подарок. Подбросит Маришку к солнцу.

Прошел он лесочек. Вышел к поляне. Вышел - и замер. Смотрит, не верит - нет на месте своем Хатыни. На пепелище обгоревшие трубы одни торчат.

Остановился солдат, закричал:

Где люди?! Где люди?!

Погибли в Хатыни люди. Взрослые, дети, старухи - все. Явились сюда фашисты:

Партизаны! Бандиты! Лесные разбойники!

В сарай согнали фашисты жителей. Сожгли всех людей в сарае.

Подбежал солдат к отчему дому. Рухнул на пепел. Зарыдал, застонал солдат. Отлетел, выпал из рук гостинец. Затрепетала, забилась от ветра лента. Взвилась красным пламенем над землей.

Хатынь не одна. На белорусской земле много таких Хатыней было.

Море справа, горы слева

Крайний советский Север. Кольский полуостров. Баренцево море. Полярный круг.

И тут, за Полярным кругом, идут бои. Бьется Карельский фронт.

Повернешься здесь лицом к фронту - слева горы, справа море. Там, дальше, за линией фронта, лежит государство Норвегия. Захватили фашисты страну Норвегию.

В 1941 году фашисты ворвались в Советское Заполярье. Они пытались захватить город Мурманск - наш самый северный морской порт.

Не пропустили фашистов к Мурманску наши войска. Мурманск не только самый северный порт, это незамерзающий порт на севере. Круглый год, и летом, и зимой, могут сюда приходить корабли. Через Мурманск морем поступали к нам важные военные грузы. Вот почему для фашистов так важен Мурманск. Рвались фашисты, но не прорвались. Удержали наши герои Мурманск. И вот теперь настало время и здесь разгромить фашистов.

Места тут для боя на редкость сложные. Горы. Утесы. Скалы. Леденящие душу ветры. Море вечно стучит о берег. Много здесь мест, где только олень пройдет.

Стояла осень. Был октябрь месяц. Вот-вот - и наступит длинная полярная ночь.

Готовясь к разгрому врагов на севере, командующий Карельским фронтом генерал армии Кирилл Афанасьевич Мерецков обратился в Ставку Верховного Главнокомандования в Москву с просьбой выделить для фронта танки КВ. Броня у них толстая, прочная, мощное вооружение. KB - хорошие танки. Однако к этому времени они устарели.

Просит генерал Мерецков в Ставке KB, а ему говорят:

Зачем же КВ. Мы вам выделим более совершенные танки.

Нет, прошу KB, - говорит Мерецков.

Удивились в Ставке:

Да зачем же KB на Севере? Там во многих местах лишь олень пройдет.

Где олень пройдет, там пройдут и советские танки, - отвечает Мерецков. - Прошу КВ.

Ну что ж, смотрите - ведь вы же командующий! - сказали в Ставке.

Получил фронт эти танки.

Фашисты на Крайний Север не завозили ни танков, ни тяжелого вооружения.

«Горы, утесы, скалы. Где здесь возиться с тяжелыми танками», - рассуждали они.

И вдруг появились советские танки, к тому же еще и КВ.

Танки?! - недоумевают фашисты. - KB? Что такое! Как? Почему? Откуда?! Тут ведь только олень пройдет!

Пошли на фашистов советские танки.

7 октября 1941 года наступление советских войск на Крайнем Севере началось. Быстро прорвали наши войска фашистскую оборону. Прорвали, пошли вперед.

Конечно, не только танки здесь главную роль сыграли. Атака шла с суши. Атака шла с моря. Слева - пехота, справа действовал Северный флот. С воздуха били советские летчики. В общем ряду здесь сражались и моряки, и пехотинцы, и танкисты, и авиаторы. Общей была победа.

Боями за освобождение Советского Заполярья завершился год 1944-й - боевой и решающий. Приближался 1945-й - победный год.


Последние метры война считает

Начался штурм рейхстага. Вместе со всеми в атаке Герасим Лыков.

Не снилось такое солдату. Он в Берлине. Он у рейхстага. Смотрит солдат на здание. Колонны, колонны, колонны. Стеклянный купол венчает верх.

С боем прорвались сюда солдаты. В последних атаках, в последних боях солдаты. Последние метры война считает.

В сорочке родился Герасим Лыков. С 41-го он воюет. Знал отступления, знал окружения, два года идет вперед. Хранила судьба солдата.

Я везучий, - шутил солдат. - В этой войне для меня не отлита пуля. Снаряд для меня не выточен.

И верно, не тронут судьбой солдат.

Ждут солдата в далеком краю российском жена и родители. Дети солдата ждут.

Ждут победителя. Ждут!

В атаке, в порыве лихом солдат. Последние метры война считает. Не скрывает радость свою солдат. Смотрит солдат на рейхстаг, на здание. Колонны, колонны, колонны. Стеклянный купол венчает верх.

Последний раскат войны.

Вперед! Ура! - кричит командир.

Ура-а-а! - повторяет Лыков.

И вдруг рядом с солдатом снаряд ударил. Поднял он землю девятым валом. Сбила она солдата. Засыпан землей солдат.

Кто видел, лишь ахнул:

Вот так пуля ему не отлита.

Вот так снаряд не выточен.

Знают все в роте Лыкова - отличный товарищ, солдат примерный.

Жить бы ему да жить. Вернуться бы к жене, к родителям. Детей радостно расцеловать.

И вдруг снова снаряд ударил. Рядом с тем местом, что первый. Немного совсем в стороне. Рванул и этот огромной силой. Поднял он землю девятым валом.

Смотрят солдаты - глазам не верят.

Жив оказался солдат. Засыпал - отсыпал его снаряд. Вот ведь судьба бывает. Знать, и вправду пуля ему не отлита. Снаряд для него не выточен.

Знамя Победы

- Сержант Егоров!

Я, сержант Егоров.

Младший сержант Кантария.

Я, младший сержант Кантария.

Бойцов вызвал к себе командир. Советским солдатам доверялось почетное задание. Им вручили боевое знамя. Это знамя нужно было установить на здании рейхстага.

Ушли бойцы. Многие с завистью смотрели им вслед. Каждый сейчас хотел быть на их месте.

У рейхстага идет бой.

Пригнувшись, бегут Егоров и Кантария через площадь. Советские воины внимательно следят за каждым их шагом. Вдруг фашисты открыли бешеный огонь, и знаменосцам приходится лечь за укрытие. Тогда наши бойцы вновь начинают атаку. Егоров и Кантария бегут дальше.

Вот они уже на лестнице. Подбежали к колоннам, подпирающим вход в здание. Кантария подсаживает Егорова, и тот пытается прикрепить знамя у входа в рейхстаг.

«Ох, выше бы!» - вырывается у бойцов. И, как бы услышав товарищей, Егоров и Кантария снимают знамя и бегут дальше. Они врываются в рейхстаг и исчезают за его дверьми.

Бой уже идет на втором этаже. Проходит несколько минут, и в одном из окон, недалеко от центрального входа, вновь появляется Красное знамя. Появилось. Качнулось. И вновь исчезло.

Забеспокоились солдаты. Что с товарищами? Не убиты ли?!

Проходит минута, две, десять. Тревога все больше и больше охватывает солдат. Проходит еще тридцать минут.

И вдруг крик радости вырывается у сотен бойцов. Друзья живы. Знамя цело. Пригнувшись, они бегут на самом верху здания - по крыше. Вот они выпрямились во весь рост, держат знамя в руках и приветственно машут товарищам. Потом вдруг бросаются к застекленному куполу, который поднимается над крышей рейхстага, и осторожно начинают карабкаться еще выше.

На площади и в здании еще шли бои, а на крыше рейхстага, на самом верху, в весеннем небе над побежденным Берлином уже уверенно развевалось Знамя Победы. Два советских воина, русский рабочий Михаил Егоров и грузинский юноша Милитон Кантария, а вместе с ними и тысячи других бойцов разных национальностей сквозь войну принесли его сюда, в самое фашистское логово, и установили на страх врагам, как символ непобедимости советского оружия.

Прошло несколько дней, и фашистские генералы признали себя окончательно побежденными. Гитлеровская Германия была полностью разбита. Великая освободительная война советского народа против фашизма закончилась полной нашей победой.

Был май 1945 года. Гремела весна. Ликовали люди и земля. Москва салютовала героям. И радость огнями взлетала в небо.