Татищев В.Н., историк, географ, государственный деятель.

Создание мощного государства Российского обычно связывают с именами правителей и их непосредственных приближенных. Но решение этой задачи было бы невозможно без «государевых людей» — тех, кто претворял грандиозные планы по строительству империи в жизнь.

Одним из таких людей был Василий Николаевич Татищев , сумевший преуспеть и в укреплении экономического потенциала страны, и в изучении и описании истории России с древнейших времен.

Репродукция гравюры А. Осипова с изображением русского государственного деятеля Василия Татищева. Фото: РИА Новости

Василий Татищев родился в апреле 1686 года в Псковском уезде, в поместье своего отца Никиты Татищева .

Род Татищевых вел свою историю от Рюриковичей, но затем стал терять влияние и даже лишился княжеского титула. Никита Татищев, отец Василия, даже не имел собственного поместья и обзавелся им лишь после смерти одного из родственников.

Тем не менее, в 1693 году семилетний Василий и его десятилетний старший брат Иван были приняты на службу в качестве царских стольников. Речь, правда, шла не о царе Петре, а о его брате и соправителе Иване, не имевшем реальной власти.

Царь Иван умер в 1696 году, и братья Татищевы вернулись в отцовское поместье, где и пробыли последующие 10 лет.

Толковый офицер

Вновь на службу они не рвались, но во времена Петра I она была для дворян обязательной, и в 1706 году Татищевых призвали в Азовский драгунский полк.

Следующие шесть лет прошли в боях и сражениях. Василий Татищев участвовал во взятии Нарвы, в легендарной битве со шведами под Полтавой, в неудачном для русской армии Прутском походе.

В 1712 году уже далеко не юного, особенно по меркам XVIII столетия, Василия Татищева отправляют за границу обучаться инженерному и артиллерийскому делу. Кроме того, он становится доверенным лицом генерал-фельдцейхмейстера Якова Виллимовича Брюса , выполняя его поручения за рубежом.

Покровительство Брюса, человека, входившего в число приближенных Петра I, выводит карьеру Татищева на новый уровень. В мае 1716 года он выдерживает экзамен и производится в инженер-поручики артиллерии. В этом качестве он занимался упорядочением артиллерийского хозяйства в действующей армии.

Осенью 1717 года Татищев обратил на себя внимание Петра — магистрат Данцига в счет уплаты контрибуции, наложенной на город, предлагал картину «Страшный суд». Бургомистр уверял, что она написана просветителем славян Мефодием и стоит 100 тысяч рублей.

Петр I, любивший раритеты, но не склонный к транжирству, оценил картину в 50 тысяч. Но здесь вмешался Татищев, заявивший, что авторство Мефодия более чем сомнительно, а бургомистр просто пытается «надуть» царя. Сделка сорвалась, а Петр запомнил толкового офицера.

История с географией

В 1718 году Татищев как приближенный Якова Брюса участвовал в организации Аландского конгресса — переговоров между Россией и Швецией, которые должны были поставить точку в Северной войне. Ожидания от переговоров не оправдались, война затянулась еще на пару лет, но сам Татищев снова отлично показал себя как исполнитель важных государственных поручений.

В том же 1718 году Яков Брюс был назначен главой Берг-коллегии — своеобразного министерства промышленности и полезных ископаемых петровской эпохи. Новый глава коллегии, приступая к работе, посчитал необходимым составить подробную географическую карту России, без которой развитие промышленности и разведка полезных ископаемых были весьма затруднительными.

Масштабную задачу поручили Татищеву, который, погрузившись в тему, решил, что географические исследования должны базироваться на историческом материале. Он взялся за изучение истории России с древнейших времен. Эта работа станет началом создания первого фундаментального труда по русской истории, который Татищев будет писать до самой своей смерти.

Главный враг клана Демидовых

В петровские времена количество задач, стоявших перед страной, было огромным, а количество людей, способных их эффективно решать — небольшим. Поэтому Василий Татищев в 1720 году был оторван от географии и направлен «в Сибирской губернии на Кунгуре и в прочих местах, где обыщутся удобные места, построить заводы и из руд серебро и медь плавить».

Места это были суровые, центральная власть здесь признавалась весьма условно, но Татищев был человеком неробкого десятка. Взявшись за организацию казенных заводов, он создал Сибирское высшее горное начальство — главный орган управления государственными предприятиями региона.

Мероприятия Татищева по переносу старых заводов и закладке новых стали поводом для основания двух городов — Екатеринбурга и Перми.

Вид на памятник основателям города Екатеринбурга Василию Татищеву и Вильгельму де Генину на Площади Труда в Екатеринбурге. Фото: РИА Новости / Павел Лисицын

Татищев активно занимался и инфраструктурными вопросами — наладил функционирование почты, занимался строительством школ (как начальных, так и для обучения горному делу), строил дороги и укреплял законность.

Очень быстро он нажил себе страшных врагов в лице отца и сына Демидовых , предпринимателей, до того момента являвшихся монополистами горнозаводского дела на Урале и в Сибири. Демидовы видели в казенных заводах угрозу своему бизнесу. Василий Татищев, в свою очередь, полагал, что Демидовы погрязли в злоупотреблениях и действуют во вред государству.

Демидовы, используя свои связи, попытались убрать Татищева. Дело дошло до следственной проверки, которая полностью оправдала главу казенных заводов.

Политический план Татищева

Вместе с тем клан Демидовых все-таки добился своего — Василия Татищева перевели в Петербург, откуда потом направили в Швецию для надобностей горного дела и для исполнения дипломатических поручений. Татищев там пробыл с декабря 1724-го по апрель 1726 года, осмотрел заводы и рудники, собрал много чертежей и планов, нанял гранильного мастера, пустившего в ход гранильное дело в Екатеринбурге, собрал сведения о торговле стокгольмского порта и о шведской монетной системе, познакомился со многими местными учёными.

По возвращении в Россию его назначили членом монетной конторы, которая заведовала монетными дворами империи.

Пока Татищев трудился на благо Отечества, вокруг бушевали политические страсти. Когда в 1730-м году встал вопрос о приглашении на царство Анны Иоанновны , власть которой пытался ограничить Верховный Тайный Совет, Татищев предложил свой проект государственного устройства.

Он доказывал, что России, как стране обширной, более всего соответствует монархическое управление, и идея «верховников» должна быть отвергнута. Но все-таки «для помощи» императрице следовало бы учредить при ней сенат из 21 члена и собрание из 100 членов, а на высшие места избирать баллотировкой. Здесь же предлагались разные меры для облегчения положения разных классов населения.

План Татищева в жизнь не был воплощен, но Анна Иоанновна, взявшая верх над «верховниками», помощь в этой борьбе оценила.

Конфликт с Бироном

Правда, благоволение не продлилось долго. Уже через год Татищев крупно поссорился с фаворитом императрицы Бироном , большим специалистом по части запускания руки в государственную казну. Мстительный Бирон быстро состряпал дело о взятке, и Татищев оказался под следствием.

Лишь в 1734 году обвинения с Татищева сняли, вновь отправив на Урал для строительства новых казенных заводов.

За последующие несколько лет Василий Татищев довел количества заводов до 40, составил план увеличения их количества еще вдвое, занимался составлением первых инструкций для геодезистов, много времени уделял вопросам разведки полезных ископаемых, поиску новых рудников.

Татищев настаивал — частные заводы грабят казну, их владельцы нарушают законы, действуя во вред государству. Своим правом вмешиваться в деятельность казенных предприятий он пользовался широко.

Частники стали писать жалобы в Петербург. А, поскольку частью своих доходов они делились с высшими сановниками империи, у Татищева снова начались проблемы. В 1737 году он был отправлен в Оренбургскую экспедицию для окончательного усмирения Башкирии и устройства управления башкир.

Отставка

Справившись с задачей, он в 1739 году вернулся в Петербург. Здесь его ждал новый суд по обвинению в злоупотреблениях. За эти процессом стоял Бирон, который на сей раз добился своего — Василия Татищева посадили в Петропавловскую крепость, лишив всех чинов.

Вскоре Бирон пал, и Татищева освободили. На сей раз он был назначен главой Астраханской губернии, где ему было предписано наводить порядок.

Василий Татищев понимал, что эта задача не для него, что знания и опыт куда больше пригодились бы на Урале.

Но даже воцарение дочери Петра Великого Елизаветы Петровны судьбу Татищева не изменило — он был оставлен для службы в Астраханской губернии.

В 1745 году Василий Татищев был отправлен в отставку. Он приехал в свою подмосковную деревню Болдино, где все свое время стал посвящать написанию исторического труда.

«История Российская»

Первые публичные чтения своей книги, над которой он работал почти два десятка лет, Татищев провел в Петербурге в 1739 году. Он одним из первых стал изучать первоисточники, летописи и другие материалы, связанные с древней историей Руси, проводя их анализ и систематизирование.

Татищев не имел специального образования, но в его исторических работах ценны жизненное отношение к вопросам науки и соединённая с этим широта кругозора. Ему первым удалось обнаружить и опубликовать «Русскую правду» — сборник правовых норм Древнерусского государства времен Ярослава Мудрого , он же первым опубликовал «Судебник Ивана Грозного».

Первое издание «Истории Российской». Фото: Commons.wikimedia.org

Труд «История Российская», или «История Российская с самых древнейших времён, неусыпными трудами через тридцать лет собранная и описанная покойным тайным советником и астраханским губернатором Васильем Никитичем Татищевым», состоял из четырех частей. Лишь первую и вторую части, охватывавшие период от дорюриковых времен до 1238 года, Татищев успел закончить. Третья и четвертая часть, описывавшие русскую историю до 1558 года, а также фрагментарно и период Смутного времени, остались недоработанными.

Кроме того, первую редакцию «Истории Российской» Татищев писал языком, стилизованным под древнерусский язык летописей. Затем, убедившись в том, что такой стиль довольно неудобен для читателей, он приступил к написанию редакции на привычном для XVIII века языке.

Первое издание «Истории Российской» началось лишь в 1768 году, почти через два десятилетия после смерти автора. Рукопись последней, четвертой части, была найдена и опубликована в 1840-х годах.

Полное академическое издание «Истории Российской» Василия Татищева, включившее в себя и первую редакцию, ранее не публиковавшуюся, вышло в 1962-1968 годах.

Татищев даже свои похороны организовал сам

Организаторские способности оставались с Василием Никитичем Татищевым до самых последних дней. Летом 1750 года 64-летний Татищев чувствовал себя очень плохо и сознавал, что жить ему осталось совсем недолго. В один из дней, отправившись в церковь, он приказал явиться туда мастеровым с лопатами. После службы он, взяв с собой также и священника, отправился на кладбище, указав, где и как следует вырыть для него могилу. Удостоверившись, что все сделано правильно, он попросил священника на следующий день приехать к нему домой, чтобы провести все предсмертные обряды.

В тот же день к нему прибыл посыльный из Петербурга, сообщавший о призвании его в столицу и награждении орденом. Татищев отослал орден назад, попросив передать, что умирает.

В научных трудах очень часто XVIII и XIX вв. представляются особым периодом в историческом развитии нашей государственной жизни. Этому периоду усвоено несколько названий: одни зовут его "Императорским", другие "Петербургским", третьи просто называют это время новой русской историей.

Новую русскую историю обыкновенно начинают с так называемой эпохи преобразований нашего общественного быта. Главным деятелем этих преобразований был Петр Великий. Поэтому время его царствования представляется нашему сознанию той гранью, которая отделяет старую Русь от преобразованной России. С этой грани нам и должно начать свое изучение последней и прежде всего, стало быть, познакомиться с сущностью преобразований и с преобразовательной деятельностью Петра I.

Но деятельность Петра I до сих пор не имеет в нашем общественном сознании одной твердо установленной оценки. На преобразования Петра смотрели разно его современники, смотрим разно и мы, люди XIX и начала XX в. Одни старались объяснить себе значение реформы для последующей русской жизни, другие занимались вопросом об отношении этой реформы к явлениям предшествовавшей эпохи, третьи судили личность и деятельность Петра с нравственной точки зрения.

Петр I. Портрет кисти Ж. М. Наттье, 1717

Ведению историка подлежат, строго говоря, только две первые категории мнений, как исторические по своему существу. Знакомясь с ними, мы замечаем, что эти мнения иногда резко противоречат друг другу. Происходят такие несогласия от многих причин: во-первых, преобразования Петра I, захватывая в большей или меньшей степени все стороны древнерусской жизни, представляют собой такой сложный исторический факт, что всестороннее понимание его трудно дается отдельному уму. Во-вторых, не все мнения о реформах Петра выходят из одинаковых оснований. В то время как одни исследователи изучают время Петра с целью достичь объективного исторического вывода о его значении в развитии народной жизни, другие стремятся в преобразовательной деятельности начала XVIII в. найти оправдания тех или иных своих воззрений на современные общественные вопросы. Если первый прием изучения следует назвать научным, то второму всего приличнее название публицистического. В-третьих, общее развитие науки русской истории всегда оказывало и будет оказывать влияние на представления наши о Петре I. Чем больше мы будем знать нашу историю, тем лучше мы будем понимать смысл преобразований. Нет сомнения, что мы находимся в лучшем положении, чем наши предки, и знаем больше, чем они, но наши потомки то же скажут и о нас. Мы откинули много прежних исторических заблуждений, но не имеем права сказать, что знаем прошлое безошибочно – наши потомки будут знать и больше, и лучше нас.

Но говоря так, я не хочу сказать, что мы не имеем права изучать исторические явления и обсуждать их. Повинуясь присущему нашему духу стремлению не только знать факты, но и логически связывать их, мы строим наши выводы и знаем, что самые наши ошибки облегчат работу последующим поколениям и помогут им приблизиться к истине, так же как для нас самих поучительны и труды, и ошибки наших предков.

Не мы первые начали рассуждать о Петре Великом. Его деятельность уже обсуждали его современники. Их взгляды сменялись взглядами ближайшего потомства, судившего по преданию, понаслышке; а не поличным впечатлением. Затем место преданий заняли исторические документы. Петр стал предметом научного ведения. Каждое поколение несло с собой свое особое мировоззрение и относилось к Петру по-своему. Для нас очень важно знать, как в различное время видоизменялось это отношение к Петру нашего общества.

Современники Петра I считали его одного причиной и двигателем той новизны, какую вносили в жизнь его реформы. Эта новизна для одних была приятна, потому что они видели в ней осуществление своих желаний и симпатий, для других она была ужасным делом, ибо, как им казалось, подрывались основы старого быта, освященные старинным московским правоверием. Равнодушного отношения к реформам не было ни у кого, так как реформы задевали всех. Но не все одинаково резко выражали свои взгляды. Пылкая, смелая преданность Петру и его делу отличает многих его помощников; страшная ненависть слышится в отзывах о Петре у многих поборников старины. Первые доходят до того, что зовут Петра "земным богом", вторые не страшатся называть его антихристом. И те, и другие признают в Петре страшную силу и мощь, и ни те, ни другие не могут спокойно отнестись к нему, потому что находятся под влиянием его деятельности. И преданный Петру Нартов, двадцать лет ему служивший, и какой-нибудь изувер-раскольник, ненавидевший Петра I всем своим существом, одинаково поражены Петром и одинаково не способны судить его беспристрастно. Когда умер Петр и кончилась его реформационная деятельность, когда преемники, не понимая его, часто останавливали и портили начатое им, дело Петра не умерло и Россия не могла вернуться в прежнее состояние. Плоды его деятельности – внешняя сила России и новый порядок внутри страны – были на глазах у каждого, а жгучая вражда недовольных стала воспоминанием. Но многие сознательно жившие люди и долго спустя после смерти Петра продолжали ему удивляться не меньше современников. Они жили в созданной им гражданской обстановке и пользовались культурой, которую он так старательно насаждал. Все, что они видели вокруг себя в общественной сфере, вело начало от Петра I. О Петре осталось много воспоминаний; о том же, что было до него, стали забывать. Если Петр внес в Россию свет просвещения и создал ее политическую силу, то до него, как думали, была "тьма и ничтожество". Так приблизительно характеризовал допетровскую Русь канцлер граф Головкин, поднося Петру титул императора в 1721 г. Он выразился еще резче, говоря, что гением Петра мы "из небытия в бытие произведены". В последующее время эта точка зрения замечательно привилась: Ломоносов называл Петра "богом", ходячее стихотворение звало его "светом" России. Петра I считали творцом всего, что находили хорошего вокруг себя. Видя во всех сферах общественной жизни начинания Петра, его силы преувеличивали до сверхъестественных размеров. Так было в первой половине XVIII в. Вспомним, что тогда не существовало еще исторической науки, что возможность просвещения, данная Петром, создала еще лишь немногих просвещенных людей. Эти немногие люди судили Петра по тому преданию, какое сохранилось в обществе о времени преобразований.

Но не все, что было в России после Петра I, было хорошо. Не всем, по крайней мере, оставались довольны мыслящие люди XVIII в. Они видели, например, что усвоение западноевропейской образованности, начатое при Петре, превращалось часто в простое переименование культурной внешности. Они видели, что знакомство с Западом с пользой приносило к нам часто и пороки западноевропейского общества. Далеко не все русские люди оказывались способными воспринять с Запада здоровые начала его жизни и оставались грубыми варварами, соединяя, однако, с глубоким невежеством изящную внешность европейских щеголей. Во всех сатирических журналах второй половины XVIII в. мы постоянно встречаем нападки на этот разлад внешности и внутреннего содержания. Раздаются голоса против бестолкового заимствования западных форм. Вместе с тем развитие исторических знаний позволяет уже людям XVIII в. оглянуться назад, на допетровское время. И вот многие передовые люди (князь Щербатов, Болтин, Новиков) темным сторонам своей эпохи противопоставляют светлые стороны допетровской поры. Они не развенчивают деятельности Петра I, но и не боготворят его личности. Они решаются критиковать его реформу и находят, что она была односторонней, привила нам много хорошего со стороны, но отняла от нас много своего хорошего. К такому выводу они приходят путем изучения прошлого, но это изучение далеко не спокойно; оно вызвано недостатками настоящего и идеализирует прошлую жизнь. Однако эта идеализация направлена не против самого Петра, а против некоторых последствий его реформы. Личность Петра и в конце XVIII в. окружена таким же ореолом, как и в начале столетия. Императрица Екатерина относится к нему с глубоким уважением. Находятся люди, посвящающие всю свою жизнь собранию исторического материала, служащего к прославлению Петра, – таков купец Голиков.

Оценка реформ Петра I у Карамзина

Во второй половине XVIII в. зарождается уже наука русской истории. Но историки того времени или усердно собирают материалы для истории (как Миллер), или заняты исследованием древнейших эпох русской жизни (Ломоносов, Байер, Штриттер, Татищев, Щербатов, Шлецер). Петр I еще вне пределов их ведения. Первую научную оценку получает он от Карамзина. Но Карамзин как историк принадлежит уже XIX веку. Ученый по критическим приемам, художник по натуре и моралист по мировоззрению, он представлял себе русскую историческую жизнь как постепенное развитие национально-государственного могущества. К этому могуществу вел Россию ряд талантливых деятелей. Среди них Петру принадлежало одно из самых первых мест: но, читая "Историю государства Российского" в связи с другими историческими трудами Карамзина, вы замечаете, что Петру как деятелю Карамзин предпочитал другого исторического деятеля – Ивана III. Этот последний сделал свое княжество сильным государством и познакомил Русь с западной Европой безо всякой ломки и насильственных мер. Петр же насиловал русскую природу и резко ломал старый быт. Карамзин думал, что можно было бы обойтись и без этого. Своими взглядами Карамзин стал в некоторую связь с критическими воззрениями на Петра I упомянутых нами людей XVIII в. Так же, как они, он не показал исторической необходимости петровских реформ, но он уже намекал, что необходимость реформы чувствовалась и ранее Петра. В XVII в., говорил он, сознавали, что нужно заимствовать с Запада; "явился Петр" – и заимствование стало главным средством реформы. Но почему именно "явился Петр", Карамзин еще не мог сказать.

Портрет Н. М. Карамзина. Художник А. Венецианов

В эпоху Карамзина началось уже вполне научное исследование нашей старины (Карамзину помогали целые кружки ученых людей, умевших не только собирать, но и исследовать исторический материал). Вместе с тем в первой половине XIX в. в русском обществе пробуждалась сознательная общественная жизнь, распространялось философское образование, рождался интерес к нашему прошлому, желание знать общий ход нашего исторического развития. Не будучи историком, Пушкин мечтал поработать над историей Петра. Не будучи историком, Чаадаев принялся размышлять над русской историей и пришел к печальному выводу, что у нас нет ни истории, ни культуры.

Вопрос о деятельности Петра I и гегельянство

Обращаясь к прошлому, русские образованные люди не имели специальных исторических знаний и вносили в толкование прошлого те точки зрения, какие почерпали в занятиях немецкой философией. Германская метафизика XIX в. очень влияла на русскую образованную молодежь, и особенно метафизическая система Гегеля. Под влиянием его философии в 30-х и 40-х годах в России образовались философские кружки, выработавшие цельное мировоззрение и имевшие большое влияние на умственную жизнь русского общества середины XIX в. В этих кружках принципы германской философии применялись к явлениям русской жизни и вырабатывалось, таким образом, историческое миросозерцание. Самостоятельная мысль этих "людей 40-х годов", отправляясь отданных германской философии, приходила к своим особым выводам, у разных лиц не одинаковым. Все последователи Гегеля между прочими философскими положениями выносили из его учения две мысли, которые в простом изложении выразятся так: первая мысль – все народы делятся на исторические и неисторические, первые участвуют в общем мировом прогрессе, вторые стоят вне его и осуждены на вечное духовное рабство; другая мысль – высшим выразителем мирового прогресса, его верхней (последней) ступенью, является германская нация с ее протестантской церковью. Германско-протестантская цивилизация есть, таким образом, последнее слово мирового прогресса. Одни из русских последователей Гегеля вполне разделяли эти воззрения; для них поэтому древняя Русь, не знавшая западной германской цивилизации и не имевшая своей, была страной неисторической, лишенной прогресса, осужденной на вечный застой. Эту "азиатскую страну" (так называл ее Белинский) Петр Великий своей реформой приобщил к гуманной цивилизации, создал ей возможность прогресса. До Петра у нас не было истории, не было разумной жизни. Петр дал нам эту жизнь, и потому его значение бесконечно важно и высоко. Он не мог иметь никакой связи с предыдущей русской жизнью, ибо действовал совсем противоположно ее основным началам. Люди, думавшие так, получили название "западников". Они, как легко заметить, сошлись с теми современниками Петра I, которые считали его земным богом, произведшим Россию из небытия в бытие.

Но не все люди 40-х годов думали так. Некоторые, принимая теорию мирового прогресса Гегеля, по чувству патриотизма возмущались его мнением, что германская цивилизация есть последняя ступень прогресса и что славянское племя есть неисторическое племя. Они не видели причины, почему прогресс должен остановиться на германцах; из истории они выносили убеждение, что славянство было далеко от застоя, имело свое историческое развитие, свою культуру. Эта культура была самостоятельна и отличалась от германской в трех отношениях: 1) На Западе, у германцев, христианство явилось в форме католичества и затем протестантства; на Востоке, у славян, – в форме православия. 2) Древнеклассическую культуру германцы восприняли из Рима в форме латинской, славяне – из Византии в форме греческой. Между той и другой культурой есть существенные различия. 3) Наконец, государственный быт в древне-германских государствах сложился путем завоевания, у славян, и у русских в частности, – путем мирным; поэтому в основании общественных отношений на Западе лежит вековая вражда, а у нас ее нет. Самостоятельное развитие этих трех начал составляло содержание древнерусской жизни. Так думали некоторые более самостоятельные последователи германской философии, получившие название "славянофилов". Наибольшего развития самостоятельная русская жизнь достигла в эпоху Московского государства. Петр I нарушил это развитие. Он своей насильственной реформой внес к нам чуждые, даже противоположные начала западной германской цивилизации. Он повернул правильное течение народной жизни на ложную дорогу заимствований. Он не понимал заветов прошлого, не понимал нашего "национального духа". Чтобы остаться верным этому национальному духу, мы должны отречься от чуждых западноевропейских начал и возвратиться к самобытной старине. Тогда, сознательно развивая национальные наши начала, мы своей цивилизацией можем сменить германскую и станем в общем мировом развитии выше германцев.

Таковы воззрения славянофилов. Петр I, по их мнению, изменил прошлому, действовал против него. Славянофилы ставили высоко личность Петра, признавали пользу некоторых его дел, но считали его реформу не национальной и вредной в самом ее существе. У них, как и у западников, Петр был лишен всякой внутренней связи с предшествовавшей ему исторической жизнью.

Вы, конечно, уже заметили, что ни одно из рассмотренных нами воззрений на Петра не было в состоянии указать и объяснить внутреннюю связь его преобразований с предыдущей историей. Даже Карамзин не шел далее смутного намека. Эту связь Петра I с прошлым уловил чутьем в 40-х годах Погодин, но не ранее как в 1863 г. он мог высказать об этом свои мысли. Причиной этому был отчасти недостаток исторического материала, отчасти отсутствие у Погодина цельного исторического миросозерцания.

Такое миросозерцание было внесено в наши университеты в конце 40-х годов, когда Погодин уже кончил свою профессорскую деятельность. Носителями новых исторических идей были молодые ученые, воззрения которых на нашу историю в то время назывались "теорией родового быта". Впоследствии же эти ученые стали известны под собирательным именем "историко-юридической школы". Они первые установили мысль о том, что реформы Петра I явились необходимым следствием всего исторического развития русской жизни. Мы уже знаем, что воспитались эти ученые под влиянием германской философии и исторической науки. В начале нашего века историческая наука в Германии сделала большие успехи. Деятели так называемой германской исторической школы внесли в изучение истории чрезвычайно плодотворные руководящие идеи и новые, точные методы исследования исторического материала. Главной мыслью германских историков была мысль о том, что развитие человеческих обществ не есть результат случайностей и единоличной воли отдельных лиц, напротив, что это развитие совершается, как развитие организма, по строгим законам, ниспровергнуть которые не может сила человека. Первый шаг к такому воззрению сделал еще в конце XVIII в. Фр. Авг. Вольф в своем труде. За ним последовали историки – Нибур и Готфрид Миллер, занимавшиеся историей Рима и Греции, историки-юристы Эйхгорн (историк древнегерманского права) и Савиньи (историк римского права). Их направление создало в Германии в половине XIX в. блестящее положение исторической науки, под влиянием которой сложились и наши ученые. Они усвоили себе все выводы и воззрения немецкой исторической школы. Некоторые из них увлекались и философией Гегеля. Хотя в Германии точная и строго фактическая историческая школа не всегда жила в ладу с метафизическими умствованиями Гегеля и его последователей, тем не менее историки и Гегель сходились в основном воззрении на историю как на закономерное развитие человеческих обществ. И историки, и Гегель отрицали случайность, и их воззрения поэтому могли ужиться в одной личности.

Оценка реформ Петра I у Соловьева

Эти воззрения и были приложены к русской истории нашими учеными. Первыми сделали это в своих лекциях и печатных трудах профессора Московского университета С. М. Соловьев и К. Д. Кавелин. Они думали показать в русской исторической жизни органическое развитие тех начал, которые были даны первоначальным бытом нашего племени. Они полагали, что главным содержанием нашей исторической жизни была естественная смена одних форм жизни другими. Подметив порядок этой смены, они надеялись найти законы нашего исторического развития. По их мнению, государственный порядок окончательно установлен у нас деятельностью Петра Великого. Петр Великий своими реформами отвечал на требования национальной жизни, которая к его времени развилась уже до государственных форм бытия. Стало быть, деятельность Петра вытекла из исторической необходимости и была вполне национальна.

Так, в первый раз была установлена органическая связь преобразований Петра I с общим ходом русской истории. Нетрудно заметить, что эта связь – чисто логическая, лишенная пока фактического содержания. Непосредственного исторического преемства между Русью XVII в. и эпохой Петра в первых трудах Соловьева и Кавелина указано не было. Это преемство вообще долго не давалось нашему ученому сознанию.

Стараясь сыскать это непосредственное преемство, как сами Соловьев и Кавелин, так и их последователи историки-юристы, обращаясь к изучению допетровской эпохи, склонны были думать, что Россия в XVII в. дожила до государственного кризиса. "Древняя русская жизнь, – говорит Кавелин, – исчерпала себя вполне. Она развила все начала, которые в ней скрывались, все типы, в которых непосредственно воплощались эти начала. Она сделала все, что могла, и, окончив свое призвание, прекратилась". Петр вывел Россию из этого кризиса на новый путь. По мнению Соловьева, в XVII в. наше государство дошло до полной несостоятельности, нравственной, экономической и административной, и могло выйти на правильную дорогу только путем резкой реформы ("История", т. XIII). Эта реформа пришла с Петром I. Так судили о XVII в. и многие другие исследователи. В обществе распространился взгляд на Московскую Русь как на страну застоя, не имевшую сил для прогрессивного развития. Эта страна дожила до полного разложения, надо было крайнее усилие для ее спасения, и оно было сделано Петром. Таким образом, преобразования Петра представлялись естественной исторической необходимостью, они были тесно связаны с предыдущей эпохой, однако только с темными, отрицательными ее сторонами, только с кризисом старого строя.

Но такое понимание исторического преемства между старой Русью и реформой в последние десятилетия заменилось другим. Новую точку зрения внес в науку тот же Соловьев. Необходимо заметить, что его взгляды на реформу Петра I с самого начала его научной деятельности отличались некоторой двойственностью. В одной из ранних своих статей ("Взгляд на историю установления государственного порядка в России", 1851 г.), говоря о критическом положении Московского государства в XVII в., Соловьев не ограничивается только указанием на явление этого кризиса, но замечает, что государи XVII в. для удовлетворения новых нужд государства начали ряд преобразований. "В течение XVII в., – говорит он, – явно обозначились новые потребности государства, и призваны были те же средства для их удовлетворения, которые были употреблены в XVIII в. в так называемую эпоху преобразований". Таким образом Петр I не только получил от старого порядка одно сознание необходимости реформ, но имел предшественников в этом деле, действовал ранее намеченными путями. Словом, он решал старую, не им поставленную задачу, и решал ранее известным способом. Позднее Соловьев блистательно развил такой взгляд в своих "Чтениях о Петре Великом" в 1872 г. Здесь он прямо называет Петра I "сыном своего народа", выразителем народных стремлений. Бросая общий взгляд на весь ход нашей истории, он следит за тем, как естественно развивалось у наших предков сознание бессилия, как постепенно делались попытки исправить свое положение, как постоянно стремились лучшие люди к общению с Западом, как крепло в русском обществе сознание необходимости перемен. "Народ собрался в дорогу, – заканчивает он, – и ждал вождя"; этот вождь явился в лице Петра Великого.

Высказанный после долгого и пристального изучения фактов, этот взгляд Соловьева поражает и глубокой внутренней правдой, и мастерством изложения. Не один Соловьев в 60-х и 70-х годах думал так об историческом значении реформы (вспомним Погодина), но одному Соловьеву удалось так убедительно и сильно формулировать свой взгляд. Петр I – подражатель старого движения, знакомого Древней Руси. В его реформе и направление, и средства не новы – они даны предшествовавшей эпохой. Нова в его реформе только страшная энергия Петра, быстрота и резкость преобразовательного движения, беззаветная преданность идее, бескорыстное служение делу до самозабвения. Ново только то, что внес в реформу личный гений, личный характер Петра. Такая точка зрения дала теперь полное историческое содержание мысли об органической связи реформы Петра I с общим ходом русской жизни. Эта мысль, как я указал, явилась у нас чисто логическим путем, как априорный вывод из общего исторического созерцания некоторых ученых. В трудах Соловьева этот исторический вывод получил твердое основание; реформа Петра, так сказать, конкретно связалась с предыдущими эпохами.

Итоги обсуждения деятельности Петра I в русской исторической науке

Развивая общее наше историческое сознание, идея Соловьева дала направление и многим частным историческим исследованиям. Исторические монографии о XVII в. и времени Петра I констатируют теперь связь преобразований с предыдущими эпохами и в отдельных сферах древнерусской жизни. В результате таких монографий является всегда одинаковый вывод, что Петр непосредственно продолжал начинания XVII в. и оставался всегда верен основным началам нашего государственного быта, как он сложился в XVII в. Понимание этого века стало иным. Недалеко то время, когда эпоха первых царей Романовых представлялась временем общего кризиса и разложения, последними минутами тупого застоя. Теперь представления изменились: XVII век представляется веком сильного общественного брожения, когда сознавали потребность перемен, пробовали вводить перемены, спорили о них, искали нового пути, угадывали, что этот путь в сближении с Западом, и уже тянулись к Западу. Теперь ясно, что XVII век подготовил почву для реформы и самого Петра I воспитал в идее реформы. Увлекаясь этой точкой зрения, некоторые исследователи склонны даже преуменьшать значение самого Петра в преобразованиях его эпохи и представлять эти преобразования как "стихийный" процесс, в котором сам Петр играл пассивную роль бессознательного фактора. У П. Н. Милюкова в его трудах о петровской реформе ("Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII в. и реформа Петра В." и "Очерки по истории русской культуры") находим ту мысль, что реформа часто "из вторых рук попадала в сознание преобразователя", бессильного удержать ход дела в своем распоряжении и даже понять направление событий. Нечего и говорить, что такого рода взгляд есть крайность, не разделяемая последующими исследователями преобразований (Н. П. Павлов-Сильванский, "Проекты реформ в записках современников Петра В.").

Итак, научное понимание Петра Великого основывается на мысли, полнее и справедливее всего высказанной Соловьевым. Наша наука успела связать Петра I с прошлым и объяснить необходимость его реформ. Факты его деятельности собраны и обследованы в нескольких ученых трудах. Исторические результаты деятельности Петра, политической и преобразовательной, тоже не один раз указаны. Теперь мы можем изучить Петра вполне научно.

Петр I. Портрет кисти П. Делароша, 1838

Но если наша историческая наука пришла к воззрению на Петра I, более или менее определенному и обоснованному, то в нашем обществе еще не выработалось однообразного и прочного отношения к его преобразованиям. В текущей литературе и в обществе до сих пор крайне разнообразно судят о Петре. Продолжаются время от времени немного запоздалые споры о степени национальности и необходимости Петровых реформ; подымается довольно праздный вопрос о том, полезна или вредна была реформа Петра в ее целом. Все эти мнения, в сущности, являются видоизмененными отголосками исторически слагавшихся воззрений на Петра, которые я старался изложить в хронологической последовательности.

Если мы еще раз мысленно переберем все старые и новые взгляды на Петра I, то легко заметить, как разнообразны они не только по содержанию, но и по тем основаниям, из которых вытекали. Современники и ближайшее потомство Петра, лично задетые реформой, судили о нем неспокойно: в основании их отзывов лежало чувство или крайней любви, или ненависти. Чувство столько же руководило и теми людьми XVIII в., которые, как Щербатов, грустно смотрели на развращение современных нравов и считали его плохим результатом резкой реформы. Все это – оценки скорее всего публицистического характера. Но в основе карамзинского взгляда лежало уже отвлеченное моральное чувство: ставя Ивана III выше Петра I, он насильственные приемы Петра при проведении преобразований осуждал с высоты моральной философии. В воззрениях западников и славянофилов наблюдаем опять новое основание – отвлеченное мышление, метафизический синтез. Для них Петр I менее – историческое лицо и более – отвлеченное понятие. Петр I – как бы логическая посылка, от которой можно идти к тем или другим философским заключениям о русской истории. От влияния метафизики не свободны и первые шаги исследователей историко-юридической школы; но фактическое изучение нашей истории, которое производилось ими очень добросовестно, дало нашим ученым возможность избавиться от предвзятых доктрин. Руководимые фактами, стремясь к строго научному выводу, они создали научное отношение к эпохе Петра Великого. Это научное отношение будет, конечно, далее развиваться в нашей науке. Но уже теперь плодом его является возможность основательно и свободно судить о Петре I. Его личность не оторвана от родной его почвы, он для нас уже не Бог и не антихрист, он – определенное лицо, с громадными силами, с высокими достоинствами, с человеческими слабостями и недостатками. Мы теперь вполне понимаем, что его личность и пороки – продукт его времени, а его деятельность и исторические заслуги – дело вечности.

В.Н. Татищев "История Российская"

По мнению В. Татищева, история – это воспоминания о «бывших деяниях и приключениях, добрых и злых».

Его главный труд — «История Российская». Исторические события доведены в нём до 1577 г. Над «Историей» Татищев работал около 30 лет, но первую редакцию в конце 1730-х гг. он вынужден был переработать, т.к. она вызвала замечания членов Академии наук. Автор надеялся довести повествование до воцарения Михаила Федоровича, но сделать это не успел. О событиях XVII в. сохранились лишь подготовительные материалы.

Главный труд В.Н. Татищева

Справедливости ради следует отметить, что труд В.Н. Татищева подвергался очень суровой критике, начиная с XVIII в. И до сегодняшнего дня окончательного согласия по поводу его работы среди историков нет. Главный предмет спора – так называемые «татищевские известия», не дошедшие до нас летописные источники, которыми пользовался автор. Некоторые историки считают, что эти источники были вымышлены самим Татищевым. Скорее всего, ни подтвердить, ни опровергнуть такие заявления уже не предоставляется возможным, поэтому в своей статье мы будем исходить только из тех фактов, которые существуют неопровержимо: личность В.Н. Татищева; его деятельность, в том числе и государственная; его философские взгляды; его исторический труд «История Российская» и мнение историка С. М. Соловьева: заслуга Татищева перед исторической наукой состоит в том, что он первым начал исторические исследования в России на научной основе.

Кстати, в последнее время появляются работы, в которых пересматривается творческое наследие Татищева, а его труды стали переиздаваться. Неужели в них есть что-то актуальное для нас? Представьте себе, да! Это вопросы о защите государственных интересов в области горного дела, профессионально-технического образования, взгляда на нашу историю и современную геополитику…

При этом нельзя забывать о том, что многие наши известные учёные (к примеру, Арсеньев, Пржевальский и многие другие) служили отечеству не только в качестве географов, палеонтологов и геодезистов, они выполняли при этом и секретные дипломатические задания, о которых нам достоверно не известно. Это касается и Татищева: он неоднократно выполнял секретные задания руководителя русской военной разведки Брюса, личные поручения Петра I .

Биография В.Н. Татищева

Василий Никитич Татищев родился в 1686 г. в селе Болдино Дмитровского уезда Московской губернии в семье обедневшего и незнатного дворянина, хотя и происходившего от Рюриковичей. Оба брата Татищевы (Иван и Василий) служили стольниками (стольник занимался обслуживанием трапезы господина) при дворе царя Ивана Алексеевича до самой его смерти в 1696 г.

В 1706 г. оба брата были зачислены в Азовский драгунский полк и в этом же году были произведены в поручики. В составе драгунского полка Автомона Иванова отправились на Украину, где приняли участие в военных действиях. В битве под Полтавой Василий Татищев был ранен, а в 1711 г. он участвовал в Прутском походе.

В 1712-1716 гг. Татищев совершенствовал своё образование в Германии. Он побывал в Берлине, Дрездене, Бреславле, где обучался преимущественно инженерному и артиллерийскому делу, поддерживал связь с генерал-фельдцейхмейстером Я. В. Брюсом и выполнял его поручения.

Василий Никитич Татищев

В 1716 г. Татищев был произведён в инженер-поручики артиллерии, затем находился в действующей армии под Кёнигсбергом и Данцигом, где занимался устройством артиллерийского хозяйства.

В начале 1720 г. Татищев получил назначение на Урал. Его задачей было определить места для строительства железорудных заводов. Исследовав указанные места, он поселился в Уктусском заводе, где основал Горную канцелярию, переименованную затем в Сибирское высшее горное начальство. На реке Исеть он положил начало нынешнего Екатеринбурга, указал место для строительства медеплавильного завода около деревни Егошиха – это было начало города Перми.

Памятник В. Татищеву в Перми. Скульптор А. А. Уральский

При заводах его стараниями были открыты две начальные школы и две школы для обучения горному делу. Он также занимался здесь проблемой сбережения лесов и созданием более короткой дороги от Уктусского завода к Уткинской пристани на Чусовой.

В. Татищев на уральском заводе

Здесь у Татищева возник конфликт с русским предпринимателем А. Демидовым, знатоком горнозаводского хозяйства, предприимчивым деятелем, умевшим ловко маневрировать среди придворных вельмож и добиваться для себя исключительных привилегий, в том числе чина действительного статского советника. В строительстве и учреждении казённых заводов он видел подрыв своей деятельности. Чтобы расследовать возникший между Татищевым и Демидовым спор, на Урал послан был Г. В. де Геннин (российский военный и инженер немецкого или голландского происхождения). Он нашел, что Татищев во всём поступал справедливо. По донесению, направленному Петру I , Татищев был оправдан и произведён в советники Берг-коллегии.

Вскоре он был отправлен в Швецию по вопросам горного дела и для исполнения дипломатических поручений, где пробыл с 1724 по 1726 г. Татищев осмотрел заводы и рудники, собрал чертежи и планы, привёз в Екатеринбург гранильного мастера, собрал сведения о торговле стокгольмского порта и о шведской монетной системе, познакомился со многими местными учёными и т. д.

В 1727 г. он был назначен членом монетной конторы, которой тогда подчинены были монетные дворы.

Памятник Татищеву и Вильгельму де Геннину в Екатеринбурге. Скульптор П. Чусовитин

В 1730 г., при вступлении на престол Анны Иоанновны, начинается эпоха бироновщины. Об этом подробнее можно прочитать на нашем сайте: . С Бироном у Татищева отношения не сложились, и в 1731 г. он был отдан под суд по обвинению во взяточничестве. В 1734 г., после освобождения, Татищев был назначен на Урал «для размножения заводов». Ему было поручено составление горного устава.

При нём число заводов возросло до 40; постоянно открывались новые рудники. Важное место занимала указанная Татищевым гора Благодать с крупным месторождением магнитного железняка.

Татищев был противником частных заводов, он считал, что для государства более выгодны государственные предприятия. Этим он вызывал «огонь на себя» со стороны промышленников.

Бирон всячески старался освободить Татищева от горного дела. В 1737 г. он назначил его в Оренбургскую экспедицию для усмирения Башкирии и устройства управления башкир. Но и здесь Татищев проявил свою незаурядность: он добился того, чтобы ясак (дань) доставляли башкирские старшины, а не ясачники или целовальники. И снова на него посыпались жалобы. В 1739 г. Татищев приехал в Петербург на комиссию для рассмотрения жалоб на него. Его обвиняли в «нападках и взятках», неисполнительности и в других грехах. Татищева арестовали и посадили в Петропавловскую крепость, приговорив к лишению чинов. Но приговор не был исполнен. В этот тяжёлый для него год он написал своё наставление сыну: «Духовную».

В.Н. Татищев был освобождён после падения власти Бирона, и уже в 1741 г. назначен губернатором в Астрахань. Его главной задачей было прекращение беспорядков среди калмыков. До 1745 г. Татищев занимался этим неблагодарным делом. Неблагодарным – потому что для его осуществления недоставало ни военных сил, ни взаимодействия со стороны калмыцких властей.

В 1745 г. Татищев был освобождён от этой должности и навсегда поселился в своём подмосковном имении Болдино. Именно здесь пять последних лет своей жизни он посвятил работе над своим главным трудом – «Историей Российской». Умер В.Н. Татищев в 1750 г.

Интересный факт. Татищев знал о дате своей смерти: он заранее приказал выкопать себе могилу, попросил священника на следующий день причастить его, после этого простился со всеми и умер. За день до смерти курьер привёз ему указ, в котором говорилось о его прощении, и орден Александра Невского. Но Татищев не принял орден, объяснив, что он умирает.

Похоронен В.Н. Татищев на Рождественском погосте (в современном Солнечногорском районе Московской области).

Могила В.Н. Татищева - памятник истории

В.Н. Татищев является прапрадедом поэта Ф.И. Тютчева.

Философские взгляды В.Н. Татищева

Василий Никитич Татищев, которого по праву считают выдающимся ученым-историком, «отцом русской историографии», был одним из «птенцов гнезда петрова». «Всё, что имею – чины, честь, имение и главное над всем – разум, единственно всё по милости Его Величества имею, ибо если бы он в чужие края меня не посылал, к делам знатным не употреблял, а милостию не ободрял, то бы я не мог ничего того получить», — так он сам оценивал влияние на его жизнь императора Петра I .

Памятник В. Татищеву в Тольятти

По убеждениям В.Н. Татищев был верным сторонником самодержавия – таковым он остался и после смерти Петра I . Когда в 1730 г. на престол была возведена племянница Петра I, курляндская герцогиня Анна Иоанновна с условием, что страной будет управлять Верховный тайный совет, Татищев был категорически против ограничения императорской власти. Анна Иоанновна окружила себя немецкими дворянами, которые стали вершить все дела в государстве, и Татищев выступал против засилья немцев.

В 1741 г. в результате дворцового переворота к власти пришла дочь Петра I Елизавета. Но общественные взгляды Татищева, его независимый характер, свобода в суждениях пришлись не по нраву и этой государыне.
Последние пять лет жизни тяжелобольной Татищев посвятил труду над историей отечества.

Историк за работой

Он понимал жизнь как непрерывную деятельность во имя общественной и государственной пользы. На любом месте самую сложную работу он выполнял наилучшим образом. Татищев высоко ставил ум и знания. Ведя по существу скитальческую жизнь, он собрал огромную библиотеку древних летописей и книг на разных языках. Круг его научных интересов был очень широк, но главной привязанностью была история.

В.Н. Татищев «История Российская»

Это первый в России научный обобщающий труд по отечественной истории. По типу расположения материала его «История» напоминает древнерусские летописи: события в ней изложены в строгой хронологической последовательности. Но Татищев не просто переписал летописи – он передал их содержание более доступным современникам языком, дополнил их другими материалами и в специальных комментариях дал собственную оценку событий. В этом была не только научная ценность его труда, но и новизна.
Татищев считал, что знание истории помогает человеку не повторять ошибок своих предков и нравственно совершенствоваться. Он был убеждён в том, что историческая наука должна основываться на фактах, почерпнутых из источников. Историк, как и архитектор для строительства здания, должен из груды материалов отобрать всё годное для истории, уметь отличать достоверные документы от тех, которые доверия не заслуживают. Он собрал и использовал огромное количество источников. Многие ценные документы нашёл и опубликовал именно он: свод законов Киевской Руси «Русская правда» и «Судебник» Ивана IV. И его труд стал единственным источником, из которого можно узнать содержание многих исторических памятников, впоследствии уничтоженных или утерянных.

Скульптура Татищева в ВУиТ (Тольятти)

Татищев в своей «Истории» уделил много внимания происхождению, взаимной связи и географическому размещению народов, населявших нашу страну. Этим было положено начало развитию в России этнографии и исторической географии .
Впервые в отечественной историографии он разделил историю России на несколько основных периодов: с IX по XII вв. – единовластие (правил один князь, власть переходила по наследству к его сыновьям); с XII в. —соперничество князей за власть, ослабление государства в результате княжеских междоусобиц, а это позволило монголо-татарам покорить Русь. Затем восстановление единовластия Иваном III и укрепление его Иваном IV. Новое ослабление государства в Смутное время, но он смогло отстоять свою независимость. При царе Алексее Михайловиче самодержавие вновь было восстановлено и достигло расцвета при Петре Великом. Татищев был убеждён, что самодержавная монархия – единственно необходимая для России форма правления. Но «История Российская» (I том) была издана только через 20 лет после смерти историка. Том II вышел только через 100 лет.
Известный русский историк С. М. Соловьёв писал: «… Важное значение его состоит именно в том, что он первый начал обрабатывание русской истории, как следовало начать; первый дал понятие о том, как приняться за дело; первый показал, что такое русская история, какие существуют средства для её изучения».
Научная деятельность Татищева является примером бескорыстного служения науке и просвещению: свой научный труд он рассматривал как выполнение долга перед отечеством, честь и слава которого были для него превыше всего.

Наш рассказ о В.Н. Татищеве мы хотим закончить отрывком из статьи городской газеты г. Тольятти «Вольный город», в которой приводятся известные и малоизвестные результаты деятельности В.Н. Татищева.

Общеизвестно
Под его руководством основана государственная (казенная) горная отрасль Урала: построено более ста рудных шахт и металлургических заводов.
Он модернизировал пробирное дело в России, создал и механизировал Московский монетный двор и начал промышленную чеканку медных и серебряных монет.
Основал (лично составлял и правил чертежи) города Орск, Оренбург, Екатеринбург и наш Ставрополь (сейчас Тольятти). Реконструировал Самару, Пермь и Астрахань.
Организовал профессионально-технические школы при казенных заводах, первые национальные школы для калмыков и татар. Составил первый русско-калмыцко-татарский словарь.
Собрал, систематизировал и перевел с церковнославянского на русский язык первые летописи и государственные документы Московского царства средних веков. На их основе написал первую «Историю Российскую».
Подготовил научные труды и служебные записки по философии, экономике, государственному строительству, педагогике, истории, географии, филологии, этнологии, палеонтологии, археологии, нумизматике.

Малоизвестно
Является автором основ первой Конституции (монархической) России. Кстати, она действовала в стране 50 дней!
Разыскал и организовал первые археологические раскопки
столицы Золотой Орды – Сарая.
Лично вычертил первую детальную (крупномасштабную)
карту Самарской Луки и большей части реки Яик (Урал).
Составил географический атлас и «Общее географическое описание Сибири», ввел в обиход название Уральские горы, именовавшиеся до этого Каменным Поясом.
Подготовил Аландский конгресс (первые переговоры о перемирии со Швецией).
Составил проекты судоходных каналов: между Волгой и Доном, между сибирскими и европейскими реками России.
Блестяще владел десятью (!) языками: свободно читал и разговаривал на французском, немецком, английском, шведском и польском, знал несколько тюркских языков, церковнославянский и греческий. Участвовал в совершенствовании российского алфавита.

Занимаясь фармакологией, много экспериментировал и создал новые лекарственные препараты на основе вытяжек из хвойных деревьев.

Автограф В.Н. Татищева

К 320-летию В.Н.Татищева

О. А. Мельчакова, начальник сектора информации
и научного использования документов МУ "Архив города Перми"

«Здесь будет город возведен!» - сказал Великий Петр и построил на пустом болотистом месте один из красивейших городов мира (Петербург). Думали ли о будущих городах его сподвижники, отправляясь в далекие таежные края открывать земельные богатства, строить заводы? Не могли не думать. В.Н. Татищев говорил о себе: «Все, что имею, чины, честь, имение, и главное над всем - разум, единственно по милости его величества (Петра I) имею: ибо, если бы он в чужие края меня не послал, к делам знатным не употреблял, а милостью не одобрял, то бы я не мог ничего получить».

Деятельность Василия Никитича Татищева очень многогранна. В большей степени он известен как горный инженер и чиновник-администратор, но также он проявил себя и как просвещенный ученый - историк, юрист, географ, этнограф, лингвист, математик, естествоиспытатель, педагог.

Родился В.Н. Татищев 19 апреля 1686 года в семье прислужника царского двора, и сам в 7 лет определен на службу стольником Прасковьи Федоровны, жены царя Иоанна Алексеевича - брата Петра Великого.

Окончил Московскую артиллерийско-инженерную школу Якова Брюса. Имел пристрастие к математике, географии, горному делу. С 18 лет - с 1704 по 1717 г. - принимал участие в Северной войне со шведами. В Швеции впервые увлекся историей. В 1719 г. Татищев определен «к землемерию всего государства и к сочинению обстоятельной географии с ландкартами».

В 1720 г. командируется в Сибирскую губернию, «на Кунгур» и в прочие места для отыскания руд и постройки горных заводов. Три года проводит Татищев в Зауралье, упорно трудясь над упорядочением горного дела, устраивая училища в казенных заводах, основывая центр их управления - Екатерининск (Татищев не признавал иностранного названия - Екатеринбург), вступая в борьбу за право владения с частными заводчиками.

В.Н. Татищев принимал деятельное участие в строительстве Егошихинского завода. Завод и населенный пункт строились по заранее составленному плану, автором которого считался В.Н. Татищев. Он прибыл на Егошихинский завод в июне 1723 г. И хотя пробыл здесь всего несколько месяцев, его по праву можно назвать родоначальником Егошихинского завода и поселка - предшественника города Перми. Здесь он сделал некоторые распоряжения относительно построек, сам снял план местности и составил проект укреплений при Егошихинском заводе, ездил осматривать рудники.

В 1724 г. В.Н. Татищев командируется в Швейцарию для изучения горного дела и приглашения ученых в задуманную Петром Первым Академию наук.

После Петра, в последующие царствования Екатерины I и Павла II, Татищев занимает скромное место члена монетной конторы и выдвигается на политическом поприще при воцарении Анны Иоанновны.

С 1734 по 1737 гг. жизнь Татищева вновь связана с Уралом: он назначается начальником Уральских горных заводов.

С 1741 по 1745 гг. Татищев - губернатор астраханский.

Он изучает «инородцев», географию местности, усердно занимается наукой, работает над «Историей России». Татищев подготовил первую русскую публикацию исторических источников, вводя в научный оборот тексты «Русской правды» и «Судебника» 1550 г. с подробным комментарием, положил начало развитию в России этнографии, источниковедения. Создал обобщающий труд по отечественной истории, написанный на основе многочисленных русских и иностранных источников.

В.Н.Татищев составил первый русский энциклопедический словарь.

Последние пять лет жизни В.Н. Татищев провел в своем подмосковном селе. Он предвидел свой конец. Накануне своей смерти В.Н. Татищев поехал верхом в приходскую церковь, находящуюся в трех верстах, куда приказал явиться и «мастеровым людям с лопатками». Отслушав литургию, указал священнику, где на погосте лежат тела его предков, избрал порожнее место и приказал рабочим готовить для себя могилу. Хотел сесть на лошадь, да оказался не в силах. Отправился домой в коляске, приказав священнику назавтра приехать к себе для исповеди.

В это время Татищев при очередной смене власти испытывает немилость императрицы Елизаветы Петровны (дочери Петра I) за поддержку Анны Иоанновны, принявшей трон при помощи гвардии, и находится под домашним арестом. Дома его встретил царский курьер, объявивший, что он не виновен, и вручил ему орден св. Александра Невского. В.Н. Татищев поблагодарил государыню, орден же не принял, сообщив, что приближается конец его жизни. На следующий день он исповедовался у прибывшего священника и при чтении молитвы скончался. Когда хотели снять с тела мерку для гроба, то столяр объявил, что по велению покойного гроб уже сделан, ножки для которого покойный сам точил. Умер В.Н. Татищев в возрасте 64 лет.

Профессор Петербургского университета, академик Петербургской академии наук К.Н. Бестужев-Рюмин, возглавлявший в 1878-1882 гг. Высшие женские курсы, названные его именем, высоко оценил Татищева как историка: «Пушкин назвал Ломоносова первым русским университетом; название это в значительной степени может быть применено и к первоначальнику русской исторической науки - Татищеву». Д.А. Корсаков, профессор Казанского университета, характеризует В.Н. Татищева следующим образом: «Практичность во всем, и в делах и в воззрениях, полное отсутствие идеализма, мечтательности и глубокое понимание сущности вещей, находчивость, умение всегда ко всему приноровиться, необыкновенно здравое и меткое суждение обо всем и тонкая здравая логика - вот отличительные черты интеллектуального и нравственного образа Татищева... Будучи одушевляем высокими стремлениями общественного служения и умственного подвига на благо ближнему, Татищев на практике, в жизни заявил себя самодуром и лихоимцем. Достоинства Татищева составляют отличительные черты русского человека вообще; недостатки являются характеристическими чертами времени, в которое жил и действовал Татищев».

Человек, отдавший свои силы на возведение уральских городов и промышленности и развитие науки, достоин памяти потомков.

© 2007 г. Е.И. Конанова

МИФОЛОГИЧЕСКИЙ ОБРАЗ ПЕТРА I В СОЧИНЕНИЯХ Ф. ПРОКОПОВИЧА И В.Н. ТАТИЩЕВА

Историческое сознание всякого общества -сложный культурно-психологический феномен. Составляют его, во-первых, элементы знания о прошлом, включая образы и сюжеты. Образы относятся к цельному историческому явлению, например исторической личности. Сюжет относится к выражению исторического процесса. Образы и сюжеты служат тканью исторического повествования, имеют в историческом сознании самую тесную взаимосвязь. Поскольку всякое историческое знание отражается в устной или письменной репрезентации, оно носит признаки литературного произведения. Во-вторых, помимо элементов знания о прошлом, историческое сознание имеет оценочную сторону, вне которой оно немыслимо. Это обстоятельство давало основание для причисления истории, как и других наук о культуре, к наукам аксиологическим, оценочным.

Сложность исторического сознания связана с сочетанием в нем признаков исторических мифологии и реальности. Мифологемы на темы прошлого, представляющие собой концентрированный итог осмысления отдельных мифов, пронизывают все историческое сознание в целом, его фактологическую и аксиологическую стороны. В свете мифологем и отдельных мифов в нем преобразуются черты исторической реальности. Господствующие в историческом сознании мифы сказываются на особенностях восприятия в ту или иную эпоху настоящего и закрепления его в исторической памяти поколений, в результате чего образуются новые мифы.

Некоторые же из исторических мифов прочно закрепляются в массовом историческом сознании. Они приобретают значение национальных мифов, способствующих выстраиванию национального исторического сознания. Это могли быть мифы, в центре которых были события или личности. Такие мифы современный французский историк П. Нора весьма удачно оценил в качестве объектов исторической памяти . М. Винок и Ж. де Пюимеж показали их формирование на примере мифологизации во французском историческом сознании столь заметных личностей национального прошлого, как Жанна д"Арк и солдат Шовен .

Для русского исторического сознания в роли национального исторического мифа закрепились образы личностей, пребывавших в ту или иную эпоху на исторической авансцене. Особую роль

играли некоторые из них, например мифологизированный образ Петра I. Характер мифологем, посвященных ему, был неоднозначен. Они были как открыто апологетическими, так и резко критическими в отношении монарха. Основы мифологизации Петра закладывались еще при его жизни. Критические основы исторической мифологии возникали в разных слоях общества. Апологетика же при жизни царя исходила в первую очередь от самой власти, а после смерти - от общества. В этом отношении значительную роль в апологетической мифологизации Петра в первые годы после его кончины сыграли видные личности того времени: высокопоставленный церковный иерарх Ф. Прокопович и видный администратор, выдающийся историк и публицист В.Н. Татищев. Прославление Петра I со стороны первого особенно ярко выразилось в «Слове на погребение Петра Великого». Это была проповедь, произнесенная 8 марта 1725 г. с амвона Петропавловского собора. Для «Слова...» характерна яркая литературная форма. Она делала убедительным и запоминающимся для современника содержание, суть которого составляло наделение ушедшего из жизни императора исключительными качествами, объяснявшими его выдающиеся заслуги перед Российским государством. Сила и убедительность «Слова.» Проко-повича для своего времени состояла еще и в том, что он умел сочетать образы Священного Писания, доступные для традиционного сознания, с положениями и выводами в духе рационалистической культуры эпохи Просвещения. Образный ряд и аргументация проповеди были глубоко продуманы. Петр I сравнивался одновременно с Самсоном, Иафетом, Моисеем, Соломоном, Давидом и Константином. Но этот образный ряд, взятый из Ветхого Завета, или, как император Константин, из истории для такого обоснования заслуг Петра I, которое было бы понятно широким слоям российского населения.

«Застал» Петр I, как Самсон, по словам Феофана, в России «силу слабую и зделал по имени своему каменную, адамантову; застал воинство в дому вредное, в поле не крепкое, от супостат ругаемое, и ввел отечеству полезное, врагом страшное, всюду громкое и славное». Так характеризовались военные реформы с того момента, как было ликвидировано «в дому вредное» войско стрельцов, и началось создание регулярной армии. Образ Самсона позволил ему подчерк-

нуть военные заслуги Петра I, который «отечество свое защищал, купно и возвращением отъятых земель дополнил и новых провинций приобретением умножил». Ф. Прокопович имел в виду возвращение побережья Балтийского моря, отторгнутого Швецией еще по Столбовскому миру. Как Иафет, Петр I, по словам Ф. Прокоповича, учредил в России «строение и плавание кара-бельное, новый в свете флот». Это, как отмечал он, было в России «неслыханное... от века дело». Для России он «отверзе... путь во вся концы земли и простре силу и славу... до последних окиана, ... до предел, правдою полагаемых». Здесь имелся в виду не столько даже военный флот, сколько тот, благодаря которому Россия смогла выйти «до последних окиана», т.е. когда в год смерти императора началась Первая Камчатская экспедиция В. Беринга и А.И. Чирикова. Как у Моисея, у Петра I, по словам Ф. Прокопо-вича, «законы его, яко крепкая забрала правды и яко нерешимыя оковы злодеяния».

По своим заслугам император, как показывал проповедник, был достоин сопоставления с Соломоном. Об этом, говорил он, «довольно... свидетельствуют многообразная философская искусства и его действием показанная и многим подданным влияния и заведенная различная прежде нам и неслыханная учения, хитрости и мастерства». В этом отрывке Феофан подчеркивал, что Петр обеспечил высокий уровень развития наук в стране. Вместе с тем он указывал на то, что и сам царь был не только на уровне того знания, которое внедрял в России, но и показывал пример подданным в его усвоении. Но заслуги, равные Соломону, были за Петром также в том, что касалось, как утверждал проповедник, совершенствования общественного и государственного устройства, культуры и быта, обычаев и нравственности. Им были заведены «чины, и степени и порядки гражданския, и честныя образы житейскаго обхождения, и благоприятных обычаев и нравов правила». В результате «отечество наше, и от-внутрь и отвне, несравненно от прежних лет лучшее».

Наконец, сопоставления с библейским царем Давидом и императором Константином Петр, по мнению Феофана, заслуживал как церковный реформатор. «Его дело, - говорил он, - правительство синодальное, его попечение - пишемая и глаголемая наставления». Сравнение с Давидом и Константином основано на христианской традиции, согласно которой Давиду приписывается составление псалмов, а Константину - утверждение христианства в поздней Римской империи. Особо подчеркивал Феофан в деятельности Петра его «ревности на суеверия, и лестническия притворы, и раскол, гнездящийся в нас безум-

ный, враждебный и пагубный» .

Следы апологетического мифотворчества в проповеди Ф. Прокоповича были заметны даже для тех, кто в отличие от него более критически относился к недавно ушедшему монарху. Так, несмотря на огромное внимание его к законотворчеству, в законодательстве было немало такого, что не могло не порождать недовольство значительной части общества. Это не случайно, поскольку Петр Великий, по справедливому замечанию А.С. Пушкина в письме П.Я. Чаадаеву от 19 октября 1836 г., своими законодательными актами «укротил дворянство, опубликовав Табель о рангах, духовенство - отменив патриаршество» . Не могли не порождать недовольство и методы утверждения правовых норм, выработанные при Петре. Они опирались всецело на страх самых жестоких наказаний . Не упоминал проповедник оборотной стороны того, как было уничтожено «в дому вредное» войско стрельцов. Едва ли он не мог не знать фактов, связанных со стрелецкой казнью, о которых сообщал в 1698 г. секретарь посольства императора Леопольда I Иоганн Корб . Весьма своеобразным было отношение Петра I к традиционной нравственности. Едва ли Феофан не знал, что некоторые дела царя, в частности, участие в самых грубых и безнравственных забавах всешутейшего, всепьянейшего собора, вызывали резко негативное отношение духовенства. Наконец, едва ли проявлял царь столь уж большие «ревности» на «раскол», как стремилась к тому православная церковь .

Вскоре, в день именин Петра I, 29 июня 1725 г., в Троицком соборе Санкт-Петербурга Феофан произнес новую, более пространную проповедь, посвященную усопшему монарху. В ней имелись некоторые новые стороны по сравнению с его мартовской проповедью на погребение царя. Она в большей степени, чем предыдущая, опиралась на историческую память поколения, которое жило в эпоху Петра I, и воздействовала на чувства, вызванные переживанием событий того времени. Особенно это касалось войны со Швецией. Проповедник обращал внимание на обстоятельства, которые делали ведение войны очень трудным. Прежде всего выражалось это в том, что русское войско, вступившее в войну, «не сильное, и не-обыкшее к войне, и еще букваря, тако рещи, оружейнаго учитися начинающее воинство». И

оно «вступило в брань с сильными, и давно искусными, и везде единым звуком оружия своего страх и трепет носящими» шведами. Кроме того, было очень трудное внутреннее положение у России как воюющей страны: «Бунт донской, бунт астраханский, измена Мазепина - не внутреннее ли се терзание?» . Заслугу за победу в столь сложных условиях Ф. Прокопович возлагал, как и в предыдущей проповеди, исключительно на Петра. В отношении к нему он выражал только восторги, завершая речевые конструкции восклицательными знаками или риторическими вопросами . Как опытный проповедник Феофан знал, что такой риторический прием глубоко воздействует на слушателей.

Подчеркивая заслуги Петра I в гражданском развитии страны, Ф. Прокопович обращал внимание на его нововведения: распространение научных знаний, систему государственных учреждений, развитие промышленности и как на символический итог преобразовательной деятельности монарха - новую столицу. «Сие наипаче место, - подчеркивал он, - неславное прежде и в свете незнаемое, а ныне преславным сим царст-воющим Петрополем и толь крепкими на реке, на земли и на мори фортецами утвержденное купно и украшенное, - кто по достоинству похвалить может?» .

В.Н. Татищев, назначенный в июне 1724 г. по сенатскому указу советником Берг-коллегии, с декабря того же года находился в Швеции, где его и застала весть о смерти императора. Через два с небольшим месяца после этого события им была написана записка под названием «Краткое изъятие из великих дел Петра Великого, императора всероссийского». Исследователь жизни и деятельности В.Н. Татищева А.Г. Кузьмин указывал, что эта записка была предназначена для шведской поэтессы Софии Бреннер, которая только что написала стихи на коронацию Екатерины I. В письме кабинет-секретарю И.А. Черкасову он сообщал, что предлагал поэтессе, чтобы она «для безсмертной славы е.и.в. величайшего ниже в стихах изобразить потщилась» . Для нее записка должна была, по словам А.Г. Кузьмина, составить «своего рода проспект». Она состояла из восьми пунктов. В первом В.Н. Татищев подчеркивал, что Петр I боролся «со внешними и внутренними неприятели». В ходе этой борьбы он, по его словам, «презрев все тяжкие безпокойства и страхи», «паче благоразсуждением и храбростию, нежели силою, побеждал». Во втором он указывал: «Союзником и приятелем, не взирая пременностей оных», он «до конца был защитник и охранитель», причем делалось им это «для славы отечества». В третьем в качестве заслуги Петра

В.Н. Татищев выделял то, что он создал «великий флот на четырех морях», причем это дело было «всему миру никогда чаемое». В четвертом пункте особой заслугой царя он называл основание «великих городов», а также соединение «Каспийского, Балтийского и Белого морь каналами». Необходимо это было «как для войны, так и для купечества». Положения пятого пункта записки были особенно близки ее автору - ученому и просветителю. Татищев обращал особое внимание и на то, что Петр сам «подобного себе не имел» «во многих искусствах, яко строение кораблей и мореплавание, архитектуры цивилис и милитарис, и алтилерии, оставя токарное искусство». Шестым пунктом Татищев опровергал устойчивое, как он утверждал, мнение, согласно которому, «во время так тяжкой и долголетной внешней и внутренней войны» возможно успешное развитие страны. В столь трудных условиях, подчеркивал В.Н. Татищев, император обеспечил успешное экономическое развитие России: «Государство свое обогатил, мануфактуры и купечество многократно размножил». Обеспечил он также столь же успешное развитие наук и искусств: «Вольныя науки и искусства открыл, суеверие опровергл». Сумел он также укрепить государственно-правовую систему России: «Доброе правление, духовное и светское, в пожелаемое состояние привел; правосудие во всем государстве в выс-шия степени оставил, а мздоимство и неправости прилежно искоренял». Таких успехов, как утверждал Татищев, не удавалось достичь известным в истории «всем, прежде бывшим великим и именованным как монархиям, так и республикам». По существу в этом пункте Татищев впервые проводил мысль о том, что по результатам своей деятельности Петр I не знал себе равных в истории. В дальнейшем эта мысль будет еще не раз высказана им и получит широкое распространение среди всех панегиристов императора . Очень краткий седьмой пункт ставил в заслугу Петру I следующее: «Приобщением земель государство повсюду распространял, поже-лаемым миром венчав». Имелись в виду завоевание выхода в Балтийское море и Ништадтский мир. Особое место занимал последний, восьмой пункт. В нем содержалось похвала Петру I за то, что он оставил «правление государственное достойной того своей супруге». В «заключение» В.Н. Татищев отметил: «Сей (Петр I. - Е.К.) всех прежде бывших превзошел» .

О записке А.Г. Кузьмин говорил как «об официозном панегирике» Петру. Вместе с тем, по его оценке, «кое-что в этом иконописном образе было и от татищевского идеала» , который соответствовал взглядам на идеального монарха, сложившимся в эпоху Просвещения.

Такой взгляд содержал высокую оценку способности царствовавшего монарха сочетать меры по упрочению внутреннего и международного положения государства с успехами в развитии и распространении наук и искусств.

Еще одну сторону деятельности Петра I отметил Татищев в сочинении 1733 г. «Разговор двух приятелей о пользе науки и училищах». Осуждая в нем католическую церковь за гонения на известных ученых и за деятельность инквизиции, он указывал, что «и у нас того не без сожаления довольно видимо было». Он привел при этом пример того, как «Никон и его наследники, над безумными раскольники свирепость свою исполняя, многие тысячи пожгли и порубили или из государства выгнали». Татищев как просветитель ни в какой степени не сочувствовал старообрядчеству. Но в мерах против них при патриархе Никоне он усматривал неоправданную жестокость. Петру же он ставил в заслугу то, что эти гонения он «пресек и немалую государству пользу учинил» . Осуждение Татищевым патриарха Никона за гонения на старообрядцев связано было, что в его деятельности он усматривал другую цель, которую осуждал еще более резко. Видел он ее в стремлении Никона противопоставить церковь государственной власти. По словам Татищева, «у нас патриархи такую же власть над государи искать не оставили, как то Никон с великим вредом государства начал было». В этой связи еще одну глубоко положительную сторону деятельности монарха он видел в том, что «Петр Великий последний путь к тому уставом церковным и учреждение Синода запер» . Полное подчинение церкви государством, завершенное Петром I, поддерживалось Татищевым. Он оценивал царя как монархист и убежденный последователь идеи сильного государства, но в то же время и как представитель культуры эпохи Просвещения. Поэтому исключительной заслугой Петра представлялось ему то, что в его царствование процессы упрочения государства и распространения наук и просвещения в России шли рука об руку . Особо выделил он как заслугу царя самую его решительную борьбу с суевериями . Но меры Петра I по распространению просвещения имели, с точки зрения Татищева, еще одну сторону. Она заключалась в том, что, «где науки процветают, тамо бунты неизвестны» .

Яркий, выразительный образ Петра I, созданный Татищевым, построен как результат глубокой и разносторонней рефлексии над недавним прошлым. Он имеет глубоко рациональную основу. Этому не препятствует большая роль рефлексии ученого-просветителя XVIII в., проявившаяся в его создании. Выражение мифологиче-

ских основ связано с общими заблуждениями просветительского исторического сознания. Прежде всего проявилось это в том, что Татищев резко противопоставлял две эпохи в истории России - допетровскую и время царствования Петра I, а просвещению страны и идеям эпохи Просвещения придавал исключительно большое и явно преувеличенное значение. В частности, это касалось представления о том, что просвещение способно искоренить в России бунты.

Вместе с тем историческое сознание Татищева, проявившееся в отношении к Петру I, имело свои индивидуальные особенности по сравнению с историческим сознанием эпохи Просвещения. Как заметил Р. Дж. Коллингвуд, в трудах европейских просветителей «глубоко скрывалось представление об историческом процессе как процессе, развивавшемся не по воле просвещенных деспотов и не по жестким планам потустороннего божества, а в результате необходимости, присущей ему самому, имманентной необходимости» . Но у Татищева проявился иной характер исторического мышления. Никакой «имманентной необходимости» как движущей силы истории России у него не прослеживается. Напротив, все успехи страны происходили, с его точки зрения, как раз «по воле просвещенных деспотов», которым был Петр I. Татищев ставил достижения страны исключительно в зависимость от его воли и связывал с его деятельностью. Черты мыслите -ля эпохи Просвещения сочетались в сознании Татищева с чертами, характерными для искреннего и сознательного апологета монархического строя и самих монархов в лице Петра I. Особенности сознания Татищева соответствовали общим особенностям раннего русского Просвещения. В них идеи европейского Просвещения и монархизм были слиты воедино. Такое слияние, наблюдавшееся в культуре русского Просвещения, объяснялось причинами, определявшимися особенностями социально-политической истории страны. К ним относились наличие в России сильной и стабильной монархической власти; ее намерение и проявлявшееся при Петре I умение следовать по пути европейского Просвещения, внедряя основы его в стране; историческая память о «бунташном веке», когда были приведены в движение самые консервативные силы. Они решительно отстаивали традиционный образ жизни, отвергали перемены в духе эпохи Просвещения. Отсюда - надежда на монархию как на силу, способную добиться прекращения бунтов, столь характерных для истории России XVII в., и повести страну по пути стран Западной Европы, добившихся благодаря Просвещению значительных успехов.

Ф. Прокопович и В.Н. Татищев закладывали

основы апологетической мифологизации Петра I. Они щедро наделяли монарха исключительными, отчасти сверхчеловеческими чертами. Подчеркивались ими успехи царя во всех предприятиях, которые он затевал, а также их огромное значение для дальнейшего развития страны. Была высказана мысль о превосходстве Петра Великого по сравнению с известными персонажами античной истории. Апологетическая мифологизация Петра, его культ, которые закладывались и развивались Прокоповичем и Татищевым, получили широкое признание в русской историографии, общественной мысли и превратились в одну из основ русского массового исторического сознания.

Литература

1. Нора П. Как писать историю Франции? // Франция-память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок. СПб., 1999.

2. Винок М. Жанна д"Арк // Франция-память. С. 225295.

3. Пюимеж Ж. де. Солдат Шовен // Франция-память. С.186-224.

4. Прокопович Ф. Сочинения / Под ред. И.П. Еремина. М.; Л., 1961.

5. Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 10. М., 1978.

6. Павленко Н.И. Петр Первый. М., 1975.

8. Костомаров Н.И. Петр Великий // Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей: В 2 кн. Кн. 2. М., 1995. С. 519-534.

9. Татищев В.Н. Записки. Письма. 1717 - 1750 гг. // Научное наследство. М., 1990. Т. 14.

10. Татищев В.Н. Избранные произведения / Под общ. ред. С.Н. Валка. Л., 1979. С. 141.

11. Кузьмин А.Г. Татищев. М., 1981.

12. Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980.