Будетлянские хроники. Будетлянские хроники Из анонимного "Письма к товарищам футуристам"

С обытий тут происходит очень мало - и, как правило, СМИ обращают внимание на псевдособытия, искусственно раздутые посредством рекламы и вследствие честолюбия раздуваемого лица. По-настоящему же важные и ценные гуманитарные исследования как бы вползают в исследовательский процесс, сначала они незаметны, и только потом оказывается, что ими уже пользуются все. Таково и исследование Крусанова. Забегая вперед и говоря коротко, это добросовестно написанная и очень качественно подготовленная книга, что нынче огромная редкость.

Потому что у нас практически не выходят заново написанные качественные истории литературы: русской литературы XIX в., ХХ в. или, скажем, история ленинградской литературы 1924 - 1990 гг. Нет ничего, а то, что осталось от социализма, можно отнести на помойку. Всяких разных современных исследований много, но только не литературы: истории мороженого, туалетов, велосипедов, курортов, холостяков, полосатых тканей… Толстые, забавные переводные книги, в основном никому не нужные. А опорных, т.е. надежных, с энциклопедическим охватом историй литературы - нет. Потому что нет инфраструктуры, необходимой для их создания. И вот появляется одна, образцовая - история русского авангарда.

3 0 лет изучения мира

Чтобы в полной мере понять смысл события, начну с истории издания, о котором идет речь. Андрей Крусанов работает над изучением мира русского авангарда (МРА) с 1981 г. Александр Иванов работал над «Явлением Христа народу» 20 лет, Крусанов уже почти 30. Вышло только два тома из трех. Начало было положено в 1996 г., когда издательство «Новое литературное обозрение» выпустило первый том первым изданием. Это была книжка в мягкой обложке объемом около 300 стр., посвященная периоду 1907 - 1917 гг. В 2003 г. НЛО издало второй том уже в двух книгах - объем первой составил 800 стр., второй - 600, том был посвящен авангардной пятилетке 1917 - 1921 гг. После впечатления, которое произвело это исследование, стало понятно, что надо вернуться назад и расширить-углубить первый том, издав его заново. В результате в 2010 г. первый том (2-е издание), посвященный 1907 - 1917 гг., появился в двух книгах - около 800 стр. в первой, примерно 1100 стр. - во второй. Вот об этой книге я непосредственно и пишу.

Третий том в 3 книгах охватит период 1921 - 1932 гг., но он еще не написан, хотя материалы собраны. Выход его пока за горизонтом. Три тома соответствуют трем стадиям развития мира русского авангарда: роста (1907 - 1916), господства (1917 - 1921) и распада (1922 - 1932). Понятно, что выбор именно авангарда для описания обусловлен тем, что началась работа в годы застоя, когда авангард был почти под запретом.

Я подробно описываю объемы и сроки, чтобы дальше логично перейти к оценке качества работы, а для этого сделаю экскурс в биографию. Андрей Крусанов в 1981 г. окончил Технологический институт (и сразу после окончания своего технического вуза погрузился в МРА), работал химиком-технологом в Институте синтетического каучука, научным сотрудником в Институте геологии и геохронологии докембрия, а с 1991 года сорвался с привычного крепежа. Попутно был членом группы «Гастрономическая суббота», и в 1983 - 1988 гг. публиковал эссе и статьи по истории в журнале с тем же названием.

Этот докембрий тут как нельзя более кстати: русский авангард Крусанов изучает именно как геологический период, как осадочные и вулканогенные толщи, как строматолиты и онколиты. Отсюда, во-первых, четкая ориентация на хронологию, воссоздание истории русского авангарда как последовательности событий - без попыток подменить историю структурно-типологическим подходом или постструктуралистскими забавами. Крусанов - позитивист, исходный (и конечный) пункт его познания - эмпирические факты. Естественно, у разделов есть вступления, в которых говорится о тех задачах, которые стояли перед авангардом, анализируются возможные пути решения задач, и затем изучается, какие варианты и кем реализовывались. Так что на микроуровне использован дедуктивный метод: от теоретически возможных вариантов - к практике.

А теоретическое рассуждение в книге есть всего одно - оно связано со смыслом основного термина. Как поясняет Крусанов в коротком предисловии, «русский авангард» для него - это не понятие, а имя, что определило принцип отбора и объясняет, почему то или иное явление в книгу попало либо нет.

О бъем взят

Кстати, идя по такому пути можно, было построить модель объекта искусства, структурно упорядоченную таким образом, чтобы теоретически наметить пути превращения его в объект «антиискусства» или авангарда, т.е. разрушения традиционной формы, переворачивания отдельных признаков, замены их противоположными. Скажем, звука на молчание, предметного изображения - на беспредметное, смешения красок - на сопоставление чистых тонов, текста понятного - на абракадабру. И уже потом, с высоты теоретической модели возможностей разрушения формы, совершить дедуктивный переход к конкретным феноменам.

Так могли быть определены нереализованные (или позже реализованные) возможности и обнаруживаться новые явления, которые стоило бы отнести к авангарду. В первую очередь это относится к театру, к деятельности В. Мейерхольда (постановка «Балаганчика» Блока - типичное явление авангарда, включая отказ от сценической иллюзии и бешенство возмущенных зрителей) и Н. Евреинова (монодрама как результат воздействия принципов импрессионизма на драматическое искусство), распознать которую в качестве именно авангарда у Крусанова просто не было теоретических средств. Поэтому, кстати, театр как вид искусства в первом томе вообще отсутствует, и это существенный пробел книги.

Правда, постановка «Балаганчика» театре В. Комиссаржевской формально относится к 30 декабря 1906 г., а «геохронологический» отсчет начат у Крусанова с 1907 г., но можно было сделать исключение на один день ввиду важности этой постановки для «русской истории разрушения традиционной формы», что, собственно, и составляет суть авангарда.

Во-вторых, для книги Крусанова характерна установка на составление максимально полного списка событий - не по уже изданным книжкам, а по первоисточникам - газетам и архивным материалам. С этим связан и список изданий, которые он «активировал»: от «Биржевых ведомостей» и «Аполлона» до журнала «Жизнь студентов-психоневрологов». Максимальная полнота списка событий особенно важна для первой стадии роста - чтобы не пропустить точки роста и не упустить реальное многообразие проявлений новаторства в живописи, литературе и музыке.

Отсюда объем книг, описывающих мир русского авангарда: в научный оборот Крусанов ввел множество новых фактов. Метод же очень простой - просмотр de visu газет за 1907 - 1932 гг. За это двадцатипятилетие Крусанов изучил не менее двух тысяч названий периодических изданий, каждое за многие годы. Я помню, что когда я работал над книгой о К. С. Мережковском (вышла в 2003 г.), то, восстанавливая историю педофилического скандала 1914 года, регулярно занимался в газетном отделе РНБ. И когда бы я ни приходил в газетный отдел, там уже сидел Андрей Крусанов, а перед ним лежала гора газетных подшивок.

У нылая добросовестность против плетения словес

Добросовестность - главное свойство Крусанова-исследователя. Понятно, что никто не обратил бы внимания на то, что Крусанов пропустил нижегородский «Волгарь» или ту же «Жизнь студентов-психоневрологов». Ждать упрека, что такие издания пропущены, не приходится даже от самого въедливого рецензента. Однако тут возникает феномен, известный буквально единицам: это азарт соревнования с самим собой (больше соревноваться не с кем) в стремлении охватить всё.

Обычно добросовестность ассоциируется с эпитетом «унылая». Сидит человек и уныло просматривает газету за газетой - 10, 20, 30 лет. Но опять-таки единицам известен феномен добросовестности азартной, движимой честолюбием: исследователь ставит задачу охватить необъятное и делает это. С этим и связаны сроки исследования. Кстати, в советское время подобного охвата научные работы в Институтах русской (ИРЛИ, Пушкинский дом) и мировой литературы (ИМЛИ) делал сектор или даже отдел. А здесь один человек. Впрочем, в советское время такое исследование авангарда, т.е. антиреализма, было немыслимо в принципе.

О таком трудолюбии сегодня можно говорить как об удивительном исключении, поскольку утвердились эссеизм, плетение словес, по возможности остроумное, имитация всезнайства и технология быстрого сочинения красивых, но случайных теорий на основе того, что не надо месяцами собирать и искать в газетных отделах и архивах, а что уже издано и находится под рукой, в домашней библиотеке или в интернете, который уже развратил многих.

Кстати, к халтуре прямо толкает современная система грантов, в которую вписались многие: поскольку за полученный грант надо быстро отчитаться, все стараются выбрать такую тему, которую можно «познать» за год-полтора, нечто быстро написать, успешно отчитаться, закрыть тему и сразу открыть такую же новую. Практически никакого приращения знания система грантов нашей гуманитарной науке не дала, более того, она ее губит. Именно это обстоятельство подчеркивает многолетняя работа Крусанова, с грантами никак не связанная. Нечто серьезное можно создать, только будучи совершенно свободным.

К арта Англии размером с Англию

Если сопоставить первое (в 300 стр.) и второе (1900 стр.) издания первого тома «Русского авангарда», то станет хорошо заметно, в каком направлении развивалась книга. Во-первых, увеличилось количество охваченных фактов, что косвенно можно оценить по числу примечаний (библиографических ссылок). В первом издании их 1088, во втором - 5480, т.е. в пять раз больше. В связи с обилием фактов у нас любят говорить о том, что не надо делать карту Англии размером с Англию, не надо заваливать фактической информацией… На самом деле именно фактической информации по истории культуры нам не хватает во всех областях гуманитарного знания.

Во-вторых, во втором издании существенно увеличилось число цитат из текстов-самоописаний русского авангарда (манифесты, декларации и т.п.), а также из статей и рецензий. Увеличился и размер этих цитат, некоторые газетные тексты публикуются целиком. Отсюда еще одна особенность книги - симбиоз истории, написанной с установкой на максимальную полноту списка событий, и хрестоматии. С учетом того, что большинство источников есть только в двух-трех библиотеках России (в Москве и Петербурге), книга Крусанова имеет очевидный просветительский характер. Хотя это именно научно написанная история авангарда, а не учебник.

Авангард - это передний край экспериментаций и художественных новаций в искусстве. Еще не канонизированное, не капитализированное, не запертое в музейные запасники авангардное искусство, проблематизирует устоявшиеся привычки восприятия, критикует консервативные формы общения и сообщения в обществе, предлагая новые образы желаний, вещей и отношений. Авангард, следовательно - это не отдельный период в истории западноевропейского искусства, а его имманентное качество, собственно и делающее его искусством. Это своего рода забегание в постисторию человечества через обращение к опыту коллективной памяти, его праистории. Поэтому изучать открывающиеся в нем условия возможности искусства в настоящем всегда актуально.

1

Крусанов А. В. Русский авангард: 1907-1932 (Исторический обзор). Т. 1. Боевое десятилетие. Кн. 2. - М.: Новое литературное обозрение, 2010. - 1104 с.

Книга Андрея Крусанова - это прежде всего богатейший исторический материал, попытка, насколько это возможно, восстановить историю русского авангарда в последовательности шагов и событий на практически исчерпывающем газетно-журнальном и архивном материале. Интерпретация художественных событий, связанных с интенсивным временем 1910-30 гг., сдержанна, фактична, достаточно традиционна и неотличима от мифов авангарда о себе самом. Автор претендует на историческую реконструкцию этого общественного движения как определенной системы взглядов прежде всего в социальном аспекте. К достоинствам работы следует отнести исчерпывающий рассказ о публичных выступлениях, акциях и перформансах русских футуристов. Многочисленные высказывания художников о самих себе выступают, по словам Крусанова, в качестве подлинных «свидетельских показаний» об этом интереснейшем феномене, который автор тщательно и педантично собрал и каталогизировал.

2

А. Н. Лаврентьев. Варвара Степанова. Творцы авангарда. М., 2009.

«Амазонка» русского авангарда Варвара Степанова упоминается, как правило, через запятую со своим мужем Александром Родченко. В прекрасно иллюстрированной книге автору удалось показать, что она была самостоятельным художником и теоретиком, непримиримой, принципиальной и яркой женщиной. Автор сжато и внятно представил основные направления деятельности, политическое и художественное мировоззрение Степановой, пожалуй, полноценнее других русских художников-производственников воплотившей в своем творчестве радикальные идеи прозискусства ИНХУКА и ЛЕФа. Основные достижения Степановой связаны с ее работой в театре Вс. Мейерхольда и на 1-й ситценабивной фабрике Цинделя в Москве, где она конструировала новаторские модели одежды и рисунки тканей, до сих пор используемые, например, в спортивных сериях Adidas. Но, как показал Лаврентьев, великой Степанову сделало совсем не это. Ее художественные идеи стоят гораздо дороже любого современного дизайна, ибо ей удалось обосновать возможность сочетания красоты и пользы в произведениях художника с левыми взглядами.

3

Андрей Фоменко. Монтаж, фактография, эпос. Производственное движение и фотография. СПб., Санкт-Петербургский университет, 2007.

Исследование питерского ученого открывает новую страницу в осмыслении русского авангарда и прежде всего производственного искусства и фактографии. Основным достижением исследователя является анализ авангардного искусства в Советской России 1920-х годов, преимущественно фотографии, в неразрывной связи политических и художественных революционных теорий, которые пытались объединить в своем творчестве наиболее интересные художники того времени - конструктивисты круга ИНХУК и ЛЕФ (круг А. Родченко, Л. Лисицки и др.). Они работали в рамках коллективных проектов, направленных на изменение общественных отношений, чувственности и быта новых российских людей. Признавая вслед за русскими формалистами автономность художественных феноменов, Фоменко удается предложить интегральный сравнительный анализ идейных, эстетических и политических страт, представляющих поздний русский авангард как уникальное явление, не сводимое ни к своим древнерусским корням, ни к западному модернизму, ни к сталинскому стилю и социалистическому реализму.

4

Краусс Р. Подлинность авангарда и другие модернистские мифы. М., Художественный журнал, 2003.

Книга - итог десятилетних исследований 1970-80 годов и представляет собой сборник связанных сквозными темами и общей методологией статей, из которых особый интерес представляет текст о решетке как основной структуре авангардных произведений и проблеме подлинности в авангарде. Автор рассматривает эти темы на материале знаменитых авангардных художников, от Родена и Пикассо до Джакометти и Ричарда Серра. Автор ориентируется в основном на западный авангард, причем ее интересуют преимущественно формальные моменты соответствующих произведений. «Решетка», по Краусс, - это центральная матрица авангардного искусства в формальном, содержательном, конструктивном и психоаналитическом смысле. Она придает ей даже мифологическое значение и предлагает понимать через психоаналитические темы вытеснения и шизофрении, имеющие однако отношение не к личности художника, а к самим произведениям.

5

Ханзен-Леве А. Оге. Русский формализм, М.: Языки славянской культуры, 2001.

Фундаментальное исследование знаменитого австро-немецкого слависта и литературоведа Ханзена-Леве посвящено не прямо авангардному искусству, а наиболее близким и адекватным ему теориям - русской формальной школе, то есть ОПОЯЗу (В. Шкловскому, Ю. Тынянову, Б. Эйхенбауму и др.). Перечисленные литературоведы и сами были, как известно, прекрасными писателями. Поэтому в качестве центрального концепта, вокруг которого Ханзен-Леве разворачивает впечатляющую реконструкцию всего русского формализма, он избирает понятие «остранение», которое одновременно выступает художественным приемом и средством анализа авангардных произведений. Если вы хотите понять, что такое авангард в его идее, и одновременно узнать, как надо работать с материалом, чтобы быть современным европейским ученым - вам предстоит освоить эту непростую книгу.

Андрей Крусанов. Русский авангард: 1907-1932 (Исторический обзор). В 3 т. Т. 2. Футуристическая революция (1917-1921). Кн. 1, 2. - М.: Новое литературное обозрение, 2003, 808 с., 608 с.

Да здравствует революцион-
ный анархо-футуризм!
Да здравствует огонь!
Да здравствует мировой
бунт!

Из анонимного "Письма к товарищам футуристам"

Второй том фундаментальнейшего исследования Андрея Крусанова по истории русского авангарда издан спустя семь лет после выхода первого. Тогда, в 1996 году, это было большим событием - несмотря на малый объем, книга обещала развеять массовые кривотолки касательно загадочного происхождения и стремительного восхождения на Олимп русских парвеню от искусства. Первый том, впрочем, ограничивался дебютным десятилетием отечественных авангардистов с 1907 по 1916 г. Второй том посвящен их звездному часу - эпохе футуристических революций в искусстве и политике с 1917 по 1921 г.

Непреходящая ценность монографии в том, что автор действует прямо противоположно своим героям. Их геростратов темперамент наталкивается на непоколебимую академическую выучку историка: ни одного эстетического "за", ни одного морального "против" не найдет читатель на страницах крусановского исследования. Автор не вершит судеб авангарда, не выносит исторических приговоров. Его кредо: "...как принято в науке, заняться поиском закономерностей и внутреннего механизма свершавшихся событий". Его пафос - собрать как можно больше исторических документов и систематизировать их так, чтобы факты говорили сами за себя.

Структура второго тома проста и монументальна: первая книга освещает столичную жизнь авангардистов (Петербург и Москва), вторая - провинциальную географию их деятельности. Соответственно в первой речь заходит о взаимоотношениях авангардистов с властью, во второй - о восприятии левого искусства народом. В столичном разделе - о художественных организациях и политических покровителях русских футуристов, в провинциальном - об их противниках, поклонниках и последователях. Правда, справедливости ради надо добавить, что такое деление условно. Тема борьбы за власть лейтмотивом звучит в обеих книгах: чтобы реализовать свою претензию на будущее, футуристы всеми правдами и неправдами подчиняли себе настоящее.

Изменить ход истории футуристам, пожалуй, не удалось, но зримый след по себе они, безусловно, оставили. Отечественные архивы изобилуют протоколами собраний, отчетами о дискуссиях, афишами выставок, рецензиями, воспоминаниями, газетными фельетонами, манифестами - иными словами, всевозможного рода документами, по которым усердный историк ныне может в лицах и красках воссоздать футуристическую мистерию-буфф. Вся многочисленная авангардистская братия - сумисты, олимпийцы, имажинисты, биокосмисты, ничевоки, фуисты, заумники, люминисты, презантисты и беспредметники, - словом, все без исключения реформаторы русского искусства, будь то поэты, художники, режиссеры или музыканты, подписавшие футуристическую хартию и не подписавшие ее, присутствуют в крусановской панораме. Неподражаемое обаяние этой публики да и вообще всю атмосферу футуристического пира Крусанов передает нескончаемым цитированием. Из газетной статьи: "Для доказательства той истины, что здоровая психика может быть только в здоровом теле, один из футуристов не нашел ничего лучше, как расколоть о собственный лоб две крепкие деревянные доски". Или вот рассказ очевидца об оформлении футуристами первомайского праздника в 1918 году: "Футуристы блестяще справились с задачей. Они испоганили город по первое число. Нарисовали массу циклопов и орангутангов". Сам же историк никаких оценок авангардистским поискам, как уже говорилось, не дает, а только отслеживает потоки массовых стереотипов о футуристах - "футуристах-хулиганах", "футуристах-большевиках", "футуристах - анархических отщепенцах", "футуристах - строителях прекрасного будущего".

Единственное, против чего восстает Крусанов, - это современные искусствоведческие мифы, в первую очередь о большевистской закваске русского футуризма и усиленных гонениях на левое искусство в начале 1920-х гг. Как свидетельствуют документы, ни то ни другое не соответствует действительности. Крусанов показывает, что вхождение футуристов во власть было результатом большевистской потребности в дешевой агитационной силе и - sic! - личной симпатии к футуризму Луначарского. Окажись в ранге комиссара народного просвещения кто-то другой - и будетляне уже в 1918 году попали бы в долгие списки творцов дегенеративного искусства. Что же касается гонений, то мягкое отстранение левых с передовой пролетарского искусства не идет ни в какое сравнение с массовыми расстрелами классовых врагов, учиненных большевиками. Вся ликвидация футуризма, убеждает Крусанов, сводилась к следующему: "пригласят в отдел, пожурят да и отпустят с миром". Подобную деликатность ЧК уж должен был бы ценить Маяковский, написавший в 1918 году такие вот строки: "Белогвардейца найдете и к стенке. А Рафаэля забыли? Забыли Растрелли вы? Время пулям по стенкам музеев тренькать. Стодюймовками глоток старье расстреливай!"