Описание смерти тараса бульбы. Николай Гоголь
«Тарас Бульба»
Героический пафос характерен для главы IX. Высокими чувствами проникнут и речь Тараса. Непроста и ее композиция. Речь его - свидетельство мудрости, мужества и страстной убежденности в Правоте своего дела. Слово Тараса находит горячий отклик в душйх молодых и старых. Нее они, старые и молодые, объединяются общим чувством любви к родине и единым стремлением ее защищать. Поэтому так и тронула их речь Тараса, дошла до самого сердца. В связи с этим предлагается выделить обращения («Панове», «товарищи», «братцы») и подумать, как лучше их произнести, какой должна быть интонация речи Тараса в тот или иной ее момент, а затем проследить, как выражаются переживания умудренных жизнью казаков и как описывает Гоголь волнение молодых. Это поможет найти верный тон чтения, его окраску и интонацию.
«Все взяли басурманы, все пропало. Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша!» Особая значительность должна прозвучать в следующих строках: горькое время, трудное время, когда решается судьба родины и народа. С этим же чувством они прочтут и слова: «Вот на чем стоим», «Нет уз святее товарищества». Некоторые попробуют прочитать эту фразу громче, силой голоса подчеркнув ее значительность. Другие постараются выделить ее замедленным темпом чтения, особой значительностью тона. Третьи будут выделять одно какое-то слово: «Нет уз святее товарищества», «Нет уз святее товарищества» и т. д. Здесь трудно выбрать единственно правильное решение. Задача словесника и заключается в том, чтобы помочь ученикам выделить эту главную, центральную фразу в речи Тараса.
Есть в этой речи и презрение, с которым Тарас говорит о врагах и их прихвостнях, и особая гордость, когда он говорит о родине или произносит слово «человек» («Но породниться родством по душе, а не по крови может только один человек»). И все эти чувства передаются в чтении, к которому готовятся Читатели самостоятельно.
Самостоятельно готовятся они и к чтению описания боя, предварительно выбрав его из IX главы и прочитав в лицах, включая и автора как одного из главных лиц этой главы, что и поможет передать ее трагизм, ее высокую патетику. Героична в ней не только изображаемая эпоха, героичны и события, действующие лица, Их чувства и поступки. В свой последний час думают они не о себе, а о великом деле, которому отдают свою жизнь: «Поникнул он (Балабан) теперь головою, почуяв предсмертные муки, и тихо сказал: «Сдается мне, паны-браты, умираю хорошею смертью: семерых изрубил, девятерых копьем исколол. Истоптал конем вдоволь, а уж не припомню, скольких достал пулею. Пусть же цветет вечно Русская земля!..»
Страстный, возволнованный тон повествования, непосредственное обращение Гоголя к читателям создают приподнятое и тревожное настроение, вызывают глубокое сочувствие казакам, восхищение их подвигами. Непосредственно к читателям обращается Гоголь и тогда, когда рассказывает о присланном сыновьям Тараса благословении их матери, когда свершилось предательство Андрия и погибал в страшных муках Тарас Бульба.
Тарас, как опытный воин, всегда в центре сражения, он успевает побывать всюду, вовремя подбодрить казаков, дать нужные распоряжения. В разных местах слышится голос Тараса. «А что, паны? - сказал Тарас, перекликнувшись с куренными. - Есть еще порох в пороховницах? Не ослабела ли козацкая сила? Не гнутся ли козаки?» Мудрость Тараса, его талант полководца раскрываются главным образом в последнем бою под Дубно.
его момент. Завершается чтение по лицам не только рассказами о Тарасе-полководце, но и беседой. Это заставляет нас осмыслить прочитанное, готовя ответ на вопросы о том, какие чувства объединяют запорожцев и в чем проявляется их самоотверженность, а также подумать и об особенностях изображения этой батальной картины. Главное в ней - не только приподнятый тон, эмоциональность повествования, авторские обращения к героям и читателю, но и гиперболизация в изображении силы казаков, их подвигов, врага и самой битвы: «Там, где прошли незамайновцы,- так там и улица, где поворотились - так уж там и переулок! Так и видно, как редели ряды и снопами валились ляхи!» Обращение Гоголя к приемам народного творчества в изображении боя не только дает представление о силе и храбрости казаков, похожих на Илью Муромца, Добрыню и многих других богатырей, но и помогает выразить народную точку зрения на происходящие события, передать патриотические чувства казаков, отдавших, как и герои былин, все свои силы и свою жизнь защите родины.
выше ставит родство по духу, чем по крови. Поэтому так потрясен был Тарас, когда увидел Андрия, возглавлявшего вражеский отряд. И первые его слова, непосредственно обращенные к сыну, были о том, что Андрий убивает своих товарищей: «Как?.. Своих, чертов сын, своих бьешь?..» Целесообразно предложить учащимся подумать и над тем, почему Андрий при виде отца не бежал, не прятался, не просил пощады, а лишь побледнел и «покорно, как ребенок, слез он с коня и остановился ни жив ни мертв перед Тарасом». Покорность Андрия вызвана признанием своей вины, пониманием того, что его предательство-преступление, заслуживающее суда и страшной казни. Сознавая это, он все же не раскаивался в сделанном. Любовь к девушке убила все другие чувства в его душе. Поэтому перед смертью он произносит имя не родины, как все запорожцы, а любимой.
увидел отрицательных черт в характере сына, его неустойчивости, излишней горячности. И как человек мужественный, страстно убежденный в своей правоте, он сам исправляет свою ошибку.
Не менее важно передать и авторское отношение к происходящему, которое выражается в метко найденном слове, характеризующем Андрия («он был и мертвый прекрасен», «мужественное лицо», «чудная красота», «витязь всех бойчее, всех красивее»), в развернутых сравнениях Андрия с поведением провинившегося школьника, покорного ребенка (а умирающий Апдрий сравнивается с подрезанным серпом хлебным колосом). Даже сравнение с молодым борзым псом не унижает Андрия. Явное сочувствие, сожаление и горечь сливаются в каждом слове, выражаются и в интонации повествования, что заставляет и нас взглянуть на Андрия глазами автора, задуматься о долге, чести, личном и общественном, сопоставить авторские чувства с чувствами Тараса и Остапа, сформировавшимися в суровую эпоху, в трудное и бранное время.
В последних главах повести (X, XI, XII) описывается трагедия Тараса. Наступило, как писал В. Г, Белинский, «омертвение могучей души, оглушенной двукратным потрясением, потерею обоих сыновей». Чтобы Читатели восприняли всю глубину страданий Тараса, обращаем внимание их на то, как описывает Гоголь пробуждение Тараса. Сравнив Тараса в главе I повести с тем, каким Гоголь рисует его в главе X, устанавливаем, как переменился он, как изменилось и выражение его лица: «... три тяжелые морщины насунулись на лоб его и уже больше никогда не сходили с него».
Из жизнерадостного, общительного человека, каким был Тарас, он превратился под влиянием пережитых страданий в замкнутого и мрачного. Это уже не удалой казак, готовый пуститься в пляс, каким Гоголь рисует его в главе II. Невозможно развеселить теперь Тараса: «Сурово и равнодушно глядел он на все, и на неподвижном лице его выступала неугасимая горесть, и, тихо понурив голову, говорил он: «Сын мой! Остап мой!» И дальше читаем: «Он уходил в луга, степи, будто бы за охотою, но заряд его оставался, и, положив ружье, полный тоски, садился он на морской берег».
на своем веку, поражались его жестокости: «Только огонь да виселицу определяла седая голова его, и совет его в войсковом совете дышал только одним истреблением».
частью казаков продолжать начатую борьбу, и никто не мог остановить его: «В виду всего воинства уходил полк, и долго еще оборачивался Тарас и все грозил». Это был уже не прежний жизнерадостный, веселый и удалой казак, а суровый и беспощадный к врагам воин.
Пережитые страдания не могли сломить Тараса и убить его веру в справедливость начатой борьбы. Он продолжает ее, появляясь со своим полком в разных местах Польши, мстя за поруганную родину, погибших товарищей и Остапа. «У этого человека,- писал Белинский,- была идея, которою он жил и для которой он жил... он не пережил ее, он умер вместе с нею». В этом - трагедия и величие Тараса Бульбы.
Площадь, на которой долженствовала производиться казнь, нетрудно было отыскать: народ валил туда со всех сторон. В тогдашний грубый век это составляло одно из занимательнейших зрелищ не только для черни, но и для высших классов. Множество старух, самых набожных, множество молодых девушек и женщин, самых трусливых, которым после всю ночь грезились окровавленные трупы, которые кричали спросонья так громко, как только может крикнуть пьяный гусар, не пропускали, однако же, случая полюбопытствовать. «Ах, какое мученье!» - кричали из них многие с истерическою лихорадкою, закрывая глаза и отворачиваясь; однако же простаивали иногда довольное время. Иной, и рот разинув, и руки вытянув вперед, желал бы вскочить всем на головы, чтобы оттуда посмотреть повиднее. Из толпы узких, небольших и обыкновенных голов высовывал свое толстое лицо мясник, наблюдал весь процесс с видом знатока и разговаривал односложными словами с оружейным мастером, которого называл кумом, потому что в праздничный день напивался с ним в одном шинке. Иные рассуждали с жаром, другие даже держали пари; но бо́льшая часть была таких, которые на весь мир и на все, что ни случается в свете, смотрят, ковыряя пальцем в своем носу. На переднем плане, возле самых усачей, составлявших городовую гвардию, стоял молодой шляхтич или казавшийся шляхтичем, в военном костюме, который надел на себя решительно все, что у него ни было, так что на его квартире оставалась только изодранная рубашка да старые сапоги. Две цепочки, одна сверх другой, висели у него на шее с каким-то дукатом. Он стоял с коханкою своею, Юзысею, и беспрестанно оглядывался, чтобы кто-нибудь не замарал ее шелкового платья. Он ей растолковал совершенно все, так что уже решительно не можно было ничего прибавить. «Вот это, душечка Юзыся, - говорил он, - весь народ, что вы видите, пришел затем, чтобы посмотреть, как будут казнить преступников. А вот тот, душечка, что, вы видите, держит в руках секиру и другие инструменты, - то палач, и он будет казнить. И как начнет колесовать и другие делать муки, то преступник еще будет жив; а как отрубят голову, то он, душечка, тотчас и умрет. Прежде будет кричать и двигаться, но как только отрубят голову, тогда ему не можно будет ни кричать, ни есть, ни пить, оттого что у него, душечка, уже больше не будет головы». И Юзыся все это слушала со страхом и любопытством. Крыши домов были усеяны народом. Из слуховых окон выглядывали престранные рожи в усах и в чем-то похожем на чепчики. На балконах, под балдахинами, сидело аристократство. Хорошенькая ручка смеющейся, блистающей, как белый сахар, панны держалась за перила. Ясновельможные паны, довольно плотные, глядели с важным видом. Холоп, в блестящем убранстве, с откидными назад рукавами, разносил тут же разные напитки и съестное. Часто шалунья с черными глазами, схвативши светлою ручкою своею пирожное и пледы, кидала в народ. Толпа голодных рыцарей подставляла наподхват свои шапки, и какой-нибудь высокий шляхтич, высунувшийся из толпы своею головою, в полинялом красном кунтуше с почерневшими золотыми шнурками, хватал первый с помощию длинных рук, целовал полученную добычу, прижимал ее к сердцу и потом клал в рот. Сокол, висевший в золотой клетке под балконом, был также зрителем: перегнувши набок нос и поднявши лапу, он с своей стороны рассматривал также внимательно народ. Но толпа вдруг зашумела, и со всех сторон раздались голоса: «Ведут… ведут!.. козаки!..»
Они шли с открытыми головами, с длинными чубами; бороды у них были отпущены. Они шли не боязливо, не угрюмо, но с какою-то тихою горделивостию; их платья из дорогого сукна износились и болтались на них ветхими лоскутьями; они не глядели и не кланялись народу. Впереди всех шел Остап.
Что почувствовал старый Тарас, когда увидел своего Остапа? Что было тогда в его сердце? Он глядел на него из толпы и не проронил ни одного движения его. Они приблизились уже к лобному месту. Остап остановился. Ему первому приходилось выпить эту тяжелую чашу. Он глянул на своих, поднял руку вверх и произнес громко:
Дай же, Боже, чтобы все, какие тут ни стоят еретики, не услышали, нечестивые, как мучится христианин! чтобы ни один из нас не промолвил ни одного слова!
После этого он приблизился к эшафоту.
Добре, сынку, добре! - сказал тихо Бульба и уставил в землю свою седую голову.
Палач сдернул с него ветхие лохмотья; ему увязали руки и ноги в нарочно сделанные станки, и… Не будем смущать читателей картиною адских мук, от которых дыбом поднялись бы их волоса. Они были порождение тогдашнего грубого, свирепого века, когда человек вел еще кровавую жизнь одних воинских подвигов и закалился в ней душою, не чуя человечества. Напрасно некоторые, немногие, бывшие исключениями из века, являлись противниками сих ужасных мер. Напрасно король и многие рыцари, просветленные умом и душой, представляли, что подобная жестокость наказаний может только разжечь мщение козацкой нации. Но власть короля и умных мнений была ничто перед беспорядком и дерзкой волею государственных магнатов, которые своею необдуманностью, непостижимым отсутствием всякой дальновидности, детским самолюбием и ничтожною гордостью превратили сейм в сатиру на правление. Остап выносил терзания и пытки, как исполин. Ни крика, ни стону не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему на руках и ногах кости, когда ужасный хряск их послышался среди мертвой толпы отдаленными зрителями, когда панянки отворотили глаза свои, - ничто, похожее на стон, не вырвалось из уст его, не дрогнулось лицо его. Тарас стоял в толпе, потупив голову и в то же время гордо приподняв очи, и одобрительно только говорил: «Добре, сынку, добре!»
Но когда подвели его к последним смертным мукам, - казалось, как будто стала подаваться его сила. И повел он очами вокруг себя: боже, всё неведомые, всё чужие лица! Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти! Он не хотел бы слышать рыданий и сокрушения слабой матери или безумных воплей супруги, исторгающей волосы и биющей себя в белые груди; хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою и воскликнул в душевной немощи:
Батько! где ты! Слышишь ли ты?
Слышу! - раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно время вздрогнул.
Часть военных всадников бросилась заботливо рассматривать толпы народа. Янкель побледнел как смерть, и когда всадники немного отдалились от него, он со страхом оборотился назад, чтобы взглянуть на Тараса; но Тараса уже возле него не было: его и след простыл.
«Мы вспомним Тараса и песню споем…». Читаем отрывок из повести со слов «Тут же стояло нагое дерево…» до слов «…которая бы пересилила русскую силу!» и затем анализируем его. Например, пленение Тараса и приговор ему вызывают тяжелые переживания и автора, и читателя. Нам жаль Тараса, нам трудно примириться с мыслью, что он умрет в страшных муках. Одновременно мы испытываем чувство возмущения и гнева по отношению к врагам. Не о себе думает Тарас перед смертью. Тарас страстно хочет, чтобы его товарищи ушли от преследования, и нас наполняет чувство гордости за человека, любящего Отчизну и товарищей больше, чем себя. Когда в первый раз голос Тараса не был услышан казаками, его охватывает душевная боль. Но боль сменяется радостью, когда Тарасу бросились в глаза «выдвинувшиеся из-за кустарника четыре кормы», появилась надежда, что казаки могут спастись. Радость сменяется глубоким удовлетворением от того, что на этот раз его призыв услышан.
Страшный удар обухом по голове заставил Тараса потерять на какое-то время сознание. Но когда он очнулся и увидел, что его товарищи ушли от погони, радость вновь овладела им. А читатель в этот момент восхищается мужеством Тараса, его отвагой, чувством товарищества и презрением к смерти, проникается его ненавистью к врагам, презрением к ним и верой в торжество правого дела. Рассматривание и сопоставление иллюстраций П. П. Соколова, Е. А. Кибрика и Д. А. Щмаринова, изображающих гибель Тараса, дает учащимся возможность зримо представить себе эту, быть может, самую сильную сцепу повести, соотнести свои зрительные представления с видением художников-иллюстраторов, подумать над тем, кому из художников удалось ярче и вернее передать гоголевский текст, эмоционально убедительнее воссоздать последний подвиг Тараса.
Сопоставляя иллюстрации, все приходят к выводу, что более сильное впечатление производят те рисунки, где все внимание художника сосредоточено на самом Тарасе, его переживаниях, где Тарас дан крупным планом. Художник Соколов слишком многое включает в сферу изображения, тем самым рассеивая внимание зрителя. Он подробно выписывает развалившуюся крепость, поляков, привязывающих Тараса веревками к разбитому молнией дереву, другую группу поляков, замахивающихся на Тараса дубинами. Иллюстрация в целом производит впечатление стилизации, все в ней выписано слишком тщательно, даже несколько декоративно, она мало волнует.
О каких делах и подвигах своего атамана вспоминали казаки, плывя на челнах
по Днестру? И вот пальба ляхов прекратилась, казаки живо поплыли на узких челнах, дружно гребли веслами, осторожно минуя отмели, всполашивая подымавшихся птиц и говоря о подвигах своего атамана. Они вспоминали, как Бульбу выбрали кошевым под Дубно, когда все разделились на две группы, как славно говорил он о русском товариществе. А тем, кто не участвовал битве под Дубно, рассказывали некоторые эпизоды из нее. Один уже немолодой, понюхавший пороху казак, рассказывал двум молодым запорожцам о том, как Тарас, спасая товарища, один бросился на отряд всадников.
Несколько запорожцев вспомнили его речь под Дубно, они понимали тогда, что для многих это будет последний бой, но за святую Русь они готовы были отдать свои жизни. «Да,- говорили казаки,- хороший товарищ был Тарас. Не зря говорил слова о товариществе: он вдохновлял нас на подвиг и сам совершил много подвигов во славу товарищества и родной земли. Ведь как он рубился с ляхами, сколько их в капусту искрошил? И вот не уберегли мы его. Не хотел Тарас люльку оставлять на чужой земле, а пришлось оставаться самому. Но и в последние минуты свои не думал он о смерти, а думал о нас, о своих товарищах: «К берегу, хлопцы, к камышу, там челны, берите все и уходите!» - кричал Тарас. И вот мы на свободе, а он в сырой земле. А когда казнили Остапа,- говорили другие казаки,- хоть и сильно тосковал Тарас, но не пал духом, ие пошел отлеживаться в свой хутор, а стал страшно мстить врагам за Остапа и убитых товарищей».
И еще о многом говорили они. О том, откуда и когда пришел Тарас с сыновьями на Сечь, вспомнили, как ради Отчизны не пожалел Тарас жизни своего младшего сына-предателя. «Не пожалели бы и мы жизни за Тараса. Теперь наша очередь мстить за него врагам и оберегать любимую Отчизну». Жизнь Тараса Бульбы подвиг, а подвиги достойны песни. Кто же такой Тарас Бульба? Это представитель жизни целого парода, целого политического общества в известную эпоху жизни. Он любил свою родную Украину и ничего не знал выше и прекраснее удалого казачества, потому что чувствовал и то и другое в каждой капле крови своей.
Дружно гребут казаки. Они плывут на своих узких челнах, подымая в воздух огромные стаи птиц, и говорят про своего атамана. Живет народ, живет его подвиг. Живут в памяти народном, и песнях и сказаниях его лучшие сыны. Так «бессмертная душа» старого Тараса оживает в творчестве поэтов, писателей и художников, создавших свои произведения во время Великой Отечественной войны. Повесть живет и в сознании наших современников, духовно обогащая каждое новое поколение. Героическое прошлое, открывающееся пытливой и взыскательной юности, не может не окрылять своим примером, прекрасным и суровым, а удивительный талант Гоголя сделал идею служения Родине яркой, волнующей и вечно живой.
В. Г. Белинский называет «Тараса Бульбу» «дивной эпопеей, написанной кистью смелою и широкою», «огромной картиной в тесных рамках, достойною Гомера». Не нужно давать учащимся в связи с этим определение «эпопея», тем более что Белинский употребляет слово «эпопея» не в современном его смысле, а скорее подчеркивая внутреннюю близость повести Гоголя к народно-героическому эпосу.
Чем же напоминает «Тарас Бульба» народно-героический эпос? Выясняем, что герои повести - сильные, могучие люди, устремленные к высокому гражданскому идеалу, совершающие легендарные подвиги во славу Отчизны. Особенно сильно сказались народно-поэтические традиции в описании битвы под Дубно. Гиперболизированный портрет Тараса напоминает портреты былинных богатырей, а изображение Тараса в бою сходно с изображением Ильи Муромца, бившегося с несметной вражьей силой, Бросается в глаза также явное сходство других запорожцев с былинными богатырями.
В заключение еще раз надо подчеркнуть, что замечательная повесть Гоголя, явившаяся столь полным выражением народного духа, на все времена вошла в сокровищницу народной культуры как одно из ценнейших ее достояний.
Отыскался след Тарасов. Сто двадцать тысяч казацкого войска показалось на границах Украины. Это уже не была какая-нибудь малая часть или отряд, выступивший на добычу или на угон за татарами. Нет; поднялась вся нация, ибо переполнилось терпение народа. Поднялась отомстить за посмеянье прав своих, за позорное унижение своих нравов, за оскорбление веры предков и святого обычая, за посрамление церквей, за бесчинства чужеземных панов, за угнетенье, за унию, за позорное владычество жидовства на христианской земле — за все, что копило и сугубило с давних времен суровую ненависть казаков. Молодой, но сильный духом гетман Остраница предводил всею несметной казацкой силою. Возле был виден престарелый, опытный товарищ его и советник, Гуня. Восемь полковников вели двенадцатитысячные полки. Два генеральные есаула и генеральный бунчужный ехали вслед за гетманом. Генеральный хорунжий предводил главное знамя; много других хоругвей и знамен развевалось вдали; бунчуковые товарищи несли бунчуки. Много также было других чинов полковых, обозных, войсковых товарищей, полковых писарей и с ними пеших и конных отрядов; почти столько же, сколько было рейстровых казаков, набралось охочекомонных и вольных. Отвсюду поднялись казаки: от Чигирина, от Переяслава, от Батурина, от Глухова, от низовой стороны днепровской и от всех его верховий и островов. Без счету кони и несметные таборы телег потянулись по полям. И между теми-то казаками, между теми восьмью полками отборнее всех был один полк; и полком тем предводил Тарас Бульба. Все давало ему перевес пред другими: и преклонные лета, и опытность, и уменье двигать своим войском, и сильнейшая всех ненависть к врагам. Даже самим казакам казалась чрезмерною его беспощадная свирепость и жестокость. Только огонь да виселицу определяла седая голова его, и совет его в войсковом совете дышал только одним истреблением. Нечего описывать всех битв, где показали себя казаки, ни всего постепенного хода кампании: все это внесено в летописные страницы. Известно, какова в Русской земле война, поднятая за веру. Нет силы сильнее веры. Непреоборима и грозна она, как нерукотворная скала среди бурного, вечно изменчивого моря. Из самой средины морского дна возносит она к небесам непроломные свои стены, вся созданная из одного цельного, сплошного камня. Отвсюду видна она и глядит прямо в очи мимобегущим волнам. И горе кораблю, который нанесется на нее! В щепы летят бессильные его снасти, тонет и ломится в прах все, что ни есть на нем, и жалким криком погибающих оглашается пораженный воздух. В летописных страницах изображено подробно, как бежали польские гарнизоны из освобождаемых городов; как были перевешаны бессовестные арендаторы-жиды; как слаб был коронный гетман Николай Потоцкий с многочисленною своею армиею против этой непреодолимой силы; как, разбитый, преследуемый, перетопил он в небольшой речке лучшую часть своего войска; как облегли его в небольшом местечке Полонном грозные казацкие полки и как, приведенный в крайность, польский гетман клятвенно обещал полное удовлетворение во всем со стороны короля и государственных чинов и возвращение всех прежних прав и преимуществ. Но не такие были казаки, чтобы поддаться на то: знали они уже, что такое польская клятва. И Потоцкий не красовался бы больше на шеститысячном своем аргамаке, привлекая взоры знатных панн и зависть дворянства, не шумел бы на сеймах, задавая роскошные пиры сенаторам, если бы не спасло его находившееся в местечке русское духовенство. Когда вышли навстречу все попы в светлых золотых ризах, неся иконы и кресты, и впереди сам архиерей с крестом в руке и в пастырской митре, преклонили казаки все свои головы и сняли шапки. Никого не уважили бы они на ту пору, ниже самого короля; но против своей Церкви христианской не посмели и уважили свое духовенство. Согласился гетман вместе с полковниками отпустить Потоцкого, взявши с него клятвенную присягу оставить на свободе все христианские церкви, забыть старую вражду и не наносить никакой обиды казацкому воинству. Один только полковник не согласился на такой мир. Тот один был Тарас. Вырвал он клок волос из головы своей и вскрикнул: — Эй, гетман и полковники! не сделайте такого бабьего дела! не верьте ляхам: продадут, псяюхи! Когда же полковой писарь подал условие и гетман приложил свою властную руку, он снял с себя чистый булат, дорогую турецкую саблю из первейшего железа, разломил ее надвое, как трость, и кинул далеко в разные стороны оба конца, сказав: — Прощайте же! Как двум концам сего палаша не соединиться в одно и не составить одной сабли, так и нам, товарищи, больше не видаться на этом свете! Помяните же прощальное мое слово (при сем слове голос его вырос, поднялся выше, принял неведомую силу, — и смутились все от пророческих слов): перед смертным часом своим вы вспомните меня! Думаете, купили спокойствие и мир, думаете, пановать станете? Будете пановать другим панованьем: сдерут с твоей головы, гетман, кожу! набьют ее гречаною половою, и долго будут видеть ее по всем ярмаркам! Не удержите и вы, паны, голов своих! пропадете в сырых погребах, замурованные в каменные стены, если вас, как баранов, не сварят всех живыми в котлах! — А вы, хлопцы! — продолжал он, оборотившись к своим. — Кто из вас хочет умирать своею смертью? Не по запечьям и бабьим лежанкам, не пьяными под забором у шинка, подобно всякой падали, а честной казацкой смертью, всем на одной постели, как жених с невестою! или, может быть, хотите воротиться домой, да оборотиться в недоверков, да возить на своих спинах польских ксендзов? — За тобою, пане полковнику! за тобою! — вскрикнули все, которые были в Тарасовом полку, и к ним прибежало немало других. — А коли за мною, так за мною же! — сказал Тарас, надвинув глубже на голову себе шапку, грозно взглянул на всех оставшихся, оправился на коне своем и крикнул своим: — Не попрекнет же никто нас обидной речью! А ну, гайда, хлопцы, в гости к католикам! И вслед за тем ударил он по коню, и потянулся за ним табор из ста телег, и с ними много было казацких конников и пехоты, и, оборотясь, грозил взором всем остававшимся, — и гневен был взор его. Никто не посмел остановить их. В виду всего воинства уходил полк, и долго еще оборачивался Тарас и все грозил. Смутны стояли гетман и полковники; задумалися все и молчали долго, как будто теснимые каким-то тяжелым предвестием. Недаром провещал Тарас. Так все и сбылось, как он провещал. Немного времени спустя, после вероломного поступка под Каневом, вздернута была голова гетмана на кол вместе со многими из первейших сановников. А что же Тарас? А Тарас гулял по всей Польше с своим полком, выжег восьмнадцать местечек, близ сорока костелов и уже доходил до Кракова. Много избил он всякой шляхты, разграбил богатейшие и лучшие замки, распечатали и поразливали по земле казаки вековые меды и вина, сохранно сберегавшиеся в панских погребах; изрубили и пережгли дорогие сукна, одежды и утвари, находимые в кладовых. «Ничего не жалейте!» — повторял только Тарас. Не уважили казаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц: у самых алтарей не могли спастись они; зажигал их Тарас вместе с алтарями. Не одни белоснежные руки подымались из огненного пламени к небесам, сопровождаемые жалкими криками, от которых бы подвигнулась самая сырая земля и степная трава поникла бы от жалости долу. Но не внимали ничему жестокие казаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя. «Это вам, вражьи ляхи, поминки по Остапе!» — приговаривал только Тарас. И такие поминки по Остапе отправлял он в каждом селении, пока польское правительство не увидело, что поступки Тараса были побольше, чем обыкновенное разбойничество, и тому же самому Потоцкому поручено было с пятью полками поймать непременно Тараса. Шесть дней уходили казаки проселочными дорогами от всех преследований; едва выкосили кони необыкновенное бегство и спасали казаков. Но Потоцкий на сей раз был достоин возложенного поручения: неутомимо преследовал он их и настиг на берегу Днестра, где Бульба занял для роздыха оставленную развалившуюся крепость. Над самой кручей у Днестра-реки виднелась она своим оборванным валом и своими развалившимися останками стен. Щебнем и разбитым кирпичом усеяна была верхушка утеса, готовая всякую минуту сорваться и слететь вниз. Тут-то, с двух сторон, прилежащих к полю, обступил его коронный гетман Потоцкий. Четыре дня бились и боролись казаки, отбиваясь кирпичами и каменьями. Но истощились запасы и силы, и решился Тарас пробиться сквозь ряды. И пробились было уже казаки, и, может быть, еще раз послужили бы им верно быстрые кони, как вдруг среди самого бегу остановился Тарас и вскрикнул: «Стой! выпала люлька с табаком; не хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам!» И нагнулся старый атаман и стал отыскивать в траве свою люльку с табаком, неотлучную сопутницу на морях и на суше, и в походах, и дома. А тем временем набежала вдруг ватага и схватила его под могучие плечи. Двинулся было он всеми членами, но уже не посыпались на землю, как бывало прежде, схватившие его гайдуки. «Эх, старость, старость!» — сказал он, и заплакал дебелый старый казак. Но не старость была виною: сила одолела силу. Чуть не тридцать человек повисло у него по рукам и по ногам. «Попалась ворона! — кричали ляхи. — Теперь нужно только придумать, какую бы ему, собаке, лучшую честь воздать». И присудили, с гетманского разрешенья, сжечь его живого в виду всех. Тут же стояло голое дерево, вершину которого разбило громом. Притянули его железными цепями к древесному стволу, гвоздем прибивши ему руки и приподняв его повыше, чтобы отвсюду был виден казак, и принялись тут же раскладывать под деревом костер. Но не на костер глядел Тарас, не об огне он думал, которым собирались жечь его; глядел он, сердечный, в ту сторону, где отстреливались казаки: ему с высоты все было видно как на ладони. — Занимайте, хлопцы, занимайте скорее, — кричал он, — горку, что за лесом: туда не подступят они! Но ветер не донес его слов. — Вот пропадут, пропадут ни за что! — говорил он отчаянно и взглянул вниз, где сверкал Днестр. Радость блеснула в очах его. Он увидел выдвинувшиеся из-за кустарника четыре кормы, собрал всю силу голоса и зычно закричал: — К берегу! к берегу, хлопцы! спускайтесь подгорной дорожкой, что налево. У берега стоят челны, все забирайте, чтобы не было погони. На этот раз ветер дунул с другой стороны, и все слова были услышаны казаками. Но за такой совет достался ему тут же удар обухом по голове, который переворотил все в глазах его. Пустились казаки во всю прыть подгорной дорожкой; а уж погоня за плечами. Видят: путается и загибается дорожка и много дает в сторону извивов. «А, товарищи! не куда пошло!» — сказали все, остановились на миг, подняли свои нагайки, свистнули — и татарские их кони, отделившись от земли, распластавшись в воздухе, как змеи, перелетели через пропасть и бултыхнули прямо в Днестр. Двое только не попали в реку, грянулись с вышины об каменья и пропали там навеки с конями, даже не успевши издать крику. А казаки уже плыли с конями в реке и отвязывали челны. Остановились ляхи над пропастью, дивясь неслыханному казацкому делу и думая: прыгать ли им, или нет? Один молодой полковник, живая, горячая кровь, родной брат прекрасной полячки, обворожившей бедного Андрия, не подумал долго и бросился со всех сил с конем за казаками. Перевернулся три раза в воздухе с конем своим и прямо грянулся на острые утесы. В куски изорвали его острые камни, пропавшего среди пропасти, и мозг его, смешавшись с кровью, обрызгал росшие по неровным стенам провала кусты. Когда очнулся Тарас Бульба от удара и глянул на Днестр, уже казаки были на челнах и гребли веслами; пули сыпались на них сверху, но не доставали. И вспыхнули радостные очи у старого атамана. — Прощайте, товарищи! — кричал он им сверху. — Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся казак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымется из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!.. А уже огонь подымался над костром, захватывал его ноги и разостлался пламенем по дереву... Да разве найдутся на свете такие огни и муки и сила такая, которая бы пересилила русскую силу! Немалая река Днестр, и много на ней заводьев, речных густых камышей, отмелей и глубокодонных мест, блестит речное зеркало, оглашенное звонким ячаньем лебедей, и гордый гоголь быстро несется по нем, и много куликов, краснозобых курухтанов и всяких иных птиц в тростниках и на прибрежьях. Казаки быстро плыли на узких двухрульных челнах, дружно гребли веслами, осторожно миновали отмели, всполашивая подымавшихся птиц, и говорили про своего атамана.Слова «Я тебя породил, я тебя и убью» стали крылатой фразой. Она выражает отношение к человеку, не выполнившему того, к чему его готовили. Значение слов стало шире того эпизода, где они прозвучали.
Описание смерти Андрия из повести «Тарас Бульба» нельзя толковать однозначно. Сцена сложная и трудная для одной точной характеристики.
