Сидит бабушка согнувшись не двигаясь не дыша. "Не дыша" в книгах

192. Спишите пословицы, раскрывая скобки и расставляя пропущенные запятые. Обозначьте орфограммы «Не с глаголами» и «Не с деепричастиями». Подберите к выделенному слову однокоренные слова и запишите их. Обозначьте части слов, поставьте ударение.

1. (Не)зная броду (не)суйся в воду. 2. (Не)убив медведя шкуры (не)прод..ют. 3. (Не)погл..дев на пирог (не)говори, что сыт. 4. (Не)покл..нясь до земли гри..ка (не) подымешь. 5. (Не)работая сыт (не)будешь.

193. Спишите, расставляя пропущенные запятые. Обозначьте орфограмму «Не с деепричастиями».

1. Ни разу (не)оглянувшись Анфиска косила всё с тем же упорством. 2. (Не)тронутая стена трав ум..ньшалась и р..дела. 3. Оставшись одна и (не) зная что делать Варька дли(н, нн)ой тенью бродила по пр..тихшему птич(?)нику. 4. Походив вокруг балагана и так и (не)найдя себе дела Варька в..рнулась в тракторный вагонч..к. 5. Она ела (не)спеша радуясь куску хлеба с уд..вольствием хрустя крупинками соли.

(Е. Носов)

194. Спишите, раскрывая скобки и расставляя пропущенные запятые.

1. У порога, на сундуке, сидит бабушка согнувшись (не)двигаясь (не)дыша. 2. Дед и бабушка слушали мать молча (не)перебивая. 3. Мать (не)годуя рассказывала о моих проделках. 4. (Не)ответив мать смотрела в лицо мне так, что я окончательно растерялся. 5. Вдруг дед вышел на середину комнаты, встал на колени и (не)устояв ткнулся вперёд коснувшись рукою пола.

(М. Горький)

195. Спишите, расставляя пропущенные запятые, раскрывая скобки. Проанализируйте и обозначьте условия выбора раздельного написания не со словами. Выделите приставку не-.

1. Медведь Тедди (не)обращая внимания на открытую дверцу жадно ел картошку и овсянку. 2. С(ь, ъ)ев обед он по пр..вычке стал подталкивать посуду к дверц.. и тут заметил, что та (не)пр..крыта. 3. Тедди было дико и (не)пр..вычно в лесу. 4. Жизнь кипела в лесу (не)омрачё(н, нн)ая прошествием человека. 5. Пожалуй, (ни)кто (не)чувству..т и (не)пон..мает, что значит мать для диких зверей. 6. В лесу он превратился в бе..помощ(?)ного детёныша (ни)чего (не)знающего б..ящегося всего. 7. Вся разница была в том только, что он был теперь (не)крошечн..м медвеж..нком а крупн..м медведем. 8. Углублят(?)ся в лес он б..ялся лес был полон (не)извес(?)ности.

(Ю. Казаков)

Разг. Экспрес. Замерев. У порога, на сундуке, сидит бабушка, согнувшись, не двигаясь, не дыша (М. Горький. Детство). Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2000 людей, которые, не дыша, смотрели на него (Л. Толстой. Война и мир).

- Устар. Экспрес. Замирая от чего-либо. Плутовка к дереву на цыпочках подходит! Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит И говорит так сладко, чуть дыша… ...
Фразеологический словарь русского литературного языка
- нареч, кол-во синонимов: 1 бездыханно...
Словарь синонимов

"Не дыша" в книгах

Дыша Пушкиным

Из книги Философ с папиросой в зубах автора Раневская Фаина Георгиевна

Дыша Пушкиным Раневская просто боготворила Александра Сергеевича. После инфаркта Фаину Георгиевну забрали в больницу. Но она продолжала сильно курить. Врачи, однажды застукав Раневскую с сигаретой, сделали ей замечание: «Вы дымите как паровоз. Чем же Вы дышите?»На что

«Тоскою прежнею дыша…»

Из книги Легкое бремя автора Киссин Самуил Викторович

«Тоскою прежнею дыша…» Тоскою прежнею дыша, Я вновь твоей покорен воле! Пусть охлажденная душа Тебя не вспоминает боле. Пусть на тоскливый мой удел, Такой и будничный, и скудный, Не дышит вновь тот пламень чудный, Которым жил я и

«КО СЛАВЕ СТРАСТИЮ ДЫША…»

Из книги Поминальная свеча автора Павлов Алексей Михайлович

«КО СЛАВЕ СТРАСТИЮ ДЫША…» 415 лет назад начался поход в Сибирь казачьей дружины ЕрмакаНе угасла память о легендарном предводителе казачьей дружины атамане Ермаке Тимофеевиче. Иной раз и песня о нем слышится: Ко славе страстию дыша, В стране суровой и угрюмой, На диком

Глава 7 «ДЫША ДУХАМИ И ТУМАНАМИ…»

Из книги Астрология для девочек автора Разумовская Ксения

Глава 7 «ДЫША ДУХАМИ И ТУМАНАМИ…» Обращаясь к астрологии, к различным аспектам знаков зодиака, нельзя оставить без внимания цвет и запах. Не секрет, что цвета обладают собственной магией. Нередко люди выбирают одни цвета, но совершенно не любят и не переносят другие.Можно

Дышать(ся), дышу, дышишь, дышит(ся) … Русское словесное ударение

Дышу, дышишь; прич. наст. дышащий; несов. 1. Вбирать и выпускать легкими воздух, делать вдохи и выдохи. Если у вас легкие здоровы, вы просто дышите ими, даже не замечая этого. Короленко, Несколько мыслей о национализме. Чист и прозрачен воздух.… … Малый академический словарь

Дышится; безл., несов. (в сочетании с нареч.: „легко“, „тяжело“ и т. п.). О процессе дыхания. Живительный прохладный воздух подбадривал, но не знобил, дышалось легко. Арсеньев, В горах Сихотэ Алиня … Малый академический словарь

Не дыша - Разг. Экспрес. Замерев. У порога, на сундуке, сидит бабушка, согнувшись, не двигаясь, не дыша (М. Горький. Детство). Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2000 людей,… …

Чуть дыша - Устар. Экспрес. Замирая от чего либо. Плутовка к дереву на цыпочках подходит! Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит И говорит так сладко, чуть дыша… (Крылов. Ворона и Лисица) … Фразеологический словарь русского литературного языка

Дышать, дышу, дышим, дышишь, дышите, дышит, дышат, дыша, дышал, дышала, дышало, дышали, дыши, дышите, дышащий, дышащая, дышащее, дышащие, дышащего, дышащей, дышащего, дышащих, дышащему, дышащей, дышащему, дышащим, дышащий, дышащую, дышащее,… … Формы слов

Глаг., нсв., употр. часто Морфология: я дышу, ты дышишь, он/она/оно дышит, мы дышим, вы дышите, они дышат, дыши, дышите, дышал, дышала, дышало, дышали, дышащий, дышавший, дыша 1. Когда вы дышите, вы втягиваете носом или ртом воздух в лёгкие и… … Толковый словарь Дмитриева

Дышу, дышишь; дышащий; нсв. 1. Вбирать и выпускать лёгкими воздух, делать вдохи и выдохи. Легко и ровно дышит во сне. В разреженном воздухе трудно д. В комнате нечем д. (душно, не хватает воздуха). Не дыша, еле (чуть) дыша (затаив, сдерживая… … Энциклопедический словарь

Дышаться, дышится, дышалось (Источник: «Полная акцентуированная парадигма по А. А. Зализняку») … Формы слов

Дышу, ст. слав. дыхати и т. д. Родственно лит. dūsėti, dūsiù пыхтеть, dusėti покашливать, лтш. dusêt пыхтеть, дышать, дремать, отдыхать, др. исл. dusa держаться спокойно, ср. нж. нем. dūsen дремать; см. М. – Э. 1, 521; Бернекер 1, 249;… … Этимологический словарь русского языка Макса Фасмера

Книги

Сказки , Паустовский Константин Георгиевич. Основные сказки Константин Паустовский написал в конце войны и в первые послевоенные годы - отсюда ещё их пронзительность. В этих сказках всё просто, буднично, почти нет чудес. Здесь…
Константин Паустовский. Сказки , Константин Паустовский. Основные сказки Константин Паустовский написал в конце войны и в первые послевоенные годы - отсюда еще их пронзительность. В этих сказках все просто, буднично, почти нет чудес. Здесь…

Снова началось что-то кошмарное. Однажды вечером, когда, напившись чаю, мы с дедом сели за Псалтырь, а бабушка начала мыть посуду, в комнату ворвался дядя Яков, растрепанный, как всегда, похожий на изработанную метлу. Не здоровавшись, бросив картуз куда-то в угол, он скороговоркой начал, встряхиваясь, размахивая руками: — Тятенька, Мишка буянит неестественно совсем! Обедал у меня, напился и начал безобразное безумие показывать: посуду перебил, изорвал в клочья готовый заказ — шерстяное платье, окна выбил, меня обидел, Григория. Сюда идет, грозится: отцу, кричит, бороду выдеру, убью! Вы смотрите... Дед, упираясь руками в стол, медленно поднялся на ноги, лицо его сморщилось, сошлось к носу, стало жутко похоже на топор. — Слышишь, мать? — взвизгнул он. — Каково, а? Убить отца идет, чу, сын родной! А пора! Пора, ребята... Прошелся по комнате, расправляя плечи, подошел к двери, резко закинул тяжелый крюк в пробой и обратился к Якову: — Это вы всё хотите Варварино приданое сцапать? Нате-ка! Он сунул кукиш под нос дяде; тот обиженно отскочил: — Тятенька, я-то при чем? — Ты? Знаю я тебя! Бабушка молчала, торопливо убирая чашки в шкап. — Я же защитить вас приехал... — Ну? — насмешливо воскликнул дед. — Это хорошо! Спасибо, сынок! Мать, дай-кось лисе этой чего-нибудь в руку — кочергу хошь, что ли, утюг! А ты, Яков Васильев, как вломится брат — бей его в мою голову!.. Дядя сунул руки в карманы и отошел в угол. — Коли вы мне не верите... — Верю? — крикнул дед, топнув ногой. — Нет, всякому зверю поверю, — собаке, ежу, — а тебе погожу! Знаю: ты его напоил, ты научил! Ну-ко, вот бей теперь! На выбор бей: его, меня... Бабушка тихонько шепнула мне: — Беги наверх, гляди в окошко, а когда дядя Михайло покажется на улице, соскочи сюда, скажи! Ступай, скорее... И вот я, немножко испуганный грозящим нашествием буйного дяди, но гордый поручением, возложенным на меня, торчу в окне, осматривая улицу; широкая, она покрыта густым слоем пыли; сквозь пыль высовывается опухолями крупный булыжник. Налево она тянется далеко и, пересекая овраг, выходит на Острожную площадь, где крепко стоит на глинистой земле серое здание с четырьмя башнями по углам — старый острог; в нем есть что-то грустно красивое, внушительное. Направо, через три дома от нашего, широко развертывается Сенная площадь, замкнутая желтым корпусом арестантских рот и пожаркой каланчой свинцового цвета. Вокруг глазастой вышки каланчи вертится пожарный сторож, как собака на цепи. Вся площадь изрезана оврагами; в одном на дне его стоит зеленоватая жижа, правее — тухлый Дюков пруд, куда, по рассказу бабушки, дядья зимою бросили в прорубь моего отца. Почти против окна — переулок, застроенный маленькими пестрыми домиками; он упирается в толстую, приземистую церковь Трех Святителей. Если смотреть прямо, — видишь крыши, точно лодки, опрокинутые вверх дном в зеленых волнах садов. Стертые вьюгами долгих зим, омытые бесконечными дождями осени, слинявшие дома нашей улицы напудрены пылью; они жмутся друг к другу, как нищие на паперти, и тоже, вместе со мною, ждут кого-то, подозрительно вытаращив окна. Людей немного, двигаются они не спеша, подобно задумчивым тараканам на шестке печи. Душная теплота поднимается ко мне; густо слышны нелюбимые мною запахи пирогов с зеленым луком, с морковью; эти запахи всегда вызывают у меня уныние. Скучно; скучно как-то особенно, почти невыносимо; грудь наливается жидким, теплым свинцом, он давит изнутри, распирает грудь, ребра; мне кажется, что я вздуваюсь, как пузырь, и мне тесно в маленькой комнатке, под гробообразным потолком. Вот он, дядя Михаил; он выглядывает из переулка, из-за угла серого дома; нахлобучил картуз на уши, и они оттопырились, торчат. На нем рыжий пиджак и пыльные сапоги до колен, одна рука в кармане клетчатых брюк, другою он держится за бороду. Мне не видно его лица, но он стоит так, словно собрался перепрыгнуть через улицу и вцепиться в дедов дом черными мохнатыми руками. Нужно бежать вниз, сказать, что он пришел, но я не могу оторваться от окна и вижу, как дядя осторожно, точно боясь запачкать пылью серые свои сапоги, переходит улицу, слышу, как он отворяет дверь кабака, — дверь визжит, дребезжат стекла. Я бегу вниз, стучусь в комнату деда. — Кто это? — грубо спрашивает он, не открывая. — Ты? Ну? В кабак зашел? Ладно, ступай! — Я боюсь там... — Потерпишь! Снова я торчу в окне. Темнеет; пыль на улице вспухла, стала глубже, чернее; в окнах домов масляно растекаются желтые пятна огней; в доме напротив музыка, множество струн поют грустно и хорошо. И в кабаке тоже поют; когда отворится дверь, на улицу вытекает усталый, надломленный голос; я знаю, что это голос кривого нищего Никитушки, бородатого старика с красным углем на месте правого глаза, а левый плотно закрыт. Хлопнет дверь и отрубит его песню, как топором. Бабушка завидует нищему: слушая его песни, она говорит, вздыхая: — Экой ведь благодатной, — какие стихи знает! Удача! Иногда она зазывает его во двор; он сидит на крыльце, опираясь на палку, и поет, сказывает, а бабушка — рядом с ним, слушает, расспрашивает. — Погоди-ка, да разве божия матерь и в Рязани была? И нищий говорит басом, уверенно: — Она везде была, по всем губерниям... Невидимо течет по улице сонная усталость и жмет, давит сердце, глаза. Как хорошо, если б бабушка пришла! Или хотя бы дед. Что за человек был отец мой, почему дед и дядья не любили его, а бабушка, Григорий и нянька Евгенья говорят о нем так хорошо? А где мать моя? Я всё чаще думаю о матери, ставя ее в центр всех сказок и былей, рассказанных бабушкой. То, что мать не хочет жить в своей семье, всё выше поднимает ее в моих мечтах; мне кажется, что она живет на постоялом дворе при большой дороге, у разбойников, которые грабят проезжих богачей и делят награбленное с нищими. Может быть, она живет в лесу, в пещере, тоже, конечно, с добрыми разбойниками, стряпает на них и сторожит награбленное золото. А может, ходит по земле, считая ее сокровища, как ходила «князь-барыня» Енгалычева вместе с божией матерью, и богородица уговаривает мать мою, как уговаривала «князь-барыню»:

Не собрать тебе, раба жадная,
Со всея земли злата, серебра;
Не прикрыть тебе, душа алчная,
Всем добром земли наготу твою...

И мать отвечает ей словами «князь-барыни», разбойницы:

Ты прости, пресвятая богородица,
Пожалей мою душеньку грешную.
Не себя ради мир я грабила,
А ведь ради сына единого!..

И богородица, добрая, как бабушка, простит ее, скажет:

Эх ты, Марьюшка, кровь татарская,
Ой ты, зла-беда христианская!
А иди, пно, по своем пути —
И стезя твоя и слеза твоя!
Да не тронь хоть народа-то русского,
По лесам ходи да мордву зори,
По степям ходи, калмыка гони!..

Вспоминая эти сказки, я живу, как во сне; меня будит топот, возня, рев внизу, в сенях, на дворе; высунувшись в окно, я вижу, как дед, дядя Яков и работник кабатчика, смешной черемисин Мельян, выталкивают из калитки на улицу дядю Михаила; он упирается, его бьют по рукам, в спину, шею, пинают ногами, и наконец он стремглав летит в пыль улицы. Калитка захлопнулась, гремит щеколда и запор; через ворота перекинули измятый картуз; стало тихо. Полежав немного, дядя приподнимается, весь оборванный, лохматый, берет булыжник и мечет его в ворота; раздается гулкий удар, точно по дну бочки. Из кабака лезут темные люди, орут, храпят, размахивают руками; из окон домов высовываются человечьи головы, — улица оживает, смеется, кричит. Всё это тоже как сказка, любопытная, но неприятная, пугающая. И вдруг всё сотрется, все замолчат, исчезнут. ...У порога, на сундуке, сидит бабушка, согнувшись, не двигаясь, не дыша; я стою пред ней и глажу ее теплые, мягкие, мокрые щеки, но она, видимо, не чувствует этого и бормочет угрюмо: — Господи, али не хватило у тебя разума доброго на меня, на детей моих? Господи, помилуй... Мне кажется, что в доме на Полевой улице дед жил не более года — от весны до весны, но и за это время дом приобрел шумную славу; почти каждое воскресенье к нашим воротам сбегались мальчишки, радостно оповещая улицу: — У Кашириных опять дерутся! Обыкновенно дядя Михайло являлся вечером и всю ночь держал дом в осаде, жителей его в трепете; иногда с ним приходило двое-трое помощников, отбойных кунавинских мещан; они забирались из оврага в сад и хлопотали там во всю ширь пьяной фантазии, выдергивая кусты малины и смородины; однажды они разнесли баню, переломав в ней всё, что можно было сломать: полок, скамьи, котлы для воды, а печь разметали, выломали несколько половиц, сорвали дверь, раму. Дед, темный и немой, стоял у окна, вслушиваясь в работу людей, разорявших его добро; бабушка бегала где-то по двору, невидимая в темноте, и умоляюще взывала: — Миша, что ты делаешь, Миша! Из сада в ответ ей летела идиотски гнусная русская ругань, смысл которой, должно быть, недоступен разуму и чувству скотов, изрыгающих ее. За бабушкой не угнаться в эти часы, а без нее страшно; я спускаюсь в комнату деда, но он хрипит встречу мне: — Вон, ан-нафема! Я бегу на чердак и оттуда через слуховое окно смотрю во тьму сада и двора, стараясь не упускать из глаз бабушку, боюсь, что ее убьют, и кричу, зову. Она не идет, а пьяный дядя, услыхав мой голос, дико и грязно ругает мать мою. Однажды в такой вечер дед был нездоров, лежал в постели и, перекатывая по подушке обвязанную полотенцем голову, крикливо жалобился: — Вот оно, чего ради жили, грешили, добро копили! Кабы не стыд, не срам, позвать бы полицию, а завтра к губернатору... Срамно! Какие же это родители полицией детей своих травят? Ну, значит, лежи, старик. Он вдруг спустил ноги с кровати, шатаясь пошел к окну, бабушка подхватила его под руки: — Куда ты, куда? — Зажги огонь! — задыхаясь, шумно всасывая воздух, приказал он. А когда бабушка зажгла свечу, он взял подсвечник в руки и, держа его пред собою, как солдат ружье, закричал в окно насмешливо и громко: — Эй, Мишка, вор ночной, бешеный пес шелудивый! Тотчас же вдребезги разлетелось верхнее стекло окна и на стол около бабушки упала половинка кирпича. — Не попал! — завыл дед и засмеялся или заплакал. Бабушка схватила его на руки, точно меня, и понесла на постель, приговаривая испуганно: — Что ты, что ты, Христос с тобою! Ведь эдак-то — Сибирь ему; ведь разве он поймет, в ярости, что Сибирь!.. Дед дрыгал ногами и рыдал сухо, хрипуче: — Пускай убьет... За окном рычало, топало, царапало стену. Я взял кирпич со стола, побежал к окну; бабушка успела схватить меня и, швырнув в угол, зашипела: — Ах ты, окаянный... В другой раз дядя, вооруженный толстым колом, ломился со двора в сени дома, стоя на ступенях черного крыльца и разбивая дверь, а за дверью его ждали дедушка, с палкой в руках, двое постояльцев, с каким-то дрекольем, и жена кабатчика, высокая женщина, со скалкой; сзади их топталась бабушка, умоляя: — Пустите вы меня к нему! Дайте слово сказать... Дед стоял, выставив ногу вперед, как мужик с рогатиной на картине «Медвежья охота»; когда бабушка подбегала к нему, он молча толкал ее локтем и ногою. Все четверо стояли, страшно приготовившись; над ними на стене горел фонарь, нехорошо, судорожно освещая их головы; я смотрел на всё это с лестницы чердака, и мне хотелось увести бабушку вверх. Дядя ломал дверь усердно и успешно, она ходуном ходила, готовая соскочить с верхней петли, — нижняя была уже отбита и противно звякала. Дед говорил соратникам своим тоже каким-то звякающим голосом: — По рукам бейте, по ногам, пожалуйста, а по башке не надо... Рядом с дверью в стене было маленькое окошко — только голову просунуть; дядя уже вышиб стекло из него, и оно, утыканное осколками, чернело, точно выбитый глаз. Бабушка бросилась к нему, высунула руку на двор и, махая ею, закричала: — Миша, Христа ради уйди! Изувечат тебя, уйди! Он ударил ее колом по руке; было видно, как, скользнув мимо окна, на руку ей упало что-то широкое, а вслед за этим и сама бабушка осела, опрокинулась на спину, успев еще крикнуть: — Миш-ша, беги... — А, мать? — страшно взвыл дед. Дверь распахнулась, в черную дыру ее вскочил дядя и тотчас, как грязь лопатой, был сброшен с крыльца. Кабатчица отвела бабушку в комнату деда; скоро и он явился туда, угрюмо подошел к бабушке. — Кость цела? — Ох, переломилась, видно, — сказала бабушка, не открывая глаз. — А с ним что сделали, с ним? — Уймись! — строго крикнул дед. — Зверь, что ли, я? Связали, в сарае лежит. Водой окатил я его... Ну, зол! В кого бы это? Бабушка застонала. — За костоправкой я послал, — ты потерпи! — сказал дед, присаживаясь к ней на постель. — Изведут нас с тобою, мать; раньше сроку изведут! — Отдай ты им всё... — А Варвара? Они говорили долго: бабушка — тихо и жалобно, он — крикливо, сердито. Потом пришла маленькая старушка, горбатая, с огромным ртом до ушей; нижняя челюсть у нее тряслась, рот был открыт, как у рыбы, и в него через верхнюю губу заглядывал острый нос. Глаз ее было не видно; она едва двигала ногами, шаркая по полу клюкою, неся в руке какой-то гремящий узелок. Мне показалось, что это пришла бабушкина смерть; я подскочил к ней и заорал во всю силу: — Пошла вон! Дед неосторожно схватил меня и весьма нелюбезно отнес на чердак...