Александр 3 крушение поезда историческая фраза. Крушение царского поезда

17 октября 1888 года российский телеграф сообщил трагическое известие: на участке Курско-Харьковско-Азовской железной дороги, возле станции Борки, находящейся в семи верстах южнее Харькова, произошло крушение поезда, на котором император Александр III с женой и детьми возвращались в Санкт-Петербург после отдыха в Крыму. Это была самая крупная железнодорожная авария того времени - но государь и члены августейшей семьи серьезно не пострадали, и их спасение расценивалось не иначе как чудо.

Языком цифр

В 14 часов 14 минут состав, насчитывающий два паровоза и 15 вагонов, спускался с уклона со скоростью около 64 верст в час (68 километров в час). Неожиданно последовал сильный толчок, сбросивший людей с мест. Состав сошел с рельсов, 10 из 15 вагонов завалились на левую сторону насыпи. Некоторые вагоны разрушились, пять из них - почти полностью. На месте аварии погиб 21 человек, еще двое от ее последствий скончались позже. Раненых насчитывалось 68, из них тяжелые ранения получили 24 человека. Царская семья в момент катастрофы находилась в вагоне-столовой, который сильно пострадал, в нем были разбиты вся мебель, оконные стекла и зеркала.

Наибольшие повреждения получил вагон, где располагались придворные и буфетная прислуга, - все 13 человек, находившихся в нем, погибли.

Через пролом в стене малолетнюю великую княжну Ольгу Александровну и ее няню выбросило на насыпь. У старшей дочери императора Ксении в результате внезапного падения в дальнейшем образовался горб. По мнению врачей, от полученных в тот день ушибов у Александра II! позже развилась болезнь почек, от которой он скончался через шесть лет.

Когда не хватает бинтов

Что же осталось за рамками сухой статистики? Прежде всего - героическое поведение российского государя, его супруги Марии Федоровны и наследника престола Николая Александровича (будущего императора Николая II). После того как вагон сошел с рельсов, стены его просели и крыша стала заваливаться. Александр III, обладавший недюжинной силой, поддерживал крышу, пока остальные не выбрались наружу. Цесаревич помогал всем покинуть вагон и вместе с отцом вышел оттуда последним.

Царь с супругой приняли активное участие в поиске и спасении людей. Именно Александр III с помощью безымянного солдата достал из-под обломков своего малолетнего сына Михаила, который оказался живым и здоровым. Императрица в одном платье, несмотря на холод и повреждение левой руки, помогала раненым.

Поскольку бинтов не хватало, Мария Федоровна распорядилась принести чемоданы с ее одеждой и сама разрезала наряды так, чтобы можно было перевязывать раненых.

У выброшенной из вагона шестилетней великой княгини Ольги началась истерика, император успокаивал ее, нося на руках. Няня девочки, миссис Франклин, получила перелом ребер и серьезные повреждения внутренних органов - во время падения она закрывала ребенка своим телом.

Чтобы увезти царскую семью, из Харькова прибыл вспомогательный поезд. Но император распорядился погрузить в него раненых, а сам остался вместе с другими разбирать завалы.

Работы продолжались до сумерек, пока спасатели не убедились, что нуждающихся в помощи больше нет. Только тогда царская семья села в другой поезд и отбыла назад на станцию Лозовая. Там в зале третьего класса (как наиболее просторном) ночью был отслужен благодарственный молебен за спасение государя и его близких. Утром Александр III и его семья уехали в Харьков, а когда завалы были разобраны - в Санкт-Петербург.

Версия о теракте

Следствие по делу о крушении императорского поезда возглавил знаменитый юрист Анатолий Кони.

Первой версией было предположение о террористическом акте. В воспоминаниях военного министра России генерал-адъютанта Владимира Сухомлинова упоминается, что авария могла быть вызвана действиями помощника повара, имевшего связи с революционными организациями. Этот человек сошел с поезда на остановке перед крушением и срочно уехал за границу. У него была возможность заложить в вагоне-столовой бомбу с часовым механизмом.

Великая княгиня Ольга Александровна также неоднократно утверждала, что вагон не разрушился, а именно взорвался и ее вместе с няней выбросило на насыпь взрывной волной.

Еще не забылась железнодорожная катастрофа 1879 года, когда несколько групп революционеров из тайного общества «Народная воля» осуществили террористический акт для убийства отца Александра III, императора Александра II. Сразу в трех местах по пути следования его поезда под рельсы был заложен динамит. Императора и его семью спас ряд чудесных обстоятельств. Сначала поезд изменил маршрут и поехал не через Одессу, а через Александровск - и взрывчатка, которую подложила группа Веры Фигнер на перегоне под Одессой, не понадобилась. Взрывное устройство, установленное группой Андрея Желябова возле Александровска, отсырело и не сработало. А под Москвой, где террористы под руководством Софьи Перовской, чтобы заложить динамит, вырыли туннель под железнодорожное полотно из погреба стоявшего рядом дома, царский поезд и состав со свитой в результате поломки локомотива неожиданно поменяли местами - и народовольцы взорвали вагоны, где императора не было (к счастью, теракт не привел к человеческим жертвам).

Анатолий Кони и подчиненные ему следователи объявили, что следов взрывного устройства обнаружить не удалось. Но среди ближайшего окружения императора ходили слухи, что это было сделано по распоряжению государя: Александр III просто не захотел привлекать внимание к возможному теракту, поскольку полагал, что известие об успешном подрыве укрепит революционное движение. Катастрофу объявили несчастным случаем. Косвенно эти слухи подтверждает тот факт, что расследование согласно указаниям императора было быстро прекращено и никого, по сути, так и не наказали.

Слишком много виноватых

Следственной группе предстояло установить, чьи действия способствовали аварии: работников поезда или сотрудников железной дороги. Выяснилось, что свой вклад в катастрофу внесли и те, и другие.

Поезд не соблюдал расписания, он часто отставал и потом, чтобы войти в график, ехал с превышением скорости. Два локомотива были разнотипными, это сильно ухудшало управляемость. У одного из вагонов (по нелепому случаю, это был вагон министра путей сообщения Константина Посьета, сопровождавшего императора) лопнула рессора, он был перекошен. Поезд формировали с целью добиться наибольшего комфорта для его пассажиров, и сделали это технически неправильно: самые тяжелые вагоны, не имевшие тормозов, оказались в центре. Кроме того, незадолго до аварии сразу у нескольких вагонов отказала система автоматического торможения, а кондукторов забыли предупредить, что им следует воспользоваться ручным тормозом по свистку паровоза. Получалось, что тяжелый, плохо управляемый состав двигался с повышенной скоростью практически без тормозов.

Руководство железной дороги также не отличалось правильными действиями. На путях были уложены гнилые шпалы, принятые инспекторами за взятку. Надзора за насыпью не велось - в результате от дождей она стала гораздо круче, чем полагалось по нормативам.

Через год Курско-Харьковско-Азовскую железную дорогу должно было выкупить государство. Ее стоимость определялась по средней чистой прибыли, поэтому частные владельцы всячески урезали расходы на эксплуатацию - сокращали любые ремонтные работы, уменьшали штаты и снижали зарплаты техническому персоналу.

Выводы следственной группы были следующими: поезд ехал слишком быстро; пути находились в ненадлежащем состоянии; из-за скорости и гнилых шпал у одного из паровозов началось вихляние, из-за чего развалился и сошел с рельсов сначала вагон министра путей сообщения, а затем и другие вагоны.

Помощь святой иконы

До наказания виновных дело так и не дошло - министр путей сообщения Константин Посьет был отправлен на пенсию и тут же назначен членом Государственного совета. Ушли в отставку главный инспектор железных дорог барон Канут Шернваль и управляющий Курско-Харьковско-Азовской железной дорогой инженер Владимир Кованько - но суда над лицами, допустившими катастрофу, не было.

В 1891 году на месте крушения по проекту архитектора Роберта Марфельда были воздвигнуты храм Христа Спасителя и часовня Нерукотворного Спаса (часовню поставили там, где опрокинулся вагон-столовая; по преданию, государь имел при себе икону Спас Нерукотворный, которая помогла ему и его семье спастись). Оба сооружения передали в ведение министерства путей сообщения. Рядом с ними на средства министерства и частные пожертвования выстроили больницу, дом престарелых для железнодорожников и бесплатную библиотеку имени императора Александра III. До своей смерти государь ежегодно приезжал сюда во время пасхальных торжеств. Оборудованная здесь железнодорожная платформа, а потом и выросшее рядом село получили название Спасов Скит.

После прихода к власти большевиков храм закрыли, в нем устроили склад, позже - детский приют. Село сменило название на Первомайское. Во время войны храм сгорел, его остатки были превращены в огневую позицию и разрушены. Жителям села удалось спрятать некоторые уцелевшие мозаичные картины, сейчас их можно увидеть в местном музее.

Реставрационные работы в часовне проходили в 2002-2003 годах. Была воссоздана железнодорожная платформа в стиле конца XIX века, и станции вернули прежнее название Спасов Скит. Сегодня это крупный туристический центр Харьковской области, напоминающий об одной из страниц нашего прошлого.

Елена ЛАНДА

На полях эмигрантской периодической печати очень часто встречаются мемуары политических и общественных деятелей, которые дают материалы для истории весьма важных и неоднозначных событий истории дореволюционной России. Одним из наиболее неоднозначных, обросшим легендами, событием являлось крушение императорского поезда 17 октября 1888 года в районе ст. Борки Змиевского уезда Харьковской губернии.

Спустя почти 50 лет после катастрофы императорского поезда бывший Управляющий Полесскими дорогами инженер путей сообщения Н.Н. Изнар на полях эмигрантской газеты «Возрождение» (№№ 149-150 от 29 и 30 октября 1925 года) опубликовал малоизвестные воспоминания «Крушение императорского поезда. 17 октября 1888 года. (Из воспоминаний за пятьдесят лет)».

Скажем несколько слов об авторе работы. Николай Николаевич Изнар родился 23 сентября 1851 года в Одессе в семье француза, который перешел на русскую службу для организации оросительных работ в Херсонской губернии. Окончил Ришельевскую гимназию, а позже поступил в Петербургский Технологический институт, а спустя три года поступил в Институт инженеров путей сообщения. В 1879 году стал инженером на Николаевской железной дороге, принимает активное участие в строительстве Полесской железной дороги, а в конце 1880-х гг. переведен в Министерство путей сообщения. В 1890-м году – участник Бернской международной конференции по организации международного пассажирского сообщения и от имени России подписал соответствующий документ по итогам конференции в Берне. По всей вероятности ушел со службы в министерстве уже при С.Ю. Витте, который занимал министерский пост в феврале-августе 1892 года. Во время Первой мировой войны – активный сотрудник военно-промышленного комитета. В 1920-м году через Финляндию отправился в эмиграцию, где осел в Париже. Занимал пост Председателя Союза русских дипломированных инженеров во Франции, а также вице-председателя Финансового и Торгово-Промышленного Союза. По некоторым данным был масоном . Скончался 1 октября 1932 года в Париже в возрасте 81 года .

Текст данных воспоминаний до настоящего времени не вводился в научный оборот, однако, данный текст содержит целый ряд интересных особенностей. Во-первых, перед читателями не просто текст воспоминаний увиденного им самим (непосредственно очевидцем событий автор не был, он лишь имел возможность наблюдать общую обстановку вокруг крушения Императорского поезда, но и показал реакцию общества на эти события). Автор старается включать в свой текст свидетельства очевидцев, в частности своего «близкого родственника и друга» Управляющего Курско-Харьковско-Азовской железной дорогой инженера В.А. Кованько, который стал непосредственным очевидцем и участником трагедии, которая развернулась близ ст. Борки около 14 часов дня 17 октября 1888 года. Помимо включения в свои воспоминания свидетельств участников событий, он заостряет внимание на полемике, которая содержится во второй половине работы.

Автор сам говорит, что написать данный очерк его фактически заставил выход в свет воспоминаний А.Ф. Кони, который возглавлял следствие по делу крушения царского поезда. Публикация воспоминаний знаменитого юриста состоялась в издательстве «Право и жизнь» в Москве состоялась тогда же – в 1925 году, когда на страницах газеты «Возрождение» появилась и статья Н.Н. Изнара. Полемичный характер второй части воспоминаний автора показывает глубину противоречий между представителями министерства путей сообщений и судебными органами, которые не могли расценивать события в общей совокупности их обстоятельств и причин.

Автор заканчивает текст своей работы сожалением заката Министерства путей сообщения. Он искренне сожалеет о том, что граф С.Ю. Витте не возродил деятельность министерства, а свел ее деятельность, приравняв ее деятельность к минимуму.

В целом для исторической науки данный текст может быть полезен для историков последней четверти XIX века. В контексте изучения истории эмиграции данный текст во многом уникален, потому что текст содержит необычные для эмиграции воспоминания о днях правления Александра III и непосредственно о самом необычном для царской семьи происшествии второй половины XIX века. Текст приводится с исправлением очевидных ошибок.

Крушение Императорского поезда.
17 октября 1888 года.
(Из воспоминаний за пятьдесят лет).

В начале октября 1888 года я был командирован Министром путей сообщения для осмотра портов Азовского и Черного морей и для обследования вопроса о накладных расходах при хранении и погрузке на суда зерновых товаров. Предполагая начать осмотр с портов Азовского моря, я остановился по дороге в Харькове, где помещалось Управление Курско-Харьковско-Азовской жел. дороги, во-первых, для получения некоторых сведений в Управлении железной дороги, а, во-вторых, чтобы повидать моего близкого родственника и друга, инж. В.А. Кованько управляющего дороги. Кованько я застал в крайне нервном настроении духа. – На вопрос, что с ним, - он ответил, что ожидается царский поезд и что всяких хлопот по случаю этого проезда – не оберешься. На многих участках дороги заканчиваются работы по сплошной замене шпал, путь еще должным образом не окреп, - а тут тяжелый поезд, идущий двойной тягою и черт знает, с какой скоростью, часто далеко превышающею назначенную по расписанию.

Зная, что Кованько отчаянный пессимист, всегда все видевший в мрачном виде, - я, по правде говоря, не обратил внимания на высказанные им опасения.

Расставаясь со мной, он сказал: «Ну брат, прощай. Не знаю удастся ли нам когда-нибудь свидеться. Ведь придется сопровождать Императорский поезд, а ты знаешь сам, насколько теперь это опасно».

Он намекал на покушения террористов, несколько раз уже пытавшихся вызвать крушения поездов, на которых следовали Высочайшие Особы.

После осмотра Азовских портов, я попал в Севастополь. Там управляющий дороги, проходя со мной по запасным путям товарной станции, указав на состав Императорского поезда только что прибывших из Петербурга, сказал – что, как он, так и все управление дороги, занято подготовкой к пропуску этих поездов по линии. При этом, - хотя не так откровенно как Кованько, - но все же он высказал, что следование поездов «чрезвычайной важности» лицам ответственным всегда помимо хлопот, внушает большую тревогу. Привожу заявления двух Управляющих дорог в подтверждение того, что о нерадении или недостаточном проявлении забот о безопасности при следовании по любой дороге Императорских поездов со стороны железнодорожных служащих и речи быть не могло. И тем не менее случилось крушение, которое по своим размерам оказалось более ужасным, чем все бывшие до того времени на русских дорогих. 22 человека было убито и 41 ранено, причем из последних шесть со смертельным исходом.

Несмотря на то, что были привлечены к расследованию этого несчастия лучшие технические силы и самые опытные специалисты в числе 15 экспертов, - прийти к определенному и твердому выводу о действительных причинах крушения – так и не удалось. О заключении экспертизы скажу ниже.

18 октября я сидел в первом ряду кресел в Одесском городском театре. Крайнее кресло от прохода в этом ряду было кресло Градоначальника. Представление давала гастролирующая оперная труппа и шла не то «Русалка» - не то «Руслан и Людмила» - точно не припомню. В середине первого акта вошел градоначальник, известный генерал по адмиралтейству – Зеленый. Не без удивления я заметил, что вместо афиши у него в руках было несколько исписанных телеграфных бланков, которые он демонстративно перечитывал, - и вовсе не глядел на сцену. Кончилось первое действие. Занавес опустился. Но не успела публика встать со своих мест, как он опять взвился. На сцене оказался хор и оркестр заиграл «Боже Царя Храни». Озадаченная и ничего не понимавшая публика все же потребовала, как полагается, повторение гимна. После троекратного исполнения гимна, сопровождавшегося аплодисментами и криками «ура», Зеленый, повернувшись лицом к публике и потряся телеграммами, закричал:

- «Господа, свершилось чудо. Господь спас от неминуемой гибели Царскую семью», - после чего градоначальник стал громко читать сообщение о крушении Императорского поезда около ст. Борок.

Публика сначала замерла. Последовало гробовое молчание. Вдруг кто-то крикнул: гимн! и весь переполненный театр – казалось, как один человек закричал: гимн! гимн! Произошло нечто неописуемое. После каждого окончания многократно исполненного гимна раздавались оглушительные крики «ура» никак не могущей придти в себя публики.

Нетрудно себе представить мое душевное состояние в эти незабвенные минуты. В прочитанной Зеленым телеграмме указывалось лишь о количестве жертв катастрофы, но ни одной фамилии не называлось. Вспомнились мне зловещие слова, сказанные Каванько при прощании в Харькове, и явилась почти уверенность, что это предчувствие близкой гибели что он находится в числе 22 убитых.

А тут еще ясно расслышанное замечание одного из ближайших ко мне зрителей, что «эти подлецы инженеры не могут даже своего Царя благополучно провезти»!

На мое несчастье – я был в форме инженера путей сообщения, что со мной случалось очень редко, и мне казалось, что вся публика обращала на меня внимание и смотрела далеко недружелюбно.

Через пять дней после катастрофы я уже был в Петербурге. Только там узнал, что Кованько жив, не ранен, но страшно потрясен произошедшим и что, передав новый состав Императорского поезда на соседнюю дорогу, - он вернулся домой и лежит пластом уже несколько дней.

В министерстве, начиная от швейцаров, снимавших верхнее платье, до министра, К.Н. Посьета, включительно – все имели крайне растерянный и унылый вид. В особенности К.Н. Посьет казался страшно удрученным и, хотя прошло меньше месяца после того, как я у него был с последним докладом, за это время он очень осунулся и постарел. Других разговоров между чинами министерства не было, как о крушении и о тех последствиях, какие оно неминуемо будет иметь для судьбы отдельных лиц и всего ведомства. Хотя с места получались ежедневные сведения о ходе производившегося А.Ф. Кони расследования, - но еще ничего определенного не было известно.

Перейду теперь к описанию крушения по рассказам, неоднократно слышанным мною от инженера Кованько.

Императорский поезд он принял с Лозово-Севастопольской железной дороги на ст. Лозовой. Обязанности местного железнодорожного начальства распределились при сопровождении этих поездов так: начальник участка пути находился на паровозе, а остальные в одном из хвостовых вагонов поезда. В вагоне, в котором находился Кованько, сидел еще Председатель Временного Управления Казенных жел. дорог, барон К.И. Шернваль и инспектор дороги инженер Кронеберг. Вот, что рассказывал Кованько.

- «Сидел я у окна, и на противоположном диване, много левее меня, сидел Кронеберг. Барон Шернваль находился в другом отделении вагона. Думал я о том, что еще один перегон и закончится моя тяжелая обязанность – сопровождение Императорского поезда и что, наконец, будет возможно выспаться и отдохнуть после ряда проведенных тревожных дней и ночей. Был второй час пасмурного и дождливого дня. Поезд шел очень плавно, но, как мне казалось, со скоростью, превышавшей установленную по расписанию (37 верст в час). Вдруг – налево, в верхнем углу отделения послышался звук как бы ломаемой корзины. Настала полнейшая темнота. Со страшным грохотом с боков, сверху, снизу – летели какие-то невидимые тяжелые предметы. Мелькнуло в голове, что вот еще одно мгновение и меня не станет. Мне ясно представились многие пережитые главнейшие события в моей жизни. Что со мной дальше произошло, - сказать не могу. Сразу тьма превратилась в свет и я оказался на том же диване, но уже не в вагоне, а на бровке полотна железной дороги. В нескольких шагах от меня – по направлению движения поезда по правую сторону полотна, сидел тоже на бровке Бар. Шернваль и, держа одну руку за спиной, - громко стонал. На право на откосе насыпи, зарывшись головой в рыхлую мокрую землю, лежал инженер Кронеберг. Вскочив на ноги и, еще хорошо не соображая, что случилось, я бросился было к Кронебергу, но сделав несколько шагов, вспомнил что везу Государя и всю его семью. Тогда я с откоса насыпи поднялся на полотно дороги и взглянул на стоящий на пути поезд. Вагоны, как показалось, были все на рельсах; только передний из двух паровозов немного отклонился в сторону и видимо сошел с рельс. Странным мне показалось, что поезд стал много короче, чем он должен был быть в действительности. Идя вдоль вагонов, - я поравнялся с первым паровозом. Машинист, увидя меня идущего в одной форменной тужурке с непокрытой головой, что-то начал говорить, и, спрыгнув со ступеней паровоза, - снял с себя шапку и напялил ее мне насильно на голову. Как только я обогнул второй паровоз и посмотрел по линии – мне представилась картина страшного крушения. Вся бровка и откосы высокой насыпи были покрыты обломками разбитых вагонов, среди которых лежали раненые и убитые в самых разнообразных положениях. Кое-где ходили люди. Первым попался мне навстречу Государь, который держал в руках кусок гнилого дерева. Государь, очевидно узнал меня, ничего мне не сказал и прошел, не останавливаясь по направлению к паровозам. Я же пошел дальше и стал распоряжаться оказанием помощи раненым и извлечением из-под разбитых вагонов. Если бы мне суждено было прожить еще сто лет – уверен, что не забуду до смерти потрясающей картины, виденной мною на месте крушения.

Сначала все внимание было обращено на извлечение из-под обломков раненых, подающих еще признаки жизни. Об уборке трупов и не думали. В этой работе принимали участие сама Государыня и члены Царской Семьи. Потрясающее впечатление на меня произвел, казавшийся трупов курьер министра, все лицо и голова которого были покрыты кровью. Труп поддерживался в стоячем положении какими-то обломками. Как потом оказалось – курьер был только в бессознательном состоянии и остался жив. К вечеру кое-как удалось извлечь раненых, для перевозки которых был подан особый поезд. Вся Царская Семьи и уцелевший персонал Свиты и сопровождавших царский поезд, вернулись на Лозовую. Тут были отслужены панихида по убиенным и благодарственное молебствие за спасение от гибели». –

Таков в общих чертах рассказ лица, ответственного за следование Императорского поезда, каким-то чудом уцелевшего и отделавшегося контузиями. Форменная тужурка, в которую был одет В.А. Кованько во многих местах была как бы изрезана ножницами, - очевидно летевшими частями разбитых вагонов. У барона К.И. Шернваля оказались повреждения в бедре и сломанная рука. Что же касается инженера Кронеберга, то он остался невредим, - хотя с трудом, как рассказывал впоследствии, освободил голову из рыхлой земли, куда она основательно зарылась.

В момент крушения Царская Семья и ближайшие чины Свиты находились в вагоне-столовой. Вагон этот был превращен в щепки. Подававший Государю блюдо камер-лакей был убит на месте. Лежавшую у ног Государя собаку постигла та же участь. Сорванная с места тяжелая крышка вагона каким-то чудом была удержана обломками стен, и все сидевшие за столом остались невредимыми. Много лет после крушения говорили, что болезнь, от которой скончался Государь, была вызвана сильным ударом, полученным им и принятым портсигаром, находившимся в его кармане. Говорили также, что одна из Великих Княжон была сильно ушиблена… Однако, сейчас после крушения вся Царская семья была на ногах, ухаживала за ранеными и тогда ни о каких ударах или ушибах не было и речи.

Каким образом могло случиться, что императорский поезд, для благополучного следования которого должны были быть принимаемы все возможные и доступные технике меры – потерпел такое ужасное крушение?

Вот что по этому поводу в своих воспоминаниях, между прочим, говорит А.Ф. Кони.

«Техническое изучение причин крушения, произведенное 15 экспертами, - научными специалистами и инженерами-практиками, привело их к заключению, что непосредственной причиной крушения явился сход с рельс первого паровоза, произведшего своими боковыми качаниями, в размерах опасных для движения, расшитье пути. Эти качания были следствием значительной скорости, не соответствующей не расписанию, ни типу товарного паровоза, усилившейся при быстром движении под уклон поезда чрезвычайной длины и тяжести». – Далее А.Ф. Кони указывает, что вследствие заключения инженера Кирпичева и генерала Н.П. Петрова, производивших в Технологическом Институте экспертизу шпал и признавших качество шпал неудовлетворительным – было привлечено судебным следователем к ответственности, кроме состава управления, еще также Правление Курско-Харьково-Азовской железной дороги. – Наконец в нескольких местах своих воспоминания А.Ф. Кони указывает на то, что «тормоза были в неисправном виде».

Постараюсь возможно кратко и удобопонятно для не специалистов рассмотреть все указанные выше предположения о причинах крушения и выяснить – на кого, по справедливости, должна лечь ответственность за происшедшее несчастье.

Непосредственное заведование, как всеми вагонами, так и личным составом императорских поездов, было возложено на особую инспекцию императорских поездов, во главе которой, во время крушения поезда, был инженер д.с.с. барон Таубе: - На обязанности железнодорожных управлений оставались следующие функции: подача паровозов и забота об исправности пути, по которому следовал поезд.

Курско-Харьково-Азовская железная дорога была не дорога отправления поезда, а промежуточная. Она была вынуждена принять поезд в том виде, в каком он прибыл на передаточную с соседней дорогой станцию. Входить в обсуждение правильности или неправильности составления поезда ни управляющий дорогой, ни инспектор дороги не имели в сущности возможности, ибо вполне понятно, что выкинуть тот или иной вагон из поезда было немыслимо. – Так как в поезде было 118 осей, вместо полагающихся 42-х, как указывает А.Ф. Кони, то тащить такой тяжелый поезд один паровоз не мог, и необходимо было идти двойною тягою, причем даже два пассажирских паровоза были бы недостаточно сильны, и пришлось во главе поезда поставить один пассажирский, а другой товарный, более мощный паровоз. При такой неправильной тяге можно было безопасно двигаться лишь при непременной соблюдении указанной для императорских поездов скорости, т.е. 37 верст в час в осеннее время. Между тем – как было доказано обследованием аппарата Графио, коим был оборудован императорский поезд, скорость достигла 67 слишком верст, т.е. была почти вдвое больше против предусмотренной расписанием. К сожалению, А.Ф. Кони не в своих воспоминаниях ни словом не обмолвился о том, почему поезд шел с такой скоростью. А между тем у всех лиц, которым подобно мне, пришлось ознакомиться с делами следственного производства, несомненно должно было остаться в памяти то, что произошло во время последней перед Борками стоянки поезда. – Вот, в общих чертах, - насколько могу припомнить что значилось в показаниях В.А. Кованько. Тут необходимо маленькое пояснение.

Поезд шел с значительным опозданием. В Харькове должны были представиться Государю, кроме местных властей, еще различные депутации от дворянства, земства и пр. Инспектор императорских поездов, вероятно, по указанию лиц, приближенных к Государю, - все время настаивал перед управляющим дорогой, чтобы он приказал машинистам уменьшить опоздание путем ускорения движения поезда на оставшихся перегонах. Против этого возражал инж. Кованько, заявляя, что и без того поезд двигается скорее, чем предусмотрено расписанием. На ст. Тарановка (последней перед Борками) – управляющий дорогой подошел к паровозам и предупредил машинистов, что на всем перегоне до Борок только что закончились работы по сплошной замене шпал, а потому надлежит вести поезд осторожно – не увеличивая установленной скорости. Но не успел он окончить разговора с машинистами, как подошел бар. Таубе и обращаясь к ним сказал: «Молодцы ребята – уже немного уменьшили опоздание. Постарайтесь еще сколько-нибудь нагнать до Харькова. Вот видите, у меня в руках уже список наград. Вам – сказал он машинистам – будут пожалованы часы». –

Какого было положение машинистам. Кого слушать – управляющего дорогой или важного генерала, каким им наверное представлялся инспектор императорских поездов? – А тут еще обещанная награда! – Конечно, генеральское распоряжение взяло верх над распоряжениями управляющего, состоявшего далеко не в генеральском чине.

Итак – главная причина, вызвавшая крушение – чрезмерная скорость, допущенная вопреки указанию и воле администрации дороги.

Другая причина крушения, как пишет А.Ф. Кони, это то, что поезд шел «с испорченным автоматическими тормозами». Это указание – просто грешит против истины. В действительности вот что было. - Государь, как было известно лицам, сопровождавших его в поездах по железным дорогам, не любил звуков, получающихся при торможении вагонов. Поэтому, не желая ему причинять беспокойство, тот вагон, в котором находился Государь, выключался из цепи автоматических тормозов и шел только с ручным тормозом. Так как во время крушения вся Императорская семья находилась в вагоне – столовой, то оказалось, что не только этот вагон, но и все те, через которые прошел Государь, чтобы дойти до столовой, были умышленно выключены и в них автоматические тормоза не действовали. Ответственность за такое вопиющее нарушение самых элементарных правил безопасности должна лежать на инспекции императорских поездов, а отнюдь не на упрвл. дороги, которое предоставило паровозы несомненно с вполне исправными аппаратами автоматического торможения. – Ни один машинист не тронется с места, не проверив действие своих тормозов.

Скажу еще несколько слов о пресловутой экспертизе шпал, произведенной проф. Кирпичевым и инж. ген. Н.П. Петровым.

Государь, как я упомянул выше, на месте крушения подобрал кусок гнилого дерева, который он потом передал К.Н. Посьету, сказав при этом, что очевидно шпалы были гнилые, отчего и произошло крушение. Этот кусок гнилого дерева в качестве вещественного доказательства фигурировал в следственном производстве. Но так как потом выяснилось, что все шпалы на участке пути, на котором произошло крушение, были новые, вполне здоровые, то у «беспристрастных» экспертов явилась мысль произвести некоторые лабораторные испытания уложенных на путях шпал. Для этого были выпилены бруски определенных размеров из сосны, как так называемой рудовой, и такие же бруски из лежавших на полотне шпал. В те и другие были вколочены костыли. Засим, при помощи особых приборов, было определено усилие, необходимое для выдергивания из брусков костылей. При этом оказалось, что костыль, вколоченный в рудовую сосну, оказывает чуть ли не двойное сопротивление против костыля, вколоченного в лежавшую на путях Курско-Харьково-Азовской дороги шпалу. Отсюда заключение экспертов, что если бы рельсы на путях помынутой дороги лежали бы на шпалах из рудовой сосны, а не сплавной, обыкновенной, то есть основание предположить, что крушения не произошло бы. Одно лишь мудрые эксперты – профессора упустили из виду, что рудовая сосна идет обыкновенно на столярные и плотничные работы, а отнюдь не на разделку на шпалы, стоимость которых в те времена на всей железнодорожной сети не превышала сорока копеек за штуку.

Привлеченные к суду и следствию лица – до генерала-адъютанта К.Н. Посьета включительно, о коем повествует в своих воспоминаниях А.Ф. Кони, - под следствием находились несколько месяцев. Но чего автор воспоминаний не счел нужным сказать – это то, что все дело о крушении было по особому Высочайшему повелению прекращено. Всем прикосновенным к делу было известно, что такой оборот был ему дан потому, что настоящими виновниками оказались лица, весьма и весьма приближенные к Государю Александру III.

Крушение 17 октября императорского поезда повлекло за собой крушение всего министерства путей сообщения. И до этого несчастного события ведомство не обладало значением, которое оно, в такой необъятной стране как Россия должно было иметь, и не пользовалось симпатиями ни общества, ни печати. А с назначением целого ряда неудачных министров – министерство путей сообщения было с годами низведено до уровня обычного главного управления. От министерства было отторгнуто тарифное дело, торговые порты, и оно потеряло решающий голос в вопросах о сооружении новых железных дорог. Один, впрочем, министр мог бы ему вернуть утраченный нерв всего железнодорожного дела – тарифы. Это был будущий граф С.Ю. Витте. Но этот крупный государственный человек в должности министра путей сообщения оставался только несколько месяцев. После назначения его на должность министра финансов он употребил все свое громадное влияние для того, чтобы еще более ослабить ведомство путей сообщения.

Примечания.
Незабытые могилы: Российское зарубежье: некрологи 1917-2001: в 6 т. Т. 3. И – К. / Рос. гос. б-ка; сост. В.Н. Чуваков; Под ред. Е.В. Макаревич. М., 2001. С. 63.
Возрождение. №2680. 3 октября 1932г.

Языком цифр

Когда не хватает бинтов

Версия о теракте

Следствие по делу о крушении императорского поезда возглавил знаменитый юрист Анатолий Кони.

Слишком много виноватых

Помощь святой иконы

Император Александр III с супругой, Императрицей Марией Федоровной. Госархив РФ/Фото ТАСС

17 октября 1888 года Император Александр III с семьей возвращался из Ливадии в Петербург. Когда поезд следовал мимо станции Борки Харьковской губернии, состав сошел с рельсов

После аварии с царским поездом Сергей Юльевич Витте утверждал, что он еще задолго до несчастного случая в Борках предупреждал Александра III, что императорские поезда развивают на Юго-Западных железных дорогах слишком большую скорость.

Вот как описывал это происшествие "Правительственный вестник": "Во время крушения Их Величества Государь Император и Государыня Императрица со всем Августейшим Семейством и лица Свиты находились за завтраком в вагоне-столовой. При сходе с рельсов первого вагона следующие вагоны слетали на обе стороны; вагон-столовая хотя и остался на полотне, но в неузнаваемом виде. <…> Невозможно было представить, чтобы кто-либо мог уцелеть при таком разрушении. Но Господь Бог сохранил Царя и Его Семью: из обломков вагона вышли невредимыми Их Величества и Их Августейшие Дети".

В момент крушения поезда Александр III с женой и детьми находился в вагоне-столовой. Этот вагон, большой, тяжелый и длинный, был укреплен на колесных тележках, которые при ударе отвалились. Тем же ударом были сломаны поперечные стенки вагона, боковые треснули, и крыша стала падать на пассажиров. Стоявшие в дверях камер-лакеи погибли, Царскую Семью спасло только то, что крыша при падении одним концом уперлась в пирамиду из тележек и образовалось треугольное пространство, в котором она и оказалась.

Об этом страшном моменте своей жизни Цесаревич оставил следующую запись в дневнике: "Роковой для всех день, все мы могли быть убиты, но по Воле Божьей этого не случилось. Во время завтрака наш поезд сошел с рельсов, столовая и шесть вагонов разбиты, и мы вышли из всего невредимыми". После крушения Императрица Мария Феодоровна говорила: "Во всем этом была осязательно видна рука Провидения, нас спасшего".

Сергей Витте, который не был свидетелем происшествия, писал, что "вся крыша столового вагона упала на Императора, и он, только благодаря своей гигантской силе, удержал эту крышу на своей спине, и она никого не задавила". Руководитель расследования причин железнодорожной катастрофы Анатолий Федорович Кони считал это утверждение неправдоподобным, поскольку сама крыша весила несколько тонн и удержать ее никакому человеку было не по силам. Тем не менее профессор хирургии Харьковского университета Вильгельм Федорович Грубе был убежден в прямой связи смертельной болезни Царя с полученными им при крушении травмами.

Александр III, несмотря на крайне плохую погоду (лил дождь с изморозью), сам распоряжался извлечением раненых из-под обломков разбитых вагонов. Профессор Грубе вспоминал: "Их Величества изволили обходить всех раненых и словами утешения ободряли ослабевших и упавших духом". Императрица Мария Феодоровна обходила с медицинским персоналом пострадавших, оказывала им помощь, всячески стараясь облегчить больным их страдания. Александр III писал своему брату, Великому Князю Сергею Александровичу: "Этот день никогда не изгладится из нашей памяти. Он был слишком страшен и слишком чудесен, потому что Христос желал доказать всей России, что Он и доныне творит еще чудеса и спасает от явной гибели верующих в Него и Его великую милость".

В мемуарах господина министра Сергея Витте немало интересного. Помните мой пост , в котором упоминалось о железнодорожной катастрофе в октябре 1888 года, в которую попал Александр III с семьей. Сергей Витте описал в своих мемуарах причины аварии.

Царский вагон

Тогда Витте служил управляющим Обществом Юго-Западных железных дорог. Узнав, что железнодорожники при помощи двух паровозов желают разогнать царский поезд до максимально возможной скорости, Витте сделал свои расчеты и пришел к выводу, что железные дороги не предусмотрены для подобных экспериментов. "Быстрое движение, при двух товарных паровозах, с таким тяжелым поездом, так расшатывает путь, что поезд может вышибить рельсы, вследствие чего может потерпеть крушение" - писал Витте в докладе. Тогда министр путей сообщения выполнил рекомендации.

На следующий день перед отправлением поезда Витте встретил Александра III на перроне, который в своей привычной прямой манере выразил свое недовольство. "Я на других дорогах езжу, и никто мне не уменьшает скорость, а на Вашей дорог нельзя ехать, просто потому что Ваша дорога жидовская" - возмущался царь, намекая что подрядчиками при строительстве Юго-Западных дорог были польские евреи.

С царем Витте спорить не стал. В разговор включился министр путей сообщения, который заявил "А на других дорогах ездим же мы с такою скоростью, и никто никогда не осмелился требовать, чтобы Государя везли в меньшею скоростью".

Витте ответил ему резко "Знаете, Ваше Высокопревосходительство, пускай делают другие, как хотят, а я Государю голову ломать не хочу, потому что кончится это тем, что Вы таким образом Государю голову сломаете".

Молодой Сергей Витте

"Император Александр III слышал это мое замечание, конечно, был очень недоволен моей дерзостью, но ничего не сказал, потому что Он был благодушный, спокойный и благородный человек" - писал Витте. Тогда удалось убедить царя не увеличивать скорость движения поезда.

Император с семьей

Путешествие прошло в напряжении. Беспокойство вызывал багажный вагон, который накренился на левую сторону.
"Я опять поместился в вагоне министра путей сообщения, причем заметил, что с того времени, как я последний раз видел этот вагон; он значительно наклонился на левую сторону. Я посмотрел, отчего это происходит. Оказалось, что произошло это потому, что у министра путей сообщения адмирала Посьета была страсть к различным, можно сказать, железнодорожным игрушкам. Так, например, к печам различного отопления и к различным инструментам для измерения скоростей; все это ставилось и прикреплялось на левую сторону вагона. Таким образом тяжесть левой стороны вагона значительно увеличилась, а потому вагон накренился на левую сторону.

На первой же станции я остановил поезд; вагон осмотрели специалисты по вагоностроению, которые нашли, что следить за вагоном надо, но что никакой опасности нет, и следует продолжать движение. Все спали. Я поехал далее. Так как при каждом вагоне находится, так сказать, формулярный список данного вагона, в который записываются все неисправности его, то я в этом вагон и написал, что предупреждаю: вагон наклонился на левую сторону; и произошло это потому, что всё инструменты и проч. прикрепляются на левую сторону; что я не остановил поезда, так как поезд был осмотрен специалистами, которые пришли к заключению, что он может пройти - те 600-700 верст, которые ему осталось сделать по моей дороге.

Затем я написал, что, если вагон будет в хвосте, в конце поезда, то, я думаю, что он может пройти благополучно до места назначения, но что там необходимо его тщательно пересмотреть, все аппараты снять, лучше всего их совсем выбросить или перенести на другую сторону. Во всяком случае вагон этот не ставить во главе поезда, а поместить его в хвосте".

Тогда все завершилось благополучно. В Петербург император решил вернуться другой дорогой, а Витте только рад был "избавиться от царских поездок", которые причиняли немало беспокойства.
Печально, но на обратном пути с царским поездом случилась катастрофа, о которой предупреждал Витте.

Крушение поезда произошло в районе Харьковской области

"Оказалось, что императорский поезд ехал из Ялты в Москву, причем дали такую большую скорость, которую требовали и на Юго-Западных железных дорогах. Ни у кого из управляющих дорог не доставало твердости сказать, что это невозможно. Ехали также двумя паровозами, причем вагон министра путей сообщения, хотя и был несколько облегчен снятием некоторых аппаратов с левой стороны, но никакого серьезного ремонта во время стоянки поезда в Севастополе сделано не было; кроме того его поставили во главе поезда.

Таким образом поезд шел с несоответствующей скоростью, двумя товарными паровозами, да еще с не вполне исправным вагоном министра путей сообщения во главе. Произошло то, что я предсказал: поезд вследствие качания товарного паровоза от большой скорости, несвойственной для товарного паровоза, выбил рельс. Товарные паровозы конструируются без расчета на большую скорость и поэтому, когда товарный паровоз идет с несоответствующей ему скоростью, он качается; от этого качания был выбит рельс и поезд потерпел крушение.

Весь поезд упал под насыпь и несколько человек было искалечено".

Александр III спас свою семью от несчастья. Также Витте отмечает, что царь сумел пресечь панику среди попутчиков и позаботился об оказании первой помощи раненым.
"Во время крушения Государь со своей семьею находился в столовом вагоне; вся крыша столового вагона упала на Императора, и он, только благодаря своей гигантской силе, удержал эту крышу на своей спине и она никого не задавила. Затем, со свойственным ему спокойствием и незлобивостью, Государь вышел из вагона, всех успокоил раненым оказал помощь и только благодаря его спокойствию, твердости и незлобливости- вся эта катастрофа не сопровождалась какими-нибудь драматическими приключениями".

Новость о крушении в венгерской газете. За картинку спасибо