Церковно-административная деятельность феофана прокоповича. Вклад феофана прокоповича в развитие культуры и просвещения

Феофан Прокопович Архиепископ великого Новаграда и Великих Лук, святейшего правительствующего синода первенствующий член, родился в 1681, умер в 1736 году.Ученый богослов и природный оратор. В речах его, духовных и светских, рассеяно множество цветов красноречия, хотя слог

ФЕОФАН Прокопович

ФЕОФАН Прокопович (Елисей Прокопович), архиеп. (1681–1736), рус. правосл. церк. деятель и богослов, сподвижник Петра I. Род. в Киеве в семье небогатого купца (возможно, наст. его фамилия была Церейский; Прокопович - девичья фамилия его матери). Учился в Киево–Могилянской

Талант Феофана Прокоповича проявил себя во многих сферах государственной и общественной жизни. Однако деятельность Феофана в области религии и церкви имеет первостепенное значение. Он принадлежал к духовному сословию, но, будучи человеком высокообразованным понимал, что церковь в том состоянии, в котором она находилась, является препятствием для развития науки и просвещения, поэтому всю свою сознательную жизнь Феофан стремился к реформированию церковной сферы.

Его деятельность как новатора и реформатора в области религии началась еще в Киеве, когда по указу Петра I, Прокопович был назначен игуменом Киево-Братского монастыря, ректором академии и профессором богословия.

Практически все исследователи творчества Прокоповича отмечали, что курс теологии, который он преподавал в киевской академии, сильно отличался от предыдущих. Впоследствии, используя некоторые положения этого реформаторского по своей сути учения, враги Феофана будут упрекать его в «неправославии». Заслуга Феофана здесь состоит в том, что он оставил прежний схоластический метод преподавания богословия, и ввел новый, выработанный протестантскими учеными богословами. Как основу изучения и доказательства церковных догматов Прокопович видел изучение Святого Писания и церковной истории, между тем, как в схоластическом богословии истины христианского вероучения рассматривались и изъяснялись только как логические понятия, без отношения их к источникам.

Феофан предполагал составить полную систему богословия, но успел написать только семь трактатов, однако реформа, проведенная им в преподавании богословия, оказалась опережающей время. После него на кафедру вновь вернулась схоластика. Только через 60 лет лекции Феофана обратили на себя всеобщее внимание.

Известно также, что в Киеве Прокопович показал себя хорошим администратором, будучи игуменом Киево-Братского монастыря он значительно улучшил состояние дел в нем.

Особой критике Феофан подвергал католическую церковь и ее духовенство. В 1706 г., будучи преподавателем риторики, в составленном им на латинском языке учебнике по этой дисциплине Прокопович, насмотревшись на иезуитское воспитание и проповедничество в Польше и других странах, с особенной энергией высказывался против католических богословских авторитетов и иезуитского проповедничества.

В 1716 г. по распоряжению Петра Прокопович прибыл в Петербург, где 1 июня 1718 г. был посвящен в епископы псковские. Деятельность Феофана в сане епископа, на новом поприще и на высшем месте стала еще шире и разнообразнее, мимо него не проходило ни одного значительного события в государстве. В главных соборах столицы, звучали горячие, умные проповеди Феофана с разъяснением государственной политики.

Значительно вырос авторитет Прокоповича, когда, после своей заграничной поездки, Петр привез записку от сорбонских богословов с предложением о воссоединении католической и православной церквей. Именно Феофану удалось написать такой ответ на это предложение, который был одобрен царем, и отправлен во Францию. Суть ответа Феофана состояла в том, что само по себе стремление к объединению церквей является похвальным, но этот вопрос не может быть решен без согласия восточных патриархов. Позже Прокопович через своего знакомого протестантского богослова из Иены Буддея организовал публикацию на Западе небольшой брошюры, посвященной предложению сорбонских богословов, где говорилось, что католическая церковь возводит в догмат невежество, варварство и суеверие, то есть именно те свойства, которые русский царь пытается искоренить.

В первые годы прибывания в столице Феофан Прокопович вел активную деятельность, и об этом свидетельствует его письмо, написанное Я. Маркевичу датированное 10 мая 1720 г.:

«Что касается моих занятий, то вот сделанное почти в нынешнем году….

1. Каталог великих князей и императоров Руси, начиная, конечно от первого Рюрика и заканчивая нашим…

2. Апостольскую географию, то есть географию описания мест пройденных апостолами при их путешествиях…

3. Я написал также краткое изложение десяти заповедей …

4. Окончил, наконец, для коллегии или общей церковной консистории статут – по-простонародному регламент….

5. Теперь пишу трактат, в котором изложу, что такое патриаршество и когда оно получило начало в церкви и каким образом, в течении 400 лет, церкви управлялись без патриарха, и до селе еще некоторые им не подчинены. Этот труд я принял на себя для защиты утверждаемой коллегии.

Пишу я также трактат о мученичестве. Рассматривая вопрос: позволительно произвольно искать мученичества? И одна только казнь без правоты дела, сделает ли мучеником? Император приказал мне написать это, сожалея об испепелении фанатиков, которые, чтобы получить имя мучеников, показывают безрассудно ревность и с величайшею дерзостью кидаются не только на пастырей, но и на самого государя из-за перемены одежды, из-за париков, бритья бород и тому подобных мелочей…

Еще начал я большой трактат о лицемерах. Имея большой запас материалов по этому предмету…

Библиотека у меня сверх ожидания собралась очень большая …

Был я в Ревеле… посвятил там протоиерея и разослал по епархии инструкции для обуздания непослушных священников… посетил село Альп, чтобы взглянуть на семинарию…»

Можно по-разному относиться к Феофану, но, анализируя это письмо, нельзя не удивиться тому, сколько жизненной энергии и сил было в этом человеке.

Проповеди и иные произведения Феофана печатались в типографии, рассылались по церквам. Священники обязывались читать их в церквях по воскресеньям и праздничным дням, опираться на них в своих беседах с прихожанами. Все, что говорил и писал Феофан, дышало убежденностью, было красноречиво, но без неумеренной витиеватости, словесного украшательства, без того «деспотизма формы», который был столь характерен для многих современных ему церковных ораторов (Стефана Яворского, Гавриила Бужинского и др.).

В одном из своих сочинений Феофан высмеял Яворского за «нелепости» в проповедях. Почему во время потопа рыбы не погибли? – вопрашает проповедник и отвечает: «Рыбы заключаются в имени Богородицы, ибо Maria созвучно со словом mare во множественном числе. О, остроумие, не лучше глупости рыб!» – восклицает Феофан.

Первые две проповеди произнесенные Феофаном в Петербурге, могли подать повод к различным толкованиям. В одной из них (в день рождества 1716 г.) он в популярной форме изложил свое богословское учение об оправдании верой. В другой проповеди (в день рождения царевича Петра Петровича, 28 октября 1716 г.) Прокопович выступает уже как светский оратор и политический публицист, хотя на первый раз и не решился на открытую критику противников реформаторства, ограничившись лишь панегириком.

В следующем 1717 г. Прокопович еще произнес две проповеди, одну богословско-догматическую – о почитании икон, другую общественно-политическую – слово о баталии Полтавской. Проповедь об иконах имела важное значение, так как еще в 1713-1714 гг. в Москве и Петербурге наделало много шуму дело Тверетинова и других религиозных вольнодумцев. Проповедь о Полтавской битве имела целью объяснить значение победы для России. После этого он регулярно читал свои проповеди, которые были посвящены почти всем значительным событиям того времени.

Феофан преобразовал русскую церковную проповедь, он вывел ее из схоластической отвлеченности и сблизил с жизнью, с нуждами народа, с потребностями времени. Он произвел это преобразование как теоретически, так и на практике: теоретически – посредством наставлений и правил, практически же – своим примером и влиянием на современных проповедников. Именно для того, чтобы вывести проповедь из школьной замкнутости и обратить к жизни, к народу Феофан написал «Наставления проповеднику».

Изменяя направление проповеди, Прокопович в то же время старался изменить и сам стиль проповедования, стремился освободить проповедника от неумеренных жестов, кривляний и вообще всякой аффектации. Эти наставления о внешних качествах проповедника без сомнений были основаны на личных наблюдениях Феофана над современными ему проповедниками.

Вместо исторических и мифологических примеров, которыми любили украшать свои речи польские и украинские проповедники, Феофан советовал выбирать примеры из жизни святых, особенно тех, которые жили в России: «дабы узнали, наконец, пустейшие благоговеющие только пред своими баснями, что небезплодны доблестию наше отечество и наша вера, и чтобы перестали, наконец, уверять нас в скудости святыни».

Самарин находил, что проповеди Феофана значительно отличались от тех, стиль которых был выработан еще в XII в. он также замечал, что даже на первых проповедях, читанных Прокоповичем в Киеве, лежит отпечаток совершенно нового стиля.

Вводя проповедь в связь с жизнью, Прокопович вместе с тем сделал ее современной. Он старался донести до народа сознание дел Петра, объяснить слушателю пользу и необходимость предпринимаемых им преобразований.

Петр Великий с первой встречи с Феофаном, с первой проповеди оценил его талант и понял, чем он может стать для него и для народа, как проповедник. И ни одно из событий петровского царствования не прошло без того, чтобы Феофан не отозвался на него горячим словом с церковной кафедры. Конечно, иногда эти слова похожи на панегирики, но одушевление, которым проникнуты его проповеди петровского времени, нельзя с уверенностью отнести к лести придворного проповедника.

Точно можно сказать, что Феофан Прокопович стал во главе проповеднической школы XVIII в. Вокруг него группировались духовные ученые, которые и в проповеди усвоили его направление и его приемы. Это были: Гавриил Бужинский, Феофил Кролик, Симон Кохановский и др.

Одним из главнейших событий русской церковной жизни первой половины XVIII в. была синодальная (церковная) реформа.

Преобразовательная деятельность Петра Великого не могла не коснуться вопросов церковной организации в силу того большого и разностороннего значения, какое имела церковь в государственной и общественной жизни России. Высшие круги духовенства в значительной своей части примыкали к реакционной оппозиции феодальной знати петровским реформам. В среде высшей церковной иерархии не были изжиты идеи сильной и независимой от государства церкви – идеи «никонианства»; недовольство же рядовых священнослужителей проявлялось в многочисленных переходах в старообрядчество.

В целях укрепления новых государственных форм необходимо было не только ликвидировать консервативно-оппозиционные настроения духовенства, но и превратить церковь в составную часть правительственной административной системы, сделать ее надежной опорой феодально-абсолютистского государства. Конечно же, вмешательство государства в церковные дела отчасти было обусловлено и необходимостью навести порядок в управлении огромными богатствами, которыми обладала церковь и прежде всего монастыри.

Петр I много лет не решался нарушить вековой уклад религиозной жизни страны, но дело царевича Алексея убедило царя в том, что больше медлить с церковной реформой нельзя. К тому времени он уже имел рядом с собой человека, которому мог, смело доверить реформу. Этим человеком был Феофан Прокопович.

Известно, что процесс поглощения церкви государством, начавшийся еще в XVI в., при царе Алексее, на время как будто остановился. В лице патриарха Никона церковь сделала последнюю отчаянную попытку утвердить свою независимость от государства, опираясь на теорию параллелизма властей духовной и светской, «солнца и месяца», при этом, как солнце выше месяца, так и священство выше царства. Однако попытка эта, как известно, потерпела фиаско. Государство сделало церкви лишь одну уступку – уничтожило Монастырский приказ, в котором царь Алексей хотел сосредоточить контроль над церковным вотчинным хозяйством и суд над церковными людьми.

Для Петра, совершенно чуждого старому благочестию, церковь имела значение только как орудие власти и как источник государственных доходов. Его государственная политика требовала колоссального напряжения платежных сил населения и огромных людских резервов и вызывала против себя жестокую оппозицию, в первых рядах которой стояло православное ортодоксальное духовенство. Это последнее обстоятельство сыграло роль ускоряющего момента и придало мерам Петра особенно крутой характер; по существу церковные реформы Петра I, несмотря на их непривычную для тогдашнего общества фразеологию, лишь завершили процесс огосударствления церкви, начавшийся еще в середине XVI в., и дали ему совершенно точное юридическое оформление.

Другими словами, наступил такой момент в истории России, когда русский самодержец не мог и не должен был делить с кем-либо свою власть. Наличие же крупных беспорядков в русской церковной жизни еще более усиливало потребность в реорганизации духовенства. Распространение различных суеверий, грубость религиозного чувства и вкуса, незнание самых основных понятий христианской веры, низкий уровень образования большинства духовенства, составляли характерные черты религиозно-нравственной жизни русского народа того времени.

Положение, как белого, так и черного духовенства настоятельно требовало перемен, преобразований. Нужно было вывести духовенство из состояния невежества и нравственной распущенности, чтобы оно могло удовлетворять запросы времени и потребности общества, стать действительным, а не номинальным просветителем народа, руководителем нравственного воспитания.

По свидетельству С. Трегубова, в глаза иностранцев посещавших Россию в нач. XVIII в., бросалось, прежде всего невежество большинства духовенства. Фоккеродт писал о состоянии образования среди духовенства в начале царствования Петра I: «В начале его царствования духовенство было гораздо грубее, чем оно было в Европе в самые темные столетия папской власти. Проповедовать у него было решительно не в обычае. Кто мог читать и писать, да умел точно соблюдать церковные обряды, тот имел все нужные требования не только для священника, но даже и для архиерея; да если еще при этом он составил себе известность строгою жизнию, а от природы был награжден окладистою бородой то слыл за отличною духовное лицо».

Кроме того, С. Г. Рункевич в своем труде посвященному основанию Синода, среди основных пороков того времени отмечает сильное пьянство.

Монастыри, некогда питомники книжной мудрости и рассадники образования на Руси, задолго еще до Петра утратили значение просветительных центров. Научное образование даже в такой элементарной в те времена форме как знание латыни, было чуждо российским монахам. Бергольц говорил, что из 500 монахов знаменитого Троицкого монастыря ни один не владел языком древних римлян. А ростовский архиепископ Георгий Дашков в 1718 г. писал Петру I, что «чернецы спились и заворовались».

Первый этап своей церковной реформы Петр провел еще в самом начале XVIII века. После смерти патриарха Адриана в 1700 г. Петр по совету Курбатова не допустил назначения нового патриарха. Вместо патриарха 16 декабря на должность экзарха, блюстителя и администратора патриаршего престола, был назначен рязанский митрополит Стефан Яворский.

В 1701 г. был восстановлен Монастырский приказ, во главе с астраханским воеводой Мусиным-Пушкиным. Сюда, а не на патриарший двор стекались теперь доходы с епархий, отсюда управлялись духовные вотчины. Обратно выдавались лишь скромные суммы по штатам. Разницу алчно пожирала война. Власть местоблюстителя, сравнительно с патриаршей была значительно ограничена, Стефану были оставлены лишь духовные дела, но и в них он не имел всей полноты власти.

С годами росло сопротивление церкви петровским реформам. Многим не без причины казалось, что с отменой патриаршества церковь потеряет свою независимость. Повсюду слышен был ропот, и даже появились подменные печатные письма, которыми выводилось из пророчеств, что родился антихрист, а народ подстрекался к бунту. Потом, после следствия по этим письмам Петр запретил монахам иметь в кельях чернила и бумагу, а типографщик Талицкий, обличенный в печатании этих писем, приговорен был к смертной казни.

В связи с такой сильной оппозицией Петр долго не решался на дальнейшее реформирование, но далее медлить было нельзя.

В этот период времени приказы реорганизовывались в коллегии (своего рода министерства), и у Петра давно созрела мысль создать среди них и Духовную коллегию, которая вписывалась бы в новую государственную систему, и наравне с другими коллегиями была бы полностью подчинена монарху. Для этого нужно было составить устав новой коллегии, и Петр, конечно же, доверил это ответственное дело Феофану. Только этот молодой псковский епископ в силу своего таланта, и реформистских убеждений мог обстоятельно доказать общественности правоту церковной реформы.

Прокопович выполнял задание – учредить для управления русской церковью коллегию по образцу протестантских духовных консисторий. С этими очень удобными для государственной власти учреждениями Петр близко познакомился на практике после присоединения Лифляндии и Эстляндии. Протестантские духовные консистории, кое-где называвшиеся также синодами, возникли еще в XVI в., в эпоху реформации, когда главенство во вновь появившихся протестантских церквях перешло в руки князей. Эти консистории имели смешанный состав из пасторов и чиновников, назначавшихся князем. С 1711 г., после подчинения Лифляндии, Петр стал главой Лифляндской протестантской церкви и в качестве такового назначал и увольнял членов рижской обер-консистории и утверждал ее постановления.

В 1719 г. Прокопович упорно работал над написанием Духовного регламента. В письме Маркевичу он сообщал: «Наконец то, я написал для главной церковной коллегии или консистории постановление или регламент, где содержатся следующие восемь глав: I. Причины, по которым постоянное синодальное правление предпочитается управлению церкви одним лицом, т. е. патриархом. II. Правила общие для христиан всякого чина. III. Правила для епископов. IV. Правила для академии и семинарии, ученых и проповедников. V. Правила для священника, диакона и др. VI. Правила для монахов. VII. Правила для мирян, насколько они надлежат церковному управлению. VIII. Правила для самих президентов и асессоров коллегии. Всех правил почти триста».

Труд этот, строго говоря, нельзя назвать регламентом, то есть уставом будущего министерства по делам религии. Скорее этот труд похож на публицистическую статью, объясняющую замысел церковной реформы, подводящую под нее теоретическую базу в духе естественного права перелицованного на русский манер. Здесь впервые Прокопович официально проводит разграничительную линию между государством и церковью. Подразумевалось, что если в теократическом государстве конечной целью является приведение христианского народа в царство божье, и поэтому монарх является слугой этого идеала, то цель светского государства есть устроении жизни людей на земле, и государь в качестве носителя этой цели требует для себя абсолютной власти, включая и церковную.

11 февраля 1720 г. Петр слушал проект Духовного регламента и одобрил его, внесся ряд замечаний. Через две недели документ был зачитан в Сенате в присутствии архиереев. Резолюция – «Учинено изрядно». Затем Петр поручил подполковнику Семену Давыдову собрать подписи всех русских епископов, дав ему год сроку.

Синод и правительство позаботились о признании Духовной коллегии восточными патриархами. В архиве Синода за 1721 г. сохранился проект послания к восточным патриархам составленный Феофаном. Послание было отправлено, и в декабре 1723 г. через коллегию иностранных дел были получены ответные грамоты патриархов о признании легитимности Синода.

Одновременно с регламентом Феофан написал к нему две оправдательные статьи.

Сам регламент состоит из трех частей. В первой части Феофан подробно излагает причины замены патриаршества Духовной коллегией. Среди них можно выделить некоторые основные: 1) коллегиальное правление способнее для исследования истины, чем единоличное; 2) приговор соборный имеет большую силу, чем приговор одного лица; 3) дела скорее вершатся и т. п. В общем, первые шесть «вин», т. е. мотивов учреждения духовной коллегии взамен патриаршества, наполнены общими местами, среди них пикантна лишь пятая вина, в которой говориться, «что в Коллегиум таковом не обретается место пристрастию, коварству, лихоимному суду», так как коллегия состоит из лиц «разного чина и звания», «которым отнюдь невозможно тайно всем слагатися».

Далее, анализируя причины учреждения Духовной коллегии, Феофан переходит к главной теме – о взаимоотношениях светской и духовной властей. Надобно сказать, что еще в начале регламента подчеркивается чисто государственный характер учреждения. «Коллегиум правительское не что иное есть», «и от Высочайшей власти учрежденным подлежат ко управлению». Теперь же в седьмой «вине» Феофан прямо говорит: «Велико и сие, что от Соборного правления не опасатися отечеству мятежей и смущения, яковые происходят от единого собственного правителя духовного. Ибо простой народ не ведает, како разнствует власть духовная от Самодержавной; но, великою Высочайшего пастыря честию и славою удивляемый помышляет, что таковый правитель есть то вторый Государь Самодержцу равносильный, или и больши его, и что духовный чин есть другое и лучшее Государство, и се сам собою народ тако умствовати обвык. Что же егда еще и плевельныя властолюбивых духовных разговоры приложатся, и сухому хврастию огнь подложат? Тако простые сердца мнением сим разрешаются, что не так на Самодержца своего, яко на Верховного пастыря, в коем либо деле смотреть. И когда услышится некая между оными распря, вси духовному паче, нежели мирскому правителю, аще и слепо и пребезумно согласуют, и за него поборствовати и бунтоватися дерзают, и льстить себе окаянии, что они по самом Бозе поборствуют, и руки своя не оскверняют, но освещают, аще бы и на кровопролитие устремилися. Такому же в народе мнению вельми ради и не простые, но коварные человецы; тии бо на Государя своего враждующе, егда увидят ссору Государя с Пастырем, похищают то за добрый случай злобе своей, и под видом Церковной ревности, не сумнятся подносить руки на Христа Господня; и к тому же беззаконию, яко к делу Божию, подвизают простой народ. Чтож, когда и сам Пастырь таковым о себе надмен мнением, спать не поищет? Изреки трудно, коликое отсюду бедствие бывает… Таковому злу в Соборном духовном Правительстве нет места… А когда еще видит народ, что Соборное сие Правительство Монаршим указом и Сенатским приговором установлено есть; то и паче пребудет в кротости своей, и весьма отложит надежду имети помощь к бунтам своим от чина духовного».

Эти политические мотивы были, конечно, наиболее жгучими для петровского правительства. Организация нового учреждения, к которому правительство шло в течение двух десятилетий, оказалась очень удобной для государства и пережила даже всякую память о возможности церковного бунта под предводительством православного клира.

Во второй части Духовного регламента перечисляются дела, подлежащие ведению Духовной коллегии. Причем упор делался на борьбу с суевериями, ханжами, ложными чудесами, языческими пережитками, которых было великое множество. Феофан указывал на необходимость проверить новые акафисты и молебны, согласны ли они Св. Писанию. Также он предлагал проверить достоверность историй святых, разыскивать, нет ли где ложных мощей, и даже полагал, что исправления требуют некоторые церковные церемонии и обряды.

Эти мысли Феофан выразил в церковном слове, произнесенном по случаю открытия Синода, в Троицком соборе 14 февраля 1721 г., в присутствии царя, министров и всего генералитета. «Какой пользы надеятися от правительства духовного…», «каковую нищету и бедство страждет христианский народ, когда нет духовного учения и правления…», «до того пришло, что и приемшие власть наставляти и учити людей сами христианского перваго учения, еже апостоль млеком нарицает, неведают. До того пришло и в тая мы времена родилися, когда слепые слепых водят, сами грубейшие невежды богословствуют и догматы, смеха достойные пишут».

Одной из наиглавнейших обязанностей и забот церкви во второй части регламента объявляется развитие науки и просвещения, иначе говоря, коллегия должна была в какой-то мере стать и министерством образования. Такого гимна Просвещению, как это сделал Феофан во второй части регламента, не пел еще ни один русский иерарх. Но Прокопович не ограничивался патетикой. Регламент требовал «чтоб всяк епископ имел в доме, или при доме своем школу для детей священнических, или и прочих». Самые крупные из школ преобразовывались в семинарии. Здесь же Феофан предлагает и перечень предметов, которые должны преподаваться в духовных училищах. Также говориться о возможности в скором будущем открыть академию, и даже приводятся ее регулы.

Регламент подробно очерчивал круг дел епископов в духе тех руководств, которые были составлены ранее. Ведению епископа должны были подлежать все дела епархии, в особенности надзор за поведением духовенства и монахов, за состоянием духовного просвещения и за нравственным состоянием мирян. В помощь епископу придавались «закащики» или «благочестивые», которые «аки бы духовные фискалы, тое все подсматривали и ему бы, епископу, доносили». Но епископ обязывался и лично наблюдать за делами своей епархии. Особая часть регламента подробно описывает порядок осмотра, который должен был производиться не реже, чем через один-два года, и по прошению Синода присылать в коллегию рапорты о состоянии дел в епархии.

Третья часть Духовного регламента определяла состав, порядок работы и вопросы, находящиеся в компетенции Духовной коллегии. Во главе ее стояли: президент из митрополитов, два вице-президента из архиепископов, советник президента из архимандритов, четыре асессора из протопопов. Учреждалась и фигура обер-прокурора из светских лиц, но при Феофане она не играла серьезной роли. Надобно сказать, что постоянных членов в коллегии не предусматривалось, все члены были временные и назначались императором на неопределенный срок. Имея широкий простор для выбора членов коллегии, правительство не предоставляло такого простора последней в замещении свободных кафедр. Духовная коллегия должна была лишь предлагать императору кандидатов на утверждение.

Первоначально Феофан собирался по примеру протестантских стран ввести в регламент выборы прихожанами приходских священников, но Петр выразил сомнение относительно этой идеи, поэтому право назначать приходских священников, было отдано епископам, но за кандидата должны были поручиться уважаемые прихожане. Однако в дальнейшем это условие стало чистой формальностью. Второе требование к кандидату заключалось в том, чтобы он непременно окончил архиерейскую школу. По мнению Феофана, эта мера должна была способствовать повышению уровня духовного образования в стране. И нужно отметить, что этот замысел себя оправдал.

Принципиальным новшеством было и то, что регламент упразднял все домовые церкви. «Отсель не быть у мирских ни у кого (кроме фамилии Царского Величества) в домах церквам и крестовым попам: ибо сие лишнее есть, и от единыя спеси деется, и духовному чину уморительное. Ходили бы господа к церквам приходским, и не стыдились бы быть братиею, хотя и крестьян своих, во обществе Христианском». Таким образом, частный культ был запрещен. Это было демократическим решением, в духе истинного христианства, однако в результате часть русской знати отдалилась от православной церкви, допуская в свои дома клириков иных конфессий.

Как уже упоминалось, 14 февраля 1721 г. состоялось торжественное открытие новой коллегии. После молебна в Троицком соборе члены коллегии собрались на первое заседание в огромном деревянном доме умершего генерала Брюса, на котором коллегию решено было переименовать в Святейший Правительствующий Синод. Здесь также было решено, что это учреждение будет подчиняться непосредственно царю, а не Сенату, как предполагалось ранее.

Так возник высший правящий орган Русской православной церкви, ставший одним из самых долговечных нововведений петровской эпохи.

Президентом Синода был назначен рязанский митрополит, бывший местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский. Вице-президентами стали новгородский архиепископ Феодосий Яновский и автор Духовного регламента псковский епископ Феофан Прокопович. С самого начала было ясно, что опальный Яворский будет играть в Синоде чисто декоративную роль, а всеми делами будут заправлять два вице-президента.

Хотя бывший духовник императора Феодосий Яновский и был первым вице-президентом, и до поры Феофан предпочитал не конфликтовать с ним, оставаясь в роли «серого кардинала». Но таланты Прокоповича обеспечили его превосходство над Феодосием, вскоре он стал фактическим главой Синода. В этой роли Феофан ревностно защищал интересы духовного ведомства, разумеется, так, как он это понимал. Благодаря настойчивости и влиянию на императора Феофан поставил вопрос о церковном имуществе. Он прекрасно понимал, что без права управлять доходами, Синод теряет множество задуманных функций. Прокопович добился передачи управления церковным имуществом от Монастырского приказа в ведомство Синода. Пусть это не было правом собственности, в старом смысле, а только право на управление и пользование, но это было то, к чему долгие годы стремилось большинство духовенства. Однако такое положение дела продолжалось не долго. Уже через пять лет, в 1726 г. по указу Екатерины I Синод «освобождался от бремени хозяйственных забот», и оставлял ему «точию при едином правлении в духовных делах». Также этот указ делил синодальное правление на два «апартамента». Первый «апартамент», состоявший из шести архиереев, должен был «управлять всякия духовныя дела во всероссийской церкви»; во втором, состоявшем из пяти светских чиновников, указ определял «быть суду и расправе, також усмотрению сборов и экономии». Это была настоящая реформа Синода. Второй «апартамент» вскоре стал просто «коллегией экономии синодального правления»; эта коллегия была в 1727 г. подчинена Сенату.

Предоставив Синоду управление церковным имуществом, Феофан взялся за изымание из недр других коллегий всех вотчинно-церковных и религиозных дел. В частности, к Синоду перешли от Иностранной коллегии дела, касающиеся других вероисповеданий. Духовная коллегия пыталась расширить свои судебные полномочия, а также в своей власти она сосредоточила все дела по расколу, в ее ведомстве оказалась типография, школы, синодальный дом. В помощь себе Синод создавал ряд непосредственно ему подчиненных учреждений, которые вместе с приказами составили сложную систему духовного ведомства.

Исподволь Синод вырастал в конкурента Сенату, между ними завязалась упорная борьба, о которой свидетельствуют официальные документы. Так 31 мая 1721 г. Синод выдал так называемое «разъяснение Сенату прав своих и значения», а 5 июня вышло постановление о «невмешательстве Сената в дела, подлежащие ведению Правительствующего Синода. Всячески подчеркивая свою подчиненность императору, Феофан становился несговорчив, когда Синоду начинал указывать Сенат. В итоге Синод добился формального равенства с Сенатом.

После петровской церковной реформы, в которой Феофан принял самое активное участие, церковно-административная деятельность Прокоповича была сосредоточена в высшем русском церковном управлении. Но выделить из нее то, что принадлежит собственно Прокоповичу довольно трудно; потому что все распоряжения Синода закреплялись и утверждались всеми присутствующими в нем членами. Однако как один из главнейших представителей Синода Прокопович имел непосредственное отношение ко всем важным делам.

По регламенту в компетенцию Синода входили внутреннее управление церковью и духовный суд в делах религии. Эти дела подлежали обсуждению в Синоде, как высшей инстанции духовного суда и управления, и разделены были между членами по родам. Два синодала ведали делами следственными, двое других делами раскольничьими, еще двое – делами училищ и типографий, наконец, два асессора поочередно заседали в Туинской конторе, которая заведовала церковными делами столицы и завоеванных городов.

Вскоре после своего открытия Синод решительно принялся за наведение порядка в религиозной сфере. Кроме большого числа тех нововведений и запретов, которые предписывались регламентом, выходит ряд указов.

20 марта 1721 г. вышел указ об изъятии «листы всяки изображений и службы и каноны и молитвы, которые сочинены и сочиняются разных чинов людьми самовольно, письменные и печатные без свидетельства и позволения. …А продавцов допросить с очисткою, от кого они их получают, и кто сочинил и печатал эти листы». Вслед за этим 17 апреля того же года был обнародован другой указ о пресечении некоторых суеверных обычаев в народе, таких как, например, насильное купание не присутствовавших на утрени в праздник Пасхи. В декабре предписано было монастырским властям, архимандритам и игуменам, «чтобы в монастыри затворников и ханжей и с колтунами отнюдь не принимать и не держать». В следующем 1722 г. продолжились распоряжения Синода в том же духе преобразования, в частности велась борьба с «проявлением суеверия и ложно понимаемого благочестия». 19 января вышел указ, запрещавший «привешивать к образам привесы, т. е. золотые и серебряные монеты и копейки и всякую казну и прочее. «Усердствующим на такие приношения изъяснять, что на монетах иностранных таковые лица выбиты бывают, которым при иконах святых неподобает быти; а от серег и прочих таковых привесов иконам чинится безобразие, а от инославных укоризна и нарекание на св. Церковь наноситься может».

В феврале 1722 г. последовал указ, «чтобы в Москве и в городах из монастырей и церквей не с какими образами к местным жителям в домы отнюдь не ходить, под опасением штрафа». Также велась борьба с ложными чудотворными иконами. Что было чрезвычайно важно, так как недостаток духовного просвещения делал для народа иконы всем в христианстве, иконы имели самое широкое применение в быту. Особенным благоговением окружено было почитание так называемых «чудотворных икон». И эта вера в «чудотворные иконы», вследствие невежества народа, открывала широкое поприще для тех, кому совесть позволяла пользоваться наивностью народа.

Указ от 23 февраля запрещал изготовление новых и ремонт пришедших в негодность колоколов. Этим же указом запрещалась торговля якобы чудотворными предметами под страхом лишения сана и всего имущества.

28 марта вышел указ запрещающий выставлять иконы в людных местах, а также запрещались часовни. Указ этот был направлен против раскольников, которые не ходили в церковь, но в часовнях проводили службу на свой манер. В Москве этот указ произвел массовые волнения.

Костомаров признавал, что «на первых порах своего существования Синод посылал распоряжения за распоряжениями: он клонил к уничтожению всех тех обычаев, какие только можно было отменять без нарушения сущности православной веры».

Во всех этих указах явственно проглядывалась рука Феофана, испытывавшего отвращение к показной, лицемерной религиозности. Но все эти указы стали лишь прелюдией. Вскоре началась полная реорганизация социальной структуры церкви. Была введена единая иерархия церковных чинов, в 1724 г. учреждены единые штаты приходского духовенства. На церковь обслуживающую один приход, который обычно состоял из 100-150 дворов, полагалось по одному священнику, дьячку и пономарю. Количество церковнослужителей естественно увеличивалось для церквей, обслужива-ющих более одного фиксированного прихода. Введение штата привело к образованию значительной группы «безместных» церковнослужителей и священников, которые по своим правам отличались от тех, кто состоял на службе. Положение духовенства в отношении податей и повинностей точнее определилось в связи с введением подушной полати в 1724 г. Причетчики, то есть низшие церковные служители, не состоявшие на действительной службе при церквах, как и дети безработных священников и церковнослужителей подлежали обложению подушной податью и отбыванию рекрутской повинности. Таким образом, произошло расслоение монолитного ранее слоя низшего духовенства. Ломался и сам принцип принадлежности к духовному сословию, на смену прежнему наследственному, пришел новый, бюрократический.

В том же году к светскому суду от церковного перешла основная масса гражданских дел, в его ведении остались лишь преступления против религии, при этом церковь лишь изобличала преступника, определение наказания и его исполнение брал на себя светский суд.

В 1724 г. вышел и указ о монастырях, к которым Прокопович также приложил руку. Указ предполагал устроить монашество по древним обычаям. Указ этот был составлен самим Петром, но потом по его приказу в некоторых местах был дополнен Феофаном. Тогда же Феофан составил объяснение – «когда и коей ради вины начался чин монашеский и каковый был образ жития монахов древних».

Взгляд Феофана на монашество был тесно связан с его учением об оправдании. По его мнению, монашество само по себе не есть особая заслуга, а есть только чин, равный с иными в государстве, и истинно богоугодное дело заключается в том, чтобы всякий человек строго исполнял обязанности своего звания. Тон Феофана, когда он говорит о монахах, нарочито грубый: «Большая часть тунеядцы суть, и понеже корень всему злу праздность, сколько забобонов раскольных и возмутителей произошло, ведомо есть всем також. А что, говорят, молятся, то и все молятся». Вполне очевидно, что Феофан выполнял заказ Петра, видевшего в монастырях главный очаг сопротивления реформам. В «прибавлении к регламенту», которое вышло в начале мая 1722 г., имеются подробные указания кого и как принимать в монахи, регламентировалась также вся повседневная жизнь в монастырях и пр.

В 1724 и 1725 гг. Петр издавал указы, по которым ограничивалась численность монастырей, была проведена перепись монахов, вышел запрет на постриг новых монахов, в монастырях предписывалось устраивать больницы и богадельни для увечных воинов.

Вера, которая ранее рассматривалась как путь к спасению, стала рассматриваться как нечто полезное для государства. Синодские указы предписывали верующим посещать церковь и регулярно исповедоваться под угрозой штрафов, взыскивать которые, обязаны были приходские священники вместе со старостами. В религиозную жизнь по указам Синода вошли табельные праздники: 1 января – Новый год, 30 мая день рождения Петра и др.

Вероятно, самый позорный в своей истории указ Синод принял 17 мая 1722 г., который обязал священников нарушать тайну исповеди. «Если кто при исповеди объявит духовному отцу своему некое не сделанное, но намеренное от него воровство, наипаче же измену, или бунт на Государя, или на государство, а объявляя только намеряемое зло, покажет, что не раскаивается, то должен духовник не токмо его за грехи разрешения не сподоблять, но донести вскоре о нем, где надлежит». Мало того, каждый священник, словно военнослужащий, давал императору верноподданную присягу, за нарушение которой мог лишиться «живота и сана».

Прокопович желал видеть в священниках не только служителей алтаря, но и государственных чиновников.

Вместе с тем Синод не мог не коснуться острейшей проблемы – раскольников. По регламенту предполагалось вести учет раскольников по епархиям. Было объявлено, «что по всей России никого из раскольников не возводить на власти ни духовные ни гражданские».

По вопросу о раскольниках Феофан впервые прямо столкнулся с Феодосием. Конфликт произошел из-за знаменитой Выговской пустыни, где обитали раскольники во главе со своим вождем Семеном Денисовым. Феодосий поддержал староцерковную партию, требовавшую от властей разорения раскольничьего убежища. Напротив, Феофан использовал свое влияние на царя, чтобы не допустить этого. Как впоследствии писал сам Семен Денисов: «Прокопович словесы свои за выговлян к великим персонам возношаша». Мнение Феофана возобладало, и Феодосий с досадой заявил в Синоде, что «Кабинет раскольникам прибежище и заступление». Еще в 1718 г. был издан указ о записи раскольников в двойной оклад, который ослаблял закон 1684 г. по которому за приверженность к расколу полагалась смертная казнь.

Вообще Феофан Прокопович раскол считал следствием народного невежества, которое требовало образования, и поэтому призывал к терпимости. Он уделял много внимания проблеме раскольников. В Синоде, как уже упоминалось, даже было особое отделение по делам раскольников. Феофан кроме трактата «о мученичестве» упоминаемого им в письме к Маркевичу, будучи уже на посту вице-президента Синода написал несколько увещеваний к раскольникам, которые были разосланы от имени Синода в виде объявлений или указов. В 1722 г. Феофан написал такие, как: «Увещевание к раскольникам, чтобы они безбоязненно явились в Синод, для рассуждения о своих сомнениях», «Ответы на предложенные из Приказа церковных дел пункты о записных и не записных раскольниках», «Объявление с увещеванием от Синода о предерзателях, неразсудно на мучение дерзающих». Поводом к последнему стало упорство некоторых из раскольников, которые охотнее подвергались наказанию, нежели соглашались на стрижение волос и перемену одежды. Синод предписывал священникам читать это увещевание по церквам в воскресные и праздничные дни раз в месяц.

В 1723 г. Прокопович по высочайшему повелению написал «Рассуждение о поливательном крещении», в котором защищал от нападок раскольников силу и святость поливательного крещения наравне с погружением. Но возражения по поводу поливательного крещения часто исходили и от представителей коренного московского духовенства, поборников древнего благочестия – это давало Феофану удобный повод обличить их в невежестве; и этому Феофан посвятил обширное предисловие своего рассуждения, которое он написал в юмористической форме. В этом же году вышло и «увещевание от св. Синода невеждам (раскольникам)». Тогда же Феофан составил устав келейного жития для монахов Александро-Невского монастыря, который всесторонне регулировал жизнь монахов. Последнее сочинение Прокоповича, адресованное раскольникам «О присяге или клятве» (1735-1736) осталось незаконченным, в связи с кончиной Феофана. В этой работе автор опровергал слухи о явлении антихриста то в лице Петра, то в лице Бирона.

Кроме этих произведений, направленных против раскола, перу Феофана принадлежат некоторые канонические произведения, а именно, «Розыск исторический», в котором он доказывал, что христианский государь имеет право управлять делами церкви, хотя и не может отправлять богослужения. Среди канонических сочинений Прокоповича также известность получили труды посвященные вопросу о браках: «О браках с иноверными» и «О правильном разводе мужа с женою».

Рассуждение по вопросу «О браках с иноверными» по-видимому, было заказом Петра. Дело в том, что после Северной войны в России проживало много пленных шведов, и многие из них были бы не против остаться, однако церковь запрещала им жениться на православных. 18 августа 1721 г. вышел указ, который объявил браки между православными и другими христианами законными и позволительными, при условии, что «еретик не станет тревожить совести своей жены» (то есть принуждать отказаться от своей религии), и что дети будут исповедовать православие.

Указ был, но необходимо было разъяснить народу его суть, вот поэтому по поручению царя Феофан и пишет свое сочинение. Аргументами из Св. Писания, творений отцов церкви и историческими примерами Прокопович доказывает, что браки православных с христианами других исповеданий не заключают в себе ничего противного вере. Это рассуждение в 1722 г. было издано в виде «послания к православным» от имени Синода, в количестве тысячи штук и разослано по епархиям.

В последнем трактате, «О разводе», Феофан отстаивает мнение, что единственным поводом к совершенному разводу (когда супругов освобождают не только от совместного сожительства, но и от данных перед Богом обязательств) является прелюбодеяние одного из супругов. Но здесь же, он высказывает мнение, что в случае такого развода, можно разрешать вступать в новый брак не только невиновному, но и виновному, потому что супруг, который прелюбодействовал в первом браке, может быть верным во втором. Темы, которых коснулся в этих произведениях Феофан, были очень острыми и злободневными, как для всего российского общества в целом, так и лично для Петра, который в личной жизни не был образцовым христианином.

В последние годы своей жизни Феофан как первый член Синода, старался пользоваться своим влиянием при дворе, чтобы поднять значение Синода, которое заметно пошатнулось при Петре II. Он написал несколько рассуждений по вопросам церковной администрации (о присутствии в Синоде большего числа архиереев, о жаловании членам Синода), в которых выступал защитником самостоятельности Духовной коллегии.

Благодаря своему влиянию, Прокоповичу удалось добиться от Анны восстановления Синода в том виде и значении, который он имел еще при Петре I.

Как уже упоминалось, одним из заветных желаний Феофана, как церковного иерарха, было желание очистить русскую религиозную жизнь от суеверных обычаев, многие из которых уходили своими корнями в языческое прошлое. Нередко религиозные тексты были неправильно переведены на древнеславянский язык, что рождало многочисленные споры относительно их толкования. Поэтому Прокопович был весьма озабочен исправлением Славянской Библии, и с этой целью начал даже учиться еврейскому языку, однако по разным причинам не смог окончит обучения, и передал это дело архиепископам, и прочим ученым мужам. В мае 1735 г. было начато издательство обновленной Библии на подворье Феофана, где для этой цели временно была помещена типография.

Как современники Феофана, так и позднейшие писатели XVIII в. отзывались о Прокоповиче с величайшими похвалами, как о человеке чрезвычайно образованном талантливом и преданном делу Просвещения. Прокоповичу отдал должное почитание даже его противник – доминиканец Рибера. Он писал: «Науки в России вообще не процветают, впрочем я знаю несколько человек отступников, воспитанных для России католическими школами. Между ними первое место занимает Феофан… он искусный церковный администратор, хотя я заметил, что духовенство скорее его боится, чем любит. Он устроил в своем доме замечательную школу для юношей. В храме он важен, в алтаре внушает к себе почтение, в проповеди красноречив, в беседе о божественных и мирских предметах учен и изящен, одинаково хорошо он владеет греческим, латинским и славянским языком…».

Таким образом, на основании вышеизложенного можно сказать, что церковно-административная деятельность Феофана Прокоповича была очень насыщена и разнообразна, однако она же породила множество негативных отзывов. Главным поводом к этому послужили те нововведения, к которым он имел прямое отношение.

Самым важным из них была замена патриаршества Синодом. Не Феофану принадлежит это нововведение, однако он был главным действующим лицом при осуществлении идеи Петра – организовать Синод и составить для него устав. Феофан стал самым видным идеологом церковной реформы. В своих политических и публицистических трактатах, речах и проповедях, он выступал с разъяснениями всех важнейших действий петровского правительства в этой области, доказывая их правомерность и необходимость. Через его руки проходили, им составлялись и редактировались практически все законодательные акты, относящиеся к церкви.

Конечно же, духовенство считало, что с утратой патриаршества церковь потеряла свое некое достоинство, лишилась представителя. Ведь само существование патриарха давало особый статус всему церковному иерархическому строю. Под главенством патриарха, из митрополитов, архиепископов и епископов образовывался состав высшего духовенства. И при равенстве епископского достоинства, каждое звание имело особую, иерархическую постановку, свои права, и свои внешние отличия. С учреждением Синода все эти привычные отношения изменялись. Ведь состав Духовной коллегии образован был из представителей всех степеней духовной иерархии. И для епископов было неприемлемым, что в состав Синода назначены члены из низших ступеней иерархии.

Сочиненный Феофаном и, после прочтения в совместном собрании высшего духовенства и Сената, утвержденный государем устав духовной коллегии под названием «Духовного регламента», затрагивал самые чувствительные и больные стороны жизни народа и духовенства. Свидетельствование мощей, житий святых, чудес, акафистов, запрещение вновь строить церкви без разрешения Синода, закрытие часовен, запрещение хождения с иконами и прочее – все это тяжело воспринималось. Эти нововведения раздражали духовенство и народ, которые считали Феофана и Феодосия главными виновниками. К тому же Феофан усугублял негативное отношение к себе тем, что при каждом случае показательно отзывался о прежних формах духовной жизни с несдерживаемой иронией, с каким-то враждебным чувством.

Значительная доля недовольных деятельностью Прокоповича принадлежала черному духовенству, которое сверх общих распоряжений, раздражено было указом, по которому монастыри отдавались под богадельни и училища, превращались в воспитательные дома для сирот, инвалидов и стариков.

Непринятие некоторыми людьми преобразований, к которым прямое отношение имел Прокопович, является понятным историческим явлением. Взгляды Феофана на религию и церковную организацию несли в себе реформаторские идеи, однако нельзя прямо упрекать Прокоповича в «неправославии», в чем были уверены его оппоненты, такие как Маркелл Радышевский. По мнению Чистовича, «самое строгое рассмотрение его (Феофана) сочинений, не откроет в них ничего, противного православной церкви… Но он отделял предметы и вопросы науки и исторической критики от строгого определенного учения церкви, и не хотел освящать именем православия различные обычаи, каких было много в допетровской России».

Прокопович Феофан (1681-1736) - русский богослов, церковный и государственный деятель, писатель и учёный. Он имеет украинское происхождение, родился 18 июня 1681 года в Киеве. При рождении учёного назвали Елеазаром. Всю жизнь он потратил на борьбу с предрассудками и невежеством. Прокопович написал несколько трактатов на тему ораторского искусства и философии, он отлично владел латынью, греческим и польским языками.

Образование богослова

Будущий церковный деятель воспитывался в купеческой семье. Он рано остался без родителей, поэтому воспитанием мальчика занимался дядя, ректор Киево-Могилянской коллегии. Именно там Елеазар получил начальное образование, он изучал греческий язык и латынь. После этого юноша отправился в польскую иезуитскую школу, для этого ему пришлось принять униатство.

Окончив школу в Польше, Прокопович перебрался в Рим. Там он продолжил обучение в коллегии Святого Афанасия. Студент увлекался произведениями римских и греческих классиков, читал философскую и богословскую литературу. Учёба давалась ему легко, вскоре Папа Римский обратил внимание на талантливого юношу. Он предложил ему остаться в Италии, однако Елеазар предпочёл вернуться в Киев.

Преподавание и первые труды

В 1704 г. Прокопович снова приехал в Киев, там он стал преподавателем Киево-Могилянской академии. Педагог обучал студентов поэтике, философии и риторике. Также он составил подробное руководство по богословию. Оно отличалось от предыдущих ясностью изложения и минимумом приёмов схоластики. Благодаря своим способностям вскоре Елеазар стал ректором академии.

Во время работы в учебном заведении Прокопович написал трагикомедию «Владимир», в которой описывалась победа христианства над язычеством. Также он неоднократно сочинял стихи на русском, польском и латыни. На трёх языках было выпущено произведение «Епиникион», приуроченное к Полтавской победе в 1709 году.

Учёный был самым известным теоретиком литературы и ораторского искусства. Даже сейчас критики высоко оценивают его сочинения «Поэтика» и «Риторика». Первое из них было напечатано посмертно в 1786 году. Произведение «Риторика» издали только в 1982 году, до этого читатели могли знакомиться лишь с выдержками из текста. Обе работы были написаны на латыни, они включали в себя лекции Прокоповича из Киево-Могилянской академии.

Сотрудничество с Петром

В 1711 г. Пётр I назначил талантливого писателя игуменом Братского монастыря в Киеве. Елеазар продолжил свою деятельность, издавая статьи и рассуждения на различные темы. Все его произведения отличались живым языком, остроумием и стремлением критически анализировать ситуацию с разных сторон. Прокопович был противником схоластических методов и католицизма, он отдавал предпочтение европейским взглядам. Особое уважение учёный испытывал к теориям Френсиса Бейкона и Рене Декарта.

В 1716 г. Пётр вызвал Феофана в Петербург. Изначально тот стал советником правителя, писал переводы и толкования различных иностранных книг. Также он составил «Духовный регламент», издал несколько правительственных документов, написал предисловие к «Морскому уставу». За свои заслуги в 1720 г. Прокопович получил сан архиепископа. В следующем году его избрали первым вице-президентом Святейшего Синода. Благодаря привязанности Петра писатель регулярно получал дорогие подарки, деньги и хозяйство.

Смерть деятеля

В конце января 1725 г. Пётр умер, после этого Феофан примкнул к партии Екатерины. Он всячески поддерживал императрицу, поэтому уже через несколько месяцев был возведён в сан Новгородского архиепископа. Параллельно с этим Прокоповичу приходилось бороться с противниками его политических убеждений. Многие обвиняли его в неискренности и даже боялись.

Постоянное давление заставило учёного пересмотреть свои взгляды. Он оставался приверженцем науки и просвещения, но уже не так яростно спорил с несогласными. Феофан стал панегиристом, оправдывавшим существующий порядок, независимо от собственных идеалов. Он оказал влияние на Татищева, Кантемира и других учёных. Восьмого сентября 1736 года Феофан Прокопович умер в Санкт-Петербурге, там его и похоронили.

План
Введение
1 Детство и образование
2 Преподавательская деятельность в Киеве
3 В Петербурге
4 Оценка

Список литературы
Феофан Прокопович

Введение

Архиепископ Феофа́н (в миру Елеазар Прокопо́вич; 8 (18) июня 1681, Киев - 8 (19) сентября 1736, Санкт-Петербург) - епископ Православной Российской Церкви; с 25 июня 1725 года архиепископ Новгородский. С 25 января 1721 года - первый вице-президент Святейшего Синода (и по смерти Стефана Яворского - его фактический руководитель), с 15 июля 1726 года - первенствующий член Синода. Проповедник и государственный деятель, публицист, поэт, сподвижник Петра I.

1. Детство и образование

Елисей (его светское имя) родился в купеческой семье. Об отце ничего не известно, носил фамилию матери. Оставшись в раннем возрасте сиротой, был взят на воспитание дядей - Феофаном Прокоповичем, ректором Киево-Братской коллегии и наместником Киево-Братского монастыря. Образование получил в Киево-Могилянской академии; совершенствовал свои знания во Львове и после перехода в униаты обошёл пешком всю Европу. Посещал университеты в Лейпциге, Халле, Йене. В 1701 году в Риме поступил в прославленную тогда иезуитскую коллегию св. Афанасия, учреждённую для греков и славян.

Прослушав в этой коллегии полный курс, приобрёл громадную начитанность в исторических, богословских и философских сочинениях, а также в древнеклассической литературе и своими выдающимися дарованиями обратил на себя внимание папы Климента XI, но не пожелал остаться в Риме и в 1704 году вернулся в Киев. Обладал чрезвычайно глубокими познаниями в математике. Знал много европейских языков.

2. Преподавательская деятельность в Киеве

Феофан Прокопович на Памятнике «1000-летие России» в Великом Новгороде

Вернувшись в Киев и снова обратившись в православие, он стал преподавать в Киево-Могилянской академии сначала поэтику, потом риторику, философию и, наконец, богословие, и по всем этим предметам составил руководства, очень замечательные для своего времени ясностью изложения и отсутствием схоластических приёмов.

Будучи преподавателем пиитики и удовлетворяя обычаю, требовавшему сочинения драматических представлений для школьной сцены, написал трагидокомедию «Владимир», в которой, изображая победу христианства над язычеством и осмеивая жрецов, как поборников суеверия и невежества, выступил горячим защитником просвещения и сторонником начатой уже Петром Великим решительной борьбы со старыми московскими предрассудками. По случаю Полтавской победы 1709 года сочинил панегирическую проповедь, которая была, по приказанию Петра, переведена на латинский язык самим автором.

В 1711 году был вызван в царский лагерь во время Прутского похода, а по возвращении оттуда сделан игуменом Братского монастыря и ректором Киево-Могилянской академии.

Продолжая свою преподавательскую деятельность, издал ряд популярных рассуждений, диалогов и проповедей о различных богословских вопросах. Все эти сочинения отличаются живым и остроумным изложением и стремлением к критическому анализу. Несмотря на полученное в юности католическое образование Феофан являлся заклятым противником всего католического в науке и жизни и поклонником новой европейской науки, созданной Ф. Бэконом и Р. Декартом; он решительно выступал с резким, принципиальным отрицанием всякого авторитета духовенства как учительского сословия, требуя свободного, критического отношения ко всем научным и жизненным вопросам и опровергая старую теорию о первенстве духовной власти над светской и вообще о первенстве духовенства над всеми прочими общественными классами.

3. В Петербурге

Пётр I, узнав образ мыслей Феофана и убедившись в его выдающихся способностях, в 1716 году вызвал его в Петербург для осуществления реформы церкви.

Здесь сначала выступил в качестве проповедника-публициста, разъясняя действия правительства и доказывая необходимость преобразований, а также осмеивая и сатирически обличая её противников. Из этих проповедей особенно замечательны слово о царском путешествии за границу и «Слово о власти и чести царской» (1718), посвящённое доказательству необходимости для России неограниченного самодержавия, причём проповедник особенно вооружался на «богословов», полагавших, что власть духовная выше светской.

Так как после основания Петербург оставался без собственного епископа, 2 июня 1718 года был хиротонисан во епископа Псковского и Нарвского, фактически пребывая в Петербурге, и с того времени становится главным помощником Петра Великого в делах духовного управления. Через его руки проходят, им составляются или, по крайней мере, редактируются все важнейшие законодательные акты по делам церкви; по поручению царя он пишет предисловия и толкования к переводам иностранных книг, учебники, богословские и политические трактаты и проч. Им составлен «Духовный регламент» (1721), «Слово похвальное о флоте российском», «Слово о власти и чести царской» (1718), написаны предисловие к Морскому уставу (1719), краткое руководство для проповедников, «Объявление» о монашестве (1724), трактат о патриаршестве, «Первое учение отроком», рассуждения о браках с иноверцами, о крещении, о расколе, подробный комментарий к «Уставу о престолонаследии» под заглавием: «Правда воли монаршей во определении наследника державы своей» (1722) и мн. др. Феофан выступал также как поэт, автор силлабических виршей («За Могилою Рябою» - о Прутском походе, посвящение Антиоху Кантемиру, эпиграммы).

При образовании в 1721 году Святейшего Синода стал его первым вице-президентом (и по смерти Стефана Яворского - его фактическим руководителем), с 15 июля 1726 года - первенствующий член Синода.

Гравюра на дереве, XVIII век

Пётр нередко делал Феофану подарки: лично сам подарил ему несколько деревень, дарил значительные денежные суммы. У Феофана в Петербурге образовалось своё хозяйство.

В то время, как представители великорусской церковной партии и старшие иерархи из киевских учёных, руководителем которых был Стефан Яворский, в своих воззрениях на отношения светской власти к духовной, а также и в некоторых богословских вопросах, склонялись к католическому учению, стоял на точке зрения, близкой к убеждениям протестантских богословов, среди которых он имел немало друзей и почитателей.

С 1725 года был архиепископом Новгородским.

Его политические убеждения, основой которых была теория так называемого «просвещённого абсолютизма», всецело разделялись Петром I. При таком положении дела многочисленные враги Феофана не имели возможности ему вредить. По смерти Петра обстоятельства изменились: ему пришлось выдержать ожесточённую и опасную борьбу, отражая обвинения уже не столько богословского, сколько политического характера. Но сумел искусно воспользоваться обстоятельствами вступления на престол императрицы Анны и стать во главе той партии «среднего чина людей», которые разрушили замыслы «верховников» подачей государыне известной челобитной о восстановлении самодержавия.

Благодаря своему деятельному участию в этом событии, вновь приобрёл прочное положение при Дворе и в Синоде - и обрушился на своих старых врагов, полемику с которыми на этот раз повел уже не столько в литературе, сколько в застенках Тайной канцелярии. Прежний горячий защитник реформы, действовавший во имя интересов просвещения, в котором он видел единственный залог блага России, теперь, при изменившихся условиях русской жизни, хотя и старается ограждать результаты реформы от посягательств реакции, но по существу своей роли официального проповедника-публициста обращается из деятеля прогрессивного в строгого консерватора и становится панегиристом, оправдывающим существующий порядок даже и в тех случаях, когда он противоречил его собственному идеалу.

Но Феофан всё же оставался человеком, высоко ценившим и, по возможности, отстаивавшим науку и просвещение. В лучших своих произведениях он выступает представителем критически-обличительного направления. Исходя из понятий современного ему научного рационализма и протестантской теологии, Феофан отрицательно относится к старым формам московской церковной и общественной жизни, которые считает особенно благоприятствующими процветанию невежества или показной псевдо-учёности, ханжества и суеверия; во имя выставленного им идеала просвещённого человека и сильного своим просвещением государства, он сатирически изображает современную ему русскую жизнь и в этом смысле может быть назван первым русским сатириком, первым представителем того направления, к которому впоследствии примкнули наши лучшие литературные силы.

Его влияние на знаменитого русского поэта Антиоха Кантемира, сатиры которого нередко являются только перифразом проповедей Феофана, было чрезвычайно сильно; не подлежит также сомнению и влияние его на В. Н. Татищева, автора первого капитального труда по русской истории, взгляды которого на русскую историю и современность вырабатывались, можно сказать, в школе Феофана.

Его сочинения на латинском языке изданы в XVIII веке в Кёнигсберге и Лейпциге Дамаскиным (Рудневым), Иакинфом (Карпинским), Давидом Нащинским и Самуилом (Миславским); некоторые переводились на русский язык. «Слова и Речи» изданы в 3-х частях (СПб., 1765).

Ректор Московской академии, впоследствии архиепископ Тверской, второй вице-президент Синода Феофилакт Лопатинский полагал (как и иные, например, Маркелл Родышевский) Феофана протестантом.

Протоиерей Георгий Флоровский: «Феофан Прокопович был человек жуткий. Даже в наружности его было что-то зловещее. Это был типический наемник и авантюрист, - таких ученых наемников тогда много бывало на Западе. Феофан кажется неискренним даже тогда, когда он поверяет свои заветные грезы, когда высказывает свои действительные взгляды. Он пишет всегда точно проданным пером. Во всем его душевном складе чувствуется нечестность. Вернее назвать его дельцом, не деятелем. Один из современных историков остроумно назвал его „агентом Петровской реформы“. Однако, Петру лично Феофан был верен и предан почти без лести, и в Реформу вложился весь с увлечением. И он принадлежал к тем немногим в рядах ближайших сотрудников Петра, кто действительно дорожил преобразованиями.»

«Не было почти рода писательства, к которому не был бы причастен Феофан. Богослов, проповедник, канонист, юрист, историк, поэт совмещались в нем с разною степенью дарования, но, во всяком случае, в необыкновенном сочетании. Таких разносторонних и плодовитых талантов мало можно встретить среди наших деятелей XVIII века. Взятая в целом личность Феофана Прокоповича всегда останется одной из центральных фигур русской истории XVIII столетия.»

Литература

1. Ю. Ф. Самарин. «Стефан Яворский и Феофан Прокопович, как проповедники». М., 1844.

2. «Сочинения» Самарина, т. V, М., 1880.

3. И. А. Чистович. «Феофан Прокопович и его время». СПб., 1868

4. П. О. Морозов. «Феофан Прокопович как писатель». СПб., 1880.

5. К. В. Пигарев, Г. М. Фридлендер. Феофан Прокопович // История всемирной литературы. - Т. 5. - М., 1988.

Список литературы:

1. См. его «Об иге Господнем благом»

2. Георгий Флоровский. Пути русского богословия . Париж, 1937, стр. 89 - 90.

3. Феофан (Прокопович), Русское Православие