За что сидел королев.

День 27 июня 1938 г. круто изменил жизнь отца и всей нашей семьи. Конечно, после ареста М.Н. Тухачевского и Р.П. Эйдемана, а потом И.Т. Клейменова, Г.Э. Лангемака и В.П. Глушко отец был почти уверен, что эта участь может постигнуть и его. Может, но ведь не значит, что обязательно должна. Человеку свойственно надеяться на лучшее, даже понимая, что все безнадежно.

Между тем в нашем доме на Конюшковской уже появились сургучные печати на входных дверях квартир, извещавшие об исчезновении на неопределенный срок их владельцев. Наступила пора мучительного каждодневного ожидания грозы, которая уже вряд ли могла пройти мимо.

В воскресенье, 26 июня 1938 г., состоялись первые в республике выборы в Верховный Совет РСФСР. Мама была членом избирательной комиссии в Боткинской больнице. А накануне мои родители гостили в Пушкино на даче маминого брата Юрия Максимилиановича. Несмотря на усилия хозяев, веселого вечера не получилось. Настроение отца было мрачным, он был подавлен и молчалив.

В понедельник мама возвращалась с работы около 9 часов вечера. Подойдя к дому, она увидела фигуры двух мужчин, прогуливавшихся по улице и присматривавшихся к прохожим. Мама рассказывала мне потом, как сжалось ее сердце. Она бросилась бегом на шестой этаж и со страхом постучала в дверь. Открыл отец. Он был один - мы с Лизой жили на даче в Барвихе. Увидев состояние жены, он обнял ее и тихо произнес: "Ну, это уже, видимо, за мной". На столе стоял патефон. Отец сказал, что продал облигацию и купил пластинку - на одной стороне "Метелица", на другой - "Во поле березонька стояла". Завел патефон, и они несколько раз послушали эти песни. А потом молча, не раздеваясь и не зажигая света, держа друг друга за руки, просидели до половины двенадцатого, когда среди ночной тишины раздался громкий стук в дверь. На вопрос "Кто?" сказали, что из НКВД. Отец открыл дверь. Вошли те двое, которых мама видела на улице. Третьим был управдом И.П. Чубаков, которого представили как понятого. .
Вошедшие - сотрудники НКВД Решетняк и Комиссаров - предъявили ордер на арест и обыск, подписанный С.Б. Жуковским. Его же подпись после слов: "Обыскать, арестовать" - стоит и на справке с грифом "Совершенно секретно", составленной начальником 7 отдела 1 управления НКВД СССР майором государственной безопасности Л.И. Рейхманом еще 19 июня 1938 г. В справке говорится: "Следствием по делу антисоветской троцкистской вредительской организации в научно-исследовательском институте N 3 (Наркомат оборонной промышленности) установлено что одним из активных участников этой организации является инженер института N 3 - Королев Сергей Павлович.

В антисоветскую троцкистскую организацию Королев был привлечен в 1935 г. бывшим директором института N 3 Клейменовым.

Подтверждением этих обвинений якобы являлись показания "участников организации" Клейменова и Лангемака, по словам которых "практическая деятельность Королева, как участника антисоветской организации, была направлена на затягивание лабораторных и конструкторских работ по оборонным объектам с целью срыва их ввода на вооружение РККА".

Более чудовищные обвинения человеку, смыслом жизни которого являлась инженерно-конструкторская работа, трудно было придумать. Естественно, что он подпадал под 7 и 11 пункты 58 статьи Уголовного кодекса РСФСР, принятого в 1926 г.: пункт 7 - подрыв промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения (т.е. вредительство) - до расстрела; пункт 11-действия, готовившиеся организованно, или если обвиняемые вступили в уже действующую организацию (состоящую хотя бы из двух человек) - до расстрела. Таким образом, судьба моего отца была решена задолго до 27 июня.

А в тот злополучный вечер вошедшие обыскали отца, а затем усадили моих родителей на диван в большей комнате, запретив им вставать. Сами же начали перерывать все, что было в квартире. Они выбрасывали на пол немногочисленные вещи из платяного шкафа, содержимое ящиков письменного стола, копались в белье, книгах и даже посуде. Мама видела, как один из них потихоньку спрятал себе в карман малахитовые запонки, которые подарил отцу на свадьбу Максимилиан Николаевич, но сказать об этом не решилась.

Потом сотрудники НКВД опечатали дверь кабинета отца и составили протокол с перечислением изъятых при аресте и обыске вещей. В их числе были документы отца: паспорт, военный и профсоюзный билеты, пилотское свидетельство, диплом пилота-планериста, удостоверение о награждении знаком "За активную оборонную работу" и сам знак, послужной список, 26 различных удостоверений и справок, а также папки с инженерными расчетами и чертежами, записные книжки, фотоаппарат, альбомы с фотографиями, облигации,деньги и даже сберегательная книжка моей мамы. Отцу предложили поставь подпись под протоколом и написать доверенность на получение последней зарплаты. Вставая с дивана, он повернулся к маме и обмер - перед ним сидела не молодая, красивая его жена с золотистыми волосами, а постаревшая за ночь женщина с измученным лицом и потухшим взглядом.

"Да... Ты пережила эту ночь", - с грустью сказал он. Потом прочитал протокол и подписал его, возмутившись тем, что опечатана комната и отобраны деньги. В результате в конце протокола была приписана фраза: "Неправильно опечатана комната и взяты деньги" - заявил Королев.

Мама сказала, что не в состоянии ехать в институт за его зарплатой, и попросила написать доверенность на имя Марии Николаевны, что и было сделано. Около шести часов утра все формальности закончились и отцу предложили собираться. Мама подняла с пола пару белья, мыло, зубную щетку и пасту. Все это было уложено в маленький фанерный чемоданчик. Отец надел кашне и свое единственное кожаное черное пальто. Они обнялись с мамой и попрощались. Последними его словами были: "Ты же знаешь, что я не виноват". Она пошла вместе с ним к двери, но дальше ее не пустили, заявив: "Не положено!". В окно лестничной клетки она видела, что во дворе стояла машина, в которую его посадили и увезли.

Мама рассказывала мне, что, оставшись одна, даже не могла плакать, а только громко стонала. Случайно посмотрев в зеркало, она не узнала себя и ей стал понятен смысл фразы, сказанной отцом.

Немного успокоившись, она позвонила на Октябрьскую. Мария Николавна и через много лет помнила совершенно чужой, незнакомый голос моей мамы, которая сказала: "Приезжайте, Сергея больше нет", - и повесила рубку. В ту минуту Мария Николаевна забыла и про неприятности у сына на работе, и про все переживания и страх ожидания его ареста, забыла все это и почему- то решила, что он застрелился, что уже мертв. Моментально собравшись, они с Григорием Михайловичем выбежали на улицу, поймали такси и помчались на Конюшковскую. Расплачиваясь с таксистом, Мария Николаевна дала ему лишние деньги и попросила подождать десять минут, пока они не узнают, что случилось. Где-то в глубине души теплилась надежда, что, может быть, сын только ранен и нужно будет привезти доктора. Таксист обещал подождать, а Мария Николаевна и Георгий Михайлович бегом поднялись на шестой этаж. Когда мама открыла дверь, перед ними предстала жуткая картина: все было перевернуто вверх дном. Даже из шкафчика с лекарствами, стоявшего на кухне, выбросили на пол вату, бинты, пилюли, какие-то бутылочки. Первое, что вырвалось у Марии Николаевны: "Жив?" - "Да, жив, но арестован и его увезли", - последовал ответ. У нее отлегло от сердца, и она невольно сказала: "Слава богу". Мама вначале даже опешила: как можно благодарить бога, когда случилась такая катастрофа. - "Вы что, с ума сошли или не поняли? Его нет, он арестован", - еще раз произнесла она. - "Я все поняла. Он арестован, но жив, значит мы будем бороться", - сказала Мария Николаевна.

Как жену С.П. Королева вербовали в сексоты НКВД

В начале 1939 г. мама, вернувшись с работы, обнаружила дома повестку в милицию. Ей надлежало срочно явиться туда с паспортом. Перед тем как пойти, она позвонила своим родителям и Марии Николаевне, предупредив их об этом неожиданном вызове. В милиции ей предложили пройти "не очень далеко отсюда" и дали для сопровождения милиционера. Он шел с ней рядом, а не сзади, как бывает при аресте, и это несколько успокаивало ее, хотя она не понимала, куда и зачем ее ведут. Они пришли к зданию теперешнего Биологического музея имени К.А. Тимирязева на Малой Грузинской улице и спустились в подвал, где находилось несколько комнат. Маму пригласили в одну из них. Сидевший там мужчина с любезной улыбкой предложил ей чай, а затем в довольно деликатной форме стал убеждать ее согласиться помогать НКВД. Он говорил, что она, красивая, интересная, сможет войти в доверие к любому человеку, что она и ее дочь ни в чем не будут нуждаться, что ее "оденут", снабдят билетами в любые театры, концерты, кино, но она должна будет ходить туда с тем, кого ей назовут. "Ну что вам стоит? - убеждал он. - Вы только расскажете нам потом, о чем там был разговор, мы же от вас ничего другого не требуем. Вы должны помочь нам, мы вам верим". На это мама ответила: "Нет. Такие поручения я выполнять не могу и не буду, я на это не способна". Он сказал, что даст ей время подумать. Но она думала только об одном: если ее не выпустят, надо, чтобы Софья Федоровна немедленно меня удочерила. В течение ночи сотрудник НКВД то оставлял ее одну, то снова уговаривал. Но мама была непреклонна. Около пяти часов утра ее отпустили, взяв подписку о том, что она никогда никому об этом разговоре не расскажет. Мама в течение многих десятилетий соблюдала жесткое требование, хотя это было нелегко. Тем более что встреча с безымянным сотрудником НКВД оказалась не единственной (о трех других встречах мамы с ним я еще расскажу). А вот в Тимирязевский музей мама не ходила никогда, даже когда там бывали интересные выставки.

Королев С.П. в лагере Мальдяк

А заключенный Королев тем временем уже добывает "золотишко" на Мальдяке. За два дня до прибытия его туда, 1 августа 1939 года, был издан приказ N 765 по Дальстрою "О выполнении августовского плана", которым предписывалось: "Принять решительные меры к максимальному повышению производительности труда и лучшему, бесперебойному использованию механизмов. Использовать все меры поощрения лучших лагерников, работающих по-стахановски и по-ударному... Одновременно злостных отказчиков строго наказывать, сажая в карцер на штрафной паек и предавая суду". Прииск Мальдяк в то время был на хорошем счету. За сутки там добывали до нескольких килограммов золота. Как отмечено в "Хронике золотодобывающей промышленности Магаданской области" от 21 сентября 1939 года: "За успешное выполнение программы металлодобычи 1938 г. прииску "Мальдяк" выделены автомашина М-1 и 10 тыс. руб. для премирования работников, отличившихся в борьбе за план".

Да, план выполнялся. Но какой ценой? Заключенных поднимали в шесть часов утра и после скудного завтрака, колонной, шеренгами по пять человек, под конвоем вооруженной охраны - один конвоир впереди, два сзади - отправляли на работу. Каждая бригада занимала свое рабочее место. Несколько заключенных разводили костер, у которого можно было погреться во время коротких перерывов.

Работали без выходных по двенадцать часов в сутки. С 13 до 14 часов объявлялся перерыв на обед. Посудой служили металлические миски и кружки, алюминиевые или приспособленные из консервных банок. Пища была скудной - болтушка на муке, вареная селедка, каша, чай. Хлеба не хватало. Его давали сразу на весь день - по килограмму на человека, если бригада выполняла план, и по 600 граммов, если не выполняла. На ужин приходилось около 200 граммов каши без масла и чай с двумя кусками сахара. Работа состояла в добыче на глубине 30-40 метров золотоносной породы и велась вручную. Это требовало значительных усилий. Отколотую кирками породу лопатами насыпали в тачки, доставляли к подъемнику, поднимали по стволу наверх и тачками по проложенным доскам подвозили к бутарам. На столь тяжелую работу посылали, как правило, "врагов народа". Среди них был и отец. Уголовники же обычно выполняли функции бригадиров, поваров, учетчиков, дневальных и старших по палаткам. Естественно, что при полуголодном питании ежедневный изнурительный труд быстро приводил к физическому истощению и гибели людей. Но на любые жалобы заключенных от лагерного начальства следовал ответ: "Вы отбываете наказание и обязаны работать. За вашу жизнь мы не отвечаем. Нам нужен план, а вас не станет, привезут в навигацию других". Заключенные, люди разных возрастов, различного здоровья и физической силы, жили бригадами в черных палатках размерами 7X21 м из брезента, натянутого на деревянные каркасы, спали на деревянных двухъярусных нарах с матрасами, набитыми сухой травой. Под голову клали бушлаты - длинные, до колен, телогрейки, обычно прожженные у костров. Постельного белья не было - давали лишь "вафельные" полотенца. Укрывались солдатскими одеялами. Каждая палатка отапливалась стоявшей посредине печкой, сделанной из железной бочки. Угля в те годы на Мальдяке не было. Топливом служили так называемые хлысты - сухие стволы и ветки деревьев, которые заключенные приносили с сопок. Эти?дрова? они не рубили, а постепенно вдвигали в печку. Но печка не спасала от холода, так как морозы с сильным ветром, начинавшиеся уже в октябре, достигали зимой сорока, пятидесяти, а иногда и шестидесяти градусов. Поэтому на зиму стены палаток заваливали снегом, чтобы таким образом создать хоть какую-то тепловую защиту. Из одежды заключенным выдавали ватные штаны и рукавицы, бушлаты, шапки-ушанки и валенки, подшитые резиной, но в них в мороз очень мерзли ноги. Поэтому заключенные делали себе из старых ватников?чуни?, подошва которых вырезалась из валенок. Они были более теплыми, но быстро изнашивались. Иногда на них сверху надевали веревочные лапти. Бани в лагере не было. В палатках висели рукомойники. Нательное белье не стиралось. Заключенных заедали вши. "Политические" жили вместе с уголовниками, которые всячески над ними издевались: отнимали "пайку", а у вновь прибывших личную одежду и часто били. Такова была жизнь в лагере. Нечего и говорить, что моральное состояние политзаключенных было подавленным. Безвинно осужденных, оторванных от любимой работы и семьи, этих людей - участников революции, военачальников, специалистов народного хозяйства - обрекли на жалкое существование бесправных рабов, вынужденных подчиняться приказам грубых полуграмотных охранников и матерых преступников, почти без надежды на избавление. Но... человеку свойственно надеяться даже в, казалось бы, безвыходных ситуациях.

Надеялся и отец. Я была потрясена рассказом метрдотеля ресторана Центрального Дома литераторов во время поминок по бабушке Марии Николаевне в 1980 г. Оказалось, что отец этой женщины был когда-то соседом моего отца по нарам. Увидев в январе 1966 года фотографию над некрологом в газете "Правда", он сказал: "Да ведь это тот самый Серега Королев, который на Колыме поражал всех тем, что делал по утрам зарядку, а на наши скептические прогнозы отвечал, что еще надеется пригодиться своей стране". Мысли о том. как вырваться на волю, не давали отцу покоя. Самым опасным было затеряться в огромной людской массе, заброшенной за тысячи километров от столицы. Единственный шанс - еще и еще напоминать о себе. И 15 октября 1939 г. отец вновь пишет заявление Верховному прокурору СССР с просьбой снять с него несправедливые обвинения и дать возможность продолжить работу над ракетными самолетами для укрепления обороноспособности страны.

Копию этого заявления отец вложил в письмо бабушке, однако твердой уверенности в том, что оно будет отправлено и дойдет до адресата, у него не было. Поэтому на всякий случай он оставил себе черновик и, как оказалось, не напрасно. Потому что из лагеря заявления и письма заключенных отправлялись в УСВИТЛ, где проходили цензуру, а затем в большинстве случаев до адресатов не доходили. Предусмотрительно оставленный черновик отцу удалось переслать домой в Москву через освобожденного уголовника в январе 1940 г. и только тогда он попал в Верховную прокуратуру. В то время как так называемые враги народа не видели конца своим мытарствам, уголовников, как правило, выпускали на свободу по окончании срока заключения, а иногда и досрочно. Отец старался переслать с ними весточки домой. Эти отбывшие наказание преступники и даже убийцы приходили к маме на Конюшковскую. Однажды рано утром в дверь постучал красивый молодой парень и передал от отца короткое, полное грусти письмо. Звали парня Василий. Он отбывал срок за уголовное преступление и жил в одной палатке с отцом. Между ними возникла взаимная симпатия, и отец делился с ним своими мыслями о работе и семье. Василий рассказал, что условия жизни в лагере очень тяжелые, работа изнурительная, питание плохое, письма от родных не приходят. Сергей болеет цингой, но стимулом к жизни для него являются образы дочери и жены - Наташки и Ляльки. Маме этот парень понравился. Она накормила его и дала на первое время какие-то оставшиеся вещи отца.

Когда отец вернулся, он рассказал об этом человеке - единственном, с кем он мог там о чем-то говорить, хотя тот и был уголовником. И еще отец сказал маме, что если у них когда-нибудь будет сын, он назовет его Василием. После этого парня к нам приходили еще несколько человек, тоже уголовников, отбывших свой срок, которых отец просил зайти и просто передать от него привет. Они рассказывали о жизни на Колыме, а мама подкармливала их тем, что было в доме, - ведь благодаря им она знала, что ее муж жив.

Королев С.П. доходил в лагере, но его спас М.А. Усачев

Между тем с наступлением холодов работать и жить в лагере стало еще тяжелее. Постоянное недоедание и полное отсутствие каких-либо витаминов делали свое дело. Люди болели и умирали. Состав бригад постоянно обновлялся. Практически всеобщей болезнью, не обошедшей и моего отца, была цинга, вызванная авитаминозом. У него опухли и кровоточили десны, расшатались и стали выпадать зубы, распух язык, начали опухать ноги. Сильная боль не давала открыть рот. Отец очень мучился, ему стало трудно есть и ходить. Именно в это время в лагере появился Михаил Александрович Усачев - бывший директор Московского авиазавода.

Он стал среди заключенных своего рода "главным". Но при этом Усачев столкнулся со старостой-уголовником, который был, по существу, хозяином лагеря, поставившим перед собой задачу как можно больше эксплуатировать "врагов народа", освобождать за их счет "своих" от тяжелой физической работы, отнимать пайки, чтобы лучше питаться самому и сотоварищам. Во взаимоотношения между заключенными лагерное начальство вмешивалось мало, и уголовники издевались над людьми безнаказанно. Когда Усачев, прибыв в лагерь, увидел эти безобразия, он возмутился и с согласия лагерного начальства стал наводить порядок. Первым делом он объявил старосте из уголовников, что теперь здесь хозяин он. Для подавления явно выраженного недовольства ему, правда, пришлось применить свои боксерские навыки, так как в разговоре с уголовниками это был лучший язык. После первых "уроков" низложенный староста стал послушным и повел Усачева показывать свое?хозяйство?. В одной из палаток староста сказал, что "здесь валяется Король - доходяга из ваших", что он заболел и, наверное, уже не встанет. Действительно, под кучей грязного тряпья лежал человек. Усачев подошел, сбросил тряпки и увидел Королева, которого хорошо знал.

Рассказывая через много лет эту историю заместителям отца - Б.Е. Чертоку и П.В. Цыбину, Усачев вспоминал, что в тот момент у него словно что-то оборвалось внутри: перед ним в немыслимых лохмотьях лежал страшно худой, бледный, безжизненный человек. Почему, как он попал в такое положение? Усачев провел едва ли не целое следствие. Выяснилось, что именно староста довел его до такого состояния. Отец вначале показывал свой характер, не хотел мириться с тем, что творили уголовники, не подчинялся старосте, ну а тот применил свои приемы: оставлял его практически без пайки, а когда он уже совершенно обессилел, стал гонять на непосильные для голодного человека работы. В конце концов отец свалился. Усачев обнаружил его вовремя - отвел в медсанчасть и попросил на некоторое время оставить там. Кроме того, он заставил старосту сколотить компанию, которая стала отдавать больному, фактически уже умиравшему моему отцу часть своих паек, организовав ему таким образом "усиленное" питание. Лагерный врач Татьяна Дмитриевна Репьева приносила из дома сырую картошку, из которой отец и другие больные цингой выжимали сок и натирали им свои десны. Еще одним средством от цинги являлся отвар из мелко нарубленных веток стланика: их заваривали в большом чане кипятком и давали пить больным. Других способов лечения в лагере не было. Но благодаря этим мерам отец встал на ноги и на всю жизнь сохранил чувство глубокой благодарности к своим спасителям.

В начале 60-х годов, уже будучи Главным конструктором, он разыскал Усачева и принял его на работу заместителем главного инженера опытного завода.

Помимо того что заключенные сами умирали от голода, холода и болезней, их могли лишить жизни действовавшие в УСВИТЛ так называемые расстрельные тройки.

По счастью, эта участь отца миновала.

Я хочу посвятить этот пост памяти нашего выдающегося соотечественника, человека, сделавшего невероятно много для решительного прорыва в космос человечества - Сергея Павловича Королева. В значительной степени, благодаря именно его усилиям, СССР выиграл тогдашнюю космическую гонку. Немалая его заслуга в том, что русское имя Юрий Гагарин навсегда вписано в историю всего человечества. Пройдут тысячи лет, но их имена не сотрутся в памяти людей, точно так же, как сейчас мы помним Колумба и других первопроходцев.

К сожалению, в последнее время появилась тенденция говорить о том, что все эти достижения - заслуга КПСС и лично величайшего гения всех времен и народов. Что посадили Королева - за дело, якобы он деньги украл у родного государства, Что посадили его по доносу, так как тогда доносы писали ВСЕ и Королев - тоже. Что следствие и суд были честными и справедливыми. Что сидел-то он всего полгода - копейки! Что вытащил его из лагерей неусыпный гений, заботящийся обудущем ракетной техники. Что в "шараге" конструкторам даже легче было работать, чем на воле. Один особо отмороженный товарщ даже утверждал, что зекам в шараге ПЛАТИЛИ очень большие з/п, даже больше, чем вольняшкам. И даже спецпаек выдавали.

Вот, что бы хоть как-то приостановить поток этой отвратительной лжи, я и решил опубликовать некоторые цитаты из книги: "Королев: факты и мифы", Вячеслав Голованов, Москва "Наука" 1994 год. ISBN 5-02-000822-2. Обратите внимание на год издания и издательство.

Работа над книгой продолжалась двадцать шесть лет. За это время я объездил многие места, связанные с Сергеем Павловичем: Житомир, Нежин, Одесса, Киев, Коктебель, разыскал его квартиры в Москве и даже попросил запереть меня в его камере в Бутырской тюрьме. Ездил в ГДР и ФРГ. Удалось побывать на полигоне Капустин Яр. В течение десяти лет как журналист я работал на космодроме Байконур, в Центре управления полетами под Москвой, на станции дальней космической связи в Крыму. За двадцать шесть лет я прочитал десятки книг, сотни статей о Королеве, ракетной технике и космонавтике, пересмотрел всю секретную и несекретную кинохронику, относящуюся к моему герою. Я искал и находил Королева в архивах Нежина, Одессы, Киева, Москвы, в архиве Академии наук СССР, бывшего РНИИ, в Доме-музее в Останкине. Мне помогали КПИ и МВТУ, музей Н.Е. Жуковского в Москве и музей К.Э. Циолковского в Калуге, КГБ и МВД, Военная коллегия Верховного суда и Главная военная прокуратура, командование Капустина Яра и Байконура. Не было организации, в которую я обратился и которая отказала бы мне в помощи. И тем не менее документальный архив Королева весьма скуден. Точнее, не скуден, а однообразен и сух. Основу его составляют научно-технические отчеты и протоколы различных испытаний. Эти документы обезличены и по форме, и по языку. Они рассказывают о ракетах, а не о ракетчиках. Из них нельзя узнать, о чем думали, о чем мечтали, о чем спорили, на что злились, кого любили, как были одеты, где жили, что ели, какая была погода. Эти документы даже не факты, а скелеты фактов, они лишены живой человеческой плоти. Это я понял давно, едва приступив к работе. Понял, что написать книгу о жизни Сергея Павловича можно, только опираясь на воспоминания людей, которые жили и работали рядом с ним. Подобное решение чревато было многими опасностями. Память человеческая несовершенна. Меня вводили в заблуждение достойнейшие и искреннейшие люди вовсе не из-за желания исказить истину, но с чистой верой в то, что так, как они помнят, оно и было. Казалось бы Королев - не Пифагор, он - наш современник, но жизнь его после смерти переполнена легендами. И это замечательно! Ибо в самом факте существования легенд - неосознанное желание заполнить информационный вакуум, образовавшийся за многие годы замалчивания и полуправды. Это замечательно, ибо, как сказал Александр Блок, «жизнь, соединенная с легендой, уже есть „житие“». Поэтому в книге есть и легенды.

Но были и другие, менее чистосердечные информаторы. Находились люди, стремящиеся, например, записаться в близкие друзья Королева или сознательно искажающие собственный вклад в его жизнь и творчество. Я был бдительным, но не хотел быть подозрительным - ведь не доверять людям хуже, чем оказаться обманутым. И поэтому я допускаю, что в моей книге есть ошибки. Грубых нет, а по частностям, наверное, есть, и это закономерно. Поэтому я заранее благодарен тем, кто на них укажет.

Но кроме ошибок существуют еще различные точки зрения на те или иные события жизни Королева, космонавтики, страны. И это тоже естественно, так и должно быть. Еще великий Мигель Сервантес де Сааведра говорил, что «совершенно невозможно написать произведение, которое удовлетворило бы всех читателей». Беда не в самом инакомыслии, а в той враждебности, которую оно генерирует в нас.

Однако при всех истинных и мнимых издержках эта книга не была бы написана, если бы многие люди, приняв близко к сердцу задуманное мною, не помогли моей работе. За двадцать шесть лет я встречался, переписывался примерно с 200 людьми, начиная с Лидии Маврикиевны Гринфельд, учительницы, которая учила в Нежине маленького Сережу грамоте и пережила своего ученика, кончая Леонидом Васильевичем Смирновым, заместителем Председателя Совета Министров СССР, который ставил урну с прахом Королева в нишу Кремлевской стены. Моими собеседниками были друзья Сергея по Одесской стройпрофшколе. Киевскому политехническому институту, МВТУ имени Баумана. Парители с горы Узун-Сырт под Коктебелем и подмосковной Планерной. Инженеры авиапрома конца 20-х-начала 30-х годов, с которыми он работал. Энтузиасты из подвала на Садово-Спасской, где родилась ГИРД. Единоверцы из РНИИ. Узники Колымы - жертвы сталинских репрессий. И палачи тоже. Зеки из шарашек, из опоясанных колючкой цехов на заводах Омска и Казани. «Цивильные» полковники, приехавшие, как и Королев, в Германию для знакомства с немецкой техникой. Офицеры и генералы с сухопутных и морских полигонов, ветераны Капустина Яра и Тюратама. Ученые во главе со своим президентом М.В. Келдышем. Космонавты первого, гагаринского, отряда. Выдающиеся ракетчики, главные конструкторы, члены Совета главных конструкторов, соратники Сергея Павловича, которых я не могу не назвать поименно: А.П. Абрамов, С.М. Алексеев, Г.Н. Бабакин, В.П. Бармин, Е.А. Башкин, К.Д. Бушуев, В.П. Глушко, О.Г. Ивановский, В.М. Ключарев, Э.И. Корженевский, С.С. Крюков, В.И. Кузнецов, Н.Д. Кузнецов, Н.С. Лидоренко, В.П. Макеев, Г.Ю. Максимов, В.П. Мишин, А.В. Палло, Н.А. Пилюгин, Ю.А. Победоносцев, А.Г. Решетин, Г.И. Северин, М.К. Тихонравов, Г.А. Тюлин, В.И. Феодосьев, К.П. Феоктистов, П.В. Флеров, М.С. Флорианский, Е.А. Фролов, В.И. Фрумсон, М.С. Хомяков, П.В. Цыбин, В.Н. Челомей, Е.В. Шабаров.

Итак, ЗА ЧТО посадили С.П. Королева... Цитирую :

В чем же конкретно обвинялся Королев?

Первое и главное: он - член контрреволюционной вредительской организации. Это доказывается показаниями Клейменова, Лангемака и Глушко. Никаких документов, никаких вещественных доказательств, ничего, кроме расплетающихся подписей трех до полусмерти забитых людей.

По этому поводу Королев писал: «... я никогда нигде и ни в какой антисоветской контрреволюционной организации не состоял и ничего об этом не знал и не слыхал. Мне 32 года, отца моего, учителя в городе Житомире, я лишился 3-х лет от роду. Мать моя и сейчас учительница в Дзержинском районе Москвы. Я вырос при Советской власти и ею воспитан. Все, что я имел в жизни, мне дала партия Ленина-Сталина и Советская власть. Всегда, всюду и во всем я был предан генеральной линии партии, Советской власти и Советской Родине».
Второе обвинение: разработка ракет производилась без чертежей, расчетов, теоретического обоснования, т.е. ракеты-то были, но это только одна видимость, обман, саботаж, вредительство. Но ведь все чертежи, расчеты - в секретных тетрадях, они хранятся, их можно посмотреть.

Протоколы испытаний и продувок в аэродинамических трубах, теоретические обоснования в сборниках «Ракетная техника», которые издавал институт - их вышло уже пять номеров, все акты экспертиз Технического института РККА, Военно-воздушной инженерной академии имени Н.Е. Жуковского, НИИ № 10 НКОП и других учреждений - все это существует! Не сожгли, не уничтожили, даже не запрятали - все лежит на своих местах. Надо просто взять и посмотреть, и все это обвинение лопается.

Следующий пункт: специально разрабатывал неудачную ракету 217, чтобы задержать остальные, более важные разработки. Конечно, неудачи в РНИИ у Королева были и немало, но как раз ракету 217 можно отнести к числу удач. Заказчик - НИИ № 10 в Ленинграде - ракету принял, есть акты. В сравнении с другими разработками Королева ракета 217 - более чем скромный объект, который просто не мог в виду малого объема работы затормозить другие ракеты. А потом опять-таки на все лежат документы.
Еще одно обвинение: не разработана система питания ракеты 212, что сорвало ее испытания. Но ведь система, даже несколько ее вариантов, реально существует в металле, ее можно пощупать! И испытания проводились многократно, есть протоколы! А проводить испытания без системы питания невозможно!

Королева обвиняют в том, что он разрабатывал негодные ракетные двигатели, которые работали только 1-2 секунды. «Работы над ракетными двигателями мною никогда не производились, - пишет Королев, - а велись в другом отделе института и другими лицами». Это истинная правда: за всю жизнь Королев не разработал ни одного ракетного двигателя.
Наконец, упорно доказывалось, что еще в 1935 году они с Глушко разрушили ракетный самолет. Самое замечательное в том, что разрушить его в 1935 году невозможно было при всем желании хотя бы потому, что он тогда не существовал. И как же он разрушен, если весь 1938 год на нем регулярно проводились испытания?! «В день моего ареста 27 июня 1938 года, - пишет Королев, - он целый и невредимый стоял в НИИ-3».

Когда Сергея Павловича Королева сразу же по прибытии на Лубянку утром 28 июня 1938 года ввели в комнату для первого допроса, он увидел молодого темноволосого, черноглазого, симпатичного парня, примерно одних с ним лет и даже похожего на него плотной, кряжистой фигурой.
- Вы знаете, за что вас арестовали? - спросил он, пожалуй, с ненужной для первого вопроса надменностью в голосе.
- Нет, не знаю, - просто ответил Сергей Павлович.
- Ах ты не знаешь... твою мать!! - неожиданно страшно взревел симпатичный парень. - Сволочь! Мразь! - с этими словами он смачно, поднакопив в крике горячую слюну, плюнул в лицо Королева.
Королев бросился на него инстинктивно, не думая уже где он находится, кто перед ним, но рывок его был, оказывается, предусмотрен. Размашисто - так вратари выбивают мяч в поле - следователь ударил его сапогом в пах, мгновенно сбив с ног. Потеряв сознание, Королев еще извивался какое-то время на полу, карябал ногтями паркет, потом утих.

Теперь Королев стоял у стены, а следователь сидел за столом.

Значит так, - сказал следователь безо всяких следов прежней ярости в голосе, очень буднично и делово. - Будешь стоять на «конвейере» до тех пор, пока не подпишешь показаний.
Королев стоял до вечера. Есть не давали, пить не разрешали. Вечером пришел другой следователь, совсем молоденький, лет двадцати двух, не старше, с красивой русой кудрявой головой.
- Что такое «конвейер»? - тихо спросил Королев.
- «Конвейер», - с улыбкой объяснил кудрявый, - это значит, вы будете стоять, а мы сменяться.
- Как это?.. - не понял Королев.
- Нас будет трое. Мы тут будем круглосуточно. Неужели вам не ясно? Советую подписать..
Он не пугал, действительно так и было: вечером пришел еще один, а рано утром снова тот, первый, симпатичный.
. . .
Вредитель! Зачем взорвали двигатель? А? Говорите честно. Ведь легче будет...
- Да ничего мы не взрывали! Он цел! Можете поехать в институт и посмотреть...
- Куда мне ехать, я сам решу. Не мое дело по институтам ездить, а мое дело получить от тебя показания, узнать, кто там еще затаился в вашем институте. И ты мне их назовешь! Всех назовешь!!! Назовешь, выблядок фашистский!!!
Весь налился кровью и, как-то боком подскочив к Королеву, резко и очень сильно ударил в лицо, сбив с ног.
Очнулся, когда облили холодной водой.
Следователь сидел за столом, перебирал бумаги, мурлыкал себе под нос: «Ты постой, постой, красавица моя, дай мне наглядеться, радость, на тебя...»
Щека Сергея Павловича чуть прилипла к полу от засыхающей крови. Когда он зашевелился, следователь проворно поднялся из-за стола, подойдя совсем близко, молча ударил ногой в лицо...

Этим ударом сапогом в лицо сталинский прислужник сломал С.П. Королеву челюсть. Она плохо срослась и рот у него так и не открывался нормально. Это сыграло трагическую роль уже в 60-е годы - во время операции произошла остановка дыхания, надо было вставлять шланг в горло, а рот не открывался. Пока врачи разбирались в чекм лдело, пока ломали челюсть (второй раз), время ушло и страна лишилась выдающегося человека... Благодаря удару сапогом в 1938 году...

И вот РЕЗУЛЬТАТ такой работы

.. Королева Сергея Павловича за участие в антисоветской террористической и диверсионно-вредительской троцкистской организации, действовавшей в научно-исследовательском институте № 3 Народного комиссариата оборонной промышленности; срыв отработки и сдачи на вооружение Рабоче-Крестьянской Красной Армии новых образцов вооружения приговорить к десяти годам тюремного заключения... окончательный... не подлежит...

По поводу массовых доносов среди гражадн СССР тех лет:

Следователь Георгия Эриховича Лангемака 28-летний младший лейтенант Михаил Николаевич Шестаков был, очевидно, еще не столь опытен и искусен, как его коллега Луховицкий, и с Лангемаком ему пришлось крепко повозиться: Лангемак упорно отказывался признать себя виновным хоть в чем-то. Только на двенадцатый день, уже теряющий связь событий и временами впадающий в состояние динамического беспамятства, когда он мог ходить, сидеть и говорить, находясь в то же время как бы за порогом мысли, Лангемак подписал заявление о том, что он «решил отказаться от своего никчемного запирательства и дать следствию показания о своей контрреволюционной деятельности».

Это по его "доносу" выбитому нечеловеческими пытками взяли С.П. Королева.

Иван Терентьевич Клейменов и Георгий Эрихович Лангемак были приговорены к расстрелу. Приговор обжалованию не подлежал и приводился в исполнение в день оглашения. Стояли сильные морозы, и, когда везли в «мастерскую», Клейменову в пилотке было холодно.

Кто спас жизнь С.П. Королеву.

Величайший гений всех времен и народов здесь точно - непричем. У него была одна задача - уничтожить всех, кто был умнее его самого. И косили всех подряд.

- Если ты начнешь хлопотать, тебя тоже посадят.
- Хлопотать надо обязательно! - Мария Николаевна была воплощением деятельной энергии, - Я пойду в НКВД и напишу письмо Сталину!
В НКВД ее не пустили, а письмо Сталину она действительно написала. Может быть, оно до сих пор лежит в сталинских архивах, хотя невозможно представить себе такой архив, который вместил бы все письма к Сталину. Ответа, разумеется, не получила, но энергия ее не иссякла. Через некоторое время Мария Николаевна посылает Сталину телеграмму. Пройдя по Великому Кольцу Жалоб, телеграмма эта осела в архивах прокуратуры. Своеобразный документ эпохи:
«Москва. Кремль. Сталину. Дополнительно моему письму 15 июля сего года делу сына Королева Сергея Павловича, работавшего институте номер 3 НКОП арестованного органами НКВД 27 июня сего года. Убедительно прошу срочно ознакомиться письмом. Сын мой недавно раненый с сотрясением мозга исполнении служебных обязанностей находится условиях заключения, каковые смертельно отразятся его здоровье. Умоляю спасении единственного сына молодого талантливого специалиста инженера ракетчика и летчика, принять неотложные меры расследования дела. Мать Королева Мария Баланина. Москва, Октябрьская, 38, кв. 236. 22 июля 1938 года».

Зеки думали о еде все время, понимали, что делать этого нельзя, но отогнать эти мысли были бессильны. Где, как, когда удобнее, у кого, с помощью кого или чего раздобыть корку хлеба? Все, весь мир, вся вселенная вращались вокруг корки хлеба. А потом наступило самое страшное: и эти мысли пропали. На какой-то предсмертной стадии голод превращал людей в животных. Полная апатия ко всему окружающему овладевала ими, тупое равнодушие и к бедам, и к радостям. Не реагировали и на смерть, и самый труп человека не воспринимали, как воспринимают его обычно. Не реагировали и на жизнь. Скажут - надо идти, идет. Не скажут - не пойдет. Станут в прорубь совать - не сопротивляется. Отнимут желанную пайку - вчера бы глотку за это перегрыз, а теперь даже на это наплевать: перед смертью от истощения есть уже не хочется. Наступает не только физическая, но и умственная неподвижность, и жизнь замирает, тихо гаснет, как выгоревшая до донышка свеча.

Зимой Королев погиб бы, зиму он бы не пережил - он сам говорил об этом. Зима была страшная: из пятисот заключенных лагеря Мальдяк до весны дожили не больше ста человек.

Как рассказывала Мария Николаевна, из Магадана Сергей прислал ей письмо, в котором... восхищался отважными летчицами, установившими женский рекорд дальности полета на самолете. Самолет этот получил нейтральное название «Родина», а прежнее - АНТ-37-бис - называть было опасно (см. ст. 58, п. 10 УК РСФСР), поскольку сам АНТ - Андрей Николаевич Туполев - к тому времени уже сидел. В письме Королев отдельно поминал Гризодубову и посылал привет «дяде Мише». Мария Николаевна поняла, что сын подсказывает ей, откуда можно ждать помощи и быстро разыскала адреса Гризодубовой и «дяди Миши» - Михаила Михайловича Громова.

Громова Королев очень ценил, восхищался им, собирал в свою киевскую папку все вырезки о его полетах и гордился своим знакомством со знаменитым летчиком. Встретились они в ЦАГИ, еще когда Королев работал в авиапроме.
Мария Николаевна пошла домой к Громову без звонка. Он жил на Большой Грузинской. Стоял ясный весенний день, вдруг как-то сразу полилось с крыш, побежали ручьи. В мокрых фетровых ботах и закапанной беличьей шубке Мария Николаевна выглядела жалковато.
Громов был высок, строен и очень красив, но без той слащавости, которой часто отмечены признанные красавцы. Ему было сорок лет - мужик в самом соку, он и выглядел на сорок, сидел очень прямо (верховая езда до глубокой старости сохранила его стать), слушал внимательно.

Потом сказал:
- Все ясно. Я постараюсь помочь, но в какой форме, не знаю. Надо посоветоваться с моим секретарем... Видите ли, я ведь беспартийный...
- Сережа тоже беспартийный, - сказала Мария Николаевна.
- Позвоните мне через два-три дня...

Мать С.П. обратилась и к Гризодубовой - первой женщине, герою Советского Союза.

Мария Николаевна решила обратиться и к Гризодубовой. Валентина Степановна - молодая, красивая, знаменитая - была в зените своей славы.

Только что получила она новую квартиру неподалеку от Петровского замка, еще не везде докрашенную, с газетами на полу (необходимо было предварительно очень внимательно просматривать газеты, чтобы не расстелить на полу портрет вождя. Грязный калошный след на газете мог стоить человеку жизни). Пока Мария Николаевна нашла ее квартиру, уже стемнело. Дверь открыла мать Вали Надежда Андреевна. Выслушав Марию Николаевну, всплеснула руками:
- Сережа Королев! Ну как же, такой славный мальчик, я помню его в Коктебеле...
Закричала в дальние комнаты:
- Валюша! Иди сюда. Это мама Сережи Королева. Помнишь Сережу? Вышла Валя, с распущенными волосами, в пеньюаре:
- Сережа... Ну, конечно, помню...
Отец всегда брал ее с собой в Коктебель. Она была совсем девчонка, планеристы любили ее и баловали. Феодосия, гостиница «Астория», летчики стояли под балконом, задрав головы и открыв рты, она бросала им в рот виноградины... Существуют какие-то пустяки, которые непонятно почему застревают в памяти навсегда. Черноглазый крепыш Сережа Королев. Очень хорошо плавал...
- Вы успокойтесь, что можем, мы все сделаем, - ласково сказала Надежда Андреевна. - Валя, надо написать записку в Верховный суд... Подумать только, и Сережу...

Был еще и третий момент. А.Н. Туполев, который тогда уже начинал организовывать "шарашку", вспомнил о своем талантливом дипломнике - Королеве и написал служебную записку, в котрой требовал его к себе. Он рисковал. Ведь, если бы С.П. Королев был на свободе - такая записка привела бы к его аресту, осуждению и т.д. Но, Туполев имел информацию о том, что происходило "на воле" и справедливо решил, что если Королев "на зоне", то такая заявка может спасти ему жизнь.
Вот совпадение этих трех факторов и привело к тому, что дело С.П. Королева решили пересмотреть. Его вызвали в Москву. Характерно, чо с Колымы до Владивостока он добирался, фактически, сам. И только во владивостоке его опять взяли под конвой. Ему невероятно повезо - он ОПОЗДАЛ на параход "Индигирка", который должен был последним рейсом везти зеков на "материк". Этот параход наскочил на камни недалеко от берегов Японии. Японские спасатели сняли экипаж парахода. Но капитан не сказал им о зеках в трюме. Все заключенные погибли. Королева мновала чаша сия, хотя он именно на этот параход и стремился попасть.
Дело Королева пересмотрели. 10 лет заменили на 8..

«ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
по след, делу № 19908
по обвинению Королева

Сергея Павловича по ст.ст. 58-7; 58-11 УК РСФСР

28 июня 1938 года НКВД СССР за принадлежность к троцкистской, вредительской организации, действовавшей в научно-исследовательском институте № 3 (НКБ СССР)73 был арестован и привлечен к уголовной ответственности бывший инженер указанного института Королев Сергей Павлович.

В процессе следствия Королев признал себя виновным в том, что в троцкистско-вредительскую организацию был привлечен в 1935 году бывшим техническим директором научно-исследовательского института № 3 Лангемаком (осужден)74.
В процессе следствия по делу Лангемака он специально о Королеве допрошен не был и об участии последнего в антисоветской организации показал, что знал об этом со слов Клейменова - бывшего директора НИИ-3 (осужден) (л.д. 41).

По заданию антисоветской организации Королев вел вредительскую работу по срыву отработки и сдачи на вооружение РККА новых образцов вооружения (л.д. 21-35, 53-55; 66-67, 238-239).
Решением Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 27 сентября 1938 года Королев был осужден к 10-ти годам тюремного заключения.

13 июня 1939 г. Пленум Верховного Суда СССР приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР отменил, а следственное дело по обвинению Королева было передано на новое расследование (см. отдельную папку судебного производства).
В процессе повторного следствия Королев показал, что данные им показания на следствии в 1938 году не соответствуют действительности и являются ложными (л.д. 153-156).
Однако имеющимися в деле материалами следствия и документальными данными Королев изобличается в том, что:

В 1936 году вел разработку пороховой крылатой торпеды; зная заранее, что основные части этой торпеды - приборы с фотоэлементами - для управления торпеды и наведения ее на цель, не могут быть изготовлены центральной лабораторией проводной связи75, Королев с целью загрузить институт ненужной работой усиленно вел разработку ракетной части этой торпеды в 2-х вариантах.

В результате этого испытания четырех построенных Королевым торпед показали их полную непригодность, чем нанесен был ущерб государству в сумме 120 000 рублей и затянута разработка других, более актуальных тем (л.д. 250-251).
В 1937 году при разработке бокового отсека торпеды (крылатой) сделал вредительский расчет, в результате чего исследовательские работы по созданию торпеды были сорваны (л.д. 23-24, 256).
Искусственно задерживал сроки изготовления и испытания оборонных объектов (объект 212) (л.д. 21, 54, 255).

На основании изложенного
обвиняется

Королев Сергей Павлович, 1906 года рождения, урож. гор. Житомира, русский, гр-н СССР, беспартийный, до ареста - инженер НИИ-3 НКБ СССР,
в том, что:

Являлся с 1935 года участником троцкистской вредительской организации, по заданию которой проводил преступную работу в НИИ-3 по срыву отработки и сдачи на вооружение РККА новых образцов вооружения, т.е. в преступлениях ст.ст. 58-7, 58-11 УК РСФСР.
Виновным себя признал, но впоследствии от своих показаний отказался.
Изобличается показаниями: Клейменова, Лангемака, Глушко; показаниями свидетелей; Смирнова, Рохмачева, Косятова, Шитова, Ефремова, Букина, Душкина76 и актами экспертных комиссий.

Дело по обвинению Королева направить в Прокуратуру Союза ССР по подсудности.
Обвинительное заключение составлено 28 мая 1940 года в г. Москве.
Следователь следчасти ГЭУ НКВД СССР мл. лейтенант госбезопасности Рябов.
Пом. нач. следчасти ГЭУ НКВД СССР ст. лейтенант госбезопасности Либенсон.

«Согласен». Нач. следчасти ГЭУ НКВД СССР майор госбезопасности Влодзимирский.

«Утверждаю». Зам. нач. главного экономического управления НКВД СССР майор государственной безопасности Наседкин.
26 мая 1940 г.»77.

Об обстановке в "шарагах"

Туполеву Берия прямо сказал:
- Давайте договоримся, Андрей Николаевич, самолет в воздух, а вы все - по домам!
- А не думаете ли вы, что и, находясь дома, можно делать самолеты? - нахмурившись спросил Туполев.
- Можно! Можно, но опасно. Вы не представляете себе, какое на улицах движение, автобус может задавить, - Лаврентий Павлович был человек большого и тонкого юмора.

Но Туполев почему-то не улыбнулся.

Предназначенных для шараг заключенных надо было немного приодеть и откормить, поскольку многие из них ни для какой работы не годились, особенно колымские, норильчане и доходяги с архангельских лесоповалов. Впрочем, поговори с зеками и узнаешь о неизвестном ранее, еще более глубоком аде, и поймешь: предела - самого страшного места - установить нельзя.

Годы после Сталина:

Пройдет много лет, и Королев соберет в своем доме в Останкине друзей. Охрана особняка, отпирая калитку, будет пытливо рассматривать гостей академика. Кто-то вспомнит об этом среди дружеского застолья, и Сергей Павлович скажет с улыбкой:
- Вы знаете, никак не могу отделаться от мысли, что они в любой момент могут зайти ко мне в дом и крикнуть:
- Королев! А ну, падло, собирайся с вещами!..

Все мы знаем, что при кррррровавом тиррррране Сталине великий конструктор космической техники Сергей Павлович Королёв был осуждён - но не все знают, за что именно осуждён.

Королёв в 1937–38-м годах разрабатывал управляемые ракеты - крылатые и зенитные.

Мы знаем, что сейчас крылатые и зенитные ракеты - серьёзнейшая боевая сила. Естественно, даже странно выглядит, что человека, занимавшегося такой важнейшей по нашим понятиям разработкой, арестовали.

Но, когда Королёв только-только начал свою работу, разработчики автопилотов сразу же сказали, что не в состоянии сделать систему управления, способную работать в условиях полёта ракеты - хотя бы потому, что там стартовые перегрузки на порядок выше перегрузок при любых эволюциях самолёта.

Они оказались, к сожалению, правы. Даже немцы, опередившие нас по части приборостроения на пару поколений приборов, сумели создать летающую крылатую ракету - Физелер-103, более известную, как Фау-1 - только в 1943-м. Фау - первая буква немецкого слова Vergeltung - возмездие. Немцы провозгласили участие Англии в войне против немцев изменой её расовому происхождению - соответственно, оружие, способное долетать до Англии, назвали «Возмездие». А немецкие зенитные ракеты так до самого конца войны и не вышли из стадии эксперимента, хотя были жизненно необходимы Германии для противостояния массированным налётам английских и американских бомбардировщиков на немецкие города. Но вот не получилось - не смогли даже немцы создать нормально летающие зенитные ракеты.

Соответственно, у Королёва в 1938-м это заведомо не получилось бы. Ему это сказали. Он это знал. Кроме того, немцы на Физелер-103 использовали воздушно-реактивный двигатель - он берёт окислитель из окружающего воздуха, а на борту хранится только горючее. Королёв же строил крылатую ракету с жидкостным реактивным двигателем: она должна была нести на борту и горючее, и окислитель. Понятно, что суммарный энергозапас получается на порядок меньше, чем в немецком варианте. Физелер-103 пролетала до трёхсот километров, а ракета Королёва, по проекту, рассчитывалась на дальность полёта 30 км. Военные сразу же заявили ему: ракета такой дальности нам в принципе не нужна; на такое расстояние проще послать обычный самолёт на бреющем полёте - он долетит незамеченным, попадёт в цель без промаха; а твоя ракета, во-первых, неизбежно попадёт не точно в цель, а, во-вторых, стоит практически столько же, сколько самолёт, но ракета одноразовая, а самолёт вернётся; не нужна нам ракета с такими характеристиками.

Но Королёву было просто очень интересно. Он был человеком в высшей степени увлечённым, как все ракетостроители той эпохи (не зря сокращение ГИРД - группа исследования реактивного движения - сами участники расшифровали как «группа инженеров, работающих даром»), и очень хотел сделать хоть что-нибудь. В итоге он построил-таки 4 опытных экземпляра крылатой ракеты. Все они летали, куда бог пошлёт. Одну из них бог даже послал на блиндаж на ракетном полигоне, где находились в тот момент несколько генералов, приехавших посмотреть на такую оружейную экзотику.

Естественно, Королёва арестовали по обвинениям в попытке покушения на представителей командного состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии, не целевом расходовании казённых средств и подрыве обороноспособности страны путём не целевого расходования средств, поскольку Ракетный научно-исследовательский институт, где Королёв работал, финансировался из средств оборонной части государственного бюджета.

Но на следствии сразу отпало обвинение в покушении: ведь если ракета летит куда попало, если невозможно создать для неё автопилот - значит, невозможно её сознательно нацелить на блиндаж с генералами. Поэтому, хотя Королёв был арестован по первой категории, преступления по которой карались смертной казнью, но это обвинение в ходе следствия отпало, и дали ему 10 лет по совокупности прочих деяний.

Из чего, кстати, видно, как при кровавом режиме приписывали всем какие попало преступления и карали за то, что приписали. Это было при Ежове, а при Берия это обвинение пересмотрели и пришли к выводу, что нецелевое расходование средств было (когда ты делаешь нечто заведомо бесполезное, о чём тебе уже со всех сторон сказали, что это бесполезно, то это, несомненно, нецелевое использование средств), но вот подрыва обороноспособности не было, потому что Королёв действовал не по злому умыслу, а по искреннему заблуждению - и, соответственно, срок ему сократили с 10 лет до 8, положенных по закону именно за не целевое использование казённых средств.

Правда, эти годы он провёл в закрытых конструкторских бюро - так называемых шарашках - и его талант использовался по назначению. Но, как видно, обвинения были, к сожалению, вполне обоснованы. Полагаю, сейчас за такое отношение к казённым деньгам Королёв получил бы примерно столько же. Если, конечно, кто-то удосужился бы защитить казну.

Вот такую мысль высказал: Журналист, политконсультант, эрудит. Родился в Одессе 1952.12.09.03.30. По образованию инженер-теплофизик. Более двух десятилетий работал программистом (15 лет -- системным программистом). Многократный победитель интеллектуальных игр. Самое узнаваемое лицо Рунета Анатолий Вассерман.

Получается, что Королёва осудаили потому, что:

1. Он потратил государственные деньги, на ракету от которой военные отказались.
2. Вместо ракеты можно послать самолёт на бреющем полёте он пролетит отбомбится и вернётся.
3. Военные сказали, что им не нужна ракета с дальностью 30 км. Фау-1 летела на 300.
4. В то время нельзя было сделать систему управления для крылатой ракеты. Это удалось лишь немцам в 1943-м, а значит Королёву это бы не удалось и подавно.
5. Немцам так и не удалось сделать зенитную ракету, не смотря, ни на, что.
6. Королёва посадили, но отправили в закрытое КБ, где он работал по специальности.

1. Любой инженер знает, что финансирование работ происходит согласно плану утверждённому руководством и и деньги выделяются этим самым руководством. В 1937-году Сергей Павлович ещё только молодой 30 летний инженер, а не генеральный конструктор и академик.

В СССР деньги -это ещё далеко не всё, нужны были фонды, материалы, детали, оборудование, которое ещё надо было получить или как тогда говорили выбить.
А посему я вижу два варианта развития событий.

Первый. После того как проект закрыли, а деньги на него были уже потрачены, ракеты стояли уже готовые или почти готовые, Королёв с товарищами за бесплатно (они себя именовали "работающие даром") собрали эти 4 ракеты в тайне от руководства, и провели их испытания. Никакой растраты тут не было, так деньги уже были потрачены.

Второй. Никакой остановки проекта не было вообще. Иначе как бы армейское руководство приехало бы смотреть на пуски. Их же кто-то позвал, и уж явное не те кто делали эти пуски в тайне.

И ещё: то чем занимался Королёв называется НИОКР (научно исследовательские и опытно-конструкторские работы), найти в них не целевое использование средств - это нужно иметь слишком хорошее воображение.

2. Т.е. известно, что генералы всегда готовятся к прошедшей войне, но мы то находимся не в 1938-м, а в 2013-м и прекрасно знаем, в 1941-м, очень редко удавалось послать самолёт (так как большинство из них были уничтожены ещё на земле), даже если удавалось послать самолёт, то ему очень редко удавалось долететь до цели, ещё реже точно отбомбиться, а его шансы вернуться были минимальны.

3. Про дальность и точность стрельбы.
Фау-1 не являлась армейским оружием. Она не могла поразить цель. Её использовали для того, что бы долететь до Лондона и взорваться там, по возможности нанеся хоть какой-то ущерб, в основном моральный.

Т.е. если бы руководство вермахта поставило бы другую задачу своим ракетчикам, то наверняка результаты их деятельности и конструкция ракеты были бы другими.

Для получения такой дальности пришлось пожертвовать скоростью (Фау-1 сбивались английскими истребителями ещё над морем), так, что её воздушно-реактивный двигатель, не гениальное решение немецких конструкторов, а компромисс.

Систем а управления Фау-1 была очень примитивна. Гироскоп (быстро вращающийся маховик в кордановом подвесе), рулевые машинки и аэролаг (пропеллер соединённый с со счётчиком, отмерят путь который пролетал летательный аппарат). Ракета выстреливалась в сторону Лондона, аэролаг считал какое расстояние она пролетела и после отсчёта заданного пути ракета пикировала вниз. Не было и никаких поправок на ветер.
Лондон был слишком большой целью по которой трудно не попасть, но тем не менее, только %40 ракет долетели до Лондона.
Причём %40 - это всего, после того как английские лётчики научились их сбивать количество ракет долетевших до Лондона резко упало.

Представим, что в СССР в 1941-м был бы аналог Фау-1, куда бы ими стреляли?
По каким целям? По оккупированным советским городам?

4. Система управления ракетой представляла собой гироскоп, рулевые машинки и электромагнитные усилители. Ни машинки, ни усилители стартовых перегрузок не боятся, единственная деталь которая может не пережить перегрузку это гироскоп, но и тут есть десяток чисто инженерных решений как эту проблему преодолеть: тут можно подобрать более подходящие материалы и внести изменения в конструкцию и даже при старте ставить гороскопы на стопоры, которые после старта бы освобождались.

Ни каких особых технологий не доступных в то время не требовалось. Т.е. либо была не высока компетенция самого разработчика - это скорее всего был не Черток и не Айзенберг. Либо, о невозможности сделать такую систему, речь пошла уже в кабинете следователя, НКВД. Ведь всё данные взяты из сохранившегося уголовного дела.

Кстати немцам многое, что не удалось.
Они не смогли создать автоматическую сварку, установки залпового огня, не смогли сделать, что-то близкое к Т-34. Так, что такой аргумент, что если немцам, что-то не удалось, то Королёву бы не удалось и подавно, вообще не стоит принимать во внимание.

5. Зенитные ракеты.
Группа действительно разрабатывала крылатые ракеты, а так же пороховую зенитную и баллистическую дальнобойную.
Про последнюю Вассерман не упоминает. Пришлось бы сказать, что такую ракету Фау-2 сделал Вернер фон Барун, с той же целью стрелять по Лондону и она стала праматерью всех нынешних ракет с ЖРД.
Но тогда Королёвым разрабатывалась лишь концепция. До осуществления которой было ещё далеко.

Тогда действительно не было технологии которая позволила бы навести ракету точно в цель.

Хоть Королёв и предложил систему наведения по световому лучу. Т.е. все технологии были доступны.

Впрочем тогда ещё ничего не было в этой области.
Инженеры по системам управления летательными аппаратами, не разрабатывают систему управления для непонятно чего. Т.е. пока нет ракеты, т.е. самого летательного аппарата, хотя бы его параметров, ни кто не разрабатывает для него СУ. Т.е. с чего-то надо было начинать.

Понятно, что попасть по неподвижному городу и по летящему самолёту - это две большие разницы, как говорят на родине товарища Вассермана.
Поэтому зенитные ракеты появились лишь после войны.
Но и тут хочу заметить, что зенитными ракетами немцы заинтересовались лишь тогда когда на Германию посыпались бомбы, т.е. в 1943-м.
И это было для них, не самое лучше время в плане ресурсов, технологических возможностей и времени для спокойной работы.

6. И отправили Королёва не в закрытое КБ ШАРАГУ, а сначала тюрьму, где ему во время допросов сломали челюсть, что стало потом причиной его смерти (во время операции не смогли просунуть трубку для вентиляции лёгкого), а потом в лагерь на Колыму. А в ШАРАГУ он попал уже из лагеря, повезло, что сидевший Туполев был у него руководителем дипломного проекта и вытащил его из Колымы в ШАРАГУ.

Уже потом, когда он стал генеральным конструктором, после величайших побед и достижений, он говорил в компании своих друзей: "Другой раз проснешься ночью, лежишь и думаешь: вот сейчас дадут команду, и те же охранники нагло войдут и
бросят: "А ну, падло, собирайся с вещами". Охранники - это те, которые охраняли его дачу, точно такие же, как те, что охраняли его в тюрьме.

P.S. Заблуждения людей, считающимися великими экспертами в своей области:

Думаю, что на мировом рынке мы найдем спрос для пяти компьютеров. (Thomas Watson - директор компании IBM, 1943 г.)

Ни у кого не может возникнуть необходимость иметь компьютер в своем доме. Для этого нет никаких причин. (Ken Olson - основатель и президент корпорации "Digital Equipment Corp." - "DEC", 1977 г.)

Такое устройство, как телефон, имеет слишком много недостатков, чтобы рассматривать его как средство связи. Поэтому считаю, что данное изобретение не имеет никакой ценности. Что толку с этой электрической игрушки? (Уильям Ортон, президент Western Union, отказываясь в своей служебной записке от предложения Александра Грехема Белла приобрести его едва дышашую телефонную компанию за $100 000, 1876 г.)

100 миллионов долларов - слишком большая цена за Microsoft. (IBM, 1982 г.)

Да кого, к чертям, интересуют разговоры актеров? (реакция Гарри Уорнера, кинокомпания Warner Brothers на использование звука в кинематографе, 1927 г.)

Летающие машины весом тяжелее воздуха невозможны! (Лорд Кельвин - президент Королевского Общества (Royal Society), 1895 г.)

640 Кб должно быть достаточно для каждого. (Билл Гейтс, 1981 г.)

Жизнь доказала, что они ошиблись и теперь мы читаем их, опровергнутые жизнью, экспертные мнения как курьёзы.
Но мнение никому неизвестных специалистов, да ещё взятых из протоколов допроса сами знаете где, нам приводят не как курьёз, а как истину в последней инстанции.

В газете «Совершенно секретно» (№9/2012) было опубликовано интервью с летчиком-космонавтом СССР Алексеем Леоновым «С небес на Землю», в котором он, в частности, заявил: «Директор института (НИИ-3. –Ред.) Клейменов, Лангемак и Валентин Глушко составили на него донос. В результате в 1938-м Королеву дали 10 лет каторги…» Это утверждение ошибочно. Мне удалось собрать документы, из них видно, что на самом деле события развивались совсем иным образом.

Начало репрессиям в Реактивном научно-исследовательском институте №3 (РНИИ-3, позднее – НИИ-3) положило заявление начальника одного из отделов Андрея Костикова, написанное им весной 1937 года и направленное в ЦК ВКП(б) – Николаю Ежову, в котором он все ошибки, совершаемые при разработке новой техники, выдал за вредительство и растрату народных средств, обвинив директора института Ивана Клейменова, его заместителя Георгия Лангемака, а также ведущих инженеров Валентина Глушко и Сергея Королева в бездарности и профнепригодности.

Показания, якобы подписанные Клейменовым и Лангемаком, стали первыми «фактами», подтверждающими «вредительскую деятельность» как Глушко, так и Королева. Что же это были за показания?

Клейменов поставил свою подпись под заявлением, в котором признавал, что, кроме него и Лангемака, участниками вредительской организации были: Глушко, Победоносцев, Королев и Шварц. Лангемака вынудили признать и «конкретные факты вредительства».

Получив нужную информацию, руководство НКВД 10 и 11 января 1938 года приговорило Клейменова и Лангемака к расстрелу.

Кроме Глушко и Королева, в члены вредительской организации были записаны и другие сотрудники НИИ-3. Однако никто из них не пострадал. Это дает основания полагать, что расправлялись только с теми сотрудниками, кто мог помешать Костикову при реализации его планов.

Избавившись от руководства НИИ-3, Костиков развернул бурную деятельность по разоблачению арестованных «врагов народа», требуя от Глушко и Королева, находившихся на свободе, чтобы они выступили на собрании со словами их обличения. А когда те отказались, стал угрожать расправой.

И угрозу он выполнил. В дни расстрела Клейменова и Лангемака (случайно ли?) в партком поступили еще четыре заявления о деятельности Глушко, а в институте началась его травля. 13 и 20 февраля 1938 года состоялись заседания Инженерно-технического совета, на которых деятельность Глушко оценивалась как «вредительская». Особый упор делался на написание совместно с Лангемаком «вредительской книжки» «Ракеты, их устройство и применение».

В феврале 1938 года НКВД заготовило постановление на арест Глушко, ход которому дали только в марте. В нем говорилось о показаниях Клейменова и Лангемака, подписанных ими на следствии, и приводились цитаты из них.

23 марта 1938 года Валентин Глушко был арестован. По имеющейся сейчас информации, он держался два с половиной месяца, не давая признательных показаний и не подписывая протоколы допросов. Заявления с его подписью, якобы появившиеся на следующий день после ареста, наверняка датированы задним числом. В заявлениях он признавался в том, что был вовлечен во вредительскую организацию бывшим начальником Газодинамической лаборатории Николаем Ильиным.

Из текста этих заявлений видно, что Глушко ни слова не говорит о Королеве. Из соучастников организации он называет (или за него называют) только умершего Тихомирова, расстрелянного Ильина и уже арестованных Клейменова и Лангемака.

Первый протокол допроса Глушко датирован 5 июня 1938 года. В напечатанном на машинке тексте он делает несколько правок и дополнений и подписывает его. Читая этот протокол, поражаешься тому, насколько аккуратно он отзывается о тех, кто еще находится на свободе. Что же касается Королева, то Глушко его выставил исполнителем своей воли и не более того, то есть он сделал все, чтобы спасти своего товарища от приближающегося ареста.
Но 27 июня 1938 года машина увозит и только что выписанного из больницы Королева.

Из постановления на арест С.П. Королева, опубликованного в книге Натальи Королевой «Отец», следует, что имя Глушко в этом документе даже не фигурирует. Данный факт лишний раз доказывает его полную непричастность к аресту Королева. Из этого можно сделать вывод, что любая попытка обвинения Валентина Глушко в прчастности к аресту Королева не имеет под собой никакого основания.

Интересен еще и тот факт, что 24 января 1939 года Глушко, еще не знающий об осуждении Королева, отрицая все подписанное ранее, пытается вытянуть и своего товарища из болота, в которое они вместе попали.

Но так и неясно, за что был арестован Королев? В показаниях, хранящихся в материалах следственных дел Клейменова, Лангемака, Глушко и Королева, ответ на этот вопрос найти невозможно, так как никто из них на самом деле не имеет к этому аресту никакого отношения.

Интересно в связи с этими событиями суждение Ярослава Голованова, который пишет в своей книге «Королев: факты и мифы», что Королев мешал Костикову занять должность директора НИИ-3.

Еще один биограф Королева Георгий Ветров в книге «С.П. Королев и космонавтика. Первые шаги» пишет, что Сергей Павлович потому ввязался в организацию РНИИ-3, что масштаб Группы изучения реактивного движения (ГИРД) его уже не устраивал, ему был нужен институт.

Эти мнения о Королеве только подтверждают, что он был соперником для рвавшегося к власти Костикова. Можно с большой долей уверенности предположить, что, пока Королев был на свободе, Костиков прекрасно понимал: директором НИИ-3 ему не быть. Выход один – посадить!

Леонид Душкин, один из ведущих сотрудников НИИ-3, в своем интервью, опубликованном в журнале «Крылья родины», утверждал, что одной из причин ареста Королева была месть Костикова за то, что свои крылатую ракету и ракетоплан Королев конструировал не под кислородный двигатель Костикова, а под азотно-кислотный Глушко, за что и был наказан.

Таким образом, можно сделать вывод, что в аресте Королева виноват не Валентин Глушко и арестованные ранее Клейменов и Лангемак, а будущий лжеавтор «катюши» Костиков.

Сын конструктора Валентина Глушко не согласен с версией космонавта Алексея Леонова, который утверждал, что Королева арестовали по доносу его отца.

В газете «Совершенно секретно» (№9/2012) было опубликовано «С небес на Землю», в котором он, в частности, заявил: «Директор института (НИИ-3. –Ред.) Клейменов, Лангемак и Валентин Глушко составили на него донос. В результате в 1938-м Королеву дали 10 лет каторги…» Это утверждение ошибочно. Мне удалось собрать документы, из них видно, что на самом деле события развивались совсем иным образом.

СПРАВКА

Андрей Костиков (1899–1950) – специалист в области механики. Герой Социалистического Труда, лауреат Сталинской премии первой степени.

С 15 сентября 1938 года Костиков – временно исполняющий обязанности заместителя директора НИИ-3.

В июле 1941 года Костикову присвоили звание Героя Социалистического Труда «… за изобретение одного из видов вооружения, поднимающего боеспособность Красной Армии» («катюш»).

В 1957 года заслуги Костикова, в том числе в изобретении «катюш», были поставлены под сомнение.

Валентин Глушко (1908–1989), основоположник отечественного жидкостного ракетного двигателестроения. С 1974 года главный конструктор космических систем, генеральный конструктор многоразового ракетно-космического комплекса «Энергия-Буран», дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий.

В 1939 года Валентин Глушко был осужден Особым совещанием при НКВД СССР сроком на 8 лет. До 1940 года работал в конструкторской группе 4-го Спецотдела НКВД (так называемой «шарашке»). Позже Глушко был переведен в Казань, где он продолжал работать в качестве главного конструктора КБ 4-го Спецотдела НКВД.

В 1944 году по решению Президиума Верховного Совета СССР он был досрочно освобожден со снятием судимости. Реабилитирован в 1956 году.