Защита лужина главные герои. Защита лужина - словари - клавогонки - онлайновый клавиатурный тренажер-игра

Титан Прометей, благодетель человечества, впервые появляется в поэме Гесиода «Феогония». Там он — умный хитрец, который устраивает дележ жертвенного бычьего мяса между людьми и богами так, чтобы лучшая часть досталась в пищу людям. А затем, когда разозленный Зевс не хочет, чтобы люди могли варить и жарить доставшееся мясо, и отказывается дать им огонь, Прометей похищает этот огонь тайком и приносит людям в полом тростнике. За это Зевс приковывает Прометея к столбу на востоке земли и насылает орла выклевывать его печень. Только через много веков герой Геракл убьет этого орла и освободит Прометея.

Потом этот миф стали рассказывать иначе. Прометей стал величавей и возвышенней: он не хитрец и вор, а мудрый провидец. (Само имя «Прометей» значит «Промыслитель».) В начале мира, когда старшие боги, титаны, боролись с младшими богами, олимпийцами, он знал, что силою олимпийцев не взять, и предложил помочь титанам хитростью; но те, надменно полагаясь на свою силу, отказались, и тогда Прометей, видя их обреченность, перешел на сторону олимпийцев и помог им одержать победу. Поэтому расправа Зевса над своим бывшим другом и союзником стала казаться еще более жестокой.

Мало этого, Прометею открыто и то, что будет в конце мира. Олимпийцы боятся, что как они свергли в свое время отцов-титанов, так и их когда-нибудь свергнут новые боги, их потомки. Как это предотвратить, они не знают. Знает Прометей; затем Зевс и терзает Прометея, чтобы вызнать у него эту тайну. Но Прометей гордо молчит. Только тогда Зевсов сын Геракл — еще не бог, а только труженик-герой — в благодарность за все добро, которое Прометей сделал людям, убивает терзающего орла и облегчает Прометеевы муки, Прометей в благодарность открывает тайну, как спасти власть Зевса и всех олимпийцев. Есть морская богиня, красавица Фетида, и Зевс добивается ее любви. Пусть он не делает этого: судьбой назначено, что у Фетиды родится сын сильнее своего отца. Если это будет сын Зевса, то он станет сильнее Зевса и свергнет его: власти олимпийцев придет конец. И Зевс отказывается от мысли о Фетиде, а Прометея в благодарность освобождает от казни и принимает на Олимп. Фетиду же выдали замуж за смертного человека, и от этого брака у нее родился герой Ахилл, который действительно был сильнее не только своего отца, но и всех людей на свете.

Вот по этому рассказу и сделал свою трагедию о Прометее поэт Эсхил.

Действие происходит на краю земли, в дальней Скифии, средь диких гор — может быть, это Кавказ. Два демона, Власть и Насилие, вводят на сцену Прометея; бог огня Гефест должен приковать его к горной скале. Гефесту жаль товарища, но он должен повиноваться судьбе и воле Зевса: «Ты к людям свыше меры был участливым». Руки, плечи, ноги Прометея оковывают кандалами, в грудь вбивают железный клин. Прометей безмолвен. Дело сделано, палачи уходят, Власть бросает презрительно: «Ты — Промыслитель, вот и промысли, как самому спастись!»

Только оставшись один, Прометей начинает говорить. Он обращается к небу и солнцу, земле и морю: «Взгляните, что терплю я, бог, от божьих рук!» И все это за то, что похитил для людей огонь, открыл им путь к достойной человека жизни.

Является хор нимф — Океанид. Это дочери Океана, другого титана, они услышали в своих морских далях грохот и лязг Прометеевых оков. «О, лучше мне томиться в Тартаре, чем корчиться здесь у всех на виду! — восклицает Прометей. — Но это не навек: силою Зевс ничего от меня не добьется и придет просить меня о своей тайне смиренно и ласково». — «За что он казнит тебя?» — «За милосердие к людям, ибо сам он не милосерден». За Океанидами входит их отец Океан: он когда-то воевал против олимпийцев вместе с остальными титанами, но смирился, покорился, прощен и мирно плещется по всем концам света. Пусть смирится и Прометей, не то не миновать ему еще худшей кары: Зевс мстителен! Прометей презрительно отвергает его советы: «Обо мне не заботься, позаботься о себе: как бы тебя самого не покарал Зевс за сочувствие преступнику!» Океан уходит, Океаниды поют сострадательную песню, поминая в ней и Прометеева брата Атланта, который вот так же мучается на западном конце света, поддерживая плечами медный небосвод.

Прометей рассказывает хору, сколько доброго он сделал для людей.. Они были неразумны, как дети, — он дал им ум и речь. Они томились заботами — он внушил им надежды. Они жили в пещерах, пугаясь каждой ночи и каждой зимы, — он заставил их строить дома от холода, объяснил движение небесных светил в смене времен года, научил письму и счету, чтобы передавать знания потомкам. Это он указал для них руды под землей, впряг им быков в соху, сделал телеги для земных дорог и корабли для морских путей. Они умирали от болезней — он открыл им целебные травы. Они не понимали вещих знамений богов и природы — он научил их гадать и по птичьим крикам, и по жертвенному огню, и по внутренностям животных. «Воистину был ты спасителем для людей, — говорит хор, — как же ты не спас самого себя?» «Судьба сильнее меня», — отвечает Прометей. «И сильнее Зевса?» — «И сильнее Зевса». — «Какая же судьба суждена Зевсу?» — «Не спрашивай: это моя великая тайна». Хор поет скорбную песню.

В эти воспоминания о прошлом вдруг врывается будущее. На сцену вбегает возлюбленная Зевса — царевна Ио, превращенная в корову. (На театре это был актер в рогатой маске.) Зевс обратил ее в корову, чтобы скрыть от ревности своей супруги, богини Геры. Гера догадалась об этом и потребовала корову себе в подарок, а потом наслала на нее страшного овода, который погнал несчастную по всему свету. Так попала она, измученная болью до безумия, и к Прометеевым горам. Титан, «защитник и заступник человеческий», ее жалеет; он рассказывает ей, какие дальнейшие скитания предстоят ей по Европе и Азии, сквозь зной и холод, среди дикарей и чудовищ, пока не достигнет она Египта. А в Египте родит сына от Зевса, а потомком этого сына в двенадцатом колене будет Геракл, стрелок из лука, который придет сюда спасти Прометея — хотя бы против воли Зевса. «А если Зевс не позволит?» — «Тогда Зевс погибнет». — «Кто же его погубит?» — «Сам себя, замыслив неразумный брак». — «Какой?» — «Я не скажу ни слова более». Тут разговору конец: Ио вновь чувствует жало овода, вновь впадает в безумие и в отчаянии мчится прочь. Хор Океанид поет: «Да минет нас вожделенье богов: ужасна их любовь и опасна».

Сказано о прошлом, сказано о будущем; теперь на очереди страшное настоящее. Вот идет слуга и вестник Зевса — бог Гермес. Прометей его презирает как прихлебателя хозяев-олимпийцев. «Что сказал ты о судьбе Зевса, о неразумном браке, о грозящей гибели? Признавайся, не то горько пострадаешь!» — «Лучше страдать, чем прислужничать, как ты; а я бессмертен, я видел падение Урана, падение Крона, увижу и падение Зевса». — «Берегись: быть тебе в подземном Тартаре, где мучатся титаны, а потом стоять тебе здесь с раною в боку, и орел будет клевать твою печень». — «Все это я знал заранее; пусть бушуют боги, я ненавижу их!» Гермес исчезает — и действительно, Прометей восклицает: «Вот и впрямь вокруг задрожала земля,/ И молнии вьются, и громы гремят.../ О Небо, о мать святая, Земля, / Посмотрите: страдаю безвинно!»

Это конец трагедии.

Больше всего его поразило то, что с понедельника он будет
Лужиным. Его отец -- настоящий Лужин, пожилой Лужин, Лужин,
писавший книги,-- вышел от него, улыбаясь, потирая руки, уже
смазанные на ночь прозрачным английским кремом, и своей
вечерней замшевой походкой вернулся к себе в спальню. Жена
лежала в постели. Она приподнялась и спросила: "Ну что, как?"
Он снял свой серый халат и ответил: "Обошлось. Принял спокойно.
Ух... Прямо гора с плеч". "Как хорошо...-- сказала жена,
медленно натягивая на себя шелковое одеяло.-- Слава Богу, слава
Богу..."
Это было и впрямь облегчение. Все лето -- быстрое дачное
лето, состоящее в общем из трех запахов: сирень, сенокос, сухие
листья -- все лето они обсуждали вопрос, когда и как перед ним
открыться, и откладывали, откладывали, дотянули до конца
августа. Они ходили вокруг него, с опаской суживая круги, но,
только он поднимал голову, отец с напускным интересом уже
стучал по стеклу барометра, где стрелка всегда стояла на
шторме, а мать уплывала куда-то в глубь дома оставляя все двери
открытыми, забывая длинный, неряшливый букет колокольчиков на
крышке рояля. Тучная француженка, читавшая ему вслух
"Монте-кристо" и прерывавшая чтение, чтобы с чувством
воскликнуть "бедный, бедный Дантес!", предлагала его родителям,
что сама возьмет быка за рога, хотя быка этого смертельно
боялась. Бедный, бедный Дантес не возбуждал в нем участия, и,
наблюдая ее воспитательный вздох, он только щурился и терзал
резинкой ватманскую бумагу, стараясь поужаснее нарисовать
выпуклость ее бюста.
Через много лет, в неожиданный год просветления,
очарования, он с обморочным восторгом вспомнил эти часы чтения
на веранде, плывущей под шум сада. Воспоминание пропитано было
солнцем и сладко-чернильным вкусом тех лакричных палочек,
которые она дробила ударами перочинного ножа и убеждала держать
под языком. И сборные гвоздики, которые он однажды положил на
плетеное сидение кресла, предназначенного принять с рассыпчатым
потрескиванием ее грузный круп, были в его воспоминании
равноценны и солнцу, и шуму сада, и комару, который,
присосавшись к его ободранному колену, поднимал в блаженстве
рубиновое брюшко. Хорошо, подробно знает десятилетний мальчик
свои коленки,-- расчесанный до крови волдырь, белые следы
ногтей на загорелой коже, и все те царапины, которыми
расписываются песчинки, камушки, острые прутики. Комар улетал,
избежав хлопка, француженка просила не егозить; с
остервенением, скаля неровные зубы,-- которые столичный дантист
обхватил платиновой проволокой,-- нагнув голову с завитком на
макушке, он чесал, скреб всей пятерней укушенное место,-- и
медленно, с возрастающим ужасом, француженка тянулась к
открытой рисовальной тетради, к невероятной карикатуре.

Родители десятилетнего Лужина к концу лета наконец решаются сообщить сыну, что после возвращения из деревни в Петербург он пойдёт в школу. Боясь предстоящего изменения в своей жизни, маленький Лужин перед приходом поезда убегает со станции обратно в усадьбу и прячется на чердаке, где среди прочих незанимательных вещей видит шахматную доску с трещиной. Мальчика находят, и чернобородый мужик несёт его с чердака до коляски.

Лужин старший писал книги, в них постоянно мелькал образ белокурого мальчика, который становился скрипачом или живописцем. Он часто думал о том, что может выйти из его сына, недюжинность которого была несомненна, но неразгаданна. И отец надеялся, что способности сына раскроются в школе, особенно славившейся внимательностью к так называемой «внутренней» жизни учеников. Но через месяц отец услышал от воспитателя холодноватые слова, доказывающие, что его сына понимают в школе ещё меньше, чем он сам: «Способности у мальчика несомненно есть, но наблюдается некоторая вялость».

На переменах Лужин не участвует в общих ребяческих играх и сидит всегда в одиночестве. К тому же сверстники находят странную забаву в том, чтобы смеяться над Лужиным по поводу отцовских книжек, обзывая его по имени одного из героев Антошей. Когда дома родители пристают к сыну с расспросами о школе, происходит ужасное: он как бешеный опрокидывает на стол чашку с блюдцем.

Только в апреле наступает для мальчика день, когда у него появляется увлечение, на котором обречена сосредоточиться вся его жизнь. На музыкальном вечере скучающая тётя, троюродная сестра матери, даёт ему простейший урок игры в шахматы.

Через несколько дней в школе Лужин наблюдает шахматную партию одноклассников и чувствует, что каким-то образом понимает игру лучше, чем играющие, хотя не знает ещё всех её правил.

Лужин начинает пропускать занятия - вместо школы он ездит к тёте играть в шахматы. Так проходит неделя. Воспитатель звонит домой, чтобы узнать, что с ним. К телефону подходит отец. Потрясённые родители требуют у сына объяснения. Ему скучно что-либо говорить, он зевает, слушая наставительную речь отца. Мальчика отправляют в его комнату. Мать рыдает и говорит, что её обманывают и отец, и сын. Отец думает с грустью о том, как трудно исполнять долг, не ходить туда, куда тянет неудержимо, а тут ещё эти странности с сыном...

Лужин выигрывает у старика, часто приходящего к тёте с цветами. Впервые столкнувшись с такими ранними способностями, старик пророчит мальчику: «Далеко пойдёте». Он же объясняет нехитрую систему обозначений, и Лужин без фигур и доски уже может разыгрывать партии, приведённые в журнале, подобно музыканту, читающему партитуру.

Однажды отец после объяснения с матерью по поводу своего долгого отсутствия (она подозревает его в неверности) предлагает сыну посидеть с ним и сыграть, например, в шахматы. Лужин выигрывает у отца четыре партии и в самом начале последней комментирует один ход недетским голосом: «Худший ответ. Чигорин советует брать пешку». После его ухода отец сидит задумавшись - страсть сына к шахматам поражает его. «Напрасно она его поощряла», - думает он о тёте и сразу же с тоской вспоминает свои объяснения с женой...

Назавтра отец приводит доктора, который играет лучше его, но и доктор проигрывает сыну партию за партией. И с этого времени страсть к шахматам закрывает для Лужина весь остальной мир. После одного клубного выступления в столичном журнале появляется фотография Лужина. Он отказывается посещать школу. Его упрашивают в продолжение недели. Всё решается само собой. Когда Лужин убегает из дому к тёте, то встречает её в трауре: «Твой старый партнёр умер. Поедем со мной». Лужин убегает и не помнит, видел ли он в гробу мёртвого старика, когда-то побивавшего Чигорина, - картины внешней жизни мелькают в его сознании, превращаясь в бред. После долгой болезни родители увозят его за границу. Мать возвращается в Россию раньше, одна. Однажды Лужин видит отца в обществе дамы - и очень удивлён тем, что эта дама - его петербургская тётя. А через несколько дней они получают телеграмму о смерти матери.

Лужин играет во всех крупных городах России и Европы с лучшими шахматистами. Его сопровождает отец и господин Валентинов, который занимается устройством турниров. Проходит война, революция, повлёкшая законную высылку за границу. В двадцать восьмом году, сидя в берлинской кофейне, отец неожиданно возвращается к замыслу повести о гениальном шахматисте, который должен умереть молодым. До этого бесконечные поездки за сыном не давали возможности воплотить этот замысел, и вот сейчас Лужин-старший думает, что он готов к работе. Но книга, продуманная до мелочей, не пишется, хотя автор представляет её, уже готовую, в своих руках. После одной из загородных прогулок, промокнув под ливнем, отец заболевает и умирает.

Лужин продолжает турниры по всему миру. Он играет с блеском, даёт сеансы и близок к тому, чтобы сыграть с чемпионом. На одном из курортов, где он живёт перед берлинским турниром, он знакомится со своей будущей женой, единственной дочерью русских эмигрантов. Несмотря на незащищённость Лужина перед обстоятельствами жизни и внешнюю неуклюжесть, девушка угадывает в нём замкнутый, тайный артистизм, который она относит к свойствам гения. Они становятся мужем и женой, странной парой в глазах всех окружающих. На турнире Лужин, опередив всех, встречается с давним своим соперником итальянцем Турати. Партия прерывается на ничейной позиции. От перенапряжения Лужин тяжело заболевает. Жена устраивает жизнь таким образом, чтобы никакое напоминание о шахматах не беспокоило Лужина, но никто не в силах изменить его самоощущение, сотканное из шахматных образов и картин внешнего мира. По телефону звонит давно пропавший Валентинов, и жена старается предотвратить встречу этого человека с Лужиным, ссылаясь на его болезнь. Несколько раз жена напоминает Лужину, что пора посетить могилу отца. Они планируют это сделать в ближайшее время.

Воспалённый мозг Лужина занят решением неоконченной партии с Турати. Лужин измучен своим состоянием, он не может освободиться ни на мгновение от людей, от себя самого, от своих мыслей, которые повторяются в нём, как сделанные когда-то ходы. Повторение - в воспоминаниях, шахматных комбинациях, мелькающих лицах людей - становится для Лужина самым мучительным явлением. Он «шалеет от ужаса перед неизбежностью следующего повторения» и придумывает защиту от таинственного противника. Основной приём защиты состоит в том, чтобы по своей воле, преднамеренно совершить какое-нибудь нелепое, неожиданное действие, выпадающее из общей планомерности жизни, и таким образом внести путаницу в сочетание ходов, задуманных противником.

Сопровождая жену и тёщу по магазинам, Лужин придумывает повод (посещение дантиста), чтобы оставить их. «Маленький манёвр», - усмехается он в таксомоторе, останавливает машину и идёт пешком. Лужину кажется, что когда-то он уже проделывал все это. Он заходит в магазин, вдруг оказавшийся дамской парикмахерской, чтобы этим неожиданным ходом избежать полного повторения. У дома его дожидается Валентинов, предлагающий Лужину сняться в фильме о шахматисте, в котором участвуют настоящие гроссмейстеры. Лужин чувствует, что кинематограф - предлог для ловушки-повторения, в которой следующий ход ясен... «Но этот ход сделан не будет».

Он возвращается домой, с сосредоточенным и торжественным выражением быстро ходит по комнатам в сопровождении плачущей жены, останавливается перед ней, выкладывает содержимое своих карманов, целует ей руки и говорит: «Единственный выход. Нужно выпасть из игры». «Мы будем играть?» - спрашивает жена. Вот-вот должны прийти гости. Лужин запирается в ванной. Он разбивает окно и с трудом пролезает в раму. Остаётся только отпустить то, за что он держится, - и спасён. В дверь стучат, явственно слышится голос жены из соседнего окна спальни: «Лужин, Лужин». Бездна под ним распадается на бледные и тёмные квадраты, и он отпускает руки.

Дверь выбили. «Александр Иванович, Александр Иванович?» - заревело несколько голосов.

Но никакого Александра Ивановича не было.

Роман В. Набокова «Защита Лужина», краткое содержание которого мы представляем вашему вниманию, увидел свет в 1930 году. По мнению многих критиков, это произведение вывело автора в авангард русского литературного сообщества, творившего в условиях эмиграции.

В ярких, но несколько мрачных красках Набоков описывает жизненные перипетии талантливого шахматиста, для которого окружающий мир стал зеркальным отражением шахматной партии.

Прощание с детством

Каждое лето маленький Саша Лужин проводит с родителями на даче, а по осени семья возвращается в Санкт-Петербург, в свою городскую квартиру. В этот год в жизни мальчика, до сих пор находившегося на попечении гувернантки-француженки, должны произойти неожиданные перемены: отец объявил Саше, что ему предстоит пойти в школу. Это известие пугает тихого домашнего мальчика. Его воображение рисует ужасы будущего ежедневного общения со сверстниками. Так начинается повествование о судьбе будущего гения в книге, на обложке которой выведена лаконичная надпись: "В. Набоков. «Защита Лужина»". Краткое содержание первых нескольких глав рассказывает о детских переживаниях юного героя.

Когда семейство Лужиных по окончании дачного сезона, собрав необходимые вещи, готовится к отправке в город, Саша прямо с железнодорожной станции убегает в лес. Заморосивший дождик гонит маленького упрямца к деревенскому дому. Мальчик прячется на чердаке в надежде, что его там никто не найдет. Среди обычного чердачного хлама Саша замечает старую шахматную доску, еще не подозревая, какую роль сыграет этот предмет в его дальнейшей жизни. Вскоре взрослые обнаруживают беглеца, и чернобородый мельник на руках относит мальчика в дорожную повозку. Расставанием с детскими иллюзиями можно было бы назвать эту часть романа «Защита Лужина». Краткое содержание по главам всего произведения знакомит читателя с чувствами ранимого подростка, сосредоточенного юноши и взрослого мужчины.

Школьные обиды и родительское непонимание

Отношения с одноклассниками, чего и опасался Саша, у него не складываются. Сначала мальчишки дразнят его Антошей по имени персонажа одного из рассказов Лужина-старшего, занимавшегося написанием детских книжек. Колкие шутки в свой адрес Саша предпочитает не замечать, замыкается в себе. Вскоре все о нем забывают, смотрят как на пустое место.

Если бы нам пришлось писать небольшое эссе на тему: «В. Набоков: «Защита Лужина», краткое содержание, анализ произведения и характеристика главного героя», то можно было бы с уверенностью сказать: замкнутость и нелюдимость подростка явились той самой защитой от посягательств социума на его внутренний мир. В справедливости этого утверждения несложно убедиться, продолжив чтение романа.

Отец, через месяц посетивший гимназию, чтобы узнать об успехах сына, слышит от преподавателя, что мальчик, хоть и не без способностей, но слишком вял и безынициативен. Успехов в изучении школьных предметов Саша не проявлял, в разговорах с родителями на тему учебы предпочитал отмалчиваться, иногда у него случались вспышки немотивированного гнева. Отец начинает подозревать, что единственный сын болен какой-то душевной болезнью, но всё же надеется, что мальчика ждет великое будущее.

Знакомство с миром шахмат

В годовщину смерти деда Саши по материнской линии в доме Лужиных организовывается музыкальный вечер, поскольку почивший старик считался неплохим композитором. Один из приглашенных музыкантов, с которым Саша случайно столкнулся в отцовском кабинете, в коротком разговоре восторженно отзывается о шахматной игре, называя ее «увлечением Богов». Известно, что искусством составления шахматных этюдов увлекался и сам Владимир Набоков. «Защита Лужина» - краткое содержание его воззрений по поводу этой древнейшей игры, ее влияния на человеческие судьбы.

На следующий день, когда мать мальчика затевает ссору с отцом, подозревая мужа в измене, Саша вновь уединяется в кабинете. Здесь же оказывается троюродная кузина матери, гостящая в доме Лужиных. Именно эта женщина стала причиной скандала между родителями. Мальчик просит тетку научить его игре в шахматы. Девушка отнекивается под предлогом, что обучение может занять слишком много времени. Мальчик настаивает на своем, и тетка со вздохом показывает, как нужно расставлять фигуры, объясняет правила их передвижения по шахматной доске. На первый взгляд события в романе «Защита Лужина», краткое содержание которого мы пытаемся передать, развиваются неспешно и вполне обыденно.

Юношеский протест

В один из дней Саша наблюдает за игрой в шахматы своих одноклассников. Неожиданно для себя мальчик обнаруживает, что, не умея играть, понимает в этом магическом действе гораздо больше, чем его сверстники. В этот момент в его голове зреет план, к осуществлению задуманного Саша приступает на следующее утро. В сюжете романа «Защита Лужина», краткое содержание которого не может вместить многих важных деталей, наступает один из кульминационных моментов.

Делая вид, что отправляется в школу, мальчик перестает посещать занятия, проводя дни напролет в доме троюродной тетки. Молодая женщина дает ему первые уроки шахматной игры. Затем обучением Саши начинает заниматься старик, который часто бывает в гостях у тетушки. О школьных прогулах вскоре становится известно родителям, в доме вновь вспыхивают скандалы. Но Сашу это уже не тревожит, он с упоением изучает журналы, разыгрывая по ним шахматные партии.

Первые потери и начало шахматной карьеры

Через неделю юный Лужин узнает о смерти старика, у которого он брал уроки игры. Это известие тяжелым бременем ложится на неокрепшую психику мальчика. Родители вынуждены увезти Сашу за границу, чтобы обеспечить лечение затянувшегося нервного срыва.

Через какое-то время мать возвращается в Россию, Саша остается с отцом. Лужин-старший часто появляется в обществе с молодой дамой, в которой мальчик узнает свою троюродную тетку. Вскоре из Петербурга приходит телеграмма, извещающая о смерти матери Саши.

Отец, проникнувшись увлечением сына шахматами, позволяет ему участвовать в различных турнирах. Подрастающий юноша одерживает одну победу за другой, это занятие начинает приносить не только славу, но и деньги. Организацией шахматных поединков и сеансов одновременной игры занимается специально привлеченный человек - господин Валентинов.

Жизнь в эмиграции и женитьба

Первая мировая война и Октябрьская революция вынуждают семейство Лужиных окончательно обосноваться за границей, они поселяются в Берлине. В 1928 году Лужин-старший вспоминает о своей давней идее написать книгу о талантливом молодом человеке, рано ушедшем из жизни. Детали произведения тщательно продуманы, но что-то мешает осуществить этот замысел. Вскоре выясняется, что и самому несостоявшемуся автору жить осталось недолго: в результате сильной простуды у него развивается болезнь легких, повлекшая скоропостижную смерть.

Молодой Лужин, превратившись в угрюмого человека с отяжелевшей сгорбленной фигурой, продолжает свою шахматную карьеру. Все его партии завершаются неизменной победой, в ближайшем будущем он надеется завоевать чемпионский титул. Во время подготовки к одному из важнейших турниров Александр знакомится с русской девушкой из эмигрантской семьи. Молодая женщина считает Лужина настоящим гением и вскоре, несмотря на протесты родителей, выходит за него замуж.

Смешение игры с реальностью

Непобедимому шахматисту удается оставить далеко позади всех соперников. Но этот турнир должен стать решающим в споре с давним оппонентом - гроссмейстером из Италии по фамилии Турати. Многочасовой поединок прерывается, так и не выявив победителя, позиция на шахматной доске предвещает ничейный результат.

Эта тяжелейшая игра вконец изматывает силы Лужина, что приводит к очередному нервному срыву и длительной болезни. По рекомендации доктора жена стремится стереть из памяти Александра все воспоминания о шахматах, старается, чтобы никакие атрибуты игры не попадались ему на глаза. Но в воспаленном мозгу шахматиста эпизоды реальной жизни прочно сплетаются с шахматными этюдами.

Валентинов, о котором ничего не было слышно последние несколько лет, напоминает о себе телефонным звонком, просит о встрече с Лужиным. Жена, ссылаясь на болезнь Александра, отказывает Валентинову в его просьбе. В ближайших планах супругов - переезд в другой город, а перед этим посещение могилы отца. Здесь мы начинаем догадываться, почему именно такое название дал своему произведению Набоков - «Защита Лужина». Краткое содержание по главам этого романа приближает нас к развязке сюжета.

Все помыслы шахматного гения заняты разбором незавершенной партии. В его воображении шахматные фигуры принимают образы людей, с которыми он когда-либо встречался, а игровые ходы ассоциируются с поступками окружающих или своими собственными действиями. В голове Лужина выстраиваются планы непробиваемой защиты от нападения противника. Шахматист уверен, что только неожиданный, пусть даже нелепый ход, способен поломать тактику соперника. В то же время шахматная стратегия переносится и на события реального мира.

Мучительные поиски верного хода

В один из дней, выйдя в город в сопровождении жены и тещи, Лужин покидает их под предлогом необходимости посещения дантиста. Он бродит по улицам, заходит в различные заведения, словно запутывает следы. Он понимает, что во всех этих действиях нет ничего нового, каждый его ход известен шахматному противнику, поэтому победы добиться не удастся. Защита Лужина - краткое содержание жизненной стратегии, которую человек с расстроенной психикой ассоциирует с игрой в шахматы.

Подойдя к своему дому, Лужин встречает у подъезда давнего знакомого Валентинова. Тот усаживает мужчину в автомобиль и отвозит на киностудию, где теперь работает. Валентинов пытается уговорить Лужина сняться в художественном фильме с участием настоящих шахматистов. Александр чувствует, что съемки - лишь предлог, чтобы затянуть его в проигрышную партию, заставить сделать неверный ход.

Гениальное решение сложной многоходовки

Лужин приезжает домой, с трудом поднимается на верхний этаж. Он начинает быстро шагать по комнатам квартиры, несмотря на просьбы плачущей супруги остановиться и объяснить суть происходящего. Наконец, Лужин заканчивает свой марафон, выкладывает на тумбочку содержимое карманов и целует руки своей жены. «Единственный верный ход найден! Нужно просто покинуть игру, выпасть из неё!» - такая мысль озаряет воспаленное воображение шахматного гения.

На этот вечер в дом приглашены гости. Раздается первый звонок в дверь, горничная бежит открывать, жена идет приветствовать пришедшего. Воспользовавшись моментом, Лужин запирается в ванной комнате. По полкам стоящего здесь комода Александр взбирается на подоконник высокого окна. Свесив ноги на улицу, он полной грудью вдыхает морозный воздух. Дверь содрогается под натиском людей, явственно слышен обеспокоенный голос жены. Но шахматисту нет до этого никакого дела. Он приготовился сделать последний ход, ведущий к победе и неограниченной свободе. Через минуту дверь в ванную всё же выбили, но спасать уже было некого.

Так заканчивается последняя глава романа, сюжет которого вмещает описание целой жизни, а заглавие не отличается особой витиеватостью (но так решил автор - В. Набоков) - «Защита Лужина». Отзывы об этом произведении можно обобщить и выразить всего одной фразой: бремя гениальности способен выдержать далеко не каждый. Но это не вина, а беда людей, наделенных исключительными талантами. Не так ли?

Больше всего его поразило то, что с понедельника он будет Лужиным. Его отец – настоящий Лужин, пожилой Лужин, Лужин, писавший книги, – вышел от него, улыбаясь, потирая руки, уже смазанные на ночь прозрачным английским кремом, и своей вечерней замшевой походкой вернулся к себе в спальню. Жена лежала в постели. Она приподнялась и спросила: «Ну что, как?» Он снял свой серый халат и ответил: «Обошлось. Принял спокойно. Ух… Прямо гора с плеч». «Как хорошо… – сказала жена, медленно натягивая на себя шелковое одеяло. – Слава Богу, слава Богу…»

Это было и впрямь облегчение. Все лето – быстрое дачное лето, состоящее в общем из трех запахов: сирень, сенокос, сухие листья – все лето они обсуждали вопрос, когда и как перед ним открыться, и откладывали, откладывали, дотянули до конца августа. Они ходили вокруг него, с опаской суживая круги, но, только он поднимал голову, отец с напускным интересом уже стучал по стеклу барометра, где стрелка всегда стояла на шторме, а мать уплывала куда-то в глубь дома оставляя все двери открытыми, забывая длинный, неряшливый букет колокольчиков на крышке рояля. Тучная француженка, читавшая ему вслух «Монте-кристо» и прерывавшая чтение, чтобы с чувством воскликнуть «бедный, бедный Дантес!», предлагала его родителям, что сама возьмет быка за рога, хотя быка этого смертельно боялась. Бедный, бедный Дантес не возбуждал в нем участия, и, наблюдая ее воспитательный вздох, он только щурился и терзал резинкой ватманскую бумагу, стараясь поужаснее нарисовать выпуклость ее бюста.

Через много лет, в неожиданный год просветления, очарования, он с обморочным восторгом вспомнил эти часы чтения на веранде, плывущей под шум сада. Воспоминание пропитано было солнцем и сладко-чернильным вкусом тех лакричных палочек, которые она дробила ударами перочинного ножа и убеждала держать под языком. И сборные гвоздики, которые он однажды положил на плетеное сидение кресла, предназначенного принять с рассыпчатым потрескиванием ее грузный круп, были в его воспоминании равноценны и солнцу, и шуму сада, и комару, который, присосавшись к его ободранному колену, поднимал в блаженстве рубиновое брюшко. Хорошо, подробно знает десятилетний мальчик свои коленки, – расчесанный до крови волдырь, белые следы ногтей на загорелой коже, и все те царапины, которыми расписываются песчинки, камушки, острые прутики. Комар улетал, избежав хлопка, француженка просила не егозить; с остервенением, скаля неровные зубы, – которые столичный дантист обхватил платиновой проволокой, – нагнув голову с завитком на макушке, он чесал, скреб всей пятерней укушенное место, – и медленно, с возрастающим ужасом, француженка тянулась к открытой рисовальной тетради, к невероятной карикатуре.

– «Нет, я лучше сам ему скажу, – неуверенно ответил Лужин старший на ее предложение. – Скажу ему погодя, пускай он спокойно пишет у меня диктовки». «Это ложь, что в театре нет лож, – мерно диктовал он, гуляя взад и вперед по классной. – Это ложь, что в театре нет лож». И сын писал, почти лежа на столе, скаля зубы в металлических лесах, и оставлял просто пустые места на словах «ложь» и «лож». Лучше шла арифметика: была таинственная сладость в том, что длинное, с трудом добытое число, в решительный миг, после многих приключений, без остатка делится на девятнадцать.

Он боялся, Лужин старший, что, когда сын узнает, зачем так нужны были совершенно безликие Трувор и Синеус, и таблица слов, требующих ять, и главнейшие русские реки, с ним случится то же, что два года назад, когда, медленно и тяжко, при звуке скрипевших ступеней, стрелявших половиц, передвигаемых сундуков, наполнив собою весь дом, появилась француженка. Но ничего такого не случилось, он слушал спокойно, и, когда отец, старавшийся подбирать любопытнейшие, привлекательнейшие подробности, сказал, между прочим, что его, как взрослого, будут звать по фамилии, сын покраснел, заморгал, откинулся навзничь на подушку, открывая рот и мотая головой («не ерзай так», опасливо сказал отец, заметив его смущение и ожидая слез), но не расплакался, а вместо этого весь как-то надулся, зарыл лицо в подушку, пукая в нее губами, и вдруг, быстро привстав, – трепанный, теплый, с блестящими глазами, – спросил скороговоркой, будут ли и дома звать его Лужиным.

И теперь, по дороге на станцию, в пасмурный, напряженный день, Лужин старший, сидя рядом с женой в коляске, смотрел на сына, готовый тотчас же улыбнуться, если тот повернет к нему упрямо-отклоненное лицо, и недоумевал, с чего это он вдруг стал «крепенький», как выражалась жена. Сын сидел на передней скамеечке, закутанный в бурый лоден, в матросской шапке, надетой криво, но которую никто на свете сейчас не посмел бы поправить, и глядел в сторону, на толстые стволы берез, которые, крутясь, шли мимо, вдоль канавы, полной их листьев. «Тебе не холодно?» – спросила мать, когда, на повороте к мосту, хлынул ветер, от чего побежала пушистая рябь по серому птичьему крылу на ее шляпе. «Холодно», – сказал сын, глядя на реку. Мать, с мурлыкающим звуком, потянулась было к его плащику, но, заметив выражение его глаз, отдернула руку и только показала перебором пальцев по воздуху: «завернись, завернись поплотнее». Сын не шевельнулся. Она, пуча губы, чтобы отлепилась вуалетка ото рта, – постоянное движение, почти тик, – посмотрела на мужа, молча прося содействия. Он тоже был в плаще-лодене, руки в плотных перчатках лежали на клетчатом пледе, который полого спускался и, образовав долину, чуть-чуть поднимался опять, до поясницы маленького Лужина. «Лужин, – сказал он с деланной веселостью, – а, Лужин?» – и под пледом мягко толкнул сына ногой. Лужин подобрал коленки. Вот крыши изб, густо поросшие ярким мхом, вот знакомый старый столб с полустертой надписью (название деревни и число душ), вот журавль, ведро, черная грязь, белоногая баба. За деревней поехали шагом в гору, и сзади, внизу, появилась вторая коляска, где тесно сидели француженка и экономка, ненавидевшие друг дружку. Кучер чмокнул, лошади опять пустились рысью. Над жнивьем по бесцветному небу медленно летела ворона.