Управление агрессией. Что будем делать с полученным материалом

Существует точка зрения согласно которой считается, что, когда рассерженный человек «выпускает пар» посредством энергичных, но не причиняющих никому вреда действий, происходит следующее: во-первых, снижается уровень напряжения или возбуждения, а во-вторых -- уменьшается склонность прибегать к открытой агрессии против провоцирующих (или других) лиц.

Эти предположения восходят еще к трудам Аристотеля (382--322 н. э.), считавшего, что созерцание постановки, заставляющей зрителей сопереживать происходящему, косвенно может способствовать «очищению» чувств. Несмотря на то, что сам Аристотель не предлагал конкретно этот способ для разрядки агрессивности, логическое продолжение его теории было предложено многими другими, в частности Фрейдом, полагавшим, что интенсивность агрессивного поведения может быть ослаблена либо посредством выражения эмоций, имеющих отношение к агрессии, либо путем наблюдения за агрессивными действиями других. Признавая реальность такого «очищения», Фрейд тем не менее был весьма пессимистично настроен относительно его эффективности для предотвращения открытой агрессии. Похоже, он считал, что его влияние малоэффективно и недолговечно.

Согласно этим авторам, «результатом любого акта агрессии является катарсис, который уменьшает вероятность проявления других агрессивных действий». Короче говоря осуществление одного агрессивного акта -- независимо от того, что его породило -- снижает желание агрессора прибегать к другим формам насилия. Основываясь главным образом на этом и подобном ему предположениях, целые поколения родителей побуждали своих детей играть в активные игры, тысячи психотерапевтов призывали пациентов освобождаться от враждебных чувств, а сообразительные предприниматели получили весьма солидные доходы от продажи резиновых плеток и подобных средств, предназначенных для достижения эмоционального катарсиса. Оправдывает ли себя эта вера в лечебные свойства катарсиса и деятельности, приводящей к нему? И вновь -- имеющиеся эмпирические данные складываются в довольно сложную картину.

Во-первых, давайте задумаемся над утверждением, что на фоне сильной провокации деятельность, предполагающая энергичные, но безопасные действия, включая сравнительно безобидные формы агрессии, якобы может привести к разрядке напряжения или эмоционального возбуждения. Исследования, в которых проверялась достоверность этого предположения, в целом подтверждали гипотезу, но указывали при этом на важные ограничения, которые необходимо учитывать при работе с данным процессом. С одной стороны, казалось бы, разрядка возбуждения, вызванного сильной провокацией, может произойти в результате осуществления физических действий, требующих больших усилий, или сравнительно безобидных нападок на других. Пожалуй, этот эффект прекрасно демонстрирует целая серия исследований, проведенных Хокансоном.

В этих исследованиях на первом этапе испытуемых (обычно студенток колледжей) провоцировал экспериментатор. Далее им предоставлялась возможность совершить какие-либо агрессивные действия по отношению к нему или другим. До, во время и после эксперимента у испытуемых измерялось артериальное давление. В целом результаты свидетельствуют об эмоциональной разрядке -- катарсисе. У испытуемых, получивших разрешение проявить прямую агрессию по отношению к провокатору, отмечалось резкое падение уровня возбуждения.

Пожалуй, стоит детально рассмотреть один из подобных экспериментов, когда испытуемых, под предлогом изучения влияния выполнения интеллектуальных задач на физиологические реакции, просили перечислить последовательность от 100 до 0, убывающую на три. При этом экспериментатор неоднократно прерывал испытуемых, мешал им, в некоторых случаях настаивая на том, чтобы они начали перечисление заново. Наконец он заканчивал этот этап эксперимента, заметив с явным негодованием, что «нежелание сотрудничать» испытуемых делает всю работу бессмысленной. Как и следовало ожидать, такая крайне провокационная методика способствовала заметному росту показателей физиологического возбуждения у испытуемых (то есть у них резко поднималось артериальное давление и учащался пульс).

Чтобы определить, произойдет ли спад возбуждения, если участникам эксперимента предоставить возможность отомстить провокатору, испытуемых разделяли на несколько групп и дали им возможность проявить по отношению к экспериментатору: 1) физическую агрессию (разряды электрического тока); 2) вербальную агрессию (оценки опросника); 3) воображаемую агрессию (сочинение историй на основе просмотренных рисунков). Испытуемые же из четвертой, контрольной группы, не имели возможности ответить на резкие замечания экспериментатора. Результаты показали наличие эмоционального, катарсиса. У испытуемых, получивших возможность ответить экспериментатору физической агрессией, наблюдалось резкое падение возбуждения до первоначального уровня. То же самое можно сказать и об испытуемых, которым было разрешено мстить только посредством вербальной агрессии. Последний пример свидетельствует о том, что при таких условиях даже сравнительно безобидные действия могут привести к разрядке напряжения. Однако воображаемая агрессия по отношению к экспериментатору не привела к достижению подобного результата.

В ходе последующих исследований Хокансон и его коллеги получили данные, свидетельствующие о том, что проявление агрессии по отношению к лицам, ассоциируемым с источником раздражения, может привести к разрядке физиологического напряжения. А нападки на лиц, не имеющих никакого отношения к провоцированию испытуемых, не приводят к такому же результату. В сочетании с данными других исследований эти данные наводят на мысль о том, что индивиды в момент осуществления агрессивных действий действительно могут иногда ощущать разрядку эмоционального напряжения. С этой точки зрения, выводы, сделанные на основе житейского опыта, о том, что мы зачастую «чувствуем себя лучше» (то есть менее возбужденными или напряженными), расквитавшись с людьми, выводившими нас из себя, действительно имеют под собой основания.

Вплоть до самого недавнего времени внимание исследователей было направлено главным образом на выяснение причин агрессии, а не на поиск средств ее предотвращения или редуцирования. Столь неутешительное положение дед можно объяснить широким распространением, с одной стороны, убеждения в том, что нам уже известны наиболее эффективные способы предотвращения агрессивных действий -- наказание и катарсис; и, с другой -- представления о том, что агрессию можно редуцировать путем элиминации факторов, способствующих ее проявлению. Однако ни то ни другое не согласуется с имеющимися эмпирическими данными.

Грозящее наказание действительно может служить эффективным средством предотвращения агрессии, но лишь в том случае, если агрессор не находится в состоянии крайнего озлобления; если наказание, которого он может ожидать, достаточно сурово; если вероятность его применения действительно высока и если выгода от совершения агрессивного действия не слишком велика.

Действительное наказание также может удерживать агрессора от последующего совершения агрессивных действий, но лишь в том случае, если реципиент считает наказание вполне заслуженным, если оно следует сразу же за совершением агрессивных действий и приводится в исполнение с соблюдением всех установленных правил. К сожалению, эти условия редко соблюдаются в системах уголовного законодательства большинства стран, и потому наказание, как метод борьбы с преступностью, сравнительно неэффективно.

Гипотеза о существовании катарсиса предполагает, что если приведенному в ярость индивиду дать возможность «спустить пары» в социально приемлемой форме, то это приведет к ослаблению переживаемых им негативных эмоций и тем самым снизит вероятность того, что в дальнейшем он прибегнет к социально опасным формам агрессии. Существующие данные подтверждают первое из этих предположений: участие в различных формах агрессивных взаимодействий, включая сравнительно безобидные, может приводить к резкой разрядке эмоционального напряжения. Однако это не единственный способ достижения подобного эффекта: к снижению уровня эмоционального напряжения может привести совершение индивидом практически любого действия, ослабляющего момент аверсивности в обращении с ним (индивидом) других индивидов. Данные, подтверждающие вторую часть «катарсической» гипотезы -- то есть положение о том, что если индивид, испытывающий в настоящий момент гнев или злобу, своевременно даст выход своей агрессии, то это снизит вероятность совершения им в будущем серьезного правонарушения -- менее убедительны. Подобный эффект может давать только совершение индивидом нападения непосредственно на того, кто послужил источником его гнева или раздражения. Кроме того, достигнутое таким образом снижение агрессивности может быть весьма непродолжительным. Итак, следует признать, что действенность катарсиса как средства редуцирования снижения агрессии в прошлом сильно переоценивалась.

Иногда агрессия может быть редуцирована с помощью демонстрации. Речь идет о тех случаях, когда в критической ситуации кто-либо проявляет сдержанность и/или призывает других не поддаваться на провокации. В отличие от других способов редуцирования агрессии (например, запугивания возможностью мести или наказания), демонстрация наглядных примеров неагрессивного поведения может снизить частоту и интенсивность как прямых, так и косвенных проявлений агрессии.

На агрессию, как и на другие формы социальных взаимодействий, сильное влияние оказывают различные когнитивные факторы. Так, характер реакции индивидуума на провоцирующие действия других людей в значительной степени будет зависеть от совершаемых индивидуумом атрибуций, то есть от того, какое причинностное объяснение получат действия, квалифицируемые индивидуумом как провокация. С наибольшей вероятностью агрессия возникает в тех случаях, когда провокативность поведения других людей расценивается индивидуумом как злоумышленная и преднамеренная.

Информирование о наличии смягчающих обстоятельств -- например, сообщение о принудительности чьего-либо участия в провокационных действиях -- может оказаться весьма эффективным способом снизить агрессивность ответной реакции на подобные действия. Если подобное информирование носит упреждающий характер, то ответная реакция на провокационные действия, когда они все-таки совершаются, может оказаться практически беззлобной. Часто эффективным способом предотвращения негативных последствий агрессивного взаимодействия может послужить попытка оправдать агрессора, дать причинное объяснение его агрессивному поведению, грубо нарушившему наши ожидания .

Довольно эффективным способом предотвращения агрессии является также индукция несовместимых реакций, то есть реакций, несовместимых с гневом или открытой агрессией. Подобные реакции и последующее ослабление открытой агрессии могут возникнуть при виде боли и страданий жертвы агрессии, в результате просмотра юмористических материалов и при умеренной эротической стимуляции. Результаты новейших исследований показывают, что индукция несовместимых реакций способна существенно ослабить конфликт в производственных условиях. В такой ситуации эффективным средством индукции несовместимых реакций может послужить скромный, но неожиданный подарок, ненавязчивая похвала и показ юмористических материалов.

Одна из причин того, что многие люди с удивительным постоянством попадают в конфликтные ситуации, заключается в отсутствии у них элементарных навыков общения. Существуют специально разработанные программы по развитию навыков общения у такого рода «конфликтных» личностей, которые нередко позволяют добиться весьма ощутимых результатов.

Агрессия, представляет собой поведение, направленное на причинение вреда или ущерба другому живому существу, имеющему все основания избегать подобного с собой бращения. Данное комплексное определение включает в себя следующие частные положения: 1) агрессия обязательно подразумевает преднамеренное, целенаправленное причинение вреда жертве; 2) в качестве агрессии может рассматриваться только такое поведение, которое подразумевает причинение вреда или ущерба живым организмам; 3) жертвы должны обладать мотивацией избегания подобного с собой обращения.

Существует несколько разнонаправленных теоретических перспектив, каждая из которых дает свое видение сущности и истоков агрессии. Старейшая из них, теория инстинкта, рассматривает агрессивное поведение как врожденное. Фрейд, полагал, что агрессия берет свое начало во врожденном и направленном на собственного носителя инстинкте смерти; по сути дела, агрессия -это тот же самый инстинкт, только спроецированный вовне и нацеленный на внешние объекты. Теоретики-эволюционисты считали, что источником агрессивного поведения является другой врожденный механизм: инстинкт борьбы, присущий всем животным, включая и человека.

Теории побуждения предполагают, что источником агрессии является, в первую очередь, вызываемый внешними причинами позыв, или побуждение, причинить вред другим. Наибольшим влиянием среди теорий этого направления пользуется теория фрустрации-агрессии. Согласно этой теории, у индивида, пережившего фрустрацию, возникает побуждение к агрессии. В некоторых случаях агрессивный позыв встречает какие-то внешние препятствия или подавляется страхом наказания. Однако и в этом случае побуждение остается и может вести к агрессивным действиям, хотя при этом они будут нацелены не на истинного фрустратора, а на другие объекты, по отношению к которым агрессивные действия могут совершаться беспрепятственно и безнаказанно. Это общее положение о смещенной агрессии было расширено и пересмотрено Миллером, выдвинувшим систематизированную модель, объясняющую появление этого феномена. Когнитивные модели агрессии помещают в центр рассмотрения эмоциональные и когнитивные процессы, лежащие в основе этого типа поведения. Согласно теориям данного направления, характер осмысления или интерпретации индивидом чьих-то действий, например, как угрожающих или провокационных, оказывает определяющее влияние на его чувства и поведение. В свою очередь, степень эмоционального возбуждения или негативной аффектации, переживаемой индивидом, влияет на когнитивные процессы, занятые в определении степени угрожающей ему опасности.

В соответствии с теориями социального научения Агрессивные реакции усваиваются и поддерживаются путем непосредственного участия в ситуациях проявления агрессии, а также в результате пассивного наблюдения проявлений агрессии. Теории же социального научения утверждают, что агрессия появляется только в соответствующих социальных условиях.

Дадим краткую классификацию проявлений агрессии.

1. Болезненные проявления агрессии (неуправляемые вспышки ярости, гнева, разрушительного возбуждения);

2. Физические, словесные и другие виды агрессии, связанные с усвоением норм и правил, неприемлемых для всего общества;

3. Различные виды агрессии, связанные с недостаточной усвоенностью норм и правил поведения в обществе или с недостаточной сформированностью собственных средств самоуправления в действиях и поступках (недостаточная обученность и воспитанность);

4. Все виды действий, которые одними наблюдателями интерпретируются как агрессивные, а у других наблюдателей связываются с проявлениями активности, настойчивости.
Грозящее наказание действительно может служить эффективным средством предотвращения агрессии, но лишь в том случае, если агрессор не находится в состоянии крайнего озлобления; если наказание, которого он может ожидать, достаточно сурово; если вероятность его применения действительно высока и если выгода от совершения агрессивного действия не слишком велика.

Информирование о наличии смягчающих обстоятельств - например, сообщение о принудительности чьего-либо участия в провокационных действиях - может оказаться весьма эффективным способом снизить агрессивность ответной реакции на подобные действия. Часто эффективным способом предотвращения негативных последствий агрессивного взаимодействия может послужить попытка оправдать агрессора, дать причинное объяснение его агрессивному поведению, грубо нарушившему наши ожидания.

новейших исследований показывают, что индукция несовместимых реакций способна существенно ослабить конфликт в производственных условиях.

Дэвид Белгрей.

David C. Belgray. Mananging Agression in Organization.//Modern Group. Journal of The Center for the Advancement of Group Studies, Inc. Vol.2, n.1, Sping 1999.

Ненужная агрессия в организациях приводит к разладу, отсутствию кооперации и утрате общей цели. Менеджеры, консультанты и тренеры нуждаются в понимании данного феномена, когда он встречается. Эта статья включает опыт одной истории, и опыт новоиспечённого группового ведущего, проводящего воркшоп по лидерству для штата больницы. События развивались интересно, будучи сложными как для опытного ведущего, так и для новичка.

Спустя двадцать пять лет я имею великое множетсво программ, разработанных для повышения эффективности индивидуального и группового менеджмента в организациях. Это включает различные подходы к управлению развитием, организационному развитию (OD), общему качеству менеджмента (TQM), изменяющему поведению и т.д. Многие такие программы часто отмирают перед лицом других, более успешных, терпят неудачу и чрезмерно фрустрируют участников присущим им процессом.
/>Эта статья, которая включает случай обучения, иллюстрирует парадокс: фрустрация в результате слабо направленной агрессии во многих программах улучшения менеджмента скорее представляет собой потенциальный инструмент, чем признак неудачи. Неуспешный опыт многих программ может видеться как некоторый аналог ранних фрейдовских опытов по исследованию сопротивления через базовое аналитическое правило выражения всех воспоминаний, мыслей и импульсов. Он постепенно осознал, что сам фокус на бессознательном сопротивлении был более важен, чем преодоление его.
Случай в этой статье адресовывается к агрессии участников программы развития в двух направлениях: первое, агрессия, проявляемая штатом сотрудников к консультанту (перенос); второе, результирующие чувства, испытанные консультантом (включённые чувства/контрперенос). Обучение менеджеров, для всех успешное, могло оказаться тяжёлым опытом. По-видимому, чувства, одерживающие верх, порождали в неопытном ведущем возникающее смятение, приводящее к убеждению, что это не будет работать.
Представленный в этой статье кейс создаёт такой эффект. Цель этой статьи — показать, как такие феномены могут создавать обучающий опыт, приводя в конце концов к продуктивному результату.

Агрессия в литературе по менеджменту.

Упоминание об агрессии в организационном менеджменте относительно редки. Часто имеется одно единственное упоминание «агрессия» в индексе книги по менеджменту.
Некоторым исключением оказывается написанное Manfred Keits de Vries, Harry Levinson, Abraham Zaleznik, все они имеют психоаналитическую ориентацию. Keits de Vries (1993) признавал естественную агрессию в иерархической структуре. Цитируя Вавилонские законы с их принципом таллиона «око за око», он говорит, что у лидера, который требует выполнения неприятных решений, возникает страх мести от подчинённых, вне зависимости от того, поручал ли он неприятные задания. Это создаёт сложный страх опасений ответного удара агрессии. Результатом является паранойя лидера и эскалация агрессии в рабочем пространстве.
Levenson (1968) отмечал трудности, которые многие руководители имеют в подходе к агрессии, своей собственной и других. Он обсуждал проблему пассивной агрессии в индустрии, иллюстрируя это примером человека, который проваливает дело, которое способен выполнить в других условиях, из-за желания нанести ущерб компании. Люди с потенциалом, подчёркивал он, будут его не реализовывать и сохранять существующий уровень, в результате такого поведения. Zaleznik (1966) соглашается, принимая сторону того, что ответственный лидер должен быть толерантен к агрессивным чувствам и предлагает их вербальное выражение. Как отцовская фигура, говорит он, он должен признавать чувства любви и ненависти, и принимать прирождённую двойственность в новых действиях.
Взгляды вышеупомянутых авторов на лидеров в индустрии паралелльны идеям Hyman Spotnitz и других относительно современных психоаналитиков о позиции терапевта в отношении пациента. Пациент поощряется выражать все чувства в отношении аналитика со специальным подчёркиванием негативных чувств. Социальный психолог Mayer (1973) рекомендовал приглашать к вербальному выражению чувств фрусрации у сотрудников. Это принимает форму дискуссии между менеджерами и подчинёнными, такое как общее собрание. В «технике риска» управленец предлагал сотрудникам помочь составить список рисков и проблем, запутанных в предложенных процедурных изменениях. Высвобождая в последующем негативные чувства к этим изменениям, сотрудники получали тенденцию кооперироваться в рациональном разрешении проблем, создавая свою позицию.

Литература по современному психоанализу и агрессия.

Современный психоанализ походит к агрессии, фокусируясь на важности вербального выражения пациентом своих агрессивных чувств в терапии. Такое разрешение их сопротивления облегчает уменьшение симптомов; это также открыто демонстрирует ему самому агрессивные чувства, и может дать более полный опыт и направить к более конструктивной утилизации. Этот подход обеспечивает помощь в широком спектре эмоциональных расстройств, в т.ч. психосоматической природы.
Доказательства этой теоретической концепции уходят ещё в прошлый век. Razi, врач, родившийся в 1850 г., помог своему пациенту, персидскому шаху, облегчив его симптомы артрита через выражение гнева (Shafi, 1973).
Strean (1990) рассматривает страх клиента выражать агрессию к терепевту как определение ядра «первого кризиса терапии».
Аналитическое исследование Spitz (1965) депрессий, возникающих среди госпитализированных детей помогло в понимании потенциально губительного эффекта неправильно направленой агрессии. В отсутствии либидонозного объекта, например родителей, дети испытывали недостаток целей для направления либидонозной и агрессивной энергии. В результате они имели тенденцию направлять агрессию на себя через травмы рук, задержки двигательного развития [двигательные нарушения?; inability assimilate food], трихотилломанию (навязчивое вырывание волос), и в крайних случаях, слабоумие и помешательство.
Spitz рассматривал агрессивную напористость как играющую роль «ежемоментного двигателя всей активности, большой и малой, и наконец, самой жизни». Когда она нейтрализована, агрессивная напористость служит катализатором конструктивных целей, особенно в отношении автономности и самоутверждения.
Spotniz (1985) видел шизофренических пациентов как находящихся под властью агрессивных драйверов. Он считал в основе таких пациентов имеется ненависть к любому признанию, принятию или устойчивость к агрессивным чувствам, т.к. для них свойственна прирождённая опасность их проявления. Таким образом, они используют свою либидонозную энергию как защиту против подавляемой агрессии. Поэтому Spotniz фокусировался на фасилитации вербального разрешения агрессивной энергии. Этот подход имеет более поздней целью освобождать подобающую либидонозную энергию в лечении.
Современная психоаналитическая мысль полагает, что динамика агрессии приложима к основной человеческой популяции также, как и к шизофреникам. Это представленно в характере расстройств, невротических и психотических. Это может быть легко применимо к поведению хорошо приспособленных людей или групп, которые регрессируют перед лицом давления окружения. Это применимо к таким проблемам, как алкоголизм или наркотики, которые всё чаще имеют разрушительный эффект на работу в организациях.
Spotniz и Meadow (1976) видели лекарственную зависимость и алкоголизм как использование «раннего научения механизмам защиты объекта и самообвинения» через такое физическое нападение. Их антидотом к такому саморазрушающему поведению было обучение пациентов вкладывать негативные импульсы в слова более, чем в действия к себе. Следуя этому, терапевт работал с силами, которые вмешивались в вербализацию позитивно-переносных эмоций. Современный аналитический подход разрешает сопротивление через вербальное выражение агрессии (и других мыслей и чувств) и включает разнообразный репертуар интервенций. Это включает эксплорацию, объект-ориентированные вопросы (в противоположность эго-ориентированным) и «присоединение». Последнее представляет вставание на сторону клиента, например движение вдоль его сопротивления вербализации. Это достигается через вербальное одобрение аналитиком, например, отказа пациента сообщить определённые мысли. Получая такое разрешение, клиент постепенно отказывается крепко удерживать свою оборону против такого выражения.
Ormont (1974) показал положительные результаты использования этого подхода в группе. В качестве примера он цитировал одну группу, где её члены жаловались на свои страдания. Терапевт отметил, что они увязли в жалобах. Члены группы продолжали жаловаться. Наконец, терапевт сказал, что он также страдает. После первоначального любопытсва к этому заявлению, участники проявили сильное негодование. Последующее развитие коммуникаций с ними развило выражение чувств к другим.
Ormont акцентировал важность для терапета готовности быть целью вербальных упрёков. Вместе с тем, он должен дать ясность, что он не просто объект садистического обращения, но что терапевтические цели должны быть сохранены в поле зрения.
Понимание чувств, индуцированных в ведущем/консультанте/терапевте как реакции на агрессивные чувства клиента существенно важно в определении этого. Рост объёма литературы, адресованой мнениям по рассмотренным здесь поводам, плюс используемым техникам, вызывает чувства удовлетворения (Ormont, 1970; Racker, 1968; Spotniz, 1985; Strean, 1990).

Синтез психоанализа, агрессии и менеджмента.

Поскольку первой важной задачей в организациях является обучение и развитие менеджеров, целесообразна проверка современных психоаналитических концепций в обучающем сеттинге. Kirman (1977) выделял способность студентов чувствовать все свои чувства и при этом адекватно функционировать. Его примеры демонстрируют существенное сходство между сопротивлением учащихся в школьном сеттинге и в клинической терапии. Он предположил, что преподаватель разрешает сопротивление учащихся через эмоциональные коммуникации, с приоритетом выражения контролируемой агрессии. Он отмечал, что это позволяло убирать затруднения в эффективном управлении.
Mellinger (1978) использовал «эмоциональное обучение» для фасилитации эффективного тренинга и ориентации бухгалтеров в CPA фирмы. Он положил в основу, что разрешение сопротивления через вербализацию агрессии ведёт к ликвидации проблем прогулов, опозданий, привычно плохой работы и трудностей в управлении.
Таким же образом Sackler (1979) отметил, что выражение негативных чувств в отношении учителей и сверстников вели к изчезновению отстающих и неуспевающих учеников в биологическом классе коммуны-колледжа.
Подход, использовавшийся Kirman, Mellinger и Sackler выявлял контраст между бихевиоризмом и психоанализом. Первый директивен: он может сосредотачиваться и осуществлять на практике решение задач, например прихода вовремя. Психоанализ не директивен: он говорит по поводу привычных препятствий к хорошей работе. Когда такое препятсвие принимается в форме невербализованной агрессии, разрешение этого сопротивления становится ключём к ликвидации самого препятствия.
Недирективный подход был также применён Belgray (1982), который определил корреляцию между эмоциональной экспрессией участников обучающего воркшопа и их обучаемостью и способностью применять новые концепции в работе. Выражение негативных (агрессивных) чувств у мужчин ассоциировалось с их более эффективным функционированием. Экспрессия позитивных (либидональных) чувств у женщин ассоциировалось с их высоким функционированием. Неравенство между гендерными типами будет исследоваться.
В государственной психиатрической больнице невербализованная агрессия пациентов может рассматриваться как раскрывающаяся через психотические симптомы. Такой саморазрушающий феномен становится обратимым, когда пациенту помогают вербализовать свой гнев, фрустрацию и бессилие. Duffey (1976) показывает, как такой же подход к штату больницы помогает им стать более терапевтичными по отношению к пациентам. И профессионалы, и парапрофессионалы приходят к пониманию, что их негативные чувства были обращены как внутрь, в форме деморализации, так и во вне, в виде враждебности к пациентам, феноменологически подобно тому, как это было у самих пациентов.
Благодаря поощрению сотрудников проговаривать вовне свои мысли и чувства, индивидуально и в группе, они продвигались в помощи пациентам в восстановлении и возвращении в общество.

Случай истории развития штата больницы.

Как я отмечал, я полагаю читатель будет ожидать не такого мучительного испытания, как описание консультации, но скорее помощи в рассмотрении опыта.
Директор стационара в психиатрической больнице обратилась за помощью к консультанту для улучшения менеджмента в деятельности своего учреждения. На предварительной встрече директор Joan жаловалась, что штат её сотрудников нарушал сохранность её информации о существующих проблемах в её области; она была также досаждаема частыми обращениями за помощью в разрешении кризисов, и они часто плохо доводили до конца решение административных задач.
«Что мне делать, я злюсь на них» — спрашивала она. «Они имеют профсоюз и ничего не поделаешь».
Joan говорила сама себе, что работа хорошо оплачивается, но никаких других поощрений нет.
Она хотела понять, если это как-нибудь возможно, как можно направить её людей в нужную форму. Может ли групповой воркшоп или тернинговая программа помочь?
Консультант сказал мало. Он тщательно слушал Joan, пытаясь понять её и её проблемы. На этой предварительной встрече они согласились, что воркшоп по управлению и коммуникациям будет объективно полезен. Директор тогда спрашивала, полагает ли он, что идея группового воркшопа будет для неё хорошей. Оттенок дрожи в её голосе заставил консультанта предложить ей обсудить это на новой встрече. Она, показалось, испытала облегчение. (Взамен работы с доводами за и против в отношении директора, консультант решил попытаться понять страх, который у неё поднялся.)
Последовало несколько встреч с директором. На каждой приоритетным был вопрос присутствия или отсутствия её в группе. Директор размышляла: «Если я буду присутствовать, они могут нападать на меня… С другой стороны, т.к. я хочу убедить их сохранять мою информацию, то может я должна быть в группе».
(Консультант основывался на превалировании гнева, тревоги и страха, предполагая что движение в каждом направлении рождает напряжение. Он, не знал, исходило ли давление от него, новичка, или же оно было от самой Joan, или от сотрудников. Ретроспективно это кажется случаем параллельного процесса, существовали чувства, распространяющиеся и из одной части, и из другой.)
Как противовес тревоге и нерешительности, директор заняла сильную позицию в отношении организации воркшопа. Она сказала сотрудникам, в собраниях с которыми предпочитала использовать свой большой офис с конференц-залом, и тогда же автократично объявила консультанту, что организует группу в «комнате ожидания», потрёпанной комнатке маленького размера, которая привела консультанта в смятение, когда он увидел её.
Консультант начал справедливо удивляться беспомощности, в которой оказалась Joan. Её настояния по использованию комнаты ожидания казалось отсутсвием внимания к своему штату и консультанту.
Догадка убедила консультанта в необходимости ориентировочной встречи с сотрудниками. Когда сотрудники пришли на место, Joan немедленно сказала, чтобы они собирались в комнате ожидания. В группе раздались тяжкие вздохи, и Naomi, крупная и тихая санитарка, сказала, что в этой комнате нехорошо, и что офис Joan — где проходят текущие собрания — был бы лучше. Joan сказала, что прислушается к совету использовать свой офис, «но не курить». Renee, откровенная и ядовитая санитарка, заметила: «это автократично», и вся группа разразилась смехом.
(Там было тридцать штатных сотрудников. Группа такого размера, казалась, одержит верх над консультантом. Однако, за исключением эпизода с комнатой ожидания, общий ход собрания оказался приятным.)
Joan сказала, что ей хочется извлечь больше пользы для всех сотрудников, включая себя. Она заметила, что ей нужно больше обратных связей от них. Консультант, после нескольких вводных замечаний, спросил, что другие участники хотят от воркшопа. Их ответы удерживали внимание на их индивидуальном и групповом функционировании. Renee, откровенная санитарка, хотела чистого группового опыта. Mona, координатор по реабилитации, хотела некоторого дидактического материала о работе с теорией администрирования. Chester, избегавший говорить о людях, хотел получить «перспективу из различных точек зрения и понимания вышестоящей администрации». Все хотели минимального некоторого участия в опыте.
Ivan, мягкоговорящий руководитель лечебной бригады, среднего возраста, выразил некоторый скептицизм: «Понимаете, Вы не сможете расшевелить людей в общей обстановке, Вы сможете только написать докладную записку».
Другие, когда кратко говорили, только слегка возвращались к области агрессии, общее собрание казалось сверх-приятным. Группа выглядела нетерпеливо ожидающей и полной энтузиазма. Irene, психиатр, подняла вопрос об участии Joan, сказав: «Я думаю, что Вы должны быть в группе». Joan ответила, что она колеблется относительно своего участия. Другие согласились с Irene, и Joan стала членом группы участников.
Ben, уверенный и, по-видимому, понимающий руководитель лечебной бригады, сказал что воркшоп кажется ему похожим «на хорошую возможность, которую мы не часто получаем».
Консультант закончил собрание, сказав что он видит перед собой работу с экспрессивной и интеллегентной группой.

Сессия #2.
Консультант с удивлением обнаружил, что на второй сессии недостаёт пятерых из тридцати участников. Один был в отпуске, другой в отгуле и трое появились существенно позже.
Консультант сказал, что он хочет больше узнать о проблемах сотрудников. Это в целом оживило дискуссию. Сотрудники перескакивали с темы на тему, каждая из кроторых содержала в скрытом контексте недовольство руководством Joan.
Renee подняла вопрос о силе профсоюза, предлагая обсудить, как делались решения, затрагивающие коллектив. Joan немедленно вздёрнулась и сказала, что некоторые решения должны обсуждаться, но некоторые должны приниматься ей и только ей. Madeleine, юрист, тогда спросила, кто поддержит немедленное решение, сделанное Joan, когда члены не согласны с решением, и когда Joan не указывает, кто ответственен за его проведение. Joan резко ответила, что она никогда не предоставит здравый аргумент относительно своих решений, которые она хочет принять.
Mona тогда пожаловалась, что она не может приннимать свои собственные решения, когда она не знает, что является основной политикой, чему Silvia ответила — существует единственное направление политики, которое показывает Joan. Joan попыталась защититься, сказав что она периодически даёт им возможности для обратных связей на собраниях сотрудников, на что Naomi ответила: «Кого волнуют обратные связи, когда Вы уже имеете решения, вывешенные на доске объявлений?» Joan резко возразила: «Мы должны принять эти вещи». Chester, руководитель бригады, который стремился быть незаметным, вместе с Renee обвинил Joan в излишнем доминировании над коллективом и игнорировании мнения сотрудников. Joan ответила: «Когда я вхожу в палату и м-р Smith (один из сотрудников) сидит на своём стуле, а стены испачканы надписями, и никто с этим ничего не делает, у меня начинается истерика!» Жалобы Joan возникали на различных направлениях основной дискуссии. Её вспышка последовала за Chester, критиковавшим Madeleine, своего собственного подчинённого.
Консультант время от времени суммировал. Он отмечал, что было много сильных чувств, особенно в отношении политики организации и принятия решений, и относительно участия сотрудников.
Renee, в ответ на вмешательствва консультанта, периодически переводила свою критику от Joan на него, говоря что он невнимателен к группе со своими интеллектуальными коментариями, и кроме зтого, не показывает своих чувств.
В конце сессии консультант попросил группу оценить своё ведение группы. (Услышав так много неудовлетворённости и гнева, он ожидал столкнуться с лавиной негативной критики. Он имел чувство беспомощности, замешательства и неспособности помочь группе сфокусироваться на их процессе или начать разрешать проблему. (Как начинающий групповой ведущий, он испытывал эти чувства лично, не понимая, как использовать их, для примера, указывая на ощущение бесплодности общих действий)).
Как приятный сюрприз, большинство участников хвалили сессию. Они сказали, что получили пользу, позволив выпустить свои чувства, особенно свой гнев и фрустрацию. Один или два участника критиковали консультанта за возврат к проблемам администрации, когда все они были заинтересованы в том, чтобы дать выход своим чувствам. Joan сказала, что она была рада выражению своих чувств.
В завершении сессии, Joan сильно трясла руку консультанта, оставив последнего с чувством вины, сомневающегося, обеспечил ли он достаточную её защиту. (Более опытный ведущий мог бы спросить её об этом).
(Позже консультант отметил некоторые свои наблюдения. Многие участники были сильно возбуждены. Chester и Madeleine демонстрировали свой гнев и обиду, которые казались характерными для них. Более того, существовало фактическое неупоминание пациентов, основных потребителей совместных усилий данной группы.
Внимание консультанта также фокусировалось на некоторых неприятных чувствах: безнадёжности, страха и чувства неполноценности. Он вспоминал, что был на собрании под перекрёстным огнём гнева, энергично делающим замечания в попытках создать какой-нибудь порядок в кажущемся непонятном хаосе.)

Встреча #3.
На новой сессии консультант недирективно отметил проблему отсутствия, спросив, что принесут неделей спустя отсутствующие сегодня. Это было предназначено для подчеркивания, что такие пропуски мешают функционированию группы.
После короткого резюмирования, одна из участниц предположила, что групповая дискуссия частично завершает реорганизацию, которая включает некоторый переезд, завершающийся изменением количества открытых и закрытых палат. Joan отметила, что она принимала это решение для усиления контроля над потенциально неуправляемыми пациентами. Она сказала: «Все согласны, что существует эта проблема, и что этот переезд является лучшим путём по направлению к её решению».
Консультант спросил, согласны ли с ней сотрудники. Некоторые из членов сообщили, что их подопечные негодуют против переезда, т.к. они могут оказаться с более агрессивными людьми. Joan сказала, что она первой узнала об этой проблеме, происходящей из-за переезда. На это её заявление группа отреагировала рациональной и спокойной дискуссией. Joan чутко спросила: «Где мы были неправы в нашем планировании?» (Консультант, очень редко задававший вопросы, был поощерён таким поворотом событий, казавшимся ему эффектом моделирования роли).
Evelyn отреагировала, что предмет должен регулироваться собранием руководителей бригад. Joan проплакала, что она не хочет даже этого собрания. Ben тогда отчитал Evelyn за побуждение Joan к таким собраниям и сказал отеческим тоном Joan: «Вы нуждаетесь в таких собраниях». Дискуссия возвратилась к проблеме самого переезда, после которого Joan просила, чтобы руководители бригад заранее не планировали большего.
Ben спокойно сказал Joan, что это просто её работа по координации. Тогда группа стала продуктивно обсуждать различные аспекты планирования и коммуникации.
Joan тогда продемонстрировала симпатию к проблеме одного из участников, который много жаловался на неприязнь пациентов. Она захотела узнать, сердится ли Evelyn. Evelyn сказала, что не сердится. Консультант спросил, что было бы, если бы она сердилась? Evelyn пожала плечами.
Тогда группа стала обсуждать работу с такими ситуациями в будущем. Joan закончила эту дискуссию своей точкой зрения, что им нужно говорить о своих тревогах, когда такие ситуации будут появляться. (Консультант был изумлён. Он едва говорил. Группа казалась сотрудничающей, общающейся и поддерживающей. Они были настроены исследовать проблемы. Ретроспективно, консультант позже реализовал свою идею фокусироваться более на чувствах, чем на рациональном процессе принятия решений). Он прокомментировал, что это восхитительная группа, в которой они ищут определения и понимания проблемы более, чем просто решения. Он попросил сделать по замечанию. Joan сказала первой, пожаловавшись, что группа блуждает. Naomi сказала, что это было «вентилирование» [снабжение отдушиной; ventilating]. Ben сказал, что необходима большая сфокусированность, и что консультант был также добр в своём восхищении. Silvia сказала, что не понимает консультанта, который был «не критикующим». Gladys сказала, что ей не нравится пассивность консультанта.
Renee, едкая санитарка, пристально посмотрела на консультанта. «Мне не нравится эта игра; когда позволяют говорить о других, без Вас».
Консультант спросил её, что ей хотелось бы сказать. Она сказала, что ей понравилось участие Ben, и что она на месте Evelyn «почувствовала бы себя оплёванной [букв. описаной; pissed]».
Агрессивный тон сохранялся, снова обращаясь к ведению группы консультантом. Mona, которая едва участвовала, сказала, что ей не нравится заданная структура. Консультант сказал, что это хорошо, что она высказалась, и предложил ей высказывать свою точку зрения в течение всей сессии. Тогда другие стали заявлять о фрустрированности и строить предположения о поведении ведущего, к которым Ben добавил предложение, чтобы группа собиралась не в комнате, а на свежем воздухе, на газоне, пока стоит тёплый сентябрь.
Всё это время консультант записывал замечания по поводу процесса. Прежде чем он спросил, Naomi сказала: «Мы не даём Вам возможности сделать замечания».
Консультант сказал, что здесь были подняты некоторые важные вопросы в конце сессии, и что группа может продолжить обсуждать их на новой встрече, через неделю. Он чувствовал себя сохранённым окончанием от волны неудовлетворённости, поднимающейся против него.

Встреча #4.
Участники казались не заинтересованными в провоцировании возвращения к темам прежней сессии. Консультант ощущал некоторый уровень неудовлетворённости, который ощутимо не проявлялся, за исключением трёх обыно отсутсвующих и двух опоздавших.
Joan утрерждала, что группа чего-то не получала от воркшопа. Renee жаловалась, что консультант всё такой же серьёзный и себя не проявляет, потому что испуган. Консультант спросил, чем он по её мнению испуган, и она пожаловалась, что он всё время задаёт вопросы, вместо того, чтобы проявить себя. Joan казалась разозлённой на некоторых участников, обеспокоенных проблемой обеда больше, чем включением в групповую дискуссию. Консультант комментировал различные одновременные уровни коммуникации, что подсказало Irene заметить, что она любит видеть его высказывающим утверждения.

Встреча #5.
Четыре участника отсутсвовали и три опоздали. Когда консультант спросил, что является причиной происходящего, некоторые из участников взамен предложили пересмотреть время встреч. Было общее согласие передвинуть время с 1:15 к 1:30. Консультант счёл это способом справиться с проблемой и согласился с решением.
(Ретроспективно, оценивая по достоинству решение, консультант мог сказать: «Хотя тут может быть устраивающее всех решение проблемы с расписанием, давайте посмотрим, нет ли в этом каких-то скрытых сил в нашей работе, вызывающих желание изменить расписание»… или «Что могут говорить эти опоздания и желание изменить расписание проведения этого воркшопа?»)
Тогда консультант пересмотрел то, что выяснилось о времени встреч и предложил некоторые альтернативы происходящему. Группа ожидала большего дидактического материала от консультанта о процессе принятия решений. Он связал этот запрос с мини-лекцией о лидерстве. После этого группа избрала для себя обсуждение, предметом которой стало распределение рекреационного материала, такого как книги, игры и художественно-графические предметы. Это были проблемы утраты рекреационного материала, предоставления пациентам избытка или же недостака времени для отдыха и развлечений, и обязанности по распределению.
Консультант спросил о целях рекреационного материала. Это вызвало живые коментарии о досуге пациентов в противоположность конструктивной активности. Joan настаивала, что обсуждение было растратой времени, что его объектом было «это старое клише помощи пациентам».
Консультант рассматривал группу, как движущуюся к более сильному основанию, и поощрил дискуссию об «этом старом клише помощи пациентам». Это направило обсуждение к проблемам роста пациентов и их опеке, с возражениями Joan, что рост пациентов оказывается нереалистичной задачей при вовлечении психотических пациентов.
Ben предложил использовать временный план распределения, впредь до будущих обсуждений предмета. Результатом стало соглашение, что каждый сам поддерживает инвентарные записи постоянного/расходного материала и координирует распределение с пациентами. Члены группы смогли бы пересмотреть свой опыт этого через месяц. Группа завершилась как дискуссия о мыслях участников по поводу хранящегося материала.
Консультанту показалось, что комбинация выражения агрессии с его дидактической лекцией обеспечит достаточное удовлетворение группы для ведения серьёзной дискуссии и попытки решить проблему представлений о нуждах пациентов. Он с нетерпением ждал новой сессии.

Встреча #6.
Когда он пришёл, дверь Joan была на замке. Joan отсутствовала. Она запретила использовать свой кабинет для посторонних целей. Она и некоторые другие члены группы, согласно сообщённому секретарём, находились в другом месте с делом, возникшем три дня назад. Присутствующие участники злились на Joan за её запрет использовать кабинет. Ничто, казалось, не шло правильно на этой сессии. Существовало неопределённое раздражение продолжением воркшопа, вопросами консультанта взамен советов или проявления себя.
Консультант сообщил, что он возможно уедет после десятой сессии и поитересовался, кто бы смог стать ведущим среди самих участников. Это фрустрировало членов группы. Renee воскликнула: «Вы справедливо хотите услышать от нас. Хорошо, я хочу услышать чувства! Sylvia, я на тебя злюсь. Ben, я чувствую…» Она прошла по кругу в комнате с калейдоскопом чувств.
Консультант спросил группу, хотела бы она продолжить в том же тоне, или же они хотят чего-нибудь ещё. Ben ответил: «Я принимаю решение». Консультант ответил, что он предчувствует: он выберет что угодно, только бы не работать. Все улыбнулись с согласием.
Когда сессия заканчивалась, консультант прокоментировал: «Я удивлюсь, если отсутсвие Joan повлияло на ход сегодняшней сессии».
(Коментарий консультанта представлял его поиск козла опущения. Он испытывал чувства, подобные поражению, и хотел обвинить в нём Joan. Он был захвачен своими чувствами некомпетентности и безнадёжности в этой группе, которые, ретроспективно, он реализовывал, сдерживая себя относительно процесса понимания членами группы своих пациентов. Он ужасался появления на новой сессии, опасаясь что группа уничтожит его.
Неожиданно для него, его наставник сказал, что он сделал хорошее дело, заставив участников выразить себя. Наставник отметил, что все группы проходят через такой процесс, прежде чем получат сплочённость, и предложил консультанту обсудить чувство безнадёжности, которое было поднято в группе.)
Консультант обсудил отсутсвие Joan с ней наедине и получил только рациональные оправдания возникшими другими делами. Joan отсутствовала и на новой встрече. Консультант подумал, что он может иметь опасения с её стороны. Группа повторяла сопротивление Joan. Усилия в выяснении причин пропусков и опозданий на воркшоп просто находили объяснение в других обязанностях.

Встреча #7.
(Консультант говорил о таком разрушающем лечение поведении, как отыгрывание вовне непроговорённой враждебности. Он ощущал, что участники испытывали серьёзную фрустрацию и другие непереносимые чувства. Поэтому он решил обеспечить некоторое удовлетворение через разговор о планировании и контроле.)
Мини-лекция простимулировала поднятие проблемы общих ресурсов, свободных для выписанных пациентов. После ограниченной продуктивной дискуссии консультант сообщил одному из людей о разобщенности и очевидной скуке в комнате. Это заставило выразить безнадёжность относительно работы вне сообщества, в противоположность предложенной дискуссии о коммуникациях в сообществе, что в свою очередь вызывало фрустрацию относительно понимания чувств консультанта.
Консультант сообщил о своём впечатлении, что чувство безнадёжности является причиной путанницы в группе. Ivan показался изумлённым. «Вы полагается, что группа запуталась?!» Консультант спросил, что было неверно с запутанностью и с безнадёжностью. Ivan сказал, что он не видит группу как запутавшуюся. Renee его поддержала: «Мы несомненно сейчас не запутанны». Группа внезапно стала казаться в состоянии высокой мобилизованности. Члены группы критиковали консультанта. Когда он предложил некоторое понимание проблемы с рекреационными материалами, они закричали на него за то, что он не сказал этого раньше.
(Собственные индуцированные чувства безнадёжности у консультанта имели тенденцию сдерживать его более, чем напоминать ему о необходимости следовать предложению наставника исследовать проблему безнадёжности per se.)

Встреча #8.
Joan, директор, опять отсутствовала. Консультант поднял проблему безнадёжности. Одна из участниц сказала, что она разочарована тем, что она получила от воркшопа. Другие говорили, что он сохранил свою точку зрения, принеся её на новую неделю, удивляясь тому, что это могло случиться. «Я оптимист» — ответил он, вызывая у группы смех. На вопрос, что он хочет, чтобы происходило, он ответил, что не знает.
Консультант сказал, что группа кажется скучающей, пессимистичной и фрустрированной. Напоминает ли это им их чувства, которые они имеют к своим пациентам, или же пациенты всегда кажутся чувствующими в этом направлении?
Renee очнулась от сна. «Я не упала сейчас во сне. Я сейчас здесь. Я думаю, что мы должны закончить группу. Я хочу получить что-нибудь.» Chester заметил консультанту: «Я полагал, что вы будете формировать из нас группу. Я не знаю, что получилось.»
Крещендо фрустрации ведущим приходило в требовании окончить группу. Консультант отметил, что упоминание о фрустрации, пессимизме или безнадёжности немедленно влекло предложения об окончании. Существовала ли какая нибудь альтернатива, кроме окончания, в которой группа могла бы работать с этими чувствами?
Группа тогда заколебалась между дискуссией о некоторых проблемах на работе, спорах о том, является ли эта группа терапевтической, и исследованием проблемы конфиденциальности происходящего на воркшопе.
Renee на этот вопрос предложила другую альтернативу: собраться без ведущего. Консультант, чувствуя крайнюю угрозу, спросил зачем? «Посмотрим, что случится.»
На протяжении последующей дискуссии относительно того, что делал или не делал консультант для удержания группы, он пытался задавать стимулирующие вопросы. Один из участников прервал его. «Вы пытаетесь восстановить положение вещей, когда видите угрозу проведения встреч без Вас.» Консультант возразил, что он не обеспокоен угрозой, но озадачен ситуацией. (Он знал, что это было большим преувеличением, и чувствовал крайнее напряжение и нерешительность в отношении того, как удержать ситуацию в руках.)
Группа проголосовала собраться на следующей неделе без консультанта. Когда он отметил, что решение требует консенсуса, а не большинства, участники убедили единственного воздержавшегося согласиться с ними. Консультант чувствовал себя обиженным, но рационализировал, что группа по крайней мере приняла решение, хотя и убийственное.
Консультант, не в отношении того, что он был полностью сбит с ног, поднял проблему будущей связи с ним. Один из участников предложил собраться через раз, чтобы обсудить, что случилось, на встрече с ведущим.
(Консультант чувствовал себя выжатым. Он закончил встречу с комком в горле. Он успокаивал себя тем, что группа теперь способна принимать решения, раскрываться и обсуждать свои чувства. Но он скрывал тайный восторг: они могут собраться на новой неделе с Joan и столкнуться с проблемой её диктаторства. Месть!
Он также думал: группа как будто откармливается мной, Joan и своими пациентами. «Так они выслали меня.» Существует ли способ справиться с этим и использовать продуктивно?
Наставник консультанта сказал, что тот должен не принимать решения собрания без него; он является ведущим и должен проводить все решения. Он должен придти на новую встречу и конфронтировать с проблемой. Консультант ответил, что он также напуган и что он приветствовал бы передышку от этих убийц. Если он вернётся, то будет бояться, что они снова начнут его выгонять. Он знал, что его наставник был прав, но он не мог заставить себя встретиться с этими тринадцатью киллерами.)

Пролог и заключение.

Через обсуждение с психоаналитически-ориентированным наставником и дискуссии с опытными организационными девелоперами, консультант узнал, что и у других начальный опыт ведения группы часто переживается подобно бедствию, но обучиться можно только через это, как крещение огнём.
Проблема взаимоотношения консультанта с его наставником сохранялась в тихом виде. Он говорил наставнику, что чувствует гнев относительно своей неспособности помочь предотвратить разложение группы. Почему-то согласие наставника, что они могли рассмотреть предварительно возможные сценарии, смягчало его. Но он ощущал себя раненым групповым опытом. В течение приблизительно года он чувствовал себя мальчиком, которого подогревали в горячем горшке на плите, и поэтому не осмеливался приближаться к этой плите. Идеи провести другие группы предавались анафеме.
Тогда, на занятиях по групповому процессу, проводимых Luis Ormont (в описываемое время директором CAGS), он представил опыт, приведённый выше. Он удивился, что его мысли стали другими. Участники занятия сразу начали начали высказывать различные решения. Но инструктор сказал: «Подождите, дайте ему пространство; позвольте уйти его фигуре ». Мгновенно волна бешенства захлестнула консультанта. «Они меня достали! Я был так испуган, когда группа стала бунтовать против меня, что я тоже совершил бунт против себя. Первое время я прикасался к своим реальным чувствам в отношении группы. Я мог позволить этим ублюдкам реально получить их! Я мог сказать:
«Вы спрашиваете, чувствую ли я угрозу? Конечно, я чувствую угрозу! Чувствовали бы вы угрозу, если бы вам было сказанно на недельку удалиться, чтобы посмотреть, как ваше отделение будет без вас? Это убивающая группа! Как теперь сделать чтобы это напомнило вам ситуацию на вашей работе, включающую чувства безнадёжности или кровожадные чувства у ваших пациентов или кого-нибудь другого?»»
Подавленный гнев консультанта мешал ему быть спонтанным с норовистой группой. Теперь, полностью соприкоснувшись с ненавистью, которую группа порождала, он смог дать ей выход и креативно использовать в дальнейшем групповом процессе. Его собственная динамика отразила ту группу.
Фрустрация, возникающая в организациях, открытая или выявляемая при исследовании, может избегать канализации в действиях ненаправленной агрессии. Удовлетворительное использование этой концепции может помочь менеджерам мотивировать подчинённых или добиваться сотрудничества с собственным начальством. Это может облегчить обучение или создание изменений в программах по развитию штата сотрудников . Уклонение от выходов фрустрации и агрессии ведёт к риску деморализации, болезней, абсентизма и некачественного исполнения обязанностей на всех уровнях иерархии. Эмоции, относящиеся к агрессии — гнев, враждебность, зависть, ненависть — когда они репрессируются, часто имеют тенденцию бессознательно направляться на себя или организацию.
Адекватно окупающееся внимание к выражаемой или невербализованной агрессии и принятие своих собственных негативных ответов оказывается ключевым компонентом в разрешении организационного сопротивления. Обучение эффективной работе с этим феноменом часто требует прохождения тяжёлого, но стоящего пути.
Консультант, описанный в приведённом выше случае, в последующем сообщал о многих сходных ситуациях, с которыми он удовлетворительно справлялся, благодаря опыту, показанному здесь. Благодаря опыту занятий д-ра Luis Ormont, он научился видеть свои собственные индуцированные чувства страха как зеркало страха клиента, чем как собственное унижение, от которого он должен себя защищать.

перевод Пажильцева И.В.

Литература.

Belgray, D. (1982). Expression of Emotion and Leadership Training Effectiveness: Application of a Psychoanalytic Model Based on Resolution of Resistence. Unpublished dissertation, Calofornia, Graduate Institute.
Borovitz, Estelle (1976). An interview with Christine Duffey: Modern Psychoa
Freud, S. (1917). Introductory lectures on psychoanalysis, The standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Vol. XVI. London: Haggarth
Kirman W. (1977). Modern Psychoanalysis in the Scools. Dubuque Iowa: Kendall/Hunt.
Keits De Vrie, M. (1993). Leaders, Fools, and Impostors. San Francisco: Jossey-Bass.
Levanson, H. (1969). The Exeptional Executive. N.-Y.: Mentor.
Maier, N.R.F. (1973). Psychology in Iducstrial Organizations. Boston: Houghton Mifflin.
Mellinger, B. (1978). An Application of Modern Psychoanalysis Adapted to the Training of Business Professional. Unpublished final project, Center for Modern Psychoanalitic Studies.
Ormont, L. (1971). The use of the objective countertransference to resolve group resistences. Group Process, 95-11.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста(не более 20 слов) и нажмите Ctrl+Enter

(Visited 26 times, 1 visits today)

Существует точка зрения, согласно которой считается, что, когда рассерженный человек «выпускает пар» посредством энергичных, но не причиняющих никому вреда действий, происходит следующее: во-первых, снижается уровень напряжения или возбуждения, а во-вторых-уменьшается склонность прибегать к открытой агрессии против провоцирующих (или других) лиц.

Эти предположения восходят еще к трудам Аристотеля (384-322 до н. э.), считавшего, что созерцание постановки, заставляющей зрителей сопереживать происходящему, косвенно может способствовать «очищению» чувств. Несмотря на то, что сам Аристотель не предлагал конкретно этот способ для разрядки агрессивности, логическое продолжение его теории было предложено многими другими, в частности Фрейдом, полагавшим, что интенсивность агрессивного поведения может быть ослаблена либо посредством выражения эмоций, имеющих отношение к агрессии, либо путем наблюдения за агрессивными действиями других. Признавая реальность такого «очищения», Фрейд тем не менее был весьма пессимистично настроен относительно его эффективности для предотвращения открытой агрессии. Похоже, он считал, что его влияние малоэффективно и недолговечно.

Согласно этим авторам, «результатом любого акта агрессии является катарсис, который уменьшает вероятность проявления других агрессивных действий». Осуществление одного агрессивного акта - независимо от того, что его породило - снижает желание агрессора прибегать к другим формам насилия. Основываясь главным образом на этом и подобном ему предположениях, целые поколения родителей побуждали своих детей играть в активные игры, тысячи психотерапевтов призывали пациентов освобождаться от враждебных чувств, а сообразительные предприниматели получили весьма солидные доходы от продажи резиновых плеток и подобных средств, предназначенных для достижения эмоционального катарсиса. Оправдывает ли себя эта вера в лечебные свойства катарсиса и деятельности, приводящей к нему?

Гипотеза о существовании катарсиса предполагает, что если приведенному в ярость индивиду дать возможность «спустить пары» в социально приемлемой форме, то это приведет к ослаблению переживаемых им негативных эмоций и тем самым снизит вероятность того, что в дальнейшем он прибегнет к социально опасным формам агрессии. Существующие данные исследований подтверждают первое из этих предположений: участие в различных формах агрессивных взаимодействий, включая сравнительно безобидные, может приводить к резкой разрядке эмоционального напряжения. Однако это не единственный способ достижения подобного эффекта: к снижению уровня эмоционального напряжения может привести совершение индивидом практически любого действия, ослабляющего момент аверсивности в обращении с ним (индивидом) других индивидов. Данные, подтверждающие вторую часть «катарсической» гипотезы-то есть положение о том, что если индивид, испытывающий в настоящий момент гнев или злобу, своевременно даст выход своей агрессии, то это снизит вероятность совершения им в будущем серьезного правонарушения - менее убедительны. Подобный эффект может давать только совершение индивидом нападения непосредственно на того, кто послужил источником его гнева или раздражения. Кроме того, достигнутое таким образом снижение агрессивности может быть весьма непродолжительным. Итак, следует признать, что действенность катарсиса как средства редуцирования снижения агрессии в прошлом сильно переоценивалась.

Довольно эффективным способом предотвращения агрессии является также индукция несовместимых реакций, т. е. реакций, несовместимых с гневом или открытой агрессией. Подобные реакции и последующее ослабление открытой агрессии могут возникнуть при виде боли и страданий жертвы агрессии, в результате просмотра юмористических материалов и при умеренной эротической стимуляции. Результаты новейших исследований показывают, что индукция несовместимых реакций способна существенно ослабить конфликт в производственных условиях. В такой ситуации эффективным средством индукции несовместимых реакций может послужить скромный, но неожиданный подарок, ненавязчивая похвала и показ юмористических материалов.

Массовые убийства в Южной Африке, зверские расправы иракских солдат с кувейтскими гражданами, покушения на национальных лидеров, случаи проявления бессмысленной и бессистемной «ярости» в американских городах, истязания детей, от описания которых бросает в дрожь, террористические акты, убийства, изнасилования - список жестоких деяний человека порой кажется бесконечным. Окинув взглядом бесчисленное количество сенсационных сообщений о подобных событиях в газетах и теленовостях, хочется сказать, что мы живем в то время, когда человеческое насилие поднялось до новых, беспрецедентных высот. Однако даже беглого взгляда на человеческую историю вполне достаточно, чтобы это заключение вызвало серьезные возражения. За 5600 лет летописной истории человечество пережило около 14 600 войн, примерно 2,6 - ежегодно (Montagu, 1976). Более того, установлено, что только десяти из ста восьмидесяти пяти поколений, живших в этот период, посчастливилось провести свои дни, не познав ужасы войны. И конечно, история в буквальном смысле изобилует примерами массовых грабежей, истязаний и геноцида. Так что не стоит предполагать, что насилие - специфическая черта XX века. Правильнее было бы сказать, что каждая эпоха получила свою долю насилия.

Если допустить, что агрессия всегда являлась составной частью человеческого общества и отношений между группами и нациями, сразу же возникает вопрос: а можно ли что-нибудь сделать, чтобы уменьшить интенсивность ее проявлений или, по крайней мере, контролировать их? Ответ на этот вопрос в значительной степени зависит от того, какой теоретической концепции придерживается человек, занимающийся вопросами агрессии. Если считать, что агрессивное поведение человека генетически запрограммировано, напрашивается пессимистический вывод: скорее всего, для предотвращения проявлений открытой агрессии почти ничего нельзя сделать. В лучшем случае такое поведение можно лишь временно сдерживать или, что несколько более эффективно, трансформировать его в безопасные формы или направлять на менее уязвимые цели (Freud, 1933; Lorenz, 1975). Напротив, при рассмотрении агрессии как приобретенной формы поведения напрашивается более оптимистичное заключение. Если агрессия действительно является результатом научения, то на ее формирование влияют самые разнообразные ситуационные, социальные и когнитивные факторы. Так что если мы в состоянии осознать природу этих факторов, способы проявления агрессивных реакций и приобретаемые при этом наклонности (Huesmann, 1988), то, вполне вероятно, мы сможем разорвать цепь насилия, связывающую нас с ужасной историей предшествующих поколений.

К счастью, большинство исследователей, ныне занимающихся изучением агрессии, придерживаются последней точки зрения (Bandura, 1986; Geen, 1991).

Не отрицая возможного влияния биологических или генетических факторов на агрессивные поступки или мотивы, значительное число исследователей полагают, что на все случаи проявления агрессии, на ее специфические формы и на цели, которые преследует выбравший эту модель поведения, в значительной степени влияют уникальные приобретенные навыки индивидов, различные аспекты когнитивных процессов, например, мышление, память, интерпретация собственных эмоциональных состояний и пр. (Zillmann, 1988) и множество социальных и средовых факторов (Baron, in press). Таким образом, с этой точки зрения, агрессия отнюдь не является неизбежной и предопределенной стороной человеческих общественных отношений, напротив, при соответствующих обстоятельствах ее можно предотвратить или проконтролировать.

Стоит заметить, что тщательное изучение психологической литературы, посвященной проблеме агрессии, показало нам фактически полное отсутствие статей о специфических методах и методиках, позволяющих ограничивать размах агрессивных действий. В большом количестве исследований целью является изучение факторов, способствующих проявлению агрессии, значительно меньше работ посвящено разработке превентивных мер или способов контроля агрессивного поведения (Kimble, Fitz & Onorad, 1977). Почему так происходит? Почему исследователи приложили столь мало усилий для решения этой, казалось бы, ключевой задачи? Возможно, немало причин было тому виной, но две из них, по нашему мнению, наиболее существенны.

Во-первых, значительная часть исследователей придерживается (хотя и не афиширует это) того мнения, что агрессией можно управлять с помощью так называемого «негативного» метода - посредством элиминации факторов, способствующих ее проявлению. С этой точки зрения, исследование возможных предпосылок агрессии поможет нам убить двух зайцев сразу. С одной стороны, будет получена информация об условиях, способствующих проявлению агрессии, а с другой - мы узнаем, какими способами можно снизить интенсивность актов агрессии или управлять агрессивным поведением. На первый взгляд, такое предположение кажется вполне логичным: чтобы исключить агрессию, необходимо просто устранить условия, способствующие ее проявлению. К сожалению, убедительность этого аргумента становится сомнительной, если мы примем во внимание все возрастающее число социальных, когнитивных и средовых предпосылок подобного поведения. Например, Берковитц (Berkowitz, 1988, 1989) утверждает, что причиной агрессии зачастую бывает негативный аффект, независимо от его происхождения. Все источники такого аффекта едва ли можно устранить из социального и физического мира. Подобным же образом агрессия может порождаться фрустрацией, провокацией со стороны других, нахождением в толпе, жарой и шумом. Существует ли возможность элиминации всех этих факторов из окружающей среды? И вновь напрашивается отрицательный ответ. В целом, если не вспоминать легендарную Утопию, трудно представить ситуацию, в которой большинство условий, способствующих возникновению агрессии и рассмотренных в предшествующих главах этой книги, могут быть устранены. Невозможность же их устранения вызывает серьезные сомнения в эффективности предложенной нам стратегии контроля.

Во-вторых, более весомая, на наш взгляд, причина пренебрежительного отношения к разработке превентивных мер и методов контроля агрессии имеет следующее происхождение: вплоть до недавнего времени многие психологи полагали, что им уже известны наилучшие способы достижения подобных целей. Что еще более важно, существовала уверенность в том, что два метода - наказание и катарсис - необычайно эффективны для сокращения случаев проявления человеческой агрессии. Короче, многие психологи полагали, что если говорить о контроле над человеческой агрессией, то «фундамент» уже заложен, остается лишь добавить мелкие, несущественные детали. Эта удобная точка зрения, к сожалению, ныне вызывает серьезные сомнения. Накопленные факты относительно воздействия наказания и катарсиса свидетельствуют о том, что ни то, ни другое не является действительно эффективным для контроля открытой агрессии, как это считалось ранее. Более того, механизм воздействия обоих факторов гораздо сложнее и его «запуск» может произойти в более ограниченных условиях, чем предполагалось раньше. Поэтому, несмотря на то что и наказание и катарсис могут в какой-то степени использоваться для управления агрессией, они не станут - ни раздельно, ни в сочетании друг с другом - панацеей от всех проявлений человеческого насилия.

По мере того как убежденность в достоверности упомянутых выше аргументов таяла, количество исследований, посвященных непосредственно предупреждению или контролю человеческой агрессии, возрастало. Неудивительно, что многие из этих работ представляют собой расширенные варианты прежних исследований по проблемам наказания и катарсиса, давая нам тем самым дополнительный материал по действию этих двух факторов (Rogers, 1980). Многие исследователи, однако, обратили свое внимание на не рассматривавшиеся ранее способы снижения агрессии. К ним относятся такие факторы, как наблюдение за действиями в моделях неагрессивного поведения и индукция несовместимых реакций у потенциальных агрессоров (Baron, 1983a). В добавление к этому, учитывая возросший интерес психологов к когнитивным процессам, значительное внимание было уделено потенциальной роли некоторых когнитивных процессов в контроле открытой агрессии. Результаты в этой области оказались довольно обнадеживающими, позволяющими предположить, что когнитивное вмешательство действительно может оказаться весьма эффективным средством, способствующим уменьшению вероятности и силы проявления открытой агрессии (Ваrоn, 1988а; 1990; Ohbuchi, Kameda & Agarie, 1989; Zillmann, 1988). Наконец, следуя высказыванию, что профилактика лучше, чем лечение, значительное внимание было уделено социальным навыкам индивидов, необходимым для недопущения агрессивного взаимодействия с другими (Goldstein, Carr, Davidson & Wehr, 1981), а также технике самоконтроля - тактике, к которой они могут прибегнуть в самых различных ситуациях, чтобы обуздать свой гнев или характер (Goldstein et al., 1981; Weisinger, 1985). Некоторые из этих методов будут рассмотрены в рамках данной главы.

НАКАЗАНИЕ: ЭФФЕКТИВНОЕ СРЕДСТВО ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ АГРЕССИИ?

Может ли страх быть наказанным удержать человека от причинения вреда другим или совершения противозаконных поступков? И может ли наказание само по себе удержать людей от повторения поступков, приведших к таким неприятным последствиям? Представители многих культур ответили бы «да». Именно

по этой причине во многих государствах были установлены суровые наказания за такие преступления с применением насилия, как убийство, изнасилование и разбойное нападение (Groth, 1979). Интересно отметить, что некоторые признанные авторитеты в области изучения человеческой агрессии придерживаются подобных взглядов. Так, например, Доллард с коллегами в знаменитой монографии «Фрустрация и агрессия» утверждают, что «сила торможения любого акта агрессии в значительной степени зависит от потенциального наказания в случае совершения такого поступка» (Dollard, 1939). Комментируя 23 года спустя это утверждение, Берковитц замечает: «Это положение, в том виде, как оно изложено, не вызывает сомнений» (Berkowitz, 1962). Короче, существует мнение, что наказание является весьма эффективным средством обуздания человеческой агрессии. Действительно ли это так?

Существующие эмпирические данные по этому вопросу складываются в довольно сложную картину. Вкратце ее можно представить следующим образом: при определенных условиях наказание (или просто страх возможного наказания) может действительно удержать человека от осуществления актов насилия. Однако при других обстоятельствах это может и не произойти. В определенных случаях наказание может даже способствовать актуализации агрессивного поведения, а не сдерживать его. Чтобы разобраться в имеющихся фактах, лучше всего рассмотреть по отдельности, как влияют на агрессию наказание и страх его применения.

СТРАХ НАКАЗАНИЯ: КОГДА ОН «СРАБАТЫВАЕТ», А КОГДА - НЕТ

Сюжеты многих боевиков построены по единому принципу. На каком-то этапе развития действия герой или героиня фильма, поставив преступника в безвыходное положение, требует от него полного подчинения своим приказам. Иногда преступник уступает, и кровопролития (которое могло бы быть) не происходит. Иногда же он, напротив, отказывается повиноваться, и происходит неизбежное - он встречает, вполне заслуженно, свой конец! Естественно, фильмы не могут служить основанием для научных заключений. Однако в данном случае они как в зеркале отражают часто встречающиеся в жизни ситуации, когда страх наказания иногда предотвращает агрессивные действия, а иногда нет. Почему так происходит? Несколько десятилетий эмпирических исследований дали нам возможность предположить следующее: будет (если да, то как сильно) или не будет влиять страх возможного наказания на агрессию, зависит от нескольких факторов. Мы сконцентрируем внимание только на четырех переменных, которые, как нам кажется, наиболее важны.

Как сильно разгневаны потенциальные агрессоры?

Первая переменная - степень «разгневанности» потенциальных агрессоров. Результаты нескольких исследований позволяют думать, что при низком или умеренном провоцировании и возбуждении, вызванном гневом, страх применения наказания может «предохранить» от проявлений открытой агрессии. Напротив, когда провокация и возникающий в качестве реакции на нее гнев сильны, страх наказания может не сыграть никакой роли и не оказать сдерживающего воздействия (Ва-

ron, 1973; Rogers, 1980). He вызывает сомнения мысль, что многие люди, находясь в состоянии гнева, просто не в силах задуматься о последствиях своих агрессивных действий. Поэтому они ведут себя, по словам Берковитца, импульсивно, набрасываясь на других, не задумываясь о возможных последствиях своих действий (Вег-kowitz, 1988, 1989). Примеры подобного рода характерны для военного времени. Солдаты, становящиеся свидетелями смерти или увечья своих товарищей по оружию, зачастую впадают в отчаяние и бросаются в заведомо неудачную атаку против ненавистного противника, не задумываясь о том, что подобное поведение наверняка влечет за собой тяжелые увечья или даже смерть. Например, во время кровавой борьбы за независимость Пакистана солдаты, боровшиеся на стороне нового государства Бангладеш, иногда становились свидетелями потрясающей жестокости пакистанской армии по отношению к гражданскому населению. В одном из подобных случаев они натолкнулись на сотни трупов молодых женщин, которые, будучи пленницами пакистанских солдат, были ими изнасилованы и убиты. При виде таких картин многие солдаты теряли контроль над собой и бросались в отчаянные атаки против укрепленных пакистанских позиций. Представление об этом дает следующее описание действий бенгальских солдат, вооруженных только копьями: «Некоторые из бенгальцев были в таком бешенстве, что просто не могли повернуть назад и бежали вперед... пока их не остановили взрывы пушек, а некоторые... вновь подымались, чтобы метнуть свое копье в небо...». Ясно, что в подобных случаях чрезвычайно сильные эмоции подавляют страх смерти и не могут удержать людей от агрессивных действий.

Прямым эмпирическим подтверждением сделанного выше заключения являются данные, полученные в результате нескольких исследований (Rogers, 1980). Во время одного из них (Baron, 1973) помощник экспериментатора должен был одну часть студентов университета вывести из себя (экспериментальное условие - провоцирование гнева), а другую часть - нет (экспериментальное условие - отсутствие провоцирования). Затем испытуемым из обеих групп, под предлогом изучения воздействия электрических раздражителей на физиологические реакции, предоставили возможность отомстить провокатору разрядами электрического тока. Страх наказания выступал в этом эксперименте в качестве манипулируемой переменной. Одной трети участников эксперимента сказали, что их жертва никогда не будет иметь возможности отомстить им (малая вероятность ответного удара); второй - что у нее может быть такая возможность (средняя вероятность ответного удара), а третьей - что у нее наверняка будет такая возможность (высокая вероятность ответного удара). Экспериментаторы предположили, что страх наказания окажется наиболее эффективным - удержит индивида от проявления агрессии - в случае, когда испытуемые не были спровоцированы жертвой, и не даст ожидаемого эффекта при условии сильного предварительного провоцирования. Как видно из рис. 9. 1, оба предположения подтвердились. Как и прогнозировалось, мощность разрядов электрического тока, которую выбирали неспровоцированные испытуемые, резко падала, как только страх наказания (в виде ответного удара со стороны жертвы) усиливался. Напротив, на поведение участников эксперимента, подвергавшихся провоцированию, этот фактор практически не повлиял. Такие результаты, включая данные других исследований (Knott & Drost, 1972; Rogers, 1980), дают возможность заключить, что страх наказания может быть весьма эффективным, но только в том случае, когда потенциальные агрессоры не подвергались сильному раздражению и провоцированию.

Получение выгоды посредством агрессии

Второй переменной, определяющей, будет страх наказания влиять на проявление агрессии или нет, является осознание индивидом того, насколько выгодно для него подобное поведение. Когда результатом актов агрессии может оказаться получение прибыли в любом смысле этого слова - например, большой денежный доход или переход на более высокую ступень в социальной иерархии, - даже сильный страх наказания оказывается не в состоянии удержать людей от подобного поведения. Напротив, когда агрессивное поведение не дает людям практически никакой выгоды, страх наказания может оказаться весьма существенным фактором сдерживания открытой агрессии (Baron, 1974a).

Необычайно ярким примером выбора агрессии как средства получения прибыли являются враждующие банды торговцев наркотиками, поступки которых одинаковы во всем мире. Законами практически всех стран за распространение таких наркотиков, как героин и кокаин, предусмотрено весьма серьезное наказание. Несмотря на это, торговля наркотиками продолжается. Более того, современные наркодельцы, связанные с транспортировкой наркотиков, в жестокой борьбе отстаивают свои территории - географические области, где они обладают монополией на продажу и распространение нелегальных наркотических средств. Пре-

красно зная о жестокой конкуренции, враждующие банды все равно пытаются наложить лапу на чужую территорию, что почти всегда приводит к действиям, которые можно классифицировать как агрессивные - происходят яростные столкновения между хорошо вооруженными противоборствующими организациями, заканчивающиеся смертью и физическими травмами огромного числа лиц. Эти столкновения столь жестоки, а втянутые в них банды столь хорошо вооружены, что во многих местах, включая города Соединенных Штатов, в ночное время суток полиция фактически даже не пытается вмешиваться в ход криминальных разборок. Вероятно, можно найти немало причин описанных выше событий, но самая главная из них, как нам кажется, - огромные финансовые прибыли, которые дает нелегальная транспортировка наркотиков. Эти доходы столь велики, что по существу гарантируют включение высоких уровней агрессии. И это вполне понятно: каким иным путем необразованные, безработные парни могут еще получить столь огромные доходы?

Сила и вероятность боязни возможного наказания

Будет или нет страх наказания влиять на проявления агрессии, определяют еще две переменные, на которые, к нашему удивлению, не всегда обращают внимание: строгость возможного наказания и вероятность того, что подобная аверсивная мера действительно будет применена. Что касается строгости наказания, исследовательские изыскания наводят на мысль о том, что страх наказания будет играть большую роль в предотвращении проявлений открытой агрессии, когда за совершение агрессивных действий грозит суровая кара (Shortell, Epstein & Taylor, 1970). Дол-лард с коллегами считают, что между этими переменными существует линейная зависимость, то есть увеличение степени строгости ожидаемого наказания приводит к снижению интенсивности агрессивных проявлений. Однако некоторые факты наводят на мысль, что эта зависимость на самом деле нелинейна, поэтому влияние страха наказания на открытую агрессию будет сравнительно мало, пока он (страх) не станет очень сильным. Однако очевидно, что степень боязни возможного наказания является фактором, зачастую определяющим, насколько эффективна такая мера, как наказание, для предотвращения агрессии.

И наконец, повлияет ли страх наказания на поведение индивида, зависит также и от того, насколько высока вероятность реального применения карательных мер. Наблюдения показывают, что боязнь возможного наказания зачастую не становится преградой для реализации актов насилия, когда известно, что к такому наказанию вряд ли прибегнут. На самом деле пустые угрозы могут привести к совершенно неожиданным результатам. Об этом свидетельствуют данные, полученные в ходе нескольких лабораторных исследований (Baron, 1971a, 1973, 1974b): агрессия стабильно уменьшается по мере повышения вероятности наказания за подобное поведение. К сожалению, в жизни люди часто считают вероятность наказания за определенный агрессивный поступок довольно низкой, в лучшем случае ее определяют как 50 на 50. В такой ситуации эффективность потенциального наказания в предотвращении агрессии в дальнейшем поведении сильно снижается.

В целом имеющиеся данные свидетельствуют о том, что влияние боязни наказания на демонстрацию агрессии зависит от нескольких факторов. Эта мера приводит к положительным результатам, если: 1) потенциальные агрессоры не подвергаются сильному провоцированию; 2) практически не получают выгоды от

открытой агрессии; 3) возможное наказание за агрессивные действия будет суровым; 4) вероятность наказания высока. Значение этих специфических условий для успешного функционирования системы уголовного правосудия будет рассмотрена позднее.

РЕАЛЬНОЕ НАКАЗАНИЕ: ЧЕМУ ОНО УЧИТ?

Несмотря на то что страх возможного наказания не всегда удерживает индивида от агрессивного поведения, логично предположить, что большую пользу принесет реальное осуществление карательных мер. В конце концов, наказание служит для убеждения агрессоров в том, что общество «понимает, в чем дело» и не собирается терпеть вспышки агрессии. Более того, если используются довольно суровые меры, наказание может приостановить - на время или даже навсегда - деятельность агрессоров, предотвращая тем самым возможные акты насилия (Buss, 1971). Данные, свидетельствующие о том, что применение наказания может действительно сыграть роль «сдерживающего элемента», препятствующего появлению агрессии, были получены в нескольких исследованиях.

По вполне понятным этическим причинам совершенно невозможно напрямую определить., какое воздействие оказывает суровое физическое наказание. Поэтому многие психологи настойчиво рекомендуют использовать альтернативные методы контроля агрессии и других форм антиобщественного поведения (LaVigna & Donnellan, 1986). Тем не менее в одном исследовании, проведенном в клинике, фактически напрямую изучалось воздействие физического наказания на предотвращение агрессии (Ludwig, Marx, Hill & Browning, 1969). В этом исследовании были предприняты попытки изменить поведение женщины, больной шизофренией, которая часто и совершенно неожиданно нападала на пациентов и персонал психиатрической больницы. Проявляя незаурядную изобретательность для достижения своих агрессивных целей, она использовала следующую стратегию: угрожала человеку, а затем, казалось, забывала об угрозах. Как только намеченная ею жертва расслаблялась и прекращала думать о необходимости самообороны, женщина внезапно совершала нападение, причиняя значительный вред ничего не подозревающим людям.

Чтобы изменить эту опасную модель поведения, Людвиг с коллегами прописали этой пациентке систематическое «лечение» разрядами электрического тока высокой мощности. Первоначально она получала удары током только после нападений с применением физической силы. Затем она стала получать их, когда просто угрожала другим. В конце концов, ей стали наносить удары, когда она начинала жаловаться или обвинять других. Результаты подобного лечения были налицо: вскоре больная перестала прибегать к агрессивным действиям и даже со временем установила смахивающие на дружеские отношения с окружающими. Сама женщина также ощущала, что с нею произошли значительные изменения. Об этом свидетельствует ее признание: «Вы стараетесь сделать из меня человеческое существо». Выходит, что в данном случае причиняющее боль физическое наказание оказалось вполне успешным при смягчении опасных форм агрессии.

За исключением этого и нескольких других исследований, проведенных также в клинических условиях, большинство исследователей, изучающих влияние наказания на агрессию, не прибегали к столь крайним мерам - в качестве наказания они использовали в основном социальное неодобрение или отсутствие поощрений (Brown & Tyler, 1968; Deur & Раrkе,1970). Или же, как отмечалось нами в главе 3, исследователи, сосредоточившие свое внимание на изучении зависимости агрессии от наказания, в качестве метода исследования выбирали наблюдение, чтобы выяснить, каким образом наказания детей родителями связаны с проявлениями агрессии этими детьми в будущем (Eron & Huesmann, 1984). Как отмечалось нами ранее, такие исследования показывают, что не слишком суровые наказания, применяемые родителями, оказываются наиболее эффективными для снижения вероятности демонстрации агрессивного поведения детьми в дальнейшем (Lefkowitz, Eron, Walder & Huesmann, 1977). Дети, чьи родители в качестве карательных мер выбирали суровые или даже очень суровые наказания, в будущем склонны вести себя более агрессивно, нежели дети, которых наказывали не слишком строго.

Несмотря на подтверждение существующими данными того, что наказание зачастую действительно является эффективным средством предотвращения различных форм агрессии, у нас имеются все основания, чтобы задать вопрос: а всегда ли подобная мера срабатывает? Во-первых, реципиенты часто считают наказание несправедливым, особенно если видят, что другие, совершая подобные поступки, его избегают. Например, представьте себе чувство ярости и негодования школьников, которых наказывают за проступки, сходящие их одноклассникам с рук, или водителей, которых штрафуют за остановку в неположенном месте, хотя они не раз видели, как другие делают это безнаказанно. Неудивительно, что они впадают в ярость, когда их наказывают за подобное поведение.

Во-вторых, лица, чьими руками осуществляется наказание, иногда своими действиями подают пример агрессии. В таких случаях наказание, безусловно, способствует агрессии в будущем (Eron, 1982). Представьте себе, что какой-то родитель наказывает ремнем своего ребенка за драку с одноклассником, сердито приговаривая: «Я тебе покажу, как драться!» Что может усвоить ребенок в таком случае? Исключительно то, что драться можно, но следует выбирать жертву поменьше ростом! В-третьих, новые данные свидетельствуют о том, что, хотя наказание за антиобщественные действия в состоянии удерживать индивидов от совершения такого рода поступков, оно может вынудить индивида выбирать в качестве модели другие, вполне определенные формы антиобщественного поведения. Например, в одном из исследований по этой проблеме Белл, Петерсон и Хауталуома (Bell, Peterson & Hautaluoma, 1989) наказывали испытуемых изъятием купонов за демонстрацию эгоистичного поведения во время игры, основанной на следующих принципах: 1) кража купонов у других игроков; 2) чрезмерные траты (то есть участник игры тратил значительно больше, чем позволяли наличные ресурсы). Результаты показали: наказание игрока за демонстрацию одного типа поведения повышает вероятность выбора другой модели поведения.

Наконец, недавние исследования наводят на мысль, что наказание даст долговременный эффект только в том случае, если оно осуществляется при определенных условиях, а именно: 1) агрессивное действие и наказание должен разделять небольшой промежуток времени; 2) наказание должно быть достаточно строгим и неприятным; 3) реципиент должен четко осознавать, что определенная форма его поведения влечет за собой наказание (Bower & Hilgard, 1981). Только когда наказание осуществляется с учетом всех этих принципов, оно способствует существенным изменениям в поведении.

В целом у наказания как у метода предотвращения открытой агрессии тоже есть свои недостатки. Оно может расцениваться наказуемыми как точно такая же агрессия; оно может сдерживать одни модели антиобщественного поведения, но в то же время способствовать актуализации других; оно может служить для наказуемых примером агрессивного поведения; его эффективность зависит от выполнения определенных условий. В свете всего вышеперечисленного нас вряд ли удивит тот факт, что лица, «получившие по заслугам», редко изменяются или «перестраиваются» в результате приобретенного опыта.

НАКАЗАНИЕ И УГОЛОВНОЕ ПРАВО: ВОЗМОЖНЫЕ ПАРАДОКСЫ

Как уже отмечалось ранее, в большинстве государств наказание является краеугольным камнем системы уголовного права. Возможно, именно по этой причине оно является самым распространенным средством управления открытой агрессией. Учитывая это обстоятельство, системы, использующие наказания в качестве реакции на агрессию, должны делать это с особой осторожностью. Короче говоря, казалось бы, следует ожидать - и надеяться! - что каждый шаг, предпринятый системой, будет направлен на усиление сдерживающего влияния наказания на агрессию. Но на самом деле не это важно. Условия, существующие в настоящее время во многих законодательных системах, связанных с правосудием, похоже, приводят к снижению эффективности наказания как способа сдерживать агрессию. Во-первых, представьте себе механизм действия страха наказания - при определенных условиях его эффективность невелика. Во многих странах вероятность быть арестованным и осужденным за агрессивные поступки близка к нулю, а выгоды от подобного поведения зачастую весьма существенны. Что же касается форм наказаний за нападение на людей с применением насилия - они в лучшем случае неконкретны. Содержание приговора зависит от того, в чьем ведении находится дело, и даже от суда, где оно слушается. Все эти факторы в значительной степени снижают ценность страха наказания как сдерживающего агрессию фактора.

Во-вторых, реальное наказание часто не приводит к тем результатам, которых ждали от этого акта возмездия. Временной разрыв между фактами преступления с применением насилия и наказания за их осуществление исчисляется месяцами и даже годами. Связь между актами агрессии и наказанием случайна; далеко не всех агрессоров, как отмечалось ранее, арестовывают, еще меньшему количеству выносят приговор. Вот почему многие лица, совершившие агрессивные действия, остаются безнаказанными, а другие заявляют о своей невиновности, чтобы уменьшить строгость возможного наказания, что вполне естественно для нашей, загруженной делами, судебной системы. Учитывая все это, неудивительно, что некоторые индивиды, получившие по заслугам, зачастую считают себя либо неудачниками, либо жертвами нелогичной системы, но отнюдь не лицами, заслуживающими подобных мер со стороны разгневанного общества.

В заключение следует отметить, что имеющиеся данные свидетельствуют о том, что наказание, осуществляемое должным образом, может служить эффективным средством предотвращения агрессии. Но для этого необходимо, чтобы в процедуре его применения присутствовала некая система и чтобы оно не противоречило основным принципам. К сожалению, такие требования отсутствуют в системе у го-

ловного права большинства стран. Результат, таким образом, вполне предсказуем: наказание зачастую не в состоянии оказать какого-нибудь заметного сдерживающего влияния на потенциальных агрессоров. И, как считают исследователи, оно действительно в основном представляет собой урок жестокости или санкционированный законом акт возмездия лицам, которые считаются опасными. Важно, однако, отметить, что подобные результаты внутренне не ассоциируются с самим наказанием. С другой стороны, существуют данные, говорящие о том, что наказание может служить эффективным средством для модификации многих моделей поведения, включая агрессию. Однако вопрос о том, будет ли оно применяться в системе уголовного права способом, который повысит вероятность получения подобных результатов, остается открытым.

КАТАРСИС: НЕУЖЕЛИ «ВЫХОД ИЗ СЕБЯ» ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОМОГАЕТ?

Представьте себе такую ситуацию: в один прекрасный день вас здорово разозлил ваш босс, серьезно отчитавший вас за поступок, к которому вы не имели никакого отношения. После ухода начальника вы ударяете кулаком по столу, ломаете два карандаша и рвете в клочья утреннюю газету. Уменьшат ли эти действия ваш гнев? И избавят ли они вас от склонности в будущем сердиться на босса в подобных ситуациях? Согласно хорошо известной теории катарсиса, ответ в обоих случаях будет положительным. Эта точка зрения наводит на мысль, что, когда рассерженный человек «выпускает пар» посредством энергичных, но не причиняющих никому вреда действий, происходит следующее: во-первых, снижается уровень напряжения или возбуждения, а во-вторых - уменьшается склонность прибегать к открытой агрессии против провоцирующих (или других) лиц.

Эти предположения восходят еще к трудам Аристотеля (382 - 322 н. э.), считавшего, что созерцание постановки, заставляющей зрителей сопереживать происходящему, косвенно может способствовать «очищению» чувств. Несмотря на то что сам Аристотель не предлагал конкретно этот способ для разрядки агрессивности, логическое продолжение его теории было предложено многими другими, в частности Фрейдом, полагавшим, что интенсивность агрессивного поведения может быть ослаблена либо посредством выражения эмоций, имеющих отношение к агрессии, либо путем наблюдения за агрессивными действиями других. Признавая реальность такого «очищения», Фрейд тем не менее был весьма пессимистично настроен относительно его эффективности для предотвращения открытой агрессии. Похоже, он считал, что его влияние малоэффективно и недолговечно. Таким образом, представление о катарсисе, принятое в психологии, скорее сродни тому, что излагают Доллард и его коллеги в монографии «Фрустрация и агрессия» (Dollard et al., 1939).

Согласно этим авторам, «результатом любого акта агрессии является катарсис, который уменьшает вероятность проявления других агрессивных действий». Короче говоря, Доллард и другие считают, что осуществление одного агрессивного акта - независимо от того, что его породило - снижает желание агрессора прибегать к другим формам насилия. Основываясь главным образом на этом и подобном ему предположениях, целые поколения родителей побуждали своих

детей играть в активные игры, тысячи психотерапевтов призывали пациентов освобождаться от враждебных чувств, а сообразительные предприниматели получили весьма солидные доходы от продажи резиновых плеток и подобных средств, предназначенных для достижения эмоционального катарсиса. Оправдывает ли себя эта вера в лечебные свойства катарсиса и деятельности, приводящей к нему? И вновь - имеющиеся эмпирические данные складываются в довольно сложную картину.

РАЗРЯДКА НАПРЯЖЕНИЯ С ПОМОЩЬЮ АГРЕССИВНЫХ ДЕЙСТВИЙ: КОГДА СТРАДАНИЯ ДРУГОГО ПРИВОДЯТ К ХОРОШЕМУ НАСТРОЕНИЮ

Во-первых, давайте задумаемся над утверждением, что на фоне сильной провокации деятельность, предполагающая энергичные, но безопасные действия, включая сравнительно безобидные формы агрессии, якобы может привести к разрядке напряжения или эмоционального возбуждения. Исследования, в которых проверялась достоверность этого предположения, в целом подтверждали гипотезу, но указывали при этом на важные ограничения, которые необходимо учитывать при работе с данным процессом. С одной стороны, казалось бы, разрядка возбуждения, вызванного сильной провокацией, может произойти в результате осуществления физических действий, требующих больших усилий, или сравнительно безобидных нападок на других (Zillmann, 1979). Пожалуй, этот эффект прекрасно демонстрирует целая серия исследований, проведенных Хокансоном и его коллегами (Но-kanson & Burgess, 1962a, 1962b; Hokanson, Burgess & Cohen, 1963).

В этих исследованиях на первом этапе испытуемых (обычно студенток колледжей) провоцировал экспериментатор. Далее им предоставлялась возможность совершить какие-либо агрессивные действия по отношению к нему или другим. До, во время и после эксперимента у испытуемых измерялось артериальное давление. В целом результаты свидетельствуют об эмоциональной разрядке - катарсисе. У испытуемых, получивших разрешение проявить прямую агрессию по отношению к провокатору, отмечалось резкое падение уровня возбуждения.

Пожалуй, стоит детально рассмотреть один из подобных экспериментов (Hokanson & Burgess, 1962b), когда испытуемых, под предлогом изучения влияния выполнения интеллектуальных задач на физиологические реакции, просили перечислить последовательность от 100 до 0, убывающую на три. При этом экспериментатор неоднократно прерывал испытуемых, мешал им, в некоторых случаях настаивая на том, чтобы они начали перечисление заново. Наконец он заканчивал этот этап эксперимента, заметив с явным негодованием, что «нежелание сотрудничать» испытуемых делает всю работу бессмысленной. Как и следовало ожидать, такая крайне провокационная методика способствовала заметному росту показателей физиологического возбуждения у испытуемых (то есть у них резко поднималось артериальное давление и учащался пульс).

Чтобы определить, произойдет ли спад возбуждения, если участникам эксперимента предоставить возможность отомстить провокатору, испытуемых разделили на несколько групп и дали им возможность проявить по отношению к экспериментатору: 1) физическую агрессию (разряды электрического тока); 2) вербальную агрессию (оценки опросника); 3) воображаемую агрессию (сочинение историй на основе просмотренных рисунков). Испытуемые же из четвертой, конт-

рольной группы, не имели возможности ответить на резкие замечания экспериментатора. Как видно из рис. 9.2, результаты показали наличие эмоционального катарсиса. У испытуемых, получивших возможность ответить экспериментатору физической агрессией, наблюдалось резкое падение возбуждения до первоначального уровня. То же самое можно сказать и об испытуемых, которым было разрешено мстить только посредством вербальной агрессии. Последний пример свидетельствует о том, что при таких условиях даже сравнительно безобидные дей-

ствия могут привести к разрядке напряжения. Однако воображаемая агрессия по отношению к экспериментатору не привела к достижению подобного результата. В ходе последующих исследований Хокансон и его коллеги получили данные, свидетельствующие о том, что проявление агрессии по отношению к лицам, ассоциируемым с источником раздражения, может привести к разрядке физиологического напряжения. А нападки на лиц, не имеющих никакого отношения к провоцированию испытуемых, не приводят к такому же результату (Hokanson, Burgess & Cohen), 1963). В сочетании с данными других исследований (Geen, Stonner & Shope, 1975) эти данные наводят на мысль о том, что индивиды в момент осуществления агрессивных действий действительно могут иногда ощущать разрядку эмоционального напряжения. С этой точки зрения, выводы, сделанные на основе житейского опыта, о том, что мы зачастую «чувствуем себя лучше» (то есть менее возбужденными или напряженными), расквитавшись с людьми, выводившими нас из себя, действительно имеют под собой основания.

Эмоциональный катарсис: некоторые специфические условия

Прежде чем мы закончим рассматривать проблему, которую можно было бы назвать проблемой эмоционального катарсиса, следует обратить внимание на два следующих обстоятельства. Во-первых, тот факт, что агрессия по отношению к другим зачастую приводит к снижению уровня физиологического возбуждения, ни в коем случае не означает, что в будущем индивид будет не так часто выбирать агрессивное поведение в качестве модели поведения. На самом же деле, утверждает Хокансон (Hokanson, 1970), подобный способ снятия эмоционального напряжения зачастую поощряется, что может способствовать усилению агрессивных наклонностей. Коротко этот механизм можно представить следующим образом: человека выводят из себя, и он отвечает агрессией провокатору. В результате уровень физиологического возбуждения у него падает. Такой способ снятия напряжения, в свою очередь, может способствовать развитию у человека склонности реагировать в будущем агрессией на тех, кто будет его провоцировать. Короче говоря, эмоциональный катарсис ни в коем случае не гарантирует того, что полученная в результате нападок на других разрядка уменьшит вероятность проявления подобного поведения в будущем. Как показала жизнь, вполне возможны и диаметрально противоположные результаты (см. рис. 9. 3).

Во-вторых, что касается утверждения, что существует в каком-то смысле уникальная связь между агрессивными действиями и разрядкой вызванного гневом эмоционального напряжения. Еще недавно было широко распространено убеждение, что только действия против источника провокации - или ассоциирующихся с ним объектов - могут снять эмоциональное возбуждение спровоцированных лиц. Однако результаты недавних весьма интересных экспериментов наводят на мысль, что, по существу, любая реакция, помогающая положить конец отвратительному поведению какого-либо человека, может иметь подобный эффект (Ноkanson & Edelman, 1966; Hokanson, Willers & Koropsak, 1968; Stone & Hokanson, 1969).

Во время эксперимента, проведенного Хокансоном, Виллерсом и Коропсаком (Hokanson, Willers & Koropsak, 1968), испытуемые, оказавшиеся в разных экспериментальных условиях, имели возможность с помощью двух кнопок либо вознаградить другого человека (присудить ему дополнительное очко), либо наказать с помощью разрядов электрического тока. На самой начальной, базовой фазе эксперимента напарник испытуемых (помощник экспериментатора) отвечал вознаграждением или наказанием в случайном порядке, независимо от поведения испытуемых. Как и ожидалось, в течение всего этого периода испытуемые демонстрировали разрядку эмоционального напряжения (катарсис), когда реагировали агрессией на разряды электрического тока, посланные их напарником, то есть когда имели возможность ответить контрударами.

На втором этапе эксперимента условия изменились - действия напарника стали зависеть непосредственно от поступков испытуемых. В 90% случаев неагрессивных ответов мужчин-испытуемых на электрические разряды, полученные со стороны своего напарника (фактически поощрение), он, в свою очередь, в следующий раз отвечал им поощрением. Когда же 90% испытуемых отвечали на действия своего оппонента агрессивно (то есть посылая ему разряды электрического тока), он отвечал им тем же. Было выдвинуто предположение, что при таких условиях испытуемые быстро сообразят, что выгоднее всего на полученный удар током реагировать в неагрессивной манере. Более того, что намного важнее для нашего исследования, они постепенно станут демонстрировать падение уровня напряжения именно после неагрессивных поступков. Короче говоря, прогноз заключался в том, что испытуемые будут демонстрировать признаки эмоционального катарсиса как реакцию, следующую за неагрессивным поведением, потому что такое поведение предотвратит последующие атаки со стороны помощника экспериментатора. Именно так и произошло.

Еще более яркие свидетельства в пользу того, что снятие напряжения, вызванного гневом, не имеет какой-то уникальной связи с агрессивными реакциями, были получены в результате исследования, осуществленного Стоуном и Хокансоном (Stone & Hokanson, 1969). По условиям эксперимента испытуемые должны были отвечать оппоненту одним из трех способов: путем нанесения ему ответного удара; путем его вознаграждения или же путем нанесения более слабых (слабее полученных) ударов самим себе. Была установлена закономерность действий между поведением испытуемых и их партнером: всякий раз, отвечая на удары со стороны помощника экспериментатора нанесением ударов самим себе, они получали вознаграждение. При таких условиях участники эксперимента стали постепенно демонстрировать разрядку напряжения по типу катарсиса сразу же после подобных реакций. Иными словами, у них быстро и резко падал уровень физиологического напряжения каждый раз, когда они демонстрировали - на первый взгляд - мазохистское поведение! На самом же деле такое поведение было далеко от мазохистского - оно снижало дискомфорт, который испытывали испытуе-

мые. Эти данные - весомое доказательство того, что между агрессией и разрядкой эмоционального возбуждения не существует какой-либо уникальной или специфической связи. Похоже, что при определенных условиях практически любая форма поведения может приобрести такие «катарсические» свойства.

КАТАРСИС И ПОВЕДЕНЧЕСКАЯ АГРЕССИЯ: ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ НАСИЛИЕ СЕГОДНЯ ВЕДЕТ К ПРОЩЕНИЮ ЗАВТРА?

Несмотря на то что такое явление, как эмоциональный катарсис, представляет собой значительный интерес, более важным, с точки зрения возможности управления агрессией, кажется вопрос о существовании поведенческого катарсиса - могут ли безопасные и не причиняющие вреда действия способствовать снижению вероятности проявления более опасных форм агрессии. К сожалению, полученные на сегодняшний день данные о возможном эффекте поведенческого катарсиса едва ли можно назвать обнадеживающими. Фактически можно совершенно точно заявить, что подобный эффект имеет место только при наличии весьма специфических условий и что он не будет проявляться в ситуациях, в которых он должен бы был, как некогда считалось, проявиться. Например, задумайтесь над следующими фактами: 1) просмотр фильмов или телевизионных программ со сценами насилия не приводит к снижению уровня агрессии; напротив, подобный опыт, скорее, усилит интенсивность агрессивных проявлений в будущем (Wood, Wong & Chacere, 1991); 2) уровень агрессия не уменьшается, если человек вымещает свой гнев на неодушевленных предметах (Mallick & McCandless, 1966): если предоставить людям возможность «отдубасить» надувные игрушки, закидать дротиками изображения ненавистных врагов или разнести вдребезги какие-нибудь предметы - совершенно не обязательно, что сила их стремления совершить агрессивные поступки по отношению к досаждающим им лицам уменьшится; 3) уровень агрессии не уменьшается после серии вербальных атак (Ebbsen, Duncan & Konecni, 1975) - напротив, полученные данные свидетельствуют о том, что такие действия на самом деле усиливают агрессию.

Естественно, подобные результаты заставляют серьезно усомниться в широко распространенном убеждении относительно того, что катарсис способен предотвратить агрессию. И все же можно утверждать, что поведенческий катарсис действительно имеет место, но только при очень специфических условиях: когда разгневанные люди наносят вред непосредственно тем, кто разозлил их, либо становятся свидетелями того, как это делают другие. Короче говоря, катарсис может проявиться, но его возникновение будет обусловлено, скорее, принципом справедливости или равной ответственности (Greenberg, 1987), нежели принципом «очищения чувств», впервые предложенным Аристотелем. И хотя это предположение кажется вполне логичным, относящиеся к нему данные тоже дают сложную картину. Некоторые эксперименты наводят на мысль, что агрессоры, причинив боль объекту своего гнева или став свидетелями того, как это делают другие, могут впоследствии действительно быть менее склонными к агрессии по отношению к этим лицам (Fromkin, Goldstein & Brock, 1977; Konecni & Ebbesen, 1976). Ho результаты других работ свидетельствуют о том, что такие действия, напротив, могут привести к усилению интенсивности актов агрессии и повторению их в будущем (Geen, Stonner & Shope, 1975). Последнее можно объяснить только од-

ним: причинение зла своему врагу зачастую приносит удовлетворение и может превратиться в своего рода условный рефлекс (Baron, 1979a). Таким образом, агрессивные действия в отношении других лиц, достигшие желанной цели, могут скорее усилить, нежели ослабить склонность к агрессивному поведению. Какой бы тонкий механизм ни был задействован при этом, ясно, что в подобных случаях эффекта, возникновение которого относят на счет так называемого поведенческого катарсиса, зачастую не наблюдается.

В настоящее время данные, полученные относительно способности катарсиса предотвращать агрессию, достаточно противоречивы. Эффект катарсиса наблюдался в одних экспериментах, но не был зарегистрирован в других. И мы не можем представить простые и ясные объяснения противоречивости этих данных. Впрочем, одно из возможных объяснений состоит в том, что, вопреки общепринятому мнению, катарсис происходит только при весьма специфических условиях, поэтому факт его наличия лишь в части экспериментов можно объяснить тем, что только в некоторых исследованиях были созданы соответствующие условия. Так что же это за условия? На основе рассмотренных нами работ и существующего ныне понимания природы агрессии, на которое оказывает сильное влияние постоянно усложняющаяся психологическая теория когнитивных процессов (Веrkоwitz, 1984, 1989; Zillmann, 1988), можно выдвинуть следующие гипотетические предположения.

Во-первых, агрессивные действия, дающие возможность индивиду улучшить отношение к себе со стороны других или прекратить плохое обращение с собой, действительно могут способствовать разрядке эмоционального напряжения. Однако, поскольку падение уровня возбуждения или отрицательных чувств вследствие осуществления агрессивных действий доставляет удовольствие, такая ситуация в целом может действительно служить основой для усиления склонности к агрессии. Таким образом, под влиянием фрустрации или других условий, вызывающих отрицательные эмоции или возбуждение, лица, прибегавшие к агрессии ранее, скорее всего вновь обратятся к ней.

Во-вторых, «сведение счетов» с провоцирующим лицом может привести к временному снижению мотивации к агрессии по отношению к этому лицу. При этом следует особое внимание обратить на слово «временное». Агрессивная модель поведения избрана с целью восстановить социальную справедливость (равенство) , и эта цель может затмить одну из важнейших побудительных причин агрессивных действий. Однако, когда люди вспоминают реальные и представляют воображаемые неприятности, которые они переживали или могли бы пережить по вине объекта своей агрессии, негативные чувства могут возродиться вновь. Как полагал Берковитц, эти чувства сами по себе способны усилить склонность к агрессии (Berkowitz, 1989). Кроме того, эти чувства могут привести агрессора к заключению, что он еще не расплатился со своим обидчиком за его или ее предыдущие провокации. Если сработает один из этих механизмов, после первоначального ослабления склонность к агрессии может вновь усилиться. Кстати, следует отметить, что в исследованиях по катарсису практически не была затронута проблема длительности его воздействия, в то время как эта тема заслуживает самого тщательного изучения.

В-третьих, необходимость выполнять энергичную, изнуряющую физическую деятельность может также способствовать временному снижению эмоционального напряжения и уровня демонстрируемой агрессии. Огромное количество данных свидетельствует о том, что физические упражнения могут на самом деле уменьшить стресс и уровень напряжения, возникший в результате стресса (Ros-kies, 1987). Подобным же образом ощущение полного изнеможения снижает вероятность проявления практически всех форм физического напряжения. Таким образом, вполне вероятно, что уровень агрессии, для осуществления которой зачастую необходимы энергичные действия, может уменьшиться в результате изнуряющих упражнений. Следует, однако, заметить, что физическая и эмоциональная усталость быстро проходит, особенно если лица привычны к такой нагрузке (Zillmann, 1979). Таким образом, снижения эмоционального напряжения и уровня агрессии, вызванные подобной деятельностью, сравнительно кратковременны по своему действию и, похоже, не позволяют добиться устойчивой и длительной элиминации склонности к агрессии.

В целом и эмпирические данные, и определенные теоретические соображения говорят об уменьшении ценности катарсиса как средства предотвращения агрессии или ее контроля. Любое ослабление агрессии, вызванное катарсисом, со временем проходит. Не только «эмоциональное очищение», но и множество факторов, затрагивающих сложные понятия равенства и социальной справедливости, а также другие аспекты социального познания играют роль в возникновении и силе проявления катарсиса. Таким образом, можно сделать вывод, что потенциал такой методики чрезмерно преувеличивался в прошлом.

ВОЗДЕЙСТВИЕ МОДЕЛЕЙ НЕАГРЕССИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ: ЗАРАЗИТЕЛЬНОЕ ВЛИЯНИЕ СДЕРЖАННОСТИ

Большое количество полученных в результате исследований данных подтверждают предположение, что наблюдение за моделями агрессивного поведения - действиями лиц, чье поведение можно квалифицировать как агрессивное - может иногда вызвать подобные действия и со стороны наблюдателей (Sprafkin, Gadow & Greyson, 1987; Wood, Wong & Chachere, 1991). Более того, как отмечалось нами в главе 3 и главе 5, такой эффект наблюдается не только у взрослых (Baron & Bell, 1975), но и у детей (Егоп, 1987). Одно из общепринятых объяснений описанного эффекта заключается в том, что модели агрессивного поведения влияют на процессы сдерживания и торможения у наблюдателей. Предполагается, что наблюдение за моделями агрессивного поведения «разрушает барьеры», удерживавшие ранее наблюдателя от совершения актов открытой агрессии, что, соответственно, повышает вероятность проявления подобного поведения. Если дело обстоит именно так (а существующие данные это подтверждают ),TO возникает интересный вопрос: а нельзя ли таким же образом вызвать противоположные реакции? Если «барьеры», удерживающие от проявления агрессии, можно разрушить путем демонстрации моделей необычайно агрессивного поведения, нельзя ли их «воздвигнуть» аналогичным образом - с помощью наблюдения за моделями неагрессивного поведения - действиями индивидов, остающихся сдержанными и спокойными перед лицом даже самой сильной провокации? Самое обычное наблюдение дает положительный ответ на этот вопрос. Например, многие ситуации, в которых чувствуется напряжение или содержится угроза, можно разрядить, если вовлеченные в них лица демонстрируют сдержанное поведение, призывают не идти на крайние меры или делают то и другое вместе. К подобной тактике неоднократно - и весьма успешно - прибегали в различных университетских городках для предотвращения столкновений между студентами и полицией.

То, что наблюдение моделей неагрессивного поведения может способствовать снижению уровня открытой агрессии, подтвердили также несколько экспериментов (Baron, 1971c; Baron & Kepner, 1970; Donnerstein & Donnerstein, 1976). Выяснилось, что рассерженные индивиды, получившие возможность отвечать актами агрессии человеку, бывшему источником их раздражения, после наблюдения моделей неагрессивного поведения демонстрировали значительно меньшие уровни агрессии, нежели лица, не имевшие такой возможности. Более того, подобные результаты были получены не только в случае демонстрации моделей неагрессивного поведения (Donnerstein & Donnerstein, 1976), но и вербальных призывов вести себя более сдержанно (Baron, 1972b). Возможно, наиболее явно снижение уровня агрессивности наблюдалось среди лиц, предварительно подвергшихся сильному провоцированию со стороны потенциальных объектов агрессии. В качестве демонстрации описанного эффекта и силы его влияния обратимся к исследованию, проведенному Бэроном и Кепнером (Baron & Kepner, 1970).

В этой работе традиционная система Басса учитель - ученик (Buss, 1961) была модифицирована: во время эксперимента испытуемые имели дело не с одним человеком - помощником экспериментатора, обычно служившим объектом агрессии, а с двумя помощниками экспериментатора, из которых один играл роль ученика, а другой - роль второго учителя. (До начала основной процедуры ученик выводил испытуемых из себя своей оскорбительной манерой поведения - он сомневался в их интеллектуальных задатках и желании и способности выполнить экспериментальные задания.) В двух экспериментальных группах второму помощнику выпадало первым сыграть роль учителя: он наказывал разрядами электрического тока ученика до того, как это же проделывал испытуемый. В одном варианте экспериментальных условий (модель агрессивного поведения) помощник вел себя необычайно агрессивно, «наказывая» предполагаемую жертву за ошибки разрядами электрического тока, нажимая кнопки 8, 9 и 10. В другом варианте (модель неагрессивного поведения) он вел себя сдержанно, неагрессивно, выбирая для наказания разряды тока малой мощности - кнопки 1, 2 и 3. И наконец, в третьем варианте, в контрольной группе, где отсутствовала демонстрация какой-либо модели поведения, испытуемые первыми выступали в качестве учителя, поэтому они были избавлены от влияния действий помощника перед нанесением удара ученику.

Результаты показали, что уровень агрессии у участников эксперимента, наблюдавших модель очень агрессивного поведения, был выше, чем у испытуемых из контрольной группы. Но (и это наиболее важно для нас) демонстрация модели неагрессивного поведения в значительной степени снизила уровень агрессии испытуемых по сравнению с контрольной группой. Причем это сказалось как на интенсивности, так и на длительности электроразрядов, которые выбирали испытуемые (помощник, конечно, не получал никаких ударов) для наказания ученика (см. рис. 9. 4).

Подобные результаты были получены в ходе нескольких последующих исследований (Baron, 1971b, 1972b; Waldman & Baron, 1971). К тому же исследователи ставили своей целью добавить к результатам, полученным Бэроном и Кепнером, новые данные, - они предположили, что зачастую одного присутствия человека,

демонстрирующего модель неагрессивного поведения, вполне достаточно, чтобы нейтрализовать агрессивно-провоцирующее влияние от поведения агрессивных индивидов. В ситуациях, когда на потенциальных агрессоров оказывают влияние как индивиды, демонстрирующие агрессию, так и лица, демонстрирующие сдержанность, влияние первых в значительной степени может быть подавлено присутствием вторых. Как показал один из экспериментов (Baron, 1971c), присутствие человека, ведущего себя неагрессивно, действительно способно полностью нейтрализовать влияние даже необычайно агрессивной модели поведения, так что поведение испытуемых примет ту форму, которая свойственна им в отсутствие каких-либо социальных моделей. Если же принимать во внимание, что мы чаще всего сталкиваемся с моделями - как с реальными, так и с изображаемыми масс-медиа - агрессивного поведения, а также учесть силу их влияния на наблюдателей, то следует признать, что факторы, способные свести на нет воздействие подобных моделей, будут играть важную роль в попытках предотвращения и контроля человеческого насилия.

ВЛИЯНИЕ МОДЕЛЕЙ НЕАГРЕССИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ: ПРИМЕЧАНИЕ ОБ ОТНОСИТЕЛЬНОЙ ЭФФЕКТИВНОСТИ

Рассмотренные нами данные позволяют думать, что зачастую демонстрация моделей неагрессивного поведения действительно может сдержать агрессию очевидцев. Но насколько эффективна эта тактика среди других? Другими словами, насколько эффективна демонстрация моделей неагрессивного поведения как способ контроля и предотвращения агрессии по сравнению с другими способами (например, наказание, катарсис), которые мы рассматривали? Исчерпывающего ответа на этот вопрос пока что нет. Однако вариант возможного ответа дает эксперимент, осуществленный Доннерштейном и Доннерштейном (Donnerstein & Donnerstein, 1976).

В нем студентам-испытуемым было предложено нанести некоему мужчине удар током. Согласно экспериментальным условиям, половине испытуемых внушили мысль, что объект агрессии может им отомстить, другая половина не предполагала подобных действий со стороны жертвы. Но, прежде чем всем им была предоставлена возможность нажать на кнопку, некоторым участникам в каждой группе показали видеозапись, где один человек (помощник экспериментатора) наказывал жертву, выбирая разряды электротока малой мощности (он пользовался для этой цели двумя кнопками, соответствующими на этой аппаратуре самым слабым разрядам). Напротив, другим участникам эксперимента показали видеозапись, где не было явной демонстрации какой-либо модели поведения.

На основе ранее полученных данных было высказано предположение, что демонстрация как сцен мести, так и моделей неагрессивного поведения в равной степени окажутся эффективными для снижения уровня агрессии. Оба этих предположения подтвердились. Лица, имевшие возможность наблюдать модели неагрессивного поведения, выбирали для помощника экспериментатора менее мощные разряды электрического тока, чем те, кто не имел никакой информации о моделях поведения. А индивиды, знающие наверняка, что жертва сможет им отомстить, адресовали ей разряды электротока меньшей мощности, нежели те, кто не был уверен в возможности акта возмездия.

На первый взгляд, полученные результаты наводят на мысль, что сдерживающий эффект от демонстрации моделей неагрессивного поведения соответствует эффекту, который дает страх возможного отмщения. Но другие данные, однако, показали, что наблюдение моделей поведения может быть более эффективно в этом отношении. Все описанное выше относится только к прямой агрессии, показателем которой является мощность выбранного разряда. Если говорить о торможении агрессивного поведения, то и вероятность возмездия, и показ модели неагрессивного поведения ведут к одному и тому же результату. Однако если говорить о косвенной форме агрессии (показатель - длительность разряда), то складывается совершенно иная картина. В этом случае демонстрация моделей неагрессивного поведения не производит значительного эффекта, в то время как страх отмщения усиливает агрессию. Короче говоря, страх возможного возмездия со стороны жертвы уменьшает интенсивность проявлений прямой, наблюдаемой агрессии, и одновременно усиливает косвенную, менее очевидную. Демонстрация же поведения неагрессивной модели, напротив, не оказывает такого воздействия.

Объяснить это кажущееся преимущество демонстрации моделей поведения над страхом отмщения мы можем следующим образом: использовавшаяся ранее процедура была разработана с учетом задачи изыскания двух различных способов сдерживания агрессии, в то время как нынешняя - с учетом задачи изыскания единственного. И угроза отмщения, и демонстрация модели неагрессивного поведения могут упрочить барьеры, удерживающие индивида от прибегания к агрессии. Кроме того, демонстрация модели спокойного, неагрессивного поведения (особенно после провокации) может способствовать спаду эмоционального возбуждения у наблюдателей. Снижение уровня возбуждения может, в свою очередь, подавить внешнюю агрессию (Rule & Nesdale, 1976). И хотя эти предположения совпадают с данными, полученными Доннерштейном и Доннерштейном (Donnerstein & Donnerstein, 1977), и фактами, изложенными в других трудах (Rule & Nesdale, 1976), они не подвергались непосредственному эмпирическому исследованию. Таким образом, их можно считать умозрительными по своей природе. Независимо от того, подтвердят ли наличие и схему действия этого предполагаемого механизма будущие исследования, существующие данные тем не менее позволяют сделать следующее заключение: умение «держать себя в рамках», так же как и агрессия, может быть социально «заразительным». В результате демонстрация моделей сдержанного, неагрессивного поведения может зачастую оказаться весьма эффективной, для того чтобы сравн