Жигулин Анатолий Владимирович: краткая биография, фото. Персоналии

ВИНА

Моим друзьям и товарищам, да и недоброжелателям и врагам, а также моим читателям известно, что я был незаконно репрессирован, был в лагерях в Сибири и на Колыме, затем полностью реабилитирован. Это известно из моих устных рассказов, но более - из моих стихов.

Эти стихи, где все прямо названо своими именами: тюрьма, лагерь, расстрел, охранник, пайка, черный номер на груди, зека и так далее, имеют свойство освещать своим черным светом и стихи, стоящие рядом, которые без них, освещающих, можно принять за обычные: какая-то беда, какая-то боль, какой-то рудник и т. п.

И не только послелагерные стихи, но и моя более поздняя лирика стоит на сибирско-колымском фундаменте.

Часто я слышу вопросы:

Скажите, а какой все-таки повод был для объявления вас «врагом народа»! Какие конкретно обвинения были вам предъявлены? Была ли хоть малая основа для вашего осуждения? Что именно - стихи, разговоры какие-нибудь?..

Ответить на подобные вопросы кратко очень нелегко. Сотням людей в Воронеже и многим в Москве довольно подробно известно о нашем деле, о так называемом «деле КПМ». Я пишу «о нашем», потому что был осужден не один, а вместе с двадцатью двумя моими товарищами, моими подельниками (подельник - человек, осужденный по одному и тому же делу с кем-либо).

О деле КПМ сохранилось много документов. Это материалы следствия 1949-1950 годов - одиннадцать томов, несколько томов переследствия, нового разбора нашего дела в 1953-1954 годах. (В каждом следственном томе, как правило, около 300 листов, исписанных с обеих сторон). Конечно же, эти и иные материалы ценны для историка, для скрупулезного исследования деятельно-

В одном строю со мной шагал

Тот, кто еще из царских тюрем

По этим сопкам убегал.

Я с ним табак делил, как равный,

Мы рядом шли в метельный свист;

Совсем юнец, студент недавний

И знавший Ленина чекист...

Люди с номерами.

Вы были люди, не рабы.

Вы были выше и упрямей

Своей трагической судьбы.

Я с вами шел в те злые годы,

И с вами был не страшен мне

Жестокий титул «враг народа»

На спине.

Эти стихи в 1962 году я предложил «Новому миру» вместе с другими стихотворениями на эту же тему. 4 марта 1963 года состоялась моя беседа с А. Т. Твардовским об этом цикле. Твардовский не всему поверил в стихотворении «Вина». Сказал, что строки про «живого бога на земле» притянуты задним умом. Не могли, мол, вы знать об этом в «той дальней мгле». Перечеркнул середину стихотворения:

Это все от лукавого. Ничего вы не могли понимать даже смутно! Что у вас там было? Городскую баню, что ли, хотели взорвать?!

Я возразил, сказал, что он может при желании ознакомиться в архиве с делом КПМ.

Вообще же беседа была большой и интересной - и о стихах, и о пережитом. Но сейчас не место останавливаться на ней. Твардовский предложил опубликовать стихотворение «Вина» без десяти срединных строф под названием «Воспоминание». Я согласился. Цикл стихов был набран, поставлен в номер и... снят цензурой. Стихотворение «Воспоминание» мне удалось опубликовать в моей книге в 1964 году.

Твардовский не мог тогда согласиться со мною. Он писал о Сталине:

И кто при нем его не славил,

Не возносил - найдись такой!..

«Таких» было совсем мало, и, однако, такие нашлись. Здесь важно сказать, что КПМ была не единственной молодеж-

ной нелегальной организацией в послевоенные годы. И в других городах было раскрыто несколько подобных организаций. Показательно сходны даже названия: «Кружок марксистской мысли», «Ленинский союз студентов» и т. п. КПМ отличалась от этих небольших (3-5 человек) групп сравнительно большой численностью и четкой организованностью.

Чтобы понять, чем было вызвано появление таких организаций, необходимо вспомнить, рассказать молодым читателям, которые этого не знают, о той тяжелейшей лицемерно-лживой атмосфере, которая особенно сгустилась после победоносной Великой Отечественной войны.

Передо мною сейчас на столе книга: «Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография» (М., 1948). Мы внимательно читали ее тогда: «И. В. Сталин - гениальный вождь и учитель партии, великий стратег социалистической революции. Великий кормчий революции, мудрый вождь всех народов. Сталин - достойный продолжатель дела Ленина, или, как говорят у нас в партии, Сталин - это Ленин сегодня».

Со всех сторон, со всех стен смотрели на нас портреты великого вождя. Многие тысячи, а может, и миллионы бюстов, скульптур, монументов Сталина, сделанных из гипса, мрамора, железобетона и бронзы, стояли в наших школах и институтах, в клубах, дворцах, на улицах, на площадях.

При Ленине такого не было,- слышали мы иногда скупые, осторожные слова взрослых.

В нашей семье (и со стороны Раевских, и со стороны Жигулиных) культа Сталина не было и быть не могло. Это ясно из предыдущей главы. Одни пострадали как дворяне, другие как «кулаки». Обе семьи не обошел и 1937 год.

И когда летом 48-го Борис Батуев дал мне прочитать «Письмо Ленина к съезду», я не был удивлен. Я еще не вступил в КПМ, но мы с Борисом были уже близкими друзьями и делились друг с другом самыми опасными в то время мыслями. Вот одна из них:

«Ленин оказался прав. Более того, 37-й год показал, что Сталин еще более мрачная и опасная фигура, чем предполагал Ленин».

Мы невольно задумались: до какого предела может дойти возвеличивание Сталина, ради чего это делается?

В августе 48-го в День авиации сидели мы с Борисом Батуевым на каменном, но теплом от солнца крыльце во дворе особняка на Никитинской улице. У меня в руках была центральная газета с большой статьей Василия Сталина о «сталинских соколах». Я подсчитал, что в статье 67 раз встречается слово «Сталин» или производные от него.

У нас теперь все сталинское! - мрачно сказал Борис. Начали считать города: Сталинград, Сталинабад, Сталине, Сталинири, Сталинск, Сталиногорск - сбились со счета.

А ведь есть еще пик Сталина,-вспомнил я.

А сколько заводов, колхозов, проспектов и улиц носят имя Сталина!

А сколько районов, совхозов, поселков!

Только общественным уборным не присваивают еще имя Сталина! - заключил Фиря .

Вот тогда-то кто-то из нас и произнес это роковое слово: «обожествление».

А было именно обожествление. Поэты изощрялись, прославляя Сталина на все лады. Все рифмы на слово «Сталин» - типа «стали» - были исчерпаны. Помню восторг знакомого начинающего поэта, когда он обратил мое внимание на красочный щит со стихами в саду Дома учителя. Стихи начинались строкою: «Наш небосвод прозрачен и кристален...»

Такого еще не было! Вот это подлинная поэтическая находка! - говорил мой спутник.- «Сталин - кристален»! Такой рифмы я никогда не слышал...

Не помню, чьи это были стихи, но первая строка и рифма запомнились.

Это было в августе 48-го, а в октябре я активно включился в работу КПМ.

В детстве я был робким, стеснительным, даже боязливым ребенком. А в новой, необычной ситуации словно преодолел какой-то невидимый психологический рубеж. Позади - страх и робость. Впереди - большая важная работа, опасность, риск.

Все было похоже на игру, но это была слишком страшная игра, чтобы называться игрою.

Была утверждена вся внешняя атрибутика, которую настоящие, опытные подпольщики никогда не заводили бы. Значок КПМ - красный флажок с профилем Ленина (как сейчас комсомольские значки). Членские билеты КПМ. По моему предложению кроме девиза «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» был принят еще один девиз КПМ: «Борьба и победа!» Был издан первый номер рукописного журнала «Спартак». Помню его обложку, нарисованную Владимиром Радкевичем. Черным по белому:

«СПАРТАК». Орган ЦК КПМ. 1948. № 1. Профиль Ленина. И оба наши девиза. Гимном КПМ был утвержден «Интернационал». Не-

многим позднее был принят и второй гимн, на слова Аркадия Чижова.

Был утвержден наш особый приветственный жест: остро и напряженно согнутая в локте правая рука прикладывалась к груди так, что обращенная вниз ладонь с плотно сжатыми пальцами находилась у сердца.

Организация стала быстро расти. Кроме политического журнала было решено выпускать журнал литературный - «Во весь голос». Редактором его стал А. Чижов. Этот журнал, в какой-то степени полулегальный, и созданный вокруг него литературный кружок являлись своего рода «кузницей кадров», первой проверочной ступенью к приему в КПМ. Людей неподходящих отсеивали. Они выбывали, зная, что существует какой-то безобидный литературный кружок.

Привлечение в КПМ новых людей было самым рискованным и трудным делом. Мы не могли принимать в свои ряды людей малознакомых или даже отлично знакомых, но неизвестных нам по их социальным воззрениям. Обычно член КПМ рекомендовал для приема своего самого верного друга, с которым он уже предварительно осторожно беседовал - о положении в стране, о забытых заветах Ленина и т. д. Вспомните, например, что Борис Батуев, зная меня с 43-го года, учась со мною в одном классе и, позднее, будучи близким другом, показал мне «Письмо Ленина к съезду» летом 48-го, а вступить в КПМ предложил только в октябре. Мы не могли принимать в КПМ людей «сырых», чтобы затем «перековывать» их сознание в своих рядах. Это было бы безумием. Здесь на каждом шагу возможны были провалы. Мы изучали будущих, возможных членов КПМ, пока не убеждались, что их можно принять.

Когда нас было всего трое (у Акивирона был абсцесс легкого, и он подолгу лежал в больницах), мы принимали в КПМ в особняке на Никитинской улице в комнате Бориса Батуева. Вступающие были уже подготовлены, знали о наших задачах - об изучении классиков марксизма, о нашей программе постепенного восстановления ленинизма в партии и в стране. Они приходили торжественно дать клятву и получить партийный билет.

Обычно это бывало по вечерам. Верхний свет был потушен. Окно занавешено. За окном, выходившим в закоулок, нас охранял Володя Радкевич - ив мороз, и в слякоть - со своим старым наганом, в барабане которого было всего четыре патрона. На настольную лампу была наброшена красная ткань, и в комнате царил сурово торжественный полумрак. На стене - большой портрет Ленина. У двери - застывший на страже Юрий Киселев с автома-

том Шмайссера, заряженным полным магазином. Тщательно начищенный, смазанный и надраенный, словно новенький, пистолет-пулемет тускло мерцал в багровом свете.

Вступающий произносил клятву. Заканчивалась она словами:

«...клянусь свято хранить тайну КПМ. Клянусь до последнего вздоха нести знамя ленинизма через всю свою жизнь к победе!

Если же я хоть в малой степени нарушу эту клятву, пусть покарает меня смертью суровая рука моих товарищей.

Борьба и победа!»

Текст клятвы, напечатанный на машинке, подписывался вступающим, и он получал партийный билет.

Так были приняты в КПМ осенью 1948 года Н. Сгародубцев, В. Радкевич, В. Рудницкий, М. Вихарева, Л. Сычов, или, как мы его звали, Леня Сычик.

Позднее, когда были созданы две-три неполные пятерки (по 2-3 человека), прием стал производиться в группах. Но так же торжественно. Правда, уже без автомата. Он был слишком велик для хождения с ним по городу и до приказа избавиться от оружия мирно пролежал в Юркином сарае.

О конкретных собраниях-занятиях в низовых группах. Вообще по правилам конспирации члены Бюро ЦК КПМ не должны были посещать такие занятия. Но дважды на собраниях пятерок я все-таки был.

Сначала я присутствовал на собраниях воронежской пятерки Николая Стародубцева. Он жил в собственном одноэтажном домике на улице Красноармейской. Шел декабрь 48-го года или начало января 49-го. Белостенная светлая горница. Блаженное тепло от русской печки (а на дворе мороз).

Николая Стародубцева я давно и хорошо знал. Других четырех (среди них была одна девушка) никогда прежде не видел. Я представился:

Алексей Раевский. (Это была моя партийная кличка.)

Однако они не представились мне - ни по имени, ни по фамилии. Так полагалось - рядовых членов должен был знать только воорг. В данном случае Николай. Этот могучий, красивый, удивительно обаятельный гигант был человеком надежным. Это подтвердилось и на следствии. Вообще все наши руководители групп показали на следствии высокое мужество - не назвали членов своих пятерок. Воронежская группа Н. Стародубцева (Чижов о ней не знал) осталась на свободе. Кто они были, я и сейчас не знаю.

Политически эта группа была уже крепко подкована. Они уже читали сочинения В. И. Ленина и на этом занятии сравнивали их с

книгой И. В. Сталина «Вопросы ленинизма». Находили в книге Сталина вульгарные упрощения мыслей Ленина. Со слов Н. Стародубцева я знал, что отцы двух парней из этой группы были расстреляны в 37-м году.

Миловидная, остроглазая девушка задала мне вопрос:

Товарищ Раевский, как представляет себе руководство КПМ изменение ситуации в стране? Ведь нас, наверное, не очень много? Что мы можем реально изменить?

Вы сказали, что вы студентка исторического отделения ВГУ.- (За это она после собрания получила нагоняй от Н. Стародубцева - не полагалось членам КПМ в таких ситуациях сообщать о себе подобные сведения.) - Вы закончите университет, и не только вы одна. Многие члены КПМ закончат вузы, в том числе и военные. Многие изберут себе путь партийных, военных работников, публицистов. Этот процесс медленный, но, по нашему замыслу, в указанных сферах деятельности постепенно утвердится большое количество членов КПМ (все мы, разумеется, вступим в ВКП(б). Через такое врастание в руководящие, научные, литературные, военные слои нашего общества людей, верных ленинизму, мы, полагаю, сможем изменить духовно-нравственную атмосферу нашей действительности.

Но это же очень долгий путь!

Долгий, но верный. А какой иной путь вы можете предложить?

Не знаю, но мне хочется, чтобы изменения были более скорыми и более радикальными.

Революция, особенно бескровная,- это очень трудное и долгое дело.

А что, если убрать тирана? - весело и как бы с легкой шуткой спросил один из парней.

Это не метод. Место убитого займет Берия или Молотов, а тирания, возможно, даже укрепится. Террор - это не наш метод.

Извините, товарищ Раевский, за мой глупый вопрос. Я, конечно, знаю, что Ленин был против политического террора. Просто за отца отомстить хочется.

Примерно такая же беседа - именно о мирном, постепенном приходе к власти в стране здоровых ленинских сил - была у меня и в группе Славки Рудницкого, в его квартире на улице Сакко и Ванцетги. По существу, и у Стародубцева, и у Рудницкого я своими словами пересказывал и разъяснял своим товарищам по КПМ один из главнейших пунктов нашей программы.

В группе Рудницкого было уже семь или восемь человек, в том числе и Марина Вихарева, которую перевели в эту группу по ее

Я вышел-с Мариной, нам было по дороге. На улице был легкий хрустящий морозец. Горели в черной высоте крупные редкие звезды. Марина жила на Никитинской - наискось от уже описанного мною начальственного особняка. Я проводил ее домой. Мне было почему-то грустно. Мы, немногие, кто знал, как поступил с Мариной Чижов, относились к ней с какой-то трепетной нежностью, любита ее святой братской любовью.

Попрощавшись с Мариной, я зашел к Борису, рассказал о занятии, о беседе у Рудницкого.

Все! - сказал Борис.- Больше никаких прямых контактов с низовыми группами! Только через связных.

В этой повести вряд ли хватит места для подробного, во всех деталях, рассказа о сложнейшей и запутаннейшей истории КПМ. Но главное необходимо обозначить.

Нашими действиями руководили самые искренние и благородные чувства, желание добиться счастья и справедливости для всех, помочь Родине и народу. Много было в нас и юношеской романтики. Опасность, грозящую нам, мы хоть и чувствовали смутно, но не предполагали, сколь она страшна и жестока. Вообще, по моему убеждению, только в ранней юности человек способен на такие беззаветные порывы. С годами люди становятся сдержанней, осторожней, благоразумней.

Да, вот мои юношеские стихи, написанные в 46-м или 47-м году, задолго до вступления в КПМ:

Дворец Кремля огнем сияет.

Там Сталин в роскоши живет

И на банкетах выпивает

За голодающий народ…

Смешно, наивно! Только в семнадцать лет можно такое написать. Может быть, и прав А. Межиров, говоря, что «даже смерть - в семнадцать - малость»?. Полного текста этого стихотворения я не помню, но оно было приобщено к нашему делу и хранится, как было обещано на палках, вечно.

Иногда меня спрашивают: кто и как вас предал? И тогда, в 49-м, это было довольно ясно, а сейчас еще яснее .

Началось со случайности, которая, разумеется, очень нас (меня, Б. Батуева, Ю. Киселева) встревожила: в группе А. Мышкова был потерян один из наших журналов («В помощь вооргу». Орган отдела агитации и пропаганды ЦК КПМ). Я и Ю. Киселев проводили расследование этого случая. Группа Мышкова, как, впрочем, и некоторые другие группы (Н. Стародубцева, И. Подмолодина), имела в своем составе не пять, а десять человек. Алексей Мышков (Леля Мышь - здоровенный детина, наш соклассник) объяснял пропажу просто: журнал случайно нашел в ящике письменного стола его дядя, бывший работник НКВД и сжег журнал в печке. Никуда, дескать, дальше печной трубы дело это не пошло.

Мышкова исключили из КПМ, исключили и всю его группу - объявили им, что КПМ решено распустить. Это был первый фиктивный, в целях конспирации, роспуск КПМ.

Я помню эти тревожные дни. Допрос члена группы Мышкова Н. Замораева. Потом собрание группы Мышкова на большом чердаке нашей школы. Все члены группы Мышкова подписали клятву о неразглашении тайны КПМ. Клялись своей жизнью. Разговор был горячий, чуть-чуть не дошло до стрельбы.

Нам - мне, Борису и Киселю - показалось тогда, что Мышков говорил с предельной искренностью, показалось, что журнал действительно сгорел на его глазах. Ах, если бы это было так! Возможно, КПМ могла бы просуществовать нераскрытой еще несколько лет. Но А. Мышков солгал нам.

Дядюшка направил своего племянничка вместе с журналом и чистосердечным раскаянием на улицу Володарского в Управление МТБ по Воронежской области.

На первом же допросе я увидел этот «сгоревший» журнал в руках лейтенанта Коротких! И сразу же вспомнил слова Бориса, сказанные уже в ожидании арестов: «Славный парень Леля Мышь. Но глаза у него, если хорошенько приглядеться, нехорошие. Это ничего, что желтые. Это бывает в природе. Но оттенок их, извини за «цинический» образ, напоминает цвет застоялой мочи. Не верю я ему! Не верю, что журнал сгорел в печке. А если журнал не сгорел, сам понимаешь,- в конце концов сгорим мы».

Не стыдно тебе, Леля Мышь, за содеянное?! Ты уже позабыл, наверное, этот мелкий эпизод своей жизни? Не случайно же наш бывший соклассник Вадим Егоров вдруг неожиданно передал мне недавно... привет от тебя в поздравительной открытке! А ведь мы не встречались с тобою с ареста, с «палаты номер шесть», с сентября 1949 года.

Прошло почти сорок лет. Ты, наверное, подумал, что и я забыл

о журнале «В помощь вооргу», который будто бы сгорел в печке? Нет, не забыл. И никто из КПМ этого не забыл. Никто из осужден-ных, преданных тобою товарищей не забыл и небольшую бумажечку в нашем деле, протокол, гласивший, что журнал «В помощь вооргу» был обнаружен при выемке почты в почтовом ящике номер такой-то такого-то числа и т. п. Такие протоколы - фиговые листочки, которыми обычно прикрывают предателей и провокаторов. И как же журнал мог очутиться в почтовом ящике после того, как сгорел в печке на твоих глазах? Ведь он был «издан» в одном экземпляре, написан мною от руки!

И почему после нашего возвращения из лагерей ты вдруг мгновенно исчез из Воронежа на много лет неизвестно куда? Ты, наверное, хорошо помнил мой «вальтер» калибра 9 миллиметров образца 1938 года? И помнил клятву, которую ты давал. А теперь призабыл за давностью лет? Забыл и то, что отправил на смерть и каторгу более двадцати своих друзей и товарищей?

«Вальтера» моего не бойся. Я давно сдал его в военкомат. Но прошлого не забывай. «Живи и помни», как написал известный писатель. И лавры, и пистолеты, и тела наши грешные - все тлен, все рассыплется в прах. О душе своей подумай, Алексей Мышков!

В конце января 1949 года, уже после пропажи журнала, Ю. Киселев был вызван в Управление МТБ по Воронежской области. С ним беседовал кто-то из отдела контрразведки. Интересовались нашим литературным кружком, нашими встречами. Юрка объяснял: изучаем классиков марксизма, читаем стихи, ничего особенного.

С этого времени началась за нами слежка, которую мы заметили. Я, Борис и Юрка Кисель всерьез задумались над вопросом о настоящем роспуске КПМ. Борис был против роспуска.

Четвертый член бюро ЦК КПМ, Валентин Акивирон, лежал в это время в очередной больнице. Мы часто навещали его. Больница (она почему-то называлась станцией переливания крови) была на той же Никитинской улице, совсем близко от дома Бориса. Валентин знал о делах в КПМ в самых общих чертах. Он знал с наших слов о росте численности организации, знал примерно количество групп и то, что к концу января в КПМ было принято около 35 человек. Но фамилии принятых в КПМ людей мы из конспирации ему решили не называть. Он не знал даже А. Чижова. А вот о пропаже журнала, о вызове Юрия Киселева в Управление МТБ и о замеченной нами слежке мы Валентину сразу же сообщили.

Он встревожился больше всех и вдруг написал и вручил мне

«Открытое письмо членам КПМ». В этом его письме КПМ была названа антисоветской фашистской организацией. Он призывал всех выйти из ее состава.

По тогдашним словам Акивирона, он намеренно исказил истину, чтобы испугать участников организации. Я принес письмо Батуеву. Втроем, вместе с Киселевым, мы прочли его и уничтожили. Но спустя несколько дней Акивирон сообщил нам, что второй экземпляр его «Открытого письма» исчез. Он высказал предположение, что документ этот, лежавший в книге, был у него похищен сопалатником, который был работником МТБ.

Что касается профессии сопалатника - все оказалось верно. Но вот о пропаже письма... Мы пришли к выводу, что Акивирон сам передал свое письмо в МТБ. Может быть, и через сопалатника. Акивирон был сразу же исключен из организации, а летом 1949 года Бюро ЦК КПМ приговорило его к расстрелу. (По уставу у нас было только две меры наказания: исключение из КПМ или расстрел. Конечно, мы были детьми своего времени. И даже в чистоте помыслов своих невольно впитывали жестокость сталинской эпохи. Отсюда суровость наших мер наказания.)

Может показаться странным, что смертный приговор был вынесен В. Акивирону не сразу, а примерно через четыре месяца. Почему мы медлили? Во-первых, потому, что письмо Валентина было абсурдным. Советские школьники-комсомольцы создали... фашистскую организацию. Это просто не укладывалось в наших мозгах. Мы надеялись, что и в Воронежском управлении МТБ отнеслись к письму В. Акивирона как к неумной выдумке. Ведь никакой реакции с их стороны не последовало. Но летом 49-го года слежка за нами стала очень явной. И поэтому мы, опасаясь дальнейших непредсказуемых действий Валентина, решили убрать его.

Исполнение приговора было поручено мне под руководством Бориса. Мы пришли на квартиру Акивирона. Он был один. Я уже вынул наган за спиною предателя, взвел курок и готов был окликнуть его, чтобы в глаза объявить приговор. Акивирон услышал щелчок курка, вздрогнул, но не обернулся. Он ждал слов приговора.

Неожиданно Борис подал мне знак отмены.

Ладно, Толич! Навестили друга. Пойдем теперь пива выпьем в саду Дома офицеров.

Когда мы молча шли к проспекту Революции проходными дворами, мысли мои и Бориса были сходны, но я все-таки спросил:

Что случилось, Фиря? Шухер какой-то был?

Нет, Толич! Не в этом дело. Здесь, брат Толич, нечаевшина

получается. Конечно, Валентин Акивирон не какой-нибудь студент Иванов. Это покрупнее птица...

Да, Боря. Ты прав. Голова у Акивирона неглупая. Сумел, мерзавец, легально нас продать, оклеветать, спасти свою шкуру и при этом, вроде бы, не замараться. И вина его, заметь, все-таки сейчас твердо не доказана. Есть сотая доля процента за то, что копию письма у него действительно похитил сопалатник.

Однако, товарищ Раевский, ты понимаешь, что и в этом случае Акивирон несомненно заслуживает смерти,- положил такой документ в книгу, которую читает сосед, подозревая, даже зная, что сосед его из МТБ... Книга была на тумбочке. Они оба читали ее по очереди... Но не стоит его сучья жизнь двух наших жизней...

Борис поступил правильно. Спасибо ему. Ведь Родина лишилась бы не только будущего врача-рентгенолога Валентина Акивирона, но и будущего талантливого журналиста Бориса Батуева и будущего поэта Анатолия Жигулина.

Наша уверенность в том, что Валентин Акивирон предал нас сознательно и написал свое «Открытое письмо членам КПМ» с расчетом, что оно непременно попадет в органы МТБ, или даже сам передал его работникам МТБ, подтвердилась на следствии. Он - один из учредителей КПМ, член Бюро ЦК КПМ - не был арестован, не был привлечен к делу КПМ даже в качестве свидетеля!

В нашем деле имелся лишь краткий протокол о выделении дела Акивирона Валентина Владимировича в особое дело. Выделение в особое дело дела В. Акивирона, как и дел всей группы Мышкова, никак не отразилось на их судьбе. Ни Акивирон, ни Мышков с его группой не были привлечены ни к какой ответственности. Они остались на свободе. Они даже выговора по комсомольской линии не получили. Бериевский аппарат берег и ценил таких нужных людей.

Летом 1949 года мы вновь (по очень настойчивой его просьбе) приняли в КПМ Алексея Мышкова. Но ничего важного мы ему не доверяли, никакой информации об организации он не получал.

В августе почувствовалось: скоро будут брать. Отлично помню предпоследнее совещание Бюро КПМ на опушке леса в Коровьем логу, где мимо парка культуры и отдыха имени Кагановича проходила трамвайная линия в СХИ. Трамвай ходил тогда не рядом с железнодорожной насыпью, а с лязгом спускался, отчаянно тормозя, почти до дна лога и оттуда с разгона поднимался на противоположный склон - с горы на горку.

Было решено уничтожить все документы КПМ - журналы и прочие бумаги. Партийные билеты были у всех изъяты и уничтожены еще весной

Владимирович - русский литератор, прозаик и поэт, автор знаменитого автобиографического произведения «Черные камни» и нескольких сборников поэзии.

Человек с трудной судьбой, познавший в сталинский период правления весь ужас что стало основой тематики его литературного творчества в дальнейшем.

Владимирович: детские годы

Анатолий родился в Воронеже в первый день 1930 года. Отец Владимир Федорович - выходец из крестьянской семьи, работал служащим на почте. Долгий период болел чахоткой (в опасной открытой форме), поэтому воспитанием Толика и его младших брата и сестры занималась мама. Евгения Митрофановна - образованная и любившая поэзию женщина, приходилось правнучкой В. Ф. Раевскому - знаменитому поэту-декабристу, участвовавшему в Отечественной войне 1812 г.

Анатолий, часто слышавший от мамы стихи и песни, сам начал потихоньку заниматься литературным творчеством. Сначала рифмованными строками юноша излагал школьные сочинения, затем тематика его произведений кардинально изменилась и была посвящена полуголодному детству, разрушенному родному городу и бушующей рядом войне. Первая публикация стихотворений талантливого автора состоялась весной 1949 года в местной газете.

В борьбе за разоблачение режима

В 1947 году Анатолий Жигулин вместе с одноклассниками организовал Коммунистическую партию молодежи - нелегальную организацию, боровшуюся за восстановление государства с ленинскими принципами и разоблачение режима Сталина (исключительно мирным путем). Данный пункт о смещении руководителя страны и его окружения с занимаемых должностей оговаривался в программе молодежной организации под грифом «Секретно». Несмотря на тщательную конспирацию, осенью 1949 года заговор был раскрыт, а большинство его участников, ставших к тому времени студентами, подверглись арестам и наказанию с разными сроками заключения.

Годы в лагерях

Жигулин Анатолий Владимирович - на тот момент студент-первокурсник Лесохозяйственного института - расстрельной статьи избежал каким-то чудом. Решением «Особого совещания» 19-летний юноша был приговорен к 10 годам пребывания в лагерях строгого режима.

За годы осуждения молодому человеку пришлось испытать многое: работал на Колымы и лесоповалах в Тайшете (Иркутская область), участвовал в строительстве железнодорожного полотна Тайшет - Братск.

Рассказ о подпольной организации, действовавшей чуть менее года, о «вине» юного Толика перед государством, понесенном наказании и длительном пути обретения истины отразился в знаменитом автобиографическом произведении «Чёрные камни», увидевшем свет в 1988 году. Данная работа, написанная спокойно-искренним, без истерического надрыва и сентиментальности тоном, вызвала огромный общественный резонанс.

Анатолий Владимирович Жигулин, биография которого повторяет судьбы многих людей сталинского режима, был амнистирован в 1954 году, а спустя 2 года полностью реабилитирован. В 1959 году была опубликована первая тоненькая книга стихотворений «Огни моего города».

Литературная деятельность

По возвращении в Воронеж писатель получил высшее образование, окончив в 1960 году Лесотехнический институт. Затем устроился на работу в воронежскую редакцию «Подъем», которую впоследствии сменил на столичные «Дружбу народов» и «Литературную газету». В 1961 году из-под пера автора вышел сборник «Костер-человек», а 1963 год ознаменовался публикацией первой московской книги стихотворений «Рельсы». В этом же году, решив полностью посвятить себя писательскому творчеству, Жигулин стал слушателем Высших литературных курсов в столице.

В 1964 году 3-тысячным тиражом вышла книга стихотворений «Память», восторженно встреченная прессой. Затем с разницей в год были опубликованы сборники «Избранная лирика» и «Полярные цветы».

Жигулин Анатолий Владимирович: стихи

В конце 60-х о воронежском поэте сложилось устойчивое понятие как о крупном литераторе, который способен ярко и точно выражать трудные темы. Имя Анатолия Жигулина упоминалось в одном ряду с Робертом Рождественским, Андреем Вознесенским, и остальными литературными звездами второй половины 20-го века.

Его творчество, устанавливающее веру в конечный триумф истинных духовно-нравственных ценностей, было востребовано постоянно, вне зависимости от политических колебаний. Сборники произведений, автором которых являлся Жигулин Анатолий Владимирович, стихи для детей ("Лисенок", "Бурундук" в том числе) печатались регулярно: «Жизнь, нечаянная радость», «Сгоревшая тетрадь», «Прозрачные дни», «Калина красная - калина черная», «В надежде вечной», «Соловецкая чайка».

В начале 1990-х Жигулин Анатолий Владимирович создал цикл из 12 стихотворений «Тревожное время России», через рифмованные строки которого рассказал о «колымском конвое», донес читателю все бремя ответственности за целостность Отечества перед прадедами, стал на защиту исторической правды.

Характеристика творчества

Лирика Анатолия Жигулина - человека, прошедшего ужасы лагерной жизни и сумевшего сохранить доброту в своем сердце, рождалась из его личного душевного и жизненного опыта.

В пронзительных строках, посвященных годам заключения в лагере, а также величественной природе Северо-Восточной Сибири и Средней России всегда чувствуется позитивный общий настрой, постоянное стремление и умение стойко преодолевать выпавшие на людскую долю испытания, которым подвергся и Анатолий Владимирович Жигулин.

Стихи о Родине ("О, Родина! В неярком блеске", "Я опять подумал о Родине"), как и вся поэзия воронежского автора, характеризуются простотой и ясностью восприятия, сближают с природой и убедительно доносят нравственно-гуманистическую позицию немало пережившего человека. Выйдя на волю, Анатолий Жигулин в какой-то степени остался надломленным, не раз оказывался в психиатрической больнице, что нашло свое отражение в его искренне-душевной поэзии. Стихотворения Анатолия Владимировича Жигулина легко ложатся на музыку, поэтому стали основой многих произведений профессиональных композиторов.

Муза его жизни

На протяжении почти 40 лет Анатолий посвящал стихи единственной женщине в своей жизни - Ирине Жигулиной-Неустроевой. «Потеряла в траве заколку…», «Хозяйка», «Продли, Всевышний, дни моей Ирины…», «Любовь» вошли в золотой фонд лирической поэзии, стали образцом трепетного и благородного отношения к женщине. Знакомство с Ириной, молодым критиком, филологом по образованию, состоялось в 1961 году, а в 1963 году пара заключила брак. Через год Жигулины радовались появлению первенца Владимира, названного в честь деда. Это была счастливая семья, Ирина полностью подчинила себя интересам супруга, растворилась в нем. Анатолий отвечал взаимностью, жил только ею.

Тяжелые 90-е, болезни, депрессии, безденежье, полное равнодушие высших чинов к судьбе писателя. Не стало талантливого автора 6 августа 2000 года. Анатолий умер на руках Ирины: измученное невзгодами и болезнями сердце поэта остановилось. Ирина пережила мужа на 13 лет, тяжело перенеся в 2009 году еще одну страшную потерю - смерть сына. Заболев пневмонией легких, она не смогла противостоять недугу и ушла. Ушла, чтобы встретиться с теми, кем искренне дорожила, кого любила больше жизни.

Память о советском поэте Анатолии Жигулине жива по сегодняшний день. На доме, где он проживал до отъезда в столицу (ул. Студенческая, 32), в 2002 году была открыта мемориальная доска. Посмертно была опубликована книга прозы и стихов «Далекий колокол», включившая письма читателей и прочие материалы.

Анато́лий Влади́мирович Жигу́лин (1 января 1930, Воронеж, СССР - 6 августа 2000, Москва), советский российский поэт и прозаик, автор ряда поэтических сборников и автобиографической повести «Чёрные камни» (1988).

Биография

Родился в семье выходца из многодетной крестьянской семьи Владимира Фёдоровича Жигулина (род. 1902) и Евгении Митрофановны Раевской (род. 1903), правнучки участника Отечественной войны 1812 года, поэта-декабриста Владимира Раевского.

Отец работал почтовым служащим и страдал открытой формой чахотки. Поэтому детьми (их кроме Анатолия в семье было ещё двое - младшие брат и сестра) занималась в основном мать. Она любила поэзию и часто читала детям стихи.

Мать умерла в 1999 году.

Подпольная организация и арест

В 1947 году Анатолий и несколько его друзей-одноклассников создали «Коммунистическую партию молодёжи» - подпольную организацию, целью которой молодые люди видели борьбу за возврат советского государства к «ленинским принципам». Также «в Программе КПМ содержался секретный пункт о возможности насильственного смещения И. В. Сталина и его окружения с занимаемых постов» (Жигулин 1989, с. 45). Вскоре организация насчитывала порядка 60 человек.

Даже тщательная конспирация не спасла участников КПМ от раскрытия их «заговора» и последующего преследования. Осенью 1949 года начались аресты членов организации. Всего было арестовано примерно 30 человек, то есть половина от общего числа членов КПМ. В числе арестованных оказался и Анатолий. Арестованных содержали в здании № 39, находящемся на улице Володарского.

24 июня 1950 года решением «Особого совещания» Жигулин был приговорён к 10 годам лагерей строгого режима.

В сентябре 1950 - августе 1951 годов отбывал наказание в Тайшете (Иркутская область), работал на лесоповале.

После этого был отправлен на Колыму, где провёл три каторжных года.

Освобождён в 1955 году по амнистии, в 1956 полностью реабилитирован.

На свободе. Путь в литературе

В 1960 году Жигулин окончил лесотехнический институт. За год до этого в Воронеже вышел первый сборник его стихов - «Огни моего города».

4 ноября 1961 года Жигулин знакомится с Александром Твардовским , который с января 1962 года публикует в «Новом мире» несколько подборок стихов поэта. А в 1963 году в свет выходит первый «московский» сборник стихов Жигулина - «Рельсы», который собрал множество положительных отзывов критики. В том же году Жигулин поступает на Высшие литературные курсы Союза писателей СССР. С этого времени он живёт и работает в Москве.

В 1964 году в Воронеже выходит в свет книга стихов поэта «Память», затем в Москве публикуются его сборники «Избранная лирика» («Молодая гвардия», 1965) и «Полярные цветы» («Советский писатель», 1966).

В последующие годы из печати регулярно выходят сборники стихов Жигулина - это «Прозрачные дни» (1970), «Соловецкая чайка», «Калина красная - калина чёрная» (оба 1979), «Жизнь, нечаянная радость» (1980), «В надежде вечной» (1983).

Лирика Жигулина рождается из его собственного душевного и жизненного опыта. Две темы варьируются в его творчестве: природа Средней России, Северо-Восточной Сибири и заключение в лагере. При этом он всегда избегает публицистичности. Даже в исполненных боли строках у него преобладает позитивный общий тон и постоянным остаётся стремление преодолевать выпавшие испытания судьбы. Он рассказывает с максимальной точностью о лично пережитом, последовательно развивая свои мысли. Жигулин пользуется в работе записными книжками, окончательные варианты его стихов, благодаря неоднократной переработке, приобретают законченность и цельность, когда нельзя заменить ни одного слова. Его поэзия убеждает простотой и ясностью языка, близостью к природе и нравственно-гуманистической позицией немало пережившего человека.

«Чёрные камни»

В 1988 году в 7 и 8 номерах журнала «Знамя» вышла в свет автобиографическая повесть Жигулина «Чёрные камни», вызвавшая большой общественный резонанс. В книге он рассказывал о своей семье, о детстве и юности, но подробнее всего - о подпольной организации «Коммунистическая партия молодёжи» (КПМ), действовавшей в Воронеже «один неполный год - с октября 1948-го по август 1949 года» (Жигулин 1989, с. 45), об аресте её участников и о жизни в заключении. Повествование иллюстрируется стихами самого Жигулина, написанными в те годы.

Последние годы

В июле 2000 года поэт закончил составление нового сборника - «Стихотворения», вышедшего небольшим тиражом уже после его смерти.

Умер Анатолий Жигулин в Москве на 71-м году жизни.

Издания

• Жигулин А. В. Костер-человек. - Воронеж: Воронежское книжное издательство, 1961. - 79 с.
• Жигулин А. В. Стихи. - M.: Молодая гвардия, 1965. - 32 с.
• Жигулин А. В. Полярные цветы. Стихи. - М.: Советский писатель, 1966. - 80 с.
• Жигулин А. В. Чистое поле. Стихи. - М.: Советская Россия, 1972. - 112 с.
• Жигулин А. В. Избранное. - М.: Худож. лит., 1981.
• Жигулин А. В. Воронеж. Родина. Любовь. Книга лирики. - Воронеж: Центр.-Черноземное кн. изд-во, 1982. - 350 с.
• Жигулин А. В. В надежде вечной. Стихи. - М.: Советский писатель, 1983. - 320 с.
• Жигулин А. В. Весеннее имя (стихи). - М.: Молодая гвардия, 1987. - 160 с.
• Жигулин А. В. Стихотворения. - М.: Худож. лит., 1987. - 414 с.
• Жигулин А. В. Белый лебедь. Стихи. - М.: Правда, 1988. - 32 с.
• Жигулин А. В. Летящие дни: Стихи. - М.: Советский писатель, 1989. - 416 с.
• Жигулин А. В. Черные камни. - М.: Кн. палата, 1989. - 240 с. ISBN 5-7000-0160-8

Память

• Библиотека семейного чтения № 9 в Воронеже носит имя Анатолия Жигулина.
• 2010 год в Воронеже объявлен годом Анатолия Владимировича Жигулина. Инициаторами стали управление культуры администрации Воронежа и литературная общественность. В этот год ему исполнилось бы 80 лет.

(1930-2000), русский поэт, прозаик. Родился 1 января 1930 года в Воронеже. Отец - выходец из крестьян, мать - из дворянской семьи Раевских. В 1949 году опубликовал первые стихи; вскоре был арестован по обвинению в принадлежности к анстисталинской подпольной Коммунистической партии молодежи и отбыл 10 лет заключения в Сибири. В 1954 году был освобожден, в 1956 году реабилитирован. Окончил Воронежский лесотехнический институт (1960).

После первой, "тоненькой и слабенькой", по словам самого Жигулина, книги стихов "Огни моего города", вышедшей в 1959 году в Воронеже, опубликовал стихотворные сборники "Костер-человек" (1961), "Рельсы" (1963), "Память" (1964), "Полярные цветы" (1966), отразившие суровые жизненные впечатления от работы на северных лесозаготовках и рудниках, от встреч с обездоленными людьми и разоренными деревнями. С середины 1960-х годов в русле традиции "крестьянской" поэзии (С.А.Есенина и др.) им создаются лирико-философские стихи Жигулина, вдохновленные среднерусской природой, ясные и сдержанные, проникнутые светлой печалью осознания быстротечности и хрупкости бытия (сборники "Прозрачные дни", 1970; "Чистое поле", "Свет предосенний", оба 1972; "Горящая береста", 1977; "Соловецкая чайка", "Калина красная - калина черная", оба 1979; "Жизнь, нечаянная радость", 1980; "В надежде вечной", 1983). "Левитановская" словесная живопись ("осока стылая в воде", "упрямо выживший побег", "поле седое") сочетается в поэзии Жигулина с есенински-клюевской темой ностальгической влюбленности в патриархальную деревню - истинную родину русского человека (стихотворения "О, Родина!", "В неярком блеске…", "Дорога в Плес", "Ах, как весело листья летят…"), но в то же время не отрицает органичности и примет нового времени, "звенящих косилок" и "стучащих тракторов".

Заметным событием в "лагерной" литературе первых лет перестройки стала автобиографическая повесть Анатолия Жигулина "Черные камни" (1988), предложившая подробный и спокойно-искренний, без налета сентиментальности или истерического надрыва, рассказ об истории "вины" юного Жигулина перед социалистическим государством, наказании за нее и долгом пути обретения истины, а также написанный в разные годы цикл стихов о пребывании на знаменитой "лагерной" реке Колыме "Сгоревшая тетрадь", включенный в сб. "Летящие дни" (1989). Жигулин занимался также стихотворными переводами, писал эссе.

Краткая биография этого литературного деятеля включает довольно много печальных и трагических событий, однако его литературное наследие достойно изучения и признания.

Семья поэта

Анатолий родился в январе 1930 года в селе Подгорное (Воронежская область). Его отцом был почтовый служащий по имени Владимир, выходец из крестьян. На протяжении длительного времени его мучила запущенная чахотка (открытая форма туберкулеза). По этой причине будущий поэт Анатолий Жигулин, как его брат и сестра, чаще общался с матерью Евгенией Митрофановной. Занимаясь своими тремя детьми и самостоятельно выполняя практически всю работу по дому, она находила время для того, чтобы петь песни, читать стихи и прививать детям любовь к поэзии.

Будучи образованной женщиной с дворянскими корнями, Евгения Митрофановна сумела воспитать в будущем поэте уважение к истине, любовь к Родине, а также научила понимать красоту, видеть разнообразие русского языка. Прадедом матери Анатолия был участник Отечественной войны 1812 года, поэт-декабрист (он был членом радикального крыла Рылеева).

Ранние годы

Когда Анатолию было семь лет, его семья перебралась в имение деда. В этом доме находилась сохранившаяся семейная библиотека. В ее составе числились весьма ценные фамильные альбомы, которые заполнялись несколькими поколениями Раевских. Однако в ходе Второй мировой войны, при бомбардировках, дом все же сгорел. Несмотря на то что все члены семьи выжили, их ждало расставание и тяготы войны.

Восемь месяцев Воронеж находился в пределах фронтовой зоны. Анатолий Жигулин, краткая биография которого описывает этот период как чрезвычайно тяжелый для всей семьи, был изнурен голодом, лишениями и был вынужден выживать в условиях полуразрушенного города. Под влиянием полученных впечатлений поэт позже напишет не одно стихотворение.

Жизнь при тоталитарном режиме

Взрослению Анатолия сопутствовал нарастающий сталинский террор. Под истребление или заточение в застенках ЧК попали члены другой ветви рода Раевских (ростовской). По этой причине Жигулин Анатолий долгое время не знал о своем дворянском происхождении и свободолюбивых предках. Несмотря на осторожность и скрытность родителей, мальчик выяснил правду, изучая славные деяния своих родственников по фамильным альбомам из домашней библиотеки.

Жигулин Анатолий Владимирович (краткая биография): юношество

Литературный талант у Анатолия проявился уже в период посещения старших классов школы. Начиная с написания школьных сочинений в стихотворной форме, к весне 1949 года Жигулин Анатолий набирает обороты и публикуется в газете. В то время ему было всего 19 лет, и по окончании школы юноша планировал учиться в лесотехническом институте. Выбор учебного заведения был сделан по нескольким причинам. В первую очередь Анатолию было необходимо оставаться дома и присматривать за младшими братом и сестрой. Во-вторых, юноше была не чужда любовь к технике и природе.

Начало подпольной деятельности

В это же время начинается активная политическая деятельность, которую развернул в рядах Коммунистической партии молодежи Анатолий Жигулин. Биография поэта включает его знакомство с основателем партии Борисом Батуевым.

Будучи сыном чиновника Воронежского обкома партии, Борис однажды испытал огромное потрясение при виде крестьян и колхозников, живших в сельской местности. Голод и невыносимые условия жизни этих людей совершенно не вписывались в ту картину мира, которую рисовали пропагандисты в городе. Решившись на самостоятельные поиски истины, Борис принялся за изучение истории революции и вместе с несколькими близкими друзьями понял, насколько был исковеркан и извращен ленинизм в руках Сталина. Создание КПМ в 1947 году стало первым шагом Бориса на пути к возвращению партии ленинского курса. Основным принципом их деятельности было использование мирных методов. Однако программа КПМ содержала секретный пункт, предусматривающий возможность устранения Сталина с применением насилия.

Жигулин Анатолий был в числе шестидесяти членов этой конспирированной организации, когда в 1949 году были произведены первые аресты участников движения. Несмотря на то что для привлечения новых членов использовалась многоступенчатая схема, студентов, еще недавно школьников, разоблачили.

Осуждение и каторга

На протяжении всех девяти месяцев, пока шел следственный процесс, арестованные подвергались многочисленным длительным допросам. Нередко они продолжались много часов и сопровождались насилием.

За решетку попали не все участники движения, меры конспирации защитили практически половину их партии, но остальные были строго наказаны за свои убеждения. Среди них был и Анатолий Жигулин, биография которого «украшена» приговором к десяти годам в лагерях строгого режима. За время, проведенное в камере до приговора суда, затем на территории тайшетского лагеря и на Колыме писатель и поэт собрал богатейший материал, послуживший основой для многих его произведений. Наиболее известна повесть «Черные камни», описывающая быт и переживания политического заключенного. Многие стихотворения также, так или иначе, повествуют о тех нелегких для Анатолия временах.

В период заключения Анатолий выполнял тяжелую работу на лесоповале и на каторге. Именно во время его пребывания на Колыме завершилась «Сучья война» и умер Сталин.

Освобождение и литературная деятельность

К счастью, Жигулин Анатолий не остался в заключении на десять лет - спустя четыре года после ареста он был освобожден по условиям амнистии, а еще через два года полностью реабилитирован.

Анатолий возвращается к прерванному обучению и к 1960 году заканчивает лесотехнический институт. Параллельно с учебой ему удается издать в Воронеже небольшой сборник стихотворений, который назывался «Огни моего города» (1956 г.). Следующая книга увидела свет в Москве в 1963 году, она носила название «Рельсы» и также включала исключительно поэзию. Тогда же Анатолий стал слушателем Высших литературных курсов и впоследствии навсегда поселился в Москве.

Через год, в 1964 году, в Воронеже небольшим тиражом (три тысячи экземпляров) снова выходит книга стихотворений, которые написал Анатолий Жигулин. Краткая биография для детей описывает это издание как чрезвычайно успешное, так как оно было с восторгом встречено публикой и прессой.

Заслуженная популярность

В ходе своей литературной деятельности поэт нередко общался с выдающимися деятелями того времени. Значительное влияние на его творчество оказало знакомство с поэтом А. Твардовским в 1961 году. Вместе с произведениями Кольцова, Есенина и Клюева оно сыграло важную роль в формировании поэтического языка и литературного стиля Жигулина.

На протяжении нескольких лет Твардовский помогает молодому Анатолию в публикации поэтических сборников и прилагает немалые усилия для популяризации его книг.

В этот период увидели свет такие книги стихов в Воронеже и Москве, как «Память», «Избранная лирика», «Полярные цветы». Находясь на пике популярности, поэт выпускает один сборник за другим, а в конце 1980-х вышел цикл стихотворений, названный поэтом «Сгоревшей тетрадью».

Став известным, поэт вступает в Союз писателей СССР, а им. Горького в Москве на протяжении многих лет доверял ему вести поэтические семинары.

Особенности личности Анатолия Жигулина

Жизнь в лагерях оставила в душе доброго от природы поэта неизгладимый след. Эмоциональные травмы не превратили его в циника, однако повлияли на душевное равновесие. Живя вне лагерных стен, Анатолий Жигулин (биография для детей говорит об этом только вскользь) вынужден был лечиться в психиатрических заведениях.

Печать политического заключенного легла также на многие произведения поэта. В некоторых стихотворениях Анатолий детально описывает несправедливость и ужасы своего заточения. Анатолий Жигулин, фото которого расположено выше, не только не пытался избегать лагерной темы, но и настаивал на ее развитии. По его твердому убеждению, искренний рассказ обо всем увиденном и испытанном был его главной задачей. Позиция поэта была настолько тверда, что он не признавал компромиссов даже в застойные времена.

Автобиографическая повесть «Черные камни»

Это произведение стало описанием истории жизни Анатолия Жигулина. Оно было опубликовано в 1988 году в журнале «Знамя» и получило большую популярность, вызвав немалый резонанс в обществе.

В книге поэт рассказал о своих детских и юношеских годах, а также о членах семьи и друзьях. В центре сюжета история создания Коммунистической партии молодежи, ее непродолжительная политическая деятельность, идеи и устремления участников движения и их трагические судьбы.

Без излишнего преувеличения или намеренного сгущения красок Жигулин описывает период своего заключения, каторжные работы и долгожданное освобождение. Повесть дополнена стихотворениями поэта, которые были написаны в тот период.

Заключение

Несмотря на нелегкую судьбу поэта и острую тематику большинства произведений, существует огромное количество прекрасных лирических стихотворений, которые написал Анатолий Владимирович Жигулин. Биография для детей сравнивает любовную лирику Жигулина с произведениями Есенина, так как она обладает такой же меланхолической прелестью. Несколько чудесных стихотворений были превращены в романтические песни, ставшие довольно известными.

Поэт ушел из жизни в 70 лет. Это случилось в ставшей ему родной Москве 6 августа 2000 года. За месяц до смерти Анатолий Жигулин закончил составлять очередной, как оказалось, последний, сборник «Стихотворения». Эта книга увидела свет совсем небольшим тиражом, когда поэта уже не стало.

Наследие поэта

В память о жизни и творчестве поэта его именем названа библиотека №9 в Воронеже, а на стене его дома размещена мемориальная плита. Кроме того, в честь Анатолия Жигулина 2010 год в его родном городе был посвящен поэту. Это мероприятие было инициировано управлением культуры администрации города, а также представителями литературной общественности.