Значение слова исократ. Исократ - биография, информация, личная жизнь

Царю Филиппу , тирану Дионисию и т. п. Судебные речи, числом 6 (XVI-XXI), относятся к первой поре деятельности Исократа ( -) и составлены для произнесения на суде одной из сторон, если только это не школьные образцы, сочиненные учителем в руководство ученикам по поводу действительных или даже вымышленных процессов: по крайней мере, Исократ в более поздние годы настойчиво отвергал всякую прикосновенность свою к судебному красноречию и о составителях подобных речей говорил с явным пренебрежением (XV, §§ 24-41). Изобилуя общими местами и софистическими измышлениями, не выдаваясь в стилистическом отношении, судебные речи Исократа содержат в себе некоторые бытовые черты и намеки на исторические события, особенно на тиранию тридцати и следовавшие за её падением перемены.

Славу и богатство доставила Исократу преподавательская деятельность, сначала на Хиосе , потом в Афинах , а также составление сочинений наставительно-политических. В «Панафинейской» речи (XII), в речи «Против софистов» (XIII) и в «Обмене состояниями» (XV) имеются некоторые автобиографические известия; здесь же преподаны правила декламации его речей (XV, 10-12). Из так называемых речей только немногие (IV, VI, VII, VIII, XII, XV) заслуживают это название; все прочие - или обращения к царям и правителям с наставлениями и похвалой, или упражнения в модном тогда стиле софистов.

Самая ранняя и вместе замечательнейшая из речей Исократа, «Панегирик», стоила автору 10 лет труда ( -); наиболее поздняя, «Панафинейская» речь, начата им на 94 и кончена на 97 году жизни; обе речи названы так от праздников, к которым приурочивал автор их произнесение. На самом деле сочинения Исократа назначались для чтения дома или в кружке друзей и ни одно из них не произносилось ни в суде, ни в народном собрании. До конца дней своих, однако, Исократ стремился направлять события к определенной цели посредством воззваний к народам и царям и никак не мог понять, почему никто не пользуется его уроками в политике. Зато в роли мастера и учителя литературной прозы Исократ не имел соперников; слава его привлекала в его школу многочисленных учеников из разных мест европейской и азиатской частей Эллады .

Цицерон сравнивал дом Исократа с гимназией и с открытой для всей Эллады мастерской; школу его он называл троянским конём , из которого толпой вышли герои, ученики; число слушателей Исократа доходило, по словам его биографа, до ста. Из его школы вышли историки Ефор , Феопомп , Андротион , ораторы Ликург , Леодамант и др. Подобно софистам, Исократ учил за деньги, получая до 2 5 0 р. с. с ученика за курс; получал он иногда деньги и за свои сочинения - напр. за панегирик Евагору , саламинскому царю на Кипре , около 30000 р. сер.

Ученикам частью преподавались правила построения речи, начиная с подбора отдельных слов и кончая образованием длинных периодов, частью читались, с комментариями, собственные сочинения учителя. Об одном и том же предмете говорить на разные лады, подновлять старое, новому придавать печать старины, великое уничтожать, ничтожное превозносить - таково, по словам Исократа, назначение речи (IV, 8); то же говорили софисты, когда учили неправое дело сделать правым, и наоборот.

Период увлечения чудесной силой слова ознаменовался быстрыми успехами в разработке грамматики, в выяснении различных стилей и т. п. Усилиями Исократа завершено было развитие аттической прозы и приспособление её для разнообразнейших видов литературы не одних афинян, но и всех эллинов. Влияние Исократа перешло в Рим , отразившись на цицероновской прозе, а через последнюю проникло в книжную речь новых народов. Не обращаясь за украшениями к поэтической речи, избегая всего вычурного и напыщенного, И. довольствовался в своих уроках риторики и в составлении образцовых произведений теми средствами языка, какие были для всех доступны в живой речи современных ему афинян. Образцы предложений Аристотель в своей «Риторике» заимствует из Исократа. Периодическая речь, гармоническая, тщательно отделанная в своих составных частях, была впервые создана Исократом и преподана многочисленным его ученикам. На афинян, в высшей степени чувствительных к красотам слова, да и на прочих эллинов подобные сочинения производили чарующее впечатление (XII, 2; XV, 38-40).

Но слава ритора не удовлетворяла Исократа; он желал учить современные поколения «не только красноречию, но и добродетели», то есть морали и политике. Ему казалось, что только незвучный голос и робость перед толпой мешала ему играть роль вдохновителя народов и царей (XII, 9. 10). На самом деле больше, нежели голоса, недоставало Исократу. Ему не хватало ясного видения людей и событий, силы воли и решимости, страстного увлечения идеей и неутомимого изыскания живой действительности в её сокровенных мотивах и причинах - тех именно качеств, которые обеспечивали великим ораторам греческим и римским успех в многолюднейших собраниях. Вместо фактов, приуроченных к данному месту и времени, вместо неотразимых заключений из фактов Исократ обыкновенно предлагает своим читателям несколько общих положений о желательном порядке вещей и облекает эти мысли в изящную форму многоречивых советов в том убеждении, что народы или цари только дожидались благонамеренных указаний ритора и готовы согласовывать с ними свои поступки.

В совершеннейшем из своих сочинений, «Панегирике», изданном после Анталкидова мира (), Исократ советует эллинам прекратить раздирающие их распри и войны и соединённые силы Эллады направить на общего врага, царя персов , с предоставлением морской гегемонии афинянам, а сухопутной - спартанцам . Предлагая повторить старый, много раз не удававшийся опыт, Исократ в то же время перечислением заслуг Афин перед эллинами только раздражал лакедемонян и затруднял полюбовное соглашение между двумя государствами. С этого времени Исократ не переставал проповедовать мир в среде эллинов, борьбу эллинов против персов и завоевание Востока, где могли бы поселиться многие нуждающиеся эллины (XII, 11 сл., 74-76, 119-1 2 1 и др.).

В умиротворителя Эллады и национального вождя эллинов Исократ пытался обратить то царя спартанского Архидама , то сиракузского тирана Дионисия Старшего , то царя македонян Филиппа. В 346 до н. э. , когда Филипп владел уже многими городами Фракии , разрушил Олинфский союз , держал в своих руках Фермопилы и разорил Фокиду , Исократ приветствовал в беспощадном завоевателе благородного рыцаря, которому оставалось только опровергнуть клеветы афинских демагогов и стяжать себе вечную славу покорением Востока для свободных эллинов. Та же наивная вера в Филиппа проходит через всю «Панафинейскую» речь, выпущенную в свет в 339 г . Года за три до этого Исократ убеждал Филиппа беречь свою жизнь, столь необходимую для славы Эллады.

Сохранился рассказ, будто Исократ не перенес роковой вести о поражении союзных эллинских сил при Херонее и уморил себя голодом; но на самом деле Исократ оставался до конца верным своему самоослеплению. Ко времени после Херонейской битвы относится письмо Исократа к Филиппу, в котором ритор с радостью оповещает, что теперь, когда умиротворение эллинов наступило само собой, царю легко исполнить заветную мечту своего советника.

Исократ был ритор, бедный оригинальными идеями, мечтатель без точных сведений о положении вещей. Несравненный мастер формы, он был лишен энергии, энтузиазма и творчества мысли. Историческая роль его сводится, помимо выработки общеэллинского литературного языка, к распространению раньше приобретенных понятий, гуманных и цивилизующих, далеко за пределы Афин; многочисленные ученики и читатели Исократа тем легче усваивали эти понятия, чем меньше изложение их носило на себе печать сильной, оригинальной личности.

Напишите отзыв о статье "Исократ"

Литература

Тексты и переводы

  • В «Loeb classical library » речи изданы в 3 томах (№ 209, 229, 373).
  • В серии «Collection Budé » сочинения . . в 4 томах.

Русские переводы:

  • Исократа афинейского оратора и философа политические речи о должностях как всякого человека, в рассуждении приватного и гражданского состояния, так и царствующих особ о благополучном управлении государства…; и что монархический образ правления есть превосходнейший из всех других политических форм, и к благосостоянию человеческого рода есть самый удобнейший. / Пер. с эллино-греч. И. Дмитревского. СПб., 1789. 219 стр.
    • 2-е изд., испр. / Вновь же переведены, уяснены и примеч. пополнены М. Дмитревским. М., 1836. 2+100 стр.
  • Панигирик. / Пер. А. Замятина. Смоленск, 1883. 45 стр.
  • Наставление Демонику. Речь о значении ареопага. / Пер. М. Н. Гурьева. СПб., 1883. 44 стр.
  • Исократ . Торжественное похвальное слово. / Пер. Н. Коренькова. Калуга, 1891. 76 стр.
  • Полный перевод : Исократ. Речи. Письма. / Пер. Ю. В. Андреева, В. Г. Боруховича, М. Н. Ботвинника, Л. М. Глускиной, А. И. Зайцева , Н. Н. Залесского, К. М. Колобовой, Е. А. Миллиор, Т. В. Прушакевич, Э. Д. Фролова, И. А. Шишовой. // Вестник древней истории . 1965. № 3 - 1969. № 2.
  • Исократ . Панегирик. / Пер. Э. Юнца. // Ораторы Греции. М., 1985. С. 39-64.

Исследования

  • Миллер Т. А. Письма Платона и Исократа. // Античная эпистолография: Очерки. М.: Наука. 1967. (о письмах Исократа на с. 47-58)
  • Россиус А. А. Полемика Исократа с Академией Платона // Вестник древней истории. 1987. № 2. С.93-102.
  • Миллер Т. Б. От поэзии к прозе (риторическая проза Горгия и Исократа) // Античная поэтика. Риторическая теория и литературная практика. М.: Наука, 1991. С. 60-105.
  • Меланченко И.В. 2001: . . : Авт. дисс… к.и.н. М.

Ссылки

  • . .
  • в библиотеке Максима Мошкова
  • Исократ. . сайт ancientrome.ru. Проверено 6 апреля 2012. .

Отрывок, характеризующий Исократ

Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.

Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.

Речи Исократа

Из 28 его речей дошло до нас 21, а также 9 писем к нескольким историческим личностям: македонскому царю Филиппу , тирану Дионисию и т. п. Судебные речи, числом 8 (XVI-XXI), относятся к первой поре деятельности Исократа (402-390 годы до н. э.) и составлены для произнесения на суде одной из сторон, если только это не школьные образцы, сочинённые учителем в руководство ученикам по поводу действительных или даже вымышленных процессов: по крайней мере, Исократ в более поздние годы настойчиво отвергал свою причастность к судебному красноречию и о составителях подобных речей говорил с явным пренебрежением (XV, §§ 24-41). Изобилуя общими местами и софистическими измышлениями, не выдаваясь в стилистическом отношении, судебные речи Исократа содержат в себе некоторые бытовые черты и намёки на исторические события, особенно на тиранию тридцати и следовавшие за её падением перемены.

Славу и богатство доставила Исократу преподавательская деятельность, сначала на Хиосе , потом в Афинах , а также составление сочинений наставительно-политических. В «Панафинейской» речи (XII), в речи «Против софистов» (XIII) и в «Обмене состояниями» (XV) имеются некоторые автобиографические известия; здесь же преподаны правила декламации его речей (XV, 10-12). Из так называемых речей только немногие (IV, VI, VII, VIII, XII, XV) заслуживают это название; все прочие - или обращения к царям и правителям с наставлениями и похвалой, или упражнения в модном тогда стиле софистов.

Самая ранняя и вместе замечательнейшая из речей Исократа, «Панегирик», стоила автору 10 лет труда (390-380 годы до н. э.); наиболее поздняя, «Панафинейская» речь, начата им на 94 и кончена на 97 году жизни; обе речи названы так от праздников, к которым приурочивал автор их произнесение. На самом деле сочинения Исократа назначались для чтения дома или в кружке друзей и ни одно из них не произносилось ни в суде, ни в народном собрании. До конца дней своих, однако, Исократ стремился направлять события к определённой цели посредством воззваний к народам и царям и никак не мог понять, почему никто не пользуется его уроками в политике. Зато в роли мастера и учителя литературной прозы Исократ не имел соперников; слава его привлекала в его школу многочисленных учеников из разных мест европейской и азиатской частей Эллады .

Цицерон сравнивал дом Исократа с гимназией и с открытой для всей Эллады мастерской; школу его он называл троянским конём , из которого толпой вышли герои, ученики; число слушателей Исократа доходило, по словам его биографа, до ста. Из его школы вышли историки Ефор , Феопомп , Андротион , ораторы Ликург , Леодамант и др. Подобно софистам, Исократ учил за деньги.

Ученикам частью преподавались правила построения речи, начиная с подбора отдельных слов и кончая образованием длинных периодов, частью читались, с комментариями, собственные сочинения учителя. Об одном и том же предмете говорить на разные лады, подновлять старое, новому придавать печать старины, великое уничтожать, ничтожное превозносить - таково, по словам Исократа, назначение речи (IV, 8); то же говорили софисты, когда учили неправое дело сделать правым, и наоборот.

Период увлечения чудесной силой слова ознаменовался быстрыми успехами в разработке грамматики, в выяснении различных стилей и т. п. Усилиями Исократа завершено было развитие аттической прозы и приспособление её для разнообразнейших видов литературы не одних афинян, но и всех эллинов. Влияние Исократа перешло в Рим , отразившись на цицероновской прозе, а через последнюю проникло в книжную речь новых народов. Не обращаясь за украшениями к поэтической речи, избегая всего вычурного и напыщенного, И. довольствовался в своих уроках риторики и в составлении образцовых произведений теми средствами языка, какие были для всех доступны в живой речи современных ему афинян. Образцы предложений Аристотель в своей «Риторике» заимствует из Исократа. Периодическая речь, гармоническая, тщательно отделанная в своих составных частях, была впервые создана Исократом и преподана многочисленным его ученикам. На афинян, в высшей степени чувствительных к красотам слова, да и на прочих эллинов подобные сочинения производили чарующее впечатление (XII, 2; XV, 38-40).

Но слава ритора не удовлетворяла Исократа; он желал учить современные поколения «не только красноречию, но и добродетели», то есть морали и политике. Ему казалось, что только незвучный голос и робость перед толпой мешала ему играть роль вдохновителя народов и царей (XII, 9. 10). На самом деле больше, нежели голоса, недоставало Исократу. Ему не хватало ясного видения людей и событий, силы воли и решимости, страстного увлечения идеей и неутомимого изыскания живой действительности в её сокровенных мотивах и причинах - тех именно качеств, которые обеспечивали великим ораторам греческим и римским успех в многолюднейших собраниях. Вместо фактов, приуроченных к данному месту и времени, вместо неотразимых заключений из фактов Исократ обыкновенно предлагает своим читателям несколько общих положений о желательном порядке вещей и облекает эти мысли в изящную форму многоречивых советов в том убеждении, что народы или цари только дожидались благонамеренных указаний ритора и готовы согласовывать с ними свои поступки.

В совершеннейшем из своих сочинений, «Панегирике», изданном после Анталкидова мира (387 год до н. э.), Исократ советует эллинам прекратить раздирающие их распри и войны и соединённые силы Эллады направить на общего врага, царя персов , с предоставлением морской гегемонии афинянам, а сухопутной - спартанцам . Предлагая повторить старый, много раз не удававшийся опыт, Исократ в то же время перечислением заслуг Афин перед эллинами только раздражал лакедемонян и затруднял полюбовное соглашение между двумя государствами. С этого времени Исократ не переставал проповедовать мир в среде эллинов, борьбу эллинов против персов и завоевание Востока, где могли бы поселиться многие нуждающиеся эллины (XII, 11 сл., 74-76, 119-1 2 1 и др.).

В умиротворителя Эллады и национального вождя эллинов Исократ пытался обратить то царя спартанского Архидама , то сиракузского тирана Дионисия Старшего , то царя македонян Филиппа. В 346 году до н. э., когда Филипп владел уже многими городами Фракии , разрушил Олинфский союз , держал в своих руках Фермопилы и разорил Фокиду , Исократ приветствовал в беспощадном завоевателе благородного рыцаря, которому оставалось только опровергнуть клеветы афинских демагогов и стяжать себе вечную славу покорением Востока для свободных эллинов. Та же наивная вера в Филиппа проходит через всю «Панафинейскую» речь, выпущенную в свет в 339 году. Года за три до этого Исократ убеждал Филиппа беречь свою жизнь, столь необходимую для славы Эллады.

Сохранился рассказ, будто Исократ не перенёс роковой вести о поражении союзных эллинских сил при Херонее и уморил себя голодом; но на самом деле Исократ оставался до конца верным своему самоослеплению. Ко времени после Херонейской битвы относится письмо Исократа к Филиппу, в котором ритор с радостью оповещает, что теперь, когда умиротворение эллинов наступило само собой, царю легко исполнить заветную мечту своего советника.

Исократ был ритор, бедный оригинальными идеями, мечтатель без точных сведений о положении вещей. Несравненный мастер формы, он был лишен энергии, энтузиазма и творчества мысли. Историческая роль его сводится, помимо выработки общеэллинского литературного языка, к распространению раньше приобретённых понятий, гуманных и цивилизующих, далеко за пределы Афин; многочисленные ученики и читатели Исократа тем легче усваивали эти понятия, чем меньше изложение их носило на себе печать сильной, оригинальной личности.

Примечания

Тексты и переводы

  • В «Loeb classical library » речи изданы в 3 томах (№ 209, 229, 373).
  • В серии «Collection Budé » сочинения изданы (неопр.) . Архивировано 28 ноября 2012 года. в 4 томах.

Ученик Горгия и других софистов .

Из 28 его речей дошло до нас 21, а также 9 писем к нескольким историческим личностям: македонскому царю Филиппу , тирану Дионисию и т. п. Судебные речи, числом 6 (XVI-XXI), относятся к первой поре деятельности Исократа ( -) и составлены для произнесения на суде одной из сторон, если только это не школьные образцы, сочиненные учителем в руководство ученикам по поводу действительных или даже вымышленных процессов: по крайней мере, Исократ в более поздние годы настойчиво отвергал всякую прикосновенность свою к судебному красноречию и о составителях подобных речей говорил с явным пренебрежением (XV, §§ 24-41). Изобилуя общими местами и софистическими измышлениями, не выдаваясь в стилистическом отношении, судебные речи Исократа содержат в себе некоторые бытовые черты и намеки на исторические события, особенно на тиранию тридцати и следовавшие за падением её перемены.

Славу и богатство доставила Исократу преподавательская деятельность, сначала на Хиосе , потом в Афинах , а также составление сочинений наставительно-политических. В «Панафинейской» речи (XII), в речи «Против софистов» (XIII) и в «Обмене состояниями» (XV) имеются некоторые автобиографические известия; здесь же преподаны правила декламации его речей (XV, 10-12). Из так называемых речей только немногие (IV, VI, VII, VIII, XII, XV) заслуживают это название; все прочие - или обращения к царям и правителям с наставлениями и похвалой, или упражнения в модном тогда стиле софистов.

Самая ранняя и вместе замечательнейшая из речей Исократа, «Панегирик», стоила автору 10 лет труда ( -); наиболее поздняя, «Панафинейская» речь, начата им на 94 и кончена на 97 году жизни; обе речи названы так от праздников, к которым приурочивал автор их произнесение. На самом деле сочинения Исократа назначались для чтения дома или в кружке друзей и ни одно из них не произносилось ни в суде, ни в народном собрании. До конца дней своих, однако, Исократ стремился направлять события к определенной цели посредством воззваний к народам и царям и никак не мог понять, почему никто не пользуется его уроками в политике. Зато в роли мастера и учителя литературной прозы Исократ не имел соперников; слава его привлекала в его школу многочисленных учеников из разных мест европейской и азиатской частей Эллады .

Цицерон сравнивал дом Исократа с гимназией и с открытой для всей Эллады мастерской; школу его он называл троянским конем , из которого толпой вышли герои, ученики; число слушателей Исократа доходило, по словам его биографа, до ста. Из его школы вышли историки Ефор, Феопомп, Андротион, ораторы Ликург , Леодамант и др. Подобно софистам, Исократ учил за деньги, получая до 2 5 0 р. с. с ученика за курс; получал он иногда деньги и за свои сочинения - напр. за панегирик Евагору , саламинскому царю на Кипре , около 30000 р. сер.

Ученикам частью преподавались правила построения речи, начиная с подбора отдельных слов и кончая образованием длинных периодов, частью читались, с комментариями, собственные сочинения учителя. Об одном и том же предмете говорить на разные лады, подновлять старое, новому придавать печать старины, великое уничтожать, ничтожное превозносить - таково, по словам Исократа, назначение речи (IV, 8); то же говорили софисты, когда учили неправое дело сделать правым, и наоборот.

Период увлечения чудесной силой слова ознаменовался быстрыми успехами в разработке грамматики, в выяснении различных стилей и т. п. Усилиями Исократа завершено было развитие аттической прозы и приспособление её для разнообразнейших видов литературы не одних афинян, но и всех эллинов. Влияние Исократа перешло в Рим , отразившись на цицероновской прозе, а через последнюю проникло в книжную речь новых народов. Не обращаясь за украшениями к поэтической речи, избегая всего вычурного и напыщенного, И. довольствовался в своих уроках риторики и в составлении образцовых произведений теми средствами языка, какие были для всех доступны в живой речи современных ему афинян. Образцы предложений Аристотель в своей «Риторике» заимствует из Исократа. Периодическая речь, гармоническая, тщательно отделанная в своих составных частях, была впервые создана Исократом и преподана многочисленным его ученикам. На афинян, в высшей степени чувствительных к красотам слова, да и на прочих эллинов подобные сочинения производили чарующее впечатление (XII, 2; XV, 38-40).

Но слава ритора не удовлетворяла Исократа; он желал учить современные поколения «не только красноречию, но и добродетели», то есть морали и политике. Ему казалось, что только незвучный голос и робость перед толпой мешала ему играть роль вдохновителя народов и царей (XII, 9. 10). На самом деле больше, нежели голоса, недоставало Исократу. Ему не хватало ясного видения людей и событий, силы воли и решимости, страстного увлечения идеей и неутомимого изыскания живой действительности в её сокровенных мотивах и причинах - тех именно качеств, которые обеспечивали великим ораторам греческим и римским успех в многолюднейших собраниях. Вместо фактов, приуроченных к данному месту и времени, вместо неотразимых заключений из фактов Исократ обыкновенно предлагает своим читателям несколько общих положений о желательном порядке вещей и облекает эти мысли в изящную форму многоречивых советов в том убеждении, что народы или цари только дожидались благонамеренных указаний ритора и готовы согласовывать с ними свои поступки.

В совершеннейшем из своих сочинений, «Панегирике», изданном после Анталкидова мира (), Исократ советует эллинам прекратить раздирающие их распри и войны и соединённые силы Эллады направить на общего врага, царя персов , с предоставлением морской гегемонии афинянам, а сухопутной - спартанцам . Предлагая повторить старый, много раз не удававшийся опыт, Исократ в то же время перечислением заслуг Афин перед эллинами только раздражал лакедемонян и затруднял полюбовное соглашение между двумя государствами. С этого времени Исократ не переставал проповедовать мир в среде эллинов, борьбу эллинов против персов и завоевание Востока, где могли бы поселиться многие нуждающиеся эллины (XII, 11 сл., 74-76, 119-1 2 1 и др.).

В умиротворителя Эллады и национального вождя эллинов Исократ пытался обратить то царя спартанского Архидама , то сиракузского тирана Дионисия Старшего , то царя македонян Филиппа. В 346 до н. э. , когда Филипп владел уже многими городами Фракии , разрушил Олинфский союз, держал в своих руках Фермопилы и разорил Фокиду , Исократ приветствовал в беспощадном завоевателе благородного рыцаря, которому оставалось только опровергнуть клеветы афинских демагогов и стяжать себе вечную славу покорением Востока для свободных эллинов. Та же наивная вера в Филиппа проходит через всю «Панафенейскую» речь, выпущенную в свет в 339 г . Года за три до этого Исократ убеждал Филиппа беречь свою жизнь, столь необходимую для славы Эллады.

Сохранился рассказ, будто Искорат не перенес роковой вести о поражении союзных эллинских сил при Херонее и уморил себя голодом; но на самом деле Исократ оставался до конца верным своему самоослеплению. Ко времени после Херонейской битвы относится письмо Исократа к Филиппу, в котором ритор с радостью оповещает, что теперь, когда умиротворение эллинов наступило само собой, царю легко исполнить заветную мечту своего советника.

Литература

  • Россиус А. А. Полемика Исократа с Академией Платона // Вестник древней истории. 1987. № 2. С.93-102.
  • Миллер Т. Б. От поэзии к прозе (риторическая проза Горгия и Исократа)// Античная поэтика. Риторическая теория и литературная практика. М.: Наука,1991. С.60-105.

Исократ (греч. Έισοκράτης). 436 до н. э., Афины - 338 до н. э., Афины. Знаменитый афинский ритор, сын Феодора, ученик Горгия и других софистов.

Из 28 его речей дошло до нас 21, а также 9 писем к нескольким историческим личностям: македонскому царю Филиппу, тирану Дионисию и т. п. Судебные речи, числом 6 (XVI-XXI), относятся к первой поре деятельности Исократа (402-390) и составлены для произнесения на суде одной из сторон, если только это не школьные образцы, сочиненные учителем в руководство ученикам по поводу действительных или даже вымышленных процессов: по крайней мере, Исократ в более поздние годы настойчиво отвергал всякую прикосновенность свою к судебному красноречию и о составителях подобных речей говорил с явным пренебрежением (XV, §§ 24-41). Изобилуя общими местами и софистическими измышлениями, не выдаваясь в стилистическом отношении, судебные речи Исократа содержат в себе некоторые бытовые черты и намеки на исторические события, особенно на тиранию тридцати и следовавшие за её падением перемены.

Славу и богатство доставила Исократу преподавательская деятельность, сначала на Хиосе, потом в Афинах, а также составление сочинений наставительно-политических. В «Панафинейской» речи (XII), в речи «Против софистов» (XIII) и в «Обмене состояниями» (XV) имеются некоторые автобиографические известия; здесь же преподаны правила декламации его речей (XV, 10-12). Из так называемых речей только немногие (IV, VI, VII, VIII, XII, XV) заслуживают это название; все прочие - или обращения к царям и правителям с наставлениями и похвалой, или упражнения в модном тогда стиле софистов.

Самая ранняя и вместе замечательнейшая из речей Исократа, «Панегирик», стоила автору 10 лет труда (390-380); наиболее поздняя, «Панафинейская» речь, начата им на 94 и кончена на 97 году жизни; обе речи названы так от праздников, к которым приурочивал автор их произнесение. На самом деле сочинения Исократа назначались для чтения дома или в кружке друзей и ни одно из них не произносилось ни в суде, ни в народном собрании. До конца дней своих, однако, Исократ стремился направлять события к определенной цели посредством воззваний к народам и царям и никак не мог понять, почему никто не пользуется его уроками в политике. Зато в роли мастера и учителя литературной прозы Исократ не имел соперников; слава его привлекала в его школу многочисленных учеников из разных мест европейской и азиатской частей Эллады.

Сравнивал дом Исократа с гимназией и с открытой для всей Эллады мастерской; школу его он называл троянским конем, из которого толпой вышли герои, ученики; число слушателей Исократа доходило, по словам его биографа, до ста. Из его школы вышли историки Ефор, Феопомп, Андротион, ораторы Ликург, Леодамант и др. Подобно софистам, Исократ учил за деньги, получая до 2 5 0 р. с. с ученика за курс; получал он иногда деньги и за свои сочинения - напр. за панегирик Евагору, саламинскому царю на Кипре, около 30000 р. сер.

Ученикам частью преподавались правила построения речи, начиная с подбора отдельных слов и кончая образованием длинных периодов, частью читались, с комментариями, собственные сочинения учителя. Об одном и том же предмете говорить на разные лады, подновлять старое, новому придавать печать старины, великое уничтожать, ничтожное превозносить - таково, по словам Исократа, назначение речи (IV, 8); то же говорили софисты, когда учили неправое дело сделать правым, и наоборот.

Период увлечения чудесной силой слова ознаменовался быстрыми успехами в разработке грамматики, в выяснении различных стилей и т. п. Усилиями Исократа завершено было развитие аттической прозы и приспособление её для разнообразнейших видов литературы не одних афинян, но и всех эллинов. Влияние Исократа перешло в Рим, отразившись на цицероновской прозе, а через последнюю проникло в книжную речь новых народов. Не обращаясь за украшениями к поэтической речи, избегая всего вычурного и напыщенного, И. довольствовался в своих уроках риторики и в составлении образцовых произведений теми средствами языка, какие были для всех доступны в живой речи современных ему афинян. Образцы предложений Аристотель в своей «Риторике» заимствует из Исократа. Периодическая речь, гармоническая, тщательно отделанная в своих составных частях, была впервые создана Исократом и преподана многочисленным его ученикам. На афинян, в высшей степени чувствительных к красотам слова, да и на прочих эллинов подобные сочинения производили чарующее впечатление (XII, 2; XV, 38-40).

Но слава ритора не удовлетворяла Исократа; он желал учить современные поколения «не только красноречию, но и добродетели», то есть морали и политике. Ему казалось, что только незвучный голос и робость перед толпой мешала ему играть роль вдохновителя народов и царей (XII, 9. 10). На самом деле больше, нежели голоса, недоставало Исократу. Ему не хватало ясного видения людей и событий, силы воли и решимости, страстного увлечения идеей и неутомимого изыскания живой действительности в её сокровенных мотивах и причинах - тех именно качеств, которые обеспечивали великим ораторам греческим и римским успех в многолюднейших собраниях. Вместо фактов, приуроченных к данному месту и времени, вместо неотразимых заключений из фактов Исократ обыкновенно предлагает своим читателям несколько общих положений о желательном порядке вещей и облекает эти мысли в изящную форму многоречивых советов в том убеждении, что народы или цари только дожидались благонамеренных указаний ритора и готовы согласовывать с ними свои поступки.

В совершеннейшем из своих сочинений, «Панегирике», изданном после Анталкидова мира (387), Исократ советует эллинам прекратить раздирающие их распри и войны и соединённые силы Эллады направить на общего врага, царя персов, с предоставлением морской гегемонии афинянам, а сухопутной - спартанцам. Предлагая повторить старый, много раз не удававшийся опыт, Исократ в то же время перечислением заслуг Афин перед эллинами только раздражал лакедемонян и затруднял полюбовное соглашение между двумя государствами. С этого времени Исократ не переставал проповедовать мир в среде эллинов, борьбу эллинов против персов и завоевание Востока, где могли бы поселиться многие нуждающиеся эллины (XII, 11 сл., 74-76, 119-1 2 1 и др.).

В умиротворителя Эллады и национального вождя эллинов Исократ пытался обратить то царя спартанского Архидама, то сиракузского тирана Дионисия Старшего, то царя македонян Филиппа. В 346 до н. э., когда Филипп владел уже многими городами Фракии, разрушил Олинфский союз, держал в своих руках Фермопилы и разорил Фокиду, Исократ приветствовал в беспощадном завоевателе благородного рыцаря, которому оставалось только опровергнуть клеветы афинских демагогов и стяжать себе вечную славу покорением Востока для свободных эллинов. Та же наивная вера в Филиппа проходит через всю «Панафинейскую» речь, выпущенную в свет в 339 г. Года за три до этого Исократ убеждал Филиппа беречь свою жизнь, столь необходимую для славы Эллады.

Сохранился рассказ, будто Исократ не перенес роковой вести о поражении союзных эллинских сил при Херонее и уморил себя голодом; но на самом деле Исократ оставался до конца верным своему самоослеплению. Ко времени после Херонейской битвы относится письмо Исократа к Филиппу, в котором ритор с радостью оповещает, что теперь, когда умиротворение эллинов наступило само собой, царю легко исполнить заветную мечту своего советника.

Исократ был ритор, бедный оригинальными идеями, мечтатель без точных сведений о положении вещей. Несравненный мастер формы, он был лишен энергии, энтузиазма и творчества мысли. Историческая роль его сводится, помимо выработки общеэллинского литературного языка, к распространению раньше приобретенных понятий, гуманных и цивилизующих, далеко за пределы Афин; многочисленные ученики и читатели Исократа тем легче усваивали эти понятия, чем меньше изложение их носило на себе печать сильной, оригинальной личности.