Эмили дикинсон когда она умерла. Американская поэтесса Эмили Дикинсон: биография, творчество

История жизни
Эмили Дикинсон при жизни не издала ни одной своей книги. Ее как поэта не знала не только Америка, но даже ближайшие соседи. О ней можно сказать, что она прожила в безвестности, но через несколько лет появление ее стихов в печати стало литературной сенсацией - и маленький городок Амхерст, в котором она жила, вошел в историю как родина Эмили Дикинсон. Она стала классиком американской литературы.
Биография ее не насыщена событиями, их почти совсем нет. Эмили жила в отцовском доме, редко выходила в город, позднее вообще перестала покидать свою комнату, общалась только с домашними да письмами с несколькими людьми. У нее не было бурных романов и вообще каких-то любовных сюжетов, которые бы отразились в творчестве, хотя некоторые исследователи считают, что были несколько раз влюбленности, оставшиеся со стороны возлюбленных безответными.
Дикинсон жила «жизнью духа», жила своим богатым внутренним миром. Отец ее был одним, как пишут, из «столпов местного пуританства», поэтому религиозная тематика для Эмили была в какой-то степени и наследственной. Ее в юности влекла философия, она боготворила мыслителя Эмерсона, с которым вступила в переписку.
Жила она в затворничестве, но смогла выразить то, что бывает трудно выразить и людям, живущим в самой гуще событий. Дж.В. Пристли написал «Поэтом, который ближе всех подошел к выражению характера и духа Новой Англии, была та, что пребывала в неизвестности до конца прошлого века, Эмили Дикинсон, наполовину старая дева, наполовину любопытный тролль, резкая, порывистая, часто неуклюжая, склонная к размышлениям о смерти, но в лучших своих достижениях удивительно смелый и сосредоточенный поэт, по сравнению с которым мужчины, поэты ее времени, кажутся и робкими, и скучными».
Книги Э. Дикинсон крайне редко издавались у нас прежде в силу религиозности ее поэзии, а сейчас поэзия, да еще зарубежная, издается минимальными тиражами, поэтому будет уместно познакомить читателя со стихами американской поэтессы, чтобы потом продолжить наш рассказ, опираясь уже на некоторое наше общее знакомство с текстами.

Не только осенью поют
Поэты, но и в дни,
Когда метели вихри вьют
И трескаются пни.
Уже утрами иней,
И светом дни скупы,
На клумбе астры отцвели
И собраны снопы.
Еще вода свой легкий бег
Стремит - но холодна,
И эльфов золотистых век
Коснулись пальцы сна.
Осталась белка зимовать,
В дупло упрятав клад.
О, дай мне, Господи, тепла -
Чтоб выдержать Твой хлад!
(1859)

Я знаю - Небо, как шатер,
Свернут когда-нибудь,
Погрузят в цирковой фургон
И тихо тронут в путь.
Ни перестука молотков,
Ни скрежета гвоздей -
Уехал цирк - и где теперь
Он радует людей
И то, что увлекало нас
И тешило вчера -
Дрены освещенный круг,
И блеск, и мишура, -
Развеялось и унеслось,
Исчезло без следа -
Как птиц осенний караван,
Как облаков гряда.
(1861)

Надежда - из пернатых,
Она в душе живет
И песенку свою без слов
Без устали поет -
Как будто веет ветерок,
И буря тут нужна,
Чтоб этой птичке дать урок -
Чтоб дрогнула она.
И в летний зной, и в холода
Она жила, звеня,
И не просила никогда
Ни крошки у меня.
(1861)

Как Звезды, падали они -
Далеки и близки -
Как Хлопья Снега в январе -
Как с Розы Лепестки -
Исчезли - полегли в траве
Высокой без следа -
И лишь Господь их всех в лицо
Запомнил навсегда.
(1862)

Он бился яростно - себя
Под пули подставлял,
Как будто больше ничего
От Жизни он не ждал.
Он шел навстречу Смерти - но
Она к нему не шла,
Бежала от него - и Жизнь
Страшней ее была.
Как хлопья, падали друзья,
Росли сугробы тел,
Но он остался жить - за то,
Что умереть хотел.
(1863)

Одна из основных тем поэзии Э. Дикинсон - смерть. Она нередко в своих стихах представляет себя мертвой - и вновь, и вновь прикасается к непостижимой тайне смерти. Порой со страхом. Ее современник поэт Уитмен, наоборот, смерти не страшился, он считал ее началом новой жизни, естественным проявлением гармонии бытия.
Поэты всегда стремились и будут стремиться разгадать тайну смерти. Ведь разгадать ее - значит разгадать тайну жизни. Критик Конрад Эйкен писал, что Дикинсон «умирала в каждом своем стихотворении». Исследовательница творчества американской поэтессы Е. Осенева считает, что из умонастроения Дикинсон было два логических выхода «Либо самоубийственный нигилизм (и к нему подчас была близка Дикинсон), либо намеренный возврат от абстракций к незыблемости простых вещей, ограничение себя областью конкретного. Второй путь для Дикинсон более характерен. Если могучий земной реализм Уитмена, его влюбленность в конкретное - вещь, факт - питались его энтузиастическим мировоззрением, то Дикинсон толкает к реализму неверие. Простая красота мира - ее прибежище от разъедающего душу нигилизма».
Но здесь хотелось бы возразить, что не неверие, а именно вера, религиозная вера возвращает ее с небес на землю - к реальным чудесам Создателя. И потом - от конкретного она всегда опять отталкивалась и поднималась в Небо. Да и на земле она не могла без Неба.

Кто Неба не нашел внизу -
Нигде уже не найдет,
Ведь где бы мы ни жили -
Бог Поблизости живет.

Приведем еще несколько замечательных стихотворений Эмили Дикинсон

Раскаянье есть Память
Бессонная, вослед
Приходят Спутники ее -
Деянья прошлых лет.
Былое предстает Душе
И требует огня -
Чтоб громко зачитать свое
Посланье для меня.
Раскаянье не излечить -
Его придумал Бог,
Чтоб каждый - что такое Ад
Себе представить мог.
(1863)

Лишь раннею весной
Такой бывает свет -
Во все иные времена
Такого света нет.
Такой бывает цвет
У неба над холмом,
Что ни назвать его никак
И ни понять умом.
Он медлит над землей,
Над рощею парит,
Высвечивая все вокруг,
И чуть не говорит.
Потом за горизонт,
Блеснув в последний раз,
Уходит молча он с небес
И оставляет нас.
И будто красоту
Похитили у дня -
Как если бы моей души
Лишили вдруг меня
(1864)

Тихо желтая звезда
На небо взошла,
Шляпу белую сняла
Светлая луна,
Вспыхнула у Ночи вмиг
Окон череда -
Отче, и сегодня Ты
Точен, как всегда.

Стихи Эмили Дикинсон на русский язык переводили несколько человек. Самыми популярными стали переводы Веры Марковой, знаменитой нашей переводчицы древней и новой японской поэзии. Она хорошо перевела Дикинсон, но для нее это не стало, скажем так, делом жизни, как для Аркадия Гаврилова (1931-1990).
Аркадий Гаврилов, профессиональный переводчик американской литературы, был просто на всю свою не очень долгую жизнь захвачен поэзией Дикинсон, много о ней думал, переводил ее стихи, как мне кажется, адекватнее, сокровеннее и поэтичнее других переводчиков, сделал очень много заметок на полях переводов, которые после его смерти опубликовала вдова. Хочется познакомить читателей с некоторыми заметками - они помогут глубже проникнуть в мир поэзии Эмили Дикинсон.
«Э.Д. была страшно одинока. Она почти физически ощущала беспредельность космоса. Одиночество бывает только тогда плодотворным для художника, когда художник тяготится им и пытается его преодолеть своим творчеством».
«За сто лет нигде не родилась вторая Э. Д. Сравнивают с ней Цветаеву, но их стихи похожи только на глаз - графикой, обилием тире, ну, еще, может быть, порывистостью. Хотя, нужно признать, Цветаева стремилась в ту мансарду духа, в которой Э.Д. прожила всю жизнь, не подозревая, что кому-то может быть завидна ее доля. Цветаеву притягивала к земле не преодоленная ею женская природа (ей ли, трижды рожавшей, тягаться с женщиной-ребенком!)».
«Многие стихи Э.Д. не поддаются эквивалентному переводу. Зачем же их калечить, растягивая суставы до более «длинного» размера Честный подстрочник лучше такого насилия. Например «Я Никто! А кто ты И ты тоже Никто Мы с тобой пара Как скучно быть кем-то! Как стыдно - подобно лягушкам - повторять свое имя - весь июнь - восхищенным обитателям Болота!»
«Она всегда стремилась к небу - движение по плоскости ей было неинтересно».
«Поэтика Э.Д. принадлежит девятнадцатому веку, тематика и характер переживаний - двадцатому. В русской поэзии был сходный феномен -И. Анненский».
«А. Блок однажды (на «башне» у Вяч. Иванова) сказал об Ахматовой «Она пишет стихи как бы перед мужчиной, а надо писать как бы перед Богом» (вспоминала Е.Ю. Кузьмина-Караваева). О стихах Э.Д. он бы этого не сказал».
«Глубокая мысль не может быть пространной. Острое переживание не может длиться долго. Поэтому стихи Э.Д. коротки».
«Человек умирает только раз в жизни, и потому, не имея опыта, умирает неудачно. Человек не умеет умирать, и смерть его происходит ощупью, в потемках. Но смерть, как и всякая деятельность, требует навыка. Чтобы умереть вполне благополучно, надо знать, как умирать, надо приобрести навык умирания, надо выучиться смерти. А для этого необходимо умирать еще при жизни, под руководством людей опытных, уже умиравших. Этот-то опыт смерти и дается подвижничеством. В древности училищем смерти были мистерии» (П. Флоренский). Это место из П. Флоренского проливает некоторый свет на стихи Э.Д. о смерти, свидетельствующие о том, что она неоднократно «умирала» еще при жизни («Кончалась дважды жизнь моя...»), примеривала смерть на себя («Жужжала муха в тишине - когда я умирала...»). Ее удаление от мира, добровольное затворничество было своего рода подвижничеством, сходным с монашеской схимой.
«В одном из самых первых стихотворений Эмили Дикинсон возникает мотив летнего луга с цветущим клевером и жужжанием пчел («Вот все, что принести смогла...»). Эта символика гармонической жизни на земле, жизни, недоступной человеку, будет время от времени возникать в ее стихах на протяжении всего ее творческого пути. Тем резче - по контрасту - выделяется дисгармоничный внутренний мир лирической героини Э.Д. в стихах о смерти. Судя по этим стихам, Э.Д. очень хотела, но так и не смогла до конца поверить в собственное бессмертие. Надежда и отчаяние у нее постоянно чередуются. Что будет после смерти Этот вопрос неотступно преследовал поэтессу. Отвечала она на него по-разному. Отвечала традиционно (как учили в детстве) «Спят кротко члены «Воскресенья», то есть мертвые пока что спят, но потом, в свой срок, проснутся, воскреснут во плоти, как это уже продемонстрировал «первенец из мертвых», Иисус Христос. Они как бы члены акционерного общества «Воскресение», гарантирующего своим акционерам в качестве дивиденда на их капиталы, то есть на их веру в Христа и добродетельную жизнь, пробуждение от смертного сна, воскресение. Но это типично протестантская вера в справедливый обмен, выгодный обеим обменивающимся сторонам, не могла ни удовлетворить, ни утешить ее. Где обмен, там и обман. Успокаивала себя «Ничуть не больно умереть». Почти верила, что Смерть «с Бессмертием на облучке» привезет ее к Вечности. Представляла, предвосхищая Кафку, Де Кирико и Ингмара Бергмана, загробный мир в виде страшноватых «Кварталов Тишины», где «ни суток, ни эпох», где «Время истекло». Гадала «Что мне Бессмертие сулит... Тюрьму иль Райский Сад» Восхищалась мужеством тех, кто не боится смерти, кто остается спокоен, «когда послышатся шаги и тихо скрипнет дверь». Ужасалась «Хозяин! Некроман! Кто эти - там, внизу» И наконец находила еще один вариант ответа, самый, может быть, нежелательный. Но, будучи до жестокости честной по отношению к себе, поэтесса не могла оставить без рассмотрения этот ответ «И ничего потом». Э.Д. ушла из жизни, так и не найдя для себя единственного, окончательного ответа на вопрос, что же все-таки будет с нею после смерти.
Вопрос остался открытым. Все ее надежды, сомнения, опасения, ужасания и восхищения нам понятны и сто лет спустя. Мы ведь во всем похожи на великих поэтов. Кроме умения выразить себя с достаточной полнотой».
«Для Э.Д. все было чудом цветок, пчела, дерево, вода в колодце, голубое небо. Когда природу ощущаешь как чудо, не верить в Бога невозможно. Она верила не в того Бога, которого ей навязывали с детства родители, школа, церковь, а в Того, которого ощущала в себе. Она верила в своего Бога. И Бог этот был настолько свой, что она могла играть с ним. Она жалела его и объясняла его ревность «Предпочитаем мы играть друг с другом, а не с ним». Бог одинок, как и она. Это не редкость, когда два одиноких существа сближаются - им не нужно затрачивать много душевных усилий, чтобы понять друг друга. К тому же Бог был удобным партнером для Э.Д., поскольку не имел физической субстанции. Ведь и тех немногих своих друзей, которых она любила, она любила на расстоянии и не столько во времени, сколько в вечности (после их смерти). С какого-то момента идеальное бытие человека она стала предпочитать реальному».

ЭМИЛИ ДИКИНСОН

Уважаемые Джером Сэлинджер, Харпер Ли и Томас Пинчон, обратите внимание! В пантеоне литературных затворников вы все занимаете лишь второе место. Первое же принадлежит скромной поэтессе из Амхерста, штат Массачусетс, которая воплотила в жизнь образ автора-отшельника задолго до того, как вы, трое писателей, избегающих оказываться в центре внимания, появились на свет.

Насколько же Эмили Дикинсон любила уединение? Настолько, что часто, «навещая» знакомых, разговаривала с ними через дверь, оставаясь в соседней комнате. Настолько, что при виде приближающихся к ее дому незнакомцев бежала прочь с криками: «Дженет! Ослы!» (цитата из «Дэвида Копперфилда», ее любимого романа). Настолько, что друзья, проделавшие длинный путь, чтобы повидаться с ней, зачастую заставали ее не в настроении общаться. «Эмили, чертова шельма! - распекал Дикинсон ее приятель Сэмюэл Боулз в одной из подобных ситуаций. - Кончай дурить! Я приехал к тебе из самого Спрингфилда, так что немедленно спускайся!» Эмили сдалась, вышла из своей комнаты и как ни в чем не бывало завела с Боулзом беседу.

Почему Дикинсон находила в отшельничестве такое удовольствие? На подобные вопросы она обычно отвечала уклончиво, жестами изображая, как запирается в своей комнате, и давая понять, что вот такой поворот ключа - это и есть выражение максимальной свободы. Некоторые связывают ее бегство от мира с психологическими последствиями несчастной любви. Другие полагают, что таким образом она отреагировала на смерть ее пса Карло, который неизменно сопровождал Эмили во время прогулок по городу. Может быть, она просто пыталась избежать церковных служб. «Некоторые чтят воскресенье, отправляясь в церковь, - заметила однажды Дикинсон, - а я чту его, оставаясь дома». Какова бы ни была причина, в 1869 году поэтесса открыто заявила: «Я никогда не сойду с земли моего отца и не войду ни в один другой дом или город». И она соблюдала этот обет до конца своей жизни.

Честно говоря, отгороженность Эмили Дикинсон от мира не была такой уж абсолютной. Она продолжала общаться по понте со своими друзьями и родственниками. Играла роль счастливой домохозяйки - пекла хлеб, занималась садом и теплицами, ухаживала за своей прикованной к постели матерью. Еще она пыталась наладить контакт с соседскими детишками, спуская им из окна второго этажа всякие угощения в корзинке. Иногда Эмили выходила из дома и принимала участие в их играх, но стоило ей заметить приближение взрослого, как она тут же убегала и снова растворялась в своем мире темноты и одиночества.

Кстати, это был действительно темный мир - ив прямом, и в переносном смысле. Современные исследователи полагают, что Дикинсон страдала ревматическим притом - болезненным воспалением радужной оболочки глаза, заставлявшим ее избегать какого бы то ни было света. Дикинсон училась в женской семинарии колледжа Маунт-Холиок, но когда от нее потребовали подписать клятву принадлежности к христовой вере, она отказалась и покинула стены учебного заведения. Не найдя утешения ни в учебе, ни в религии, Эмили обратилась к поэзии. Дикинсон написала около двух тысяч безымянных, сжатых и туманных по смыслу стихотворений, используя свои собственные, ни на что не похожие синтаксис и пунктуацию. При жизни поэтессы было опубликовано всего несколько произведений, да и те не вызвали широкого резонанса. Критики подняли на смех «бессвязность и бесформенность ее виршей», охарактеризовав Дикинсон как «эксцентричную, мечтательную, полуграмотную затворницу, живущую в одной из захудалых деревушек Новой Англии, которая не может безнаказанно пренебрегать законами тяготения и грамматики». Обозреватель из журнала «Ат-лантик» был еще менее сдержан в эпитетах: «Эти стихи явно принадлежат перу гиперчувствительной, замкнутой, не умеющей держать себя в руках, хотя и хорошо воспитанной истеричной старой девы».

Неудивительно, что поэтесса оставила распоряжение после смерти сжечь все ее произведения. Ее сестра Лави-ния попыталась было выполнить волю Эмили, но, уже предав огню сотни бумаг и писем, она открыла один из ящиков письменного стола поэтессы и нашла коробочку для рукоделия, в которой хранилось более тысячи стихотворений, написанных от руки, - некоторые были нацарапаны на оборотной стороне рецептов, другие просто на каких-то старых бумажных обрывках. Ни у одного из стихотворений не было названия или порядкового номера, многие представляли собой лишь фрагменты чего-то большего. При помощи сердобольной соседки Мэйбл Лумис Лавиния сумела подготовить их к публикации. Первый маленький сборник стихов Эмили Дикинсон увидел свет в 1890 году. За пять месяцев было распродано шесть тиражей. Прошло более двадцати лет, с тех пор как красавица из Амхерста скрылась от мира в своем убежище, и вот наконец ее самые сокровенные мысли о жизни, смерти, Боге и силе воображения стали достоянием всего мира. Пройдет еще полвека, и Дикинсон войдет в пантеон величайших поэтов Америки.

БЕЛОЕ ЧУДО

С сохранившихся дагерротипов на нас смотрит бледная, худая и совершенно безобидная на вид женщина. Однако она умела заставлять людей понервничать. «Я не встречал никого, кто так вытягивал бы из меня душевные силы, - признался после первой встречи с Эмили Томас Вентворт Хиггинсон, ее наставник в литературе. - Як ней и пальцем не прикоснулся, и тем не менее она словно осушила меня до дна. Я рад, что мы с ней не соседи». Пожалуй, лучшим примером манерности Дикинсон были ее легендарные абсолютно белые наряды - возможно, они служили тонким намеком на пуританское понимание греха, а может быть, просто давали повод лишний раз не выходить из дома и не ездить к дорогим портным. Впрочем, каковы бы ни были истинные причины, Дикинсон оставалась верна своему белоснежному гардеробу до конца. После смерти ее облачили в белый фланелевый саван и похоронили в белом гробу.

ПРОСТО РАССЛАБЬСЯ, И ТЫ УСЛЫШИШЬ…

Есть расхожее мнение, что почти любое стихотворение Дикинсон можно пропеть на мотив «Желтой розы Техаса» или религиозного гимна «Удивительная благодать». Может быть, поэтесса-провидица передает нам какие-то сигналы сквозь пространство и время? Нет, вряд ли. Просто большинство ее произведений написаны четырехстопным ямбом, тот же самый ритм используется и в упомянутых песнях.

СЛОВО НА БУКВУ «Л»

Когда соседи прозвали Дикинсон «талантливой, но не такой, как все», они, возможно, даже не подозревали, насколько были правы. Ученые все чаще высказывают точку зрения, что любимица Америки, поэтесса - синий чулок была в действительности скрытой лесбиянкой. В качестве свидетельства тайной жизни, которую якобы вела Эмили Дикинсон, сторонники лесбийской теории приводят ее сложные взаимоотношения со школьной учительницей Сьюзен Гилберт, которая в 1856 году вышла замуж за брата поэтессы Остина. Дикинсон и Гилберт сошлись необычайно близко. Они обменивались целыми потоками писем, многие из которых смахивали на любовные записки. Вот что писала Эмили своей будущей невестке в апреле 1852 года:

«Сладкий час, благословенный час, как бы мне перенестись к тебе или вернуть тебя сюда хоть ненадолго, только для одного краткого поцелуя, только чтобы прошептать… Я думала об этом весь день, Сьюзи, и я ничего больше не боюсь, а когда я пошла в церковь, эти мысли настолько переполняли меня, что для слов пастора совсем не оставалось места. Когда он произнес: «Наш Отец небесный», - я подумала: «О, милая Сью»… Я часто целыми неделями думаю: «О, дорогая!» - думаю о любви и о тебе, и мое сердце преисполняется теплом, а дыхание замирает. Солнца сейчас нет, но я чувствую солнечный свет, проникающий в мою душу и превращающий любое время в лето, а любую колючку - в розу. И я молюсь, чтобы это летнее солнце светило и Моей Далекой, и чтобы птицы вокруг нее тоже пели!»

А что думала сама Сьюзен Гилберт по поводу столь восторженных речей? Нам никогда этого не узнать. После смерти Эмили семейство Дикинсонов сожгло все письма Сьюзен, обращенные к поэтессе. Может быть, семья опасалась, что правда об отношениях двух родственниц выйдет наружу?

ПИШИ О ТОМ, ЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ

Общеизвестное писательское правило: «Пиши только о том, что знаешь», - к Эмили Дикинсон неприменимо. В некоторых своих стихотворениях она описывает морское побережье, а ведь Дикинсон ни разу в жизни не была на море.

ЭМИЛИ ДИКИНСОН БЫЛА НАСТОЛЬКО НЕЛЮДИМОЙ, НТО ЗАСТАВЛЯЛА ВРАЧЕЙ «ОБСЛЕДОВАТЬ» ЕЕ ЧЕРЕЗ ЗАКРЫТУЮ ДВЕРЬ.

НАСТАВНИК И УЧЕНИЦА

После смерти Дикинсон прошло уже больше ста лет, а ученые до сих пор не смогли доподлинно узнать, кто же скрывается за загадочным обращением «наставник», которое встречается в целой серии страстных любовных писем, написанных поэтессой, когда ей было чуть больше тридцати. Предполагается, что после установления личности, которой были адресованы эти послания (судя по всему, то был мужчина-любовник намного старше нее), будет гораздо легче расшифровать психосексуальную подоплеку поэзии Дикинсон. Среди претендентов на звание «дорогого наставника»: преподобный Чарлз Уодсворт, священник из Филадельфии; Сэмюэл Боулз, редактор газеты из Спрингфилда; и профессор Уильям Смит Кларк, основатель и президент Массачусетского сельскохозяйственного колледжа.

ВЕРНОСТЬ СВОЕМУ СЛОВУ

Дикинсон не изменила своему отшельническому образу жизни даже на пороге смерти. Когда у нее заподозрили неизлечимую форму нефрита, она позволила доктору осмотреть себя только через полузакрытую дверь.

ЗОВ ИЗДАЛЕКА

Очевидно, Дикинсон чувствовала приближение конца. Незадолго до смерти она отослала своим двоюродным сестрам Луизе и Фрэнсис торопливо нацарапанную записку: «Маленькие кузины, меня зовут обратно. Эмили». Это краткое прощание: «Меня зовут обратно», - стало эпитафией поэтессы.

МОЛЧАЛИВЫЙ, НО БЕСПОЩАДНЫЙ

Однажды самый неразговорчивый из президентов Америки Калвин Кулидж посетил Амхерст, побывал в доме великой поэтессы и остался разочарован - если, конечно, его традиционно немногословный комментарий выражал именно разочарование. После длительной и подробной экскурсии по дому поэтессы президенту позволили рассмотреть несколько редких и ценных рукописей Дикинсон, на что Молчун Калвин отреагировал так: «Написано ручкой, да? А я диктую».