Преступления и наказания часть 3 глава 5. Преступление и наказание

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 1 серия

На следующий день он долго и тревожно спит, просыпается поздно вечером – и в возбуждении от того, что удобное время уходит, незаметно берёт в каморке дворника топор и торопится на преступление. (См. .)

«Что мне теперь делать!», – в отчаянии восклицает он. – «Стань на перекрёстке, – говорит Соня, – поцелуй землю, которую ты осквернил и скажи всем, вслух: "Я убил!" Прими страдание и искупи себя им!» Родион отказывается: «Нет, я ещё поборюсь!» Отталкивает крест, который Соня хочет навесить на него.

Глава I. Раскольников не пытается оправдать себя на суде, но от многих смягчающих обстоятельств получает всего восемь лет каторги. Соня идёт за ним по этапу. Готовятся ехать в Сибирь и Дуня с Разумихиным, когда тот кончит университетский курс. Пульхерия Александровна с тоски по сыну умирает.

Глава II. Раскольников равнодушен к тяжёлому каторжному быту, однако тяжко страдает от уязвлённой гордости за то, что не вынес «решительного шага». Раскаяния у него пока нет. Другие арестанты ненавидят Раскольникова, чувствуя: он не верит в добро и Бога. Зато все они любят жалостливую Соню. В болезни Родион видит сон о заразительных трихинах , которые вселяют в людей ненависть друг к другу и едва не губят весь мир.

Сердце Раскольникова всё же начинают слегка смягчать преданные заботы о нём Сони. Наконец при одной из встреч с нею ранним утром на берегу реки что-то бросает его плакать к сониным ногам. Она понимает – это предвестье его воскрешения любовью. Он и сам это чувствует. Но новую жизнь надо ещё заслужить великим будущим подвигом.

Очнувшись, Раскольников, взял мать и сестру за руки и несколько минут внимательно всматривался в их лица.

Мать испугалась его взгляда. В этом взгляде просвечивалось сильное до страдания чувство, но в то же время было что-то неподвижное, даже как будто безумное. Пульхерия Александровна заплакала. Авдотья Романовна была бледна; рука ее дрожала в руке брата.

Мать рассказала Родиону, что они с Дуней приехали сегодня вечером, сообщила, что сама собирается ухаживать за ним, и сердечно поблагодарила Разумихина за помощь и участие. Раскольников раздражительным тоном попросил оставить его одного, но затем остановил ее и стал расспрашивать о Лужине. Выслушав мать и сестру, он объявил, что на днях выгнал Лужина, и потребовал от Дуни, чтобы она отказалась от намерения выходить за него замуж.

Брат, подумай, что ты говоришь! - вспыльчиво начала было Авдотья Романовна, но тотчас же удержалась. - Ты, может быть, теперь не в состоянии, ты устал, - кротко сказала она.

В бреду? Нет... Ты выходишь за Лужина для меня. А я жертвы не принимаю. И потому, к завтраму, напиши письмо... с отказом... Утром дай мне прочесть, и конец!

Я этого не могу сделать! - вскричала обиженная девушка. - По какому праву...

Дунечка, ты тоже вспыльчива, перестань, завтра... Разве ты не видишь... - перепугалась мать, бросаясь к Дуне. - Ах, уйдемте уж лучше!..

Пусть я подлец, а ты не должна... один кто-нибудь... а я хоть и подлец, но такую сестру сестрой считать не буду. Или я, или Лужин! Ступайте...

Да ты с ума сошел! Деспот! - заревел Разумихин, но Раскольников уже не отвечал, а может быть, и не в силах был отвечать. Он лег на диван и отвернулся к стене в полном изнеможении. Авдотья Романовна любопытно поглядела на Разумихина; черные глаза ее сверкнули: Разумихин даже вздрогнул под этим взглядом. Пульхерия Александровна стояла как пораженная.

Разумихин старался успокоить мать и сестру товарища, объясняя все его нездоровьем, убеждал их уйти, обещал, что сам будет ухаживать за больным и сообщать им о его состоянии.

Говоря это, они стояли на лестнице, на площадке, перед самою хозяйкиною дверью... Разумихин был в необыкновенном возбуждении... Состояние его походило на какой-то даже восторг, и в то же время как будто все выпитое вино вновь, разом и с удвоенною силой, бросилось ему в голову. Он стоял с обеими дамами, схватив их обеих за руки, уговаривая их и... почти при каждом слове своем, крепко-накрепко, как в тисках, сжимал им обеим руки до боли и, казалось, пожирал глазами Авдотью Романовну, нисколько этим не стесняясь... Пульхерия Александровна, вся встревоженная мыслию о своем Роде, хоть и чувствовала, что молодой человек очень уж эксцентричен и слишком уж больно жмет ей руку, но так как в то же время он был для нее провидение, то и не хотела замечать всех этих эксцентрических подробностей. Но, несмотря на ту же тревогу, Авдотья Романовна хоть и не пугливого была характера, но с изумлением и почти даже с испугом встречала сверкающие диким огнем взгляды друга своего брата, и только беспредельная доверенность, внушенная рассказами Настасьи об этом странном человеке, удержала ее от покушения убежать от него и утащить за собою свою мать. Она понимала тоже, что, пожалуй, им и убежать-то от него теперь уж нельзя. Впрочем, минут через десять она значительно успокоилась...

Наконец Разумихину удалось убедить Дуню и Пульхерию Александровну, и они направились в гостиницу. Разумихин, схватив их обоих под руки, пошел вместе с ними.

А как отведу вас, мигом, здесь же в канаве, вылью себе на голову два ушата воды, и готов... Если бы вы только знали, как я вас обеих люблю!.. Не смейтесь и не сердитесь!.. На всех сердитесь, а на меня не сердитесь! Я его друг, а стало быть, и ваш друг. Я так хочу...

Разумихин был в полном восторге от Дуни и по дороге пытался рассказать ей о своих чувствах.

Дайте вашу руку, дайте... вы тоже дайте вашу, я хочу поцеловать ваши руки здесь, сейчас, на коленах!

И он стал на колени посреди тротуара, к счастью, на этот раз пустынного.

Перестаньте, прошу вас, что вы делаете? - вскричала встревоженная до крайности Пульхерия Александровна.

Встаньте, встаньте! - смеялась и тревожилась тоже Дуня.

Ни за что, прежде чем не дадите рук! Вот так, и довольно, и встал, и пойдемте! Я несчастный олух, я вас недостоин, и пьян, и стыжусь... Любить я вас недостоин, но преклоняться пред вами - это обязанность каждого, если только он не совершенный скот! Я и преклонился... Вот и ваши нумера, и уж тем одним прав Родион, что давеча вашего Петра Петровича выгнал! Как он смел вас в такие нумера поместить? Это скандал! Знаете ли, кого сюда пускают? А ведь вы невеста! Вы невеста, да? Ну так я вам скажу, что ваш жених подлец после этого!

Послушайте, господин Разумихин, вы забылись... - начала было Пульхерия Александровна.

Да, да, вы правы, я забылся, стыжусь! - спохватился Разумихин, - но... но... вы не можете на меня сердиться за то, что я так говорю! Потому я искренно говорю, а не оттого, что... гм! это было бы подло... А мы все давеча поняли, как он вошел, что этот человек не нашего общества. Не потому, что он вошел завитой у парикмахера, не потому, что он свой ум спешил выставлять, а потому что он соглядатай и спекулянт; потому что он жид и фигляр, и это видно. Вы думаете, он умен? Нет, он дурак, дурак! Ну, пара ли он вам? О боже мой!..

Ровно через двадцать минут по уходе Разумихина раздались два негромкие, но поспешные удара в дверь; он воротился.

Не войду, некогда! - заторопился он, когда отворили дверь, - спит во всю ивановскую, отлично, спокойно, и дай бог, чтобы часов десять проспал. У него Настасья; велел не выходить до меня. Теперь притащу Зосимова, он вам отрапортует, а затем и вы на боковую; изморились, я вижу, донельзя.

И он пустился от них по коридору.

Какой расторопный и... преданный молодой человек! - воскликнула чрезвычайно обрадованная Пульхерия Александровна.

Кажется, славная личность! - с некоторым жаром ответила Авдотья Романовна...

Через некоторое время Разумихин вернулся и, как обещал, привел с собой Зосимова.

Зосимов тотчас же согласился бросить пир и идти посмотреть на Раскольникова, но к дамам пошел нехотя и с большою недоверчивостью, не доверяя пьяному Разумихину. Но самолюбие его было тотчас же успокоено и даже польщено: он понял, что его действительно ждали, как оракула. Он просидел ровно десять минут и совершенно успел убедить и успокоить Пульхерию Александровну.

Заметив еще при входе, как ослепительно хороша собою Авдотья Романовна, он тотчас же постарался даже не примечать ее вовсе, во все время визита, и обращался единственно к Пульхерии Александровне.

Зосимов сказал, что состояние Раскольникова в настоящий момент не вызывает опасений; что болезнь его «имеет некоторые нравственные причины» и вызвана, главным образом, тревогами и заботами; что в больном заметна «какая-то неподвижная мысль», признак мономании. Приезд родных, по его мнению, должен был укрепить состояние больного и благотворно подействовать на него. Рассказав все это, Зосимов, довольный собой и произведенным впечатлением, вышел. Разумихин, уходя вместе с ним, пообещал прийти к ним завтра утром «с рапортом».

Однако, какая восхитительная девочка эта Авдотья Романовна! - заметил Зосимов, чуть не облизываясь, когда оба вышли на улицу.

Восхитительная? Ты сказал восхитительная! - заревел Разумихин и вдруг бросился на Зосимова и схватил его за горло. - Если ты когда-нибудь осмелишься... Понимаешь? Понимаешь? - кричал он, потрясая его за воротник и прижав к стене, - слышал?

Да пусти, пьяный черт! - отбивался Зосимов и потом, когда уже тот его выпустил, посмотрел на него пристально и вдруг покатился со смеху...

Проснувшись на другой день утром, Разумихин испытал чувство стыда за свое вчерашнее поведение.

Самым ужаснейшим воспоминанием его было то, как он оказался вчера «низок и гадок», не по тому одному, что был пьян, а потому, что ругал перед девушкой, пользуясь ее положением, из глупо-поспешной ревности, ее жениха, не зная не только их взаимных между собой отношений и обязательств, но даже и человека-то не зная порядочно. Да и какое право имел он судить о нем так поспешно и опрометчиво? И кто звал его в судьи! И разве может такое существо, как Авдотья Романовна, отдаваться недостойному человеку за деньги? Стало быть, есть же и в нем достоинства... И что за оправдание, что он был пьян? Глупая отговорка, еще более его унижающая! В вине - правда, и правда-то вот вся и высказалась, «то есть вся-то грязь его завистливого, грубого сердца высказалась!» И разве позволительна хоть сколько-нибудь такая мечта ему, Разумихину? Кто он сравнительно с такою девушкой, - он, пьяный буян и вчерашний хвастун?

Тщательно вымывшись и одевшись, он направился в гостиницу, в которой остановились мать и сестра Раскольникова. Дуня и Пульхерия Александровна встали рано и с нетерпением ждали его. Разумихин угрюмо поздоровался с ними, чувствуя неловкость, и начал отвечать на вопросы Пульхерии Александровны, которые «сыпались как град». Во время разговора Разумихин часто останавливал взгляд на Дуне. Главным предметом разговора была, конечно же, болезнь Раскольникова.

Пульхерия Александровна рассказала Разумихину, что Лужин не встретил ее и Дуню на вокзале, как обещал, а пос- лал лакея, который и довез их до гостиницы. Сам он должен был прийти сегодня утром, но вместо этого прислал записку, в которой говорилось, что Родион Романович грубо обидел его, а потому он не хочет его видеть, когда придет к ним вечером. В записке Лужин также сообщал, что видел Родиона «в квартире одного, разбитого лошадьми, пьяницы, от сего умершего, дочери которого, девице отъявленного поведения, выдал вчера до двадцати пяти рублей, под предлогом похорон...» Дуня считала, что Родион обязательно должен прийти. Пульхерия Александровна, не зная как лучше поступить, со слезами на глазах спросила совета у Разумихина. Он ответил ей, что согласен с Дуней.

Лучше всего, маменька, пойдемте к нему сами и там, уверяю вас, сразу увидим, что делать. Да к тому же пора, - господи! Одиннадцатый час! - вскрикнула она...

Дунечка, пора! - тревожно засуетилась Пульхерия Алек- сандровна, - еще подумает, что мы со вчерашнего сердимся, что так долго нейдем. Ах, боже мой!

Говоря это, она суетливо набрасывала на себя мантилью и надевала шляпку; Дунечка тоже оделась. Перчатки на ней были не только заношенные, но даже изодранные, что заметил Разумихин, а между тем эта явная бедность костюма даже придавала обеим дамам вид какого-то особенного достоинства, что всегда бывает с теми, кто умеет носить бедное платье...

Раскольников сидел в углу напротив, совсем одетый и даже тщательно вымытый и причесанный, чего уже давно с ним не слу- чалось.., был почти здоров, особенно в сравнении со вчерашним, только был очень бледен, рассеян и угрюм... Говорил он мало и неохотно, как бы через силу или исполняя обязанность, и какое-то беспокойство изредка появлялось в его движениях... Впрочем, и это бледное и угрюмое лицо озарилось на мгновение как бы светом, когда вошли мать и сестра...

Зосимов, наблюдавший и изучавший своего пациента со всем молодым жаром только что начинающего полечивать доктора, с удивлением заметил в нем, с приходом родных, вместо радости, как бы тяжелую скрытую решимость перенесть час-другой пытки, которой нельзя уж избегнуть...

Да, я теперь сам вижу, что почти здоров, - сказал Раскольников, приветливо целуя мать и сестру...

Что бишь я еще хотел, - продолжал он, с усилием припоминая... - я только что проснулся и хотел было идти, да меня платье задержало; забыл вчера сказать ей... Настасье... замыть эту кровь... Только что теперь успел одеться.

Кровь! какую кровь? - встревожилась Пульхерия Александровна.

Это так... не беспокойтесь. Это кровь оттого, что вчера, когда я шатался несколько в бреду, я наткнулся на одного раздавленного человека... чиновника одного... да... ну и запачкался в крови, когда помогал его переносить в квартиру... Кстати, маменька, я одну непростительную вещь вчера сделал; подлинно не в своем был уме. Я вчера все деньги, которые вы мне прислали, отдал... его жене... на похороны. Теперь вдова, чахоточная, жалкая женщина... трое маленьких сирот, голодные... в доме пусто... и еще одна дочь есть... Может быть, вы бы и сами отдали, кабы видели... Я, впрочем, права не имел никакого, сознаюсь, особенно зная, как вам самим эти деньги достались. Чтобы помогать, надо сначала право такое иметь... Я хотел только сказать, что у вас, маменька, я прощения прошу, - заключил он резко и отрывисто.

Полно, Родя, я уверена, все, что ты делаешь, все прекрасно! - сказала обрадованная мать.

Не будьте уверены, - ответил он, скривив рот в улыбку. Последовало молчание. Что-то было напряженное во всем этом разговоре, и в молчании, и в примирении, и в прощении, и все это чувствовали.

«А ведь точно они боятся меня», - думал сам про себя Раскольников, исподлобья глядя на мать и сестру. Пульхерия Александровна, действительно, чем больше молчала, тем больше и робела...

Знаешь, Родя, Марфа Петровна умерла! - вдруг выскочила Пульхерия Александровна... Я еще так много об ней писала тебе.

А-а-а, да, помню... Так умерла? Ах, в самом деле? - вдруг встрепенулся он, точно проснувшись. - Неужели умерла? Отчего же?

Представь себе, скоропостижно! - заторопилась Пульхерия Александровна, ободренная его любопытством, - и как раз в то самое время, как я тебе письмо тогда отправила, в тот самый даже день! Вообрази, этот ужасный человек, кажется, и был причиной ее смерти. Говорят, он ее ужасно избил!

Разве они так жили? - спросил он, обращаясь к сестре.

Нет, напротив даже. С ней он всегда был очень терпелив, даже вежлив. Во многих случаях даже слишком был снисходителен к ее характеру, целые семь лет... Как-то вдруг потерял терпение.

Это ужасный человек! Ужаснее я ничего и представить не могу, - чуть не с содроганием ответила Дуня, нахмурила брови и задумалась...

А помните, маменька, я влюблен-то был и жениться хотел, - вдруг сказал Раскольников, смотря на мать, пораженную неожиданным оборотом и тоном, с которым он об этом заговорил... Она больная такая девочка была, - продолжал он, как бы опять вдруг задумываясь и потупившись, - совсем хворая; нищим любила подавать, и о монастыре все мечтала, и раз залилась слезами, когда мне об этом стала говорить; да, да... помню... очень помню. Дурнушка такая... собой. Право, не знаю, за что я к ней тогда привязался, кажется за то, что всегда больная... Будь она еще хромая аль горбатая, я бы, кажется, еще больше ее полюбил... (Он задумчиво улыбнулся.)

Он со вниманием посмотрел на них.

Какая у тебя дурная квартира, Родя, точно гроб, - сказала вдруг Пульхерия Александровна, прерывая тягостное молчание, - я уверена, что ты наполовину от квартиры стал такой меланхолик.

Квартира?.. - отвечал он рассеянно. - Да, квартира много способствовала... я об этом тоже думал... Было, однако ж, одно неотлагательное дело, которое так или этак, а надо было непременно решить сегодня, - так решил он еще давеча, когда проснулся. Теперь он обрадовался делу, как выходу.

Вот что, Дуня, - начал он серьезно и сухо, - я, конечно, прошу у тебя за вчерашнее прощения, но я долгом считаю опять тебе напомнить, что от главного моего я не отступлюсь. Или я, или Лужин. Пусть я подлец, а ты не должна. Один кто-нибудь. Если же ты выйдешь за Лужина, я тотчас же перестаю тебя сестрой считать.

Брат, - твердо и тоже сухо отвечала Дуня, - во всем этом есть ошибка с твоей стороны. Я за ночь обдумала и отыскала ошибку. Все в том, что ты, кажется, предполагаешь, будто я кому-то и для кого-то приношу себя в жертву. Совсем это не так.

Дуня ответила Раскольникову, что не выйдет замуж за Лужина, если он не достоин уважения, а достоин он его или нет - будет ясно сегодня вечером. Она показала брату письмо жениха и попросила его присутствовать при их встрече.

В эту минуту дверь тихо отворилась, и в комнату, робко озираясь, вошла одна девушка. Все обратились к ней с удивлением и любопытством. Раскольников не узнал ее с первого взгляда. Это была Софья Семеновна Мармеладова. Вчера видел он ее в первый раз, но в такую минуту, при такой обстановке и в таком костюме, что в памяти его отразился образ совсем другого лица. Теперь это была скромно и даже бедно одетая девушка, очень еще молоденькая, почти похожая на девочку, с скромною и приличною манерой, с ясным, но как будто несколько запуганным лицом. На ней было очень простенькое домашнее платьице, на голове старая, прежнего фасона шляпка; только в руках был, по-вчерашнему, зонтик. Увидав неожиданно полную комнату людей, она не то что сконфузилась, но совсем потерялась, оробела, как маленький ребенок, и даже сделала было движение уйти назад.

Ах... это вы?.. - сказал Раскольников в чрезвычайном удивлении и вдруг сам смутился...

Я вас совсем не ожидал, - заторопился он, останавливая ее взглядом. - Сделайте одолжение, садитесь.

Соня села, чуть не дрожа от страху, и робко взглянула на обеих дам... Вдруг опять встала и в совершенном смущении обратилась к Раскольникову.

Соня, запинаясь, пригласила Раскольникова на отпевание и поминки, и он пообещал ей прийти. Затем он попросил ее снова сесть и представил матери и сестре.

Пульхерия Александровна взглянула на Соню и слегка прищурилась. Дунечка серьезно, пристально уставилась прямо в лицо бедной девушки и с недоумением ее рассматривала.

Пульхерия Александровна и Дуня заговорили с Соней о поминках.

Между разговором Раскольников пристально ее разглядывал. Это было худенькое, совсем худенькое и бледное личико, довольно неправильное, какое-то востренькое, с востреньким маленьким носом и подбородком. Ее даже нельзя было назвать и хорошенькою, но зато голубые глаза ее были такие ясные, и, когда оживлялись они, выражение лица ее становилось такое доброе и простодушное, что невольно привлекало к ней. В лице ее, да и во всей ее фигуре, была сверх того одна особенная характерная черта: несмотря на свои восемнадцать лет, она казалась почти еще девочкой, гораздо моложе своих лет, совсем почти ребенком, и это иногда даже смешно проявлялось в некоторых ее движениях.

Пульхерия Александровна хотела было и Сонечке поклониться, но как-то не удалось, и, заторопившись, вышла из комнаты.

Но Авдотья Романовна как будто ждала очереди и, проходя вслед за матерью мимо Сони, откланялась ей внимательным, вежливым и полным поклоном. Сонечка смутилась, поклонилась как-то уторопленно и испуганно, какое-то даже болезненное ощущение отразилось в лице ее, как будто вежливость и внимание Авдотьи Романовны были ей тягостны и мучительны.

Уходя, Дуня и Пульхерия Александровна, пригласили Разумихина к себе на обед. Когда мать и сестра ушли, Раскольников рассказал Разумихину, что у убитой старухи был и его заклад - часы, доставшиеся от отца, и колечко - подарок Дуни.

Так что мне теперь делать? Не хочу я, чтоб вещи пропали, особенно часы. Я трепетал давеча, что мать спросит взглянуть на них, когда про Дунечкины часы заговорили. Единственная вещь, что после отца уцелела. Она больна сделается, если они пропадут! Женщины! Так вот как быть, научи! Знаю, что надо бы в часть заявить. А не лучше ли самому Порфирию, а? Как ты думаешь? Дело-то поскорее бы обделать...

Отнюдь не в часть и непременно к Порфирию! - крикнул в каком-то необыкновенном волнении Разумихин. - Ну, как я рад! Да чего тут, идем сейчас, два шага, наверно застанем!

Пожалуй... идем...

Когда они вышли из дома, Раскольников попросил у Сони Мармеладовой ее адрес. Покраснев, девушка сказала, где она живет.

Она ужасно рада была, что наконец ушла; пошла потупясь, торопясь, чтоб поскорей как-нибудь уйти у них из виду, чтобы пройти как-нибудь поскорей эти двадцать шагов до поворота направо в улицу и остаться наконец одной, и там, идя, спеша, ни на кого не глядя, ничего не замечая, думать, вспоминать, соображать каждое сказанное слово, каждое обстоятельство. Никогда, никогда она не ощущала ничего подобного. Целый новый мир неведомо и смутно сошел в ее душу. Она припомнила вдруг, что Раскольников сам хотел к ней сегодня зайти, может, еще утром, может, сейчас! - Только уж не сегодня, пожалуйста, не сегодня! - бормотала она с замиранием сердца, точно кого-то упрашивая, как ребенок в испуге. - Господи! Ко мне... в эту комнату... он увидит... о господи!

Размышляя таким образом, она не замечала, что за ней следит хорошо одетый господин. Он незаметно проводил Соню до самых дверей ее комнаты и заговорил с ней.

Вы у Капернаумова стоите! - сказал он, смотря на Соню и смеясь. - Он мне жилет вчера перешивал. А я здесь, рядом с вами, у мадам Ресслих, Гертруды Карловны. Как пришлось-то!

Соня посмотрела на него внимательно.

Соседи, - продолжал он как-то особенно весело. - Я ведь всего третий день в городе. Ну-с, пока до свидания.

Соня не ответила; дверь отворили, и она проскользнула к себе. Ей стало отчего-то стыдно, и как будто она обробела...

В дороге к Порфирию Разумихин был в особенно возбужденном состоянии.

Это, брат, славно, - повторял он несколько раз, - и я рад! Я рад!..

Разумихин был более чем в восторге, и Раскольников с отвращением это чувствовал...

«Важнее всего, знает Порфирий иль не знает, что я вчера у этой ведьмы в квартире был... и про кровь спрашивал? В один миг надо это узнать, с первого шагу, как войду, по лицу узнать; и-на-че... хоть пропаду, да узнаю!»

И Раскольников решил пойти на хитрость. Он завел шутливый разговор с Разумихиным, намекая на его отношение к Дуне, и таким образом ввел приятеля в смущение. Родион громко засмеялся, и в этот момент приятели зашли в комнаты.

Он вошел с таким видом, как будто изо всей силы сдерживался, чтобы не прыснуть как-нибудь со смеху. За ним, с совершенно опрокинутою и свирепою физиономией, красный как пион, долговязо и неловко, вошел стыдящийся Разумихин... Но едва только он успел принять серьезный вид и что-то пробормотать - вдруг, как бы невольно, взглянул опять на Разумихина и тут уже не мог выдержать: подавленный смех прорвался тем неудержимее, чем сильнее до сих пор сдерживался. Необыкновенная свирепость, с кото- рою принимал этот «задушевный» смех Разумихин, придавала всей этой сцене вид самой искренней веселости и, главное, натурально- сти. Разумихин, как нарочно, еще помог делу.

Фу, черт! - заревел он, махнув рукой, и как раз ударил ее об маленький круглый столик, на котором стоял допитый стакан чаю. Все полетело и зазвенело.

Да зачем же стулья-то ломать, господа, казне ведь убыток! - весело закричал Порфирий Петрович.

Сцена представлялась таким образом: Раскольников досмеивался, забыв свою руку в руке хозяина, но, зная мерку, выжидал мгновения поскорее и натуральнее кончить. Разумихин, сконфуженный окончательно падением столика и разбившимся стаканом, мрачно поглядел на осколки, плюнул и круто повернул к окну, где и стал спиной к публике, с страшно нахмуренным лицом...

В углу на стуле сидел Заметов, привставший при входе гостей и стоявший в ожидании, раздвинув в улыбку рот, но с недоумением и даже как будто с недоверчивостью смотря на всю сцену, а на Раскольникова даже с каким-то замешательством. Неожиданное присутствие Заметова неприятно поразило Раскольникова.

Разговор зашел о заложенных вещах.

Порфирий Петрович был одет по-домашнему, в халате, в весьма чистом белье и в стоптанных туфлях. Это был человек лет тридцати пяти, росту пониже среднего, полный и даже с брюшком, выбритый, без усов и без бакенбард, с плотно выстриженными волосами на большой круглой голове...

Порфирий Петрович, как только услышал, что гость имеет до него «дельце», тотчас же попросил его сесть на диван, сам уселся на другом конце... Раскольников в коротких и связных словах, ясно и точно изъяснил свое дело и собой остался доволен так, что даже успел довольно хорошо осмотреть Порфирия. Порфирий Петрович тоже ни разу не свел с него глаз во все время...

Вам следует подать объявление в полицию, - с самым деловым видом отвечал Порфирий, - о том-с, что, известившись о таком-то происшествии, то есть об этом убийстве, вы просите, в свою очередь, уведомить следователя, которому поручено дело, что такие-то вещи принадлежат вам и что вы желаете их выкупить... или там... да вам, впрочем, напишут...

Порфирий помолчал, как бы соображая.

Вещи ваши ни в каком случае и не могли пропасть, - спокойно и холодно продолжал он. - Ведь я уже давно вас здесь поджидаю... - Раскольников вздрогнул, но Порфирий как будто и не глядел, все еще озабоченный папироской Разумихина.

Раскольников с каждой минутой становился все увереннее в том, что Порфирий все знает, и от этого становился все раздражительнее.

Злоба в нем накипала, и он не мог подавить ее. «А в злобе-то и проговорюсь! - промелькнуло в нем опять. - А зачем они меня мучают!..»

Мысли крутились как вихрь в голове Раскольникова. Он был ужасно раздражен.

«Главное, даже и не скрываются, и церемониться не хотят! А по какому случаю, коль меня совсем не знаешь, говорил ты обо мне с Никодимом Фомичем? Стало быть, уж и скрывать не хотят, что следят за мной, как стая собак! Так откровенно в рожу и плюют! - дрожал он от бешенства. - Ну, бейте прямо, а не играйте, как кошка с мышью...»

Присутствующие заговорили о преступлении как таковом. Разумихин высказал свою точку зрения на этот вопрос и попросил Родиона рассказать, что он думает по этому поводу. Разумихин выступил против социалистов, объясня- ющих преступление исключительно социальными причинами - якобы стоит придумать нормальное общество, как преступность исчезнет. В разгар спора Порфирий Петрович вспомнил о статье Раскольникова «О преступлении», опубликованной в газете два месяца тому назад. Раскольников написал эту статью полгода назад и не знал, что она была опубликована.

Статья была посвящена психологическому состоянию преступника в процессе преступления. По утверждению Порфирия Петровича, Раскольников в статье намекал на то, что есть люди, которые имеют полное право совершать преступление, и для них закон не писан.

Раскольников усмехнулся усиленному и умышленному искажению своей идеи... Он разом понял, в чем дело и на что его хотят натолкнуть. Он решился принять вызов.

Это не совсем так у меня, - начал он просто и скромно. - Впрочем, признаюсь, вы почти верно ее изложили, даже, если хотите, и совершенно верно... (Ему точно приятно было согласиться, что совершенно верно.) Разница единственно в том, что я вовсе не настаиваю, чтобы необыкновенные люди непременно должны и обязаны были творить всегда всякие бесчинства, как вы говорите... Я просто-запросто намекнул, что «необыкновенный» человек имеет право... то есть не официальное право, а сам имеет право разрешить своей совести перешагнуть... через иные препятствия, и единственно в том только случае, если исполнение его идеи (иногда спасительной, может быть, для всего человечества) того потребует...

По мнению Раскольникова, все неординарные люди, способные сказать что-нибудь новое, непременно должны быть, по природе своей, в какой-то мере преступниками. Он считал, что все делятся на два разряда: на низший (обыкновенный), являющийся материалом для воспроизводства себе подобных, и настоящих людей, то есть тех, кто способен сказать новое слово. Если такому человеку надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он может себе сам, по совести, дать разрешение перешагнуть через кровь. К первому разряду относятся консервативные люди, склонные к послушанию. Те, кто относится ко второму, все преступают закон, они - разрушители или склонны к этому, в зависимости от способностей. Первый разряд - господин настоящего, второй - господин будущего. Первые сохраняют человечество и приумножают его численно, а вторые двигают его и ведут к цели. «И те, и другие имеют одинаковое право существовать».

Порфирий Петрович, заинтересовавшийся теорией Раскольникова, начал задавать ему вопросы.

И-и-и в бога веруете? Извините, что так любопытствую.

Верую, - повторил Раскольников, поднимая глаза на Порфирия.

И-и в воскресение Лазаря веруете?

Ве-верую. Зачем вам все это?

Вот как-с... так полюбопытствовал. Извините-с... Но вот что скажите: чем же бы отличить этих необыкновенных-то от обыкновенных? При рождении, что ль, знаки такие есть?.. Потому, согласитесь, если произойдет путаница и один из одного разряда вообразит, что он принадлежит к другому разряду, и начнет «устранять все препятствия», как вы весьма счастливо выразились, так ведь тут...

Но примите в соображение, что ошибка возможна ведь только со стороны первого разряда, то есть «обыкновенных» людей (как я, может быть очень неудачно, их назвал). Несмотря на врожденную склонность их к послушанию, по некоторой игривости природы, в которой не отказано даже и корове, весьма многие из них любят воображать себя передовыми людьми, «разрушителями» и лезть в «новое слово», и это совершенно искренно-с. Действительно же новых они в то же время весьма часто не замечают и даже презирают, как отсталых и унизительно думающих людей. Но, по-моему, тут не может быть значительной опасности, и вам, право, нечего беспокоиться, потому что они никогда далеко не шагают...

Ну, по крайней мере с этой стороны, вы меня хоть несколько успокоили; но вот ведь опять беда-с: скажите, пожалуйста, много ли таких людей, которые других-то резать право имеют, «необыкновенных-то» этих? Я, конечно, готов преклониться, но ведь согласитесь, жутко-с, если уж очень-то много их будет, а?

О, не беспокойтесь и в этом, - тем же тоном продолжал Раскольников. - Вообще людей с новою мыслию, даже чуть-чуть только способных сказать хоть что-нибудь новое, необыкновенно мало рождается, даже до странности мало. Ясно только одно, что порядок зарождения людей, всех этих разрядов и подразделений, должно быть, весьма верно и точно определен каким-нибудь законом природы. Закон этот, разумеется, теперь неизвестен, но я верю, что он существует и впоследствии может стать известным.

В разговор включился Разумихин. Больше всего его возмутило мнение Раскольникова, что человек может сам себе позволить пролить кровь. По мнению Разумихина, это «разрешение крови по совести... страшнее, чем официальное разрешение кровь проливать, законное...» Порфирий Петрович продолжал расспрашивать Раскольникова. Он поинтересовался, что произойдет в случае, если какой-нибудь обыкновенный юноша вообразит себя Ликургом или Магометом и примется устранять все препятствия. И Раскольников, когда писал свою статью, неужели не считал себя, хоть капельку, тоже человеком «необыкновенным» и говорящим новое слово?

Очень может быть, - ответил Раскольников.

А коль так-с, то неужели вы бы сами решились - ну там ввиду житейских каких-нибудь неудач и стеснений или для споспешествования как-нибудь всему человечеству - перешагнуть через препятствие-то?.. Ну, например, убить и ограбить?..

И он как-то вдруг опять подмигнул ему левым глазом и рассмеялся неслышно, - точь-в-точь как давеча.

Если б я и перешагнул, то уж, конечно, бы вам не сказал, - с вызывающим, надменным презрением ответил Раскольников.

Позвольте вам заметить, - отвечал он сухо, - что Магометом иль Наполеоном я себя не считаю... ни кем бы то ни было из подобных лиц, следственно, и не могу, не быв ими, дать вам удовлетворительного объяснения о том, как бы я поступил.

Ну, полноте, кто ж у нас на Руси себя Наполеоном теперь не считает? - с страшною фамильярностию произнес вдруг Порфирий. Даже в интонации его голоса было на этот раз нечто уж особенно ясное.

Уж не Наполеон ли какой будущий и нашу Алену Ивановну на прошлой неделе топором укокошил? - брякнул вдруг из угла Заметов.

Раскольников молчал и пристально, твердо смотрел на Порфирия. Разумихин мрачно нахмурился. Ему уж и прежде стало как будто что-то казаться...

Порфирий Петрович приветливо попрощался с Раскольниковым, попросив на прощанье зайти к нему на днях по поводу заложенных у старухи-процентщицы вещей. При этом он выразил надежду, что Родион, как один из последних закладчиков, сообщит следствию что-нибудь полезное. Напоследок Порфирий Петрович задал Раскольникову вопрос, видел ли он в день посещения старухи в ее доме маляров, намеренно стараясь запутать подозреваемого. Но Ра- зумихин неожиданно заметил, что маляры были в доме в день убийства, а Раскольников приходил закладывать вещи за три дня до совершения убийства. Приятели вышли на улицу мрачные и угрюмые.

От Порфирия Петровича Раскольников и Разумихин направились к номерам, в которых их ждали Пульхерия Александровна и Дуня. Разумихин был возмущен тем, что Порфирий Петрович и Заметов подозревали в убийстве Раскольникова. Они уже почти подошли к гостинице, когда Раскольников неожиданно развернулся и пошел домой, сказав товарищу, что вернется через полчаса.

Когда Раскольников пришел к своему дому, виски его были смочены потом и дышал он тяжело. Поспешно поднялся он по лестнице, вошел в незапертую квартиру свою и тотчас же заперся на крюк. Затем, испуганно и безумно, бросился к углу, к той самой дыре в обоях, в которой тогда лежали вещи, засунул в нее руку и несколько минут тщательно обшаривал дыру, перебирая все закоулки и все складки обой. Не найдя ничего, он встал и глубоко перевел дыхание. Подходя давеча уже к крыльцу Бакалеева, ему вдруг вообразилось, что какая-нибудь вещь, какая-нибудь цепочка, запонка или даже бумажка, в которую они были завернуты, с отметкою старухиною рукой, могла как-нибудь тогда проскользнуть и затеряться в какой-нибудь щелочке, а потом вдруг выступить перед ним неожиданною и неотразимою уликой.

Убедившись, что за обоями ничего нет, Раскольников вышел во двор и заметил, что дворник указывал на него рукой какому-то по-мещански одетому человеку. Когда Раскольников подошел к дворнику, мещанин молча удалился.

Раскольников бросился вслед за мещанином и тотчас же увидел его, идущего по другой стороне улицы... Он скоро догнал его, но некоторое время шел сзади...

Вы меня спрашивали... у дворника? - проговорил наконец Раскольников, но как-то очень негромко.

Мещанин не дал никакого ответа и даже не поглядел. Опять помолчали.

Да что вы... приходите спрашивать... и молчите... да что же это такое? - Голос Раскольникова прерывался, и слова как-то не хотели ясно выговариваться.

Мещанин на этот раз поднял глаза и зловещим, мрачным взглядом посмотрел на Раскольникова.

Убивец! - проговорил он вдруг тихим, но ясным и отчетливым голосом...

Раскольников шел подле него. Ноги его ужасно вдруг ослабели, на спине похолодело, и сердце на мгновение как будто замерло; потом вдруг застукало, точно с крючка сорвалось...

Да что вы... что... кто убийца? - пробормотал Раскольников едва слышно.

Ты убивец, - произнес тот, еще раздельнее и внушительнее и как бы с улыбкой какого-то ненавистного торжества и опять прямо глянул в бледное лицо Раскольникова и в его помертвевшие глаза. Оба подошли тогда к перекрестку. Мещанин поворотил в улицу налево и пошел не оглядываясь. Раскольников остался на месте и долго глядел ему вслед...

Вернувшись в свою комнату, Раскольников лег на диван и, не двигаясь и ни о чем не думая, пролежал полчаса. Услышав шаги на лестнице, он закрыл глаза и притворился спящим. Пришедшие к нему Разумихин и Настасья решили не тревожить его и зайти позднее. Оставшись один, Раскольников еще полчаса пролежал в таком же положении.

«Кто он? Кто этот вышедший из-под земли человек? Где был он и что видел? Он видел все, это несомненно. Где ж он тогда стоял и откуда смотрел? Почему он только теперь выходит из-под полу? И как мог он видеть - разве это возможно?..»

Порою он останавливался неподвижно перед какою-нибудь мыслию:

«Нет, - те люди не так сделаны; настоящий властелин, кому все разрешается, - громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры; - а стало быть, и все разрешается. Нет, на этаких людях, видно, не тело, а бронза!»

Одна внезапная посторонняя мысль вдруг почти рассмешила его: «Наполеон, пирамиды, Ватерлоо - и тощая гаденькая регистраторша, старушонка, процентщица, с красною укладкою под кроватью, - ну каково это переварить хоть бы Порфирию Петровичу!.. Где ж им переварить!.. Эстетика помешает...

«Старушонка вздор! - думал он горячо и порывисто, - старуха, пожалуй что, и ошибка, не в ней и дело! Старуха была только болезнь... я переступить поскорее хотел... я не человека убил, я принцип убил! Принцип-то я и убил, а переступить-то не переступил, на этой стороне остался... Только и сумел, что убить. Да и того не сумел, оказывается...»

Я и сам хочу жить, а то лучше уж и не жить. Что ж? Я только не захотел проходить мимо голодной матери, зажимая в кармане свой рубль, в ожидании «всеобщего счастия». «Несу, дескать, кирпичик на всеобщее счастие и оттого ощущаю спокойствие сердца»... Ха-ха! Зачем же вы меня-то пропустили? Я ведь всего однажды живу, я ведь тоже хочу... Эх, эстетическая я вошь, и больше ничего, - прибавил он вдруг рассмеявшись, как помешанный...

Волосы его были смочены потом, вздрагивавшие губы запеклись, неподвижный взгляд был устремлен в потолок.

«Мать, сестра, как любил я их! Отчего теперь я их ненавижу? Да, я их ненавижу, физически ненавижу, подле себя не могу выносить... Лизавета! Соня! Бедные, кроткие, с глазами кроткими... Милые!.. Зачем они не плачут? Зачем они не стонут?.. Они все отдают... глядят кротко и тихо...»

Обессилив от тяжелых и мрачных размышлений, Раскольников заснул. Ему приснился страшный сон: мещанин заманил его в квартиру старухи, а та, живая, пряталась там в углу. Он стал бить ее топором, а она засмеялась. Затем бросился бежать, но его уже поджидали люди. Проснувшись в ужасе, Раскольников увидел, что на пороге его каморки стоит незнакомый человек, представившийся Аркадием Ивановичем Свидригайловым.

Автор знакомит читателей с бывшим студентом, красивым, но чрезвычайно бедным молодым человеком. Это главный герой романа. Его имя пока не упоминается. В летний день мужчина отправляется по делу, суть которого также еще не ясна.

Герой приходит в дом к старухе-процентщице. Он намерен заложить здесь свои часы. Но из поведения молодого человека становится ясно, что не это главная причина визита. Посетитель нервничает, не может на что-то решиться.

По дороге домой герой заходит в распивочную и встречает там отставного титулярного советника Семена Захаровича Мармеладова, известного пристрастием к алкоголю. Мармеладов рассказывает о своей жизни.

Несколько лет назад он пожалел молодую вдову с тремя детьми Катерину Ивановну и женился на ней. От первой супруги у Мармеладова дочь Соня. Сначала дела у семьи шли неплохо, несмотря на тяжелый характер Катерины Ивановны. Она вспыльчива, часто выплескивает свой гнев на мужа, падчерицу и своих детей.

Серьезные проблемы начались, когда Мармеладова уволили. С горя он стал прикладываться к рюмке. Семен Захарович пропил все, что было в доме, довел семью до полной нищеты. И Катерина, и Соня работали, но денег все равно не хватало. От полной безысходности и упреков мачехи дочь чиновника решила пойти на панель.

Тогда Мармеладов обратился с просьбой к бывшему начальнику. Из сострадания и за былые заслуги титулярного советника вновь приняли на службу. Но Семен Захарович уже не мог обходиться без спиртного. Молодой человек встретил его на пятый день запоя, когда Мармеладов пропил мундир и все наличные. Последние рюмки он заказывал уже на копейки, выпрошенные у дочери.

Мармеладов горько раскаивается, но бросить пить не помышляет. Он просит героя отвести его домой. Там взору молодого человека предстает ужасающая картина: в нищенской квартире плачут голодные дети. Катерина Ивановна в гневе стала таскать мужа за волосы под насмешки собравшихся соседей. Герой незаметно оставляет в доме небольшую сумму денег и спешит покинуть это место.

Утром молодого человека разбудила кухарка, которая принесла письмо от матери. Наконец становится известно, что молодого человека зовут Родион Раскольников. В письме описываются события, которые произошли с сестрой героя Авдотьей Романовной. Девушка служила гувернанткой в семье богатого купца Аркадия Ивановича Свидригайлова. Однажды тот стал приставать к красавице, предлагая ей совместную поездку в столицу. Но Дуня в гневном письме отказала настойчивым просьбам хозяина. Жена купца случайно услышала их разговор и обвинила во всем девушку. С позором Дуню выгнали из дома и ославили на всю округу. Бедную девушку едва не затравили. Но вдруг купец раскаялся и предъявил жене письмо бывшей гувернантки. Вскоре Дуня была оправдана, и госпожа Свидригайлова стала ее всячески восхвалять.

После этого случая к Дуне посватался состоятельный, но очень скупой делец Петр Петрович Лужин. Девушка, надеясь, что он поможет карьере брата, дала согласие. Скоро молодые должны прибыть в Петербург.

Раскольников приходит в ярость. Он не позволит сестре вступить в этот брак, не допустит, чтобы она жертвовала ради него! Вне себя от ярости Родион бежит из дома. На торговой площади он случайно подслушивает разговор, из которого становится ясно, что младшая сестра старухи-процентщицы Лизавета завтра вечером уйдет из дома.

Раскольников понимает, что другой такой случай вряд ли представится. Дома он сразу засыпает и приходит в себя только вечером следующего дня. Все приготовления Родион выполняет в спешке. Взять топор ему мешает кухарка, но затем орудие убийства удается спрятать под пальто.

Старуха очень недоверчиво отнеслась к визиту Раскольникова, но Родиону удалось отвлечь ее внимание и ударить топором по голове. Забрав ключи убитой, Раскольников открыл сундук с драгоценностями и набил ими карманы. С шеи старухи Родион срезал кошелек. На свою беду, вернулась сестра старухи Лизавета. Опасаясь, что женщина поднимет шум, Раскольников убивает и ее.

Отмыв руки и топор на кухне, он спешит покинуть квартиру. Но неожиданно в дверь звонят – к старухе пришли два посетителя. Поскольку никто не отвечает, они подозревают неладное и уходят за дворником. Родион выскакивает из комнаты, но не успевает выйти во двор – по лестнице уже идут. Тогда он забегает в открытую квартиру этажом ниже и там прячется. В этой квартире идет ремонт, рабочие ненадолго вышли. Родион дожидается пока дворник и другие люди поднимутся выше, а затем благополучно уходит.

Дома он, не раздеваясь, падает на кровать и засыпает.

Часть вторая

С утра убийца пребывает в бредовом состоянии. Он плохо воспринимает действительность, но догадывается спрятать награбленное. Приходит дворник и сообщает, что Раскольникова вызывают в околоток. Решив, что его хотят арестовать, Родион отправляется туда со смешанным чувством страха и облегчения. Но выясняется, что вызвали его совсем по другому делу – хозяйка квартиры подала в суд за неуплату.

Пока Родион пишет ответ на заявление, появляется один из жандармов и рассказывает о произошедшем убийстве. Раскольников падает без сознания. Вокруг него хлопочут, подозревая лихорадку. С трудом добравшись домой, Родион принимает решение выбросить награбленное в Неву. Набив драгоценностями карманы, молодой человек идет на берег. Но по дороге находит пустой двор и прячет там свою добычу под камнем. Плохо соображая, куда несет его рок событий, Родион приходит к своему приятелю Дмитрию Разумихину. Раскольников выглядит ужасно, как тяжелобольной человек.

Только на третьи сутки Родион приходит в сознание и обнаруживает, что находится в своей квартире. Он даже не помнит, как добрался домой. Все это время Разумихин был рядом.

На деньги от матери Родиона Разумихин покупает больному приличную одежду и еду. Врач Зосимов считает, что Родион находится на грани сумасшествия. Случайно Раскольников узнает, что дело об убийстве процентщицы поручено следователю Порфирию Иванову. Это родственник Разумихина. Выясняется также, что один из ремонтников в квартире, куда забегал Раскольников, нашел коробку с драгоценностями и пропил их. Теперь этот человек является главным подозреваемым в резонансном убийстве.

Неожиданно появляется жених Дуни Лужин, которого Раскольников прогоняет в гневе. Родиона тянет на место преступления, и он снова идет в дом старухи. Но в квартире убитой уже делают ремонт. Раскольников, как в лихорадке, бегает по комнате, дергает звонок и страшно пугает ремонтников. Они считают, что барин сильно пьян или не в своем уме.

В полном смятении Родион бежит на улицу, где попадает в толпу зевак, которые собрались на месте происшествия. Говорят, что экипаж раздавил какого-то пьяницу. В пострадавшем Раскольников узнает Мармеладова. Молодой человек помогает доставить несчастного домой. На руках у Сони Семен Захарович умирает. Родион дает деньги на похороны. За событиями наблюдает Лужин. Оказывается, он снимает в этом доме квартиру.

Раскольников чувствует себя настолько больным и разбитым, что не решается идти домой один. Он заходит к Разумихину и просит провести его. Дома Родиона ожидают приехавшие мать и сестра.

Часть третья

Раскольников требует, чтобы Дуня отказалась от брака с Лужиным. Девушка производит большое впечатление на Разумихина, который сразу в нее влюбляется и буквально боготворит. Дуня приглашает всех провести вместе вечер. Должен прийти и Лужин для окончательного объяснения.

Неожиданно появляется Соня, чтобы позвать Раскольникова на похороны отца. Мать и сестра Родиона знакомятся с бедной девушкой и проникаются к ней симпатией. Оказывается, скряга Лужин снял для них самые дешевые комнаты в доме, который пользуется скверной репутацией. Узнав об этом, Раскольников еще больше ненавидит ухажера сестры.

Родион хочет вернуть часы и кольцо, которые отдал старухе, поскольку опасается, что мать узнает о закладе. Ведь это подарок сестры и последняя вещь, оставшаяся от отца. Но денег на выкуп нет. В спешке Раскольников принимает необдуманное решение: обратиться за помощью к Порфирию Иванову как к родственнику Разумихина. Вместе с другом Родион идет к сыщику. Оказывается, Иванов читал статью Раскольникова, где излагаются идеи о том, что существует высший вид людей, для которых нет законов. Они имеют право даже убивать «во благо». Сыщик обещает помочь с возвращением заклада. Раскольников напуган проницательностью и хитростью Порфирия.

Родион все больше погружается в тягостные мысли, ему снятся кошмары. Неожиданно в гости к молодому человеку приходит купец Свидригайлов, тот самый, из-за которого пострадала Дуня. Он уже вдовец.

Часть четвертая

Свидригайлов оказывается довольно умным человеком. Он приехал сообщить, что его покойная жена завещала три тысячи рублей Дуне, а сам хочет отдать девушке в виде компенсации десять тысяч. Но Раскольников с негодованием отвергает эту «помощь».

Вечером у Дуни сходятся Разумихин, Лужин и Родион. Наглость и жадность Петра Петровича вызывают всеобщее возмущение. Девушка выставляет Лужина вон, и отвергнутый жених решает отомстить. После его ухода Родион заявляет, что хочет порвать отношения с сестрой и матерью, он поручает Разумихину позаботиться о них. Затем Раскольников приходит проститься к Соне. Их разговор слышит через стену Свидригайлов.

Родион вновь идет к Иванову решать вопрос заложенных вещей. Порфирий заводит с ним хитрый и опасный разговор. Он не обвиняет Раскольникова явно, но намекает, что правда ему известна. Родион впадает в злобное отчаяние, но тут неожиданно является с повинной один из ремонтников. Порфирий явно разочарован прерванной беседой, но обещает, что они с Раскольниковым еще встретятся.

Часть пятая

Катерина Иванова пригласила на поминки мужа Петра Лужина. Но, не желая встречаться с Раскольниковым, тот не пришел на обед, однако вызвал Соню и вручил ей десять рублей «из сострадания».

На поминках разразился скандал между Катериной Ивановой и хозяйкой квартиры, которая пренебрежительно высказывалась о Соне. В разгар этой перепалки пришел Лужин и объявил, что Соня украла у него сто рублей. Оскорбленная Катерина Иванова бросилась выворачивать карманы падчерицы, чтобы доказать ее невиновность. Но неожиданно из кармана выпала сторублевая купюра.

Все потрясены. Ситуацию спас сосед Лужина Лебезятников, который видел, как Петр Петрович подложил деньги в карман девушки. Месть не удалась, и Лужин уходит, угрожая, что заявит на воровку в полицию. Соня в страхе бежит домой.

Квартирная хозяйка решает, что скандалов из-за семейства Мармеладовых с нее довольно и велит всем немедленно убираться. В это время Родион приходит к Соне и признается в убийстве. «Разве я старушонку убил? Я себя убил…», – произносит он, раскаявшись.

Прибегает Лебезятников и сообщает, что Катерина Иванова сошла с ума. Все спешат на улицу, где несчастная вдова заставляет петь и танцевать детей. Уговоры вернуться домой не помогают. Перепуганные дети убегают, а Катерина Иванова бросается за ними вдогонку. Внезапно она падает, у женщины горлом идет кровь. Ее приносят на квартиру Сони, где на руках у девушки несчастная умирает.

К потрясенному Родиону неожиданно подходит Свидригайлов. Он уверяет, что потратит обещанные Дуне десять тысяч на устройство похорон, а также на Соню и детей. Купец намекает, что слышал, как Раскольников признавался Соне в убийстве. Родион в ужасе.

Часть шестая

К Раскольникову приходит Порфирий Иванов, чтобы обвинить Родиона в убийстве. Дело в том, что рабочий, взявший на себя вину, воспитывался среди раскольников. А для них пострадать от властей – богоугодное дело. Сыщик признается, что у него почти нет доказательств, но есть одна улика, поэтому он предлагает Родиону прийти с повинной. Раскольников отказывается. Тогда Порфирий дает убийце «погулять» еще денька два на свободе, а затем обещает арестовать.

Раскольников идет на встречу со Свидригайловым, чтобы выяснить его намерения. Купец предлагает устроить Родиону побег. Раскольников в ответ угрожает убить Свидригайлова, если тот не оставит Дуню в покое.

Оказывается, вдовец написал Дуне письмо, в котором попросил о встрече, так как он знает страшную тайну ее брата. Свидригайлов рассказывает девушке, что подслушал, как Родион признавался в убийстве. За свое молчание он требует, чтобы Дуня, в которую безумно влюблен, осталась с ним. Дуня выхватывает револьвер и угрожает застрелить шантажиста, если тот приблизится. Свидригайлов бросается к ней, девушка стреляет, но пуля лишь царапает купца. Второго выстрела не получилось – осечка. Дуня в отчаянии бросает оружие на пол.

Неожиданно Свидригайлов отпускает Дуню. Купец уже понимает, что девушка никогда его не полюбит. После ухода Дуни Свидригайлов поднимает револьвер и заходит попрощаться к Соне. Он оставляет девушке три тысячи рублей и объявляет, что уезжает в Америку.

Затем Свидригайлов идет в гостиницу, где проводит кошмарную ночь. Ранним туманным утром он выходит из гостиницы на улицу и стреляет себе в висок.

Даже если летом вы успели ознакомиться с произведением Достоевского, всего запомнить, конечно же, нельзя: какие-то мелочи забываются, имена второстепенных персонажей стираются из памяти, но на уроках литературы всегда нужно быть готовым к самым каверзным вопросам. В учебное время совсем не хватает времени на то, чтобы перелистать «Преступление и наказание», поэтому мы предлагаем вам краткий пересказ по главам. А если вы по-прежнему думаете, что вся суть этой истории – убийство старухи, то предлагаем уделить пару минут на чтение .

Главный герой Родион Раскольников – бывший студент, проживающий в каморке, расположенной в Петербурге (вот его подробная ). Только в романе это совсем не величественный город: описаны духота, вонь, толкотня, пьяные люди и давящая бедность (вот ). В первой главе читателям сразу дается портрет старухи-процентщицы Алены Ивановны, состоящий из отталкивающих черт: дряхлая и жадная женщина погрязла в алчности. Раскольников идет к старухе, чтобы осмотреться и проверить свои ощущения, закладывает ей дорогие вещи.

Семья Мармеладовых так же не заставляет себя долго ждать, и бывший чиновник, алкоголик Семен Мармеладов, знакомится с Раскольниковым в распивочной (тут ). Там он рассказывает Родиону о своей семье, живущей в нищете и о дочери Соне, которая живет «по желтому билету», чтобы прокормить семью отца. Так же главный герой получает письмо от матери, в котором рассказывается о сестре Раскольникова Дуне, помещике Свидригайлове и предпринимателе Лужине. Дуню оскорбил своими домогательствами хозяин дома, где она служила гувернанткой. Теперь ей больше нельзя работать. И она предпринимает отчаянный шаг – помолвку с состоятельным, но нелюбимым мужчиной – Лужиным (вот их ).

Сразу же в первой части Раскольников решает, что преступлению быть. У него благородная цель, но его мучают сомнения в правильности этого поступка. Однако он видит знаки, которые подталкивают его на убийство: случайно услышанный разговор студента и офицера в трактире о справедливости возможного убийства старухи, о том, что Лизаветы (сестры Алены Ивановны) не будет дома завтра вечером (здесь подробно описаны ). Первая часть завершается преступлением, совершенным Раскольниковым: автор описывает преднамеренное убийство и ограбление старухи-процентщицы и случайное убийство ее беременной сестры Лизаветы. Родион очень боится, у него даже не получается с первого раза сделать решающий удар. Его с распростертым телом застает сестра жертвы, которую он тоже не оставляет в живых. Тогда, будто в лихорадке, он покидает дом, взяв случайно попавшие на глаза ценности, даже толком не обыскав квартиру. На пути он еле скрывается от случайных прохожих в подъезде, чтобы не быть узнанным.

II часть

Все последующие части романа можно назвать наказанием главного героя, сразу после преступления он испытывает ужас, смятение и страх. Раскольникова вызывают в полицейскую контору, что, несомненно, пугает его: однако причина вызова – жалоба хозяйки квартиры за неуплату. Неопытный преступник начинает выдавать себя, когда падает в обморок во время случайно услышанного разговора об убийстве старухи-процентщицы.

Все украденное Раскольников прячет под камень в незнакомом дворе, и даже это дает понять читателю, насколько бесполезно было преступление героя. Родиону, ослабевшему и заболевшему от напряжения, помогает приятель по университету Разумихин, обеспечивая его едой и одеждой (здесь их ). В этой же части состоится неудачное знакомство Раскольникова с Лужиным. Оба мужчины сразу прониклись друг к другу взаимной антипатией. Брат мучается, он не в силах принять от сестры такую жертву, ведь она продает себя, лишь бы он смог продолжить обучение.

Завершается вторая часть страшной трагедией: Мармеладов попадает под лошадь и умирает, появляется Соня. Раскольников дает деньги, которые ему прислала мать, на похороны семье Мармеладовых (здесь описание их ). Герой признавался себе в том, что в тот момент он жил, а не просто существовал. В грязной комнатушке он увидел несчастных малышей и их мать, Катерину Ивановну, больную чахоткой. Всех их содержит бледная и худенькая девушка Соня (вот ее ), единственная родная дочь погибшего, которая продает себя ради выживания мачехи и ее потомства.

III часть

К Раскольникову приезжают мать и сестра. Невооруженным глазом видна любовь Разумихина к Дуне. Раскольников в возмущении от письма Лужина, где жених пишет его родне, что Родион выдал деньги «девице отъявленного поведения». Пытаясь доказать, что Лужин исказил ситуацию, Раскольников сажает Соню, которая пришла пригласить героя на поминки, рядом с матерью и сестрой.

В третьей части, наконец, состоится знакомство Раскольникова с талантливым следователем Порфирием Петровичем, у которого нет улик на главного героя, но есть исключительная интуиция. Мы слышим разговор о теории Раскольникова, которая изложена в статье «О преступлении», написанной молодым человеком за полгода до убийства Алены Ивановны (тут ). Раскольников излагает суть своей теории об обыкновенных, склонных к послушанию и смирению, и необыкновенных людях, которым разрешается преступить закон, если это требуется для важной идеи. Объяснив свое предположение о «тварях дрожащих и право имеющих», нервный и лихорадочный Родион только еще больше вызывает подозрение у Порфирия Петровича.

IV часть

В четвертой части романа Достоевского читатель знакомится с Свидригайловым, тем самым хозяином дома, где Дуня была опорочена грязными домогательствами барина. Этот развратник заходит к Раскольникову и, замечая в нем родственную душу, признается в том, что ему являются привидения его жертв. Он давно живет лишь сладострастием и погубил уже немало женских судеб.

Дуня с Лужиным ссорятся и расторгают помолвку, а Раскольников заглядывает к Соне. Герой говорит ей о том, что ее грех в том, что она «понапрасну умертвила и предала себя». Мармеладова читает Родиону библейскую легенду о воскрешении Лазаря, пытаясь донести до него смысл своего самоотречения и надежду на благоприятный исход.

Раскольников вновь в полицейском участке, у Порфирия Петровича. Психологически не выдерживая давления, он кричит:

Арестуйте меня, обыскивайте меня, но извольте действовать по форме, а не играть со мной!

Однако неожиданное признание маляра Николая в убийстве процентщицы ставит Раскольникова в ступор. Следователь понимает, кто виновен, но ничего не может сделать без откровенного признания преступника.

V часть

Лужин беседует с Соней, и на поминках по Мармеладову подсовывает ей деньги, чтобы потом поссорить Раскольникова с сестрой и матерью. Он пытается обвинить девушку в краже денег, однако ее защищают Лебезятников и Раскольников. Клеветника с позором прогоняют.

Раскольников у Сони признается ей в убийстве. Родион старается доказать ей, что пытался убить «бесполезную, гадкую, зловредную» вошь, Соня советует «страдание принять и искупить себя им». Позже выясняется, что их разговор был подслушан Свидригайловым, живущим по соседству.

Катерина Ивановна умирает в комнате Сони от горлового кровотечения, и Свидригайлов оплачивает ее похороны и жизнь ее детей. Он боится возмездия судьбы за свои грехи, осознание собственной порочности сводит его с ума.

VI часть

В заключительной части романа Порфирий Петрович заглядывает к Раскольникову, в конце их разговора следователь убеждается, что убил процентщицу именно Раскольников и предлагает ему «учинить явку с повинною». Дуня находится у Свидригайлова: он сообщает ей о преступлении ее брата. Также он пробует добиться ее расположения, но женщина покидает его. После ее ухода Свидригайлова мучают ночные кошмары, и он совершает самоубийство.

Матери Раскольникова нездоровится, они прощаются с сыном.

Она уже давно понимала, что с сыном что-то ужасное происходит, а теперь приспела какая-то страшная для него минута.

После разговора поначалу с Дуней, затем с Соней Раскольников покаялся среди площади, целуя грязную землю «с наслаждением и счастьем», после чего Родион является с повинной в полицию.

Эпилог

Именно в эпилоге нам раскрывается конец истории, дается надежда на будущее Раскольникова и Сони и свершается долгожданное воскрешение героя ( оно описано подробно).

В заключительной главе романа Раскольников в Сибири, на каторге. Соня Мармеладова рядом с главным героем, который в эпилоге осознает свою к ней любовь. Раньше его бесило ее присутствие, ее самоотречение. Ему казалось, что своим поведением она как бы упрекает его и в чем-то обязывает. У этой доброй и искренней девушки завязались хорошие отношения с заключенными. Но в течение времени он понял, как прекрасна и добра эта девушка, как благотворно ее влияние.

Читателям рассказывается о суде над Родионом. Сны Раскольникова играют немаловажную роль в произведении, а заключительный для нас сон героя показывает моровую язву, из-за которой каждый думал, что в нем заключается истина (здесь подробное ). Благодаря этому жуткому сну, где все погибало, Раскольников, наконец, осознает антигуманный смысл собственной теории и раскаивается в совершенном преступлении.

Разумихин напомнил Порфирию об их вчерашнем пьяном споре про взгляд социалистов на преступления – дескать люди совершают их, потому что «среда заела». «Социалисты хотят живую историю развития человечества переделать по мёртвой теории, вышедшей из какой-нибудь математической головы. Все людские неустройства одной глупостью объясняют. Хотят дисциплинировать живую душу, сделать рабской, на манер каучука – зато не живая, зато без воли, зато рабская, не взбунтуется! Всё на одну только кладку кирпичиков да на расположение коридоров и комнат в фаланстере свели! Но живой душе рано ещё на кладбище!»

Порфирий посмеивался, но вдруг заговорил о статье Раскольникова в «Периодической речи». Родион и сам не знал, что статью, посланную им в эту газету, там опубликовали. Порфирия интересовала главная мысль этой заметки: «существуют на свете будто бы некоторые такие лица, которые полное право имеют совершать всякие бесчинства и преступления. А обыкновенные должны жить у них в послушании».

Раскольников стал с горячностью объяснять: «Все благодетели человечества были страшные кровопроливцы – иначе и нельзя распространить среди людей полезные установления и идеи. И сделанные ими блага оправдывают их преступления! Обычная масса сохраняет мир и приумножает его численно, а люди особенные двигают мир к цели», к Новому Иерусалиму.

Порфирий удивился тому, что Раскольников всё же верит в Новый Иерусалим. «И в бога веруете?» – спросил он. – «Верую». – «Но как же отличить обыкновенных людей от особых? – не отставал следователь. – А если кто-то из первого разряда сочтёт, что принадлежит ко второму, и начнет устранять все препятствия ? И много ли таких необыкновенных людей, которые других имеют право резать? Жутко-с, если уж очень-то много их будет?». – «Не беспокойтесь, таких людей очень мало», – раздражённо проговорил Раскольников.

Разумихин вытаращил глаза: «Да ты серьезно, Родя? Да ведь это разрешение крови по совести, это страшнее, чем официальное разрешение кровь проливать!» Раскольников грустно глядел на него: «Глупенькие или тщеславные есть всегда. Но общество ведь обеспечено ссылками, тюрьмами, судебными следователями, каторгами. Ищите вора».

«Ну-с, а насчет его совести?» – любопытствовал Порфирий. – «У кого есть она, тот страдай, коль сознает ошибку, – не сдавался Раскольников. – Это и наказание ему, – опричь каторги. Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть». – «А вы когда вашу статейку сочиняли – ведь не может быть, чтобы себя не считали, ну хоть на капельку, – тоже человеком необыкновенным?» – «Очень может быть», – презрительно процедил Раскольников. – «И решились бы ради благородной цели перешагнуть : убить и ограбить?» – «Магометом иль Наполеоном я себя не считаю». – «Полноте, кто ж у нас на Руси себя Наполеоном теперь не считает?», – усомнился Порфирий. – «Уж не Наполеон ли какой будущий и нашу Алену Ивановну на прошлой неделе топором укокошил?» – поддакнул Замётов.

Раскольников встал уходить. «Вы у убитой одним из последних были, – произнёс Порфирий. – Не зайдёте ли ко мне в часть, может, что-то полезное сможем у вас узнать». – «Вы хотите меня официально допрашивать?» – резко обернулся к нему Родион. – «Зачем же-с? Покамест это вовсе не требуется. А когда в последний раз были у старухи, то, проходя по лестнице, работников в отворённой квартире не видали?», – как бы невзначай спросил Порфирий.

«Да ведь красильщики мазали в самый день убийства, а он за три дня до этого был?» – закричал Порфирию Разумихин. – «Фу-ты! Перемешал! Совсем перемешал!» – с деланной рассеянностью хлопнул тот себя по лбу.

Раскольников и Разумихин ушли.

Достоевский «Преступление и наказание», часть 3, глава 6 – краткое содержание

По пути Раскольников возмущался перед Разумихиным тем, что Порфирий явно подозревает его в убийстве. «Если бы у них была эта мысль, они бы наоборот её скрывали!» – полагал Разумихин. – «Не скрывают, потому что у них нет фактов. Вот они и стараются наглостью сбить, чтобы я с досады прорвался», – кричал Раскольников.

Его вдруг поразила тревожная мысль: не осталось ли случаем чего из награбленного в дыре за обоями ? А вдруг придут с обыском! Наскоро распрощавшись с Разумихиным, Раскольников бросился домой. Он обшарил там дыру за обоями, но ничего не нашёл.

Выйдя затем во двор, он увидел дворника и стоявшего рядом с ним незнакомого угрюмого пожилого мещанина, одетого в странный халат. Дворник показывал мещанину на Раскольникова. Родион бросился к ним. Но мещанин, ничего не сказав, строго оглядел его, повернулся и пошёл прочь. Раскольников кинулся за ним.

Нагнав незнакомца, он с минуту шёл бок о бок с ним, не решаясь от волнения ничего спросить. «Вы меня спрашивали у дворника?» – выдавил он из себя наконец. Мещанин остановился и, глядя на него, зловеще произнёс: «Убивец!» – «Да что вы… кто убийца?» – потрясённо бормотал Раскольников. – «Ты убивец», – проговорил мещанин, повернулся и ушёл.

Раскольников вернулся домой в дрожи. Он бессильно лёг на диван. Мысли сами текли без всякой связи. Услышав, что к нему входят Разумихин с Настасьей, он притворился спящим. Те решили не будить его и удалились.

«Кто этот вышедший из-под земли человек? – мучился Раскольников. – Где был он и что видел?»

Он горько клял самого себя: зачем решился на преступление, в душе сознавая, что не Наполеон! «Убить-то убил, а выходит – так и не переступил ! Убеждал себя, что делаю всё для благородной цели , тогда как настоящий гений ставит где-нибудь поперек улицы хор-р-рошую батарею и дует в правого и виноватого, не удостоивая даже и объясниться! Мать, сестра, как любил я их! Отчего теперь я их ненавижу?» (См. полный текст этого монолога .)

Он постепенно задремал. Видел во сне , будто идёт вечером по улице, и давешний мещанин издалека манит его рукой. Раскольников побрёл за ним в подворотню дома. Мещанин исчез. А он вдруг оказался в той самой квартире. За висящим там на стене салопом кто-то прятался. Раскольников отвёл его – и увидел старушонку-процентщицу, с наклонённой головой. Он достал топор и начал бить её по голове, раз за разом, но она даже не шевелилась от ударов. Он нагнулся заглянуть ей в лицо, и увидел – старуха заливается смехом. Тут из спальни послышались голоса. Прихожая и лестница уже были полны людей…

Родион проснулся – и увидел, как продолжение сна, что дверь его каморки распахнута настежь, а на пороге стоит незнакомый дородный человек и смотрит на него.

Раскольников прикрыл глаза, глядя сквозь ресницы. Незнакомец вошёл, притворил дверь и тихо сел на стул, опустив подбородок на трость.

Подождав довольно долго, Раскольников приподнялся на диване. «А ведь я так и знал, что вы не спите, – рассмеялся странный гость. – Аркадий Иванович Свидригайлов , позвольте отрекомендоваться…»