Расступись о старец. Дары терека

Терек воет, дик и злобен,
Меж утесистых громад,
Буре плач его подобен,
№4 Слезы брызгами летят.
Но, по степи разбегаясь,
Он лукавый принял вид
И, приветливо ласкаясь,
№8 Морю Каспию журчит:

«Расступись, о старец море,
Дай приют моей волне!
Погулял я на просторе,
№12 Отдохнуть пора бы мне.
Я родился у Казбека,
Вскормлен грудью облаков,
С чуждой властью человека
№16 Вечно спорить я готов.
Я, сынам твоим в забаву,
Разорил родной Дарьял
И валунов им, на славу,
№20 Стадо целое пригнал».

Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий стихнул, будто спит,
И опять, ласкаясь, Терек
№24 Старцу на ухо журчит:

«Я привез тебе гостинец!
То гостинец не простой:
С поля битвы кабардинец,
№28 Кабардинец удалой.
Он в кольчуге драгоценной,
В налокотниках стальных:
Из Корана стих священный
№32 Писан золотом на них.
Он упрямо сдвинул брови,
И усов его края
Обагрила знойной крови
№36 Благородная струя;
Взор открытый, безответный,
Полон старою враждой;
По затылку чуб заветный
№40 Вьется черною космой».

Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий дремлет и молчит;
И, волнуясь, буйный Терек
№44 Старцу снова говорит:

«Слушай, дядя: дар бесценный!
Что другие все дары?
Но его от всей вселенной
№48 Я таил до сей поры.
Я примчу к тебе с волнами
Труп казачки молодой,
С темно-бледными плечами,
№52 С светло-русою косой.
Грустен лик ее туманный,
Взор так тихо, сладко спит,
А на грудь из малой раны
№56 Струйка алая бежит.
По красотке молодице
Не тоскует над рекой
Лишь один во всей станице
№60 Казачина гребенской.
Оседлал он вороного,
И в горах, в ночном бою,
На кинжал чеченца злого
№64 Сложит голову свою».

Замолчал поток сердитый,
И над ним, как снег бела,
Голова с косой размытой,
№68 Колыхаяся, всплыла.

И старик во блеске власти
Встал, могучий, как гроза,
И оделись влагой страсти
№72 Темно-синие глаза.

Он взыграл, веселья полный, -
И в объятия свои
Набегающие волны
№76 Принял с ропотом любви.

Terek voyet, dik i zloben,
Mezh utesistykh gromad,
Bure plach yego podoben,
Slezy bryzgami letyat.
No, po stepi razbegayas,
On lukavy prinyal vid
I, privetlivo laskayas,
Moryu Kaspiyu zhurchit:

«Rasstupis, o starets more,
Day priyut moyey volne!
Pogulyal ya na prostore,
Otdokhnut pora by mne.
Ya rodilsya u Kazbeka,
Vskormlen grudyu oblakov,
S chuzhdoy vlastyu cheloveka
Vechno sporit ya gotov.
Ya, synam tvoim v zabavu,
Razoril rodnoy Daryal
I valunov im, na slavu,
Stado tseloye prignal».

No, sklonyas na myagky bereg,
Kaspy stikhnul, budto spit,
I opyat, laskayas, Terek
Startsu na ukho zhurchit:

«Ya privez tebe gostinets!
To gostinets ne prostoy:
S polya bitvy kabardinets,
Kabardinets udaloy.
On v kolchuge dragotsennoy,
V nalokotnikakh stalnykh:
Iz Korana stikh svyashchenny
Pisan zolotom na nikh.
On upryamo sdvinul brovi,
I usov yego kraya
Obagrila znoynoy krovi
Blagorodnaya struya;
Vzor otkryty, bezotvetny,
Polon staroyu vrazhdoy;
Po zatylku chub zavetny
Vyetsya chernoyu kosmoy».

No, sklonyas na myagky bereg,
Kaspy dremlet i molchit;
I, volnuyas, buyny Terek
Startsu snova govorit:

«Slushay, dyadya: dar bestsenny!
Chto drugiye vse dary?
No yego ot vsey vselennoy
Ya tail do sey pory.
Ya primchu k tebe s volnami
Trup kazachki molodoy,
S temno-blednymi plechami,
S svetlo-rusoyu kosoy.
Grusten lik yee tumanny,
Vzor tak tikho, sladko spit,
A na grud iz maloy rany
Struyka alaya bezhit.
Po krasotke moloditse
Ne toskuyet nad rekoy
Lish odin vo vsey stanitse
Kazachina grebenskoy.
Osedlal on voronogo,
I v gorakh, v nochnom boyu,
Na kinzhal chechentsa zlogo
Slozhit golovu svoyu».

Zamolchal potok serdity,
I nad nim, kak sneg bela,
Golova s kosoy razmytoy,
Kolykhayasya, vsplyla.

I starik vo bleske vlasti
Vstal, moguchy, kak groza,
I odelis vlagoy strasti
Temno-siniye glaza.

On vzygral, veselya polny, -
I v obyatia svoi
Nabegayushchiye volny
Prinyal s ropotom lyubvi.

Nthtr djtn, lbr b pkj,ty,
Vt; entcbcns[ uhjvfl,
,eht gkfx tuj gjlj,ty,
Cktps ,hspufvb ktnzn/
Yj, gj cntgb hfp,tufzcm,
Jy kerfdsq ghbyzk dbl
B, ghbdtnkbdj kfcrfzcm,
Vjh/ Rfcgb/ ;ehxbn:

«Hfccnegbcm, j cnfhtw vjht,
Lfq ghb/n vjtq djkyt!
Gjuekzk z yf ghjcnjht,
Jnljznbz cdjb
Yf,tuf/obt djkys
Ghbyzk c hjgjnjv k/,db/

Песенка для поднятия настроения;-)

Тег audio не поддерживается вашим браузером.

Анализ стихотворения

Строфы

Размер: четырёхстопный хорей

Стопа: двухсложная с ударением на 1-м слоге

«Дары Терека» Михаил Лермонтов

Терек воет, дик и злобен,
Меж утёсистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят.
Но, по степи разбегаясь,
Он лукавый принял вид
И, приветливо ласкаясь,
Морю Каспию журчит:

«Расступись, о старец-море,
Дай приют моей волне!
Погулял я на просторе,
Отдохнуть пора бы мне.
Я родился у Казбека,
Вскормлен грудью облаков,
С чуждой властью человека
Вечно спорить был готов.
Я, сынам твоим в забаву,
Разорил родной Дарьял
И валунов им, на славу,
Стадо целое пригнал».

Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий стихнул, будто спит,
И опять, ласкаясь, Терек
Старцу на ухо журчит:

«Я привёз тебе гостинец!
То гостинец не простой:
С поля битвы кабардинец,
Кабардинец удалой.
Он в кольчуге драгоценной,
В налокотниках стальных:
Из Корана стих священный
Писан золотом на них.
Он угрюмо сдвинул брови,
И усов его края
Обагрила знойной крови
Благородная струя;
Взор открытый, безответный,
Полон старою враждой;
По затылку чуб заветный
Вьется чёрною космой».

Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий дремлет и молчит;
И, волнуясь, буйный Терек
Старцу снова говорит:

«Слушай, дядя: дар бесценный!
Что другие все дары?
Но его от всей вселенной
Я таил до сей поры.
Я примчу к тебе с волнами
Труп казачки молодой,
С темно-бледными плечами,
С светло-русою косой.
Грустен лик её туманный,
Взор так тихо, сладко спит,
А на грудь из малой раны
Струйка алая бежит.
По красотке-молодице
Не тоскует над рекой
Лишь один во всей станице
Казачина гребенской.
Оседлал он вороного,
И в горах, в ночном бою,
На кинжал чеченца злого
Сложит голову свою».

Замолчал поток сердитый,
И над ним, как снег бела,
Голова с косой размытой,
Колыхаяся, всплыла.

И старик во блеске власти
Встал, могучий, как гроза,
И оделись влагой страсти
Темно-синие глаза.
Он взыграл, веселья полный —
И в объятия свои
Набегающие волны
Принял с ропотом любви.

Анализ стихотворения Лермонтова «Дары Терека»

Служба на Кавказе стала одной из наиболее ярких страниц жизни Михаила Лермонтова, который рассчитывал снискать себе славу на военном поприще. Однако поэт не только совершенствовал свое искусство в стрельбе и верховой езде, но и с увлечением постигал культуру кавказских народов, учил их язык, знакомился с традициями и обрядами. Особенно интересовал Лермонтова местный фольклор, который давал поэту богатую пищу для размышлений. На основе легенд и преданий впоследствии рождались не только повести и рассказы, но и стихи, пронизанные духом свободы и непокорности. Одним из таких произведений является стихотворение «Дары Терека», написанное в 1840 году, когда поэт второй раз попал на Кавказ и смог во всей красе увидеть буйство горной реки. Однако поразило Лермонтова не это, а то, как в казацких степях Терек становится покорным и спокойным. И лишь страшные дары в виде тел своих жертв он время от времени выбрасывает на берег, словно бы напоминая, что внешняя покорность – иллюзия, обман.

Это стихотворение построено таким образом, что повествование ведется от имени реки, которую Лермонтов превращает в одушевленное существо со своим характером, мыслями и чувствами. Терек обращается к одинокому старцу, который олицетворяет собой Каспийское море, и предлагает ему свои роскошные дары – молодого кабардинца в золотой кольчуге и юную казачку, ставшую жертвой злого чеченца. Монолог буйного Терека основан на старинных казацких легендах и преданиях, в нем много образности и лиричности. Это обращение к Каспию по своей размеренности напоминает балладу, однако старец «дремлет и молчит», совершенно не собираясь принимать речные дары.

И тогда бурный Терек рассказывает ему историю красавицы-казачки, о которой проливают слезы родные. Лишь один человек не горюет о погибшей, и это – ее жених, «казачина гребенской». Пытаясь отомстить за любимую он отправляется в стан врага, где очень скоро «на кинжал чечена злого сложит голову свою». Именно эта романтическая история любви произвела впечатление на старика-Каспия, который на своем веку видел много подношений и принял в свои объятия тысячи погибших людей. На сей раз он тоже «во блеске власти встал, могучий как гроза» и накрыл волной тела новых юных жертв, отдавая дань их молодости и красоте. «Набегающие волны» кроткого и ласкового Терека, который еще недавно бушевал среди горных круч, он «принял с ропотом любви», как дед обнимает не в меру расшалившегося внука, просящего у него прощение.

Михаил Юрьевич Лермонтов

Терек воет, дик и злобен,
Меж утёсистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят.
Но, по степи разбегаясь,
Он лукавый принял вид
И, приветливо ласкаясь,
Морю Каспию журчит:

«Расступись, о старец-море,
Дай приют моей волне!
Погулял я на просторе,
Отдохнуть пора бы мне.
Я родился у Казбека,
Вскормлен грудью облаков,
С чуждой властью человека
Вечно спорить был готов.
Я, сынам твоим в забаву,
Разорил родной Дарьял
И валунов им, на славу,
Стадо целое пригнал».

Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий стихнул, будто спит,
И опять, ласкаясь, Терек
Старцу на ухо журчит:

«Я привёз тебе гостинец!
То гостинец не простой:
С поля битвы кабардинец,
Кабардинец удалой.
Он в кольчуге драгоценной,
В налокотниках стальных:
Из Корана стих священный
Писан золотом на них.
Он угрюмо сдвинул брови,
И усов его края
Обагрила знойной крови
Благородная струя;
Взор открытый, безответный,
Полон старою враждой;
По затылку чуб заветный
Вьется чёрною космой».

Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий дремлет и молчит;
И, волнуясь, буйный Терек
Старцу снова говорит:

«Слушай, дядя: дар бесценный!
Что другие все дары?
Но его от всей вселенной
Я таил до сей поры.
Я примчу к тебе с волнами
Труп казачки молодой,
С темно-бледными плечами,
С светло-русою косой.
Грустен лик её туманный,
Взор так тихо, сладко спит,
А на грудь из малой раны
Струйка алая бежит.
По красотке-молодице
Не тоскует над рекой
Лишь один во всей станице
Казачина гребенской.
Оседлал он вороного,
И в горах, в ночном бою,
На кинжал чеченца злого
Сложит голову свою».

Замолчал поток сердитый,
И над ним, как снег бела,
Голова с косой размытой,
Колыхаяся, всплыла.

И старик во блеске власти
Встал, могучий, как гроза,
И оделись влагой страсти
Темно-синие глаза.
Он взыграл, веселья полный —
И в объятия свои
Набегающие волны
Принял с ропотом любви.

Служба на Кавказе стала одной из наиболее ярких страниц жизни Михаила Лермонтова, который рассчитывал снискать себе славу на военном поприще. Однако поэт не только совершенствовал свое искусство в стрельбе и верховой езде, но и с увлечением постигал культуру кавказских народов, учил их язык, знакомился с традициями и обрядами. Особенно интересовал Лермонтова местный фольклор, который давал поэту богатую пищу для размышлений. На основе легенд и преданий впоследствии рождались не только повести и рассказы, но и стихи, пронизанные духом свободы и непокорности. Одним из таких произведений является стихотворение «Дары Терека», написанное в 1840 году, когда поэт второй раз попал на Кавказ и смог во всей красе увидеть буйство горной реки. Однако поразило Лермонтова не это, а то, как в казацких степях Терек становится покорным и спокойным. И лишь страшные дары в виде тел своих жертв он время от времени выбрасывает на берег, словно бы напоминая, что внешняя покорность - иллюзия, обман.

Это стихотворение построено таким образом, что повествование ведется от имени реки, которую Лермонтов превращает в одушевленное существо со своим характером, мыслями и чувствами. Терек обращается к одинокому старцу, который олицетворяет собой Каспийское море, и предлагает ему свои роскошные дары - молодого кабардинца в золотой кольчуге и юную казачку, ставшую жертвой злого чеченца. Монолог буйного Терека основан на старинных казацких легендах и преданиях, в нем много образности и лиричности. Это обращение к Каспию по своей размеренности напоминает балладу, однако старец «дремлет и молчит», совершенно не собираясь принимать речные дары.

И тогда бурный Терек рассказывает ему историю красавицы-казачки, о которой проливают слезы родные. Лишь один человек не горюет о погибшей, и это - ее жених, «казачина гребенской». Пытаясь отомстить за любимую он отправляется в стан врага, где очень скоро «на кинжал чечена злого сложит голову свою». Именно эта романтическая история любви произвела впечатление на старика-Каспия, который на своем веку видел много подношений и принял в свои объятия тысячи погибших людей. На сей раз он тоже «во блеске власти встал, могучий как гроза» и накрыл волной тела новых юных жертв, отдавая дань их молодости и красоте. «Набегающие волны» кроткого и ласкового Терека, который еще недавно бушевал среди горных круч, он «принял с ропотом любви», как дед обнимает не в меру расшалившегося внука, просящего у него прощение.