Неудавшаяся попытка организовать наступление на фронте 1917. Литературно-исторические заметки юного техника

Июньское наступление на карте восточного фронта Первой мировой войны

Июньское наступление - предпринятая в июне 1917 года наступательная операция русских войск Юго-Западного фронта (командующий генерал А. Е. Гутор) во время Первой мировой войны. Наступление было предпринято буржуазным при активной поддержке эсеро-меньшевиков с целью укрепления своего положения и удовлетворения требований союзников об активизации действий русской армии.

В случае успеха буржуазия рассчитывала взять в свои руки всю полноту власти и разгромить революционные силы в стране и армии, а при неудаче - свалить вину за развал армии на большевиков.

Начало наступления

18 июня 1917 года, после двухдневной артиллерийской подготовки, русская армия перешла в наступление. Решение о нём было поддержано авторитетом .

Ставка уже давно начала подготовку к наступлению, но она велась не столько по стратегической и военно-технической линиям, сколько по линии «обуздания» солдатских масс. Генерал А. А. Брусилов, назначенный верховным главнокомандующим вместо освобождённого в конце мая генерала М. В. Алексеева, неоднократно беседовал с командующими фронтами и армиями о состоянии подчинённых им частей. Они сообщали, что армия не готова к наступлению, что подготовка к нему ведётся из рук вон плохо, что солдаты за офицерами не пойдут и успех наступления весьма сомнителен. Об этом докладывал и генерал А. И. Деникин, командовавший Западным фронтом, и генерал В. Н. Клембовский - главнокомандующий Северным фронтом.

Наступление было явной авантюрой. Это понимали не только генералы: об этом знало и Временное правительство. Но в наступлении видели единственный выход. «Едва ли можно сомневаться,- писала кадетская „Речь“,- что наступление нанесёт внутреннему врагу - большевизму не менее тяжкий удар, чем внешнему врагу» . Революционная борьба солдат за мир не остановила Временное правительство на пути осуществления преступных планов наступления. Несмотря на тревожные предупреждения, Керенский, прибыв в Ставку 20 мая 1917 года после инспекционного объезда фронта, утверждал, что армия к наступлению готова.

Местом главного удара был избран Юго-Западный фронт. Значительную роль в наступлении должен был сыграть также Румынский фронт; остальные фронты наносили вспомогательные удары. 18 июня на участке примерно в 70 километров в районе Звижень - Полемиха было брошено в бой свыше 300 000 солдат 7-й и 11-й армий. Сломив сопротивление противника, войска стали расширять прорыв, но вскоре столкнулись с подоспевшими подкреплениями врага. Большинство частей ударной группы, понёсшей тяжелые потери, требовало пополнений, которых командование не подготовило. В результате наступление 7-й и 11-й армий захлебнулось. 23 июня 7-я армия вновь была брошена в атаку, и вновь почти безуспешно. Тогда в бой вступила 8-я армия, наступление которой сначала привело к занятию довольно значительной территории и городов Галича и Калуша. Но на этом и её продвижение приостановилось.

Немцы знали о предстоявшем наступлении: о нём открыто писали в русской прессе. Знали немцы и о том, где готовится удар: русское командование сосредоточивало значительное количество артиллерии, бросалось в глаза накопление живой силы; известно было и о подготовке военно-инженерных сооружений. Тем не менее германское командование признавало, что наступление русских войск создало очень серьезное положение не только на австро-венгерском, но и на германском фронте. «Германские войска,- писал генерал М. Гофман,- были вовлечены в отступление. Фронт 3-й армии отодвинулся за Ломницу, Калуш попал в руки русских, в результате чего положение стало очень серьезным» . Если бы отступление 3-й армии продолжалось, то в руки русских войск попали бы нефтяные источники Дрогобыча, а это было бы тяжелой потерей для Германии.

Наступление русской армии вызвало тревогу не только у немецкого командования. По сообщениям прессы, Вильгельм II имел специальное совещание с Гинденбургом, Людендорфом и военным министром фон Штейном. В рейхстаге состоялись заседания, в ходе которых правительство подверглось критике.

Провал наступления

Русское командование не сумело развить успех. Выявилась полная неподготовленность фронта к наступлению. За 10 дней боев 7-я, 8-я и 11-я армии потеряли 14 % личного состава - около 60 000 человек. В частях ударной группировки потери достигали 50-70 % личного состава .

8 июля, когда уже полностью выяснился провал наступления Юго-Западного фронта, русское командование бросило в бой 10-ю армию Западного фронта. Она наносила удар из района Крево на Вильно. После занятия первой линии неприятельских позиций активные действия приостановились. 48 батальонов отказались наступать . Солдаты 673-го, 674-го, 675-го, 676-го пехотных полков 168-й и 169-й дивизий выступили против командования с оружием в руках. На митингах в 699-м и 700-м полках 175-й дивизии солдаты потребовали немедленного прекращения войны, а в 547-м, 548-м полках и ряде других частей - перехода всей власти в руки Советов .

9 июля последовало наступление 5-й армии Северного фронта из района Двинска в направлении на Вильно. Уже через три дня оно заглохло. За это время 5-я армия потеряла 12 270 солдат и 393 офицера . Особенно тяжёлые потери понесли 24-я, 36-я, 182-я и 161-я пехотные дивизии, в которых сильно было влияние большевиков. Всё это говорило о том, что наступление 5-й и 10-й армий было организовано таким образом, чтобы подавить революционные настроения солдат. В 12-й армии, которая, по замыслу командования, должна была поддержать 5-ю, солдатам даже не позволили открыть демонстративного артиллерийского огня .

Действия русской армии вопреки обещаниям союзников не были поддержаны операциями на Западном и Итальянском фронтах. Это и позволило противнику срочно перебросить оттуда подкрепления на Восточный фронт.

Зная о подготовлявшемся наступлении русских войск, германское командование заранее приступило к подготовке контрудара. Он намечался в районе Тарнополя, вдоль железной дороги Львов - Тарнополь. Для этой цели создавался специальный ударный кулак. Леопольд Баварский получил шесть дивизий с Западного и три дивизии с итальянского фронтов. К контрудару предполагалось привлечь и австро-венгерскке войска, для чего на Румынский фронт был дополнительно переброшен альпийский корпус. Новые части уже подходили, когда началось наступление русских войск. Подоспевшие немецкие резервы были немедленно введены в бой неожиданно для русского командования. Сдержав натиск русских, немцы начали контрнаступление под Тарнополем. Оно было тщательно подготовлено. В районе прорыва было сосредоточено значительное количество артиллерии, впервые здесь был применён и новый газ, «жёлтый крест», от которого не спасали противогазы.

7 июля в 2 часа ночи немцы открыли ураганный артиллерийский огонь. После шестичасовой артиллерийской подготовки свежие немецкие войска перешли в атаку на участке 11-й армии. Русские части выдержали первый удар, неоднократно переходя в контратаки. Однако после двухдневных боёв русский фронт был прорван, и 11-я армия покатилась назад. Это вынудило к отступлению также 7-ю и 8-ю армии. 11 июля немцы заняли Тарнополь, а 21 июля - Черновицы. Они захватили много пленных и большое количество техники. Потери русских войск с 6 по 21 июля достигали почти 90 000 человек . Лишь к концу месяца наступление врага было остановлено.

Империалистическая Германия связывала с наступлением на фронте определённые политические расчеты. По мнению германского правительства, оно должно было ускорить развал русской армии и обеспечить возможность заключения сепаратного мира с Временным правительством. Кроме того, германские империалисты, с тревогой следившие за углублением русской революции, надеялись своим наступлением нанести удар по революционному движению, усилить контрреволюцию в России, помочь ей перейти к решительным мерам в борьбе с силами революции.

Контрнаступление немцев было начато как раз в тот день, когда в рейхстаге обсуждался вопрос о политике германского правительства. Генерал Людендорф просил генерала Гофмана сообщить о ходе боевых действий до 6 часов вечера, то есть до того момента, когда рейхсканцлер предполагал выступить с речью в рейхстаге. Артиллерийская наблюдательная вышка, на которой находились Леопольд Баварский и генерал Гофман, имела непосредственную телефонную связь со ставкой германского командования. Уже в 5 часов пополудни генерал Людендорф мог сообщить рейхсканцлеру о ходе операции . Совершенно очевидно, что наступление, по расчётам правительства и командования, должно было создать определённый политический климат в рейхстаге и поднять настроение в стране.

Германия все больше и больше приближалась к катастрофе. Подводная война, несмотря на напряжение всех сил, не дала предполагаемых результатов: Англия не сдавалась. На Западном фронте в 1917 году инициатива прочно перешла в руки противников Германии. На Востоке мира не было видно. Влияние русской революции сказывалось всё сильнее. Забастовочная волна в тылу росла. Солдаты, переброшенные с Восточного фронта на Западный, приносили с собой революционные идеи, вследствие чего участились случаи неповиновения приказам и на Западном фронте. В этих условиях буржуазные партии совместно с социал-демократами пытались убедить правительство выступить с мирными предложениями и тем самым успокоить ожидающий мира народ Германии. Вильгельм II согласился уволить в отставку рейхсканцлера Бетман-Гольвега, с именем которого были связаны начало и весь ход войны. Рейхсканцлером был назначен Михаэлис, бывший товарищ статс-секретаря и имперский комиссар продовольствия, которого считали человеком крепкой руки.

Между тем контрреволюция в России немедленно стала претворять в жизнь задуманный ею на случай неудачи наступления план: свалить всю вину на большевиков.

Уже 23 июня, когда общий исход наступления ещё не был ясен, а имелись лишь сведения о том, что захлебнулись атаки 7-й и 11-й армий, генерал Брусилов телеграфировал Керенскому :

Провал наступления явился поводом для открытого похода против партии большевиков, против ленинских идей, наконец, против самой революции. Подобный поход не удалось организовать 10-12 июня, когда обвинение большевиков в заговоре фактически провалялось, да и начинать антибольшевистскую кампанию в революционном представлялось опасным. Более удобным местом был фронт с его реакционным командованием и эсеро-меньшевистским засильем в армейских комитетах. И когда пришло известие о крахе наступления, генералы, поддержанные эсеро-меньшевистскими комитетами, начали репрессии против солдат, прежде всего солдат Юго-Западного фронта. Назначенный командующим фронтом генерал Л. Г. Корнилов приказами от 7 и 8 июля начал поход против завоеваний революции на всём фронте и в прифронтовом тылу. Были запрещены митинги, собрания, распространение большевистских газет. На казаков возложили охрану помещичьей собственности в тылу фронта. Генерал Брусилов распространил действие этих приказов на весь русский фронт.

Наступление на фронте явилось переломом в истории русской революции. Кончился период ожидания мира, период поисков путей окончания войны. Война, приносившая гибель сотням тысяч людей, опустошение сёл и городов и всё новые бедствия для большинства трудящихся, возобновилась с новой силой. Формула «мир без аннексий и контрибуций», ставшая, как казалось, официальным требованием правительства, была отброшена.

Наступление на фронте оказалось переломом не только в политико-стратегическом, но и в экономическом смысле. Русская буржуазия получила возможость ещё больше увеличить военные барыши за счет поставок оружия, боеприпасов и продовольствия. Вакханалия ограбления масс усилилась.

Июньское наступление снова изменило соотношение классовых сил. Эсеры и меньшевики, дав согласие на наступление, теснее связали себя с властью буржуазии.

Апрельские события привели к провалу попытки буржуазии самой управлять страной. и наступление на фронте привели к провалу попытки лидеров мелкой буржуазии вести самостоятельную, особую линию. Они сползли на позиции буржуазии и вместе с партиями буржуазии впряглись в колесницу капитализма.

50 ЛЕТ назад 18 июня 1917 года, Временное правительство при поддержке меньшевиков и эсеров, выполняя волю русской буржуазии и Антанты, бросило русскую армию в наступление. Большевики решительно выступили против этого наступления, заклеймив его как "возобновление грабительской войны в интересах капиталистов, вопреки воле громадного большинства трудящихся" . При любом исходе наступления буржуазия надеялась на "укрепление основных позиций контрреволюции" для разгрома в стране революционных сил.

Однако июньское наступление привело к противоположному результату. Это выразилось а резком усилении влияния большевиков, в лице которых рабочие и крестьяне в тылу и солдатская масса на фронте признали единственную в стране силу, способную прекратить войну и решить в интересах народа основные политические и экономические вопросы.

Подготовка России к кампании 1917 года началась с межсоюзнической конференции в Шантильи (Франция) 15-16 ноября 1916 года, когда было принято решение о согласованных действиях союзников в будущем году для достижения решающего успеха в военных действиях против Германии и ее союзников.

В соответствии с этим решением Николай II, (являвшийся тогда верховным главнокомандующим, 24 января 1917 года утвердил доклад генерала В. И. Ромейко-Гурко, временно (из-за болезни генерала М. В. Алексеева) исполнявшего обязанности начальника штаба главковерха. Согласно этому докладу летом 1917 года главный удар должен был наносить Юго-Западный фронт 11-й и 7-й армиями в общем направлении на Львов, а вспомогательный удар - 8-я армия а направлении Калущ, Болехов. На Румынском, фронте 4-й и 6-й русским армиям вместе с 1-й и 2-й румынскими армиями предстояло разгромить противника в районе Фокшан и занять Добруджу, а 9-й русской. армии - сковать противника в Карпатах, чтобы не дать ему возможности перебросить силы на юг. На Северный и Западный фронты возлагалось нанесение вспомогательных ударов на участках по выбору главнокомандующих.

В то время как Ставка и штабы фронтов проводили (подготовку к летней кампании 1917 года, в России произошла Февральская буржуазно-демократическая революция. Солдатская масса и офицерство ждали, что Временное правительство выведет страну из тупику в который завело ее самодержавие во всех областях политической и экономической жизни, что будет решен вопрос о прекращении надоевшей всем изнурительной войны. В массах все более зрело убеждение, что "наступила пора народам взять в свои руки решение вопроса о войне и мире" .

Тяжелая война потребовала перенапряжения сил армии и всей страны. Мобилизация свыше 15 млн. человек крайне отрицательно сказалась на состоянии и без того слабой экономики страны. За два с половиной года на фронте не было достигнуто каких-либо ощутимых успехов, а

Между тем общие потери русской армии к 1917 году превысили 7 млн. человек. Начиная с марта 1917 года все официальные сводки дают картину падения дисциплины в армии и все растущей розни между солдатами и офицерами, большинство которых поддерживало линию правительства и эсеро-меньшевистских партий на продолжение войны до окончательной победы.

О неудержимом стремлении солдат быстрее покончить с войной свидетельствуют как массовое братание на фронте, так и колоссальный рост дезертирства и уклонения от воинской службы. Так, из 220 пехотных дивизий, стоявших в то время на фронте, в марте 1917 года братание имело место в 165, в 38 из них солдаты обещали немецким и австро-венгерским частям не наступать. Для прекращения братания австро-германское командование, боявшееся проникновения "революционной заразы" в свои войска, вынуждено было применить крутые меры; репрессии на братавшиеся части обрушило и командование русской армии.

О росте дезертирства говорят такие данные: если от начала войны до Февральской революции общее число дезертиров составляло 195130 человек, т.е. в среднем 6300 в месяц, то с марта до августа 1917 года количество дезертиров увеличилось в пять раз, а в период 15 июня - 1 июля (т. е. во время летнего наступления) - даже в шесть раз. Это были так называемые зарегистрирован-

Ные дезертиры. В это же время началась громадная утечка с фронта и отказ идти на фронт из тыла под различными предлогами. Так, например, средняя заболеваемость в марте по сравнению с февралем увеличилась на фронте в два с половиной раза, хотя в то время никаких эпидемий там не было: просто солдаты начали пользоваться всякой небольшой болезнью или симулировать ее, чтобы уйти в тыл.

Между тем в официальных донесениях о настроениях войск в конце марта - начале апреля 1917 года нельзя не заметь существенного противоречия: одни начальники утверждают, что "стремление войск к победе осталось, в некоторых частях даже усилилось" , другие заявляют, что "активные действия пока невозможны" .

Это противоречие можно объяснить прежде всего тем, что многие начальники сочли довольно сильные в первое время настроения революционного оборончества в некоторых частях, подпавших под влияние агитации представителей Временного правительства и меньшевистско-эсеровских партий, за желание большинства солдат продолжать войну. С другой стороны, за пессимистические взгляды на будущее России и армии в связи с политикой, которую проводило Временное правительство, многие начальники немедленно увольнялись и на их место назначались лояльные. Вновь назначенные начальники, естественно, в своих донесениях рисовали положение дел более оптимистично, чем их предшественники и чем это было в действительности. Такой оптимизм не мог не отразиться, в свою очередь, на сводках высших штабов и заключениях как главнокомандующих армиями фронтов, так и верховного командования русской армии. Последнее склонно было отнести грозный признак нежелания солдатской массы продолжать войну за счет временного 1,5-2-месячного кризиса, вызванного резолюцией.

Стремление преодолеть этот якобы временный кризис с помощью успешного наступления владело и умами стоявших в то время во главе русской армии генералов Алексеева и Деникина. Так, Деникин считал, что "наступление, сопровождаемое удачей, могло бы поднять и оздоровить настроение... Победа давала мир внешний и некоторую возможность внутреннего. Поражение открывало перед государством бездонную пропасть. Риск был неизбежен..." . Эта выдержка показывает, насколько поверхностно с политической точки зрения Деникин оценивал происшедшие после революции перемены в армии и ее нежелание продолжать войну. Для него важно было любыми методами подавить в армии революционное настроение, привести ее к повиновению, снова сделать послушным орудием в руках генералитета.

Несколько по-другому обосновывал необходимость наступления Алексеев в письме Гучкову от 12 марта 1917 года: "Мы приняли на этих конференциях известные обязательства, и теперь дело сводится к тому, чтобы с меньшей потерей нашего достоинства перед союзниками или отсрочить принятые обязательства или совсем уклониться от исполнения их. Обязательства эти сводятся к следующему положению: русские армии обязуются не позже, как через три недели после начала наступления союзников, атаковать противника... Придется высказать союзникам, что ранее июля они не могут на нас рассчитывать... Я это сделаю, но не могу взять на себя ответственности за те последствия, которые повлечет наше уклонение от выполнения принятых на себя обязательств. Мы находим-

Ся в столь большой зависимости от союзников в материальном и денежном отношении, что отказ союзников от помощи поставит нас в еще более тяжелое положение, чем мы находимся ныне... Таким образом, сила обстоятельств приводит нас к выводу, что в ближайшие 4 месяца наши армии должны были бы сидеть покойно, не предпринимая решительной, широкого масштаба, операции" . Как явствует из этого, в отличие от своего начальника штаба Алексеев смотрел на предстоящее наступление как на неизбежное зло, необходимое для выполнения обязательств России перед союзниками. Это с головой выдает антинародную политику Временного правительства, которое готово было расплачиваться русской кровью за долги царского правительства и, как писал В. И. Ленин, "предоставило русскую армию в распоряжение штабов и дипломатов, действующих во имя и на почве неотмененных тайных договоров, во имя целей, открыто провозглашенных Рибо и Ллойд Джорджем" . Но и предположения Алексеева о возможном наступлении через четыре месяца, т.е. в середине июля 1917 года, не имели шансов на успех. Наступление могло быть в какой-то степени полезным союзникам не позже мая 1917 года, т.е., как пишет сам Алексеев, "через три недели после наступления союзников", которое должно было начаться в апреле на французском фронте. А в августе даже успешное наступление на русском фронте не могло уже принести какой-либо пользы союзникам, ибо представляло бы собою изолированный удар через три месяца после наступления на Западе. Этот удар мог быть легко парирован противником переброской войск с Западного и других фронтов, что и подтвердили события. Таким образом, основной аргумент Алексеева в пользу наступления - помощь союзникам в согласованном ударе по врагу - был несостоятельным.

Следует отметить, что русская армия к весне 1917 года, отчасти благодаря помощи союзников, была лучше, чем прежде, обеспечена основными видами боевой техники, хотя по-прежнему уступала в этом отношении союзникам и противникам. Хуже обстояло с продовольствием которого не хватало не только для образования на фронтах запасов, но и на ежесуточную потребность. Серьезно сказывалось расстройство железнодорожного транспорта; он не справлялся с подвозом на фронт всех видов довольствия и не позволял производить оперативные переброски войск. Состояние русской армии весной 1917 года принципиально отличалось от прежнего. Раньше к началу операции на том или ином фронте не возникало сомнений в боеспособности войск и главное затруднение состояло в плохом материально-техническом обеспечении боевых действий. К маю 1917 года положение изменилось. Впервые за время войны материально-техническое обеспечение в том числе тяжелой артиллерией, снарядами и т. д., не вызывало особых опасений, зато боеспособность войск, не желавших больше воевать, также впервые за время войны нельзя было признать удовлетворительной. Это положение армии обсуждалось высшими ее начальниками на совместном заседании Временного правительства и Исполнительного комитета Петроградского Совета. И все же большинство главнокомандующих армиями фронтов (Брусилов, Ромейко-Гурко и Щербачев) высказались на этом совещании за наступление.

С вступлением на должность верховного главнокомандующего Брусилов определил сроки начала наступления: 10 июня - для Юго-Западного фронта и 15 июня - для Северного, Западного и Румынского фронтов. Принявший у Брусилова Юго-Западный фронт генерал A. Е. Гутор (начальник штаба Н. Н. Духонин] 3 июня отдал директиву на наступление поставив армиям фронта задачу разбить противника на львовском направлении. Помощник главнокомандующего армиями Румынского фронта генерал Д. Г. Щербачев (начальник штаба Н. Н. Головин) решил двумя концентрическими ударами

В общем направлении на Бузэо окружить и уничтожить в районе Фокшан 9-ю германскую армию генерала Эбена.

На фронте наступления ударных корпусов русские превосходили противника в живой силе в три с лишним раза и в артиллерии - в два раза.

Австро-германскому командованию было известно направление главного удара русских, и оно смогло усилить войска генерала Э. Бём-Ермолли. Но сроки начала наступления неоднократно переносились, и противник относительно их был введен в заблуждение.

18 июня, после почти двухдневной артиллерийской подготовки, 11-я и 7-я армии Юго-Западного фронта перешли в наступление, причем в сфере действительного огня противника оно велось главным образом ударными частями, остальная пехота следовала за ними весьма неохотно. Благодаря хорошим результатам артиллерийского огня и действиям отборных частей в первые два дня наступления был достигнут некоторый тактический успех.

На третий день, 20 июня, в полосе 11-й армии для развития успеха был введен в бой (из резерва фронта) 1-й гвардейский корпус, но солдаты-гвардейцы не желали наступать, и атака не имела успеха. Искусственно созданный наступательный порыв двух армий, наносивших главный удар, угас, солдаты стали митинговать, обсуждать приказы и отказываться от их выполнения. "Считаю долгом донести, - писал командующий 11-й армией, - что, несмотря на победу 18 и 19 июня, которая должна была бы укрепить дух частей и наступательный порыв, этого в большинстве полков не замечается, и в некоторых частях господствует определенное убеждение, что они свое дело сделали и вести непрерывно дальнейшее наступление не должны" .

После неудачи на направлении главного удара фронта перешла в наступление 8-я армия против 3-й австро-венгерской армии генерала Трестянского. 23 июня 16-й армейский корпус овладел южнее Станиславув передовыми позициями противника, а на следующий день удачно отразил контратаки, чем сковал его силы и отвлек внимание Трестянского на юг. 25 июня правофланговый 12-й армейский корпус, наносивший в армии главный удар, севернее Станиславув успешно прорвал оборону противника на всю глубину, разгромил 26-й австро-венгерский корпус и взял в плен 131 офицера и 7 тыс. солдат; было захвачено также 48 орудий. В последующие дни армия успешно наступала, 27 июня овладела городами Галич и Калущ и 30 июня вышла на рубеж реки Ломница. Но к этому времени отборные части понесли большие потери, а у следовавшей за ними пехоты наступательный порыв иссяк, и наступление захлебнулось.

Решив усилить 8-ю армию за счет 7-й, Ставка и штаб Юго-Западного фронта пытались произвести перегруппировку и продолжить наступление, но найти достаточно боеспособные части для этого не удалось. Отказ войск выходить на позиции, митинги задерживали перегруппировку, операция все откладывалась, а 6 июля последовал сильный контрудар противника.

Общие потери фронта за время наступления с 18 июня по 6 июля составили 1968 офицеров и 56 361 солдат. Эти потери легли главным образом на долю отборных частей, а без них 11, 7 и 8-я армии потеряли устойчивость и были готовы отступать при первом ударе противника, что и подтвердили последующие события.

С началом наступления 11-й и 7-й армий противник перебросил на русский фронт 13 германских дивизий, из них 11 с французского фронта, и три австро-венгерские с итальянского. Эти силы составили так называемый Злочевский отряд под командованием генерала Винклера. Перед ним ставилась задача нанести удар по левому флангу 11-й армии в общем направлении на Тарнополь, чтобы вернуть

Территорию, потерянную летом 1916 года, и выйти в тыл Румынскому фронту, в богатые хлебом Украину и Бессарабию.

6 июля Злочевский отряд после короткой, но мощной артиллерийской подготовки силами девяти дивизий на фронте 20 км прорвал восточнее Злочева оборону 11-й армии, части которой не проявили стойкости и хлынули с фронта. Противник устремился в образовавшийся прорыв, развивая успех в юго-восточном направлении. Его сдерживали только кавалерия и отдельные, не потерявшие боеспособности пехотные части. Остальные обсуждали на митингах и в комитетах боевые приказы, а чаще всего вообще отказывались их выполнять и неудержимым потоком устремлялись в тыл. К вечеру 8 июля 11-я армия отошла к реке Серет, что вынудило и командующего 7-й армией начать отвод армии на восток.

9 июля против 11, 7 и 8-й армий перешла в наступление вся группа войск Бём-Ермолли. Вследствие отхода 7-й армии начала отступление и 8-я армия, оставив без боя Галич и Калущ. 10 июля противник на левом фланге 11-й армии форсировал Серет. В этот день Брусилов отдал приказ, в котором говорилось: "Отечество в опасности... Довольно слов... категорически приказываю: 1) воспретить всякого рода (митинги... и в случае попыток собрать таковые... рассеивать их силою оружия" . В соответствии с этим приказом ударные батальоны с рухнувшего фронта были направлены в тыл, где задерживали бегущие части, ловили дезертиров и применяли к ним суровые меры вплоть до расстрела. "Батальон смерти" 11-й армии за одну ночь 11 июля задержал в Волочиске 12 тыс. человек.

12 июля 11-я армия оставила Тарнополь, 7-я и 9-я армии отходили к Серету, а 1-я армия - к Пруту. Вечером главнокомандующий фронтом предписал начать общее отступление на государственную границу. 8 тот же день Временное правительство приняло решение восстановить на время войны смертную казнь для военнослужащих.

13 и 14 июля войска Юго-Западного фронта оставили Галицию и 15 июля откатились на реку Збруч, которую в начале войны перешла 8-я армия под командованием Брусилова. 18 июля противник возобновил наступление, форсировал Збруч, овладел Гусятином и потеснил правый фланг 8-й армии, но дальнейшее его продвижение было остановлено.

19 июля во исполнение приказа главнокомандующего армиями фронта генерал В. И. Селивачев силами трех корпусов при содействии правого фланга 8-й армии нанес контрудар южной германской армии, входившей в состав группы войск Бём-Ермолли, в результате которого был возвращен Гусятин и противник отброшен на западный берег Збруча. Почти одновременно левофланговая группа 8-й армии, отступавшая в Буковине, 21 июля оставила Черновицы. Однако в ночь на 23 июля 8-я армия провела ряд контратак и заставила противника отказаться от продолжения наступления.

Так закончились 8-дневные бои на реке Збруч.

В то время как армии Юго-Западного фронта безудержно откатывались к государственной границе, перешли в наступление Западный, Румынский фронты (9 июля) и Северный фронт (10 июля). 9 июля войска 10-й армии Западного фронта под командованием (генерала П. Н. Ломновского перешли наконец в наступление в общем направлении на Вильно. Используя эффективные результаты артиллерийской подготовки, они вначале достигли некоторого успеха, но затем под ударами противника (на правом фланге) и самовольно (на левом) вернулись на исходный рубеж, а на одном участке фронта, в районе Новоспасского леса (севернее Молодечно), противник да-

Же вклинился в их расположение. На следующий день 1-й женский ударный батальон под командованием прапорщика М. Бочкаревой, введенный в бой на участке 1-го Сибирского корпуса, выбил прусский ландвер из занятых им накануне позиций у Новоспасского леса. На этом наступление Западного фронта закончилось. За два дня боев 10-я армия потеряла до 40 тыс. человек, что составляло около половины всех введенных в сражение войск.

Характерна с точки зрения падения боеспособности войск попытка наступления на Северном фронте, где прорыв должна была осуществить 5-я армия (командующий генерал Ю. Н. Данилов, начальник штаба генерал А. А. Свечин). 10 июля после сильной артиллерийской подготовки ударная группа на правом фланге армии у Якобштадта перешла в наступление. Достигнув незначительного тактического успеха, войска отказались продолжать наступление и вернулись на исходные позиции. На этом наступательные попытки Северного фронта закончились.

9 июля, после почти двухдневной артиллерийской подготовки, перешли в наступление 2-я румынская армия под командованием генерала Авереску и 4-я русская армия под командованием генерала А. Ф. Рагозы в общем направлении на Марешты. Русские и румынские войска прорвали оборону противника на всю ее глубину, но Авереску в условиях пересеченной и горной местности не сумел организовать преследования отступающего противника. На следующий день операция развивалась все же успешно.

Тем временем в районе Намолосы, на направлении главного удара фронта, началась артиллерийская подготовка, вслед за которой должны были перейти в наступление 1-я румынская (командующий генерал Кристеску) и 6-я русская (командующий генерал А. А. Цуриков) армии. Но 12 июля перепуганный падением Тарнополя и продолжающимся отступлением армии Юго-Западного фронта Керенский приказал Щербачеву отменить наступление. Однако румынский король Фердинанд все же предписал Авереску продолжать наступление на Марешты. В боях 13 и 14 июля румынские войска, поддерживаемые сильной артиллерией 4-й русской армии, успешно завершили сражение.

Так бесславно закончилось июньское наступление русской армии в 1917 году. Эта кровавая авантюра Временного правительства дорого обошлась России: была оставлена Галиция, общие потери на всех фронтах превысили 150 тыс. человек.

Наступление русской армии отвлекло на русский фронт 13 германских и 3 австро-венгерских дивизии и тем облегчило положение союзников. Таковы военные результаты июньского наступления.

Но неизмеримо выше были его политические итоги, о чем писал В. И. Ленин: "...наступление есть перелом всей русской революции не в стратегическом значении наступления, а в политическом..." .

Июньское наступление русской армии вскрыло контрреволюционную политику Временного правительства, выражавшего интересы русской буржуазии и Антанты, привело, как считал В. И. Ленин, "к политическому краху партий эсеров и меньшевиков" ; способствовало росту авторитета большевиков, единственной партии, последовательно выступавшей в защиту политических и экономических прав народа, а также за немедленное прекращение войны.

Кандидат военных наук

Полковник запаса

План последней кампании русской армии в Первой мировой войне был выработан в конце 1916 г. Большое значение для стратегического планирования держав Антанты имела межсоюзническая конференция 3 ноября в Шантильи. На этой конференции был утвержден план объединенного наступления армий союзников в феврале 1917 г.

В ноябре 1916 г. русская Ставка опросила соображения командующих фронтами, а 17 - 18 декабря в Ставке прошло совещание командующих фронтами, на котором и был принят план кампании 1917 г.

Огромный отпечаток на новое оперативно-стратегическое планирование Ставки наложила личность нового начальника Штаба - во время болезни генерала от инфантерии М. В. Алексеева обязанности начальника Штаба Главковерха в период 11. 11. 1916 г. – 17. 02. 1917 г. исполнял один из способнейших генералов Действующей армии генерал от кавалерии В. И. Гурко, характеризуемый как человек, обладающий твердой волей и упорством [Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Ч. 7. Кампания 1917 года. М., 1923. С. 12].

1. Генерал-адъютант М. В. Алексеев.

Союзники России в ходе кампании 1917 г. весьма рассчитывали на точное стратегическое планирование русской Ставки [Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. М., 1991. С. 182]. В. И. Гурко и новый заместитель начальника Штаба Верховного генерал-лейтенант А. С. Лукомский разработали план кампании, в соответствии с которым стратегическое решение переносилось на Балканы и Румынский фронт. На своих Юго-Западном, Западном и Северном фронтах Ставка от масштабных операций отказывалась.

И не случайно, что в скором будущем именно прорыв на Балканах принес союзникам по Антанте победу в мировой войне, заведя цепную реакцию обрушения Германского блока. Румынский театр военных действий позволял крупномасштабные маневренные боевые действия, экономически и политически был наиболее опасен для Четверного союза, открывая дорогу на Балканы. На Русско-Румынском фронте находились войска всех государств центральной коалиции и наносимый удар был ударом по всему Германскому блоку в целом. К началу кампании 1917 г. противник был вынужден снять с иных ТВД и перебросить на Румынский 31 пехотную и 7 кавалерийских дивизий. На данном фронте было сосредоточено и 25% русской Действующей армии.

На упомянутом совещании 17-18 декабря 1916 г. с предложением В. И. Гурко-А. С. Лукомского был солидарен лишь Главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал от кавалерии А. А. Брусилов. Главнокомандующие армиями Северного и Западного фронтов категорически воспротивились балканскому направлению, считая, что «главный враг Германия, не Болгария».

Принятый план был компромиссом.

Предполагалось что главный удар будет наносить Юго-Западный фронт (7-й и 11-й армиями на Львов), а вспомогательный - 8-й армией на Болехов-Калущ. На Русско-Румынском фронте русским 4-й и 6-й и румынским 1-й и 2-й армиям предстояло нанести поражение противнику в районе Фокшан и захватить Добруджу, в то время как русской 9-й армии следовало сковать неприятеля в Карпатах. На войска Северного и Западного фронтов возлагалась задача нанести вспомогательные удары – на участках, выбранных командующими.

В ходе Петроградской конференции 19. 01. – 07. 02. 1917 г. были согласованы военно-политические мероприятия и уточнены некоторые аспекты плана предстоящей кампании. В мероприятии участвовали делегации Великобритании, Италии, России и Франции. Они подтвердили стремление своих правительств довести в предстоящую кампанию войну до победного конца. Участники делегаций посетили фронт, встречались с представителями политических партий. На фронте они убедились в прекрасном состоянии русской Действующей армии и в возможности довести войну до победы. Результатом конференции было решение нанести поражение германской коалиции согласованными ударами на главных театрах войны. Британский политик Д. Ллойд Джордж называл это формированием «единого фронта». Историческое значение конференции также в том, что впервые с начала войны она проходила на Восточном фронте – в этом косвенное признание заслуг России в течение двух с половиной лет тяжелой войны (прежние конференции почти все проходили в Шантильи – штаб-квартире французской Ставки).

Итальянский дипломат М. Альдрованди-Марескотти вспоминал: «Гурко говорит: «Мы не должны спешить. Войну мы выиграем, это несомненно; неважно, произойдет ли это через год или через месяц…. Он вновь касается своего взгляда на войну, которая, по его мысли, будет выиграна, неважно в какой срок» [Альдрованди Марескотти Л. Дипломатическая война. Воспоминания и отрывки из дневника (1914 – 1919). ОГИЗ, 1944. С. 64, 68].

Д. Ллойд Джордж отметил, что русское Верховное командование залогом успеха и ключом к победе считает согласование усилий и объединение ресурсов всех союзников [Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. Т. 3. М., 1935. С. 352].

Было очевидно, что как только установилась позиционная война – победа над державами Германского блока, из-за ресурсного преобладания держав Антанты, - лишь вопрос времени.

Очевидно, что план кампании 1917 г., проводившейся в обстановке позиционной войны, не обещал русской армии решительной победы, но он предусматривал серьезную боевую активность, что означало высокое напряжение врага - как и в прошлогодней кампании. Ведь для коалиционной войны имело значение именно напряжение Германского блока на всех ТВД, а не «победы» в позиционных боевых действиях.

Современники отмечали, что зимой 1917 г. русская армия достигла пика материального и организационного развития. Начавшееся в 1917 г. ослабление и последующая гибель Русского фронта позволили немцам провоевать во Франции лишний год – перебрасывая свои дивизии и вывозя материальные ресурсы с востока на запад.

Этот факт отметил и исследователь военной статистики подполковник французской армии Лярше, отмечавший что с октября 1917 г. начинается «опорожнение» Русского фронта в пользу Французского [Подполковник Лярше. Некоторые статистические данные войны 1914-1918 гг. // Военный зарубежник. 1934. №12. С. 114]. И он же писал, что свобода действий высшего командования Германии приобрела необходимый размах лишь с началом краха русской армии в 1917 г. – именно он высвободил массу германских войск и позволил противнику в начале 1918 г. сосредоточить четыре пятых своих сил во Франции [Там же. С. 113]. Также специалист отмечает, что Русский фронт притянул к себе большую часть австро-венгерской армии – гораздо больше, чем Итальянский. И весьма вероятно, что если бы Россия в 1917 г. продолжила борьбу с такой же энергией как и в предыдущей кампании, то Австро-Венгрия рухнула в 1917 г., и война была бы сокращена на год [Там же. С. 128].

Кампания 1916 года продемонстрировала кризис германских резервов. Французский генерал Бюа писал: «Конец 1916 года отмечает самый критический момент германской армии, который она никогда еще не переживала не считая окончательного ее кризиса 1918 года. Ее фронт был прорван союзниками в двух местах в июне (в Галиции) и в июле (на Сомме) что ей угрожало падением; в августе наконец Румыния объявляет войну в пользу Антанты и таким образом расстраивает всю оборонительную систему австро-германского укрепления» [Генерал Бюа. Германская армия в период войны 1914-1918. Расцвет и упадок. Маневры по внутренним операционным линиям. Париж-Нанси-Страсбург, 1922. С. 40].

Состояние резервов Германии летом-осенью 1916 г. (на такой же низкой точке резервы были лишь в ноябре 1918 г.) иллюстрирует следующее авторитетное высказывание: «Если бросить беглый взгляд на то, чем располагала германская армия во Франции в этот период, отдаешь отчет той опасности, которой подвергался наш враг, в середине сентября, когда наши усилия на Сомме представляли наибольшее могущество…1 июля (нового стиля – А.О.) с началом Соммского сражения он имел 16 дивизий в резерве (из которых 8 были отдохнувшими), к 1 августа он располагал только 10-ю совершенно изнуренными очень тяжелым боем; 17 сентября в резерве были только 3 или 4 дивизии. К несчастью это было тогда, когда наши операции начали замедляться… Поэтому 12 октября мы находили неприятельский резерв равный 12 дивизиям. Кризис уже миновал» [Там же. С. 43].

На кризис германских резервов в период Брусиловского наступления и битвы на Сомме обратил внимание и германский военный историк Х. Риттер: «К жестоким ударам молота на Сомме присоединилось генеральное наступление русских на фронте от Румынии до Восточного моря. Германия, вся израненная, истекала кровью. Наступил кризис, ставший вопросом жизни…. за отливом всех сколько-нибудь излишних отрядов и отрядиков в австрийскую армию, для первоначального германского фронта, на протяжении почти 1000 километров, в резерве оставалась одна единственная кавалерийская бригада. Наконец, в роли спасителей появились даже турки» [Риттер Х. Критика мировой войны. Пг., 1923. С. 142].

Это говорит о том, что: а) кризис резервов противника в кампании 1917 г. носил бы еще более острый характер, и соответственно б) в случае должного согласования усилий всех союзников при нанесении скоординированных ударов по Германскому блоку у Антанты имелся реальный шанс добиться победы в 1917 году.

Также и по мнению А. А. Брусилова (не знавшего на момент интервью о поправках, которые внесет грядущая революция в эти сроки) война могла окончиться в августе 1917 года [Беседа с генералом Брусиловым // Летопись войны 1914-1916 гг. № 110. С. 1760].

Оперативно-стратегическому планированию Ставки не суждено было сбыться ввиду Февральского переворота 1917 г., положившего начало развалу российской государственности. Вместо мощного весенне-летнего наступления началось разложение русской армии, приведшее ее через год к окончательной гибели.

"Наступление 18 июня было организовано Керенским под явным давлением Антанты, которая была заинтересована в том, чтобы немецкие войска были отвлечены на Восточный фронт. Подготовляя это наступление, Керенский и военное командование знали, что армия не обладает ни техническими, ни моральными предпосылками для его проведения… В конечном итоге это наступление обратилось против его организаторов, ибо новое преступно провоцированное поражение сильно революционизировало солдатские массы и тем самым создало благоприятную почву для большевистской агитации за мир".
Л.Д.Троцкий

Июньское наступление 1917 года, часто называемое в литературе «наступлением Керенского» - последнее наступление русских войск в ходе Первой мировой войны. Наступление было блестяще подготовлено русским командованием, но столь же блестяще провалилось из-за катастрофического падения дисциплины в русских войсках, связанного с действиями Временного правительства весной-летом 1917 года.

Весьма немногочисленная советская историография, посвящённая этому событию, однозначно расценивала июньское наступление как авантюру Временного правительства, направленную на бессмысленное пролитие русской крови в угоду хищническим интересам союзных держав.

Во времена так называемых «демократических преобразований» на обломках бывшей советской империи началась кампания по неоправданной романтизации февраля 1917 года и деятелей февральской революции. В неё включились виднейшие российские историки, утверждавшие, что именно тогда, в феврале 1917-го, в России впервые пришли к власти подлинно демократические силы, лучшие люди того времени. Они якобы были способны мирным путём разрешить все внутриполитические проблемы, провести масштабные экономические реформы, а также успешно вывести страну из затянувшейся войны. И всё это обязательно бы проделали такие замечательные люди как Милюков, Гучков, Керенский и даже бывший террорист Савинков и Ко, если бы им не помешали коварные большевики, подкупленные пресловутым германским золотом.

Сегодня эта точка зрения выглядит по меньшей мере смешно. Не только историкам, но и любому человеку, пытавшемуся отследить по имеющимся документам хронологию событий февраля-октября 1917 года, становится очевидно: именно деятельность Временного правительства под руководством А.Ф. Керенского и подобных ему «демократов» в кратчайшие сроки привела страну к полному политическому и экономическому хаосу. Ряд политических кризисов, министерская чехарда, развал всех прежних государственных институтов, а особенно русской армии в период военных действий - всё это в конечном итоге привело к полному безвластию, сделав возможным явление большевиков. Заключение большевистским правительством позорного Брестского мира (1918) автоматически перевело Россию из лагеря держав победительниц в Первой мировой войне в стан держав побеждённых.

Кому же всё это было выгодно?

Оказавшиеся в эмиграции члены Временного правительства, вне зависимости от своей партийной принадлежности и политических взглядов, в один голос обвиняли спецслужбы Германии и Австро-Венгрии: дескать, во всём виноваты немцы, приславшие в Россию целый вагон левых радикалов во главе с Лениным.

Но бывшие противники Российской империи, закрутившись в вихре собственных революционных событий, даже не смогли воспользоваться плодами своей идеологической диверсии. Австро-Венгрия перестала существовать как государственное образование, а поверженная Германия также не смогла удержать территории, отторгнутые от России в результате Брестского мира. В конечном итоге, на них возникли самостоятельные государственные образования во многом зависимые от держав Антанты (Польша, Прибалтийские государства и т.п.)

Получается, что вывести Россию из войны, уничтожив её экономически и политически, накануне общей победы было выгодно только державам Антанты.

После февральской революции 1917 года они тут же признали новоявленное Временное правительство, одобрили его во многом ошибочные мероприятия в армии, обещали свою поддержку и потребовали дальнейшего исполнения союзнических обязательств в виде наступления на Восточном фронте. Так после удачного грабежа руководство бандитской шайки обычно избавляется от ненужных подельников-исполнителей, чтобы не делиться добычей.

Именно с этой точки зрения сегодня и следует рассматривать июньское наступление 1917 года, приведшее к очередному кризису Временного правительства, окончательному развалу европейского Восточного фронта, развалу русской армии, корниловскому мятежу, октябрьскому перевороту, заключению Брестского мира и кровопролитнейшей гражданской войне.

План июньского наступления 1917 года

Подготовка России к кампании 1917 года началась с межсоюзнической конференции в Шантильи (Франция) 15-16 ноября 1916 года. На конференции было принято решение о согласованных действиях держав-союзников в будущем году для достижения решающего успеха в военных действиях.

В соответствии с этим решением верховный главнокомандующий император Николай II 24 января 1917 года утвердил доклад генерала В. И. Ромейко-Гурко, временно (из-за болезни генерала М. В. Алексеева) исполнявшего обязанности начальника штаба главковерха.

Согласно этому докладу, наступление русской армии должно было начаться сразу на всех фронтах не позднее апреля 1917 года, т. е. одновременно с армиями союзников на Западном фронте.

Главный удар должен был наносить русский Юго-Западный фронт 11-й и 7-й армиями в общем направлении на Львов, а вспомогательный удар - 8-я армия а направлении Калущ, Болехов. На Румынском, фронте 4-й и 6-й русским армиям вместе с 1-й и 2-й румынскими армиями предстояло разгромить противника в районе Фокшан и занять Добруджу, а 9-й русской. армии - сковать противника в Карпатах, чтобы не дать ему возможности перебросить силы на юг. На Северный и Западный фронты возлагалось нанесение вспомогательных ударов на участках по выбору главнокомандующих.

Но пока верховное командование планировало летнюю кампанию 1917 года, которая, как казалось, должна была стать блестящим завершением Первой мировой войны, в Петрограде произошли события, известные в отечественной историографии как февральская буржуазно-демократическая революция.

«Приказ №1»

К 1 (14) марта 1917 года фактическая власть в Петрограде находилась у созданного вечером 27 февраля 1917 года Временного комитета Государственной думы (ВКГД), а также Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов.

Немецкая карикатура. Адъютант Великому князю: «Вы в безопасности, Михаил Александрович, армия сегодня бастует!»

Петроградский совет поздно вечером 1 марта 1917 года выпустил свой печально знаменитый «Приказ №1», который был опубликован в утреннем выпуске официального советского органа «Изв?стія Петроградскаго Сов?та Рабочихъ и Солдатскихъ Депутатовъ».

«Приказ» создавался советом исключительно для войск Петроградского гарнизона, но был адресован всем солдатам гвардии, армии, артиллерии и матросам флота для немедленного исполнения, а рабочим Петрограда для сведения.

В приказе предписывалось создать выборные комитеты из представителей нижних чинов. Главным в приказе № 1 был третий пункт, согласно которому во всех политических выступлениях воинские части подчинялись теперь не офицерам, а своим выборным комитетам и Совету. В приказе предусматривалось, что всякого рода оружие передаётся в распоряжение и под контроль солдатских комитетов.

Созданное 2 марта Временное правительство, сознавая всю пагубность для армии приказа №1, пыталось отмежеваться от него и минимизировать его последствия, но отменить так и не решилось. 5 марта Совет рабочих и солдатских депутатов отдал - в разъяснение и дополнение Приказа № 1 - скрепленный председателем военной комиссии Временного правительства приказ № 2, который, оставляя в силе все основные положения, установленные 1-м, добавлял: приказ № 1 установил комитеты, но не выборное начальство; тем не менее, все произведенные уже выборы офицеров должны остаться в силе; комитеты имеют право возражать против назначения начальников; все петроградские солдаты должны подчиняться политическому руководству исключительно Совета рабочих и солдатских депутатов, а в вопросах, относящихся до военной службы - военным властям.

С принятием приказа №1 в армии был нарушен основополагающий для любой армии принцип единоначалия. Главным следствием приказа №1 стало резкое падение дисциплины в войсках, раскол в высшем военном руководстве, дезориентация офицерского состава.

Апрельский кризис и несостоявшееся наступление

2 марта 1917 года верховный главнокомандующий Николай II отрёкся от престола. Первое Временное правительство (председатель князь Г.Е. Львов) заверило союзников, что новое руководство страны готово вести войну до победного конца, все обязательства и достигнутые ранее договорённости относительно совместных боевых действий весной-летом 1917 года остаются в силе.

Верховным главнокомандующим был назначен великий князь Николай Николаевич, уже бывший на этом посту с начала войны до 23 августа 1915 года. 10 марта в приказе №1 Николай Николаевич объявил о своём вступлении в должность главковерха, однако на следующий же день он был правительством от этой должности освобождён, оставив вместо себя временно исполняющим обязанности начальника штаба генерала М.В. Алексеева. Последнего, в результате проведённого Временным правительством опроса высших военачальников, оставили в должности, но Алексеев продержался на своём посту лишь до мая 1917 года.

Как трезво мыслящий военачальник, генерал Алексеев прекрасно понимал: масштабное наступление русских войск при сложившихся в стране внутриполитических обстоятельствах не только нежелательно, но и грозит гибелью для русской армии и государства в целом.

«Мы приняли на этих конференциях [конференция в Шантильи 15-16 ноября 1916 года и в Петрограде в феврале 1917 года - Е.Ш.] известные обязательства, и теперь дело сводится к тому, чтобы с меньшей потерей нашего достоинства перед союзниками или отсрочить принятые обязательства или совсем уклониться от исполнения их. Обязательства эти сводятся к следующему положению: русские армии обязуются не позже, как через три недели после начала наступления союзников, атаковать противника... Придется высказать союзникам, что ранее июля они не могут на нас рассчитывать... Я это сделаю, но не могу взять на себя ответственности за те последствия, которые повлечет наше уклонение от выполнения принятых на себя обязательств. Мы находимся в столь большой зависимости от союзников в материальном и денежном отношении, что отказ союзников от помощи поставит нас в еще более тяжелое положение, чем мы находимся ныне... Таким образом, сила обстоятельств приводит нас к выводу, что в ближайшие 4 месяца наши армии должны были бы сидеть покойно, не предпринимая решительной, широкого масштаба, операции...»

Однако в первом Временном правительстве мнение верховного главнокомандующего никого не интересовало. Военный министр А.И. Гучков, хотя и прослыл в своё время завзятым дуэлянтом, на деле оставался штатским политиком, весьма далёким от проблем армии. Не располагая реальной опорой на военный силы, он так и не решился отменить солдатские комитеты и выборность командиров. Вместо этого министр занялся кадровой перетасовкой высшего командного состава, получившей в военной среде трагишутливое название «избиения младенцев». Целью данной операции, по словам самого же Гучкова, было «дать дорогу талантам», пополнить военное руководство «свежими, молодыми силами». На деле это весьма благое начинание вылилось в настоящую катастрофу для командования русской армии. В период боевых действий за несколько недель было уволено в резерв до полутораста старших начальников, в том числе 70 начальников пехотных и кавалерийских дивизий, которые должны были принимать участие в запланированном на апрель наступлении. Увольнения производились в соответствии со списком, представленным Гучкову дежурным генералом Ставки Кондзеровским. Этот список, дополненный потом многими графами различными лицами, пользовавшимися доверием Гучкова, и послужил основанием для «избиения» генералитета, а также и среднего командного состава, не готового принять революционные нововведения.

Кадровая чехарда привела к ещё большей неразберихе и падению дисциплины в армии, но Временное правительство не отказалось от своего настойчивого стремления начать наступление в апреле 1917 года, выполняя обязательства перед союзниками.

18 апреля министр иностранных дел Временного правительства П.Н. Милюков направил правительствам Англии и Франции ноту, подтверждающую, что Временное правительство будет продолжать войну до победного конца и выполнит все договоры царского правительства.

Это привело к народному возмущению, которое перелилось в массовые митинги и демонстрации. На улицы Петрограда вышли солдаты Финского, Московского, 180 полков и часть 2-го Балтийского флота - всего около 15 тыс. солдат и около 100 тысяч рабочих с требованием немедленного прекращения войны, отставки П.Н. Милюкова, А.И. Гучкова и передачи власти Советам.

Апрельский кризис привёл к власти второе (коалиционное) Временное правительство, где большинство ключевых постов распределились между представителями левых партий. Лидер октябристов А.И. Гучков и лидер кадетов П.Н. Милюков подали в отставку. Портфель военного и морского министра получил бывший адвокат и министр юстиции эсер А.Ф. Керенский. Партии эсеров и меньшевиков стали правительственными партиями и получили возможность реализовывать на практике свои радикальные программы.

Май-июнь 1917: «наступление» или «преступление» Керенского?

Казалось бы, новое правительство, сформированное в условиях жесточайшего кризиса власти, должно было, прежде всего, направить свои усилия на стабилизацию внутренней обстановки в стране. Крайне непопулярная идея немедленного наступления на фронте должна была быть отброшена, как идея дестабилизирующая и бесперспективная. Верховное командование русской армии в лице генерала Алексеева неоднократно требовало от правительства отмены «приказа №1» и прочих нововведений в армии, которые разлагали дисциплину и сводили на нет все перспективы успешного ведения боевых действий.

Тем не менее, коалиционное правительство, состоящее из либеральных интеллигентов и социалистов всех мастей, в апреле-июне 1917 года действовало с точностью до наоборот.

Уже через несколько дней после своего назначения военный министр А.Ф. Керенский издал свой знаменитый приказ №8 - «Декларацию прав солдата», разрешающую военнослужащим вступать в любые политические партии, национальные и религиозные организации.

По мнению А.И. Деникина, «Декларация прав солдата» окончательно подорвала все устои старой армии. Она внесла безудержное политиканство и элементы социальной борьбы в неуравновешенную и вооруженную массу … она оправдывала и допускала широкую проповедь – устную и печатную – антигосударственных, антиморальных и антиобщественных учений. Наконец она отняла у начальников дисциплинарную власть, передав ее выборным организациям…»

«И кто-то, упав на карту,
Не спит во сне.
Повеяло Бонапартом
В моей стране»

М. Цветаева

Страна и без того трещала по швам, раздираемая внутренними политическими противоречиями. Теперь та же ситуация восцарилась и в армии. И в этих условиях А.Ф. Керенский решил, что лучшим способом поднять дисциплину и стабилизировать ситуацию в стране будет июньское наступление на фронте, т. е. победное завершение всем давно надоевшей войны.

Невольно хочется повторить в его адрес слова отставленного П.Н. Милюкова: «Что это, глупость или измена?»

В своих мемуарах, написанных десять лет спустя, бывший министр Керенский приводил весьма нелепые обоснования необходимости июньского наступления 1917 года, упорно твердил об «исторической целесообразности», о «самосознании русского народа», требующего «последнего и решительного боя» за свои интересы.

Александр Фёдорович то ли не понял, то ли сделал вид, что не захотел понять, какая именно сила вынесла его за пределы страны, навсегда превратив в бывшего политика и вечного изгоя. Он так и не захотел понять, что интересы России и русского народа в 1917 году требовали от правительства совершенно иных действий, нежели политизация и развал армии в условиях продолжающейся войны, верность союзническим обязательствам и смещение здравомыслящего, а потому неугодного генералитета перед самым наступлением русских войск.

Едва получив портфель военного министра, Керенский тут же затеял свою «кадровую перетасовку»: на ключевые должности в армии он назначает малоизвестных, но приближенных к нему генералов. На должность начальника кабинета военного министра Керенский назначил своего шурина В. Л. Барановского, которого произвел в полковники, а уже через месяц в генерал-майоры. Помощниками военного министра стали полковники генерального штаба Г. А. Якубович и Г. Н. Туманов - штабисты, неопытные в военных делах, зато принявшие активное участие в февральском перевороте.

Последний оплот сопротивления - Ставка Верховного главнокомандующего - в период с марта по май 1917 года не представляла собой явной оппозиции к новой власти (в ней были оставлены только лояльно настроенные к новой власти генералы). Кроме того, парламентариста и теоретика М.В. Алексеева было решено «подпереть» в качестве начальника штаба боевым генералом А.И. Деникиным, отличавшимся весьма либеральными взглядами. Тем не менее, и 1-м, и 2-м Временными правительствами Ставка воспринималась как нечто враждебное. Верховный главнокомандующий М.В. Алексеев смотрел на столь желанное правительственным комиссарам будущее наступление, как на неизбежное зло, необходимое для выполнения обязательств перед Антантой. В условиях полного разложения дисциплины, отсутствия принципа единоначалия и общей политизации солдатской массы даже самый гениальный военачальник не смог бы обеспечить успеха наступательной операции 1917 года.

Поэтому после своей разоблачительной речи на 1-м съезде «Союза офицеров армии и флота» в Могилёве 21 мая 1917 года верховный главнокомандующий направил телеграмму военному министру А.Ф. Керенскому, в которой решительно потребовал восстановить деятельность военных судов в войсках, приводить их приговоры в исполнение "без всяких смягчений и изъятий", расформирования полков, которые отказываются исполнять боевые распоряжения начальников и т.д.

Приказом от 22 мая 1917 года генерал Алексеев был смещён со своей должности и назначен главным военным советником Временного правительства. Алексеев был потрясен до глубины души. С его губ сорвалось: «Мерзавцы! Рассчитали, как прислугу».

На должность главковерха был назначен более сговорчивый «революционный» генерал Брусилов.

Июньское наступление

Наступательная операция русских войск началась после двухдневной артподготовки на Юго-Западном фронте 18 июня (1 июля) 1917 года. 11-я и 7-я армии нанесли главный удар на Львов из районов Злочев и Бржезаны. Первые два дня принесли наступающим некоторый тактический успех, но затем наступление остановилось. Отборные ударные части к тому времени оказались выбиты, а остальные войска начали обсуждать приказы командиров в «комитетах» и митинговать, теряя время.

Наступление 8-й армии генерала Л.Г. Корнилова на участке Галич-Станислав было очень успешным, поскольку русским противостояли не германские, а австро-венгерские войска, не отличавшиеся боеспособностью. Прорвав оборону противника, 8-я армия захватила свыше 7 тыс. пленных и 48 орудий, заняла Станислав, Галич и Калуш, к 30 июня (13 июля) вышла к р. Ломница, фактически выполнив свою боевую задачу. Кроме того, почти в зоне досягаемости войск Корнилова оказались галицийские нефтяные месторождения, потреря которых была крайне нежелательна для австро-германских войск.

Однако вскоре и у Корнилова начались те же проблемы, что и у соседей - «ударники» понесли огромные потери в первых штурмовых боях, остальная солдатская масса отказывалась воевать. Неподчинение командирам, «братания» с противником, митинги и протесты приняли массовый характер.

К 1 (14) июля наступательный порыв всего фронта иссяк, и наступление полностью прекратилось. Потери всех трёх армий Юго-Западного фронта к этому моменту составляли 1222 офицера и 37 500 солдат. Потери были невелики, если сравнивать их с потерями в других кампаниях Первой мировой, но в данном случае они имели катастрофические последствия. Отборные «ударные» части были выбиты, и с выбытием из армий всего «здорового» элемента, оставшаяся солдатская масса превратилась в совершенно неуправляемую разагитированную вооружённую толпу.

Германское контрнаступление уже к 6 (28) июля свело на нет все результаты июньского наступления на Юго-Западном фронте.

Армия настолько утратила боеспособность, что атака 3-х немецких рот опрокинула и обратила в бегство две русские стрелковые дивизии: 126-ю и 2-ю финляндскую. Противника пытались сдерживать более дисциплинированные кавалерийские части, офицеры-пехотинцы и одиночные рядовые. Вся остальная пехота бежала, заполнив своими толпами все дороги. Отступление 11 армии повлекло за собой отход 7-й и 8-й. Австро-германские войска, встречая незначительное сопротивление, взяли Тернополь и Станислав, значительно продвинулись через Галицию и Украину, и 15 (28) июля русские войска остановились на линии Броды - Збараж- р.Збруч.

Наступление Северного и Западного (командующий А.И.Деникин) фронтов вовсе было сабатировано рядовым составом. Из 14 дивизий Западного фронта, предназначенных для наступления, в атаку пошли лишь 7. Сколько-нибудь боеспособными оказались 4. В итоге не желавшие продолжать операцию русские войска к исходу дня вернулись на свои позиции.

Из воспоминаний комиссара Временного правительства Северного фронта В.Б. Станкевича, бывшего свидетелем наступления под Двинском 10 июля 1917 года:

“В день моего приезда весь штаб был полон самых неприятных известий об отказе частей и даже целых дивизий выступить на фронт. Однако к вечеру положение стало проясняться и правдами и неправдами, но все участки, назначенные для наступления, были заняты, кроме одной дивизии, которая до вечера отказывалась выступить и чуть не расстреляла корпусного комиссара, убеждавшего ее исполнить приказ. Ген. Данилов решил принять крутые меры и двинуть против дивизии целый карательный отряд. <...> Я участвовал в заседании, где вырабатывалась диспозиция окружения дивизии. Мне была отведена роль явиться в дивизию, когда она будет окружена, и дать ей ультимативный приказ идти на позиции, если она не хочет быть истребленной своими войсками. Отряд для окружения был под командой ген. Грекова. Поехали в корпус около станции Калкуны. Уже во время ужина стали поступать утешительные сведения, что два полка подчинились и выступили. Остался один упорствующий полк. Часов около 12 ночи, совместно со штабом карательного отряда, мы двинулись к расположению непокорного полка. Однако весь отряд пришел в чрезвычайное расстройство, и до утра ген. Греков не мог установить связи ни с одной назначенной в его распоряжение частью. К рассвету, убедившись, что нет никаких надежд найти заблудившиеся в лесу части отряда, я оставил ген. Грекова в железнодорожной будке и отправился сам к оврагу, где находился бунтующий полк. Меня там встретили начальник дивизии и несколько штабных. Я сказал, что хочу переговорить с бунтующими. Солдаты, сидевшие унылыми, неподвижными сонными группами, встали и столпились около того места, где я стоял. Я отказался говорить с ними, пока они не станут в строй. Они,- правда, неуклюже и неловко, - но стали в строй. Я обратился к ним с короткой речью, говоря, что не собираюсь ни просить, ни уговаривать, ни приказывать даже, а только предупреждаю, что если они не двинутся немедленно на позицию, то будут уничтожены.<...>Я не знаю, что я делал бы, если бы солдаты отказались подчиниться. Но, к моему удовольствию, солдаты, даже не совещаясь и не колеблясь, разобрали котомки и пошли на позицию. Вероятно, они знали о приближении отряда и, по уверенному тону моих слов, заключили, что отряд уже подошел.”

Действительно успешным оказалось только наступление войск Румынского фронта, наименее затронутого большевистской агитацией. 7-11 (20-24) июля на Фокшанском направлении направлении части 4-й русской и 2-й румынской армий прорвали фронт противника. Были захвачены пленные и около 100 орудий.

Но ввиду событий на севере, наступление Румынского фронта было остановлено 14 (27) июля по приказу А.Ф. Керенского (по просьбе генерала Корнилова, только что назначенного Главнокомандующим Русской армией)

Политические последствия июньского наступления

Неудача июньского наступления русской армии стала мощным катализатором дальнейших революционных процессов внутри страны.

Используя общее недовольство масс при общей слабости центральной власти, левые радикальные партии (большевики, меньшевики, левые эсеры и анархисты) развернули широкую агитацию в обеих столицах и других крупных городах страны.

Армия, лишившись в ходе неудачного наступления большей части боеспособных ударных частей, оказалась не способна противостоять дальнейшему контрнаступлению противника на русские территории, а также и обеспечить поддержку законного правительства.

В ситуации двоевластия (Временное правительство-Петроградский Совет) реальная политическая власть в Петрограде в июне 1917 года фактически перешла в руки значительно большевизированного Петроградского Совета. Войска Петроградского гарнизона, разагитированные большевиками и анархистами, не желали исполнять приказы Временного правительства и отправляться на фронт. Всё это создало почву для июльских событий в Петрограде, вошедших в литературу под названием «июльский кризис Временного правительства».

Волнения в столице начались со стихийных выступлений солдат, кронштадских матросов и рабочих под лозунгами отставки Временного правительства, передачи всей власти Советам и переговоров с Германией о заключении сепаратного мира.

Волнения были возглавлены большевиками, которые быстро объединили недовольных под своими лозунгами.

С 3 по 7 июля 1917 года в Петрограде продолжались вооружённые столкновения и антиправительственные демонстрации. На стороне Временного правительства в уличных столкновениях выступили только кадеты и юнкера военных училищ, а также весьма немногочисленные казачьи части. Наиболее кровопролитным и разрушительным оказался бой в районе Литейного моста 4 (17) июля 1917 года, в котором со стороны правительственных войск была применена артиллерия.

В те же дни Временное правительство осуществило арест ряда ведущих большевиков, разгромило редакцию газеты «Правда». Троцкий оказался в «Крестах», а Ленин с Зиновьевым с 9 июля уже отдыхали в Разливе.

10(23) июля 1917 было сформировано второе коалиционное правительство, возглавляемое Керенским, который при этом сохранил посты военного и морского министров. Состав правительства был преимущественно социалистическим, в него вошли эсеры, меньшевики и радикальные демократы. Временное правительство перебралось из Мариининского дворца в Зимний.

В ходе июльского кризиса Временному правительству удалось на несколько месяцев отменить ситуацию двоевластия в свою пользу (эсеро-меньшевистский Петросовет подчинился его власти), но политическая поляризация общества после июльских событий достигла своего предела. После стрельбы на столичных улицах мало кто доверял Советам и обещаниям «умеренных» политиков. Страна ждала своего диктатора: правого или левого - не имело значения.

Только Временное правительство зря искало своего Бонапарта. Керенский с его коллегами - умеренными либеральными демократами - оставался русским западником, которому казалось, что совместная с Западом победа благотворно скажется на последующем развитии России. Ему всё ещё хотелось западных свобод и демократии, и этот глубоко ошибочный, разваливающий Россию курс представлялся им единственно верным и соответствующим цели свершившейся революции.

В то же время после неудачного июньского наступления на фронте в значительной мере вырос авторитет в военной среде генерала Л.Г. Корнилова. Армия, да и все правые силы, которым надоели «главноуговаривающие» правительственные комиссары, смотрели на Корнилова как на спасителя Отечества. Министры-социалисты также понимали, что после фиаско июльского наступления спасти себя они могут только призвав к власти Корнилова и выполнив все его требования: от восстановления смертной казни до запрета игры в карты, митингов и партийной агитации во фронтовых частях.

Фигура Корнилова - жёсткого военачальника из народа - была симпатична и западным союзникам, которые по-прежнему желали вести войну русской кровью, но не делиться плодами общей победы.

Л.Г. Корнилов в роли Бонапарта не устраивал только А.Ф. Керенского, по-прежнему мнившего себя главной фигурой на российском политическом Олимпе. До конца не покончив с левой оппозицией (большевиками), Александр Фёдорович уже в августе 1917 года бросился «спасать» свою призрачную власть от правых «силовиков» - Корнилова и стоящих за ним генералов.

Таким образом, неудача июньского наступления и июльские события в Петрограде повлекли за собой очередную провокацию, направленную уже против высшего генералитета и руководства русской армии. Эта провокация вошла в историю русской революции как «корниловский мятеж» и ещё ближе подвела страну к той черте, за которой лежала кровавая бездна гражданской войны.

Елена Широкова

По материалам:

Головин Н.Н. Военные усилия России в Первой мировой войне. - Париж, 1939.

Станкевич В.Б. Июньское наступление на фронте// Октябрьский переворот: Революция 1917 года глазами ее руководителей. Воспоминания русских политиков и комментарий западного историка. М. 1991. С. 201 - 210.

Уткин А.И. Забытая трагедия. Россия впервой мировой войне. - Смоленск: Русич, 2000.

Наступление Керенского (июнь-июль 1917года).

В нашей исторической литературе принято связывать это, последнее наступление русской армии в годы Первой Мировой, с именем А.Ф. Керенского, хотя на самом деле готовил и организовывал его именно А.А. Брусилов, будучи тогда Верховным главнокомандующим «самой демократической армии мира». И именно за позорный провал этого наступления и был снят Брусилов с этого высокого поста.
Как отмечал Г.И. Шавельский: «Увольнение его (21 июля 1917 г.) от должности Верховного вызвало в Ставке не просто радость, а злорадство».
Давайте посмотрим, как развивались события.

Замысел этого наступления, в изложении А.И. Деникина, был следующим:
«Наступление русских армий, предположенное на май, все откладывалось. Первоначально имелась в виду одновременность действий на всех фронтах; потом, считаясь с психологической невозможностью сдвинуть армии с места одновременно, перешли к плану наступления уступами во времени. Но фронты, имевшие значение второстепенное (Западный) или демонстративное (Северный), и которым надлежало начинать операцию раньше, для отвлечения внимания и сил противника от главных направлений (Юго-западный фронт), - не были готовы психологически. Тогда верховное командование решило отказаться от всякой стратегической планомерности, и вынуждено было предоставить фронтам, начинать операцию по мере готовности, лишь бы не задерживать ее чрезмерно…
В результате, начало операций определилось следующими датами: 16 июня - на Юго-западном фронте; 7 июля - на Западном; 8 июля - на Северном и 9 июля - на Румынском. Последние три даты почти совпадают с началом крушения (6-7 июля) Юго-западного фронта.
Юго-западному фронту предстояло первому испытать боевые свойства революционной армии…
Удельный вес нашей армии оценивался немцами чрезвычайно низко.
Тем не менее, когда в начале июня обозначилась серьезная возможность нашего наступления, Гинденбург счел необходимым снять с Западного европейского фронта 6 германских дивизий, и направил их на усиление группы Бем-Эрмоли: противнику хорошо известны были наши операционные направления…
Армиям отдана была директива о наступлении. Общая идея его сводилась - к прорыву неприятельских позиций на подготовленных участках всех европейских фронтов, к широкому наступлению большими силами Юго-западного фронта - в общем направлении от Каменец-Подольска на Львов, и далее к линии Вислы, в то время как ударная группа Западного фронта должна была наступать от Молодечно на Вильно и к Неману, отбрасывая к северу немецкие армии Эйхгорна. Северный и Румынский фронты содействовали частными ударами, привлекая к себе силы противника.

16-го июня, на фронте ударных корпусов 7-й и 11-й армий, началась артиллерийская канонада. После двухдневной непрерывной артиллерийской подготовки, разрушившей сильные укрепления противника, русские полки двинулись в атаку….
19-го атаки повторились на 60-тиверстном фронте, между верхней Стрыпой и Нараювкой. За два дня тяжелого и славного боя русские войска взяли в плен 300 офицеров, 18.000 солдат, 29 орудий и проникли в расположение противника на 2-5 верст…»

Первоначальные тактические успехи русских войск вызвали восторг и эйфорию.
Керенский восторженно сообщал Временному правительству:
"Сегодня великое торжество революции.
18 июня, русская революционная армия, с огромным воодушевлением перешла в наступление, и доказала России и всему миру свою беззаветную преданность революции, и любовь к свободе и родине... Русские воины утверждают новую, основанную на чувстве гражданского долга, дисциплину... Сегодняшний день положил предел злостным клеветническим нападкам на организацию русской армии, построенную на демократических началах "...

После трех дней затишья, на фронте 11-ой армии возобновился горячий бой... К этому времени, начался подход из резерва к угрожаемым участкам германских частей, и бой принял упорный, ожесточенный характер. 11-я армия овладела рядом укрепленных линий, неся, однако, тяжелые потери; местами окопы, после горячих схваток, переходили из рук в руки; требовалось новое большое напряжение, чтобы сломить упорство усилившегося и оправившегося противника...
Этим боем, по существу, закончилась наступательная операция 7-й и 11-й армий. Порыв исчез, началось нудное стояние на позиции, оживлявшееся лишь местными боями, контратаками австро-германцев и артиллерийским огнем "переменного напряжения".

Но вот тут-то и начались проблемы, связанные с разложением русских войск.
Общее настроение выражало выступление солдатского депутата на недавнем съезде депутатов ЮЗФ:
«…царит недовольство не только среди солдат, но и среди офицеров. И все говорят одно и то же: война не геройство, а тяжелая кровавая работа, почему же нас гонят на нее без всякой очереди».

Ну, а если уж НА ВОЙНЕ солдаты начали ТРЕБОВАТЬ ОЧЕРЕДНОСТИ своего участия в боях, и стали заявлять, что их «гонят» на войну – развал такого «войска» - неизбежен.
Дивизии, успешно участвовавшие в первом ударе, разумеется, понесли немалые потери и - замитинговали, требуя смены с позиции и отдыха для себя.
Знаменитое: «Хватит, навоевались, пущай ДРУГИЕ малость повоюют!!!» - было общим мнением и требованием.
И тут выяснилось, что дивизии, стоявшие в резерве, вовсе не желали идти в бой и жертвовать собой ради каких-то туманных «революционных идеалов» Керенского. Обычным делом стали отказы целых полков и дивизий от выполнения боевых приказов.
Митинговые резолюции о «войне до победного конца» никто выполнять не собирался и никакие комиссары «верховного главноуговаривающего Керенского ничего поделать не могли.

А тут ещё германцы подбросили к району наступления ЮЗФ свои части и ситуация стала ухудшаться.
Чуть позже была предпринята еще одна попытка прорвать фронт неприятеля:
«23 июня началась подготовка наступления и в армии Корнилова. 25 июня его войска западнее Станиславова прорвали позиции Кирхбаха, и вышли на линию Иезуполь-Лысец; 26-го, после упорного кровопролитного боя, войска Кирхбаха, разбитые наголову, повернули, увлекая, в своем стремительном бегстве, и подоспевшую на помощь германскую дивизию. 27-го правая колонна генерала Черемисова овладела Галичем, перебросив часть сил через Днестр, а 28-го левая колонна, преодолевая упорное сопротивление австрогерманцев, взяла с боя Калуш. В последующие два-три дня, 8-я армия устраивалась с боями на реке Ломнице и впереди ее.
В этой блестящей операции армия Корнилова, прорвав фронт 3-й австрийской армии на протяжении 30 верст, захватила в плен 150 офицеров, 10.000 солдат и около ста орудий…
Генерал Бем-Эрмоли, в это время, все свои резервы стягивал на Злочевское направление. Туда же двигались, и перебрасываемые с Западного европейского фронта, германские дивизии. Пришлось, однако, часть резервов перебросить за Днестр, против 8-ой русской армии. Они подоспели ко 2-му июля, внесли некоторую устойчивость в расстроенные ряды 3-ей австрийской армии, и с этого дня на Ломнице начинаются позиционные бои, достигающие иногда большого напряжения, с переменным успехом.
Сосредоточение германской ударной группы между Верхним Серетом и железнодорожной линией Тарнополь-Злочов, закончилось 5 июля».

Небольшой комментарий этого.
Противник прекрасно знал о нашей подготовке к наступлению и был готов к нему. Никакой внезапности русской армии достичь не удалось. Поначалу наши армии имели тактические успехи, а армия Корнилова даже сумела прорвать фронт австрийцев, но немцы потихоньку подтягивали свои резервы на проблемные участки и сумели стабилизировать положение, готовясь к своему контрудару…

«6 июля, после сильной артиллерийской подготовки, германская ударная группа атаковала 11 армию, прорвала ее фронт, и начала безостановочное движение на Каменец-Подольск, преследуя корпуса 11 армии, обратившиеся в паническое бегство.
Штаб армии, за ним Ставка и печать, презрев перспективу, обрушились на Млыновский полк, считая его виновником катастрофы. Развращенный, скверный полк самовольно ушел с позиции, открыв фронт. Явление весьма прискорбное, но слишком элементарно было бы считать его даже поводом. Ибо уже 9-го комитеты и комиссары 11-ой армии телеграфировали Временному правительству "всю правду о совершившихся событиях»:
"Начавшееся 6 июля немецкое наступление на фронте 11-й армии разрастается в неизмеримое бедствие, угрожающее, быть может, гибелью революционной России.
В настроении частей, двинутых недавно вперед героическими усилиями меньшинства, определился резкий и гибельный перелом. Наступательный порыв быстро исчерпался.
Большинство частей находится в состоянии всевозрастающего разложения. О власти и повиновении нет уже и речи, уговоры и убеждения потеряли силу - на них отвечают угрозами, а иногда и расстрелом. Были случаи, что отданное приказание спешно выступить на поддержку обсуждалось часами на митингах, почему поддержка опаздывала на сутки. Некоторые части самовольно уходят с позиций, даже не дожидаясь подхода противника...
На протяжении сотни верст в тыл тянутся вереницы беглецов, - с ружьями и без них, - здоровых, бодрых, чувствующих себя совершенно безнаказанными.
Иногда так отходят целые части...
Положение требует самых крайних мер...
Сегодня главнокомандующим, с согласия комиссаров и комитетов, отдан приказ о стрельбе по бегущим. Пусть вся страна узнает правду... содрогнется и найдет в себе решимость беспощадно обрушиться на всех, кто малодушием губит и продает Россию и революцию".

Как же быстро выветриваются либеральные иллюзии на войне…
От «безграничной демократии» и лишения офицеров всех дисциплинарных прав, после короткого германского контрудара оказался всего один шаг до панического клича «смертная казнь тем, кто отказывается жертвовать жизнью за Родину» со стороны комиссаров Временного правительства. Стрельба по бегущим подразделениям, расстрелы мародеров и грабителей, выставление их трупов на перекрестках дорог (!!!) все эти меры активно применялись, но уже мало действовали на разложившиеся «революционные войска», зачастую превратившиеся в банды насильников и бандитов.

11-я армия "при огромном превосходстве сил и техники, уходила безостановочно". 8-го она была уже на Серете, пройдя без задержки сильные укрепленные позиции западнее этой реки, которые служили исходным положением, для нашего славного наступления 1916 г…
11-го германцы заняли Тарнополь, брошенный без боя 1-м гвардейским корпусом, а на другой день прорвали наши позиции на реке Гнезно и на Серете, южнее Трембовли, развивая свое наступление к востоку и юго-востоку…
12-го июля ввиду полной безнадежности положения главнокомандующий отдал приказ об отступлении от Серета, и к 21-му армии Юго-западного фронта, очистив всю Галицию и Буковину, отошли к русской государственной границе.
Путь их был обозначен пожарами, насилиями, убийствами и грабежами. Но среди них были немногие части, доблестно дравшиеся с врагом, и своею грудью, своею жизнью прикрывавшие обезумевшие толпы беглецов. Среди них было и русское офицерство, своими трупами, по преимуществу, устилавшее поля сражений.
Армии в полном беспорядке отступали…

Комиссары Савинков и Филоненко телеграфировали Временному правительству: "Выбора не дано: смертная казнь изменникам... смертная казнь тем, кто отказывается жертвовать жизнью за Родину"...

Разложение затронуло офицеров, и даже генералов.
Начальник штаба Юго-западного фронта генерал Духонин 30 июня 1917 года пишет отчаянное письмо к генералу Корнилову - тогда командующему 8-ой армией:

"Милостивый Государь, Лавр Георгиевич! Главнокомандующий по долгу службы приказал сообщить Вам ниже следующие сведения о деятельности командира 2-го гвардейского корпуса, генерала Вирановского и штаба этого корпуса, полученные от войсковых организаций и относящиеся к двадцатым числам июня сего года.

В корпусе создалось настроение против наступления. Генерал Вирановский, будучи сам противником наступления, заявил дивизионным комитетам, что он ни в каком случае не поведёт гвардию на убой.
Ведя собеседование с дивизионными комитетами, генерал Вирановский разъяснял все невыгоды и трудности наступления, выпавшие на долю корпуса, и указывал на то, что ни справа, ни слева, ни сзади никто не поддержит корпус. Чины штаба корпуса вообще удивлялись, как главнокомандующий мог давать такие задачи, неразрешимость которых ясна даже солдатам-делегатам. Штаб корпуса был занят не тем, чтобы изыскать способы выполнить поставленную корпусу трудную задачу, а старался доказать, что эта задача невыполнима».

Как видим, пример А.А. Брусилова, старавшегося угодить «солдатским комитетам» и во всем «идти у них на поводу», оказался заразителен…

Командующим Юго-западным фронтом в это время был назначен генерал Л.Г.Корнилов.
12 июля он предписал общее отступление на государственную границу.
7-я армия, поступившая под команду ген. Селивачева, развернула вдоль Збруча 34-й, 41-й, 7-ой Сибирский и 2-ой гвардейский корпусы, имея позади 6-ой и 12-й армейские корпусы. 16-17 июля Южная германская армия атаковала по всему фронту и неожиданно получила решительный отпор. Ставка отметила «железный дух» л.-гв. полков Литовского и Волынского. Неприятель выдохся, и Корнилов приказал общее наступление. 19 июля к северу от Гусятина 34-й, 41-й, 22-й армейские корпусы дружной атакой сбросили неприятеля в Збруч. 19-го же Корнилов был назначен Верховным. Командование фронтом принял ген. Балуев. В ночь на 23 июля перешла в наступление и соседняя 8-я армия, потеснившая и опрокинувшая германо-австрийские части южнее. Этим закончилось восьмидневное сражение на Збруче - последнее «славное дело русского оружия, оставшееся в тени», по словам историка-эмигранта А.А.Керсновского.
Этот успех уже НИЧЕГО не решал…

Сохранилось описание душераздирающих сцен в Тарнополе, в дни оставления его русскими войсками:

"В это самое время тарнопольский гарнизон тоже стал удирать. Удирали обозы, химические команды, автомобильные части. Удирали наспех, бросая имущество. Солдаты и несколько офицеров громили магазины. Никакие стены не помогали. Не то что деревянные, - железные решетки - и те разбирались. Тащили всё, что можно; растащили винокуренные склады, мануфактуру, обувь, канцелярские принадлежности, бумагу. Солдаты озверели. Бросились по квартирам, расхватали ковры, перины, подушки. Пух летел по Тарнополю. Кричали: «Бей жидов!» И если бы не страх перед наступающим немцем, учинили бы жестокий погром.

Зато когда обозная и тыловая публика, населявшая Тарнополь, вышла, и прошли последние пехотные части, не было ни одной улицы, ни одного дома, из которого не бросали бы камней. Выливали на русских солдат и офицеров помои и вонючую грязь. Выбрасывали ночные горшки, стреляли. Многие из офицеров бросались с шашками наголо в квартиры, но, конечно, квартиры были заперты. Атакующие возвращались обратно и приказывали солдатам грабить и жечь. Солдаты бросались в квартиры, ломали, тащили... А потом, вытащив ценные вещи, поджигали дома. Такого озверения я никогда не видывал...

Выстрелы из револьверов - это пустое, а вот как на головы нечистоты выливали, это - красота...».

О том, что творилось на фронте, после сдачи гвардией Тарнополя, свидетельствует прапорщик Дмитрий Оськин (его армейский пехотный полк находился в составе 11-ой армии, фронт которой был прорван 6 июля):

"Кавардак получился необычайный. Австро-немецкие войска прорвали русские позиции в районе Звыжен, Манаюв. 35-я дивизия не оказала серьёзного сопротивления. Противник продвинулся в тыл километров на десять, создав угрозу флангу 17-го корпуса. Тыловые части охватила паника. Соседние с 35-й дивизией части, 9-й и 12-й полки нашей дивизии, не рассчитывая на боеспособность своих солдат, отступили. Стоящие левее 11-го полка части под влиянием сообщения о поражении тоже начали отступать независимо от объективных условий фронта.

Штаб корпуса, находившийся в Белом Подкамне, при получении известия о «грандиозном» наступлении немцев бросился отступать к Кременцу, а штаб 11-ой армии в Кременце немедленно эвакуировался в Проскуров, за 100 км, захватив весь подвижной состав со станции Кременец.

Мало того, что штаб армии был в панике, даже штаб фронта, сидевший в Бердичеве, на расстоянии примерно 300 км от первой линии окопов, не утерпел и погрузился в вагоны, чтобы отойти на Киев.

Армия разложена большевиками! - кричали штабники. - Надо отступать!

А в то время как штабы поспешно удирали, наши передовые части медленно отходили, и отходили не потому, что на них сильно нажимал противник, а потому, что они утеряли связь со своими штабами и считали совершенно естественным и закономерным отход пехотных частей, когда даже штаб дивизии бежал в тыл.

Тарнопольское отступление, начавшееся 6 июля, продолжалось вплоть до 15-го. На протяжении 9 дней штабы, обозы, войсковые части неудержимо катились в тыл без какого-либо особого нажима со стороны противники. Огромные запасы снарядов, вооружения, продовольствия были брошены на произвол судьбы, и очень редко солдаты, охранявшие сосредоточенные перед позициями запасы, уничтожали их по собственной инициативе.

9 дней не было никакой связи между штабами полков и штабом дивизии, между штабом дивизии и штабом корпуса и, наконец, со штабом армии. Дивизионные и армейские учреждения, обслуживающие фронт, исчезли бесследно. Исчез совершенно из нашего поля зрения полевой телеграф, полевая почтовая контора. Нельзя было получить письмо или отправить письмо на родину. Нельзя было получить телеграмму на позиции и из тыла или из армии направить телеграмму в тыл.

Между тем, австро-немецкая армия, совершив прорыв на фронте Звыжен, Манаюв и не имея достаточных сил, оставалась на захваченных рубежах, злорадно посмеиваясь и не делая ни одного шага для преследования бегущих».

Сейчас стало модным обвинять большевиков во всех бедах, которые обрушились на Россию после отречения Николая Второго.
Как видим, вопиющий развал и потеря управления в частях русской армии во многом лежат на совести ОФИЦЕРСКОГО СОСТАВА. Очень многие боевые офицеры, сохранившие в душе честь и совесть это сознавали и вполне откровенно говорили в своих воспоминаниях.

Один из самых ярких генералов Белой Армии, легендарный Я.А. Слащев подчеркивал:
«Временное правительство мобилизовало все силы социал-революционеров, чтобы привлечь на свою сторону армию и убедить ее в необходимости продолжать войну совместно с союзниками. И действительно, первые месяцы после революции настроение главной массы армии теоретически склонялось к необходимости продолжать войну. Но все это было чисто теоретически. На войсковых митингах выносились красивые резолюции, но когда дело доходило до проведения их в жизнь, не имевшая ни духа, ни веры в своих начальников, ни самой элементарной дисциплины армия бороться была не в силах. Временное правительство - надо отдать ему полную справедливость - напрягло все силы для доставки военного снаряжения, и войска были перегружены орудиями и снарядами. Но что могли сделать поздние дары союзников, что могла сделать техника без духа?
Русская армия представляла собой мертвое, разлагающееся тело, которое почему-то только еще не распалось. Этого ждать пришлось недолго. Особенно тяжело в это время было положение офицерства, которое, исполняя приказ Временного правительства, подготовляло солдат к бою и "уговаривало" идти в необходимую для Временного правительства атаку. И вот, после неудачного наступления Керенского, в глазах масс виновниками оказались не стоящие далеко и недоступные для них члены Временного правительства, а стоящие тут же офицеры. Рознь усилилась. Армия оказалась даже без младшего комсостава, потому что нельзя же считать комсоставом лиц, не пользующихся никакой властью и никаким влиянием на своих подчиненных. Армии не существовало, а была толпа. То, что было дальше, когда она сдавала Двину, когда она валила большими и малыми группами с фронта, - это был лишь фактический распад, смерть же наступила уже летом 1917 года…
Старая армия умирала, поэтому не правы те, кто говорит, что фронт разложили большевики.
Нет, несчастные войска разложили не большевики или немцы, а внутренний враг - взяточничество, пьянство, воровство и, самое главное, -
утеря ощущения гордости за звание русского офицера". (Генерал А.Я. СЛАЩЕВ-КРЫМСКИЙ «Военно-исторический архив», 1922 год).

Вот еще один трагический документ того времени:
"Развращенные большевистской пропагандой, охваченные шкурными интересами, части явили невиданную картину предательства и измены родине. Дивизии 11-й и частью 7-й армии бежали под давлением в пять раз слабейшего противника, отказываясь прикрывать свою артиллерию, сдаваясь в плен ротами и полками, оказывая полное неповиновение офицерам. Зарегистрированы случаи самосудов над офицерами и самоубийств офицеров, дошедших до полного отчаяния. Немногие пехотные и все кавалерийские части самоотверженно пытались спасти положение, не ожидая никакой помощи от обезумевших бегущих полков. Сообщены возмутительные факты, когда дивизия отступала перед двумя ротами, когда несколько шрапнелей заставляли полк очищать боевой участок. Были случаи, когда горсть оставшихся верными долгу защищала позицию в то время, как в ближайших резервных частях шли беспрерывные митинги, решая вопрос о поддержке, а затем эти части уходили в тыл, оставляя умирать своих товарищей. Озверелые вооружённые банды дезертиров грабят в тылу деревни и местечки, избивая жителей и насилуя женщин» .

Подробные свидетельства того, что творилось в «самой революционной армии мира» оставил уже упоминавшийся пехотный прапорщик Леванид:
«Полк отказался итти в наступление.
Ведь и 1-й гвардейский корпус взбунтовался на митинге в ответ на вопрос, поставленный командованием:
- Угодно ли вам, товарищи солдаты, совершенно добровольно итти сейчас туда на запад, где земля дрожит от грохота орудий, треска разрывов и тактакания пулеметов, и откуда вот уже два часа тоненькой цепочкой бредут и едут на носилках и повозках десятки свежеискалеченных людей?
Конечно, митинг 1-го гвардейского корпуса отказался от участия в бою…
Командование полка растерялось. Командир полка "вдруг" "заболел" и уехал в тыл, передав командование. Это деморализовало офицеров. И вот, недели через две после боя солдаты сговорились, собрались и ушли в соседние две деревушки... Офицеры остались в окопах одни.

Фронт обнажился, немец не наступал, наоборот, он заканчивал плановую эвакуацию Брзежан.
Посидев по своим землянкам, офицеры к концу дня ушли за солдатами в то же самое Телятино. Фронт оказался открытым.
Тогда командование додумалось издать приказ об отступлении по тому плану, который был, как всегда, разработан накануне боя 18 июня на случай неудачного исхода наступления и перехода немцев к активному образу действия.
Нескладными толпами стала отступать никем не теснимая армия. Начдива кажется опять сменили. Новый начдив, человек суровый и властный, как рассказывали, врывался верхом в колонны отступающих, ругая их самыми последними словами, иногда пускал в ход нагайку. Переконфуженные бессмысленным паническим бегством, солдаты не оказывали никакого сопротивления.
Кое-какой порядок в отступающих полках был восстановлен. Комитеты бездействовали. Немцы издали следили за отходом, высылая кавалерийские разъезды.
Тяжелые сцены происходили на вокзале в Козове, где артиллеристам приходилось бросать свои орудия. Артиллеристы пытались нанимать пехоту за деньги для погрузки тяжелой артиллерии на платформу. И все же, не то две, не то три из четырех двенадцатидюймовых гаубиц остались немцам из-за полной дезорганизации пехоты…

А Ставка писала в сообщении, опубликованном во всех газетах 8(21) июля 1917 года:
"В десять часов 607-й Млыновский полк, находившийся на участке Боскув-Монаюв в том же районе, самовольно оставил окопы и отошел назад. Следствием чего явился отход и соседей, что дало возможность противнику развить свой успех. Наша неудача объясняется в значительной степени тем, что многие части, получившие боевой приказ о поддержании атакованных частей, собирались на митинги и обсуждали - подлежит ли выполнению приказ, причем некоторые полки отказывались от выполнения боевого поручения и уходили с позиции, без всякого давления со стороны противника.
Усилия начальников и комитетов побудить части к исполнению приказа были бесплодны"…

Вот как выглядело НА ДЕЛЕ печально знаменитое «наступление Керенского, которое готовил генерал А.А. Брусилов.
Не лучше обстояли дела и на других фронтах, где проводились попытки наступления.
Деникин вспоминал:

«11-го июля, 4-ая русская армия генерала Рагозы и румынская - Авереско - перешли в наступление между реками Сушицей и Путной, против 9-ой австрийской армии. Атака их увенчалась успехом; армии овладели укрепленными позициями противника, продвинулись на несколько верст, взяли 2.000 пленных и более 60 орудий, но развития операция эта не получила…В течение июля и до 4 августа, войска эрцгерцога Иосифа и Макензена вели атаки, имели местные успехи, но никаких серьезных результатов не достигли. Хотя русские дивизии неоднократно отказывали в повиновении, и иногда бросали позиции во время боя, но все же несколько лучшее общее состояние Румынского фронта - периферии по отношению к Петрограду, наличие более прочных румынских войск, и естественные условия театра, позволили удержать фронт.

На Северном фронте, в 5-ой армии все окончилось в один день: юго-западнее Двинска "наши части, - говорит сводка, - после сильной артиллерийской подготовки, овладели немецкой позицией, по обе стороны железной дороги Двинск-Вильно. Вслед за сим целые дивизии, без напора со стороны противника, самовольно отошли в основные окопы". Сводка отмечала геройское поведение некоторых частей, доблесть офицеров и их огромную убыль…

Россию, привыкшую уже к анархическим вспышкам, все же поразил тот ужас, который повис на полях битвы в Галиции, у Калуша и Тарнополя.
Как хлыстом ударили по "революционной совести" телеграммы правительственных комиссаров Савинкова и Филоненко, а также и генерала Корнилова, потребовавших немедленного восстановления смертной казни».
"Армия обезумевших темных людей - писал Корнилов 11 июля в своей знаменитой телеграмме Временному правительству - не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит.
На полях, которые нельзя даже назвать полями сражения, царит сплошной ужас, позор и срам, которых русская армия еще не знала, с самого начала своего существования...
Меры правительственной кротости расшатали дисциплину, они вызывают беспорядочную жестокость ничем не сдерживаемых масс. Эта стихия проявляется в насилиях, грабежах и убийствах... Смертная казнь спасет многие невинные жизни, ценой гибели немногих изменников, предателей и трусов. ...Я заявляю, что отечество гибнет, а потому, хотя и неспрошенный, требую немедленного прекращения наступления на всех фронтах, для сохранения и спасения армии, и для ее реорганизации на началах строгой дисциплины, дабы не жертвовать жизнью немногих героев, имеющих право видеть лучшие дни".

Смертная казнь, и военно-революционные суды, были введены на фронте. Корнилов отдал приказ расстреливать дезертиров и грабителей, выставляя трупы расстрелянных с соответствующими надписями на дорогах и видных местах; сформировал особые ударные батальоны, из юнкеров и добровольцев, для борьбы с дезертирством, грабежами и насилиями; наконец, запретил в районе фронта митинги, требуя разгона их силою оружия.

Вот ТАКИЕ БЕСПОЩАДНЫЕ меры ВЫНУЖДЕН был применить Корнилов для того, чтобы ОБУЗДАТЬ СВОИ же деморализованные и распущенные до последней крайности войска.
Представляете, КАК выглядели расстрелянные и РАССТАВЛЕНЫЕ вдоль дорог и видных мест трупы дезертиров, с надписями за что они были казнены?!

Кроме этого, подчеркнём, что первые батальоны и отряды «ударников» использовались именно в качестве ЗАГРАДОТРЯДОВ, для борьбы с мародёрами, убийцами и бандитами в тылу фронта. Так что использование заградотрядов в тылу отступающей и деморализованной армии – тоже не изобретение «злодея-Сталина», как нам настойчиво внушают либеральные СМИ.

Но даже эти, неслыханные в истории русской армии, меры Корнилова не смогли уже переломить ситуацию

О том, что творилось в войсках, 16 июля на Совещании в Ставке министров и главнокомандующих, откровенно говорил А.И. Деникин:
«Вступив в командование фронтом, я застал войска его совершенно развалившимися. Это обстоятельство казалось странным, тем более, что ни в донесениях, поступавших в Ставку, ни при приеме мною должности, положение не рисовалось в таком безотрадном виде. Дело объясняется просто: пока корпуса имели пассивные задачи, они не проявляли особенно крупных эксцессов. Но когда пришла пора исполнить свой долг, когда был дан приказ о занятии исходного положения для наступления, тогда заговорил шкурный инстинкт, и картина развала раскрылась.
До десяти дивизий не становились в исходное положение. Потребовалась огромная работа начальников всех степеней, просьбы, уговоры, убеждения... Для того, чтобы принять какие-либо решительные меры, нужно было во что бы то ни стало хоть уменьшить число бунтующих войск.
Особенно сильно разложился 2-й Кавказский корпус и 169 пех. дивизия.
Многие части потеряли не только нравственно, но и физически человеческий облик. Я никогда не забуду часа, проведенного в 703-м Сурамском полку. В полках по 8-10 самогонных спиртных заводов; пьянство, картеж, буйство, грабежи, иногда убийства...
Я решился на крайнюю меру: увести в тыл 2-й Кавказский корпус (без 51-й пех. дивизии) и его и 169-ю пех. дивизию расформировать, лишившись таким образом в самом начале операции, без единого выстрела около 30 тысяч штыков...
На корпусный участок кавказцев были двинуты 28-я и 29 пех. дивизии, считавшиеся лучшими на всем фронте...
И что же: 29 дивизия, сделав большой переход к исходному пункту, на другой день почти вся (два с половиной полка) ушла обратно; 28 дивизия развернула на позиции один полк, да и тот вынес безапелляционное постановление - "не наступать".
Военного министра, объезжавшего части, и вдохновенным словом подымавшего их на подвиг, восторженно приветствовали в 28-ой дивизии. А по возвращении в поезд, его встретила депутация одного из полков, заявившая, что этот и другой полк, через полчаса после отъезда министра, вынесли постановление - "не наступать"…
Особенно трогательна была картина в 29-ой дивизии, вызвавшая энтузиазм, - вручение коленопреклоненному командиру Потийского пех. полка, - красного знамени. Устами трех ораторов и страстными криками потийцы клялись "умереть за Родину"... Этот полк в первый же день наступления, не дойдя до наших окопов, в полном составе позорно повернул назад, и ушел за 10 верст от поля боя...
Я вынужден дать характеристику комиссаров Западного фронта. Один, быть может, хороший и честный человек - я этого не знаю, - но утопист, совершенно не знающий не только военной жизни, но и жизни вообще. О своей власти необычайно высокого мнения. Требуя от начальника штаба исполнения приказания, заявляет, что он имеет право сместить войскового начальника, до командующего армией включительно... Объясняя войскам существо своей власти, определяет ее так: "как военному министру подчинены все фронты, так я являюсь военным министром для Западного фронта"...

Третий нерусский, по-видимому с презрением относящийся к русскому солдату, подходил к полку обыкновенно с таким градом отборных ругательств, к каким никогда не прибегали начальники при царском режиме. И странно: сознательные и свободные революционные воины принимают это обращение, как должное; слушают и исполняют. Комиссар этот, по заявлению начальников, приносит несомненную пользу».

Подчеркнём, что институт военных комиссаров, как средство политического контроля над командным составом был введён в русской армии ИМЕННО Временным правительством!
В войсках – развал, анархия, шкурничество и пьянство повальное: в полках действовали по 8-10 самогонных СПИРТОЗАВОДОВ (!!!). Не удивительно, что МНОГИЕ ЧАСТИ теряли человеческий нравственный и физический облик, занимаясь грабежами, буйствами и убийствами.
Вот что вспоминал генерал Б.В. Геруа о той попытке наступления:
«Ближайшими к Петербургу и Москве войсками были армии Северного и Западного фронтов. Командовали ими - бесцветный канцелярист Клембовский и готовый играть на популярность у низов Балуев. Оздоровление войск на этих фронтах распространялось медленнее, чем это происходило на южных фронтах, к югу от Припяти.
Так, 19-21 августа немцы, дав нам передышку в 10 дней, перенесли резервы и удар на противоположный фланг, под Ригу, и с чрезвычайною легкостью овладели ею. Наша 12-я армия оказала бессвязное и случайное противодействие; большинство дивизий дрогнуло, бросившись в тыл почти без оглядки, потеряв до 9 тысяч пленными и оставив противнику свыше 200 орудий.
Это было повторение июльских Тарнопольсхих погромов. Но тогда офицерство еще было бессильно, а митинги процветали. Официально эти условия в августе исчезли, но Северный фронт, очевидно, не сумел еще с успехом воспользоваться правами, предоставленными военному командованию».

На фото: А.А. Брусилов, 1916 год. Еще с генерал-адьютантскими вензелями.