С тобой и без тебя симонов. Уроки Дмитрия Быкова

Сам поэт тоже был на фронте – и именно между поездками туда создал это стихотворение, посвятив его своей любимой женщине – актрисе Валентине Серовой. Валентина Серова - одна из самых ярких звёзд советского кино, открытая и искренняя красавица, была музой и самой сильной и трепетной любовью не менее известного Константина Симонова.

Начнем с того, что героиня стихов, Валентина Серова, была очень настоящая, что не всегда случается с красавицами. Она стала легендой 40-х, вместе с Орловой и Ладыниной. Она отличалась и от них- сильных и победительных. В ролях и в жизни была естественной и органичной..

Всё произошло в 1939 году, когда в театре им. Ленинского комсомола Валентина Серова, играя в спектакле «Зыковы», она стала обращать внимание на чей- то особо пристальный взгляд из зала. Из спектакля в спектакль в первом ряду сидел молодой офицер с букетом. Ей сказали. Что это Константин Симонов, известный военный журналист и поэт. Он не пропускал ни одного спектакля, но каждый раз боялся подойти к актрисе. Он дарил охапки цветов, посылал записки. Серова решила подойти сама, чтобы прервать этот пристальный взгляд, который и завораживал её и пугал одновременно. Она вручила ему записку с просьбой позвонить. Вечером Симонов позвонил…

Они еще не были вместе, но он уже оставил семью-умную, понимающую жену и маленького сына, потому что единственной и главной на свете стала Она.

Такая любовь делает женщине честь…

Но душа Серовой не отозвалась. Тогда актриса еще любила другого: совсем не давно погиб ее муж летчик, Герой Советского Союза, любимец Сталина Анатолий Серов (тогдашний почти Ю. Гагарин). Они были блестящей парой, а их отношения - настоящим кино, только не на экране. Влюбленный летчик вырисовывал в небе ее имя, у подъезда дома в центре столицы ее ждал роскошный автомобиль…

Мы так счастливы, что это просто недопустимо, - как-то сразу затревожилась она. Так и вышло.

Предвестником беды стали треснувшие перед спектаклем часы. 11 мая 1939 года в полете погиб Серов. Спектакль она доиграла, но время остановилось. Помог не сломаться родившийся через четыре месяца сын Толик, с такими же синими, как у отца, глазами - цвета неба.

Своего первого мужа актриса так и не смогла забыть. Пережив войну, роман с Симоновым, воспитав дочь, она неизменно каждый год, утром 11 мая, приходила к Кремлёвской стене, где покоится прах Героя Советского Союза Анатолия Серова. И по воле судьбы тот роковой день спустя много лет станет и самым счастливым днём в её жизни: Серова родит дочь от Симонова.

А пока она хотела заглушить боль, и Симонов в этот момент оказался в её жизни весьма кстати.

Он был настойчив: ждал, встречал, засыпал цветами…

Влюблённый Симонов создавал в эти годы великие стихи, которые знал тогда наизусть каждый советский человек, каждый солдат, защищавший родину, каждая женщина страны.

«Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…», «Если дорог тебе твой дом…», «Майор привёз мальчишку на лафете…», «Жди меня, и я вернусь…». Последнее стихотворение было посвящено Валентине Серовой. Для военного поколения нашей Родины оно стало великим гимном любви. В 1943 году на экраны страны вышел одноимённый фильм, сценарий к которому написал Симонов. Серова сыграла в нём главную роль.

Первые военные годы их частым встречам не способствовали. Он мечется с фронта на фронт, но всю войну он с ней - в стихах и прозе. Все написанное – ей, она в каждой строчке.

Десятки стихотворений поэта сложились в цикл «С тобой и без тебя». Здесь Симонов раскрывал свою душу и рассказывал о чувствах к любимой женщине. Но актриса не любила так, как любил её поэт. Отверженный и нелюбимый, Симонов вновь и вновь пытался завоевать её чувства:

И встречусь я в твоих глазах

Не с голубой, пустой,

А с женской, в горе и страстях

Рождённой чистотой.

Не с чистотой закрытых глаз,

Неведеньем детей,

А с чистотою женских ласк,

Бессонницей ночей…

Будь хоть бедой в моей судьбе,

Но кто б нас ни судил,

Я сам пожизненно к тебе

Себя приговорил.

Серова была совершенно другой. Она не могла лгать. И ждать она тоже не умела… Всегда слушая лишь своё сердце, она никогда не обманывала себя и свои чувства. Весной 1942 года актриса встретила будущего маршала Советского Союза Константина Рокоссовского. Она читала ему стихи, он рассказывал о жене и дочери, пропавших без вести.

Его голос, осторожный и негромкий, приятный акцент, умение выслушать не могли не покорить молодую актрису. Она влюбилась. И первое, что сделала, вернувшись домой, честно и открыто заявила Симонову о своих чувствах к другому мужчине. Насколько близкими были отношения Серовой и выдающегося полководца неизвестно.

Тем не менее, разрыв состоялся очень скоро, когда Рокоссовский вдруг был срочно отправлен на фронт по личному распоряжению Сталина. Вскоре нашлись и его жена с дочерью. А Серова вернулась к Симонову и дала согласие на брак.

Война была пережита. Он, смелый и отважный, писавший прекрасные строчки, был уже близок ей и любим. Казалось, счастье было рядом. «Я счастлив, что исполняется сейчас, когда ты меня любишь, - писал своей возлюбленной Симонов, - как хорошо писать и выговаривать это слово, которого я так долго и упрямо ждал».

А потом произошло то, что было чуждо и непонятно Валентине Васильевне, то, с чем она так и не смогла смириться. Официальные, «заказные» статьи мужа стали наполнять газеты, участие в кампании против космополитов делало его подозрительным и жестоким, поездки за границу заставляли подстраиваться и лгать.

В современной литературе рассказывается следующая история. Якобы однажды Серова вспоминала, как Константин Симонов отправился в Париж со специальным заданием уговорить Ивана Бунина вернуться на родину. Валентина Серова сопровождала мужа в поездке. На приёме советский поэт обещал Бунину спокойную жизнь и даже высокую должность на родине.

Но Серова отвела писателя в сторону и предупредила, что в Советском Союзе его могут арестовать. Бунин остался во Франции. Если подобная история и имела место, то можно только удивляться наивности актрисы и доверчивости великого писателя. После великой войны и в дни разгоравшейся холодной войны Сталину больше нечего было делать, как заманивать в СССР лауреата Нобелевской премии, чтобы затем арестовывать его и устраивать таким образом грандиозный международный скандал, что непременно сказалось бы на судьбах мирового коммунистического движения.

В мае 1950 году у них родилась дочь, а в год, когда Маша пошла в школу, они расстались…

Последней каплей в уже и так испорченных отношениях Серовой и Симонова стала отправка сына Анатолия в интернат в Сибири для трудных подростков. Актриса и раньше догадывалась о скрытой нелюбви мужа к её первенцу, но такой поступок и вовсе возмутил её.

Валентина Серова замкнулась в себе. Она просто не выдержала. Нет, она не бросила мужа и не ушла.

Будучи очень мягкой и слабой женщиной, она стала выпивать. Просыпаясь утром и опять чувствуя боль, Серова тянулась к очередной рюмке. Она падала в пропасть, а Симонов стремился к вершинам известности и славы. Он так и не смог, а может и не пытался, помочь ей вернуться к нормальной жизни. Он просто ушёл от неё и дочери к другой женщине. В новой семье его понимали и полностью разделяли политические взгляды и поступки. Другая жена создавала все условия для плодотворной работы и творчества.

Тогда Симонов написал последнее, посвящённое бывшей возлюбленной стихотворение, очень жестокое и больно ранящее её сердце:

Я не могу тебе писать стихов -

Ни той, что ты была, ни той, что стала.

И, очевидно, этих горьких слов

Обоим нам давно уж не хватало…

Упрёки поздно на ветер бросать,

Не бойся разговоров до рассвета.

Я просто разлюбил тебя. И это

Мне не даёт стихов тебе писать.

Симонов вычеркнул когда-то любимую женщину из своей жизни. А ей, как никогда раньше, он был слишком необходим. Она потеряла работу, средств к существованию постоянно не хватало, бывшие друзья отвернулись и перестали навещать её. К тому же мать Серовой, очень властная женщина, решила лишить дочь родительских прав и отправила её на принудительное лечение в психиатрическую больницу.

Одна из самых горьких и трагических любовных историй, которые вошли в нашу книгу «Любовные драмы советских поэтов» (нет, это не ради пиара, просто теперь можно хотя бы кусочек из книги поместить в блог) - это история Константина Симонова и Валентины Серовой. Я писала ее, стараясь полностью опираться на документы: воспоминания дочери Марии, письма, стихи. Чтобы не оскорбить домыслами…
Такая невозможная любовь, о которой мечтают, наверное, все женщины, кроме самых уже разочаровавшихся - и не была оценена. Совсем.
Для меня история любви Константина Симонова и Валентины Серовой - история о том, что не всегда любовь побеждает. Иногда - проигрывает. Даже если это великая любовь.
Вместе с тем, их история - о том, что великая любовь бессмертна. Ее не убить изменами, болью, разочарованием. Она останется сама по себе - тлеть среди осколков разбитого сердца. И если полюбил, ты уже не узнаешь покоя. И если тебя полюбили великой любовью - ты уже не освободишься от ее пут… Как бы кому из двоих - и даже обоим вместе - этого не хотелось.
...А я от его стихов - к Валентине, от его писем - как-то… как бы выразиться не слишком выспренно… Но не получится: я словно опьяняюсь его чувством, его страстью.
При том, что мне Серова никогда не нравилась внешне, и актрисой я ее считаю очень посредственной. Но это мое личное дело. К ее нравственному облику это отношения не имеет: как раз мне нравятся женщины, которые сами выбирают свой путь, не подчиняются правилам, не слушают пересудов, любят по своему выбору. А она была такой. Я не люблю в ней именно актрису и не способна оценить красавицу. Но, видимо, для тех времен нужны были такие актрисы, а в мужских глазах она была очень соблазнительной женщиной.

За то, что она так и не полюбила Симонова, или полюбила, но на очень-очень короткий срок, никто не вправе ее осуждать, и я меньше всех. Так уж получилось.
Но как же он ее любил!
И письма… Какие он писал ей письма!

Константин Симонов до встречи с Валентиной Серовой был женат дважды. Первый раз - на Наталье Викторовне Типот, дочери знаменитого режиссера-эстрадника Виктора Типота: они прожили вместе недолго и сохранили дружеские отношения. Второй раз - на интеллигентной и умной Евгении Ласкиной. В 1939 году она родила ему сына Алексея. Ласкина много лет проработала завотделом поэзии журнала «Москва», ее знали и любили многие поэты, друзья Константина… Все осуждали его за то, что он бросил жену с новорожденным сыном, влюбившись в красивую актрису. Но Симонов просто не мог оставаться с Ласкиной: в его жизни отныне существовала только одна женщина - Валентина Серова. Ласкина не то чтобы простила… Но никогда не препятствовала общению сына с отцом.
От любви к Валентине Серовой Симонов словно помешался. Он ходил на все ее спектакли. Он ждал ее у театрального подъезда, чтобы взглянуть, передать цветы, стихи… Записки… Валентина начала узнавать его в зале. Сначала раздражалась: ей казалось, от его пристального взгляда у нее щеки горят, а это не всегда было хорошо и правильно по роли. Потом ее тронула верность поклонника-поэта. Понравились стихи. И на одну из записок она наконец ответила: «Жду вашего звонка». И дала телефон.
Он позвонил.
Сначала она принимала его просто как поклонника. Наслаждалась его безумной, самоуничижительной любовью. Играла с ним, ничего не обещая. Мучила его, то приближая, то отталкивая.
Но Симонов быстро понял, что путь к сердцу актрисы лежит через роли, и писал пьесы - для нее, под нее, где она одна могла бы сыграть идеально… И она играла: Катю в «Истории одной любви», Валю Анощенко в «Русских людях», Олю в «Так и будет», Джесси в «Русском вопросе»… На протяжении многих лет главная героиня в пьесах Константина имела черты характера Валентины.
А еще он был очень добр к ее сыну, к Толе.
И постепенно Серова не то чтобы полюбила - нет, она привыкла к Симонову. И уже не могла без него обходиться. Они стали любовниками. Потом поселились вместе. Она все еще ничего не обещала. Она все еще держала его чуть-чуть на расстоянии… А он - он продолжал безумствовать в стихах и в письмах. Из творческих командировок он писал ей целые поэмы: «Сейчас как будто держу тебя в руках и яростно ласкаю тебя до боли, до счастья, до конца, и не желаю говорить ни о чем другом - понимаешь ли ты меня, моя желанная, моя нужная до скрежета зубовного?»
Может быть, она и понимала. Но - не хотела его по-настоящему в своей жизни. Не могла полюбить.
В первый раз «Я люблю тебя» Валентина сказала Константину на перроне, провожая военного корреспондента на фронт. Скорее всего, это не было правдой. Скорее всего, еще не любила. Но - сказала. Потому что понимала: может больше его не увидеть. Так пусть он унесет с собой радость этого - такого нужного ему - признания.
А Симонов, тонко чувствующий, как все поэты, понимал подспудные движения души, и уже в поезде, увозившем его к возможной смерти, написал - об этом прощании:

Ты говорила мне «люблю»,
Но это по ночам, сквозь зубы.
А утром горькое «терплю»
Едва удерживали губы.

Я верил по ночам губам,
Рукам лукавым и горячим,
Но я не верил по ночам
Твоим ночным словам незрячим.

Я знал тебя, ты не лгала,
Ты полюбить меня хотела,
Ты только ночью лгать могла,
Когда душою правит тело.

Но утром, в трезвый час, когда
Душа опять сильна, как прежде,
Ты хоть бы раз сказала «да»
Мне, ожидавшему в надежде.

И вдруг война, отъезд, перрон,
Где и обняться-то нет места,
И дачный клязьминский вагон,
В котором ехать мне до Бреста.

Вдруг вечер без надежд на ночь,
На счастье, на тепло постели.
Как крик: ничем нельзя помочь! —
Вкус поцелуя на шинели.

Чтоб с теми, в темноте, в хмелю,
Не спутал с прежними словами,
Ты вдруг сказала мне «люблю»
Почти спокойными губами.

Такой я раньше не видал
Тебя, до этих слов разлуки:
Люблю, люблю… ночной вокзал,
Холодные от горя руки.

Военные годы были счастливейшими годами в жизни Константина Симонова и Валентины Серовой. Тогда еще их любовь переживала первый страстный накал. И Симонов был совершенно не уверен, что эта женщина хоть когда-нибудь станет его женой, хоть когда-нибудь его полюбит… Она не любила. Но - принимала Константина во время кратких его возвращений с фронта, как не приняла бы в другое, мирное время. Окружала заботой и лаской. Играла для него такую себя, о которой он мечтал.
Военный корреспондент Симонов мотался по всем фронтам, и постоянно писал стихи - для Валентины. Потом из этих стихов он составит сборник «С тобой и без тебя», и несколько десятилетий эта лирика будет очень популярна в СССР. Что-то из сочиненного он Валентине отсылал, что-то приберегал, чтобы прочесть лично: «...Все время борюсь с желанием послать тебе стихи — но все-таки не посылаю — слишком дороги минуты твоих внимательных раскрытых глаз и того чувства, с которым я тебе что-то читаю впервые, в самые впервые...»
Софья Караганова рассказывала: «Я помню, зашла к ней утром: война, Костя с фронта прислал ей дневники. Она в кровати, в Костиной пижаме, косички заплетены туго - в разные стороны. Сидит, грызет палец и с интересом читает эти странички. Ей было интересно с ним! Интересно видеть и читать, что он пишет…»
Валентине было интересно с Константином Симоновым. Однако - он не был по-настоящему мужчиной ее мечты. Таким, как ее первый муж, летчик Анатолий Серов, погибший совсем молодым. Да, Симонов был отважен. Но - никогда не был воплощением брутальной мужественности.
Весной 1942 года Валентина Серова выступала перед ранеными в госпитале. Ее попросили пройти в отдельную палату, где выздоравливал после тяжелого ранения в легкое маршал Константин Рокоссовский. Вот этот мужчина был тем самым идеалом, о котором Валентина грезила.
Она влюбилась - практически с первого взгляда. Из госпиталя Рокоссовский переехал в ее квартиру. Три месяца прошли в непрерывном счастье. Но маршал рвался на фронт, и едва был признан врачами годным - уехал. Вот его Валентина собиралась ждать, верно ждать… Но узнала, что маршал вернулся к жене и дочери, которые в начале войны едва не были потеряны им, и соединился с ними в совершенной гармонии и счастье, позабыв о московском «приключении с артисткой».

Сердце ее было разбито… И вот тогда она поняла чувства Симонова.
А Симонов, до которого известие об открытой связи Серовой с Рокоссовским донесли немедленно, проявлял самоубийственную отвагу, отправлялся в самые опасные места, присоединялся к рискованным рейдам разведчиков, практически - искал смерти… И писал, писал, писал. Переживаемая им мука ревности, переосмысление своей любви - все это вознесло его творчество на недосягаемую прежде высоту.

Я, верно, был упрямей всех.
Не слушал клеветы
И не считал по пальцам тех,
Кто звал тебя на «ты».

Я, верно, был честней других,
Моложе, может быть,
Я не хотел грехов твоих
Прощать или судить.

Я девочкой тебя не звал,
Не рвал с тобой цветы,
В твоих глазах я не искал
Девичьей чистоты.

Я не жалел, что ты во сне
Годами не ждала,
Что ты не девочкой ко мне,
А женщиной пришла.

Я знал, честней бесстыдных снов,
Лукавых слов честней
Нас приютивший на ночь кров,
Прямой язык страстей.

И если будет суждено
Тебя мне удержать,
Не потому, что не дано
Тебе других узнать.

Не потому, что я — пока,
А лучше — не нашлось,
Не потому, что ты робка,
И так уж повелось...

Нет, если будет суждено
Тебя мне удержать,
Тебя не буду все равно
Я девочкою звать.

И встречусь я в твоих глазах
Не с голубой, пустой,
А с женской, в горе и страстях
Рожденной чистотой.

Не с чистотой закрытых глаз,
Неведеньем детей,
А с чистотою женских ласк,
Бессонницей ночей...

Будь хоть бедой в моей судьбе,
Но кто б нас ни судил,
Я сам пожизненно к тебе
Себя приговорил.

Симонов в очередной раз приехал с фронта, выслушал покаянную исповедь любимой женщины, простил от души - и в очередной раз попросил Валентину выйти за него замуж.
И на этот раз она согласилась.
Возможно, от отчаяния. Возможно - осознав, что так, как Симонов, ее никто не любит и не будет любить.
Она стала для него идеальной женой и настоящей боевой подругой. Она даже в поездках на фронт сопровождала Константина - с радостью. Валентина Серова в своем патриотизме была совершенно искренней. И ей действительно хотелось сделать что-то для тех, кто - там. Пусть просто оказаться рядом и прочитать им стихи. Или монолог из какой-нибудь драмы. Пусть просто просиять для них из-под ушанки своими голубыми глазами - цвета воды в проливе Лаперуза. А Симонов безмерно гордился своей знаменитой и отважной женой.
Давид Ортенберг, главный редактор «Красной звезды», вспоминал:
«Это была удивительная пара. Помню, зимой сорок второго года, в дни тяжелой битвы за Москву, я собирался в очередную поездку на Западный фронт. Предложил Симонову поехать со мной.
Договорились рано утром встретиться в редакции. В назначенный срок Симонов пришел вместе с женой. Я подумал, что Валентина Васильевна решила проводить мужа. Но одета она была по походному: в полушубке, шапке-ушанке. Симонов, поймав мой удивленный взгляд, объяснил:
— Валя напросилась в поездку вместе с нами...
— Костя, — возразил я, — мы же не на прогулку...
Но тут в наш разговор вмешалась Серова:
— Я актриса. Мне нужно самой посмотреть и почувствовать, какова она, война! Без этого как можно играть на сцене?
Убедила. Отправились под Можайск впятером: я, Симонов, Серова, художник Борис Ефимов и фотокорреспондент Бернштейн.
Где бы мы ни появлялись: на армейском КП, в дивизии, в полках, — Симонов сразу заявлял: «Это актриса Серова». И с гордостью добавлял: «Моя жена». Она нам очень помогла — ее всюду узнавали по фильму «Девушка с характером», который был тогда необычайно популярен».

Но еще более популярной сделал Валентину Серову фильм «Жди меня», вышедший на экраны в 1943 году, по сценарию ее мужа Константина Симонова, по мотивам его стихотворения с тем же названием…
«Жди меня» — написанное в первые дни войны (а некоторые считают, что даже раньше и посвященное вовсе не ушедшим на фронт, а оказавшимся в лагерях) - стало поистине гимном любви, его солдаты писали своим женам, а жены переписывали для мужей и отправляли на фронт в письмах-треугольничках, подписывая: «Жду и дождусь».
«Жди меня» сделало Симонова знаменитым. Да что там - бессмертным, как бы не критиковали его теперь. А фильм сделал знаменитой и бессмертной Валентину Серову. Образ Лизы Ермоловой, верной жены в скромном синем платье с белым воротничком, стал, пожалуй, самым ярким и запоминающимся образом в советском военном кинематографе. Это была именно такая женщина, о которой мечтали мужчины тех времен. И нежная, и сильная одновременно. Вообще, о Валентине Серовой можно с уверенностью сказать словами Анны Ахматовой: она была со своим народом там, где народ к несчастью был… По крайней мере, во время войны.

…Я не могу тут цитировать много.
Но одно письмо, написанное в первый послевоенный год, из Японии, процитирую:

«А сегодня день твоего рождения и в девять часов мы все тут четверо в доме и Муза соберемся чтоб выпить за тебя. Если ничего не напутали в Москве ты получишь от меня сегодня цветы и записку. Дай бог. Если хочешь себе меня представить точно как я есть сейчас — открой альбом и найди хату в медсанбате — где я лежу и ко мне пришел Утвенко. Так же не брит, так же обвязан компрессами и в той же безрукавке и ты еще дальше от меня чем тогда. Может быть и не надо все это писать в письме но вот так подошло, девочка моя, что хочется до смерти чтоб ты пожалела. Знаешь, мне иногда казалось, что тебе в твоем чувстве ко мне не хватает возможности помочь, пожалеть, поддержать. Я в этом чувстве всегда ершился, и в начале нашем принятый тобой слишком за мальчика раз навсегда поднял плечи, закинул голову и, присвистывая, старался быть слишком мужчиной — больше чем это нужно и больше чем это правда по отношению ко мне. И в этом часто у меня было отсутствие искренности и открытости души для тебя до конца, что порой обижало тебя и сильно, я знал это. Сейчас что-то повернулось в моей душе, повернулась какая-то дверь на неслышных ни для кого петлях. Сейчас напишу тебе вещь над которой если хочешь, улыбнись, это мелочь, но сейчас вдруг ужасно важная для меня я с какой-то небывалой нежностью покупаю от времени до времени милые безделушки для нашего дома — я не знаю где он будет, надеюсь вместе с тобой что не там где сейчас — но он мне отсюда представляется впервые каким-то небывалым и прочным (на целую Библию) Ковчегом Счастья. К чему написал это — наверное просто чтоб улыбнулась своей вдруг застенчивой тихой улыбкой — бывает у тебя такая, именно такая и я ее люблю больше всех других, эта улыбка — ты, какой тебя иногда знаю один я и больше никогда и никто. Родная, нет сил больше писать — устал от муки видеть тебя и не видеть говорить с тобой и не говорить — сейчас лягу и попробую заснуть, но я не прощаюсь — последние строчки завтра перед самым отъездом на пароход — утром, а пока господи, как я тебя люблю и как мне сейчас недостает твоего желанного милого тела рядом со мной, и пусть было бы плохо, как бывает всегда когда слишком хорошо. Родная моя девочка целую тебя всю от кончиков пальцев до кончиков волос хочу тебя люблю стосковался по тебе до безумия. Все. Жди меня…»

Занятия по литературе литератор, поэт, журналист сайт Дмитрий Быков будет вести без перерыва на каникулы.

Есть только одно условие: прежде чем приступить к уроку, надо ознакомиться с произведением, о котором идет речь, попросту говоря, прочесть его.

Главные женщины

Константину Симонову везло на вдов - может быть, это был его сознательный выбор: в 1939 году он влюбился в Валентину Серову, муж которой, «сталинский сокол» с опытом войны в Испании, погиб во время испытаний нового истребителя. В начале сорок первого Серова репетировала главную роль во второй пьесе Симонова - «Парень из нашего города» - в ТРАМе, будущем Ленкоме. Ухаживания Симонова она принимала равнодушно, но к началу войны он добился если не взаимности, то хоть интереса: об этом - одно из лучших его стихотворений сорок первого года: «Ты говорила мне «люблю», но это по ночам, сквозь зубы. А утром горькое «терплю» едва удерживали губы... И вдруг война, отъезд, перрон, где и обняться-то нет места, и дачный клязьминский вагон, в котором ехать мне до Бреста... Чтоб с теми, в темноте, в хмелю, не спутал с прежними словами, ты вдруг сказала мне «люблю» почти спокойными губами».

В 1943 году они поженились, в 1957-м расстались, и Симонов ушел к вдове Семена Гудзенко Ларисе Жадовой, с которой и прожил до смерти в 1979 году. Да и сама муза его, муза русской военной лирики, словно досталась ему от Гумилева, прямым наследником которого Симонов был с самого начала своей бурной поэтической карьеры, хотя, быть может, и не сознавал этого. Лирическая тема Симонова была именно гумилевской: солдат, не знающий страха и сомнения на войне, робеет и отступает перед хрупкой и бледной женщиной, с которой он, при всем своем геройстве, не может сладить. В разработке этой темы он, пожалуй, с ним сравнялся. Больше того: несмотря на всеторжествующее советское ханжество, любовная лирика Симонова горячей и бесстыдней стихов Гумилева, и это не помешало книге «С тобой и без тебя» печататься и перепечатываться. На войне и в любви, говорит французская пословица, все средства хороши; стихи Симонова вносили значительно больший вклад в Победу, чем километры патриотической лирики с ее жестяным громыханием.

Дмитрий Быков / Андрей Струнин / «Собеседник»

Дмитрий Быков

Сестра моя смерть

В русской лирике есть два уникальных случая, когда книга стихов становилась куда лучшей летописью бурной эпохи, нежели проза, драматургия и даже публицистика. Самое полное представление о революции 1917 года, о предшествовавшем ей вдохновении и почти немедленном разочаровании дает книга любовной лирики Бориса Пастернака «Сестра моя жизнь». Самое точное представление о войне можно получить из лирической книжки «С тобой и без тебя», впервые вышедшей в 1942 году. Лирический сюжет этой книги помимо авторской воли проецировался на отношения поэта с Родиной. А сам этот сюжет - открытый и разработанный именно Симоновым - таков: сперва мальчик влюбляется в девочку, «злую, ветреную, колючую, хоть ненадолго, да мою, ту, что нас на земле помучила и не даст нам скучать в раю». Она принимает его ухаживания и признания, но настоящей любви не чувствует - слишком он молод, ей больше нравятся герои более брутальные. И в 1943 году Серова в самом деле давала Симонову серьезные поводы для ревности: ее роман с маршалом Рокоссовским, чьи жена и дочь пропали без вести, протекал у всех на глазах. Но потом война делает мальчика мужчиной, героем, любимцем власти, - и тогда девочка готова принять его любовь и дачу в придачу; Симонов, лауреат семи (!!!) Сталинских премий, обласкан властью и сделан главным символом советской литературы. Да вот мальчику-то она уже не нужна: он понимает, что он теперь главный. А самое важное, что после войны он начинает ценить совсем другие добродетели. Н-апример, надежность. Например, совестливость. И женщины ему нравятся другие - не роскошные красавицы, а соавторы и товарищи, помощницы и единомышленницы, способные в случае чего пристыдить, если тщеславие заведет его не туда. И потому роман Симонова и Серовой, начавшийся так бурно, после 1947 года выдыхается; а стихи Симонова в период между 1947-м и 1955-м, когда он надолго - почти до самой смерти - расстался с лирикой, читать неловко. Там то самое жестяное громыхание, от которого он столь выгодно отличался в годы войны.

Жди меня

Книга «С тобой и без тебя» полна шедевров. Чудо преображения Симонова из советского стихотворца в большого поэта совершилось у всех на глазах: только что он писал квазикиплинговские, натужные баллады вроде «Сына артиллериста» - а вот появляются «Над черным носом нашей субмарины», «Хозяйка дома», «Открытое письмо женщине из г. Вичуга», «Если бог нас своим могуществом», «В домотканом деревянном городке», «Тринадцать лет. Кино в Рязани», «Я пил за тебя под Одессой в землянке»... И неважно, что в стихах этих были и гусарство, и дурной временами вкус - на войне не до вкуса: «Жди меня» - стихо-творение страшно простое, без изысков, такое же заклинание, как почти бессмысленные заговоры в раннем «Тёркине». Ведь под бомбежкой бормочешь именно заговор, древнейшую и простейшую форму поэзии, и симоновское «Жди меня» с его завораживающими повторами - по жанру то же самое, что и тёркинский монолог про холодную воду или малый сабантуй. Тут уж не до мыслей - тут заклинаешь судьбу. И нет человека, который мог бы эти его стихи читать равнодушно. А тогда эти стихи были паролем и отзывом, всеобщим признанием в любви и даже всеобщей молитвой. Мучительная любовь сделала из него на четыре года настоящего поэта, и только в этом качестве он был востребован государством; прочие авторы не имели и половины того успеха, исключением был Твардовский. Но Твардовский и его аудитория были старше, для них любовь такой роли не играла.

Серова и Симонов одно время колесили вместе по фронтовым дорогам / из личного архива

Симонов, конечно, писал эти стихи, адресуясь - думаю, сознательно - и к женщине, и к Родине: так всегда бывает во время великих переломов, и Родина, прямо скажем, далеко не так верна своим солдатам, как они ей. Измену Родины Симонов переживал многократно - и тогда, когда она его потравливала за повесть «Дым отечества», и тогда, когда во времена разоблачения культа личности его задвинули на журналистскую должность в Ташкент (формально он сделал это по собственной инициативе, ибо в новые времена никак не вписывался и от Сталина отрекаться не желал). Да и во время войны никто из военных корреспондентов ни секунды не чувствовал себя в безопасности: страшно было на фронте, но едва ли не страшней во время вызовов в Москву. Однако только во время войны появляется у русского поэта шанс остаться наедине с Родиной, без посредничества власти, - и об этом трагическом романе написал Симонов свою книгу. Бессмертную книгу, надо сказать. Только она и осталась - вместе с несколькими небольшими рассказами и военными дневниками - от огромного массива его стихов, прозы, драматургии: все это бывало и качественно, и даже смело, - а великой осталась тоненькая книжка сорок второго года. Та самая, про которую Сталин сказал: «Сколько экземпляров? Три тысячи? А надо бы два: ему и ей».

Как ни странно, только то, что нужно «ему и ей», заучивается на память миллионами.

Будет вести без перерыва на каникулы.

Главные женщины

Константину Симонову везло на вдов - может быть, это был его сознательный выбор: в 1939 году он влюбился в Валентину Серову , муж которой, «сталинский сокол» с опытом войны в Испании, погиб во время испытаний нового истребителя. В начале сорок первого Серова репетировала главную роль во второй пьесе Симонова - «Парень из нашего города» - в ТРАМе, будущем Ленкоме. Ухаживания Симонова она принимала равнодушно, но к началу войны он добился если не взаимности, то хоть интереса: об этом - одно из лучших его стихотворений сорок первого года: «Ты говорила мне „люблю“, но это по ночам, сквозь зубы. А утром горькое „терплю“ едва удерживали губы… И вдруг война, отъезд, перрон, где и обняться-то нет места, и дачный клязьминский вагон, в котором ехать мне до Бреста… Чтоб с теми, в темноте, в хмелю, не спутал с прежними словами, ты вдруг сказала мне „люблю“ почти спокойными губами».

Сестра моя смерть

В русской лирике есть два уникальных случая, когда книга стихов становилась куда лучшей летописью бурной эпохи, нежели проза, драматургия и даже публицистика. Самое полное представление о революции 1917 года, о предшествовавшем ей вдохновении и почти немедленном разочаровании дает книга любовной лирики Бориса Пастернака «Сестра моя жизнь». Самое точное представление о войне можно получить из лирической книжки «С тобой и без тебя», впервые вышедшей в 1942 году. Лирический сюжет этой книги помимо авторской воли проецировался на отношения поэта с Родиной. А сам этот сюжет - открытый и разработанный именно Симоновым - таков: сперва мальчик влюбляется в девочку, «злую, ветреную, колючую, хоть ненадолго, да мою, ту, что нас на земле помучила и не даст нам скучать в раю». Она принимает его ухаживания и признания, но настоящей любви не чувствует - слишком он молод, ей больше нравятся герои более брутальные. И в 1943 году Серова в самом деле давала Симонову серьезные поводы для ревности: ее роман с маршалом Рокоссовским, чьи жена и дочь пропали без вести, протекал у всех на глазах. Но потом война делает мальчика мужчиной, героем, любимцем власти, - и тогда девочка готова принять его любовь и дачу в придачу; Симонов, лауреат семи (!) Сталинских премий, обласкан властью и сделан главным символом советской литературы. Да вот мальчику-то она уже не нужна: он понимает, что он теперь главный. А самое важное, что после войны он начинает ценить совсем другие добродетели. Например, надежность. Например, совестливость. И женщины ему нравятся другие - не роскошные красавицы, а соавторы и товарищи, помощницы и единомышленницы, способные в случае чего пристыдить, если тщеславие заведет его не туда. И потому роман Симонова и Серовой, начавшийся так бурно, после 1947 года выдыхается; а стихи Симонова в период между 1947-м и 1955-м, когда он надолго - почти до самой смерти - расстался с лирикой, читать неловко. Там то самое жестяное громыхание, от которого он столь выгодно отличался в годы войны.

Книга «С тобой и без тебя» полна шедевров. Чудо преображения Симонова из советского стихотворца в большого поэта совершилось у всех на глазах: только что он писал квазикиплинговские, натужные баллады вроде «Сына артиллериста» - а вот появляются «Над черным носом нашей субмарины», «Хозяйка дома», «Открытое письмо женщине из г. Вичуга», «Если бог нас своим могуществом», «В домотканом деревянном городке», «Тринадцать лет. Кино в Рязани», «Я пил за тебя под Одессой в землянке»… И неважно, что в стихах этих были и гусарство, и дурной временами вкус - на войне не до вкуса: «Жди меня» - стихо-творение страшно простое, без изысков, такое же заклинание, как почти бессмысленные заговоры в раннем «Тёркине». Ведь под бомбежкой бормочешь именно заговор, древнейшую и простейшую форму поэзии, и симоновское «Жди меня» с его завораживающими повторами - по жанру то же самое, что и тёркинский монолог про холодную воду или малый сабантуй. Тут уж не до мыслей - тут заклинаешь судьбу. И нет человека, который мог бы эти его стихи читать равнодушно. А тогда эти стихи были паролем и отзывом, всеобщим признанием в любви и даже всеобщей молитвой. Мучительная любовь сделала из него на четыре года настоящего поэта, и только в этом качестве он был востребован государством; прочие авторы не имели и половины того успеха, исключением был Твардовский. Но Твардовский и его аудитория были старше, для них любовь такой роли не играла.

Как ни странно, только то, что нужно «ему и ей», заучивается на память миллионами.