Краткий рассказ цифры. Цифры
Мой дорогой, когда ты вырастешь, вспомнишь ли ты, как однажды зимним вечером ты вышел из детской в столовую, остановился на пороге, — это было после одной из наших ссор с тобой, — и, опустив глаза, сделал такое грустное личико? Должен сказать тебе: ты большой шалун. Когда что-нибудь увлечет тебя, ты не знаешь удержу. Ты часто с раннего утра до поздней ночи не даешь покоя всему дому своим криком и беготней. Зато я и не знаю ничего трогательнее тебя, когда ты, насладившись своим буйством, притихнешь, побродишь по комнатам и, наконец, подойдешь и сиротливо прижмешься к моему плечу! Если же дело происходит после ссоры и если я в эту минуту скажу тебе хоть одно ласковое слово, то нельзя выразить, что ты тогда делаешь с моим сердцем! Как порывисто кидаешься ты целовать меня, как крепко обвиваешь руками мою шею, в избытке той беззаветной преданности, той страстной нежности, на которую способно только детство! Но это была слишком крупная ссора. Помнишь ли, что в этот вечер ты даже не решился близко подойти ко мне? — Покойной ночи, дядечка, — тихо сказал ты мне и, поклонившись, шаркнул ножкой. Конечно, ты хотел, после всех своих преступлений, показаться особенно деликатным, особенно приличным и кротким мальчиком. Нянька, передавая тебе единственный известный ей признак благовоспитанности, когда-то учила тебя: «Шаркни ножкой!» И вот ты, чтобы задобрить меня, вспомнил, что у тебя есть в запасе хорошие манеры. И я понял это — и поспешил ответить так, как будто между нами ничего не произошло, но все-таки очень сдержанно: — Покойной ночи. Но мог ли ты удовлетвориться таким миром? Да и лукавить ты не горазд еще. Перестрадав свое горе, твое сердце с новой страстью вернулось к той заветной мечте, которая так пленяла тебя весь этот день. И вечером, как только эта мечта опять овладела тобою, ты забыл и свою обиду, и свое самолюбие, и свое твердое решение всю жизнь ненавидеть меня. Ты помолчал, собрал силы и вдруг, торопясь и волнуясь, сказал мне: — Дядечка, прости меня... Я больше не буду... И, пожалуйста, все-таки покажи мне цифры! Пожалуйста! Можно ли было после этого медлить ответом? А я все-таки помедлил. Я, видишь ли, очень, очень умный дядя...II
Ты в этот день проснулся с новой мыслью, с новой мечтой, которая захватила всю твою душу. Только что открылись для тебя еще не изведанные радости: иметь свои собственные книжки с картинками, пенал, цветные карандаши — непременно цветные! — и выучиться читать, рисовать и писать цифры. И все это сразу, в один день, как можно скорее. Открыв утром глаза, ты тотчас же позвал меня в детскую и засыпал горячими просьбами: как можно скорее выписать тебе детский журнал, купить книг, карандашей, бумаги и немедленно приняться за цифры. — Но сегодня царский день, все заперто, — соврал я, чтобы оттянуть дело до завтра или хоть до вечера: уж очень не хотелось мне идти в город. Но ты замотал головою. — Нет, нет, не царский! — закричал ты тонким голоском, поднимая брови. — Вовсе не царский, — я знаю. — Да уверяю тебя, царский! — сказал я. — А я знаю, что не царский! Ну, пожа-алуйста! — Если ты будешь приставать, — сказал я строго и твердо то, что говорят в таких случаях все дяди, — если ты будешь приставать, так и совсем не куплю ничего. Ты задумался. — Ну, что ж делать! — сказал ты со вздохом. — Ну, царский, так царский. Ну, а цифры? Ведь можно же, — сказал ты, опять поднимая брови, но уже басом, рассудительно, — ведь можно же в царский день показывать цифры? — Нет, нельзя, — поспешно сказала бабушка. — Придет полицейский и арестует... И не приставай к дяде. — Ну, это-то уж лишнее, — ответил я бабушке. — А просто мне не хочется сейчас. Вот завтра или вечером — покажу. — Нет, ты сейчас покажи! — Сейчас не хочу. Сказал, — завтра. — Ну, во-от, — протянул ты. — Теперь говоришь — завтра, а потом скажешь — еще завтра. Нет, покажи сейчас! Сердце тихо говорило мне, что я совершаю в эту минуту великий грех — лишаю тебя счастья, радости... Но тут пришло в голову мудрое правило: вредно, не полагается баловать детей. И я твердо отрезал: — Завтра. Раз сказано — завтра, значит, так и надо сделать. — Ну, хорошо же, дядька! — пригрозил ты дерзко и весело. — Помни ты это себе! И стал поспешно одеваться. И как только оделся, как только пробормотал вслед за бабушкой: «Отче наш, иже еси на небеси...» — и проглотил чашку молока, — вихрем понесся в зал. А через минуту оттуда уже слышались грохот опрокидываемых стульев и удалые крики... И весь день нельзя было унять тебя. И обедал ты наспех, рассеянно, болтая ногами, и все смотрел на меня блестящими странными глазами. — Покажешь? — спрашивал ты иногда. — Непременно покажешь? — Завтра непременно покажу, — отвечал я. — Ах, как хорошо! — вскрикивал ты. — Дай бог поскорее, поскорее завтра! Но радость, смешанная с нетерпением, волновала тебя все больше и больше. И вот, когда мы — бабушка, мама и я — сидели перед вечером за чаем, ты нашел еще один исход своему волнению.III
Ты придумал отличную игру: подпрыгивать, бить изо всей силы ногами в пол и при этом так звонко вскрикивать, что у нас чуть не лопались барабанные перепонки. — Перестань, Женя, — сказала мама. В ответ на это ты — трах ногами в пол! — Перестань же, деточка, когда мама просит, — сказала бабушка. Но бабушки-то ты уж и совсем не боишься. Трах ногами в пол! — Да перестань, — сказал я, досадливо морщась и пытаясь продолжать разговор. — Сам перестань! — звонко крикнул ты мне в ответ, с дерзким блеском в глазах и, подпрыгнув, еще сильнее ударил в пол и еще пронзительнее крикнул в такт. Я пожал плечом и сделал вид, что больше не замечаю тебя. Но вот тут-то и начинается история. Я, говорю, сделал вид, что не замечаю тебя. Но сказать ли правду? Я не только не забыл о тебе после твоего дерзкого крика, но весь похолодел от внезапной ненависти к тебе. И уже должен был употреблять усилия, чтобы делать вид, что не замечаю тебя, и продолжать разыгрывать роль спокойного и рассудительного. Но и этим дело не кончилось. Ты крикнул снова. Крикнул, совершенно позабыв о нас и весь отдавшись тому, что происходило в твоей переполненной жизнью душе, — крикнул таким звонким криком беспричинной, божественной радости, что сам господь бог улыбнулся бы при этом крике. Я же в бешенстве вскочил со стула. — Перестань! — рявкнул я вдруг, неожиданно для самого себя, во все горло. Какой черт окатил меня в эту минуту целым ушатом злобы? У меня помутилось сознание. И надо было видеть, как дрогнуло, как исказилось на мгновение твое лицо молнией ужаса! — А! — звонко и растерянно крикнул ты еще раз. И уже без всякой радости, а только для того, чтобы показать, что ты не испугался, криво и жалко ударил в пол каблуками. А я — я кинулся к тебе, дернул тебя за руку, да так, что ты волчком перевернулся передо мною, крепко и с наслаждением шлепнул тебя и, вытолкнув из комнаты, захлопнул дверь. Вот тебе и цифры!IV
От боли, от острого и внезапного оскорбления, так грубо ударившего тебя в сердце в один из самых радостных моментов твоего детства, ты, вылетевши за дверь, закатился таким страшным, таким пронзительным альтом, на какой не способен ни один певец в мире. И надолго, надолго замер... Затем набрал в легкие воздуху еще больше и поднял альт уже до невероятной высоты... Затем паузы между верхней и нижней нотами стали сокращаться, — вопли потекли без умолку. К воплям прибавились рыдания, к рыданиям — крики о помощи. Сознание твое стало проясняться, и ты начал играть, с мучительным наслаждением играть роль умирающего. — О-ой, больно! Ой, мамочка, умираю! — Небось не умрешь, — холодно сказал я. — Покричишь, покричишь, да и смолкнешь. Но ты не смолкал. Разговор, конечно, оборвался. Мне было уже стыдно, и я зажигал папиросу, не поднимая глаз на бабушку. А у бабушки вдруг задрожали губы, брови, и, отвернувшись к окну, она стала быстро, быстро колотить чайной ложкой по столу. — Ужасно испорченный ребенок! — сказала, нахмуриваясь и стараясь быть беспристрастной, мама и снова взялась за свое вязанье. — Ужасно избалован! — Ой, бабушка! Ой, милая моя бабушка! — вопил ты диким голосом, взывая теперь к последнему прибежищу — к бабушке. И бабушка едва сидела на месте. Ее сердце рвалось в детскую, но, в угоду мне и маме, она крепилась, смотрела из-под дрожащих бровей на темневшую улицу и быстро стучала ложечкой по столу. Понял тогда и ты, что мы решили не сдаваться, что никто не утолит твоей боли и обиды поцелуями, мольбами о прощении. Да и слез уже не хватало. Ты до изнеможения упился своими рыданиями, своим детским горем, с которым не сравнится, может быть, ни одно человеческое горе, но прекратить вопли сразу было невозможно, хотя бы из-за одного самолюбия. Ясно было слышно: кричать тебе уже не хочется, голос охрип и срывается, слез нет. Но ты все кричал и кричал! Было невмоготу и мне. Хотелось встать с места, распахнуть дверь в детскую и сразу, каким-нибудь одним горячим словом, пресечь твои страдания. Но разве это согласуется с правилами разумного воспитания и с достоинством справедливого, хотя и строгого дяди? Наконец ты затих...V
— И мы тотчас помирились? — спрашиваешь ты. Нет, я таки выдержал характер. Я, по крайней мере, через полчаса после того, как ты затих, заглянул в детскую. И то как? Подошел к дверям, сделал серьезное лицо и растворил их с таким видом, точно у меня было какое-то дело. А ты в это время уже возвращался мало-помалу к обыденной жизни. Ты сидел на полу, изредка подергивался от глубоких прерывистых вздохов, обычных у детей после долгого плача, и с потемневшим от размазанных слез личиком забавлялся своими незатейливыми игрушками — пустыми коробочками от спичек, — расставляя их по полу, между раздвинутых ног, в каком-то, только тебе одному известном порядке. Как сжалось мое сердце при виде этих коробочек! Но, делая вид, что отношения наши прерваны, что я оскорблен тобою, я едва взглянул на тебя. Я внимательно и строго осмотрел подоконники, столы... Где это мой портсигар?.. И уже хотел выйти, как вдруг ты поднял голову и, глядя на меня злыми, полными презрения глазами, хрипло сказал: — Теперь я никогда больше не буду любить тебя. Потом подумал, хотел сказать еще что-то очень обидное, но запнулся, не нашелся и сказал первое, что пришло в голову: — И никогда ничего не куплю тебе. — Пожалуйста! — небрежно ответил я, пожимая плечом. — Пожалуйста! Я от такого дурного мальчика и не взял бы ничего. — Даже и японскую копеечку, какую тогда подарил, назад возьму! — крикнул ты тонким, дрогнувшим голосом, делая последнюю попытку уязвить меня. — А вот это уж и совсем нехорошо! — ответил я. — Дарить и потом отнимать! Впрочем, это твое дело. Потом заходили к тебе мама и бабушка. И так же, как я, делали сначала вид, что вошли случайно... по делу... Затем качали головами и, стараясь не придавать своим словам значения, заводили речь о том, как это нехорошо, когда дети растут непослушными, дерзкими и добиваются того, что их никто не любит. А кончали тем, что советовали тебе пойти ко мне и попросить у меня прощения. — А то дядя рассердится и уедет в Москву, — говорила бабушка грустным тоном. — И никогда больше не приедет к нам. — И пускай не приедет! — отвечал ты едва слышно, все ниже опуская голову. — Ну, я умру, — говорила бабушка еще печальнее, совсем не думая о том, к какому жестокому средству прибегает она, чтобы заставить тебя переломить свою гордость. — И умирай, — отвечал ты сумрачным шепотом. — Хорош! — сказал я, снова чувствуя приступ раздражения. — Хорош! — повторил я, дымя папиросой и поглядывая в окно на темную пустую улицу. И, переждав, пока пожилая худая горничная, всегда молчаливая и печальная от сознания, что она — вдова машиниста, зажгла в столовой лампу, прибавил: — Вот так мальчик! — Да не обращай на него внимания, — сказала мама, заглядывая под матовый колпак лампы, не коптит ли. — Охота тебе разговаривать с такой злючкой! И мы сделали вид, что совсем забыли о тебе.VI
В детской огня еще не зажигали, и стекла ее окон казались теперь синими-синими. Зимний вечер стоял за ними, и в детской было сумрачно и грустно. Ты сидел на полу и передвигал коробочки. И эти коробочки мучили меня. Я встал и решил побродить по городу. Но тут послышался шепот бабушки. — Бесстыдник, бесстыдник! — зашептала она укоризненно. — Дядя тебя любит, возит тебе игрушки, гостинцы... Я громко прервал: — Бабушка, этого говорить не следует. Это лишнее. Тут дело не в гостинцах. Но бабушка знала, что делает. — Как же не в гостинцах? — ответила она. — Не дорог гостинец, а дорога память. И, помолчав, ударила по самой чувствительной струне твоего сердца: — А кто же купит ему теперь пенал, бумаги, книжку с картинками? Да что пенал! Пенал — туда-сюда. А цифры? Ведь уж этого не купишь ни за какие деньги. Впрочем, — прибавила она, — делай, как знаешь. Сиди тут один в темноте. И вышла из детской. Кончено, — самолюбие твое было сломлено! Ты был побежден. Чем неосуществимее мечта, тем пленительнее, чем пленительнее, тем неосуществимее. Я уже знаю это. С самых ранних дней моих я у нее во власти. Но я знаю и то, что, чем дороже мне моя мечта, тем менее надежд на достижение ее. И я уже давно в борьбе с нею. Я лукавлю: делаю вид, что я равнодушен. Но что мог сделать ты? Счастье, счастье! Ты открыл утром глаза, переполненный жаждою счастья. И с детской доверчивостью, с открытым сердцем кинулся к жизни: скорее, скорее! Но жизнь ответила: — Потерпи. — Ну пожалуйста! — воскликнул ты страстно. — Замолчи, иначе ничего не получишь! — Ну погоди же! — крикнул ты злобно. И на время смолк. Но сердце твое буйствовало. Ты бесновался, с грохотом валял стулья, бил ногами в пол, звонко вскрикивал от переполнявшей твое сердце радостной жажды... Тогда жизнь со всего размаха ударила тебя в сердце тупым ножом обиды. И ты закатился бешеным криком боли, призывом на помощь. Но и тут не дрогнул ни один мускул на лице жизни... Смирись, смирись! И ты смирился.VII
Помнишь ли, как робко вышел ты из детской и что ты сказал мне? — Дядечка! — сказал ты мне, обессиленный борьбой за счастье и все еще алкая его. — Дядечка, прости меня. И дай мне хоть каплю того счастья, жажда которого так сладко мучит меня. Но жизнь обидчива. Она сделала притворно печальное лицо. — Цифры! Я понимаю, что это счастье... Но ты не любишь дядю, огорчаешь его... — Да нет, неправда, — люблю, очень люблю! — горячо воскликнул ты. И жизнь наконец смилостивилась. — Ну уж бог с тобою! Неси сюда к столу стул, давай карандаши, бумагу... И какой радостью засияли твои глаза! Как хлопотал ты! Как боялся рассердить меня, каким покорным, деликатным, осторожным в каждом своем движении старался ты быть! И как жадно ловил ты каждое мое слово! Глубоко дыша от волнения, поминутно слюнявя огрызок карандаша, с каким старанием налегал ты на стол грудью и крутил головой, выводя таинственные, полные какого-то божественного значения черточки! Теперь уже и я наслаждался твоею радостью, с нежностью обоняя запах твоих волос: детские волосы хорошо пахнут, — совсем как маленькие птички. — Один... Два... Пять... — говорил ты, с трудом водя по бумаге. — Да нет, не так. Один, два, три, четыре. — Сейчас, сейчас, — говорил ты поспешно. — Я сначала: один, два... И смущенно глядел на меня. — Ну, три... — Да, да, три! — подхватывал ты радостно. — Я знаю. И выводил три, как большую прописную букву Е. 1906В данной статье предлагаем вспомнить краткое содержание рассказа «Цифры» Бунина И. А. Это произведение поможет читателю по-новому взглянуть на свои поступки. А для кого-то послужит нравственным ориентиром в мире непростых отношений между взрослыми и детьми.
Герои произведения - маленький мальчик Женя, который торопится познать мир, и его дядя. Спустя годы после случившегося мужчина рассказывает племяннику о крупной ссоре, которая стала уроком для них обоих. Форма повествования от первого лица позволяет понять чувства взрослого человека, всем сердцем любящего своего племянника, но вместе с тем желающего научить ребенка считаться с мнением других и стойко сносить удары судьбы.
Глава 1. Примирение
Как-то вечером мальчик появился на пороге столовой с грустным личиком и, шаркнув ножкой, тихо пожелал дяде «покойной ночи». Он не подошел близко, как это обычно бывало. А потом извинился и попросил показать, смирив при этом самолюбие, как отмечает Бунин, цифры. Краткое содержание мыслей дяди в этот момент можно выразить так. Его сердце сжималось от жалости и сострадания, так как он очень любил своего племянника-шалуна. Но разум взял верх, и он помедлил с ответом.
Глава 2. С чего все началось
Утром того дня мальчик проснулся в радостном настроении и со страстным желанием. Ему непременно хотелось в тот же миг научиться рисовать, читать и писать (последнее и станет причиной всех последующих событий, как покажет краткое содержание) цифры. Бунин по главам покажет, как накалялась обстановка в доме и как страдали все члены семьи. А пока автор отмечает, что дяде очень не хотелось заниматься сегодня с ребенком книжками и цифрами. И придумал отговорку: сегодня царский день, и потому лавка закрыта. При этом пообещал выучить цифры вечером или завтра. Когда мальчик понял, что его желание не исполнится, он с угрозой произнес: «Ну, хорошо…» И весь день не унимался: бегал по дому, шумел, при этом все спрашивал: «Непременно покажешь?» Но настоящий выход эмоциям был дан вечером.
Глава 3. Непослушание и наказание
Когда взрослые пили чай, Женя придумал игру. Он стал прыгать, изо всей силы ударяя ногами по полу и громко крича. Первой сделала замечание мама. К ней присоединилась бабушка. Безуспешно пытался угомонить ребенка и дядя. Мальчик лишь дерзко ответил: «Сам перестань». И весь отдался своим чувствам. Наконец мужчина не выдержал и закричал что было сил. Затем схватил Женю за руку, крепко шлепнул и, громко хлопнув дверью, отправил его в детскую. Так разрушилась главная на тот момент мечта мальчика: узнать (как отмечает Бунин) цифры.
Краткое содержание главы 4. Стыд за совершенное
Ошеломленный ребенок еще какое-то время истошно вопил. Потом зарыдал и стал просить о помощи. Так продолжалось долго: Женя изображал умирающего, а взрослые старательно принимали безразличный вид. Хуже всего чувствовала себя бабушка, которая едва сидела на месте. А дядя помимо жалости испытывал сильный стыд за содеянное. Ему хотелось раскрыть дверь и прекратить страдания племянника. Однако, по его мнению, это противоречило правилам разумного воспитания. И потому он решил выдержать характер, делает вывод Иван Бунин.
«Цифры» (краткое содержание рассказа вы сейчас читаете) продолжается описанием состояния мальчика, который понял, что крики не помогут, и наконец затих.
Глава 5. Обида
Только через полчаса после того, как наступила тишина, взрослые открыли дверь в детскую. Женя сидел на полу и расставлял перед собой пустые спичечные коробки. Его лицо было заплаканным, а дыхание все еще не восстановилось после долгого и громкого плача. Когда дядя стал выходить из комнаты, ребенок вдруг произнес, что никогда больше не будет его любить. Но мужчина выказал равнодушие. Потом в детскую заходили мама с бабушкой и всякий раз стыдили Женю за его поведение. Наконец в столовой зажгли лампу, и взрослые оставили ребенка в покое.
Как же закончился для мальчика этот день? Об этом и пишет далее И. Бунин.
«Цифры»: краткое содержание 6-й главы. Смирение
Детская погрузилась во мрак, а Женя все двигал свои коробки. Дядя не мог больше выносить эту муку и решил пройтись по городу. Именно тогда он услышал голос бабушки. Она вновь укоряла внука. Но решающими стали ее слова о том, что дядя очень обижен. И теперь некому будет купить альбом и карандаши. А главное, Жене никто не покажет, как пишутся (именно на этом делает акцент Бунин) цифры. Краткое содержание рассказа показывает, как герой безуспешно пытался добиться желаемого. Но самолюбие его в результате было сломлено.
Бабушка вышла, а мужчина еще раз вспомнил, с каким чудесным настроением проснулся сегодня мальчик. Как он непременно пытался познать новое. Но в тот момент, когда в душе ребенка кипела радостная жажда, жизнь впервые больно ударила его. Никакие крики о помощи не помогли. И ему пришлось смириться.
Глава 7. Мечта сбылась
Женя робко вышел из детской. Можно сделать вывод, что он оказался умнее своего дяди, и поэтому попросил прощения. И тут же получил желаемое. Вскоре на столе появились бумага и карандаши. И вот уже ребенок старательно выводил пока еще мало понятные ему крючки и черточки. Его лицо было смущено, но светилось радостью. Неменьшее счастье испытывал и дядя, который с наслаждением вдыхал запах волос любимого племянника. Так заканчивает свой рассказ И. А. Бунин.
«Цифры» (краткое содержание для читательского дневника приведено в статье) - удивительное произведение, помогающее взрослым понять, что и они порой бывают не правы. Ведь в данном случае более мудрым оказался маленький мальчик, который, в отличие от дяди, смог переступить через свою гордыню и признать неправоту.
В своем труде, под названием «Цифры» Бунин делает основными героями маленького мальчишку и его дядю. Они показаны в теплых взаимоотношениях и давно дружат. Дядя любит племянника, но держит его на расстоянии, потому как придерживается личного мнения о том, что детей баловать очень вредно. Жизнь показана через восприятие взрослого человека с опытом и умением владеть своими чувствами. Но ребенку этого не понять. У него нет такого жизненного опыта. Мальчик Женя решается бунтовать.
Рассказ создан Буниным не чтобы мучить детей нравоучениями, а чтобы поколение старших могло увидеть себя со стороны. Все время конфликта с малышом они сильно переживают. У бабушки дрожат губы, дядя начинает осуждать себя за лень. Пока мальчик забыл, что произошло в один из зимних вечеров, взрослые все хорошо помнят. Сердце ребенка быстро обиды забыло, без мучения совести, он не собирался чинить кому-то зло. Мальчик жил в радости каждого момента в жизни. Но именно такой случай заставил дядю критически взглянуть на себя и провести глубокий анализ своей жизни.
Главная задача Бунина выполнена. Писатель вводит читателя в сложнейший мир взаимоотношений взрослых и детей. Каждый должен понять, что иногда взрослые ведут себя слишком властно по отношению к детям, не замечая в них еще маленьких, но людей. Дети - это люди, со своими желаниями, чувствами, которые следует уважать. Нужно относится к детям внимательнее, чтобы ни ранить чуткую душу.
В своем повествовании автор проводит глубокую оценку психики детской, сравнивает ее с взрослой. Малыши и старшие проживают в одном доме, говорят на родном и одном языке, а сталкиваются с полным непониманием друг друга. Когда каждый такой ребенок вырастет, он полностью забывает свои детские моменты жизни. Определенные происшествия жизни, возможно, помнить, а восстановить свое отношение детское к ним практически невозможно.
Ссора взрослого мужчины и ребенка рассмотрен по двум абсолютно разным точкам зрения. Чувство радости было погашено гордостью и некой раздражительностью взрослого человека. Малыш стремился как можно скорее изведать мир, изучить цифры, а взрослый посчитал это за баловство, отложили все обучение на потом. Мимоходом причинив ребенку боль.
Главная мысль
Основная мысль положена на то, что дети должны воспитываться в ласке и доброте, без навязывания личных понятий. Основная мысль Бунина, необходимая для донесения каждому читателю.
Главный вывод рассказа Бунина "Цифры" – воспитание в счастье.
Глава 1
Начинается вступлением, где предоставляется краткое содержание. Выражены авторские размышления детства и детей в целом, о трудности воспитательного процесса. Важно поступать рассудительно. Автор неоднократно задается вопросами о правильных инструментах в воспитании, которые используются.
Глава 2
представляет собой описание картин, которые привели к конфликту ребенка и взрослого. Племянник умоляет своего дядю приобрести все для того, чтобы быстро изучить цифры, научится читать. Дядя не может перебороть чувство лени и перкладывает все на следующий день. Ребенок остается без радости познания и томится в ожидании.
Глава 3
Не зная как себя правильно вести им унять свое любопытство малыш начинает громко кричать, топотать в пол. Дядя начинает сердиться, ругает и выгоняет ребенка из комнаты.
Глава 4
представляют картину слез ребенка, его большое горе. Все взрослые, включая дядю, маму, бабушку спокойно продолжают свою беседу, не подавая вида, что случилась трагедия. Они пытаются оправдать свой поступок воспитательными мерами.
Глава 5
Мальчик забывает про обиду и занимается развлечениям коробочками. Дядя выдерживает паузу и не мирится с мальчиком. Взрослые полностью забывают о Жене.
Глава 6
Строгая отношение, политика старших взяла свое. Ребенок и его самолюбие было сломлено, он смерился с наказанием в надежде на возможное счастье познания цифр.
Глава 7
Ребенок сам делает шаг к примирению, дядя делает печальное лицо. Но все-таки он смилостивился и обучает племянника цифрам. Испытывая радость от счастья племянника.
Рассказ И. А. Бунина "Цифры" - идеальный пример разноязычия детей и взрослых. Описываемый в произведении случай типичен для общества.
И.А. Бунин является непревзойденным мастером русского языка. Из всего разнообразия русских слов Бунин подбирал для своих произведений самые живописные и сильные. В своем творчестве автор проявляет глубокий интерес к людским взаимоотношениям, описывает все их духовные переживания и глубокий внутренний мир. Всегда докладно открывает жизнь человеческую перед читателем хорошие и плохие черты характера, мотивацию поступков.
Бунин - автор литературных трудов, написанных в самом истоке ХХ века. Тяжелое время для всей России, которая переживала перелом. Проходит пересмотр всех ценностей в жизни. Литературные сокровища Бунина находятся на пике современности всегда и раскрывают задачи гуманности, поступков по совести и нравственных.
Картинка или рисунок Цифры
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Чехов Переполох
Машенька Павлецкая, девушка из бедной интеллигентной семьи, живет в семье Кушкиных, где работает гувернанткой. Вернувшись с прогулки, она замечает переполох в доме.
- Краткое содержание сказки Красавица и чудовище Перро
В одном государстве проживало семейство богатого купца, состоящее из трех дочерей и сыновей. Самую младшую все звали Красавица, потому что она была прекрасна. Не по душе она была своим сестрам, так как она всем нравилась
- Краткое содержание История про Каина и Авеля
Сегодня даже совершенно далекие от религии люди знают историю двух братьев Каина и Авеля. Оно и неудивительно - данный библейский сюжет не раз экранизировался в художественных фильмах, упоминался
- Краткое содержание Жуковский Людмила
Тоскующая Людмила ждёт своего возлюбленного, гадая, может, разлюбил он её и поэтому покинул, или вовсе погиб. Вдруг у горизонта она видит облака пыли, и до неё доносятся лошадиное ржание и топот копыт
- Краткое содержание Астафьев Бойе
«Мой дорогой, когда ты вырастешь, вспомнишь ли ты, как однажды зимним вечером ты вышел из детской в столовую, - это было после одной из наших ссор, - и, опустив глаза, сделал такое грустное личико? Ты большой шалун, и когда что-нибудь увлечет тебя, ты не знаешь удержу. Но я не знаю никого трогательнее тебя, когда ты притихнешь, подойдешь и прижмешься к моему плечу! Если же это происходит после ссоры, и я говорю тебе ласковое слово, как порывисто ты целуешь меня, в избытке преданности и нежности, на которую способно только детство! Но это была слишком крупная ссора…»
В тот вечер ты даже не решился подойти ко мне: «Покойной ночи, дядечка» - сказал ты и, поклонившись, шаркнул ножкой (после ссоры ты хотел быть особенно благовоспитанным мальчиком). Я ответил так, будто между нами ничего не было: «Покойной ночи». Но мог ли ты удовлетвориться этим? Забыв обиду, ты опять вернулся к заветной мечте, что пленяла тебя весь день: «Дядечка, прости меня… Я больше не буду… И пожалуйста, покажи мне цифры!» Можно ли было после этого медлить с ответом? Я помедлил, ведь я очень умный дядя…
В тот день ты проснулся с новой мечтой, которая захватила всю твою душу: иметь свои книжки с картинками, пенал, цветные карандаши и выучиться читать и писать цифры! И все это сразу, в один день! Едва проснувшись, ты позвал меня в детскую и засыпал просьбами: купить книг и карандашей и немедленно приняться за цифры. «Сегодня царский день, все заперто» - соврал я, уж очень не хотелось мне идти в город. «Нет, не царский!» - закричал было ты, но я пригрозил, и ты вздохнул: «Ну, а цифры? Ведь можно же?». «Завтра» - отрезал я, понимая, что тем лишаю тебя счастья, но не полагается баловать детей…
«Ну хорошо же!» - пригрозил ты и, как только оделся, пробормотал молитву и выпил чашку молока, принялся шалить, и весь день нельзя было унять тебя. Радость, смешанная с нетерпением, волновала тебя все больше, и вечером ты нашел им выход. Ты начал подпрыгивать, бить изо всей силы ногами в пол и громко кричать. И мамино замечание ты проигнорировал, и бабушкино, а мне в ответ особенно пронзительно крикнул и ещё сильнее ударил в пол. И вот тут начинается история…
Я сделал вид, что не замечаю тебя, но внутри весь похолодел от внезапной ненависти. И ты крикнул снова, весь отдавшись своей радости так, что сам господь улыбнулся бы при этом крике. Но я в бешенстве вскочил со стула. Каким ужасом исказилось твое лицо! Ты растерянно крикнул ещё раз, для того, чтобы показать, что не испугался. А я кинулся к тебе, дернул за руку, крепко и с наслаждением шлепнул и, вытолкнув из комнаты, захлопнул дверь. Вот тебе и цифры!
От боли и жестокой обиды ты закатился страшным и пронзительным криком. Ещё раз, ещё… Затем вопли потекли без умолку. К ним прибавились рыдания, потом крики о помощи: «Ой больно! Ой умираю!» «Небось не умрешь, - холодно сказал я. - Покричишь и смолкнешь». Но мне было стыдно, я не поднимал глаз на бабушку, у которой вдруг задрожали губы. «Ой, бабушка!» - взывал ты к последнему прибежищу. А бабушка в угоду мне и маме крепилась, но едва сидела на месте.
Ты понял, что мы решили не сдаваться, что никто не придет утешить тебя. Но прекратить вопли сразу было невозможно, хотя бы из-за самолюбия. Ты охрип, но все кричал и кричал… И мне хотелось встать, войти в детскую большим слоном и пресечь твои страдания. Но разве это согласуется с правилами воспитания и с достоинством справедливого, но строгого дяди? Наконец ты затих…
Только через полчаса я заглянул будто по постороннему делу в детскую. Ты сидел на полу весь в слезах, судорожно вздыхал и забавлялся своими незатейливыми игрушками - пустыми коробками спичек. Как сжалось мое сердце! Но я едва взглянул на тебя. «Теперь я никогда больше не буду любить тебя, - сказал ты, глядя на меня злыми, полными презрения глазами. - И никогда ничего не куплю тебе! И даже японскую копеечку, какую тогда подарил, отберу!»
Потом заходили мама и бабушка, и так же делая вид, что зашли случайно. Заводили речь, о нехороших и непослушных детях, и советовали попросить прощения. «А то я умру» - говорила бабушка печально и жестоко. «И умирай» - отвечал ты сумрачным шепотом. И мы оставили тебя, и сделали вид, что совсем забыли о тебе.
Опустился вечер, ты все так же сидел на полу и передвигал коробки. Мне стало мучительно, и я решил выйти и побродить по городу. «Бесстыдник! - зашептала тогда бабушка. - Дядя любит тебя! Кто же купит тебе пенал, книжку? А цифры?» И твое самолюбие было сломлено.
Я знаю, чем дороже мне моя мечта, тем меньше надежд на её достижение. И тогда я лукавлю: делаю вид, что равнодушен. Но что мог сделать ты? Ты проснулся, исполненный жаждой счастья. Но жизнь ответила: «Потерпи!» В ответ ты буйствовал, не в силах смирить эту жажду. Тогда жизнь ударила обидой, и ты закричал о боли. Но и тут жизнь не дрогнула: «Смирись!» И ты смирился.
Как робко ты вышел из детской: «Прости меня, и дай хоть каплю счастья, что так сладко мучит меня». И жизнь смилостивилась: «Ну ладно, давай карандаши и бумагу». Какой радостью засияли твои глаза! Как ты боялся рассердить меня, как жадно ты ловил каждое мое слово! С каким старанием ты выводил полные таинственного значения черточки! Теперь уже и я наслаждался твоей радостью. «Один… Два… Пять…» - говорил ты, с трудом водя по бумаге. «Да нет, не так. Один, два, три, четыре». - «Да, три! Я знаю», - радостно отвечал ты и выводил три, как большую прописную букву Е.
Взглянуть на мир глазами ребенка, понять, о чем он мечтает, какие чувства испытывает, поможет рассказ «Цифры» Бунина. Произведение написано в 1906 году, спустя год после смерти единственного сына писателя – пятилетнего Коли. Рассказ пронизан большой любовью к детям, их искренности, непосредственности, жажде новых открытий.
Главные герои
Женя – невероятно активный, любознательный, но при этом капризный и избалованный мальчик с чутким любящим сердцем.
Дядя – родной дядя Жени, выступает в роли рассказчика. Сдержанный мужчина, который очень любит своего племянника, но боится избаловать его.
Другие персонажи
Мама Жени – выступает на стороне своего брата, и старается поддерживать его методы воспитания.
Бабушка Жени – любящая женщина, которая не может спокойно смотреть на душевные страдания ребенка, даже если тот наказан по заслугам.
Глава I
Дядя делится со своим племянником воспоминаниями о давнишней крупной ссоре между ними, когда тот еще был маленьким мальчиком.
Женя – « большой шалун », готовый без удержу резвиться с утра до ночи. Между ним и дядей частенько вспыхивают ссоры, но они быстро мирятся и забывают взаимные обиды. Однако этот конфликт приобрел совсем иные масштабы, и быстрое его разрешение было невозможно.
Главы II-III
Женя отчаянно мечтает научиться писать цифры. Он просыпается в хорошем настроении, предвкушая интересное и полное удивительных открытий времяпровождение. Мальчик просит дядю сходить в магазин и купить все необходимое: детский журнал, бумагу и цветные карандаши.
Однако дяде лень выходить из дома, и он находит подходящую отговорку – « Царский день!». Женя возмущен таким положением дел, ведь он хочет писать цифры здесь и сейчас, и никакой царский день ему не указ. Вот только горячо любимый дядя наотрез отказывается идти на компромисс, и соглашается выучить племянника цифрам на следующий день.
Понимая, что он ничего не добьется от упрямого взрослого, мальчик решает как следует ему отомстить и с удвоенной силой принимается за шалости. Набегавшись по дому, Женя находит новое развлечение, которое заключается в том, чтобы « подпрыгивать, бить изо всей силы ногами в пол и при этом звонко вскрикивать ».
Первыми не выдерживают такой атаки мама и бабушка шалуна. Они просят Женю успокоиться, но тот не обращает на них никакого внимания, ведь у него одна цель – позлить несговорчивого дядю. И это вскоре ему удается. Дядя кричит на проказника, шлепает его и закрывает в детской.
Главы IV-V
От « острого и внезапного оскорбления » Женя принимается пронзительно кричать на самой высокой ноте. Устав от криков и рыданий, он прибегает к более эффективной манипуляции, изображая из себя умирающего. Однако и эта мера не оказывает решительно никакого влияния на взрослых.
Тогда Женя хватается за последний шанс и принимается звать бабушку, сердце которой едва выдерживает подобное испытание. Но, так и не дождавшись утешения в лице бабушки, мальчик затихает.
Спустя некоторое время дядя заходит в детскую, чтобы убедиться, что с Женей все в порядке. Но, чтобы выдержать характер, он не обращает никакого внимания на проказника, а делает вид, что ищет портсигар.
Желая как можно больнее наказать дядю за проявленное равнодушие, Женя обещает, что уж более никогда не будет его любить. Более того, он даже грозится отобрать у него « японскую копеечку », которую подарил ему в знак особого расположения.
Мать с бабушкой просят мальчика помириться с дядей, однако тот не соглашается, и взрослые оставляют его в покое.
Главы VI-VII
Перед сном бабушка в очередной раз уговаривает внука попросить прощения у дяди. Не добившись успеха, она пускает в ход тяжелую артиллерию и напоминает мальчику о том, что если он не помирится с дядей, то тот никогда не научит его писать цифры.
Утром Женя, « обессиленный борьбой за счастье », робко просит прощения у дяди за свое отвратительное вчерашнее поведение. Наконец, между ними воцаряется мир и согласие, и они приступают к работе.
Мальчик с нескрываемым удовольствием и большим старанием выводит цифры, в то время как дядя, которому больше не нужно держать марку строгого и требовательного взрослого, радуется их сближению. Он с наслаждением вдыхает запах волос любимого племянника, ведь детские волосы так чудесно пахнут, « совсем как маленькие птички ».
Заключение
Своей книгой Бунин наглядно демонстрирует, насколько важно взаимопонимание между взрослыми детьми. Необходимо всячески поощрять любознательность ребенка, но ни в коем случае не баловать и не потакать его капризам. Только тогда из малыша вырастет образованный и хорошо воспитанный человек.
Пересказ «Цифры» пригодится как для читательского дневника, так и для подготовки к уроку литературы.
Тест по рассказу
Проверьте запоминание краткого содержания тестом:
Рейтинг пересказа
Средняя оценка: 4.5 . Всего получено оценок: 456.
