Тургенев ася какая она. «Ася» главные герои

Уроки 20–21
Особенности русского символизма
как модернистского течения. Брюсов как
основоположник символизма в русской поэзии

Цели : раскрыть особенности русского символизма; рассмотреть своеобразие звучания сквозных тем поэзии Брюсова; развивать навыки анализа поэтического текста.

Ход уроков

Мне открылась тайна музыки стиха.

В. Брюсов

I. Проверка домашнего задания (см. домашнее задание предыдущего урока).

II. Лекция учителя.

Модернистскими в литературоведении принято называть прежде всего три литературных течения, заявивших о себе в период с 1890 по 1917 год. Это символизм, акмеизм и футуризм, которые составили основу модернизма как литературного направления.

Символизм – первое и самое крупное из модернистских течений, возникшее в России. Начало теории русского символизма было положено Д. Мережковским, который в 1892 году выступил с лекцией «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы».

Уже в марте 1894 года в Москве вышел в свет небольшой сборник стихотворений с программным названием «Русские символисты», потом появились еще два сборника с таким же названием.

Позднее выяснилось, что автором большинства стихотворений в этих сборниках был начинающий поэт Валерий Брюсов, прибегнувший к нескольким разным псевдонимам, чтобы создать впечатление существования целого поэтического течения. Действительно, сборники привлекли новых поэтов, разных по своим дарованиям и творческим устремлениям.

С самого начала своего существования символизм оказался неоднородным течением: в его недрах оформились несколько самостоятельных группировок.

По времени формирования и по особенностям мировоззренческой позиции принято выделять в русском символизме две основные группы поэтов.

Приверженцев первой группы, дебютировавших в 1890-е годы, называют «старшими символистами» (В. Брюсов, К. Бальмонт, Д. Мережковский, З. Гиппиус, Ф. Сологуб и др.). В 1900-е годы в символизм влились новые силы, существенно обновившие облик течения (А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов и др.)

Принятое обозначение «второй волны» символизма – «младосимволизм». «Старших» и «младших» символистов разделял не столько возраст, сколько разница мироощущений и направленность творчества.

Например, Вяч. Иванов старше Брюсова, но проявил себя как символист второго поколения.

Символисты разных поколений не только сотрудничали, но и конфликтовали друг с другом. Например, московская группировка 1890-х годов, сложившаяся вокруг Брюсова, ограничивала свои задачи рамками собственно литературы: главный принцип их эстетики – «искусство для искусства».

Напротив, старшие символисты-петербуржцы с Д. Мережковским и З. Гиппиус во главе отстаивали приоритет религиозно-философских поисков, считали именно себя подлинными символистами, а своих оппонентов – «декадентами».

В сознании большинства читателей той поры слова «символизм» и «декадентство» были почти синонимами, а в советскую эпоху термином «декадентство» стали пользоваться как родовым обозначением всех модернистских течений, между тем в сознании новых поэтов эти понятия соотносились не как однородные понятия, а почти как антонимы.

Декадентство, или декаданс (фр. – упадок), – определенное умонастроение, кризисный тип сознания, который выражается в чувстве отчаяния, бессилия, душевной усталости. С ним связаны неприятие окружающего мира, пессимизм, осознание себя носителем высокой, но гибнущей культуры. В декадентских по настроению произведениях часто эстетизируются угасание, разрыв с традиционной моралью, воля к смерти.

В той или иной мере декадентские настроения затронули почти всех символистов. Декадентские мироощущения были свойственны на разных этапах творчества и З. Гиппиус, и К. Бальмонту, и В. Брюсову, и А. Блоку, а наиболее последовательным декадентом был Ф. Сологуб, хотя символистское мировоззрение не сводилось к настроениям упадка и разрушения.

Творчество, по мнению символистов, выше познания. Для Брюсова, например, искусство есть «постижение мира иными, не рассудочными путями». Символисты утверждали, что от художника требуется не только сверхрациональная чуткость, но и тончайшее владение искусством намека: ценность стихотворной речи – в «недосказанности», «утаенности смысла». Главным средством они считали символ.

Символ – центральная эстетическая категория нового течения. Его нельзя воспринимать как простое иносказание, когда говорится одно, а подразумевается нечто другое.

Символисты считали, что символ принципиально противостоит тропам, например, аллегории, которая предполагает однозначное понимание. Символ, напротив, многозначен : он содержит в себе перспективу безграничного развертывания смыслов.

Вот как об этом писал И. Анненский: «Мне вовсе не надо обязательности одного общего понимания. Напротив, я считаю достоинством пьесы, если ее можно понять двумя или более способами или, недопоняв, лишь почувствовать ее и потом доделывать мысленно самому».

«Символ – окно в бесконечность», – утверждал Ф. Сологуб.

Так, например, блоковская «Незнакомка» может быть прочитана как рассказ в стихах о встрече с обворожительной женщиной: предметный план центрального образа воспринимается и помимо содержащихся в нем символических возможностей.

Подготовленный ученик читает отрывок из стихотворения А. Блока наизусть:

И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный,

В туманном движется окне...

Можно «наивно-реалистически» объяснить явление Незнакомки лирическому герою как приход в ресторан запоздалой посетительницы. Но «Незнакомка» – это и авторская тревога о судьбе красоты в мире земной пошлости, и разуверение в возможности чудесного преображения жизни, и мечта о мирах иных, и драматическое постижение нераздельности «грязи» и «чистоты» в этом мире и т. д.

Важно отметить, что невозможно составить какой-либо словарь символических значений. Дело в том, что слово или образ не рождаются символами, но становятся ими в контексте с авторской установкой на недоговоренность.

Еще одна особенность произведений символистов в том, что они порой строятся как поток словесно-музыкальных созвучий и перекличек. Иногда такое стремление к музыкальной гладкописи приобретает гипертрофированный характер.

Лебедь уплыл в полумглу,

Вдаль, под луною белея.

Ластятся волны к веслу,

Ластится к влаге лилея...

Поэт-символист не стремился быть общепонятным. Его стихотворение должно было не столько передавать мысли и чувства автора, сколько пробуждать в читателе его собственные.

Символистская лирика будила «шестое чувство» в человеке, обостряла и утончала его восприятие, развивала родственную художническую интуицию.

Для этого символисты стремились максимально использовать ассоциативные возможности слова, обращались к мотивам и образам разных культур, широко пользовались явными и скрытыми цитатами.

Мифология стала для них арсеналом универсальных психологических и философских моделей, удобных для постижения глубинных особенностей человеческого духа и для воплощения современной духовной проблематики.

Символисты не только заимствовали готовые мифологические сюжеты, но и творили собственные мифы. Мифотворчество было присуще, например, творчеству Ф. Сологуба, Вяч. Иванова, А. Белого.

Символизм стремился стать не только универсальным мировоззрением, но и формой жизненного поведения. Такой универсализм проявился во всеохватности творческих поисков художников.

Идеалом личности для символистов мыслился «человек-артист». Не было ни одной сферы литературного творчества, в которую бы символисты не внесли новаторский вклад: они обновили художественную прозу (особенно – Ф. Сологуб и А. Белый), подняли на новый уровень искусство художественного перевода, выступили с оригинальными драматургическими произведениями, активно выступали как литературные критики, теоретики искусства и литературоведы.

Особое внимание в символизме уделялось слову, основным стилем был интенсивно метафорический. Интересно об этом высказывание А. Блока в «Записных книжках»: «Всякое стихотворение – покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся как звезды. Из-за них существует стихотворение».

Символизм обогатил русскую поэтическую культуру множеством открытий. Символисты придали поэтическому слову подвижность и многозначность, научили русскую поэзию открывать в слове дополнительные оттенки и грани смысла.

Поэтому наследие символизма осталось для современной русской культуры подлинной сокровищницей.

III. Работа с учебником.

– Прочитайте статью «Символизм» в учебнике на с. 22–23. Какие принципиальные положения нового течения отразились в программных статьях поэтов-символистов?

IV. Знакомство с творчеством В. Брюсова.

И снова я с людьми, – затем, что я поэт.

Затем, что молнии сверкали.

1. Слово учителя.

Валерий Яковлевич Брюсов (1873–1924) – одна из крупнейших и основополагающих фигур в русской поэтической культуре начала XX века. Вошел в историю отечественной культуры как организатор и «мэтр» символистского движения.

Вот как об этом рассказывает в очерке «Брюсов» Владислав Ходасевич: «...он основал «Скорпион» и «Весы» и самодержавно в них правил; он вел полемику, заключал союзы, объявлял войны, соединял и разъединял, мирил и ссорил. Управляя многими явными и тайными нитями, чувствовал он себя капитаном некоего литературного корабля и дело свое делал с великой бдительностью. К властвованию, кроме природной склонности, толкало его и сознание ответственности за судьбу судна».

Кроме поэтической деятельности Брюсов вел литературоведческую работу: изучал творчество Тютчева, Баратынского, Пушкина, изучал культуру Возрождения, путешествуя по Италии и Франции. Выступал как критик-полемист, писал новаторские работы по стиховедению и систематизации «тайн» поэтического ремесла.

Был активным участником культурной жизни страны. Действительно, серебряный век русской поэзии невозможно представить без этого универсального дарования.

1. Индивидуальное сообщение учащегося о жизненном пути В. Брюсова на основе материала учебника, с. 118–119.

2. Обратим внимание на сквозные темы лирики поэта. (По ходу работы учащиеся делают записи в тетрадях.)

А) В ранней лирике В. Брюсова необходимо выделить мотив беспредельной мечты, которая уносила поэта, как и большинство символистов, в мир, далекий от «серой» реальности:

Моей мечте люб кругозор пустынь,

Она в степях блуждает вольной серной.

От будней современной жизни поэт-символист «уходит» вместе со своими читателями в далекое прошлое. Николай Гумилев так писал об этом: «По мановению его руки в нашем мире снова расцветают цветы, которые опьяняли взор ассирийских царей, и страсть становится бессмертной, как во времена богини Астарты» .

Б) Историческая тема довольно широко раскрыта в поэзии Брюсова. Интересна мысль по этому поводу Павла Антокольского, которая представлена в его статье «Валерий Брюсов»:

«В русской поэзии впервые после Пушкина возникла такая способность к полному перевоплощению современника в образ далекого прошлого.

Каждая новая встреча Брюсова с историей есть вторжение в историю – хозяйское, не терпящее отлагательства и возражений. Он распоряжается в эпохах и странах как режиссер-постановщик... В лучших своих книгах... он переходит на ТЫ с историей и разговаривает запанибрата с любым из своих кумиров:

Неустанное стремленье от судьбы к иной судьбе,

Александр Завоеватель, я – дрожа – молюсь тебе!

Так возникает Александр Македонский.

И тут же рядом – другая судьба, другая эпоха, другой случайный перекресток в средневековой Венеции:

Но вдруг среди позорной вереницы

Угрюмый облик предо мной возник.

– Так иногда с утеса глянут птицы, –

То был суровый, опаленный лик,

Не мертвый лик, но просветленно-страстный,

Без возраста – не мальчик, не старик...

Это Данте.

Брюсов воскрешал и безымянных рабов, прикованных к римской триреме, подслушивал их скорбные и смутные мечты о свободе. Он воскрешал безымянную женщину, обнаруженную при раскопках Помпеи, которая погибла, отдаваясь возлюбленному».

Брюсов не только смело путешествовал из одной эпохи в другую, но и мастерски пользовался способностью перевоплощения, что также характеризует его как поэта-символиста:

Я – вождь земных царей и царь, Ассаргадон...

Я исчерпал до дна тебя, земная слава!

И вот стою один, величьем упоен,

Я, вождь земных царей и царь – Ассаргадон.

Я жалкий раб царя. С восхода до заката

Среди других рабов свершаю тяжкий труд,

И хлеба кус гнилой – единственная плата

За слезы и за пот, за тысячи минут.

В) Многие произведения поэта теснейшим образом связаны с его представлениями о развитии культуры и ее детища – города . Брюсов признавался:

Я люблю большие дома

И узкие улицы города...

Город и камни люблю,

Грохот его и шумы певучие...

И в другом стихотворении:

Люблю одно: бродить без цели

По шумным улицам, один...

Под вольный грохот экипажей

Мечтать и думать я привык,

В теснине стен я весь на страже;

Да уловлю Господень лик!

– Самостоятельно проследите, как раскрывается урбанистическая тема в творчестве В. Брюсова.

2. Работа по вариантам (дифференциация по уровню сложности).

1-й вариант. Работа с учебником, с. 121–123. Ответ на вопрос 1, с. 161: «Как раскрыта тема города в поэзии В. Брюсова?»

2-й вариант. Самостоятельный анализ текста. Ответ на вопрос 2 (см. задания для самостоятельного анализа текста учебника, с. 162): «Раскройте образное воплощение противоречий города в стихотворении В. Брюсова «Городу».

ГОРОДУ
Дифирамб

Царя властительно над долом,

Огни вонзая в небосклон,

Ты труб фабричных частоколом

Неумолимо окружен.

Стальной, кирпичный и стеклянный,

Сетями проволок обвит,

Ты – чарователь неустанный,

Ты – неслабеющий магнит.

Драконом, хищным и бескрылым,

Засев, – ты стережешь года,

А по твоим железным жилам

Струится газ, бежит вода.

Твоя безмерная утроба

Веков добычей не сыта, –

В ней неумолчно ропщет Злоба,

В ней грозно стонет Нищета.

Ты, хитроумный, ты, упрямый,

Дворцы из золота воздвиг,

Поставил праздничные храмы

Для женщин, для картин, для книг;

Но сам скликаешь, непокорный,

На штурм своих дворцов – орду

И шлешь вождей на митинг черный:

Безумье, Гордость и Нужду!

И в ночь, когда в хрустальных залах

Хохочет огненный Разврат

И нежно пенится в бокалах

Мгновений сладострастный яд,

Ты гнешь рабов угрюмых спины,

Чтоб, исступленны и легки,

Ротационные машины

Ковали острые клинки.

Коварный змей с волшебным взглядом!

В порыве ярости слепой

Ты нож, с своим смертельным ядом,

Сам подымаешь над собой.

Противоречия Города воплощены в образах «чарователя неустанного» и хищного дракона. Среди золотых дворцов и праздничных храмов гнутся «рабов угрюмых спины».

Здесь, в городе, живут Злоба, Нищета, огненный Разврат. Для усиления впечатлений читателей от противоречий жизни в городе автор использует оксюморон: «нежно пенится в бокалах... яд», «коварный змей с волшебным взглядом».

Г) Центральный образ в поэзии Брюсова – образ человека .

Прочитайте статью в учебнике на с. 123–124, выделите основные направления в работе по созданию образа человека.

В результате работы на доске и в тетрадях оформляется таблица:

3. Викторина .

Прослушав строки стихотворений, соотнесите их с одним из пунктов данной таблицы.

1. Я исчерпал до дна тебя, земная слава!

И вот стою один, величьем упоен...

2. Город и камни люблю,

Грохот его и шумы певучие, –

В миг, когда песню глубоко таю,

Но в восторге слышу созвучия.

3. Они кричат: за нами право!

Они клянут: ты бунтовщик,

Ты поднял стяг войны кровавой,

На брата брата ты воздвиг!

4. Довольство ваше – радость стада,

Нашедшего клочок травы.

Быть сытым – больше вам не надо,

Есть жвачка – и блаженны вы!

5. Когда порой душа отчаяньем объята,

Над сгорбленной спиной свистит жестокий кнут,

И каждый новый день товарища иль брата

В могилу общую крюками волокут.

6. Как отчий дом, как старый горец горы,

Люблю я землю: тень ее лесов,

И моря ропоты, и звезд узоры,

И странные строенья облаков.

Ответы : 1 – Б1; 2 – А1; 3 – Б2; 4 – Б3; 5 – Б4; 5 – А5.

V. Итоги уроков.

Домашнее задание. Ответить на вопросы (устно):

1) Что отличает модернизм от реализма?

2) Каковы взгляды символистов на развитие русской литературы?

3) Как проявилось творчество В. Брюсова в группе символистов?

Давно установилась и всем хорошо известна репутация Брюсова как одного из инициаторов и вождей русского символизма. Но не менее известно и то, что эта очевидная истина без пояснений и коренных поправок становится односторонней, то есть перестает быть истиной. Брюсов в первую половину своей творческой жизни был действительно глубоко связан с русским символизмом, главным образом с его «декадентской», индивидуалистической стихией, господствующей, прежде всего в 90-х годах (Ф. Сологуб, З. Гиппиус, отчасти Бальмонт), но сохранившей свое представительство и в начале нового века. Отсюда - отталкивание Брюсова от позитивистской и материалистической философии, от демократического реализма, и борьба с натуралистическими тенденциями в искусстве.

Однако позиция Брюсова, его мировоззрение, эстетика и поэтика не исчерпываются общими чертами, объединяющими его с символизмом.

Когда историк литературы П. Н. Сакулин, приветствуя Брюсова на его 50-летнем юбилее, назвал его «наиболее трезвым, наиболее реалистом» и даже «утилитаристом» среди символистов, Брюсов в своей ответной речи горячо поддержал эту характеристику. В самом деле, на фоне романтически приподнятого, экстатического, мистически окрашенного мировоззрения символистов, повлиявшего в значительной мере и на брюсовское творчество, Брюсов выделялся рационалистическим складом своего поэтического сознания, в котором стихия страсти и порывание к тайне («космическое любопытство») сочетались с творческим самообладанием и трезвой мыслью - сочетание, к которому можно было бы применить формулу Блока: «жар холодных числ».

Более того, владевшие Брюсовым центробежные силы, стремление к неограниченному расширению своего творческого кругозора, а также приобщение к традициям классического искусства выводили его за грани литературной школы, к которой он принадлежал, побуждали его с течением времени и под воздействием времени преодолевать ее ранее сложившиеся каноны. Да и сам символизм, многие из его представителей не оставались на месте, отходили от камерных, «келейных» форм своего литературного бытия, расширяли свою базу, осваивали широкие пласты общечеловеческой культуры и по-своему понятые гуманистические заветы русских классиков, то есть также преодолевали свои изначальные основы и в этом смысле не тормозили внутреннее развитие Брюсова.

Эта сложная диалектика проявлялась во всех сферах брюсовского творчества - в его поэзии, в его художественной прозе и, конечно, в его критике. Она отразилась и на его понимании искусства, на его критическом методе и на его конкретных критических оценках.

Направление теоретических и литературно-критических высказываний Брюсова, как и его поэзия, в то время не могли быть терпимы ни в одном русском журнале. Брюсову оставалось надеяться лишь на будущее и на собственную издательскую инициативу.

В центре внимания Брюсова в те годы стоял вопрос о символизме, о его сущности и его признаках. При этом Брюсов в своих ранних высказываниях не столько боролся за идеи символизма и декларировал их, как это делают теоретики-идеологи вновь возникающей школы, сколько пытливо присматривался к явлениям «нового искусства» (главным образом к французской поэзии) и, как историк литературы, пытался - пока еще робко - вывести генерализующие их принципы.

Молодой Брюсов считает, что главной задачей этого искусства, идущего на смену реалистического творчества с его устремлением к объективному миру, является обнажение субъективного начала, личности творца, его души как первоэлемента художественного созидания. Параллельно с этим основным утверждением Брюсов останавливался на особенностях «конкретной поэтики» символизма, в частности, на «теории намеков» («суггестивного построения») французского символиста Малларме, которая его особенно привлекала.

Эстетические взгляды Брюсова начала 900-х годов, как и прежде, не выливались в строго разработанную систему. Брюсов отчасти развивал, но частично и перестраивал те мысли об искусстве, которые были высказаны им в предшествующий период. Индивидуалистические тенденции конца века оформлялись у Брюсова в лозунг «свободного искусства». Вместе с тем именно этой позицией, как и общим характером модернистских пристрастий и вкусов, определялась наиболее общая линия связи Брюсова начала века с эстетикой раннего индивидуалистического символизма - «декадентства» - и с той литературой, в которой эти эстетические тенденции были продолжены.

Брюсов вместе со своими соратниками выступал в те годы как критик, боровшийся с враждебными символизму идейно-эстетическими направлениями - с философией позитивизма и материализма, с реализмом и тем более с натурализмом, а также - и это еще характерней для его позиции - со всеми видами того, в чем он видел «тенденциозные», «предвзятые» установки, особенно с «гражданским направлением» в искусстве.

Первая половина XIX - начала XX вв. ознаменовался в искусстве появлением нового направления - декаданса, который обозначал кризисные, упадочные явления в нереалистических течениях, в том числе и символизме. вошел в нашу литературу как поэт-символист. И в начале своего творческого пути он считался лидером русского символизма, не раз декларировал позиции этого течения в статьях, например «Ключи тайн» (1903). Уход от действительности проявлялся в крайнем индивидуализме, в интересе к проблеме личности, в иррационализме, в сиюминутности чувств, туманности образов, мистицизме. Брюсов считал, что главная задача настоящего поэта - уловить момент прозрения, пик вдохновения, открыть в человеке его самые глубокие и тайные чувствования. Это действительно важная и нелегкая задача.

В стихотворении 1895 года «Все кончено…», эпиграфом которого являются строки А. , история любви и разлуки переживается не подавленным и отчаявшимся человеком, а героем, который обуреваем сильными чувствами, «несказанными мыслями», «неясно туманными» ощущениями. Лирический герой пытается превозмочь «восторг мечты», наслаждается «изысканной», «тайной мукой», в которой нашел «родник красоты», и баюкает сердце «восторгами» своей загадочной муки. Стихотворение изобилует восклицательными и вопросительными знаками, многоточиями и другими признаками исключительно напряженных чувств: «О, любимая…», «я спешу, я бегу…», многократные повторения «навсегда» (семь раз), «вечная разлука», «никогда». Все это, казалось бы, нарочито умножает, увеличивает впечатление от сильнейших переживаний после расставания с любимой. И ведь странно, что в стихах нет печали, опустошенности, неизбывного горя - всего того, что мы могли бы ожидать от подобного сюжета. Но вспомним, что говорил Брюсов о символизме: главное - зафиксировать миг и увидеть тайное в себе! Он нашел очарование и красоту в чувстве утраты. Поэтому и пейзаж подчеркивает необычность его сладкой муки: ночь, светлая и тихая, пустынные улицы, «манящие тени» - все располагает к тому, чтобы наедине с самим собой отдаться своей упоительной муке. В этом раннем периоде творчества Брюсова мы найдем стихи с урбанистическими зарисовками, о «суете городов», об их больших домах, улицах, площадях и грохоте камней («Я люблю большие дома» - 1898). Казалось бы, это так не соответствует принципам символизма с их углубленностью во внутренний мир человека, с их поиском тайного, запредельного в недрах души. Но в этом соединении, на первый взгляд, несоединимых позиций и есть особенность поэзии Брюсова, что наряду с поэтизацией мгновенных чувств и настроений, он сознает себя человеком своей эпохи, слышащим сквозь грохот и шум города песню своего сердца.

Брюсов часто обращался в своих стихах к мифическим и историческим образам: баллада «Раб» (1900), «Помпеянка» (1901), «Наполеон» (1901), «Образы времени» (1907-1914), «Мумия» (1913), «Гарибальди» (1913), «Боттичелли» (1921) и много других. Они обладают четкой квадратностью, фламандской живописностью образов, но в то же время и передачей тонкой глубины впечатлений и переживаний, что так свойственно символизму. Из сказанного можно сделать вывод, что брюсовский символизм не остановился в своем развитии. Время диктовало иные задачи, и он раздвигал горизонты своей поэзии, открывал иные возможности стихосложения, обогащал тематику своего творчества. Но все же в истории русской литературы он навсегда останется адептом символизма, ярким и многогранным поэтом «серебряного века».

Серебряный век это время, когда лирика получает бурное развитие, а среди писателей появляются индивидуальности — яркие, творческие. Среди них, родоначальник и основоположник символизма в русской литературе — Брюсов.

Русский символизм Брюсова

Брюсов — идеолог и поэт-символист. Писатель был предан своему творчеству. Он отдавался литературе со всей страстью, несмотря ни на общественный строй, ни на мнение окружающих. Брюсов просто творил, рождая шедевры, которые и сегодня мы читаем с удовольствием.

Уже первые стихи молодого поэта не оставили никого равнодушными. Они привлекали необычностью, своей экзотичностью, порой даже дерзостью. С помощью символов, автор изображает обычное и повседневное в необычном ракурсе. Наверное, поэтому мы замечаем в его работах причудливые картины, что рисует автор — эмалевую стену, фиолетовые руки, которые чертят звуки.

Изучая особенности символики, его поэзию и даже прозу (ведь и здесь автор проявил себя, создав такие шедевры как Алтарь победы, Огненный ангел и другие), видим, как Брюсов использует разнообразную тематику. С помощью образов-символов ему удается точно раскрыть такие темы как тему древнего Египта, Рима, средневековья, Возрождения, тему эпохи Наполеона.

Много своих стихотворений посвятил писатель и городской жизни. Его стихи приобрели урбанистический характер, где затронута тема одиночества, неустройства в жизни, слабость человека, его беззащитность. В своем творчестве автор изображает обреченность цивилизации, где неизбежна революция, после которой мир станет иным. А вот, кто станет человеком, что будет жить в новом мире, и на каких основах будет построен этот мир, Брюсову неизвестно. Однако в душе он стремился к обновлению, к переменам поэтому часто погружался в мечты, придумывая неординарные картины и неожиданные образы.

Он создает свой мир, где царит неземная красота, высокое искусство, вечная любовь.

Писатель дарит стихи, которые в его время не каждому были понятны. Он это и сам осознает. В предисловии к одной из своих книг, Брюсов пишет о том, что его книга будет в чем-то похожа на безумца, что вышел на поле боя под выстрелы. Он говорит, что одни даже и не заметят ее, другие оттолкнут, а третьи проклянут. Однако Брюсов не расстраивается. Он просто пишет о том, что сейчас не время, и его книги не для сегодняшнего дня. Они для того, чтобы дождаться своего часа.

Одним из родоначальников русского символизма и характерным представителем поэзии «серебряного» века был В. Я. Брюсов (1873- 1924). Сложный в общении, по-своему относящийся ко многим явле­ниям в искусстве В. Брюсов — один из основоположников модерни­стской поэзии в России. В 1894-95-м годах Валерий Яковлевич изда­ет три сборника «Русские символисты», основным автором которых стал сам поэт, представивший образцы «новой поэзии». Это была первая коллективная декларация модернизма в России. По мысли Брюсова, символизм должен стать «поэзией оттенков», выражающей «тонкие, едва уловимые настроения». К концу 90-х годов XIX века В. Брюсов становится одним из наиболее ярких поэтов символист­ской ориентации. В 1900 году вышел поэтический сборник «Третья стража», в котором осмысливается современность через углубление в историю и мифологию. В Поэтическом сборнике «Граду и миру» (1903) отразились впечатления и размышления, вызванные от по­ездки по Италии и Франции, где произошло знакомство В. Брюсова с культурой эпохи Возрождения. Сборник был построен по принципу единого композиционного целого (что стало важным для практики поэтов-символистов вообще), отличался жанрово-тематическим раз­нообразием. А. Блок восторженно отозвался о книге, отметив, что в ней «есть преемничество от Пушкина — и по прямой линии».

В лирике В. Я. Брюсова выделяются две ведущие темы: истори­ко-мифологическая и тема города. Поэт-символист воспринимает современный мир как «позорно-мелочный, неправый, некрасивый». Объединяя прошлое, настоящее и будущее, Брюсов пытается найти связующую нить истории. Хрестоматийным стихотворением данной тематики является «Ассаргадон», в котором в качестве лирического героя выбрана сильная, незаурядная личность, ассирийский царь- завоеватель 7 века до н.э. Ассаргадон, а точнее Асархаддон. На сте­не в Сирии сохранились надписи о его сокрушительных победах. Пафос стихотворения — утверждение необыкновенной личности, склонной к гордому уединению, так как «исчерпал до дна тебя, земная слава!» Лирический герой, царь Ассаргадон — полководец, способный с помощью своего ума, силы, энергии влиять на ход ис­тории, на движение времени:

Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.

Сидон я ниспроверг и камни бросил в море.

Египту речь моя звучала, как закон,

Элам читал судьбу в моем едином взоре…

Герой «упоен величьем» своих побед, не знает поражений, воен­ных неудач, но одинок:

И вот стою один, величьем упоен…

Характеризуя царя как человека чрезмерно возгордившегося, забывшего о простых людях, мечтающего о подвигах как о детской забаве, поэт раскрывает трагическую сущность сильной личности. Стихотворение написано в форме сонета. В первых двух строфах автор утверждает власть Ассаргадона, описывая его сокрушитель­ные победы над целыми народами, странами, городами. Последние две строфы сонета — неутешительный итог разрушительных похо­дов царя-полководца. Пафос большинства поэтических произведе­ний В.Я. Брюсова на историческую тематику («Ассаргадон», «Анто­ний», «Александр Великий» и др.) — утверждение сильной личности, деяния которой часто приводят не к созиданию и про­грессу, а разрушают саму основу человеческого общежития. Дви­жение истории В. Я. Брюсов представлял как смену культурных эпох, происходящую под воздействием внутреннего разложения старого мира и под натиском нецивилизованных племен, варваров, призванных уничтожить прошлое.

В. Я. Брюсова волнуют высокие темпы развития цивилизации, всеобщая механизация, расцвет городов и в связи с этим утрата че­ловеком нравственных ценностей, моральных ориентиров. Совре­менный город с бурно развивающейся промышленностью, с заменой ручного труда машинным производством вызывает опасения поэта:

Улица была — как буря. Толпы проходили,

Словно их преследовал неотвратимый Рок.

Мчались омнибусы, кебы и автомобили,

Был неисчерпаем яростный людской поток.

«Стальной», «кирпичный», «стеклянный», с «железными жила­ми» город властвует над людьми, являясь средоточением порока: злобы, нищеты, разврата. В поэтическом мире Валерия Брюсова город, совмещая в себе все ужасы цивилизации, сам становится соб­ственным палачом и наносит себе непоправимый вред:

Коварный змей с волшебным взглядом!

В порыве ярости слепой

Ты нож, с своим смертельным ядом,

Сам подымаешь над собой.

(«Городу»)

Притягивая человека эфемерным величием, масштабностью (Ты — чарователь неустанный, / Ты — не слабеющий магнит…), город является также и центром существующей науки и индустрии:

Горят электричеством луны На выгнутых длинных стеблях;

Звенят телеграфные струны В незримых и нежных руках…

(«Сумерки»)

Двойственное отношение поэта к городу заставляет В. Брюсова ис­кать пути выхода из создавшегося положения. И здесь художнику на помощь приходит сильная личность, которая вмешается в процесс ме­ханизации жизни, бросит вызов порочности современной цивилиза­ции, все преодолеет, и жизнь вновь наполнится энергией борьбы, уст­ремится к обновлению, станет способной к изменению мира, вызовет прогресс мировой науки, искусства, индустрии. И в итоге произойдет расцвет цивилизации, которая достигнет небывалых вершин:

Но чуть заслышал я заветный зов трубы,

Едва раскинулись огнистые знамена,

Я — отзыв вам кричу, я — песенник борьбы,

Я вторю грому с небосклона.

Кинжал поэзии! Кровавый молний свет,

Как прежде, пробежал по этой верной стали,