Как ленин крестьян обманул. К истории лозунга «Земля – крестьянам

Между тем, крестьян в Российской империи насчитывалось около 80 процентов, это был основной элемент русского народа и что немаловажно, основа царской армии. И лишь с помощью крестьянства можно было победить в России.

Гениальный спич «Земли - крестьянам, фабрики -- рабочим» родился в голове Ленина очень кстати. К тому времени Первая мировая война продолжалась уже несколько лет, крестьянам надоело воевать, среди солдат зрело недовольство бездарным командованием, просчеты которого позволяли благополучно проваливать одну войсковую операцию за другой. Под пулями солдаты осмелели, им хотелось вернуться домой, пахать землю, а тут открывались великолепные соблазны пахать свое и на халяву.

Надо отметить, что с отменой крепостного права, в 1861 году каждый крестьянин был наделен собственным или общинным наделом земли. Но, как и каждая российская реформа грешит провалами, так и здесь, воля батюшки царя не простиралась дальше его собственных представлений о том, чего же надобно этому глупому народу.

Крестьянам роздали землю, но не обеспечили их инструментами для пахоты (плуги), вспомогательной техникой (лошади, сеялки, жатки) и живностью (мясо, молоко, сметана). Все это хозяйство оставалось в руках помещиков, кроме того, весь семенной материал также оставался у помещиков. Земля есть, а пахать нечем и садить нечего. И крестьянам приходилось покупать семенной фонд и рогатую живность, арендовать необходимые инструменты за деньги, либо, если денег не было (а их, как правило, и не было) отрабатывать долг собственным трудом на благо помещика (бартер, батрачество).

Если случался неурожайный год (а только в 19 веке их было около 40), он ставил крест на урожае крестьян, для оплаты долгов им приходилось отдавать свою землю помещикам. Так, к 1917 году крестьяне благополучно передали помещикам практически всю свою землю обратно и при этом были обозлены, подозревая в подобных долгах какое-то скрытое жульничество.

Кроме того, голодные годы, которые случались в России часто (зона рискового земледелия) только за последние 36 лет царской власти (1880-1916 гг.) по некоторым данным, унесли не менее 158 млн. детей (всего за 36 лет умерло 176 млн. общего кол-ва населения), из них только в годы царствования Николая 2-го — 96,8 млн., при этом, Николай II в 1911 и 1912 годах полностью запретил участие земств, Красного Креста и благотворительных организаций в оказании помощи голодающим, что в свою очередь также неимоверно обозлило крестьян.

В печати цензура запрещала употреблять слово голод, заменяя его словом нейтральным "недород". Люди массово умирали, а царское правительство в неимоверном количестве строило дворцы и вывозило зерно за рубеж, оплачивая ссуды иностранных займов.

В 1917 году царь, под давлением обстоятельств, отрекся от престола и власть перешла Временному правительству. Несмотря на решимость Временного правительства продолжать войну до победного конца, с фронта в Россию массово потянулись дезертиры, которые были обработаны тлетворным влиянием Запада призывами большевиков. Вслед за ними, пользуясь сумятицей и неразберихой, с фронтов снимались и оставляли окопы целые дивизии, которые уже в России разбегались по домам.

Солдаты бросали винтовки (самые продуманные брали их с собой домой, олицетворяя собой власть), и возвращаясь в родное село, начинали самовольно делить барскую землю, пользуясь тем, что источников информации было немного, и считалось, что человек, прибывший «из города» априори приносит правдивую информацию. Так отголоски подпольных призывов «Вся земля - крестьянам» превратились в твердые убеждения «Николашку скинули и теперича постановили, что все земля наша».

Придя к власти, большевики столкнулись с массовым сопротивлением дворянства, бывших офицеров царской армии, духовенства и прочих благополучных сословий, а также прочих политических партий.

Рабочие были на стороне большевиков, а вот крестьянство раздумывало. Большое количество строевых крестьян еще находилось под командованием офицеров, и их выбор мог повлиять на политическую ситуацию в стране.

И вот тут сыграл свою роль 1 декрет «О земле» от 26 октября (8 ноября по новому стилю) 1917 года, который был составлен по проекту партии социалистов-революционеров (эсеров). Петроградскій совѣт рабочихъ и солдатскихъ депутатовъ установил следующие принципы:

1. Многообразие форм землепользования (подворное, хуторское, общинное, артельное).

2. Конфискация помещичьих земель и имений. Причём отмечалось, что «Земли рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуются.»

3. Переход конфискованных земель и имений в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов.

4. Переход земли в достояние государства с последующей безвозмездной передачей её крестьянам. «Вся земля, по ее отчуждении, поступает в общенародный земельный фонд. Распределением её между трудящимися заведуют местные и центральные самоуправления, начиная от демократически организованных бессословных сельских и городских общин и кончая центральными областными учреждениями.»

5. Отмена права частной собственности на землю. «Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа. За пострадавшими от имущественного переворота признается лишь право на общественную поддержку на время, необходимое для приспособления к новым условиям существования.»

То есть, за крестьянами законодательно закрепили право делить и пользоваться помещичьей землей, а также орудиями сельскохозяйственного производства, право это им дали Советы, а против Советов боролись те, кого подобное положение дел не устраивало. Процесс отъема у помещиков земли и всего остального назывался "Экспроприация".

Тогда народ еще имел смутное представление, что в Кремле Петрограде происходит процесс формирования новых элит, а Советы раскачиваются партийной борьбой между большевиками и меньшевиками, и что эсеров вскоре изгонят из власти и те, войдя в оппозицию, примкнут к контрреволюции. Отсутствие коммуникаций и тотальная безграмотность привели к тому, что крестьян не интересовали хитросплетения политических конъюнктур и юридические подробности нового законодательства. Их интересовало одно - земля и возможность пахать и собирать урожай, кормить свою семью.

Позже Ленин ловко заменил первый декрет «О земле» декретом ВЦИК от 19.02.1918г. «О социализации земли», в ст.1. которого значилось «Всякая собственность на землю, недра, воды, леса и живые силы природы в пределах Российской Федеративной Советской Республики отменяется навсегда ». Это очень важный момент, ведь крестьяне думали что, отбирая землю у помещиков, она станет их собственностью. Ан нет, хитрые большевики вовсе отменили собственность, а земля полагалась крестьянам теперь в аренду, причем даже та, что была в их собственности ранее.

Когда Советская власть победила на территории всей РСФСР, массовая поддержка крестьян была власти уже не особо нужна. Крестьянам напомнили кто в доме хозяин, что земля принадлежит государству, заставили их объединяться в колхозы. Так наступил государственный этап под названием «Коллективизация».

Богатых (крепких) крестьян и нежелающих вступать в колхозы стали называть единоличниками и кулаками - их полагалось расстреливать, изгонять с земли и поражать в правах. Покончив с единоличниками, власть принялась вышибать из колхозов наиболее обеспеченных крестьян.

Вскоре, наступила эра Индустриализации и от крестьян требовалось лишь одно - кормить рабочих для свершения новых трудовых подвигов. Повышение надоев и рост урожая приветствовались, ведь с иностранными государствами снова было необходимо расплачиваться зерном, в обмен на станки и паровозы.

Советская мифология гласит, что большевики осуществили вековую крестьянскую мечту – дали крестьянам землю. Как только захватили Зимний дворец, так Ленин ночью в Смольном первым делом провозгласил «Декрет о земле ». Нет первым, кажется, был «Декрет о мире ». То есть декрет о немедленной капитуляции перед Германией и начале гражданской войне в России. Напомним, большевики во главе с Лениным шли к власти с лозунгом «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую! ». И хотя затеянная большевиками Гражданская война длилась почти столько же сколько пресловутая «империалистическая», а людских потерь и всевозможных бедствий принесла России в десятки раз больше, но крестьяне и грабительскую продразверстку, и все ужасы красного террора простили большевикам за то, что те дали мужиками землицы вволю, и защитили деревню от кровососа помещика и кулака. Впрочем, от кулака не защитили, от него мужиков Сталин в коллективизации защитил. Откуда он только взялся этот кулак в советской деревне, полтора десятилетия после того, как Ленин дал крестьянам землю.

Ну, в общем, как узнал мужик о ленинском декрете насчет земли крестьянам, так и записался в красную армию. Об этом в советской пропаганде, кинофильмах, повестях, художественных полотнах etc. имеется множество трогательных сцен: крестьяне в солдатской форме по складам читают ленинский декрет о земле и плачут от счастья. Или, размахивая бумажкой с Декретом, смеются, прыгают по деревне и плачут от великой радости. Крестьяне-то, может быть, и читали тот декрет (хотя вряд ли), а вот в советское время его читать было почему-то не принято. Но мы с вами нарушим эту традицию и опустимся до такого оголтелого ревизионизма, что с текстом декрета ознакомимся, обещаю.

Проблема с гениальным решением большевиками земельного вопроса в России примерна та же, что и в отношении героической войны красных против интервенционистских сил Антанты – невозможно отыскать факты передачи советской власти земли крестьянам и сражения красной армии с Антантой. Даже советская пропаганда ограничивалась художественными сценами по складам чтения мужиками Декрета о земле, а исторические сцены раздачи землицы мужикам опускала. Чего так?

А того так, что никто, никакие даже левые партии в России отдавать землю крестьянам не собрались, а большевики так принципиально, строго в соответствии с марксизмом, планировали землю у крестьян в России всю изъять (и со второй попытки таки совсем отобрали). Знаменитый лозунг левых партий «Земля крестьянам!» это лишь бесстыжая партийная демагогия, в которой реального смыла не более чем в пародийном «Моря матросам!». Чтобы понять, в чём тут дело, бегло разберёмся в трудных социально-аграрных проблемах России последнего полувека перед 1917 годом.

Особенностью крестьянского землепользования России являлось то обстоятельство, что крестьяне жили общинами и совместно владели общинной землёй. Русская крестьянская община не родовая, а поземельная. Раз в несколько лет крестьяне на сходе делили общинную землю на наделы и раздавали в пользование крестьянским хозяйствам (семьям) до следующего передела. Критерий передела как правило был «по едокам». Левые идеологи пытались в крестьянской общине разглядеть стихийный мужицкий коммунизм, но тщетно. Общей и подлежащей регулярному переделу между членами общины считалась одна земля, своим хозяйством крестьянин владел и вёл его частным образом, полученный с его общинного надела урожай принадлежал ему и только ему лично.

Нельзя сказать, что поземельная община такое уж уникальное явление в истории человечества, особенность России заключалась в том, крестьянская община в больших масштабах сохранилась вплоть до 20-х годов XX века (в Европе распалась много ранее). Консервация общины и общинных отношений связана с тем, что общинный образ жизни крестьянам во многом навязывало государство. Собственно крепостное право начало развиваться с того, что вольным хлебопашцам запретили переходить на другие земли (другие поместья), а крестьянская община стала приобретать черты административной единицы. Государству было удобно иметь дело с крестьянской общиной как целым, для сбора податей и несения повинностей в общине была введена круговая порука и т.п. меры. Конечно, община во многом традиционная форма крестьянского общежития, но в 18-19 вв. её во многом формировало государство. Государство препятствовало частному владению землёй крестьянами, не давало распасться общинам. В политике укрепления общины сказывались не только фискальные интересы, община являлась единственным организованным социальным институтом в деревне. Кроме помещика и старосты долгое время другой власти в сельской местности не имелось. Государственная политика в отношении общины и её правовой статус неоднократно менялись, для нашей темы важно, что в ходе отмены крепостного права и реформ 1861 года крестьяне, то есть общины, наделялись землёй. Государство фактически выкупало предназначающиеся крестьянам земли у помещиков, крестьяне были обязаны вносить государству продленные на полвека выкупные платежи за полученную землю. Это было неслыханное в мире царское благодеяние мужикам, в Европе крепостных крестьян с землёй нигде не освобождали. Государство неоднократно облегчало условия выплаты выкупных платежей крестьянами, а с 1907 года они были отменены совсем (ранее в 1903 году упразднили общинную круговую поруку). По справедливости Николай II, его отец, дед и прадед должны быть признаны подлинно Мужицкими Царями, особенно на фоне последующего большевицкого кошмара.

Грандиозную реформу 1861 года в либеральной и по традиции в советской историографии принято считать неудачной, половинчатой. Однако точнее её было бы назвать компромиссной. Правительство стремилось избежать кризиса и крайнего возмущения сословий, помещиков, крестьян, и, в общем, справилось с этой сложнейшей задачей. Полного удовлетворения всех добиться все равно было невозможно, однако острая социальная реформа прошла хотя и не без трудностей, однако сравнительно гладко.

Наделение крестьян частью помещичьих земель было гуманной социальной мерой, имевшей целью не допустить обнищания и пролетаризации гигантских масс крестьян, царское правительство стремилось избежать тяжелых социальных потрясений. Однако общинное землевладение имело хорошо известные долгосрочные экономические недостатки: крестьянская община отличалась неисправимо низкой хозяйственной эффективностью (производительностью, урожайностью и прочее) и крайне низким уровнем производства товарной продукции. Общинное хозяйство сохраняло тенденцию оставаться натуральным, что сильно затрудняло развитие сельского хозяйства в России. Причиной тому была темнота и бедность крестьян, с одной стороны, и так называемое аграрное перенаселение, с другой. Крестьянское население неуклонно росло, а количество земли не увеличивалось, наделы становились всё меньше. А от мелкого крестьянского хозяйства невозможно добиться высокой эффективности производства и соответственно крестьянам невозможно выбиться из хронической бедности.

Встретил хорошую работу Д.Ниткина «Заметки по книге С.Г.Кара-Мурзы "Советская цивилизация" » . В главе 4 можно найти вменяемый анализ положения в сельском хозяйстве России начала XX века.

Как сами крестьяне относились к общине. В массе они за общину держались с подлинно крестьянским упрямством и консерватизмом. Община боролась за своё существование и всячески стремилась расшириться, скупала и брала в аренду земли вопреки даже экономической целесообразности. Как показали экономические исследования начала XX века, крестьянину работать наемным работником в крупном хозяйстве было в 2-4 раза выгоднее, чем обрабатывать свой мелкий надел. С другой стороны, за несколько лет столыпинской аграрная реформы около трети крестьян выразило желание уйти из общины, и немного менее четверти вышла. Выходили не только крепкие зажиточные хозяева, желавшие вести частное хозяйство, но и те, кто хотел продать свой надел (сдать в аренду) и уйти на работу в город. Следует отметить, что русское правительство предоставило право выхода из общины вовремя – в России начинался промышленный подъём и городу требовались рабочие руки. Строго говоря, возможность выйти из общины у крестьян имелась и прежде, но требовалось согласия двух третей общества. Указ 9 ноября 1906 г. разрешил крестьянам свободный выход из общины и закрепление за ними их земельного надела в частную собственность.

Таким образом, знаменитый лозунг «земля крестьянам» на деле означал требование передать землю крестьянским общинам. Но в действительности никто в здравом уме на это пойти не мог и не хотел (в том числе и выдвигающие этот лозунг революционеры). Общинное землевладение не имело перспектив, поскольку отличалось низкой производительностью, которая производительность к тому же в силу прогрессирующего аграрного перенаселения всё время падала. Попросту говоря, крестьянам не хватало земли и передача им «помещичьих» земель проблемы не решало. И если крестьянам недоставало земли в России, то где же им её могло хватить? Вопрос риторический, конечно. Правительство приняло программу перенаселения крестьян в Сибирь, но кардинально проблему перенаселения переселение не решало, поскольку реально в Сибири наличествовало не так уж много подходящих для освоения земель, и трудности освоения ждали переселенцев немалые (многие вернулись обратно). Как бы там ни было, в исторической перспективе Россию неизбежно ожидали распад крестьянской общины, урбанизация, и уход большей части крестьян в города. Это все прекрасно понимали (кроме самих общинных крестьян). Так оно в конце концов и вышло, но исторически сопровождалось чудовищным большевицким насилием и зверством над крестьянством.

Помещичьи земли взял в кавычки, поскольку это не более чем жупел революционной агитации. В ходе реформ правительство предоставляло определенные преференции бывшим помещикам, но за прошедшие полвека часть помещиков разорилась, а часть сумела создать крупные эффективные хозяйства. По существу к 1917 году в России не наблюдалось никаких помещиков, но наличествовали крупные частные сельскохозяйственные предприятия (некоторые вели происхождение от владений бывших помещиков). Вот эти предприятия и давали большую часть товарного продукта, а море крестьянских общин по преимущество вело бесперспективный полунатуральный образ жизни. Передача всех земель крестьянам (т.е. общинам) означало общий упадок и деградацию сельского хозяйства в стране, и быть может даже, голод в городах. Городские революционеры всё это прекрасно понимали, и яркий лозунг «Земля крестьянам!» подленько эксплуатировал предрассудки тёмного консервативного крестьянства, а также использовался в видах общей социально-политической демагогии в народолюбивом духе.

Лозунгу «Земля — крестьянам» исполнилось 100 лет. Считается, что сельские массы поверили в него и поддержали большевиков, обеспечив их победу после переворота. С другой стороны, его называют глобальным обманом, поскольку через 12 лет началась сплошная коллективизация, трагедия которой вряд ли будет честно описана до конца. Может ли старый лозунг стать сегодня национальной идеей? Об этом пишет издатель портала «Крестьянские ведомости» Игорь АБАКУМОВ.

Фраза «земля — крестьянам», принадлежавшая прежде эсерам, стала всего лишь спусковым крючком государственного переворота большевиков, вложивших в них более ясный смысл, чем либеральные политики. Первая мировая война вынесла из сельского хозяйства на фронт миллионы рабочих рук. Это основательно подорвало производство продовольствия. В августе 1914 года военное командование округов получило право запрещать вывоз хлеба с территорий, то есть его свободный оборот. Крестьяне начали придерживать продажи. В феврале 1915 года военные получили права реквизиции зерна. На первых порах по твердым ценам, цивилизованно. Затем церемонились меньше — забирали под расписки и под «честное благородное слово».

К концу 1916 года из армии отпустили «тех, кому за сорок», и седые, но еще крепкие ветераны, как правило, с оружием, возвращались на село. Вместе с дезертирами и сельским активом они приняли участие в переделе помещичьих хозяйств, поскольку после свержения самодержавия рухнули понятия «божьей земли». Стали более весомыми и переговоры с продотрядами, которые продолжало посылать в деревню уже Временное правительство. Лозунг «земля — крестьянам», перехваченный большевиками у эсеров, пришелся на пик недовольства, и крестьянские массы, никогда не имевшие сильных политических представителей во власти, поверили им. Крестьяне не читали статей Ленина, в которых он до самого лета 1917 года придерживался идеи государственной собственности на землю. Иными словами, деревня «голосовала сердцем» и очень скоро за это поплатилась.

В 1917 году продотряды пришли в село уже от имени большевиков. В крупных городах их формировали рабочие комитеты и профсоюзы. Поскольку к тому моменту в бытовой экономике преобладал товарный обмен (керосин, ситчик и спички на хлеб), предлагаемые крестьянам «твердые цены» не вдохновляли, зерно и другие продукты начали реквизировать. Этим словом маскировался обычный грабеж. Половину заготовленного продовольствия получала сформировавшая продотряд организация, другую половину — Народный комиссариат продовольствия РСФСР. На первых порах «заготовителей» вытесняли живой стеной, потом били, затем, когда они приходили с вооруженной охраной, начались огневые стычки. Стрельба по грабителям сельских амбаров стала более жестокой, когда на стороне продотрядов начали выступать иностранцы — немцы, австрияки, венгры, китайцы, поляки (включая латышских стрелков, литовцев, эстонцев), стянувшихся в Центральную Россию «помогать революции рабочих», и которых крестьяне воспринимали как интервентов на своей земле. Жестокость была обоюдной.

К слову, когда немецкие агитаторы от социал-демократов в то же время появились в голландских деревнях, власти немедленно оценили угрозу и начали наращивать финансирование фермерского сословия, кооперативов и инфраструктуры до такого уровня, что крестьяне, которым стало что терять, сами выгнали агитаторов, и революции не случилось.

Примерно такие же действия пыталось предпринять правительство Кривошеина (сподвижник Столыпина) при генерале Врангеле в Крыму, надеясь в 1920 году заручиться поддержкой местных жителей, но времени и ресурсов оставалось безнадежно мало. Гражданская война подходила к концу, но ни белые, ни красные ее стороны не имели большинства в крестьянской среде — было ясно, что все смотрели на деревню как на источник продовольствия, фуража, лошадей, и не более того. Грабежи только усиливались, несмотря на засушливый год, на то, что нормы продразверстки превзошли сбор урожая.

В 1920 году полыхнули два крупных крестьянских восстания — в Сибири и в Тамбовской губернии, весной 1921 года восстали моряки Кронштадта — крестьянские сыновья и отцы, на Юге против Красной Армии выступил Махно. Эти выступления подавили с запредельной жестокостью силами регулярной Красной Армии и «интернационалистов» с применением артиллерии, авиации, химического оружия, концлагерей, взятием заложников, массовыми расстрелами и ссылками в каторжные лагеря на большие сроки. Многие красные командиры, писатели, поэты и другие представители новой элиты — М. Тухачевский, М. Фрунзе, С. Буденный, И. Якир, И. Уборевич, Г. Котовский, А. Голиков (Гайдар), Г. Жуков, Г. Ягода, В. Ульрих и другие — в едином строю оттачивали свое боевое мастерство в физическом уничтожении соотечественников, заслужили ордена, что, правда, не спасло большинство от репрессий и расстрела через 16-17 лет. Некоторые уцелевшие из них впоследствии брали Берлин.

Крестьянская война напугала власти. Грабительскую продразверстку отменили и декретом ВЦИК от 21 марта 1921 года заменили ее натуральным налогом. Он позволял оставлять продовольствие и зерно не только для посева, но и для пропитания и продажи. Месяц спустя, 21 мая было разрешено арендовать землю, использовать наемный труд, объединяться в кооперативы. С этого начиналась НЭП — новая экономическая политика, оставленная в наследство Лениным и его работами по кооперации. Продолжалась она недолго — до конференции аграрников-марксистов 20-27 декабря 1929 года. На ней выступил Сталин: «от ограничения кулачества перейти к его ликвидации как класса». Укрепившиеся за 8 лет единоличники — кулаки и середняки — подлежали ограблению и выселению. Их место надлежало занять колхозам — неведомому доселе симбиозу общины, единоличного управления председателя и тотального контроля государства через партийные органы и спецслужбы.

12 лет спустя после лозунга «Земля — крестьянам» на долгие годы был создан механизм окончательного отчуждения крестьян от собственности на землю, средства производства и надежный «пылесос» для выкачивания продовольствия в города, в армию, в растущий бюрократический аппарат, в промышленность. Земельный вопрос был решен на 62 года вперед: основной ресурс производства продовольствия стал государственным. Фраза Маркса «крестьянин есть непонятный иероглиф для цивилизованного ума» обрела материальный смысл в отдельно взятой стране.

Под контролем репрессивного механизма село превращалось во внутреннюю колонию, из которой качались кадры для строек индустриализации, продукты питания и зерно для оплаты станков и заводов, покупаемых в Европе и США. СССР готовился к войне. Колхозникам вскоре перестали выдавать паспорта, тем самым вернув их в состояние нового крепостного права спустя ровно 70 лет после его отмены в 1862 году. Фактически паспорта вернули лишь в конце 70-х годов, уже при Брежневе, накануне Олимпиады-80.

Параллельно шло строительство совхозов — полностью государственных аграрных предприятий индустриального типа, с финансированием из бюджета и тотальным наймом рабочей силы: от директора до пастуха все получали зарплату, никак не связанную с результатами производства. Идеологи того времени провозгласили совхозы социалистическими предприятиями, по сути закрепляя отчуждение работников от земли и собственности на уровне государственной политики.

Первоначально после октябрьского переворота их строили на базе образцовых помещичьих имений — промышленных производств, оснащенных американскими тракторами, прицепными комбайнами и локомобилями. Совхоз «Хуторок» под Армавиром (национализированное имение барона Рудольфа Штейнгеля) — единственный сохраненный до наших дней образец, и то благодаря тому, что его опекала лично Надежда Крупская как пример социалистического хозяйства для показа рабочим и фермерам США, Франции, Германии. По сути это был уже тогда вертикально интегрированный холдинг с диверсифицированным производством зерна, молока, мяса, шерсти и их глубокой переработкой электрическими и механическими машинами на более чем 40 тысячах гектаров. Столь же удачные попытки сохранить имения менее известны, чаще они дробились на мелкие колхозы и товарищества, либо вовсе исчезали.

Как это ни странно, но идея государственных фабрик зерна была рождена не в России. Настоящий взрыв строительства аграрных гигантов пришелся на начало 20-х годов, когда в Россию приехал американский коммунист Гарри Уэйр и обаял Ленина так, что в 1921 году по его личному указанию в Пермской губернии было выделено несколько тысяч гектаров для создания первого российско-американского совхоза. Уже летом прибыли первые 50 вагонов с тракторами, комбайнами, фермерами, ветврачами и скотом из Северной Дакоты. Однако пермское село Тойкино не стало столицей нового агробизнеса: для полного успеха климат был не тот. В Ростовской области для совхоза N 2, который неформально назвали «Верблюд» (теперь там город Зерноград), отрезали сразу 200 тысяч гектаров, и пошло-поехало на Дону, на Кубани (Сад-Гигант) и в Ставрополье (Зерносовхоз-12). Гигантомания американских энтузиастов, не удовлетворенная в США, где фермеры отказывались продавать свои наделы корпорациям во избежание конкуренции, совпала с коммунистической идеологией государственного латифундизма. В 1928 году, в связи с кризисом хлебозаготовок (и последующим раскулачиванием), Сталин принимает решение резко активизировать создание крупных зерновых фабрик. Американские специалисты приезжают сотнями. Историк-экономист Александр Никулин цитирует в своем исследовании одного из них — Томаса Кэмпбелла: «Народ России находится под новой формой революционного управления, также доселе неизвестного. Эта форма управления основана на всеобъемлющей программе индустриализации с централизованным контролем. Революция разбудила гигантские социальные силы. Идеи коммунизма были посеяны тысячи лет назад, — их урожай поспевает только сейчас. Автор искренне рад, что экспериментальным полем коммунистического урожая стала Россия, а не Соединенные Штаты».

Низкая экономическая эффективность полного огосударствления земельных ресурсов в конечном итоге спровоцировала развал СССР в 1991 году

Последняя фраза знаковая: уже в 1932 году 14 агроагломераций на Юге России обрабатывали более миллиона гектаров, но в совхозах-гигантах началось обвальное сокращение производства. И в это время Александр Чаянов, великий экономист, создавший теорию дифференциальных оптимумов сельскохозяйственных предприятий, которая и сегодня предостерегает весь аграрный мир от гигантомании, уже два года был под следствием по делу «кулацко-эсеровской группы», а еще через пять лет расстрелян — как теоретик кооперации семейных ферм.

Причины обвала урожайности гигантов были практически одинаковы: отсутствие мотивации у работников, резкое истощение пашни от применения упрощенной агротехники (монокультура пшеницы без севооборотов, мелкая пахота, сокращение паров), падение заработков, повальное бегство населения в города (в совхозах у всех были паспорта), сужение рынка труда, невозможность эффективного управления такими массивами и коллективами. К этому времени относится термин «разукрупнение», когда один гигант делился на 5-7, а иногда и на 20 хозяйств.

Однако низкая экономическая эффективность полного огосударствления земельных ресурсов и отрыва доходов работников от результатов труда вначале привела к массовому импорту зерна (впервые в тысячелетней истории) в 1963 году, затем к глобальному продовольственному кризису 70-х и в конечном итоге спровоцировала развал СССР в 1991 году.

Спустя 62 года после начала коллективизации на село пришла другая идеология, требующая в течение года распустить все колхозы и совхозы, приватизировать землю и имущество. Землю поделили на паи и предложили людям самостоятельно ее обрабатывать, ссылаясь на опыт Столыпинской реформы. Это была попытка загладить историческую несправедливость и материально компенсировать вину государства за миллионы трагедий и драм нескольких поколений крестьян. Однако уже далеко не все были психологически готовы принять ответственность за землю, к тому же не хватало техники и денег, хозяйственные связи и устоявшиеся технологии разрушались, продовольственный кризис нарастал и были открыты шлюзы для импорта продовольствия, что еще больше подкосило птицеводство, животноводство, селекцию и семеноводство, тепличное хозяйство и зарождающийся фермерский сектор.

В начале XXI века окрепшему «городскому» бизнесу дали возможность неограниченно скупать разорившиеся колхозы и совхозы, а прежде всего — их землю. Так в новом варианте началось строительство аграрных гигантов, уже частных, которые мы сейчас называем агрохолдингами. Они действительно быстро (по историческим меркам) решили проблему насыщения внутреннего рынка собственным продовольствием: зерном, мясом свинины и птицы, растительным маслом, сахаром и начали впервые за постсоветский период выходить на зарубежные рынки с экспортом.

Однако радость от таких значительных результатов омрачает факт появления гигантских частных латифундий с миллионами гектаров и десятками тысяч наемных рабочих, точно так же оторванных от земли, как и в 30-е годы прошлого века.

Латифундии — это власть отдельных лиц, отдельных семей над крупными земельными участками. В условиях густонаселенной местности это еще и власть над людьми, их судьбами и рабочими местами. В условиях путаного земельного законодательства и колоссальных финансовых ресурсов эта власть становится абсолютной и распространяется на формирование региональной и федеральной государственной политики в сфере АПК. Некоторые латифундии имеют в собственности от 500 до 800 тысяч гектаров, охватывая целые группы районов Краснодарского и Ставропольского краев, Ростовской области и Поволжья, других регионов. Под управлением латифундий в целом находится более 10 миллионов гектаров земли. Укрупнение земельных участков продолжается, и не за горами появление собственника с миллионом гектаров земли. Латифундисты, среди которых немало иностранных совладельцев, имеют своих прямых и выборных представителей в органах власти и общественных организациях всех уровней и влияют на политику не просто в интересах своих компаний, но и для развития сословия крупных землевладельцев, против засилья которых и совершались революции 1917 года.

То, что эти латифундии частные, «рыночные», не должно вводить никого в заблуждение — основные фонды агрохолдингов заложены в государственных банках и пусть пока теоретически могут быть национализированы по каким-либо соображениям в любой момент. То есть идеология тотального государственного контроля над основным средством производства по факту за 100 минувших лет никуда не исчезла, хотя сейчас явно и не проявляется.

В Европе вопрос латифундий решен (после трудных политических споров и соглашений) к 80-м годам ХХ века путем прогрессивного налога на земли сверх нормы. Наши фермеры также требуют ввести норму земельной собственности одного владельца не более 10 процентов от земель муниципалитета. Почему?

Логика примерно та же, что в Европе, ее можно сформулировать в пяти пунктах:

Первое — крупный аграрный бизнес ориентирован прежде всего на извлечение прибыли, а не на развитие сельских территорий.

Второе — неограниченное внедрение крупного бизнеса в сельскую сферу нарушает права населения на сохранение образа жизни, развитие институтов частной собственности и независимых источников дохода семей.

Красные командиры, писатели, поэты с запредельной жестокостью оттачивали свое боевое мастерство в физическом уничтожении восставших крестьян

Третье — наличие неограниченного влияния узкой группы латифундистов влечет серьезные риски для государственного строя. Иными словами, десятку лендлордов проще сговориться о смене законодательства, региональной или федеральной власти, о картельном сговоре, чем сотням тысяч фермеров.

Четвертое — разорение одного или даже десятка фермеров есть драма отдельных семей, но не драма целой территории в случае разорения крупного агрохолдинга и связанных с этим социальных и политических рисков. Стало быть, в установлении здорового баланса крупного и мелкого производства — укрепление стабильности экономики.

Пятое — любое крупное производство — это прежде всего большая мишень для военных, террористов или эпидемий. Тысячи мелких и средних производств гораздо проще локализовать и гораздо труднее разбомбить, чем одно крупное. Надо учитывать, что в случае эвакуации населения крупных городов (по техногенным или военным причинам) сельская местность сможет их принять, только если будет населена и обустроена. То есть множество мелких ферм — это вопрос физического выживания нации при чрезвычайных ситуациях.

Спустя 100 лет лозунг «Земля — крестьянам» должен обрести первоначальный смысл и стать национальной идеей. Об этом говорит мировой опыт. Этого требуют справедливость и рациональный расчет.

Это начало фермерского движения девяностых — первые акты на землю, еще с гербом РСФСР. Пока еще только на пользование, без права продажи, дарения и наследования. Сколько же было надежд! Какие были порывы! Тысячи семей устремлялись в Россию со всего СССР, особенно из горячих точек Средней Азии и Закавказья. Но сколько судеб было сломано, когда надежды перестали сбываться, только потому, что у первого Президента поменялись советники и соратники. Земля с очень большими трудами и затратами становилась собственностью, ее до сих пор многие обрабатывают без права заложить в банке, чтобы купить трактор или доильную установку. При этом обрабатываемую землю можно легко потерять…

Земля крестьянам

Главное, весь 100-миллионный народ в один голос скажет, что он желает свободы пользования землей, то есть уничтожения права земельной собственности.

Л. Толстой – Николаю II , 1902 г.

Вопрос национализации земли, требует, прежде всего, ответа на вопрос: откуда она вообще взялась у дворян?

Помимо жалованной за службу воинскому и чиновничьему сословию земли, одним из истоков, крупного дворянского землевладения, стала опричнина И. Грозного. Опричнина была направлена, прежде всего, против доминирования боярского сословия, владевшего, доставшейся ему по наследству, «княжеской» землей. На направляющую силу, «революции» И. Грозного указывал в своем письме кн. А. Курбский: «писарям русским князь великий зело верит, а избирает их ни от шляхетского роду, ни от благородна, но паче от поповичей или от простого всенародства…» . Движущей силой, этой «революции», стали средние помещики и буржуазия.

Опричнина привела к дикой анархии, вошедшей в историю под названием Смуты. Порожденная ею непримиримая борьба, втянула в себя все классы и сословия, доведя страну до «холопьего бунта», и призыва польских интервентов. О степени ожесточенности этой борьбы говорит, тот факт, что в момент наибольшего упадка 1614-1616 гг., в вотчинах Троицкого монастыря «размеры пашни… уменьшаются, сравнительно с данными 1592-1594 годов, более чем в 20 раз; число крестьян, населяющих Троицкие вотчины, убывает более чем в 7 раз» . Брошенная и запустелая земля в 1620-е годы «составляла не менее 80%, поднимаясь иногда до 95%» . Только спустя почти 100 лет после начала опричнины, началось восстановление.

Что же касается земли, то «уже на другой день Смуты началась настоящая оргия крупных земельных раздач…» . Дворянам раздавались конфискованные «княжеские», уже неоднократно, за время смуты, переходившие из рук в руки, «дворцовые» и «черные» (крестьянские) земли. «Так, дворянство, - отмечал М. Покровский, - окончательно усаживалось на места боярства, выделив из своей среды новую феодальную знать, подготовляя расцвет нового феодализма XVIII века» .

Возникновение крупного дворянского помещичьего землевладения на конфискованных землях, приводило к тому, отмечал М. Покровский, что «втолковать московскому человеку разницу между «собственностью» и «владением» было далеко не легким делом, в особенности, когда право собственности на каждом шагу нарушалось не только верховной властью…, но и любым сильным феодалом» .

Вопрос о земле вновь начнет подниматься почти 200 лет спустя - в середине 1870-х гг. «В настоящее время, - писал в те годы известный смоленский помещик А. Энгельгард, - вопрос о крестьянской земле, о крестьянских наделах сделался вопросом дня» . «Мужики ждут только милости насчет земли. И платить готов, и начальство, и самоуправство терпеть и ублажать готовы, только бы землицы прибавили.. насчет землитолков, слухов, разговоров не оберешься. Все ждут милости, все уверены – весь мужик уверен, что милость насчет земли будет. Любой мальчишка стройно, систематично, «опрятно» и порядочно изложит вам всю суть понятий мужика насчет земли, так как эти понятия он всосал с молоком матери» .

«Толковали не о том, что у одних отберут и отдадут другим, - дополнял Энгельгардт, - а о том, что равнять землю. И заметьте, что во всех этих толках дело шло только о земле и никогда не говорилось о равнении капиталов или другого какого имущества» . Равнять землю – «каждому отрежут столько, сколько, кто сможет обработать. Царь никого не выкинет, каждому даст соответствующую долю в общей земле…» . При этом если земля должна принадлежать обществу, «то другие предметы, скот, лошади, деньги, принадлежат дворам, семьям…» .

Слухи усилились с 1878 г. «После взятия Плевны о «милости» говорили открыто на сельских сходах… Все ожидали, что тогда в 1879 г. выйдет «новое положение» насчет земли… мысль о «милости» присуща каждому – и деревенскому ребенку, и мужику, и деревенскому начальнику, и солдату, и жандарму, и уряднику из простых, мещанину, купцу, попу…Толки об этом никогда не прекращаются…» .

Все это время «крестьяне безропотно переносили ужасы голода, не поддерживали революционные партии», - отмечает В. Кондрашин . Переломным стал катастрофический голод 1891 г., он похоронил надежды крестьян на «милость» дарованную сверху. Не случайно, по словам М. Покровского, «начало поворота современники, почти единогласно, связывают с неурожаем 1891 года» . Впервые о «ряде крестьянских беспорядков» циркуляр министерства внутренних дел сообщит в 1898 г. , с 1901 г. крестьянские волнения начнут вспыхивать по всей стране.

Кульминацией станет Первая русская революция 1905 г. движущей силой, которой, по словам С. Витте, являлось именно крестьянство: «Самая серьезная часть русской революции 1905 года, конечно, заключалась не в фабричных, железнодорожных забастовках, а в крестьянском лозунге: «Дайте нам землю, она должна быть нашей, ибо мы ее работники» - лозунги, осуществления, которого стали добиваться силою» .

Настроения крестьянства совершенно явно и отчетливо отражали выступления делегатов двух съездов Всероссийского Крестьянского Союза 1905 г. «Идеальная Россия их выбора, - отмечал Т. Шанин, - была страной, в которой вся земля принадлежала крестьянам, была разделена между ними и обрабатывалась членами их семей без использования наемной рабочей силы. Все земли России, пригодные для сельскохозяйственного использования, должны были быть переданы крестьянским общинам, которые установили бы уравнительное землепользование в соответствии с размером семьи или "трудовой нормой", т.е. числом работников в каждой семье. Продажу земли следовало запретить, а частную собственность на землю – отменить» .

«В сознании крестьян, до сих пор сохранился своего рода «сельский коммунизм», - отмечал в этой связив 1905 г.М. Вебер, - т.е. такой правовой порядок, согласно которому земля принадлежит совместно всей деревне» . «Коммунистический характер крестьянского движения проявляется все яснее, поскольку он, - пояснял Вебер, - коренится в характере аграрного строя… Со своей стороны власть делала все возможное, в течение столетий и в последнее время, чтобы еще больше укрепить коммунистические настроения. Представление, что земельная собственность подлежит суверенному распоряжению государственной власти … было глубоко укоренено еще в московском государстве…» .

Даже крупнейшая либеральная партия - кадетов была вынуждена подчиниться этой силе и выступить в Государственной Думе с программой, в которую входило платное, принудительное отчуждение помещичьих земель . Мало того, формулируя конечную цель кадетской программы один из лидеров партии, видный экономист, ректор Московского университета А. Мануйлов, утверждал, что «земля не должна быть объектом частной собственности » .

Конфликт с принципами нерушимости частной собственности, кадеты преодолевали принципом насущной необходимости общественных нужд (приводя пример отчуждение земли при строительстве железных дорог), а так же указанием на необходимость компенсации злоупотреблений помещиков во время реформы 1861 г.: в результате реформы, по европейской России, помещичьи крестьяне получили наделы площадью в среднем в 2 раза меньше, чем государственные и удельные, а оценена помещичья земля была в среднем в 2 раза дороже . Как следствие, утверждал А. Мануйлов, «Землевладельческий класс несет историческую ответственность за недостатки реформы 1861 г., и поэтому справедливо, чтобы он принял материальное участие и в их исправлении» .

Однако, как свидетельствовал С. Витте: «все министры высказались про­тив мысли о принудительном отчуждении частновла­дельческих земель, как мере для увеличения кресть­янского землевладения, причем как главный довод всеми выставлялся принцип неприкосновенности и «святости» частной собственности; я присоединился к заключениям моих коллег, но выразил сомнение в возможности объяснить народу неосуществимость принудительного отчуждения частновладельческих земель после того, как все великое освобождение кре­стьян было основано на этом принципе платного, при­нудительного отчуждения; такая мера в настоящее время по моему мнению невозможна, потому что она способна окончательно поколебать и без того расша­танное финансовое и экономическое положение Рос­сии войной и смутою»