«Я христианин, потому что я не варвар. На Страстной неделе
Сегодня светлый праздник Пасхи
Сегодня светлый праздник Пасхи,
Тебя поздравить я спешу,
Кулич красивый приготовлю,
«Христос Воскрес» тебе скажу!
Пусть жизнь идет легко и гладко,
Не будет в ней печали, бед,
Всегда пусть солнце ярко светит,
И душу греет теплый свет!
Наступает праздник Пасхи
Наступает праздник Пасхи,
Чувства добрые несет,
В душах наших, словно в сказке,
Благостный переворот.
Мы с надеждой смотрим в небо,
Ждем счастливых перемен,
Наполняет сердце нега,
И уходит грусти тень.
Папочка, Христос Воскресе!
От невзгод тебя храни,
Солнца, света в поднебесье
В этот и другие дни!
Христос Воскрес!
Сегодня просыпается земля,
И тайной одеваются поля,
Весна идет, она полна чудес!
Христос воскрес! Воистину воскрес!
Природа нежным трепетом полна,
И птицы вьются в синеве небес.
Нарушена сегодня тишина:
Христос воскрес! Воистину воскрес!
Шумит теперь зеленая трава
Ей вторит старый, полон тайны, лес.
И ветер шепчет нежные слова:
"Христос воскрес! Воистину воскрес!”
Он шел безропотно тернистою дорогой...
Плещеев А. Н.
Он шел безропотно тернистою дорогой,
Он встретил радостно и гибель и позор;
Уста, вещавшие ученье правды строгой,
Не изрекли толпе глумящейся укор.
Он шел безропотно и, на кресте распятый,
Народам завещал и братство и любовь;
За этот грешный мир, порока тьмой объятый,
За ближнего лилась Его святая кровь.
О дети слабые скептического века!
Иль вам не говорит могучий образ тот
О назначении великом человека
И волю спяшую на подвиг не зовет?
О нет! не верю я. Не вовсе заглушили
В нас голос истины корысть и суета;
Еще настанет день... Вдохнет и жизнь и силу
В наш обветшалый мир учение Христа!
Душе моя, ликуй и пой...
Кюхельбекер В.
Душе моя, ликуй и пой,
Наследница небес:
Христос воскрес,
Спаситель твой
Воистину воскрес!
Так! Ад пред Сильным изнемог
Из гробовых вериг,
Из ночи смерти Сына Бог
И с Ним тебя воздвиг.
Из света вечного Господь
Сошел в жилище тьмы,
Облекся в перст,
оделся в плоть -
Да не погибнем мы!
Неизреченная Любовь
Всех таинств высота!
За всех Свою святую кровь
Он пролил со креста.
Чистейщей кровию Своей
Нас, падщих, искупил
От мук и гроба, из сетей
И власти темных сил.
Христос воскрес, Спаситель мой
Воистину воскрес.
Ликуй, душа: Он пред тобой
Раскрыл врата небес!
Хвала воскресшему
Хвалите Господа с небес
И пойте непрестанно:
Исполнен мир Его чудес
И славой несказанной.
Хвалите сонм бесплотных сил
И ангельские лики;
Из мрака скорбного могил
Свет воссиял великий.
Хвалите Господа с небес,
Холмы, утесы, горы!
Осанна! Смерти страх исчез.
Светлеют наши взоры.
Хвалите Бога, моря даль
И океан безбрежный!
Да смолкнет всякая печаль
И ропот безнадежный!
Хвалите Господа с небес
И славьте, человеки!
Воскрес Христос! Христос воскрес!
И смерть попрал навеки!
Когда креста нести нет мочи...
Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал Господь.
Но если вслед за огорченьем
Нам улыбнется счастье вновь,
Благодарим ли с умиленьем,
От всей души, всем помышленьем
Мы Божью милость и любовь?
Пасха в Петербурге
Игорь Северянин
Гиацинтами пахло в столовой,
Ветчиной, куличом и мадерой,
Пахло вешнею Пасхой Христовой,
Православною русскою верой.
Пахло солнцем, оконною краской
И лимоном от женского тела,
Вдохновенно-веселою Пасхой,
Что вокруг колокольно гудела.
И у памятника Николая
Перед самой Большою Морскою,
Где была из торцов мостовая,
Просмоленною пахло доскою.
Из-за вымытых к празднику стекол,
Из-за рам без песка и без ваты
Город топал, трезвонил и цокал,
Целовался, восторгом объятый.
Было сладко для чрева и духа
Юность мчалась, цветы приколовши.
А у старцев, хотя было сухо,
Шубы, вата в ушах и галоши...
Поэтичность религии, где ты?
Где поэзии религиозность?
Все «бездельные» песни пропеты,
«Деловая» отныне серьезность...
Пусть нелепо, смешно, глуповато
Было в годы мои молодые,
Но зато было сердце объято
Тем, что свойственно только России!
Христос воскрес! Опять с зарею...
Иван Бунин
Христос воскрес! Опять с зарею
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажегся над землею
Для новой жизни новый день.
Еще чернеют чащи бора;
Еще в тени его сырюй,
Как зеркала, стоят озера
И дыщат свежестью ночной;
Еще в синеющих долинах
Плывут туманы... Но смотри:
Уже горят на горных льдинах
Лучи огнистые зари!
Они в выси пока сияют,
Недостижимой, как мечта,
Где голоса земли смолкают
И непорочна красота.
Но, с каждым часом приближаясь
Из-за алеющих вершин,
Они заблщут, разгораясь,
И в тьму лесов и в глубь долин;
Они взойдут в красе желанной
И возвестят с высот небес,
Что день настал обетованный,
Что Бог воистину воскрес!
Христос воскрес!
Христос воскрес! Он, Царь миров,
Царей могучих Повелитель,
Он - весь смиренье, весь - любовь,
За грешный мир святую кровь
Пролил как ангел-искупитель!
Христос воскрес! Он людям дал
Завет святого всепрощенья,
Он падшим милость даровал
И за святые убежденья
Велел страдать, как сам страдал!
Христос воскрес! Он возвестил,
Что на земле все люди - братья,
Он мир любовью обновил,
Он на кресте врагов простил
И нам открыл свои объятья!
Христос воскрес! Христос воскрес!
Пусть эти радостные звуки,
Как пенье ангелов с небес,
Рассеют злобу, скорби, муки!
Соединим все братски руки,
Обнимем всех! Христос воскрес!
Земля и солнце...
Чарская Л
Земля и солнце,
Поля и лес -
Все славят Бога:
Христос воскрес!
В улыбке синих
Живых небес
Все та же радость:
Христос воскрес!
Вражда исчезла,
И страх исчез.
Нет больше злобы -
Христос воскрес!
Как дивны звуки
Святых словес,
В которых слышно:
Христос воскрес!
Земля и солнце,
Поля и лес -
Все славят Бога:
Христос воскрес!
Воскресние Христово
Елена Горчакова
В день Пасхи, радостно играя,
Высоко жаворонок взлетел
И, в небе синем исчезая,
Песнь воскресения запел.
И песнь ту громко повторяли
И степь, и холм, и темный лес.
«Проснись, земля, - они вещали, -
проснись: твой Царь, твой Бог воскрес.
Проснитесь, горы, долы, реки.
Хвалите Господа с небес.
Побеждена им смерть вовеки.
Проснись и ты, зеленый лес.
Подснежник, ландыш серебристый,
Фиалка - зацветите вновь,
И воссылайте гимн душистый
Тому, Чья заповедь - любовь».
День православного Востока...
Фёдор Тютчев
День православного Востока
Святись, святись, великий день,
Разлей свой благовест широко
И всю Россию им одень!
Но и святой Руси пределом
Его призыва не стесняй:
Пусть слышен будет в мире целом,
Пускай он льется через край,
Своею дальнею волною
И ту долину захватя,
Где бьется с немощию злою
Мое родимое дитя, -
Тот светлый край, куда в изгнанье
Она судьбой увлечена.
Где неба южного дыханье
Как врачество лишь пьет она...
О, дай болящей исцеленье,
Отрадой в душу ей повей.
Чтобы в Христово воскресенье
Всецело жизнь воскресла в ней...
Христос везде
Фёдор Глинка
Христос везде: в лучах денницы
Он входит, Тихим и Святым,
В приют сирот, во двор вдовицы
И золотит затвор темницы
Небесным золотом Своим...
Христос везде: когда злодеи
Хватают путника врасплох,
И нож дрожит над жилой шеи,
Не боги древней эмпиреи -
Спешит Христос на тайный вздох.
И явно дрогнул замыслитель,
Но от чего? - не знает сам;
И, бросив нож, бежит губитель
И чует, что незримый Мститель
Его стегает по пятам...
Христос везде: когда бойницы,
В дни битв, срывал отважный росс
И жгли у храброго ресницы
Из жерл летавшие зарницы,
Кто вел отважного? - Христос...
Христос везде: кипит зараза,
И ходит по людям беда,
И жатвы губит жало мраза...
Но для своих, ясней алмаза.
Христова теплится звезда!
Христос везде: в шуму волненья,
В палатах, в бедном шалаше,
В тоске неясного томленья,
И в светлый миг, и в миг затменья,
Он знает, что сказать душе!..
Христос везде. Ползет коварный
Змеею под стопы твои,
И роет ров неблагодарный...
Но вдруг заблещет Светозарный
И стопчет голову змеи...
Прочтем ли древних лет страницы,
Они гласят: «Христос везде!»
Смягчая жесткость власяницы,
Судьбой владея багряницы,
И страсти держит Он в узде...
Христом живем, Христос нас носит:
Пловцы, наш Океан - Христос;
Птенцы, Он пишу нам приносит.
Чего ж от нас, в замену, просит?
Любви, молитвы, двух-трех слез!
Пасхальный слышишь звон колоколов
Пасхальный слышишь звон колоколов?
Христово воскресение настало!
День Пасхи дарит радость и любовь,
Чтоб лучше и светлее в мире стало.
Желаю, чтобы этою весной
Господь тебя порадовал дарами,
Чтоб воцарило счастье и покой,
А ты ответил добрыми делами.
Христос Воскрес! Опять святая
Христос Воскрес! Опять святая
Настала Пасха. И златая
Глава столицы засияла,
И на душе милее стало:
Сегодня ярче светит солнце,
Сильнее ветер бьет в оконце,
И крик несётся до небес:
Христос воистину Воскрес!
Пасха - это лучший праздник
Пасха - это лучший праздник!
И не нужен нам бумажник.
Счастье видится в глазах.
Праздник снова в небесах.
Песни, что поём мы звонко.
Свет земной и смех ребенка.
На душе сейчас весна
Вторят радость голоса.
И от края и до края
Счастье, о котором знаем.
Пасха! Пасха! Гость небес!
Все кричат: Христос воскрес!
Паду перед Иисусом на колени
Паду перед Иисусом на колени
И стану Его раны целовать
За драгоценный Дар Его спасенья,
За радость, за любовь, за благодать.
За то, что за меня Голгофу принял,
Своею смертью смерть мою попрал
И душу мою из геены вынул,
И счастье Вечной Жизни даровал!
Такой неимоверною ценою
Из рабства смерти искупил меня,
В проломе заслонил меня Собою
Для Царствия Небесного храня!
Хвала Тебе и Слава мой Спаситель
За то, что Ты и умер и воскрес,
За то, что Ты сейчас мой Покровитель
Пусть Слава Тебе льётся до Небес!
Цветут сады, природа вся ликует,
Земля Спасителю всю Славу воздаёт!
Спасённые, пусть каждый торжествует
И сердце каждое Хвалу Христу поёт!!!
Бондаренко Любовь
Стихотворения к Пасхе принимаются от любых авторов!
Будьте в курсе предстоящих событий и новостей!
Присоединяйтесь к группе - Добринский храм
Из книги Б.Янгфельдта "Язык есть Бог"
Пламенный антиязычник
Иосиф Бродский был еврей — настолько, насколько можно им быть: «Я абсолютно, стопроцентный еврей, то есть, на мой взгляд, быть больше евреем, чем я, нельзя. И мать, и отец, и так далее, и так далее».
Семья была ассимилированной и нерелигиозной, но Бродский рано осознал, что он не русский. При послевоенных, подогреваемых государством антисемитских настроениях евреям трудно было забыть, кто они. «В школе быть „евреем“ означало постоянную готовность защищаться», и Бродскому приходилось «лезть с кулаками». Таким образом, человек был евреем, хотел он этого или нет, что, в свою очередь, привело к идентификации с еврейством.
Одним из первых, с кем Бродский познакомился в Лондоне летом 1972 года, был философ Исайя Берлин — с ним они сразу и навсегда подружились. Берлин, родившийся в 1909 году в Риге, которая входила в состав Российской империи, тоже был евреем. «Когда мы с ним разговаривали, один русский еврей разговаривал с другим» — и это было естественно, считал Берлин, по мнению которого, эта специфически еврейская сообщность была обусловлена исторически как результат нужды «держаться друг за друга»: «Между нами не было никаких помех — я не был англичанином, он не был специфически русским. Было очень ясно — мы одной породы». Между тем Бродский отказывался рассматривать собственные конфликты с властями и свете своего еврейства. «Мои проблемы — от занимаемой мной позиции, не от того, что я еврей», — объяснил он в 1970 году, живя еще в Советском Союзе.
Заявление Бродского, что он «никогда не был более счастлив, чем во время шестидневной войны», звучало не столько декларацией о поддержке еврейского государства, сколько выражением удовлетворения тем, что арабские государства и их покровитель СССР получили по заслугам. Сионистом он не был, и тот факт, что он ни разу не посетил Израиль, несмотря на многочисленные приглашения, вызвал большое раздражение в некоторых еврейских кругах. Но он не давал себя использовать в политических целях, не желал быть зачисленным в определенную категорию. Он не был «еврей Бродский», а стремился определить себя «более точно, чем в терминах расы, веры или национальности»: «Сначала следует попытаться понять, трус ли ты или человек честный или нечестный. Твоя личность не должна зависеть от внешних критериев». Другими словами, он был, по собственному признанию, «плохой еврей», и добавлял: «И я надеюсь, что и плохой русский. Вряд ли я хороший американец. Самое большее, что я могу о себе сказать, это то, что я — я, что я писатель».
Провоцируя тех, кто требовал от него подтверждения собственного еврейства, Бродский говорил, что он чуть ли не больше еврей, чем те, кто, живя в Израиле, блюдут все религиозные ритуалы. На самом деле он предпочитал Бога Ветхого Завета Богу Нового Завета: «идея грандиознее, идея верховного существа, которое не оперирует на основании этических, т. е. человеческих категорий, а исходя из своей собственной воли, которая — произвол, т. е. God is arbitrary ». Однако эта его «еврейскость» была выражением не религиозности, а «чувства высшей справедливости», в которой, в свою очередь, сквозит пристрастие «не столько, может быть, к этосу, сколько к его духовному субпродукту», к деятельности писателя. «… Природа этого ремесла в каком-то смысле делает тебя евреем, еврейство становится следствием». Этим Бродский хотел сказать, что писатели, особенно поэты, всегда «находятся в позиции изоляции в своем обществе» — эхо цветаевского «в сем христианнейшем из миров поэты — жиды».
Бродский ставил Ветхий Завет выше Нового, потому что «метафизический горизонт, или метафизическая интенсивность», в нем куда грандиозней. Но сам он принадлежит, подчеркивал он, традиции, где разница между христианством и иудаизмом не столь велика, как на Западе, и где Новый Завет рассматривается скорее как боковой побег от Ветхого. В Новом Завете ему не нравилось, прежде всего, то, что он называл «торгашеской психологией»: «сделай это — получишь то, да?» Тем не менее его привлекали «некоторые вещи в христианстве». Одна из них — почерпнутое у Ахматовой умение прощать.
Как бы ни воспринимал себя Бродский — как еврея или христианина, — это следует понимать не в догматическом, а в переносном, метафорическом смысле. Был ли он вообще религиозен? На такой вопрос он отвечал неохотно, считая это делом слишком личного характера. Но когда все-таки приходилось определять свою позицию, он всегда высказывался скорее в терминах агностицизма. «Я не то чтобы религиозен, вовсе нет. К счастью это или к несчастью, я не знаю», — объяснил он однажды, а в другой раз ответил на вопрос о своей религиозности еще более неопределенно: «Я не знаю. Иногда — да, иногда — нет». Когда я ему напомнил о том, что на фотографии 1972 года он носит нательный крестик, он сказал:
В те времена я относился к этому несколько более, как вам сказать, систематически. Но это прошло. Это опять-таки связано с Пастернаком, если хотите. После его «Стихов из романа» масса русской интеллигенции, особенно еврейские мальчики, очень воодушевились новозаветными идеями. Отчасти это была форма сопротивления системе, с другой стороны, за этим стоит совершенно феноменальное культурное наследие, с третьей стороны, — чисто религиозный аспект, с которым у меня отношения всегда были в достаточной степени неблагополучными.
Для Бродского, как и для многих других молодых советских людей, христианство предлагало более питательную диету, нежели скудная атеистическая пища, которой кормили в Советском Союзе. «Обычно тот, кто плюет на Бога, / плюет сначала на человека», — писал он в «Речи о пролитом молоке» (1967). «Я христианин, потому что я не варвар» — таков был аргумент, который он часто приводил. Таким образом, он был христианином, потому что отказывался быть безбожником, что предписывалось советскому гражданину. «В одном Бродский остается последовательно нетерпим, почти фанатичен, — констатирует его друг Игорь Ефимов. — Он — пламенный антиязычник». Когда в 1992 году вышел в свет его сборник рождественских стихотворений, Александру Сумеркину он был подарен автором с надписью: «Александру… от христианина-заочника». В надписи на моем экземпляре было еще больше самоиронии: «Христианину от язычника». Я был «христианином», потому что принадлежу христианской цивилизации, отраженной в западной культуре — культуре, по отношению к которой Бродский как бывший гражданин страны, этой цивилизации в течение многих лет лишенной, был «язычником».
Не быть «христианином», по Бродскому, — то же самое, что быть варваром. В рецензии на сборник «Часть речи» Чеслав Милош истолковал мысли Бродского таким образом, что поэт «должен бояться Бога, любить свою страну и свой родной язык, доверяться своей совести, избегать союзов со злом и быть верным традиции. Это — элементарные правила, которые поэт не имеет права забывать или высмеивать, ибо впитывание их есть часть его инициации или, скорее, посвящение в святое ремесло». Милош все правильно понимал. «В общем, мне кажется, моя работа по большому счету есть работа во славу Бога, — объяснил Бродский. — Я не уверен, что Он обращает на нее внимание… что я Ему любопытен… но моя работа по крайней мере не направлена против Него». Бродский был убежден, что литературное творчество «куда больше значит, чем стандартная набожность», так как «мешает вам удержаться в доктрине, в той или иной религиозной системе». Как пример он приводил «Божественную комедию» Данте, которая «куда интереснее, чем то же самое у отцов церкви»: «…Когда вы пишете стихотворение, вы очень часто чувствуете, что вы можете выйти за пределы религиозной доктрины: метафизический радиус расширяется или удлиняется». Когда американский поэт Энтони Хект спросил Бродского: «Не кажется ли вам, Иосиф, что наш труд — это в конечном итоге элементарное желание толковать Библию?» — тот согласился сразу.
Возможность переложения Библии в поэзию обсуждалась Бродским и Ахматовой.
Мы в тот период как раз обсуждали идею переложения Псалмов и вообще всей Библии на стихи. Возникла такая мысль, что хорошо бы все эти библейские истории переложить доступным широкому читателю стихом. И мы обсуждали — стоит это делать или же не стоит. И если стоит, то как именно это делать. И кто бы мог это сделать лучше всех, чтобы получилось не хуже, чем у Пастернака…
Ахматова еще в двадцатые годы написала три коротеньких стихотворения на темы из Ветхого Завета («Рахиль», «Лотова жена» и «Мелхола»), а Бродский начал свою работу весной 1963 года, когда впервые читал Ветхий Завет. Через несколько дней он начал писать поэму «Исаак и Авраам», не совсем понимая, «о чем» он пытался сказать.
Импульсом послужила в первую очередь Книга Бытия, но и висящая в Эрмитаже картина Рембрандта «Жертвоприношение Авраама». Другим источником вдохновения стали прочитанные в то время книги: «Страх и трепет» Кьеркегора с ее рассуждениями на тему самоотречения Авраама, и «Киркегард и экзистенциальная философия» Шестова. Поэма «Исаак и Авраам» является на самом деле поэтическим развертыванием концепции Кьеркегора с ее тремя стадиями (эстетической, этической и религиозной) и толкованием отчаяния как основы человеческого существования. Но поэма не «религиозная» в том смысле, что автор отождествляет себя с ветхозаветной (еврейской) тематикой; по словам Лосева, она стала «инструментом формирования собственной экзистенциальной философии, самоидентификации» для человека, «обреченного на непрестанные и мучительные духовные поиски».
Через десять лет после «Исаака и Авраама» Бродский написал «Сретенье» (1972) — несомненно, наиболее совершенное из всего, написанного им на библейские темы. И в этот раз одним из источников вдохновения послужила картина Рембрандта «Симеон во Храме», которую Бродский знал по репродукциям. Праведный Симеон узнал от Святого Духа, что не умрет, пока не увидит обещанного Мессию. Суть истории, изложенной в Евангелии от Луки, состоит в том, что Младенца приносят во Храм на сороковой день после рождения и Симеон, которого туда повел Святой Дух, берет Младенца на руки и говорит: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицом всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля».
Описанное в Евангелии — и в стихотворении — это переход от Ветхого Завета в Новый, пограничная зона между иудаизмом и христианством. Стихотворение было задумано, рассказывал мне Бродский, частично как попытка дополнить живаговский цикл Пастернака, в котором этого праздника нет; но оно обладало и автобиографическим подтекстом, так как его сын родился на Сретенье. Еще важнее, однако, тот факт, что на этот день, 15 февраля по православному календарю, приходились именины Анны Ахматовой (День Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы). Стихотворение посвящено Ахматовой, и неслучайно: оно — реплика в постоянно длящемся между ними диалоге, который теперь, после ее смерти, Бродский вел с той частью его самого, которую занимала она.
Несмотря на неопределенность Бродского в вопросах веры, «Сретенье» пронизано сильным метафизическим чувством, определенным Элиотом как «сплав мысли и поэзии при очень высокой температуре». Нет «христианского искусства, так же как и не может быть христианской науки или христианской кухни», писал Оден. «Есть только христианский дух, в котором художник, ученый работает или не работает. Изображение Распятия не обязательно более христианское по духу, нежели натюрморт, и вполне может быть им в меньшей степени». Именно это имел в виду Бродский, утверждая, что его работа есть «работа во славу Бога». Если стихотворение вызывает религиозные чувства, это результат не тематики или веры поэта, а его умения «писать хорошо».
В возрасте двадцати пяти лет Бродский решил каждый год сочинять рождественское стихотворение. «Это, в общем, мое отношение к христианству», — объяснил он мне со смехом. Частично это был вопрос дисциплины, но в то же время как бы и зарубки для памяти — «как человек каждый год фотографируется, чтобы знать, как он выглядит»: «По этому можно, как мне казалось, более или менее проследить стилистическое развитие — развитие души в некотором роде, т. е. эти стихотворения как фотографии души». В общей сложности им было написано почти двадцать стихотворений, в последнее десятилетие (1985-1995) — по одному в год.
В русской поэтической традиции больше писали о Пасхе, но Бродского занимало именно Рождество Христово, событие, которое, помимо всего прочего, означало радикальное изменение в летосчислении. С рождением Богочеловека время стали структурировать в «до» и «после». Именно это интересовало Бродского, а вовсе не доктринарные аспекты — появление Христа как подтверждение прихода Мессии и т. д. «Что включается в это „до“? — спрашивал он и сам отвечал: — Не только, скажем, цезарь Август или его предшественники, но обнимается как бы все время, что включает в себя геологические периоды и уходит тем концом практически в астрономию». Уникальность Иисуса в том, что с его рождения хронология стала связываться с жизнью определенного индивидуума; в этом смысле он был первым человеком.
От взглядов Бродского на религию не следует ждать твердой последовательности или системы. Он брал немножко здесь, немножко там — для своих целей. И эти цели были не религиозные, а художественные. Говоря, что работа писателя близко связана с «чувством высшей справедливости» и что природа самого ремесла «делает тебя евреем», он имел в виду не только поэта как стоящее вне общества существо, но и присущие еврейскому (ветхозаветному) мышлению безапелляционность, абсолютность. Но, как часто бывает у Бродского, эпитеты эти — прежде всего метафоры, приближения. Говоря о нравственной норме, он ссылается на кальвинизм так же часто, как на иудаизм. «Думаю, что по складу своего характера я — кальвинист. В том смысле, что ты сам себе судья и сам судишь себя суровее, чем Всемогущий», — объяснил он. «Ты сам себе последний, часто довольно страшный суд».
«Кальвинизм» Бродского не был точной интерпретацией религиозных догм деятеля реформации Жана Кальвина. Его привлекала идея полной ответственности человека за собственную судьбу перед строгим и отсутствующим Богом — Deus absconditus . В поддержку своего толкования он ссылался на ту же Цветаеву, у которой взял мысль о поэте как вечном отщепенце-еврее. Речь идет о беспощадности подхода (к самому себе, к действительности) и о честности изложения. Католическая практика прощения и отпущения грехов отвергалась Бродским, так же как ее мирской вариант — психоанализ. Поэтому он хорошо относился и к другому аскетическому вероисповеданию, протестантизму, которое в его системе ценностей было почти синонимом кальвинизма. «Ибо быть писателем неизбежно означает быть протестантом или, по крайней мере, пользоваться протестантской концепцией человека», — пишет он в эссе о Достоевском «Власть стихий» («The Power of the Elements», 1980) и продолжает:
И в русском православии и в римском католичестве человека судит Всевышний или Его Церковь. В протестантстве человек сам творит над собой подобие Страшного Суда, и в ходе этого суда он к себе куда более беспощаден, чем Господь или даже церковь, — уже хотя бы потому, что (по его собственному убеждению) он знает себя лучше, чем Бог и церковь. И еще потому, что он не хочет, точнее — не может простить. Поскольку, однако, ни один автор не пишет исключительно в расчете на свой приход, литературные герои и их поступки заслуживают суда беспристрастного и справедливого. Чем тщательнее расследование, тем убедительнее произведение, — а ведь писатель, прежде всего, стремится именно к правдоподобию.
К тому моменту, когда Бродский стал впервые читать Библию (как мы видели, достаточно поздно, в возрасте двадцати трех лет), он уже прочитал и «Бхагавад-гиту» и «Махабхарату». «И метафизические горизонты индуизма на меня произвели куда большее впечатление, и со мной навсегда остались… — рассказывал он мне, — то, что дает человеку индуизм, — это действительно метафизический эквивалент каких-то Гималаев, то есть все время за тем, что ты видишь, возникает более высокая, более грандиозная горная цепь. Иудаизм можно скорее сравнить с потоком в узком русле, но колоссальной интенсивности».
Признав, что «духовный потенциал человека… более реализован в „Бхагавад-гите“, чем, скажем, в Новом Завете», он в то же время понял, что должен сделать выбор, и с учетом своих биографических данных выбор был сделан «в пользу иудаизма или скорее даже христианства»: «Это мой мир».
Если Бродского привлекали метафизические панорамы индуизма, то никаких подобных горных хребтов он не разглядел в исламе, чей нивелирующий коллективизм он находил отвратительным. Его взгляды на эту религию объясняются той исторической перспективой, в которой он ее рассматривал. Россия — страна евразийская, чья история пронизана конфликтом между Востоком и Западом: татарское иго в XIII—XV веках, войны с турками в XVIII—XIX веках и т. д. Геополитическим выражением этого противоречия является наличие в России двух столиц: обращенной к Востоку Москвы и обращенного к Европе Санкт-Петербурга. В русской традиции идей Северная столица ассоциируется с Элладой и Римом, тогда как Москва видится сквозь призму византийской или даже азиатской традиции. Так ее видел, например, Мандельштам, называвший Москву «буддийской», то есть, в его тогдашнем понимании, неподвижной, застывшей, обращенной внутрь себя.
Россия, правда, страна христианская, но ее православие корнями уходит в Византию. Азия, Византия являются частью российского самопонимания. «Однако Христианство, принятое Русью, уже не имело ничего общего с Римом, — пишет Бродский в „Путешествии в Стамбул“. — Пришедшее на Русь Христианство бросило позади не только тоги и статуи, но и выработанный при Юстиниане Свод Гражданских Законов. Видимо, чтоб облегчить себе путешествие».
Исходя из наших частных бесед, могу засвидетельствовать весьма отрицательное отношение Бродского к Православной Церкви — именно из-за ее антииндивидуализма. То же самое касается ислама, религии, которую он наотрез отвергал. Как пишет Лосев, «Азия, ислам, татарщина у Бродского выступают как метафоры коллективизма не только в обществе, но и в индивидуальном сознании». В выборе между индивидуализмом и коллективизмом, правосудием и юридическим произволом, терпимостью и нетерпимостью, порядком и хаосом, движением и застоем Бродский никогда не колебался. «Не хочется обобщать, — пишет он, — но Восток есть прежде всего традиция подчинения, иерархии, выгоды, торговли, приспособления — т. е. традиция, в значительной степени чуждая принципам нравственного абсолюта, чью роль — я имею в виду интенсивность ощущения — выполняет здесь идея рода, семьи».
По поводу смертного приговора, вынесенного аятоллой Хомейни Салману Рушди за «кощунственный и богохульный» роман «Сатанинские стихи», Бродский выступил в «The Times Literary Supplement» с предупреждением о грозной опасности, которая коренится в демографической экспансии; этот смертный приговор — крик будущего, и будущее всегда пытается узурпировать настоящее: «Каждая пуля летит из будущего». На колоссальное увеличение населения в мусульманских странах цивилизациям, основанным на «Упанишадах», Конфуции и Ветхом и Новом Заветах, нужно смотреть в оба. Международная уступчивость, оправдывающая себя реально-политическими соображениями, ставит знак равенства между нетерпимостью и терпимостью — «но последняя является не коллегой первой, а ее мастером: освободившись сама от этой юношеской аррогантности, терпимость не должна позволить нетерпимости перекрикнуть других в классе. Надо дать будущему понять, что прошлое — тоже заряженное».
Бродский вполне серьезно утверждал, что перед угрозой ислама западная цивилизация должна вооружиться — если не пулями, то по крайней мере аргументами. В интервью 1989 года — после объявления фатвы против Рушди — он выразил свои опасения по поводу шансов «неопределенно христианского мира» защитить и отстоять себя в предстоящей борьбе с мусульманским миром, к которой неминуемо приведут демографические изменения:
Будущее, каким его можно предвидеть, каким могу предвидеть его я… это будущее, раздираемое конфликтом духа терпимости с духом нетерпимости, и сейчас предпринимаются всяческие попытки разрешить этот конфликт. Прагматики пытаются утверждать, будто есть какая-то эквивалентность между этими двумя принципами. Я в это ни секунды не верю. Я считаю, что мусульманский взгляд на миропорядок должен быть подавлен и уничтожен.
Бродский не был и не хотел быть «политкорректным». Не подлежит сомнению, что ислам с его антиинтеллектуалистским и антииндивидуалистским пафосом воплощал в его глазах все то, что было ему глубоко ненавистно.
Птичка
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Я стал доступен утешенью;
За что на Бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!
А. С. Пушкин
Весной 1823 года истекал третий год его южной ссылки. Жизнь в захудалом Кишиневе для Пушкина невыносима. Он все более и более хандрит, просит друзей побеспокоиться о нем, уговорить царя смягчить его ссылку, отпустить его хотя бы на пару месяцев в Петербург. Но царь все прошения отклоняет. Непосредственный начальник Александра Сергеевича генерал Инзов, человек добрый, отпускает поэта на побывку в Одессу, которая в сравнении с Кишиневом кажется Европой. Произошло это, вероятно, в мае 1823 года на Пасху, которая в том году праздновалась 8 мая.
13 мая, посылая «Птичку» Н. И. Гнедичу, Пушкин пишет: «Знаете ли вы трогательный обычай русского мужика в светлое Воскресенье выпускать на волю птичку? вот вам стихи на это». Конечно, в стихотворении он намекал на свою судьбу, надеялся, что царь подарит ему свободу. Издатель, печатая «Птичку», сделал примечание: «Сие относится к тем благодетелям человечества, которые употребляют свои достатки на выкуп из тюрьмы невинных, должников и проч.».
Интересно, что на эту Пасху 1823 года некий помещик, граф Морков, дал вольную своему крепостному художнику Василию Тропинину, ставшему блистательным портретистом. Через четыре года он напишет один из лучших портретов Пушкина. Ему же принадлежит и «Мальчик, выпускающий из клетки щегленка». Неофит.ру
На Воскресение Христа
Душа моя, ликуй и пой,
Наследница небес:
Христос воскрес,
Спаситель твой Воистину воскрес!
Так! Ад пред Сильным изнемог:
Из гробовых вериг,
Из ночи смерти Сына Бог
И с Ним тебя воздвиг.
Из света вечного
Господь Сошел в жилище тьмы,
Облекся в персть, оделся в плоть -
Да не погибнем мы!
Неизреченная любовь,
Всех таинств высота!
За нас Свою святую Кровь
Он пролил со креста.
Чистейшей Кровию Своей
Нас, падших, искупил
От мук и гроба, из сетей
И власти темных сил.
Христос воскрес, Спаситель мой
Воистину воскрес.
Ликуй душа; Он пред тобой
Раскрыл врата небес!
В. К. Кюхельбекер (1797-1846)
Воскресение Христово
Повсюду мрак, повсюду тишина,
Земля молчит, предчувствия полна;
Молчат и воины, стоящие у гроба,
Где Тот почил, Кто весь любовь,
Тот, Чью божественную Кровь
Безумная пролила злоба!
Повсюду мрак, повсюду тишина…
Но что? на мрак не первая ль волна
Живительных лучей златого моря света
Нахлынула? Редеет тень,
Бороться начал с ночью день,
И се уж твердь в багрец одета.
И вдруг взбежало солнце на обзор -
И вдруг содроглись дол и сердце гор,
И глас послышался, как глас трубы победной.
И ангел с радостных небес
Слетел и отвалил утес,
И страж объемлет ужас бледный.
Погнал от гроба их крылатый страх;
Они без чувства падают во прах.
А Он, поруганный, растерзанный, закланный,
Приявший срам и смерть за нас,
Он Бог наш, наш Господь и Спас,
Воздвигся, славой осиянный!
Наполни грудь мою» святый восторг!
Христос воскрес! Христос, мой вождь, расторг
Вериги вечной тьмы, подъемлясь из могилы.
Христос сразил и смерть, и ад,
Нам имя дал Господних чад,
Сорвал с нас узы темной силы.
И за меня (увы мне!), за мой грех,
Он был врагам неистовым в посмех,
И за меня приял бесчестие и муки.
За бремя и моей вины
Железом были пронзены
Христовы ребра, ноги, руки!
И для меня (о радость!) возбудил
И в жизнь Его извел Владыка сил.
О радость! Кровию и я омыт Христовой.
Я, узник тлена и грехов,
Изыду я из их оков,
И я воскресну к жизни новой!
Склонитеся, колена! слез ручей
Теки, пролейся из,моих очей!
Ты, сердце, полно будь немого умиленья!
Душа, трепеща, воззови
К Непостижимому в любви,
К Нему воздвигни глас хваленья!
Вся жизнь моя да будет песнь Ему!
Клянусь, Вождю, Владыке моему
Отныне посвящу я каждое дыханье!
Его я и в врагах моих
Люблю отныне: и за них
Господь же мой вкусил страданье.
***
День православного Востока,
Святись, святись, великий день,
Разлей свой благовест широко
И всю Россию им одень!
Но и святой Руси пределом
Его призыва не стесняй:
Пусть слышен будет в мире целом,
Пускай он льется через край,
Своею дальнею волною
И ту долину захватя,
Где бьется с немощию злою
Мое родимое дитя,* –
Тот светлый край, куда в изгнанье
Она судьбой увлечена,
Где неба южного дыханье
Как врачебство лишь пьет она.
О, дай болящей исцеленья,
Отрадой в душу ей повей,
Чтобы в Христово Воскресенье
Всецело жизнь воскресла в ней.
* Это стихотворение написано Ф. Тютчевым 16 апреля 1872 г., в день Святой Пасхи, и послано дочери поэта М. Ф. Тютчевой, умиравшей в то время в городе Рейхенгалле (Бавария).
Христос воскрес!
Повсюду благовест гудит,
Из всех церквей народ валит.
Заря глядит уже с небес…
С полей уж снят покров снегов,
И реки рвутся из оков,
И зеленеет ближний лес…
Христос воскрес! Христос воскрес!
Вот просыпается земля,
И одеваются поля,
Весна идет, полна чудес!
Христос воскрес! Христос воскрес!
Аполлон Майков
1883
Христос воскрес!
Христос воскрес! Он, Царь миров,
Царей могучих Повелитель,
Он - весь смиренье, весь - любовь,
За грешный мир святую кровь
Пролил как ангел - искупитель!
Христос воскрес! Он людям дал
Завет святого всепрощенья,
Он падшим милость даровал
И за святые убежденья
Велел страдать, как сам страдал!
Христос воскрес! Он возвестил,
Что на земле все люди - братья,
Он мир любовью обновил,
Он на кресте врагов простил,
И нам открыл свои объятья!
Христос воскрес! Христос воскрес!
Пусть эти радостные звуки,
Как пенье ангелов с небес,
Рассеют злобу, скорби, муки!
Соединим все братски руки,
Обнимем всех! Христос воскрес!
У Бога мертвых нет
Сменяйтесь времена, катитесь в вечность годы,
Но некогда весна бессменная придет.
Жив Бог! Жива душа! И царь земной природы,
Воскреснет человек: у Бога мертвых нет!
Н. И. Гнедич
***
Как солнце блещет ярко,
Как неба глубь светла,
Как весело и громко
Гудят колокола.
Немолчно в Божьих храмах
Поют «Христос Воскресе!»
И звуки дивной песни
Доходят до небес.
Он шел безропотно тернистою дорогой…
Он шел безропотно тернистою дорогой,
Он встретил радостно и гибель и позор;
Уста, вещавшие ученье правды строгой,
Не изрекли толпе глумящейся укор.
Он шел безропотно и, на кресте распятый,
Народам завещал и братство и любовь;
За этот грешный мир, порока тьмой объятый,
За ближнего лилась Его святая кровь.
О дети слабые скептического века!
Иль вам не говорит могучий образ тот
О назначении великом человека
И волю спящую на подвиг не зовет?
О нет! Не верю я. Не вовсе заглушили
В нас голос истины корысть и суета;
Еще настанет день… Вдохнет и жизнь и силу
В наш обветшалый мир учение Христа!
1858
Алексей Николаевич Плещеев (1825-1893)
Христос воскрес!
Христос воскрес! Опять с зарею
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажегся над землею
Для новой жизни новый день.
Еще чернеют чащи бора;
Еще в тени его сырой,
Как зеркала, стоят озера
И дышат свежестью ночной;
Еще в синеющих долинах
Плывут туманы… Но смотри:
Уже горят на горных льдинах
Лучи огнистые зари!
Они в выси пока сияют.
Недостижимой, как мечта,
Где голоса земли смолкают
И непорочна красота.
Но, с каждым часом приближаясь
Из-за алеющих вершин,
Они заблещут, разгораясь,
И в тьму лесов, и в глубь долин;
Они взойдут в красе желанной
И возвестят с высот небес,
Что день настал обетованный,
Что Бог воистину воскрес!
И. А. Бунин
1896
Жених в полуночи грядет.
Но где же раб Его блаженный,
Кого Он бдящего найдет?
И кто с лампадою возжженной
На брачный пир войдет за Ним
В ком света тьма не поглотила?
О, да исправится, как дым
Благоуханного кадила,
Моя молитва пред Тобой!
Я с безутешною тоской
В слезах взираю издалека
И своего не смею ока
Воздеть к чертогу Твоему.
Где одеяние возьму?
О Боже, просвети одежду
Души истерзанной моей,
Дай на спасенье мне надежду,
Во дни святых Твоих Страстей.
Услышь, Господь, мои моленья
И Тайной вечери Твоей,
И всечестнаго омовенья
Прими причастника меня.
Врагам не выдам тайны я,
Воспомянуть не дам Иуду
Тебе в лобзании моем, –
Но за разбойником я буду
Перед Святым Твоим крестом
Взывать коленопреклоненный;
О помяни, Творец вселенной,
Меня во Царствии Твоем!
Хвала Воскресшему
Хвалите Господа с небес
И пойте непрестанно:
Исполнен мир Его чудес
И славой несказанной.
Хвалите сонм бесплотных сил
И ангельские лики:
Из мрака скорбного могил
Свет воссиял великий.
Хвалите Господа с небес,
Холмы, утесы, горы!
Осанна! Смерти страх исчез,
Светлеют наши взоры.
Хвалите Бога, моря даль
И океан безбрежный!
Да смолкнут вякая печаль
И ропот безнадежный!
Хвалите Господа с небес
И славьте, человеки!
И смерть попрал навеки!
***
Тебе, Воскресшему, благодаренье!
Минула ночь, и новая заря
Да знаменует миру обновленье,
В сердцах людей любовию горя.
Хвалите Господа с Небес
И пойте непрестанно:
Исполнен мир Его чудес
И славы несказанной.
Хвалите сонм Бесплотных Сил
И Ангельские лики:
Из мрака скорбного могил
Свет воссиял великий.
Хвалите Господа с Небес,
Холмы, утесы, горы! Осанна!
Смерти страх исчез,
Светлеют наши взоры.
Хвалите Бога, моря даль
И океан безбрежный!
Да смолкнут всякая печаль
И ропот безнадежный!
Хвалите Господа с Небес
И славьте, человеки!
Воскрес Христос! Христос воскрес!
И смерть попрал навеки!
К. Р. (Великий князь Константин Романов)
(1858-1915)
Красота
Одна есть в мире красота -
Любви, печали, отреченья
И добровольного мученья
За нас распятого Христа.
Благовест
Я ждал его с понятным нетерпеньем,
Восторг святой в душе своей храня,
И сквозь гармонию молитвенного пенья
Он громом неба всколыхнул меня.
Издревле благовест над Русскою землею
Пророка голосом о небе нам вещал;
Так солнца луч весеннею порою
К расцвету путь природе освещал.
К тебе, о Боже, к Твоему престолу,
Где правда, Истина светлее наших слов,
Я путь держу по Твоему глаголу,
Что слышу я сквозь звон колоколов.
К. Д. Бальмонт
Воскрес!
День наступил, зажглась денница,
Лик мертвой степи заалел;
Заснул шакал, проснулась птица…
Пришли взглянуть - гроб опустел!..
И мироносицы бежали
Поведать чудо из чудес:
Что нет Его, чтобы искали!
Сказал: «Воскресну!» - и воскрес! Бегут… молчат… признать не смеют,
Что смерти нет, что будет час -
Их гробы тоже опустеют,
Пожаром неба осветясь!
Константин Случевский (1837-1904)
Пасхальные вести
Весть, что люди стали мучить Бога,
К нам на север принесли грачи…
Потемнели хвойные трущобы,
Тихие заплакали ключи…
На буграх каменья обнажили
Лысины, покрытые в мороз…
И на камни стали падать слезы
Злой зимой очищенных берез.
И другие вести, горше первой,
Принесли скворцы в лесную глушь:
На кресте распятый, всех прощая,
Умер Бог, Спаситель наших душ.
От таких вестей сгустились тучи,
Воздух бурным зашумел дождем…
Поднялись - морями стали реки
И в горах пронесся первый гром.
Третья весть была необычайна:
Бог воскрес, и смерть побеждена!
Эту весть победную примчала
Богом воскрешенная весна…
И кругом леса зазеленели,
И теплом дохнула грудь земли,
И внимая трелям соловьиным,
Ландыши и розы зацвели.
Яков Полонский
***
Христос воскрес! - всего два слова,
Но благодати сколько в них!
Мы неземным блаженством снова
Озарены в сердцах твоих.
Забыты скорби и страданья,
Забыты горе и нужда,
Умолкли стоны и роптанья,
Исчезли зависть и вражда…
***
Все лица радостью сияют,
Сердца свободны от страстей…
Так чудодейственно влияют
Слова святые на людей!..
Христос воскрес!..
О миг священный!..
О чудо, выше всех чудес,
Какие были во вселенной!..
Христос воскрес!
Христос воскрес!
Пасхальный звон
Была и осень ранняя светла;
Павел Потехин (1852-1910)
***
Христос Воскрес! Скворцы поют,
И, пробудясь, ликуют степи.
В снегах, журча, ручьи бегут
И с звонким смехом быстро рвут
Зимою скованные цепи.
Еще задумчив темный лес,
Не веря счастью пробужденья.
Проснись! Пой песню Воскресенья -
Христос Воскрес!
***
Христос Воскрес! В любви лучах
Исчезнет скорби мрачный холод,
Пусть радость царствует в сердцах
И тех, кто стар, и тех, кто молод!
Заветом благостных Небес
Звучит нам песня Воскресенья, -
Христос Воскрес!
Владимир Ладыженский (1859-1932)
Колокола
Гулко звуки колокольные
Улетают в твердь небес
За луга, за степи вольные,
За дремучий темный лес.
Миллиардом звуков радостных
Льет певучая волна…
Вся мгновений дивных, сладостных
Ночь пасхальная полна,
В них, в тех звуках - миг прощенья,
Злобе суетной - конец.
Беспредельного смиренья
И любви златой венец,
В них - молитвы бесконечныя,
Гимнов дивные слова.
В них печаль и слезы вечныя
Смытый кровью Божества.
В них земли восторг таинственный
И святой восторг небес,
В них Бессмертный и Единственный
Бог воистину воскрес!
***
Земля и солнце,
Поля и лес -
Все славят Бога:
Христос воскрес!
В улыбке синих
Живых небес
Все та же радость:
Христос воскрес!
Вражда исчезла,
И страх исчез.
Нет больше злобы -
Христос воскрес!
Как дивны звуки
Святых словес,
В которых слышно:
Христос воскрес!
Земля и солнце,
Поля и лес -
Все славят Бога:
Христос воскрес!
Лидия Чарская (1875-1937)
Утешенье
Тот, Кто с вечною любовью
Воздавал за зло добром,
Избиен, покрытый кровью,
Венчан терновым венцом,
Всех с Собой страданьем сближенных
В жизни долею обиженных,
Угнетенных и униженных
Осенил Своим крестом.
Вы, чьи лучшие стремленья
Даром гибнут под ярмом,
Верьте, други, в избавленье,
К Божью свету мы грядем.
Вы, кручиною согбенные,
Вы, цепями удрученные,
Вы, Христу, сопогребенные,
Совоскреснете с Христом.
А. К. Толстой
Святая весть
Светозарною весною -
Днем и в поздний час ночной -
Много песен раздается
Над родимой стороной.
Много слышно чудных звуков,
Много вещих голосов -
Над полями, над лугами,
В полутьме глухих лесов.
Много звуков, много песен, -
Но слышней всего с небес
Раздается весть святая,
Песня-весть - «Христос Воскрес!..»
Покидая свой приют,
Над воскресшею землею
Хоры ангелов поют;
Пенью ангельскому вторят
Вольных пташек голоса,
Вторят горы, вторят долы,
Вторят темные леса, -
Вторят реки, разрывая
Цепи льдистые свои,
Разливая на просторе
Белопенные струи…
Есть старинное преданье,
Что весеннею порой -
В час, когда мерцают звезды
Полуночною игрой, -
Даже самые могилы
На святой привет небес
Откликаются словами:
«Он воистину воскрес!..»
Пасхальный звон
О, этот звон, весенний красный звон!
Как много он тому напоминает,
Как много чувств забытых будит он
Для тех, чей жизни вечер наступает…
Он говорит: “Весна твоя цвела,
Был пышен май, и лето было знойно,
Была и осень ранняя светла;
Встречай зиму грядущую спокойно!
Льды холодны, безжизненны снега,
Но не страшись зимы оцепененья:
Смерть вводит жизнь в немые берега,
Но там - за ними - ждет нас Воскресенье.
За ними - твердь безоблачных небес,
Которым чужды наши все печали…
Воскрес Христос! Воистину воскрес
Он для того, чтоб все мы воскресали.
Смерть не страшна: за нею - вечный свет
Нас озарит под новым небосклоном.
Здесь - наш закат, а там?.. А там - рассвет
С немолкнущим воскресным перезвоном.
Жизнь коротка, жизнь - мимолетный сон,
Минует он - настанет пробужденье!..”
О, этот звон, пасхальный красный звон -
В святую ночь Христова Воскресенья!..
Ведь вместе с ним в наш мир весна идет,
Подснежником надежда расцветает,
Вновь сердце верит, что скорбей всех лед
В лучах любви Божественной растает.
Аполлон Коринфский (1868-1937)
Стихиры
***
Днесь содержит гроб
Содержащего дланию тварь.
Се тесный гроб Того вмещает,
Который держит дланью тварь!
Се хладный камень покрывает
Тебя, миров безсмертный Царь!
Уснула жизнь - и ад трепещет!
Адам свободен от оков,
Пожерта смерть - и враг скрежещет,
Христос разрушил злобный ков -
Смотренье совершил страданьем,
И двери неба отворил!
***
Приидите, видим Живот наш во гробе лежащ.
Воззрим на Жизнь, лежащу в гробе!
Она всех мертвых оживит -
Се Царь веков в земной утробе!
Он смертью нам живот дарит,
И ада, смерти нам не будет!
Пророча Он в Иуде спал -
Уснул, как лев, - и кто возбудит?
Востанет Сам! - Он пострадал,
Он умер волею. - Воскреснет,
И воскресит, прославит нас!
Михаил Михайлович Вышеславцев
(1757/58(?)-1830)
***
Под напев молитв пасхальных
И под звон колоколов
К нам летит весна из дальних,
Из полуденных краев.
В зеленеющем уборе
Млеют темные леса,
Небо блещет, точно море,
Море - точно небеса.
Сосны в бархате зеленом,
И душистая смола
По чешуйчатым колоннам
Янтарями потекла,
И в саду у нас сегодня
Я заметил, как тайком
Похристосовался ландыш
С белокрылым мотыльком.
Звонко капают капели
Возле нашего окна.
Птицы весело запели.
Пасха в гости к нам пришла.
Константин Фофанов (1862-1911)
Воскресение Христово
В день Пасхи, радостно играя,
Высоко жаворонок взлетел
И, в небе синем исчезая,
Песнь воскресения запел.
И песнь ту громко повторяли
И степь, и холм, и темный лес.
«Проснись, земля, - они вещали, -
проснись: твой Царь, твой Бог воскрес.
Проснитесь, горы, долы, реки.
Хвалите Господа с небес.
Побеждена им смерть вовеки.
Проснись и ты, зеленый лес.
Подснежник, ландыш серебристый,
Фиалка - зацветите вновь,
И воссылайте гимн душистый
Тому, Чья заповедь - любовь».
Кн. Елена Горчакова (1824-1897)
Воскрес!
Они же шедше утвердиша гроб, знаменавше камень с кустодиею.
(Мф. 27, 66)
…Пришли они, неся с собою ароматы,
В субботний день, едва забрезжился рассвет,
И видят, ужасом объяты: Того,
Кто распят был, - во гробе больше нет.
И Ангел им предстал в одежде белоснежной,
Что камень отвалил, спустившися с Небес.
Он им сказал: “Зачем с тоскою безнадежной
Вы ищете Его? Воскрес Христос! Воскрес!”
Да, Он воскрес - Страдалец терпеливый,
Он весь - добро и свет, прощенье и любовь.
Христос воскрес - и мертвые с Ним живы!
Христос воскрес - и мир с Ним воскресает вновь!
Из царства лжи и ненависти дикой,
Из омута страстей и из юдоли слез
Он путь нам указал - Учитель наш великий,
Пример страдания - Страдалец наш Христос.
Михаил Саймонов (1851-1888)
Перед образом Спасителя
Перед Тобою, мой Бог,
Я свечу погасил,
Премудрую книгу
Пред Тобою закрыл.
Твой небесный огонь
Негасимо горит;
Бесконечный Твой мир
Пред очами раскрыт;
Я с любовью к Тебе
Погружаюся в нем;
Со слезами стою
Перед светлым Лицом.
И напрасно весь мир
На Тебя восставал,
И напрасно на смерть
Он Тебя осуждал:
На кресте, под венцом,
И покоен, и тих,
До конца Ты молил
За злодеев Своих.
А. Кольцов
Мироносицы у гроба
Спит Сион и дремлет злоба,
Спит во гробе Царь царей,
За печатью камень гроба,
Всюду стража у дверей.
Ночь немая сад объемлет,
Стража грозная не спит:
Чуткий слух ее не дремлет,
Зорко вдаль она глядит.
Ночь прошла. На гроб Мессии,
С ароматами в руках,
Шли печальные Марии; -
Беспокойство в их чертах,
И тревога их печалит:
Кто могучею рукой
Тяжкий камень им отвалит
От пещеры гробовой.
И глядят, дивятся обе;
Камень сдвинут, гроб открыт;
И, как мертвая при гробе,
Стража грозная лежит.
А во гробе, полном света,
Кто-то чудный, неземной,
В ризы белые одетый,
Сел на камень гробовой,
Ярче молнии блистанья
Блеск небесного лица!
В страхе вестницы восстанья,
И трепещут их сердца!
«Что вы, робкие, в смятенье?»
Им сказал пришлец святой,
«С вестью мира и спасенья
Возвращайтеся домой.
Я ниспослан небесами,
Весть я чудную принес:
Нет Живого с мертвецами;
Гроб уж пуст; Христос воскрес!»
И спешат оттуда жены,
И с восторгом их уста
Проповедуют Сиону
Воскресение Христа.
М. Еленов
Христос Воскресе!
Христос Воскресе! Люди-братья!
Друг друга в теплые объятья
Спешите радостно принять!
Забудьте ссоры, оскорбленья,
Да светлый праздник Воскресенья
Ничто не будет омрачать.
Христос Воскресе! Ад трепещет,
И солнце вечной правды блещет
Над обновленною землей:
И вся вселенная согрета
Лучом Божественного света.
Вкушает радость и покой.
Христос Воскресе! День священный!..
Греми во всех концах вселенной
Творцу немолчная хвала!
Минули скорби и печали,
Греха оковы с них ниспали,
Душа отпрянула от зла.
Светлый праздник
Как душе моей легко!
Сердце полно умиленья!
Все заботы и сомненья
Отлетели далеко!
Мир мне душу наполняет,
Радость светится в очах,
И как будто в небесах
Ярче солнышко сияет!..
Люди - братья! Наступил
День великий, день спасенья!
Светлый праздник Воскресенья
Бога правды, Бога сил!..
Прочь от нас, вражда и злоба!
Все забудем! Все простим!
Примирением почтим
Днесь Восставшего из гроба!
Он не злобствовал, не мстил -
Но с отеческой любовью,
Всечестной Своею кровью
Недостойных нас омыл…
Он воскрес! Настанет время
Воскресенья и для нас…
Нам неведом этот час…
Что ж грехов не сбросим бремя?
Что ж не думаем о том,
С чем в минуту возрожденья
Из ничтожества и тленья
Мы предстанем пред Христом?..
Он воскрес! Обитель рая
Вновь открыта для людей…
Но одна дорога к ней:
Жизнь безгрешная, святая!
Василий Бажанов (1800-1883),
протопресвитер, духовник Их Имп.Величеств
Христос Воскрес
Христос Воскрес и ад Им побежден.
Христос Воскрес и мир Им искуплен.
Христос Воскрес и ангелы ликуют.
Христос Воскрес и люди торжествуют.
Христос Воскрес и рай открыт для нас.
Христос Воскрес и сила ада пала.
Христос Воскрес и стерто смерти жало.
Христос Воскрес и мир от муки спас.
О. Осипов
В Неделю Жен-мироносиц
Мужчины больше философствуют
И сомневаются с Фомою,
А Мироносицы безмолвствуют,
Стопы Христа кропя слезою.
Мужи напуганы солдатами,
Скрываются от ярой злобы,
А Жены смело с ароматами
Чуть свет торопятся ко Гробу.
Александр Солодовников
Пасхальный благовест
Колокол дремавший
Разбудил поля,
Улыбнулась солнцу
Сонная земля.
Понеслись удары
К синим небесам,
Звонко раздается
Голос по лесам.
Скрылась за рекою
Белая луна,
Звонко побежала
Резвая волна.
Тихая долина
Отгоняет сон,
Где-то за дорогой
Замирает звон.
С. Есенин
Пасха в Петербурге
Гиацинтами пахло в столовой,
Ветчиной, куличом и мадерой,
Пахло вешнею Пасхой Христовой,
Православною русскою верой.
Пахло солнцем, оконною краской
И лимоном от женского тела,
Вдохновенно-веселою Пасхой,
Что вокруг колокольно гудела.
И у памятника Николая
Перед самой Большою Морскою,
Где была из торцов мостовая,
Просмоленною пахло доскою.
Из-за вымытых к празднику стекол,
Из-за рам без песка и без ваты
Город топал, трезвонил и цокал,
Целовался, восторгом объятый.
Было сладко для чрева и духа
Юность мчалась, цветы приколовши.
А у старцев, хотя было сухо,
Шубы, вата в ушах и галоши…
Поэтичность религии, где ты?
Где поэзии религиозность?
Все «бездельные» песни пропеты,
«Деловая» отныне серьезность…
Пусть нелепо, смешно, глуповато
Было в годы мои молодые,
Но зато было сердце объято
Тем, что свойственно только России!
И. Северянин
Пасха в апреле
Звон колокольный и яйца на блюде
Радостью душу согрели.
Что лучезарней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле?
Травку ласкают лучи, догорая,
С улицы фраз отголоски…
Тихо брожу от крыльца до сарая,
Меряю доски.
В небе, как зарево, внешняя зорька,
Волны пасхального звона…
Вот у соседей заплакал так горько
Звук граммофона,
Вторят ему бесконечно-уныло
Взвизги гармоники с кухни…
Многое было, ах, многое было…
Прошлое, рухни!
Нет, не помогут и яйца на блюде!
Поздно… Лучи догорели…
Что безнадежней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле?
Марина Цветаева
Москва. Пасха, 1910
Пасха
На смерть отца
Я вижу облако сияющее, крышу
блестящую вдали, как зеркало… Я слышу,
как дышит тень и каплет свет…
Так как же нет тебя? Ты умер, а сегодня
сияет влажный мир, грядет весна Господня,
растет, зовет… Тебя же нет.
Но если все ручьи о чуде вновь запели,
но если перезвон и золото капели -
не ослепительная ложь,
а трепетный призыв, сладчайшее «воскресни»,
великое «цвети»,- тогда ты в этой песне,
ты в этом блеске, ты живешь!..
Владимир Набоков
1922 г.
Из цикла «Сонеты»
2
Пасхальный первый
Меня беды и скорби посещали
От дней младенчества до седины;
Я, наконец, и горе и печали
Так встречу, как утес напор волны.
Но что - хулы меня ли взволновали?
Все чувства чем во мне возмущены?
Слуга Христов, бесславлен миром, я ли
Лишился вдруг сердечной тишины?
Кто я? ничтожный грешник! А чудесный,
Божественный, господь, владыка сил,
Явился ли, одетый в блеск небесный?
Нет! в прахе он, светлейший всех светил,
Он в низости окончил путь свой тесный
И дух на древе срама испустил!
3
Пасхальный второй
«Почто я не перунами владею
И грянуть не могу велеть громам?
Нет! не стерплю: коварному злодею,
Ковавшему погибель мне, воздам!» -
Так, пьян от мести, рьян и шумен ею,
Свирепым, адским жертвуя духам,
О боже мой! пред благостью твоею
Возносит грешник вопли к небесам.
Но тот, который с самого созданья
Единый был безвинен пред тобой,
Приял неизреченные страданья,
И весь, исполненный любви святой:
«Отец мой, отпусти им грех незнанья!» -
Молился за объятых слепотой.
4
Магдалина у Гроба Господня
Мария, в тяжкой горести слепая,
Назвала вертоградарем того,
Кто, гроб покинув, ей вещал: «Кого
Здесь в гробе ищешь, плача и рыдая?»
И отвечала: «Тела не нашла я…
Ах! Господа отдай мне моего!»
Но вдруг он рек: «Мария!» - и его
В восторге узнает жена святая…
Не так ли, больший, чем она, слепец,
Взывал я, с промыслом всевышним споря:
«Почто меня оставил мой творец?»
А ты - ты был со мной и среди горя!
Я утопал, но за руку, отец,
Ты удержал меня над бездной моря.
1832
Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797-1846)
Пасха
У Спаса у Евфимия
Звонят колокола.
Причастен
светлой схиме я,
Когда весна пришла.
Сквозь зелени веселые
Луга видны давно,
Смотрю на лес и села я
Чрез узкое окно.
Минуло время страдное
И в путь пора, пора!
Звучит мне весть отрадная
От ночи до утра.
Престали быть мы сирыми,
Опять Христос меж нас, -
Победными стихирами
Гремит воскресный глас.
О братья возлюбленная,
Ведите вы меня
Туда, где обновленная
Чернеется земля.
Ах, небо, небо синее!
Ах, прежняя любовь!
Не доживу до инея,
Лишь там сойдемся вновь!
Сойду
не с погребальными
Я песнями во гроб:
С канонами пасхальными
Украсит венчик лоб.
Скрещу я руки радостно,
Взгляну на вешний лес,
И благостно, и сладостно
Скажу:
«Христос воскрес!»
1912
Михаил Кузмин
Пасха
На полях черно и плоско,
Вновь я Божий и ничей!
Завтра Пасха, запах воска,
Запах теплых куличей.
Прежде жизнь моя текла так
Светлой сменой точных дней,
А теперь один остаток
Как-то радостно больней.
Ведь зима, весна и лето,
Пасха, пост и Рождество,
Если сможешь вникнуть в это,
В капле малой - Божество.
Пусть и мелко, пусть и глупо,
Пусть мы волею горды,
Но в глотке грибного супа -
Радость той же череды.
Что запомнил сердцем милым,
То забвеньем не позорь.
Слаще нам постом унылым
Сладкий яд весенних зорь.
Будут трепетны и зорки
Бегать пары по росе
И на Красной, Красной горке
Обвенчаются, как все.
Пироги на именины,
Дети, солнце… мирно жить,
Чтобы в доски домовины
Тело милое сложить.
В этой жизни Божья ласка
Словно вышивка видна,
А теперь ты, Пасха, Пасха,
Нам осталася одна.
Уж ее не позабудешь,
Как умом ты не мудри.
Сердце теплое остудишь -
Разогреют звонари.
И поют, светлы, не строги:
Дили-бом, дили-бом бом!
Ты запутался в дороге,
Так вернись в родимый дом.
1916
Михаил Алексеевич Кузмин (1875-1936)
***
Замолкнули праздные речи,
Молитвой затеплился храм,
Сияют лампады и свечи,
Восходит святой фимиам.
Возносим пасхальные песни
От слезно-сверкающих рос.
Воскресни, воскресни,
Воскресни, Христос,
Вливаются светлее вести
В ответный ликующий стих;
К сберегшей венец свой невесте
Нисходит небесный Жених.
***
Знаю знанием последним,
Что бессильна эта тьма,
И не верю темным бредням
Суеверного ума.
Посягнуть на правду Божью -
То же, что распять Христа,
Заградить земною ложью
Непорочные уста.
Но Воскресший вновь провещит,
Будет жизнь опять ясна,
И дымяся затрепещет
Побежденный Сатана.
Фёдор Сологуб
из книги стихов «Фимиамы»
1921 г.
На Воскресение Господне
Воскрес, воскрес Христос! из мертвых -
Жизнодатель!
Смерть смертию попрал! - и тлеющих в земле
Вновь жизнью оживил, Творец и Возсоздатель!
Воскрес - и просветил сидящих в смертной мгле.
Мы зрим, мы чувствуем, по вере, по искусу,
В Нем нашей будущей величие судьбы.
Поклонимся челом и сердцем Иисусу,
Святому грешные, и Господу рабы.
Он смертну плоть прияв, подобную греховной,
Греха явился чужд меж смертными един.
Мы чтим Безгрешнаго - ив ревности духовной,
О истый Вышняго Помазанник и Сын!
Мы падаем лицем во прах лица земнаго
Пред знаменем Твоим, пред образом креста.
Ты Бог наш, Ты един! - не знаем мы инаго;
Мы именем Твоим святим свои уста;
И песнями похвал венчаем восхищенны
Из мертвых Твоего восхода торжество.
Придите, верные! и верой освященны
Воскресшаго Христа прославим Божество,
Прославим жертвою молитвы умиленной.
Распялся Он за мир - и мир Его крестом,
Над смертью хищною, страшилищем вселенной,
Победой хвалится в веселии святом.
Распялся Он за нас - и мы в согласном лике
Его благословим за множество щедрот,
И смертные слуги воскресшему Владыке
Созвучную хвалу вострубим в род и род.
Ширинский-Шихматов Сергей Александрович
(1783-1837)
1823
Мария Магдалина
Всем сердцем, всей душой, всей мыслью возлюбив
Сладчайшего Христа, Мария Магдалина,
И очевидною свидетельницей быв
Голгофского конца Божественного Сына,
Ты небоязненно во тьме ночной порой,
Влекомая любви неодолимой силой,
Страх женский отложив, на гроб Его святой
С другими женами Мариями спешила,
Забыв спокойствие, час отдыха и сна.
В печальный вертоград Ты с сердцем сокрушенным
Достигла наконец, желания полна,
Чтоб миром Господа помазать многоценным.
Единой мыслию всецело занята…
В душе твоей горит усердья чистый пламень,
Гробницу видишь ты… и что ж?.. она пуста…
Тяжелый отвален от двери гроба камень.
В недоумении, тогда же, поутру,
Об этом возвестить ученикам желая,
Ты скоро к ним идешь, верховному Петру
И Иисусову наперстнику вещая:
«Не знаю, где теперь положен, только взят
Учитель мой, Господь… и унесен из гроба».
С тобой ученики идут в священный сад -
Один перед другим спешат на место оба…
И вот пришли… И точно: гроб открыт,
Лишь ризы Господа в одном углу лежали,
В другом же с головы сударь особо свит.
Дивясь, ученики обратно поспешали.
Мария ж отойти от гроба не могла,
Но, заливаяся горючими слезами,
Поближе к впадине гробницы подошла
И скорбными туда проникнула очами.
Что видит там она? - Два Ангела сидят,
У ног и у главы, как Иисуса тело
Положено было. И радостен их взгляд…
Сияет празднично их одеянье бело.
«Что плачешь?» - слышится ей от бесплотных глас;
«Положен где… кем взят Господь мой, я не знаю!»
Сказавши так, глядит, назад оборотясь,
И, в вертоградаре Христа не узнавая,
С словами теми же приблизилась к Нему:
«Коль Господа ты взял, скажи мне, умоляю,
Где положил Его, и я Его возьму?»
Не опуская глаз, ответа ждет Святая…
«Мария!» - издают сладчайшие уста…
Мария в тот же миг Учителя узнала
И, видя пред собой воскресшего Христа,
В безмерной радости к стопам Его упала.
Л. Бутовский
Бутовский (Леонид) - стихотворец.
Образование получил в училище правоведения;
служил секретарем совета Смольного института.
С 1866 по 1891 г. Бутовский написал 57 небольших стихотворений,
большею частью на разные торжественные случаи или на религиозные темы.
В 1871 г. его стихотворения вышли особым изданием.
