Ученый морозов николай александрович. Русская наука

Книга одного из лидеров партии "Народная воля" Николая Александровича Морозова (1854-1946) представляет часть многотомного исследования "Христос" (1924-1932), в котором был предложен пересмотр основных фактов всемирной истории. Работа Морозова продолжает его известные толкования Библии: "Откровение в грозе и буре" (1907) и "Пророки" (1914). Выявление астрономических свидетельств в русских летописях и их датировка служит Морозову основой для переписывания русской истории. Применяемые методы и выводы, к которым приходит Морозов, позволяют отнести его к предшественникам "новой хронологии".

Н. А. Морозов
Новый взгляд на историю Русского государства

Издается при финансовой поддержке директора ООО "Мираж-Сталь" и "Катто-Нева"

Кулакова Андрея Анатольевича

Отв. ред. проф. А. Ф. Замалеев

Исторический нигилизм Н. А. Морозова

Ах, вы меня лишили мира? Хорошо же! Вашего мира не было!

Ю. К. Олеша

Конечно, всякий из нас волен оспаривать истинность древней истории, с одним условием - обходиться без нее. Можно отрицать ее; но ничего не поставишь вместо нее.

С. С. Уваров

Первый русский историограф Василий Никитич Татищев, помнится, делил историю по периодам "просвясчения ума": до изобретения письменности, от изобретения письменности до Иисуса Христа, от Иисуса Христа до "обретения теснения книг", и от изобретения книгопечатания до современности. С середины XV в. - время гуттенберговского открытия - начинается период современности, получивший название модерна. С точки зрения модерна, упрощенно, всю историю можно делить на современность и несовременность, или на историю печатного и допечатного периодов. Современность для модерна обладает по отношению к другим историческим эпохам смысловым приоритетом. Современность владеет научно обоснованной истиной, в то время как прочие поколения погрязли в предрассудках. Фундаментальность изобретения Гуттенберга была по достоинству оценена потомками. Это даже дало повод пересмотреть всю историческую науку: если истина принадлежит современности, то истина истории-исключительное достояние эпохи книгопечатания и точных наук. Историография и философия истории XX в. знают несколько попыток пересмотра русской истории. С классовых позиций ее переписывали марксисты; взгляд на русскую историю с Востока предложили евразийцы; "естественно-научную" ревизию истории предпринимают последователи "новой хронологии". Среди предшественников последней был Николай Александрович Морозов (1854-1946). Словарные статьи и многочисленные исследования о Морозове рисуют образ стойкого революционера и последовательного борца с самодержавием, члена кружка "чайковцев", "Земли и Воли", члена исполкома "Народной воли", одного из основных теоретиков терроризма, участника покушений на императора Александра II. Вместе с тем, революционная деятельность Морозова постоянно переплеталась с научной работой. Человек необычайно даровитый, энциклопедически эрудированный, знавший двенадцать языков, Морозов был оригинальным ученым, оставившим многочисленные исследования по химии, физике, математике, астрономии, лингвистике, истории. По многоплановости и разнообразию затрагиваемых проблем с Морозовым сопоставимы, пожалуй, только А. С. Хомяков и А. А. Богданов.

Жизненный путь Морозова, растянувшийся без малого на столетие, начался и завершился в имении Борок Ярославской губернии. Морозов был сыном помещика П. А. Щепочкина и крепостной крестьянки А. В. Морозовой. Отец Морозова происходил из дворянского рода Нарышкиных и состоял в родстве с самим Петром I. Маргинальность происхождения, возможно, и определила последующую судьбу Морозова. Он избрал путь революционера-террориста, а после падения царского режима выступил с опровержением традиционной историографии. Морозов принимал участие в "хождении в народ", жил на нелегальном положении, дважды эмигрировал в Швейцарию, трижды арестовывался, проведя в заключении в общей сложности двадцать девять лет, из которых четверть века отсидел в одиночных камерах Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей. Получив в Швейцарии письмо С. Перовской, Морозов поспешил в Россию, чтобы принять участие в готовящемся покушении на Александра II, но был схвачен на границе и уже в крепости узнал о гибели императора. Этот предварительный арест, вероятно, и спас Морозова от смертной казни. Выжить в заточении Морозову помогла напряженная умственная работа. Он учил языки, читал всю доступную в тюрьме научную литературу и постоянно писал. По свидетельству жены Морозова, Ксении Алексеевны: "Когда же в Шлиссельбург привезли какую-то изъятую студенческую библиотеку, в которой было несколько сот книг научного содержания, а также беллетристика на иностранных языках, Морозов с жаром накинулся на чтение и стал делить время между книгами, мечтами и мыслями и воспоминаниями. Создавая свой собственный мир мыслей и образов, он окружил себя ими, как неприступной стеной, за которой исчезла беспросветная действительность". Покидая тюрьму, он вынес двадцать шесть томов рукописей (около пятнадцати тысяч страниц), содержащие около двухсот монографий по математике, химии, физике, истории, к публикации которых приступил на свободе. В 1906 г. по представлению Д. И. Менделеева за сочинение "Периодические системы строения вещества. Теория возникновения современных химических элементов" Петербургский университет присвоил Морозову без защиты степень почетного доктора наук по химии. Это дало ему возможность приступить к исследованиям в Петербургской биологической лаборатории П. Ф. Лесгафта и начать преподавать аналитическую химию в Высшей вольной школе П. Ф. Лесгафта. В 1918 г. стараниями Морозова биологическая лаборатория была преобразована в Научный институт им. П. Ф. Лесгафта, директором которого Морозов оставался до конца жизни. В 1932 г. был избран почетным членом АН СССР. Работоспособность, помноженная на долголетие, дала обильные результаты. Всего Морозову принадлежит около трех тысяч работ, из которых он успел напечатать только четыреста.

Однако многолетнее одиночное заключение, маргинальное положение Морозова в обществе и официальной науке сказались на манере и специфике его исследований. Прежде всего, это монологизм морозовского мышления, вызванный недостатком общения; желание расправиться со старой наукой так же, как революционер расправляется со старым режимом; доходящая до фанатизма убежденность в своей правоте. Наиболее заметно это проявилось в исторических исследованиях Морозова. С другой стороны, естественно-научный рационализм Морозова парадоксальным образом соединялся с пантеистическим мистицизмом антихристианского толка. Насколько одиночная камера располагала к мистицизму, сказать трудно. Занятия наукой позволяли сохранить ясность рассудка и не давали сойти с ума. Но сам Морозов признавался, что выжить в одиночной камере ему помогало сознание того, что он сидит во Вселенной, а не в тюрьме. Теория и практика мистицизма знают многочисленные описания подобного разрастания микрокосма в макрокосм. Протопопу Аввакуму, например, в темнице не только являлся ангел со щами, но и его собственное тело разрасталось до целого мира. Интерес к мистицизму и оккультизму проявляли и некоторые деятели большевистского правительства (Ф. Э. Дзержинский, А. В. Луначарский, В. В. Бонч-Бруевич). Благодаря поддержке Дзержинского и Луначарского стали печататься исторические сочинения Морозова. Мистические и оккультные настроения были популярны и среди русской интеллигенции начала XX в. Разоблачения Морозовым христианства и связанной с ним историографии были созвучны поискам "нового религиозного сознания", ожиданиям нового откровения и критике исторического христианства. Мистические мотивы не были чужды и представителям русского космизма, например, К. Э. Циолковскому. Новый взгляд Морозова на историю перекликается с воззрениями русских космистов на влияние внеземных факторов на исторические события, хотя их точки зрения и нельзя отождествлять. Даже личное знакомство с А. Л. Чижевским не привело к корректировке концепции Морозова. Разрабатывая учение о единстве Вселенной, он приходил к выводу о воздействии космоса на геологические и климатические явления на Земле. Согласно Морозову, жизнь представляет собой результат эволюции вселенной, эволюция жизни - продолжение эволюции материи. Вершиной эволюции является человеческий разум. Эта ренессансная антропологическая точка зрения важна и для понимания философско-исторической системы Морозова. Мистико-оккультный смысл заложен и в названии главного исторического труда Морозова, семитомном исследовании "Христос". "Христос", подчеркивал Морозов, означает "посвященный", "магистр оккультных наук", т. е. человек, владеющий тайным знанием.

Историческая концепция Морозова и опровержение им традиционного христианства тесно связаны между собой. К новому взгляду на историю он пришел от изучения Библии и богословской литературы. Первоначально в заключении из книг ему оказалось доступно только Св. Писание.

Николай Александрович Морозов родился 25 июня 1854 года в имении Борок Ярославской губернии. Матерью его была крепостная крестьянка А. В. Морозова; отец - молодой богатый помещик Щепочкин, который влюбился в свою крепостную, дал ей вольную и женился на ней. Сын от этого брака (не освященного церковью) получил фамилию матери.

Николай Морозов воспитывалс в доме отца, отличаясь с детства большой любознательностью и особым пристрастием к естественным наукам: он собирал гербарии и коллекции минералов, читал книги из домашней библиотеки, по ночам забирался на крышу дома и часами изучал звездное небо. Пребывание Морозова в московской классической гимназии, куда он поступил в 1869 году, было непродолжительным. За активное участие в организации "тайного общества естествоиспытателей гимназистов" и издание рукописного нелегального гимназического журнала, в котором наряду с научными статьями помещались и заметки на политические темы, Морозов был исключен из 6-го класса.

В начале 1870-х годов Морозов знакомится с видными революционерами-народниками С. М. Кравчинским, Д. А. Клеменцем и другими и вскоре принимает участие в пропаганде освободительных идей среди крестьянства. В этой работе, переодеваясь и выдавая себя то за кузнеца, то за сапожника, Морозов проводит лето 1874 года, переходя из деревни в деревню, ведя беседы с крестьянами, читая и распространяя среди них запрещенную литературу. Когда начались массовые аресты среди народников, Морозов возвращается в Москву, где подвергается преследованию полиции.

Вскоре, в том же 1874 году, он вынужден был уехать за границу. В Женеве Морозов устанавливает связи с русскими эмигрантами, становится редактором бакунинского журнала "Работник", сотрудничает в лондонской газете "Вперед!", издаваемой П. Л. Лавровым. Здесь же он был принят в члены Интернационала. В 1875 году он пытается вернуться в Россию нелегально, но на границе его задерживают жандармы, как одного из "самых опасных русских заговорщиков". {Под этим определением фамилия Морозова значится в списке лиц, который был тайно разослан правительством по всем полицейским учреждениям империи для усиленного розыска и препровождения в тюрьму.}

С 1875 по 1878 год Морозов провел в Петербургском доме предварительного заключения. Не теряя времени даром, пытаясь, по возможности, заниматься математикой, физикой, астрономией, он в тюрьме изучал иностранные языки, готовился к деятельности профессионального революционера. Там были написаны и первые его стихотворения. Во время заключения Морозов привлекался к суду по "процессу 193-х", который длился почти три месяца. В результате он был вновь приговорен к тюремному заключению, но ему был зачтен трехгодичный срок его пребывания в тюрьме.

По выходе из тюрьмы Морозов, узнав, что приговор над ним подлежит пересмотру, как "слишком мягкий", тотчас же переходит на нелегальное положение. К этому времени относится его вступление в организацию революционных народников "Земля а воля", где он вскоре становится одной из руководящих фигур. Вместе с Г. В. Плехановым он редактирует журнал "Земля и воля". Ввиду наметившихся разногласий с Плехановым, отрицавшим индивидуальный террор как метод политической борьбы, Морозов создает особый орган - "Листок "Земли и воли"", посвященный пропаганде террора, и, наконец, в 1879 году входит в состав террористической группы с девизом "Свобода или смерть", тайно возникшей внутри "Земли и воли". После окончательного раскола "Земли и волн" Морозов был членом Исполнительного комитета "Народной воли" (в него входили также А. И. Желябов, С. Л. Перовская, А. Д. Михайлов, В. Н. Фигнер и другие) и редактором ее печатного органа.

Следуют одно за другим покушения на Александра II, в подготовке которых Морозов принимает активное участие. В 1880 году ему вновь приходится эмигрировать за границу. Во время своей поездки в Лондон он знакомится и беседует с К. Марксом.

Извещенный письмом Софьи Перовской о необходимости его возвращения на родину, Морозов в 1881 году делает вторичную попытку перейти русскую границу и вновь попадает в руки жандармов. В 1882 году по "процессу 20-ти" Морозов был присужден к пожизненному заключению, которое отбывал сначала в Алексеевской равелине Петропавловской крепости (4 года), а затем, с 1834 года, - в Шлиссельбургской крепости (21 год). Он был освобожден по амнистии только осенью 1905 года, после 25-ти лет одиночного заключения.

Все годы пребывания в Шлиссельбургской крепости Морозов посвятил разработке занимавших его научных вопросов, главным образом в области химии и астрономии. Невероятным усилием воли он заставлял себя работать, писать, делать вычисления, составлять таблицы. Это позволило ему тотчас после выхода из тюрьмы опубликовать одну за другой свои работы: "Периодические системы строения вещества" (1907), "Д. И. Менделеев и значение его периодической системы для химии будущего" (1908). Тогда же, во время заточения, было создано и большинство его стихотворений, напечатанных им в книге "Звездные песни". Выход этой книги в 1910 году вызвал судебное преследование и новое годичное заключение, которое Морозов отбывал в Двинской крепости. Год пребывания в тюрьме Морозов использовал для написания своих мемуаров. {"Повести моей жизни", тт. 1-4, Пг., 1916-1918 (изд. 3-е - тт. 1-2, М., 1965).}

После Октябрьской революции Морозов целиком посвятил себя научно-педагогической и общественной деятельности. Он был избран директором Естественно-научного института имени П. Ф. Лесгафта, почетным членом Академии наук СССР.

Перу Морозова принадлежат книги "Откровения в грозе и буре" (1907) и "Христос" (семитомный труд 1924-1932 годов), в которых он на основе данных астрономии и геофизики пытался обосновать совершенно новую концепцию всемирной истории, не представляющую научной ценности, но по-своему примечательную.

Последние годы Морозов жил на родине, в имении Борок Ярославской области, которое было закреплено за ним по личному указанию В. И. Ленина.

Стихи Морозова 1870-1880-х годов печатались в сборниках и периодических изданиях вольной русской печати за рубежом; также за границей был издан и первый сборник стихов Н. А. Морозова "Стихотворения 1875-1880" (Женева, 1880). Революционные события 1905 года и последовавшая за ними амнистия Морозова дали возможность опубликовать первые легальные сборники его стихотворений: "Из стен неволи. Шлиссельбургские мотивы" (Ростов-на-Дону, СПб., 1906) и "Звездные песни" (М., 1910). Только после Октябрьской революции был издан почти исчерпывающий свод поэтических произведений Морозова: "Звездные песни. Первое полное издание всех стихотворений до 1919 г." (кн. 1-2, М., 1920-1921).

Книги

В гениальной книге русского ученого, который провел 27 лет в заключении, Вы получите ответ на вопрос: неужели старинная мечта алхимиков о превращаемости простых веществ друг в друга близка к осуществлению? В настоящей книге показано, как, за весь длинный период своего существования, химия, за исключением своего временного разочарования в XIX веке, ставила своей конечной целью доказать трансформизм металлов и металлоидов и установить законы их естественной эволюции из всенаполняющего мирового эфира, а вместе с тем и дать нам способы, подражая природе, фактически превращать их друг в друга в наших земных лабораториях.

С.-Петербургъ, 1909

Мемуары Николая Александровича Морозова - почетного академика, выдающегося ученого в области естествознания, старейшего революционера, охватывающие его детство, революционную деятельность, 25-летнее заключение в Шлиссельбургской крепости и некоторый период после освобождения. Кроме того, в издание вошли некоторые его письма. Мемуары Морозова носят характер художественной повести. Высокую оценку их художественной стороне дал Л.Н.Толстой.

Работа "Периодические системы строения вещества" была написана им в период отбывания наказания в Шлиссельбургской крепости за участие в революционной деятельности. В своей книге Морозов развивает мысль о сложном строении атомов и этим обосновывает сущность периодического закона химических элементов. Он отстаивает теоретическую возможность разложения атома, которая в то время большинству физиков и химиков казалась неубедительной, т.к. для этого утверждения ещё не было достаточных экспериментальных доказательств. Н.А.Морозов также высказывает мысль о том, что главнейшей задачей химии будущего станет синтез элементов. Развивая идею Ж.Дюма, Н.А.Морозов предложил периодическую систему углеводородов - "карбогидридов", по аналогии с таблицей Менделеева - "в порядке возрастания их паевого веса", и построил таблицы, отражающие периодическую зависимость ряда свойств алифатических и циклических радикалов от молекулярного веса. Н.А.Морозов предположил, что среди атомов должны существовать химически нейтральные элементы. Ряд вычисленных Н.А.Морозовым атомных весов элементов нулевой и первой группы совпал с определёнными много лет спустя атомными весами соответствующих изотопов. Глубокий анализ свойств элементов нулевой и восьмой группы периодической системы Менделеева привёл Н.А.Морозова к мысли о необходимости объединить их в один нулевой тип, что было также оправдано последующими работами. "Таким образом, - писал известный химик профессор Л.А.Чугаев, - Н.А.Морозов мог предсказать существование нулевой группы лет за 10 до того, как она была фактически открыта. К сожалению, по независящим от него обстоятельствам, это предсказание не могло быть тогда опубликовано и появилось в печати значительно позднее." Поразительным и бесспорным является тот факт, что более 100 лет назад Н.А.Морозов смело и уверенно принял точку зрения сложного строения атомов, превращаемости элементов, допуская возможность искусственного получения радиоактивных элементов, признавая необычайные запасы внутриатомной энергии. По словам академика И.В.Курчатова, "современная физика полностью подтвердила утверждение о сложном строении атомов и взаимопревращаемости всех химических элементов, разобранное в своё время Н.А.Морозовым в монографии "Периодические системы строения вещества".

Очерк о жизни и деятельности Н.А.Морозова «Я сидел во Вселенной…», написанный кандидатом исторических наук Ю.И.Чубуковой, был опубликован в № 4 журнала «Русь» за 1995 год. «Почему, сделавшись сначала революционером, Н.А. Морозов в царской тюрьме стал ученым?» – задается автор вопросом и далее последовательно излагает хронологию жизни великого ученого в главах «Он с детства мечтал стать ученым», «Морозов не стрелял в Александра II», «Письма из Шлиссельбургской крепости», «Судьба научных трудов Н.А.Морозова», «Борок».

Не вдаваясь в подробности, постараемся коротко описать жизненный путь великого русского ученого-энциклопедиста, первая и последние страницы судьбы которого связаны с Ярославским краем. При этом дополним его жизнеописание сведениями, которых нет в очерке Ю.И.Чубуковой.

Н.А.Морозов (8.07.1854–30.07.1946) родился в имении Борок Мологского уезда Ярославской губернии, принадлежавшем старинному дворянскому роду Щепочкиных. Существует предположение (Ю.И.Чубукова его не приводит, но оно упоминается в работах А.Т.Фоменко и Г.В.Носовский, о которых будет сказано ниже), прадед Н.А.Морозова находился в родстве с Петром I. Однако это высокое родство не помешало отцу будущего ученого Петру Алексеевичу Щепочкину, не закрепив брак в церкви, жениться на крепостной крестьянке из своего новгородского владения Анне Васильевне Плаксиной. Дав ей вольную, под фамилией «Морозова» он приписал ее к мещанкам города Мологи. «Мещанином города Мологи» по документом числился и Н.А.Морозов, получивший фамилию матери, а отчество – крестного отца, мологского помещика А.И.Радожицкого.

Во время одного из своих юбилеев, отмеченного в Борке, Морозов привел гостей на место своего рождения и сказал: «Вот здесь были бани, а эти липы – на месте прудов. Мать родила меня в бане. С нею не было не только доктора, но и простой деревенской повивальной бабки. Она сама управлялась, вот тут в пруду и обмыла меня… И вот, ничего, вышел не хуже других».

История выглядит занятно, но вызывает сомнения в достоверности – всё говорит о том, что отец Морозова по-настоящему любил свою избранницу, много занимался ее образованием, чему немало способствовало наличие в усадьбе богатой библиотеки. «Я с юности сильно увлекался и науками, – писал Н.А.Морозов в 1926 году в автобиографии. – Найдя в библиотеке отца два курса астрономии, я очень заинтересовался этим предметом и прочел обе книги, хотя и не понял их математической части».

В 1869 году он поступил в Московскую классическую гимназию, одновременно стал вольнослушателем Московского университета.

Можно предположить, что «незаконное» происхождение и прочитанные в детстве книги по астрономии определили и демократические убеждения Морозова, и его научные интересы.

Из Московской классической гимназии за эти самые демократические убеждения его исключили через пять лет без права поступать в высшие учебные заведения России. О том, каким ему представлялось его будущее, он так писал в автобиографии: «Я мечтал все время сделаться или доктором, или ученым-исследователем, открывающим новые горизонты в науке, или великим путешественником, исследующим с опасностью для своей жизни неведомые тогда еще страны центральной Африки, внутренней Австралии, Тибета и полярные страны, и серьезно готовился к последнему намерению, перечитывая все путешествия, какие только мог достать».

Возможно, отказав Морозову в праве продолжать и совершенствовать образование, царская власть сама толкнула его на путь революционера. Так он стал членом кружка «чайковцев», познакомился с видным революционером и писателем С.М.Степняком-Кравчинским – автором книг «Подпольная Россия», «Россия под властью царей» и романа «Андрей Кожухов».

«Разве не хорошо погибнуть за истину и справедливость?.. Разве возможно заниматься наукой при окружающих условиях, не сделавшись человеком, черствым душою? Ведь черствому человеку природа не захочет открыть своих тайн» – так сам Морозов объяснил свой уход из науки в революцию.

В 1874 году он уехал в имение Потапово Даниловского уезда Ярославской губернии, где, устроившись учеником местного кузнеца, начал вести пропагандистскую деятельность в соседней деревне Коптево. Когда начались аресты пропагандистов, эмигрировал за границу, сотрудничал в журнале М.А.Бакунина «Работник». После возвращения в Россию сразу же был арестован, но год тюрьмы только укрепил его революционные убеждения. Вступив в организацию «Земля и воля», он стал одним из редакторов одноименного журнала, позднее редактировал печатный орган исполнительного комитета «Народной воли». В 1880 году Морозов опять оказывается за границей, в Лондоне знакомится с Карлом Марксом, а на обратном пути в Россию был вновь арестован. Покушение народовольцев на Александра II , в котором Морозов не принимал участия, сыграло в его судьбе поворотную, трагическую роль – в числе других «опаснейших преступников» он был осужден на одиночное пожизненное заключение. Суровость наказания объяснялась тем, что Морозов принимал участие в одном из предыдущих покушений на Александра II , (всего было семь таких покушений), когда народовольцы сделали подкоп под железной дорогой.

Сначала в Петропавловской, а затем в Шлиссельбургской крепости в общей сложности просидел 28 лет, освободился только в 1905 году, после первой русской революции.

Многие не выдержали бы такого сурового наказания и сломились бы духом, однако и здесь Морозов сумел сохранить силу воли и ясность разума, а на вопросы, как ему это удалось, отвечал: «Я не сидел в крепости, я сидел во Вселенной». При этом Морозов не просто отбывал наказание, а усиленно и каждодневно изучал в холодной одиночной камере химию, физику, астрономию, метеорологию, математику, историю, философию, политэкономию. 26 томов рукописей было написано им за эти году!

Только освободившись, он сразу же активно включается в научную и научно-педагогическую работу – преподает химию и астрономию в Петербургской высшей вольной школе П.Ф.Лесгафта – педагога, анатома и врача, создателя научной системы физического воспитания.

В 1906 году за работу «Периодические системы строения вещества» Морозову по представлению Д.И.Менделеева была присуждена степень доктора химии. Его избирают членом Русского, Французского и Британского астрономических обществ и Русского физико-химического общества, избирается председателем Русского общества любителей мироведения.

Казалось бы, в это время Морозов целиком ушел в науку, но его политические убеждения продолжают давать себя знать – в 1912 году за опубликованный в Москве сборник стихотворений «Звездные песни» его сажают в Двинскую крепость, где он проводит год. Об этой странице его биографии сегодня вспоминают редко – одно дело, «справедливая» царская власть сажала в тюрьмы за терроризм, и другое – за стихи.

После Октябрьской революции Морозова назначают директором естественно-научного института им. П.Ф.Лесгафта. При поддержке группы энтузиастов занимается исследованиями в области естественных наук, в 1922 году становится почетным членом Российской Академии Наук. Об этом периоде жизни Морозова так сказано в очерке Ю.И.Чубуковой:

«В начале 20-х годов из России были высланы ученые-правоведы, экономисты, философы, статисты, крупнейшие специалисты в области финансов, кооперации и т. д. Гонения против ученых-физиков, биологов, генетиков, математиков продолжались вплоть до 50-х годов. Подверглись репрессиям сотни ветеранов революционного движения, в 1935 году было разгромлено Всесоюзное общество бывших политкаторжан и ссыльно-переселенцев. Казалось, в этих жесточайших условиях всеобщего террора следующий удар будет нанесен и по патриарху революционного движения в России – Н.А.Морозову. Но И.В.Сталин не тронул его, а неожиданно для многих, в том числе и для самого ученого, наградил его орденом Ленина. Трудно сказать, что стояло за этим: причуда, каприз диктатора, изгнавшего из исторической науки тему революционного народничества, или признание заслуг ученого-революционера?»

Получается, что Морозов был чуть ли не единственным ученым, которого не затронули сталинские репрессии. Однако дело было не так, хотя судьба Морозова действительно во многом уникальна.

В изданной в 1945 году справочной книге Академии Наук СССР о нем говорится:

«Известен работами в области астрономических, метеорологических, физических и химических проблем. Заслуженный деятель науки РСФСР. Почетный член Московского общества испытателей природы. Постоянный член Французского астрономического общества. Постоянный член Британского астрономического общества». Добавим: изучивший в заключении 11 языков.

Всего в 1945 году почетных академиков АН СССР было только трое: микробиолог Н.Ф.Гамалея, Н.А.Морозов и И.В.Сталин. Возможно, последнее обстоятельство тоже сыграло свою роль в том, что ученый избежал гонений. Однако надо учитывать и то, что до конца своих дней Морозов оставался убежденным революционером и во всех анкетах писал: «Член партии «Народная воля»». В доме-музее Морозова в Борке рядом с портретами Кибальчича, Циолковского, Шмидта висят портреты Карла Маркса, Ленина, Софьи Перовской и Веры Фигнер – так, как это было при жизни ученого. Эту верность революционным убеждениям припомнят ему уже в наши дни.

Особое место среди многочисленных исследований Н.А.Морозова занимают труды, посвященные критике так называемой скалигеровской хронологии.

Иосиф Скалигер (1540–1609) изложил хронология древней и средневековой истории в том виде, которая сегодня считается общепринятой. Однако, несмотря на то, что его называют «основоположником современной хронологии науки», с ним были не согласны такие видные ученые, как И.Ньютон и Э.Джонсон. Известный хронолог Э.Бикерман писал: «Достаточно полного, отвечающего современным требованиям исследования по древней хронологии не существует».

В наше время скалигеровская теория подвергается критике в книгах А.Т.Фоменко и Г.В.Носовский, которые называют ее не больше, как скалигеровская версия. Однако в России первооткрывателем этой темы стал Н.А.Морозов. Это безоговорочно признают и указанные выше современные критики скалигеровской теории А.Т.Фоменко и Г.В.Носовский. Вот, в частности, что они пишут:

«В 1907 году Н.А.Морозов издал книгу «Откровение в грозе и буре», где проанализировал датировку «Апокалипсиса» и пришел к выводам, противоречащим скалигеровской хронологии. В 1914 году он издал книгу «Пророки», в которой на основе астрономической методики датирования была радикально пересмотрена скалигеровская датировка библейских пророчеств. В 1924-1932 годах Н.А.Морозов издал фундаментальный семитомный труд «Христос». Первоначальное название этого труда было «История человеческой культуры в естественнонаучном освещении». В нем Н.А.Морозов изложил развернутую критику скалигеровской хронологии. Важным фактом, обнаруженным им, является необоснованность концепции, лежащей в основе принятой сегодня скалигеровской хронологии.

Проанализировав огромный материал, Н.А. Морозов выдвинул и частично обосновал фундаментальную гипотезу о том, что скалигеровская хронология древности искусственно растянута, удлинена по сравнению с реальностью. Эта гипотеза Н.А.Морозова базируется на обнаруженных им «повторах», то есть текстах, описывающих, вероятно, одни и те же события, но датированных затем разными годами и считающихся сегодня различными. Выход в свет этого труда вызвал оживленную полемику в печати, отголоски которой присутствуют и в современной литературе. Были высказаны некоторые справедливые возражения, однако в целом критическую часть труда «Христос» оспорить не удалось.

Судя по всему, Н.А.Морозов не знал о сходных трудах И.Ньютона и Э.Джонсона, практически забытых к его времени. Тем удивительнее, что многие выводы Н.А.Морозова хорошо согласуются с высказываниями И.Ньютона и Э.Джонсона. Но Н.А.Морозов поставил вопрос существенно шире и глубже, распространив критический анализ вплоть до VI века н.э. и обнаружив и здесь необходимость в коренных передатировках. Несмотря на то, что Н.А.Морозову также не удалось выявить какую-либо систему в хаосе этих передатировок, его исследования находятся на качественно более высоком уровне, чем анализ И.Ньютона. Н.А.Морозов был первым ученым, понявшим, что в передатировках нуждаются не только события античной, но и средневековой истории. Тем не менее, Н.А.Морозов не пошел выше VI века н.э., считая, что здесь принятая сегодня версия хронологии более или менее верна».

А.Т.Фоменко и Г.В.Носовский действительно пошли дальше, чем Н.А.Морозов, в частности, «перелопатив» всю древнюю русскую историю, значительно приблизив ее к современности. Но это тема отдельного разговора, вернемся к новой хронологии Николая Морозова, которая кажется нам более обоснованной.

П.Куликов из Санкт-Петербурга поместил текст книги «Откровения в грозе и буре» в Интернете, снабдив ее следующим вступлением (приводится в сокращении):

«Это один из многочисленных переводов Апокалипсиса, и, возможно, самый разумный. Н.Морозов предположил, что видения Иоанна представляют собой не более чем аллегорическое описание созвездий, туч, морских волн и т.д., а сам Апокалипсис – не более, чем гороскоп, составленный в один определенный день. Николай Морозов вычислил этот день – 30 сентября 395 года (юлианского календаря), для чего использовал 9 астрономических и один исторический аргумент».

Девять астрономических аргументов – это расположение Солнца, Луны и созвездий на момент написания Апокалипсиса. Исторический аргумент – соответствие содержания Апокалипсиса реалиям Византии на грани 4-5 веков, о которых так подробно мог написать только Иоанн Златоуст. «Исторический аргумент, естественно, сам по себе не стоит и выеденного яйца, но доказательный комплекс из 9 астрономических аргументов мне, человеку, далекому от астрономии, представляется неопровержимым», – пишет автор публикации П.Куликов, как бы продолжая мысль самого Морозова, который в предисловии к книге писал, что главное в ней – установление года написания Апокалипсиса астрономическими методами, а «мелкие частности, о которых можно спорить, для меня совершенно безразличны: я готов их выбросить при первом серьезном возражении, и книга от этого нисколько не пострадает».

«Здесь надо заметить, – пишет далее П.Куликов, – что в рассматриваемой книге Н.Морозов еще никоим образом не подвергает сомнению традиционную шкалу исторического времени, но лишь датирует один конкретный литературный факт в рамках этой шкалы. Религиозная критика проста и убедительна – например, Александр Мень назвал Н.Морозова сумасшедшим, и на этом счел тему исчерпанной. Научная критика дает больше пищи для ума, но сразу распыляется и начинает воевать со всей «новой хронологией» в целом, не углубляясь в тему 395 года… Какие-то дискуссии на эту тему встречались в Интернете, но не очень глубокие».

К таким «не очень глубоким» дискуссиям можно целиком отнести опубликованную в Интернете статью кандидата исторических наук, доцента исторического факультета МГУ Г.А.Елисеева «Христианство и «новая хронология»». Статья была опубликована в сборнике «Так оно и оказалось!», посвященном критике «новой хронологии» А.Т.Фоменко (Издательство «АНВИК К», Москва, 2001 г.).

Вот несколько отрывков из этой статьи, написанной явно в недоброжелательном тоне:

«В своих книгах («Откровение в грозе и буре», «Христос») Морозов воспринимал евангельские тексты как зашифрованные описания астрономических явлений. Все события, изложенные в Новом Завете, он истолковывал аллегорически. В качестве истинного прототипа Христа Морозов называл св. Василия Великого. Причем имя Василий воспринимается автором как искажение титула «великий царь». Этот «великий царь», с точки зрения Морозова, был прототипом oснователей и других известных религий (Будды, Мухаммеда и др.)…

Если внимательней посмотреть на биографию Морозова, то нельзя не отметить его склонности к мистическим переживаниям, и вообще, неоформленной религиозности пантеистического толка. Об этом он сам вспоминал в своих мемуарах: «Любовь к природе была у меня прирожденной. Вид звездного неба ночью вызывал во мне какое-то восторженное состояние». Были у Морозова и настоящие видения, описанные им в начале книги «Откровение в грозе и буре». (Они очень напоминают видения К.Э.Циолковского, мистика и последователя Н.Ф.Федорова, бывшего одновременно и другом Н.А.Морозова.)…

Среди его друзей также были и оккультисты, и люди, мечтавшие о создании «новых религий». О Циолковском мы уже упоминали. Также Морозов был хорошо знаком с поэтом и мистиком В.Я.Брюсовым, печатанию его книг способствовали Ф.Э.Дзержинский и А.В.Луначарский. Первый поддерживал секретные экспедиции оккультистов на север России, второй в начале XX века пытался создать «новую религию» для «нового общества». Очень интересовался трудами Николая Александровича и поддерживал его исследования В.Д.Бонч-Бруевич…

Оккультные идеи оказались близки и Морозову. Согласно его теории, своему возникновению и развитию христианская цивилизация обязана обществу посвященных, хорошо знакомых с астрологией. Посвященные создали священные сочинения мировых религий, воспринимающиеся «профанами» как рассказ о реальных исторических событиях. Морозов в своих книгах… всё же оставался сыном своего времени и, несмотря на интерес к оккультному, им руководило и другое подсознательное убеждение, разделявшееся массой интеллигентов конца XIX-начала XX вв., придерживавшихся «левых взглядов»…

Взгляды Н.А.Морозова вполне совпадают с этим общественным желанием – уничтожить старый мир, сокрушить все основания, на которых он существовал. Радикальный атеизм большевиков, в конце концов, выродившийся в некую «псевдорелигию», всю сосредоточенную на бесконечных ритуалах, также был попыткой уничтожить духовные основы старого общества. Теория Морозова возникла из еще более глубоких побуждений. Он, видимо, подсознательно считал, что «новому человеку нового мира» понадобится и «новая история», не имеющая ничего общего с историей «старой»…

Во время «перестройки» огромные массы людей были почти одержимы видением «нового идеального мира», в качестве которого представали современные западные страны. Коренная переделка советского общества сопровождалась откровенно утопическим ожиданием быстрых и безусловно положительных результатов. Разумеется, что в реальности этого не произошло. Однако подсознательные общественные умонастроения меняются значительно медленнее, чем общественное сознание. Утопический взгляд на мир, воспитывавшийся в советских людях десятилетиями, не мог просто исчезнуть. Он существует, хотя и в ослабленной форме».

Можно сказать, что вместо научной дискуссии автор статьи «Христианство и «новая хронология»» занялся сбором «компромата» на Н.А.Морозова, которого в другое время и в других условиях вполне хватило бы на суровое наказание ученого за инакомыслие. К сожалению, в этом Г.А.Елисеев не одинок, причем удары наносятся как со стороны религиозных, так и ученых деятелей. Вспомним священника Александра Меня, объявившего Морозова сумасшедшим. Не более сдержанны в эмоциях и те ученые, которые считают скалигеровскую теорию неприкосновенной. В новых «демократических» условиях Морозову вменяют в вину даже то, что он был революционером, встречался с Марксом и переписывался с Лениным, а Сталин не отправил его в гулаговские лагеря.

«Н.А.Морозов соединил в себе беззаветное общественное, революционное служение родному народу с совершенно поразительным увлечением научной работой. Этот научный энтузиазм, совершенно бескорыстная, страстная любовь к научному исследованию должны остаться примером и образцом для каждого ученого, молодого или старого», – так в книге «Очерки и воспоминания» писал о Морозове академик Сергей Иванович Вавилов.

В 1909 году вышла книга Н.А.Морозова «В поисках философского камня», которую в свое время называли самой популярной книгой по истории алхимии. Но в ней была заложена еще одна мина и под скалигеровскую хронологию. Вот что писала об этом Ю.И.Чубукова:

«Методом исторической критики Морозов, сопоставив все доступные ему первоисточники – творения древних и средневековых авторов, засомневался в древнем происхождении трудов Платона, Аристотеля, Тита Ливия, Тацита. Как мог, например, Пифагор разработать теорию чисел за тысячу лет до того, как арабы изобрели десятичную систему счисления, без которой ни о какой теории чисел не могло быть и речи? Или Демокрит, который будто бы в V веке до н. э. говорил об атомах то же самое, что говорил о них Лавуазье 2200 лет спустя? Почему древнегреческая поэзия прерывается на тысячу лет до эпохи Возрождения, а ей на смену приходит богатейшая драматургия? Не потому ли, предполагал Морозов, что все так называемые древние авторы на самом деле работали в эпоху возрождения, когда была мода апокрифировать лирические и героические поэмы в самые древние века; что никаких древних рукописей в природе не существовало; что римские развалины не могут рассматриваться как неопровержимые доказательства античного Рима, что столицей Великой Римской империи с 324 г. был не Рим, а Константинополь; что «Илиада», считающаяся древним литературным памятником, впервые была напечатана в Милане в 1511 г. и происходит от «города Илии» – так называли в средние века палестинский Иерусалим».

Современные недоброжелатели Н.А.Морозова делают упор на то, что он был «пригрет» советской властью. Между тем большинство его ученых работ вышло в дореволюционный период. Исключение составляет многотомное произведением «Христос» (история человеческой культуры в естественно-научном изложении), первая книга которого вышла в 1924 году. Однако после выхода седьмой книги Академия наук СССР объявила его историческую концепцию ошибочной, его работы на эту тему перестали упоминаться в печати. Таким образом, и «пригретый властью» Морозов не избежал цензуры в советский период, но об этом его недоброжелатели предпочитают умалчивать. Чаще вспоминают, что по личному указанию Ленина в 1923 году в пожизненное пользование ученому «за заслуги перед революцией и наукой» было передано его родовое имение Борок, где он, по его же словам, жил «последним помещиком России», имея управляющего имением, горничную, повара, конюха.

В 1931 году Морозов передал принадлежавший ему двухэтажный дом, хозяйственные постройки и земли вокруг усадьбы Академии наук, оставив за собой одноэтажный деревянный домик с мезонином. Именно по инициативе Морозова 1938 году в Борке была создана биологическая станция Академии наук, которой в 1944 году было присвоено его имя. Здесь же, в Борке, 30 июля 1946 года ученый умер и был похоронен неподалеку от дома, в котором родился. В 1946 году в доме был открыт мемориальный дом-музей Н.А.Морозова. На его фасаде – мемориальная доска: «Здесь родился, провел детские годы и после 30-летнего заключения в царских тюрьмах жил и работал почетный академик Николай Александрович Морозов, 1854-1946, революционер и ученый». Количество лет, проведенных в заключении, округлено, однако характеристика – революционер и ученый – верно отражает уникальность его личности. Он не только в жизни, но и в науке был революционером.

На этом можно бы поставить точку, но и в посмертной судьбе Морозова не всё было так гладко, как может представиться. После его смерти биологическая станция «Борок» быстро приходит в запустение. Чтобы спасти ее, в 1952 году Президиум АН СССР назначает ее директором известного полярника, контр-адмирала, дважды Героя Советского Союза, доктора географических наук И.Д.Папанина.

В 1954 году в Борке отмечалось 100-летие Н.А.Морозова, на его могиле был установлен памятник – бронзовый ученый сидит на пне с книгой в руках и смотрит вдаль.

В 1956 году биологическая станция «Борок» была преобразована в Институт биологии водохранилищ, в 1962 году переименованный в Институт внутренних вод. В 1986 году, после смерти И.Д.Папанина, институту было присвоено его имя. Именем Морозова решили пожертвовать.

Неподалеку от Борка плещется Рыбинское водохранилище – грандиозное, но сомнительное достижение революционного времени, верным сыном которого был Николай Александрович Морозов.

Хронология земной жизни великого ученого закончилась, но созданная им система отрицания древнего мира и разработанная им новая хронология до сих пор тревожат любознательные умы.

МИРАЖИ СРЕДНЕВЕКОВОЙ УЧЕНОСТИ
По свойственной юным доверчивости все мы, изучая в школе историю древнего мира, не задумывались над вопросом о том, когда и как явились европейскому миру труды великих мыслителей античности. И нас вполне удовлетворяли невнятные сведения в учебниках о древних письменах, которые, последовательно перекочевывая с глиняных и восковых дощечек сначала на свитки папируса, потом на листы пергамента, а с них на бумагу первых печатных книг, дошли до наших дней. Хотя, казалось бы, нетрудно было догадаться, что для таких огромных поэм, как, скажем, «Илиада» или «Одиссея», не хватило бы никаких глиняных плиток, да и пергамента потребовался целый воз. И в действительности, конечно же, все было совсем не так...
Вот как выглядело, например, появление сочинений Платона на европейском книжном рынке. В 1481 году флорентиец Марчеллино Фичино принес богатому венецианскому издателю Венету тридцать шесть своих рукописей на латинском языке и заявил, что это перевод сочинений некоего древнегреческого философа Платона. Хотя греческих подлинников Фичино издателю не показал, тот поспешил опубликовать принесенные ему латинские рукописи, и имя Платона, что в переводе с греческого означает «Широкий», прогремело по всему тогдашнему читающему миру. А вместе с ним пришла слава и немалые деньги к его переводчику на латынь Фичино. В следующем издании он устранил ряд анахронизмов, указанных ему читателями, но по-прежнему не показал никому греческих подлинников. Не сделали этого и наследники Фичино. Обостренный интерес к этим подлинникам побудил другого издателя тех времен, Альдо Манучио, объявить, что он заплатит по золотой монете за каждое исправление фичиновых переводов по представленному кем бы то ни было греческому оригиналу. И вот прошел 31 год после первого издания Платона на латыни, и венецианский купец Марк Мазур представил издателям будто бы найденные им греческие тексты этих произведений...
Получается так, говорил Морозов, что хитрый мореплаватель, узнав о предложениях издателя, заказал во время своих путешествий тридцати шести грекам перевести по одному сочинению из Фичинова сборника и, собрав их вместе, продал итальянским издателям как подлинники Платоновых произведений!
Такое предположение хорошо объясняет тот отмеченный многими исследователями факт, что сочинения Платона противоречат одно другому. Не в силах признать, что рукописи Платона поддельные и написаны разными авторами, специалисты по античности предпочли нелепое утверждение, будто Платон писал эти труды в разные периоды жизни, причем менял свои политические, моральные и религиозные взгляды на прямопротивоположные!
Исследовав приписываемые Платону греческие тексты разработанным им методом лингвистических спектров, Морозов установил, что они принадлежат не одному неустойчивому во взглядах автору, а совершенно разным писателям, по философизму и манере изложения принадлежавшим не к древности, а к XV веку нашей эры!


Похожая история приключилась и с другим греческим философом Аристотелем, имя которого в переводе на русский язык означает «Наилучшее Завершение». Авторы эпохи Возрождения утверждали, будто великий философ с таким странным именем жил с 384 по 322 год до нашей эры, а его многочисленные сочинения, пролежав где-то около тысячи лет, объявились в Европе в арабских переводах в VIII веке нашей эры, к XIII-XIV векам распространились между учеными Запада и стали здесь так популярны, что принесли своему автору славу «верховного учителя в человеческих делах». А что было на самом деле? Сочинения этого загадочного философа впервые были опубликованы в Венеции в 1489 году на латинском языке в редакции и с комментариями испано-арабского философа Аверроэса из Кордовы. А спустя шесть лет (время, достаточное для того, чтобы перевести их с латыни на греческий) уже знакомый нам Альдо Манучио издал их на греческом.


Проанализировав тексты «Наилучшего Завершения», Морозов пришел к выводу, что это «не представления древних, а представления о древних, сложившиеся в эпоху Возрождения, когда ученые Западной Европы писали от их имени и по-латыни, и по-гречески свои собственные мысли и что это даже сочинения не одного лица, а целой школы»...
Еще более поразительные открытия ждали Морозова при изучении истории Древнего Рима, основные сведения о которой содержатся в трудах Тита Ливия - Почтенного Ливийца. Этот необыкновенный человек, родившийся будто бы в 59 году до н. э., написал 144 тома «Истории романского народа от основания столицы». Правда, из них до наших дней дошли только 35. В первом издании Тита Ливия, напечатанном в Риме в 1469 году по утраченной рукописи, содержалось 30 книг, в которых описывались события от основания Рима до 292 года до н.э. и с 217 до 176 года до н.э. Позднее в Гессене в Бенедиктинском монастыре была «открыта» рукопись еще пяти книг, продолжающих историю до 165 года до н. э., которая сразу же была опубликована в Базеле в 1531 году.
Ценность трудов Почтенного Ливийца для Морозова состояла в том, что в них есть, как он говорил, астрономические зацепки - описание пяти солнечных и лунных затмений и одной кометы. Хронология таких событий может быть установлена объективно и сопоставлена с описаниями историка. Проделав эту весьма кропотливую работу, Морозов пришел к выводу, что описанные у Ливия астрономические события, происшедшие будто бы в III-II веках до нашей эры, не могли наблюдаться ранее V-X веков НАШЕЙ эры (!). Выходит, заключает Морозов, Тит Ливий - это какой-то скрывшийся под псевдонимом автор Эпохи Возрождения, описывавший по довольно точным документам гораздо более поздние события, но и много нафантазировавший от себя. «Относительно же места действия, - писал Морозов, - я отмечу только, что римлянами (ромейцами, от слова Roma - Рим) всегда называли себя не итальянцы, а греки, а потом и Город (Urbs) Почтенного Ливийца более подходит под Константинополь, чем под итальянский Рим».
Говорят, среди почитателей трудов Тита Ливия были знаменитые римские политические деятели - Сенека («Старик») и Марк Цицерон («Увядший Горох»), а также видный историк Тацит («Молчаливый»), будто бы живший в 55-120 годах нашей эры. Главным трудом этого плодовитого писателя считаются «Летописи» (история Рима при императорах Тиверии, Калигуле, Клавдии и Нероне) и «Истории» (смутное время Гальбы, Оттона и Вителлия). Труды эти давно вызывали сомнения в своей подлинности, и Морозову здесь осталось лишь изложить труды своих предшественников - Росса, Гошара Амфитеатрова, опубликовавших свои исследования задолго до морозовского «Христоса». Согласно их исследованиям, автором сочинений Тацита явился Поджио Браччиолини (1380-1460) - одаренный итальянский литератор и лингвист, знаток латыни, греческого и еврейского языков. Начав свою карьеру с должности копииста при папском дворе, он закончил ее на посту канцлера Флорентийской республики.
Ведя жизнь гуляки и проказника, Браччиолини, нуждавшийся в деньгах, вошел в сношения с царем тогдашнего книжного рынка Никколо Никколи, которому на протяжении многих лет поставлял переводы будто бы античных авторов, в действительности фабриковавшиеся группой способных, но нечистых на руку литераторов. В 1415 году он предложил Никколи большую партию древних манускриптов, будто бы обнаруженных в старинной башне Сен-Галленского монастыря. Так появились в духовном обороте Западной Европы сочинения Квинтилиана, Валерия Флака, Нония Марцелла, Проба, а позднее «Буколики» Кальпурния и несколько глав Петрония.
Такой выброс якобы античных сочинений на книжный рынок создал ажиотажный спрос, и среди клиентов Браччиолини и компании появляются короли, герцоги, кардиналы, университеты. В этих условиях фальсификаторы стали искусно вставлять в подложные произведения Плиния Младшего, Тертуллиана, Орезия, Сидония и других якобы античных авторов упоминания о выдающихся исторических трудах Тацита. Создалась ситуация, когда многие слышали о его великих трудах, но никто не имел счастья их читать. И вот спрос породил предложение: Тацит нашелся!
В ноябре 1425 года Браччиолини сообщил Никколи, что некий монах, его приятель из Германии, предлагает партию древних рукописей, среди которых есть несколько произведений Тацита. Обрадованный издатель немедленно согласился на сделку, но Браччиолини не спешит. Четыре года он водит издателя за нос рассказами о том, что монах его подводит, а тем временем ведет переговоры об этих рукописях с богатыми меценатами. Наконец, Никколи получает и издает первую рукопись Тацита, а Браччиолини распространяет слухи, что у него имеется более древний Тацит из малодоступного северного монастыря...
Эти вечные таинственные монахи были, по мнению Гошара, частью фальсификационной системы, налаженной Поджио. Их никогда никто не видел и не слышал, но сегодня один из них приносит из Швеции или Дании потерянный том Тита Ливия; завтра другой таинственный монах несет из Корвеи или Фульды Тацита. И всегда почему-то с далекого малодоступного севера, и всегда именно то, на что сложился бешеный спрос. За восемьдесят лет своей жизни Браччиолини «открыл» Квинтилиона, трактаты и речи Цицерона, сочинения Лукреция, Петрония, Плавта, Тертуллиана, Тацита и многих других «древних римлян». К концу жизни Поджио насытился своей апокрифической литературой, стал писать исключительно под своим именем.
Созданная Браччиолини и ему подобными система фальсификации античных рукописей не могла долго держаться в тайне: движимые честолюбием, истинные авторы не могли удержаться и не похвастать в дружеской компании тем, что именно они сочинили книги древних авторов, которыми восхищается просвещенная Европа. И этим объясняется то глубокое недоверие, с которым современники эпохи Возрождения встречали каждую очередную «находку» всех без исключения древних классических авторов. «Эпоха Возрождения» была на деле «Эпоха Зарождения», - писал Морозов, - но по условиям религиозной жизни своего времени и других причин это «зарождение» выразилось в очень оригинальной форме - в апокрифе, то есть систематическом приписывании своих собственных произведений мифическим лицам древности».
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ ПОЛЕ АНТИЧНОСТИ
Изыскания, подобные вышеприведенным, можно было бы продолжать до бесконечности, но в этом нет необходимости, так как Морозов уже проделал эту работу. Собрав имена всех выдающихся интеллектуалов Древней Греции и Рима, а также годы их жизни и деятельности в традиционной хронологии, он построил диаграмму, упрощенный вариант которой приведен здесь:

По горизонтальной оси отложено десять интервалов, обозначающих тот или иной вид умственной деятельности: лирическая поэзия, сатира, драматургия, ораторское искусство и т. д. По вертикальной - хронологическая шкала от 900 года до нашей эры до 1700 года нашей эры.
Разнеся имена античных писателей и мыслителей по столбцам в соответствии с годами их жизни, Морозов получил хронологическую картину духовной деятельности Древней Греции (синие отрезки) и Древнего Рима (зеленые отрезки). Проведя горизонтальные линии через точки - 900, - 700, - 500, - 300, 0, 1200, 1300 и 1600 вертикальной оси, Морозов получил периодизацию греко-римской и европейской культуры (периоды: эпический, поэтический, драматический, дидактический, римский, византийский, крестовых походов, эпоха Возрождения).
Диаграмма делает удобообозримой всю картину традиционной интеллектуальной истории Европы. Так, в древнейшем - эпическом - периоде мы обнаруживаем активность только в лирической и героической поэзии (синий отрезок в столбце 1). Сюда Морозов вписывает 5 имен, наиболее знаменитые из которых Орфей, Гомер и Гезиод. Во втором периоде - поэтическом - границы творчества расширяются: кроме 13 поэтов в первом столбце (в их числе Сафо, Пиндар и Анакреон), появляются 3 имени в столбце 2 - сатира - и 1 в столбце 10 - астрономы, географы, математики (это знаменитый философ Фалес, утверждавший, что все произошло из воды).
После этого начинается блестящий классический период греческой культуры - драматический. Поэзия и сатира сходят на нет, зато в столбце 3 - драматургия - появляется 14 имен, включая Аристофана, Эсхила, Софокла, Еврипида. В столбце 4 - ораторское искусство - 5 имен, в том числе Ликург и Демосфен; в столбце 5 - преднаучная философия - 7 великих имен - Гераклит, Платон, Анаксагор, Теофраст, Демокрит, Сократ, Аристотель; в столбце 9 - история - 5 имен, включая Геродота, Фукидида и Ксенофонта; в столбце 10- астрономы, географы, математики - 3 имени, среди которых Евклид.
В следующем александрийском периоде - дидактическом - духовная деятельность Древней Греции концентрируется на буколической и дидактической поэзии - столбец 6 (8 имен), на софистике, любомудрии - столбец 8 (греческий Вольтер Лукиан); истории - столбец 9 (3 имени) и астрономии, географии, математики- столбец 10 (7 имен, включая Архимеда, Аристарха Самосского, Эратосфена, Герона, Страбона, Гиппарха).
В пятом - римском - периоде греческий мир порождает евангельское учение - в столбце 7 имена 4 апостолов-евангелистов; продолжается деятельность любомудров - столбец 8 (4 имени, среди которых Иоанн Златоуст); много историков - столбец 9 (7 имен, включая Иосифа Флавия, Плутарха и Аппиана); закат ученой деятельности - в столбце 10 всего одно имя, но зато великое - Птолемей.
Византийский период знаменует собой закат греческой культуры, духовная деятельность практически прекращается, лишь в столбце 8 видим одно имя Иоанна Дамаскина и в столбце 9 - имя историка Сократа-Схоласта. Правда, именно в столбце 9 (красный отрезок в верхней части) появляется единственный мостик, связывающий культуру Древнего мира с эпохой крестовых походов и через нее с нашим временем. Здесь впервые появляются подлинные рукописи, возраст которых не подвергается сомнению. Их 9, включая Пасхальные хроники, а также хроники Георгия Амартола, Георгия Кедрена, Иоанна Зонара и Никиты Акомината. И это самые древние рукописи, которыми располагает историческая наука.
Что касается Древнего Рима, то его духовная деятельность концентрируется на рубеже старой и новой эры, около нулевого года. Век поэзии - зеленый отрезок в столбце 1 (10 имен, в числе которых Флак, Овидий, Виргилий); сатира - 7 имен в столбце 2 (в том числе Апулей, Ювенал, Гораций); драматургия - 9 имен в столбце 3; ораторство - 5 имен в столбце 4 (Цицерон, Катон, Красс); преднаучная философия - 4 имени в столбце 5 (Плиний Ст., Плиний Мл., Сенека); дидактическая поэзия - 4 имени в столбце 6 (Овидий, Виргилий, Лукреций); история - 6 имен в столбце 9 (среди них Юлий Цезарь, Тит Ливий, Тацит)...
Мы уже знаем, что Морозов, как и многие другие исследователи, сомневался в древнем происхождении трудов Платона, Аристотеля, Тита Ливия, Тацита. Снова и снова размышляя над диаграммой, он убеждался в полной неправдоподобности этого, как он выражался, «плодопеременного хозяйства» в древней истории. Здесь что ни имя, то вопрос. Как мог, например, Пифагор разработать теорию чисел за тысячу лет до того, как арабы изобрели десятичную систему счисления, без которой ни о какой теории чисел не могло быть и речи? А разве не усматривается в «огне», провозглашенном Гераклитом первопричиной всех вещей, флогистон Георга Шталя, появившийся на свет в последние годы XVII столетия? Неужели не удивителен Демокрит, который будто бы в V веке до н. э. говорил об атомах почти то же самое, что говорил о них Лавуазье 2200 лет спустя? А древнейший из философов Фалес, который, не зная длительности солнечного года, будто бы предсказал солнечное затмение, долженствующее состояться 28 мая минус 584 года по Юлианскому календарю, который появился едва ли не восемьсот лет спустя?
И такие недоуменные вопросы возникают на каждом шагу. Почему ранее V века до н. э. родятся только поэты?
Почему во времена Гомера, писавшего огромные поэмы гекзаметрическими стихами, нет историков, хотя именно исторические записи - это первое, к чему прилагается письменность? Почему древнегреческая поэзия прерывается на тысячу лет до эпохи Возрождения, а ей на смену приходит богатейшая драматургия? Почему драматурги исчезают так же внезапно, как поэты, чтобы тоже возродиться через тысячу лет, а им на смену являются дидактические поэты и математики? Почему продолжением глубоких и изысканных исторических сочинений Геродота, Фукидида и Ксенофонта стали примитивные летописи и хроники Средневековья?
Не потому ли, предполагает Морозов что все так называемые древние авторы на самом деле работали в эпоху Возрождения, когда «была мода апокрифировать лирические и героические поэмы в самые древние века; драмы, комедии, философские и ораторские произведения вслед за этим, а буколическую и дидактическую поэзию еще позднее. Историков же поневоле пришлось распределить по разным векам: ведь в то время, как в один и тот же год могли быть написаны десятки различных по содержанию комедий или стихов, нельзя же допустить, чтоб в одно и то же время Греция имела несколько различных историй?»
Подводя итоги своему анализу диаграммы, Морозов приходит к заключению, что никаких древних рукописей в природе не существовало, что все сочинения так называемой античности дошли до нас либо в рукописях на пергаменте древность которых никогда не уходит глубже XI века, либо в печатных изданиях XV-XVIII веков, причем рукописи, с которых производился набор, бесследно куда-то пропали. То есть, пишет Морозов, «явно были уничтожены владельцами после напечатания».
По словам Морозова, при изучении истории Древнего мира его всегда удивляло таинственное сходство трех периодов в истории Римской империи. Так, в Италии из первичной демократии возникло военно-монархическое государство, созданное двумя братьями Ромулом и Ремом. Потом Ромул убил брата, стал единовластным правителем, был признан святым, в его честь строили храмы и служили молебны. Просуществовав два с половиной столетия, эта монархия пала, настало смутное время, потом установилась было республика, но тут к власти пришли два соправителя и установили новую монархию. Потом один из них - Октавиан - умертвил другого - Антония, был признан святым - Августом и умер в славе. Но опять: прошло два с половиной века на смену монархии Августа пришло смутное время, нахлынула новая волна, и два соправителя Константин и Люциний создали третье монархическое государство, простершее свою власть на территории Балканского полуострова, Ближнего Востока, Египта и Италии. И та же история: умертвивший соправителя Константин причислен к лику святых, ему служат молебны, а через два с половиной века монархия распадается, и на ее территории возникают средневековые республики и княжества...
«Все это было для меня совершенно непонятно до тех пор, - писал Морозов, - пока мне не удалось установить астрономическим путем, что евангельский Христос был столбован (распят.- Ред.) 21 марта 386 года, что Апокалипсис был написан 30 сентября 395 года и что гонитель христиан Нерон списан с императора-консула Валента. при котором тоже было гонение на христиан». Если Нерон - Валент, то и все императоры Второй империи могут иметь аналогов в Третьей. И не исключено, что такая же зависимость существует и для царей Первой империи.
Проведя скрупулезный анализ источников, Морозов пришел к выводу: все Второе Римское царство во главе с Августом Цезарем списано с Третьего царства, единственно реально существовавшего в Византии, а Первое царство Ромула и Рема, а также библейское «царство Давида» оказались миражами миража. Вместе с этими царствами исчезло из рассмотрения «все христианство первых трех веков нашей эры и все иудейство до появления на свет Ария-Арона в конце III века нашей эры. Понятно стало и то, что ни одно из солнечных и лунных затмений не оправдалось до конца III века, а с IV века все оправдались».
Но если не было Юлия Цезаря, Помпея, Клеопатры, Ганнибала, то откуда же взялись в Риме античные дворцы, триумфальные арки, статуи, Колизей?
Чтобы ответить на эти вопросы, следует вместе с Морозовым совершить вылазку в то самое «мрачное Средневековье», о котором почему-то скупо пишут в наших учебниках истории...
«Для верного понимания древней истории, - писал Морозов, - мы должны освободить себя от привитой нам с детства идеи, что Римская империя вышла из итальянского Рима». Никогда этот город, стоящий среди болот в сорока километрах от устья мелководного Тибра, не мог соперничать с Константинополем на Босфоре, расположенным на берегах двух континентов и связанным морскими путями с Балканской Романией, Румелией, Грецией и Греческим архипелагом, Малой Азией, Египтом, Тунисом и Южной Италией. Самой природой поставленный в центр Средиземноморского мира Константинополь закономерно стал с 324 года н. э. столицей Великой Римской империи, граждане которой именовали себя не византийцами, не греками, не эллинами, а ромаями, то есть римлянами. Итальянский же Рим был в это время третьестепенным городком, имевшим значение лишь как религиозный центр наподобие Мекки или Лхасы.
Но значение этого городка возрастало по мере того, как формировалось христианство, оказывая все большее и большее влияние на политическую, общественную и частную жизнь людей Западной Европы. И на протяжении нескольких столетий главное внимание римской церкви сосредоточивается на нескольких направлениях деятельности, необходимых для процветания города.
Прежде всего драматической особенностью Рима было то, что, претендуя на духовную власть над всем миром, он не мог оборонить себя даже от мелких соседей. И постоянной заботой римских понтифексов, а потом и пап, был поиск могущественных светских покровителей. Далее процветание города и церкви зависело от притока паломников, для чего требовалось создать и постоянно поддерживать любой ценой престиж и славу города: привлечением всевозможных реликвий и мощей, строительством роскошных дворцов и храмов, проведением массовых шествий, увеселений и зрелищ, распространением сведений о былом могуществе и славе города Рима. Действуя в совокупности, все эти мероприятия создали условия для одной из величайших фальсификаций в истории.
Вот несколько примеров. Грегоровиус - самый авторитетный историк по истории средневекового Рима. Он настолько пропитан идеологией величия древнего Рима, что, описывая величественные сооружения, дворцы и здания, видит в них только бледные подобия того, что было на их местах в древности. Так, глядя на знаменитый Пантеон, построенный при понтифексе Бонифации IV в 608-615 годах, он не забывает отметить, что на этом месте стоял много веков заброшенный языческий храм, пока Бонифаций IV на его руинах не устроил вновь храм, но уже христианский... Вот знаменитый водопровод, будто бы «построенный еще рабами Рима». Он вступил в строй при понтифексе Адриане I (772-795), но Григоровиус опять не преминул напомнить: водопровод-де только «восстановлен» Адрианом.
Возникает вопрос: на чем основывались такие категорические поправки? Чтобы ответить на этот вопрос, Морозов проштудировал два самых старинных путеводителя по Риму, с которых списывали все последующие авторы, и пришел к выводу: ни на чем, кроме легкомыслия авторов, эти труды не основаны. «Памятники, считаемые теперь за классические, часто обозначаются именами церквей, считающихся теперь за построенные будто бы на развалинах тех памятников».
В 1300 году Бонифаций VIII устроил в Риме знаменитое паломническое торжество в честь наступления XIV века; папская булла обещала полное отпущение грехов всем, кто посетит базилики Петра и Павла - и приток паломников ожидался беспримерным. К этому торжеству, считает Морозов, был построен знаменитый Колизей. «Невольно приходит в голову, что такое здание воздвигнуто было первоначально для какого-то исключительного турнира во славу Мадонны. Все его устройство приспособлено к этому, а сообщения о его легендарном прошлом все позднего времени. Кстати, как замечает Морозов, гладиатор в переводе на русский означает «меченосец»...
В самых ранних документах римского сената, относящихся к XII веку, Морозов отыскал сведения о сдаче в аренду знаменитых якобы античных колонн Траяна и Антонина, а также арки Тита. Из этих документов явствовало, что эти сооружения приносили своим владельцам какие-то доходы, а раз так, то легенды об их древнем происхождении могли сочиняться с корыстной целью. Не исключено, что не всегда собственники этих сооружений могли устоять перед искушением и при реставрациях и ремонтах делали надписи в доказательство древности сооружения и происхождения рода.
Тогда же в XII веке в Риме появились и начали процветать семьи художников и скульпторов. «Помещаясь в своих уединенных мастерских, - писал Морозов, - они среди шума и бедствий междоусобных войн создали всю классическую скульптуру, так как почти все папы без исключения уже заботились об украшении статуями церквей и дворцов, включая Ватиканский».
Отвечает Морозов и на вопрос о происхождении римских развалин, которые любителями и поклонниками древности рассматривались как неопровержимые доказательства существования античного Рима. В действительности же это следы ожесточенной борьбы за власть между сторонниками пап - гвельфами и их противниками гибеллинами в XII-XV веках. Однажды во главе гибеллинов оказался некий Бранкалеоне, который приказал разрушать замки и дворцы гвельфов. «Подкапывали основание, поддерживая башню деревянными подпорками, - писал очевидец,- потом зажигали их, и башня падала»... Таким образом во многих городах Италии, в том числе и Риме, были разрушены десятки роскошных зданий, останки которых позднее выдавались за античные руины...
«И что же мы видим после всего сказанного в этих томах нашего исследования? - вопрошал Морозов, заканчивая очередной том. - От древней классической Греции и от древнего классического Рима ничего реального не осталось. Не осталось ничего реального и от Древней Финикии, Древнего Карфагена и от царств Израильского и Иудейского»..
На что же мог рассчитывать Морозов после подобных заявлений? Меньше всего на прекращение издания в 1932 году и наложение строжайшего запрета на малейшее упоминание об этих работах в советской печати на долгие пятьдесят лет...
Николая Александровича и на этот раз спасла фантастическая разносторонность: перестав работать над запретной темой, он переключился на другие проблемы, которые успешно разрабатывал до самой смерти в возрасте 92 лет. Заряд жизненных сил в этом необыкновенном человеке был таков, что в начале Великой Отечественной войны, перевалив за восьмой десяток, он записался в народное ополчение...
Лишь в конце 70-х годов группа математиков - М. Постников, А. Фоменко, А. Мищенко и др., - приступив к дальнейшей разработке поставленной Морозовым проблемы, опубликовала несколько статей в научной печати. Однако предпринятая в 1982 году попытка журнала «Техника и наука» сделать эти работы достоянием широкой гласности повлекла за собой строгое внушение со стороны ЦК КПСС. И вот теперь мы снова предлагаем вниманию читателей изложение морозовской концепции о преемственной непреоывности человеческой культуры и статью математика Анатолия Фоменко, рассказывающего о разработанных им и его коллегами методах научного анализа исторических документов. Об этом читайте в статье.

об архиве

Хранителем личного архива почётного академика Николая Александровича Морозова (1854-1946 г.г.) является Архив РАН. Личный архив Н. А. Морозова (фонд 543 ) представляет собой 13 описей, содержащих 5293 дела, включающих 135746 листов архивных документов.

Информационный ресурс «Архив Н. А. Морозова» разработан в Отделе страхового документального фонда Архива РАН и представляет собой базу данных, описывающую один из разделов фонда пользователей на микрофишах Архива РАН – личный архив Николая Александровича Морозова. Чтобы обеспечить навигацию и поиск в этом материале для заинтересованных специалистов, разработаны соответствующие приложения. Наличие таких полей в записях, как «номер дела», «название дела», «вид материала», «даты создания документа» позволяет эффективно ориентироваться во всём многообразии документов и осуществлять поиск интересующих разделов, заказывать копии документов у держателя фонда.

В настоящее время работы по оцифровке документов из личного архива Н. А. Морозова закончены и все документы в количестве 165170 файлов объемом 47.2 Гбайт доступны пользователям портала РАН.

Работы по созданию информационного ресурса «Архив Морозова» выполнялись в рамках программы Президиума РАН «Информатизация» совместно с Институтом проблем информатики РАН.

Николай Александрович Морозов

Имя народовольца Н. А. Морозова, проведшего 29 лет в одиночном заточении в Шлиссельбургской крепости и других царских тюрьмах, вошло в историю русского революционного движения.

Почетный академик Н. А. Морозов известен также как оригинальный ученый, оставивший большое количество трудов в самых разнообразных областях естественных и общественных наук. Он известен и как писатель, и как поэт.

Н. А. Морозовым выполнены работы в различных областях астрономии, космогонии, физики, химии, биологии, математики, геофизики и метеорологии, воздухоплавания, авиации, истории, философии, политической экономии, языкознания. Им написан ряд широко известных автобиографических, мемуарных и других литературных произведений.

Поразительная научная эрудиция, широкий синтетический охват основных областей знания и творческое вдохновение сочетались у Морозова с оригинальностью подхода к каждой интересовавшей его теме. По энциклопедическим знаниям, огромной трудоспособности, продуктивности и творческому потенциалу Н. А. Морозов – явление исключительное.

Николай Александрович Морозов родился в 1854 г. Он пережил первые шаги развития техники пара и электричества, а завершил свой жизненный путь в начальный период эпохи атомной энергии, возможность которой он предвидел раньше большинства физиков и химиков.

До 1874 г. Н. А. Морозов ведет напряженную, полную научных исканий жизнь, глубоко изучая математику и ряд дисциплин, не входивших в программу гимназий – астрономию, геологию, ботанику и даже анатомию. Одновременно он интересуется общественными вопросами, зачитывается Некрасовым, Чернышевским, Добролюбовым и изучает историю революционного движения.

В ноябре 1905 г., в результате революции, Н. А. Морозов, после 25 лет заключения, оказался на свободе. Теперь он целиком посвящает себя науке, начинает готовить к печати свои труды, написанные в тюрьме, и выпускает ряд книг и статей на различные темы.

Оценивая пройденный Н. А. Морозовым научный путь, учитывая отсутствие у него специального химического образования и возможности экспериментировать в лаборатории в период его молодости, приходится удивляться, как глубоко и разносторонне он овладел сокровищами химической науки, как смело, творчески он ими пользовался, как относительно мало ошибок он делал. Будучи оторван на протяжении почти 30 лет от живого общения с химиками, не имея ни учителей, ни учеников, Н. А. Морозов, естественно, должен был самостоятельно, без эксперимента, без новейшей литературы, решать возникавшие у него зачастую весьма сложные задачи.

В его трудах поражает острота мысли, обобщений и прогнозов.

По словам академика И. В. Курчатова, «современная физика полностью подтвердила утверждение о сложном строении атомов и взаимопревращаемости всех химических элементов, разобранное в свое время Н. А. Морозовым в монографии "Периодические системы строения вещества"».

Н. А. Морозов с 1918 г. до конца своей жизни был директором Естественнонаучного института им. П. Ф. Лесгафта, отличавшегося многоплановостью исследований в самых различных областях знания, о чем говорят выходившие с 1919 г. под редакцией Н. А. Морозова труды института. Именно в этом институте по инициативе Н. А. Морозова начиналась разработка ряда проблем, связанных с освоением космоса.

Принцип комплексных исследований в науке, которого всю свою жизнь придерживался Н. А. Морозов, был воплощен не только в руководимом им институте, но и воплощается в работе научного центра, созданного в 1939 г. по его инициативе в поселке Борок Ярославской области, где сейчас работают Институт биологии внутренних вод и Геофизическая обсерватория «Борок» Российской Академии Наук. Этот научный центр на родине Н. А. Морозова является достойным памятником выдающемуся ученому и гражданину.

Трудами Н. А. Морозова пользуются специалисты многих областей знания. Его имя вошло в историю отечественной науки и культуры, в историю русского революционного движения.

В одном из своих стихотворений Н. А. Морозов говорит: «Не умер только тот, чей отклик есть в других, - кто в этом мире жил не только жизнью личной». Эти прекрасные слова следует отнести и к самому Морозову.

По инициативе В. И. Ленина имение Борок было передано Н. А. Морозову в пожизненное пользование. Там он родился, жил и работал, в Борке он скончался 30 июля 1946 г. на 93-м году жизни. На его могиле стоит памятник работы известного скульптора Г. И. Мотовилова, изображающий ученого сидящим с книгой в руке.

В доме, где жил и работал почетный академик Н. А. Морозов, организован музей. Советское правительство наградило Николая Александровича двумя орденами Ленина и орденом Трудового Красного Знамени. Его именем назван поселок в Ленинградской области, неподалеку от Шлиссельбургской крепости.

Архивные материалы, воспоминания, самые неожиданные находки раскрывают все ярче и шире жизненный подвиг этого удивительного человека.

Люди сохраняют память о Н. А. Морозове как о замечательном ученом, человеке исключительной нравственной чистоты, душевной теплоты и гуманности.

Тщательное и разностороннее изучение творческого наследия Н. А. Морозова сделает его замечательную жизнь, его ценные мысли, его яркие идеи достоянием многих поколений. (Из книги Николай Александрович Морозов (1854 - 1946). «Наука» М. 1981).