Карл сэндберг - линкольн.

Сэндберг: «Я - народ»

Я прихожу

с круто посоленным хлебом,

ярмом непосильной работы,

неустанной борьбой

нате, берите:

опасность

и ненависть.

К. Сэндберг

Сэндберг и Фрост - в чем-то две равновеликие поэтические индивидуальности. Они образуют, как это уже случалось в истории литературы, контрастную пару. Сэндберг - продолжатель традиции Уитмена, мастер верлибра, поэт демократического звучания и широкого тематического диапазона.

Карл Сэндберг: творческий путь.

Карл Сэндберг (1878-1967) был уроженцем Среднего Запада, края прерий и бескрайних полей; эти пейзажи позднее будут возникать в его стихах. Родители его были шведами-имми- грангами, отец - рабочим. С ранних лет Сэндберг приобщился к труду, кочевал по Среднему Западу, выполнял разные работы в городах и на фермах, был солдатом во время испано-американской войны 1898 г. Окончив колледж (1902), занялся журналистикой. Как и многие литераторы в начале века, пережил увлечение социалистическими идеями.

Вместе с Фростом, Т. С. Элиотом и др. Сэндберг воплощал одну из граней новой поэзии , складывавшейся в 1910-е гг. в рамках Поэтического ренессанса. Он обратил на себя внимание после публикации в упоминавшемся журнале «Поэтри» в 1914 г. знаменитого стихотворения «Чикаго». Оно обратило на себя внимание энергией свободного стиха, смелыми метафорами и использованием грубоватого просторечия:

Свинобой и мясник всего мира,

Машиностроитель, хлебный ссыпщик,

Биржевой воротила, хозяин всех перевозок,

Буйный, хриплый, горластый,

Широкоплечий - город гигант.

(Пер. И. Кашкина)

Сэндберг - одна из ведущих фигур в группе чикагских литераторов, которые в 1910-е гг. заявили о себе как самобытное региональное явление об щеамериканской знач и м ост и.

Авторитет Сэндберга был закреплен сборником «Чикаго» (1916), где он выступил как поэт-урбанист, певец растущего мегаполиса, средоточия промышленного производства и резких социальных контрастов. В эти годы Сэндберг печатается как поэт социально ориентированный в леворадикальных журналах «Мэссиз» и «Либерейтор »: об этом свидетельствуют такие его стихи, как «Выбор», «Лжецы», «Памяти достойного», «Небоскреб». Свое эстетическое кредо поэта демократических убеждений он выразил хрестоматийными строками из стихотворения «Выбор»:

Я прихожу

с круто просоленным хлебом,

ярмом непосильной работы,

неустанной борьбой

нате, берите:

опасность

и ненависть.

(Пер. И. Кашкина )

В его стихах предмет поэтического внимания - жизнь заводов и фабрик, быт городских окраин, ферм, разбросанных посреди бескрайних прерий, нелегкая доля простых тружеников (сборники «Сборщики кукурузы», 1920, удостоенный Пулитцеровской премии; «Дым и сталь», 1922 и др.). Большим «индустриальным поэтом Америки» назвал его Маяковский. Сэндберг постоянно ощущал себя кровно связанным со своей страной: «Я родился в прерии, и сок ее пшеницы, цвет ее клевера, глаза ее женщин дали мне песню и лозунг».

В художественном стиле Сэндберга, сложившемся к началу 1920-х гг., преобладают различные вариации свободного стиха, который порой перерастает в ритмизированную прозу. Сэндберг также выступал как фольклорист, с увлечением собирал образцы песенного и поэтического устного народного творчества соотечественников (сборник «Американский мешок песен», 1927). Кроме того, он любил исполнять народные песни и собственные стихи под гитару.

Наряду с работой в художественно-поэтических жанрах Сэндберг выступает как биограф и историк, создав фундаментальный шеститомный труд, посвященный Аврааму Линкольну. Он состоит из двухтомника «Авраам Линкольн: годы прерий» (1929) и четырехтомника «Авраам Линкольн: военные годы», последний был удостоен Пулитцеровской премии. Труд Сэндберга выделяется на фоне бескрайней американской «линкольнианы» основательностью: он был вдохновлен любовью поэта к своему герою. Сэндберг, как и великий президент, верил в коллективную мудрость народа - опору наших надежд. Вспомним, что Линкольну посвящены, наверное, лучшие стихи Уитмена, влияние которого ощутимо во всей американской поэзии века. Сэндберг был одним из самых ярких продолжателей уитменов- ской традиции. Ее воплощением стала его поэтическая книга «Народ, да» (1936), одно из знаковых явлений литературы «красных тридцатых». В ней Сэндберг стремился дать эпическое, емкое полотно Америки и ее народа. В книгу включено более ста стихотворений, касающихся многих жизненных аспектов (созидание, богатство, война, справедливость, право, труд). Книга Сэндберга - мощный поэтический эпос, вобравший в себя все многоцветье ландшафтов, этносов, отразивший нравственные и социальные проблемы Америки, главные события ее прошлого и настоящего.

В книге Сэндберга получили развитие идеи, высказанные еще в раннем стихотворении «Я - парод», открывающемся многозначительными строками. В них он в духе автора «Листьев травы» отождествляет себя со своими соотечественниками, славными своей трудовой, созидательной энергией:

Я - народ, я - чернь, толпа, массы

Знаете ли вы, что все великое в мире создано моим трудом?

Я - рабочий, изобретатель, я одеваю и кормлю весь мир.

(Пер. И. Кашкина)

В годы Второй мировой войны Сэндберг занимает твердую антифашистскую позицию. Он солидарен с Россией в ее отпоре нацистам. Пишет взволнованное стихотворное послание-обращение к Дмитрию Шостаковичу, творцу знаменитой Седьмой («Ленинградской») симфонии. Партитура этого прославленного музыкального сочинения была доставлена весной 1942 г. в США и стала исполняться с огромным успехом крупнейшими симфоническими оркестрами страны. Значение музыки Шостаковича выходило за чисто эстетические рамки: она звучала как гимн героического сопротивления русских нацистской агрессии. В последние годы своей долгой жизни Сэндберг не устает интенсивно трудиться в разных стихотворных жанрах, оставаясь верным основному демократическому, гуманистическому пафосу своего творчества. Посещает нашу страну. Его «Полное собрание стихов » (1950) увенчано очередной Пулитцеровской премией; выходят его сборники «Песня ветра» (1960) и «Мед и соль» (1963), а также новое, уже посмертное издание «Полного собрания стихов ».

20.5. Гарлемский ренессанс: поэзия Ленгстона Хьюза

Я - тоже Америка.

Ленгстон Хьюз

1920-е годы - это время, когда резко возрос интерес к литературе и шире, культуре темнокожих американцев. К находившейся долгое время в очередной изоляции и неравноправной части общества, которую называли «черной» Америкой. Само понятие «плавильного котла» не исключало мультикультурного характера общества в США. А это определяло наличие этнического колорита, равно как и целых этнических течений в американской словесности, тех образцов, которые созданы темнокожими американцами, латинос (т.е. людьми с испаноязычными корнями), евреями, индейцами, представителями азиатских диаспор, особенно китайской и т.д. Этнический колорит определил художественную природу ряда выдающихся мастеров слова, которые получили международное признание, стали лауреатами Нобелевской премии но литературе: это Сол Берроу , Исаак Башевис Зингер , Тони Моррисон.

Трудный процесс становления. Долгое время драматически складывались судьбы писателей с черным цветом кожи: это относилось не только к эпохе рабства, но и десятилетиям, последовавшим за его падением (1863). Длительный период литературное творчество представителей «черной» Америки игнорировалось официальным истеблишментом и академической наукой как нечто малозначительное и маргинальное, находящееся на периферии литературного процесса. Само духовное и художественное развитие негров тормозилось не только экономическим угнетением, дискриминацией и откровенным расизмом, прежде всего на Юге, по и комплексом неполноценности, который им настойчиво навязывался. Сам черный цвет кожи считался эмблемой второсортное™, отсталости в условиях «белого превосходства».

В XIX в. из среды негров удавалось выбиться немногим ярким личностям, таким как Фредерик Дуглас (1817-1895), бывший раб. Его перу принадлежит знаменитая автобиография, история жизни невольника, сумевшего вырваться из темноты, стать писателем и общественным деятелем, лидером черных. На исходе века заметными фигурами были темнокожие прозаик-новеллист У. У. Чеснатт (1852-1932) и поэт Поль Лоренс Данбар (1872-1906), о котором У. Д. Хоуэлле, ему покровительствовавший, писал: «Данбар дал эстетическую и вместе с тем лирическую интерпретацию жизни негров».

На рубеже XIX-XX столетий выдвигается Уильям Дюбуа (1868-1963), фигура поистине прометеевская, человек универсальной разносторонности: ученый, историк, социолог, педагог, общественный деятель, прозаик, мемуарист, поэт. Он прожил долгую жизнь, перешагнув 95-летний рубеж, оставил многотомное и разнообразное наследие, став, подобно своему предшественнику Ф. Дугласу , негритянским лидером на новом историческом этапе. В книге «Душа черного народа» (1903), этой «политической библии черных», он поставил перед темнокожими американцами первоочередную задачу - обретение гражданских прав во всей полноте. Он обосновал тезис о двойном сознании негра ; с одной стороны, он - американец, с другой - чернокожий, живущий в неуютном для себя мире.

Новый этап в развитии литературы «черной» Америки - время после Первой мировой войны. В начале 1920-х гг. начинается культурное и литературное движение, названное Гарлемским ренессансом. В это десятилетие проявлялся интерес к негритянской культуре, музыке, джазу, танцевальному и вокальному искусству, в котором видели некую экзотику, противостоящую стерильной машинной цивилизации. Теоретик гарлемского ренессанса в предисловии к антологии «Новый негр» (1925), вышедшей под редакцией Алэна Локка, призывал к изображению темнокожего американца не как объекта сочувствия и сострадания, а как реальной личности со всеми недостатками и слабостями.

Ленгстон Хьюз: бард Гарлема. Самой значительной фигурой среди «гарлемцев» был Ленгстон Хьюз (1902-1967), крупнейший негритянский поэт, переросший узкие этнические рамки. Он был художником, плодовитым и во многом универсальным, а в его деятельности ярко проявилось просветительское начало. Он работал в разных жанрах: поэт и романист, драматург и новеллист; критик и переводчик; автор книг для детей и культуролог; публицист и фольклорист, собиратель образцов негритянского устного народного творчества; переводчик и популяризатор негритянской истории. Но наиболее оригинально и полно его талант проявился на поэтическом поприще. Его стихи стали фактом истории американской поэзии XX в.

Как разыскивает поэтов слава? Порой самым непредсказуемым образом. Так случилось с Леигстоном Хьюзом в бытность его мойщиком посуды в одном из нью-йоркских отелей. Однажды среди посетителей оказался знаменитый поэт Вечел Линдзи : он собирался читать свои стихи в концертном зале. Л. Хыоз хотел его послушать, но цветных в зал не пускали. Тогда Хьюз положил на столик Линдзи вместе с меню и несколько собственных стихотворений, переписанных от руки. Стихи понравились Линдзи, который тут же их продекламировал вместе с собственными. А потом опубликовал в газете, сопроводив их заметкой об одаренном поэте-негре, вынужденном работать в ресторане.

Когда Хыоз встретился с Линдзи, ему было 24 года. Выходец из негритянской семьи среднего достатка, он еще школьником проявил поэтические способности, поступил в Колумбийский университет на инженерную специальность, но затем решает круто переменить судьбу и в течение двух лет плавает на судне моряком. Затем живет некоторое время в Париже и Италии и возвращается на родин}", имея 25 центов в кармане, но переполненный стихами.

Он дебютировал сборниками «Усталые блюзы » (1926) и «Хорошие вещи в закладе» (1927). В них, с одной стороны, запечатлена экзотика художественной жизни Гарлема, негритянского квартала Нью-Йорка, мир кабаре, танцзалов, джаза; а с другой - быт негритянских низов, тех, кто работает или ищет работу. Литературный дебют Хьюза совпал с тем «черным бумом», который переживала в послевоенное десятилетие Америка. Сформировалась мода на негритянскую культуру, экзотику и «примитив», которые воспринимались как противовес бесплодию «долларовой цивилизации» и бездуховности «машинного века».

Настал «век джаза», воспетый Фицджеральдом. Загорелись яркие звезды негритянского искусства: джазисты Луи Армстронг и Дюк Эллингтон, певцы Роланд Хейс, Бесси Смит. Негры певцы, танцоры, живописцы, но особенно музыканты-исполнители обрели популярность. Им покровительствовали, о них благожелательно писали, хотя на Юге процветала сегрегация. Впервые темнокожие появились на бродвейских подмостках не во второстепенных ролях слуг, а как герои первого ряда (например, в пьесах О’Нила «Император Джонс» и «Все дети бога имеют крылья»). Налицо был рост этнического самосознания в среде черного населения, особенно на Севере.

Эти настроения отозвались уже в сборнике Хыоза «Усталые блюзы» («Вступление», «Негр говорит о реках», «Как я становился старше», «Плач по темнокожим» и др.).

В «программном» Эпилоге Хьюз писал:

Я тоже пою Америку Я сын ее темнокожий.

И пусть меня гонят на кухню,

Чуть гости придут, -

Я смеюсь,

Ем больше И вырасту сильным.

Увидят они:

Я красивый, я сильный,

Им станет стыдно:

Я - тоже Америка.

В пору «красных тридцатых» происходит резкая радикализация Л. Хьюза: в его творчество приходит новый герой, не «ниггер», вымаливающий благоволение белых, а личность, готовая себя защитить. Подобный поворот заметен в новеллистическом сборнике «Нравы белых» и особенно в образе Берта Норвуда , незаконнорожденного сына белого плантатора, героя новеллы «Отец и сын». В речи на Первом конгрессе американских писателей (1935) Хыоз призывал негритянских художников слова перейти на сторону рабочего класса и открыть белым те качества негритянского народа, которые выходят за рамки «черной экзотики». «Нам нужды герои», - провозглашал он в статье с аналогичным названием. Его радикализм отчетливо проявился в сборнике «Новая песня» (1938), в который вошла написанная в уигмсновском стиле поэма «Пусть Америка снова станет Америкой », воодушевленная верой в возможность подлинной демократии и расового равноправия. Его стихи 1930-х гг. при всей их декларативности были пронизаны горячим антирасизмом и верой в социальную справедливость. Они составили посмертно изданный сборник «Доброе утро , революция» (1974).

В целом Хьюз одушевлял исторический оптимизм, выраженный в стихотворной миниатюре «История»:

Прошлое было сплавом Крови и бед.

Этому в будущем Места нет.

(Пер . В. Васильева)

Хьюз был в числе тех американских писателей (Хемингуэй, Д. Паркер и др.), который побывал в Испании в пору Гражданской войны и выражал солидарность с республиканцами и их героическим сопротивлением («Песня Испании», «Герой интербригады»).

Два первых сборника Хьюза были той первоосновой, из которой вырастали «побеги» других его книг. В них были заложены те главные мотивы, образы и темы, которые он развивал и обогащал еще многие годы, в таких книгах как «Хранитель мечты» (1932), «Новая песнь» (1938), «Шекспир в Гарлеме» (1942), «Поле чудес» (1947), «Билет в один конец» (1949), «Монтаж несбывшейся мечты» (1951), «Пантера и хлыст» (1967). Это были именно поэтические книги , а не обычные сборники стихов, охватывающие определенный период. Хьюз тщательно их составлял. В каждой из них была своя внутренняя тема, настроение, пафос.

Хьюз был поэтом-урбаиистому бардом Гарлема . «Черная столица» была поистине «страной Хыоза». Здесь жили его герои: грузчики и музыканты, девушки из дансингов, рабочие и мелкие клерки. Гарлем был своеобразной моделью «черного» образа жизни.

Среди персонажей, им созданных, выделялся Джесси Симпл (его имя буквально означает простак) - фигура типичная и массовая. Он герой четырех книг бытовых зарисовок и фельетонов: «Симпл делится своими мыслями» (1950), «Симпл выбирает жену» и др.

Создавая фигуру Симпла, Л. Хыоз включался в споры о «негритянской сущности». Хьюз воплотил в Симнле дух и плоть Гарлема, человека из народа. Он наивен и хитроват, добр, нетерпим ко злу во всех его проявлениях, наделен чувством юмора, готов посмеяться и над белыми, и над цветными. Нетерпим к расизму и милитаризму, к политической трескотне. Отнюдь не безупречный семьянин, охотник до развлечений. Свыше 10 лет Симпл появлялся на страницах газетных колонок, стал любимцем читателей, многие из которых верили, что это не литературный персонаж, а реальное лицо. В 1960-е гг. Хьюз оказался свидетелем начавшейся «негритянской революции», откликом на которую стала его последняя поэтическая книга «Пантера и хлыст».

Поэзию Хьюза - а именно в ней он в наибольшей мере проявил свою самобытность - питали два животворных источника. Во-первых, это негритянский фольклор, в том числе такие его формы, как спиричуэлу т.е. духовный гимн, и блюз - народная лирическая песня, нередко грустного характера, исполнявшаяся в сопровождении банджо или гитары. Хьюз сделал блюз жанром поэтического искусства , закрепив его в качестве оригинальной стихотворной формы. Хьюз впитал в себя музыкальность, одушевлявшую устное творчество.

Во-вторых, вдохновляющим источником для Хыоза была уитменов- ская традиция, поэтика «свободного стиха». Его стихотворение «Старый Уолт» - не только признание в любви к Уолту Уитмену, но и символ поэтической веры, приверженность идеалам подлинной демократии, равноправию и народности. В этом плане он был созвучен своему старшему современнику Карлу Сэндбергу, также уитменианцу, осваивавшему богатство фольклора. Исследователь негритянской литературы Артур Дэвис писал: «Один из критиков назвал его негритянским классиком. Я оцениваю его более широкими категориями: Ленгстон Хьюз - это американский классик, слава которого переживет наше столетие». Он был первым ииса- телем-негром, которого стали у нас широко переводить и активно изучать.

Карл Сэндберг

Линкольн

В ПРЕРИЯХ

1. Детство и юность на диком Западе

В 1776 году, когда тринадцать американских колоний приняли знаменитую Декларацию независимости, в графстве Рокингхэм жил капитан виргинского народного ополчения Авраам Линкольн. Он владел там 210 акрами земли, доставшимися ему от отца, Джона Линкольна, одного из многих переселенцев, приехавших из Англии, Шотландии, Ирландии, Германии, Голландии, которые захватывали зеленые холмы и склоны долины Шенандоа и взрезали своим плугом девственные земли, издавна принадлежавшие индейцам. Эти Линкольны были спокойными, мирными и упорными людьми.

У Авраама Линкольна было трое сыновей: Мордехай, Джошуа, Томас - и две дочери. Вот с этой семьей Авраам Линкольн в 1782 году переселился в Кентукки. Давно уже его друг Даниэл Бун, побывавший в Кентукки, рассказывал ему о богатых черноземом и травами долинах, где масса дичи и рыбы, где отличный лес и чистые быстрые реки. Его влекла эта сторона, о которой рассказывал Бун, где акр земли стоил 40 центов. Авраам Линкольн продал свою ферму, упаковал пожитки и присоединился к группе переселенцев, направлявшихся по Дикой дороге через Камберлендский перевал на север и затем на запад, в Кентукки. Он обосновался на берегу Грин-ривер и занял там участок земли более чем в 2 тысячи акров.

Однажды - это было через два года, - когда Авраам Линкольн работал на поле со своими тремя сыновьями, мальчики услышали ружейный выстрел, свист пули… Отец с криком упал на землю. «Индейцы!» - крикнул кто-то из них; Мордехай бросился в хижину, Джошуа пустился через поле и лес за помощью, а шестилетний Том остался над истекающим кровью отцом, не зная, что делать. Он поднял голову и увидел рядом с собой индейца. В ту же минуту индеец взмахнул руками, со стоном согнулся пополам и рухнул наземь. Его настигла пуля Мордехая, который стрелял сквозь щель в стене хижины. Маленький Том стоял так близко, что слышал, как пуля ударила краснокожего.

Томас Линкольн вырос, живя у родных и знакомых; время от времени он нанимался работать к фермерам. Между делом он овладел плотничьим и столярным ремеслами. Иногда он бывал молчалив, а порой говорил без умолку, шутил и рассказывал всевозможные истории. Он умел немного читать и мог подписать свою фамилию.

В девятнадцать лет Томас Линкольн вступил в ополчение штата Кентукки и в двадцать четыре года был назначен констеблем в графство Камберленд. В 1803 году он купил за 118 фунтов наличными участок земли в 238 акров около Милл-крика, в семи милях от Элизабеттауна.

В 1806 году Томас Линкольн женился на двадцатидвухлетней Нэнси Хэнкс, которую иногда звали Нэнси Спарроу, потому что она выросла в доме Томаса и Элизабет Спарроу и фактически была их приемной дочерью. Сыграли свадьбу; молодой муж посадил новобрачную на лошадь и повез ее по красноватой глинистой дороге в Элизабеттаун. Там он купил полдюжины ножей, вилок и ложек, иголок и ниток, три куска шелка и три фунта табака - шелк для Нэнси, табак для себя. Они были счастливы. Том плотничал, мастерил комоды, шкафы, двери, окна, а когда приходилось - то и гробы.

В 1807 году Нэнси родила девочку, которую назвали Сарой.

Через год Томас Линкольн с Нэнси и ребенком переехали из Элизабеттауна на новое место - у ручья Нолин-крик. в двух с половиной милях от Ходжин-вилля, где он приобрел 348 с половиной акров нетронутой земли. Здесь Том построил хижину из бревен, которые сам срубил неподалеку. Полом служила утрамбованная земля, одна-единственная дверь висела на кожаных петлях. Сквозь крохотное окошко можно было выглянуть наружу и посмотреть, что за погода на дворе, увидеть солнце и деревья, уходящие вдаль холмистые прерии.

Однажды февральским утром 1809 года Том Линкольн вышел из своей хижины на дорогу, остановил соседа, попросил его зайти к бабке Пегги Уолтерс и передать ей. что Нэнси скоро потребуется ее помощь. Утром 12 февраля - это было воскресенье - бабка пришла в хижину Линкольнов, и вместе с Томом и стонущей Нэнси Хэнкс они приветствовали приход в этот мир жестокой борьбы и крови, мир мечтаний и разочарований нового ребенка, мальчика.

Несколько позже в то же утро Том Линкольн подбросил побольше дров в очаг, укрыл Нэнси лишним одеялом и зашагал по дороге, где в двух милях от его хижины жили Том и Бетси Спарроу. Деннис Хэнкс, девятилетний приемный сын Спарроу, встретил его на пороге. «Нэнси родила сына», - сказал Том, и на лице его появилась застенчивая улыбка.

Деннис со всех ног бросился к хижине Линкольнов. Влетев туда, он увидел Нэнси, лежащую на постели, устроенной в углу из жердей. Она оторвала свой взгляд от ребенка и слабо улыбнулась Деннису. А он стоял и смотрел, как спокойно и мерно дышит это маленькое существо. «Как ты решила назвать его, Нэнси?» - спросил он. «Авраамом, - ответила она, - в честь его деда».

Весной 1811 года Том Линкольн перевез свою Семью на новое место, в 10 милях северо-восточнее Нолин-крика. У ручья Ноб-крик он купил участок в 230 акров. Почва здесь была чуть получше, да и соседей было больше. Неподалеку от новой хижины Тома проходила знаменитая Камберлендская тропа, основная дорога, связывавшая Луисвилл с Нашвиллем. На этой дороге можно было видеть крытые фургоны с переселенцами, двигавшимися на юг, на запад, на север, коробейников, торговавших всевозможными скобяными изделиями и галантереей, партии рабов, бредущих во главе с надсмотрщиком или в сопровождении работорговца верхом на лошади; иногда можно было увидеть конгрессменов или членов законодательного собрания, проезжавших в роскошных экипажах на заседания в Луисвилл.

Здесь, на этой ферме, маленький Эйб вырастал из одной рубашонки в другую, здесь он научился ходить и говорить, а когда стал немного старше, привык к домашней работе - бегал со всякими поручениями, таскал воду, дрова, выносил золу из очага. Он узнал, как появляются на ладонях мозоли от мотыги, когда трудишься над грядками фасоли, лука, помидоров. Он научился ходить за жеребцом и двумя кобылами, которых купил его отец.

Эта ферма на Ноб-крике, в долине, окруженной высокими холмами и пересеченной глубокими оврагами, была первым домом, который запомнил Эйб Линкольн.

Школа находилась за четыре мили от их дома, и когда она была открыта, а Сара и Эйб не были заняты по хозяйству, они ежедневно проделывали этот путь. Там, в бревенчатой хижине с земляным полом и единственной дверью, сидя на грубо сбитых скамьях без спинок, они выучили азбуку и научились считать до десяти. В этой школе всегда было шумно: ученики громко повторяли свои уроки, чтобы показать учителю, какие они прилежные. Первым учителем Эйба и Сары был Захария Риней, католик, вслед за ним появился Калеб Хазед, до этого содержавший таверну. Впоследствии Эйб вспоминал, что «всюду, где только можно было нарисовать линии, он тренировался в письме». Он выцарапывал слова углем, выводил их в пыли, на песке, на снегу. Он находил особую прелесть в письме.

Том Линкольн трудился всегда изо всех сил, и у него была репутация человека, который платит свои долги. Однако в 1814 году из-за ошибки в документе на право владения землей ему пришлось продать свою ферму на Милл-крике, получив за нее на 18 фунтов меньше, чем он сам когда-то заплатил. Началась тяжба по поводу его участка на Нолин-крике, затем другой процесс, грозивший потерей фермы на Ноб-крике. К тому же и здесь все больше и больше применялся труд негров-рабов. В 1815 году в графстве Хардин насчитывалось уже 1 238 рабов. На каждого налогоплательщика приходилось 58 негров-рабов - мужчин, женщин и детей, которые в описях оценивались наравне с лошадьми, коровами и другим домашним скотом. Поэтому, когда Том Линкольн в 1816 году решил перебраться в Индиану, это было, как писал впоследствии Эйб, «в известной степени из-за рабства, но главным образом из-за тяжб по поводу его прав на землю».

В декабре 1816 года Том Линкольн с Нэнси, Сарой, Эйбом, четырьмя лошадьми и самым необходимым домашним имуществом тронулись из Кентукки на север, пересекли реку Огайо и добрались до Индианы. Путь их пролегал через дикие, не тронутые рукой человека местности, по холмам, покрытым густым лесом, в котором росли мощные дубы и вязы, клены и березы. Туман и зимняя сырость мешали идти; мелкая поросль леса так густо сплеталась ветвями, что Тому, вероятно с помощью Эйба, приходилось иногда прокладывать дорогу топором. «Это были глухие места, - писал впоследствии Эйб, - где в лесах еще водились медведи и другие дикие животные, где рев пантеры наполнял ночь ужасом». В этой пустынной местности на квадратную милю приходился один человек, а дом от дома находился в двухтрех милях.

Наконец в 16 милях от реки Огайо, у ручья Литл Пиджен-крик, они нашли более или менее открытый участок земли. Здесь всей семьей соорудили из жердей временную хижину, у которой было только три стены, а у входа день и ночь горел костер. В последующие недели Том с помощью соседей и маленького Эйба, которому еще не исполнилось восьми лет, срубил и поставил бревенчатую хижину 18 на 20 футов, с чердаком. Эйб вспоминал потом, что «хотя ему было совсем мало лет, выглядел он гораздо старше и тогда-то получил в руки топор - этот самый полезный инструмент, который он с тех пор не выпускал из рук».

Карл Сэндберг

Страна Рутамята

Carl Sandburg ROOTABAGA STORIESСемейная библиотекаСерия «Литературная сказка»Перевела с английского Ольга БухинаРисовала Любовь Шаханова

Он был сама Америка»

Линдон Джонсон

Карл Сэндберг родился 6 января 1878 года в США, в семье эмигрантов из Швеции. Его отец был привезен родителями в возрасте 10 лет, мать приехала, когда ей было 23 года. Они поженились в 1874 году и у них было семеро детей. Карл, старший из сыновей, был вторым ребенком. Хотя семья была бедной, детство его было счастливым. Он окончил школу в 1891 году, потом работал продавцом молока, а в 18 лег перебрался в Чикаго. Учился в колледже, где не только был капитаном баскетбольной команды, но и редактором ежегодного сборника. Первая публикация – «В безрассудном восторге» была напечатана в 50 экземплярах его профессором. Он отдал дань «передовым» идеям, вступив в социал-демократическую партию в 1907 году и активно обличал капитализм. В 1908 году он женился на Лилиан Стейнхен, эмигрантке из Люксембурга. У них было три дочери. В Чикаго Карл работал в «Чикаго Дейли Ньюс », писал стихи, собирал материалы о жизни президента Линкольна. Книги о Линкольне – «Ранние годы» и «Годы войны» – многотомные монографии занимают в его творчестве не меньшее место, чем сгихи и поэмы.

Из историй, которые он рассказывал своим детям сложилась «Страна Рутамята», вышедшая в 1922 году. Она постоянно переиздается в США. До самой смерти, последовавшей 22 июля 1967 года после тяжелого сердечного приступа, его творческая активность нс угасала. Карла Сэндберга мало знают в России, но мы уверены, что эту его единственную книгу для детей полюбят и наши читатели.

Издатели

Для младшего и любого другого возраста

ЧАСТЬ I. ИСТОРИИ СТРАНЫ РУТАМЯТЫ

1. Три истории о том, как нашли скрюченную железную дорогу, поросят в слюнявчиках, свежеиспеченных цирковых клоунов, Печенка-с-луком-сити и Крем-Торт-таун

Давай-Приставай жил в самом, что ни на есть, обыкновенном доме.

«Труба на крыше, дым из трубы. Потянешь за ручку, дверь распахнется. Хочешь, окно открыто, хочешь, закрыто. Хочешь, входишь в дом, хочешь, выходишь. Все, что ни на есть, самое обыкновенное!»

Он думал, думал и надумал: пусть дети сами дадут себе имена.

«Что они первое скажут, когда научатся говорить, то и станет их именем, – решил он. – Пусть они сами себя назовут».

Когда в доме Давай-Приставая появился первый мальчик, его назвали Давай-Давай. Когда появилась первая девочка, ее назвали Ко-мне-не-приставай.

По ночам в их глазах отражались тени долин, а на рассвете – первые лучи восходящего солнца. Волосы торчали у них на макушках как полевая трава, и им нравилось повернуть ручку, распахнуть дверь и выбежать из дома, чтобы ветер расчесывал им волосы, протирал глаза и прикасался ко лбу шестью ласковыми пальцами. В доме больше не появлялось ни мальчиков, ни девочек, и Давай-Приставай сказал сам себе: «Первый сын стал последним, последняя дочь стала первой, а имена они придумали себе сами». Давай-Давай рос и становился все любопытней, Ко-мне-не-приставай росла и становилась все любопытней. Они еще жили в самом, что ни на есть, обыкновенном доме и научились говорить, ну прямо как отец: «Труба на крыше, дым из трубы. Потянешь за ручку дверь распахнется. Хочешь, окно открыто, хочешь, закрыто. Хочешь, входишь в дом, хочешь, выходишь. Все, что ни на есть, самое обыкновенное!»

Если на завтрак была яичница, то в пору вечерней прохлады они задавали друг дружке вопросы: «Кто это, да что это? Где оно, да сколько его? Отвечай скорей!»

«На одном месте слишком долго засиживаться не годится», – сказал старик что надо, Давай-Приставай.

Давай-Давай и Ко-мне-не-приставай, сынок что надо и дочка что надо Давай-Приставая, ответили хором: «На одном месте слишком долго засиживаться не годится».

Они продали все, что имели: поросят, пастбища, перечницы и пилы, все, кроме дорожных мешков и кое-каких мелочей.

Увидев, что они продали все, что имели, соседи закричали наперебой: «Они собираются в Канзас, в Кокомо, в Канаду, в Канакее, в Каламозо, на Камчатку, в Катачухе».

Один сопляк, до того нелюбопытный, что и на нос варежку натянул, усмехнулся разок-другой, прикрывшись шляпой, и сказал: «Они собираются на луну, но и там у них будет все, что ни на есть, самое обыкновенное».

Чуток наличных, вырученных при продаже всего, что у них было: поросят, пастбищ, перечниц и пил, Давай-Приставай сложил в мешок, и как заправский старьевщик, повесил мешок за спину.

Он отправился на железнодорожную станцию вместе со своим старшим, младшим и единственным сыном Давай-Даваем и со своей старшей, младшей и единственной дочерью Ко-мне-не-приставай.

Как и положено, в окошке кассы сидел кассир и продавал билеты.

«Желаете билет туда и обратно или билет туда, а обратно никогда?» – спросил кассир, протирая спросонья глаза.

«Нам нужен билет туда, где рельсы уходят в небо, только туда, а обратно никогда – так далеко, как только возможно и еще в сто раз дальше», – вот что ответил Давай-Приставай.

«Так далеко? Так рано? Так скоро? – Тут кассир почти совсем проснулся. – Тогда я вам дам новый билет, его хватит надолго. Он длинный, блестящий, желтый и кожаный, с голубыми поперечными полосками».

Давай-Приставай поблагодарил кассира один раз, поблагодарил другой, а потом, вместо того, чтобы благодарить в третий, открыл мешок, вынул оттуда наличных чуток, вырученных от продажи поросят, пастбищ, перечниц и пил, и кассиру за билет заплатил.

Он один раз, другой и третий оглядел со всех сторон длинный, блестящий, желтый, кожаный билет с голубыми поперечными полосками, прежде чем сунуть его в карман.

Вместе с Давай-Даваем и Ко-мне-не-приставай он вошел в поезд, показал билет кондуктору, и они помчались туда, где рельсы уходят прямо в голубое небо и еще в сто раз дальше.

Поезд шел, шел и пришел туда, где рельсы уходят в голубое небо, и покатил еще дальше и дальше, чух-чух-чух, чух-чух-чух, чух-чух-чух.

Машинист иногда давал свисток. Кочегар иногда звонил в колокол. Иногда открывался клапан парового котла, и из трубы раздавалось: пуф-пуф, пуф-пуф, пуф-пуф. Но что бы ни происходило со свистком, колоколом и паровым котлом, поезд все шел и шел вперед, туда, где рельсы уходят в небо, и еще дальше, дальше и дальше.

- (Sandburg) (1878 1967), американский поэт. Наследуя традициям У. Уитмена и американского фольклора, стал мастером свободного стиха. В сборниках «Стихи о Чикаго» (1916), «Дым и сталь» (1920), «Доброе утро, Америка» (1928) урбанистический пейзаж,… … Энциклопедический словарь

Сэндберг (Sandburg) Карл (6.1.1878, Гейлеберг, штат Иллинойс, 22. 7. 1967, Флет Рок, штат Северная Каролина), американский поэт. Дебютировал в 1916 «Стихами о Чикаго». Острой социальной проблематикой отмечены сборники «Молотильщики» (1918), «Дым… …

СЭНДБЕРГ Карл - СЭНДБЕРГ (Sandburg) Карл (18781967), американский поэт. В 1900 е гг. участвовал в социалистич. движении. Сб. «Стихи о Чикаго» (1916), «Сборщики кукурузы» (1918), «Дым и сталь» (1920), «Камни сожженного солнцем Запада» (1922), «Доброе утро,… … Литературный энциклопедический словарь

- … Википедия

Сэндберг, Карл Карл Сэндберг. 1955 Карл Август Сэндберг (Carl Sandburg; 6 января 1878, Гейлсберг, Иллинойс 22 июля 1967, Флэт Рок, Северная Каролина) американский поэт, историк, романист и фольк … Википедия

Карл Сэндберг. 1955 Карл Август Сэндберг (Carl Sandburg; 6 января 1878 22 июля 1967) американский поэт, историк, романист и фольклорист, дважды лауреат Пулицеровской премии. Сын шведских эмигрантов. В молодости работал в цирюльне, развозил молоко … Википедия

- (1878 1967) американский поэт. Мастер эпического свободного стиха с элементами публицистики, отразившего увлечение У. Уитменом и американским фольклором. Сбрники Стихи о Чикаго (1916), Дым и сталь (1920), Доброе утро, Америка (1928), Народ да!… … Большой Энциклопедический словарь

Сэндберг (Sandburg), Карл - (6.1.1878, Гейлсберг, Иллинойс 22.VII. 1967, Флэт Рок, Сев. Каролина) поэт; яркий представитель уитменовской традиции, развивавшийся в русле наиболее демократических идей американской культуры. Его, сына шведского пролетария иммигранта, судьба… … Писатели США. Краткие творческие биографии

- (Sandburg) Карл (6.1.1878, Гейлеберг, штат Иллинойс, 22. 7. 1967, Флет Рок, штат Северная Каролина), американский поэт. Дебютировал в 1916 «Стихами о Чикаго». Острой социальной проблематикой отмечены сборники «Молотильщики» (1918), «Дым и … Большая советская энциклопедия

Сэндберг К. - СЭ́НДБЕРГ (Sandburg) Карл (18781967), амер. поэт. Наследуя У. Уитмену и амер. фольклору, стал мастером свободного стиха. В сб ках Стихи о Чикаго (1916), Дым и сталь (1920), Доброе утро, Америка (1928) урбанистич. пейзаж, контрасты и… … Биографический словарь

Книги

Карл Сэндберг. Избранная лирика , Карл Сэндберг. Публикуемые стихи отобраны и переведены из 11 книг крупнейшего поэта США XX века Карла Сэндберга…
Карл Сэндберг. Избранное , Карл Сэндберг. Карл Сэндберг (1878 - 1967) - выдающийся американский поэт XX века. Книга впервые столь полно представляет читателю творчество Сэндберга разных периодов - от первого стихотворного сборника…

Carl Sandburg ROOTABAGA STORIES

Семейная библиотека

Серия «Литературная сказка»

Перевела с английского Ольга Бухина

Рисовала Любовь Шаханова

Он был сама Америка»

Линдон Джонсон

Издатели

Для младшего и любого другого возраста

ЧАСТЬ I. ИСТОРИИ СТРАНЫ РУТАМЯТЫ

Давай-Приставай жил в самом, что ни на есть, обыкновенном доме.

Он думал, думал и надумал: пусть дети сами дадут себе имена.

«На одном месте слишком долго засиживаться не годится», – сказал старик что надо, Давай-Приставай.

Как и положено, в окошке кассы сидел кассир и продавал билеты.

Иногда Давай-Приставай совал руку в карман и вынимал оттуда длинный блестящий желтый кожаный билет с голубыми поперечными полосками.

«Ни египетские фараоны на своих верховых верблюдах, ни проворные, пугливые, пятнистые ящерки не неслись так быстро, как мы», – говорил он детям.

Вдруг что-то случилось. Навстречу им по тому же самому пути мчался другой поезд. Как же так – один с одной стороны, другой – с другой! Прямо навстречу друг другу. Вот они встретились – и разминулись.

«Что такое? Что случилось?» – закричали дети.

«Один поезд – над, другой – под, – ответил отец. – Это Надподландия. Никто не может оказаться там, где есть кто-нибудь еще и всегда будет либо над, либо под».