Поэзия омар хайям. Ц итаты и афоризмы

Как дождь идёт и как снежинки тают…

Стихи Омара Хайяма

Когда уходите на пять минут
Не забывайте оставлять тепло в ладонях
В ладонях тех, которые вас ждут,
В ладонях тех, которые вас помнят.
Не забывайте заглянуть в глаза,
С улыбкой робкой и покорною надеждой.
Они в пути заменят образа
Святых, даже неведомых вам прежде.
Когда уходите на пять минут
Не закрывайте за собою двери-
Оставьте это тем, которые поймут,
Которые сумеют в вас поверить.
Когда уходите на пять минут,
Не опоздайте вовремя вернуться,
Чтобы ладони тех, которые вас ждут,
За это время не успели разомкнуться.

Стихи Омара Хайяма

Кто понял жизнь тот больше не спешит,
Смакует каждый миг и наблюдает,
Как спит ребёнок, молится старик,
Как дождь идёт и как снежинки тают.
В обыкновенном видит красоту,
В запутанном простейшее решенье,
Он знает, как осуществить мечту,
Он любит жизнь и верит в воскресенье,
Он понял то, что счастье не в деньгах,
И их количество от горя не спасет,
Но кто живёт с синицею в руках,
Свою жар-птицу точно не найдет
Кто понял жизнь, тот понял суть вещей,
Что совершенней жизни только смерть,
Что знать, не удивляясь, пострашней,
Чем что-нибудь не знать и не уметь.

Стихи Омара Хайяма

Никогда не иди назад.
Возвращаться нет уже смысла.
Даже если там те же глаза,
В которых тонули мысли.
Даже если тянет туда,
Где ещё всё было так мило,
Не иди ты туда никогда,
Забудь навсегда, что было.
Те же люди в прошлом живут,
Что любить обещали всегда.
Если вспомнил ты это - забудь,
Не иди ты туда никогда.
Не верь им, они - чужие.
Ведь когда-то ушли от тебя.
Они веру в душе убили,
В любовь, в людей и в себя.
Живи просто тем, что живёшь
И хоть жизнь похожа на ад,
Смотри только вперёд,
Никогда не иди назад.

Стихи Омара Хайяма

За грех прощение дается в жизни нам,
Как мог бы ты, познать всевышнего прощенья,
Когда бы ни когда, ни чем не согрешил?
О, нет, греши, не бойся заблуждения,
Чтоб ты когда-нибудь, прощенья заслужил.

Стихи Омара Хайяма

Бытует мнение, что счастье - это дар,
А мудрость - боль ошибок гонорар.
Когда б мы точно знали, где найдем,
И точно знали бы, где это потеряем,
Не стали бы из искры… мы раздувать пожар!
Я часто в вечерних молитвах просил:
Отец мироздания молью…
Я часто жалею о чем говорю
И редко о том,что молчу!
Друзей льстивых речи, хвалебные оды,
Как правило нас развращают,
Угроза врага и плохая погода -
Нас лечат, трезвят, исправляют.
Кто счастье не ценит,
Тот близок к несчастью,
Кто время не ценит - к забвению,
Нам вторил пророк:
«Не забудьте урок -
Кому все обязаны своим появлением».
Я вижу во сне белоснежные блики,
Как рой паутины окутав меня,
Пытают, как-будто бы ищут признания,
Забыв, что давно приручили меня.
Я крик алигории слышу так четко,
Как слоган молитвы заучен,
Кто агнецем станет на заклании божьем,
А кто самодержцем могучим…
Когда б мы культурой своей дорожили,
Не дав приземлиться пороку,
На головы наши на площадки раздумий,
Не дай прозвучать злому року…
Великая победа, что знает человечество,
Победа не над смертью, и верь, не над судьбой,
Вам засчитал очко судья, что судит суд небесный,
Только одну победу - победу над собой.

Стихи Омара Хайяма

Вчера на площади базарной видел я,
Как глину вязкую горшечник мял ногами.
С него усердья пот катился в три ручья.
И этот мертвый прах незримыми устами,
Казалось мне, шептал: «Я ближним был твоим!
Стыдись! Не будь так груб и так неумолим!»

Стихи Омара Хайяма

Да, женщина похожа на вино,
А где вино,
Там важно для мужчины
Знать чувство меры.
Не ищи причины
В вине, коль пьян -
Виновно не оно.
Да, в женщине, как в книге, мудрость есть.
Понять способен смысл её великий
Лишь грамотный.
И не сердись на книгу,
Коль, неуч, не сумел её прочесть.

Стихи Омара Хайяма

Есть в небе бык Первин - созвездие Плеяд,
А на рога другой взял Землю, говорят…
Открой же взор души, открой глаза сознанья,
Как те, сподобился кто истинного знанья, -
И посмотри-ка там, меж этих двух быков,
На горсть ничтожную ослов!

Лежащий на оживленных караванных путях, Нишапур был ярмарочным городом для многих, даже отдаленных, провинций Ирана и Средней Азии и для близлежащих стран.
Население Нишапура исчислялось в несколько сот тысяч человек.
Значительную его часть составляли ремесленники, объединенные в профессиональные корпорации. В городе было представлено свыше пятидесяти видов ремесла и прикладного искусства, отличавшихся высоким уровнем художественного мастерства.
Средоточием общественной жизни города являлись богатые и шумные базары, их было
несколько -- основных и второстепенных.

Нишапур -- один из главных культурных центров Ирана – был знаменит своими библиотеками, с XI века в городе действовали школы среднего и высшего типа -- медресе.

В Нишапуре прошли детские и юношеские годы Омара Хайяма.

О семье Омара Хайяма сведений не сохранилось. Литературное имя поэта -- Хайям, что означает "палаточник", "палаточный мастер", позволяет высказать предположение, что отец поэта – или его дед -- принадлежал к ремесленным кругам. Во всяком случае, семья располагала достаточными средствами, чтобы предоставить сыну возможность многолетней серьезной учебы.

Омар Хайям учился

сначала в Нишапурском медресе, имевшем в это время славу аристократического учебного заведения, готовящего крупных чиновников для государственной службы, затем продолжал образование в Балхе и Самарканде.

Он овладел широким кругом точных и естественных наук, развитых в его время: математикой, геометрией, физикой, астрономией; специально изучал философию, теософию, корановедение, историю, правоведение и весь комплекс филологических дисциплин, входящих в понятие средневековой образованности: был начитан в родной поэзии, знал в совершенстве арабский язык и арабскую литературу, владел основами стихосложения. Омар Хайям был искусен в астрологии и врачевании, профессионально изучал теорию музыки.

Он ознакомился с достижениями античной науки -- трудами Архимеда, Евклида, Аристотеля, переведенными на арабский язык.

Главным направлением его научных занятий становится математика.

В двадцать пять лет он делает свои первые крупные научные открытия. Математический труд "Трактат о доказательствах проблем алгебры и ал-мукабалы", написанный им в Самарканде в шестидесятые годы XI века, приносит Омару Хайяму славу выдающегося ученого. Ему стали оказывать покровительство меценатствующие правители.

До нашего времени дошли интереснейшие сочинения XII века, повествующие о жизненном укладе иранских и среднеазиатских дворов эпохи Омара Хайяма. Одно из этих сочинений -- "Собрание редкостей, или Четыре беседы", написанное в 1157 году поэтом Низами Арузи Самарканди, развивает мысль, что именно ученые царедворцы обеспечивают правителю прочность власти и ее великолепие:
"Трон держится", говорит Низами Арузи, "на четырех столпах – четырех категориях придворных", это:
-- дабир (секретарь-письмоводитель), поэт, астролог и врач.
-- На дабире, -- поясняет он, -- крепость правления,
-- на поэте -- вечная слава,
-- на астрологе -- благое устроение дел,
-- на враче -- здоровье телесное.
И это -- четыре тяжких дела и благородных науки из ветвей науки философии: дабирство и поэзия -- из ветвей логики, астрология -- ветвь математики и медицина -- ветвь естествознания".

Правители XI века соперничали между собой в блеске своей свиты, переманивали друг у друга образованных царедворцев, а самые могущественные просто требовали передать к их двору прославившихся ученых и поэтов.

Научная деятельность Омара Хайяма протекала сначала в Бухаре при дворе караханидского принца Хакана Шамс ал-Мулка (1068 -- 1079).

Летописцы XI века отмечают, что бухарский правитель окружил Омара Хайяма почетом и "сажал его рядом с собой на трон".

В 1074 году Омар Хайям был приглашен на службу к шахскому двору,

к могущественному султану Малик-шаху (1072--1092), в город Исфахан.

1074 год стал знаменательной датой в жизни Омара Хайяма: ею начался двадцатилетний период его особенно плодотворной научной деятельности, блестящей по достигнутым результатам.

Город Исфахан был в это время столицей мощной централизованной сельджукидской державы, простиравшейся от Средиземного моря на западе до границ Китая на востоке, от Главного Кавказского хребта на севере до Персидского залива на юге.

Источники сохранили нам описание Исфахана этого времени. Расположенный в долине в окружении горных цепей, с протекавшей через город полноводной рекой Заендеруд, Исфахан славился замечательно чистым воздухом и обилием прекрасной воды, мягким климатом и пленительной природной панорамой.

Крупнейший узел международной караванной торговли, знаменитый центр ремесленного производства, Исфахан всегда был наполнен приезжими купцами, наводнявшими город диковинными товарами и свежими новостями.

Путешественники отзывались об Исфахане с восхищением. Зубчатая городская стена с двенадцатью широкими железными воротами, красивые высокие здания, величественная пятничная мечеть на центральной площади, целые кварталы оживленных базаров, множество караван-сараев со складами товаров и гостиницами для приезжих, журчащие водотоки, ощущение простора и изобилия -- таким предстал Исфахан перед Насир-и Хосровом (1004--1072 или 1077), известным поэтом, посетившим город летом 1052 года. "Во всех странах, где говорят по-персидски, -- записал Насир-и Хосров в своей
"Книге путешествий", -- я не видел города красивее, более заселенного и более цветущего, чем Исфахан".

В эпоху султана Малик-шаха город еще расширился, украсился нарядными архитектурными сооружениями. Великолепные сады, разбитые в Исфахане в эти годы, поэты не раз воспевали в стихах. Малик-шах придал своему двору небывалое еще для иранских династий великолепие. Средневековые авторы красочно описывают роскошь дворцового убранства, пышные пиршества и городские празднества, царские забавы и охоты.

При дворе Малик-шаха был огромный штат придворных: кравчих, оруженосцев, хранителей одежд, привратников, стражей и большая группа поэтов-панегиристов во главе с одним из самых крупных одописцев XI века -- Муиззи (1049 -- ум. между 1123 и 1127).

В годы правления султана Малик-шаха Исфахан становится животрепещущим сердцем страны, здесь рождаются и разрабатываются многие важные социально-административные и культурные реформы. Созидательная государственная деятельность и широкие просветительские преобразования, которыми отмечены эти десятилетия, характеризуемые историками как период наивысшего подъема сельджукидского государства, были обязаны не султану Малик-шаху (который вряд ли владел даже элементарной грамотностью), а везиру султана Низам ал-Мулку (1018--1092), выдающемуся политическому деятелю XI века.

Низам ал-Мулк, покровительствовал развитию науки

Он открыл в Исфахане, так же как и в других крупнейших городах -- Багдаде, Басре, Нишапуре, Балхе, Мерве, Герате, -- учебно-научные академии; по имени везира они повсеместно назывались Низамийе. Для исфаханской академии Низам ал-Мулк возвел величественное здание возле самой пятничной мечети и пригласил в Исфахан для преподавания в ней известных ученых из других городов. Исфахан, славящийся ценнейшими собраниями рукописных книг, обладающий прочными культурными традициями (достаточно упомянуть, что значительную часть своей жизни провел в Исфахане в начале XI века Абу Али ибн Сина (980--1037), гениальный Авиценна, читавший лекции в одном из исфаханских медресе), становится при Низам ал-Мулке активно действовавшим научным центром, с влиятельной группой ученых.

Омар Хайям был приглашен султаном Малик-шахом -- по настоянию Низам ал-Мулка -- для управления дворцовой обсерваторией. Собрав у себя при дворе "лучших астрономов века", как об этом говорят источники, и выделив крупные денежные средства для приобретения самого совершенного оборудования, султан поставил перед Омаром Хайямом задачу –

Разработать новый календарь.

В Иране и Средней Азии в XI веке существовало одновременно две календарные системы: солнечный домусульманский зороастрийский календарь и лунный, привнесенный арабами вместе с исламизацией населения. Обе календарные системы были несовершенны. Солнечный зороастрийский год насчитывал триста шестьдесят пять дней; поправка на неучитываемые дробные части суток корректировалась только один раз в сто двадцать лет, когда ошибка вырастала уже в целый месяц. Лунный же мусульманский год в 358 дней был совершенно непригоден в практике сельскохозяйственных работ.

В течение пяти лет Омар Хайям вместе с группой астрономов вели научные наблюдения в обсерватории, и к марту 1079 года ими был разработан новый календарь, отличавшийся высокой степенью точности. Этот календарь, получивший название по имени заказавшего его султана "Маликшахово летосчисление", имел в своей основе тридцатитрехлетний период, включавший восемь високосных годов; високосные годы следовали семь раз через четыре года и один раз через пять лет.

Проведенный расчет позволил временную разницу предлагаемого года по сравнению с годом тропическим, исчисляющимся в 365,2422 дня, свести к девятнадцати секундам. Следовательно, календарь, предложенный Омаром Хайямом, был на семь секунд точнее ныне действующего григорианского календаря (разработанного в XVI веке), где годовая ошибка составляет двадцать шесть секунд. Хайямовская календарная реформа с тридцатитрехлетним периодом оценивается современными учеными, как замечательное открытие. Однако она не была в свое время доведена до практического внедрения.

В долгие часы работы в обсерватории, которая была одной из лучших в мире в это время, Омар Хайям вел и другие астрономические исследования. На основании многолетних наблюдений за движением небесных тел он составил "Астрономические таблицы Малик-шаха" -- "Зинджи Малик-шахи". Эти таблицы были широко распространены на средневековом Востоке; до наших дней они, к сожалению, не сохранились.

Астрономия в эпоху Омара Хайяма была неразрывно связана с астрологией, последняя входила в число средневековых наук, отличавшихся особой практической необходимостью. Астролог проходил основательную подготовку, он должен был хорошо знать в качестве непременных дисциплин, как об этом пишет один из современников Омара Хайяма; геометрию, науку о свойствах чисел, космографию и систему звездных предзнаменований, то есть искусство составления гороскопов, владеть широким кругом специальной литературы.

Омар Хайям входил в ближайшую свиту Малик-шаха, то есть в число его надимов -- советчиков, наперсников и компаньонов, и, разумеется, практиковал при царствующей особе как астролог. Слава Омара Хайяма как астролога-прорицателя, наделенного особым даром ясновидения, была очень велика. Еще до появления его в Исфахане при дворе Малик-шаха знали об Омаре Хайяме как о высшем авторитете среди астрологов. Низами Арузи в упомянутом выше сочинении "Собрание редкостей, или Четыре беседы" рассказывает о том, как астрологи Малик-шаха, заподозренные султаном в сознательном искажении звездных предсказаний, умоляли послать кого-нибудь с их гороскопами в Хорасан, "к великому Омару Хайяму, - что он скажет?" . Этот довод тотчас убедил султана в честности и компетентности его придворных звездочетов.

Чтобы представить себе Омара Хайяма в роли астролога, приведем один эпизод, изложенный тем же Низами Арузи; эпизод этот, правда, относится к более позднему периоду жизни Хайяма. "Зимою 1114 года в городе Мерве, -- рассказывает Низами Арузи в главе "О науке о звездах и о познаниях астролога в этой науке", - султан послал человека к великому ходже Садр ад-дин Мухаммаду ибн Музаффару -- да помилует его Аллах! -- с поручением: "Скажи [А-017] ходже имаму Омару, пусть он определит благоприятный момент для выезда на охоту, так, чтобы в эти несколько дней не было ни дождя, ни снега. А ходжа имам Омар общался с ходжой и бывал в его доме. Ходжа послал человека, позвал его и рассказал ему о происшедшем. Омар удалился, два дня потратил на это дело и определил благоприятный момент. Сам отправился к султану и в соответствии с этим определением усадил султана на коня. И когда султан сел на коня и проехал расстояние в один петушиный крик, набежала туча, и налетел ветер, и поднялся снежный вихрь. Все засмеялись, и султан хотел уже повернуть. Ходжа имам Омар сказал: "Пусть султан успокоит сердце: туча сейчас разойдется и в эти пять дней не будет никакой влаги". Султан поехал дальше, и туча рассеялась, и в эти пять дней не было никакой влаги, и никто не видел ни облачка".

Запечатленный случай из жизни Омара Хайяма показывает, что

Он владел знаниями по метеорологии.

Как все искусные астрологи, он должен был быть и тончайшим психологом. Рассказ Низами Арузи для нас весьма ценен, так как это -- одно из немногих воспоминаний, принадлежащих человеку, лично знавшему Хайяма. Замечательны слова Низами Арузи, предваряющие эпизод с удачным предсказанием: "Хотя я был свидетелем предсказаний Доказательства Истины Омара, однако в нем самом я не видел никакой веры в предсказания по звездам. И среди великих людей никого не видел и не слышал, кто бы доверял предсказаниям" . Низами Арузи, придворный поэт, сам нередко выступавший как астролог, заключает приведенный рассказ следующим трезвым суждением:
"Хотя предсказание по звездам - признанное искусство, уповать на него не следует. А астрологу надлежит далеко в этой вере не идти и каждое предсказание, кое он делает, поручать судьбе".

В Исфахане, при дворе Малик-шаха, Омар Хайям продолжает

Занятия математикой.

В конце 1677 года он завершает геометрический труд "Трактат об истолковании трудных положений Евклида". Математические сочинения Омара Хайяма -- их сохранилось до наших дней два (первое мы упоминали выше -- алгебраический трактат, написанный еще в шестидесятые годы) -- содержали теоретические выводы чрезвычайной важности. Впервые в истории математических дисциплин Хайям дал полную классификацию всех видов уравнений -линейных, квадратных и кубических (всего двадцать пять видов) и разработал систематическую теорию решения кубических уравнений.

Именно Омару Хайяму принадлежит заслуга первой постановки вопроса о связях геометрии с алгеброй. Хайям обосновал теорию геометрического решения алгебраических уравнений, что подводило математическую науку к идее переменных величин. Книги Омара Хайяма долгие века оставались неизвестными европейским ученым, создателям новой высшей алгебры, и они были вынуждены заново пройти долгий и нелегкий путь, который за пять -- шесть веков до них уже проложил Омар Хайям.

Еще один математический труд Хайяма

-- "Трудности арифметики" (содержание этой своей ранней работы, не дошедшей до нашего времени, Хайям излагает в алгебраическом трактате) -- был посвящен методу извлечения корней любой степени из целых чисел; в основе этого метода Хайяма лежала формула, получившая впоследствии название бинома Ньютона. Также только по ссылкам, имеющимся в сочинениях Хайяма, известно, что его перу принадлежал оригинальный трактат, разрабатывающий математическую теорию музыки.

Предоставим право специалистам, изучившим упомянутые трактаты, высказать свое мнение о месте Омара Хайяма в истории математической науки: "Мы видим, что Хайяму принадлежит приоритет во многих выдающихся математических открытиях, представляющих собой существенные шаги в деле подготовки таких открытий первостепенной математической и философской важности, как открытие переменной величины и открытие неевклидовой геометрии".

В этот исфаханский период

Омар Хайям занимался также и проблемами философии

с особой тщательностью изучая огромное научное наследие Авиценны. Одно из философских сочинений Авиценны - "Обращение", посвященное некоторым вопросам учения перипатетиков, Омар Хайям перевел с арабского на язык фарси, проявив тем самым своего рода новаторство: роль языка науки. играл в это время исключительно язык арабский. Известно, что изучал Хайям также и сочинения прославленного арабского поэта-философа Абу-лАла ал-Маарри (973--1057).

К 1080 году относится первый философский труд Омара Хайяма - "Трактат о бытии и долженствовании". Трактат был написан в ответ на письмо имама и судьи Фарса, одной из южных провинций Ирана. Судья предлагал "царю философов Запада и Востока Абу-л-Фатху ибн Ибрахиму Хайяму" объяснить, как он понимает мудрость аллаха в сотворении мира и в сотворении человека и признает ли необходимость молитв. Это обращение к Хайяму идеолога ислама было вызвано распространившимися уже в это время антиисламскими высказываниями авторитетного ученого. Письмо имело своей целью побудить Омара Хайяма выступить с открытым признанием основных религиозных положений ислама.

В ответном трактате Омар Хайям, заявив себя учеником и последователем Авиценны, высказал свои суждения с философских позиций восточного аристотелианства. Признавая существование бога как первопричины всего сущего, Хайям утверждал, однако, что конкретный порядок явлений -- не есть результат божественной мудрости, а определяется в каждом частном случае законами самой природы.

Взгляды Хайяма, заметно расходившиеся с официальной мусульманской догматикой, были изложены в трактате сдержанно и конспективно, эзоповым языком недомолвок и иносказаний. Несравненно более смело, нередко вызывающе дерзко, эти антиисламские настроения ученого находили выражение в его стихах.

СТИХИ ОМАРА ХАЙЯМА

Средневековые авторы именуют Хайяма ученым, прилагая к его имени почетную научную титулатуру: "Ученейший муж века, Доказательство Истины, Знаток греческой науки, Царь философов Запада и Востока, Имам Хорасана, хаким" , -- и ни один из ранних авторов не называет Омара Хайяма поэтом. Это не должно удивлять нас.
Социальным статусом Хайяма был статус ученого , именно в этом качестве он состоял на придворной, затем на городской службе. Поэт же, согласно средневековым представлениям, был прежде всего придворный профессиональный панегирист, мастер восхвалительной оды, либо творец крупных поэтических произведений -- эпических и романических поэм, опять-таки создаваемых по заказу правящих особ, либо, наконец, религиозный деятель, облачавший свои проповеди в поэтическую форму.

О том, что Омар Хайям писал стихи , мы находим свидетельства в ранних источниках. Младший современник Хайяма историк Абу-л-Хасан Бейхаки (1106 - 1174), также арабоязычный историк Джамал аддин Йусуф Кифти (1172 - 1231), арабоязычный теолог Абу Бакр Наджм ад-дин Рази (ум. 1256) упоминают об арабских стихах Хайяма и его четверостишиях на языке фарси. Сочинения этих авторов и донесли до нас самые ранние образцы поэтического творчества Омара Хайяма, сопровождаемые недвусмысленными характеристиками, как стихи вольнодумные, противоречащие важным установлениям ислама. Так, Наджм ад-дин Рази, сокрушаясь о заблуждениях Хайяма, отмеченного, по его словам, "талантом, мудростью, остроумием и познаниями" , приводит следующие его четверостишия как пример крайней
степени порочных заблуждений:
Приход наш и уход загадочны, -- их цели
Все мудрецы земли осмыслить не сумели,
Где круга этого начало, где конец,
Откуда мы пришли, куда уйдем отселе?
(пер. О. Румер)

Жизнь сотворивши, смерть ты создал вслед за тем,
Назначил гибель ты своим созданьям всем.
Ты плохо их слепил, так кто тому виною?
А если хорошо, ломаешь их зачем?
(пер. О. Румера)

Омар Хайям писал стихи только в одной форме персидско-таджикской классической поэзии -- в виде четверостиший -- рубаи .
Философская лирика и гедоника были основным содержанием его стихотворений.

Доминирующая идея Хайяма-поэта -- возвеличение достоинства человеческой личности , утверждение за каждым живущим на земле права на радость бытия -- позволяет причислить Омара Хайяма к величайшим гуманистам прошлого.

Каждая человеческая жизнь -- ценность, рожденный должен получить свою меру счастья, говорит поэт. И не в виде туманных перспектив вечного загробного блаженства, не в мистической нирване постижения божественной истины, а по-земному, сей день, в усладах здорового физического естества и увеселении духа.

Почувствуем радость в самом ощущении жизни, говорит поэт, пусть она и не всегда идет по нашему желанию:
Встанем утром и руки друг другу пожмем,
На минуту забудем о горе своем,
С наслажденьем вдохнем этот утренний воздух,
Полной грудью, пока еще дышим, вздохнем!
(пер. Г. Плисецкий)

Упоение жизнью ! Воображение поэта рисует чаще всего такую картину земного рая: лужайка, берег ручья, нежная красавица , звуки лютни и чаша вина, когда уже неясно, что ярче – рубины губ подруги или расплавленный рубин вина, что пьянит – прелесть возлюбленной или волшебный сок виноградных лоз?
"И да буду я презреннее собаки, -- восклицает поэт в одном из рубаи,
-- если в этот миг я вспомню о рае!"

Это тема многих четверостиший:
Блажен, кто на ковре сверкающего луга,
Пред кознями небес не ведая испуга,
Потягивает сок благословенных лоз
И гладит бережно душистый локон друга.
(пер. О. Румер)

Нежным женским лицом и зеленой травой
Буду я наслаждаться, покуда живой.
Пил вино, пью вино и, наверное, буду
Пить вино до минуты своей роковой!
(пер. Г. Плисецкий)

Другая сцена увеселения: кабак -- "храм вина", кружок близких
друзей, щедрый виночерпий, не дающий пустовать чашам, и доверительная беседа за глотком вина:
Увы, от мудрости нет в нашей жизни прока,
И только круглые глупцы -- любимцы рока.
Чтоб ласковей ко мне был рок, подай сюда
Кувшин мутящего нам ум хмельного сока!
(пер. О. Румер)

А иной раз поэт -- один на один с вином -- самым верным наперсником, который (только он!) никогда не изменит и не покинет:
Виночерпий, бездонный кувшин приготовь!
Пусть без устали хлещет из горлышка кровь.
Эта влага мне стала единственным другом,
Ибо все изменили -- и друг, и любовь.
(пер. Г. Плисецкий)

Центральный компонент этой гедонической поэзии -- вино. Хайямовский образ вина -- образ сложный и многомерный, Это и реальный хмельной напиток -- средство отстранения от мирских забот и печалей. Легкое опьянение при этом прославляется как особое состояние просветленности разума:
Трезвый, я замыкаюсь, как в панцире краб,
Напиваясь, я делаюсь разумом слаб.
Есть мгновенье меж трезвостью и опьяненьем.
Это -- высшая правда, и я -- ее раб!
(пер. Г. Плисецкий)

В вине -- взлет души, сбросившей тягостные узы запретов и условностей:
Лучше сердце обрадовать чашей вина,
Чем скорбеть и былые хвалить времена.
Трезвый ум налагает на душу оковы.
Опьянев, разрывает оковы она.
(пер. Г. Плисецкий)

Но чаще образ вина в хайямовских четверостишиях следует понимать расширительно, как олицетворение всех простых и доступных земных утех.

За этими "винными" стихами -- не беспечное эпикурейство, воспевание чувственных наслаждений, а целая философская система поэта-ученого. В условиях господства мусульманской догматики, проповедовавшей ограничение человеческих потребностей, воздержание от мирских благ, хайямовские призывы к винопитию, запретному для мусульман, были прямым вызовом религиозной морали, протестом против физического и духовного закрепощения человека.

Дразня ханжей и святош , Омар Хайям остроумен, задорен, дерзок до крайности:
Брось молиться, неси нам вина, богомол,
Разобьем свою добрую славу об пол.
Все равно ты судьбу за подол не ухватишь -
Ухвати хоть красавицу за подол!
(пер. Г. Плисецкий)

В жизни трезвым я не был, и к богу на суд
В Судный день меня пьяного принесут!
До зари я лобзаю заздравную чашу,
Обнимаю за шею любезный сосуд.
(пер. Г. Плисецкий)

Поэт бесконечно изобретателен в создании образов опьянения , эпатирующих ревнителей показного благочестия:
Напоите меня, чтоб уже не пилось.
Чтоб рубиновым цветом лицо налилось!
После смерти -- вином мое тело омойте,
А носилки для гроба сплетите из лоз.
(пер. Г. Плисецкий)

Вино! Любимое, чей облик так пригож!
Тебя я буду пить, а ты мой стыд умножь!
Я выпью столько, что, меня увидев, спросят:
"Кувшин вина, скажи, откуда ты идешь?"
(пер. А. Старостин)

Вокруг одного из самых бунтарских рубаи Омара Хайяма была создана легенда, она передается в персидско-таджикской литературной традиции как факт биографии поэта, Однажды Омар Хайям. сидя с друзьями вокруг кувшина с вином, читал стихи, Когда он прочел одно из своих богохульных рубаи, налетевший внезапно порыв ветра опрокинул кувшин, и собутыльники лишились вина. Раздосадованный Хайям тут же сложил экспромт:
Кувшин с вином душистым мне ты разбил, господь!
Дверь радости и счастья мне ты закрыл, господь!
Ты по земле, о боже, мое разлил вино...
Карай меня! Но пьяным не ты ли был, господь?
(пер. Л. Некора)

Бог, гласит легенда, не стерпел подобного святотатства – и лицо поэта почернело.
Но и знамение божьего гнева не утихомирило Хайяма, он произносит новый экспромт:
На свете можно ли безгрешного найти?
Нам всем заказаны безгрешные пути.
Мы худо действуем, а ты нас злом караешь;
Меж нами и тобой различья нет почти.
(пер. О. Румер)

Хайям вышел в этом споре победителем: устыдил творца и лицо его обрело прежний вид.
Легенда возникла не на пустом месте. Во многих хайямовских четверостишиях звучит откровенное издевательство над самыми основными положениями мусульманского вероучения.
Шариат -- свод мусульманских законов -- предписывал строго соблюдать пост в течение "священного месяца" рамазана: с момента восхода солнца до заката не брать в рот ни крошки пищи и ни глотка воды. Поэт заявляет, что, полный желания неукоснительно соблюсти этот обряд благочестия, он постарается так напиться в конце шабана -- предшествующего месяца, чтобы беспробудно проспать весь рамазан. Или: поэт горит желанием вести предписываемую шариатом "священную войну" с врагами ислама и пролить их кровь: ведь вино -- враг веры и в Хайяме никогда не найдет утоления жажда истребления этого врага, он всласть упьется его кровью!

Насмехается поэт и над явной логической несообразностью мусульманского учения о рае . Если праведникам -- за отказ от земных чувственных удовольствий -- будут наградой все услады эдема с его зелеными кущами, дивным источником, девами-гуриями, песнопениями и сладким питием, то так ли уж мы погрешим против творца, если на земле, готовя себя к небесному бытию, не вкусим того же?
Нам с гуриями рай сулят на свете том [Г-003]
И чаши, полные пурпуровым вином.
Красавиц и вина бежать на свете этом
Разумно ль, если к ним мы все равно придем?
(пер. О. Румер)

Поэт готов отдать все обещаемые ему блаженства рая (да и будет ли он?) за простую "наличность" земной благодати: нет ли кого, спрашивает поэт, желающего совершить такую сделку? -- я то в проигрыше не буду!

Бесконечно варьирующаяся в хайямовских четверостишиях тема земных удовольствий имела один общий философский исток -- неверие в загробную жизнь. Призыв "лови мгновение!" , то есть "осознай цену времени!", звучит в целой серии стихотворных афоризмов:
Жизнь -- мираж. Тем не менее -- радостным будь.
В страсти и в опьянении -- радостным будь.
Ты мгновение жил -- и тебя уже нету.
Но хотя бы мгновение -- радостным будь!
(пер. Г. Плисецкий)

Дай мне влаги хмельной, укрепляющей дух,
Пусть я пьяным напился и взор мой потух -
Дай мне чашу вина! Ибо мир этот -- сказка,
Ибо жизнь -- словно ветер, а мы -- словно пух...
(пер. Г. Плисецкий)

Прочь мысли все о том, что мало дал мне свет
И нужно ли бежать за наслажденьем вслед?
Подай вина, саки! Скорей, ведь я не знаю, [С-001]
Успею ль, что вдохнул, я выдохнуть иль нет.
(пер. О. Румер)

Поэт ощущает реальность лишь одного -- переживаемого -- мгновения , и одного -- сегодняшнего -- дня. В основе этого ощущения осознанный Хайямом трагизм быстротечности и невозвратимости жизни, незаметно истекающей с каждым мигом, "как меж пальцев песок". И поэт снова и снова утверждает беспредельную самоценность этой "данной напрокат" жизни, малой меры времени, отпущенной человеку, рядом с которой богатство и власть -- ничто:
Хорошо, если платье твое без прорех.
И о хлебе насущном подумать не грех.
А всего остального и даром не надо -
Жизнь дороже богатства и почестей всех.
(пер. Г. Плисецкий)

В центр своей философской системы Хайям-поэт поставил мыслящего человека, чуждого любым иллюзиям и все же умеющего радоваться жизни, человека земного, со всеми его сложностями и противоречиями:
Мы источник веселья -- и скорби рудник.
Мы вместилище скверны -- и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир -- многолик.
Он ничтожен -- и он же безмерно велик!
(пер. Г. Плисецкий)
_____________________________________________

Образ великого поэта Востока Омара Хайяма овеян легендами, а биография полна тайн и загадок. Древний Восток знал Омара Хайяма в первую очередь как выдающегося ученого: математика, физика, астронома, философа. В современном мире Омар Хайям известен более как поэт, создатель оригинальных философско-лирических четверостиший – мудрых, полных юмора, лукавства и дерзости рубаи.

Рубаи - одна из самых сложных жанровых форм таджикско-персидской поэзии. Объем рубаи - четыре строки, три из которых (редко четыре) рифмуются между собой. Хайям - непревзойденный мастер этого жанра. Его рубаи поражают меткостью наблюдений и глубиной постижения мира и души человека, яркостью образов и изяществом ритма.

Живя на религиозном востоке, Омар Хайям размышляет о Боге, но решительно отвергает все церковные догмы. Его ирония и свободомыслие отразились в рубаи. Его поддерживали многие поэты своего времени, но из-за страха преследований за вольнодумство и богохульство они приписывали и свои сочинения Хайяму.

Омар Хайям – гуманист, для него человек и его душевный мир превыше всего. Он ценит удовольствие и радость жизни, наслаждение от каждой минуты. А его стиль изложения давал возможность выражать то, чего нельзя было сказать вслух открытым текстом.

Персидский философ, математик, астроном и поэт. Внёс вклад в алгебру построением классификации кубических уравнений и их решением с помощью конических сечений.

Родился в городе Нишапур, который находится в Хорасане (ныне иранская провинция Хорасан-Резави). Омар был сыном палаточника, также у него была младшая сестра по имени Аиша. В 8 лет начал глубоко заниматься математикой, астрономией, философией. В 12 лет Омар стал учеником Нишапурского медресе. Позднее обучался в медресе Балха, Самарканда и Бухары. Там он с отличием закончил курс по мусульманскому праву и медицине, получив квалификацию хаки?ма, то есть врача. Но медицинская практика его мало интересовала. Изучал сочинения известного математика и астронома Сабита ибн Курры, труды греческих математиков.

К ниги

О любви и смысле жизни

Стихи и мысли Омара Хайяма о любви и смысле жизни. Кроме классических переводов И. Тхоржевского и Л. Некоры приведены редкие переводы конца 19 – начала 20 веков (. Данилевского-Александрова, А Пресса, А. Гаврилова, П. Порфирова, А. Яворского, В. Мазуркевича, В. Тардова, А. Грузинского, Ф. Корша, А. Авчинникова, И. Умова, Т. Лебединского, В. Рафальского), которые публикуются впервые спустя сто лет. Издание проиллюстрировано произведениями восточной и европейской живописи.

О любви

Кто ещё из поэтов продолжает оставаться актуальным больше тысячи лет? Кто воспел пороки так, что тут же хочется броситься в пучину этих пороков? Четверостишия Омара Хайяма опьяняют, как вино, они так же нежны и дерзки, как объятия восточных красавиц.

Рубаи. Книга мудрости

Живи так, чтобы каждый твой день был праздником. Уникальная подборка рубаи! В этом издании представлены более 1000 лучших переводов рубаи, среди которых как популярные, так и редко издававшиеся, малоизвестные читателям. Глубокие, образные, полные юмора, чувственности и дерзости, рубаи пережили века. Они позволяют нам насладиться красотой восточной поэзии и познать житейскую мудрость великого поэта и ученого.

Стихи о любви

“Можно ли в самом деле представить человека, если только он не нравственный урод, в котором могли бы совмещаться и уживаться такая смесь и пестрота убеждений, противоположных склонностей и направлений, высоких доблестей и низменных страстей, мучительных сомнений и колебаний…” – на этот недоуменный вопрос исследователя есть короткий исчерпывающий ответ: можно, если речь идет об Омаре Хайяме.

Ц итаты и афоризмы

В любимом человеке нравятся даже недостатки, а в нелюбимом раздражают даже достоинства.

Зачем ты пользы ждёшь от мудрости своей? Удоя от козла дождёшься ты скорей. Прикинься дураком – и больше пользы будет, А мудрость в наши дни дешевле, чем порей.

Кто битым жизнью был, тот большего добьётся,
Пуд соли съевший выше ценит мёд.
Кто слёзы лил, тот искренней смеётся,
Кто умирал, тот знает, что живёт.

Не забывай, что ты не одинок:
И в самые тяжкие минуты рядом с тобою - Бог.

Никогда не иди назад. Возвращаться нет уже смысла. Даже если там те же глаза, в которых тонули мысли. Даже если тянет туда, где ещё всё было так мило, не иди ты туда никогда, забудь навсегда, что было. Те же люди в прошлом живут, что любить обещали всегда. Если вспомнил ты это - забудь, не иди ты туда никогда. Не верь им, они - чужие. Ведь когда-то ушли от тебя. Они веру в душе убили, в любовь, в людей и в себя. Живи просто тем, что живешь и хоть жизнь похожа на ад, смотри только вперед, никогда не иди назад.

Задумчивая душа склоняется к одиночеству.

Меня никогда не отталкивала бедность человека, другое дело, если бедны его душа и помыслы.

Можно соблазнить мужчину, у которого есть жена. Можно соблазнить мужчину, у которого есть любовница. Но нельзя соблазнить мужчину, у которого есть любимая женщина.

Хоть сотню проживи, хоть десять сотен лет,
Придется все-таки покинуть этот свет.
Будь падишахом ты иль нищим на базаре,
Цена тебе одна: для смерти санов нет.

Любовь может обойтись без взаимности, но дружба - никогда.

Когда уходите на пять минут,
Не забывайте оставлять тепло в ладонях.
В ладонях тех, которые вас ждут,
В ладонях тех, которые вас помнят…

Как бы мудрость твоя ни была велика, – От неё тебе что от козла молока! Не мудрее ли просто валять дурака? – Будешь благополучнее наверняка.

В день завтрашний нельзя сегодня заглянуть,
Одна лишь мысль о нем стесняет мукой грудь.
Кто знает, много ль дней тебе прожить осталось?
Не трать их попусту, благоразумен будь.

О нас думают плохо лишь те, кто хуже нас, а те кто лучше нас… Им просто не до нас…

Я спросил у мудрейшего: «Что ты извлек
Из своих манускриптов?» Мудрейший изрек:
«Счастлив тот, кто в объятьях красавицы нежной
По ночам от премудростей книжных далек!»

Будь счастлив в этот миг. Этот миг и есть твоя жизнь.

Чем ниже человек душой,
Тем выше задирает нос!
Он носом тянется туда,
Куда душою не дорос…

Не говорите, что мужчина бабник. Был бы он однолюб - то до вас бы очередь не дошла.

Я думаю, что лучше одиноким быть,
Чем жар души «кому-нибудь» дарить
Бесценный дар отдав кому попало
Родного встретив, не сумеешь полюбить.

Упавший духом гибнет раньше срока.

Не верь тому, кто говорит красиво, в его словах всегда игра.
Поверь тому, кто молчаливо, творит красивые дела.

Не бойтесь дарить согревающих слов,
И добрые делать дела.
Чем больше в огонь вы положите дров,
Тем больше вернется тепла.

Страсть не может с глубокой любовью дружить,
Если сможет, то вместе недолго им быть.

Не смотри, что иной выше всех по уму,
А смотри, верен слову ли он своему.
Если он своих слов не бросает на ветер –
Нет цены, как ты сам понимаешь, ему.

Чем истину искать, доили бы козла!

Всё покупается и продаётся,
И жизнь откровенно над нами смеётся.
Мы негодуем, мы возмущаемся,
Но продаёмся и покупаемся.

Выше всех поучений и правил, как правильно жить, Две основы достоинства я предпочёл утвердить: Лучше вовсе не есть ничего, чем есть, что попало; Лучше быть в одиночестве, чем с кем попало дружить.

Жизни стыдно за тех, кто сидит и скорбит,
Кто не помнит утех, не прощает обид…

Омар Хайям Гиясаддин Абу-ль-Фатх ибн Ибрахим - персидский и таджикский поэт, математик, философ, астроном, астролог и кулинар. Всемирно известные философские четверостишия - рубаи проникнуты гедоническими мотивами, пафосом свободы личности, антиклерикальным вольнодумством. В математических трудах дал изложение решения уравнений до 3-й степени включительно. Знак зодиака - Телец.

Омар Хайям родился 18 мая 1048 года в Нишапуре. Большую часть жизни провёл в Балхе, Самарканде, Исфахане и других городах Средней Азии и Ирана. В философии был последователем Аристотеля и Ибн Сины.

Математические сочинения Омара Хайяма, дошедшие до наших дней, характеризуют его как выдающегося учёного. В трактате «О доказательствах задач алгебры и алмукабалы» он дал в геометрической форме систематическое изложение решения уравнений до третьей степени включительно.

Трактат «Комментарии к трудным постулатам книги Евклида» содержит оригинальную теорию параллельных.

В трактате «Об искусстве определения количества золота и серебра в состоящем из них теле» рассмотрена известная классическая задача, решенная Архимедом.

Всемирную известность принёс Хайяму как поэту цикл четверостиший («Рубаийат»). Наукой ещё не решен вопрос, какие из приписываемых Омару четверостиший доподлинно принадлежат ему. Более или менее твёрдо можно признать атрибуцию 66 рубай, содержащихся в наиболее древних списках.

Разительно выделяясь из общего русла развития персидской лирики, поэзия автора лишена вычурности образов, красивости; она функционально связана с кругом мотивов его философии, который четко ограничен: трава, произрастающая из праха умерших, символизирует мысль о вечном круговороте материи; гончар, гончарная мастерская и кувшины - взаимоотношения между творцом, миром и индивидом; культ вина, прославление вольнодумца-гуляки и отрицание загробной жизни позволяют поэту резко полемизировать с официальными религиозными догмами. Стиль Омара предельно ёмкий, лаконичный, изобразительные средства просты, стих чеканный, ритм гибкий. Основные идеи - страстное бичевание ханжества и лицемерия, призыв к свободе личности.

В средне-вековой персидской и таджикской поэзии Хайям - единственный поэт, в стихах которого лирический герой в значительной мере выступает как автономная личность. Поэт поднялся до отчуждения лирического героя от царя и бога; герой этот, бунтарь и богоборец, противник насилия, подвергает сомнению религиозную догму о божественно-разумном устройстве мира.

Персидская поэзия неотделима от имени Омара Хайяма. В его четверостишьях - рубаи звучит призыв изведать доступное человеку мимолетное земное счастье, почувствовать бесценность каждого мгновения, проведенного рядом с возлюбленной. Рубаи Омара Хайяма отличаются изяществом отделки каждой фразы, глубиной философской мысли, яркими запоминающимися образами, непосредственностью взглядов на мир лирического героя, особой музыкальностью и ритмичностью. Значительная часть рубаи - это раздумья над Кораном.

В творчестве поэта немало сложных и противоречивых проблем. С этим связана и противоречивая трактовка его рубай у различных исследователей.

Хайям возглавлял группу астрономов Исфахана, которая в правление сельджукского султана Джалал ад-Дина Малик-шаха разработала принципиально новый солнечный календарь. Он был принят официально в 1079 году. Основным предназначением этого календаря была как можно более строгая привязка Новруза (то есть начала года) к весеннему равноденствию, понимаемому как вхождение солнца в зодиакальное созвездие Овна. С чисто астрономической точки зрения календарь «Джалали» был точнее, чем древнеримский юлианский календарь, применявшийся в современной Хайяму Европе, и точнее, чем позднейший европейский григорианский календарь.

О. Хайям – не только поэт

Омар Хайям знаменит во всём мире своими четверостишиями «рубаи». Но этот удивительный человек был не только поэтом и философом. Омар Хайям стоял у истоков алгебры, развивал астрономию и сестру ее, астрологию. Его великим открытием стала астрология питания: он первый составил кулинарную книгу для знаков Зодиака и изобрел множество потрясающих рецептов.

Единственный ребенок в семье богатого ремесленника, Омар, чье имя переводится как «жизнь», получил в семье хорошее воспитание. Философы, медики, астрономы и астрологи, он с удовольствием занимался науками. После смерти родителей Хайяму пришлось бежать из Нишапура, он перебрался в город Исфахан. Там он написал свои первые стихи и при этом увлеченно учился готовить, собирал и совершенствовал старинные рецепты. Слухи о человек, умеющем готовить удивительные блюда, разнеслись по всему Исфахану. Однажды сам великий султан Маликшах прислал к поэту своего визиря с предложением - стать придворным надимом.

Следующие десять лет Хайям устраивал для повелителя пышные приемы, изобретал все новые потрясающие рецепты и разработал таблицы астрологического питания, в которых подробно расписал, какую пищу следует есть представителям различных знаков зодиака. Этот труд принес ему поистине всемирную известность - даже сегодня его таблицами пользуются астрологи многих восточных стран!

После смерти повелителя Омар Хайям покинул дворец и отправился в Бухару, где до последнего дня занимался строительством обсерватории, наблюдением за светилами, уточнял свои расчеты в созданной им новой науке - астрологии питания. Умер он в глубокой старости со счастливой улыбкой на устах, составляя комментарии к лечебным диетам.

Рубаи Омар Хаяйма

Вот снова день исчез, как ветра легкий стон,
Из нашей жизни, друг, навеки выпал он.
Но я, покуда жив, тревожиться не стану
О дне, что отошел, и дне, что не рожден.

Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?
В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.
Как много чистых душ под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах, а где, скажите, дым?

Лепящий черепа таинственный гончар
Особый проявил к сему искусству дар:
На скатерть бытия он опрокинул чашу
И в ней пылающий зажег страстей пожар.

Будь все добро мое кирпич один, в кружало
Его бы я отнес в обмен на полбокала.
Как завтра проживу? Продам чалму и плащ,
Ведь не святая же Мария их соткала.

Гора, вина хлебнув, и то пошла бы в пляс.
Глупец, кто для вина лишь клевету припас.
Ты говоришь, что мы должны вина чураться?
Вздор! Это дивный дух, что оживляет нас.

Как надоели мне несносные ханжи!
Вина подай, саки, и, кстати, заложи
Тюрбан мой в кабаке и мой молельный коврик;
Не только на словах я враг всей этой лжи.

Благоговейно чтят везде стихи корана,
Но как читают их? Не часто и не рьяно.
Тебя ж, сверкающий вдоль края кубка стих,
Читают вечером, и днем, и утром рано.

Дивлюсь тебе, гончар, что ты имеешь дух
Мять глину, бить, давать ей сотни оплеух,
Ведь этот влажный прах трепещущей был плотью.
Покуда жизненный огонь в нем не потух.

Знай, в каждом атоме тут, на земле, таится
Дышавший некогда кумир прекраснолицый.
Снимай же бережно пылинку с милых кос:
Прелестных локонов была она частицей.

Увы, не много дней нам здесь побыть дано,
Прожить их без любви и без вина – грешно.
Не стоит размышлять, мир этот стар иль молод:
Коль суждено уйти – не все ли нам равно?

О, если б, захватив с собой стихов диван
Да в кувшине вина и сунув хлеб в карман,
Мне провести с тобой денек среди развалин, -
Мне позавидовать бы мог любой султан.

Будь глух к ученому о боге суесловью,
Целуй кумир, к его прильнувши изголовью.
Покуда кровь твою не пролил злобный рок,
Свой кубок наполняй бесценных гроздий кровью.

Кумир мой, вылепил тебя таким гончар,
Что пред тобой луна своих стыдится чар.
Другие к празднику себя пусть украшают,
Ты – праздник украшать собой имеешь дар.

В году 1113 в Балхе, на улице Работорговцев, в доме Абу Саида Джарре остановились ходжа имам Омар Хайям и ходжа имам Музаффар Исфизари, а я присоединился к услужению им. Во время пира я услышал, как Доказательство Истины Омар сказал: «Могила моя будет расположена в таком месте, где каждую весну ветерок будет осыпать меня цветами». Меня эти слова удивили, но я знал, что такой человек не станет говорить пустых слов. Когда в 1136 я приехал в Нишапур, прошло уже четыре года с тех пор, как тот великий закрыл свое лицо покрывалом земли, и низкий мир осиротел без него. И для меня он был наставником. В пятницу я пошел поклониться его праху взял с собой одного человека, чтобы он указал мне его могилу. Он привел меня на кладбище Хайре, повернул налево у подножия стены, огораживающей сад, и я увидел его могилу. Грушевые и абрикосовые деревья свесились из этого сада и, распростерши над могилой цветущие ветви, всю могилу его скрывали под цветами. И пришли мне на память те слова, что я слышал от него в Балхе, и я разрыдался, ибо на всей поверхности земли и в странах Обитаемой четверти я не увидел бы для него более подходящего места. Бог, Святой и Всевышний, да уготовит ему место в райских кущах милостью своей и щедростью!

Хайяму принадлежит «Трактат о доказательствах проблем ал-джебры и ал-мукабалы». В его первых главах Хайям излагает алгебраический метод решения квадратных уравнений, описанный ещё ал-Хорезми. В следующих главах он развивает геометрический метод решения кубических уравнений, восходящий к Архимеду: неизвестное в этом методе строилось как точка пересечения двух подходящих конических сечений. Хайям привёл обоснование этого метода, классификацию типов уравнений, алгоритм выбора типа конического сечения, оценку числа (положительных) корней и их величины. К сожалению, Хайям не заметил, что кубическое уравнение может иметь три положительных вещественных корня. До явных алгебраических формул Кардано Хайяму дойти не удалось, но он высказал надежду, что явное решение будет найдено в будущем.

В «Трактате об истолковании тёмных положений у Евклида», написанном около 1077 года, Хайям рассматривает иррациональные числа как вполне законные, определяя равенство двух отношений как последовательное равенство всех подходящих частных в алгоритме Евклида. В этой же книге Хайям пытается доказать пятый постулат Евклида, исходя из более очевидного его эквивалента: две сходящиеся прямые должны пересечься.

Хайям возглавлял группу астрономов Исфахана, которая в правление сельджукского султана Джалал ад-Дина Малик-шаха разработала принципиально новый солнечный календарь. Он был принят официально в 1079 г. Основным предназначением этого календаря была как можно более строгая привязка Новруза (то есть начала года) к весеннему равноденствию, понимаемому как вхождение солнца в зодиакальное созвездие Овна. Так, 1 фарвардина (Новруз) 468 солнечного года хиджры, в которое был принят календарь, соответствовало пятнице, 9 рамазана 417 лунного года хиджры, и 19 фарвардина 448 года эры Йездигерда (15 марта 1079 г.). Для отличия от зороастрийского солнечного года, называвшегося «древним» или «персидским», новый календарь стали называть по имени султана - «Джалали» или «Малеки». Количество дней в месяцах календаря «Джалали» варьировало в зависимости от сроков вступления солнца в тот или иной зодиакальный знак и могло колебаться от 29 до 32 дней. Были предложены и новые названия месяцев, а также дней каждого месяца по образцу зороастрийского календаря. Однако они не прижились, и месяцы стали именоваться в общем случае именем соответствующего знака зодиака.

С чисто астрономической точки зрения календарь «Джалали» был точнее, чем древнеримский юлианский календарь, применявшийся в современной Хайяму Европе, и точнее, чем позднейший европейский григорианский календарь. Вместо цикла «1 високосный на 4 года» (юлианский календарь) или «97 високосных на 400 лет» (григорианский календарь) Хайямом принято было соотношение «8 високосных на 33 года». Другими словами, из каждых 33-х лет 8 были високосными и 25 обычными. Этот календарь хорошо соответствовал астрономическому году и природным сезонам, но требовал трудоёмких астрономических наблюдений и расчётов, чем обусловлена была его непростая судьба даже на его родине - в Иране, не говоря уже о других странах исламского мира, упорно державшихся традиционного лунного календаря. В конечном итоге календарь Хайяма уступил место другим календарным системам.

Учениками Хайяма были такие учёные, как ал-Асфизари и ал-Хазини.