«Французы были восхищены…» Дочь маршала Малиновского – о его службе в РЭК. Предсказание для маршала, или черные пятницы родиона малиновского

Дочь Маршала Советского Союза, дважды Героя Советского Союза Родиона Малиновского передала в дар Российскому историческому обществу уникальную подборку документов из личного архива своего отца .

Речь идёт о десятках писем, дневников, постановлений и редких фотографий, охватывающих период , в России, борьбы с режимом Франсиско Франко в Испании и, конечно, Второй мировой войны.

«Ваш отец - человек удивительной судьбы. Он прошёл дорогами Первой мировой войны в составе Русского экспедиционного корпуса, он сражался и в двух гражданских войнах - в России и Испании. И конечно же, защищал нашу Родину в годы Великой Отечественной войны. При этом он понимал, что принимает участие в событиях большой исторической важности. И поэтому собирал документы, дневники, делал фотографии. Безусловно, этот архив - это наше большое достояние»,

Сказал в ходе встречи с Натальей Родионовной Малиновской Председатель Российского исторического общества .

Среди этих бесценных архивных материалов - рукопись написанной в юности пьесы о восстании в лагере Ла-Куртин, письма бывших сослуживцев, подлинные фотографии с фронтов Первой мировой, а также огромный массив документов, связанных с периодом Великой Отечественной: неотправленные письма на родину, найденные у убитого немецкого ефрейтора , и ещё целый ряд документов, переведённых с немецкого на русский, которые маршал Малиновский тщательно изучал.

«Здесь представлены документы, касающиеся войны, - документы немецких штабов, их взгляд на Никопольскую операцию. Это поразительно интересные документы! Там есть один текст, инструкция немецкая, как нужно вербовать наших пленных во власовскую армию, их психологический портрет, методы вербовки. И папиной рукой подписано: «Познание врага. В мою особую папку». Вот этот гриф очень значимый»,

Отметила в ходе встречи Наталья Малиновская .

Часть документов касается и периода «холодной войны». На одной из фотографий запечатлены Никита Хрущёв, министр иностранных дел СССР Андрей Громыко и Родион Малиновский - на тот момент министр обороны Советского Союза. Спустя почти полвека после окончания Первой мировой Малиновский прибыл в Париж на международную конференцию и, конечно, заехал в небольшую деревушку, где некогда служил в составе Русского экспедиционного корпуса. На фотографии вместе с высокопоставленными государственными деятелями из СССР стоит пожилая француженка - в годы Первой мировой она работала в таверне, где бывали солдаты Русского экспедиционного корпуса.

«После возвращения из этой поездки журнал «Огонёк» написал об этом большой очерк, и папе стали писать те, кто служил когда-то в корпусе. Прелестные письма, которые начинаются словами: «Привет тебе, месье Малиновский, мой однополчанин и товарищ незабываемых лет». Это огромный рассказ - совершенно драгоценные человеческие свидетельства»,

Рассказала Наталья Малиновская .

Эти истории войдут в книгу, над которой сейчас работает Наталья Малиновская. По её словам, в книге предполагается показать судьбоносные исторические события сквозь призму отдельных человеческих судеб. Сейчас ведётся большая работа в архивах, однако в силу закрытости некоторых из них даже дочь Маршала Советского Союза сталкивается с определёнными сложностями и ограничениями.

«Здесь мы Вам поможем, это все возможно»,

Пообещал Сергей Нарышкин .

Копии переданных документальных материалов уже доступны на официальном сайте Российского исторического общества. Однако, безусловно, это лишь часть документов, хранящихся в семейном архиве Малиновских. В ходе встречи с Натальей Малиновской предложил подготовить отдельную историко-документальную выставку на основе семейного архива Малиновских ко Дню Победы.

Текст: Анна Хрусталева

Сотрудницы районной библиотеки Лодейного поля, 1935 год (слева в первом ряду Раиса Кучеренко)

Раиса Кучеренко на отдыхе в Крыму. Май 1941 года

В Венском зоопарке. Май 1945 года

Р.Я. Малиновская с мужем и сыном Германом

М.ПЕШКОВА: 22 июня скоро. Готовя передачу о маршале Малиновском в цикле передач о 65-летии Победы, поинтересовалась у Натальи Родионовны, дочери маршала, о ее маме, маршальской жене, Раисе Яковлевне Малиновской, уроженке Украины, приехавшей перед войной к своей старшей сестре, офицерской жене, в Ленинград. Рассказывает Наталья Малиновская.

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Моя мама очень хотела учиться, осталась с сестрой в Ленинграде и поступила учиться сначала на библиотечные курсы, потом в библиотечный институт. А к этому времени оказалось, что их куда-то переводят, и мама совсем 15-летней девчонкой осталась одна в Ленинграде. Ничего, не пропала. Выучилась, закончила библиотечные курсы, библиотечный институт, стала работать - сначала библиотечным инспектором по северу, в Мончегорск она ездила библиотечным инспектором, по деревням. Вот она говорит, что, как ни тяжко было на Украине, а она ведь и голод украинский тоже застала…

М.ПЕШКОВА: Голодомор на ее глазах был, да.

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Да, и там у нее была первая дистрофия. Все-таки ей показалось, что как-то тяжелее люди жили вот там, на севере. Ощущение было немотивированное ничем. Может быть, просто потому что там места были родные и вроде бы юг, а там было так неуютно, так северно и так холодно. И вот на лошаденке они ездили с другим библиотечным инспектором с какими-то лекциями, ездили в 30-е годы бог знает по каким глухим деревням. Потом она обосновалась уже в прелестном, как она говорила, месте с красивым названием - Лодейное Поле, она уже была там заведующей библиотекой. Она фанатично любила свою работу, любила книги, любила работу такую, не просто выдавать книги, она устраивала читательские конференции. Она очень гордилась тем, что к ней на читательскую конференцию приезжали писатели из Ленинграда. Вот венец ее восторгов - это был приезд Юрия Германа. Сумела его уговорить, сумела устроить. И, в конце концов, она вышла замуж и уехала с мужем в Ленинград. И вот тут она оказалась в очень интеллигентной семье, где ее звали слегка пренебрежительно - «наша комсомолка Рая». Они все были люди очень образованные, архитекторы, переводчики, с университетским образованием далеко не в первом поколении, а вот она была как-то им совершенно не ко двору. Но так уж случилось. У нее родился сын, которого она назвала Германом в честь своей любимой оперы, «Пиковая дама». Это бедному моему брату доставило столько потом неприятностей в жизни. Ну представьте себе, мальчик 36-го года рождения, а его зовут Герман. Как Геринга. Он так хотел переименоваться в Александра. Полжизни хотел переименоваться в Александра. Война маму застает уже в Ленинграде. Она работает в библиотеке механического техникума. И, естественно, муж уходит на фронт сразу, и скоро она получает похоронку. Начинается блокада, и вся его многочисленная семья, там все были постарше ее, в блокаду вымирает у нее на руках. Она самая здоровая, она самая молодая. А сына у нее забирают, его эвакуируют вместе с детскими садами, как большинство детей Ленинграда, и ей не разрешают уехать вместе с ним. Но в тот момент еще никто не понимает, что происходит. Кажется, два месяца дети побудут где-то, пока здесь опасно, и вернутся. Они не могли себе представить, что они прощаются с детьми - кто навсегда, кто на долгие 4-5, может быть, больше, лет. Ведь потом еще нужно было найти друг друга. Об этой сцене она часто потом в старости вспоминала, как это было ужасно. Ни такие маленькие, совсем дети, и их увозят, и ей не разрешают уехать, и говорят: «А кто будет защищать Ленинград?» Боже мой, как я буду защищать Ленинград? Я библиотекарь. Что я буду делать? Но стало вскоре ясно, что - копать окопы, стоять на посту, потом хватать эти бомбы, совать их куда-то в песок.

Н.МАЛИНОВСКАЯ: О блокаде вспоминала нечасто. Я помню, когда вышла «Блокадная книга» Гранина, я еще очень долго думала, прочитав книгу, дать маме это или это будет как-то слишком для нее тяжело. В конце концов, я принесла ей «Блокадную книгу», потом приезжаю, говорю: «Ну как тебе это?» Она говорит: «Это все правда, но такая малая часть правды». Про «Блокадную книгу» больше ничего она не сказала. Потом какие-то невероятные совершенно детали иногда проскальзывали. Вот как фронтовики почти ничего не рассказывали, вот так она ничего не рассказывала о блокаде, почти ничего, и только один раз ее при мне кто-то спросил, она ведь потом была и на фронте, и на передовой: «Раиса Яковлевна, на фронте страшно было?» Она так помолчала и сказала: «Да после блокады уже почти что и нет». Вот страшнее, чем там, не было ничего. Она точно знала, что нельзя ложиться - это верная смерть. Вот об одном страшном моменте блокады она мне рассказывала. Она пришла домой, уже из близкой родни мужа ее не было никого, но вместе с ней в этой квартире жили двоюродные, может, троюродные родственники его. Когда она однажды пришла домой, она обнаружила, что нету ни родственников, ни печки-буржуйки. Вот куда-то они подались. И вот тут вот она села, холодно было, голодно, это даже уже не обсуждается, и вот так она просидела в остолбенении несколько часов, а потом сказала себе: «Ну, сволочи, я назло вам выживу!» и стала думать, что она теперь продаст, чтобы обогреться, что-то купить. И вот тут, она говорит, это была судьба. Тут она за разрубленным на дрова буфетом нашла - туда завалилось много-много коробок гомеопатических лекарств ее свекрови. Та лечилась гомеопатически. И вот она довольно долго была уверена, что эта гомеопатия, которую она ела, ее спасла. Второй случай такой. И очень примечательно, что я не от мамы о нем узнала. Мне, наверное, лет было уже 14, и к нам из Ленинграда приехала в гости женщина. Я ее видела впервые. Ну, знаете как, приезжают из деревни из маминой, это называется «наши родственники». Кто бы они там ни были, они наши родственники. А тут вот появились еще какие-то ленинградские, тоже вроде как бы родственники. И мне было как-то очень странно видеть, как это взрослая женщина смотрит на маму, как на икону, вот абсолютно так. И потом она мне одной сказала: «Ты даже не понимаешь, что за человек твоя мама. Вот я тебе расскажу, чтобы ты понимала, что это за человек». Вот тогда она была девочкой, и был у нее брат. Оказалась какая-то отдаленная по мужу мамина родня. У них умерла бабушка, мама, у них умерли все, они оказались двое с вот этим братиком. И им деваться некуда. Они помнили, где живут другие родственники. И вот, оказалось, они пришли к маме, когда она была уже одна, уже брошенная теми. Вот у этой девочки Люси не было ничего, кроме одного от мамы оставшегося колечка. Она пришла к маме с этим колечком и с братом и сказала: «Тетя Рая, возьмите нас. Вот мамино колечко, у нас ничего больше нет». «Заходите, будем как-то жить. А колечко я у тебя не возьму. Этого нельзя делать. Это твоя память о маме. И если я его возьму, я его немедленно пойду сменяю и мы сразу это все съедим, и потом, если мы останемся живы, тогда ты вспомнишь, и мне нехорошо будет, что я твое колечко сменяла. Давай мы не будем его менять. Мы забудем о том, что оно у тебя есть». И вот они стали жить втроем. Мальчик не выжил. Девочка выжила, и ее тоже эвакуировали. Но маму взрослую эвакуировали уже в дистрофии в апреле 42-го года. Они прожили зиму, самую тяжелую блокадную зиму, вместе, самую трудную, самую голодную. Вот тут они потерялись. Нашлись они много позже, намного позже войны.

М.ПЕШКОВА: Так это она к вам приезжала?

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Это она к нам приезжала. И историю я знаю не от мамы. Она мне не рассказала. Но раз мне не рассказала, значит, и никому не рассказывала. Как ей про себя такое рассказывать? А колечко матери вот этой Люси пропало, потому что она его отдала воспитательнице, увозившей их, уже на большой земле, уже не в Ленинграде, после эвакуации. Ну и… Уже бог судья, кто попользовался. Но не мама моя. Хотя все равно дети были готовы все это поделить, естественно. Потом, когда я с мамой уже много лет спустя разговаривала об этом, она мне сказала, что, наверное, не у всех, но у многих людей, которых она знала, в блокаду была такая убежденность - вот если ты переступишь этот человеческий закон, вот тогда ты обязательно умрешь. Или с ума сойдешь. В ней было это чувство. Она была уверена, что она вот этим выжила.

М.ПЕШКОВА: Маршальская жена, Раиса Яковлевна Малиновская, воспоминания дочери, Натальи Малиновской, в «Непрошедшем времени» на «Эхо Москве» в цикле «Победа. Одна на всех».

Н.МАЛИНОВСКАЯ: И что меня очень поразило в ее рассказе о блокаде. Вернее, не о самой блокаде, а о том, как их увозили, как они ехали оттуда. Это было 4 апреля 42 года, последний день, когда существовала ледовая Дорога жизни. И проваливались через одну машины. Их машина прошла. И потом полтора месяца их везли вот в этих теплушках, в вагонах, из Ленинграда примерно в район Грозного. А у них нечего было уже менять, у них совсем ничего не было. И меня поразило то, что эти полтора месяца они все еще голодали, вот эту дорогу. Она помнила, как выходили на остановках люди, ей они казались такие благополучные, что просто уж дальше некуда - крестьянки с какими-то продуктами в сумках. Может быть, это все было далеко не так лучезарно, как казалось тем, кого только что вынули из голода самого крайнего. Но вот ей казалось, что они очень благополучные. И им нечего сменять. И как их покормят, так их покормят. Не каждый день, говорила она. Вот это меня поразило - что их не каждый день кормили во время этой дороги. И они в той же дистрофии приехали куда-то там, в какую-то деревеньку в районе Грозного. Еле-еле их покормили, за месяц они более или менее отошли. Лето 42-го - крушение Южного фронта, и вот-вот пойдет эта местность под оккупацию. И она говорит, что вот это был второй тяжелейший момент за всю войну, когда она поняла, что - да пусть хоть все останутся, с кем она приехала, а вот я не останусь. Ни за что не останусь. В армию не берут.

М.ПЕШКОВА: По возрасту?

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Да какой возраст? В армию никого не берут - боятся шпионов, лазутчиков, бог знает кого. Фронт откатывается. Нельзя ни в коем случае никого брать в армию, строжайший запрет. Тем более, вот тут вот.

М.ПЕШКОВА: Это приказ главнокомандующего?

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Наверное. Я знаю о том, что не брали, с маминых слов. Она, тем не менее, уходит из этого селения. Вот это она мне рассказывала не раз. И у нее узелок, в этом узелке - кусок хлеба, кусок мыла и туфельки, которые она привезла с собой из Ленинграда и не сменяла ни в каких обстоятельствах. Туфельки, которые она купила для сына. Потом она мне говорила: «Господи боже мой, ну о чем я думала? Ведь он же уже должен был вырасти из этих туфелек». Вот это в голову не приходило. Она их несла, как залог встречи. И вот, как в сказке, перекресток трех дорог. И куда ей идти по этим трем дорогам, ей совершенно все равно. Она не знает. И почему-то этот момент выбора был так внутренне тяжел. Она говорит: «Я села на этом перекрестке и так плакала, как никогда не плакала». А потом - что делать? - вытерла слезы и пошла. И вот буквально вскоре набрела на какую-то воинскую часть, стала врать, что отбилась от своей части и все такое. А лейтенант и говорит: «Девушка, вы врете». «Вру! - и зарыдала горько. - Вот мой ленинградский паспорт. Я не за тем жила под блокадой целую зиму, я не затем голодала в Ленинграде, чтобы теперь пойти под оккупацию. Возьмите кем угодно. Я все что угодно буду делать. Я ничего не умею военного. Я библиотекарь». «Ладно, - говорит, - возьмем мы вас. Вот вы идите туда, там живут наши девушки. Вы скажите, что вы наша», и назвал какой-то номер части. И она пошла туда, показали, где ей ночевать. И вот тут вот пришел сержант с каким-то котелком и говорит хозяйке: «Где тут у вас наша девушка?» Она говорит: «Да вот она там, моется». Он ей принес в котелке гречневой каши, и она рыдала над этой кашей. И вот так она оказалась в армии. Поначалу ее определили в самую тяжелую работу при армии - она была в банно-прачечном комбинате. Потом уж она выучилась всему на свете. И все-таки грамотный человек, закончивший институт. Там и много работы такой вот уже цивилизованной, грамотной, для такого человека найдется. Но вот первой ее работой был банно-прачечный комбинат. И вот так она оказалась в армии. Эта армия вскорости попала в окружении. И вот она выходила из окружения, ничего не боясь уже после блокады. Она принесла какие-то разведданные, выйдя из окружения, причем долго они блуждали в окружении - наверное, с неделю. Ее как-то отметило командование, что она не просто вышла из окружения, но что-то там такое могла рассказать - какие дороги уже заняты немцами, какие свободны. И это имело какой-то военный смысл. Командарм их погиб, армию расформировали. И вот следующая армия, в которой она потом была, тут же немедленно снова попала в окружение. Она дважды за это лето 42-го года выходила из окружения. Второй раз она посчитала там какие-то танки. Второй раз ее уже за то, как она с толком вышла из окружения, командование ее армии представило к Ордену Красной звезды. И вот этот орден вручал ей папа, когда заметил ее. Но она еще очень долго, хоть и была им замечена, воевала, как обыкновенный человек, а вовсе даже не как маршальская жена. Сами понимаете, большая разница. Тем более и он тогда не был маршалом. А лето 42-го года что для мамы было тяжелейшим, что для него было тяжелейшим. Об этом отдельный рассказ. Папа ей стал передавать приветы. А так как отчество у них одинаковое - Родион Яковлевич и Раиса Яковлевна, то у многих было на сей счет подозрение, что они брат и сестра. И вот мне рассказывала мама: «Ох, насколько ж мне легче жить-то стало после того, как заподозрили, что я его сестра!»

Это уже совсем где-то перед войной близко - 38-39гг., может быть, даже 40-й - мама записалась в планерный кружок. Она объясняла, что не столько потому, что ей очень уж хотелось на планере летать, потому что она не знала, как это, летать на планере, но ей понравилось, а потому что там давали комбинезон и форму. К комбинезону какие-то там тапочки специфические. И вот когда она надевала этот комбинезон и отправлялась куда-то к черту на рога на этот аэродром, где их планер стоял, она говорила: «Мне казалось, весь город на меня смотрит - какая я иду, в этом комбинезоне». А потом летать очень понравилось. Она никогда ни о чем не жалела, что у нее пропало во время блокады. Понятное дело, что пропало все, что было, до последней кофточки. Но жалела она об одном - что пропала газета с фотографией, где была она на планере не то около планера, и было написано: «Рая собирается в полет». Вот эту фотокарточку с «Рая собирается в полет» - господи, как же ей хотелось показать мне и папе. Вот не знаю, если бы каким-то чудом мне попала в руки эта газета, а ведь она существует, районная, многотиражная, не знаю, какая. Про это вот «Рая собирается в полет» я и хотела еще отдельно сказать.

Мы уже дошли до конца войны, до того времени, когда после Парада Победы в гостинице «Москва» собрались попраздновать узким кругом - папа, мама, несколько генералов, офицеров. Маме во время подготовки к Параду Победы все казалось странным, что что-то еще происходит, помимо подготовки к Параду Победы. Вот как-то уж слишком папа озабочен, слишком он сосредоточен. Вот ну не в параде здесь только дело. Когда уж все так сидели и разговаривали, пели, вдруг один из этих офицеров запел песенку - «Мама, я Сибири не боюся, Сибирь ведь тоже русская земля!» И вот тут она поняла, что для них война не кончилась, что они поедут на Восточный фронт и что у них все еще будет впереди. А впереди был и Забайкальский фронт, и поразительный совершенно штурм Хингана, впереди было еще десять, как они с папой считали, счастливейших лет их жизни на Дальнем Востоке. А вот по дороге на эту японскую войну маме нужно было найти сына. Она знала только одно - что он в детском доме где-то в Сибири, где-то там, куда увозили ленинградских детей. И ничего больше она о нем не знала. Она могла узнать, где располагаются, в каких деревеньках, эти детские дома, куда отвозили ленинградских детей. И вот пока шел эшелон, папа разрешал ей на каких-то станциях отлететь на По-2 в расположение этого детского дома, проверить, есть он там или нет. И вот где-то в девятом или в десятом детском доме мама нашла сына и привезла его с собой. И он, совсем девятилетний мальчишка, оказался с ней вместе на войне. Ведь она же воевала. Это был штаб фронта. У нас есть фотографии. Понятное дело, что все любили ребенка, который оказался здесь поневоле. Солдаты его очень любили. Он там стоял с ружьем, они его фотографировали. Забавно очень было, когда она его наконец нашла, посадила его в По-2, а это же открытый самолетик, она его прижала к себе, сделали они круг над этим селом, где детский дом располагался. И брат мой Гера стал говорить: «Подождите, подождите, вы не летите дальше. Мне надо тапочки кинуть». «Какие тапочки, о чем ты?» «Ребята дали мне тапочки, чтобы я из самолета их кинул». И вот он стал эти тапочки, даденные ему товарищами, раскидывать, чтобы они их ловили, эти во тапочки, побывавшие на самолете. Мама была страшно потрясена тем… Когда она его увидела, а он того же роста, каким она его отправляла. Там тоже дети голодали. У них тоже была, конечно, не в такой степени - в Ленинграде они были бы обречены, но там тоже была дистрофия. И вот брат уже рассказывал, что в старших группах, где ему было уже лет 8-9, их отправляли, как говорили, сторожить поле с морковкой, и он говорил: «Я только сейчас понимаю, что нас отправляли туда чуть-чуть подкормиться».

М.ПЕШКОВА: А они учились?

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Нет-нет. Какая школа? Ничего. Их ничему не учили. Оказалось, что он не научен ничему. А возраст-то уже подходит. И вот такие ускоренные классы были только в суворовском училище. И таким образом он сразу после войны попал в суворовское училище, учился он в киевском суворовском. И вот его он и кончал.

М.ПЕШКОВА: Воспоминания о маме, Раисе Яковлевне Малиновской, в рассказах дочери маршала Малиновского, Натальи Малиновской. Как война прошлась по судьбам родных семьи Малиновских, в продолжениях цикла «Победа. Одна на всех» воскресным утром. Режиссер - Алексей Нарышкин. Я - Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».

Родион Малиновский занимал пост советского министра обороны почти девять лет. Его называли самым загадочным из советских маршалов.

Отец

Родился Родион Малиновский 22 ноября 1898 года в Одессе. Он был внебрачным сыном. При этом о личности отца мальчика практически ничего не известно. До самого последнего времени о нем высказывались самые различные версии, включая еврейскую и караимскую.

Так, согласно одной версии, отцом был одесский землемер Яков, убитый в Одессе до рождения сына.

По второй – отцом был одесский полицмейстер Яким Бунин, потомственный дворян Тамбовской губернии, полковник. Можно предположить, что эта версия достоверна. Так как в 1954 году председатель Центральной избирательной комиссии Николай Шверник получил донос от первой жены Родиона - Ларисы Малиновской, урожденной Шарабаровой.

Она утверждала, что "отец Родиона - начальник жандармского управления Одессы, латыш Яков Бургонь (за точность фамилии не ручаюсь)". Здесь же отмечалось, что дед Малиновского, отец его матери Варвары Николаевны, был управляющим имением. Мать Родиона тоже была якобы не батрачкой, как он писал в автобиографии, а экономкой в имении графа Гейдена Сутиски в Тывровской волости Винницкого уезда, и "даже имела собственный выезд". Лариса Малиновская также утверждала, что мама Родиона происходила из крестьян Брацлавского уезда и была православной.

Таким образом, можно предположить, что род Малиновских был из той части польской шляхты, которая потеряла дворянство после присоединения Правобережной Украины к Российской империи и в значительной мере приняла православие.

Если же возвращаться к отцу, то согласно документам, в Одессе в то время не никакой жандармский полковник Яков Бургоня не проживал. В то же время был полковник армейской пехоты Яков Иванович Бунин, в 1882-1902 годах занимавший должность одесского полицеймейстера. Дольше него на этом посту не продержался никто.

Поскольку Лариса Малиновская никогда не была в Одессе, то фамилию одесского полицеймейстера могла услышать только от мужа.

Если придерживаться этой версии, то отец Малиновского происходил из потомственных дворян Тамбовской губернии. Яков еще юнкером участвовал в Севастопольской обороне и был контужен при последнем штурме города. А в 1866 году он перешел на полицейскую службу, вершиной которой стало назначение одесским полицеймейстером. После отставки Якова его состояние оценивалось в 500 тысяч рублей. Косвенно эти данные подтверждаются и воспоминаниями его старшей дочери Натальи, унаследовавшей значительное состояние в ценных бумагах, которое в 1917-м пошло прахом.

Кроме незаконного Родиона, у Якова было пятеро законных детей.

В 1902 году 62-летний Яков Иванович был уволен со службы с присвоением звания генерал-майора. Он умер в конце 1902 г. в возрасте 65 лет.

Мама

Мама Малиновского - Варвара Малиновская - была моложе Якова на 42 года. Она родила Родиона в возрасте 19 лет. Вскоре после родов женщина отправила сына к своей родственнице – 50-летней Вере Малиновской - врачу и преподавателю в Мариупольской женской гимназии.

Жили они в Мариуполе, где Родион учился в гимназии (по другим данным - в реальном училище), уезжая летом в имение под Черниговом. Историки предполагают, что именно там будущий маршал и выучил украинский язык и украинские песни, которые любил всю жизнь.

В советских анкетах Родинона неизменно отмечали как "украинца".

Варвара же после 1902 года (смерти Якова Бунина) вернулась в родные места и устроилась работать прачкой в госпитале. Потом еще затем около двух лет была кухаркой и экономкой в имении графа Гейдена, где познакомилась с лакеем Сергеем Залесным, за которого впоследствии вышла замуж.

Батрак

В день свадьбы матери Родион ушел из дома. По одной из версий, мальчик был вынужден покинуть дом, так как муж матери отказался усыновить его. Сначала Родион работал батраком, а через два года его забрала в Одессу сестра матери Елена с мужем Михаилом. У родственников Родион рабо тал в галантерейном магазине мальчиком на побегушках.

По слухам, во время работы в магазине Родион начал самостоятельно учить французский язык.

Военная стезя

В июле 1914-го отправился добровольцем на фронт в составе 256-го Елисаветградского пехотного полка, где стал пулеметчиком. Уже в марте 1915 года Малиновский был награжден Георгиевским крестом IV степени - за бой у Кальварии.

Вскоре получил ранение. Был отправлен лечиться в русский экспедиционный корпус во Францию (немалую роль в этом сыграло знание Родиона французского).

Здесь в составе 2-го Особого полка 1-й Особой бригады Малиновский в апреле 1917 года был ранен у форта Бримон в руку и с трудом уговорил хирурга не ампутировать ему кисть. Через время Малиновский полугил Георгиевскую медаль.

В дальнейшем Родион принимал участие в восстании солдат в лагере Ля-Куртин, однако покинул лагерь вместе со многими другими солдатами еще до начала карательной экспедиции и никаким репрессиям не подвергся.

С конца 1917 года Малиновский был в рядах Легиона чести - подразделение французского Иностранного легиона - куда вступили солдаты и офицеры экспедиционного корпуса, пожелавшие продолжать войну с Германией.

Ефрейтор Малиновский занял офицерскую должность командира пулеметного взвода. Здесь он получил, за храбрость и умелые действия в бою при прорыве линии Гинденбурга, французский Военный крест с серебряной звездочкой и Георгиевский крест III степени. При расформировании легиона Чести весной 1919 года Малиновского произвели в прапорщики и в августе на пароходе отплыл из Марселя во Владивосток, в армию Колчака.

На волоске

В 1919 году Малиновский перешел к красным, при этом едва не погибнув из-за французских документов и французского креста. Красный разъезд, который задержал Родиона под Омском, собирался учинить суровую революционную расправу над ним, когда Малиновский "пришел в ярость и устроил скандал".

Красноармейцы такой реакции не ожидали, и один из них в конце концов отвел Малиновского в штаб. Там нашелся врач, который знал французский и подтвердил, что Родион служил солдатом во французском Иностранном легионе.

Возникает вопрос, каким образом ему удалось добраться от Владивостока до Омска без русских документов. Скорее всего, документы были, но не те, которые следовало показывать красному разъезду.

Так началась служба Малиновского в 240 стрелковом полку Красной армии. Он постепенно "рос" в должностях и званиях.

Первый брак

В это время он познакомился с учительницей французского языка Ларисой Николаевной. Постепенно начали встречаться. Поженились в 1925 году. А в 1929 году родился . Вскоре родился еще один сын - Эдуард, который стал после преподавателем музыки.

В ходе Великой Отечественной войны, после захвата фашистами Украины мать вывезла обоих сыновей из Киева сначала в Москву, а потом в Иркутск и брак сам собой распался.

Вторая мировая

В конце 30-х годов Малиновский служил в Испании. Заслуги Родиона были оценены, его произвели в комбриги и отправили в Белорусский военный округ. Однако в сентябре 1939 года, перед самым советским вторжением в Восточную Польшу, внезапно отозвали из штаба БВО, назначив старшим преподавателем кафедры службы штабов Военной академии РККА им. Фрунзе.

По данным историков, Малиновского не доверяли из-за польской фамилии. Сыграли роль и доносы на Малиновского от будущих маршалов Филиппа Голикова, Николая Яковлева и от будущего генерал-лейтенанта войск связи Ивана Найденова.

Доносам хода не дали, но подозрения остались.

Тем не менее, все аттестации на Малиновского были только положительными, а в июне 1940 года ему было присвоено звание генерал-майора. По слухам, Малиновскому покровительствовал новый нарком обороны - Семен Тимошенко.

В 1941 году Малиновского назначили командиром 48-го стрелкового корпуса в Бессарабии. В первые же месяцы войны Родион отлично показал себя, проведя несколько удачных операций. Уже в августе 1941-го Малиновский стал сначала командующим 6-й армии, а затем - командующим Южным фронтом.

Родион Малиновский прошел через всю войну. Большинство его операций заканчивались победой. При этом наиболее его успешной операцией стала Яссо-Кишиневская, проведенная в последней декаде августа 1944 года. В ходе ее были окружены и уничтожены основные силы германо-румынских войск, входивших в состав группы армий "Южная Украина". В результате Румыния перешла на сторону Антигитлеровской коалиции.

Вторая супруга

В 1942 году Малиновский познакомился, при выходе из окружения, с 22-летней вольнослужащей армейского банно-прачечного комбината Раисой Яковлевной Кучеренко. Они начали время от времени встречаться. В 1944 году Родион перевел Раису к себе в штаб фронта и назначил заведующей столовой Военного совета. Поженились они после войны. В 1946 году в Хабаровске родилась их дочь Наталья (впоследствии филолог-испанист, хранитель архива отца). Кроме того, в их семье воспитывался Герман – сын Раисы, рожденный женщиной еще до войны.

Послевоенное время

В дальнейшем Малиновский занимал высокие командные должности в Советской армии, был командующим войсками Забайкальско-Амурского военного округа, главнокомандующим войсками Дальнего Востока, командующим войсками Дальневосточного военного округа. А в 1952 году его избрали кандидатом в члены ЦК КПСС.

В марте 1956 года Малиновского назначили первым заместителем министра обороны и главнокомандующим Сухопутными войскам. В том же году он стал членом ЦК КПСС. В октябре 1957 года Малиновский сменил на посту министра обороны СССР.

Своим возвышением Малиновский во многом обязан , хорошие отношения с которым у него сложились еще в годы Великой Отечественной войны.

Несмотря на это, Малиновский поддержал , активно участвовал в его смещении с высших государственных постов.

В последние годы жизни Малиновский также занимался написанием мемуаров. Его книга "Солдаты России" была опубликована уже после смерти Родиона – в 1969. В ней в необычной для советского полководца форме беллетризированной автобиографии автор описал свои первые жизненные впечатления, быт украинского села, работу мальчика в одесском магазине, бои на фронтах Первой мировой войны, судьбы русских эмигрантов во Франции, непростой путь обратно на Родину.

Жены великих полководцев

Платья и аксессуары, принадлежавшие женам маршалов и героев Советского Союза А. И. Еременко, П. И. Батова, В. И. Казакова, И. С. Конева, Р. Я. Малиновского представляет Ирина Субботина и фонд «Полководцы Победы».

Батова Нина Фёдоровна,
жена генерала армии П. И. Батова, ветеран Великой Отечественной войны, участница Сталинградской битвы.

«Я служила в 129-м полку связи 65-й армии старшим сержантом. Потом война закончилась, прошел парад Победы. Мне было только 22 года. Молодой человек (ему было 48), командующий 65-й армией Павел Иванович Батов сделал мне предложение выйти за него замуж. Вот поэтому я назвала снимок Р. Кармена «Серьезный разговор». И продлился этот «разговор» сорок лет» (Из воспоминаний Н. Ф. Батовой).

Еременко Нина Ивановна,
жена маршала А. И. Еременко, ветеран Великой Отечественной войны, участница Сталинградской битвы.

Конева Антонина Васильевна,
жена маршала И. С. Конева, ветеран Великой Отечественной войны.

Казакова Светлана Павловна,
жена маршала В. И. Казакова, ветеран Великой Отечественной войны.

«Семья наша представляла собой очень большой организм с немалым количеством детей, которые в ней воспитывались в разное время: в семье росли две дочери, сын, трое папиных и маминых племянников, у которых во время войны погибли родители, а также приезжали и гостили у нас многие другие родственники. Мама, конечно же, была центром семьи, его организующим началом.
Мама в годы моего раннего детства была не только молодой. Она была очень красива, как отмечали знавшие ее в то время люди, - незаурядно красива. В ее лице и манерах был тот неистребимый аристократизм и порода, которые нельзя имитировать. Она была элегантна во всем: в одежде, в том, как она водила машину, как играла на рояле, танцевала, воспитывала детей. Недаром подруги моей сестры Светланы играли не в куклы и принцессы, а в «Светлану Павловну»…
…Я знаю, между родителями была не только любовь, это было счастье. Думаю, что именно мамина индивидуальность, непохожесть в сочетании с природной красотой и удивительной любовью к детям - своим и чужим - так привязали папу к ней. Мне кажется, что у него не проходило чувство восхищения ею, с тех самых пор, как они познакомились на фронте» (Из воспоминаний Т. В. Казаковой).

Малиновская Раиса Яковлевна,
жена маршала Р. Я. Малиновского, ветеран Великой Отечественной войны.

В канун 65-летия победы в Великой Отечественной войне Наталья Родионовна Малиновская в интервью "РГ" рассказывает о своем отце маршале Советского Союза Р.Я. Малиновском.

- Наталья Родионовна, ваши родители познакомились на войне. Они рассказывали, как это случилось?

Папа встретил войну в Одесском военном округе. Он командовал 48-м стрелковым корпусом, штаб которого располагался в районе города Бельцы, в Молдавии. Когда началась война, корпус вошел в состав Южного фронта. Маму война застала в Ленинграде, где после окончания Библиотечного института она работала в библиотеке Механического техникума. После эвакуации из блокадного Ленинграда по Дороге жизни под Грозный в апреле 1942 года она попала в армию, свою армейскую жизнь начала в банно-прачечном комбинате, дважды выходила из окружения. Второй раз был судьбоносным - она встретила папу. Летом 1942-го, когда выходили из окружения, она и еще два бойца пробрались через кукурузное поле и сосчитали немецкие танки. Видимо, эта информация оказалась важной - мама была представлена к ордену Красной Звезды, который ей вручал отец. Ему сказали, мол, там два солдата и с ними девушка в синенькой косыночке... Наверное, она уже тогда произвела на папу некоторое впечатление, но только через год отец перевел ее к себе в штаб фронта. В 1944 году маму назначили заведующей столовой военного совета. Когда командиры оказывались на передовой - в землянках и окопах, нужно было донести до этих окопов все судки с едой. У мамы в подчинении молодые девушки, а ведь на передовой опасно - она шла сама. Так вот Александр Михайлович Василевский всегда трогательно интересовался: "Ну как прошли, Раиса Яковлевна, все в порядке?" А папа никогда не спрашивал ее об этом. И один раз мама решила узнать, волновался ли он о ней. Папа сказал: "Я не волновался. Я точно знал, что с тобой ничего не случится". У меня такое ощущение, что он знал, что впереди у них есть жизнь.

А ведь среди ветеранов 2-го Украинского фронта ходила легенда, что вторая жена Малиновского Раиса Яковлевна - графиня...

Так ее называли фронтовые друзья. Мама рассказывала историю этого прозвища: "Когда взяли Будапешт, всех девушек, работавших в столовой военного совета, премировали: впервые мы иностранные деньги в руках держали. Пошли и платья себе купили, и туфли - такие красивые: на каблуке, замшевые, с пуговками! А платье серое, чуть в голубизну, со складочками и с защипами. В первый раз я это платье надела, когда мы должны были в театр в Будапешт ехать - в оперный театр!!! Выхожу из столовой, а сослуживец Гриша Романчиков говорит: "Графиня!" Так и пошло". На самом деле мама родилась на Украине в селе Богородичное в семье многодетной и бедной.

А у истории с графиней есть продолжение. У мамы был брат Алексей. В начале войны он жил в Славянске, пошел на фронт. К 1944 году, не имея никаких известий о маме, он уже и не надеялся увидеть ее живой. И вот он, провоевавший целых два года в соседней с мамой армии, тоже оказался в Будапеште и тоже в оперном театре. В центральной ложе рядом с папой среди генералитета сидит мама, а в партере - солдаты и офицеры, словом, весь фронт. Естественно, разглядывают не только артистов, но и сидящих в ложе. И тут дядя Леня видит в ложе девушку с косами короной - и глазам своим не верит: "Рая? Или похожа? Да не может быть!" Идет к ложе - там на часах солдат. Пока он с ним объяснялся, что-де вот девушку бы из ложи позвать, вышел адъютант, Феденев Анатолий Иннокентьевич. Спросил, в чем дело. "Да вот девушка там, вроде сестра моя..." - "Как зовут?" - "Рая".- "Раиса Яковлевна?" - "Яковлевна". Через минуту в дверях появляется моя мама. Встреча - как в кино!

- Отец что-нибудь рассказывал вам о своих встречах со Сталиным?

Отец - нет. Но несколько его соратников вспоминали такой эпизод: летом 1942-го рухнули Юго-Западный и Южный фронты. Отец тогда командовал Южным фронтом и, предвидя его неизбежное крушение, отдал приказ сдать Ростов. Без санкции Ставки. Отца и еще кого-то из командования фронтом, скорее всего, члена военного совета Ларина, вызывают в Москву. Уже в Москве папа и Илларион Иванович Ларин, снятые с должностей, узнают о приказе N 227, в котором есть фраза: "Южный фронт покрыл свои знамена позором". В гостинице "Москва" они ждут аудиенции у Верховного, но на самом деле ждут трибунала. День ждут, другой, третий. На третий день к вечеру - гори все синим пламенем! - они напились. И, естественно, тут-то и явился гонец с известием об аудиенции - "в 7 утра". Случилось чудо - чудо мгновенного протрезвления. Они разошлись по своим комнатам - спать уже некогда, но хотя бы по бриться. В половине седьмого папа выходит в коридор, стучится в номер к Ларину, с которым они были вместе с первых дней войны. В ответ тишина. В конце концов ломают дверь - Ларин застрелился. Папа идет к Сталину один. Сталин, понятно, уже все знает, но встречает отца вопросом:

- А где же товарищ Ларин?

Генерал Ларин застрелился.

- А что же вам помешало сделать то же самое?

Отец приводит свои аргументы: удержать Ростов все равно бы не удалось, отступление спасло хотя бы часть войск. Долгая пауза. И наконец:

- Вам сообщат решение.

В тот же день отца назначили командовать донельзя измученной 66-й армией под Сталинградом. (Надо сказать, что эти рассказы входят в противоречие с документами личного дела генерала Ларина, так что эту историю еще нужно исследовать.)

- А как впоследствии складывались отношения со Сталиным?

После войны мы остались на Дальнем Востоке - отец командовал Дальневосточным военным округом. Мы там провели десять лет. Сталин работал ночью, и вся Москва работала по ночам. А у нас это был день, часовой пояс позволял вести нормальный образ жизни. Могу сказать, что у нас в доме не было портретов Сталина, никто не говорил о Сталине, а ведь я родилась в 1946 году! Конечно, когда он умер, отец поехал на похороны, но и особенного траура у нас в семье не было. Знаю, что у папы были неприятности с одним из приближенных Берии. В чем было дело, мне неизвестно, но я знаю, что он собирался заводить дело на папу, обратился к Берии. Сталин тогда сказал следующую фразу: "Малиновского с Дальнего Востока не трогать. Он и так от нас достаточно далеко".

- Где ваши родители встретили День Победы?

В пятидесятилетие Победы я спросила маму: "А что было тогда 9 мая - в сорок пятом?" Она ответила: "Праздник. Мы с папой поехали из Чехословакии в Вену, гуляли в Венском лесу, в зоопарке. Там всех зверей сохранили".

- А что в семье рассказывали о Параде Победы?

О параде мне рассказывала мама. Разгрузились эшелоны, Военный Совет фронта и сотрудников секретариата разместили в гостинице "Москва". Полным ходом шла подготовка к параду, но по всему чувствовалось - и к чему-то еще. Слишком озабочен был папа, слишком поздно возвращался, и не с репетиций парада, а из Генштаба, слишком был молчалив и погружен во что-то свое. Потом был парад, на котором все вымокли до нитки под проливным дождем. После парада - торжественный прием в Кремле, вечером - салют. После этого, уже в гостиничном номере, еще долго сидели все вместе - папа, его офицеры для особых поручений, мама - вспоминали, шутили, молчали. Но главное, что в тот вечер мама узнала, - что война для них не закончилась. Они снова должны были ехать на фронт - Забайкальский. Кстати, мне смешно смотреть, как прием для участников парада изображают в современных фильмах: все дамы с декольте и бриллиантами! Мама, например, была на этом приеме в практически форменном темном платье с орденом Красной Звезды.

- У вашего папы это был уже второй Парад Победы?

Да, у папы - у единственного из наших военачальников Второй мировой - было в жизни два Парада Победы. На первом он был солдатом, а на втором вел фронт. Дело в том, что в Первую мировую папа воевал в Русском Экспедиционном корпусе во Франции, был ранен. Затем, после госпиталя, поработав на каменоломнях и поняв, что так он никогда не скопит денег на путь домой, в январе 1918 года вступил в Иностранный легион Французской армии. И в этом качестве он участвовал в Параде Победы 11 ноября 1918 года. К 20 годам у него уже было четыре серьезных награды: два Георгиевских креста и два французских Креста с мечами. С наградами связана такая любопытная история: один из этих французских крестов папа получил за подвиг, совершенный во время боев на линии Гинденбурга, своего рода Сталин граде Первой мировой. И никогда не узнал, что параллельно он был представлен к Георгиевскому кресту III степени. Генерал Щербачев, назначенный Колчаком военным представителем Белой армии при союзном верховном командовании и получивший право награждать русских военных, сражавшихся на французском фронте в 1919 году, объявил о награждении 17 солдат и офицеров. Седьмым в списке значится ефрейтор Родион Малиновский. К этому времени, совершив второе, почти кругосветное, путешествие, папа вернулся на Родину - через Владивосток- и, добираясь на крыше вагона до Одессы, вблизи Омска был задержан красноармейским патрулем. При виде иностранной формы, иностранных орденов и предъявлении документа, опять-таки на иностранном же языке, его чуть было не расстреляли на месте, но все же довели до начальства - вдруг ценный шпион! - а там, на его счастье, оказался врач, знавший французский. Он и подтвердил, что книжка - солдатская, а расстрелять всегда успеем. Так папа снова стал солдатом - на сей раз солдатом Красной армии. Можете себе представить, какие последствия имело бы в 1919 году известие о награждении Геор гиевским крестом от Колчака. Да и позже такая весть вряд ли обрадовала бы - к примеру, в 1937-м. Но приказ этот так и лежал в мало кому тогда интересном колчаковском архиве, путешествуя вместе с ним по городам и весям, пока не оказался, уж не знаю, какими судьбами, в Братиславе. Там его и обнаружили весной 1945 года взявшие город войска папиного фронта. И, не интересуясь, что там за бумаги, отправили в Москву - а ведь могли поинтересоваться, да и просто случайно увидеть такую знакомую фамилию!

- А как вы узнали об этой награде?

В Москве колчаковский архив лежал себе и лежал в тиши и покое до 1991 года. Один раз занимавшаяся архивом историк Светлана Попова просматривала его, и на глаза ей попалась папина фамилия. Она отксерила для себя копию - на всякий случай, не догадавшись, что, кроме нее, об этом Георгиевском кресте никто не знает. Спустя еще пятнадцать лет она посмотрела документальную ленту о русском Экспедиционном корпусе "Они погибли за Францию" и упрекнула режиссера Сергея Зайцева в недобросовестности: "Что ж вы не упомянули о втором Георгиевском кресте?!" Тот ответил, что он не знал, да и дочь Малиновского не знает об этой награде. Так спустя сорок лет после папиной смерти "награда нашла героя"... И что интересно, наградной лист был подписан в тот самый день, когда отец стал солдатом Красной армии и должен был идти в бой с Колчаком под Омском...

Из досье РГ

Дочь Родиона Яковлевича и Раисы Яковлевны Малиновских Наталья Родионовна окончила филологический факультет МГУ и свою дальнейшую жизнь связала с университетом.

Наталья Малиновская - испанист, доцент кафедры зарубежной литературы филфака МГУ, лауреат литературных премий.