Традиционные темы русской поэзии в лирике бунина. Художественные особенности любовной лирики бунина

Тематика бунинской поэзии не очень разнообразна. В основном это стихи о природе. Стихи на крестьянскую тему почти отсутствуют, если не считать «Деревенский нищий», в центре которого — образ бездомного старика, замученного нуждой. Редки и гражданские мотивы («Джордано Бруно», «Поэт», «Над могилой С. Я. Надсона»).

Ведущее место в поэзии Бунина занимает пейзажная лирика. В ней он отразил приметы природы Орловского края, который страстно любил поэт. Стихи о природе написаны в нежных, мягких тонах и напоминают живописные пейзажи Левитана. Яркий пример словесного пейзажа — стихотворение «Русская весна». Наблюдательностью, верностью в передаче света, запаха, цвета примечательно стихотворение «Высоко полный месяц стоит…». Пейзажная лирика Бунина выдержана в традициях русской классики («Осень», «Осенний пейзаж», «В степи»).

Ранние стихи Бунина полны ощущения радости бытия, своей соединенности, слитности с природой. В стихотворении «Оттепель» передана гармония поэта и мира:

И, упиваясь красотой,

Лишь в ней дыша полней и шире,

Я знаю, — все живое в мире Живет в одной любви со мной.

Внешнее описание у Бунина не отличается яркими красками, но насыщено внутренним содержанием. Человек является не наблюдателем, созерцателем природы, а, говоря словами Тютчева, «мыслящим тростником», частью природы:

Нет, не пейзаж влечет меня,

Не краски жадный взор подметит,

А то, что в этих красках светит:

Любовь и радость бытия.

Бунина привлекает не статичность, Застылость пейзажа, а вечное изменение состояния. Он умеет уловить красоту отдельного мгновения, само состояние перехода. Причем в этом отдельном мгновении поэт прозревает вечность и неуничтожимость природы («Зарницы лик, как сновиденье…», поэма «Листопад»),

Любовь к природе нераздельно связана с любовью к родине. Это не открытый, Декларативный патриотизм, а лирически окрашенное, разлитое в описаниях картин родной природы чувство («Родина», «Родине», «В степи», цикл «Русь»).

В более поздних стихах отчетливо проступает характерная для бунинской поэзии черта:

… в радости моей — всегда тоска, в тоске всегда — таинственная сладость.

Эта тоска по красоте, гармонии, которых все меньше в окружающей жизни. Образы ночного сумрака, тоски осенней слякоти, печали заброшенных кладбищ постоянны в стихах, тема которых — разорение дворянских гнезд, гибель барских усадеб («И снилось мне…», «Мир опустел… Земля остыла…»).

Не только природа, но и древние легенды, мифы, религиозные предания питают бунинскую поэзию. В них Бунин видит мудрость веков, находит первоосновы всей духовной жизни человечества («Храм Солнца», «Сатурн»),

В поэзии Бунина сильны философские мотивы. Любая картина — бытовая, природная, психологическая — всегда включена во всеобщее, в мироздание. Стихи пронизаны чувством удивления перед вечным миром и пониманием неизбежности собственной смерти («Одиночество», «Ритм»).

Стихи Бунина кратки, лаконичны, это лирические миниатюры. Его поэзия сдержанна, как будто «холодна», но это обманчивая «холодность». Скорее, это отсутствие патетики, позы, которые внешне выражают «пафос души».

Свой творческий путь лауреат Нобелевской премии Бунин начал как поэт. На него оказали большое влияние такие поэты, как Никитин, Кольцов, отчасти Некрасов. Они воспевали русскую природу, деревню, поэтизировали крестьянство и этим были близки Бунину. Бунина не прельщали эксперименты, поиски новой техники стихосложения.
Тематика бунинской поэзии не очень разнообразна. В основном это стихи о природе. Стихи на крестьянскую тему почти отсутствуют, если не считать “Деревенский нищий”, в центре которого – образ бездомного старика, замученного нуждой. Редки и гражданские мотивы (“Джордано Бруно”, “Поэт”, “Над могилой С. Я. Надсона”).
Ведущее место в поэзии Бунина занимает пейзажная лирика. В ней он отразил приметы природы Орловского края, который страстно любил поэт. Стихи о природе написаны в нежных, мягких тонах и напоминают живописные пейзажи Левитана. Яркий пример словесного пейзажа – стихотворение “Русская весна”. Наблюдательностью, верностью в передаче света, запаха, цвета примечательно стихотворение “Высоко полный месяц стоит…”. Пейзажная лирика Бунина выдержана в традициях русской классики (“Осень”, “Осенний пейзаж”, “В степи”).
Ранние стихи Бунина полны ощущения радости бытия, своей соединенности, слитности с природой. В стихотворении “Оттепель” передана гармония поэта и мира:
И, упиваясь красотой,
Лишь в ней дыша полней и шире,
Я знаю, – все живое в мире
Живет в одной любви со мной.
Внешнее описание у Бунина не отличается яркими красками, но насыщено внутренним содержанием. Человек является не наблюдателем, созерцателем природы, а, говоря словами Тютчева, “мыслящим тростником”, частью природы:
Нет, не пейзаж влечет меня,
Не краски жадный взор подметит,
А то, что в этих красках светит:
Любовь и радость бытия.
Бунина привлекает не статичность, Застылость пейзажа, а вечное изменение состояния. Он умеет уловить красоту отдельного мгновения, само состояние перехода. Причем в этом отдельном мгновении поэт прозревает вечность и неуничтожимость природы (“Зарницы лик, как сновиденье…”, поэма “Листопад”),Любовь к природе нераздельно связана с любовью к родине. Это не открытый, Декларативный патриотизм, а лирически окрашенное, разлитое в описаниях картин родной природы чувство (“Родина”, “Родине”, “В степи”, цикл “Русь”).
В более поздних стихах отчетливо проступает характерная для бунинской поэзии черта:
… в радости моей – всегда тоска, в тоске всегда – таинственная сладость.
Эта тоска по красоте, гармонии, которых все меньше в окружающей жизни. Образы ночного сумрака, тоски осенней слякоти, печали заброшенных кладбищ постоянны в стихах, тема которых – разорение дворянских гнезд, гибель барских усадеб (“И снилось мне…”, “Мир опустел… Земля остыла…”).
Не только природа, но и древние легенды, мифы, религиозные предания питают бунинскую поэзию. В них Бунин видит мудрость веков, находит первоосновы всей духовной жизни человечества (“Храм Солнца”, “Сатурн”),
В поэзии Бунина сильны философские мотивы. Любая картина – бытовая, природная, психологическая – всегда включена во всеобщее, в мироздание. Стихи пронизаны чувством удивления перед вечным миром и пониманием неизбежности собственной смерти (“Одиночество”, “Ритм”).
Стихи Бунина кратки, лаконичны, это лирические миниатюры. Его поэзия сдержанна, как будто “холодна”, но это обманчивая “холодность”. Скорее, это отсутствие патетики, позы, которые внешне выражают “пафос души”.

(Пока оценок нет)

Другие сочинения:

В поэзии “серебряного века” Сергей Есенин стоит особняком. Он не принадлежал ни к одному поэтическому движению, не уходил в мистические дали. Ему удалось избежать влияния других поэтов, благодаря чему поэзия его стала одной из самобытнейших. В ней легкость пушкинского стиха Read More ......
Мои любимые поэты – Пушкин и Лермонтов. Ими я восхищаюсь, их стихи будят во мне стремление познать мир и себя, увидеть свет там, где тьма, разобраться, где ложь, а где правда. Не такие чувства вызывает во мне поэзия Фета. Я Read More ......
Ф. И. Тютчев – гениальный лирик, тонкий психолог, глубокий философ. Певец природы, остро ощущавший космос, прекрасный мастер стихотворного пейзажа, одухотворенного, выражающего эмоции человека. Мир Тютчева полон таинственности. Одна из его загадок – природа. В ней постоянно противоборствуют и сосуществуют две Read More ......
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце Борис Пастернак как-То писал: “Когда стихает шум эпохи, мы начинаем понимать: за плечами – гиганты”. И действительно, только по прошествии времени мы видим и понимаем гениальность людей, творивших в предыдущую эпоху. Мы Read More ......
“Как всякий настоящий, а тем более великий поэт, Лермонтов исповедовался в своей поэзии, и, перелистывая томики его сочинений, мы можем прочесть историю его души и понять его как поэта и человека”, – писал Ираклий Андроников. Талант Лермонтова расцвел в то Read More ......
Лермонтов для меня – это прежде всего, еще с детских лет, “Белеет парус одинокий”. Может, потому что эти строки впервые прозвучали на морском берегу, словно звуковым фоном к маленькой белой капельке, мелькавшей на синем горизонте, загадочной и волшебной в утреннем Read More ......
Начало XX века в русской литературе было ознаменовано появлением целой плеяды разнообразных течений, веяний, поэтических школ. Самыми выдающимися, оставившими значительный след в истории литературы течениями стали символизм (В. Брюсов, К. Бальмонт, А. Белый), акмеизм (А. Ахматова, Н. Гумилев, О. Мандельштам), Read More ......
Самые сокровенные моменты жизни Н. М. Рубцова связаны с написанием стихов. Лейтмотив его произведений: “из души живые звуки в стройный просятся мотив”. Талант этого поэта не смогли заглушить ни голодное детство, ни тяжелые годы войны. Лирика Рубцова совершенно особая. Настроения Read More ......

Основные мотивы лирики И. А. Бунина

Занимает довольно значительное место в его творчестве, несмотря на то, что известность Иван Алексеевич приобрел в первую очередь как прозаик. Однако сам Иван Бунин утверждал, что он прежде всего поэт. Путь в литературе этого автора начался именно со стихов.

Стоит отметить, что лирика Бунина проходит через все его творчество и характерна не только для раннего этапа развития его художественной мысли. Своеобразные стихотворения Бунина, неповторимые по своему художественному стилю, сложно спутать с творениями других авторов. В этом индивидуальном стиле нашло отражение мировоззрение поэта.

Первые стихотворения Бунина

Когда Ивану Алексеевичу исполнилось 17 лет, было опубликовано его первое стихотворение в журнале "Родина". Называется оно "Деревенский нищий". В этом произведении поэт рассказывает о печальном состоянии, в котором находилась в то время русская деревня.

С самого начала литературной деятельности Ивана Алексеевича лирика Бунина характеризуется своим особенным стилем, манерой и темами. Многие его стихотворения ранних лет отражают Ивана Алексеевича, его тонкий внутренний мир, богатый оттенками чувств. Тихая умная лирика Бунина этого периода напоминает разговор с близким другом. Однако она поражала современников артистизмом и высокой техникой. Многие критики восторгались поэтическим даром Бунина, мастерством автора в области языка. Следует сказать, что Иван Алексеевич почерпнул множество точных сравнений и эпитетов из произведений народного творчества. Паустовский высоко ценил Бунина. Он говорил, что каждая строка его четкая, словно струна.

В раннем творчестве встречается не только пейзажная лирика Бунина. Стихи его посвящены также гражданской тематике. Он создавал произведения о тяжелой доле народа, всей своей душой жаждал перемен к лучшему. Например, в стихотворении под названием "Запустение" старый дом говорит Ивану Алексеевичу, что он ждет "разрушенья", "смелых голосов" и "могучих рук" для того, чтобы жизнь расцвела вновь "из праха на могиле".

"Листопад"

Первый поэтический сборник этого автора называется "Листопад". Он появился в 1901 году. В этот сборник была включена одноименная поэма. Бунин прощается с детством, с присущим ему миром мечтаний. В стихотворениях сборника родина предстает в замечательных картинах природы. Она вызывает море эмоций и чувств.

В пейзажной лирике Бунина наиболее часто встречается образ осени. Именно с него началось творчество его как поэта. Этот образ до конца жизни будет освещать своим золотым сиянием стихи Ивана Алексеевича. Осень в поэме "Листопад" "оживает": сосной и дубом пахнет лес, который высох за лето от солнца, и осень вступает в свой "терем" "тихою вдовой".

Блок отмечал, что так знать и любить родную природу, как Бунин, мало кто умеет. Он же добавлял, что Иван Алексеевич претендует на то, чтобы занять одно из центральных мест в русской поэзии. Отличительной чертой как лирики, так и прозы Ивана Бунина стало богатое художественное восприятие родной природы, мира, а также человека в нем. Горький сравнивал этого поэта по мастерству в создании пейзажа с самим Левитаном. Да и многим другим литераторам и критикам пришлась по душе лирика Бунина, ее философичность, лаконизм и изысканность.

Приверженность поэтической традиции

Иван Алексеевич жил и творил на рубеже 19-20 вв. В это время в поэзии активно развивались различные модернистские течения. Словотворчество было в моде, им занимались многие авторы. Для выражения своих чувств и мыслей они искали весьма необычные формы, чем порой шокировали читателей. Однако Иван Бунин придерживался классических традиций русской поэзии, которые в своем творчестве развивали Тютчев, Фет, Полонский, Баратынский и другие. Иван Алексеевич создавал реалистические лирические стихотворения и вовсе не стремился к модернистским экспериментам со словом. Поэту вполне хватало событий действительности и богатств русского языка. Основные мотивы лирики Бунина остаются в целом традиционными.

"Призраки"

Бунин классичен. Этот автор вобрал в свое творчество все огромное богатство русской поэзии 19 века. Бунин часто подчеркивает в форме и содержании эту преемственность. Так, в стихотворении "Призраки" Иван Алексеевич демонстративно заявляет читателю: "Нет, мертвые не умерли для нас!" Для поэта зоркость к призракам означает преданность ушедшим. Однако это же произведение свидетельствует о том, что Бунин чутко реагирует на новейшие явления в отечественной поэзии. Кроме того, его интересуют поэтические интерпретации мифа, все подсознательное, иррациональное, грустно-музыкальное. Именно отсюда - образы арф, призраков, дремлющих звуков, а также особая напевность, родственная Бальмонту.

Трансформация пейзажной лирики в философскую

Бунин в своих стихах пытался найти смысл жизни человека, гармонию мира. Он утверждал мудрость и вечность природы, которую считал неиссякаемым источником красоты. Это основные мотивы лирики Бунина, проходящие через все его творчество. У Ивана Алексеевича жизнь человека всегда показана в контексте природы. Поэт был уверен в том, что все живое разумно. Он утверждал, что нельзя говорить о природе, отдельной от нас. Ведь любое, даже самое незначительное движение воздуха - это движение нашей жизни.

Постепенно пейзажная лирика Бунина, особенности которой мы отметили, превращается в философскую. Для автора в стихотворении теперь главное - мысль. Множество творений Ивана Алексеевича посвящено теме жизни и смерти. Весьма разнообразна в тематическом отношении Бунина. Стихи его, однако, нередко трудно бывает уложить в рамки какой-то одной темы. Об этом стоит сказать отдельно.

Тематические грани стихотворений

Говоря о лирике Ивана Алексеевича, сложно четко определить темы его поэзии, так как она представляет собой совокупность различных тематических граней. Можно выделить следующие грани:

стихотворения о жизни,
о ее радости,
о детстве и юности,
о тоске,
об одиночестве.

То есть Иван Алексеевич писал в целом о человеке, о том, что его трогает.

"Вечер" и "Раскрылось небо"

Одной из таких граней являются стихотворения о мире человека и мире природы. Так, "Вечер" - произведение, написанное в форме классического сонета. И у Пушкина, и у Шекспира можно найти философские сонеты и сонеты о любви. У Бунина же в этом жанре воспеты мир природы и мир человека. Иван Алексеевич писал, что мы всегда лишь вспоминаем о счастье, однако оно находится повсюду. Возможно, это "сад осенний за сараем" и льющийся в окно чистый воздух.

Люди не всегда способны взглянуть на привычные вещи необычным взглядом. Мы часто просто не замечаем их, и счастье ускользает от нас. Однако от зоркого взгляда поэта ни птичка, ни облако не ускользнет. Именно эти простые вещи приносят счастье. Формула его выражена в последней строке этого произведения: "Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне".

В этом стихотворении преобладает образ неба. С этим образом связано, в частности, утверждение вечности природы в лирике Бунина. Он является лейтмотивом во всем поэтическом творчестве Ивана Алексеевича. Небо олицетворяет жизнь, поскольку оно вечно и необыкновенно. Образ его обрисован, например, в стихе "Раскрылось небо". Здесь это центр размышлений о жизни. Однако образ неба тесно связан и с другими образами - света, дня, березы. Все они будто освещают произведение, а береза придает атласный свет.

Отражение современности в лирике Бунина

Примечательно, что когда в России уже началась революция, ее процессы не нашли отражения в поэтическом творчестве Ивана Алексеевича. Он оставался верен философской теме. Поэту важнее было знать не то, что происходит, а почему это происходит с человеком.

Иван Алексеевич современные проблемы соотносил с вечными понятиями - жизни и смерти, добра и зла. Пытаясь найти истину, он обращался в своем творчестве к истории различных народов и стран. Так появились стихи об античных божествах, Будде, Магомете.

Поэту важно было понять, по каким общим законам развивается отдельная личность и общество в целом. Он признавал, что наша жизнь на земле - это только отрезок вечного существования Вселенной. Отсюда появляются мотивы судьбы и одиночества. Иван Алексеевич предчувствовал грядущую катастрофу революции. Он считал, что это величайшее несчастье.

Иван Бунин стремился заглянуть за грань реальности. Его интересовала загадка смерти, дыхание которой можно ощутить во многих стихах этого автора. Разрушение дворянства как класса, обнищание помещичьих усадеб вызывали у него чувство обреченности. Однако, несмотря на пессимизм, Иван Алексеевич видел выход, который заключается в слиянии человека с природой, в ее вечной красоте и покое.

Весьма многогранна лирика Бунина. Кратко в рамках одной статьи можно отметить лишь основные ее особенности, привести лишь несколько примеров. Скажем пару слов и о любовной лирике этого автора. Она также весьма интересна.

Любовная лирика

В произведениях Бунина тема любви - одна из наиболее часто встречающихся. Иван Алексеевич и в стихах, и в прозе нередко воспевал это чувство. Поэзия любви у этого автора предвосхищает известный цикл рассказов Бунина

Посвященные этой теме стихотворения отражают различные оттенки любовного чувства. Например, произведение "Печаль ресниц сияющих и черных..." наполнено печалью прощания с любимой.

"Печаль ресниц сияющих и черных..."

Это стихотворение состоит из двух строф. В первой из них автор вспоминает любимую, образ которой до сих пор живет в его душе, в его глазах. Однако лирический герой с горечью осознает, что молодость прошла, и прежнюю возлюбленную уже не вернуть. Его нежность в описании девушки подчеркивают различные средства выразительности, например метафоры ("печаль ресниц", "огонь глаз", "алмазы слез") и эпитеты ("глаза небесные", "слезы непокорные", "ресницы сияющие").

Во второй строфе стихотворения лирический герой задумывается о том, почему возлюбленная до сих пор приходит к нему во сне, а также вспоминает восторг от встречи с этой девушкой. Эти размышления выражаются в произведении риторическими вопросами, на которые, как известно, ответа не следует.

"Что впереди?"

Еще одно стихотворение на любовную тему - "Что впереди?" Оно наполнено атмосферой спокойствия и счастья. На вопрос "Что впереди?" автор отвечает: "Счастливый долгий путь". Лирический герой понимает, что его ожидает счастье со своей возлюбленной. Однако он с грустью думает о прошлом, не желает его отпускать.

Лирика Бунина: особенности

В заключение перечислим основные черты, которые свойственны лирической поэзии Бунина. Это яркость деталей, стремление к описательной подробности, лаконизм, классическая простота, поэтизация вечных ценностей, в особенности родной природы. Кроме того, для творчества этого автора характерно постоянное обращение к символике, богатство подтекста, тесная связь с русской прозой и поэзией, тяготение к философичному. Нередки у него переклички со своими собственными рассказами.

Полнота и радость бытия, трактуемые как «бунинская чувственность», не противоречат христианскому мироощущению. Мир, сотворенный Богом, целостен, совершенен, не может не радовать человека и не вызывать у него восхищение. И.А. Бунин особенно глубоко и тонко чувствовал тот «союз любви» и «гармонию», которыми «Бог связал целый мир, состоящий из разнородных частей». «Любовь и радость Бытия как христианская доминанта мироощущения И.А. Бунина опровергает распространенную доктрину о буддийском влиянии на основы мировоззрения художника.

Мотив «сладости» - один из преобладающих в лирическом творчестве поэта, а тропы, образованные от слова «сладость», наиболее частотны в его поэтических произведениях. «Сладость» как вкусовое качество и есть проявление обостренной сенсорной чувственности И.А. Бунина. Однако сладость не связана со вкусом. Сладким у И.А. Бунина может быть запах, звук, свет, имя, ощущение, воспоминание. Следовательно, сладость становится основной характеристикой восприятия человеком «божьего мира», лейтмотивом его поэзии: «Снова сладок божий мир» («Стали дымом, стали выше», 1917), «Так сладок сердцу божий мир» (1947) и т.д. . Перенос этого мировосприятия в сердце человека одушевляет его, переводит из разряда простой тактильной чувственности на духовный уровень. Природный мир И.А. Бунин не воспринимал как «соблазн». Для него природная красота безгрешна.

Одухотворяясь, «сладость» становится характеристикой того мироощущения, которое сам И.А. Бунин называл «райской чувственностью». Больше всего она характерна для натуры художника и присуща лирическому субъекту его поэзии. В богословской литературе понятие «сладость рая» является устойчивым словосочетанием, а сладость «божьего мира» в творческом наследии И.А. Бунина обусловлена «следами» рая в мире и человеке, которые без устали ищет поэт.

Мотивы рая и связанные с ним библейские сюжеты и образы входят в поэзию И.А. Бунина в качестве наиболее значимых в его картине мира.

Рай встречается во многих стихотворениях И.А. Бунина («Потерянный рай», «Древняя обитель супротив луны» и др.), приобретая доминирующее положение в его творческом сознании и получая при этом различное смысловое наполнение. С самого начала в поэзии И.А. Бунина появляется географический рай. Путешествия по Святой Земле и поездка на Цейлон способствовали активизации поиска земного рая в тех местах, где, по разным преданиям, он находился. Стремясь к подлинности, первозданности, И.А. Бунин ищет доказательства на уровне природных символов. Вместе с тем рай воспринимается И.А. Буниным как общая для всех людей прародина человечества. В связи с этим в его поэзии «географический рай» приобретает экзотические черты «рая» Цейлона. Общими становятся мотивы «земли прародителей», «красной глины», из которой был создан Адам, красоты и сладости земного бытия. При этом «тропический рай» И.А. Бунина актуализирует мотив искушения, так как Цейлон воспринимается им как райские места Адама и Евы, где отразилось ощущение постоянной искушающей силы жизни. Для И.А. Бунина эстетически значимой является чувственно переживаемая «география». Странствия по «райским местам» оказываются передвижением и в пространстве, и во времени. Географические реалии «вспоминаются» поэтом-путником, так как уже стали предметом художественного освоения в Библии. Подлинность мест, окружающих лирического повествователя, является главным показателем их значимости, а точность в описании пути – необходимым условием поэтического отражения действительности.

Путешествие И.А. Бунина по святым местам христианства, которое он называл паломничеством, привносят христологическое измерение в поиски его героем «потерянного рая». Способ переживания лирическим субъектом и повествователем событий земной жизни Христа представляет собой синтез памяти культуры, интуиции художника и особого поэтического дара. В результате путешествие «по следам Христа» оказываются для бунинского субъекта «обретением» Христа в Евангелии. Для И.А. Бунина Христос важен как реальный победитель смерти, как победитель Сатаны. Христос осознается им как вечная Сущность мира. Путешествия И.А. Бунина явились и чувственно переживаемым, и духовно осмысленным «возвращением» Адама в «потерянный рай».

Самым частотным пейзажным образом рая в русле библейской и культурной традиции у И.А. Бунина становится сад, который символизирует «вечную и благоуханную красоту» , которую можно чувственно ощущать. И.А. Бунин редко описывает цветущий сад, соответствующий человеческим представлениям о рае. Как правило, поэт изображает сад ранней весной или поздней осенью. В отличие от классической традиции, осенний или весенний сад у И.А. Бунина – это чаще всего «пустой», «голый» сад. Деревья или воздух в таком саду дают визуальный эффект гармонически целостного миробытия, в котором человек чувствует «счастье жизни». Сад является наиболее частотным «знаком» творческого состояния лирического героя – особого чувства свободы. Осенний или весенний сад актуализирует образ Адама и мотив «потерянного рая» на уровне лирического героя, для которого «возвращенным раем» становится его «райская чувственность».

Для И.А. Бунина «потерянным раем» становится Россия («Потерянный рай», 1919). В этом стихотворении, которое написано в традициях народного духовного стиха «Плач Адама», четко прослеживается авторское отношение к русскому народу, оказавшемуся в положении изгнанных из рая, поддавшихся искушению, социальной революции прародителей человечества. Особенно значимым в этом стихотворении является духовный аспект. Присутствие Адама и Христа в смысловом пространстве одного текста свидетельствует о точном следовании И.А. Бунина положению о том, что жертва Спасителя призвана искупить первородный грех прародителей. Финальная покаянная «молитва» павших прародителей, которые олицетворяли русский народ, перекликается с пророческими словами поэта о том, что человечеству суждено «возвратиться» к Назарету как «отчей обители» всего христианского мира («На пути из Назарета», 1912). Пережив «падение России и падение человека», в стихотворениях 1917-1923 гг. И.А. Бунин более глубоко проникает в христианский смысл истории.

В творчестве И.А. Бунина сохраняется целостная библейская парадигма «потерянного рая» в системе характерных для нее мотивов и образов. Чувственно переживаемая память о рае, «обрастая» религиозными, культурными и пейзажными символами, становится доминантой его поэзии.

Библейская антропология, которая присутствует в мире И.А. Бунина на уровне образов и мотивов и уровне универсальных моделей человека («героями» его поэзии являются Авраам, Исаак, Иаков, Моисей, Самсон, Рахиль и др.), позволила ему показать разные грани человека в его личностных и духовных проявлениях.

Для И.А. Бунина наиболее интересным является библейский образ Адама. Он актуален для И.А. Бунина в двух аспектах.

В антропологическом аспекте, сохраняя в основе библейский смысл, который представляет Адама как человека вообще, изгнанника из рая, прародителя, И.А. Бунин наделяет своего Адама индивидуально-авторской характеристикой – «живой страстью» («Сатана Богу», 1903-1906) . В поэзии «живая страсть» бунинского Адама преобразуется в творческую способность лирического героя вспоминать о рае. Так, преображаясь в райское мироощущение творческой личности, его чувственные переживания приобретают духовные характеристики. В лирике И.А. Бунина человек выступает в «роли» Адама, который сохранил творческую способность возвращать «потерянный рай».

Для поэта Адам актуален в русле христианской антропологии как целостный и гармоничный человек, который, с одной стороны, имеет богоподобный статус (по образу и подобию Творца), а с другой стороны – соприродный тварному миру («из персти земной»). Именно такие характеристики получает лирический герой в его творчестве.

В своих произведениях И.А. Бунин достаточно часто использовал образы Иисуса Христа, Божьей матери, а также мотивы Апокалипсиса. Духовность И.А.Бунина не ограничивается только ими. В своих произведениях он использует и образы Корана, литургические образы, апокрифы. Мистериальные черты приобретает пейзаж, особенно изображение звездного неба. Одним из наиболее ярких стихотворений, воплощающих таинственную образность и содержание, является «Сириус»:

Где ты, звезда моя заветная,

Венец небесной красоты?

Очарованье безответное

Снегов и лунной высоты?

Где молодость простая, чистая,

В кругу любимом и родном,

И старый дом, и ель смолистая

В сугробах белых под окном?

Пылай, играй стоцветной силою,

Неугасимая звезда,

Над дальнею моей могилою,

Забытой богом навсегда! .

Образ Сириуса, «венца небесной красоты», двупланов. Это, с одной стороны, и самая яркая звезда Северного полушария, венец света северного ночного неба, а с другой стороны – это и указание на венец красоты инобытийной, сверхъестественной, горней, на Божественный идеал и эталон красоты. Образ, с нашей точки зрения, ассоциативно указывает на Иисуса Христа , умершего и воскресшего, преодолевшего вселенское безобразие – грех и его последствия – смерть. Именно о Боге и вечности последние, во многом аккумулирующие содержание произведения, две строки, содержащие образ могилы: «Забытой богом навсегда».

В двух первых строфах, начинающихся риторическими вопросами, обнаруживается потеря, вероятно, безвозвратная, звезды, молодости, малой родины, отечества, в конечном счете – жизни. В третьей строфе, предполагающей значительный по смыслу эллипс, создается образ «дальней могилы», то есть изображается смерть лирического героя. Однако в «Сириусе» смерть – свершившийся факт, причем, как становится очевидно при повторном прочтении, исходный момент возникновения лирического сюжета, и, значит, смысловой эллипс предполагается и перед первой строфой.

Могила приобретает конкретный признак. Она предстает перед нами заброшенной, находящейся вдали от родины. По своему характеру бунинский образ космический, мистериальный. В нем присутствуют все три мира мистерии – мир мертвых, «подземный» («могила»); мир дольний (могила дальняя – пространственная, «земная» характеристика); наконец, мир горний – пылающая «неугасимая звезда» и Бог. В связи с этим лирический сюжет данного стихотворения заключается в буквальном преодолении смерти, в восхождении из «ада» через мир земной в мир горний, подобное тому, которое совершил Иисус Христос, сразу после своей смерти спустившийся в ад, разрушивший его, воскресший и вознесшийся через сорок дней на небо.

Лейтмотивом стихотворения И.А.Бунина является восхождение лирического героя из «ада», в котором находились все люди, в том числе и ветхозаветные праведники, до пришествия в мир Христа и Его Воскресения, через преодоление смерти – воскресение в мир горний духом своим, а не телом.

Внимание И. Бунина привлекает состояние мира в момент Божьего откровения, переходное, самое ответственное мгновение, когда решается вопрос жизни и смерти. В интерпретации И.А. Бунина тема Апокалипсиса раскрывает безмерность и торжество власти над человеком высших сил, несравнимо превосходящих его возможности. Перед нами состояние мира, более не располагающее собой:

И будет час: луна в зенит

Войдет и станет надо мною,

Лес затопит белизною

И мертвый обнажит гранит,

И мир застынет – на весу… .

В системе апокалиптических мотивов поэт изображает кончину Святителя:

И скрылось солнце жаркое в лесах,

И звездная пороша забелела.

И понял он, достигнувший предела,

Исчисленный, он взвешен на весах.

Вот точно дуновенье в волосах,

Вот снова сердце пало и сомлело;

Как стынет лес, что миг хладеет тело,

И блещет снегом пропасть в небесах.

Трава в росе. Болото дымом млечным

Лежит в лесу. Он на коленях. С Вечным. .

Апокалипсис в художественной картине И. Бунина демонстрирует абсолютное превосходство мировой Силы, Бога над человеком.

В произведениях Бунина нашли отражение и самостоятельное художественное осмысление события земной жизни Спасителя и связанные с ними реалии, прежде всего Святая земля.

Среди реалий Святой земли, к которым Бунин неоднократно возвращался, особое место занимает Иерихон. «Иерихон (в еврейских источниках Йерихо) – известный город, лежавший в пределах колена Вениаминова. Обычное значение слова следующее: благоухающий, благовонный, но, по мнению некоторых толкователей, оно означает месяц или луну, которую могли боготворить основатели Иерихона. <…> Иерихона – города пальм и иерихонских роз, которыми он так славился, теперь почти не существует» .

Обращают на себя внимание характерные особенности культурных ассоциаций, связанных с Иерихоном и то, что это описание было известно самому писателю и оказало некоторое влияние на его художественные произведения.

Доминантой стиля его произведений, которая ориентирована на описание, является пейзаж, связанный со сложно организованным художественным временем произведения. Лирический пейзаж Бунина, воплощающий образ Святой земли, символичен. Он содержит прямые указания на совершившиеся здесь великие события и на передающую их сакральный смысл Библию. По словам поэта («Долина Иосафата»), «По жестким склонам каменные плиты / Стоят раскрытой Книгой Бытия» .

Стихотворение «Иерихон» (1908) изобилует подробностями пейзажа, подчас неожиданными при разработке необыкновенно ответственной и богатой традициями литературной темы. Произведение открывает следующая строка: «Скользят, текут огни зеленых мух» .

В следующей строфе поэт рисует нечто весьма далекое от связывающихся со Святой землей ожиданий Спасения и Жизни – Мертвое море: «Над Мертвым морем знойно и туманно» .

Пейзаж не только не радующий, а томительный, едва ли не гнетущий:

И смутный гул, дрожа, колдует слух.

То ропот жаб. Он длится неустанно,

Зовет, томит…

Но час полночный глух» .

В соответствии с существующими описаниями и личными впечатлениями И.А. Бунин рисует Иерихон не как «город пальм» и иерихонских роз. В его изображении доминируют картины запустения и одичания, где, казалось, окончательно потеряно всякое напоминание о том, что здесь происходили важнейшие события, спасительные для человека и поныне:

Внизу истома. Приторно и сладко

Мимозы пахнут. Сахарный тростник

Горит от мух… И дремлет Лихорадка,

Под жабий бред откинув бледный лик» .

Процитированные финальные строки стихотворения содержат олицетворение лихорадка , которое переводит произведение в иной – фольклорный, сказочный, мифопоэтический план.

В «Иерихоне» лихорадка как образ вводится в финальном эпизоде, ключевом для произведения. По сути дела, лихорадка в качестве олицетворения семантически включает в себя весь предшествующий мрачноватый пейзаж, его внешнюю, зримую и воспринимаемую сторону. Образ брошенного древнего города поражает уже не опустошением, а странной, неожиданной, возможно, нечистой и неуместной там – и вместе с тем не лишенной какого-то тайного обаяния – жизнью. Благодаря таким деталям пейзаж в стихотворении «Иерихон» оказывается преображенным, обладающим дополнительными смысловыми планами. Такое преображение, семантическая трансформация пейзажа подчеркивается порядком слов. Деталь, значимая для его интерпретации, обычно находится в конце фразы или предложения. В каждой из первых трех строф его усиливают переносы. Так, если цитированная первая строка содержит лишь слабый намек на свет («огни мух»), то в следующем предложении он, подчеркнутый переносом, становится гораздо более определенным: «знойно и туманно от света звезд».

Библейская аллюзия в третьей строке не оставляет сомнений в особом характере символики пейзажа. Вновь используется перенос с семантическими функциями. Новый семантический план, который появляется в стихотворении так ярко впервые, кроме переноса и позиции конца предложения, усиливается и за счет знака препинания – тире: «Песок вдали – как манна» .

В библейских источниках манна – «хлеб, посланный Богом израильтянам в пустыне, во время их 40-летнего странствия» , зримая забота Создателя о спасении и избавлении своих людей в трудную для них минуту. С учетом вышесказанного смысл завершающей первую строфу строки: «И смутный гул, дрожа, колдует слух» меняется.

Это уже не только деталь настораживающего, мрачноватого пейзажа. «Смутный гул» и его колдовство – скорее указание на иное, сверхприродное, очистительное, Божественное начало.

Однако И.А. Бунин не просто указывает на Бога через детали пейзажа. В поэтическом образе он передает основную мысль Священного Писания и реализует замысел Создателя о спасении человечества. Так, после Книги Исхода (1-я строфа), передающей зримый, пространственный путь народа через пустыню к избавлению от рабства и подлинному служению, поэт дает еще одну принципиально значимую аллюзию. Он создает образ последнего пророка Ветхого Завета и первого пророка Нового Завета Иоанна Крестителя – величайшего из рожденных женами людей, соединяющего оба Завета:

То ропот жаб. <…>

Внимает им, может быть, только Дух

Среди камней в пустыне Иоанна» .

Благодаря особенностям поэтического синтаксиса, И.А. Бунин создает весьма неоднозначный образ. Дух получает свою предельную конкретизацию в образе Богочеловека.

Поэт не только вводит новую аллюзию, но и семантически дополнительно нагружает или, в соответствии с мистической составляющей лирического сюжета и своеобразным духовным восхождением лирического героя, проясняет уже созданные им образы-детали пейзажа – звёзды, воспринимавшиеся в 1-й строфе как несмелый намек на потустороннее:

Там, между звезд, чернеет острый пик

Горы Поста. Чуть теплится лампадка» .

Ключевая для произведения аллюзия – Гора Поста, напоминающая о сорокадневном посте Спасителя и искушениях, которые Он преодолел, подчеркнута переносом. Однако, как и в ряде прозаических произведений («Легкое дыхание», «Господин из Сан-Франциско»), она, по сути дела, спрятана и формирует семантику произведения таким образом, чтобы у внимательного читателя была возможность свободно приобщиться к образу Тайны и Вечности, а также к подлинному содержанию стихотворения.

В отношении следования Библии и промысловому Пути спасения человечества, что нашло отражение в тексте, И.А. Бунин делает и следующий, необходимый, шаг. От Служения Спасителя он поэтически переходит к Его Церкви, главой которой он был и остается. Это происходит через пейзаж, а точнее через его особую внутреннюю форму. Контраст между светом и тьмой («между звезд чернеет») находит свое разрешение в образе, имеющем литургический характер, – «Чуть теплится лампадка». Видимая «между звезд» Вершина Горы Поста, напоминает поэту горящую лампадку, знак длящейся молитвы и непрестанного духовного бодрствования. Вместе с тем горящая лампадка – один из важных и необходимых атрибутов храма (или дома как аналога храма), который является указанием на непрестанное служение Церкви Христовой, которую Бог основал своим земным Служением и, в частности, преодолением искушений Сатаны на Горе Поста (первый шаг собственно Служения).

В таком контексте лирического сюжета, имеющего ясно выраженный мистериальный план, по-иному осмысляется и цитированное заключительное четверостишие. Оно воспринимается не как образ торжества запустения, жизни «низкой», а как таинство Боговоплощения и Спасения, требующего любви и внимания к себе.

Именно пейзаж, по мнению И.А. Бунина, позволяет ассоциативно связать время Рахили (далекую древность, практически вечность) и художественное настоящее время. Имя Рахили – одно из тех, что соединяет в творчестве Бунина воедино тему любви и Святой земли, давая при этом неожиданное, глубоко личное и неповторимое, переживание подлинности Священной истории:

«Я приближаюсь в сумраке несмело

И с трепетом целую мел и пыль

На этом камне, выпуклом и белом…

Сладчайшее из слов земных! Рахиль! («Гробница Рахили») .

Небольшое, но семантически насыщенное произведение И.А. Бунина имеет и более глубокий план. Его основная тема – преодоление смерти и вечная жизнь. Об этом говорится уже в первой фразе: «В знак веры в жизнь вечную, в воскресение из мертвых, клали на Востоке в древности Розу Иерихона в гроба, в могилы». Тема такого масштаба решается писателем уже не просто лирически, а с опорой на приемы поэтического в прозе.

И.А.Бунин не акцентировал свою религиозность. Он жил, вобрав систему религиозных ценностей, ощущая свое кровное родство с земным и Божественным, что и нашло полное и адекватное выражение в его творчестве.

Поэзия Бунина – уникальное явление культурной эпохи рубежа XIX-XX веков, во многом отразившее и, в соответствии с особенностями индивидуального авторского стиля, неповторимо преломившее ее характерные черты. Поэт воспринимает и осмысливает библейские образы и мотивы по-новому, с позиции человека, живущего в XX веке.

Портретные изображения в произведениях И.А. Бунина – это не только описание внешности, которое характеризует героя со всех сторон, не только отражение его внутреннего мира, но и результат работы над собой, своим внутренним миром. Поэтому активное использование иконописных образов и сюжетов в творчестве И.А. Бунина вполне логично (стихотворения: «Мать», «Новый храм», «Гробница Рахили», «Иерусалим», «Саваоф», «Михаил», «Бегство в Египет», «Канун Купалы» и т.д.). Образ Богородицы в этом списке занимает особое место.

И.А. Бунин прямо или опосредованно, используя ассоциативный ряд, вводит образ покровительницы, Матери всего мира, которая подарила человечеству Спасителя и спасение, мудрость и надежду. Поэт верит в Божественное сострадание Человеку на его сложном жизненном пути.

Образы, которые создает поэт, не заявлены как библейские ни в названии, ни в сюжете произведения. Однако автор воплощает их так, что связь художественного содержания со Священным Писанием становится очевидной. Так, в стихотворении «Мать» (1893) перед читателем появляется ночная картина бурана, затерянного в степи хуторка, мертвого дома, образ матери, укачивающей на руках ребенка:

И дни и ночи до утра

В степи бураны бушевали,

И вешки снегом заметали,

И заносили хутора.

Они врывались в мертвый дом –

И стекла в рамах дребезжали,

И снег сухой в старинной зале

Кружился в сумраке ночном.

Но был огонь – не угасая,

Светил в пристройке по ночам,

И мать всю ночь ходила там,

Глаз до рассвета не смыкая.

Она мерцавшую свечу

Старинной книгой заслонила

И положив дитя к плечу,

Все напевала и ходила… .

Бытовая зарисовка, которая обрастает символическими деталями, в контексте стихотворения превращается в обобщенную философскую картину мироздания. В ней материнское сострадание своему ребенку передано как заступничество Богоматери за весь человеческий род, попавший в бесконечный жизненный буран:

Когда ж буран в порыве диком

Внезапным шквалом налетал, –

Казалось ей, что дом дрожал,

В степи на помощь призывал. .

Описание бурана, мертвого дома, плачущей матери с ребенком на руках, стремящейся сохранить огонь свечи и старинную книгу – все эти мотивы соединяются в драматический сюжет, который максимально обобщен, передает картину мира и определяет место человека в этом мире.

Тема мировой катастрофы, мирового страха перед угрозой гибели, перед всеобщим бураном и материнское заступничество Богородицы за всех живущих представлена в таких стихотворениях И.А. Бунина, как «Мать» (1893), «Канун Купалы» (1903), «Бегство в Египет» (1915) и др. Используя евангельские сюжеты и иконописное изображение, автор тем самым не столько отражает эпохальные апокалиптические настроения, сколько подчеркивает веру в спасение и божественное покровительство. Поэт подчеркивает, что Богородица, оберегая и спасая Младенца, спасает мир.

Следует отметить особую роль анафоры и многоточий, которые вместе с многочисленными глаголами несовершенного вида («бушевали», «заметали», «заносили», «врывались» и т.д.) создают неограниченное временное пространство в произведении: как бесконечна смена дня и ночи («и дни и ночи»), так бесконечен жизненный буран, так верна и надежна в нем «мерцающая свеча», которая дает веру и надежду на защиту и покровительство в этом сумрачном, сером мире. Показательным является тот факт, что в тексте стихотворения употреблен глагол «заслонила», которым И.А. Бунин подчеркивает несомненное, абсолютное заступничество Божьей Матери. Отсюда и интонационное противопоставление: нарочитая анафора первой строфы (подчеркивающая и будто повторяющая завывание ветра) вдруг прерывается противительным союзом «но» и библейским оборотом «но был огонь – не угасая…» (Сравним с текстом Евангелия: И свет во тьме светит, и тьма не объяла его (Ин. 1:5)) .

Как нам представляется, образы, дома, книги и свечи имеют особое значение в контексте текста стихотворения. Безусловно, что свеча – это символ веры, «старинная книга» имеет прозрачную аллюзию на Книгу Книг, а образ дома ассоциируется с пониманием души человека. Спасти же этот дом может свеча – вера в Божественное сострадание.

Примечательно, что особую эмоциональную нагрузку несет строфическое оформление текста. Стихотворение состоит из трех строф. В первых двух строфах по 8 строк, в последней – 13. Пятистишие последней строфы, в котором конкретное вырастает до размера вселенского, приобретает философское значение и перерастает в кульминационный момент всего стихотворения.

Когда ж буран в порыве диком

Внезапным шквалом нарастал, –

Казалось ей, что дом дрожал,

Что кто-то слабым, дальним криком

В степи на помощь призывал .

Драматическая динамика стихотворения, которая передана через описание пейзажа, направлена на создание поэтизированного иконописного образа. Само изображение дается в последних 4 строках стихотворения, в которых образ Богородицы с младенцем на руках становится очевидным. Поэтому название стихотворения приобретает обобщенно-символическое значение – мать как заступница всех людей, попавших в сложную жизненную ситуацию и нуждающихся в сострадании и помощи. Изображение, подготовленное драматическим сюжетом стихотворения, дается и как итог произведения, и как живописное подтверждение сказанному, и как открытие, как озарение, как необходимый для спасения маяк. Динамика стихотворения сменяется небольшим описанием портрета матери с младенцем на руках. Изображение передано через обращение взглядов матери и младенца к читателю. И этого становится достаточным для того, чтобы портрет превратился в иконописный лик:

И до утра не раз слезами

Ее усталый взор блестел,

И мальчик вздрагивал, глядел

Большими темными глазами… .

Таким образом, эпический сюжет в стихотворении в сочетании с зарисовкой пейзажа, рядом символических деталей и образов, особых интонационно-синтаксических конструкций и оборотов оказывается средством создания не только для создания портрета героини, но и для воссоздания и «оживления» иконописного образа, переданного в движении.

В стихотворении «Мать» И.А.Бунин раскрывает не только тему Апокалипсиса и заступничества Богородицы за человеческий род. Путем преобразования драматичного лирического сюжета в живописное портретное изображение автор воссоздает иконописный сюжет, и тем самым конкретный лирический образ женщины превращается в образ Богоматери – заступницы заблудившихся и потерявшихся людей. Так конкретно-бытовая сюжетная коллизия преобразуется в портретную зарисовку, а затем с помощью волшебного художественного слова, вырастает до максимальной степени обобщения и символического толкования.

Признаки жанра молитвы появляются в ранних, юношеских стихотворениях И.А. Бунина «Под орган душа тоскует…» (1889), «В костеле» (1889), «Троица» (1893) и др. Молитвенное обращение к Христу в первую очередь соотносится с эстетическим переживанием величественного, таинственного пространства храма. Изобразительный ряд данных молитв строится на символических обобщениях о личностном бытии в мире, о присутствии Сущего в земном и тленном. Запечатленная в распятии «крестная мука» Христа оказывается сопричастной лирическому переживанию социальной малости, бедности человеческой жизни:

О благий и скорбный! Буди

Милостив к земле!

Скудны, нищи, жалки люди

И в добре, и в зле! .

Здесь мы видим, что непосредственные молитвенные обращения соединяются с глубокой рефлексией о молитве, в которой выразился вопрошающий, ищущий дух лирического «я». Через религиозное переживание герой стремится освятить словом не выразимые обычным человеческим языком сердечные движения («Есть святые в сердце звуки, – // Дай для них язык!» ), обрести в конечном земном мире непреходящую радость о победившем смерть Боге и через это ощутить природный космос как нерукотворный храм: «Гимн природы животворный // Льется к небесам // В ней твой храм нерукотворный, // Твой великий храм!» ..

В стихотворении «Троица», где молитвенное чувство облечено в пейзажные образы, картины крестьянских трудов и праздников, мистика церковного быта и бытия открывает сокровенную глубину и живительные корни народной души, которая становится здесь субъектом лирического переживания:

Ты нынче с трудовых засеянных полей

Принес сюда в дары простые приношенья:

Гирлянды молодых березовых ветвей,

Печали тихий вздох, молитву – и смиренье… .

Такое по-юношески восторженное приобщение к молитвенному опыту используется и в более поздних стихотворениях И.А. Бунина. Оно ассоциируется с образом детства – как времени труднодостижимой в последующие годы полноты общения с Богом.

В стихотворении «Свежа в апреле ранняя заря…» (1907) в лирическом обращении к Создателю изображена символическая евангельская картина движения женских и младенческих душ к радостной встрече с церковным таинством:

Прими, Господь, счастливых матерей,

Отверзи храм с блистающим престолом… .

В автобиографичном стихотворении «Михаил» (1919) перед нами предстает примечательный образец моления, выражающегося в детском ощущении бытия Божьего храма, протекания церковной службы и проникновении детского взгляда в изображение грозного архангела, который олицетворяет «дух гнева, возмездия, кары». Здесь система образов основана на ассоциативном единстве предметного и мистического планов, непосредственной прямоты детских восприятий и глубины последующей рефлексии лирического «я» о тайне величия и суровости ангельского мира:

Ребенок, я думал о Боге,

А видел лишь кудри до плеч,

Да крупные бурые ноги,

Да римские латы и меч…

Дух гнева, возмездия, кары!

Я помню тебя, Михаил,

И храм этот, темный и старый,

Где ты мое сердце пленил! .

У И.А. Бунина молитвенная направленность лирического переживания раскрывается и через обращение к природному бытию. В стихотворении «В Гефсиманском саду» (1894) молитва, обращенная к «Господу Скорбящего», ведется от лица природы. В многоголосом молитвенном строе терна – будущего «венца мученья»; «кипариса», которому суждено стать материалом для креста; ветра, жаждущего облегчить «лаской аромата» страдания Спасителя и «возвестить» Его учение «от востока до заката», - явлено таинственное единство природного мироздания. В стиле этой поэтической молитвы слились отзвуки древнего предания и живого, непосредственного воззвания ко Христу, образ которого предстает сквозь призму психологических деталей. Элементы описания и опосредованного пейзажными образами лирического монолога оказываются в глубоком взаимопроникновении:

Но снова он в тоске склонялся,

Но снова он скорбел душой –

И ветер ласковой струей

Его чела в тиши касался… .

Через уединенный диалог с природной бесконечностью бунинский герой восходит к личностному молитвенному общению с Творцом – как, например, в стихотворении «За все тебя, Господь, благодарю…» (1901), где образный фон природной и душевной жизни описывает надмирную красоту и таинственность этого молитвенного диалога-хваления, соединенного с лирической исповедью:

И счастлив я печальною судьбой

И есть отрада сладкая в сознанье,

Что я один в безмолвном созерцанье,

Что всем я чужд и говорю – с Тобой. .

Открытие бездонности Вселенной в процессе молитвенного обращения к Богу происходит и в ряде иных стихотворений, разными путями приводя лирическое «я» к духовному обновлению. В стихотворении «О радость красок!..» (1917) постижение через молитву ангельского присутствия в человеческом мироздании позволяет превозмочь душевную смуту, «вернув к потерянному раю… томленья и мечты». В поздней лирической миниатюре «И вновь морская гладь бледна…» изображено изумленно-восторженное молитвенное благодарение Творцу, осознаваемое как итог всего прожитого – «за все, что в мире этом // Ты дал мне видеть и любить…» . Экспрессия сакрально-богослужебной лексики в стихотворении «Звезда дрожит среди вселенной…» (1917) (звезда, подобная «переполненному влагой драгоценному» сосуду) подчеркивает космизм поэтического переживания. Собственно молитва, пронизанная ощущением таинственной предопределенности индивидуального человеческого бытия, разворачивается здесь в обращенном к Богу вопросе: «Зачем, о Господи, над миром // Ты бытие мое вознес?».

В стихотворении «Канун Купалы» (1903) мы видим причастность индивидуального молитвенного опыта древней народно-религиозной традиции. Здесь рисуется мистический образ мира, предстающий в ипостаси храмового пространства природа («золотой иконостас заката»), в центре которой – образ собирающей «божьи травы» Богоматери. Кульминационным моментом становится здесь Ее сокровенное общение с Сыном, смысл которого заключается в молении о торжестве в человеческом мире Любви над силами Смерти. Так расширяются образные горизонты жанра поэтической молитвы, сочетающей экзистенцию лирического «я» с древними архетипическими пластами народного мистического представления о горнем мире.

Чувство беспредельности, которое доминирует в поэтической молитве И.А. Бунина, способствовало выходу религиозного чувства в надкультурные, надконфессиональные сферы. В рассматриваемом жанре поэт не раз обращается к восточным мотивам, лирически преломляя образы и сюжеты Корана. Так, стихотворения «Ночь Аль-Кадра» (1903) и «Священный прах» (1903-1906) строятся на осмыслении мусульманского предания о Гаврииле – «святом пилигриме», Божьем посланце людям. Совершаемое Гавриилом одухотворение «праха земного» становится для поэта образом непостижимого соприкосновения поврежденного земного мира с Божественной милостью. Торжественные одические образы Священных текстов («Великий Трон», «Алмазная Река»), используемые в них иносказания органично входят в образно-эмоциональную сферу бунинской поэтической молитвы. В стихотворении «Тонет солнце…» (1905) с опорой на мотивы Корана, несущие изображение таинственного «текста» мира небесных светил, воспеты детски-безыскусная непосредственность и поэзия воззвания к Вечному, льющегося из уст простых «пастухов пустыни». В образном параллелизме выразилась диалектика решительной энергии молитвы и сокрушенного духа как непременного условия ее полноты:

В прахе разольемся пред Тобою,

Как волна на берегу морском.

И.А. Бунин – один из немногих писателей-реалистов конца 19 – начала 20 века, прославившийся не только своей прозой, но и поэзией. В 1891 году вышел его первый поэтический сборник, вслед за которым последовали «Листопад» (1901) и «Новые стихотворения» (1902).
Как в прозе, так и в поэзии Бунин придерживался реалистических традиций, выработанных Пушкиным, Фетом, Полонским. У них он учился бережному отношению к слову, простоте, классической ясности и чёткости.
Поэтическое наследие Бунина неоднородно по тематике. Для ранней бунинской поэзии характерна пейзажная лирика. Позднее он всё больше обращается к лирике философской, продолжающей тютчевскую проблематику.
Бунин в разных вариантах высказывал одну и ту же мысль: «Нет, мучительно для меня жить на свете! Всё меня мучает своей прелестью». Слово «прелесть», по мысли писателя, всегда относилось к тому, что как будто неподвластно человеческому выражению: к цветам, деревьям, морю. Напряжённое тяготение к вечной красоте и гармонии – вот что главенствовало уже в ранней лирике Бунина.
Этот художник был одержим страстным желанием понять вечное, прикоснуться к неуловимому, разгадать «поступь высших сил». Конкретные элементы пространства и времени (поле, лес, степь, южные страны или ночь, утро, день, вечер, зима, весна, лето) предстают в обычном своём облике, а одновременно – как часть вселенной, как носители непознанной тайны всемирного бытия.
Постепенно в творчестве Бунина нарастает «звёздная тема». Далёкие светила избраны здесь символом «предвечной красоты и правды неземной». Появляется противопоставление этого прекрасного мира «заблудшей» земле:
Одно только звёздное небо,
Один небосвод недвижим,
Спокойный и благостный, чуждый
Всему, что так мрачно под ним.

Или:
Я вижу ночь: пески среди молчанья
И звёздный свет над сумраком земли.
Традиционное противоречие (свет-тьма) связано со сложными человеческими чувствами. «Неземная красота» бесконечно дорога, но трудно достижима. И поэтому приобщение к ней – всегда возрождение: «…душа, затрепетав, как крылья вольной птицы, Коснулась солнечной поющей высоты!» Прекрасным чувствам сопутствует сияние светил: «И не забыть мне этой ночи звёздной, Когда весь мир любил я для одной».
Поэт затрагивает проблемы добра и зла, любви и ненависти, смысла жизни. Взять хотя бы такие строки:
И забуду я всё – вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав –
И от сладостных грёз не успею ответить,
К милосердным коленам припав.
Действительно, последние часы земной жизни ожидают каждого из нас. Придут минуты, когда нужно будет вспомнить и подвести итог: «Так ли жил?» Бунинский лирический герой отказывается от славы, денег, чинов… Припоминает только «полевые пути меж колосьев и трав». Живая связь с природой оказалась в жизни самой важной и необходимой. Кто-то может оспорить такой вывод, найти смысл жизни в другом. Но уже то, что поэт побуждает читателя к размышлению о смысле бытия, является очень важным.
По целостному мироощущению Бунин близок Пушкину – по способности к лёгкой грусти, светлой печали. Хотя эти чувства у них имеют разное начало. У Пушкина «сердце вновь горит и любит от того, Что не любить оно не может» («На холмах Грузии»). Бунин видит спасительную энергию в самом течении бытия:
А будут дни – угаснет и печаль,
И засинеет сон воспоминанья,
Где нет уже ни счастья, ни страданья,
А только всепрощающая даль.
Да, Бунин постоянно слышит зов пространств, времён, собственной судьбы, своего познания. И спешит передать: «вдали – и жемчуг и опалы»; «сказать кому-то, Что тянет в эту синеву»; предостеречь: «Когда идёшь над бездной – надо прямо Смотреть в лазурь и свет». В жадном, неостановимом движении к неведомому лирический герой Бунина переживает восхищение и от неожиданных оттенков чувств, и от представших вдруг взору таинств природы.
Философская лирика зрелого Бунина заметно теснит пейзажную. Сам по себе пейзаж остаётся, но его функции становятся иными. В центре внимания поэта оказываются церковные обители и погосты, описание которых настраивает читателей на связь с отошедшими в мир иной предками («Ограда, крест, зелёная могила…», «Растёт, растёт могильная трава», «Настанет день – исчезну я…», «Могильная плита», «Смерть» и т.д.). Вообще, мысль о преемственной связи между прошлым и настоящим, но не в реальном, а каком-то духовном плане проходит сквозь многие поэтические произведения Бунина. Например, в стихотворении «Могила в скале», рассказывая о том, как «в Нубии на Ниле», в заброшенной пещере, «нашли живой и чёткий след ступни», Бунин пишет:
Я, путник, видел это. Я в могиле
Дышал теплом сухих камней. Они
Сокрытое пять тысяч лет хранили…
Тот миг воскрес. И на пять тысяч лет
Умножил жизнь, мне данную судьбою.

Таким образом, произведения Бунина глубоко личностны, тяготеют к философским обобщениям смысла бытия, жизни и смерти, не пре