Семейный архив. Докажите, что буржуазия, интеллигенция, служащие являются участниками капиталистических отношений

Страница 12 из 78

Крестьяне. Рабочий класс. Буржуазия. Интеллигенция. Дворянство. Духовенство.

Крестьяне представляли самое большое сословие (85% населения). К ним примыкала значительная прослойка тех, кто вел “полукрестьянский” образ жизни. В России, в отличие от Запада, не произошло длительного “раскрестьянивания”, сгона крестьян с земли и превращения их в городской пролетариат. Напротив, к началу ХХ века крестьянская община почти “переварила” помещика и стала “переваривать” немногочисленных хозяев типа капиталистического фермера. Динамика этого процесса показана на рис. (Рис 2. Помещичье (дворянское) (1) и крестьянское (2) землевладение в Европейской России в 1862-1911 гг.)

Дотошное изучение статистических данных о собственности на землю в России по всем областям было проведено по результатам трех переписей - 1878, 1887 и 1905 гг. Эти данные сведены, например, в книге Д.А.Тарасюка «Поземельная собственность пореформенной России» (М., Наука, 1981). Вот наиболее точная картина. В 1877 г. в частном владении было 23,8% земли (80% владельцев были дворяне), надельная общинная земля составляла 33,6%, казенная, удельная, церковная и т.д. земля - 42,6%. Земля, которая находилась в частной собственности небольшого числа зажиточных крестьян, составляла всего 3,8% надельной общинной земли. К 1905 г. положение существенно не изменилось: в частном владении 26,1%, надельная общинная земля составляла 33,8%, казенная - 40,1%. Разница лишь в том, что среди частных владельцев дворяне имели теперь только 52,3% - они распродали с 1877 г. 30% своей земли.

Попытка быстро создать на селе классовое общество в виде фермеров и сельскохозяйственных рабочих через “революцию сверху” (реформа Столыпина) не удалась. Издавая первый Указ (9 ноября 1906 г.) сам Столыпин сказал, что цель этого Указа – “вбить клин в общину”. Причем с самого начала было ясно, что такое глубокое изменение всего жизнеустройства деревни не будет поддержано крестьянами. Столыпин предупреждал, что не следует «ставить в зависимость от доброй воли крестьян момент ожидаемой реформы».

Об отношении общины к землепользованию и к реформе написано море литературы, в том числе за рубежом. Обычно община не возражала, если при очередном переделе кто-то хотел выделиться на хутор на краю общинной земли. Но во время реформы такое выделение стало насаждаться насильно, причем власти поддерживали “сепаратистов”, так что те требовали себе лучшие участки. Этому община уже сопротивлялась. Но главный конфликт возник, когда землеустроители, чтобы не возиться, перешли к повальной приватизации, сразу разбивая на участки землю всей деревни.

В воспоминаниях земского начальника из Вологодской губ. В.Поливанова описан такой случай. В страду в деревню приехали землеустроители, созвали сход и объявили, что велено делиться на хутора. Сход посовещался и отказался. Начальник пообещал ссуду, потом угрожал арестовать “бунтовщиков”, потом пригрозил прислать на постой солдат. Крестьяне твердили: “Как старики жили, так и мы будем жить, а на хутора не согласны”. Тогда начальник пошел пить чай, а крестьянам велел сесть на землю и ждать. Вышел поздно вечером. “Ну как, согласны?”. Сход ответил: “Все согласны. На хутора так на хутора, на осину так на осину, только чтобы всем, значит, вместе”. Поливанов пишет, что ему удалось дойти до губернатора и отложить реформу деревни Лопатихи. Историк П.Зырянов, который приводит этот рассказ, отмечает, что это типичный случай с нетипичным эпилогом.

Подавляющее большинство населения России подошло к революции, соединенное в огромное сословие крестьян, сохранивших особую культуру и общинное мировоззрение - по выражению М.Вебера, “архаический аграрный коммунизм” (говорить о классовом сознании было бы неправильно, т.к. в точном смысле этого слова крестьяне России класса не составляли). Этот коммунизм вытекал не из религиозных или идеологических доктрин, а из исторически данных русскому крестьянству условий жизни.

На большом международном семинаре в 1995 г., посвященном проблеме голода, историк В.В.Кондрашин говорил: «Страх перед голодом был одной из причин консолидации российского крестьянства в рамках традиционной поземельной общины. В течение столетий в условиях налогового гнета государства, помещичьей кабалы община обеспечивала минимальное приложение сил трудовых своих членов, удерживала массу крестьянских хозяйств от разорения. В общине традиционно была взаимоподдержка крестьян в случае голода. Общественным мнением была освящена помощь в деле спасения от голода слабейших крестьянских семей… Надо сказать, что хроническое недоедание крестьян [в пореформенный период] создавало в России социальную базу для большевизма и распространения уравнительных коммунистических идей».

Главные ценности буржуазного общества - индивидуализм и конкуренция - в среде крестьян не находили отклика, а значит, и институты буржуазного государства и нормы буржуазного права для подавляющего большинства народа привлекательными не были. Даже в самом конце XIX века русская деревня (не говоря уж о национальных окраинах) жила по нормам традиционного права с очень большим влиянием общинного права.

Английский исследователь крестьянства Т.Шанин рассказывает такую историю: “В свое время я работал над общинным правом России. В 1860-е годы общинное право стало законом, применявшимся в волостных судах. Судили в них по традиции, поскольку общинное право - традиционное право. И когда пошли апелляции в Сенат, то оказалось, что в нем не знали, что делать с этими апелляциями, ибо не вполне представляли, каковы законы общинного права. На места были посланы сотни молодых правоведов, чтобы собрать эти традиционные нормы и затем кодифицировать их. Была собрана масса материалов, и вот вспоминается один интересный документ. Это протокол, который вел один из таких молодых правоведов в волостном суде, слушавшем дело о земельной тяжбе между двумя сторонами. Посоветовавшись, суд объявил: этот прав, этот неправ; этому - две трети спорного участка земли, этому - одну треть. Правовед, конечно, вскинулся: что это такое - если этот прав, то он должен получить всю землю, а другой вообще не имеет права на нее. На что волостные судьи ответили: “Земля - это только земля, а им придется жить в одном селе всю жизнь”.

В начале ХХ века в значительной части просвещенного слоя господствовало мнение об отсталости русского крестьянства (дикости, азиатчине и т.д.). Это вполне совмещалось с «любовью к народу» и почтением к тем духовным авторитетам, например, Льву Толстому, которые всем своим творчеством доказывали, что такое представление о крестьянстве ложно. Здесь, думаю, сказался важный дефект европейского образования в незападных культурах. За корявой, «азиатской» внешностью какого-либо социального явления образованный человек с трудом различает суть. Этот дефект мы в полной мере унаследовали и умножили в советское время, и он сыграл фатальную роль во время перестройки. Замечательный ученый-химик и агроном А.Н.Энгельгардт, который работал в деревне и оставил подробнейшее фундаментальное исследование («Письма из деревни»), задумался об этом уже в первые годы своей жизни в деревне (с. Батищево Смоленской губернии). Он писал в Письме пятом:

«Какая разница в этом отношении между рассказами Тургенева и Успенского, рисующими русского крестьянина! Сравните тургеневских «Певцов» с «Обозом» Успенского. Внешняя сторона у Успенского вернее, чем у Тургенева, и, попав в среду крестьян, вы в первый момент подумаете, что картина Успенского есть действительность, «голая правда», а картина Тургенева - подкрашенный, наряженный вымысел. Но подождите, и через несколько времени вы убедитесь, что певцы Тургенева есть, а извозчиков Успенского нет. В деревне вы услышите этих «Певцов»и в песне косцов, возвращающихся с покоса, и в безобразном трепаке подгулявшей пары, возвращающейся с ярмарки, и в хоре калек перехожих, поющих о «блудном сыне», но «Обоза» вы не увидите и не услышите».

И вот его наблюдение, важное для понимания роли крестьян в революции: «И что меня поражало, когда я слышал мужицкие рассуждения на сходках - это свобода, с которой говорят мужики. Мы говорим и оглядываемся, можно ли это сказать? а вдруг притянут и спросят. А мужик ничего не боится. Публично, всенародно, на улице, среди деревни мужик обсуждает всевозможные политические и социальные вопросы и всегда говорит при этом открыто все, что думает. Мужик, когда он ни царю, ни пану не виноват, то есть заплатил все, что полагается, спокоен. Ну, а мы зато ничего не платим» (А.Н.Энгельгардт, «Письмо шестое»).

Позволю себе сослаться на личное впечатление. Мне кажется, что люди, выросшие под давлением хорошего формального образования, часто незаметно для себя начинают считать, что только такое формальное образование и служит носителем высокой культуры и сильного способа мышления. Зерно истины в таких воззрениях есть, но не такое уж большое. В детстве, в последние годы войны, я большую часть времени прожил вдвоем с дедом в деревне. Мы много беседовали. Я с тех пор набрался знаний, но не поумнел, мыслю примерно так же, как тогда, и хорошо помню те разговоры. Дед мой был бедняк из казаков. Но он был один из умнейших людей, каких мне пришлось встретить в жизни. Именно умнейших, способных к важным и свободным умозаключениям, охватывающим и широкие исторические периоды, и большие пространства. При этом он был человеком высокой и тонкой культуры, с «многослойной» деликатностью (не знаю, годится ли слово «диалектическая»). Все это было продуктом его воспитания в крестьянской культуре. Для многих из нынешних интеллигентов мой дед показался бы «корявым», да и похож он был на киргиза. И вряд ли они бы нашли интересным с ним разговаривать.

Вернемся к условиям жизни русских крестьян. А.Н.Энгельгардт обращает внимание на очень важный факт: интеллигенция в общем не имела представления о самых главных сторонах жизни крестьян, и прежде всего об их питании. Он пишет в «Письме девятом»: «Еще в октябрьской книжке «Отеч. Записок» за прошлый год помещена статья, автор которой, на основании статистических данных, доказывал, что мы продаем хлеб не от избытка, что мы продаем за границу наш насущный хлеб, необходимый для собственного нашего пропитания ... Многих поразил этот вывод, многие не хотели верить, заподозревали верность цифр, верность сведений об урожаях, собираемых волостными правлениями и земскими управами... Тому, кто знает деревню, кто знает положение и быт крестьян, тому не нужны статистические данные и вычисления, чтобы знать, что мы продаем хлеб за границу не от избытка... В человеке из интеллигентного класса такое сомнение понятно, потому что просто не верится, как это так люди живут, не евши. А между тем это действительно так. Не то, чтобы совсем не евши были, а недоедают, живут впроголодь, питаются всякой дрянью. Пшеницу, хорошую чистую рожь мы отправляем за границу, к немцам, которые не будут есть всякую дрянь... Но мало того, что мужик ест самый худший хлеб, он еще недоедает ».

К теме питания крестьян он возвращается неоднократно, как и впоследствии в своих статьях Лев Толстой. Тем, кто хочет понять истоки русской революции, все это надо читать. А.Н.Энгельгардт пишет в том же письме: «Американец продает избыток, а мы продаем необходимый насущный хлеб. Американец-земледелец сам есть отличный пшеничный хлеб, жирную ветчину и баранину, пьет чай, заедает обед сладким яблочным пирогом или папушником с патокой. Наш же мужик-земледелец есть самый плохой ржаной хлеб с костерем, сивцом, пушниной, хлебает пустые серые щи, считает роскошью гречневую кашу с конопляным маслом, об яблочных пирогах и понятия не имеет, да еще смеяться будет, что есть такие страны, где неженки-мужики яблочные пироги едят, да и батраков тем же кормят. У нашего мужика-земледельца не хватает пшеничного хлеба на соску ребенку, пожует баба ржаную корку, что сама ест, положит в тряпку - соси.

А они об путях сообщения, об удобствах доставки хлеба к портам толкуют, передовицы пишут! Ведь если нам жить, как американцы, так не то, чтобы возить хлеб за границу, а производить его вдвое против теперешнего, так и то только что в пору самим было бы. Толкуют о путях сообщения, а сути не видят».

Надо отметить, что достоверная информация о реальной жизни крестьян доходила до общества от военных. Они первыми забили тревогу из-за того, что наступление капитализма привело к резкому ухудшению питания, а затем и здоровья призывников в армию из крестьян. Будущий главнокомандующий генерал В.Гурко привел данные с 1871 по 1901 г. и сообщил, что 40% крестьянских парней впервые в жизни пробуют мясо в армии. Генерал А.Д.Нечволодов в известной книге «От разорения к достатку» (1906) приводит данные из статьи академика Тарханова «Нужды народного питания» в «Литературном медицинском журнале (март 1906), согласно которым русские крестьяне в среднем на душу населения потребляли продовольствия на 20,44 руб. в год, а английские – на 101,25 руб. Полезно бы это было прочесть С.Говорухину, который расписывает «жирные остендские устрицы» в столичных магазинах «России, которую мы потеряли».

Ранее говорилось, что уже к 1906 г. крестьянство в массе своей требовало национализации земли, а во время реформы Столыпина упорно сопротивлялось превращению земли в частную собственность (приватизация земли, в принципе, и является главным средством “раскрестьянивания”). А.Н.Энгельгардт писал: «Мужик нашел бы пользу в земле, землевладелец нашел бы пользу в капитале». Это значит, что крестьянин и фермер действуют в двух совершенно разных культурно-экономических системах (по определению Аристотеля, в экономии и хрематистике). Вполне резонно нынешний, неолиберальный идеолог “дикого” (вернее, утопического) капитализма А.Н.Яковлев с горечью жаловался: “На Руси никогда не было нормальной, вольной частной собственности... Частная собственность - материя и дух цивилизации”.

Впрочем, резонна его жалоба лишь частично, ибо частная собственность - материя и дух именно западной и только западной цивилизации. Жан-Жак Руссо в “Рассуждениях о происхождении неравенства” (1755) писал о возникновении гражданского общества: “Первый, кто расчистил участок земли и сказал: “это мое” - стал подлинным основателем гражданского общества”. Он добавил далее, что в основании гражданского общества - непрерывная война, “хищничество богачей, разбой бедняков”. Ясно, что такой идеал был несовместим с общинным мировоззрением русских крестьян.

Более того, в отношении крестьянства давным-давно и досконально известно, что частная собственность и капитализм означают его быстрое и прямое уничтожение, причем с массовыми страданиями и неизбежными жестокостями. Историк крестьянства В.П.Данилов напомнил опыт капитализма при приватизации земли в Англии: “Не нужно забывать, как решались социальные проблемы при огораживаниях, о работных домах для выбрасываемых из деревни, о том, что в каждом поселке стояла либо виселица, либо чурбак с топором, где рубили головы тем, кто не согласен с огораживанием”.

После реформы 1861 г. положение крестьян улучшилось, хозяйство их, в общем, пошло в гору, повышалась урожайность, все это сказалось, например, на питании. Но затем все больше крестьяне стали ощущать наступление капитализма. Железные дороги стали “высасывать” продукты сельского хозяйства. Крестьянство было главным источником ресурсов для капиталистической индустриализации, и товарность их хозяйства искусственно повышалась денежными податями и налогами. В России возник периодический массовый голод, которого раньше крестьяне не знали (как, впрочем, не знали голода до капитализма ни в Европе, ни в Индии, ни в империи ацтеков).

Вот что говорил историк В.В.Кондрашин на международном семинаре в 1995 г.: “К концу XIX века масштабы неурожаев и голодных бедствий в России возросли… В 1872-1873 и 1891-1892 гг. крестьяне безропотно переносили ужасы голода, не поддерживали революционные партии. В начале ХХ века ситуация резко изменилась. Обнищание крестьянства в пореформенный период вследствие непомерных государственных платежей, резкого увеличения в конце 90х годов арендных цен на землю… - все это поставило массу крестьян перед реальной угрозой пауперизации, раскрестьянивания… Государственная политика по отношению к деревне в пореформенный период… оказывала самое непосредственное влияние на материальное положение крестьянства и наступление голодных бедствий”.

До 1917 г. весь прибавочный продукт нещадно изымался из села (“недоедим, а вывезем”). Все мало-мальски развитые страны, производившие менее 500 кг зерна на душу населения, зерно ввозили . Россия в рекордный 1913 г. имела 471 кг зерна на душу - и вывозила очень много зерна - за счет внутреннего потребления, причем именно крестьян. Даже в 1911 г., в год исключительно тяжелого голода было вывезено 53,4% всего зерна – больше и относительно, и тем более абсолютно, чем в годы предыдущего пятилетия.

Даже в “нормальные” годы положение было тяжелым. Об этом говорит очень низкий уровень установленного официально “физиологического минимума” - 12 пудов хлеба с картофелем в год. В нормальном 1906 году этот уровень потребления был зарегистрирован в 235 уездах с населением 44,4 млн. человек. Возмущение крестьян вызывало уже не то, что приходилось есть хлеб с лебедой и пушной хлеб (с мякиной, из неотвеянного зерна), а то, что “не было белого хлеба на соску” – грудному ребенку. Точнее сказать, что из села изымался весь прибавочный и значительная часть необходимого продукта.

Здесь надо сказать об особом социальном типе среди крестьян – кулаке (мироеде). Вокруг этого понятия в годы перестройки был создан целый миф, его приравнивали к понятию «справный хозяин» и представили образцом русской трудовой этики. На деле кулаками были главным образом крестьяне, оторвавшиеся от земли и промышлявшие ростовщичеством и торговлей. Социально-экономическую характеристику кулачеству дал А.В.Чаянов, а А.Н.Энгельгардт приводит свои обыденные наблюдения: «Каждый мужик при случае кулак, эксплуататор, но пока он земельный мужик, пока он трудится, работает, занимается сам землей, это еще не настоящий кулак, он не думает все захватить себе, не думает, как бы хорошо было, чтобы все были бедны, нуждались, не действует в этом направлении. Конечно, он воспользуется нуждой другого, заставит его поработать на себя, но не зиждет свое благосостояние на нужде других, а зиждет его на своем труде. От такого земельного мужика вы услышите: «Я люблю землю, люблю работу, если я ложусь спать и не чувствую боли в руках и ногах от работы, то мне совестно, кажется, будто я чего-то не сделал, даром прожил день»... Он расширяет свое хозяйство не с целью наживы только, работает до устали, недосыпает, недоедает. У такого земельного мужика никогда не бывает большого брюха, как у настоящего кулака.

Из всего «Счастливого Уголка» [так называл А.Н.Энгельгардт местность около его поместья ] только в деревне Б. есть настоящий кулак. Этот ни земли, ни хозяйства, ни труда не любит, этот любит только деньги. Этот не скажет, что ему совестно, когда он, ложась спать, не чувствует боли в руках и ногах, этот, напротив, говорит: «работа дураков любит»... Этот кичится своим толстым брюхом, кичится тем, что сам мало работает: «у меня должники все скосят, сожнут и в амбар положат». Этот кулак землей занимается так себе, между прочим... У этого все зиждется не на земле, не на хозяйстве, не на труде, а на капитале, на который он торгует, который раздает в долг под проценты. Его кумир - деньги, о приумножении которых он только и думает... Он пускает этот капитал в рост, и это называется «ворочать мозгами». Ясно, что для развития его деятельности важно, чтобы крестьяне были бедны, нуждались, должны были обращаться к нему за ссудами».

Крестьянство (в том числе “в серых шинелях” - солдаты) подошло в 1917 г. с яркой исторической памятью о революции 1905-1907 гг., которая была не только “репетицией” (как назвал ее Ленин), но и “университетом”. Это была первая из целой мировой цепи крестьянских войн ХХ века, в которых община противостояла наступлению капитализма, означавшего “раскрестьянивание”. Таким образом, свергнув в Феврале царизм в союзе с буржуазией и получив возможность влиять на ход политических событий, крестьяне (и солдаты) оказывали давление, толкавшее Россию прочь от буржуазной государственности и капиталистического жизнеустройства.

Рабочий класс к моменту революции 1917 г. общая численность рабочего класса в России оценивалась в 15 млн. человек - примерно 10% всего населения. Но кого относить к рабочему классу? В 1913 г. В.И.Ленин писал: «пролетариев у нас, вероятно, около 20 миллионов», но ведь к этой категории тогда причисляли и сельский пролетариат (около 5 млн. человек), и городскую бедноту. На VIII съезде РКП(б) Ленин говорил, что слой рабочих, «которые составляли нашу силу, - этот слой в России неимоверно тонок». Много исследователей после этого пыталась уточнить число рабочих, выделив разные его составляющие. В результате считают, что в рабочих фабрично-заводской промышленности с семьями было 7,2 млн. человек, из них взрослых мужчин 1,8 млн.

Но главное даже не в количестве. Рабочий класс России, не пройдя через горнило протестантской Реформации и длительного раскрестьянивания, не обрел мироощущения пролетариата - класса утративших корни индивидуумов, торгующих на рынке своей рабочей силой. В подавляющем большинстве русские рабочие были рабочими в первом поколении и по своему типу мышления оставались крестьянами. Совсем незадолго до 1917 г. (в 1905 г.) половина рабочих-мужчин имела землю, и эти рабочие возвращались в деревню на время уборки урожая. Очень большая часть рабочих жила холостяцкой жизнью в бараках, а семьи их оставались в деревне. В городе они чувствовали себя “на заработках”.

С другой стороны, много молодых крестьян прибывало в город на сезонные работы и во время экономических подъемов, когда в городе не хватало рабочей силы. Таким образом, между рабочими и крестьянами в России поддерживался постоянный и двусторонний контакт. Городской рабочий начала века говорил и одевался примерно так же, как и крестьянин, в общем, был близок к нему по образу жизни и по типу культуры. Даже и по сословному состоянию большинство рабочих были записаны как крестьяне. Крестьяне и рабочие составляли тот “народ”, который был отделен, а в критические моменты и противопоставлен “верхним” сословиям царской России.

Сохранение общинной этики и навыков жизни в среде рабочих проявилось в форме мощной рабочей солидарности и способности к самоорганизации, которая не возникает из одного только классового сознания. Это определило необычное для Запада поведение рабочего класса в революционной борьбе и в его самоорганизации после революции, при создании новой государственности. Многие наблюдатели отмечали даже странное на первый взгляд явление: рабочие в России начала века “законсервировали” крестьянское мышление и по образу мыслей были более крестьянами, чем те, кто остался в деревне .

Надо подчеркнуть очень важный факт, который в нашей упрощенной истории исключался из рассмотрения, поскольку противоречил вульгаризированной марксистской теории: главными носителями революционного духа среди рабочих к 1914 г. стали не старые кадровые рабочие (они в массе своей поддерживали меньшевиков), а молодые рабочие, недавно пришедшие из деревни.

Именно они поддержали большевиков и помогли им занять главенствующие позиции в профсоюзах. Это были вчерашние крестьяне, которые пережили революцию 1905-1907 гг. именно в момент своего становления как личности - в 18-25 лет. Через десять лет они принесли в город дух революционной общины, осознавшей свою силу. На самых крутых поворотах революционного процесса эта низовая масса большевиков создавала такое положение, которое можно назвать вслед за Б.Брехтом: “ведомые ведут ведущих”.

Надо сказать о том культурном типе, который представлял из себя молодой грамотный русский рабочий начала ХХ века. Это было особое культурно-историческое явление, и оно сыграло большую роль в революции. Это был рабочий, который, с одной стороны, обладал большой тягой к знанию и чтению, которая всегда была характерна для пришедших из деревни рабочих. Отличие в том, что наш рабочий одновременно получил три типа литературы на пике их зрелости – русскую литературу «золотого века», оптимистическую просветительскую литературу эпохи индустриализма и столь же оптимистическое обществоведение марксизма. Это сочетание во времени уникально. А.Богданов в 1912 г. писал, ссылаясь на беседу с английским профсоюзным лидером, что в те годы в заводских рабочих библиотеках были, помимо художественной литературы, книги типа «Происхождение видов» Дарвина или «Астрономия» Фламмариона – и они были зачитаны до дыр. В заводских библиотеках английских тред-юнионов были только футбольные календари и хроники королевского двора.

Классовое сознание рабочих России было высоко развито, хотя другие признаки «классовости» сильно отстали. Антонио Грамши писал в 1917 г. (сходную мысль по-иному выразили и другие мыслители), что русские рабочие как бы собрали и впитали в себя классовое сознание, накопленное рабочими всего мира за триста лет. Они стали пророком, несущим в себе «угль, пылающий огнем», мысль и язык трудящихся всех времен и народов.

Буржуазия в России, скованная сословными рамками, не успела и уже не могла выработать того классового сознания “юной” буржуазии, которое на Западе сделало ее революционным классом “для себя”. В отличие от западного капитализма, где представители крупной буржуазии начинали как предприниматели, российский капитализм с самого начала складывался в основном как акционерный. Крупные капиталисты современного толка происходили не из предпринимателей, а из числа управленцев - директоров акционерных обществ и банков, чиновников, поначалу не имевших больших личных капиталов. Крупные московские (“старорусские”) капиталисты вроде Рябушинских, Морозовых или Мамонтовых, начинали часто как распорядители денег старообрядческих общин. По своему типу мышления и те, и другие, не походили на западных буржуа-индивидуалистов.

Численный состав крупной буржуазии был в России очень невелик. В 1905 г. доход свыше 20 тыс. руб. (10 тыс. долл.) в год от торгово-промышленных предприятий, городской недвижимости, денежных капиталов и “личного труда” получали в России, по подсчетам Министерства финансов, 5739 человек и 1595 акционерных обществ и торговых домов (их пайщики и составляют первое число) . Остальные богатые люди, не считая помещиков, получали доход на службе.

Мы видим, что “масса” буржуазии была очень мала. В Москве, согласно переписи 1902 г., было 1394 хозяев фабрично-заводских заведений, включая мелкие. 82% предпринимателей входили в состав старых ремесленно-торговых сословий, были включены в иерархию феодального общества, имели свои сословные организации и не испытывали острой нужды в переустройстве общества на либерально-буржуазный лад.

Страх, который буржуазия, подавленная “импортированными силами крупного капитала” (М.Вебер), испытала во время революции 1905-1907 гг., заставил ее искать защиты у царского бюрократического государства. Большинство буржуазии после страшного урока 1905 г. вообще отошло от политики, стало консервативным и никак не могло принять на себя активную роль в революции. Многочисленные попытки основать политические партии буржуазии (“собственников”) не увенчались успехом. Одним из парадоксов России было то, что за расширение возможностей буржуазного развития боролись партии, не являющиеся чисто буржуазными ни по своему социальному составу, ни по идеологии.

Обычным для ортодоксальных марксистов и либералов было считать, что русская революция произошла “ слишком рано ” - не созрели для нее еще предпосылки, слаба была буржуазия, не созрела почва для демократии. Это представление механистично, оно не учитывает фазу “жизненного цикла” всей капиталистической формации и прежде всего Запада, следовать которому пытались и либералы, и марксисты.

Изучая, начиная с 1904 г., события в России, М. Вебер приходит к гораздо более сложному и фундаментальному выводу: “ слишком поздно! ”. Успешная буржуазная революция в России уже невозможна. И дело было, по его мнению, не только в том, что в массе крестьянства господствовала идеология “архаического аграрного коммунизма”, несовместимого с буржуазно-либеральным общественным устройством. Главное заключалось в том, что русская буржуазия оформилась как класс в то время, когда Запад уже заканчивал буржуазно-демократическую модернизацию и исчерпал свой освободительный потенциал. Буржуазная революция может быть совершена только “юной” буржуазией, но эта юность неповторима. Россия в начале ХХ века уже не могла быть изолирована от “зрелого” западного капитализма, который утратил свой оптимистический революционный заряд.

В результате в Россию импортируется капитализм, который, с одной стороны, пробуждает радикальные социалистические движения, но в то же время воздвигает против них зрелую бюрократическую организацию, абсолютно враждебную свободе. Под воздействием импортированного капитализма русская буржуазия до срока состарилась и, вступив в союз с бюрократией, оказалась неспособной совершить то, что на Западе совершила юная буржуазия. “Слишком поздно!”.

Историк-эмигрант А.Кустарев, изучавший “русские штудии” М.Вебера, пишет: “Самое, кажется, интересное в анализе Вебера - то, что он обнаружил драматический парадокс новейшей истории России. Русское общество в начале ХХ века оказалось в положении, когда оно было вынуждено одновременно “догонять” капитализм и “убегать” от него. Такое впечатление, что русские марксисты (особенно Ленин) вполне понимали это обстоятельство и принимали его во внимание в своих политических расчетах, а также в своей зачаточной теории социалистического общества. Их анализ ситуации во многих отношениях напоминает анализ Вебера”. Это верное замечание, и надо только удивляться, что к сходным выводам Вебер и Ленин пришли, исходя из совершенно разных философских посылок. Надо добавить, что к такому же выводу относительно России пришел в конце жизни и Маркс, но это не было известно Ленину.

Та небольшая часть крупных капиталистов, которая смогла войти в симбиоз с “импортированным” зрелым западным капитализмом, после 1905 г. заняла столь радикальную социал-дарвинистскую антидемократическую позицию, что вступила в конфликт с господствующими в России культурными нормами и влиться в революционное движение не могла. Так, группа московских миллионеров, выступив в 1906 г. в поддержку столыпинской реформы, заявила: “Дифференциации мы нисколько не боимся... Из 100 полуголодных будет 20 хороших хозяев, а 80 батраков. Мы сентиментальностью не страдаем. Наши идеалы - англосаксонские. Помогать в первую очередь нужно сильным людям. А слабеньких да нытиков мы жалеть не умеем”. Как общественная позиция такой взгляд укорениться не мог - общество не следовало англосаксонским идеалам, оно “страдало сентиментальностью”.

Российская буржуазия пришла к началу ХХ века как экономически сильный, но “культурно больной” класс, с внутренне противоречивым самосознанием. Назревающая революция, казалось бы, объективно призванная расчистить путь для буржуазно-демократических преобразований, изначально несла сильный антибуржуазный заряд. В 1905 г. Вебер, высказал мнение, что грядущая русская революция не будет буржуазно-демократической, это будет революция нового типа, причем первая в новом поколении освободительных революций.

Не получила буржуазия в России и того религиозно освященного положения, которое дали западной буржуазии протестантизм и тесно связанное с ним Просвещение. В России идеалы Просвещения распространились, уже утеряв свою роль носителя буржуазной идеологии (скорее наоборот, здесь они были окрашены антибуржуазным критицизмом). Российские буржуазные либералы были романтиками, обреченными на саморазрушение. Как ни парадоксально, они были вынуждены на деле выступать против капитализма - зрелого и бюрократического. Поэтический идеолог крупной буржуазии Брюсов сказал тогда:

И тех, кто меня уничтожит,

Встречаю приветственным гимном.

М.Вебер, объясняя коренное отличие русской революции от буржуазных революций в Западной Европе, приводит фундаментальный довод: к моменту первой революции в России понятие “собственность” утратило свой священный ореол даже для представителей буржуазии в либеральном движении. Это понятие даже не фигурирует среди главных программных требований этого движения. Как пишет один из исследователей трудов Вебера, “таким образом, ценность, бывшая мотором буржуазно-демократических революций в Западной Европе, в России ассоциируется с консерватизмом, а в данных политических обстоятельствах даже просто с силами реакции” . В общем, буржуазия в России не стала ведущей силой буржуазной революции, как это было на Западе. Еще важнее, что она и не воспринималась как такая сила другими частями общества.

Политические пристрастия активной части буржуазии распределялись в широком спектре – от правых и националистов до социалистов. Ведущая буржуазная партия (партия Народной свободы, “конституционные демократы” - кадеты) была реформистской и стремилась предотвратить революцию. Но и эта партия поначалу была “антибуржуазной” и, как говорили в 1905 г. сами кадеты, “не имела противников слева” (а слева от нее были и эсеры, и большевики). Правда, напуганные декабрем 1905 г., кадеты отмежевались от революционного подхода и ограничили себя “конституционализмом”.

Часть буржуазии, переживавшая духовный кризис, поддерживала социалистическую оппозицию, заигрывала с масонами, порой тяготела к социал-демократам (иногда даже финансируя их боевые дружины, как в 1905 г. крупный московский заводчик Н.П.Шмит, именем которого назван переулок на Красной Пресне; позже он все деньги отдал большевикам, и на них издавалась газета «Правда» и содержались профессиональные революционеры за границей). Но и эта небольшая часть буржуазии не претендовала на роль лидера в революции, она лишь следовала голосу больной совести.

Большинство же русской буржуазии, вышедшей из купечества и подавленной «импортированными силами крупного капитала» (М.Вебер), после страшного урока 1905 г. вообще отошло от политики и возложило все свои надежды на царя и бюрократический аппарат. Оно стало консервативным и никак не могло принять на себя активную роль в революции.

Интеллигенция . Модернизация в России породила и особый, неизвестный на Западе периода буржуазных революций культурный слой - разночинную интеллигенцию. Судя по материалам переписи 1897 г., профессиональная интеллигенция на тот момент включала в себя около 200 тыс. человек. С начала ХХ века ее численность быстро возрастала, и к 1917 г. оценивалась в 1,5 млн. человек (включая чиновничество и офицеров). Наиболее крупной группой накануне революции 1917 г. были учителя (195 тыс.) и студенты (127 тыс.). Врачей было 33 тыс., инженеров, адвокатов, агрономов - по 20-30 тыс. Около трети интеллигенции было сосредоточено в столицах.

Восприняв западные либеральные и демократические идеи, эта интеллигенция в то же время не стала буржуазной. Стихийная социальная философия русской интеллигенции (не сводимая ни к какой конкретной идеологии) представляла собой противоречивое сочетание идеалов свободы гражданского общества с мессианским, в основе своей религиозным идеалом правды и справедливости, свойственным обществу традиционному и именно в русской истории. Н.А.Бердяев писал, что интеллигенция “была у нас идеологической, а не профессиональной и экономической, группировкой, образовавшейся из разных социальных классов”.

Приняв с энтузиазмом идею свободной личности, русская интеллигенция не могла согласиться с антропологией западного гражданского общества, которая представляла человека как конкурирующего индивида, вынужденного непрерывно наносить ущерб ближнему в борьбе за существование. Тем, кто был воспитан на Пушкине, Толстом и Достоевском, было невозможно принять в целом рационализм философа гражданского общества Джона Локка, согласно которому разъединение людей оправдано, ибо “никто не может разбогатеть, не нанося убытка другому”.

Если для западного интеллектуала, проникнутого рационализмом Просвещения, идеалом был поиск “правды как истины”, то для русского интеллигента этот идеал неразрывно сочетался с поиском “правды как справедливости”. Как писал Н.А.Бердяев, “у Достоевского есть потрясающие слова о том, что если бы на одной стороне была истина, а на другой Христос, то лучше отказаться от истины и пойти за Христом, т.е. пожертвовать мертвой истиной пассивного интеллекта во имя живой истины целостного духа”.

В результате, русская интеллигенция, проведя огромную работу по разрушению легитимности Российского самодержавия, не смогла стать той духовной инстанцией, которая взяла бы на себя легитимацию государства буржуазного. Напротив, значительная и в этическом отношении очень авторитетная часть интеллигенции заняла определенно антикапиталистические позиции. Это особенно проявилось в движении народников, видящих ядро будущего свободного общества в крестьянской общине, а затем и в социал-демократии, принявшей постулат марксизма об освободительной миссии рабочего класса.

На этом факте надо остановиться особо. Важным идеологическим (и шире - духовным) условием, повлиявшим на ход развития революции и последующего советского периода, было сильное влияние на культурный слой России марксизма. Это - огромное по масштабам социальное, философское и экономическое учение, рожденное общественной мыслью Запада в период завершения первой фазы индустриальной революции. Конкурируя с либерализмом, марксизм отличался своим универсализмом - всечеловечностью .

Дав непревзойденную по своим познавательным возможностям методологию для анализа капиталистического хозяйства, марксизм оказал очень большое влияние на всех экономистов. В начале ХХ века С.Н.Булгаков писал в “Философии хозяйства”: “Практически все экономисты суть марксисты, хотя бы даже ненавидели марксизм”. Заметим, что в то время, время быстрого хозяйственного развития России, воздействие экономистов на сознание интеллигенции и всей читающей публики было очень значительным.

Будучи теснее связан с наукой, нежели либерализм, марксизм обладал более широкими объяснительными возможностями. Исходя из мессианской идеи преодоления того отчуждения между людьми и между человеком и природой, какое породила частная собственность, марксизм нес огромный заряд оптимизма - в отличие от пессимизма буржуазной идеологии, выраженного в социал-дарвинизме (мальтузианстве и других его вариантах).

Именно эти качества, созвучные традиционным идеалам русской культуры, объясняли тягу к марксизму в России. Влияние марксизма испытали не только социал-демократы, но и несогласные со многими его постулатами народники и даже анархисты. На деле весь культурный слой России и значительная часть рабочих находились под его влиянием. Г.Флоровский, объясняя, почему марксизм был воспринят в России конца XIX века как мировоззрение, писал, что была важна “не догма марксизма, а его проблематика”. Это была первая мировоззренческая система, в которой на современном уровне ставились основные проблемы бытия, свободы и необходимости. Как ни покажется это непривычным нашим православным патриотам, надо вспомнить важную мысль Г.Флоровского – именно марксизм пробудил в России начала века тягу к религиозной философии. Ибо в марксизме, как пишет Г.Флоровский, были и “крипторелигиозные мотивы… Именно марксизм повлиял на поворот религиозных исканий у нас в сторону православия. Из марксизма вышли Булгаков, Бердяев, Франк, Струве… Все это были симптомы какого-то сдвига в глубинах”. Добавлю, что в свое время марксистами были не только религиозные искатели, но даже и такие правые лидеры кадетов, как П.Струве и А.Изгоев.

Сегодня это покажется странным, но ушедшие в область религиозно-философских исканий либеральные интеллигенты, даже из марксистов, обвиняли социализм (представленный прежде всего социал-демократами), именно в “буржуазности”. Очень показательна позиция С.Н.Булгакова. Он, которого ранее Плеханов назвал “надеждой русского марксизма”, к 1907 г. вобрал в своей философии главные и, казалось бы, взаимоисключающие части мышления русской интеллигенции - либерализм, консерватизм и прогрессизм. В 1917 г., в своей известной работе “Христианство и социализм” С.Н.Булгаков посвятил целый раздел именно критике “буржуазности” социализма (“он сам с головы до ног пропитан ядом того самого капитализма, с которым борется духовно, он есть капитализм навыворот”). Впрочем, далее он пишет о социализме: “Если он грешит, то, конечно, не тем, что он отрицает капитализм, а тем, что он отрицает его недостаточно радикально, сам духовно пребывая еще в капитализме”.

От буржуазных ценностей интеллигенцию отделяла не только мировоззренческая пропасть, но и социальные условия жизни. Вопреки расхожему мнению времен перестройки, основная масса интеллигенции в России накануне революции 1917 г. по уровню материального благосостояния относилась в бедному большинству народа. С.Говорухин, поразивший воображение обывателей СССР устрицами и осетриной, почем зря лежавших на витринах “России, которую мы потеряли”, предусмотрительно не сообщил, что 40% интеллигентов России в апреле 1917 г. имели доход до 1,5 тыс. руб. в год, которые определялись как прожиточный минимум, а еще 40% - доход около 1,5 тыс. руб. (средняя зарплата рабочего-металлиста была 1262 руб.).

Учителя сельских школ зарабатывали меньше, чем чернорабочие - в среднем 552 руб. в год (это в среднем, но 66% из них имели зарплату в пределах 408-504 руб. в год), да и эта зарплата не выплачивалась по несколько месяцев. При обследовании школ Смоленской губернии в одной из анкет можно было прочесть: “Жизнь каторжная. Материальное положение сельского учителя ниже всякой критики. Приходится голодать в полном смысле слова, быть без обуви и одежды, а своих детей оставлять без образования”. Так что сам быт большинства интеллигенции вовсе не побуждал ее в социальных конфликтах быть на стороне капитала. Интеллигент был трудящимся. П.А.Столыпин в докладе царю в 1904 г. даже назвал земскую интеллигенцию (“третий элемент”) главным источником радикализма на селе, сделав вывод: “Единственный тормоз на пути “третьего элемента” это администрация”.

Интеллигенция сочувствовала революции, имея в виду ее освободительное, а не буржуазное начало, а молодое поколение - студенты - активно участвовали в выступлениях рабочих и крестьян. Их демонстрации обычно предшествовали выступлениям рабочих и служили их катализатором. Во время крестьянских волнений начала века студенты за свою беззаветную помощь даже заслужили такое уважение, что само слово “студент” стало пониматься как что-то вроде “защитник народа”. Известен случай, когда крестьяне в 1902 г. пошли громить полицейский участок, требуя “освободить их студента” - полуграмотного местного крестьянина, зачинщика их выступлений.

Когда после поражения революции 1905-1907 г. и утраты веры в успех столыпинской реформы единственная буржуазно-либеральная партия в России (кадеты) стала уповать на буржуазию (“русских Круппов” и “крепкое мещанство”), она предприняла большую пропагандистскую кампанию, направленную на преодоление враждебного отношения интеллигенции к буржуазии. Вели ее бывшие марксисты (авторы книги “Вехи” Струве, Бердяев Изгоев). При этом им неизбежно пришлось отвергнуть сам идеал равенства. Струве писал, что основанием прогрессивного общества “является всегда человеческая личность, отмеченная более высокой степенью годности ” [выделено мной - С.К-М ]. Это был сдвиг к “рыночному” и социал-дарвинистскому представлению о человеке, а значит, к полному разрыву с той антропологией, на которой стояло общинное мировоззрение крестьян (“архаический аграрный коммунизм”). Струве пытался даже взывать к патриотическим чувствам интеллигенции, призывая считать поддержку развития капитализма как “национальный идеал и национальное служение”, но этот рыночный патриотизм отклика не получил (да и вообще это “поле” было прочно занято правыми).

Этот поворот Струве был очень радикальным, и в поддержку ему сразу выступил Бердяев: “Скажут, Струве хочет обуржуазить Россию, привить русской интеллигенции буржуазные добродетели. И Россию необходимо “обуржуазить”, если под этим понимать призыв к социальному творчеству, переход к высшим формам хозяйства и отрицание домогательств равенства”. Но в том-то и было дело, что интеллигенция не видела в буржуазности импульса к “социальному творчеству”, но зато слишком бросалось в глаза “отрицание равенства”. И, в общем, заметного успеха кампания по смычке интеллигенции с буржуазией не имела. Изгоев вынужден был даже бросить интеллигенции упрек в том, что “западноевропейская буржуазия своими знаниями, энергией, честностью, трудоспособностью во много и много раз превосходит русскую, даже социалистическую интеллигенцию”. Упрек интеллигенция проглотила, но в массе своей осваивать главные ценности энергичной западной буржуазии не стала.

Интеллигенция составляла значительную часть того социального образования, что историки называют «городские средние слои». Это городская мелкая буржуазия, служащие и лица свободных профессий. И в социальном, и в идеологическом плане это образование сильно отличалось от того, что на Западе называют «средним классом». Если на Западе «средний класс» следовал в русле идеологии, задаваемой буржуазией, то в России, при слабости буржуазии, разночинная городская интеллигенция, наоборот, поставляла кадры идеологических работников во все партии и ощущала себя «трудовым» классом, как бы надклассовой силой. Той стабилизирующей, консервативной роли, которую играет «средний класс» на Западе, городские средние слои в России не играли. Напротив, они быстро радикализовались в момент революции и разошлись по разные стороны баррикад, не образовав никакого центристского ядра.

Особо важную роль сыграли разночинные городские слои в момент Февральской революции. Во-первых, их представители, находившиеся в армии, имели в ней очень большой удельный вес по численности - около 1,5 млн. человек или 15% всех военнослужащих. При этом очень большая часть их - в качестве офицеров. Во-вторых, именно они приняли активное участие в революционном процессе, непропорционально большое даже по сравнению с их численностью. Это видно по составу армейских комитетов, которые начали создаваться с первых дней революции. Есть данные по составу делегатов съезда Юго-Западного фронта в мае 1917 г. Это весьма представительные данные, так как на этом фронте находилось почти 40% всей действующей армии. К средним слоям можно отнести 57% делегатов - 28% служащих, 24% лиц свободных профессий и 5% ремесленников. Из остальных было 27% земледельцев, 10% рабочих и 3% из «господствующих классов» (помещики, фабриканты и торговцы). К осени, правда, вес «средних слоев» в составе армейских комитетов стал снижаться, а число рабочих расти, но все равно политическая активность «разночинцев» оставалась высокой.

Дворянство . Это сословие было небольшим по численности, дворяне составляли около 1% населения, но большинство их деклассировалось, пополнив ряды разночинной интеллигенции. Помещиками были около половины дворян (примерно 0,5% населения). Однако это сословие обладало очень большим экономическим и политическим влиянием, владея примерно третьей частью земельных угодий страны. В 1905 г. стоимость земель дворян в 50 губерниях России на 60% превышала общую массу акционерных капиталов в стране.

Поместное дворянство как сословие испытывало сильное давление. Треть крупных поместий, имевших свыше 500 десятин земли, (и почти треть их земель) была уже буржуазной (ими владели купцы и выходцы из крестьян). Из имений от 100 до 500 десятин дворянских было лишь 46%. 26% имений от 20 до 100 дес. уже не выдерживали конкуренции с кулацкими хозяйствами.

Отметим важную роль дворянства, которая часто теряется из виду. Это сословие “связывало” российское общество, поскольку дворянам были присущи высокая географическая мобильность и обширные социальные связи. Как правило, помещики жили в селе и одновременно в уездном или губернском городе, часто посещали столицы и выезжали за границу. Их родные пополняли ряды чиновничества и офицерства, их дети учились в университетах. Через них город был тесно связан с деревней (другим каналом связи были крестьяне, уходившие в город на заработки).

Историки отмечают особенность российского дворянства, которая сыграла важную роль в его взаимоотношениях с другими сословиями. В отличие от дворянства Западной Еропы, российское дворянство не было замкнутой корпорацией. Через целый ряд процедур в него принималось много недворянского элемента. Это, в частности, задержало развитие классового сознания буржуазии. У нас она была склонна к компромиссу и даже симбиозу с дворянством, а в Европе была вынуждена идти на радикальную революцию, чтобы утвердить свой статус вопреки дворянству. Аристократия во время революций, особенно во Франции, становилась чуть ли не главным врагом буржуазии. В России же среди либерально-буржуазных политиков было много дворян и даже аристократов.

В своих умонастроениях и делах дворянство совершило крутой вираж в связи с революцией 1905-1907 гг. Он во многом предопределил судьбу капитализма в России. Дворянство, имевшее своим главным источником дохода земельную собственность, трудно перенесло отмену крепостного права и последовавший за ним сельскохозяйственный кризис. В начале века большая часть поместий находилась в упадке, 4/5 дворянства были не в состоянии содержать свои семьи только на доходы от земли. Это определило заметный рост оппозиционности дворянства, которая выразилась в активном участии в земском движении и либеральных настроениях (поддержке конституционализма).

Этот либерализм был, однако, внутренне противоречив, поскольку дворянство недоброжелательно относилось к программам индустриализации как “выжиманию ресурсов из сельского хозяйства”. Иными словами, дворянство не видело для себя возможности воспользоваться выгодами от развития капитализма, оно связывало свое благополучие с земельной собственностью и государственной службой.

Волнения крестьян 1902-1903 гг., а затем революция 1905-1907 гг. больнее всего ударила по семьям 30-40 тыс. помещиков. Около 15% поместий были сожжены, значительную часть земли в районах, охваченных волнениями, пришлось продать. Попытки деятелей дворянства восстановить давно уже иллюзорные патриархальные отношения с крестьянами полностью провалились.

Крестьяне четко определили свое отношение к помещикам как классовому врагу. Под этим были исторические корни, которые дали пышные всходы после реформы 1861 г. А.Н.Энгельгардт пишет в письме из деревни в 1863 г. о запустении помещичьих усадеб после реформы, что видно было даже по исчезновению псовой охоты: «Притом же крестьяне теперь так зазнались, что не позволяют борзятникам топтать поля». В сноске он дает пояснение: «Прежде тоже иногда случалось, что крестьяне, особенно казенные, нападали на охотников, топчущих их поля. Вы, может быть, не знаете, что у охотников существовал сигнал «на драку». Охотник, схваченный крестьянами, трубил на рожке сигнал, и тогда все остальные охотники спешили к нему на помощь и, разумеется, обыкновенно побивали крестьян. Теперь «на драку» едва ли кто-нибудь затрубит».

В 1905 г. на съездах Всероссийского Крестьянского Союза были определены враждебные крестьянам силы, и в этом было достигнуто убедительное согласие. “Враги” были означены в таком порядке: чиновники (“народу вредные”), помещики, кулаки и местные черносотенцы. А главное, полный антагонизм с помещиками выражался во всеобщем крестьянском требовании национализации земли и непрерывно повторяемом утверждении, что “Земля - Божья”. Выборы в I и II Думы рассеяли всякие сомнения - крестьяне не желали иметь помещиков своими представителями.

Дворянство в полной мере осознало угрозу, которую несет для них революция. В октябре 1905 г. испуг правительства достиг такой степени, что оно было уже готово пожертвовать дворянством. Главноуправляющий землеустройством и земледелием Н.Н.Кутлер готовил проект принудительного отчуждения помещичьих земель и их передачи крестьянам! В 1906 г. с либеральными настроениями в среде дворянства было покончено, кадеты за их аграрную программу были “разоблачены” как предатели интересов дворянства и вычищены из земств (как пишут, произошла “урбанизация российского конституционализма” - он был изгнан из сельской местности в города). Дворянство сдвинулось вправо и стало консервативной силой, оказывающей сильное давление на правительство.

Верно оценив отношение к себе крестьян, дворянство уже не могло отстаивать демократические принципы, особенно всеобщее избирательное право - оно бы означало полное устранение дворянства с политической арены. Разогнав I и II Думы, царское правительство так изменило избирательный закон, что 30 тыс. помещиков получили в III Думе в два раза больше депутатских мест, чем 20 млн. крестьянских дворов. В ходе обсуждения этот проект избирательного закона назывался «бесстыжий». Сам Николай II сказал, смеясь: «Я за бесстыжий».

Революция 1905 г. заставила помещиков наконец-то обрести классовое самосознание и создать политическую организацию - Совет Объединенного Дворянства. В ее рамках вырабатывались концепции приспособления дворянства к новой ситуации. Суть ее была в частичном восприятии западнических идей и идее роспуска крестьянской общины, которая показала свой революционный потенциал. Западничество дворянства было очень избирательным - принимались принципы либеральной экономики (прежде всего, приватизация земли крестьянских общин, при том, что помещичья собственность объявлялась “неотчуждаемой”), но отвергались принципы парламентской демократии. Это был своего рода прообраз “либерализма по Пиночету”.

Когда Столыпин, глубоко понявший уроки революции 1905-1907 гг., предложил и стал осуществлять целостную программу модернизации хозяйства и государства России на капиталистических принципах, консервативное дворянство приняло из нее только ее аграрную часть (разрушение общины и приватизацию земли), но стало оказывать нарастающее сопротивление остальным разделам реформы, без которых и аграрная часть была обречена на крах. Конечно, неудача реформы была уже предопределена упорством сопротивления общинного крестьянства, но влиятельная оппозиция справа не оставила Столыпину никаких шансов.

В марте 1907 г. Совет объединенного дворянства направил Столыпину меморандум, выражавший недовольство уже и самим замыслом реформы. В нем говорилось: “Направив все усилия на подъем крестьянского хозяйства, правительство бросило всякую заботу о хозяйстве культурном и даже способствует его упразднению, поощряя всякое начинание в области перехода всей земельной площади к первобытному земледелию”.

В начале 1907 г. съезд Объединенного дворянства заявил о своем неприятии реформы местных органов управления, поскольку, дескать, она отдаст власть на местах в руки “людей хищническо-промышленного типа”, которые соединятся с “третьим элементом” (интеллигенцией). Таким образом, была отвергнута даже такая программа модернизации, при которой развитие капитализма (с самым необходимым минимумом демократизации) происходило бы при сохранении всех привилегий дворянства. Дворянство поставило заслон буржуазной государственности “справа”. Выступая против проекта реформы начального образования (части общего плана столыпинской реформы), предводитель правых в Думе Н.Е.Марков обращался к помещикам: “Ваши имения, ваша жизнь будет висеть на волоске, когда воспитанные в ваших безбожных школах ученики придут вас жечь, и никто вас защищать не будет”.

Правый кадет А. С. Изгоев писал в конце 1907 г.: “Среди двух правящих наших классов, бюрократии и поместного дворянства, мы напрасно стали бы искать конституционных сил. Интересы этих классов не могут быть ограждены при господстве в стране правового строя. Эти классы неспособны осуществить конституции даже в формальном ее смысле”. Таким образом, и дворянство, очень влиятельное сословие России, стало после 1905 г. антибуржуазным, пусть и “справа”. Его неприятие либерально-капиталистического строя стало фундаментальным. Газета “Утро России”, которая вновь стала издаваться с ноября 1909 г. на деньги крупного капитала (Рябушинские, С.Н.Третьяков и др.), писала 19 мая 1910 г.: “Дворянину и буржуа нельзя уже стало вместе оставаться на плечах народа: одному из них приходится уходить”.

Разрыв дворянства с буржуазией означал крах октябристов - партии справа от кадетов. Этот разрыв был вполне четко осознан обеими сторонами. Газета “Утро России” писала, в частности: “Союз аграриев с торгово-промышленным классом был бы противоестественным”. Или, более красочно: “Жизнь перешагнет труп тормозившего ее сословия с тем же равнодушием, с каким вешняя вода переливает через плотину, размывая ее и прокладывая новое русло”.

Как это бывает на стадии разложения сословного общества, привилегированное сословие морально деградирует и становится движущей силой регресса. Таким и стало дворянство после революции 1905 г. Участвуя в выборах во II Государственную Думу в 1907 г. и наблюдая политику дворянства, С.Н.Булгаков писал: “Ах, это сословие! Было оно в оные времена очагом русской культуры, не понимать этого значения русского дворянства значило бы совершать акт исторической неблагодарности, но теперь это - политический труп, своим разложением отравляющий атмосферу, и между тем он усиленно гальванизируется, и этот класс оказывается у самого источника власти и влияния. И когда видишь воочию это вырождение, соединенное с надменностью, претензиями и, вместе с тем, цинизмом, не брезгающим сомнительными услугами, - становится страшно за власть, которая упорно хочет базироваться на этом элементе, которая склоняет внимание его паркетным шепотам”.

Особым было положение духовенства . В начале века Церковь стала по сути частью государственной машины Российской империи, что в условиях назревающей революции послужило одной из причин падения ее авторитета в массе населения (что, кстати, прямо не связано с проблемой религиозности).

Поэтому, кстати, полезно вспомнить, что кризис Церкви в начале века вовсе не был следствием действий большевиков-атеистов. Он произошел раньше и связан именно с позицией Церкви в момент разрушительного вторжения капитализма в русскую жизнь. Согласно отчетам военных духовников, когда в 1917 г. Временное правительство освободило православных солдат от обязательного соблюдения церковных таинств, процент причащающихся сразу упал со 100 до 10 и менее.

В массе своей духовенство вело себя как сословие, связанное дисциплиной церковной организации. С.Н.Булгаков, в то время уже видный религиозный философ, продолжая мысль о состоянии дворянского сословия, пишет в 1907 г.: “Совершенно новым в этих выборах было принудительное участие в них духовенства, причем оно было заранее пристегнуто властью к “правому” блоку и все время находилось под надзором и под воздействием архиерея... И пусть ответственность за грех, который совершен был у избирательных урн рукой духовенства, падет на инспираторов этого низкого замысла, этого вопиющего насилия... Последствия этого сатанинского замысла - сделать духовенство орудием выборов правительственных кандидатов - будут неисчислимы, ибо духовенству предстоит еще отчитываться пред своей паствой за то, что по их спинам прошли в Государственную думу “губернатор” и иные ставленники своеобразных правых... Это политический абсурд и наглый цинизм, которого нарочно не придумают и враги церкви... До сих пор мне приходилось много нападать на нигилизм интеллигентский, но я должен признать, что в данном случае ему далеко до нигилизма административного!”.

Примечания

О СВЯЗИ НОВЫХ РАСКОЛОВ СО СТАРЫМИ

С XVII в. вплоть до Революции в Российской Империи явных церковных расколов не происходило, а сразу после Революции возник не один, а сразу несколько. Из них наиболее массовыми были: 1) расколы автокефалистов на национальных окраинах (в Грузии, на Украине, в Финляндии); 2) обновленческий и 3) катакомбный в России; 4) карловацкий и 5) евлогианский в эмиграции. Напрашивается ложный вывод: раз эти расколы произошли ПОСЛЕ Революции, - значит, Революция и явилась их ПРИЧИНОЙ и не будь Революции, не было бы нарушено и церковное единство . Ложным этот вывод является потому, что причины и следствия переставлены местами. Не разделения произошли, потому что произошла Революция, но антихристианская по своей природе и целям Революция могла произойти только потому, что эти разделения уже существовали .

При изучении новых расколов наибольшие трудности возникают из-за того, что до сих пор нет ясно изложенной церковной точки зрения на все эти расколы. Более того, кроме обновленческого , ни один из них прямо расколом не называется, и неизвесто, кем считать зарубежников, евлогиан, катакомбников, иосифлян и «непоминающих» . То есть кем считать людей, которые на своих незаконных соборах и собориках не один раз анафемствовали Русскую Православную Церковь и обвиняли ее в самых различных ересях? А такие анафемы и обвинения произносили руководители и зарубежников, и катакомбников. Совершенно очевидно, что сами они не признают своего единства с Церковью и при этом каждое сообщество только себя провозглашает «истинной церковью», правопреемницей дореволюционной. На Литургии они не поминают имени Святейшего Патриарха Алексия, а в своих проповедях и публицистике не устают повторять ранее произнесенные анафемы. Можно ли православным людям брать благословение у зарубежных и катакомбных священнослужителей, ходить в их храмы и там причащаться? Наконец, полезно ли читать изданные ИМКА-ПРЕСС книги «парижских богословов», коими с начала 1990-х годов наполнились прилавки церковных книжных лавок?

При отсутствии Соборных решений в отношении этих образований единственными канонически законными определениями для церковного человека должны быть те, которые вынесли Святейший Патриарх Тихон и члены Св. Синода. Среди них был и Святитель Иларион (Троицкий), слова которого и стали путеводной нитью для последующего изложения:

«Из идеи Церкви следует всегда выходить при решении вопросов церковной жизни, а вопросы эти нередко по существу своему представляют ПОВТОРЕНИЕ или ВИДОИЗМЕНЕНИЕ СТАРОГО . Врата ада, ополчающиеся на Церковь между прочим восстанием ересей и заблуждений, и ныне создают множество противоцерковных явлений. Борьба с этими явлениями - задача наличных церковных деятелей, но борьба должна происходить на ДРЕВНЕ-ЦЕРКОВНОЙ основе и в связи с сокровищницей богословского ведения Вселенской Церкви. Невольно замечаешь, как в наши дни возникают и обсуждаются вопросы, давно и вполне достаточно решенные еще древне-церковными писателями. Кому неизвестно, что вопрос о Церкви есть главнейший ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ вопрос в современной полемике с разного рода сектантством? И конечно, в деле этой полемики всегда нужно иметь в виду те догматические результаты , к которым пришла еще древне-церковная богословская мысль».

Отсюда следует, что выйти из того порочного круга, в который попадаешь, сталкиваясь с проблемой новейших расколов, можно только одним способом: вне зависимости от подсознательных симпатий к той или иной разновидности раскольников применять к ним давно выработанные церковным опытом каноны. История расколов и ересей, изложенная систематически , а не в виде разрозненных во времени и пространстве «картинок», позволяет говорить о том, что новые расколы возникают не только под влиянием старых, но чаще всего ими же бывают организованы . Послереволюционные расколы возникли не на пустом месте, а были инициированы активистами тех противоцерковных движений , в недрах которых десятилетиями готовилась реформация Православной Церкви. Подготовка шла под лозунгами о необходимости «обновления»/»исправления» будто бы «испорченной» за время Синодального правления церковной жизни.

Однако, при несомненной связи новых расколов со старыми, между ними есть одна существенная разница. Старые расколы (жидовствующих в XV в. и староверов в XVII в.) были «пресвитерианскими », то есть их инициаторы принадлежали к низшему духовенству (протопопам, дьячкам, псаломщикам и простым монахам). Новые расколы впервые в истории Русской Церкви были «иерархическими », то есть их инициаторами и начальниками явились ЕПИСКОПЫ.

В чем же были причины, до того не имеющего аналогов явления, что многие авторитетные и уважаемые церковные иерархи дореволюционного поставления в условиях страшного гонения на свою Церковь нимало не способствовали Ее ЕДИНСТВУ, но наоборот, стали раздирать ризы Христовы? Думается, что причину этого надо искать в той культурной революции , которая произошла в стране в XVIII в., и, как это ни странно может показаться, в той системе духовного образования , которая была навязана Церкви секулярным государством.

В течение XVIII в. Россия прошла ускоренные курсы «просвещения» по европейской программе создания антихристианской цивилизации. Она пережила культурный Реннесанс, церковную Реформацию и приступила к подготовке политической Революции. Все эти процессы привели к секуляризации (обмирщению) в самом широком смысле этого слова и к религиозному разделению между простым народом и европеизированной правящей и культурной частью общества. По сути, уже тогда произошел церковный раскол, в который ушла культурная прослойка. Из своего подполья новые диссиденты распространяли безбожные идеи и пропагандировали идеи революционные. В той же среде, сильно масонизированной, стали формироваться первые тайные политические общества, связанные с международными революционными организациями.

Международный терроризм, о котором столько говорят в настоящее время, зародился в Российской Империи уже в 1797 г ., когда возникло первое преддекабристское тайное общество, ставившие целью цареубийство как средство к «перемене власти» (монархического строя на конституционный). Общество возникло при штабе армии в Тульчине при А.В. Суворове, не пожелавшем присягать Павлу I. Суворова сослали в его имение, а офицеров – в Смоленск, отчего это общество называется «кружок смоленских офицеров». Павла убили не они, но дело их продолжало жить и охватывать все более широкие круги «передовой интеллигенции».

Поэтому я считаю, что 1797 год, можно считать, если не датой рождения Революции 1917 года, то уж, во всяком случае, датой её зачатия. После зачатия она долго развивалась в «утробе»: прошла «университеты» в разных союзах=бундах и кружках, преемственно сменяющих друг друга «декабристов» (1812-1825), «петрашевцев» (1848), “нечаевцев”, “чайковцев” и “народовольцев”.

В началу ХX века с помощью «возрожденного» масонства «конституционалисты» приступили к делу. Они создали необходимый для политической борьбы аппарат в виде политических партий. А в 1905 г. этот аппарат получил трибуну для открытой пропаганды своих идей в Государственной думе. Процесс секуляризации, начатый под лозунгами освобождения от авторитета Церкви и построения светской культуры, независимой от божественных заповедей, завершился политизацией всех слоев общества, в том числе и церковного .

Этот факт не имеет смысла стыдливо замалчивать. Церковь не изолированное сообщество, а потому не защищена от сторонних влияний. Перед Революцией политизация охватила всех - и мирян, и духовенство вплоть до епископата. На волне революционного возбуждения стали возникать партии «христианских социалистов», некоторые епископы симпатизировали эсерам, другие имели самые тесные связи с «монархистами»-черносотенцами. Но несомненно, что «возбудителями болезни» в церковном Теле явились представители «свободных профессий», которые составляли ядро во всех политических партиях и часть которых взяла на себя культурную миссию «обновить» государственную Церковь, на их взгляд устаревшую и несоответствующую общеевропейским стандартам. Эта часть интеллигенции лоббировала прохождение законов о «свободе совести и вероисповеданий» и открыла в подконтрольной ей прессе кампанию по дискредитации Церкви с применением обычной в таком случае клеветы.

При изучении материалов Поместного Собора 1917-1918 годов, особенно работы комиссий, где преобладали представители интеллигенции (профессоры, юристы и публицисты), создается впечатление, что они хотели осуществить на этом Соборе в свое время не удавшуюся Реформацию и только Промыслом Божиим Церковь была спасена. Правда, ценой внешних гонений и внутренних расколов. И в таком случае историю Русской Православной Церкви в ХХ столетии можно изложить в двух словах: Церковь выжила, НЕСМОТРЯ на Революцию , а новые расколы окрепли и сохранились БЛАГОДАРЯ ее завоеваниям . Уже это одно может служить указанием на антихристианскую сущность Революции, скрытую под политическими лозунгами о правах человека, свободе и равенстве.

«РЕВОЛЮЦИЯ - ПРЕЖДЕ ВСЕГО ВРАГ ХРИСТИАНСТВА!»

С первым появлением в России тайных политических обществ «конституционалистов» для многих стало очевидным, что Россию настиг «первый вал» революционного шторма, разыгравшийся в Европе и разрушивший там христианские монархии. Сравнивая даты выступлений революционных сил в России с хронологией революций в Европе, нетрудно убедиться в том, что все последующие «валы» накатывали оттуда же. В 1860-е годы основные революционные силы - коммунисты, анархисты и сионисты - оформились в международные организации, и в каждой из них были представители из России. Для современников эта организационная связь была очевидной, и об этом можно судить по тогдашней публицистике. Но были люди, которые видели в Революции нечто более важное - ее глубинную антихристианскую сущность .

Так, Ф.И. Тютчев после революции 1848 г. в Европе в предназначенной Императору записке под названием «Россия и Революция» писал: «Революция - прежде всего враг христианства! Антихристианское настроение есть душа революции; это ее особенный, отличительный характер. Те видоизменения, которым она последовательно подвергалась, те лозунги, которые она попеременно усваивала, всё, даже ее насилия и преступления были второстепенны и случайны; но одно в ней не таково, это именно антихристианское настроение, ее вдохновляющее, и оно-то (нельзя в том не сознаться) доставило ей это грозное господство над вселенною. Тот, кто этого не понимает, не более как слепец, присутствующий при зрелише, которое мир ему представляет».

Тютчев писал также о том, что в случае, если победит Революция, то Православная Россия погибнет: «Давно уже в Европе существуют только две действительные силы - Революция и Россия… существование одной из них равносильно смерти другой !… Не следует скрывать от себя, что мало вероятия, чтобы все эти удары, землетрясения, раздающиеся на Западе, остановились у порога стран восточных, и таким образом могло бы случиться, что в этой роковой войне , в этом ОПОЛЧЕНИИ БЕЗБОЖИЯ , предпринимаемом против России революциею, охватившею уже три четверти Западной Европы, Восток славяно-православный… не очутился бы вслед за ними увлеченным в эту борьбу».

К сожалению, Тютчев, говоря об антихристианской сущности Революции, ограничивается слишком расплывчатыми формулировками и к тому же с явным привкусом шеллингианской мистики. Революция персонифицирована, она живет и действует сама по себе: ее «душа» испытывает кем-то вдохновленные «антихристианские настроения», и теперь это чудовище «предпринимает» против России «ополчение безбожия». Хотя от поэта нельзя и требовать ничего иного, кроме иносказаний, однако же Тютчев был не только поэтом, но опытным политиком и дипломатом. Он 22 года прожил в Европе и был хорошо знаком с теми, кто «вдохновлял» и «предпринимал». Он не захотел увидеть в заговоре декабристов первого «удара» и не знал, что второй «удар» уже готовят его коллеги по «цеху поэтов», собираясь по субботам на квартире Петрашевского. Интересно, что «Коммунистический манифест» Карла Маркса начинается словами, будто списанными из модных романах о привидениях: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма!»

Естественно, что такого рода объяснения сущности и причин Революции вызывают чувство неудовлетворенности. Хотелось бы уточнить, что скрывается за словами о «призраках» и «настроениях» и кто конкретно руководит когортами «ополчения безбожия». Если называть вещи своими именами, то «антихристианские настроения» - это укоренившаяся в цивилизованных странах идеология оккультистов , имеющих мощные и хорошо организованные структуры. Их филиалы с начала XVIII века укоренились в России, и когда во Франции произошла кровавая революция, «ополчение безбожия» богобоязненные люди называли не иначе, как «фармазонами» и «мартинистами». В XVI в., при своем выходе из подполья жрецы «тайного знания» еще притворялись благочестивыми христианами, желая заманить в свои сети простодушных и любознательных «профанов» из христиан. Но в XIX в. им уже ничего не грозило, а потому на своих сборищах они уже не скрывали своих целей, а «общественное мнение», воспитанное в духе «антихристианских настроений», воспринимало сказанное с восторгом. Вот несколько цитат.

ЦЕЛИ МАСОНСТВА . На съезде студентов в Льеже в 1863 г. масон Лафарг определил цель масонства «как торжество человека над Богом ». Вот выдвинутые им лозунги: «Война Богу, ненависть к Богу! Весь прогресс в этом! Надо проколоть небо, как бумажный свод ». На Конгрессе в Больфоре 1911 г. масоны открыто говорили: «Не будем забывать, ЧТО МЫ АНТИЦЕРКОВЬ, приложим в наших ложах все усилия, дабы разрушить религиозное влияние ВО ВСЕХ ФОРМАХ , в которых оно проявляется». Конвент Великой ложи Франции, которой сначала починялись русские масоны, добившиеся отречения Царя, а в эмиграции в ней же «работавшие», в 1922 г. декларировал: «Энергично будем поддерживать в каждом свободу совести, но без колебаний будем объявлять войну ВСЕМ РЕЛИГИЯМ , ибо они суть истинные враги человечества. Будем работать, будем ткать нашими быстрыми и ловкими пальцами саван, который покроет в один прекрасный день все религии; таким образом, мы добьемся во всем мире УНИЧТОЖЕНИЯ ДУХОВЕНСТВА и предрассудков, внушаемых ими».

Отрицая христианство и так называемые «положительные религии» (иудаизм, ислам и буддизм), где, хотя и в искаженном виде, но все же сохранилось богопочитание , оккультисты-масоны особенную ненависть питают к христианству. В 1903 г. на Конвенте той же Ложи говорилось: «Напомним, что христианство и масонство абсолютно непримиримы , - настолько, что примкнуть к одному означает порвать с другим. Триумф Галилеянина длился 20 веков. Иллюзия длилась слишком долго. Он присоединяется в пыли веков к другим божествам Индии, Египта, Греции и Рима». Или еще: «Долой Распятого: Твое царство кончено». И все в том же духе. После захвата власти все пункты Масонской программы в отношении убийства христианской Церкви выполняются неукоснительно:

1) отделить Церковь от Государства, низвести Ее на уровень юридического лица, одной из религиозно-общественных организаций;

2) отделить школу от Церкви и забрать в свои руки дело формирования граждан государства нового типа;

3) физически уничтожить священнослужителей в годы террора, с которых любая Революция начинается.

СТРУКТУРЫ. Масонские структуры сформировались ранее Реформации или одновременно с ней, о чем свидетельствует так называемая «Кельнская хартия» масонского Конгресса 1531 г. Английские исследователи (см. Ф.А.Йейтс «Розенкрецеровское просвещение», М., 1999) датируют оформление первых масонских лож не позднее 1646 г . После почти двухвекового пребывания в подполье масоны явили себя миру открыто в Англии в 1718 г. и, так как сети масонских лож были уже раскиданы по всей Европе, то масонство возникло, как по щучьему велению, сразу во всех странах, в том числе и в России. Однако, с самого начала масонство, не было единым, так как его разновидности происходили от разных оккультных «школ». Разные «ритуалы», или системы масонства разделили Европу на сферы влияния по тому же принципу, как это делает кагал. Поэтому на политической карте Европы XVIII века целесообразно было бы отмечать не границы государства, а границы раздела ее территории между масонскими орденами. Такая карта могла бы отразить истинное положение дел в расстановке воюющих оккультных кланов и тем самым помочь историкам сложить цельную картину из кажущейся беспорядочной и немотивированной мозаики войн и дворцовых переворотов.

На этой карте столица крохотного герцогства Брауншвейгского выглядела бы крупнейшим политическим центром, потому что герцоги Брауншвейгские были Гроссмейстерами Ордена шотландской системы (андреевское масонство, оно же «красное») и отсюда исходили указания «братьям» в другие страны. Конкурирующие с ними Голштейн и Бранденбург (Пруссия) сначала принадлежали к шведской системе, Гроссмейстером лож в которой был шведский король. Он и посвятил в масоны вел. кн. Павла Петровича (будущего Императора) во время своего визита в Петербург. Великий Восток Франции распространил свои щупальца на соседние княжества: Эльзас, Баден, Ольденбург, а с посвящением в масоны юного Фридриха, ставшего королем, получил возможность влиять на политику Пруссии. Английские масоны («иоанновское», или «голубое» масонство), как родоначальники всех систем, имели филиалы во всех странах.

Кроме масонских лож, по всему Старому Свету были рассыпаны ложи «просвещенных» оккультистов, объединявшихся в так называемые «посвятительные Ордена ». Среди них наиболее известны Тамплиеры и Розенкрейцеры , - они сохранились с той поры, когда химики еще назывались алхимиками, а маги и ведьмы периодически сжигались инквизиторами на кострах. К этим древним Орденам в XVIII в. добавились Мартинисты (основатели: крещеный еврей /марон/ Мартиниус и его ученик граф Сен-Мартен) и Иллюминаты (основатель - профессор университета в Баварии Адам Вейсгаупт).

ВОПРОС: А ЧТО ЖЕ ДУХОВЕНСТВО? Было ли затронуто масонизацией это сословие и, если да, то в какой степени? Чтобы получить ответы на эти вопросы, пришлось произвести еще один розыск, результаты которого были настолько обширны, а выводы столь неожиданны, что для их изложения нужно писать отдельную книгу. Здесь же скажу кратко: часть духовенства (численно небольшая, но наиболее влиятельная и активная) было охвачена масонизацией через систему образования уже в XVIII в., при этом любители “мистики” из духовенства предпочитали ложи Ордена рыцарей золотого креста (розенкрейцеры). В результате в начале XIX в. сын священника М.М.Сперанский возглавил реформы (в том числе и духовного ведомства), по меньшей мере два розенкрейцера (С.Глаголевский и М.Десницкий) стали митрополитами и возглавили Библейское общество, а третий - самый активный деятель этого общества, архимандрит Филарет Дроздов - с 1821 стал митрополитом Московским и до 1866 года оставался одним из самых влиятельных деятелей, как на церковном, так и на государственном поприще. Под его защитой московские розенкрейцеры благополучно пережили период запрещения масонства в России с 1822 по 1890-е, когда оно “проснулось” и расцвело в новом качестве для новых свершений под руководством “братьев” из Парижа.

Масонство можно сравнить с акционерными обществами открытого типа (ОАО), отчего, возможно, эпитет «открытый» часто встречается в названиях современных издательств, фондов и клубов. Посвятительные Ордена - это акционерные общества закрытого типа (ЗАО). В них особо тщательно разработана система соподчинения низших ячеек высшим и принцип неотвратимости смерти в случае предательства. Ордена курируют деятельность масонства и связанных с ним тайных террористических обществ и партий. Наиболее эффективным оказался Устав иллюминатов, поэтому он был опубикован под видом разоблачения масонских козней и был принят за основу при создании таких партий, как «народная воля», эсеры и эсдеки. По такому же принципу устроены китайские «триады». Такая сетевая модель позволяет обеспечить конспирацию и исключить возможность провала Центра в любых условиях . Ярким подтверждением этому может служить факт сохранения Розенкрейцеров и Тамплиеров даже в таком государстве, как Советский Союз, с его, казалось бы, всепроникающими Органами. Но во многом своей безопасностью глубоко законспирированные тайные организации оккультистов обязаны тому, что на руководящих постах в Органах всех стран - в Тайных канцеляриях, Корпусе Жандармов, ВЧК-ОГПУ, Гестапо, ЦРУ и ФБР - находятся адепты этих Орденов и создают там особые подразделения по использованию магии для манипулирования сознанием, как отдельных лиц, так и толпы, и населения в целом.

СЛЕДЫ РЕННЕСАНСА И РЕФОРМАЦИИ

Уже не раз говорилось о трех основных этапах этого процесса, известных под именами: Реннесанс, Реформация и Революция и бывших по своей оккультной природе антихристианскими переворотами в области культуры, религии и политики. Конечным результатом его стало создание НОВОЙ КУЛЬТУРЫ («светской»), НОВОЙ РЕЛИГИИ («протестантизма») и НОВОГО ПОРЯДКА («демократии»). Другими словами, в христианской Европе произошла тотальная секуляризация во всех сферах общественной жизни.

В Православной Руси происходили те же самые антихристианские перевороты. Их проявления принято трактовать как результат внешнего влияния, как заимствования из Европы. Однако при всей несомненности постоянного «импорта» культурных, сектантских и политических идей из Европы, нельзя забывать о существовании своих собственных «двоеверов»-язычников, манихеев-богомилов и хлыстов, о которых подробно говорилось во второй части этой книги.

Ни Киевская, ни Московская Русь, ни тем более её окраины никогда не были каким-то заповедником Православия, недоступным различным влияниям извне. Свое государство восточные славяне построили на огромной равнине, с незапамятных времен открытой всем «ветрам и поветриям» и пересеченной торговыми путями, проложенными по густой сети ее рек. В Киеве, Новгороде и Пскове, во Владимире, Твери и Москве всегда существовали торговые и ремесленные кварталы не только Армянские, Греческие и Жидовские, но и Немецкие, Польские, Фряжские (итальянские). Это была страна торговая , а значит, не только путем заимствования, но и при активном участии городских жителей она неизбежно должна была быть вовлечена в общеевропейский процесс дехристианизации, начавшийся в Европе в XIII столетии

Первые следы ереси «стригольников» отмечены на Руси в XIII в., и они хронологически совпадают с началом Реннесанса в Европе, эпохой расцвета оккультизма и появления первых гуманистов, проповедников человекобожия. «Поздний» Реннесанс отозвался на Руси в конце XV в. расколом «жидовствующих». Одновременно, при вел. князе Иване IV, впервые поднимается вопрос о секуляризации церковных имений, и в связи с ним возникает мощное движение «нестяжателей». Отобрание у Церкви и монастырей их земельных владений был одним из главных пунктов европейской Реформации, и в Европе его удалось осуществить довольно быстро. Но в России дело затянулось на три столетия и завершилось лишь в правление императрицы-немки Екатерины II.

Таким образом, идеи Реформации и связанные с ними ереси проникли на Русь сразу же, но они уже имели здесь почву для укоренения. Уже в первой половине XVI в., из этой почвы начинают расти первые плевелы светской культуры . Политические и религиозные понятия сектантов начинают распространяться не только через апокрифы, но и через новую литературу . Появились новые жанры: религиозно-политические памфлеты и переводная беллетристика (так называемые «первые русские повести»). Тогда же, при Иване Грозном, расширяются торговые связи с Англией, усиливается приток иноземцев, и они привозят из Европы первые печатные станки. В Москве появляется Немецкая слобода (старая, около Солянки). Эпоха «великих географических открытий» в русском варианте выразилась в освоении новых земель в Сибири и завоевании там новых торгово-промышленных рынков .

Итак, можно сказать, что антихристианские перевороты в области культурного строительства (Реннесанс) и религиозного протестантизма (Реформация) русские оккультисты, сектанты и первые интеллигенты-«нестяжатели» начали одновременно со своими европейскими «братьями» и с самой активной их поддержкой. Что касается третьего этапа, Революции, то тут мы явно запаздывали, вероятно, потому, что предыдущие этапы шли слишком медленно из-за упорного нежелания русских православных людей отказываться от своей веры и перенимать чуждые этой вере идеи. К середине XVII в., когда протестанты в Европе приступили уже к третьему этапу и организовали первую Великую Революцию в Англии, в России разразился давно назревавший раскол, в котором слились все прежние антицерковные движения, вдохновляемые интересами нового класса, буржуазии.

Основы культурной революции заложил воспитанный в Немецкой слободе Петр I под руководством своих иноземных наставников. Под их руководством получила дальнейшее развитие неудавшаяся при его отце Реформация, и церковное управление получило формы, заимствованные с Запада.. Весь XVIII век прошел под лозунгом «догнать и перегнать» Европу на ее пути к антицерковной цивилизации. Культурное строительство было стержнем всех «преобразований» Петра I и его преемников. Он начал с введения «гражданского» календаря и «гражданского» шрифта и тем самым заложил первый камень в основание нового, «светского », государства по европейскому образцу. Светское государство сохранило за Православной Церковью статус государственной, но при этом отстранило ее от реальных рычагов влияния на общественную жизнь.

Без «светской культуры» Россию не пускали в «цивилизованное общество», а потому приоритетными направлениями внутренней политики правящих верхов на протяжении всего XVIII в. были: 1) секуляризация в самом широком смысле слова, то есть захват церковного достояния светским государством и 2) создание в России точной копии оккультной по своим корням культуры, возрожденной в Европе в эпоху Реннесанса под лозунгами борьбы с авторитетом Церкви.

Дворец Культуры строился с помощью все тех же, приглашенных из Европы «вольных каменщиков». Неудивительно, что и первые деятели «русской культуры», как правило, становились франк-масонами. А если учесть, что ими были в первое время представители высшего, правящего, класса, то можно себе представить, какими темпами этот дворец воздвигался. Оба процесса - и секуляризация, и культуризация - шли одновременно с «всеобщей масонизацией» всей страны.

При Петре I культуртрегеры добились «отделения Церкви от Государства», которое на деле всегда оборачивается подчинением Церкви Государству. При императрицах Анне Иоанновне и Елизавете они «отделили школу от Церкви» путем создания своих собственных «светских» учебных заведений, сначала закрытых (для воспитания детей дворян), а потом открытых для вовлечения в них детей из «третьего сословия» и духовенства. И при всех преемниках Петра Великого они продолжали начавшееся при нем гонение на духовенство и монашество вплоть до физического уничтожения. Гонения на Церковь в XVIII в. по масштабам сопоставимы с теми, которые начались при власти первой, наиболее иудаизированной, «железной когорты» большевиков (каббалистов). Были убиты, умучены на пытках и умерли в ссылках десятки и сотни способных и влиятельных архиереев, архимандритов и священников, из числа коих наиболее известен недавно причисленный к лику святых Ростовский митрополит Арсений (Мацеевич). Они его уничтожили, за то, что он хотел восстановления патриаршества, за то, что писал книгу против раскольников, за то, что воспротивился дьявольским замыслам удушить Церковь и монашество путем экономических санкций.

Таким образом, вышеприведенная программа масонства начерно была исполнена за 100 лет до Революции 1917 г. И только этим можно объяснить, почему с такой легкостью им удалось разрушить Российскую Империю. Она рухнула, как сук, подточенный сидевшими на нем безумцами.

К началу XIX в. в России были представлены ВСЕ вышеперечисленные разновидности посвятительных Орденов и масонства . За столетие «работы» в ложах неутомимые масоны воспитали уже три поколения «новых русских» и в России появилось «четвертое сословие» под названием интеллигенция. Европейские державы свое влияние распростаняли по каналам масонской сети, а их ставленники покорно выполняли волю своих зарубежных «братьев». Когда это было нужно, по первому требованию в Европу высылались войска для участия в чужих войнах и проводились радикальные реформы с тем, чтобы колонизаторам жилось привычно в «этой стране». Постепенно они перевезли из Европы в Россию привычные развлечения (театр, музеи, игры, скачки), учредили учебные и научные учреждения, научили туземную аристократию говорить на своих языках и переводить с них произведения «светской литературы». Заложенное в 1672 г. пастором Грегори здание светской культуры подвели под крышу деятели культуры середины XVIII века, а крышу возвели их внуки.

Первые ложи в России были организованы в XVIII в. иностранными наемниками, а первыми их членами стали представители титулованной знати. В 1770-е годы существовала «княжеская ложа» Озирис, членами которой были потомки Рюриковичей, и, что интересно, - те же фамилии мы встречаем в списках лож перед Революцией. Объясняется это тем, что масонству, как и сектантсву свойственна наследственность . Каждый масон воспитывает сыновей в своем духе и готовит к посвящению, а для дочери стремится найти мужа тоже из масонской среды. Это обстоятельство полезно учитывать при изучении биографий известных деятелей культуры, науки и политики.

Достоверно известно, что высокопоставленные члены масонских лож, занимая высокие посты в государственном управлении, армии и системе образования, одновременно являлись организаторами дворцовых переворотов и цареубийств. За неимением в России политических партий , уже сформировавшихся в Европе, на первых порах масонские ложи исполняли их функции. Первые тайные политические общества XVIII в. возникали под непосредственным руководством масонских Капитулов и Директорий. Оттуда они получали свои уставы, правила инициации («посвящения») с клятвами и угрозами смерти в случае выдачи тайн; перенимали опыт создания сети ячеек по 3-5 человек, обеспечивающий безопасность системы в целом при провале одной ячейки. В начале XIX в. возникли первые политические организации, известные под названиями декабристов, петрашевцев, бакунистов, нечаевцев и чайковцев , но на самом деле бывшие ничем иным, как политическими масонскими ложами. С появлением разночинной интеллигенции масонские ложи постепенно стали приобретать вид политических партий, какие были во всех «цивилизованных», то есть европейских странах. Но до 1905 г. они находились в зачаточном состоянии и попрежнему «работу» осуществляли в масонских ложах.

По сравнению с русским масонством начала XIX в., когда оно было в основном «дворянским», «возрожденное » масонство начала ХХ в. сильно «обуржуазилось», а дворянство в нем было представлено выходцами из новой социальной группы, или прослойки, получившей название «интеллигенция». Тогда же, в 1905 г., легализовались партии «народно-коммунистического» типа, ранее существовавшие в виде тайных, зачастую террористических организаций, построенных по образцу все тех же масонских лож. Таким образом, оба крыла (левое и правое) партийного спектра в начале века по социальному составу членов партии были почти одинаковыми (буржуазия и интеллигенция), по происхождению родственны (от масонства), а по программам тоже мало чем отличались друг от друга.

Главной целью тех и других было разрушить монархический строй и отделить Церковь от государства, то есть отменить государственную религию. Одни хотели этого, потому что были иноверцами, инославными и раскольниками, другие - потому что объявили себя атеистами.

МАСОНИЗАЦИЯ И КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Масонизация - это создание «теневого управления», которое позволяет в «сетях просвещения» подготовить туземные кадры («передовую интеллигенцию») для будущих политических партий и с их же помощью внедрить в общество «новое мышление» (старый оккультизм). Об этом сами масоны говорить не любят, и сведения приходится черпать из книг, написанных их противниками. Этот процесс происходит так же, как ему родственный и, вероятно, подчиненный, процесс криминализации , то есть создания уголовниками «теневой экономики». Массовая политизация сознания достигается внедрением во все слои общества мысли о неизбежности и желанности ломки государственного организма, а заодно и к отказу от государственной религии. Всеобщая политизация облегчает задачу по захвату власти и приводит к политическому краху , как это произошло в свое время в Европе со всеми христианскими монархиями, а в 1917 г. с Российской Империей.

Система масонских лож была организована сначала в Англии, затем быстро распространилась по всему континенту и, благодаря Петру I, даже в Россию попала без обычного опоздания. Эта система позволяет членам тайных оккультных орденов внедряться в управление государством, но в условиях наследственной монархии сделать это трудно. Поэтому сначала все усилия направлены на вербовку лиц из правящего класса вплоть до членов правящей фамилии, а затем после серии дворцовых переворотов, заговоров и цареубийств совершается Революция. Ради краткости изложения сведения об основных результатах «работы» масонов на политическом поле представлены в таблице.

Эта же система позволяла контролировать любые общественные организации , как архаичные (религиозные секты), так и организованные самими масонами в виде литературных и ученых обществ, дворянских клубов, студенческих кружков. Масон одновременно может быть участником хлыстовских радений, камергером, министром исповеданий и народного образования, председателем Библейского общества (таковым, например, был кн. А.Н.Голицын); или гвардейским полковником, членом литературного кружка и членом тайного политического общества, как многие декабристы. В ложе он мог быть магистром, а его государь король (или царь) - подмастерьем и в этом качестве король (или царь) обязан был подчиняться своему камергеру. А если не подчинялся, то его убивали прямо во дворце (императоры Петр III, Павел I). Эти императоры сами были масонами, что касается других, то о них нет достоверных сведений. Хотя более, чем вероятно, что масоном был Александра I, и во всяком случае ими были убийцы его отца, и все его приближенные (М.Сперанский, А.Голицын). Перед Революцией 1917 г. масонами были несколько (по меньшей мере 5) великих князей, в том числе и Кирилл Владимирович, которого щепетильные карловчане объявили «императором в изгнании»). Таким образом, само понятие о власти исчезало, потому что реально страной управлял не тот, кто почитался правителем. Сознание обывателя раздваивалось, фактически население любой страны было обречено жить в сумасшедшем доме, где пациенты с согласия врачей и санитаров переоделись в их одежду, а потом выяснилось, что они были не только шизофрениками, но и уголовными преступниками.

КУЛЬТУРА. Секуляризация заключалась не только в проведении так называемых «церковных реформ», в упразднении патриаршества, в гонениях на духовенство, в закрытии монастырей и отобрании церковных земель. Она осуществлялась путем учреждения независимых от Церкви и ей враждебных «светских » школ, «светской литературы» и нового «литературного языка». Все это полностью было заимствовано из протестантской Европы и позволило масонским культуртрегерам уже ко второй половине «века просвещения» воспитать «новых русских», способных служить проводниками европейских идей и интересов. Именно они стали членами первых масонских лож, организаторами дворцовых переворотов и первых «вольных обществ», салонов, кружков, - то есть той культурной среды , в которой стали воспитывать кадры для последующих политических заговоров, мятежей и революций. Скажу о конкретных фактах.

Русский театр был в первый раз основан немецким пастором Грегори, жителем Немецкой слободы, в 1672 г., то есть еще при Алексее Михайловиче.

Русскую Академию наук возглавили отчим пастора Грегори лейб-медик Блюментрост и некий Шумахер. Инженерную школу основал шотландец Яков Боюс, известный оккультист и издатель астрологического календаря, запрещенного Церковью. Он же основал Инженергую школу, а его учеником был наш первый историк В.Н.Татищев.

Сухопутный кадетский корпус, от которого получили начало все закрытые военные заведения,был основан по образцу прусского фельдмаршалом Минихом.Его первые выпускники (Сумароков, Мелиссино, Мельгунов, Елагин и Херасков) вместо службы в армии предпочли занятия литературой. Еще в корпусе юные кадеты организовали «Общество любителей словесности» (вероятно, французской, поелику российской еще не было). После окончания курса «любители», не покладая рук трудилась над ее созданием. Сумароков сочинял драмы и стал вторым основателем русского театра, Мелиссино основал ложу своего имени, П. Елагин считается основателем «елагинского» масонства, а Херасков был попечителем Московского университета , основанного масоном Шуваловым. Другими попечителями были его «братья» по ложе московских розенкрецеров и мартинистов, П. Татищев и И.Тургенев.

Московские мартинисты затянули в свой Орден известного «просветителя» Новикова и его учителя, иллюмината, Шварца. Вскоре эти масоны «русского разлива» организовали «Дружеское общество», в котором были воспитаны: два митрополита, историк Карамзин и поэт Жуковский, дальний родственник того Елагина, который основал свою, «елагинскую» систему.

Жуковский вместе с другими «братьями» по ложе «Арзамас» немало поработал над обработкой «необработанного камня», юного поэта А.С. Пушкина и его друзей по Лицею.

Первые директоры Лицея, Энгельгардт и Малиновский вместе с «просвещенным» Куницыном, бароном Фергюссоном и братом Марата , воспитали из лицеистов таких «вольнодумцев», что первый выпуск чуть ли не в полном составе влился в тайные, на этот раз уже сугубо политические, общества будущих декабристов. Эти общества основали масоны и литераторы, и с тех пор это стало традицией.

Кого ни возьми из русских поэтов и писателей, за редким исключением, обязательно обнаружишь его причастность к революционным кружкам. Так, например, через 15 лет после декабристов, организовался кружок «любителей фурьеризма», собиравшихся по субботам у Петрашевского. Среди его членов большинство были поэтами и писателями: А. Плещеев, братья Майковы (воспитанники писателя И. Гончарова), Салтыков-Щедрин, Ф.М. Достоевский и другие менее известные «работники пера».

СЛАВЯНОФИЛЫ И ЗАПАДНИКИ

В этой непрерывной цепи преемственно связанных этапов культурного строительства, мы пропустили очень важный этап, имеющий прямое отношение к новым церковным расколам. Имеется в виду разделение литературно-революционной интеллигенции на «западников» и «славянофилов ». Если судить по названиям, то первые были приверженцами Запада, а значит, либералами; вторые любили славян и старину, то есть были консерваторами. Но по существу они мало чем отличались друг от друга, потому что оба крыла интеллигенции взросли на одной «почве» - на германской, которая славится великими философами.

Самыми известными западниками были масон и философ Чаадаев со своим «Философическим письмом», критик Белинский, профессор Т. Грановский, эмигрант и писатель А.И.Герцен и его друг, поэт Огарев. Они своим «Колоколом» вдохновили на революционный террор тысячи молодых русских людей. Тогда западники организовали их в кружки «нечаевцев», «каракозовцев», «чайковцев» и «народовольцев» с уставом масона-иллюмината Вейсгаупта.

Известных славянофилов тоже много. Это «любомудры»: поэт Д. Веневитинов, Родион Кошелев, братья Киреевские-Елагины, А. Хомяков, и от них ведут свою родословную «религиозные философы». Это «поздние» славянофилы: И.С.Аксаков, братья Самарины, историк Иловайский, и от них отпочковались «почвенники» во главе с бывшим фурьеристом Ф.М. Достоевским. Наконец, это панслависты, идеи которых, по иронии судьбы, воплотились уже в ХХ в. в форме Варшавского блока, - и от них никого не осталось, исчезли даже идеи панславизма. Рационалисты-западники предпочитали измышления Гегеля, а впечатлительные мистики-славянофилы до глубины души прониклись идеями Шеллинга. Так что уместнее эти два крыла русской интеллигенции называть гегельянцами и шеллингианцами , но мы от введения новых терминов воздержимся и будем употреблять привычные названия. Так как с Гегелем мы все немного знакомы по курсам исторического материализма, то сведения приведем только о Шеллинге и его философии.

ШЕЛЛИНГ (1775-1854) 19 лет стал последователем Фихте и вскоре познакомилсяс Гете. Вступил в тесное общение с кружком романтиков (братья Шлегели, Гердендер). Жена одного из Шлегелей, Каролина, была душой кружка, и вскоре, исполняя «требования свободного чувства», она бросила мужа и стала женой молодого философа Шеллинга. Вдохновленный этой зажигательной женщиной, Шеллинг «ищет темное начало в природе Божества», разрабытывает теорию отпадения мира от Бога и возвращения к Богу (Божеству) при посредстве христианства , пишет о двойственности и полярности Мировой души. Он же наметил тот историко-критический метод в библеистике, который продолжала ново-тюбингенская школа в лице Штрауса (см. его «Жизнь Иисуса).

Теория трех потенций в Боге, разработанная Шеллингом и воспринятая его поклонниками, сводится к следующим положениям:

1) Трем потенциям Бога соответствуют три Лица - Бог-Отец, Бог-Сын и Бог- Дух Святой. В жизни человечества этим потенциям соотвествуют: 1) предсуществование; 2) вочеловечение и 3) примирение, все вместе и составляющие религию.

2) Мифология язычества - природная религия , подготовительная стадия в подготовке человека к богообщению, а потому вполне заслуживает признания;

3) Христианство - религия откровения , но и она, оказывается, если верить Шеллингу, испытала три эпохи развития и породила три его разновидности:

а) «петровское христианство », или эпоха апостола Петра, выразившаяся во внешнем и насильственном единстве Церкви. Ей соответствуют первая потенция Божества - Бог-Отец и католичество.

б) «павловское христианство », или эпоха апостола Павла, когда в христианстве восторжествовал «дух свободы». Ей соотвествует вторая потенция, Бог-Сын, и протестантство.

в) «иоанновское христианство », или эпоха апостола Иоанна Богослова, эпоха скорого будущего. Ей соответствует третья потенция Божества, Дух Святой, с помощью которого и восстановится утраченное единство, но на этот раз на почве свободы».

Такова «стройная система» шеллингианства , и, по словам автора статьи в ЭСБЕ, она представляет собою СМЕСЬ из: 1) субъективного идеализма; 2) объективного натурализма и 3) религиозного мистицизма . Смесь, надо заметить, чудовищная и может считаться одним из самых «тонких ядов », составленных алхимиками-оккультистами. Инградиенты подобраны так, чтобы обольстить людей самых разных взглядов и характеров, неудовлетворенных верой в Бога-Творца и Христа-Спасителя и занимающихся поисками компромисса между своей страстью к Культуре и влечением к Богу. На основе таких систем и возникают мысли о возможности создания собственной «религиозной философии », в основе которой лежит идея «алхимического брака » Культуры и Церкви. Русские шеллингианцы 1830-х годов стали «религиозными философами», создали историософию славянофильства, а писатели воплотили эти идеи и в соответствующих «литературных образах». Умело сочетая натурализм в описаниях с элементами мистики и уголовщины в остросюжетных «социально-психологических романах», онипод прикрытиемпроповеди «иоанновского христианства» внедряли в умы читателей безверие в Христа, Сына Божьего и «требования свободного чувства».

Случилось так, что в 1830-е годы министр Народного Просвещения, граф С. Уваров, сформулировал государственную идею, желая противопоставить ее идущей с Запада пропаганде лозунга Французской Революции «свобода, равенство, братство». В русском обиходе появилась другая триада: «Самодержавие, Православие, Народность », но эти три слова каждый понимал по-своему. Славянофилы, например, под Самодержавием понимали нечто, отвечающее их представлениям о «просвещенном монархе »; под Православием - чаемое ими «иоанновское христианство », а под Народностью - сплав представлений о «народной душе » и мессианском предназначении славянства под руководством русского народа-богоносца. Эта, явно юдоизированная теория о «всечеловеческом» характере «русской культуры» и «богоизбранном» (на этот раз русском) народе нашла горячую поддержку в сектантских и старообрядческих кругах. Славянофилы с ними были тесно связаны на почве общего для тех и других желания воплотить в жизнь предсказания старца Филофея о «Москве-Третьем Риме».

Рациональные друзья славянофилов по университету (а заодно и по масонским кружкам), в те же годы, наоборот, увлеклись идеей Гегеля об «Абсолютном Разуме», В результате одни, благодаря «абсолютному духу» стали «западниками», а другие, благодаря «национальному духу» стали «славянофилами». От кого явились эти духи, нетрудно догадаться

Так из-за Гегеля и Шеллинга в рядах «передовой интеллигенции» произошел самый крупный за всю ее историю раскол. Либералы «западники » мечтали и продолжают мечтать об интеграции в Мировое Сообщество (в XIX в. им была Западная Европа). А консерваторы-славянофилы , хотя и не нашли в великороссах чего-либо напоминающего всемирно-историческую идею, но все же утверждали, что из всего славянства этот народ обладает самыми высшими качествами. Бог подал некоторым из «любомудров» приобщиться к Православию, и вскоре они заявили, что «русский без Православия - просто дрянь». Православие они понимали по-своему: иерархию и монахов не любили, мечтали о возврате к укладу жизни в допетровской Руси в виде религиозных общин. Самодержавие они тоже трактовали по-своему - на то они и были «любомудрами», то есть почти первыми на Святой Руси «религиозными философами». «Почти » - потому что у них все же был предшественник бродячий масон Сковорода, двоюродный правнук которого, философ Вл. Соловьев, уже не раз был помянут недобрым словом.

Западники стали идеологически обслуживать «левую», а точнее, либеральную часть зарождавшегося политического спектра, а идеи славянофильства были предназначены для его «правого» фланга. Вероятно, в новой секте таким образом масонские руководители пытались заложить основы двухпартийной системы , как у всех цивилизованных людей. Интеллигенты с тех пор больше не объединялись. Хотя, казалось бы, западники, они же народные демократы и революционеры-террористы, были явно опасными, а славянофилы с их идеями о панславизме и самобытности - совершенно безобидны, но царская цензура в те времена не дремала и сумела разглядеть за внешне верноподданическими лозунгами нечто еретическое.

И что интересно, хотя современная интеллигенция Шеллинга и Гегеля не читает, но разделение продолжается: одни становятся «западниками», а другие «славянофилами». Одних от других легко отличить по культурным символам. У западников ими были Грановский и Белинский, Герцен и Огарев, историк С.М.Соловьев, но самый главный символ - философ Вл. Соловьев. К славянофилам принадлежали поэт А.Хомяков, историк Дм. Иловайский, писатель Ф. Достоевский и глава карловацкого раскола митрополит Антоний (Храповицкий).

Так на извилистых путях мятежной интеллигенции мы неожиданно встретились с основателем церкви нового типа - «церкви за рубежом ». Когда в 1906 г. на почве славянофильства были организованы «консервативные» партии (их называли «черносотенцами» в России, а в эмиграции «монархистами») то митрополит Антоний стал в этих кругах своего рода духовным вождем. Так что, если говорить о религиозных корнях карловацкого раскола , то через своего Вождя он восходит к национал-славянизму поздних славянофилов, а еще далее - к шеллингианству . Если шеллингианство, славянофильство и монархическая идея о невозможности «сохранить Церковь» без Царя считать признаками православной веры, то митрополит Антоний и все его почитатели, конечно, «во всем православны». Впрочем, о его вере судить не беремся, а чуть ниже (в гл. 25) покажем, как идеи славянофильства в эмиграции переродились в поклонение перед Гитлером.

Заканчивая тему предистории Революции, хотелось бы подвести итоги.

Почему именно к 1917 г. «средства производства не вытерпели противоречий с производственными отношениями» неизвестно, но, если верить Марксу, то именно по этой причине в июле 1918 года был убит последний царь из династии Дома Романовых. До этого их тоже убивали (в 1762, 1801, предположительно, в 1825 и 1854, совершенно точно в 1881 годах), но «средства» и «отношения» в драку не вступали. Тогда, вероятнее всего, оккультисты все еще были заняты проблемой, «как обустроить Европу», потому что, надо отдать должное европейцам, - над ними им пришлось «работать» гораздо дольше, чем над Россией. Ведь работа точильщиков там началась не позднее XIII в. и затянулась на 600 лет. Франция не сдавалась весь XIX в. - ее буквально изнасиловали постоянными революциями, а Германию и до сих пор побаиваются, хотя в 1945 году от нее оставили одни развалины. А Россия вышла на бой позже других и должна теперь, полагаясь на Бога, в одиночестве держать удар, а не стенать, что «нас лишили» того или этого. Мы сами себя всего лишили, потому что стали пособниками богоборцев, и не в 1917 г. или в 1927г., а гораздо ранее.

.Что же произошло между 1667 и 1917 годами? Появились два существенно новых сословия, - БУРЖУАЗИЯ и ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ, - из которых второй почему-то был назван прослойкой. Возможно, потому что первый оплачивал услуги второго. Эти новые сословия сложились из «разных чинов», то есть из всех бывших сословий (дворянства, купечества, духовенства и крестьянства), а также из представителей разных народов, из коих наибольший вес в обоих сословиях имели сначала немцы-протестанты, а позднее евреи-иудаисты. Чем в наибольшей степени эти новые сословия отличались от старых? Поскольку крупная буржуазия в основном состояла из староверов, сектантов и иноверцев, а интеллигенция - из атеистов, нигилистов, иудаистов и протестантов и тоже иноверцев, то в массе своей эти сословия НЕ БЫЛИ ПРАВОСЛАВНЫМИ, более того, по разным причинам к Православной Церкви питали ненависть, а многие из состава этих групп населения были откровенными БЕЗБОЖНИКАМИ и даже ОККУЛЬТИСТАМИ, состоя членами Теософского, Антропософского и Соловьевского обществ и розенкрейцерских лож. Понять причины новых, послереволюционных, расколов без учета того, что происходило в крайне перемешанном мире старообрядчества, тайного сектантства и богоискательства невозможно, и поэтому этой теме посвящена особая глава.

Господа буржуазные интеллигенты никак не могут простить Ленину его слова, что они не «мозг нации» - а наоборот. Они прямо со скрежетом зубовным вспоминают эту ленинскую фразу. Но при этом они только и делают, что подтверждают эти слова. Они постоянно демонстрируют свою подлость и глупость. А теперь они превзошли сами себя и в том и в другом – они вздумали ОТРИЦАТЬ САМО СУЩЕСТВОВАНИЕ РАБОЧЕГО КЛАССА!

Да, теперь почти каждый буржуазный интеллигент считает своим долгом с апломбом заявить: «Какой такой рабочий класс!? О чем вы говорите? Нет уже никакого рабочего класса! Где он, этот рабочий класс? Покажите мне его!»

Хочется спросить у этих господ – что у них в голове? Или они думают не головой – а противоположной частью тела?

Господа интеллигенты!

Ведь вы вроде бы пока еще не духи бесплотные – а материальные люди из плоти и крови. И обитаете вы не в горних сферах – а ходите по грешной земле. Вы едите, пьете, носите одежду, живете под крышей, пользуетесь туалетом, спите на кровати, отапливаете квартиру с помощью горячего отопления, ходите по асфальтированной улице, ездите на автобусе и на метро.

Так вот – откуда все это берется? Кто все это обеспечивает? Может быть, все это материализуется из воздуха? Или падает с неба? Или появляется по взмаху волшебной палочки Гарри Поттера?

Нет! Все это делают люди. Так вот, господа интеллигенты, эти люди и есть – РАБОЧИЕ, РАБОЧИЙ КЛАСС. Они производят все материальные блага, без которых не может существовать ни общество в целом, ни отдельный человек. В том числе и вы.

Так вот где он, этот рабочий класс, который наша буржуазная интеллигенция не изволит замечать. Он работает на полях, на фабриках и заводах, на рудниках и шахтах, на стройках и электростанциях. Он выращивает и собирает урожай в поле, доит коров на ферме, выпекает хлеб на заводе, шьет одежду на фабрике, обслуживает электростанции, прокладывает линии электропередач, поддерживает инфраструктуру в ЖКХ, ловит рыбу на траулерах, перевозит грузы по воде и суше, производит детали для компьютеров и комплектует их.

Это все - рабочий класс. Он – всюду, он везде. Он работает, чтобы вы получили все необходимое для жизни, для вашего покоя и комфорта. Если рабочего класса не станет хотя бы на секунду – вы тут же потеряете возможность жить так, как вы привыкли. Или еще яснее – вы без рабочего класса и шагу не можете ступить!

Так мы говорим буржуазному интеллигенту. Мы открываем его подслеповатые глаза - и тыкаем его носом в тот самый рабочий класс, которого якобы нет. Однако наш буржуазный интеллигент все равно не желает признать очевидное, и прибегает к новой уловке.

Да какой же это рабочий класс? – заявляет он – Разве это рабочий класс!? Это – тупое опустившееся быдло, которому только получить свою зарплату, нажраться, напиться и шмякнуться у телевизора! Никакой вашей хваленой «классовой сознательности» у него нет! Он и сам не прочь стать буржуем, этот ваш рабочий класс! Так он что ли, по-вашему, совершит революцию!? В гробу он видел вашу революцию и ваш марксизм!

Что мы видим? Что наша буржуазная интеллигенция снова демонстрирует свое невежество и свою полную политическую безграмотность. Она путает классовую принадлежность и классовую сознательность. Она воображает, что, если у рабочего класса на данный момент нет классовой сознательности – значит, и его самого нет!

Это – тупая и невежественная белиберда, совершенно под стать нашей интеллигенции.

РАБОЧИЙ КЛАСС ПРИ КАПИТАЛИЗМЕ ЕСТЬ В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ.

А вот с КЛАССОВЫМ СОЗНАНИЕМ дела могут обстоять по-разному. У рабочего класса может быть классовое сознание – а может и не быть.

Дело в том, что рабочий класс не может приобрести классовое сознание самостоятельно. Он может его приобрести только в одном случае – если ему поможет интеллигенция.

Что значит для рабочего класса – иметь классовое сознание?

Это значит – осознать свое положение в буржуазном обществе, свой главный классовый интерес, свои цели и задачи. Понять, что его угнетают и эксплуатируют. Что механизм капиталистической эксплуатации – присвоение прибавочной стоимости, а ее источник – частная собственность на средства производства. Что главный классовый интерес рабочих – освободиться, покончить с гнетом и эксплуатацией. А для этого - революционным путем свергнуть власть эксплуататоров и уничтожить основу эксплуатации – частную собственность.

Но для того, чтобы все это понять – он должен освоить идеи социализма.

Или, иначе говоря – приобрести классовое сознание для рабочего класса означает - приобщиться к социализму.

Однако социализм – это наука. А науку создают, разрабатывают и внедряют в сознание общества ученые. То есть – интеллигенция.

Сам же рабочий класс, в силу своего положения, не может без помощи интеллигенции приобщиться к социализму. Ибо в классовом обществе он отлучен от науки, не имеет к ней доступа. Для занятий наукой у него нет ни времени, ни сил. Все его время и силы уходят на одно – на то, чтобы работать на буржуазию, создавать для нее прибавочную стоимость, обогащать ее.

Поэтому на помощь рабочему классу должна была прийти (и приходила) революционная интеллигенция.

Это всегда были лучшие из интеллигентов. Они отличались выдающимся умом, образованностью, волей и энергией. Нередко они росли в среде буржуазии, в обеспеченных и влиятельных семьях. Они легко могли добиться житейского благополучия, сделать блестящую карьеру и подняться на верхние ступени буржуазного общества. Для этого требовалось только одно – чтобы они служили господствующему классу - капиталу.

Но они не искали для себя благополучия. Они стремились к социальной справедливости, к справедливому переустройству общества. Поэтому они порывали со своим классом и вставали на сторону угнетенных – на сторону пролетариата. Они отказывались от покоя, богатства и высокого положения и выбирали опасный путь революционера, который почти наверняка должен был их привести в тюрьму или на эшафот. Они шли к рабочим и несли им идеи научного коммунизма, помогали им понять свое истинное положение в буржуазном обществе, свои интересы, цели и задачи.

Такими были Маркс, Энгельс, Ленин, которые вышли из обеспеченной среды, но порвали с господствующим классом и посвятили свою жизнь угнетенному классу, пролетариату.

Рабочий класс, получив от этих интеллигентов социалистическую науку и приобщившись к ней, вырабатывал свое классовое, революционное пролетарское сознание. С этим сознанием он превращался в силу, способную совершить социалистическую революцию и переустроить общество на новых справедливых началах.

И вот почему рабочий класс теперь не обладает классовым сознанием, господа интеллигенты! Потому что в этом ему должна помочь революционная интеллигенция – а у нас теперь революционной интеллигенции как раз и нет. (Или ее слишком мало).

Наша современная российская интеллигенция в массе своей тупа и ограничена. Идеи научного коммунизма ей просто не по зубам.

Она труслива, корыстна и продажна. Встать на сторону угнетенных? Как бы не так! Она предпочитает прислуживать угнетателям. Идти к рабочему классу и нести ему революционные идеи? Не на ту напали! Она лучше пристроится под крылышко буржуазии и будет получать от нее жирные кусочки.

В своем падении наша интеллигенция достигла самого дна, поступает подлее некуда. Вместо того, чтобы разоблачать несправедливые порядки – она из кожи лезет, чтобы их оправдать. Вместо того, чтобы поддержать борьбу угнетенных за социальную справедливость – она не знает, как их оклеветать и очернить.

Словом, она показала себя в самом отвратном виде. И вот теперь она имеет наглость и бесстыдство обвинять рабочий класс - якобы он не такой, как нужно! Или же с большого ума вообще отрицает его существование.

Понятно, зачем она это делает. Она просто валит с больной головы на здоровую - чтобы оправдать собственную подлость. Она хочет скрыть от других и от себя правду. А правда проста. Наша интеллигенция, со всеми ее понтами, претензиями и амбициями – обыкновенная подстилка капитала.

В условиях капита­лизма они выступают и как капиталисты и как рабочие, следо­вательно, не соответствуют тенденции разъединения капитала и труда. Выходит, что «это такие произво­дители, производство которых не подчинено капиталистическому способу производства» .

Но дело не так просто, замечает К. Маркс. Ведь «независи­мый крестьянин или ремесленник подвергается раздваиванию. В качестве владельца средств производства он является капиталистом, в качестве работника - своим собственным наемным ра­бочим. Он, таким образом, как капиталист, уплачивает самому себе заработную плату и извлекает прибыль из своего капитала, т. е. эксплуатирует себя самого как наемного рабочего и, в виде прибавочной стоимости, платит себе самому ту дань, которую труд вынужден отдавать капиталу» .

Иными словами, говорит К. Маркс, и в этом независимом, самостоятель­ном крестьянине или торговце опять же закономерно проявляется главнейшее отношение между капиталом и трудом, присущее ка­питализму. «И потому разъединение кладется в основу как определенное отношение даже и там, где в одном лице соединяют­ся различные функции» .

Вот что значит марксистская диалектика! Во внешне кажущимся независимым крестьянине или ремесленнике со­единились в одном лице функции капиталиста и рабочего, и тоже проявилась неумолимая закономерность разъединения капитала и ра­ботника в капиталистическом обществе.

Внутренне заложенная в таком мелком буржуа противоречи­вость обусловливает и определенные тенденции его развития при капитализме. «Законом является то, что в процессе экономи­ческого развития эти функции разделяются между различными лицами и что ремесленник - или крестьянин,- производящий при помощи своих собственных средств производства, либо ма­ло-помалу превращается в мелкого капиталиста, уже эксплуати­рующего чужой труд, либо лишается своих средств производст­ва (чаще всего бывает последнее…) и превращается в наемного рабочего» .

При распадении мелких буржуа города и деревни на капиталистов и рабочих большинство их попадает в ряды пролетариата и лишь меньшинство - в ряды капиталистов го­рода и деревни.

Разложение мелкой буржуазии города и деревни на буржуа­зию и пролетариат вовсе не означает, что она должна совсем исчезнуть с развитием капитализма. Капитализм сам в извест­ной мере нуждается в мелком производстве, сам порождает соединение в одном лице функций капиталиста и работника. Часть буржуазии города и деревни рождается именно из мелко­го производства. В то же время разоряющиеся капиталисты попадают в ряды мелких буржуа города и деревни, а те в свою очередь вливаются в состав пролетариата. И наоборот, часть рабочих с развитием капитализма становится мелкими буржуа-ремесленниками, владельцами мастерских и т. д. Здесь происходит сложный диалектический процесс, который продол­жается в течение всего периода капиталистического развития. И «было бы глубокой ошибкой думать, что необходима «пол­ная» пролетаризация большинства населения… » .

Мелкая буржуазия, воплощающая средний, переходный между капиталом и трудом тип собственника-труженика, со­ставляет первую большую часть средних слоев капиталисти­ческого общества. Она есть средний, промежуточный слой (именно с точки зрения капиталистического способа произ­водства) потому, что, с одной стороны, представитель этого слоя не есть только капиталист или только наемный работ­ник, а сразу и капиталист, и работник в одном лице.

Мелкий буржуа - это такой владелец средств про­изводства, который сам непосредственно соединен с ними, ра­ботает с их помощью, и источником дохода которого является целиком или главным образом его самостоятельный труд. Мел­кий буржуа соединяет в себе черты класса капиталистов и рабочего класса, находится в промежутке между ними.

Мелкая буржуазия при капитализме представляет общест­венный класс , поскольку она характеризуется вполне конкрет­ным отношением к средствам производства, отличным от отно­шения к ним капиталистов и рабочего класса.

В. И. Ленин писал, что классов вообще (а не только основных) «в капитали­стическом и полукапиталистическом обществе мы знаем только три: буржуазию, мелкую буржуазию (крестьянство, как ее главный представитель) и пролетариат» . Он говорил о наличии в России «класса нашей мелкой буржуазии, мелких торговцев, мелких ремесленников и т. д.,- этого класса, который везде в Западной Европе сыграл свою роль в демократическом движении…» .

Мелкой буржуазии присуща вся совокупность основ­ных и производных классовых признаков. Вместе с тем мелкая буржуазия - неосновной, промежуточный, средний класс капи­талистического общества.

По своему внутреннему составу мелкая буржуазия распадает­ся на группы в зависимости от того, каким конкретным об­разом и в каких условиях происходит у нее соединение функ­ций капиталиста и работника. Это зависит от того, находится ли мелкий буржуа в городе или деревне, как связан он с про­мышленностью, конкретно с капиталом и конкретно с трудом и так далее.

Основное социальное деление класса мелкой буржуазии - на мелкую буржуазию города и мелкую буржуазию деревни. В этом делении находит также проявление и степень связи разных групп мелких буржуа с промышленностью, с различны­ми формами капитала, средств производства, с разными форма­ми труда (промышленного, сельскохозяйственного, торгового и т. д.).

В состав городской мелкой буржуазии входят прежде всего товаропроизводители в промышленной области - ремесленники и кустари, владельцы мелких мастерских и мелкие предпри­ниматели, работающие самостоятельно или с привлечением при­близительно от одного до четырех-пяти рабочих. Все эти лица живут больше на стоимость, которую сами создают, чем на прибавочную стои­мость, извлекаемую из труда нанятых работников.

Далее это мелкие торговцы и лавочники, работающие в сво­их заведениях только с членами семей или одновременно с ис­пользованием примерно 1-3 наемных работников, а также владельцы небольших предприятий в сфере обслуживания и услуг (парикмахерских, закусочных и т. п.).

Известно, что торговцы не являются производителями и их доход есть лишь часть прибавочной стоимости, созданной в сфере производства, которую они присваивают в форме торговой прибыли. Отличие мелкого торговца от среднего и крупного заключается в том, что он не живет за счет эксплуатации чужого труда как торговец-ка­питалист. Торговец-капиталист присваивает себе часть всей об­щественной прибавочной стоимости благодаря труду своих служащих, а мелкий торговец получает ее прежде всего благодаря своему собственному труду.

Наконец, к мелкой городской буржуазии надо отнести и мелких рантье. Мелкие рантье - это главным образом бывшие ремесленники и мелкие торговцы, ко­торые, накопив путем собственного труда небольшой капитал и сбережения, доверяют их государству или частным предприни­мателям и живут за счет процентов с них. Мелкие рантье постоянно разоряются под влиянием кризисов и инфляций, и ныне их число в капиталистических странах очень и очень незначительно. Даже во Франции, этой классической стране рантье, их численность очень мала.

В целом так называемая городская мелкая буржуазия, то есть ремесленники, мелкие торговцы, отличается от буржуазии тем, что она не эксплуатирует чужой труд; в то же время в отличие от рабочих она является собственником кое-каких ору­дий труда. Этим объясняется двойственный характер этой кате­гории и занимаемое ею промежуточное экономическое положе­ние.

В состав сельской мелкой буржуазии также входят пере­численные выше группы ремесленников и кустарей, торговцев и лавочников, владельцев небольших предприятий в сфере об­служивания и услуг, рантье, но основную, доминирующую ее массу составляет мелкая буржуазия в сельском хозяйстве, включающая мелких и средних крестьян в капиталистических странах с деревенским типом сельского хозяйства, мелких и средних фермеров в странах фермерского типа хозяйствования. Это владельцы небольших и средних участков земли и немногих сельскохозяйственных орудий производства, живущие целиком (мелкие крестьяне и фермеры) или главным образом (средние крестьяне и фермеры) за счет самостоятельного труда.

В произведениях классиков марксизма-ленинизма термин «крестьянство» употребляется в различных значениях, по край­ней мере, в четырех:

1) Крестьянство как собирательное понятие класса, перешедшего из феодального общества. В этом случае в него включаются все слои крестьянства, начиная с сельско­хозяйственного пролетариата и кончая крупным крестьянством (сельской буржуазией, кулачеством).

2) Трудящееся и эксплуа­тируемое крестьянство. В него входят сельскохозяйственный пролетариат, полупролетарии или парцелльные крестьяне и мел­кие крестьяне, не прибегающие к найму рабочей силы.

3) В по­нятие трудящегося крестьянства включаются, помимо указан­ных трех категорий, и средние крестьяне. Под трудящимися фермерами подразумевают мелких и средних фермеров.

4) Кре­стьянство как мелкая буржуазия, т. е. как та довольно четкая социальная группа, которая преобразована капитализмом и развивается на основе капиталистического способа производст­ва, есть совокупность мелких сельскохозяйственных производи­телей, которые одновременно являются и собственниками земли и тружениками, живут целиком или главным образом за счет своего труда. В него входят мелкие и средние крестьяне и фермеры. Именно в таком смысле идет речь о крестьянстве при капитализме.

В целом внутренний состав промежуточного класса мелкой буржуазии выглядит следующим образом:

Интеллигенция и служащие

Еще более сложная диалектика заложена в классовом положе­нии интеллигенции и служащих - этой другой большой, отлич­ной от мелкой буржуазии, части средних слоев капиталистиче­ского общества.

Интеллигент и служащий-это не собственник-труженик, как мелкий буржуа. (За теми исключениями, когда интеллигент, например врач, обладает и оп­ределенными средствами труда, делающими его, подобно мелкому буржуа, независимым работником, независимым профессионалом.) Это именно труженик, работник, причем в подавляющей массе - наемный работник.

Где же его место в классовой структуре капиталистическо­го общества? В составе ли труда, наемных работников, проле­тариата? В составе ли капитала, буржуазии? Или между этими двумя полюсами, в середине, в промежутке между капиталом и трудом, между буржуазией и пролетариатом? Если да, то по­чему?

Напомним, что труд сам по себе вовсе не яв­ляется достаточным критерием для отнесения человека к классу рабочих. «Нет трудящихся вообще, или работающих вооб­ще…». «…Понятие «производитель» объединяет пролетария с полупролетарием и с мелким товаропроизводителем, отступая, таким образом…, от основного требования точно различать классы» . Трудятся не только пролетарий, полупролетарий и мелкий буржуа. Ведут определенную деятельность и некоторые капиталисты, занятые умственным, управленческим трудом. Потому с большой осторожностью следует относиться и ставшему ныне популярным термину «трудящиеся», которое по своему значению даже намного шире, чем раскритикованное Лениным понятие «производитель». Понятие «трудящиеся» включает в себя всех наемных работников вообще (т.е. и служащих, и интеллигенцию), да еще и мелкую и даже среднюю буржуазию, которая тоже трудится — сама участвует в производстве и\или руководит им.

Основное требование, основной критерий классовых разли­чий, подчеркивал В. И. Ленин, не труд, не разделение труда, а отношение к средствам производства , форма собственности, с которой, связан труженик. Но эти отношения собственности, от­ношения к средствам производства, опять же должны браться не в отрыве, не в изоляции от общественного разделения труда. Единство отношений собственности (как основных) с обществен­ным разделением труда - вот марксистско-ленинский методоло­гический принцип выделения классов в составе классовой структуры капиталистического общества.

При этом важно помнить, что и вопросы собственности, и вопросы труда рассматриваются в марксизме не вообще, не абстрактно, а строго конкретно .

Нет труда вообще и собственности вообще. Есть труд физический и умст­венный, исполнительский и организаторский (управленческий), свободный и несвободный, творческий и нетворческий и т. д. Точно так же нет собственности вообще и отсутствия собствен­ности вообще.

Марксистский критерий отношения к средствам производства вовсе не исчерпывается односложным ответом «владеет» или «не владеет» та или иная группа людей средст­вами производства. Само «владение» и «невладение» средства­ми производства различно у разных групп людей, например «владение» у капиталистов и мелкой буржуазии, «невладение» у пролетариев и технической интеллигенции, у рабочих и го­сударственных, торговых и канцелярских служащих.

Именно в таком единстве конкретных отношений собствен­ности и общественного разделения труда рассматривали общественные группы основоположники марксизма-ленинизма. Про­летарии, указывал К. Маркс, это не просто люди труда, и не только лица, лишенные собственности на средства производст­ва. Это есть одновременно труд, как нечто исключающее соб­ственность. В свою очередь капиталисты - это не просто собст­венники средств производства. Это есть капитал, как нечто исключающее труд.

По соотношению конкретных элементов собственности и труда, по характеру самой связи этих двух моментов - отно­шений собственности и общественного разделения труда - К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин определяли место интелли­генции и служащих в составе социальной структуры капита­лизма.

Понятия «интеллигенция» и «служащие» сами по себе не являются четкими классовыми категориями, так как харак­теризуют людей не со строго классовой позиции (в конечном счете, по отношению к средствам производства), а с иных точек зрения, причем различ­ных.

Понятие «интеллигенция» характеризует лю­дей с точки зрения характера их труда . Это работники ум­ственного, интеллектуального труда, такие образованные пред­ставители населения, «капиталом» которых является их разум, умственные способности и которые трудятся и живут за счет работы головы, интеллекта (инженерно-технические и научные работники, учителя, врачи, работники искусства и т. д.).

Понятие «служащие» относится к лицам, взявшим на себя обя­зательство нести службу государству или частному предприни­мателю за определенное жалованье. В отличие от интеллигентов их так часто и называют «работниками на жалованьи» (в англ. языке — salaried workers, salaried employees), а также «работниками нефизиче­ского труда» (nonmanual workers), «работниками в белых во­ротничках» (white-collar workers), или просто «белыми воротничками» (white-collars).

Вообще говоря, один и тот же человек может быть и интел­лигентом и служащим, например врач или учитель, находящий­ся на государственной службе. Многие служащие в капиталистическом обществе являются интеллигентами по характеру сво­его труда, а большинство интеллигентов входит в состав слу­жащих по своему положению относительно государства или частного предпринимателя.

В рассматриваемом смысле категория служащих является намного более широкой, чем категория ин­теллигенции: последняя составляет лишь часть слоя служащих капиталистического общества (хотя некоторая доля интеллиген­тов не является служащими). Интеллигентами и высшими слу­жащими могут быть и владельцы средств производства, капиталисты, когда они становятся управляющими, адвокатами, журналистами или занимают определенные должности в государ­ственном аппарате. От этого, однако, они вовсе не перестают быть именно капиталистами по своей классовой природе.

Касаясь служащих, интеллигентов, основоположники марк­сизма-ленинизма указали на три главные особенности, классово отличающие их от буржуазии и пролетариата в капиталисти­ческом обществе, ставящие их в срединное, промежуточное по­ложение в классовой структуре капитализма.

Первая главная особенность касается конкретного характера отношения интеллигентов и служащих к капиталистической соб­ственности, конкретной формы их связи с частной собственностью.

Отношение рабочего, пролетария к частной собственности таково, что его труд вместе с тем исключает всякую собствен­ность, а значит и возможность пользоваться этой собственно­стью, получать от нее блага, привилегии и посему служить, прислуживать ей. Хотя и здесь, как мы видели, эта противо­положность «труда, исключающего собственность», не является абсолютной. Верхушка рабочих оказывается в положении, ког­да она подкармливается за счет капитала, получает крохи со стола магнатов буржуазии, а следовательно и ей кое-что перепадает от нажитой за счет эксплуатации капиталистической прибавочной стоимости.

Если взаимоисключаемость труда и капитала оказывается не абсолютной даже у некоторой части рабочих (хотя у подавляю­щего большинства пролетариата она проявляется с полнотой), то у служащих и интеллигенции такой взаимоисключаемости труда и частной собственности обычно нет - в силу особенно­стей их классового положения.

Пролетариат как непосредственный производитель, как ра­ботник, занятый производительным трудом, оплачивает сам се­бя , ибо он сам воспроизводит стоимость своей собственной ра­бочей силы (и при этом производит еще прибавочную стоимость для капиталиста). Свой труд рабочий обменивает на перемен­ную часть капитала, т. е. на ту его часть, которая в виде за­работной платы возвращается к нему как стоимость его рабо­чей силы. Капиталист же получает остальное - прибавочную стоимость, прибыль. Эти две части: заработная плата и прибыль (с ее внутренними подразделениями) - единственное, что создает­ся производительным трудом и за счет чего можно жить в ка­питалистическом обществе. По словам К. Маркса, «вообще су­ществуют только два исходных пункта: капиталист и рабочий. Третьи лица всех категорий или должны получать деньги от этих двух классов за какие-нибудь услуги, или, поскольку они получают деньги, не оказывая никаких услуг, они являются со­владельцами прибавочной стоимости в форме ренты, процента и т. д.» .

Классовая особенность весьма значительной части служа­щих (прежде всего, не занятой собственно умственным трудом) в том, что она не оплачивает сама себя , как рабочие, а полу­чает оплату или от владельца прибыли, т. е. от капиталиста, или обменивает свой труд на часть заработной платы, имею­щейся у пролетариев. Это обусловлено тем, что данная наиболь­шая часть служащих занята непроизводительным трудом , т. е. таким, который не воспроизводит их рабочей силы и не про­изводит прибавочной стоимости - в целом капитала.

К непроиз­водительным работникам, живущим на доход, К. Маркс относил в капиталистическом обществе государственных чиновников, во­енных, духовенство, судей, адвокатов и т. д. Это весьма зна­чительная часть служащих и интеллигенции. Эти непроизводи­тельные работники «могут оплачиваться только из заработной платы производительных рабочих или из прибылей их нанимате­лей (и соучастников в дележе этих прибылей)» . Их труд «об­менивается не на капитал, а непосредственно на доход, т. е. на заработную плату или прибыль (а также, конечно, и на те раз­личные рубрики, которые существуют за счет прибыли капита­листа, каковы процент и рента)» .

Это не означает, конечно, что все такие служащие получают деньги даром. Нет, они получают доход за свой труд, но труд этот представляется непроизводительным с точки зрения капи­талистического производства. «Эти непроизводительные работ­ники,- продолжает К. Маркс,- не безвозмездно получают свою долю дохода (заработной платы и прибыли), свою долю в това­рах, созданных производительным трудом,- они должны ее ку­пить, - но к производству этих товаров они не имеют никакого отношения» .

Этот факт, что свою долю в доходах непроизводительные ра­ботники «должны купить», причем купить прежде всего у вла­дельцев прибыли, капиталистической собственности, играет весь­ма существенную роль. Капитализм превращает служащих и многих других работников умственного труда в прямых наемных работников. Но это наемные работники как бы особого рода , от­личные от наемных работников-пролетариев. Пролетарий про­изводительным трудом зарабатывает «свою долю» из всего со­зданного им дохода, без которой капиталист не получит и «сво­ей» доли. Непроизводительный же работник не забирает свою «причитающуюся» ему долю дохода, как рабочий, а покупает ее у пролетария или капиталиста, главным образом у последнего, оказывая ему какие-либо услуги, и тем самым попадает в зависимость от капиталиста, прислуживает ему.

Свою долю дохода государственный чиновник, конторский служащий, военный, адвокат, судья, идеологический работник и т. д. получают в виде жалованья или прямо от владельца пред­приятия, банка или от буржуазного государства, контролируе­мого тем же капиталом.

Иными словами, оплату своего наемного труда масса служа­щих получает прямо или косвенно от капиталистов, а отсюда эта масса служащих оказывается привязанной к интересам част­ной собственности , поставленной в услужение этой собственно­сти.

Если труд пролетария исключает частную собственность (пролетарий никак не соединен с нею, не заинтересован в ее развитии), то труд наемного служащего, оплачиваемый капита­лом, тем самым оказывается определенным образом соединен­ным с частной собственностью, предполагающим ее, зависящим от нее, а потому служащим в определенной степени ее интересам.

Такое конкретное отношение труда массы служащих к капи­талистической частной собственности объективно складывается вопреки тому, что саму капиталистическую прибыль, от которой они получают доход в обмен на свой труд и от которой они тем самым зависят, создают те же рабочие, пролетарии. «…Все производительные работники, во-первых, доставляют средства для оплаты непроизводительных работников, а во-вторых, до­ставляют продукты, потребляемые теми, кто не выполняет ника­кого труда » ; «…производительные рабочие создают материаль­ный базис для пропитания непроизводительных работников и, следовательно, для существования этих последних» ,- писал К. Маркс. В этом заключаются парадоксы, внутренняя противо­речивость капиталистического способа производства и распреде­ления: служащие зависят не от того, кто для них произвел, а от того, от кого они получают. В этой же противоречивости вместе с тем заложена и возможность того, что на смену сое­динения труда служащих с частной собственностью (прибылью), от которой они получают свой доход, будет приходить во все большей мере соединение труда служащих с трудом пролета­риев.

Особое социальное отношение, особая форма социальной свя­зи с частной собственностью существует и у той части интел­лигенции и служащих, которая занята производительным трудом в материальной или духовной области.

Это характерно, с одной стороны, для тех работников умст­венного труда, которые заняты в сфере духовного производства. Этих деятелей капитализм неумолимо превращает в своих наем­ных работников. «Буржуазия лишила священного ореола все ро­ды деятельности, которые до тех пор считались почетными и на которые смотрели с благоговейным трепетом ,- писали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии».- Вра­ча, юриста, священника, поэта, человека науки она превратила в своих платных наемных работников» . Их труд в значитель­ной части носит производительный характер, но труд этот особо­го рода, он не адекватен производительному труду пролетариев в материальной области. «В духовном производстве в качестве производительного выступает другой вид труда» ,- писал К. Маркс. Особенность духовной продукции, оплачиваемой ка­питалом в своих частнособственнических интересах, ставит дан­ных работников умственного труда в материальную зависимость от капитала, от частной собственности. В. И. Ленин писал, что «образованные люди, вообще «интеллигенция» не может не вос­ставать против дикого полицейского гнета абсолютизма, травя­щего мысль и знание, но материальные интересы этой интелли­генции привязывают ее к абсолютизму, к буржуазии, заставля­ют ее быть непоследовательной, заключать компромиссы, про­давать свой революционный и оппозиционный пыл за казенное жалованье или за участие в прибылях или дивидендах» .

Здесь очень важно указание В. И. Ленина о зависимости ма­териальных интересов интеллигенции, работников умственного труда от буржуазии, о том, что часть интеллигенции участвует в прибылях или дивидендах, получаемых буржуазией. Это опять-таки вытекает из того, что хотя труд многих интеллигентов является производительным, он производителен в ином роде, чем труд пролетариев, а потому получаемая этими интеллиген­тами доля доходов зависит в первую очередь от класса капита­листов, владельцев собственности, и тем самым данные группы интеллигенции оказываются привязанными опосредствованным образом к частной собственности.

Еще более явно привязанность к частной собственности, за­висимость от нее, проявляется у производительных работников умственного труда, занятых в материальном производстве .

По словам К. Маркса, к числу производительных работни­ков «принадлежат, разумеется, все те, кто так или иначе участву­ет в производстве товара, начиная с рабочего в собственном смысле слова и кончая директором, инженером (в отличие от капиталиста)» . Надсмотрщик, инженер, приказчик, управляю­щий - все это наемные работники, занятые производительным трудом, но тем не менее их отношение к частной капиталисти­ческой собственности совершенно иное, чем у рабочих.

К. Маркс подчеркивал, что труд инженерно-технических ра­ботников по управлению и надзору имеет двоякую природу. Это - «производительный труд, выполнять который необходимо при всяком комбинированном способе производства». Вместе с тем он выполняет «специфические функции, вытекающие из про­тивоположности между правительством и народными массами» . В этой своей части «труд по надзору и управлению… возникает из антагонистического характера общества…» .

Отсюда труд инженерно-технического персонала по-иному и оплачивается. Часть капиталистической прибыли «выступает в форме содержания управляющего в таких видах предприятий, размер и т. д. которых допускают настолько значительное раз­деление труда, что можно установить особую заработную плату для управляющего» . Это очень важное замечание К. Маркса. Выходит, заключает К. Маркс, что «наемный рабочий вынуждает­ся производить свою собственную заработную плату и сверх того плату за надзор, компенсацию за труд по управлению и надзору за ним…» .

А это показывает, насколько различно конкретное отношение к собственности, к капиталу у рабочего и у технического интелли­гента, управляющего. Рабочий - наемный работник, и он пол­ностью отгорожен от частной собственности, он ничего от нее не получает, наоборот, у него капиталисты изымают созданную им прибавочную стоимость. Инженер, управляющий, надсмотрщик - также наемный работник, но за выполнение своей «специфичес­кой функции» управления он получает от капиталиста «особую заработную плату» в виде части капиталистической прибыли; хотя эту часть заработной платы управляющий получает от капиталиста, фактически он изымает ее у рабочего, который произвел саму эту «плату за надзор».

Вот в чем конкретное и весьма существенное различие в связи труда рабочего, пролетария, и труда интеллигента, управ­ляющего, с частнокапиталистической собственностью, с капита­лом.

К. Маркс, анализируя тенденции развития инженерно-техни­ческого, управленческого персонала, отмечал, что с развитием капитализма плата за надзор с возникновением многочисленных промышленных и торговых управляющих «опускалась, как вся­кая плата за квалифицированный труд, по мере общего разви­тия, понижавшего издержки производства особо обученной ра­бочей силы» . Это - чрезвычайно точно подмеченная и объяс­ненная К.Марксом тенденция понижения оплаты труда инженер­но-технического, управленческого персонала, его приближения к оплате просто служащего, просто наемного работника.

Анализ взаимоотношений капитала и труда , сделанный советскими экономистами в середине XX в., показал, что уже средние управляющие (промышленные офицеры) - директора произ­водственных предприятий, как правило, имеют жало­ванье, в которое входит оплата как их необходимого труда, так и прибавочного. Это ставит таких управляющих не только фор­мально (по уровню жизни), но и по существу на одну ногу со средней буржуазией.

Что же касается высших управляющих, то их колоссальные вознаграждения не укладываются ни в какие разумные критерии «оплаты за известного рода искусный труд» и состоят в значительной, а иногда и в подавляющей своей части из прибавочной стоимости, созданной другими (наряду с оплатой их действительного управленческого труда).

Пару совсем свежих и более чем наглядных примеров:

23 сентября 2014 г. в Госдуме депутат В.Ф.Рашкин публично огласил заработные платы топ-менеджмента ведущих российских государственных компаний:
-зарплата И. Сечина в компании «Роснефть» — 4,5 миллиона рублей в день,
-зарплата А. Миллера в компании «Газпром» — 2,2 миллиона рублей в день,
-зарплата В. Якунина в компании РЖД — 1,3 миллиона рублей в день .
Скромно, не правда ли?

А вот и еще один пример — российский суд буквально на днях признал законным сумашедшие выплаты при увольнении экс-президенту «Ростелекома» А. Провоторову (так называемый «золотой парашют»), составившие более 200 млн. рублей. Хотя даже акционеры компании были возмущены такими колоссальными цифрами.

Итак, главными особенностями классового положения служащих и интеллигенции, отличающих их от рабочего класса, являются:

Первая глав­ная особенность — служащие и интеллигенция, в отличие от рабо­чего класса, прямо противостоящего капиталу, находятся в опре­деленной зависимости от частной собственности, получая от ка­питалиста (или через него) то ли средства существования в виде дохода, то ли прямо часть капиталистической прибыли, повышенную, «особую заработную плату» - иными словами, оказываются в социальном положении заинтересованных в част­ной собственности, ориентирующихся на нее, связывающих себя с нею, служащих капиталу. В той мере, в какой служащие и интеллигенты в ходе капиталистического развития ослабляют, разрывают эти связи и зависимости от частной собственности, от капитала, они переходят на позиции наемных работников пролетарского типа.

Вторая главная особенность социального положения слоя служащих и интеллигенции, отличающая его от рабочего класса, лежит уже не в области собственности, а в области труда. Она заключается в том, что интеллигенты и служащие социаль­но закреплены за совершенно иным видом труда, нежели ра­бочие, а именно - за нефизическим, умственным трудом, в то время как пролетариат, рабочий класс социально привязан пре­имущественно к физическому труду.

Пока труд индивидуален, отмечал К. Маркс, в нем объедине­ны бее функции: умственного и физического, управленческого и исполнительского труда. Впоследствии они разъединяются и до­ходят до враждебной противоположности. «Отделение интеллек­туальных сил процесса производства от физического труда и превращение их во власть капитала над трудом получает свое завершение, как уже указывалось раньше, в крупной промыш­ленности, построенной на базе машин» .

Итак, при капитализме умственный труд социально отделен от рабочего класса и превращается во власть капитала над трудом, противостоит рабочим как чуждая и господствующая над ними сила. Разделение умственного и физического труда вы­ступает как социальная противоположность умственного и физи­ческого труда.

В результате складывается следующее положение: во-пер­вых, рабочий и интеллигент, служащий, каждый в отдельности относятся к капиталу как наемный работник; во-вторых, между собой они классово разъединены, противопоставлены друг дру­гу, представляя умственный или физический труд; в-третьих, все это не мешает им быть в производственном процессе (а не в социальной области) членами одного производственного кол­лектива - и в этом специфическом смысле (только в этом, а не в смысле их классовой тождественности, как сплошь и рядом толкуется) - совокупным рабочим .

В области труда и в социальной области умственный труд оказывается противостоящим физическому труду рабочих, хотя интеллигенты и рабочие и работают вместе («совокупный рабо­чий») и каждый в отдельности является наемным работником. Но социально физический труд пролетариата оказывается под­чиненным капиталу, как непосредственно, так и через посред­ство используемого последним умственного труда интеллиген­ции. В этом корень классовой противоположности умственно­го и физического труда и это обусловливает то обстоятельст­во, что даже инженерно-технический персонал, управляющий машинами, а не людьми, выступает как «высший, частью науч­но образованный» слой, «стоящий вне круга фабричных рабо­чих, просто присоединенный к нему» .

Рабочему классу при капитализме классово противостоит не только умственный, но и в целом весь нефизический труд - т. е. труд и интеллигенции (собственно умственный) и служа­щих (носящий непроизводительный характер). «…Разделение тру­да превращает непроизводительный труд в исключительную фун­кцию одной части работников, а производительный труд - в ис­ключительную функцию другой части» .

Понятно, что эта обусловливаемая капиталистическим спосо­бом производства отгороженность, отделение нефизического тру­да от физического, приводящая к существенным классовым различиям между служащими и интеллигенцией, с одной сторо­ны, и рабочим классом,- с другой, может ослабляться, размы­ваться по мере того, как физический труд пролетариата в силу экономических причин (социальных условий для этого капита­лизм не создает и не стремится создать) наполняется элемен­тами умственного труда.

Третья главная особенность , характеризующая классовое положение интеллигенции и служащих как отличное от классового положения рабочего класса, состоит в том, что значитель­ная часть интеллигенции и служащих социально закреплена за управленческим (организаторским) трудом , в то время как весь пролетариат социально прикреплен к исполнительскому труду.

Как отмечал К. Маркс, труд по надзору и управлению необ­ходимо возникает всюду, где непосредственный процесс произ­водства имеет вид общественно-комбинированного процесса. Уп­равленческий труд выступает как специфический вид умственно­го труда, как умственный труд, связанный с управлением, с уп­равленческой деятельностью.

Как и умственный труд, управленческий труд «идет» от вла­дельца собственности (в любой антагонистической формации), в том смысле, что если вначале умственный и управленческий труд был привилегией эксплуататоров, то потом он переклады­вается на особую социальную категорию работников умственно­го труда, управленческих работников. Капиталист сначала осво­бождается от физического труда, а затем передает «функции не­посредственного и постоянного надзора за отдельными рабочи­ми и группами рабочих особой категории наемных работников.

Как армия нуждается в своих офицерах и унтер-офицерах, точ­но так же для массы рабочих, объединенной совместным трудом под командой одного и того же капитала, нужны промышлен­ные офицеры (управляющие, managers ) и унтер-офицеры (над­смотрщики, foremen , overlookers , contre — maitres ), распоря­жающиеся во время процесса труда от имени капитала. Работа надзора закрепляется как их исключительная функция» .

Управленческий труд ведется от имени капитала и к тому же, нося двойственный характер, оплачивается особой заработной платой, включающей часть капиталистической прибыли. По всем этим причинам управленческий труд части интеллигенции и слу­жащих классово противостоит исполнительскому труду рабо­чего класса, тем самым классово отличая интеллигенцию и служащих от пролетариата.

Отмеченные три главные особенности классового положе­ния интеллигенции и служащих характеризуют в единстве их конкретное отношение к частной капиталистической собственно­сти и их конкретное место в общественном разделении труда. Это и делает данный социальный слой наемных работников, тру­дящихся существенно классово отличным и от рабочего клас­са, и от класса буржуазии. При всей своей привязанности к ка­питалу в вопросах собственности и характера выполняемого труда, при всех аспектах получения от капитала повышенной заработной платы или части прибыли, слой интеллигенции и служащих остается совокупностью наемных работников, лишен­ных собственных средств общественного производства.

В силу этого К. Маркс, Ф. Энгельс и В. И. Ленин относи­ли служащих и интеллигенцию к промежуточному общественному слою (межклассовому слою) , находящемуся в классовой структуре капитализма меж­ду буржуазией и пролетариатом. Говоря о развитии при капитализме служащих, или лиц, занятых непроизводительным трудом и живущих на доход, К. Маркс упрекал Д. Рикардо: «Что он за­бывает отметить, так это - постоянное увеличение средних клас­сов, стоящих посредине между рабочими, с одной стороны, капи­талистами и земельными собственниками, с другой,- средних классов, которые во все возрастающем объеме кормятся боль­шей частью непосредственно за счет дохода, ложатся тяжким бременем на рабочих, составляющих основу общества, и увели­чивают социальную устойчивость и силу верхних десяти тысяч» . В. И. Ленин условно относил интеллигенцию, средний класс, мел­кую буржуазию к одной общественной группе .

При этом В. И. Ленин указал на существенное различие меж­ду двумя частями средних слоев капиталистического общества, а именно, что мелкая буржуазия фактически представляет ста­рую часть средних слоев, а интеллигенция и служащие - ее но­вую часть , рожденную именно более развитой ступенью капита­лизма. По его словам, «во всех европейских странах, в России в том числе, неуклонно идет вперед и «утеснение» и упадок мелкой буржуазии… А наряду с этим «утеснением» мелкой бур­жуазии в земледелии и промышленности идет нарождение и раз­витие «нового среднего сословия», как говорят немцы, нового слоя мелкой буржуазии, интеллигенции, которой тоже все труд­нее становится жить в капиталистическом обществе и которая в массе своей смотрит на это общество с точки зрения мелкого производителя » .

По своему внутреннему составу слой интеллигенции и служа­щих характеризуется тем, что он социально не однороден, про­тиворечив, состоит фактически из социально различных и проти­востоящих друг другу слоев, примыкающих к разным классам капиталистического общества.

Поскольку таких классов в капиталистическом обществе три (буржуазия, мелкая буржуазия, пролетариат), постольку глав­ное разделение интеллигенции и служащих, с точки зрения ее прикрепленности, привязанности к разным классам,- это разде­ление на три части, на три слоя: два решающих, основных - буржуазную интеллигенцию и пролетарскую интеллигенцию, и третий колеблющийся, переходный - мелкобуржуазную интел­лигенцию.

Здесь нужно учитывать то, что класс мелкой буржуазии сам является промежуточным, срединным в капиталистическом об­ществе, что он постоянно размывается на часть, включающуюся в буржуазию, и часть, включающуюся в пролетариат. Отсюда та часть интеллигенции и служащих, которая примыкает к классу мелкой буржуазии, подобно мелкой буржуазии имеет тенденцию все более расчленяться на тех, кто вольется в буржуазную ин­теллигенцию и служащих, и тех, кто вольется в пролетарскую интеллигенцию и служащих, хотя это не означает естественно, что вся данная третья, колеблющаяся часть интеллигенции и служащих должна вообще исчезнуть, размыться.

В. И. Ленин, касаясь интеллигенции и служащих в дорево­люционной России, писал, что «состав «интеллигенции» обрисо­вывается так же ясно, как и состав общества, занятого произ­водством материальных ценностей: если в последнем царит и правит капиталист, то в первой задает тон все быстрее и быст­рее растущая орава карьеристов и наемников буржуазии,- «ин­теллигенция» довольная и спокойная, чуждая каких бы то ни было бредней и хорошо знающая, чего она хочет… наивные пре­тензии устыдить буржуазную интеллигенцию за ее буржуаз­ность… смешны… За этими пределами начинается либеральная и радикальная «интеллигенция»…» Затем следует примыкающая к пролетариату «социалистическая интеллигенция» .

Можно выделить пять основных черт, обусловливающих и раскрывающих прикрепленность, привязанность частей интелли­генции и служащих к тем или иным классам.

Во-первых , материальная привязанность, выражаемая в по­лучении служащими части капиталистической прибыли, особой «доплаты» за управленческий труд, повышенной заработной пла­ты, различных привилегий, или же отсутствие такой материаль­ной привязанности. К числу таких привилегий, к примеру, для конторских и торговых служащих при капи­тализме относятся, например, зачисление в «штат», возмож­ность обедать в другой столовой и получать жалованье, а не заработную плату (даже если жалованье и ниже заработной платы), возможность приходить на работу позже, воспитание снобизма и кастовых предрас­судков и т.п. .

Во-вторых , привязанность по характеру выполняемого труда (трудовая привязанность), когда конкретный вид умственного, нефизического, управленческого труда более привязан, прибли­жается к деятельности буржуазии, пролетариата или мелкой буржуазии.

В-третьих, бытовая привязанность, привязанность по жиз­ненным условиям, связывающая жизненный уровень и образ жизни частей интеллигенции и служащих с теми или иными классами.

В-четвертых, привязанность по происхождению, накладываю­щая отпечаток на группы интеллигенции и служащих в зави­симости от того, вышли ли они из имущих классов, из пролетариата или мелкой буржуазии.

В-пятых, идейно-политическая привязанность, выражающая связь групп интеллигенции и служащих с классами по их воз­зрениям, политической ориентации, политической позиции и дей­ствиям, участию в борьбе на стороне тех или иных классов.

Наряду с делением на социальные слои по прикрепленности, привязанности к тем или иным классам, интеллигенция и служа­щие подразделяются на социальные слои и группы в зависимо­сти от места в общественном разделении труда.

Все интелли­генты и служащие - работники нефизического труда (или труда обслуживания) и это со­циально отличает их от рабочих. Вместе с тем часть их - ра­ботники собственно умственного труда, а часть - специфического нефизического труда (еще не ставшего умственным, интеллекту­альным в точном смысле слова), труда обслуживания.

Поэтому если давать характеристику интеллигентам и слу­жащим с единых критериев, а не разных, а именно - по харак­теру труда, то в этом случае интеллигенция объединяет работников умственного труда , служащие - работников специфиче­ского нефизического труда, труда обслуживания .

В составе работников умственного труда - интеллигенции - выделяется управленческая интеллигенция, которой помогают управленческие служащие, сами не занятые собственно умствен­ным трудом и управленческой работой, а помогающие своим трудом обслуживания управленческим работникам. В совокуп­ности управленческая интеллигенция и управленческие служа­щие составляют административно-управленческий персонал , слой чиновничества, бюрократии . В. И. Ленин говорил о по­нятии «чиновничества, бюрократии, как особого слоя лиц, спе­циализировавшегося на управлении…»

Наконец, интеллигенция и служащие разделяются на город­скую и сельскую интеллигенцию и служащих. Принадлежность к городу или селу накладывает социально-экономический отпечаток на разные части служащих и интеллигенции.

В целом состав интеллигенции и служащих таков.

Данная разделение интеллигенции и служащих на социальные слои не итоговое. Внутри умственного труда, труда обслу­живания и управленческого труда существуют свои подразделения. Причем, это не просто про­фессиональные различия по занятости. Подобно тому, как раз­ные группы рабочих, занятые в различных сферах деятельности, выражают различную степень связи с промышленно­стью, разные группы интеллигенции и служащих, занятые в раз­личных областях деятельности, выражают разную степень свя­зи с промышленностью и вообще с материальным и духовным производством.

В составе интеллигенции, работников умственного труда, мно­гие из которых к тому же заняты управленческой деятельно­стью, выделяется немало таких подразделений и групп.

Технико-экономическая интеллигенция, представляющая сово­купность работников умственного труда - технических специа­листов, экономистов, статистиков, многие из которых ведут уп­равленческую работу. Ее составные части - инженерно-техниче­ская и управленческая интеллигенция в хозяйственной области (менеджеры). Данные группы включают прежде всего тех дирек­торов, управляющих, инженеров, техников и других технических специалистов, которые осуществляют умственный труд в произ­водстве, а также выполняют в значительной части функции уп­равления и руководства непосредственно на предприятиях. Сюда относятся, далее, работники управленческого аппарата промыш­ленности, финансовых и сельскохозяйственных компаний, зани­мающиеся общими вопросами руководства, управления и плани­рования в хозяйственной области. Сюда же относятся экономи­сты, плановики, статистики и подобные работники с технико-эко­номическим образованием. В целом это примерно та категория людей, которая называется ныне в буржуазной литературе технокра­тией, менеджментом и экономической бюрократией.

Лица свободных профессий - ученые, врачи, юристы, учите­ля, артисты, писатели, художники, музыканты и т. д.- явля­ются работниками умственного труда, занятыми вне сферы ма­териального производства и производящими определенные ду­ховные ценности. Часть из них также выполняет функции управ­ления.

Управленческие работники государственного аппарата (преж­де всего должностные лица) представляют работников умствен­ного труда, управленческую интеллигенцию в государственной области (политического, хозяйственного, военного, полицейского и другого управления), а не в области частного предпринима­тельства. В практической работе они связаны с государствен­ными служащими.

Подобными же чертами умственного труда характеризуются работники идеологического аппарата (газет, журналов, радио, телевидения и т. п.), связанные с буржуазным государством, но не занимающиеся в большинстве управленческой деятельно­стью.

В состав интеллигенции при капитализме входят также слу­жители культа, духовенство.

В составе служащих, работников труда обслуживания выде­ляются следующие группы:

Конторские служащие в промышленности, банках и других учреждениях, связанные с экономикой, которые представлены бухгалтерами, кассирами и тому подобными работниками, осу­ществляющими функции учета, калькуляции. Они не заняты в производстве, как рабочие, и не производят прибавочной стои­мости, капитала. Поэтому та часть капитала, которая идет на бухгалтеров, конторщиков и т. п., отвлекается от процесса про­изводства и принадлежит к издержкам обращения, к вычетам из общей выручки.

Торговые служащие - это наемные работники в торговле, приносящие прибыль торговым капиталистам. Но они, как и конторские служащие, не производят непосредственно прибавочной стоимости. Служащие в торговле и в банках фактически используются капиталистами для присвое­ния и перераспределения прибыли, и, потому прямое отождествление их с пролетариями не совсем правильно.

Имеются также служащие транспорта, связи и коммуналь­ных предприятий. Это кондукторы, телефонисты, телеграфисты, сторожа и подобные работники.

Значительную по размерам группу составляют государствен­ные служащие - огромная масса чиновников государствен­ного гражданского аппарата, служащие полиции, армии, налоговых органов и т. п., работающие под руководством государственных должностных лиц и управленческих работников. Их функцией является не умственный труд как таковой, создающий ценности, а исполнение определенной деятельности, несение определенных обязанностей (полицейского, сборщика налогов и т. п.). Служа­щие государственного аппарата и армии в условиях капитализ­ма, отмечал К. Маркс, относятся к тем работникам, «которые сами ничего не производят - ни в области духовного, ни в обла­сти материального производства - и только вследствие недо­статков социальной структуры оказываются полезными и необхо­димыми, будучи обязаны своим существованием наличию соци­альных зол» .

Таковы те конкретные категории лиц, объединяемые поняти­ями интеллигенции и служащих, которые по своему специфиче­скому положению в системе материальных отношений и общест­венного разделения труда занимают промежуточное положение между буржуазией и рабочим классом.

О понятии «средний класс»

Из произведенного анализа видно, что понятие средних соци­альных слоев капиталистического общества с марксистской точ­ки зрения имеет собирательное, обобщающее значение. Средние слои не представляют экономически, социально и политически однородного целого , как общественные классы. Входящие в них группы занимают различное место в системе материальных от­ношений, а следовательно, характеризуются различным местом в системе общественного разделения труда, в процессе произ­водства и в сфере распределения.

Каждый из входящих в средние слои классов и слоев занима­ет в классовой структуре капиталистического общества специ­фическое промежуточное положение между двумя его полюсами. В силу этого марксистская наука, признавая правомерность со­бирательного понятия средних, или промежуточных, слоев при анализе классовой структуры капиталистического общества, на первый план выдвигает конкретный анализ социально-экономи­ческого положения и вытекающей отсюда политической роли каждого входящего в средние слои класса и слоя.

Естественно, что в классовых обществах с изменени­ем двух социально противоположных полюсов менялся и состав средних слоев, находившихся в промежутке между ними. В рабо­владельческом обществе промежуточное положение между ос­новными, противоположными классами рабов и рабовладельцев занимали мелкие собственники, живущие своим трудом (ремес­ленники и крестьяне), люмпен-пролетариат, образовавшийся из разорившихся ремесленников и крестьян. При феодализме про­межуточное положение между классами феодалов и крестьян занимали нарождающиеся слои промышленной, финансовой и торговой буржуазии (цеховые мастера, купцы, ростовщики и т. д.), мелкие ремесленники, подмастерья и городская бедно­та - ядро будущего пролетариата, группы служащих и интелли­генции, не относящиеся по своему социальному положению к ос­новным классам феодального общества. При капитализме состав средних слоев определяется двумя главными частями: старая часть - класс мелкой буржуазии и новая часть - социальный слой интеллигенции и служащих.

Средние социальные слои капиталистического общества представляют сложную сеть социальных слоев, различных по природе и происхождению, где каждый слой образует единую и относительно однородную группу. Поэтому ни с экономи­ческой, ни с социально-политической точки зрения невозможно определить промежуточное положение средних слоев как едино­го целого. Для этого нет никакого общего экономического осно­вания. Каждый из этих «классов» является «средним» в своем собственном смысле, который подходит только для него одного.

В силу этого понятие средних слоев должно употребляться с большой осторожностью, так как оно весьма двусмысленно. В результате своей ограниченности поня­тие средних слоев никогда не позволяет в целом оценить поло­жение, роль и перспективы этой «промежуточной» части обще­ства; покоясь на разных основах, находясь в различных социаль­ных отношениях, средние социальные слои приводятся в движение различными экономическими интересами, которые нужно де­тально изучить, чтобы понять их роль в общественной борьбе. Однако, несмотря на свою двусмысленность, понятие средних слоев капиталистического общества не может быть отброшено, так как под ним скрывается социальный факт, существование которого неоспоримо. Оно указывает на наличие в классовой структуре капитализма «промежуточной зоны», показывает, что в классовой борьбе принимают участие не только два великих антагониста современности.

Мелкая буржуазия и интеллигенция со служащими фактически исчерпывают состав средних слоев капиталистического общества, обусловливаемых капиталистическим способом производства.

Материал подготовлен Г.И.Гагиной, 30.10.2014 г.
Основной

Интеллигенция – социальный промежуточный класс.

Интеллигенция существует разная, что позволяет зачислять её и к пролетариям, и к буржуазии.

К интеллигенции относятся учителя, врачи, юристы, артисты, актёры, люди других творческих профессий, учёные. И эти же люди могут оказаться во власти буржуазии.

ü учителя, врачи и учёные

Учителя развивают общество интеллектуально, врачи спасают людям жизни, а учёные делают разнообразные научные открытия. Но эти люди не защищены от влияния буржуазии.

Для того, чтобы это доказать, рассмотрим несколько примеров.

Учитель и врач работают в заведениях государственного сектора. Государство им платит заработные платы. А кто во власти в государстве? В капиталистическом государстве правит буржуазия! Выходит, что врач и учитель, находясь на работе в государственном секторе, находятся во власти буржуазии.

Допустим, что учитель и врач работают в частных учреждениях, что также характерно для капиталистических стран. Учитель и врач тут тоже зависят от буржуазии, ведь именно представители буржуазии владеют этими частными учреждениями.

А учёные? Учёные не могут проводить свои исследования без новейших технологий. Технологии позволяют ускорить проведение разнообразных экспериментов. Но где возьмут учёные деньги на проведение исследований, на эти технологии? Ответ прост: у буржуазии. И опять люди становятся зависимы от буржуазии.

ü люди творческой профессии

Сюда относятся певцы, артисты, актёры, писатели.

Сегодня возросла роль телевидения, радио и т.п. Чтобы певцу, актёру или артисту стать знаменитым, необходимо «попасть в эфир». Конечно, можно странствовать по городам, участвовать в концертах. Но часто для того, чтобы стать «большой звездой», необходимо «засветиться» на экране телевизора или быть услышанным по радио. А все телевизионные и радиостанции находятся в руках у той же буржуазии, которая и тут имеет свой бизнес. Этот бизнес называется «шоу-бизнесом». Чтобы стать за одни сутки звездой чуть ли не мирового масштаба, нужно «попасть в эфир». А для того, чтобы «попасть в эфир», нужно заплатить деньги. Конечно, буржуазия может и «бесплатно» поставить чью-то песню или выступление в эфир. Но и тут она рассчитывает получить прибыль. Буржуазия захочет получать прибыль с дальнейших концертов, выступлений и т.п, т.е. человек становится фактически «рабом буржуазии». А когда созревшая «звезда» сцены или кино станет не нужна поклоннику-представителю буржуазии (спонсору), она просто будет выкинута. Именно так многие популярные актёры и артисты становились нищими, никому ненужными. Чтобы развиваться, им необходимо спонсорство. А когда спонсору надоела «талантливая игрушка», он её просто «выбрасывает».

Писателям тоже нужна помощь буржуазии. Кто напечатает книгу? В капиталистическом обществе всё связано с деньгами. Не заплатишь – не напечатают книгу. Если книга понравилась буржуазии, то её напечатают. А доля прибыли от продажи книг тоже принадлежит буржуазии.

ü журналисты, представители СМИ

Журналисты, разумеется, зависят от буржуазии. Статьи-то печатаются в газетах, разнообразных блогах и т.п. И новости транслируются по станциям теле- и радиовещания. А все эти станции, издания газет чаще всего принадлежат буржуазии. А потому буржуазия контролирует, что именно печатается или преподносится людям в СМИ.

ü инженеры, технологи, агрономы

Инженеры, технологи и агрономы играют большую роль в жизни общества, организации экономики. Они способны провести необходимые расчёты, которые укажут на то, как организовать производство. Эти люди создают проекты разнообразных технологий, могут разработать эффективные планы организации производства. А потому они будут востребованы и сегодня, и завтра.

Но и эти люди тоже стоят в своеобразной зависимости. Инженерам и технологам тоже нужно место работы. А кто им может предоставить работу? Разумеется, что буржуазия, которая владеет правом собственности на средства производства.

Юристы тоже зависят от буржуазии. Они могут работать как в государственном секторе, так и в частном.

К юристам, которые работают в государственном секторе, чаще всего обращаются эксплуатируемые классы. Буржуазия же обращается к «частным» юристам, т.е. к тем, которые взимают средства за оказание услуг.

Но в обоих секторах существует зависимость юристов от буржуазии. В государственном секторе зависимость заключается в том, что в большинстве капиталистических стран в государственных органах управления сосредоточилась буржуазия, которая сама установила законы, а также взяла под свой контроль правоохранительные органы. В частном секторе зарплата юриста зависит от спроса на него. А тут также влияет буржуазия.

В результате научно-технической революции возникли новые профессии, которые стали востребованы. К ним относятся программисты и маркетологи. Эти люди разрабатывают компьютерные программы и программы развития экономики на определённом предприятии. Этих людей тоже можно назвать своеобразными пролетариями, т.к. они зависят от спроса буржуазии.

Таким образом, представителей интеллигенции тоже можно отнести к пролетариату, т.к. они могут (или попадают) под влияние буржуазии.

Но в то же время среди представителей интеллигенции, которых нельзя отнести к пролетариату. Этих представителей можно назвать «буржуазной интеллигенцией».

«Буржуазная интеллигенция» - это люди, которые сознательно работают на буржуазию, поддерживают её и работают «интеллектуально» только с целью получения прибыли.

Для того чтобы стало понятнее, приведём несколько примеров. Учитель работает в школе. Но его цель не обогатить людей знаниями, а получить прибыль. Врач работает в больнице, но знания врача не отвечают заработной плате – врач работает только с целью получения прибыли. Писатель пишет низкоинтеллектуальные и низкоморальные произведения, которые удовлетворяют буржуазию. Журналист пишет статьи, выгодные для буржуазии, чтобы улучшить своё социально-экономическое положение. Учёный заявляет о ряде новых открытий, о будущих достижениях, но на самом деле обманывает остальных, т.к. его целью является получение прибыли.

Все эти случаи объединяет одно: представители интеллигенции, пользуясь своим положением, стремятся получить прибыль, а не интеллектуально или духовно обогатить общество.

«Представители интеллигенции», которые во всём потакают буржуазии, которые кланяются ей и готовы уступить идеями и моралью, не могут именоваться интеллигенцией! Эти люди являются грязью общества, которая пытается поднять свой нос туда, куда не доросли своими интеллектом и культурой!