Как я служил на дизельной подводной лодке. Вещи, которые вам не покажут фильмы о жизни на подводной лодке

Служба на подводной лодке - это постоянная опасность: не отмеченные на картах рифы, столкновения с другими субмаринами, ошибки личного состава или инженеров-проектировщиков… Любая из этих ситуаций может стать фатальной для судна, находящегося под водой. Об одной из самых опасных профессий рассказал порталу сайт подводник, капитан 2-го ранга в отставке Александр Николаевич Корзун.

На фото - Александр Корзун после окончания училища.

Через три месяца обучения хотел сбежать

– Поступить было легко, а вот учиться – непросто. Поднимались в семь утра, зарядка была круглый год на свежем воздухе, плавали в море с мая по октябрь, а вода осенью, ну, сами знаете какая. Плюс четыре раза в неделю физподготовка с изнурительными кроссами.

В училище мы штудировали порядка 70 предметов, а учебная программа была посложнее, чем в МГТУ им. Н. Э. Баумана. На третий месяц я не выдержал и с парой таких же товарищей пришел на прием к адмиралу просить, чтобы отчислили.

Просьбам мальчишек адмирал не внял, а, наоборот, убедил продолжать учебу.

– Больше всего запомнился выпускной, в последний день мы всячески срывали занятия, дурачились, нарядили памятник адмиралу Нахимову в трусы, тельняшку и бескозырку. Кортики нам вручал лично Герой Советского Союза адмирал Горшков. Помню, в момент церемонии чайки очень удачно покусились на его фуражку, и Главнокомандующий ВМФ в сердцах отметил: "Хорошо, что коровы еще не летают!".

Каюта размером со шкаф-купе и два часа сна

Александра Корзуна назначили командиром БЧ-5. Чтобы лучше представлять, что скрывается за этой аббревиатурой, немного расскажем о нюансах службы на субмарине.

Всего в лодке пять боевых частей: первая – штурманская, вторая – ракетная, третья – минно-торпедная, четвертая – радиотехническая, пятая – электромеханическая, причем самая большая. Обитатели БЧ-5 отвечали за всплытие и погружение лодки, за ее движение, работу всех систем, поэтому всегда ходили чуть ли не по колено в масле и воде.

Конечно, был и свой обряд посвящения в подводники, который проходили все без исключения: и матросы, и офицеры.

– Во время первого погружения набирается забортная вода, она холодная, -2 градуса, и соленая. Во время посвящения кружку такой воды дает выпить лично Нептун, а еще нужно поцеловать церемониальную кувалду - инструмент, который пользуется большим уважением на подлодке.

Самый вредный человек на лодке – замполит

– Соцсоревнования были чистым вредительством для него. Например, мне, как специалисту по моторам, было совершенно понятно, что нарушать прописанные в технической документации нормы нельзя. Втолковать это замполиту было сложно. Например, был такой норматив, что лодка должна дать ход за 19 минут – этого времени хватало на прогрев дизельного двигателя и приведение его в нормальное состояние. Если не выдержать сроки, может случиться поломка.

Воспользовавшись моим отсутствием, замполит решил победить в соцсоревновании и дать ход за 15 минут, надавил на молоденького лейтенанта, тот дал ход раньше положенного. В итоге двигатели лодки заклинило.

Надо заметить, что подлодке через десять дней нужно было выходить в море на боевое задание. Поэтому представьте состояние Александра Корзуна, которому вместе с подчиненными пришлось не спать двое суток, чтобы привести мотор в норму.

– Дождавшись, пока замполит снова заступит на свою сонную вахту, мы заблокировали дверь каюты, а затем по громкой связи, которую включили только на мое помещение, объявили аварийную тревогу. Бросили несколько взрывпакетов, затем матрос спринцовкой через щель начал лить воду в каюту. Замполит выл и метался, как загнанный зверь. А когда мы дали команду покинуть отсек, то и вовсе взмолился: "Братцы, не бросайте меня!". В общем, больше в моей каюте он не спал.

6-й флот США наблюдал в перископ

Фото: aquatek-filips.livejournal.com

Скрытности лодок помогает сам океан, но порой подводников выдает случай.

– Океан представляет собой слоеный пирог, вода в нем неоднородна, есть пласты в море, которые называют "жидкий грунт". Это такая субстанция, схожая с гелем. От нее отражается сигнал гидролокатора, и тот не может обнаружить подлодку. Припоминается случай, когда нам дали задание снять телеметрию с новейшего акустического оборудования, которое использовали англичане. Мы уже были недалеко от побережья Англии, как вдруг раздался металлический скрежет, и лодка начала терять ход. Командир приказал поднять обороты, но быстрее двигаться мы не стали. Тогда решили всплыть на перископную глубину, выяснить, в чем дело.

Всплываем и видим, что, дымя черными трубами, изо всех сил в противоположную сторону пытается плыть английский сейнер, на его палубе мечутся люди и не понимают, какой левиафан тащит их за собой. Остановиться или дать задний ход – намотаем невод на винт, поэтому дали максимальный вперед и ушли на глубину. Невод оборвался, но вскоре над нами появились морские разведчики Avro Shackleton, а затем большая часть местного флота.

Гоняли нас долго, и мы никак не могли оторваться, чего только ни делали: и маневры уклонения, и под несколько пластов заплывали, и на дно ложились – ничего не помогало. Командир все недоумевал почему. Вскоре кончился заряд батареи, пришлось всплывать. И тут выяснилось, что невод оторвал наш аварийный буй, который повсюду таскался за нами…

Учитывая, что на зарядку пришлось потратить несколько часов, нам довелось и с американцами пообщаться. Они нас приглашали попить чаю, причем приглашали командира подлодки по имени и фамилии и на русском языке. Мы, чтобы с ними пообщаться, запросили прогноз погоды, который нам любезно предоставили.

А как мы зарядили батареи, командир нашей подлодки отправил сообщение: "Поиграем?". Американцы ответили утвердительно, они были уверены, что легко обнаружат нас – технические характеристики подлодки были хорошо известны, поэтому рассчитать, где мы окажемся через какой-то промежуток времени, труда не составляло.

Но наш командир оказался хитрее, он приказал лечь на дно и выпустить аппарат-имитатор, за которым и погнались американцы. А мы, подождав, пока угроза уплывет, отправились в совершенно противоположном направлении, сняли телеметрию с новейшего гидроакустического оборудования НАТО, таким образом успешно выполнив поставленное задание.

На авианосец требовалось 22 обычные торпеды или одна ядерная

– Американцы проецируют свою военную мощь с помощью авианосцев. Чтобы потопить такой корабль, необходимо поразить его как минимум 22 торпедами. Авианосец бы не затонул и от такого количества попаданий, но был бы серьезный крен и использовать основное вооружение – самолеты – было бы невозможно.

Естественно, одна подлодка за залп столько торпед не выпустит, а выстрелить второй раз никто не даст – потопят. Поэтому логичнее применить ядерную торпеду. Но и здесь не всё так просто: для этого нужен специальный код, части которого хранятся у трех человек на подлодке, один из них – капитан. Только собрав в правильном порядке части шифра, можно активировать боевую часть.

Торпедный отсек. Фото: aquatek-filips.livejournal.com

Из моих однокурсников в живых осталось меньше половины

– На лодке много горючих материалов (здесь и далее речь идет про дизельную подлодку. – Прим. ред). Под водой на глубине высокое давление, и если какой-нибудь привод давал течь, масло просто распылялось по отсеку и при контакте с той же лампочкой вспыхивало. Пламя такой силы, что за минуту количество кислорода уменьшается в 30 раз и огонь быстро идет по подлодке.

Если не задраить отсек, погибнет вся субмарина и ее команда. Если кто-то не успевал эвакуироваться из отсека, их участь была решена. Смерть подводников была страшной.

Сегодня Александр Корзун – полностью сухопутный моряк. Его увлечения – дача, рыбалка. Все свободное время отдано семье. А море ему часто снится ночами, и там, в снах, его друзья-подводники живы.

P. S. Если вам есть что рассказать о военной технике, на которой вы служили, обязательно напишите нам на [email protected].

Город Калининград, куда я и Вася Деменок прибыли солнечным августовским утром, встретил нас дыханием близкого моря, зеленью парков и скверов, руинами зданий, напоминающими о минувшей войне. В первой половине дня мы благополучно добрались до штаба тыла Балтийского флота, где у дверей кабинета кадровика медицинской службы флота уже стояли в ожидании вызова мои бывшие однокурсники. Нас, призванных на военную службу, было 13 человек. Вот их фамилии: Городецкий В.Д., Деменок В.В., Иванов Б.К., Карпиков В.И., Киселев В.В., Копытов Д.Д., Макаров Е.И., Некрасов Ю.В., Островский П.А., Панин Е.П., Сухоруков В.С., Четвериков П.В. Из этого состава лишь шесть человек, отслужив положенный трехлетний срок, останутся потом в кадровом составе ВМФ, а семь человек не смогут привыкнуть к службе и пойдут искать свое счастье на «гражданке». Но сейчас еще никто не знает, что нас ожидает впереди, мы стоим у дверей кабинета, в котором решается наша судьба. Особо нетерпеливые личности рвутся в бой, стремясь сыграть на опережение и выхватить счастливый билет. Они по очереди, один за другим, пропадают в недрах кабинета, а затем выходят оттуда, кто счастливый, кто немного расстроенный. Мы с Васей не торопимся и ждем, пока очередь рассосется. Наконец, мы остаемся вдвоем в том длинном коридоре. Вася не выдерживает и просит пропустить его вперед. Я уступаю. Через 10 минут он выходит из кабинета и сообщает мне о том, что его направили служить в морскую авиацию. Настал и мой черед получать назначение. Вхожу в кабинет. За столом сидит пожилой седовласый офицер в звании подполковника. Его фамилия Мариничев. Он здоровается со мной, предлагает сесть и обращается с вопросом, который он уже, вероятно, задавал всем моим товарищам:

Куда бы Вы пожелали идти служить?

Я, помня о заверениях и обещаниях офицера военно-морской кафедры института полковника Филимонова М.Я., бодро отвечаю:

Я хочу служить в морской авиации.

К сожалению, в морской авиации уже вакантных должностей не осталось. Я ознакомился с Вашим личным делом и считаю, что Вы достойны служить на подводной лодке.

Я, откровенно говоря, давно уже настроил себя на морскую авиацию, а о подводных лодках я даже, как-то, и не думал, морально к этому не готов.

Хочу Вас заверить, что служба на лодках весьма перспективна. Вы еще будете благодарить седого подполковника за это распределение. С подводных лодок Вы сможете перейти на лечебную работу в госпиталь. Служба в морской авиации, напротив, имеет много отрицательных сторон. Там много всевозможных тупиков, я бы не советовал Вам туда стремиться. Послушайте меня. Я Вам только добра желаю. Ну, как?

Я согласен.

Вот и хорошо. Решено.

А куда мне придется ехать служить?

Служить Вам придется в Лиепае или в Палдиски. Куда Вы желаете?

А где можно быстрее получить жилье, ведь я человек семейный.

Конечно в Палдиски. Там квартиру Вы получите сразу же по прибытию.

Значит, я поеду в Палдиски.

Вы сделали правильный выбор. Поздравляю Вас с назначением. Вы еще не раз вспомните подполковника Мариничева добрым словом.

В состоянии легкой эйфории я вышел из кабинета и сообщил товарищам о своем распределении. Меня никто не поздравлял, все были озабочены своими собственными назначениями.

С убытием к месту службы пришлось подождать еще несколько дней. Надо было получить вещевой аттестат, одеться в военную форму. Все это продолжалось достаточно медленно. Все эти дни я проводил в доме моего институтского товарища Жени Панина, который был коренным калининградцем. Женя был направлен для прохождения службы в город Балтийск, поближе к родному дому. Его самого и его родителей подобное назначение вполне устраивало. Отец моего товарища был военным, участником войны, хирургом. Но в данный момент, он был уже в запасе, у него была масса свободного времени, и он интересно проводил его, отдавая предпочтение рыбалке. Мы несколько раз ходили ловить рыбу на озера, которые находились буквально рядом с домом. Мы с Женей ловили рыбу на удочку, а Петр Васильевич – на спиннинг. Улов всякий раз бывал неплохой. По вечерам, за чашкой чая, мы вели задушевные беседы про жизнь, про службу и нашу профессию. Отец моего товарища рассказывал много всего интересного, у него была богатая событиями военная биография. Мы с Женей стояли на пороге военной службы, поэтому многое из рассказов военного хирурга нам показалось не только любопытным, но и полезным. Так прошла первая неделя моей службы.

Наше ожидание не могло продолжаться до бесконечности. 8 августа нам вручили предписания, в которых были указаны войсковые части, в которых нам предстояло служить и сроки прибытия к местам назначения. Служить в эстонском городе Палдиски мне предстояло вместе с Борей Ивановым. От Калининграда до Таллина мы летели самолетом, а дальше, до Палдиски, добирались электричкой. Приехали уже затемно. На перроне железнодорожного вокзала Палдиски женщины-служащие ВОХР проверили наши документы и указали дорогу в часть. Окрестный пейзаж нас не обрадовал, так как все вокруг было темно, беспросветно и напоминало пустыню. Добираясь в потемках до КПП части, мы пытались разглядеть хоть какие-то атрибуты городской цивилизации, но так ничего и не обнаружили. В душу закралось подозрение, что мы «вляпались» во что-то нехорошее. Дежурный по бригаде проверил наши документы и определил нас на ночлег в одну из офицерских комнат казармы береговой базы. Прощаясь с нами, он предупредил, что завтра с утра мы должны будем представляться командиру бригады подводных лодок. Наутро, проснувшись и приведя себя в порядок, мы с Борей пошли докладывать о своем прибытии на службу капитану 1-го ранга Е.В.Бутузову, командиру соединения. Зайдя в его кабинет, мы отрапортовали о своем прибытии и назначении на должности. Комбриг, судя по его выражению лица, остался недоволен нашими докладами. Как мы ни старались, а представиться по-военному у нас не получилось. Видно навыков, приобретенных на военной кафедре, оказалось недостаточно. Сделав несколько замечаний по форме наших докладов, Евгений Васильевич направил огонь своей критики на наши обручальные кольца, заявив, что их ношение несовместимо с военной формой одежды, что есть приказы и директивы, в которых об этом все сказано.

Я тоже женат, и тоже люблю свою жену, но обручальное кольцо я ношу не на пальце, а в портмоне.

После этих слов комбриг вытащил из внутреннего кармана своей тужурки изящный кожаный кошелек, извлек оттуда золотое кольцо и показал его нам. Затем он распорядился.

Снимите Ваши кольца и спрячьте куда-нибудь подальше. Здесь Вам не «гражданка», здесь военная служба. А на службе нужно выполнять уставы и приказы.

Мы молча повиновались, хотя, в глубине души, были не согласны с комбригом, уставами и приказами. Все это сильно смахивало на произвол, насилие над личностью. Но деваться было некуда – раз пришли служить, значит надо менять свои прежние привычки и правила поведения.

Беседа с командиром соединения продолжалась еще несколько минут. В ходе ее выяснилось, что служить мы будем на ремонтирующихся лодках, из которых одна находится в Таллине, а другая – в Риге, так что в Палдиски мы задержимся ненадолго. По поводу нашего жилья Бутузов пообещал решить вопрос положительно, но добавил, что, на первых порах, жить придется в уплотнении (две семьи в одной квартире).

Жилищный фонд нашей бригады не такой уж большой, - продолжал комбриг, - многие семьи стоят на очереди по улучшению своих квартирных условий. Среди офицеров и мичманов есть заслуженные люди, проблемы которых мы будем рассматривать в первую очередь. А вы здесь люди новые, поэтому берите, что вам предлагают. Когда проявите себя с хорошей стороны, тогда, может быть, и о дальнейшем вашем благоустройстве мы подумаем.

Во время нашей беседы с комбригом, в его кабинете присутствовали начальник политотдела капитан 1-го ранга Линда и флагманский врач соединения подполковник м/с Н.В.Шкворов. Они, также как и мы с Борей, стояли перед начальником навытяжку, «ели его глазами», изредка поддакивая в тему возгласами «так точно!» Вид у них обоих был угодливо-перепуганным. Евгений Васильевич Бутузов был грозным комбригом. Чуть позже я еще расскажу о нем. А пока, мы с Борей Ивановым готовимся к отъезду. Я еду в город Таллин для прохождения службы на подводной лодке «С-297». Боре предстоит более дальняя дорога, его лодка «С-295» стоит на ремонте в поселке Усть-Двинске, под Ригой. Чувствую я, что расстаемся мы надолго. Средний заводской ремонт, как нам сообщили знающие люди, мероприятие весьма продолжительное по времени, за год можно и не управиться. Единственная радость, что в моря какое-то время ходить не придется. Есть шанс плавно втянуться в военную службу, на берегу привыкать к новому образу жизни, безусловно, удобнее, нежели среди бушующих волн. Еще свежи воспоминания о событиях годичной давности, связанных с корабельной стажировкой на тральщике. Перспектива встречи с морской стихией, понятное дело, у меня восторга не вызывает. Мои морские качества далеко не идеальны, я это уже знаю – проходил. Говорят, что под водой совсем не качает. Это хорошо. Но и в надводном положении эти корабли, как сообщили мне бывалые моряки, преодолевают огромные расстояния. Так что придется, видимо, испытать, еще не раз, возможности своего вестибулярного аппарата. Будем терпеть. Обратной дороги нет. Раз уж я бросил вызов своей судьбе, придется ломать себя во всех направлениях.

Еще 2 дня мы «торчим» в Палдиски. За это время мы успели получить ключи от своих квартир и отыскать наше жилье на одной из немногочисленных улиц маленького городка. Какой дурак посмел назвать эту зону за колючей проволокой городом? Городом тут и не пахнет. Единственной достопримечательностью Палдиски было здание учебного центра по подготовке экипажей атомных подводных лодок, в народе оно получило название «Пентагон». Дом, в котором мы обрели свое пристанище, находился на улице Садама. Нам предоставили по комнате в 3-х комнатных квартирах, располагавшихся в разных подъездах. По 2 комнаты в наших апартаментах занимали семьи мичманов. Наши комнатки имели маленькую площадь (12 кв.метров) и располагались по соседству с кухнями. Мы с Борей, впрочем, не слишком огорчились после знакомства с условиями своего будущего проживания. У нас еще никогда не было своего угла, а вот теперь - свершилось. Теперь мы имеем собственное жилье!

12 августа 1969 года, приехав в город Таллин, я довольно легко отыскал завод, на котором подводная лодка «С-297» ремонтировалась. Представился командиру о своем прибытии для дальнейшего прохождения службы. И служба началась.

Наступил великий день моряка-подводника! Наша редакция представляет третий рассказ капитана 1 ранга Александра Надеждина, десять лет прослужившего на атомных подводных лодках и поздравляет всех с этим замечательным праздником!

«Армия - школа скверная, так как война бывает не каждый день, а военные делают вид, будто их работа постоянная»

Бернард Шоу

В море, однако, лучше

В августе 1969 года я, после окончания Севастопольского Высшего Военно-морского Инженерного Училища, попал служить на Северный флот, на головную подводную лодку 667А проекта, во второй экипаж. Я на кораблях этого проекта прослужил до самого увольнения в запас в ноябре 1991 года. На этих кораблях мне пришлось пройти семнадцать боевых служб в должностях от командира группы дистанционного управления (был командиром реакторного и турбинного отсеков), был командиром дивизиона движения, командиром электромеханической боевой части с 1980 года до самого увольнения в запас. Командиром БЧ-5 я отходил семь боевых служб. В 1984 году, после последней боевой службы, на которой случилась авария с выходом из строя аппарата левого борта, я остался служить в городе Северодвинске, а в 1985 году, после заключения военно-врачебной комиссии о непригодности к службе в плавающем составе ВМФ, остался в постоянном составе бригады ремонтирующихся подводных лодок, на корабле, на котором был в море и на котором произошла авария.

Если говорить о самых запоминающихся выходах в море, то это, конечно, первый поход и последний. Первый - из за остроты ощущения, а последний, так как последний и авария, которая по тяжести вошла в аналоги аварий на атомных подводных лодках.

Первые походы совпали с отработкой стратегического и тактического использования наших кораблей. Использование главной энергетической установки (ГЭУ) кораблей в чисто однобортном варианте, со сменой бортов в середине боевого похода (кстати, очень неудачное решение, так как середина похода совпадала с нахождением корабля в экваториальной зоне, где очень высокая температура забортной воды). Использование комбинированных способов использования технических средств ГЭУ, то есть одна линия вала в штатном режиме, а вторая в режиме электродвижения. И так далее. Кроме того, определялись оптимальные сроки нахождения кораблей нашего проекта в море. Самая большая боевая служба - более 100 суток, потом был выбран оптимальный вариант, да и режимы использования ГЭУ были найдены и экономичные, и малошумные, и наиболее безопасные.

Сейчас рассуждаю об этом, на улице солнышко, в доме тепло. Все это где-то далеко и как бы не со мной это было. Но тогда... тогда это была очень трудная и опасная работа. Мы потеряли не одного человека на различных экипажах, а сколько ребят потеряло здоровье и, самое главное, рассудок. Тогда не было чем-то необычным "привести с морей" сошедшего с ума. Я постараюсь ниже объяснить причину, а сейчас, возвращаясь к началу повествования, снова размышляю, что же такое героика подводной службы. Скорее всего, это умение собрать все эмоции в кулак, забыть, что тебе в данный момент хочется, и делать работу, которая нужна сейчас кораблю, экипажу. Знать, что эта работа нужна государству и твои лишения не прихоть какого-то руководства, а насущная необходимость твоей Родины. Бороться с аварийной ситуацией, когда она налицо, проще, тяжелее ожидание и поиск этой ситуации, очень сложно в условиях подводной лодки оставаться работоспособным 24 часа в сутки, не допускать никаких ошибок, профессиональных и в отношении своих товарищей.

А обстановка на корабле специфическая:

1. Ощущение глубины действует не только на нервы подводников, но и, самое главное, на материальную часть. Постоянное напряжение прочного корпуса, особенно при изменении глубин, постоянное воздействие забортного давления на донно-бортовую арматуру, сальники насосов забортной воды и на всю технику, связанную с забортным окружением. Смена сальников, особенно насосов циркуляционных трасс, в общем-то, дело довольно обычное, но были случаи, что и такие отработанные действия приводили к аварийной обстановке с гибелью личного состава. Состояние нахождения под большим слоем воды при психологической неуравновешенности некоторых моряков, особенно матросов срочной службы, приводило к случаям тихого помешательства людей. Причем при хорошей работе заместителя командира по политчасти, который не давал задуматься, а загружал социалистическим соревнованием до такой степени, что тошнило от этого, но "дурачков" привозили меньше. Нужно отметить, что в море никто и никогда не мог не только выспаться, но и просто нормально поспать. Вахта, уход за материальной частью, учения, занятия, тренировки по борьбе за живучесть и специальности, тревоги при всплытии под перископ, сеансы связи и определение места и так далее, а спать по 6-7 часов кусочками, там пару часов, там пару. Причем я умышлено не подчёркиваю, кому тяжелее всего - тяжело всем. Степень тяжести определяется ответственностью за принятие решений. Неправильно принятое решение из простой ситуации может привести к трагедии, а то и к катастрофе.

2. Выходы в море, особенно на боевые службы, это продолжительный процесс, продолжительность боевой службы наших кораблей - не менее трех месяцев. Причем отошли от пирса, пару тройку часов в надводном положении, переход в точку погружения и погружение, через три месяца всплыли и через пару-тройку часов подошли к пирсу. И обид нет, ведь служили на подводных кораблях, предназначенных для несения боевой службы, ведению боевых действий, в общем, для войны. Стоящие у пирса небоеготовные корабли допускаются только в ремонте, а остальное время в море при полной боеготовности. И ведь не только подводники страдали от отрыва от берега, а семьи. Молодые, красивые женщины месяцами в одиночестве, мама-папа для детей, да еще на Севере, когда в квартирах холодно, дома рушатся, да и что греха таить, заметет так, что военторг обеспечить магазины не может, нет подвоза свежих продуктов, сидят жены офицеров и мичманов и гадают, чем накормить семью, а папа "морячит". Бедные гарнизонные дети, они из своих пап делали кумиров, полубогов, ведь виделись редко, даже похвастаться успехами в школе не могли - пап нет дома. Я опять отклонился от основного повествования, видно, эмоции при воспоминаниях переполняют.

3. Итак, снова корабль. Эти месяцы похода проходят не только в сильном психологическом напряжении, но и физических сил требуют немало. Уровень шума от работающих механизмов очень высок и постоянен - чем не "музыкальная шкатулка" для пыток? И никуда не денешься, даже наоборот, радуешься, что все работает.

4. Постоянный уровень освещенности в основном ламп "дневного освещения" приводит к так называемому "сенсорному голоду", голоду на цветоощущения и запахи. Ведь даже пища на подводной лодке готовится только вареная и пареная, даже зажарить суп или борщ нельзя, так как при жарке жир разлагается с выделением акриалина. Хозяйки знают, что при длительной жарке продуктов в закрытом помещении начинает болеть голова и т.д., а подводная лодка не закрытое помещение, а герметичное.

5. При жизнедеятельности людей, работе большого количества механизмов создается особый микроклимат, очень сухо и жарко. В жилых отсеках температура воздуха до 40-45 грд. считается комфортной, а в энергетических до 70 грд. никто претензии не принимает. Причем в северных водах, когда за бортом около 0 грд, и в южных широтах, когда около 30 грд., в отсеках микроклимат не особенно меняется.

6. Серьезная проблема для человеческого организма - перепады давления. Практически все подводники имели баротравму уха и не один раз. Вот такой пример: особенно при возвращении из южных широт к себе домой в северные, когда за бортом температура снижается, снижается и объем воздуха, и его запасы нужно пополнять. Пополнение запаса воздуха производится на перископной глубине, время пребывание на которой строго ограничено из условий скрытности плавания, так вот, сначала давление снижается до максимально возможного, около 400 мм ртутного столба, а потом в течение 20-25 секунд повышается до 2-2,5 кг.см.кв. Как говорится, слабым делать нечего.

7. А вода! Ведь пить можно только дистиллированную воду, которую сами и готовят при помощи испарителей. Лишняя работа испарителей - это тоже снижение скрытности, основного оружия подводников, поэтому на умывание и баню время очень ограничено, да что там на баню - на мытье посуды вода ограничена: сыпь побольше горчицы и посуда будет чистой.

8. Самое главное - дыхание не воздухом, а газовой смесью, которую сами подводники делают, убирая вредные примеси и добавляя кислород и другие газы. Кстати, кислород тоже делается на самой лодке специальной машиной из воды. Так что и здесь ограничения. Спорт - это хорошо на свежем воздухе, а на подводной лодке это губительное для человеческого организма дело.

Я попытался немного обрисовать существование на подводном корабле. Немного, потому что проблем много, вода - это агрессивная среда, в которой человек существовать не может, что там вода, ведь в условиях повышенного давления воздуха человек существует только до шести атмосфер, а дальше - азотный наркоз и смерть. А проблемы - это и удаление мусора и отходов пищи, и работа гальюнных устройств, и удаление грязной воды, и так далее, ведь за бортом не один килограмм избыточного давления воды. А длительное хранение продуктов питания и хлеба? Все это при нормальной обстановке, но ведь и противоборствующая сторона ведет активные боевые действия... А аварии техники? Все эти вопросы охватить практически невозможно в короткой статье. Я старался раскрыть будни в жизни подводников.

Говорить о патриотизме некоторых своих товарищей мне очень трудно, называть отдельные фамилии тоже. Практически все, с кем мне прошлось ходить в моря, заслуживают самого искреннего уважения. Самоотдача подводников всегда была настолько высока, а хвалиться этим было настолько неприлично, что все тяготы и лишения службы мы воспринимали не только как неизбежное, но и с каким-то пафосом. Я говорю "мы", а не "я", потому что я был неотделим от экипажа, потому что только в составе экипажа каждый из нас что-то значил. И это касается всех, от командиров кораблей до самых молодых матросов. Ответственность - это единственное, что не делилось поровну, это в зависимости от должности, от опыта. Даже уродливые явления "годковщины" в море исчезали.

В самый тяжелый момент моей службы, а это ядерная авария ГЭУ левого борта, рядом со мной были мои товарищи, в первую очередь офицеры и мичмана. Чувство "уберечь матросика" было очень сильно развито. Во время аварии в отсеке без ограничения времени работали только офицеры и мичмана, а личный состав срочной службы был расписан по сменам, за матросами велся жесточайший контроль радиационной безопасности, хотя мою дозу облучения и дозы облучения офицеров рассчитывали по коллективным дозиметрам, так как индивидуальные нам некогда было менять. Конечно, не все так было однообразно на всех кораблях - были случаи, когда из-за сиюминутной слабости и халатности оставались и гибли люди в аварийных отсеках, гибли люди из-за элементарной недисциплинированности, несобранности, желания немного пожалеть себя и др. Но основной настрой я описал правильно, ведь жертвенность положена в основу борьбы за живучесть корабля, при аварии герметизируются все отсеки, приносится в жертву аварийный отсек, чтобы спасти весь корабль, и, как правило, на эту жертву подводники были готовы и шли сознательно.

В настоящее время очень много охотников охаять нашу жизнь в недалеком прошлом, в том числе показать ненужность наших усилий по защите Родины. Это чепуха. За Родину, за свою страну всегда нужно драться и быть готовым к бою. Тогда всем в стране будет легче жить, так как уважать нас будут в мире, и мы себя уважать будем. Рабы всегда нищие. Славяне никогда рабами у других народов не были.

Я учился в Военно-морском училище им. Дзержинского, но это офицерский путь. А матросом на подлодку можно попасть и через военкомат: они направляют призывников в учебный центр, где полгода идёт подготовка. Каждой специальности соответствует своя боевая часть, вроде отделов в компании. Первая - штурманская, вторая - ракетная, третья - мино-торпедная, четвёртая - радиотехнических средств и связи, куда как раз попал я потом, и пятая - электромеханическая, самая большая. С первой по четвёртую части - это так называемый БЧ-люкс. Они ходят чистенькие и опрятные. А БЧ5 - это «маслопупы», они там по колено в масле и воде, на них все трюмы, насосы и двигатели. После учебки идёт распределение на базы. Сейчас подлодки базируются либо на Севере, в Западной Лице, Гаджиево, Видяево, либо на Камчатке, город Вилючинск. Ещё одна база есть на Дальнем Востоке - её в народе называют Большой Камень или Техас. В Балтийском и Чёрном море атомных подводных лодок нет - только дизельные, то есть не боевые. Я же попал на Северный флот, в Западную Лицу.

Первое погружение

Когда подводная лодка выходит первый раз в море, все моряки должны пройти обряд посвящения. У меня был минимальный: в плафон из каюты налили забортной воды, которую надо выпить. Вкус у неё жутко вяжущий и горький. Неоднократно были случаи, когда людей сразу тошнило. Тогда же вручили свидетельство, нарисованное от руки, что я теперь подводник. Ну а на некоторых лодках к этому обряду добавляется «поцелуй кувалды»: её подвешивают к потолку и, когда судно качает, матрос должен изловчиться и её поцеловать. Смысл последнего обряда от меня ускользает, но спорить здесь не принято, и это первое правило, которое выучиваешь, входя на борт.

Служба

Почти что на каждой подводной лодке есть два экипажа. Когда один уходит в отпуск (а они положены после каждой автономки), заступает другой. Сначала идёт отработка задач: например, погрузиться и выйти на связь с другой подлодкой, глубоководное погружение на максимальную глубину, учебные стрельбы, в том числе по надводным кораблям, если все упражнения штабом приняты - то лодка уходит на боевую службу. Автономка длится по-разному: самая короткая - 50 суток, самая длинная - 90. В большинстве случаев мы плавали подо льдами Северного полюса - так лодку не видно со спутника, а если лодка плавает в морях с чистой водой, её можно увидеть даже на глубине 100 метров. В нашу задачу входило патрулирование участка моря в полной готовности и применение, в случае нападения, оружия. Одна подлодка с 16 баллистическими ракетами на борту может стереть с лица Земли, например, Великобританию. На каждой из 16 ракет находится 10 автономных боеголовок. Один заряд равен примерно пяти-шести Хиросимам. Можно посчитать, что мы ежедневно возили с собой 800 Хиросим. Было ли мне страшно? Не знаю, нас учили, что боятся те, по кому мы можем выстрелить. А так я не задумывался о смерти, вы же каждый день не ходите и не думаете о пресловутом кирпиче, который может упасть на голову? Вот и я старался не думать.

Быт

Экипаж подлодки круглосуточно несёт вахту в три смены по четыре часа. Каждая смена завтракает, обедает и ужинает отдельно, между собой практически не общаясь. Ну, кроме собраний и общих мероприятий - праздников, например, или соревнований. Из развлечений на лодке - турниры по шахматам и домино. Пробовали устраивать что-то спортивное вроде поднимания гири, отжимания от пола, но нам запретили из-за воздуха. Он в подлодке искусственный, с повышенным содержанием двуокиси углерода СО2, и физические нагрузки плохо влияли на сердце.

Ещё нам кино показывают. Когда не было всех этих планшетов и DVD-плееров, в общей комнате стоял плёночный кинопроектор. Крутили в основном что-то патриотическое или комедии. Вся эротика, конечно, была запрещена, но матросы выкручивались: нарезали самые откровенные моменты фильмов, где девушка раздевается, например, склеивали их в один и пускали по кругу.

Жить в замкнутом пространстве не так трудно, как кажется. Во многом потому, что ты всё время занят - восемь часов проводишь на вахте. Надо следить за показателями датчиков, пультом, делать записи - в общем, не отвлечёшься на посидеть и подумать о жизни. Каждый день примерно в 15:00 всех поднимают на «малую приборку». Все идут убирать какой-то участок. У кого-то это пульт управления, с которого надо смахнуть пыль, ну а у кого-то - гальюн (уборная для матросов в носовой части корабля. - Прим. ред.). Причём самое обидное - закреплённые за тобой участки не меняются всю службу, поэтому если уж начал драить туалет - драишь его до конца.

Что мне нравилось в плавании - так это отсутствие морской болезни. Лодку шатало только в надводном положении. Правда, по правилам лодка обязана всплывать раз в сутки, чтобы провести сеанс радиосвязи. Если подо льдами - то ищут полынью. Выйти подышать, конечно, нельзя, хотя случаи бывали.

Еда

За день кок должен не только девять раз наготовить на ораву в 100 голодных матросов, но и для каждой смены накрыть столы, потом собрать посуду и перемыть её. Но, надо заметить, подводников кормят очень хорошо. На завтрак обычно творог, мёд, варенье (иногда из лепестков розы или грецких орехов). На обед или ужин обязательно красная икра и балык из осетровых рыб. Каждый день подводнику положено 100 граммов сухого красного вина, шоколадка и вобла. Просто в самом начале, ещё в советские времена, когда говорили о том, чем подводникам поднимать аппетит, комиссия разделилась: они голосовали за пиво, другие - за вино. Выиграли последние, но вобла, которая шла в паре с пивом, в пайке почему-то осталась.

Иерархия

Экипаж состоит из офицеров, мичманов и матросов. Главный всё равно командир, хотя внутренняя иерархия тоже существует. Офицеры, например, кроме командира, называют друг друга только по имени-отчеству, ну и требуют к себе соответствующего обращения. А вообще субординация как в армии: начальник отдаёт приказание - подчинённый его выполняет без комментариев. Вместо дедовщины на флоте есть годковщина. Тех матросов, которые только пришли на флот, называют караси: они должны тихо сидеть в трюме и убирать воду и грязь. Следующая каста - подгодок - матрос, который отслужил два года, а самые крутые - годки - у них срок службы больше, чем 2,5 года. Если за столом сидят восемь человек, из которых, например, два годка, то еда делится пополам: одна половина - это их, а вторая - всех остальных. Ну могут ещё сгущёнку отобрать или за шилом послать сбегать. По сравнению с тем, что в армии происходит, здесь практически равенство и братство.

Устав - это библия, наше всё, считай. Правда, иногда до смешного доходит. Например, согласно ст. 33 Строевого устава российских военных сил, движение бегом начинается только по команде «бегом марш». И вот один раз замкомдива в море пошёл в гальюн, а там замок висит. Он в центральный пришёл и старпому приказывает: «Старпом, гальюн откройте». Старпом сидит спиной - не реагирует. Замкомдива не выдержал: «Старпом, принесите ключ бегом». А он продолжает сидеть как сидел. «Бегом, я Вам говорю! Вы что, не слышите меня? Бегом! Бл..!!! Чего Вы ждёте?» Старпом закрыл устав, который он читал, кажется, всё свободное время, и говорит: «Я жду, товарищ капитан первого ранга, команду „марш“».

Командиры

Командиры разные бывают, но все должны вызывать трепет. Священный. Ослушаться или перечить ему - получить выговор в личное дело как минимум. Самый колоритный начальник, который мне попадался, - капитан первого ранга Гапоненко (фамилия изменена. - Прим. ред.). Было это в первый год службы. Только в Мотовский залив вышли, Гапоненко пропал из виду с флагманским киповцем (должность на лодке, слесарь КИПиА - Контрольно-измерительная аппаратура и автоматика) в своей каюте. Дней пять пили не просыхая, на шестой день Гапоненко вдруг поднимается в центральный в куртке-канадке и валенках: «Давайте, говорит, всплывайте, покурим». Покурили. Он спустился вниз, осмотрелся: «Чем это вы тут занимаетесь, а?» Говорим, учебные маневры отрабатываем, вот надо скооперироваться с соседней лодкой, 685-й бортовой. Он вдруг сам пролез за пульт, взял микрофон и вышел в эфир. «685-й бортовой, я 681-й бортовой, прошу исполнить „слово“ (а слово на морском языке означает застопорить ход, остановиться)». На другом конце провода раздалось какое-то мычание. А потом: «Я 685-й бортовой, исполнить „слово“ не могу. Приём». Гапоненко начал нервничать: «Приказываю исполнить „слово“ немедленно!» А в ответ ещё более настойчиво: «Повторяю вам, исполнить „слово“ не могу. Приём». Тогда он уже совсем озверел: «Я, б…, приказываю тебе, су…, исполнить „слово“ …! Немедленно, слышишь! Я капитан первого ранга Гапоненко! Ты придёшь в базу, су..., я тебя, бл…, за жопу подвешу!..» Повисла смущённая тишина. Тут радист, полумёртвый от страха, бледнеет ещё сильнее и шепчет: «Товарищ капитан первого ранга, прошу прощения, я ошибся, нам нужен 683-й бортовой, а 685-й бортовой - это самолёт». Гапоненко пульт разбил, выдохнул: «Ну вы и мудаки тут все», - ушёл обратно в каюту и до всплытия больше не появлялся.

Иллюстрации: Маша Шишова