Яшин александр поэт биография. А

Яшин Александр Яковлевич (настоящая фамилия — Попов) (14 (27 марта) 1913, д. Блудново, Вологодской обл. — 11 июля 1968, Москва) — русский поэт и прозаик.

Родился в деревне Блудново Вологодской губернии в крестьянской семье. Первыми наставниками поэта стали учителя школы-семилетки и педагогического техникума в районном городе Никольске, который Александр Яшин окончил в 1931 году. Печататься Яшин начал в 1928 в районной газете «Никольский коммунар», в уездной газете Великого Устюга «Советская мысль» и в центральной периодической печати. Будучи ещё учащимся педтехникума, он становится участником Первого губернского съезда писателей в Великом Устюге. По окончании техникума Яшин учительствовал в деревне, много читал, писал стихи, сотрудничал в Вологодских и Архангельских газетах.

С 1932 года Яшин жил в Вологде, затем в Архангельске, где в 1934 году увидел свет первый сборник его стихотворений «Песни Северу». После участия в Первом Всесоюзном съезде писателей Яшин в 1935 переезжает в Москву и поступает в Литературный институт им. М. Горького, который окончил в 1941 году.

В годы Великой Отечественной войны уходит добровольцем на фронт и в качестве военного корреспондента и политработника участвует в обороне Ленинграда и Сталиграда, в освобождении Крыма. В 1942 - 1943 изданы его сборники стихов «На Балтике было» и «Город гнева».

В послевоенные годы Яшин много ездит по стране, совершает поездки по Северу, на Алтай, на строительство гидроэлектростанций, на целину. Впечатления от увиденного нашли отражение в сборниках стихов Яшина «Земляки» (1946), «Советский человек» (1951), в поэме «Алёна Фомина» (1949). Также Яшин начинает писать прозу, выходят его рассказы «Рычаги» (1956), «Вологодская свадьба» (1962), повестей «Сирота» (1962), «Угощаю рябиной» (1965) и другие прозаические произведения.

В 1960-е выходят поэтические сборники «Босиком по земле», «День творения», «Бессонница». Перу Яшина принадлежат также прозаические произведения: повести «Сирота» (1962) и «Вологодская свадьба» (1965), рассказы «Угощаю рябиной» (1965) и др.

Многие произведения остались незавершенными. Посмертно, в 1972, вышли два тома «Избранных произведений» Александра Яшина. Яшину во многом обязаны своим становлением в русской литературе поэт Николай Рубцов и прозаик Василий Белов.

Особенное место в жизни Александра Яшина занимала его любовь к поэтессе Веронике Тушновой, которая закончилась разрывом. Они встречались тайно, в других городах, в гостиницах, ездили в лес, бродили целыми днями, ночевали в охотничьих домиках. А когда возвращались на электричке в Москву, Яшин просил Веронику выходить за две-три остановки, чтобы их не видели вместе. Сохранить отношения в тайне не получилось. Друзья осуждают его, в семье настоящая трагедия. Разрыв с Вероникой Тушновой был предопределен и неизбежен.

Несмотря на то, что долгое время Александр Яшин был известен читателю только как поэт, его литературное дарование с самого качала было удивительно разносторонне. Уже в юности, в школе-семилетке, а затем в Никольском педтехникуме (1927-1931), рядом со стихами, которые он начал писать с шести лет, в его творчестве появляется бесконечное количество рассказов, очерков, статей, фельетонов, пьес, поэм, частушек, песен. И пусть этот материал не вошел ни в одну из его книг, он уже тогда показал характерную для Яшина тягу к жанровому разнообразию.

Непосредственным переходом к прозе стали поэмы («Мать», «Клад», «Алена Фомина») с их развитыми сюжетными линиями и детально прорисованными характерами героев, красочными пейзажами и лирическими отступлениями. Они-то и помогли ему, выступив в прозе.

Все, что было свойственно поэзии Яшина стало характерным и для его прозы. Поэтому рассказы и повести Яшина так различны по своему характеру: от лирического цикла «Сладкий остров» и стихов в прозе («Талая вода») до рассказа-очерка «Вологодская свадьба», до социально-психологической повести «Сирота».

Проблемы совести, чести, правды, всегда волновавшие Яшина-поэта, волнуют и Яшина-прозаика. Он переходит на прозу, потому что стихи уже не могут вместить в себя всего накопившегося материала, всех социальных проблем, затрагивающих его душу.

Круто менявшаяся послевоенная жизнь, всяческие перестройки не только на Севере - во всей России заставили поэта многое передумать и пересмотреть, обострили взгляд, углубили перо до самой сути народного бытия.

Разумеется, в те годы - тридцатые и начало сороковых - в здешних краях было немало других талантливых людей, взявшихся за перо. Создавались литературные кружки, объединения, первые писательские союзы. Это было уже то широкое признание, которое становится поэтической судьбой.

В понятии «судьба» - не только жизненная предопределенность, предначертанность, предназначенность, но в не меньшей степени и неизвестность предстоящих поворотов твоего пути. Лишь поверхностный человек может облегченно вздохнуть: раз судьба, словно бы дорога, контурно обозначилась, значит, все в порядке, дело само пойдет. Но ветвь плодоносит только под тяжестью.

Александр Яшин вернулся с Отечественной войны, из-под огненных стен Ленинграда и Сталинграда, победно мобилизованный на такую радость и на такую любовь к жизни, о какой и думать не мог даже в юности. Он стал всесоюзно известным поэтом.

В ту пору он не осознавал еще, что начавшийся тогда подход, вернее, подлет писателей к жизни сверху, пусть и с благими, но умозрительными поисками положительного героя, желаемых жизненных ситуаций и заранее предопределенных выводов, непременно обернется в скором времени горькими разочарованиями и его, как человека, совестливого, резко толкнет в самую глубину народной жизни, чтобы уже оттуда, из жизни, подойти к подлинным художественным открытиям. Но это будет потом.

А пока, именно в эти послевоенные годы, Север вновь поднимается, чтобы серьезно и заметно работать в советской литературе.

В Архангельске и Вологде забурлила творческая жизнь. Яшин, еще до войны стоявший у ее истоков, не мог остаться в стороне - не такой характер, чтоб отстраниться от земляков. Он стал часто приезжать из Москвы, подолгу бывать в Вологде.

Те, кто знали его лично (а круг знакомств был огромный), запомнили Александра Яковлевича навсегда. Всякий большой поэт даже внешне похож на свои стихи. Поэзия - высочайшая подлинность человеческого существа.

То же самое и с Александром Яшиным. В облике его, как в его стихах, - северная, корневая крепкость и открытость на людскую чистоту, солнечность. Он был, конечно, из зимостойкой, из той крестьянской породы, которую выковали невзгоды, труд и короткие радости. Он являл собою сильного человека. Лучше выразиться, он был таким дарован миру этой сильной работящей породой. Вдобавок к сказанному, Яшин был человеком широких, даже редких знаний, огромной начитанности, зоркого понимания людей. Вот эта-то его зоркость иной раз и смущала некоторых, пугала, даже отпугивала от него, но что поделаешь: он оставался самим собой.

Проза писателя

Прозе своей, как и стихам, Яшин предъявляет все те же требования художественной образности, сюжетной сжатости, ясности смысла, точности и красоты слова. Это, как принято говорить, поистине проза поэта. В то же время поэтическое творчество Яшина все больше приближается к прозе: все чаще обращается он к форме белого стиха и верлибра.

Первым произведением зрелой прозы Александра Яшина является лирический рассказ «Журавли», написанный в 1954 году. Основные же прозаические произведения созданы им за десятилетие 1955-1965 гг., которое четко делится на три периода.

Первый - становление Яшина как прозаика, которое произошло в 1955-1957 гг., когда были написаны рассказы «Новоселы», «Рычаги», «После боя», «Талая вода», «Михал Михалыч», «Единомышленники» и повести «Стечение обстоятельств» и «В гостях у сына» (первая часть задуманного романа «Слуга народа»).

Затем наступает перерыв в работе над прозой - это время раздумий, разочарований, вызванных резкой критикой рассказа «Рычаги». В этот же переломный момент создается поэтическая книга «Совесть», состоящая в основном из стихотворений 1958-1959 гг.

Второй период (1960-1962 гг.) является наиболее плодотворным. В 1960 году один за другим были написаны рассказы «Проводы солдата», «Первый гонорар», «Волк в городе», «Срочное дело», «Охота на мертвого глухаря», цикл рассказов «Сладкий остров» и повести «Сирота» и «Баба Яга». Цикл рассказов «Вместе с Пришвиным», рассказы «Директива» и «Первое путешествие Маринки», а также повести «Выскочка» и «Астма» относятся к 1961 году. В 1962 году создается очерк «Вологодская свадьба», рассказы «Две берлоги», «Чистые руки», «Живодер», «Старый Валенок» и большой отрывок незавершенной пьесы «Переходный возраст». В это же время Яшин начал работать над книгой стихов «Босиком по земле».

Этот удивительный «творческий запой», как сам писатель называл такие состояния, был пресечен несправедливой критикой очерка «Вологодская свадьба». Выбитый из колеи, Яшин в 1963 году пытается работать над повестью «Лауреат», а также дополняет несколькими стихотворениями книгу «Босиком по земле». Подготовку ее к изданию он заканчивает в 1964 году и посвящает этот год работе над киносценарием «Сирота».

Третий, самый короткий период, начинается в 1965 году. В это время появляются большие рассказы «Угощаю рябиной», «Подруженька», «Открывать здесь!». Рассказ «Самосуд» не был дописан из-за трагической смерти сына Александра, которая подорвала силы писателя. Правда, Яшин задумывает несколько новых вещей - роман «Для кого строился дом», повести «Бобришный Угор», «Саша» и ряд рассказов, о чем говорят его многочисленные записи и заготовки. Но на написание этих произведений, которые, как считал писатель, должны были стать основными в его жизни и куда предполагалось включить много автобиографического материала, уже не хватало сил. А в поэзии еще был настоящий взлет, была лебединая песня, когда Яшин за одно лето 1966 года в основном создал последнюю книгу стихов «День творенья».

По мере того, как накапливался материал для прозы, у Александра Яшина сложилась четкая система работы. Прежде всего он меняет толстые тетради дневников на карманные записные книжки, с которыми никогда не расстается, перенося из них необходимые для той или иной вещи записи в специальную картотеку. Во время непосредственной работы над рассказом или повестью нужные карточки перекладывались в отдельную папку, на обложке которой отмечались сроки начала и завершения работы над рукописью, перепечатки последующих вариантов, а также - кому из писателей показана новая вещь и вкратце их впечатление о ней. В самой рукописи ставились даты каждого дня работы над произведением. Яшин писал медленно, тщательно отделывая каждую фразу, и не спешил публиковать уже готовые произведения.

В картотеке писателя, кроме заготовок к уже написанным и изданным вещам, как, например, к «Сироте», кроме материалов к вещам задуманным («Веселые люди», «Мачеха», «Без ордера», «Убыток», «Почему правда горька?»), были и другие разделы: «Пейзажи», «Характеры», «Фамилии», «Цитаты», «Острые слова». «Названия» и т. д. В раздел «Сюжеты» вошли замыслы более 50 рассказов.

«Вологодская свадьба»

Эта работа впервые опубликована в 1962 году. В конце 1961 г. Яшин едет в родные места на свадьбу своей двоюродной сестры Нины. Колоритные и художественно точные дневниковые записи этой поездки, включающие в себя мельчайшие подробности свадебного торжества, тексты старинных причетов и песен, наброски образных портретов своих земляков с передачей их характерного говора, целиком использованы автором при работе над очерком.

Первый вариант написан в деревне Скачково Вологодской области. Продолжая работу над очерком в течение всего 1962 года, Яшин предложил рукопись журналу «Новый мир». Одновременно была подана заявка в издательство «Советская Россия». Публикация очерка принесла Яшину много восторженных отзывов. Появившиеся же в конце января 1963 г. в вологодских, а затем и центральных газетах рецензии резко отличались от высказываний читателей в письмах писателю и в личных беседах с ним. По инициативе «некоего журналиста» была развернута несправедливая критика Яшина.

В трудные для Яшина дни большое значение имела поддержка друзей - письма, телефонные звонки, написанные, хотя и не увидевшие свет, рецензии О. Берггольц и В. Солоухина, который назвал свою заметку «Государственный вопрос» и утверждал, что речь идет об охране старины, красоты. А. Твардовский, успокаивая Яшина, ручался, что «Вологодская свадьба» будет еще обсуждаться.

В «Вологодской свадьбе», может быть впервые в литературе тех лет (исключая серьезный очерк Федора Абрамова «Вокруг да около»), задеты прямо и резко те наболевшие проблемы, о которых ныне вовсю идут жаркие дискуссии. Это - о неумелом руководстве, о пагубности очковтирательства, о сельском бездорожье…

«Открывать здесь!»

Рассказ опубликован посмертно в журнале «Литературная Грузия» в 1977 году. Поводом для создания его послужил необычный подарок старшей дочери - бутылка кубинского ликера в нарядной экзотической упаковке. В основу рассказа положен ряд эпизодов из жизни писателя, однако события несколько смещены во времени и последовательности, а образы и характеры героев подчинены замыслу произведения. Прообразом главного героя является сам Яшин - это он погибает от курения, это у него «не пишется», не пишется из-за того, что он ограничивает себя в выборе темы, бескомпромиссности суждений. Муки творчества художника, муки совести - и есть главная линия рассказа, при которой тема курения отходит на второй план.

Приведенные в рассказе описания рабочего кабинета, письменного стола, сказочного вида из окна на Кремль, а также самого процесса писательского труда - удивительно достоверны, реальны, сделаны с натуры. Образы Юрия Сергеевича и Евгении Федоровны - собирательные, хотя, рисуя их, Яшин отталкивался от реальных событий, связанных с конкретными людьми.

Грузинская линия введена в рассказ прежде всего потому, что написан он был в г. Гагра. Большое значение также имела дружба с Георгием Леонидзе. Откликнувшись на переданную ему бутылку кубинского ликера, известный грузинский писатель немедленно позвонил Яшину из Тбилиси и предложил ему санаторную путевку в Кобулети, которая в рассказе превратилась в бочонок вина. Сыграли свою роль и встречи Яшина на Кавказе с грузинским писателем Григолом Чиковани и его другом, сельским учителем, рассказы которого частично были включены в повествование. Эти встречи безусловно помогли прозаику воссоздать в соответствующих эпизодах рассказа необходимый восточный колорит.

«Астма»

Повесть опубликована посмертно в журнале «Звезда» в 1971 году под названием «Короткое дыхание». Так случилось, что Яшин дал читать повесть ряду случайных для его творчества лиц. «Астма» была ими не понята, все их суждения были субъективными и не по существу. За внешними деталями они не разглядели сути произведения.

Многие эпизоды повести автобиографичны. Так, например, описание экскурсии дано под впечатлением поездки Яшина во Владимирскую область в первые послевоенные годы. На выбор профессии для главной героини повлияли рассказы химика М. И. Рыбинской, с которой писатель познакомился в 1956 г. Подмосковные пейзажи соответствуют хорошо знакомым Яшину местам около его дачи в писательском поселке Переделкино, лесам, перелескам, где он, не раз стоял на весенней тяге. Образы героев не имеют прототипов и являются собирательными.

«Сирота»

Впервые повесть опубликована в журнале «Москва» (1962). Это была первая и единственная при жизни прозаическая книга Яшина. Создавая повесть, Яшин опирался прежде всего на материал, собранный им в своей родной деревне Блудново Вологодской области, рисовал знакомые с детства места, обращался к судьбам и характерам своих земляков.

Прототипом главного героя повести, Павла Мамыкина, стал двоюродный брат Яшина по отцу - Павел Иванович Горчаков, который не раз обращался к писателю за материальной помощью. Это продолжалось до тех пор, пока он, женившись, снова не попросил денег на обзаведение хозяйством. Прообразами многих действующих лиц повести - бабушки Анисьи, Шурки, пасечника Михаила Алексеевича, Нюрки Молчуньи - стали односельчане и близкие родственники Яшина. Образ председателя колхоза Прокофия Кузьмича - собирательный.

Задумав написать по мотивам повести киносценарий, Яшин подписывает договор с творческим объединением «Юность» киностудии «Мосфильм». После обсуждения на «Мосфильме» сценарий «Сирота» 21 августа 1964 г. был возвращен автору для доработки. Разногласия между замыслом автора и требованиями редакции киностудии решили судьбу сценария: осенью 1965 г. договор был расторгнут…

И через все эти произведения при разности изображаемых характеров и событий нервной молнией встает яшинское неприятие бюрократического, расчетливого, лукавого отношения к людям труда, ко всему фальшивому и закостенелому, что мешает пробиться в жизнь свежим порывам, ищущего ума и сердца.

Проза Яшина - это не только годы поисков справедливых людских взамоотношений, но и борьба за них. Талант писателя, остро социальный по своей природе, обрел в прозе и сатирическую отточенность, и публицистический блеск. Конечно, не все еще Яшин успел и смог довести до высокого художественного накала - времени не хватило, - но в лучших вещах он предстал перед читателем как своеобразный и яркий мастер слова.

Ежедневные рифмы
Александр Яшин (1913-1968)

НАВСЕГДА

Сегодня я не знал, куда деть свою душу,
и, как бывало прежде,
меня потянуло к тебе,
в твой дом,
к тишине и доброжелательности.

Грохнул лифт на седьмом небе,
будто шахтерская клеть.
Седьмое небо -
это твоя лестничная площадка.

Раньше ночью ли, днем ли
ты угадывала, что я уже рядом,
и, не ожидая звонка,
счастливая,
распахивала дверь настежь.
Сегодня никто не открыл мне дверь;
и я стал звонить.

В квартире залаяла собака.
Я назвал ее по имени: "Чапа!",
и она завизжала от радости.
А я стал стучать.
Но и на стук мне никто не ответил, -
наверно, было слишком поздно.
(Раньше никогда не было слишком поздно!)
- Чапа, открой! - закричал я.
Но собака не может открыть двери.

Вот когда я понял,
что это уже не твоя квартира,
и опять
и еще раз почувствовал,
что тебя больше нет. Нет!

До чего же мне трудно было сегодня
спускаться с твоего этажа.
Все вниз и вниз.
В первый раз - вниз навсегда.

ЗАКЛИНАНИЕ

Воскресни!
Воскресни!
Забейся, сердце в груди!
Пусть - чудо:
Не песней -
Сама во плоти приди!

Хоть утром,
Хоть ночью, -
Я в доме один живу, -
Явись, когда хочешь,
Но только бы наяву.

Хоть в саване белом,
Хоть в платье -
Теперь не зима, -
Не открещусь оробело
И не сойду с ума.

Хоть с шумом и громом,
Иль тихо войди
С крыльца,
Но только б - знакомой:
Не надо менять лица.

Воскресни!
Возникни!
Сломалась моя судьба.
Померкли,
Поникли
Все радости без тебя.

Перед всем преклоняюсь,
Чем раньше не дорожил.
Воскресни!
Я каюсь,
Что робко любил и жил.

Не из сборника:

***
Мне с отчимом невесело жилось,
Все ж он меня растил -
И оттого
Порой жалею, что не довелось
Хоть чем-нибудь порадовать его.

Когда он слег и тихо умирал,-
Рассказывает мать,-
День ото дня
Все чаще вспоминал меня и ждал:
"Вот Шурку бы... Уж он бы спас меня!"

Бездомной бабушке в селе родном
Я говорил: мол, так ее люблю,
Что подрасту и сам срублю ей дом,
Дров наготовлю,
Хлеба воз куплю.

Мечтал о многом,
Много обещал...
В блокаде ленинградской старика
От смерти б спас,
Да на день опоздал,
И дня того не возвратят века.

Теперь прошел я тысячи дорог -
Купить воз хлеба, дом срубить бы мог.
Нет отчима,
И бабка умерла...
Спешите делать добрые дела!
(1958)

***
Опять не пришла. Не под силу мне.
Дышать скоро будет нечем.
Уж я ли не ждал, не торчал в окне
Меж двух косяков весь вечер!

Да, ветер дул и дождь моросил...
Но, если б ты из дому вышла,
Наверное, вечер бы слез не лил,
Дорога бы не раскисла.

И если б сегодня встретились мы,
Такое бы совершилось,
Что, может, и не было б вовсе тьмы
И солнце бы не садилось!
(1945-1946)

***
Ты такое прощала,
Так умела любить,
Так легко забывала,
Что другим не забыть;

На такие лишенья
С отрешенностью шла,
С чисто русским терпеньем
Крест свой бабий несла;

Так душой понимала
Боль его и беду,
Что, конечно, бывала
И в раю и в аду;

И ни вздохов, ни жалоб —
Было б счастье в дому:
Даже смерть оправдала б
И простила б ему.

Только лжи не стерпела,
Лжи одной не снесла,
Оправдать не сумела
И понять не смогла.
(1959)

Из Википедии:
Александр Яковлевич Яшин (настоящая фамилия — Попов) — прозаик и поэт, журналист, военный корреспондент...
В годы Великой Отечественной войны ушёл добровольцем на фронт и в качестве военного корреспондента и политработника участвовал в обороне Ленинграда и Сталинграда, в освобождении Крыма...
В выступлении на II съезде СП СССР признал свою долю вины за то, что литература сталинского времени была неискренней, объяснив это недостатком гражданского мужества, призвал вернуть поэзию С. А. Есенина советской литературе. С этого времени творчество Яшина коренным образом изменилось, в каждом произведении он стремился к максимальной честности. В эти годы написаны замечательные «Память», «Не только слова» и другие стихотворения, в том числе известное «Спешите делать добрые дела» (1958), ставшее в настоящее время своего рода гимном волонтёрских движений и благотворительности...

Одним из сильных увлечений Яшина была поэтесса Вероника Тушнов (одно из наиболее известных её стихотворений, «Не отрекаются, любя», предположительно, написанное в 1944 г., в 1970-е гг. было положено на музыку композитором Марком Минковым и исполнено А. Пугачёвой). В.Тушнова посвятила Яшину цикл стихотворений «Сто часов счастья». В ответ на стихотворение «Сто часов счастья», давшее название циклу, жена Яшина ответила стихотворением со строчками: «Сто часов счастья взяла и украла». Яшин тяжело переживал смерть В.Тушновой, умершей от скоротечного опухолевого заболевания вскоре после его решения прекратить их отношения. Памяти В.Тушновой посвящены его стихотворения "У надгробья", "Навсегда", "Заклинание"...

Не отрекаются, любя - Алла Пугачева
Слова: Тушнова В.
Музыка: Минков М.

Вероника Тушнова и Александр Яшин — две дороги любви

Не сольются никогда зимы долгие и лета: у них разные привычки и совсем несхожий вид… (Б. Окуджава)

Хмурую землю стужа сковала, небо по солнцу затосковало. Утром темно, и в полдень темно, а мне всё равно, мне всё равно! А у меня есть любимый, любимый, с повадкой орлиной, с душой голубиной, с усмешкою дерзкой, с улыбкою детской, на всём белом свете один-единый. Он мне и воздух, он мне и небо, всё без него бездыханно и немо… А он ничего про это не знает, своими делами и мыслями занят, пройдёт и не взглянет, и не оглянется, и мне улыбнуться не догадается. Лежат между нами на веки вечные не дальние дали — года быстротечные, стоит между нами не море большое — горькое горе, сердце чужое. Вовеки нам встретиться не суждено… А мне всё равно, мне всё равно, а у меня есть любимый, любимый!

Думалось, всё навечно, Как воздух, вода, свет: Веры её беспечной, Силы её сердечной Хватит на сотню лет. Вот прикажу — И явится, Ночь или день — не в счёт, Из-под земли явится, С горем любым справится, Море переплывёт. Надо — Пройдёт по пояс В звёздном сухом снегу, Через тайгу На полюс, В льды, Через «не могу». Будет дежурить, Коль надо, Месяц в ногах без сна, Только бы — рядом, Рядом, Радуясь, что нужна. Думалось Да казалось… Как ты меня подвела! Вдруг навсегда ушла — С властью не посчиталась, Что мне сама дала. С горем не в силах справиться, В голос реву, Зову. Нет, ничего не поправится: Из-под земли не явится, Разве что не наяву. Так и живу. Живу?

Вероника Михайловна Тушнова, известная советская поэтесса, родилась 27 марта 1915 года в Казани в семье профессора медицины Казанского университета Михаила Тушнова и его жены, Александры, урождённой Постниковой, выпускницы Высших женских Бестужевских курсов в Москве.

Переехав в Ленинград, она закончила учёбу в медицинском институте, начатую ещё в Казани, вышла замуж за известного врача Юрия Розинского и родила в 1939 году дочь Наталью. Второй муж Тушновой — физик Юрий Тимофеев.

Подробности семейной жизни Вероники Тушновой неизвестны — многое не сохранилось, потерялось, родственники тоже хранят молчание.

Она рано начала писать стихи и после окончания войны, во время которой ей пришлось работать в госпиталях, навсегда связала свою жизнь с поэзией.

Неизвестно, при каких обстоятельствах и когда точно познакомилась Вероника Тушнова с поэтом и писателем Александром Яшиным (1913–1968), которого она так горько и безнадежно полюбила и которому посвятила свои самые прекрасные стихи, вошедшие в её последний сборник «Сто часов счастья». Безнадежно — потому что Яшин, отец семерых детей, был женат уже третьим браком. Близкие друзья шутя называли семью Александра Яковлевича «яшинским колхозом».

«Неразрешимого не разрешить, неисцелимого не исцелить…». А исцелиться от своей любви, судя по её стихам, Вероника Тушнова могла только собственной смертью.

Лев Аннинский в своей статье «Вероника Тушнова: «Не отрекаются, любя…» связывает основные события в жизни моих героев с 1961-м годом:

В 1961-м — страстная, неукротимая, почти невменяемая, иногда нарочито косноязычная жрица любви, не признающая законов и не знающая преград…

Они встречались тайно, в других городах, в гостиницах, ездили в лес, бродили целыми днями, ночевали в охотничьих домиках. А когда возвращались на электричке в Москву, Яшин просил Веронику выходить за две-три остановки, чтобы их не видели вместе.

Жизнь Александра Яшина — и литературная, и личная — не из лёгких. И ему было от чего отчаиваться (об этом ниже). Я не знаю, какими событиями вызвано стихотворение «Отчаяние», датированное 1958-м годом. Литературной травлей за правду о русской деревне (рассказ «Рычаги»)? Страхом за судьбу семьи, связанным с этим? Любовью?

Матерь божья, не обессудь, По церквам я тебя не славлю, И теперь, взмолившись, ничуть Не юродствую, не лукавлю. Просто сил моих больше нет, Всех потерь и бед не измерить, Если меркнет на сердце свет, Хоть во что-нибудь надо верить. Ни покоя давно, ни сна, Как в дыму живу, как в тумане… Умирает моя жена, Да и сам я на той же грани. Разве больше других грешу? Почему же за горем горе? Не о ссуде тебя прошу, Не путёвки жду в санаторий. Дай мне выбиться из тупика. Из распутья, из бездорожья, Раз никто не помог пока, Помоги хоть ты, матерь божья.

Когда я думаю об Александре Яшине, всех перипетиях его жизни, его ярком русском характере, о его сердце, пытающемся вместить в себя все беды и горести, одинаково болеющем за судьбу Отчизны и конкретного человека, мне приходит в голову одно высказывание Ф. М. Достоевского. В моей вольной интерпретации оно звучит так: широк русский человек, можно бы сузить. Не укор в этой фразе — констатация. Просто, как мне кажется, Федор Михайлович походя, в нескольких словах, объяснил, откуда он черпает сюжеты для своих романов, необъяснимых и зачастую непонятных людям, от России далёким.

Вот такая предыстория появления последних стихов Вероники Тушновой — пронзительных и исповедальных — ярчайшего образца женской любовной лирики.

А вот такими предстают мои герои в описаниях знавших их людей:

«У Вероники — красота жгуче-южная, азиатская (скорее персидского, чем татарского типа)» (Лев Аннинский)

«Ошеломляюще красива» (Марк Соболь)

«Красивая, черноволосая женщина с печальными глазами (за характерную и непривычную среднерусскому глазу красоту её называли смеясь «восточной красавицей»)»

«Вероника была потрясающе красива! Все мгновенно влюблялись в неё… Не знаю, была ли она счастлива в жизни хотя бы час… О Веронике нужно писать с позиции её сияющего света любви ко всему. Она из всего делала счастье…» (Надежда Ивановна Катаева-Лыткина)

«У моего стола присаживалась Вероника Тушнова. От неё заманчиво пахло хорошими духами, и как ожившая Галатея, она опускала скульптурные веки…» (Ивинская О. В. «Годы с Борисом Пастернаком: В плену времени»)

«…У неё с детства сформировалось язычески восторженное отношение к природе. Она любила бегать босой по росе, лежать в траве на косогоре, усыпанном ромашками, следить за спешащими куда-то облаками и ловить в ладони лучики солнца.

Она не любит зиму, зима у неё ассоциируется со смертью» («Русская жизнь»)

Когда Вероника лежала в больнице в онкологическом отделении, Александр Яшин навещал её. Марк Соболь, долгие годы друживший с Вероникой, стал невольным свидетелем одного из таких посещений:

Я, придя к ней в палату, постарался её развеселить. Она возмутилась: не надо! Ей давали злые антибиотики, стягивающие губы, ей было больно улыбаться. Выглядела она предельно худо. Неузнаваемо. А потом пришёл — он! Вероника скомандовала нам отвернуться к стене, пока она оденется. Вскоре тихо окликнула: «Мальчики…». Я обернулся — и обомлел. Перед нами стояла красавица! Не побоюсь этого слова, ибо сказано точно. Улыбающаяся, с пылающими щеками, никаких хворей вовеки не знавшая молодая красавица. И тут я с особой силой ощутил, что всё, написанное ею, — правда. Абсолютная и неопровержимая правда. Наверное, именно это называется поэзией…

В последние дни перед смертью она запретила пускать Александра Яшина к себе в палату — хотела, чтобы он запомнил её красивой, весёлой, живой.

«Какое огромное впечатление Александр Яковлевич производил везде, где появлялся. Это был красивый, сильный человек, очень обаятельный, очень яркий»

«Меня немало удивил облик Яшина, который показался мне не очень деревенским, да пожалуй, не очень и русским. Большой, горделиво посаженный орлиный нос (у нас такого по всей Пинеге не сыщешь), тонкие язвительные губы под рыжими, хорошо ухоженными усами и очень цепкий, пронзительный, немного диковатый глаз лесного человека, но с усталым, невесёлым прижмуром…» (Фёдор Абрамов)

«… Вологодский крестьянин, он был и похож на крестьянина, высокий, ширококостый, лицо лопатой, доброе и сильное… Глаза с хитроватым крестьянским прищуром, пронзительно-умные» (Григорий Свирский)

«Почему без миллионов можно? Почему без одного нельзя?»

Хоть разбейся, хоть умри — не найти верней ответа, и куда бы наши страсти нас с тобой ни завели, неизменно впереди две дороги — та и эта, без которых невозможно, как без неба и земли. (Б. Окуджава)

Рассказывают, что именно Александр Яшин дал рекомендацию в Союз писателей Булату Окуджаве.

Так кто же он — «один единый», который стал воздухом и небом для Вероники Тушновой?

Яшин (настоящая фамилия — Попов) Александр Яковлевич (1913–1968), поэт, прозаик. Родился 14 марта (27 н. с.) в деревне Блудново Вологодской области в крестьянской семье. В годы Отечественной войны ушёл добровольцем на фронт и в качестве военного корреспондента и политработника участвовал в обороне Ленинграда и Сталинграда, в освобождении Крыма.

Именно Яшину во многом обязаны своим становлением в русской литературе поэт Николай Рубцов и прозаик Василий Белов.

После выхода рассказов «Рычаги» и «Вологодская свадьба» для лауреата Сталинской премии закрылись двери издательств и редакций. Многие его произведения остались недописанными.

Его любит удивительная женщина, талантливая, красивая, тонко чувствующая… «А он ничего про это не знает, своими делами и мыслями занят… пройдёт и не взглянет, и не оглянется, и мне улыбнуться не догадается».

«Не случайны на земле две дороги — та и эта, та натруживает ноги, эта душу бередит», — писал в своём стихотворении Булат Окуджава.

«Натруживало ноги» Александру Яшину многое — и гражданская позиция, когда он, как мог, утверждал в своих рассказах и стихотворениях своё право на правду, и огромная семья, в которой тоже не всё просто складывалось, и тот образ радетеля народных традиций, которому должен был следовать отец семерых детей, любящий и заботливый муж, нравственный ориентир для начинающих писателей

Из дневниковых записей 1966 года:

«Уже давно у меня появилось желание творческого одиночества — этим объясняется и строительство дома на Бобришном Угоре… Очень уж моя жизнь стала тяжёлой, безрадостной в общественном плане. Я слишком много стал понимать и видеть и ни с чем не могу примириться…

Переселение на Бобришный Угор… Разложил свои тетрадки и гляжу в окно, наглядеться не могу. Мать и сестра ушли домой под дождём.

А вот и тот самый образ, который должен был утвердиться в сознании читателей. В. Н. Бараков в статье «Живое слово Яшина» пишет:

Александр Яшин был верующим человеком, в его квартире хранились иконы, складень, Библия, с которыми он никогда не расставался; он соблюдал православные посты, жил аскетически, не позволяя себе ничего лишнего. В его доме на Бобришном Угоре — только жёсткий топчан, письменный стол, самодельный журнальный столик — подарок от Василия Белова.

На Бобришном Угоре… он горел душой в уединённой молитве, ведь ближе всего к молитве — именно лирическая поэзия.

«В последние дни жестокой болезни, — рассказывает дочь, — он, высоко поднимая руку, перелистывал в воздухе страницы невидимой книги, говорил, что знает теперь, как надо писать… А то, очнувшись, много раз на день обращался напрямую: «Господи, я иду с Тобой на соединение!..»

«Такие, как Яшин, — заключает дочь поэта, — вели за собой своё поколение, творчеством своим воспитывали, поддерживали, подпитывая в человеке нравственную душевную основу…»

Но была и другая дорога. На этой дороге яркого, неистово любящего жизнь во всех её проявлениях, влюбчивого человека, ждало много осложнений.

У Александра Яшина есть стихотворение, датированное 1959 годом — «Ты такое прощала…».

Ты такое прощала, Так умела любить, Так легко забывала, Что другим не забыть… …Только лжи не стерпела, Лжи одной не снесла, Оправдать не сумела И понять не смогла.

Наверное, это о жене, о Злате Константиновне, матери его младших детей.

И ещё. Любимый, скорбящий на могиле женщины, ставшей его горькой, предсказанной ею же потерей (Тушнова умерла в 1965-м), в 1966 году пишет:

А ведь, наверно, ты где-то есть? И не чужая — Моя… Но какая? Красивая? Добрая? Может, злая?.. Не разминуться бы нам с тобою.

Опять ожидание новой любви? И тут же осознание — «Ничьей любви до срока не сберёг…» («Отходная», 1966).

«И превратятся мои откровения в самые лучшие стихотворения», — писал Яшин в 1961-м году. Воистину это так, потому что в последние годы жизни его буквально прорвало, и я просто советую найти, прочитать и сравнить ранние и поздние его стихи.

И каких бы посмертных памятников ему ни возводили, в какие белые одежды его бы ни обряжали, лучшим, нерукотворным памятником самому себе я считаю вот эти правдивые, откровенные, выстраданные всей жизнью строки стихотворения того же 1966 года «Переходные вопросы», посвящённого Константину Георгиевичу Паустовскому:

Какой мерой мерится Моя несуразица? И в бога не верится, И с чёртом не ладится.

Вот так и свела судьба «женщину в окне в платье розового цвета», избравшую «прекрасную, но напрасную» дорогу, и мужчину, для которого «неизменно впереди две дороги — та и эта, без которых невозможно, как без неба и земли»… В сказках говорится — они жили счастливо и умерли в один день.

«Эта женщина в окне в платье розового цвета
утверждает, что в разлуке невозможно жить без слёз»
(Б. Окуджава)

…А мне говорят: нету такой любви. Мне говорят: как все, так и ты живи! А я никому души не дам потушить. А я и живу, как все когда-нибудь будут жить!

Но когда б в моей то было власти, вечно путь я длила б, оттого что минуты приближенья к счастью много лучше счастья самого.

Я боялась тебя, я к тебе приручалась с трудом, я не знала, что ты мой родник, хлеб насущный мой, дом!

Но ты в другом, далёком доме и даже в городе другом. Чужие властные ладони лежат на сердце дорогом.

Ты не думай, я смелая, не боюсь ни обиды, ни горя, что захочешь — всё сделаю, — слышишь, сердце моё дорогое?

Мне остались считанные вёсны, так уж дай на выбор, что хочу: ёлки сизокрылые, да сосны, да берёзку — белую свечу.

Не кори, что пожелала мало, не суди, что сердцем я робка. Так уж получилось, — опоздала … Дай мне руку! Где твоя рука?

Не нужны мне улыбки льстивые, не нужны мне слова красивые, из подарков хочу одно я — сердце твоё родное.

Я тебе не помешаю и как тень твоя пройду… Жизнь такая небольшая, а весна — одна в году. Там поют лесные птицы, там душа поёт в груди… Сто грехов тебе простится, если скажешь:

— Приходи!

Я Тебе не всё ещё рассказала, — знаешь, как я хожу по вокзалам? Как расписания изучаю? Как поезда по ночам встречаю?

Я говорю с тобой стихами, остановиться не могу. Они как слёзы, как дыханье, и, значит, я ни в чем не лгу…

Всё необычно этим летом странным: и то, что эти ели так прямы, и то, что лес мы ощущаем храмом, и то, что боги в храме этом — мы!

Разжигаю костры и топлю отсыревшие печи, и любуюсь, как ты расправляешь поникшие плечи, и слежу, как в глазах твоих льдистая корочка тает, как душа твоя пасмурная рассветает и расцветает.

Ты научил меня терпенью птицы, готовящейся в дальний перелёт, терпенью всех, кто знает, что случится, и молча неминуемого ждёт.

То колкий, то мягкий не в меру, то слишком весёлый подчас, ты прячешь меня неумело от пристальных горестных глаз…

Может, все ещё сбудется? Мне — лукавить не стану — всё глаза твои чудятся, то молящие, жалкие, то весёлые, жаркие, счастливые, изумлённые, рыжевато-зелёные.

Ты ведь где-то живёшь и дышишь, улыбаешься, ешь и пьёшь… Неужели совсем не слышишь? Не окликнешь? Не позовёшь? Я покорной и верной буду, не заплачу, не укорю. И за праздники, и за будни, и за всё я благодарю.

Не сердись на свою залётную птицу, сама понимаю, что это плохо.

Только напрасно меня ты гонишь, словами недобрыми ранишь часто: я не долго буду с тобой — всего лишь до своего последнего часа.

Сутки с тобою, месяцы — врозь… Спервоначалу так повелось. Уходишь, приходишь, и снова, и снова прощаешься, то в слёзы, то в сны превращаешься.

А сны всё грустнее снятся, а глаза твои всё роднее, и без тебя оставаться всё немыслимей! Всё труднее!

Всегда была такая, как хотел: хотел — смеялась, а хотел — молчала… Но гибкости душевной есть предел, и есть конец у каждого начала.

Ты не любишь считать облака в синеве. Ты не любишь ходить босиком по траве. Ты не любишь в полях паутин волокно, ты не любишь, чтоб в комнате настежь окно, чтобы настежь глаза, чтобы настежь душа, чтоб бродить, не спеша, и грешить не спеша.

Над скалистой серой кручей плавал сокол величаво, в чаще ржавой и колючей что-то сонно верещало. Под румяною рябиной ты не звал меня любимой, целовал, в глаза не глядя, прядей спутанных не гладя.

Вокруг меня как будто бы ограда чужих надежд, любви, чужого счастья… Как странно — всё без моего участья. Как странно — никому меня не надо…

Говорят: «Вы знаете, он её бросил…». А я без Тебя как лодка без вёсел.

Знаешь ли ты, что такое горе? А знаешь ли ты, что такое счастье?

Как подсудимая стою… А ты о прошлом плачешь, а ты за чистоту свою моею жизнью платишь.

Ну что же, можешь покинуть, можешь со мной расстаться, — из моего богатства ничего другой не отдастся. Не в твоей это власти, как было, так всё и будет. От моего злосчастья счастья ей не прибудет.

Меня одну во всех грехах виня, всё обсудив и всё обдумав трезво, желаешь ты, чтоб не было меня… Не беспокойся — я уже исчезла.

Ты не горюй обо мне, не тужи, — тебе, а не мне доживать во лжи, мне-то никто не прикажет: — Молчи! Улыбайся! — когда хоть криком кричи. Не надо мне до скончанья лет думать — да, говорить — нет. Я-то живу, ничего не тая, как на ладони вся боль моя, как на ладони вся жизнь моя, какая ни есть — вот она я!

Я не плыву,— иду ко дну, на три шага вперёд не вижу, себя виню, тебя кляну, бунтую, плачу, ненавижу… У всех бывает тяжкий час, на злые мелочи разъятый. Прости меня на этот раз, и на другой, и на десятый, — ты мне такое счастье дал, его не вычтешь и не сложишь, и сколько б ты ни отнимал, ты ничего отнять не сможешь. Не слушай, что я говорю, ревнуя, мучаясь, горюя… Благодарю! Благодарю! Вовек не отблагодарю я!

Не добычею, не наградою, — была находкой простою. Оттого, наверно, не радую, потому ничего не стою. Только жизнь у меня короткая, только твёрдо и горько верю: не любил ты свою находку — полюбишь потерю…

Я стою у открытой двери, я прощаюсь, я ухожу. Ни во что уже не поверю, — всё равно напиши, прошу! Чтоб не мучиться поздней жалостью, от которой спасенья нет, напиши мне письмо, пожалуйста, вперёд на тысячу лет. Не на будущее, так за прошлое, за упокой души, напиши обо мне хорошее. Я уже умерла. Напиши!

Я прощаюсь с тобой у последней черты. С настоящей любовью, может, встретишься ты.

Сто часов счастья, чистейшего, без обмана. Сто часов счастья! Разве этого мало?

Не отрекаются, любя…

Не отрекаюсь я —

Будь всё по-старому.

Уж лучше маяться,

Как жизнь поставила…

Как вы подумать только могли, что от семьи бегу? Ваш переулок — не край земли, я — не игла в стогу… В мире то оттепель, то мороз — трудно тянуть свой воз. Дружбы искал я, не знал, что нёс столько напрасных слёз.

Я тебя не хочу встречать. Я тебя не хочу любить. Легче воду всю жизнь качать, на дороге камни дробить. Лучше жить в глуши, в шалаше, там хоть знаешь наверняка, почему тяжело на душе, отчего находит тоска…

Воскресни! Возникни! Сломалась моя судьба. Померкли, поникли все радости без тебя. Пред всем преклоняюсь, чем раньше не дорожил. Воскресни! Я каюсь, что робко любил и жил.

А мы друг друга и там узнаем. Боюсь лишь, что ей без живого огня шалаш мой уже не покажется раем, и, глянув пристально сквозь меня, по давней привычке ещё послушна, добра и доверчива, там она уже не будет так влюблена, так терпеливо великодушна.

Подари мне, боже, ещё лоскуток шагреневой кожи! Не хочу уходить! Дай мне, боже, ещё пожить. И женщины, женщины взгляд влюблённый, чуть с сумасшедшинкой и отрешённый, самоотверженный, незащищённый…

Так чего же мне желать вкупе со всеми? Надо просто умирать, раз пришло время…

Умирала Вероника Михайловна в тяжёлых мучениях. Поэтессы не стало 7 июля 1965 года. Яшин, потрясённый смертью Тушновой, опубликовал в «Литературной газете» некролог и посвятил ей стихи — своё запоздалое прозрение, исполненное болью потери.

В начале 60-х на Бобришном Угоре, вблизи родной деревни Блудново (Вологодская область), Александр Яшин построил себе дом, куда приезжал для работы, переживал тяжёлые моменты.

Через три года после смерти Вероники, 11 июня 1968-го, умер и он. И тоже от онкологического заболевания.

На Угоре, согласно завещанию, его и похоронили. Яшину было всего пятьдесят пять лет.

О том, что не вошло в официальные биографии.

В своём очерке «Кто такая Ольга Ваксель, мы не знаем…» я уже писала об избирательной памяти и посмертных памятниках поэтам.

В большинстве публикаций, посвящённых А. Яшину, я опять вижу глухое, контекстное упоминание о жёнах и детях Яшина от первых браков. Наталью, пятого ребёнка из семи, почему-то называют старшей дочерью поэта, имея в виду, что седьмой — Михаил — её младший брат. В сущности, кажется, пустяк, а на самом деле такая избирательность заставляет с недоверием относиться к любым воспоминаниям и комментариям «заинтересованных лиц». Я понимаю, что Александр Яшин представляет течение в литературе, предполагающее мифологизированный, очищенный от скверны образ автора. Но всё же… всё же… Хотелось бы выйти за рамки канонизированного образа и побольше узнать о реальном человеке, которого так безгранично и безнадежно любила эта удивительная женщина, возвышенная и земная одновременно, — Вероника Тушнова.

Некоторые факты мы узнаём из дневника Александра Яшина (Электронная версия газеты «Литературный дневник») :

«Вчера в Литфонде записал своих детей на эвакуацию со второй партией. Из Москвы выезжают все лишние» (8 июля 1941 г.)

«От жены вчера — открытка. Переехала в Никольск. Неприятно и неспокойно для меня это. Не верю я женщинам» (11 октября 1941 г.)

«Уже третий день, как меня мучает какое-то беспокойство, предчувствие чего-то нехорошего. На душе, что называется, кошки скребут. Вероятно, всё связано с мыслями о жене, о Гале… Она ещё не выехала. Надо вернуться к детям, жить для них… Не надо было опять жениться» (30 июня 1942 г.)

«Слава (секретарь партбюро Литературного института, подруга А. Я. Яшина) познакомила с архитектором, студенткой Литинститута Златой Константиновной Ростковской» (8 мая 1943 г.)

«Опять была Злата Константиновна. И каждый раз я довожу её до слёз. Нехорошо. Самому стыдно, что я такой дикий и злой» (28 июня 1943 г.)

Злата Константиновна родилась (14) 27 мая 1914 года в семье старшего врача лазарета штаба Владивостокской крепости, дворянина Константина Павловича и архитектора Екатерины Георгиевны Ростковских. С юных лет писала стихи, поступила в Литературный институт в Москве, где и познакомилась с вологжанином Александром Яшиным. У них родилось двое детей — Наталья и Михаил. В 1999 году вышел сборник стихотворений Златы Поповой-Яшиной, которые она писала всю жизнь как дневник.

Из воспоминаний дочери Натальи:

Николай Рубцов, может быть, меньше других бывал у нас — стеснялся, наверно. Он жил у нас в 1966 году в очень горькое для нашей семьи время. Все наши думы были о другом: хотелось видеть только одного человека — брата Сашу. Рубцов пришёл в дом с состраданием, со словами утешения. Чтобы и его как-то согреть, мама отдала тогда особенно дорогое для неё пальто погибшего сына…

Михаил Яшин:

«Я — младший сын Александра Яшина. Пианист, окончил Московскую консерваторию по классу профессора Веры Горностаевой. В 1981 году, женившись на дочери русской эмигрантки, переехал в Париж, где и проживаю по сей день» (Вологодская областная газета «Красный север», 25 марта 2006 г.)

Александр Яшин, «Вместе с Пришвиным» (1962):

Я расскажу, как Михаил Михайлович (Пришвин — прим. авт.) дал имя человеку.

В 1953 году у меня родился сын, и мы долго не могли подобрать для него подходящего имени. Он был седьмым…

Я решил позвонить Пришвину.

— Михаил Михайлович, сын родился… — Имени подобрать не можем.

— Подумать надо! — Михаил Михайлович явно тянул, думал. — Есть два хороших имени, — наконец сказал он… — Первое — Дмитрий.

— Так! А второе?..

— Тогда вот второе — Михаил…

— Ах ты, мой Миша Малый! — говорю я…

Так сколько же детей было в семье Александра Яковлевича и Златы Константиновны?

Упоминается дочь поэта — Татьяна, а — внук Костя Смирницкий, в связи с подзабытым Московским народным фронтом.

В книге Григория Свирского «Герои расстрельных лет» рассказывается о «Литературной Москве», запрещённой в 1956 году после выхода двух её первых томов.

Во втором томе был напечатан рассказ Александра Яшина «Рычаги», после которого началась многолетняя травля писателя, лауреата Сталинской премии.

Г. Свирский упоминает шестерых детей Яшина в связи с началом разгромной критики рассказа. По его словам, шестнадцатилетний сын писателя застрелился в пустом кабинете отца:

Это так потрясло Александра Яшина, что он и сам заболел и больше уже не вышел из больницы… Он держал, в последние свои часы, Злату Константиновну за руку, плакал и казнился…

А, по словам хирурга бывшей «Кремлевки» Прасковьи Николаевны Мошенцевой, сын Александра Яшина покончил собой из-за любви.

Из воспоминаний об А. Яшине Капитолины Кожевниковой:

У него была трудная судьба литератора, человека — большая семья, душевнобольная жена… Сплетен да разговоров разных вокруг него было предостаточно» (www.vestnik.com , 25 декабря 2002 г.)

Судя по всему, «душевнобольная жена» — это вторая жена поэта Галя («Не надо было опять жениться…»), в третьем браке у него родилось трое детей, а не двое. И не исключено, что ребёнок от второго брака (сын? дочь?) воспитывался в семье поэта, поскольку Вероника Тушнова не хотела разрушать семью, в которой было ЧЕТВЕРО детей.

Злата Константиновна Попова-Яшина и Наталья Александровна Яшина сохраняют наследие мужа и отца, принимают участие в подготовке и издании его книг.

О судьбе её мужей я не нашла информации. Первый — Юрий Розинский, отец Натальи, дочери Тушновой — был врачом-психиатром. Ольга Ивинская в своей книге «Годы с Борисом Пастернаком: В плену времени» писала, что он «спасал от менингита моего двухлетнего сына».

Была ли Вероника Тушнова замужем или второй брак уже распался, когда она встретила Александра Яшина, мне неизвестно.

Наталья Савельева писала в своём очерке «Две остановки до счастья» («Новая газета», 14 февраля 2002 г.) :

Единственное документальное свидетельство этой любви — воспоминания Фёдора Абрамова. Из-за советского ханжества они изымались из его собраний сочинений и единственный раз увидели свет в 1996 году в архангельской газете «Правда Севера»: «Понимаю, хорошо понимаю, как рискованно касаться такой деликатной области человеческих отношений, как любовь двух людей, да ещё немолодых, семейных, доживающих свои последние годы. Снова заставить кровоточить ещё, может быть, не совсем зарубцевавшиеся раны у близких, снова оживить пламя страстей, которые когда-то вызывали столько пересудов и кривотолков…

Единственное ли? В 1973 году Эдуард Асадов написал стихотворение «Веронике Тушновой и Александру Яшину» («Я не открою, право же, секрета…»). Его можно прочитать в книге: Эдуард Аркадьевич Асадов, «Избранное», Смоленск: Русич, 2003. — 624 с.

Дочь Вероники Тушновой, Наталья Юрьевна Розинская, упоминается в различных изданиях книг матери в качестве составителя, принимает участие в различных литературных мероприятиях.

Палома, август 2006 года

Страница:

Александр Яковлевич Яшин (настоящая фамилия — Попов; 1913—1968) — русский советский прозаик и поэт. Лауреат Сталинской премии второй степени (1950). Член ВКП(б) с 1941 года.

Александр Яковлевич родился 14 (27) марта 1913 года в деревне Блудново (ныне Никольского района Вологодской области) в крестьянской семье. Первая публикация в 1928 году. В 1931 году окончил педагогический техникум в городе Никольске, учительствовал в деревне, много читал, писал стихи, сотрудничал в вологодских и архангельских газетах, начал печататься в 1928 году. Первый сборник стихотворений «Песни Северу» увидел свет в 1934 году в Архангельске. Незадолго до Первого съезда советских писателей стал председателем оргкомитета его вологодского отделения. В 1935 году переехал в Москву. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, который окончил в 1941 году. Одновременно работал заместителем редактора многотиражной газеты.

Я как будто родился заново,
Легче дышится, не солгу, –
Ни себя, ни других обманывать
Никогда уже не смогу…

Яшин Александр Яковлевич

В годы Великой Отечественной войны ушёл добровольцем на фронт и в качестве военного корреспондента и политработника участвовал в обороне Ленинграда и Сталинграда, в освобождении Крыма. В 1942—1943 годах изданы его сборники стихов «На Балтике было» и «Город гнева».

В послевоенные годы много ездил по стране: поездки по Северу, на Алтай, на строительство гидроэлектростанций, на целину. Впечатления от увиденного нашли отражение в сборниках стихов «Земляки» (1946), «Советский человек» (1951), в поэме «Алена Фомина» (1949).

В выступлении на Втором съезде СП СССР признал свою долю вины за то, что литература сталинского времени была неискренней, объяснив это недостатком гражданского мужества, призвал вернуть поэзию С. А. Есенина советской литературе. С этого времени творчество Яшина коренным образом изменилось, в каждом произведении он стремился к максимальной честности.

Рассказ «Рычаги» (1956) о подавлении личности партийным аппаратом не переиздавался до времён перестройки[К 1].

Повесть «В гостях у сына», написанная в 1958 году, была напечатана лишь в 1987 году, как и ещё несколько рассказов. Неприкрашенная картина колхозной жизни в рассказе «Вологодская свадьба» (1962) подвергалась нападкам догматических критиков.