Литературное досье на поэта символиста бальмонт. Бальмонт основоположник символизма в русской поэзии

Лирике талантливого и прославившегося поэта Бальмонта присуща острота ощущений и поиск впечатляющего мгновения, который хотелось бы облечь в слова и оставить в человеческой памяти навсегда.

В большинстве случаев тема и передача его лирики не зависит от самого предмета изображения поэзии. Константин Бальмонт относится к поэтам-символистам, которые широко использовали в своем творчестве импрессионистские приемы, передавая тонкие оттенки ощущений и чувств. Константин Бальмонт является одним из самых талантливых и одаренных поэтов-символистов, и признан мастером мелодического стиха. А его поэтическим прорывом называют второй сборник стихотворений «В безбрежности».

Особенности лирики Бальмонта

Особенность его поэзии в том, что ее можно назвать вечным поиском значимого и необычайно красивого мгновения для того, чтобы обратить внимание читателей на то, что жизнь каждого человека полна великолепных и запоминающихся моментов. Вряд ли у Бальмонта можно найти устойчивую систему образов, как у других поэтов, как никому другому, Бальмонту удалось возвысить в своей лирике переменчивость настроения, душевное непостоянство и пристальное внимание к быстропроходящим переживаниям и мироощущениям.

Его стихотворения «Безглагольность», «Уходящие тени», «Аккорды», «Грусть» знамениты обильным использованием внутренних рифм и аллитерации. Ключевым моментом лирики Бальмонта можно назвать своеобразное волшебством слов – это связано с той музыкальностью, которую поэт закладывал в их сочетание и лирический поток словесных перекличек в своих стихотворениях. Поэтому поэзию Бальмонта зачастую называют неустойчивой, имея ввиду, что композиция его стихотворений отличаются от привычной для остальных поэтов.

Замысел и мотивы лирики

Замысел и смысл его лирики проявляется в фиксации нюансов в стихотворении, и в нем зачастую отсутствует привлекающая к себе внимание кульминация и устойчивый эмоциональный накал. Поэт часто теряет в этом чувство меры, и жертвовал смысловым наполнением своего произведения ради созвучности слов и совершенной музыкальности. Основной фрагмент лирики Бальмонта – это очарование настроения и именно созданная им композиция стихотворения позволяет подчеркнуть любую деталь быстропроходящего переживания. Этим особо характерно знаменитое стихотворения «Осень» и «Влага», в которых очень четко выражена музыкальная композиция стихотворения и броские звуковые ассонансы.

Считается, что Бальмонт своим творчеством внес значимый вклад в совершенствование русского стиха и его техники и композиции. Лирика поэта наполнена умышленными повторами и излишне созвучными словами, однородными эпитетами, основным для поэта Бальмонта было – каким будет стихотворение на слух, ему была важна звуковая сочетаемость слов.

Таким образом, его увлечение к голой форме стихотворения привело к определенно степени разрушения его искусства, из-за этого многими его современниками чувствовалась несостоятельность его, как поэта. Бальмонт и его поэзия были далеки от передовых идей эпохи и убеждений, которые были ценны в то время. Но несмотря на это поэзия Бальмонта оказала значительное влияние на большинство поэтов Серебреного века.

Русский символизм зарождался и оформлялся в 1890-1900-е годы. Бальмонту суждено было стать одним из его лидеров.

Поэт с легкостью отошел от своих ранних стихов с их мотивами жа­лостливого народолюбия и целиком перешел в лоно художников, счи­тавших себя рожденными «для звуков сладких и молитв».

В 1900 году появилась его книга «Горящие здания», утвердившая имя поэта и прославившая его. Это был взлет Бальмонта, его творчества. Он был закреплен «книгой символов» - «Будем как солнце» (1903). Эпиграфом к книге выбраны строки из Анаксагора: «Я в этот мир при­шел, чтоб видеть Солнце».

Поэт декларировал свою полную свободу от предписаний. В его сти­хах бьет ключом радость бытия, звучат гимны весне. Во всем Бальмонту важно было почувствовать явное или скрытое присутствие солнца:

Я не верю в черное начало,

Пусть праматерь нашей жизни ночь,

Только солнцу сердце отвечало

И всегда бежит от тени прочью

Тема Солнца в его победе над

Тьмой прошла через все творчество Бальмонта.

Резкие, солнечные блики лежат на стихах Бальмонта в канун 1905 г. И все же всего сильней Бальмонт в ином - в поэзии намеков. Симво­лы, намеки, подчеркнутая звукопись - все это нашло живой отклик в сердцах любителей поэзии начала века.

Мы домчимся в мир чудесный,

К неизвестной Красоте!

Красота ему видится и целью, и смыслом, и пафосом его жизни. Красота как цель. Красота, царящая и над добром, и над злом. Красота и мечта - сущностная рифма для Бальмонта. Верность мечте, предан­ность мечте, самой далекой от реальности, были наиболее устойчивы­ми в поэте.

Он декларировал стихийность творчества, необузданность, произ­вольность, полную отрешенность от правил и предписаний, от класси­ческой меры. Мера поэта, полагал он, - безмерность. Его мысль - бе­зумие. Романтически мятежный дух поэзии Бальмонта отражается в его стихах о природных стихиях. Серию своих стихотворений он посвяща­ет Земле, Воде, Огню. Воздуху.

Огонь очистительный,

Огонь роковой,

Красивый, властительный,

Блестящий, живой!

Так начинается «Гимн огню» Поэт сравнивает мирное мерцание церковной свечи, полыханье пожара, огонь костра, сверканье молнии. Перед нами разные ипостаси, разные лики огненной стихии. Древняя тайна огня и связанные с ним ритуалы увлекают Бальмонта в глубины истории человечества.

Тихий, бурный, нежный, стройно-важный,

Ты - как жизнь: и правда и обман.

Дай мне быть твоей пылинкой влажной,

Каплей в вечном…

Вечность! Океан!

Бальмонт - натура в высшей степени впечатлительная, артистич­ная, ранимая. Он скитался, чтобы увидеть чужое, новое, но всюду видел себя, одного себя. Илья Оренбург верно отметил, что, исколесив моря и материки, Бальмонт «ничего в мире не заметил, кроме своей души» Он был лириком во всем. В каждом своем движении, в каждом своем замыс­ле. Такова его натура. Бальмонт жил, веря в свою исключительную мно­гогранность и свое умение проникать во все окружающие миры.

Подзаголовок одной из лучших книг Бальмонта «Горящие здания» - «Лирика современной души». Эта лирика запечатлевает беглые, под­час невнятные, Дробные впечатления, мимолетности. Именно эта лири­ка характеризует зрелую манеру поэта Все эти миги объединялись в Бальмонте чувством космической цельности. Разрозненные миги не пугали его своей несхожестью. Он верил в их единство.

Но при этом у поэта было стремление моментальное сочетать с це­лостным познанием мира. В книге «Будем как солнце» Бальмонт по справедливости ставит Солнце в центре мира. Это источник света и со­вести, в прямом и иносказательном смысле этого слова. Поэт выражает стремление служить главному источнику жизни. Солнце дарует жизнь, жизнь распадается на миги.

Мимолетность возведена Бальмонтом в философский принцип. Человек существует только в данное мгновенье. В данный миг выявля­ется вся полнота его бытия. Слово, вещее слово, приходит только в этот миг и всего на миг Большего не требуй. Живи этим мигом, ибо в нем истина, он - источник радости жизни и ее печали. О большем и не меч­тай, художник, - только бы выхватить у вечности этот беглый миг и запечатлеть его в слове.

Я не знаю мудрости, годной для других,

Только мимолетности я влагаю в стих

В каждой мимолетности вижу я миры,

Полные изменчивой радужной игры.

Эту изменчивость, зыбкую радужность, игру запечатлевает поэт в своих произведениях. В этой связи одни называли его импрессионистом, другие - декадентом… А Бальмонт просто страстно желал увидеть веч­ность сквозь миг, охватить взором и исторический путь народов, и свою собственную жизнь.

Год 1912. Грандиозное кругосветное путешествие. Лондон, Плимут, Канарские острова, Южная Америка, Мадагаскар, Южная Австралия, Полинезия, Новая Гвинея, Цейлон и др. Это путешествие насытило любознательного поэта, в его творчестве появляются новые сюжеты, новые краски. Вот перед нами стихотворение «Индийский мотив».

Как красный цвет небес, которые не красны.

Как разногласье волн, что меж собой согласны,

Как сны, возникшие в прозрачном свете дня,

Как тени дымные вкруг яркого огня,

Как отсвет раковин, в которых жемчуг дышит,

Как звук, что в слух идет, но сам себя не слышит,

Как на поверхности потока белизна,

Как лотос в воздухе, растущий ото дна, -

Так жизнь с восторгами и блеском заблужденья

Есть сновидение иного сновиденья.

Но по-прежнему музыкальная речевая река увлекает Бальмонта за собой, он подчиняется ее течению в большей степени, чем смыслу выс­казывания. На стихах Бальмонта, как на нотах, можно проставить музы­кальные знаки, которые обычно ставят композиторы В этом смысле Бальмонт продолжает в русской поэзии линию, получившую свое клас­сическое выражение у Фета. Бальмонт ставил в заслугу своему пред­шественнику именно то, что тот установил точное соответствие между мимолетным ощущением и прихотливыми ритмами.

Я - изысканность русской медлительной речи,

Предо мною другие поэты - предтечи,

Я впервые открыл в этой речи уклоны,

Перепевные, гневные, нежные звоны.

Аллитератизность русского слова была сильно увеличена Бальмон­том. Он и сам, со свойственным ему самомнением, писал: «Имею спо­койную убежденность, что до меня, в целом, не умели в России писать звучные стихи». В то же время Бальмонт признается в своей любви к самому русскому языку.

Язык, великолепный наш язык.

Речное и степное в нем раздолье,

В нем клекоты орла и волчий рык,

Напев, и звон, и ладан богомолья.

В нем воркованье голубя весной,

Взлет жаворонка к солнцу - выше, выше.

Березовая роща. Свет сквозной.

Небесный дождь, просыпанный по крыше.

Главенство музыкальной темы, сладкогласие, упоенность речью ле­жат в основе поэтики Бальмонта. Магия звуков - его стихия. Иннокен­тий Анненский писал: «В нем, Бальмонте, как бы осуществляется вер- леновский призыв: музыка прежде всего».

Бальмонт был эвфонически высоко одарен. Его называли «Пагани­ни русского стиха». Но аллитеративность Бальмонта подчас навязчива. В пору появления поэта, в конце прошлого века, эта стихотворная му­зыка казалась откровением и высоким стихотворным мастерством. Од­нако уже Блок писал, что «Бальмонт и вслед за ним многие современ­ники вульгаризировали аллитерацию». Отчасти он был прав.

Музыка все захлестывает, все заливает у Бальмонта. Вслушаемся в звуки его стихов:

Между скал, под властью мглы,

Спят усталые орлы.

Ветер в пропасти уснул,

С моря слышен смутный гул.

Поэту удалось поставить своего рода рекорд: свыше полутораста его стихотворений было положено на музыку. Танеев и Рахманинов, Про­кофьев и Стравинский, Глиэр и Маяковский создали романсы на слова Бальмонта От него в этом смысле сильно «отстают» и Блок, и Брюсов, и Сологуб, и Ахматова.

Разумеется, поэтическое слово важно и своим звучанием, и своим значением. Смысл нуждается в слове, слово нуждается в смысле. Роман­тика, возвышенная речь в лучших творениях Бальмонта проступают с убедительной силой. Юношеская одухотворенность, обнадеженность, радость бытия звучат в стихах Бальмонта. Этим они более всего привле­кали как тонких ценителей, так и всех воспринимающих стихи непос­редственно, всей душой.

В основном принято говорить о Бальмонте-лирике, а вместе с тем он знаменит своими сатирическими произведениями. Годы литературного успеха Бальмонта - годы, предшествовавшие первой русской революции. Всем были известны антиправительственные выступления поэта. В каче­стве примера можно привести стихотворение «Маленький султан». Оно имело общественный успех. Более того, это стихотворение - целая глав­ка не только в биографии и творчестве Бальмонта, но и всей русской неле­гальной печати. Возникло оно как реакция на избиение демонстрантов 4 марта 1901 года у Казанского собора в Петербурге и последовавшие за этим репрессии. «Маленького султана» передавали из рук в руки, заучивали наи­зусть, переписывали, использовали в политических прокламациях.

То было в Турции, где совесть - вещь пустая.

Там царствует кулак, нагайка, ятаган,

Два-три нуля, четыре негодяя

И глупый маленький султан.

Так начинается это знаменитое стихотворение. На правящих нулей, негодяев и маленького султана «нахлынули толпой башибузуки». Они рассеялись. И вот избранники спрашивают поэта: как выйти «из этих темных бед»?

И тот собравшимся, подумав, так сказал:

«Кто хочет говорить, пусть дух в нем словом дышит,

И если кто не глух, пускай он слово слышит,

А если нет, - кинжал! »

Всем читателям, самым неподготовленным, ясно было, что речь идет не о Турции, а с России, Николае II. Впервые это стихотворение было опубликовано за рубежом, в Женеве. В России стихотворение распрос­транялось в списках. Поэту запрещалось жительство в столицах, в сто­личных губерниях и университетских городах в течение трех лет после написания стихотворения…

Крушение царизма было воспринято Бальмонтом ликующе. Он дек­ларировал свою причастность к общему делу - «могучему потоку». Но это было в феврале 1917 г.

Бальмонт отвергает Октябрьскую революцию, трактует ее как наси­лие, он возлагает всю надежду на генерала Корнилова. Поэт не прием­лет разруху, террор, решительные способы переустройства мира, он ра­тует за отделение литературы от политики.

В 1920 году Бальмонт ходатайствует о разрешении ему поездки за границу. В 1921 году он уезжает с семьей в командировку сроком на год. Но этот год продлился двадцать один год. до конца жизни. Бальмонт стал эмигрантом.

Тоска Бальмонта по России бесконечна. Она выражена в письмах. «Я хочу России… Пусто, пусто. Духа нет в Европе». О ней говорится в стихах:

Мой дом, мой отчий, лучших сказок няня,

Святыня, счастье, звук - из всех желанный,

Заря и полночь, я твой раб, Россия!

Умер Константин Дмитриевич Бальмонт в оккупированном гитле­ровцами Париже 24 декабря 1942 года.

В статье «О лирике» Александр Блок написал: «Когда слушаешь Бальмонта - всегда слушаешь весну» Это верно. При всем многообра­зии тем и мотивов в его творчестве, при желании передать всю гамму чувств человека, Бальмонт по преимуществу все-таки поэт весны, про­буждения, начала жизни, первоцвета, духоподъемности. Вот одни из последних строк Бальмонта:

Потухли в бездне вод все головни заката,

На небе Зодчий тьмы вбивает гвозди звезд.

Зовет ли Млечный Путь в дорогу без возврата?

Иль к Солнцу новому уводит звездный мост?

В сердце старого поэта на мгновенье возник образ смерти - дороги «без возврата», но тут же его перебил другой образ звездного моста, уводящего к Солнцу. Так прочерчивается волнистая линия пути человека и поэта.

Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942) -- русский поэт-символист, переводчик и эссеист. Один из виднейших представителей русской поэзии Серебряного века. В стихах -- культ «Я», игра мимолетностей, противопоставление «железному веку» первозданно целостного «солнечного» начала; музыкальность (сборники «Горящие здания», 1900, «Будем как солнце», 1903). Переводы, статьи по проблемам искусства.

Константин Дмитриевич Бальмонт родился 15 июня 1867 года, в деревне Гумнищи Владимирской губернии, в дворянской семье. У него было шесть братьев, сам он родился третьим. Его дед был морским офицером. Отца звали Дмитрий Константинович (1835--1907) служил в Шуйском уездном суде. Мама -- Вера Николаевна происходила из генеральской семьи, в которой любили литературу и профессионально занимались ею. Костя научился читать в возрасте пяти лет, подсматривая за тем, как мама учила грамоте его старшего брата. Она же познакомила будущего поэта с Иваном Саввичем Никитиным, Алексеем Васильевичем Кольцовым, Николаем Алексеевичем Некрасовым, Александром Сергеевичем Пушкиным. Любимое стихотворение у него было "Горные вершины“ Михаила Юрьевича Лермонтова.

В 1887 был исключен из Московского университета за участие в студенческом движении. Первые произведения («Сборник стихотворений», Ярославль, 1890, содержали мотивы гражданской скорби. Вскоре Костя выступил как один из ранних представителей русского Символизм а (сборники «В безбрежности», 1895, «Тишина», 1898, «Горящие здания», 1900, «Будем как солнце», 1903).

К 1895 году Бальмонт познакомился с литовским поэтом-символистом и переводчиком, дипломатом Юргисом Балтрушайтисом, которое постепенно переросло в дружбу, продолжавшуюся много лет, и С. А. Поляковым, образованным московским коммерсантом. Именно Поляков, издатель модернистского журнала «Весы», пять лет спустя учредил символистское издательство «Скорпион», где вышли лучшие книги Бальмонта.

К. Д. Бальмонт сочувственно встретил Революцию 1905 года (цикл стихов «Песни мстителя», Париж, 1907). Последующие его сборники: «Фейные сказки» (1905), «Литургия красоты» (1911), «Сонеты Солнца, Неба и Луны» (1917) и другие. Для поэзии поэта характерны декадентские черты, мотивы исступлённо-восторженного восприятия природы, самоутверждения сильной личности.

В 1896 году Бальмонт женился на переводчице Екатерине Алексеевне Андреевой и отправился с супругой в Западную Европу. Он посетил Францию, Голландию, Испанию, Италию. Стих Константина Бальмонта отличается гибкостью, музыкальностью, богатством аллитераций, хотя не лишён порой некоторой экзотичности, вычурности.

Начало Первой мировой войны поэт застал в то время, когда был во Франции. Он приветствовал Февральскую революцию, начал сотрудничать в Обществе пролетарских искусств, но вскоре разочаровался в новой власти и присоединился к партии кадетов, требовавшей продолжения войны до победного конца. В одном из номеров газеты «Утро России» он приветствовал деятельность генерала Лавра Георгиевича Корнилова. Поэт категорически не принял Октябрьскую революцию, которая заставила его ужаснуться «хаосу» и «урагану сумасшествия» «смутных времён» и пересмотреть многие свои прежние взгляды. Будучи сторонником абсолютной свободы, он не принимал диктатуру пролетариата, которую считал «уздой на свободном слове». В публицистической книге 1918 года «Революционер я или нет?» Бальмонт, характеризуя большевиков как носителей разрушительного начала, подавляющих «личность», выражал тем не менее убеждение в том, что поэт должен быть вне партий, что у поэта «свои пути, своя судьба -- он скорее комета, чем планета (то есть, движется не по определённой орбите)». В этот период он был дружен с Мариной Ивановной Цветаевой.

В 1920 году, не приняв революцию, Константин Бальмонт эмигрировал из России. Выпустил за границей сборники стихов: «Дар Земле» (1921), «Марево» (1922), «Моё -- Ей. Стихи о России» (1923), «В раздвинутой дали» (1930), «Северное сияние» (1923), «Голубая подкова» (1937), две книги автобиографической прозы («Под новым серпом», 1923, «Воздушный путь», 1923). Переводил чешских, болгарских, литовских, польских поэтов; в 1930 опубликовал стихотворный перевод «Слова о полку Игореве».

Благодаря сборнику «Горящие здания» Бальмонт приобрёл всероссийскую известность и стал одним из лидеров символизма, нового движения в русской литературе. Своими предшественниками-символистами Константин Бальмонт называл Кальдерона, Уильяма Блейка и «самого выдающегося символиста» -- Эдгара По. В России, считал он, «символизм идёт от Фета и Тютчева». Из современных ему русских символистов Бальмонт отмечал прежде всего Вячеслава Иванова, поэта, который, по его словам, способен соединить «глубокие философские настроения с необыкновенной красотой формы», а также, Городецкого, Ахматову, которую ставил «на одну ступень с Миррой Лохвицкой», и Сологуба, называя его «самым привлекательным из современных писателей и одним из талантливейших поэтов».

В русской классике, поэт упоминал прежде всего Достоевского -- единственного из русских писателей, наряду с А. С. Пушкиным и А. А. Фетом, который оказал на него сильное влияние. В числе самых близких ему по духу писателей-классиков Бальмонт называл Гоголя и Тургенева; из беллетристов-современников как писателя «с тонкими настроениями» отмечал Бориса Зайцева.

Личная жизнь Константина Бальмонта

В 1889 году Константин Дмитриевич женился на Ларисе Михайловне Гарелиной

Второй женой Константина Бальмонта стала Екатерина Алексеевна Андреева-Бальмонт (1867--1952), родственница известных московских издателей Сабашниковых, происходила из богатой купеческой семьи и отличалась редкой образованностью. В начале 1900-х годов в Париже Константин Бальмонт познакомился с Еленой Константиновной Цветковской (1880--1943), дочерью генерала К. Г. Цветковского. Елена Цветковская не была последней любовью поэта. В Париже он возобновил начавшееся в марте 1919 года знакомство с княгиней Дагмар Шаховской она родила Бальмонту двух детей -- Жоржа и Светлану. Бальмонт признан одним из наиболее активных поэтов-символистов своего времени. За свою жизнь опубликовал тридцать пять сборников стихов и двадцать прозаических книг.

Работал с совершенно разными жанрами. Это и стихи, и прозаические произведения, и филологические трактаты, и исследования в области истории и культуры, и эссе.

Владел большим количеством языков, за счет чего был уникальнейшим переводчиком. Делал переводы с испанского, болгарского, югославского, литовского, японского, словацкого, грузинского, мексиканского языков.

Вячеслав Иванович Иванов родился в Москве. Отец его был землемером, мать, на попечении которой будущий поэт остался с раннего детства, происходила из семьи священника и своей религиозностью оказала большое влияние на сына. После окончания гимназии В. Иванов поступает на историко-филологический факультет Московского университета. В 1886 г. Иванов уезжает для продолжения образования за границу. В Берлине он занимается у знаменитого историка Древнего Рима Т. Моммзена. За границей, преимущественно в Италии, Иванов прожил девять лет, возвратившись в Россию только в 1905 г. Все это время он изучал сочинения славянофилов, увлекся философией Ницше и В. Соловьева, во многом предопределивших мотивы его поэзии. Дебютировал в литературе в 1898--1899 гг. , опубликовав ряд произведений в журналах, но первым крупным его выступлением стала книга «Кормчие звезды », вышедшая в 1903 г. Уже в ней определяется основной круг тем и образов его поэзии, проявляется творческая манера и стиль. Он быстро стал крупнейшей фигурой в кругу символистов, заняв место рядом с А. Блоком, А. Белым и другими поэтами «второй волны»символизма. Литературные «среды» в петербургской квартире В. Иванова (в «Башне») в 1905--1907 гг. привлекали многих известных писателей.

В. Иванов выступал не только как поэт, но и как крупнейший теоретик символизма. Он решительно отделяет понятие «символ» от понятия «аллегория»: «Аллегория -- иносказание; символ -- указание». В основе символов, по его мнению, лежат древнейшие народные представления о человеческой жизни, о природе, о мире вообще: «Символы -- переживания забытого и утерянного достояния народной души». Поэтому «творчество поэта -- и поэта-символиста по преимуществу -- можно назвать бессознательным погружением в стихию фольклора. Атавистически воспринимает и копит он в себе запас живой старины, который окрашивает все его представления, все сочетания его идей, все его изобретения в образе и выражении».

Истоки поэзии В. Иванова во многом связаны с религиозно-мистическими поисками «соборности», под которой поэт понимал преодоление людской разобщенности, «буржуазного индивидуализма» эпохи. Определяющим мотивом становится надежда на новую эру в судьбах всего мира и человечества, торжество «синтетического», «всенародного» искусства и красоты, которое может быть достигнуто путем обновления религии. Поэт, по утверждению Иванова, -- «религиозный устроитель жизни», а религия -- «чувствование связи всего сущего и смысла всяческой жизни». В. Иванов, как и большинство символистов, отвергал материалистический, социально-политический подход к истории и обществу. Важное место в поэзии Иванова занимает идея культурной преемственности, отсюда постоянное внимание поэта к миру античной Греции, итальянского Возрождения, Древней Руси, наконец, исключительная роль мотива памяти как торжества человека над смертью.

Поэзия Иванова зачастую перегружена филологической ученостью и трудна для восприятия; его стиху присуща пышная красочная и по-своему оригинальная архаическая лексика, сложные инверсии, тяжелая медлительность и «густота» стиха, в котором сделана попытка воплотить некую идею «вечного» русского языка «от Иллариона и Епифания Премудрого до словаря Даля». Россия редко появляется в стихах В. Иванова, чаще мы встречаем в них картины античности, итальянский пейзаж, горы и моря Южной Европы -- его творчество иногда определяется как «скитания славянина по чужим странам и дальним векам».

События 1904 -- 1906 гг. во многом повлияли на творчество В. Иванова. В цикле стихов «Година гнева» (вошедшем впоследствии в книгу «cor ardens») они осмысляются как некий переломный в истории России момент, после которого ей, прошедшей через горнила войны и революции, суждено возродиться вновь:

В надежде славы и добра

Гляжу вперед я без боязни:

Истлеет древко топора;

Не будет палача для казни.

И просвещенные сердца

Извергнут черную отраву, --

И вашу славу и державу

Возненавидят до конца. . .

(«Палачам», 1911)

Несмотря на победу «царства тьмы», поэт хочет верить в конечное торжество справедливости, что и находит выражение в строках, заимствованных из Пушкина.

В цикле «Година гнева» В. Иванов одним из первых поставил проблему исторического возмездия, впоследствии разработанную А. Блоком. Она осмысляется поэтом как народная месть «насильникам» за причиненное ими зло:

Бьет час великого Возмездья!

Весы нагнетены и чаша зол полна. . .

Блажен безумьем жрец!

И чья душа пьяна, --

Пусть будет палачом!. .

Так говорят созвездья.

(«Астролог», 1905)

В цикле «Година гнева» индивидуалистическое равновесие поэтического сознания, высоко ценимое В. Ивановым, разрушается вторжением неожиданных «мирских» мотивов. Перед поэтом встает вопрос: чем должно быть искусство -- «таинственно-богослужебным ритуалом» или воплощением «житейского и повседневного»? Поэт оказывается лицом к лицу с дилеммой, решить которую он пытается в течение всей последующей жизни. Свои сомнения он сжато излагает в предисловии к сборнику «Нежная тайна. -- Лепта» (1912), с горечью признаваясь в неумении найти ответ: «Озирая все, собранное вместе в одном издании, автор первый смущен сопоставлением столь различного. Некоторые страницы книжки изображают созерцания, несомненно выходящие за пределы поэзии, понятой как ars profana -- как художественно-мирское, а не таинственно-богослужебное. Другие, напротив, являют, по-видимому, вторжение в округу искусства такой обыденности, которая может показаться «внешнею» -- profana -- артистическому Парнасу. Одни -- скажет его суд -- посвящены предметам, недоступным Музе по своей возвышенности или «запредельности», другие -- недостойными ее по непосредственной близости к житейскому и повседневному».

После 1917 г. В. Иванов некоторое время преподавал в Бакинском университете, был профессором классической филологии. В августе 1924 г. он эмигрировал и поселился в Риме, где принял католичество, чтобы, как он говорил, стать «до конца православным». Читал лекции по русской литературе и языку в университете города Павии. В эмиграции он продолжал писать стихи. Последний его сборник -- «Свет вечерний», вышедший через тринадцать лет после смерти поэта, свидетельствует о том, что проблемы художественного синтеза «житейского и повседневного» с «возвышенным и запредельным», соотношения истории и искусства, вставшие перед ним еще в 1905 г. , продолжали волновать его до конца жизни.

Вячеслав Иванов прожил восемьдесят три года, став свидетелем важнейших событий русской и европейской истории конца XIX и первой половины XX века. Он близко наблюдал жизнь Европы, был блестящим знатоком ее культуры. В поэзию он пришел сравнительно поздно, но именностихи -- главное в наследии В. Иванова; именно они чутко фиксировали повороты в его духовном развитии и тем самым наиболее полно отразили эволюцию его личности.

Бальмонт жаждал «изысканности русской медлительной речи».

Он научился «превращать тоску в напев» и находить игру созвучий в природе, он из всех поэтов-символистов отличался особой напевностью и особой звучностью стиха.

Черты символизма, по мнению Бальмонта - культ мгновения, внезапно возникшего и безвозвратно промелькнувшего, туманность намеков, прихотливость чувства.

Я выбрала для анализа стихотворение «Я мечтою ловил уходящие тени…», так как считаю, что оно наиболее ярко отражает творчество Бальмонта и является гимном символизма.

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасавшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И чем выше я шел, тем ясней рисовались,

Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

Тем светлее сверкали выси дремлющих гор. . .

И сиянием прощальным как будто ласкали,

Словно нежно ласкали отуманенный взор.

А внизу подо мною уж ночь наступила,

Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

Определяя символистскую поэзию, Бальмонт писал: «Это поэзия, в которой органически…сливаются два содержания: скрытая отвлеченность и очевидная красота…». В стихотворении «Я мечтою ловил уходящие тени…», как легко убедиться, есть и «очевидная красота» и иной, скрытый смысл: гимн вечному устремлению человеческого духа от тьмы к свету. Тени ассоциируются с чем-то неосознанным, непонятным, недоступным, поэтому автор так и стремится постичь эту истину, познать ее.

«Я на башню всходил, и дрожали ступени,

Этот путь, словно шаткий ветхий мост над пропастью, каждый шаг - это риск, риск сорваться, не дойти до своей цели, упасть вниз.

«И чем выше я шел, тем ясней рисовались,

Тем ясней рисовались очертания вдали. . .

И какие-то звуки вокруг раздавались,

Вкруг меня раздавались от Небес и Земли»

«А внизу подо мною уж ночь наступила,

Уже ночь наступила для уснувшей Земли,

Для меня же блистало дневное светило,

Огневое светило догорало вдали»

То есть, не смотря на то, что его окружал уже полный мрак, он видел впереди свет, свет, который освещал ему весь путь.

«Я узнал, как ловить уходящие тени,

Уходящие тени потускневшего дня,

И все выше я шел, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня»

Бальмонт воспевал космической красоты.

В своей записной книжке Бальмонт писал: «У каждой души есть множество ликов, в каждом человеке скрыто множество людей, и многие из этих людей, образующих одного человека, должны быть безжалостно ввергнуты в огонь. Нужно быть беспощадным к себе. Только тогда можно достичь чего-нибудь».

Русский символизм зарождался и оформлялся в 90-е годы. Бальмонту суждено было стать одним из его лидеров.

Поэт с легкостью отошел от своих ранних стихов с их мотивами жалостливого народолюбия и целиком перешел в лоно художников, считавших себя рожденными "для звуков сладких и молитв".

В 1900 году появилась его книга "Горящие здания", утвердившая имя поэта и прославившая его. Это был взлет Бальмонта, его творчества. Он был закреплен "книгой символов" -- "Будем как солнце" (1903). Эпиграфом к книге выбраны строки из Анаксагора: "Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце".

Поэт декларировал свою полную свободу от предписаний. В его стихах бьет ключом радость бытия, звучат гимны весне. Во всем Бальмонту важно было почувствовать явное или скрытое присутствие солнца:

Я не верю в черное начало,

Пусть праматерь нашей жизни ночь,

Только солнцу сердце отвечало

И всегда бежит от тени прочь.

Тема Солнца в его победе над Тьмой прошла через все творчество Бальмонта.

Резкие, солнечные блики лежат на стихах Бальмонта в канун 1905 г. И все же всего сильней Бальмонт в ином -- в поэзии намеков. Символы, намеки, подчеркнутая звукопись -- все это нашло живой отклик в сердцах любителей поэзии начала века.

Мы домчимся в мир чудесный,

К неизвестной Красоте!

Красота ему видится и целью, и смыслом, и пафосом его жизни. Красота как цель. Красота, царящая и над добром, и над злом. Красота и мечта -- сущностная рифма для Бальмонта. Верность мечте, преданность мечте, самой далекой от реальности, были наиболее устойчивыми в поэте.

Он декларировал стихийность творчества, необузданность, произвольность, полную отрешенность от правил и предписаний, от классической меры. Мера поэта, полагал он, -- безмерность. Его мысль -- безумие. Романтически мятежный дух поэзии Бальмонта отражается в его стихах о природных стихиях. Серию своих стихотворений он посвящает Земле, Воде, Огню, Воздуху.

Огонь очистительный,

Огонь роковой,

Красивый, властительный,

Блестящий, живой!

Так начинается “Гимн огню”. Поэт сравнивает мирное мерцание церковной свечи, полыханье пожара, огонь костра, сверканье молнии. Перед нами разные ипостаси, разные лики огненной стихии. Древняя тайна огня и связанные с ним ритуалы увлекают Бальмонта в глубины истории человечества.

Тихий, бурный, нежный, стройно-важный,

Ты -- как жизнь: и правда и обман.

Дай мне быть твоей пылинкой влажной,

Каплей в вечном... Вечность! Океан!

Бальмонт -- натура в высшей степени впечатлительная, артистичная, ранимая. Он скитался, чтобы увидеть чужое, новое, но всюду видел себя, одного себя. Илья Эренбург верно отметил, что, исколесив моря и материки. Бальмонт "ничего в мире не заметил, кроме своей души". Он был лириком во всем. В каждом своем движении, в каждом своем замысле. Такова его натура. Бальмонт жил, веря в свою исключительную многогранность и свое умение проникать во все окружающие миры.

Подзаголовок одной из лучших книг Бальмонта "Горящие здания" -- "Лирика современной души". Эта лирика запечатлевает беглые, подчас невнятные, дробные впечатления, мимолетности. Именно эта лирика характеризует зрелую манеру поэта. Все эти миги объединялись в Бальмонте чувством космической цельности. Разрозненные миги не пугали его своей несхожестью. Он верил в их единство.

Но при этом у поэта было стремление моментальное сочетать с целостным познанием мира. В книге "Будем как солнце" Бальмонт по справедливости ставит Солнце в центре мира. Это источник света и совести, в прямом и иносказательном смысле этого слова. Поэт выражает стремление служить главному источнику жизни. Солнце дарует жизнь, жизнь распадается на миги.

Мимолетность возведена Бальмонтом в философский принцип. Человек существует только в данное мгновенье. В данный миг выявляется вся полнота его бытия. Слово, вещее слово, приходит только в этот миг и всего на миг. Большего не требуй. Живи этим мигом, ибо в нем истина, он -- источник радости жизни и ее печали. О большем и не мечтай, художник, -- только бы выхватить у вечности этот беглый миг и запечатлеть его в слове.

Я не знаю мудрости, годной для других,

Только мимолетности я влагаю в стих.

В каждой мимолетности вижу я миры,

Полные изменчивой радужной игры.

Эту изменчивость, зыбкую радужность, игру запечатлевает поэт в своих произведениях. В этой связи одни называли его импрессионистом, другие -- декадентом... А Бальмонт просто страстно желал увидеть вечность сквозь миг, охватить взором и исторический путь народов, и свою собственную жизнь.

Год 1912. Грандиозное кругосветное путешествие. Лондон, Плимут, Канарские острова, Южная Америка, Мадагаскар, Южная Австралия, Полинезия, Новая Гвинея, Цейлон и др. Это путешествие насытило любознательного поэта, в его творчестве появляются новые сюжеты, новые краски. Вот перед нами стихотворение “Индийский мотив”.

Как красный цвет небес, которые не красны.

Как разногласье волн, что меж собой согласны

Как сны, возникшие в прозрачном свете дня,

Как тени дымные вкруг яркого огня,

Как отсвет раковин, в которых жемчуг дышит,

Как звук, что в слух идет, но сам себя не слышит,

Как на поверхности потока белизна,

Как лотос в воздухе, растущий ото дна,

Так жизнь с восторгами и блеском заблужденья

Есть сновидение иного сновиденья.

Но по-прежнему музыкальная речевая река увлекает Бальмонта за собой, он подчиняется ее течению в большей степени, чем смыслу высказывания. На стихах Бальмонта, как на нотах, можно проставить музыкальные знаки, которые обычно ставят композиторы. В этом смысле Бальмонт продолжает в русской поэзии линию, получившую свое классическое выражение у Фета. Бальмонт ставил в заслугу своему предшественнику именно то, что тот установил точное соответствие между мимолетным ощущением и прихотливыми ритмами.

Я -- изысканность русской медлительной речи,

Предо мною другие поэты -- предтечи,

Я впервые открыл в этой речи уклоны,

Перепевные, гневные, нежные звоны.

Аллитеративность русского слова была сильно увеличена Бальмонтом. Он и сам, со свойственным ему самомнением, писал: "Имею спокойную убежденность, что до меня, в целом, не умели в России писать звучные стихи". В то же время Бальмонт признается в своей любви к самому русскому языку.

Язык, великолепный наш язык.

Речное и степное в нем раздолье,

В нем клекоты орла и волчий рык,

Напев, и звон, и ладан богомолья.

В нем воркованье голубя весной, Взлет жаворонка к солнцу -- выше, выше. Березовая роща. Свет сквозной. Небесный дождь, просыпанный по крыше.

Главенство музыкальной темы, сладкогласие, упоенность речью лежат в основе поэтики Бальмонта. Магия звуков -- его стихия. Иннокентий Анненский писал: "В нем, Бальмонте, как бы осуществляется верленовский призыв: музыка прежде всего".

Бальмонт был эвфонически высоко одарен. Его называли "Паганини русского стиха". Но аллитеративность Бальмонта подчас навязчива. В пору появления поэта, в конце прошлого века, эта стихотворная музыка казалась откровением и высоким стихотворным мастерством. Однако уже Блок писал, что "Бальмонт и вслед за ним многие современники вульгаризировали аллитерацию". Отчасти он был прав.

Музыка все захлестывает, все заливает у Бальмонта. Вслушаемся в звуки его стихов:

Между скал, под властью мглы,

Спят усталые орлы.

Ветер в пропасти уснул,

С моря слышен смутный гул.

Поэту удалось поставить своего рода рекорд: свыше полутораста его стихотворений было положено на музыку. Танеев и Рахманинов, Прокофьев и Стравинский, Глиэр и Мясковский создали романсы на слова Бальмонта. От него в этом смысле сильно "отстают" и Блок, и Брюсов, и Сологуб, и Ахматова.

Разумеется, поэтическое слово важно и своим звучанием, и своим значением. Смысл нуждается в слове, слово нуждается в смысле. Романтика, возвышенная речь в лучших творениях Бальмонта проступают с убедительной силой. Юношеская одухотворенность, обнадеженность, радость бытия звучат в стихах Бальмонта. Этим они более всего привлекали как тонких ценителей, так и всех воспринимающих стихи непосредственно, всей душой.

В основном принято говорить о Бальмонте-лирике, а вместе с тем он знаменит своими сатирическими произведениями. Годы литературного успеха Бальмонта -- годы, предшествовавшие первой русской революции. Всем были известны антиправительственные выступления поэта. В качестве примера можно привести стихотворение "Маленький султан". Оно имело общественный успех. Более того, это стихотворение -- целая главка не только в биографии и творчестве Бальмонта, но и всей русской нелегальной печати. Возникло оно как реакция на избиение демонстрантов 4 марта 1901 года у Казанского собора в Петербурге и последовавшие за этим репрессии. "Маленького султана" передавали из рук в руки, заучивали наизусть, переписывали, использовали в политических прокламациях.

То было в Турции, где совесть -- вещь пустая.

Там царствует кулак, нагайка, ятаган,

Два-три нуля, четыре негодяя

И глупый маленький султан.

Так начинается это знаменитое стихотворение. На правящих нулей, негодяев и маленького султана "нахлынули толпой башибузуки". Они рассеялись. И вот избранники спрашивают поэта: как выйти "из этих темных бед"?

И тот собравшимся, подумав, так сказал:

"Кто хочет говорить, пусть дух в нем словом дышит,

И если кто не глух, пускай он слово слышит,

А если нет, -- кинжал!"

Всем читателям, самым неподготовленным, ясно было, что речь идет не о Турции, а о России, Николае П. Впервые это стихотворение было опубликовано за рубежом, в Женеве. В России стихотворение распространялось в списках. Поэту запрещалось жительство в столицах, в столичных губерниях и университетских городах в течение трех лет после написания стихотворения.

Крушение царизма было воспринято Бальмонтом ликующе. Он декларировал свою причастность к общему делу -- "могучему потоку". Но это было в феврале 1917 г.

Бальмонт отвергает Октябрьскую революцию, трактует ее как насилие, он возлагает всю надежду на генерала Корнилова. Поэт не приемлет разруху, террор, решительные способы переустройства мира, он ратует за отделение литературы от политики.

В 1920 году Бальмонт ходатайствует о разрешении ему поездки за границу. В 1921 году он уезжает с семьей в командировку сроком на год. Но этот год продлился двадцать один год, до конца жизни. Бальмонт стал эмигрантом.

Тоска Бальмонта по России бесконечна. Она выражена в письмах: "Я хочу России... Пусто, пусто. Духа нет в Европе". О ней говорится в стихах:

Мой дом, мой отчий, лучших сказок няня,

Святыня, счастье, звук -- из всех желанный,

Заря и полночь, я твой раб, Россия!

Умер Константин Дмитриевич Бальмонт в оккупированном гитлеровцами Париже 24 декабря 1942 года.

В статье "О лирике" Александр Блок написал: "Когда слушаешь Бальмонта -- всегда слушаешь весну". Это верно. При всем многообразии тем и мотивов в его творчестве, при желании передать всю гамму чувств человека, Бальмонт по преимуществу все-таки поэт весны, пробуждения, начала жизни, первоцвета, духоподъемности. Вот одни из последних строк Бальмонта:

Потухли в бездне вод все головни заката,

На небе Зодчий тьмы вбивает гвозди звезд.

Зовет ли Млечный Путь в дорогу без возврата?

Иль к Солнцу новому уводит звездный мост?

В сердце старого поэта на мгновенье возник образ смерти -- дороги "без возврата", но тут же его перебил другой образ звездного моста, уводящего к Солнцу. Так прочерчивается волнистая линия пути человека и поэта.

Черты символизма (на примере стихотворения К. Бальмонта "Я мечтою ловил уходящие тени…")

Борисовская Е.О.,

Прежде, чем перейти к анализу стихотворения Бальмонта, нужно вспомнить о том, что несёт в себе символизм и какие черты ему присущи.

Символизмом принято называть литературное течение, в России, которое возникло в начале 90-х годов XIX века. В основе его лежат философские идеи Ницше и Шопенгауэра, а также учение В.С. Соловьева о Душе мира. Традиционному способу познания действительности символисты противопоставляли идею создания миров в процессе творчества. Поэтому творчество в понимании символистов - созерцание "тайных смыслов" - доступно только поэту-творцу. Символ становится центральной эстетической категорией этого литературного течения.

Черты символизма:

• · Музыкальность стиха, разработка звукописи;
• · Возвышенность тематики;
• · Многозначность, расплывчатость образов;
• · Недосказанность, иносказания, намеки;
• · Наличие идеи о двух мирах;
• · Отражение реальности посредствам символов;
• · Религиозные искания;
• · Идея о Мировой Душе.

Большинство этих черт символизма мы можем увидеть в стихотворении старшего представителя символического течения К. Бальмонта "Я мечтою ловил уходящие тени…".

Я мечтою ловил уходящие тени,

И чем выше я шел, тем ясней рисовались,

Тем ясней рисовались очертанья вдали,

И какие-то звуки вокруг раздавались,

Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

А внизу подо мною уж ночь наступила,

Уже ночь наступила для уснувшей Земли,

Для меня же блистало дневное светило,

Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,

Уходящие тени потускневшего дня,

И все выше я шел, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

Стихотворение Бальмонта " Я мечтою ловил уходящие тени … " было написано в 1895 году.

Оно наиболее ярко отражает творчество Бальмонта и является гимном символизма. Ключевым мотивом в стихотворении является мотив пути. Известно, что мотив пути - один из важнейших архетипических мотивов символизма. Данное стихотворение неслучайно вынесено в начало книги "В Безбрежности" и выделено курсивом. Л.Е. Ляпин считает, что это стихотворения для Бальмонта является программным. Поэтому, по-моему мнению, черты символизма стоит раскрывать именно на примере данного стихотворения.

символизм стихотворение бальмонт душа