Язык и культура сообщение кратко. Язык и культура

Язык любого народа - это его истори­ческая память, воплощенная в слове. Ты­сячелетняя духовная культура, жизнь рус­ского народа своеобразно и неповторимо отразились в русском языке, в его устной и письменной формах, в памятниках раз­личных жанров - от древнерусских ле­тописей и былин до произведений совре­менной художественной литературы. И, зна­чит, культура языкам культура слова пред­стает как неразрывная связь многих и многих поколений.

Родной язык - душа нации, первосте­пенный и наиболее очевидный ее признак. В языке и через язык выявляются такие важнейшие особенности и черты, как нацио­нальная психология, характер народа, склад его мышления, самобытная неповторимость художественного творчества, нравственное состояние и духовность.

Подчеркивая одухотворенность русского языка, К. Д. Ушинский писал: “В языке своем народ, в продолжение многих тыся­челетий и в миллионах индивидуумов, сло­жил свои мысли и свои чувства. Природа страны и история народа, отражаясь в ду­ше человека, выражались в слове. Человек исчезал, но слово, им созданное, оставалось бессмертной и неисчерпаемой сокровищ­ницей народного языка... Наследуя слово от предков наших, мы наследуем не только средства передавать наши мысли и чувства, но наследуем самые эти мысли и эти чувства”.

Знать выразительные средства языка, уметь пользоваться его стилевыми и смыс­ловыми богатствами во всем их структур­ном многообразии - к этому должен стре­миться каждый носитель языка.

Защита и охрана природных богатств, здоровье народа осознаются теперь как важное общегосударственное дело. Охраня­ются и восстанавливаются памятники материальной культуры - часть духов­ного исторического наследия. Наш язык нуждается в таком же бережном подходе. Русский литературный язык надо беречь от засорения вульгаризмами и жаргонизма­ми, от стилистического “снижения” и сти­левого “усреднения”, т. е. нивелировки или штампованности. Его надо оберегать от ненужных иноязычных заимствований, от разного рода неточностей и тем более - от ошибок и неправильностей, словом, от всего, что ведет к его оскудению, а следовательно, к обеднению или омертвению мысли.

Именно поэтому культура языка может и должна быть осмыслена в собственно экологическом аспекте - как часть здоро­вой окружающей “речевой среды суще­ствования”, освобожденной от ошибок и не­точностей, нежелательной нивелировки и “дистиллированности”, негативно влияю­щих на жизнь языка, на общую духов­ность и нравственность.

Культура речи в ее традиционном пони­мании - это степень владения литера­турным языком (его нормами, стилистиче­скими, лексическими и грамматико-семантическими ресурсами) в целях наиболее эффективного общения в различных услови­ях коммуникации. Экологический подход к вопросам культуры речи, речевого об­щения предполагает ответственное отно­шение к национальным языковым тради­циям, воспитание действенной любви к род­ному языку, заботу о его прошлом, настоя­щем и будущем. Все это и составляет существо экологического аспекта культуры речи, если понимать его широко и обоб­щенно.

Предметом лингвистической экологии яв­ляется культура мышления и речевого поведения, воспитание лингвистического вку­са, защита и “оздоровление” литератур­ного языка, определение путей и способов его обогащения и совершенствования, эсте­тика речи. Лингвоэкологический подход предполагает бережное отношение к лите­ратурному языку одновременно как к куль­туре и как к орудию культуры. Л. В. Щерба справедливо сравнивал язык, у которого разрушена стилистическая структура, с со­вершенно расстроенным музыкальным ин­струментом, “с той только разницей, что инструмент можно немедленно настроить, а стилистическая структура языка создается веками”. А ведь стоит задуматься и над тем, что всякое потерянное, искаженное или непонятое нами слово - это потерян­ный для нас мир, звено нашей культуры.

К сожалению, мы отучаемся от красоты слова, как отвыкаем от красоты и обустроенности своего дома, от красоты на­певной русской мелодии, традиционного об­ряда... И так ли уж плохо стать на пути этого “отвыкания” сознательным охраните­лем родного языка, его красоты и образ­ности? Конечно же, нет. Мы очень долго разбрасывали родные камни, не заботясь о будущем. Приходит время их собирать. Экология языка и - шире - экология культуры становится одной из актуальнейших задач современности, когда экологизация науки, поведения человека и самого мышления выступают важной приметой времени.

История самого термина (и понятия) эколо­гия восходит к 60-м годам XIX в Как известно, термин экология, или ойкология (от греч.oikos “жилище”, “место обитания” и logos “учение”) предложил в 1866 г известный не­мецкий естествоиспытатель Эрнст Геккель (1834-1919). Это был один из крупнейших биологов XIX в., реформатор науки, сторонник эволюционного учения Чарлза Дарвина. Им на­писана фундаментальная “Общая морфология организма” и многие другие работы. Одним из первых он предложил “родословное древо” всего животного мира и сформулировал знаменитый биогенетический закон, в соответствии с которым онтогенез (индивидуальное развитие особи) является как бы кратким повторением филоге­неза (важнейших этапов эволюции всей груп­пы, к которой эта особь относится).

В наши дни активно формируется эко­логия культуры или, шире, духовная эколо­гия. Она связана с сохранением (или воз­рождением) накопленных ценностей, а так­же с рациональным регулированием тех­нического прогресса, который не должен отрицательно влиять на человека. “Сохра­нение культурной среды - задача не ме­нее существенная, чем сохранение окру­жающей природы. Если природа необходи­ма человеку для его биологической жизни, то культурная среда столь же необхо­дима для его духовной, нравственной жизни, для его “духовной оседлости”, для его привязанности к родным местам, для его нравственной самодисциплины...”.

Весьма образно и точно раскрыл содер­жание понятия “экология культуры” исто­рик-археолог В. Л. Янин. По его словам, если выкорчевать дерево, то на его месте можно вырастить новое; но если мы разру­шаем памятники культуры, стираем с гео­графической карты исторические топоними­ческие названия, то мы уничтожаем ге­нетический код нашей исторической памяти. Такие потери разрывают связь времен и поколений и приводят в конечном счете к падению нравственности. К тому же, если памятники архитектуры можно восста­новить (хотя это будет уже “новодел”, по терминологии реставраторов), то сгорев­шие рукописи и утерянные книги невос­становимы.

Культура языка, речевая культура входит в экологию культуры как важная состав­ляющая часть. В самом деле, ведь если культура - это совокупность достижений общества в области науки, просвещения, искусства и т. д., то закрепляются эти достижения, как правило (хотя и не исключительно), в языке и в слове. Связь общей культуры с такой формой языка, как его литературно обработанная, закреп­ленная в письменности и в устных образцах “культурная” разновидность (лите­ратурный язык),-совершенно несомненна. Возникший на определенном историческом этапе и в известных культурно-истори­ческих условиях, литературный язык сам по себе служит свидетельством и пока­зателем уровня духовного развития наро­да в тот или иной отрезок времени.

Надо сказать, что современная эпоха вносит немало нового в русский литера­турный язык наших дней, особенно в такие его области, как лексика и фразеология, сочетаемость слов, их стилистическая окрашенность и т. п.

Среди факторов и условий развития современного русского языка (внутренних и внешних) можно, на наш взгляд, особо выделить три. Воздействия на повседневную “речевую среду” каждого из них и не­равнозначны, и неоднозначны одновре­менно.

Во-первых, это общенародность литера­турного языка, которая приводила и приво­дит к постоянному обновлению литературных норм, к их освобождению от уста­релых элементов и черт, противоречащих духу народной речи, тенденциям общеязыкового развития,- в сторону демократи­зации.

Во-вторых, это широкое и активное приобщение современного образованного читателя к творчеству таких писателей, как В. Набоков, Б. Зайцев, И. Шмелев, М. Алданов, знакомство с трудами Н. Бер­дяева, С. Булгакова, П. Струве, П. Соро­кина, В. Розанова, Г. Федотова, Е. Трубецкого, П. Флоренского, Д. Андреева и мн. др. Все это, безусловно, влияет на современный литературный язык, поднимая его авторитет, воспитывая языковой вкус говорящих и пишущих.

Наконец, это расцвет всех жанров совре­менной публицистики, развитие средств массовой информации, непосредственно отражающих дыхание времени, активные процессы, происходящие и в обществе, и в языке. Здесь же надо сказать и о раз­витии различных видов и жанров устной общественной речи, ищущих себе опору в традициях национального русского красно­речия, в образцах ораторского мастерства прошлого и настоящего.

В современном литературном языке про­исходит интенсивное сближение традици­онных книжно-письменных и устных средств с обиходно-разговорной стихией, городским просторечием, социальными и профессио­нальными диалектами. Однако известное раскрепощение литературных норм не должно приводить к их расшатыванию или стилистическому снижению. В качестве нормального и неизбежного процесса такое раскрепощение создает условия для богатства и разнообразия всех выразительных средств и, следовательно, для совершенствования речевой культуры. Вместе с тем, нам хорошо известно, что современная устная и письменная речь стилистически снижается и огрубляется Язык художе­ственной литературы испытывает тенденции к безликости и стандартности (включая стандарты новейшего модернизма и андерграунда) Язык науки страдает от ненужной усложненности, обилия не всегда оправдан­ных иноязычных заимствований в области терминологии Публицистика подчас грешит многословием, невнятностью и невырази­тельностью Законную тревогу общественности вызывают хлынувшие в нашу печать арготические элементы, однообразно упот­ребляемые для “оживления” текстов. На­пример: качать права, в законе (часто в заголовках статей),вешать лапшу на уши, пудрить мозги, на халяву, тусоваться и мн. др. Такое нарочитое огрубление речи, конечно, не имеет прямого отношения к нормальным процессам демократизации литературного языка и является, скорее, отражением и показателем недостаточно высокого уровня речевой и общей культу­ры говорящих и пишущих, отсутствия языкового вкуса.

Состояние современного литературного языка волнует писателей, журналистов, ученых, широкие круги образованных лю­дей, всех, кому небезразличны судьбы русской речи, кто всерьез озабочен состоя­нием ее культуры.

Проблема «язык и культура» относится к числу дискуссионных и до конца не решенных в языкознании. Спорным является прежде всего вопрос о том, что такое культура? Представители американской школы «культурной антропологии» рассматривают культуру как сумму всех небиологических аспектов человеческой жизни. Социо- и психолингвистика, а также исторический материализм предлагают рассматривать культуру расчлененно, т.е. в ее материальном и духовном аспектах. «Материальная культура - это совокупность вещественных, зримых произведений труда человека, - пишет философ П. Н. Федосеев в статье «Некоторые вопросы развития советского языкознания», - духовная культура - производство, распределение и потребление духовных ценностей». Материальная и духовная культура находятся в органическом единстве.

Хотя понятие «культура» относится к числу фундаментальных в современном обществознании, оно имеет множество смысловых оттенков и многообразие трактовок, свидетельствующих о сложности этого феномена. Об этом красноречиво говорят разные определения культуры, ср.: культура - это «единство художественного стиля во всех проявлениях жизни народа» (Ф. Ницше); это «формы поведения, привычного для группы, общности людей, социума» (К. Юнг); это «специфический способ мышления, чувствования и поведения» (Т. Эллиот); это «совокупность достижений и институтов, отдаливших нашу жизнь от жизни звероподобных предков и служащих двум целям: защите человека от природы и упорядочиванию отношений людей друг с другом» (3. Фрейд); это «механизм, создающий совокупность текстов» (Ю. Лотман), это «единый срез, проходящий через все сферы человеческой деятельности» (М. Мамардашвили); это «состояние духовной жизни общества» (М. Ким); «совокупность определенных ценностей» (Б. Суходольский), ср. также скептическое суждение Л. Н. Толстого, высказанное им в эпилоге романа «Война и мир»: «Духовная деятельность, просвещение, цивилизация, культура, идея - все это понятия неясные, неопределенные» .

Чем можно объяснить такое многообразие трактовок культуры? Прежде всего тем, что культура - это творение человека, поэтому в ней отражается вся глубина и неизмеримость его бытия: как неисчерпаем и разнолик человек, так многогранна его культура, ср. в связи с этим определение культуры, которое дает известный французский культуролог А. де Бенуа: «Культура - это специфика человеческой деятельности, то, что характеризует человека как вид. Напрасны поиски человека до культуры, появление его на арене истории надлежит рассматривать как феномен культуры. Она глубочайшим образом сопряжена с сущностью человека, является частью определения человека как такового» . Кроме того, понимание культуры во многом определяется исследовательской установкой ученого, так как культура является объектом изучения самых разных наук: культурологии, философии, истории, социологии и др.

Дискуссионным является и вопрос о соотношении понятий «язык» и «культура»: одни ученые полагают, что язык относится к культуре как часть к целому, другие - что язык лишь форма выражения культуры, третьи - что язык не является ни формой, ни элементом культуры. В качестве иллюстрации разного решения этой проблемы можно привести высказывания двух крупнейших представителей культурологии, основателей американской и русской школ этнолингвистики - Э. Сепира и Н. И. Толстого: «Культуру, - говорит Э. Сепир, - можно определить как то, что данное общество делает и думает, язык же есть то, как думает» . «Отношения между культурой и языком, - пишет Н. И. Толстой, - могут рассматриваться как отношения целого и его части. Язык может быть воспринят как компонент культуры или орудие культуры (что не одно и то же), в особенности, когда речь идет о литературном языке или языке фольклора. Однако язык в то же время и автономен по отношению к культуре в целом, и его можно рассматривать отдельно от культуры (что и делается постоянно) или в сравнении с культурой как с равнозначным и равноправным феноменом» .

Достижения таких направлений в языкознании, как этно- и психолингвистика свидетельствуют о том, что язык как общественное явление должен быть отнесен к сфере духовной культуры и рассматриваться в качестве одного из ее компонентов. Вместе с тем нельзя не признать, что существует ряд областей культуры - музыка, хореография, изобразительное искусство, которые с языком непосредственно не связаны.

Если понимать культуру как процесс и продукт духовного производства, ориентированного на создание, хранение, распространение и потребление духовных ценностей, норм, знаний, представлений, то следует признать, что именно язык способствует формированию духовного мира общества и человека, обеспечивая их дифференцированной системой знаний, способствуя духовной интеграции как общества в целом, так и различных его групп. Язык, таким образом, «выступает неким концентратом культуры нации, воплощенной в различных группах данного культурноязыкового сообщества» . Однако язык обслуживает не только сферу духовной культуры, он непосредственно связан с материальной культурой, производством, с социальными отношениями, он является средством общения, орудием борьбы, т.е. выступает как составной элемент социальной сферы. Несмотря на это «следует признать, что язык в основе своей - явление духовной культуры» .

Итак, язык является своеобразным фундаментом культуры, ибо с помощью языка происходит усвоение культурных норм и социальных ролей, без которых жизнь человека в обществе невозможна.

Культурологи так характеризуют соотношение языка и культуры: язык - зеркало культуры, в котором отражается не только реальный окружающий мир человека, но и менталитет народа, т.е. его специфический способ мировосприятия, его национальный характер, традиции, обычаи, мораль, система норм и ценностей, картина мира;

язык - кладовая, копилка культуры, так как все знания, умения, материальные и духовные ценности, накопленные народом, хранятся в его языковой системе, в устной и письменной речи. Благодаря этому человек не начинает каждый раз заново свое развитие, а усваивает опыт предшествующих поколений;

язык - носитель культуры, так как благодаря эпистемической функции языка она передается из поколения в поколение, и дети, овладевая родным языком, осваивают и обобщенный опыт предшествующих поколений;

язык способствует идентификации объектов окружающего мира, их классификации и упорядочению сведений о нем;

язык облегчает адаптацию человека в условиях окружающей среды; язык помогает правильно оценить объекты, явления и их соотношение; язык способствует организации и координации человеческой деятельности;

язык - это инструмент культуры, формирующий личность человека, который именно через язык воспринимает традиции и обычаи своего народа, специфический культурный образ мира .

В этом взаимодействии языка и культуры можно выделить следующие аспекты:

  • - культура в языке, т.е. отражение в языковых текстах и в самих языковых средствах определенного культурного содержания, связанного с мировосприятием этноса, ментальной категоризацией мира природы и общества, верованиями и (или) верой;
  • - язык в культуре, т.е. использование языковых формул как составной части культурных установок (например, формул этикетного поведения, включающих выбор местоимений при обращении, форм личных имен, определенных форм глаголов и нроч.);
  • - культура языка и речи, т.е. практика борьбы за чистоту языка, поскольку речь человека отражает две стороны его духовной личности: языковую компетенцию, т.е. объем владения языком, и культурную компетенцию, т.е. степень включенности в нормы культуры, составляющей духовную жизнь общества;
  • - язык культуры, т.е. система базисных понятий национальной культуры, которые пронизывают ее разнообразные материальные и духовные формы (например, жизнь ~ смерть , война ~ мир , добро ~ зло и др.) .

Как совокупность материальных и духовных ценностей общества культура опосредована мыслительной деятельностью человека. При этом орудием мыслительной деятельности человека является язык.

В связи с этим встает вопрос: как соотносятся между собой язык - мышление ~ культура. Этот вопрос имеет разное решение. Одни ученые считают, что язык является определяющим фактором по отношению к мышлению а следовательно, и к культуре; другие исходят из признания независимости языка и мышления, так как содержательная сторона языковых единиц и грамматических категорий имеет внелогический характер.

Идею о том, что язык определенным образом влияет на мышление человека впервые высказал В. Гумбольдт: «Человек преимущественно... живет с предметами так, как их преподносит ему язык. Посредством того же самого акта, в силу которого он сплетает язык внутри себя, он вплетает себя в него; и каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка» .

Этой точки зрения придерживаются представители европейского неогумбольдтианства (Л. Вайсгербер, Г. Гольц, Г. Ипсен, П. Гартман и др.)* В американской этнолингвистике эта идея лежит в основе работы Э. Сепира «Язык»: «Люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном, как это принято думать: в значительной степени они все находятся во власти того конкретного языка, который стал средством выражения в данном обществе. Представление о том, что человек ориентируется во внешнем мире, по существу, без помощи языка и что язык является всего лишь случайным средством решения специфических задач мышления и коммуникации, - это всего лишь иллюзия. В действительности же “реальный мир” в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы... Миры, в которых живут различные общества, - это разные миры, а вовсе не один и тот же мир с различными навешанными на него ярлыками... Мы видим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так, а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предопределяется языковыми привычками нашего общества» . Наиболее яркое выражение эта идея получила в гипотезе лингвистической относительности Э. Сепира и его ученика Б. Уорфа.

Ее основные положения сводятся к следующему:

язык определяет характер (тип) мышления, сам его логический строй.

Так, говоря о соотношении грамматического строя языка и процесса логического мышления, Б. Уорф пишет: «Было установлено, что основа языковой системы любого языка (иными словами, грамматика) не есть просто инструмент для воспроизведения мыслей. Напротив, грамматика сама формирует мысль, является программой и руководством мыслительной деятельности индивидуума, средством анализа его впечатлений и их синтеза. Формирование мыслей - это не независимый процесс, строго рациональный в старом смысле этого слова, но часть грамматики того или иного языка и различается у различных народов в одних случаях незначительно, в других - весьма существенно, так же как грамматический строй соответствующих народов» ;

характер познания действительности зависит от того, на каких языках мыслят познающие субъекты, так что при существенных различиях языков, которыми они пользуются, процесс их познавательной деятельности и его результаты также будут отличаться друг от друга существенным образом. «Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком, - пишет Б. Уорф. - Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном - языковой системой, хранящейся в нашем сознании. Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе в основном потому, что мы - участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного языкового коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка» ;

человеческое знание не имеет объективного, общезначимого характера. «Мы сталкиваемся, таким образом, с новым принципом относительности, - пишет он, - который гласит, что сходные физические явления позволяют создать сходную картину вселенной только при сходстве, или, по крайней мере, при соотносительности языковых систем». Поэтому этот принцип формулируется как принцип лингвистической относительности , по аналогии с физической теорией относительности.

Гипотеза Э. Сепира - Б. Уорфа отрицает, таким образом, общечеловеческий характер мышления, т.е. наличие общего для всех людей логического строя мышления. Кроме того, сегментацию или расчленение мира в процессе абстрактного познания она ставит в полную зависимость от языка, что в целом неправомерно, так как расчленение действительности осуществляется па уровне чувственного познания, причем не только людьми, но и животными, не обладающими языком.

Гипотеза лингвистической относительности Э. Сепира - Б. Уорфа в своих основных положениях находит отклик и у представителей европейского неогумбольдтианства (Л. Вайсгербера, Г. Гольца, Г. Ипсена, II. Гартмана и др.). В соответствии с их взглядами, язык рассматривается как некий промежуточный мир между объективной действительностью и мышлением. Причем характер языка определяет тип мышления, поэтому мышление каждого народа имеет свои национальные черты и его развитие целиком определяется эволюцией национального языка.

Для Л. Вайсгербера язык есть «первичная действительность», и человек на самом деле познает не объективную действительность, существующую вне и независимо от него, а тот язык, носителем которого он является. Ни чувственное, ни рациональное познание человеком мира не дает, по его мнению, объективного знания о мире, так как человек находится «в плену» у языка. Поэтому каждый народ имеет свою специфическую «картину мира», характер которой определяется тем языком, носителем которого он является. В качестве иллюстрации он приводит следующий пример: в немецком языке существует слово Unkraut в значении ‘сорняк, сорная трава’, однако в реальной научной классификации растений такого вида нет, а есть Hahnefuss ‘лютик’, Gansedistel ‘чертополох’, т.е. это не факт действительности, а результат интерпретации этой действительности человеком.

Другое решение вопроса о соотношении языка ~ мышления ~ культуры связано с признанием независимости языка и мышления, так как содержательная сторона языковых единиц и грамматических категорий имеет внелогический характер. В противовес принципу лингвистической относительности Э. Сепира - Б. Уорфа выдвигается принцип лингвистической дополнительности (Г. А. Брутян), который формулируется следующим образом: «В процессе познания в связи с активной ролью языка и в силу его специфических особенностей возникает языковая картина мира. Она в целом и в главном совпадает с логическим отражением в сознании людей. Но при этом сохраняются периферийные участки в языковой картине мира, которые остаются за пределами логического отражения, и в качестве словесных образов вещей и лингвистических моделей отношения между ними варьируются от языка к языку в зависимости от специфических особенностей последних. Через вербальные образы и языковые модели происходит дополнительное видение мира; эти модели выступают как побочный источник познания, осмысления реальности и дополняют нашу общую картину знания, корректируют ее. Словесный образ сочетается с понятийным образом, лингвистическое моделирование мира с логическим, создавая предпосылки воспроизведения более полной и всесторонней картины окружающей действительности в сознании людей» .

В этой гипотезе также есть противоречия, главное из которых сводится к следующему: если языковая картина мира имеет внелогический характер, то возникает вопрос, как она может «в основном совпадать» с той картиной мира, которую человек получает в результате логического познания мира;

неясным также остается вопрос, используется ли язык в процессе логического отражения действительности и, если используется, то, как оно может осуществляться, если «содержательная сторона языковых единиц и грамматических категорий имеет внелогический характер».

Из этого понимания соотношения языка и мышления делается вывод о том, что язык определяет не только характер мышления, познавательной деятельности человека, но и тип, нормы культуры и в конечном счете структуру и развитие самого человеческого общества.

Именно такая точка зрения последовательно развивалась в работах Л. Вайсгербера, который полагал, что структура общества и его история полностью определяется языком и историей его развития. Противоречивое решение этого вопроса содержится и в работах Б. Уорфа. С одной стороны, он пишет о достаточно жесткой зависимости культуры от языка: «Что было первичным - норма языка или норма культуры? В основном они развивались вместе, постоянно влияя друг на друга. Но в этом содружестве природа языка является тем фактором, который ограничивает его свободу и гибкость и направляет его развитие по строго определенному пути. Это происходит потому, что язык является системой, а не просто комплексом норм. Структура большой системы поддается существенному изменению очень медленно, в то время как во многих других областях культуры изменения совершаются сравнительно быстро. Язык, таким образом, отражает массовое мышление; он реагирует на все изменения и нововведения, но реагирует слабо и медленно, тогда как в сознании производящих изменения это происходит моментально» . С другой стороны, он говорит о наличии между языком и культурой лишь определенного рода связей. «Между культурными нормами и языковыми моделями, - пишет он, - существуют связи, но не корреляции или прямые соответствия. В некоторых случаях «манеры речи» составляют неотъемлемую часть всей культуры, хотя это и нельзя считать общим законом, и существуют связи между применяемыми лингвистическими категориями, их отражением в поведении людей и теми разнообразными формами, которые принимает развитие культуры» .

Существует, однако, и более умеренная точка зрения (В. 3. Панфилов), согласно которой язык не пассивен, а активен по отношению к сознанию, однако эта активность не столь велика, чтобы язык мог «организовывать» сознание, определять его тип, структуру, «лепить» в нем свою модель мира. Как физически един человеческий род, так едино и сознание всех людей, а различные языки мира могут рассматриваться лишь как варианты единого языка человеческого рода.

Что касается вопроса соотношения языка, мышления и культуры, то, в соответствии с этой концепцией, все три категории, будучи явлениями социальными, связаны между собой. Однако «язык, оказывая некоторое, но отнюдь не решающее влияние на мышление, не может также коренным образом определять и характер материальной и духовной культуры общества, которая опосредована человеческим мышлением, представляющим собой, как и язык, продукт социального развития» .

Таким образом, современная наука «отвергает оба экстремальных решения - то, что язык целиком детерминирует мировоззрение, и то, что мировоззрение людей не зависит от языка» . Представители неогумбольдтиан- ства правы в том, что язык способен воздействовать на наше мышление и восприятие действительности. Однако это воздействие не имеет определяющего характера. Если бы это воздействие было жестко определяющим, то развитие мышления и соответственно развитие познания было бы невозможно.

В связи с этим гипотеза лингвистической относительности Э. Сепира - Б. Уорфа требует уточнения: в своей абсолютизации утверждения, что мышление и создаваемая в той или иной культуре картина мира всецело зависят от языка, она, по-видимому, неверна. Но в более смягченном варианте, в признании того, что язык оказывает влияние на наше мышление и наши представления о мире, она может быть приемлемой. При этом надо помнить, что «содержание наших мыслей и представлений определяется их предметом, а не языком. Если бы это было не так, то мы бы неправильно воспринимали условия, в которых живем, и не могли бы выжить в них. Мы способны ориентироваться и существовать в объективном мире лишь постольку, поскольку жизненный опыт постоянно заставляет нас исправлять ошибки нашего восприятия и мышления, когда они вступают в противоречие с ним. Мы способны развивать научные знания о мире лишь постольку, поскольку их истинность проверяется практикой, а не тем, соответствуют ли они нормам языка» . Так, например, кроме самого значения слова вода , любой человек знает, что это жидкость, необходимая для питья и в целом для жизни, что в ней можно варить пищу, стирать, мыться, плавать, но, плавая, в ней можно захлебнуться и утонуть и т.д.

Эти знания о предметах и реалиях внешнего мира приходят из практики, из опыта «рук и глаз». Это так называемый запас наглядно-опытных знаний, который формируется уже в детстве. Благодаря ему становится возможным общение разноязычных людей, например, баск, baso «лес, гора» и рус. лес и гора различны, но стоящие за этими разными понятиями наглядно-опытные знания леса и гор, в основном, едины, и эти знания и не дадут повода думать, что под ветром может шуметь и качаться baso «гора», а не baso «лес» .

В этом заключается универсальность человеческого мышления. «Она обеспечивается единой логико-понятийной базой мышления, имеющей надъязыковой характер» . Благодаря этой базе достигается взаимная пере- водимость языков. Язык лишь определенным образом организует знания человека об окружающем его мире. В этом проявляется его функция отражения действительности.

Все эти теоретические расхождения и противоречия во взглядах даже одного и того же ученого говорят о том, что вопрос о соотношении языка, мышления и культуры является чрезвычайно сложным.

Бесспорно, что между языком и реальным миром стоит человек - носитель языка и культуры, воспринимающий и классифицирующий мир по-своему (поэтому там, где русский человек видит два цвета - синий и голубой, англичанин видит лишь один - blue , хотя оба они смотрят на одну и ту же часть цветового спектра).

Бесспорно также, что ядро смысловой структуры языка составляет единая логико-понятийная база мышления, которая является универсальной и не зависит от национальных языков и культур. Ее универсальность порождена единством человеческой психики и ее способностью независимо от образа жизни отражать мир в сходных категориях.

Так, например, во всех языках говорящие различают субъект действия и его объект, предмет и признак, пространственные и временные отношения, положительную и отрицательную эмоционально-экспрессивную оценку и т.д. «Общность человеческой психологии, отраженная в языке, проявляется и в асимметрии положительных и отрицательных оценок. Лексика отрицательной оценки разнообразнее и богаче, чем лексика положительной оценки. Так, например, класс русских глаголов речи, выражающий одобрение, включает лишь несколько глаголов нейтральной оценки {хвалить, одобрять ), в значение другие глаголов, содержащих общую идею ‘хвалить’, входит дополнительный признак отрицательной оценки речевых действий того или иного лица (захваливать, превозносить, славословить, льстить и т.д.). В то же время группа глаголов с антонимическим значением ‘неодобрения’ содержит более 80 лексических единиц {ругать, порицать, осуждать, оскорблять, обличать, высмеивать, клеймить, критиковать и т.д.). Другим показателем асимметричности языка в выражении оценки является тот факт, что слова, которые на оценочной шкале занимают срединное положение, в самых разных языках имеют тенденцию сдвигаться к полюсу il ruioxo’ Средние способности, например, - это, скорее, не нормальные способности обычного человека, а способности, не достигающие определенного уровня... Примечательно также и то, что слова со значением ‘хорошо’ часто употребляются в значении ‘нормально’, что особенно проявляется в этикетных формулах: Как долетели ? - Хорошо » .

Наличие этой всеобщей универсальной базы мышления делает реальной возможность перевода с одного языка на другой и понимание друг друга носителями разных языков и разных культур. Однако детализация и конкретизация этой универсальной понятийной основы, обрастание ее словами со своими значениями в каждом языке происходит по-своему.

Особенно заметны различия между языками в лексике: в любом языке есть так называемая безэквивалентная лексика, т.е. слова, которые не переводятся на другие языки однословно. Однако ее доля в языке, как правило, не велика (в русском языке, например, она составляет не более 6-7%, ср. такие слова, как матрешка, самовар, гармошка, субботник, сглазить и т.д.).

В английском, немецком и французском языках имеется по два слова для обозначения руки и по два слова для обозначения ноги, тогда как в русском, по одному слову, ср.:

англ, hand/atm англ, foot/leg нем. hand/arm нем.fuss/hein франц. main/bras франц. pied/jambe рус. рука рус. нога

Поэтому ни немец, ни англичанин, ни француз не могут сказать: «я поранил руку». Им обязательно надо указать, какую часть руки они поранили. А вот когда речь идет о глазах, то тут на русском языке нельзя сказать «мне попала пылинка в глаза»: слово «глаза» во множественном числе обозначает оба глаза, а пылинка попасть в два глаза сразу не может. Ирландцы же говорят именно так - во множественном числе. Потому что для них оба глаза - это один предмет, который обозначается единственным числом (как «орган зрения»). Чтобы назвать один глаз, они говорят: «половина органа зрения» .

Отсутствие в языке соответствующих слов называют лакунами. Лакуны становятся заметны лишь при сопоставлении языков. Существование лакун в языках связано с различием в культурах, с так называемой несимметричностью мировидений, представленных в разных языковых картинах мира: иногда они появляются вследствие отсутствия тех или иных реалий (ср. рус. щи, валенки или матрешка), иногда же они вызваны тем, что в одной культуре различие между определенными объектами внешнего мира признаются более важными, чем в другой (например, двум английским словам «shore» (берег моря) и «bank» (берег реки) соответствует одно русское - «берег»).

Здесь в действие вступает принцип избирательности номинативного акта. Эта избирательность, с одной стороны, связана с различием природных и социально-экономических условий, в которых живут носители соответствующих языков, а с другой - с элементами прагматизма, поскольку «сознание не просто дублирует с помощью знаковых средств отражаемую реальность, а выделяет в ней значимые для субъекта признаки и свойства, конструирует их в идеальные обобщенные модели действительности» , т.е. объективный мир членится человеком с точки зрения категорий ценности. Селективность процесса номинации выявляет своеобразие восприятия и оценки человеком окружающего его мира, ибо уже сам выбор того или иного явления действительности в качестве объекта номинации свидетельствует о его значимости для носителей языка. «Приписывая предметам и явлениям окружающего мира те или иные объективно присущие им свойства, человек демонстрирует свое иебезразличие к этим свойствам» .

Сам процесс их «означивания » с помощью языковых средств предполагает измерение их значимости для носителя языка.

Принцип избирательности номинативного акта подчиняется главному регулятивному принципу культуры. Этот принцип пронизывает всю лексическую систему языка, оказывая влияние не только на восприятие предметов и явлений внешнего мира, но и на их интерпретацию. Именно он придает смысл и значение каждому языкотворческому акту, объединяет в одно единое целое лексико-семантические и тематические группы лексики, позволяя понять логическое основание их выделения в языке культуры.

В старославянском языке, например, таким регулятивным принципом был Бог. Именно этот регулятивный принцип Средневековья предопределял всю логическую структуру его культуры, оказав влияние на устройство такого базового концепта старославянского языка, как «человек» . Все существующее в Средневековье восходит к этому регулятивному принципу, включается в стройную иерархию и находится в гармоническом отношении с другими элементами космоса. Поэтому мир и все его части получали в старославянском языке нравственную окраску. Вот почему при характеристике духовного и социального средневекового человека чрезвычайно важное место занимают аксиологически окрашенные атрибуции человека в его отношении к Богу (ср., например, следующие слова: коговидьць ‘видящий бога’; когодюььць ‘человек, любящий бога’; когоносьць ‘человек, носящий в себе бога’; когоприк.иьць ‘держащий бога на руках’; когосвлрьникъ ‘богоборец’; когочтьць ‘набожный, благочестивый человек’; христопорьць ‘противник Христа’ коголждростьнъ ‘мудрый как бог’; зълочьстьнъ ‘безбожный человек’; неподокьнъ ‘безбожный, бесчестный, развратный’; Хоудьнъ ‘богохульствующий’ и т.д.). В современном русском языке этот принцип уже не работает, поэтому подобные имена отсутствуют.

Слово “культура” происходит от латинского слова colere, что означает культивировать, или возделывать почву. В средние века это слово стало обозначать прогрессивный метод возделывания зерновых, таким образом возник термин agriculture или искусство земледелия. Но в XVIII и XIX вв. его стали употреблять и по отношению к людям, следовательно, если человек отличался изяществом манер и начитанностью, его считали “культурным”. Тогда этот термин применялся главным образом к аристократам, чтобы отделить их от “некультурного” простого народа. В немецком языке слово Kultur означало высокий уровень цивилизации. Применительно к нашей сегодняшней жизни можно сказать, что совокупность материальных и духовных ценностей, а также способов их созидания, умение использовать их для прогресса человечества, передавать от поколения к поколению и составляют культуру.

Язык - явление социальное. Им нельзя овладеть вне социального взаимодействия, т.е. без общения с другими людьми. Хотя процесс социализации в значительной мере основан на имитации жестов - кивков, манеры улыбаться и хмуриться, - язык служит основным средством передачи культуры.

Целью работы является рассмотреть язык кок основу культуры.

1. Язык как основа культуры

В теориях культуры всегда важное место отводилось языку. Язык можно определить как систему коммуникации, осуществляемую с помощью звуков и символов, значения которых условны, но имеют определенную структуру.

Культура - цемент здания общественной жизни. И не только потому, что она передается от одного человека к другому в процессе социализации и контактов с другими культурами, но также и потому, что формирует у людей чувство принадлежности к определенной группе. По всей видимости, члены одной культурной группы в большей мере испытывают взаимопонимание, доверяют и сочувствуют друг другу, чем посторонним. Их общие чувства отражены в сленге и жаргоне, в любимых блюдах, моде и других аспектах культуры.

Культура не только укрепляет солидарность между людьми, но и является причиной конфликтов внутри групп и между ними. Это можно проиллюстрировать на примере языка, главного элемента культуры. С одной стороны, возможность общения способствует сплочению членов социальной группы. Общий язык объединяет людей. С другой стороны, общий язык исключает тех, кто не говорит на этом языке или говорит на нем несколько иначе. В Великобритании представители различных общественных классов употребляют несколько отличающиеся формы английского языка. Хотя все владеют “английским языком”, некоторые группы употребляют “ более правильный” английский, чем другие. В Америке имеется буквально тысяча и одна разновидностей английского языка. Кроме того, социальные группы отличаются друг от друга своеобразием жестикуляции, стиля одежды и культурных ценностей. Все это может стать причиной конфликтов между группами.

По мнению антропологов, культура состоит из четырех элементов.

1. Понятия (концепты). Они содержатся главным образом в языке. Благодаря ним становиться возможным упорядочить опыт людей. Например, мы воспринимаем форму, цвет и вкус предметов окружающего мира, но в разных культурах мир организован по-разному.

В языке жителей Тробриандских островов одно слово обозначает шесть различных родственников: отца, брата отца, сына сестры отца, сына сестры матери отца, сына дочери сестры отца, сына сына брата отца отца и сына сына сестры отца отца. В английском языке даже отсутствуют слова, обозначающие четырех последних родственников.

Это различие между двумя языками объясняется тем, что для жителей Тробриандских островов необходимо слово, охватывающее всех родственников, к которым принято относиться особым почтением. В английском и американском обществах сложилась менее сложная система родственных связей, поэтому у англичан нет необходимости в словах, обозначающих таких дальних родственников.

Таким образом, изучение слов языка позволяет человеку ориентироваться в окружающем его мире.

2. Отношения. Культуры не только выделяют те или иные части мира с помощью понятий, но также выявляют, как эти составные части связаны между собой - в пространстве и времени, по значению (например, черное противоположно белому), на основе причинной обусловленности (“пожалеть розгу - испортить ребенка”). В нашем языке имеются слова, обозначающие землю и солнце, и мы уверены, что земля вращается вокруг солнца. Но до Коперника люди верили, что дело обстоит наоборот. Культуры часто по-разному истолковывают взаимосвязи.

Каждая культура формирует определенные представления о взаимосвязях между понятиями, относящимися к сфере реального мира и к сфере сверхъестественного.

3. Ценности. Ценности - это общепринятые убеждения относительно целей, к которым человек должен стремиться. Они составляют основу нравственных принципов.

Разные культуры могут отдавать предпочтение разным ценностям (героизму на поле боя, художественному творчеству, аскетизму), и каждый общественный строй устанавливает, что является ценностью, а что не является.

4. Правила. Эти элементы (в том числе и нормы) регулируют поведение людей в соответствии с ценностями определенной культуры. Например, наша законодательная система включает множество законов, запрещающих убивать, ранить других людей или угрожать им. Эти законы отражают, насколько высоко мы ценим жизнь и благосостояние личности. Точно так же у нас существуют десятки законов, запрещающих кражу с взломом, присвоение чужого имущества, порчу собственности и пр. В них отражено наше стремление к защите личной собственности.

Ценности не только сами нуждаются в обосновании, но и, в свою очередь, сами могут служить обоснованием. Они обосновывают нормы или стандарты, реализующиеся в ходе взаимодействия между людьми.

Нормы могут представлять собой стандарты поведения. Но почему люди склонны подчиняться им, даже если это не соответствует их интересам? Во время сдачи экзамена студент мог бы списать ответ у соседа, но боится получить плохую отметку. Это один из нескольких потенциально сдерживаемых факторов. Социальные поощрения (например, уважение) стимулируют соблюдение нормы, требующей от студентов честности. Социальные наказания или поощрения, способствующие соблюдению норм, называются санкциями. Наказания, сдерживающие людей от определенных поступков, называются негативными санкциями. К ним относятся штраф, тюремное заключение, выговор и др. Позитивными санкциями (например, денежное вознаграждение, наделение властью, высокий престиж) называют поощрения за соблюдение норм.

Культура - это неотъемлемая часть человеческой жизни. Культура организует человеческую жизнь. В жизни людей культура в значительной мере осуществляет ту же функцию, которую в жизни животных выполняет генетически запрограммированное поведение.

Язык - явление социальное. Им нельзя овладеть вне социального взаимодействия, т. е. без общения с другими людьми. Хотя процесс социализации в значительной мере основан на имитации жестов - кивков, манеры улыбаться и хмуриться, - язык служит основным средством передачи культуры. Другой его важной чертой является то, что на родном языке практически невозможно разучиться говорить, если его основной словарный запас, правила речи и структуры усвоены в возрасте восьми или десяти лет, хотя многие другие аспекты опыта человека могут быть полностью забыты. Это свидетельствует о высокой степени приспособляемости языка к потребностям человека; без него общение между людьми осуществлялось бы значительно примитивнее.

Язык включает правила. Известно, что существует правильная и неправильная речь. В языке имеется множество подразумеваемых и формальных правил, определяющих способы сочетания слов для выражения нужного смысла. Грамматикой называется система общепринятых правил, на основе которых используется и развивается стандартный язык. Вместе с тем часто наблюдаются отклонения от грамматических правил, связанные с особенностями различных диалектов и жизненных ситуаций.

Язык участвует также в процессе приобретения у организации опыта людей. Антрополог Бенджамин Л. Уорф показал, что многие понятия кажутся нам «само собой разумеющимися» только потому, что они укоренились в нашем языке. «Язык делит природу на части, формирует понятия о них и придает им значения главным образом потому, что мы пришли к соглашению организовать их именно таким образом. Это соглашение… закодировано в моделях нашего языка». Оно обнаруживается особенно явственно при сравнительном анализе языков. Например, цвета и родственные отношения в различных языках обозначаются по-разному. Иногда в одном языке имеется слово, которое полностью отсутствует в другом.

При употреблении языка требуется соблюдение его основных грамматических правил. Язык организует опыт людей. Поэтому, как и вся культура в целом, он вырабатывает общепринятые значения. Коммуникация возможна лишь при наличии значений, которые принимаются, используются ее участниками и понятны им. В самом деле, наше общение между собой в повседневной жизни во многом обусловлено нашей уверенностью, что мы понимаем друг друга.

Трагедия умственных расстройств типа шизофрении состоит прежде всего в том, что больные не могут общаться с другими людьми и оказываются оторванными от общества.

Общий язык также поддерживает сплоченность общества. Он помогает людям координировать свои действия благодаря убеждению или осуждению друг друга. Кроме того, между людьми, говорящими на одном языке, почти автоматически возникают взаимопонимание и сочувствие. В языке находят отражение общие знания людей о традициях, сложившихся в обществе, и текущих событиях. Короче говоря, он способствует формированию чувства группового единства, групповой идентичности. Руководители развивающихся стран, где существуют племенные диалекты, стремятся к тому, чтобы был принят единый национальный язык, чтобы он распространялся среди групп, не говорящих на нем, понимая значение данного фактора для сплочения всей нации и борьбы с племенной разобщенностью.

Хотя язык является могучей объединяющей силой, в то же время он способен и разобщать людей. Группа, использующая данный язык, считает всех, говорящих на нем, своими, а людей, говорящих на других языках или диалектах, - чужими.

Язык - главный символ антагонизма между англичанами и французами, проживающими в Канаде. Борьба между сторонниками и противниками системы преподавания на двух языках (английском и испанском) в некоторых районах США свидетельствует, что язык может быть важной политической проблемой.

Язык – наиболее глубокая всеопределяющая структура во всякой национальной культуре. По утверждению Вильгельма фон Гумбольдта, «…язык всеми тончайшими фибрами своих корней связан с народным духом», это его внутренняя поэтическая энергия. Язык - универсальное хранилище национального самосознания, свойств характера в грамматических категориях. Есть языки с преимущественно глагольным (динамическим) изображением действительности, а есть – с именным (статическим) обозначением понятий. Этот последний тип языка характерен для становления индийской и греческой культур и соответственно для развития поздней европейской логики.

Культуры различаются (типологизируются) и в некоторых других отношениях. Например, по антропологической концепции К. Леви-Строса, есть культуры «холодные», воспроизводящие одни и те же тексты и тяготеющие к замене истории мифом, и есть культуры «горячие», имеющие тенденцию к постоянному созданию новшеств, новых текстов и хотя бы частичной замене мифа реальной историей. С. С. Аверинцев объясняет это следующим образом: «Есть культуры более закрытые. Это связано с языком. Например, французская. На французский язык толком чужих, иноязычных стихов не переведёшь. Французская фоника очень своевольная, поэтому если иноязычные имена попадают во французский язык, то изменяются до неузнаваемости». А для русского языка характерно стремление сохранить фонетический облик иноязычного имени, слова (и в этом отношении нам ближе немецкая культура).

Остроумно говорил об этой специфике русского языка С. С. Аверинцев: «Возьмём имя основателя христианской религии: итальянец скажет «Джезу», француз – «Жезю», англичанин – «Джизас» - и горя мало. Древнерусский человек говорил «Исус», что уже очень близко к форме греческого текста Нового Завета. Но и этого мало, следует реформа Никона – раз грек произносит два гласных звука, надо и русским говорить «Иисус». (Действительно, это было одним из пунктов раскола)».

Эта особая бережность, особое внимание к фонетическому облику иноязычного имени есть одно из свойств нашей самобытности, российской национальной психологии. Одна из устойчивых черт русской культуры – авторитет слова. Как писал Ю. М. Лотман: «Это привело к совершенно неизвестному в Европе авторитету словесного искусства - литературы». Утверждение, что поэт – пророк истины, а поэзия – язык богов, в России XVIII-XIX веков воспринималось буквально. В самом деле, для русского менталитета является центральной, фундаментальной такая особенность, как «тотальная словесность», специфическое «лингвистическое чутьё», поэтому русская культура - это всегда особое лингвокультурное пространство, в котором любые макро- и микродинамические изменения характеризуются тесной связью глобальных социально-культурных процессов и языка. Всякий момент русской культурной истории имеет соответствующее вербальное оформление, отражающее основные черты его мироощущения и миропонимания.

Концепция о том, что восприятие мира детерминировано (обусловлено) именно языком (т. е. язык задаёт видение мира), известна в науке как концепция Э. Сепира - Б. Уорфа («теория языковой относительности»), довольно долго рассматриваемая отечественными лингвистами как теория «языкового шовинизма».

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ

ДОНЕЦКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИНФОРМАТИКИ И ИСКССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА

ЗАОЧНЫЙ ФАКУЛЬТЕТ

на тему: «Язык и его роль в культуре»

Выполнила:

ст. гр. ФиР – 05 (з)

Ткаченко Н. А.

Донецк 2007 г

Введение

1. Понятие и сущность языка.

Понятие языка в различных философских системах.

Функции языка.

2. Сознание и язык.

Язык как средство общения и взаимного понимания людей.

Единство языка и сознания.

3. Язык и его роль в культуре.

Список использованной литературы.

Введение

Язык и мышление неразрывно связаны между собой, это ни у кого не вызывает сомнения. Язык, как важнейшая знаковая система является необходимым условием возникновения мышления, формой его существования и способом функционирования. В процессе развития человеческого сообщества и его культуры мышление и язык складываются в единый речемыслительный комплекс, выступающий основанием большинства культурных образований и коммуникативной реальности.

Проблема возникновения и развития языка, а также его роли в процессе становления человечества волновала все поколения философов, а на современном этапе философии мы можем говорить об интереснейших теориях в философии языка (Л. Витгенштейн, Э. Кассирер, К. Айдукевич).

Роль языка в формировании цивилизации и значение его для познавательной и созидающей деятельности человека и обусловила актуальной данной работы.

1. Понятие и сущность языка

1.1 Понятие языка в различных философских системах.

Язык - это знаковая система, используемая для целей коммуника­ции и познания. Системность языка выражается в наличии в каждом язы­ке помимо словаря также синтаксиса и семантики. Природа и значе­ние языкового знака не могут быть поняты вне языковой системы.

Все языки могут быть разделены на естественные, искус­ственные и частично искусственные. Первые возника­ют спонтанно в процессе общения членов некоторой социальной группы (напр., этнические языки); вторые создаются людьми для специальных целей (напр., языки математики, логики, шифры и т. п.). Языки естественных и гуманитарных наук относятся к частич­но искусственным. Характерной особенностью искусственных язы­ков является однозначная определенность их словаря, правил обра­зования и значения. Эти языки генетически и функционально вто­ричны в отношении естественного языка; первые возникают на базе второго и могут функционировать только в связи с ним.

По вопросу об отношении языка к действительности имеются две противоположные точки зрения. Согласно первой из них язык есть продукт произвольной конвенции; в выборе его правил, как и в выборе правил игры, человек ничем не ограничен, в силу чего все языки, имеющие ясно определенную структуру, равноправны («прин­цип терпимости» Р. Карнапа). В соответствии со второй точкой зре­ния язык связан с действительностью и его анализ позволяет вскрыть некоторые общие факты о мире.

Конвенционалистская концепция языка принималась многими представителями философии неопозитивизма. Она основана на пре­увеличении сходства естественных языков с искусственными и на ошибочном истолковании ряда фактов, касающихся этих языков.

Мышление есть одна из форм отражения действительности. Язык, являющийся инструментом мышления, также связан своей смысло­вой стороной с действительностью и своеобразно отражает ее. Это проявляется в обусловленности развития языка развитием челове­ческого познания, в общественно-историческом генезисе языковых форм, в успешности практики, опирающейся на информацию, по­лучаемую с помощью языка.

Весьма распространенным является тезис о зависимости наших знаний о мире от используемого в процессе познания языка. К раз­личным формам этого тезиса ведут представления о языке как об одной из форм проявления «духа народа» (В. Гумбольдт) или реали­зации свойственной человеку способности символизации (Э. Кассирер), утверждение об искажении результатов непосредственного по­знания в процессе их выражения (А. Бергсон, Э. Гуссерль). Принцип неизбежной зависимости картины мира от выбора понятийного ап­парата вместе с положением об отсутствии ограничений в этом выборе составляет существо «радикального конвенционализма», при­нимавшегося К. Айдукевичем.

Положения о связи языка с мышлением и действительностью позволяют найти правильное решение вопроса о роли языка в по­знании. Язык есть необходимый инструмент отображения челове­ком действительности, оказывающий влияние на способ ее воспри­ятия и познания и совершенствующийся в процессе этого познания. Активная роль языка в познании состоит в том, что он влияет на уровень абстрактного мышления, на возможность и способ поста­новки вопросов относительно действительности и получения отве­тов на эти вопросы. Утверждение, что язык является активным фак­тором формирования нашей картины мира, не означает, однако, ни того, что язык «творит» эту картину, ни того, что он определяет принципиальные границы возможностей познания. Язык не только влияет на познание, но и сам формируется в процессе познания действительности как средство адекватного ее отображения.

Философы и логики неоднократно обращали внимание на ошиб­ки, проистекающие из неправильного употребления и несовершен­ства естественного языка, и призывали к осторожности в пользова­нии им. Наиболее радикальные из них требовали создания некото­рого «совершенного» языка (Г. Лейбниц, Б. Рассел). Современная лингвистическая философия положению, что язык должен быть предметом философского исследования, придала форму утвержде­ния, что язык является единственным или во всяком случае наибо­лее важным предметом такого исследования. Философия оказалась при этом сведенной к «критике языка», задача которой состоит в том, чтобы туманные и запутанные мысли делать ясными и четко друг от друга отграниченными. В рамках лингвистической филосо­фии сложились два направления: одно из них ставит своей целью логическое усовершенствование естественного языка и замену от­дельных его фрагментов специально сконструированными языками (реконструкционизм); второе уделяет основное внимание исследо­ванию способов функционирования естественного языка, пытается дать наиболее полное описание его свойств и устранить тем самым затруднения, связанные с неправильным его употреблением (дескрипционизм).

Анализ языка не является, однако, единственной задачей фило­софии и не может быть сведен к прояснению его логической струк­туры. Язык связан с мышлением и действительностью и не может быть понят вне этой связи. Он должен рассматриваться в контексте целого ряда проблем, связанных с познанием и общением; важна не только логическая, но и гносеологическая и социальная проблема­тика языка.

1.2 Функции языка.

Идея проведения различия между функциями языка принимается в большинстве теорий языка; реализуется она, однако, по-разному.

Широкую известность получило введенное в 20-е годы этого века Ч. Огденом и А. Ричардсом противопоставление референциального (обозначающего) употребления языка его эмотивному (выражающему) употреблению.

Распространено также выделение следующих двух языковых функций: форму­лирования мыслей в процессе познания и коммуникации этих мыс­лей, а также связанных с ними переживаний. Первая из этих функций иногда считается предельным случаем второй, т. е. мышление рас­сматривается как общение с самим собой.

К. Бюлер, рассматривая знаки языка в их отношении к говоряще­му, слушающему и предмету высказывания, выделяет три функции языкового высказывания: информативную, экспрессивную и эвокативную. В случае первой язык используется для форму­лировки истинных или ложных утверждений; при второй - для выражения состояний сознания говорящего; при третьей - для ока­зания влияния на слушающего, для возбуждения у него определен­ных мыслей, оценок, стремлений к каким-то действиям. Каждое языковое высказывание выполняет одновременно все три указан­ные задачи; различие между тремя функциями языка определяется тем, какая из этих задач является доминирующей. Так, утверждение о факте, яв­ляющееся типичным случаем информативного употребления языка, непосредственно описывает положение дел в действительности, косвенно выражает переживание говорящим его опыта и вызывает определенные мысли и чувства у слушающего. Основная функция команды, являющейся характерным образцом эвокативного упот­ребления языка, - вызвать определенное действие слушающего, но команда представляет также сведения о предписываемой деятельно­сти и выражает желание или волю говорящего, чтобы деятельность была выполнена. Восклицание непосредственно выражает эмоции говорящего, а косвенно оказывает влияние на слушающего и дает ему информацию о состоянии сознания говорящего.

Выделение языковых функций зависит от тех целей, для которых используется противопоставление употреблений языковых высказываний, и может поэтому быть разным в разных случаях. С точки зрения логики, важ­ным является проведение различия между двумя основными функций языка: описательной и оценочной. В случае первой отправным пун­ктом сопоставления высказывания и действительности является ре­альная ситуация и высказывание выступает как ее описание, ха­рактеризуемое в терминах понятий «истинно» и «ложно». При вто­рой функции исходным является высказывание, выступающее как стандарт, перспектива, план; соответствие ему ситуации характе­ризуется в терминах понятий «хорошо», «безразлично» и «плохо». Цель описания - сделать так, чтобы слова соответствовали миру, цель - оценки - сделать так, чтобы мир отвечал словам. Это - две противоположные функции, не сводимые друг к другу. Нет оснований также считать, что описательная функция является первичной или более фундаментальной, чем оценочная функция.

Описание и оценка являются двумя полюсами, между которыми имеется масса переходов. Как в повседневном языке, так и в языке науки, имеются многие разновидности и описаний, и оценок. Чис­тые описания и чистые оценки довольно редки, большинство язы­ковых выражений носит двойственный, или «смешанный», описа­тельно-оценочный характер. Все это должно учитываться при изу­чении множества «языковых игр», или употреблений языка; вполне вероятно, что множество таких «игр» является, как это предполагал Л. Витгенштейн, неограниченным. Но нужно учитывать также и то, что более тонкий анализ употреблений языка движется в рамках исходного и фундаментального противопоставления описаний и оценок и является всего лишь его детализацией. Она может быть полезной во многих областях, в частности в лингвистике, но лише­на, вероятнее всего, интереса в логике.

2. Сознание и язык

2.1 Язык как средство общения и взаимного понимания людей.

Язык гак же древен, как и сознание. У животных нет сознания в человеческом смысле слова. Нет у них и языка, равного человеческому. То немногое, о чем животные хотят сообщить друг другу, не требует речи. Многие животные ведут стадный и стайный образ жизни, обладают голосовыми органами, например шимпанзе могут произносить 32 звука. Сложная система сигнализации наблюдается у дельфинов. Животные располагают и мимико-жестикуляторными средствами взаимной сигнализации. Так, считается установленным, что пчелы обладают особой сигнальной системой, состоящей из различных пространственных фигур. С помощью комбинирования различных фигур в целый танец (т.е. благодаря особому “синтаксису”) пчела “рассказывает” всему рою о местоположении найденного ею источника пищи и о пути к нему.

Однако все эти средства сигнализации имеют принципиальное отличие от человеческой речи: они служат выражением субъективного состояния, вызываемого голодом, жаждой, страхом и т.д. (частичный аналог этому - междометия в человеческом языке), либо простым указанием (частичный аналог - указательный жест человека), либо призывом к совместным действиям, либо предупреждением об опасности и т.п. (частичный аналог - восклицания, оклики, вскрики и т.д.). Язык животных никогда не достигает в своей функции акта полагания некоего абстрактного смысла в качество предмета общения. Содержанием общения животных всегда является наличная в данный момент ситуация. Человеческая же речь “оторвалась” вместе с сознанием от своей ситуативности. У людей существует потребность что-то сказать друг другу. Эта потребность реализуется благодаря соответствующему строению мозга и периферического речевого аппарата. Звук из выражения эмоций превратился в средство обозначения образов предметов, их свойств и отношений.

Сущность языка выявляется в его двуединой функции: служить средством общения и орудием мышления. Речь - это деятельность, сам процесс общения, обмена мыслями, чувствами, пожеланиями, целеполаганиями и т.п., который осуществляется с помощью языка, т.е. определенной системы средств общения. Язык - это система содержательных, значимых форм: всякое слово светится лучами смыслов. Посредством языка мысли, эмоции отдельных людей превращаются из их личного достояния в общественное, в духовное богатство всего общества. Благодаря языку человек воспринимает мир не только своими органами чувств и думает не только своим мозгом, а органами чувств и мозгом всех людей, опыт которых он воспринял с помощью языка. Храня в себе духовные ценности общества, будучи материальной формой конденсации и хранения идеальных моментов человеческого сознания, язык выполняет роль механизма социальной наследственности.

Обмен мыслями, переживаниями при помощи языка складывается из двух теснейшим образом связанных между собой процессов: выражения мыслей (и всего богатства духовного мира человека) говорящим или пишущим и восприятия, понимания этих мыслей, чувств слушающим или читающим. (Необходимо иметь в виду и индивидуальные особенности общающихся с помощью слова: читающие одно и то же вычитывают разное.)

Человек может выражать свои мысли самыми разнообразными средствами. Мысли и чувства выражаются в действиях, поступках человека, в том, что и как человек делает. Какими бы иными средствами ни выражались мысли, они в конечном счете так или иначе переводятся на словесный язык - универсальное средство среди используемых человеком знаковых систем, выполняющее роль всеобщего интерпретатора. Так, невозможно, минуя язык, “перевести” музыкальное произведение, скажем, в математические форму. Это особое положение языка среди всех коммуникативных систем вызвано его связью с мышлением, производящим содержание всех сообщений, преданных посредством любой знаковой системы.

Близость мышления и языка, их тесное родство приводит к тому, что свое адекватное (или наиболее приближенное к такому) выражение мысль получает именно в языке. Ясная по своему содержанию и стройная по форме мысль выражается в доходчивой и последовательной речи. “Кто ясно думает, тот ясно и говорит”,- гласит народная мудрость.

Что значит воспринять и понять высказанную мысль? Сама по себе она нематериальна. Мысль невозможно воспринять органами чувств: ее нельзя ни увидеть, ни услышать, ни осязать, ни попробовать на вкус. Выражение “люди обмениваются мыслями посредством речи” не следует понимать буквально. Слушающий ощущает и воспринимает материальный облик слов в их связи, а осознает то, что ими выражается, - мысли,. И это осознание зависит от уровня культуры слушающего, читающего. Взаимное понимание наступает лишь в том случае, если в мозгу слушающего возникают (в силу закрепленного при обучении языку за определенным словом соответствующего образа - значения) представления и мысли, которые высказывает говорящий. В науке этот принцип общения носит название принципа намекания, согласно которому мысль не передается в речи, а лишь индуцируется (как бы возбуждается) в сознании слушателя, приводя к неполному воспроизведению информации. Отсюда теории, в которых принципиально отвергается возможность полного взаимного понимания общающихся.

Обращаясь к другим людям, говорящий не просто сообщает им свои мысли и чувства, он побуждает их к тем или иным поступкам, убеждает их в чем-либо, приказывает, советует, отговаривает их от каких-нибудь действий и т.д. Слово - великая сила. Острое слово - единственное режущее оружие, которое от постоянного употребления становится еще острее. И мы порой не знаем, какие роковые последствия скрываются в наших словах. Вспомним слова знаменитого Эзопа: язык - это самое хорошее и самое плохое на свете - с помощью языка мы думаем, общаемся, делимся горем и радостью, несем людям добро, но с его помощью мы приносим людям зло. Он есть орудие, которым можно ранить и даже убить. По образному выражению Г. Гейне, подобно тому как пущенная стрела, расставшись с тетивой, выходит из-под власти стрелка, так и слово, слетевшее с уст, уже не принадлежит сказавшему его.

2.2 Единство языка и сознания.

Сознание и язык образуют единство: в своем существовании они предполагают друг друга, как внутреннее, логически оформленное идеальное содержание предполагает свою внешнюю материальную форму. Язык есть непосредственная деятельность мысли, сознания. Он участвует в процессе мыслительной деятельности как ее чувственная основа или орудие. Сознание не только выявляется, но и формируется с помощью языка. Наши мысли строятся в соответствии с нашим языком и должны ему соответствовать. Справедливо и обратное: мы организуем нашу речь в соответствии с логикой нашей мысли. Связь между сознанием и языком не механическая, а органическая. Их нельзя отделить друг от друга, не разрушая того и другого.

Посредством языка происходит переход от восприятия и представлений к понятиям, протекает процесс оперирования понятиями. В речи человек фиксирует свои мысли, чувства и благодаря этому имеет возможность подвергать их анализу как вне его лежащий идеальный объект. Выражая свои мысли и чувства, человек отчетливее уясняет их сам: он понимает себя, только испытав на других понятность своих слов. Недаром говорится: если возникла мысль, надо изложить ее, тогда она станет яснее, а глупость, заключенная в ней, - очевидней. Язык и сознание едины. В этом единстве определяющей стороной является сознание, мышление: будучи отражением действительности, оно “лепит” формы и диктует законы своего языкового бытия. Через сознание и практику структура языка в конечном счете отражает, хотя и в модифицированном виде, структуру бытия. Но единство - это не тождество: сознание отражает действительность, а язык обозначает ее и выражает в мысли.

Язык и сознание образуют противоречивое единство. Язык влияет на сознание: его исторически сложившиеся нормы, специфичные у каждого народа, в одном и том же объекте оттеняют различные признаки. Например, стиль мышления в немецкой философской культуре иной, чем, скажем, во французской, что в известной мере зависит и от особенностей национальных языков этих народов. Однако зависимость мышления от языка не является абсолютной, как считают некоторые лингвисты: мышление детерминируется главным образом своими связями с действительностью, язык же может лишь частично модифицировать форму и стиль мышления.

Язык влияет на сознание, мышление и в том отношении, что он придает мысли некоторую принудительность, осуществляет своего родa “тиранию” над мыслью, направляет ее движение по каналам языковых форм, как бы вгоняя в их общие рамки постоянно переливающиеся, изменчивые, индивидуально неповторимые, эмоционально окрашенные мысли.

Но не все выразимо с помощью языка. Тайны человеческой души настолько глубоки, что невыразимы обычным человеческим языком: здесь нужна и поэзия, и музыка, и весь арсенал символических средств.

Человек получает информацию не только помощью обычного языка, но и посредством разнообразнейших событий внешнего мира. Дым сигнализирует о том, что горит костер. Но тот же дым приобретает характер условного знака, если люди заранее договорились о том, что он будет означать, например, «обед готов». Знак - это материальный предмет, процесс, действие, выполняющие в общении роль представителя чего-то другого и используемые для приобретения, хранения, преобразования и передачи информации. Знаковые системы возникли и развиваются как материальная форма, в которой осуществляются сознание, мышление, реализуются информационные процессы в обществе, а в наше время и в технике. Под значением знаков имеется в виду та информация о вещах, свойствах и отношениях, которая передается с их помощью. Значение является выраженным в материальной форме знака отражением объективной действительности. В него входят как понятийные, так и чувственные и эмоциональные компоненты, волевые побуждения, просьбы - словом, вся сфера психики, сознания.

Исходной знаковой системой является обычный, естественный язык. Среди неязыковых знаков выделяются знаки-копии (фотографии, отпечатки пальцев, отпечатки ископаемых животных и растений и т.п.); знаки-признаки (озноб - симптом болезни, туча - предвестник приближения дождя и т.п.); знаки-сигналы (фабричный гудок, звонок, аплодисменты и т.п.); знаки и символы (например, двуглавый орел символизирует российскую государственность); знаки-общения - вся совокупность естественных и искусственных языков. К знакам искусственных систем относятся, например, различные кодовые системы (азбука Морзе, коды, используемые при составлении программ для компьютеров), знаки формул, различные схемы, система сигнализации уличного движения и др. Любой знак функционирует только в соответствующей системе. Строение и функционирование знаковых систем изучает семиотика.

Развитие знаковых систем определяется потребностями развития науки, техники, искусства и общественной практики. Употребление специальной символики, особенно искусственных систем, формул, создает для науки огромные преимущества. Например, употребление знаков, из которых составляются формулы, дает возможность в сокращенном виде фиксировать связи мыслей, осуществлять общение в международном масштабе. Искусственные знаковые системы, в том числе языки-посредники, используемые в технике, являются дополнением естественных языков и существуют лишь на их основе.


3. Язык и его роль в культуре.

Язык человека принято называть “второй сигнальной системой”. Она возникла исторически в процессе развития коммуникации и культуры, как инструмент познания и преобразования мира. Главная отличительная особенность второй сигнальной системы состоит в том, оперируя условными знаками-символами и составленными из них предложениями, человек может выйти за границы инстинктов и выработать неограниченные по объему и разнообразию знания.

Интересно, что все попытки научить человекообразных обезьян звуковому языку были безуспешны, так как звуковой аппарат животных не в состоянии воспроизводить разнообразные членораздельные звуки человеческой речи, однако удалось научить нескольких шимпанзе пользоваться рядом жестов языка глухонемых. Подобные опыты лишь подтверждают тот факт, что человеческая речь в ее современном виде появилась не сразу, а прошла длинный и трудный путь становления культуры, сопровождая этот процесс, развиваясь вместе с ним.

С древнейших времен до наших дней люди часто приписывают именам людей и названиям предметов магический смысл, волшебное значение. У многих народов, например, сохранилась традиция давать человеку множество имен, в том числе и такое, которое не произносилось: оно считалось подлинным и настоящим. Запретным для употребления считалось в некоторых религиозных верованиях, например, у тибетцев или иудеев, “настоящее имя бога”. Люди полагали, что знание имени чего-либо или кого-либо дает определенную власть над носителем этого имени. Недаром же Адам, первое, что сделал после своего сотворения, это дал имена всему, что окружало, ибо Бог, согласно Библии, назначил ему “владеть всем”.

Любая культура опирается подобно библейскому Адаму на раздачу “имен” всем предметам и явлениям мира. Культура находит яркие, запоминающиеся имена, позволяющие воссоздать в памяти образы отсутствующих предметов, создает огромную систему значений, благодаря которой можно различать, дифференцировать оттенки восприятий и переживаний внешнего мира, выработать сложную иерархию оценок, в которой сконцентрирован опыт многих поколений. Дать имя предмету значит сделать первый шаг на пути к его познанию. А, следовательно, язык выполняет в культуре гносеологическую функцию, о которой подробно речь пойдет ниже.

Только благодаря языку возможно само существование культуры и мышления, как основополагающего фактора ее формирования и функционирования. Ряд антропологов полагает, что неандерталец, живший 200-40 тысяч лет назад в силу слаборазвитых речевых центров мозга, о чем свидетельстве анализ найденных археологами останков, почти не умел говорить. Однако данные археологических раскопок свидетельствуют и о том, что в этот период строились жилища, осуществлялась загонная охота, т.е. существовало определенное достаточно эффективное средство общения, которое позволяло осуществлять совместные действия, не уподобляясь строителями Вавилонской башни. Сопоставление этих данных позволяет сделать вывод о том, что язык как способ коммуникации формируется в человеческом сообществе постепенно, что отражается и на самом физиологическом строении “человека говорящего”.

Заключение.

Язык - это знаковая система, используемая для целей коммуника­ции и познания. Язык есть необходимый инструмент отображения челове­ком действительности, оказывающий влияние на способ ее воспри­ятия и познания и совершенствующийся в процессе этого познания. Выделение языковых функций зависит от тех целей, для которых используется противопоставление употреблений языковых высказываний, и может поэтому быть разным в разных случаях. С точки зрения логики, важ­ным является проведение различия между двумя основными функций языка: описательной и оценочной.

Сознание и язык образуют единство: в своем существовании они предполагают друг друга, как внутреннее, логически оформленное идеальное содержание предполагает свою внешнюю материальную форму. Язык есть непосредственная деятельность мысли, сознания.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Поливанов Е.Д.. Статьи по общему языкознанию. М.1968.

2. Реформатский А.А.. Введение в языкознание. М., 1967

3. Философия. Учебник для ВУЗов / под общ. редакцией В. В. Миронова. – М.: «Норма», 2000 г.

4. Спиркин А. Г. Философия. Учебник для ВУЗов. – М.: «Гадарики», 2000 г.

5. Основы философии: Учебное пособие для вузов / Рук. автор. колл. и отв. ред. Е.В.Попов. - М.: Гуманит. изд центр ВЛАДОС, 1997.

6. Философский энциклопедический словарь. – М.: Наука, 1998 г.

На современном этапе развития науки все очевиднее становится необходимость комплексного изучения языковых и социокультурных процессов в их функциональном взаимодействии в ходе исторического развития общества. Целесообразность подобного подхода обусловлена, в частности, невозможностью рассмотрения целого ряда важнейших языковых явлений в отрыве от условий функционирования общества, развития его культуры. Соответственно учет языкового контекста имеет большое значение для адекватного освещения вопросов, находящихся в поле зрения таких смежных научных дисциплин, как культурология, социология, история и т.д.

Изучение вопроса о соотношении феноменов «язык» и «культура» во многом затруднено отсутствием четкого и непротиворечивого определения понятия «культура», разработанного понятийно-терминологического аппарата. Специалисты насчитали не менее 600 определений культуры, однако разброс в интерпретации объема понятия «культура» в них настолько велик, что некультурологу весьма непросто сориентироваться в этом море дефиниций, в силу чего зачастую ему приходится в конечном итоге довольствоваться обыденным представлением о культуре. Не вдаваясь в детали этих определений, отметим, что культура в них нередко отождествляется либо со всей совокупностью духовных и материальных ценностей, созданных человеком, и т.п. Соответственно варьируется и представления о роли языка в культурном процессе (ср.: часть/ элемент/ инструмент/ форма и пр. культуры). В целом диапазон оценок включает либо полное растворение языка в культуре (причем языку нередко неправомерно приписывается лишь сугубо инструментальная роль), либо, напротив, отрицание прямой взаимосвязи обоих феноменов. Не можем не заметить, что ведущиеся по этому поводу дискуссии зачастую носят схоластический характер.

Из широкого круга вопросов, охватываемых проблемой «Язык и культура», наиболее разработанными в настоящее время являются лишь некоторые аспекты, касающиеся, например, роли языка в художественном творчестве, а также «отражательной» или «познавательной» функции языка. В последнем случае исследователи обычно оперируют расширительным пониманием культуры как совокупности материальных и духовных ценностей, созданных человеком. Причем язык рассматривается как своего рода «слепок» того или иного культурного слоя, как исторически изменчивый набор обозначений, фиксирующих культурный прогресс общества, его историческую эволюцию. Иными словами, язык фиксирует цивилизационные напластования, многие из которых являются предметом специальных этимологических разысканий.

При написании настоящей работы мы ставим перед собой задачу рассмотреть в определенном ракурсе проблему взаимодействия языка и культуры в истории этноса, отнюдь не претендуя на сколько-нибудь исчерпывающее освещение этой комплексной и многоаспектной темы. При этом особый интерес для нас представляли вопросы, существенные для понимания рада конвергентных и дивергентных процессов, сопровождающих формирование поли- и монокультурных этнических общностей.

Исходным был системно-функциональный подход к феноменам «язык» и «культура». В своем понимании феномена культуры мы руководствовались концепцией, согласно которой культура является системой духовного освоения действительности, включающей производство, хранение, распределение и потребление духовных ценностей.

При сравнении обеих систем мы обращали особое внимание на их сущностные, т.е. субстанциональные, и функциональные параметры.

В нашем представлении оба феномена - язык и культура - являются автономными, но вместе с тем тесно взаимодействующими знаковыми системами, соотнесенными с мышлением и коммуникацией. Следует, однако, подчеркнуть несколько важных моментов:

Обе системы имеют комплексный характер, так как они используют некоторое множество знаковых систем;

Знаковые системы, характерные для языка, являются изофункциональными, однородными. Они манифестируются в виде различных форм существования этнического языка (литературный язык, обиходно-разговорная речь и пр.), используемых как в звуковой, так и в графической реализации. В силу этого можно говорить о гомогенности языка как системы в целом;

Знаковые системы, используемые в культуре, весьма разнообразны и неоднородны, они существенно отличаются друг от друга. Так, в работах М. Кагана называются как рядоположенные (что, на наш взгляд, весьма спорно, если учесть несопоставимую значимость сравниваемых компонентов) такие «языки», как кинетический, звукоинтонационный, вербальный, звуковая сигнализация, иконический язык. Разнородность этих «языков» позволяет говорить о гетерогенности культуры как феномена;

Оба феномена, как уже отмечалось, тесно связаны с мышлением и коммуникацией, однако значимость этой взаимосвязи, ее удельный вес существенно отличаются друг от друга. Так, коммуникативная функция безусловно превалирует в языке, является его доминирующим функциональным назначением. В культуре, напротив, преобладает функция эстетическая, прежде всего это установка на эстетическое самовыражение личности, творца. В каком-то смысле автор может быть индифферентен к тому, как будет воспринято современным массовым потребителем его произведение, найдет ли оно своих почитателей либо, напротив, предвосхитит будущий виток в развитии культуры и соответственно не будет понято современниками. Таким образом, с определенной долей условности можно говорить о том, что в языке как феномене преобладает установка на массового адресата, в то время как в культуре более ценится элитарность, а не массовость (ср. отношение к массовой культуре, тиражирующей некоторые стереотипы на «потребу» публике). Справедливости ради следует, впрочем, отметить, что оппозиция «массовость-элитарность» в какой-то мере правомерна и для языка как токового. Мы имеем в виду особую престижность, элитарность литературного языка, изначально имевшего узкую социальную базу. Так, например, в древнечешский период, по мнению ученых, всего лишь два-три процента носителей чешского языка были грамотными, т.е. могли в той или иной мере владеть нормой литературного идиома: это было духовенство, позже к их числу присоединились феодалы, высшее бюргерство и т.п. Далее, культивирование литературного языка, целенаправленно осуществляемое его кодификаторами, также отражает своеобразный языковой эстетизм (языковая культура), принципы которого меняются в зависимости от действующих речевых канонов. Так, в эпоху чешского Возрождения намеренно культивировалось значительное отличие поэтического языка (как в прозе, так и в поэзии) от языка разговорного, языка «улицы». Впоследствии на протяжении длительного времени, во всяком случае вплоть до первой половины XX в., действовало правило следования образцовой речи так называемого хорошего автора. Примечательно, что по словам чешского реализма, Я. Неруда, настойчиво добивался от чешской общественной элиты, чтобы она использовала в своем непринужденном общении отнюдь не обиходно-разговорный, а литературный язык со всеми его атрибутами. Практика современной языковой коммуникации убедительно показывает, насколько безуспешными были эти попытки: языковая эстетика все в большей степени тяготеет к разговорности, экспрессивности, а отнюдь не к рафинированной литературной норме. Ныне практически во всех славянских языках в качестве своего рода «эталонной речи» утверждается язык средств массовой коммуникации, публицистики. Проявлением элитарности, своего рода социальной маркированности было и намеренное использование иностранного языка, скажем французского, в аристократической среде России, немецкого - в среде чешской знати и богатого мещанства. Впрочем, с течением времени использование социально маркированных идиомов стало утрачивать свою кажущуюся притягательность. Социальная база литературного языка существенно расширилась;

Как в языке, так и в культуре действует сходная коммуникативная цепочка: генератор (коммуникатор), порождающий определенный текст (причем, как справедливо отмечает П. Зима, не всякий порождаемый текст есть произведение культуры и не всякое произведение культуры воплощается с помощью языковых средств) – каналы коммуникативной связи, обусловливающие как синхронную, так и диахронную трансляцию текста, - адресат/ реципиент/ коммуникант как финальный пункт коммуникативной цепочки. Несмотря на то что технические возможности современных каналов коммуникативной связи допускают использование для фиксации, хранения и передачи информации различных семиотических систем, а также их комбинаций, преимущества языковой знаковой системы неоспоримы. Это обусловлено такими ее свойствами, как универсальность, способность к постоянному развитию, совершенствованию, стабильность (гибкая), полисемантичность (что важно для экономии языковых знаков), богатсво выразительных средств, высокая степень аналогичности в репродукции схем, что способствует оперативной «расшифровке» информации, и т.п. Важно, однако, подчеркнуть, что при коммуникативном, осуществляемом с помощью языковых средств, особое значение имеет соответствие языковой компетенции обоих участников коммуникативного акта, предполагающей не только знание нормы употребляемого языкового идиома, но и умение его адекватно использовать сообразно существующему коммуникативному стандарту. В противном случае может возникнуть коммуникативный сбой, своего рода коммуникативный шок у адресата, которому предназначается информация (чаще всего это происходит при необоснованном нарушении нормы в случаях престижного, эталонного речевого употребления: ср. ошибки в речи дикторов радио- и телевещания, в публичных высказываниях государственных деятелей и т.п.) Иными словами, коммуникатор «кровным образом» заинтересован в том, чтобы порождаемая им информация быстро, без потерь, с адекватной реакцией была воспринята адресатом. Напомним, что в культуре, как уже отмечалось, фактор подобной взаимной компетентности не столь актуален.

Квалифицируя язык и культуру как автономные системы, отличающиеся друг от друга как в субстанциональном, так и в функциональном отношении, следует иметь в виду их тесное взаимодействие, как опосредованное, так и непосредственное. В первом случае мы имеем в виду, что оба феномена соотнесены с мышлением и соответственно через эту связь соединены опосредованно друг с другом. Являясь неотъемлемым компонентом мышления, т.е. логико-рационального осмысления мира. Язык принимает участие во всех видах духовного производства, независимо от того, используют ли они слово в качестве непосредственного орудия творчества. Материализуя общественное сознание, языковая знаковая система является носителем, а следовательно, и хранителем информации, т.е. тех или иных понятий и суждений об окружающем мире. Заметим, что диапазон этой информации практически безграничен: от логико-рационального до чувственно-эмоционального восприятия мира. Появлению соответствующего языкового наименования, т.е. знака, предшествует сложный процесс препарации и классификации понятия в соответствии с выразительными возможностями конкретного языка.

Тесно взаимодействуя друг с другом, оба феномена имеют большую зону пересечения в силу того, что язык является одним из важнейших способов объективации, экстериоризации культуры, выполняет в ней существеннейшую эстетическую функцию. Следует, однако, учесть, что равно как и культура имеет неязыковую сферу ее реализации, так и язык используется не только в культуре, но и гораздо шире - в системе общественной коммуникации в целом.

В культурологической литературе, как уже отмечалось, превалирует квалификация языка как инструмента культуры. Вряд ли нужно специально доказывать, что это обедняет значимость языка в художественной творчестве, где его роль куда более сложна и многогранна. Прежде всего язык делает возможным полное протекание культурного цикла, то есть упомянутую выше коммуникативную цепочку: духовное производство - хранение и трансляцию (как по горизонтали, так и по вертикали) духовных ценностей – и, наконец, их потребление. Особенно очевидна значимость языка в вербальных вида творчества, и прежде всего в художественной литературе, где языковые средства выполняют важную эстетическую функцию, являются органичной составной частью структуры произведения, играют важную роль при воплощении художественного образа.

Язык и культура – вот что характеризует любой этнос, на какой бы стадии эволюции он ни находился. Они объединяют и роднят членов этноса перед силами природы и перед другими этносами. Язык и культура отличают один этнос от другого, и вместе с тем через них открываются способы общения и даже сближения разных этносов.

До сих пор язык и культура никогда не были единообразными сущностями. Они жили вместе со своими народами. Они постепенно изменялись, превратившись у современных народов в иерархии или в системы разновременных состояний.

Обычно попытки решить проблему взаимоотношения языка и культуры в лингвистике опираются на частнонаучные методологические представления языковедов и на частнонаучные представления культурологов.

Традиционным способом решения этой проблемы является подход к чисто лингвистическим задачам при использовании некоторых представлений о культуре. Первой попыткой такого рода были работы А.А. Потебня, особенно его книга «Мысль и язык», затем следует назвать работы Ш. Балли и Ж. Вандриеса. Результаты попыток решения проблемы языка и культуры в первую очередь зависят от представлений о языке и культуре, которыми обладает исследователь. Обычно разобраться в этой проблеме пытались лингвисты, для которых культурологические знания были всегда в известной мере периферийными. Попытка одновременного использования и лингвистического и культурологического подходов для выработки общеметодологических целей можно назвать совместную работу, проведенную под эгидой Мичиганского университета в 1951/52 учебных годах 16 специалистами, руководимыми Ч. Стивенсоном, итогом которой была коллективная монография «Язык, мышление, культура» под редакцией П. Хенле.

Одна из попыток ответить на вопрос о влиянии отдельных фрагментов (или сфер) культуры на функционирование языка в обществе оформилась в функциональную стилистику Пражской школы и современную социолингвистику. Другая частная задача, решаемая в рамках проблемы языка и культуры, - влияние культурного окружения личности на формирование ее языка в онтогенезе. Различное владение литературной нормой национального языка определяет место на социальной лестнице. В этой связи нужно упомянуть работы Б. Бернстайна.

Решение проблемы влияния культуры на речевой онтогенез личности путем сопоставления национальных культур и национальных языков аналогично тому, которое предлагается теорией лингвистической относительности Сепира-Уорфа. В последнее время этнопсихолингвистика, возникшая в психолингвистике как ее специализированная часть, пытается предложить решения национально-культурной специфики речевого и неречевого общения.

Психолингвистика изучает универсальный внутренний психический механизм производства и восприятия речи, а этнопсихолингвистика пытается исследовать наблюдаемые формы функционирования этого механизма, реализуемые всегда в национальном языке и национальной культуре.

Стремление рассматривать язык и культуру в их единстве, точнее, в их взаимосвязи основывается на их явно или неявно постулируемом онтологическом единстве. Для решения проблемы языка и культуры в общем виде или в форме частных задач необходимо установить формы объективного единства языка и культуры. Представляется возможным проблему онтологического единства языка и культуры решить в виде ряда подпроблем: интегративные связи языка и культуры

В коммуникативных процессах;

В онтогенезе (формирование языковой способности в системе высших психических функций, передача человеческих способностей в пространстве и времени);

В филогенезе (формирование общественного, родового человека).

В качестве исходного положения для решения онтологического единства языка и культуры можно взять утверждение, что интеграция языка и культуры осуществляется при помощи некоторого промежуточного образования, входящего как в язык, так и в культуру. Такой промежуточный элемент, обеспечивающий онтологические единство языка и культуры, имеется – это идеальное, входящее в язык в виде значения языковых знаков и существующее в культуре опосредованно (превращенно) – в форме предметов культуры, т.е. в опредмеченной форме, и в деятельностной форме, т.е. в форме деятельности, и непосредственно – в образе результата деятельности и в образе адекватной деятельности, ведущей к этому результату. Итак, идеальное - это интегрирующее язык и культуру образование, это форма существования объективного единства языка и культуры.

Прежде чем рассмотреть методологические схемы решения проблемы языка и культуры, укажем на частные вопросы, в которые эта проблема трансформируется в лингвистике. Эти вопросы в обобщенном (и неизбежно огрубленном) виде могут быть сформулированы так: включен ли язык в культуру, и если да, то как? Включена ли культура в язык, и если да, то как?

На первый вопрос можно ответить утвердительно, так как тело знака (означающее) является культурным предметом, в форме которого опредмечена языковая и коммуникативная способность человека, значение знака – это также культурное образование, которое возникает только в человеческой деятельности. Язык, с одной стороны, артефакт, используемый в онтогенезе для формирования языковой и коммуникативной способности в речевой деятельности, которая представляет собой единство процессов опредмечивания этих способностей в форме тел языковых знаков и рапредмечивания, когда на тела языковых знаков направлена адекватная форме тел знаков речевая деятельность (говорение, слушание, письмо, чтение). С другой стороны, в ходе многократных повторений распредмечивания тел языковых знаков, в форме которых опредмечены языковая и коммуникативная способности, последние, переходя в деятельностную форму, закрепляются в теле человека (не опредмечиваясь, так как форма тела человека при этом не изменяется) как умение и навыки осуществления речевых действий. Следовательно, язык не целиком входит в культуру, нуждаясь в таком природном предмете, как тело человека. Иначе говоря, язык для своего существования, т.е. для передачи от одного поколения к другому умений и навыков говорения и слушания, нуждается во внешних по отношению к телу человека культурных предметах, в форме которых застыли (опредметились) эти умения и навыки. Следовательно, язык, существуя в опредмеченном виде в телах языковых знаков и в форме умений и навыков в теле человека, имеет две формы проявления: культурную - тело языкового знака и природную- тело человека.

На второй вопрос также можно ответить утвердительно, так как содержание коммуникации - это знания о культурных предметах; если это будут не культурные, а природные предметы, не вовлеченные непосредственно в деятельность, можно легко показать, что они становятся предметами коммуникации, только будучи познанными (в той или иной форме), т.е. соотнесенные с эталонами восприятия, сформированными в культуре. Кроме того, цели коммуникантов - производное их деятельности. И, наконец, культура включена в язык в том смысле, что вся культура может быть отображена (смоделирована) в тексте.

Итак, онтологическое единство языка и культуры обеспечивается идеальным, входящим как в язык, так и в культуру. Так как идеальное возникает только в деятельности человека, то онтологическая картина, в которой может быть вычленено и исследовано идеальное - звено, интегрирующее язык в культуру, - может быть только деятельностной онтологической картиной. В соответствии с деятельностной онтологией идеальное возникает только у человека, совершающего определенную деятельность, и возникает в форме образа результата деятельности, т.е. в форме, которую примет объект деятельности в процессе воздействия на него.

Такое представление об идеальном как необходимом элементе любой целенаправленной деятельности было обосновано А.Н. Леонтьевым и Э.В. Ильенковым. Понимание идеального связано у них с предметной деятельностью, в которой идеальное возникает как ее необходимый момент. Потребление и производство предмета в производственной деятельности связано с необходимостью его идеального представления как результата деятельности. Э.В. Ильенков писал по этому поводу: «В виде активной, деятельной способности человека как агента общественного производства предмет как продукт производства существует идеально, т.е. как внутренний образ, как потребность, как побуждение и цель человеческой деятельности. Идеальное есть поэтому не что иное, как форма вещи, но вне этой вещи, а именно в человеке, в виде формы его активной деятельности».

Общественному человеку идеальный образ задан обществом как образ потребности, потребного результата, продукта деятельности, т.е. идеальное существует для человека как момент деятельности. Здесь можно опереться на мысль К. Маркса: «И если ясно, что производство доставляет потреблению предмет в его внешней форме, то столь же ясно, что потребление полагает предмет производства идеально как внутренний образ, как потребность, как влечение и как цель».

Итак, деятельность в начале своего развертывания содержала идеальное только в форме образа результата, и этот образ был достоянием сознания субъекта деятельности. В процессе достижения результата субъект приспосабливает деятельность к свойствам субстанции природного объекта, превращаемого в культурный предмет, ориентируясь при этом также и на образ результата. Эти два ограничения - свойство субстанции природного объекта и образ результата - вынуждают субъекта использовать адекватную этим ограничениям форму деятельности. Следовательно, уже в процессе деятельности в сознании субъекта формируется представление об адекватной деятельности, т.е. формируется ее идеальный образ. Очевидно, что таким путем в процессе деятельности у субъекта сформировался новый образ сознания. Если до начала деятельности в сознании субъекта был уже один идеальный образ (кстати, сформированный также в деятельности, но в другой, ранее совершенной) о предмете культуры, то в самой деятельности формируется еще один новый образ сознания в деятельностной форме существования предмета культуры.

Э.В. Ильенков показал, что идеальное как образ потребного результата существует в общественно-определенной форме деятельности, направленной на достижение этого результата: «Идеальное непосредственно существует только как форма (способ, образ) деятельности общественного человека (т.е. вполне предметного, материального существа), направленной на внешний мир». Кроме того, идеальное существует и как опирающаяся на слова, язык деятельностная способность воссоздать потребный предмет, а также как внутренний образ, зафиксированный в теле человека (в телесно- вещественных структурах мозга) и в теле языка.

Важно подчеркнуть, что мир идеальных объектов, т.е. мир значений, формируемый в деятельности, не существует не только вне общественного человека, но он не существует также и вне системы других форм проявления деятельности. Именно поэтому мир идеальных объектов, существуя при опоре на тела языковых знаков (т.е. как мир языковых значений), умопостижим при восприятии речи только как реальный мир, преобразованный в человеческой деятельности.

Деятельность, направленная на природный предмет, превращает его в продукт (культурный предмет) и начинает существовать в нем в снятой, опредмеченной форме, т.е. деятельность существует как процесс, как продукт и идеально как представление о форме деятельности общественного человека, застывающей в продукте, как образе результата.

Продукт труда - это суть предмета культуры. Развивая это положение, В.М. Межуев обосновывает связь деятельности и культуры: «Согласно марксистскому пониманию деятельности как чувственно-практической деятельности, любая историческая форма этой действительности должна рассматриваться не как независимое от человека природное тело, а как предметное воплощение его субъективности, то есть исходящей от него как от субъекта деятельности активности. Именно в этом своем качестве (в качестве предмета, средства и результата человеческой деятельности) действительность и раскрывается в историческом познании как особая сфера - сфера культуры».

Для нас из анализа связи деятельности и предметной культуры самый важный вывод состоит в том, что и деятельность, и предметы культуры содержат в себе идеальное в прямом или снятом виде.

Форма предмета культуры, существовавшая перед началом деятельности идеально в виде образа результата, может также существовать идеально в виде значения слова, опираясь на другой чувственно воспринимаемый предмет (например, слово). В анализе связи деятельности, культуры и языка существенно, что идеальное, возникнув в деятельности культуры и языка существенно, что идеальное, возникнув в деятельности (а для формирования способностей ее совершения у каждого поколения людей нужны культурные предметы), начинает использоваться в общении, ассоциируясь с другими предметами, которые употребляются не в своей предметной, а в символической, знаковой функции. Таким образом, идеальное являясь в деятельности, «передается» языку для обеспечения общения: общность значения у коммуникантов позволяет им указывать при помощи тела знака, произнесенного или написанного, на это значение, находящееся в сознании каждого общающегося.

Общность деятельности и культуры, создаваемая идеальным, обосновывается также в представлении о культуре как средстве саморазвития человека и о деятельности как единстве опредмечивания/ распредмечивания. Предмет культуры, т.е. природный предмет, ставший продуктом деятельности, наряду «со своими полезными свойствами одновременно сохраняет в себе, предметно воспроизводит и саму человеческую способность, создавшую его». Предмет культуры может быть потреблен, т.е. просто использован благодаря своим полезным свойствам, а может быть распредмечен, в результате чего у человека формируется способность создавать подобные предметы, которая для передачи ее внегенетическим путем в пространстве и времени была опредмечена в конкретной форме.

Процессы производства и потребления предметов культуры описываются категориальной парой понятий опредмечивания/ распредмечивания.

Человеческая способность, которая в процессе деятельности переходит в свое деятельностное состояние, т.е. в форму определенной деятельности, затем застывает в снятом, непрямом, превращенном виде в форме предмета - продукта деятельности. В такой опредмеченной форме способность человека как общественного человека транслируется в пространстве и времени и может быть сформирована у другого человека в ходе деятельности распредмечивания. Распредмечивание застывшей в форме предмета человеческой способности происходит тогда, когда на предмет направлена так называемая адекватная форме предмета деятельность, в которой только и может быть сформирована человеческая способность.

Эти процессы опредмечивания и распредмечивания человеческих способностей включают в себя и язык, так как всегда происходят в общении, опирающемся на связь идеального с телами языковых и неязыковых знаков.

Речевые тексты как знаковые носители идеального всегда сопровождают его существование в предметной деятельности. Введение деятельностной, предметной и знаковой форм существования идеального усложняет представления лингвистов о функциях речевых текстов, позволяет создать методологические основания для решения проблемы языка и культуры.

Речевые тексты, объясняемые в понятиях опредмечивания/ распредмечивания, представляют собой сложнейшие образования. С одной стороны, они суть предмета, в форме которых опредмечены некоторые способности человека, а с другой - это знаковые образования, в которых зафиксированы, но не опредмечены, не запечатлены в самой форме знаков идеальные образования, на которые языковые знаки только указывают косвенно, непрямо, превращенно. Для распредмечивания речевого текста необходимы лингвистические знания, а для распредмечивания предметов, на которые указывается в тексте, требуются также и энциклопедические знания. Различие двух видов знаний, необходимых для понимания текста уже давно в разной форме осознается в лингвистике. Эта двойственная противоречивая характеристика речевых текстов, впрочем, свойственна всем знакам.

Какие же способности человека опредмечены в речевых текстах? В текстах опредмечены речевые умения и навыки (говорение, слушание, письмо, чтение). Овладевая отдельными видами речевой деятельности, человек переводит в действующую форму человеческие способности, опредмеченные в речевых текстах, и присваивает эти способности в виде речевых умений и навыков. Совершенно очевидно, что распредмечивание речевых текстов с целью присвоения человеческих способностей происходит на стадии формирования умений и навыков, когда тексты служат учебным материалом, а затем речевые тексты, вернее, их формы служат скорее предметом потребления (а не распредмечивания), в процессе которого только поддерживаются сформированные речевые умения и навыки.

В качестве предварительного вывода представляются обоснованными следующие утверждения.

Тела языковых знаков (означающие) в устной и письменной форме являются культурными предметами, в форме которых опредмечены способности человека к производству и восприятию языковых знаков.

Идеальное в качестве побочного продукта деятельности генетически не связано с языком, но обусловливает онтологическое единство языка и культуры, будучи “передано” из деятельности в общение, для которого оно создает предпосылку (в виде общности сознаний коммуникантов) взаимопонимания в ходе манипулирования телами знаков в межсубъектном пространстве в качестве средств указания на общие для обоих коммуникантов образы сознания. Речевые высказывания (тексты) являются культурными предметами в своей субстанциональной форме (и звуковой, и письменной). В текстах опредмечены способности строить речевую цепочку и способности организовать речевые общение (привлечь внимание собеседника; сориентироваться в нем, в его качествах; ориентировать собеседника в себе, в своих качествах, целях и мотивах общения; заинтересовать сообщением; сориентировать его в совместной посткоммуникативной деятельности, ради которой осуществлялось общение, и мотивировать ее). Функция текстов в общении (и культуре в целом) - задать слушающему (читающему) некоторую совокупность правил их смыслового восприятия, точнее, дать для распредмечивания культурный предмет побочным продуктом этого распредмечивания является образ текста, проекция текста, т.е. ментальное образование, называемое обычно содержанием текста, которое к языку никакого отношения не имеет, а является идеальной формой существования культурных предметов, описанных в тексте.

До этого шла речь о текстах, в которых отображались идеальные образования, возникающие в процессах опредмечивания/ распредмечивания, т.е. в деятельности. Но кроме деятельности есть активность, когда люди воздействуют не на предметы, - это общение. Здесь передаются от одного человека к другому способности к общению, закрепляющиеся в теле человека в виде умений и навыков общения. В отличие от предметов, в форме которых застывает действующая способность, в человеке способность к общению не фиксируется в изменениях формы его тела в однозначном виде, хотя такого влияния полностью отрицать нельзя. Поэтому человек не может служить для другого человека в качестве объекта для распредмечивания; передача способности к общению чаще всего происходит путем демонстрации действующей способности, т.е. образцов общения, в виде описания этих образцов в знаках, хотя часто используется способ передачи способности, заимствованный из предметной деятельности: путем создания «искусственного тела» человека, путем создания костюма, форма и отдельные элементы которого играют ту же роль, что форма предмета в деятельности; эта форма сигнализирует о необходимости использования адекватного ей общения и адекватного способа производства речевых высказываний.

В обществе существует институт, специализирующийся на передаче в пространстве и времени способности к общению, - это институт праздника (и в первую очередь институт театра), основная функция которого - формировать навыки общения и способ формирования этих навыков - демонстрация образцов общения, демонстрация действующей способности.

В пространстве и времени человеческие способности к предметной деятельности передаются как опредмеченные в форме объекта деятельности и описанные при помощи знаков; точность восприятия описания этих человеческих способностей жестко контролируется формой предмета.

Человеческие способности к общению, не опредмеченные в форме тела человека, но зафиксированные в его теле в виде умений и навыков общения, передаются от человека к человеку путем демонстрации образцов общения, путем показа действующей способности и в форме описания при помощи знаков; точность восприятия описания человеческих способностей к общению нежестко контролируется демонстрацией образцов общения, которая принципиально вариативна, так как точность демонстрации зависит от конкретного исполнителя.

Иначе говоря, существуют речевые тексты, описывающие человеческую деятельность, и речевые тексты, где описывается общение; точность восприятия текстов первого типа контролируется жестко, высокая точность восприятия текстов второго типа не может быть обеспечена. Эти два типа текстов образуют две крайние точки континуума, между которыми могут быть размещены все мыслимые в обществе тексты; критерий размещения текстов между этими крайними точками - практикуемая в обществе степень точности восприятия. На одном конце располагаются тексты с описанием технологических процессов производственной деятельности, а на другом - тексты театральных пьес, поэтические тексты.

Таким образом, в настоящее время одним из наиболее адекватных способов формирования методологических схем анализа проблемы языка и культуры являются попытки установления связи языка и культуры на основе их онтологической общности, объективной формой существования которой является идеальное.