Язык в любой момент истории. Великий и могучий: история развития русского языка

Существуют три уровня литературного произведения:

    Предметная изобразительность – жизненный материал

    Композиция – организация этого материала

    Художественный язык – речевой строй литературного произведения, на всех четырех уровнях художественного языка: фоника, лексика, семантика, синтаксис.

Каждый из этих пластов имеет свою сложную иерархию.

Кажущаяся сложность литературного произведения создается тяжелым трудом писателя на всех трех уровнях художественного целого.

Познакомимся с несколькими определениями данного понятия и различными его классификациями, когда композиция текста раскрывается по разным признаками и показателям.

Художественный текст представляет собой коммуникативное, структурное и семантическое единство, что и проявляется в его композиции. То есть - это единство общения – структуры – и смысла.

Композиция художественного текста - это «взаимная соотнесенность и расположение единиц изображаемого и художественно-речевых средств». Единицы изображаемого здесь означают: тема, проблема, идея, персонажи, все стороны изображаемого внешнего и внутреннего мира. Художественно-речевые средства – это вся образная система языка на уровне его 4-х пластов.

Композиция - это построение произведения, определяющее его целостность, завершенность и единство.

Композиция - представляет собой «систему соединения» всех его элементов. Эта система имеет и самостоятельную содержательность, которая должна раскрываться в процессе филологического анализа текста.

Композиция, или структура, или архитектоника – это построение художественного произведения.

Композиция – это элемент формы художественного произведения.

Композиция способствует созданию произведения как художественной целостности.

Композиция объединяет все компоненты и подчиняет их идее, замыслу произведения. Причем эта связь настолько тесная, что невозможно вынуть или переставить местами ни одного компонента из композиции.

Виды композиционной организации произведения:

    Сюжетный вид - то есть фабульный (эпос, лирика, драма)

    Несюжетный вид - бесфабульный (в лирике, в эпосе и драме, созданных творческим методом модернизма и постмодернизма)

Сюжетный вид композиционной организации произведения бывает двух типов:

    Событийный (в эпосе и драме)

    Описательный (в лирике)

Рассмотрим первый тип сюжетной композиции – событийный. Он имеет три формы:

    Хронологическая форма - события развиваются по прямой линии движения времени, не нарушается природная временная последовательность, между событиями могут быть временные промежутки

    Ретроспективная форма - отступление от природной хронологической последовательности, нарушение линейного порядка прохождения событий в жизни, перебивка воспоминаниями героев или автора, ознакомление читателя с предысторией событий и жизни персонажей (Бунин, «Легкое дыхание»)

    Свободная или монтажная форма - значительное нарушение пространственно-временных и причинно-следственных связей между событиями; связь между отдельными эпизодами – ассоциативно-эмоциональная, а не логически-смысловая («Герой нашего времени», «Процесс» Кафки и другие произведения модернизма и постмодернизма)

Рассмотрим второй тип композиции – описательный:

Он присутствует в лирических произведениях, в них в основном отсутствует четко ограниченное и связно развернутое действие, на первый план выдвигаются переживания лирического героя или персонажа, и вся композиция подчиняется целям его изображения, это описание мыслей, впечатлений, чувств, картин, навеянных переживаниями лирического героя.

Композиция бывает внешняя и внутренняя

Внешняя композиция (архитектоника) : главы, части, разделы, параграфы, книги, тома, их расположение может быть различным в зависимости от способов создания сюжета, выбранных автором.

Внешняя композиция - это членение текста, характеризующегося непрерывностью, на дискретные единицы. Композиция, следовательно, есть проявление значимой прерывистости в непрерывности.

Внешняя композиция: границы каждой композиционной единицы, выделяемой в тексте, четко заданы, определены автором (главы, главки, разделы, части, эпилоги, явления в драме и др.), это организует и направляет восприятие читателя. Архитектоника текста служит способом "порционирования" смысла; с помощью... композиционных единиц автор указывает читателю на объединение, или, наоборот, расчленение элементов текста (а значит, его содержания).

Внешняя композиция: не менее значимо и отсутствие членения текста или его развернутых фрагментов: это подчеркивает целостность пространственного континуума, принципиальную недискретность организации повествования, недифференцированность, текучесть картины мира повествователя или персонажа (например, в литературе «потока сознания»).

Внутренняя композиция : это композиция (построение, расположение) образов – персонажей, событий, обстановки действия, пейзажей, интерьеров и т.п.

Внутренняя (содержательная) композиция определяется системой образов-характеров, особенностями конфликта и своеобразием сюжета.

Не путать: у сюжета - есть элементы сюжета, у композиции – есть приемы (внутренняя композиция) и части (внешняя композиция) композиции.

Композиция включает в себя, в свое построение как все элементы сюжета – сюжетные элементы, так и внесюжетные элементы.

Приемы внутренней композиции:

Пролог (часто его относят и к сюжету)

Эпилог (часто его относят к сюжету)

Монолог

Портреты персонажей

Интерьеры

Пейзажи

Внесюжетные элементы в композиции

Классификация композиционных приемов по выделению отдельных элементов:

Каждая композиционная единица характеризуется приемами выдвижения, которые обеспечивают выделение важнейших смыслов текста и активизируют внимание читателя. Это:

    география: различные графические выделения,

    повторы: повторы языковых единиц разных уровней,

    усиление: сильные позициитекста или его композиционной части - позиции выдвижения, связанные с установлением иерархии смыслов, фокусированием внимания на самом важном, усилением эмоциональности и эстетического эффекта, установлением значащих связей между элементами смежными и дистантными, принадлежащими одному и разным уровням, обеспечением связности текста и его запоминаемости. К сильным позициям текста традиционно относятся заглавия, эпиграфы, начало и конец произведения (части, главы, главки). С их помощью автор подчеркивает наиболее значимые для понимания произведения элементы структуры и одновременно определяет основные «смысловые вехи» той или иной композиционной части (текста в целом).

Широкое распространение в русской литературе конца XX в. техники монтажа и коллажа, с одной стороны, привело к усилению фрагментарности текста, с другой - открыло возможности новых комбинаций «смысловых планов».

Композиция с точки зрения ее связности

В особенностях архитектоники текста проявляется такой его важнейший признак, как связность. Выделенные в результате членения отрезки (части) текста соотносятся друг с другом, «сцепляются» на основе общих элементов. Различаются два вида связности: когезия и когерентность (термины предложены В. Дресслером)

Когезия (от лат. - «быть связанным»), или локальная связность, - связность линейного типа, выражаемая формально, преимущественно языковыми средствами. Она базируется на местоименной субституции, лексических повторах, наличии союзов, соотнесенности грамматических форм и др.

Когерентность (от лат.- «сцепление»), или глобальная связность, - связность, нелинейного типа, объединяющая элементы разных уровней текста (например, заглавие, эпиграф, «текст в тексте» и основной текст и др.). Важнейшие средства создания когерентности - повторы (прежде всего слов с общими семантическими компонентами) и параллелизм.

В художественном тексте возникают семантические цепочки - ряды слов с общими семами, взаимодействие которых порождает новые смысловые связи и отношения, а также «приращения смысла».

Любой художественный текст пронизан семантическими перекличками, или повторами. Слова, связанные на этой основе, могут занимать разную позицию: располагаться в начале и в конце текста (кольцевая семантическая композиция), симметрично, образовывать градационный ряд и др.

Рассмотрение семантической композиции - необходимый этап филологического анализа. Он особенно важен для анализа «бессюжетных» текстов, текстов с ослабленными причинно-следственными связями компонентов, текстов, насыщенных сложными образами. Выявление в них семантических цепочек и установление их связей - ключ к интерпретации произведения.

Внесюжетные элементы

Вставные эпизоды,

Лирические отступления,

Художественное опережение,

Художественное обрамление,

Посвящение,

Эпиграф,

Заголовок

Вставные эпизоды - это части повествования, непосредственно не связанные с течение сюжета, события, которые лишь ассоциативно связаны и вспоминаются в связи с действующими событиями произведения («Повесть о капитане Копейкине» в «Мертвых душах»)

Лирические отступления – бывают лирическими, философскими, публицистическими, выражают мысли и чувства писателя напрямую, в прямом авторском слове, отражают авторскую позицию, отношение писателя к персонажам, каким-то элементам темы, проблемы, идеи произведения (в «Мертвых душах» - о молодости и старости, о Руси как птице – тройке)

Художественное опережение - изображение сцен, которые опережают дальнейший ход событий (

Художественное обрамление – сцены, которыми начинается и заканчивается художественное произведение, чаще всего это одна и та же сцена, данная в развитии, и создающая кольцевую композицию («Судьба человека» М. Шолохова)

Посвящение – короткое описание или лирическое произведение, имеющее определенное адресата, которому адресуется и посвящается произведение

Эпиграф – афоризм или цитата из другого известного произведения или фольклора, расположенные перед всем текстом или перед его отдельными частями (пословица в «Капитанской дочке»)

Заголовок – название произведения, в которое всегда содержится тема, проблема или идея произведения, очень краткая формулировка, обладающая глубокой выразительностью, образностью или символичностью.

Объектом литературоведческого анализа в изучении композиции могут стать разные аспекты композиции:

1) архитектоника, или внешняя композиция текста, - членение его на определенные части (главы, подглавки, абзацы, строфы и пр.), их последовательность и взаимосвязь;

2) система образов персонажей художественного произведения;

3) смена точек зрения в структуре текста; так, по мнению Б.А.Успенского, именно проблема точки зрения составляет «центральную проблему композиции »; рассмотрение в структуре текста разных точек зрения в соотношении с архитектоникой произведения позволяет выявить динамику развертывания художественного содержания;

4) система деталей, представленных в тексте (композиция деталей); их анализ дает возможность раскрыть способы углубления изображаемого: как тонко заметил И.А. Гончаров, «детали, представляющиеся в дальней перспективе общего плана обрывочно и отдельно», в контексте целого «сливаются в общем строе... как будто действуют тонкие невидимые нити или, пожалуй, магнетические токи»;

5) соотнесенность друг с другом и с остальными компонентами текста его внесюжетных элементов (вставных новелл, рассказов, лирических отступлений, «сцен на сцене» в драме).

Анализ композиции, таким образом, учитывает разные аспекты текста.

Термин «композиция» в современной филологии оказывается очень многозначным, что затрудняет его использование.

Для анализа композиции художественного текста необходимо уметь:

Выделять в его структуре значимые для интерпретации произведения повторы, служащие основой когезии и когерентности;

Выявлять семантические переклички в частях текста;

Выделять маркеры – разделители разных композиционных частей произведения;

Соотносить особенности членения текста с его содержанием и определять роль дискретных (отдельных частей) композиционных единиц в составе целого;

Устанавливать связь повествовательной структуры текста как его «глубинной композиционной структуры» (Б.А. Успенский) с его внешней композицией.

Определите все приемы внешней и внутренней композиции в стихотворении Ф. Тютчева «Silentium» (а именно: части композиции, тип сюжетный – несюжетный, событийный – описательный, виделение отдельных элементов, тип их связности, - NB

Композиция - это расположение частей литературного произведения в определённом порядке, совокупность форм и способов художественного выражения автором в зависимости от его замысла. В переводе с латинского языка означает «составление», «построение». Композиция выстраивает все части произведения в единое законченное целое.

Она помогает читателю глубже понять содержание произведений, поддерживает интерес к книге и помогает в финале сделать нужные выводы. Иногда композиция книги заинтриговывает читателя и он ищет продолжение книги или другие произведения этого писателя.

Композиционные элементы

Среди таких элементов можно выделить повествование, описание, диалог, монолог, вставные рассказы и лирические отступления:

  1. Повествование - главный элемент композиции, рассказ автора, раскрывающий содержание художественного произведения. Занимает большую часть объёма всего произведения. Передаёт динамику событий, его можно пересказать или проиллюстрировать рисунками.
  2. Описание . Это статичный элемент. Во время описания события не происходят, оно служит картинкой, фоном для событий произведения. Описание - это портрет, интерьер, пейзаж. Пейзаж - это не обязательно изображение природы, это может быть пейзаж города, лунный пейзаж, описание фантастических городов, планет, галактик или описание вымышленных миров.
  3. Диалог - разговор двух людей. Он помогает раскрыть фабулу, углубить характеры действующих лиц. Через диалог двух героев читатель узнаёт о событиях прошлого героев произведений, об их планах, начинает лучше понимать характеры героев.
  4. Монолог - речь одного персонажа. В комедии А. С. Грибоедова через монологи Чацкого автор передаёт мысли передовых людей своего поколения и переживания самого героя, узнавшего об измене любимой.
  5. Система образов . Все образы произведения, которые взаимодействуют в связи с замыслом автора. Это образы людей, сказочные персонажи, мифические, топонимические и предметные. Бывают несуразные выдуманные автором образы, например «Нос» из одноимённой повести Гоголя. Многие образы авторы просто придумали, и их названия стали общеупотребительными.
  6. Вставные рассказы , рассказ в рассказе. Многие авторы используют этот приём для завязывания интриги в произведении или при развязке. В произведении может быть несколько вставных рассказов, события в которых происходит в разное время. У Булгакова в «Мастере и Маргарите» использован приём роман в романе.
  7. Авторские или лирические отступления . Много лирических отступлений у Гоголя в произведении «Мёртвые души». Из-за них изменился жанр произведения. Это большое прозаическое произведение называют поэмой «Мёртвые души». А «Евгения Онегина» называют романом в стихах из-за большого количества авторских отступлений, благодаря которым перед читателями предстаёт впечатляющая картина российской жизни начала 19-го века.
  8. Авторская характеристика . В ней автор рассказывает о характере героя и не скрывает своего позитивного или негативного отношения к нему. Гоголь в своих произведениях часто даёт ироничные характеристики своим героям - такие точные и ёмкие, что его герои часто становятся нарицательными персонажами.
  9. Сюжет повествования - это цепочка событий, происходящих в произведении. Сюжет является содержанием художественного текста.
  10. Фабула - все события, обстоятельста и действия, которые описываются в тексте. Главное отличие от сюжета - хронологическая последовательность.
  11. Пейзаж - описание природы, настоящего и воображаемого мира, города, планеты, галактик, существующих и вымышленных. Пейзаж является художественным приёмом, благодаря которому глубже раскрывается характер героев и даётся оценка событий. Можно вспомнить, как меняется морской пейзаж в Пушкинской «Сказке о рыбаке и рыбке», когда старик вновь и вновь приходит к Золотой рыбке с очередной просьбой.
  12. Портрет - это описание не только внешнего вида героя, но и его внутреннего мира. Благодаря таланту автора портрет бывает таким точным, что все читатели одинаково представляют облик героя прочитанной книги: как выглядит Наташа Ростова, князь Андрей, Шерлок Холмс. Иногда автор привлекает внимание читателя к какой-нибудь характерной черте героя, например, усы у Пуаро в книгах Агаты Кристи.

Не пропустите: в литературе, примеры использования.

Композиционные приёмы

Сюжетная композиция

В развитии сюжета есть свои этапы развития. В центре сюжета обязательно стоит конфликт, но читатель узнаёт о нём не сразу.

Сюжетная композиция зависит от жанра произведения. Например, басня обязательно заканчивается моралью. Драматические произведения классицизма имели свои законы композиции, например, они должны были иметь пять актов.

Своими незыблемыми особенностями отличается композиция произведений народного фольклора. Песни, сказки, былины создавались по своим законам построения.

Композиция сказки начинается с присказки: «Как на море-океане, да на острове Буяне …». Присказка часто сочинялась в стихотворной форме и порой была далека от содержания сказки. Сказочник присказкой привлекал внимание слушателей и ждал, когда его будут слушать не отвлекаясь. Потом он говорил: «Это присказка, не сказка. Сказка будет впереди».

Затем следовал зачин. Самый известный из них начинается словами:”Жили-были” или «В некотором царстве, в тридесятом государстве…». Затем сказочник переходил к самой сказке, к её героям, к чудесным событиям.

Приёмы сказочной композиции, троекратный повтор событий: богатырь три раза сражается со Змеем Горынычем, три раза царевна сидит у окна терема, а Иванушка на коне долетает до неё и срывает кольцо, три раза Царь испытывает невесток в сказке «Царевна-лягушка».

Концовка сказки тоже традиционная, про героев сказки говорят: «Живут - поживают и добра наживают». Иногда концовка намекает на угощение: «Вам сказка, а мне баранков вязка».

Литературная композиция - это расположение частей произведения в определённой последовательности, это целостная система форм художественного изображения. Средства и приёмы композиции углубляют смысл изображённого, раскрывают характеристику персонажей. Каждое художественное произведение имеет свою неповторимую композицию, но есть традиционные её законы, которые соблюдаются в некоторых жанрах.

Во времена классицизма существовала система правил, которые предписывали авторам определённые правила написания текстов, и их нельзя было нарушать. Это правило трёх единств: время, места, сюжета. Это пятиактное построение драматических произведений. Это говорящие фамилии и чёткое разделение на отрицательных и положительных героев. Особенности композиции произведений классицизма ушли в прошлое.

Композиционные приёмы в литературе зависят от жанра художественного произведения и от таланта автора, который имеет в наличии виды, элементы, приёмы композиции, знает её особенности и умеет пользоваться данными художественными способами.

Понятие закона языка связывается с развитием язы­ка. Это понятие, следовательно, может быть раскрыто в своей конкретной форме только в истории языка, в процессах его развития. Но что такое развитие языка? Ответ на этот, казалось бы, простой вопрос отнюдь не однозначен, и его формулирование имеет большую исто­рию, отражающую смену лингвистических концепций.

В лингвистике на первых этапах развития сравни­тельного языкознания установился взгляд, что извест­ные науке языки пережили период своего расцвета в глубокой древности, а ныне они доступны изучению только в состоянии своего разрушения, постепенной и все увеличивающейся деградации. Этот взгляд, впервые высказанный в языкознании Ф. Боппом, получил даль­нейшее развитие у А. Шлейхера, который писал: «В пре­делах истории мы видим, что языки только дряхлеют по определенным жизненным законам, в звуковом и фор­мальном отношении. Языки, на которых мы теперь гово­рим, являются, подобно всем языкам исторически важ­ных народов, старческими языковыми продуктами. Все языки культурных народов, насколько они нам вообще известны, в большей или меньшей степени находятся в состоянии регресса» 2 4 . В другой своей работе он гово­рит: «В доисторический период языки образовывались, а в исторический они погибают» 2 5 . Эта точка зрения, покоящаяся на представлении языка в виде живого ор­ганизма и объявляющая исторический период его суще­ствования периодом старческого одряхления и умирания, сменилась затем рядом теорий, которые частично видоизменяли взгляды Боппа и Шлейхера, а частично выдвигали новые, но столь же антиисторические и мета­физические взгляды.<176>

Курциус писал, что «удобство есть и остается главной побудительной причиной звуковой перемены при всех обстоятельствах», а так как стремление к удобству, эко­номии речи и вместе с тем небрежность говорящих все увеличиваются, то «убывающее звуковое изменение» (т. е. унификация грамматических форм), вызванное указанными причинами, приводит язык к разложению 2 6 .

Младограмматики Бругман и Остгоф развитие языка ставят в связь с формацией органов речи, которая зави­сит от климатических и культурных условий жизни народа. «Как формация всех физических органов челове­ка, - пишет Остгоф, - так и формация его органов речи зависит от климатических и культурных усло­вий, в которых он живет» 2 7 .

Социологическое направление в языкознании сделало попытку связать развитие языка с жизнью общества, но вульгаризировало общественную сущность языка и в процессах его развития увидело только бессмысленную смену форм языка. «...Один и тот же язык, -пишет, на­пример, представитель этого направления Ж. Вандриес, - в различные периоды своей истории выглядит по-разному; его элементы изменяются, восстанавлива­ются, перемещаются. Но в целом потери и прирост ком­пенсируют друг друга... Различные стороны морфологического развития напоминают калейдоскоп, встряхивае­мый бесконечное число раз. Мы каждый раз получаем новые сочетания его элементов, но ничего нового, кроме этих сочетаний» 2 8 .

Как показывает этот краткий обзор точек зрения, в процессах развития языка, хотя это и может показаться парадоксальным, никакого подлинного развития не об­наруживалось. Больше того, развитие языка мыслилось даже как его распад.

Но и в тех случаях, когда развитие языка связыва­лось с прогрессом, наука о языке нередко искажала под­линную природу этого процесса. Об этом свидетельству<177>ет так называемая «теория прогресса» датского языко­веда О. Есперсена.

В качестве мерила прогрессивности Есперсен ис­пользовал английский язык. Этот язык на протяжении своей истории постепенно перестраивал свою грамматическую структуру в направлении от синтетического строя к аналитическому. В этом направлении развивались и другие германские, а также некоторые романские языки. Но аналитические тенденции в других языках (русском или иных славянских языках) не привели к разрушению их синтетических элементов, например падежной флек­сии. Б. Коллиндер в своей статье, критикующей теорию О. Есперсена, на материале истории венгерского языка убедительно показывает, что развитие языка может про­исходить и в сторону синтеза 2 9 . В этих языках разви­тие шло по линии совершенствования наличных в них грамматических элементов. Иными словами, различные языки развиваются в разных направлениях в соответст­вии со своими качественными особенностями и своими законами. Но Есперсен, объявив аналитический строй наиболее совершенным и абсолютно не считаясь с воз­можностями иных направлений развития, усматривал прогресс в развитии только тех языков, которые в своем историческом пути двигались по направлению к анали­зу. Тем самым прочие языки лишались самобытности форм своего развития и укладывались в прокрустово ложе аналитической мерки, снятой с английского языка.

Ни одно из приведенных определений не может по­служить теоретической опорой для выяснения вопроса о том, что следует понимать под развитием языка 3 0 .

В предшествующих разделах уже неоднократно ука­зывалось, что самой формой существования языка яв­ляется его развитие. Это развитие языка обусловливает­ся тем, что общество, с которым неразрывно связан язык, находится в беспрерывном движении. Исходя из этого качества языка, следует решать вопрос о развитии языка. Очевидно, что язык теряет свою жизненную силу, перестает развиваться и становится «мертвым» тогда,<178> когда гибнет само общество или когда нарушается связь с ним.

История знает много примеров, подтверждающих эти положения. Вместе с гибелью ассирийской и вавилон­ской культуры и государственности исчезли аккадские языки. С исчезновением мощного государства хеттов умерли наречия, на которых говорило население этого государства: неситский, лувийский, палайский и хетт­ский. Классификации языков содержат множество ныне мертвых языков, исчезнувших вместе с народами: гот­ский, финикийский, оскский, умбрский, этрусский и пр.

Случается, что язык переживает общество, которое он обслуживал. Но в отрыве от общества он теряет спо­собность развиваться и приобретает искусственный характер. Так было, например, с латинским языком, превратившимся в язык католической религии, а в средние века исполнявшим функции международного языка нау­ки. Аналогичную роль выполняет классический арабский язык в странах Среднего Востока.

Переход языка на ограниченные позиции, на преиму­щественное обслуживание отдельных социальных групп в пределах единого общества - это также путь посте­пенной деградации, закостенения, а иногда и вырожде­ния языка. Так, общенародный французский язык, пере­несенный в Англию (вместе с завоеванием ее норманна­ми) и ограниченный в своем употреблении только господствующей социальной группой, постепенно вы­рождался, а затем вообще исчез из употребления в Англии (но продолжал жить и развиваться во Франции).

Другим примером постепенного ограничения сферы употребления языка и уклонения от общенародной по­зиции может служить санскрит, бывший, несомненно, когда-то разговорным языком общего употребления, но затем замкнувшийся в кастовых границах и превратив­шийся в такой же мертвый язык, каким был средневеко­вый латинский язык. Путь развития индийских языков пошел мимо санскрита, через народные индийские диа­лекты - так называемые пракриты.

Перечисленные условия останавливают развитие языка или же приводят к его умиранию. Во всех осталь­ных случаях язык развивается. Иными словами, до тех пор пока язык обслуживает потребности существующе­го общества в качестве орудия общения его членов и при<179>этом обслуживает все общество в целом, не становясь на позиции предпочтения какого-либо одного класса или социальной группы, - язык находится в процессе разви­тия. При соблюдении указанных условий, обеспечиваю­щих само существование языка, язык может находиться только в состоянии развития, откуда и следует, что са­мой формой существования (живого, а не мертвого) языка является его развитие.

Когда речь идет о развитии языка, нельзя все сво­дить только к увеличению или уменьшению у него флек­сий и других формантов. Например, то обстоятельство, что на протяжении истории немецкого языка наблюда­лось уменьшение падежных окончаний и частичная их редукция, отнюдь не свидетельствует в пользу мне­ния, что в данном случае мы имеем дело с разложением грамматического строя этого языка, его регрессом. Не следует забывать того, что язык тесно связан с мышлением, что в процессе своего развития он закрепляет результаты работы мышления и, следовательно, развитие языка предполагает не только его формальное усовершенствование. Развитие языка при таком его понимании находит свое выражение не только в обогащении новы­ми правилами и новыми формантами, но и в том, что он совершенствуется, улучшает и уточняет уже имеющиеся правила. А это может происходить посредством перераспределения функций между существующими формантами, исключения дублетных форм и уточнения отношений между отдельными элементами в пределах данной структуры языка. Формы процессов совершенствования языка могут быть, следовательно, различны в зависимости от структуры языка и действующих в нем законов его развития.

При всем том здесь нужна одна существенная ого­ворка, которая позволит провести необходимую диффе­ренциацию между явлениями развития языка и явления­ми его изменения. К собственно явлениям развития языка мы по справедливости можем отнести только та­кие, которые укладываются в тот или иной его закон (в определенном выше смысле). А так как не все явле­ния языка удовлетворяют этому требованию (см. ниже раздел о развитии и функционировании языка), то тем самым и проводится указанная дифференциация всех возникающих в языке явлений. <180>

Итак, какие бы формы ни принимало развитие язы­ка, оно остается развитием, если удовлетворяет тем условиям, о которых говорилось выше. Это положение легко подтвердить фактами. После норманского завоева­ния английский язык переживал кризис. Лишенный государственной поддержки и оказавшийся вне норма­лизующего влияния письменности, он дробится на мно­жество местных диалектов, отходя от уэссекской нормы, выдвинувшейся к концу древнеанглийского периода на положение ведущей. Но можно ли сказать, что средне­английский период является для английского языка пе­риодом упадка и регресса, что в этот период его разви­тие остановилось или даже пошло назад? Этого сказать нельзя. Именно в этот период в английском языке про­исходили сложные и глубокие процессы, которые подго­товили, а во многом и заложили основание тех струк­турных особенностей, которые характеризуют современ­ный английский язык. После норманского завоевания в английский язык начали в огромном количестве прони­кать французские слова. Но и это не остановило процессов словообразования в английском языке, не осла­било его, а, наоборот, пошло ему на пользу, обогатило и усилило его.

Другой пример. В результате ряда исторических обстоятельств начиная с XIV в. в Дании широкое рас­пространение получает немецкий язык, вытесняя датский не только из официального употребления, но и из разговорной речи. Шведский языковед Э. Вессен сле­дующим образом описывает этот процесс: «В Шлезвиге еще в средние века в результате иммиграции немецких чиновников, купцов и ремесленников в качестве пись­менного и разговорного языка городского населения распространился нижненемецкий. В XIV в. граф Герт ввел здесь в качестве административного языка немец­кий. Реформация способствовала распространению не­мецкого языка за счет датского; нижненемецкий, а поз­же верхненемецкий был введен как язык церкви и в тех областях к югу от линии Фленсбург-Теннер, где насе­ление говорило по-датски. В дальнейшем немецкий язык становится здесь и языком школы... Немецким языком пользовались при датском дворе, особенно во второй по­ловине XVII в. Он был широко распространен также в качестве разговорного языка в дворянских и бюргерских<181> кругах» 3 1 . И все же, несмотря на такое распространение немецкого языка в Дании, датский язык, включивший в себя значительное количество немецких элементов и обогатившийся за их счет, оттесненный к северу страны, продолжал свое развитие и совершенствование по своим законам. К этому времени относится создание таких выдающихся памятников истории датского языка, как так называемая «Библия КристианаIII» (1550 г.), пере­вод которой был выполнен с участием выдающихся пи­сателей того времени (Кр. Педерсена, Петруса Паладиуса и др.), и «Уложение Кристиана V» (1683 г.). Зна­чительность этих памятников с точки зрения развития датского языка характеризуется тем фактом, что, напри­мер, с «Библией КристианаIII» связывают начало ново­датского периода.

Следовательно, язык развивается вместе с общест­вом. Как общество не знает состояния абсолютной непо­движности, так и язык не стоит на месте. В языке, обслу­живающем развивающееся общество, происходят посто­янные изменения, знаменующие развитие языка. В фор­мах этих изменений, зависящих от качества языка, и находят свое выражение законы развития языка.

Иное дело, что темпы развития языка в разные пе­риоды истории языка могут быть различными. Но и это обусловлено развитием общества. Уже давно было подмечено, что бурные исторические эпохи в жизни обще­ства сопровождаются и значительными изменениями языка и, наоборот, исторические эпохи, не отмеченные значительными общественными событиями, характеризуются периодами относительной стабилизации языка. Но большие или меньшие темпы развития языка - это уже другой аспект его рассмотрения, место которого в разделе «Язык и история».

  • Функционирование и развитие языка

    • Функционирование и развитие языка представляют два аспекта изучения языка - описательный и истори­ческий,-которые современное языкознание нередко определяет как независимые друг от друга области ис­следования. Есть ли основания для этого? Не обусловле<182>но ли такое разграничение природой самого объекта исследования?

    Описательное и историческое изучение языка давно применялось в практике лингвистического исследования и столь же давно находило соответствующее теоретиче­ское обоснование 3 2 . Но на первый план проблема ука­занных разных подходов к изучению языка выступила со времени формулирования Ф. де Соссюром его знаме­нитой антиномии диахронической и синхронической лингвистик 3 3 . Эта антиномия логически выводится из основного соссюровского противопоставления - языка и речи - и последовательно сочетается с другими прово­димыми Соссюром разграничениями: синхроническая лингвистика оказывается вместе с тем и внутренней, ста­тической (т. е. освобожденной от временного фактора) и системной, а диахроническая лингвистика - внешней, эволюционной (динамичной), и лишенной системности. В дальнейшем развитии языкознания противопоставле­ние диахронической и синхронической лингвистик пре­вратилось не только в одну из самых острых и спорных проблем 3 4 , породившую огромную литературу, но стало использоваться в качестве существеннейшего признака, разделяющего целые лингвистические школы и направ­ления (ср., например, диахроническую фонологию и глоссематическую фонематику или дескриптивную лин­гвистику).

    Чрезвычайно важно отметить, что в процессе все уг­лубляющегося изучения проблемы взаимоотношения диахронической и синхронической лингвистик (или дока­зательства отсутствия всякого взаимоотношения) по­степенно произошло отождествление, которое, возмож­но, не предполагал и сам Соссюр: диахроническое и син­хроническое изучение языка как разные операции или рабочие методы, используемые для определенных целей и отнюдь не исключающие друг друга, стало соотносить<183>ся с самим объектом изучения -языком, выводиться из самой его природы. Говоря словами Э. Косериу, оказалось не учтенным, что различие между синхронией и диахронией относится не к теории языка, а к теории лин­гвистики 3 5 . Сам язык не знает таких разграничений, так как всегда находится в развитии (что, кстати говоря, признавал и Соссюр) 3 6 , которое осуществляется не как механическая смена слоев или синхронических пластов, сменяющих друг друга наподобие караульных (выра­жение И. А. Бодуэна де Куртене), а как последователь­ный, причинный и непрерывающийся процесс. Это зна­чит, что все, что рассматривается в языке вне диахронии, не есть реальное состояние языка, но всего лишь синхроническое его описание. Таким образом, проблема син­хронии и диахронии в действительности является про­блемой рабочих методов, а не природы и сущности языка.

    В соответствии со сказанным, если изучать язык под двумя углами зрения, такое изучение должно быть на­правлено на выявление того, каким образом в процессе деятельности языка происходит возникновение явлений, которые относятся к развитию языка. Необходимость, а также до известной степени и направление такого изуче­ния подсказываются известным парадоксом Ш. Балли: «Прежде всего языки непрестанно изменяются, но функ­ционировать они могут только не меняясь. В любой мо­мент своего существования они представляют собой про­дукт временного равновесия. Следовательно, это равно­весие является равнодействующей двух противополож­ных сил: с одной стороны, традиции, задерживающей из<184>менение, которое несовместимо с нормальным употреблением языка, а с другой - активных тенденций, толка­ющих этот язык в определенном направлении» 3 7 . «Вре­менное равновесие» языка, конечно, условное понятие, хотя оно и выступает в качестве обязательной предпо­сылки для осуществления процесса общения. Через точ­ку этого равновесия проходит множество линий, которые одной своей стороной уходят в прошлое, в историю язы­ка, а другой стороной устремляются вперед, в дальней­шее развитие языка. «Механизм языка, - чрезвычайно точно формулирует И. Л. Бодуэн де Куртене, - и вообще его строй и состав в данное время представляют резуль­тат всей предшествующей ему истории, всего предшест­вующего ему развития, и наоборот, этим механизмом в известное время обусловливается дальнейшее развитие языка» 3 8 . Следовательно, когда мы хотим проникнуть в секреты развития языка, мы не можем разлагать его на независимые друг от друга плоскости; такое разложение, оправданное частными целями исследования и допусти­мое также и с точки зрения объекта исследования, т. e. языка, не даст результатов, к которым мы в данном случае стремимся. Но мы безусловно достигнем их, если по­ставим целью своего исследования взаимодействие про­цессов функционирования и развития языка. Именно в этом плане будет осуществляться дальнейшее изложе­ние.

    В процессе развития языка происходит изменение его структуры, его качества, почему и представляется воз­можным утверждать, что законы развития языка есть законы постепенных качественных изменений, происхо­дящих в нем. С другой стороны, функционирование язы­ка есть его деятельность по определенным правилам. Эта деятельность осуществляется на основе тех струк­турных особенностей, которые свойственны данной си­стеме языка. Поскольку, следовательно, при функциони­ровании языка речь идет об определенных нормах, об определенных правилах пользования системой языка,<185> постольку нельзя правила его функционирования отож­дествлять с законами развития языка.

    Но вместе с тем становление новых структурных элементов языка происходит в деятельности последнего, Функционирование языка, служащего средством общения для членов данного общества, устанавливает новые потребности, которые предъявляет общество к языку, и тем самым толкает его на дальнейшее и непрерывное развитие и совершенствование. А по мере развития язы­ка, по мере изменения его структуры устанавливаются и новые правила функционирования языка, пересматри­ваются нормы, в соответствии с которыми осуществ­ляется деятельность языка.

    Таким образом, функционирование и развитие язы­ка, хотя и раздельные, вместе с тем взаимообусловлен­ные и взаимозависимые явления. В процессе функционирования языка в качестве орудия общения происхо­дит изменение языка. Изменение же структуры языка в процессе его развития устанавливает новые правила функционирования языка. Взаимосвязанность историче­ского и нормативного аспектов языка находит свое отра­жение и в трактовке отношения законов развития к этим аспектам. Если историческое развитие языка осуществляется на основе правил функционирования, то соответ­ствующее состояние языка, представляющее определен­ный этап в этом закономерном историческом развитии, в правилах и нормах своего функционирования отража­ет живые, активные законы развития языка 3 9 . <186>

    Какие же конкретные формы принимает взаимодей­ствие процессов функционирования и развития языка?

    Как указывалось выше, для языка существовать - значит находиться в беспрерывной деятельности. Это положение, однако, не должно приводить к ложному заключению, что каждое явление, возникшее в процессе деятельности языка, следует относить к его развитию. Когда «готовые» слова, удовлетворяя потребность людей в общении, аккуратно укладываются в существующие правила данного языка, то в этом едва ли можно усмот­реть какой-либо процесс развития языка и по этим явле­ниям определять законы его развития. Поскольку в раз­витии языка речь идет об обогащении его новыми лек­сическими или грамматическими элементами, о совер­шенствовании, улучшении и уточнении грамматической структуры языка, поскольку, иными словами, речь идет об изменениях, происходящих в структуре языка, по­стольку здесь необходима дифференциация различных явлений. В зависимости от специфики различных компо­нентов языка новые явления и факты, возникающие в процессе функционирования языка, могут принимать различные формы, но все они связываются с его разви­тием только в том случае, если они включаются в систе­му языка как новые явления закономерного порядка и тем самым способствуют постепенному и беспрерывно­му совершенствованию его структуры.

    Функционирование и развитие языка не только вза­имосвязаны друг с другом, но и обладают большим сход­ством. Формы тех и других явлений в конечном счете определяются одними и теми же структурными особен­ностями языка. И те и другие явления могут привле­каться для характеристики особенностей, отличающих один язык от другого. Поскольку развитие языка осуществляется в процессе функционирования, вопрос, ви­димо, сводится к выявлению способов перерастания яв­лений функционирования в явления развития языка или к установлению критерия, с помощью которого окажется возможным проводить размежевание указанных явле­ний. Устанавливая, что структура языка представляет собой такое образование, детали которого связаны друг с другом закономерными отношениями, в качестве кри­терия включения нового языкового факта в структуру языка можно избрать его обязательную «двуплано<187>вость». Каждый элемент структуры языка должен пред­ставлять закономерную связь по крайней мере двух эле­ментов последнего, один из которых по отношению к другому будет представлять его своеобразное «языко­вое» значение. В противном случае этот элемент окажет­ся вне структуры языка. Под «языковым» значением надо понимать, следовательно, фиксированную и зако­номерно проявляющуюся в деятельности языка связь одного элемента его структуры с другим. «Языковое» значение есть второй план элемента структуры языка 4 0 . Формы связи элементов структуры модифицируются в соответствии со специфическими особенностями тех структурных компонентов языка, в которые они входят; но они обязательно присутствуют во всех элементах структуры языка, причем к числу структурных элементов языка следует относить и лексическое значение. Опира­ясь на это положение, можно утверждать, что звук или комплекс звуков, без «языкового» значения, так же как и значение, тем или иным образом закономерно не свя­занное со звуковыми элементами языка, находится вне его структуры, оказывается не языковым явлением. «Языковыми» значениями обладают грамматические формы, слова и морфемы как члены единой языковой системы.

    Если, следовательно, факт, возникший в процессе функционирования языка, остается одноплановым, если он лишен «языкового» значения, то не представляется возможным говорить о том, что он, включаясь в струк­туру языка, может изменить ее, т. е. определять его как факт развития языка. Например, понятие временных от­ношений или понятие характера действия (вида), кото­рые оказывается возможным тем или иным (описатель­ным) образом выразить в языке, но которые не получают, однако, фиксированного и закономерно проявляющегося<188> в деятельности языка способа выражения в виде соответствующей грамматической формы, конструкции или грам­матического правила, нельзя рассматривать как факты структуры языка и связывать их с ее развитием. Если в этой связи подвергнуть рассмотрению ряд английских предложений

    ImustgoýЯ должен идтиü

    Ihavetogoþ÷но не иду в

    ýнастоящее

    IcangoüЯ могу идти÷время,

    I may go ý и пр. þ

    станет ясно, что по своему логическому содержанию все они выражают действие, которое можно отнести к буду­щему времени, и их по этому признаку можно было бы поставить в один ряд с IshallgoилиYouwillgo, что, кстати говоря, и делает в своей книге американский язы­ковед Кантор 4 1 насчитывая, таким образом, в английском языке 12 форм будущего времени. Однако хотя в таком выражении, какImustgoи пр., понятие времени и выражается языковыми средствами, оно не имеет, как конструкцияIshallgo, фиксированной формы; оно, как обычно принято говорить, не грамматикализовано и поэтому может рассматриваться как факт структуры языка только с точки зрения общих правил построения предложения.

    С этой точки зрения лишенным «языкового» значе­ния оказывается и речевой звук, взятый в изолирован­ном виде. То, что может иметь значение в определенном комплексе, т. е. в фонетической системе, не сохраняется за элементами вне этого комплекса. Изменения, которые претерпевает такой речевой звук, если они проходят по­мимо связей с фонетической системой языка и, следовательно, лишены «языкового» значения, оказываются также за пределами языковой структуры, как бы сколь­зят по ее поверхности и поэтому не могут быть связаны с развитием данного языка.

    Вопрос о возникновении в процессе функционирова­ния языка как единичных явлений, так и фактов собст­венно развития языка тесно переплетается с вопросом<189> о структурной обусловленности всех явлений, происходя­щих в первом. Ввиду того, что все происходит в пределах определенной структуры языка, возникает естественное стремление связывать все возникшие в нем явления с его развитием. В самом деле, поскольку действующие в каж­дый данный момент нормы или правила языка определя­ются наличной его структурой, постольку возникновение в языке всех новых явлений - во всяком случае в отно­шении своих форм - также обусловливается наличной структурой. Иными словами, поскольку функционирова­ние языка определяется наличной его структурой, а фак­ты развития возникают в процессе его функционирова­ния, постольку можно говорить о структурной обуслов­ленности всех форм развития языка. Но и это положе­ние не дает еще основания делать вывод, что все струк­турно обусловленные явления языка относятся к фактам его развития. Нельзя структурной обусловленностью всех явлений деятельности языка подменять его разви­тие. Здесь по-прежнему необходим дифференцирован­ный подход, который можно проиллюстрировать примером.

    Так, в фонетике отчетливее, чем в какой-либо иной сфере языка, прослеживается то положение, что не вся­кое структурно обусловленное явление (или, как приня­то еще говорить, системнообусловленное явление) мож­но относить к фактам развития языка.

    На протяжении почти всего периода своего сущест­вования научное языкознание делало основой историче­ского изучения языков, как известно, фонетику, которая нагляднее всего показывала исторические изменения языка. В результате тщательного изучения этой стороны языка книги по истории наиболее изученных индоевро­пейских языков представляют в значительной своей ча­сти последовательное изложение фонетических измене­ний, представленных в виде «законов» разных порядков в отношении широты охвата явлений. Таким образом, сравнительно-историческая фонетика оказывалась тем ведущим аспектом изучения языка, с помощью которо­го характеризовалось своеобразие языков и путей их исторического развития. При ознакомлении с фонетиче­скими процессами в глаза всегда бросается их большая самостоятельность и независимость от внутриязыковых, общественных или иных потребностей. Свобода выбора<190> направления фонетического изменения, ограниченного только особенностями фонетической системы языка, в ряде случаев представляется здесь почти абсолютной. Так, сопоставление готского himins(небо) и древнеисландскогоhiminnс формами этого слова в древневерх­ненемецкомhimilи в древнеанглийскомheofonпоказы­вает, что во всех названных языках наблюдаются разные фонетические процессы. В одних случаях наличест­вует процесс диссимиляции (в древневерхненемецком и древнеанглийском), а в других случаях он отсутствует (готский и древнеисландский). Если же процесс дисси­миляции осуществлялся, то в древнеанглийскомheofonон пошел в одном направлении (m>f, регрессивная диссимиляция), а в древневерхненемецкомhimilв другом направлении (n>1, прогрессивная диссимиляция). Едва ли подобные частные явления можно отнести к числу фактов развития языка. Отчетливо проявляющееся «рав­нодушие» языков к подобным фонетическим процессам обусловлено их одноплановостью. Если подобные про­цессы никак не отзываются на структуре языка, если они совершенно не затрагивают системы внутренних закономерных отношений ее структурных частей, если они не служат, по-видимому, целям удовлетворения каких-либо назревших в системе языка потребностей, то языки не проявляют заинтересованности ни в осуще­ствлении этих процессов, ни в их направлении. Но язык, однако, может в дальнейшем связать подобные «без­различные» для него явления с определенным значени­ем, и в этом будет проявляться выбор того направления, по которому в пределах существующих возможностей пошло развитие языка.

    В подобного рода фонетических процессах можно установить и определенные закономерности, которые ча­ще всего обусловливаются спецификой звуковой сторо­ны языка. Поскольку все языки являются звуковыми, по­стольку такого рода фонетические закономерности ока­зываются представленными во множестве языков, при­нимая форму универсальных законов. Так, чрезвычай­но распространенным явлением оказывается ассимиля­ция, проявляющаяся в языках в многообразных формах и находящая различное использование. Можно вы­делить: связанные позиционным положением случаи ас­симиляции (как в русском слове шшить<сшить); асси<191>миляции, возникающие на стыках слов и нередко представляемые в виде регулярных правил «сандхи» (на­пример, закон Ноткера в древневерхненемецком или пра­вило употребления сильных и слабых форм в современ­ном английском языке:sheв сочетанииitisshe и в сочетанииshesays); ассимиляции, полу­чающие закономерное выражение во всех соответствую­щих формах языка и нередко замыкающие свое действие определенными хронологическими рамками, а иногда оказывающиеся специфичными для целых групп или се­мейств языков. Таково, например, преломление в древнеанглийском, различные виды умлаутов в древнегерманских языках, явление сингармонизма финно-угор­ских и тюркских языков (ср. венгерскоеember-nek- «человеку», ноmеdār-nеk- «птице», турецкоеtash-lar-dar- «в камнях», ноel-ler-der- «в руках») и т. д. Не­смотря на многообразие подобных процессов ассимиля­ции, общим для их универсального «закономерного» проявления является то обстоятельство, что все они в своих источниках -следствие механического уподобле­ния одного звука другому, обусловливаемого особенно­стями деятельности артикуляционного аппарата челове­ка. Другое дело, что часть этих процессов получила «языковое» значение, а часть нет.

    В «автономных» фонетических явлениях трудно ус­мотреть и процессы совершенствования существующего «фонетического качества» языка. Теория удобства при­менительно к фонетическим процессам, как известно, по­терпела полное фиаско. Фактическое развитие фонети­ческих систем конкретных языков разбивало все теоре­тические выкладки лингвистов. Немецкий язык, напри­мер, по второму передвижению согласных развил груп­пу аффрикат, произношение которых, теоретически го­воря, отнюдь не представляется более легким и удобным, чем произношение простых согласных, из которых они развились. Наблюдаются случаи, когда фонетический процесс в определенный период развития языка идет по замкнутому кругу, например, в истории английского языка bжc>bak>back(ж>a>ж). Сопоставительное рас­смотрение также ничего не дает в этом отношении. Одни языки нагромождают согласные (болгарский, польский), другие поражают обилием гласных (финский). Общее<192> направление изменения фонетической системы языка также часто противоречит теоретическим предпосылкам удобства произношения. Так, древневерхненемецкий язык в силу большей насыщенности гласными был, не­сомненно, более «удобным» и фонетически «совершен­ным» языком, чем современный немецкий язык.

    Очевидно, что «трудность» и «легкость» произноше­ния определяются произносительными привычками, ко­торые меняются. Таким образом, эти понятия, так же как и координированное с ними понятие совершенство­вания, оказываются, если их рассматривать в одном фо­нетическом плане, чрезвычайно условными и соотноси­мыми только с произносительными навыками людей в определенные периоды развития каждого языка в от­дельности. Отсюда следует, что говорить о каком-либо совершенствовании применительно к фонетическим про­цессам, рассматриваемым изолированно, не представ­ляется возможным.

    Все сказанное отнюдь не отнимает у фонетических явлений права соответствующим образом характеризо­вать язык. Уже и перечисленные примеры показывают, что они могут быть свойственны строго определенным языкам, иногда определяя группу родственных языков или даже целое их семейство. Так, например, сингармо­низм гласных представлен во многих тюркских языках, обладая в одних наречиях функциональным значением, а в других нет. Точно так же такое явление, как первое передвижение согласных (генетически, правда, не сопо­ставимое с разбираемыми видами ассимиляций), яв­ляется наиболее характерной чертой германских языков. Больше того, можно даже установить известные границы фонетических процессов данного языка-они будут определяться фонетическим составом языка. Но харак­теризовать язык только внешним признаком вне всякой связи со структурой языка не значит определять внут­реннюю сущность языка.

    Таким образом, в фонетических явлениях, во множе­стве проявляющихся в процессе функционирования язы­ка, необходимо произвести дифференциацию, в основу которой следует положить связь данного фонетического явления со структурой языка. В истории развития кон­кретных языков наблюдаются многочисленные случаи, когда развитие языка связывается с фонетическими из<193>менениями. Но вместе с тем оказывается возможным в истории тех же самых языков указать на фонетические изменения, которые никак не объединяются с другими явлениями языка в общем движении его развития. Эти предпосылки дают возможность подойти к решению во­проса о взаимоотношениях между процессами функцио­нирования языка и внутренними закономерностями его развития.

    К проблеме законов развития языка самым непосред­ственным и тесным образом примыкают исследования, направленные в сторону вскрытия связей отдельных явлений языка, возникающих в процессе его функциониро­вания, с системой языка в целом. Ясно с самого начала, что процессы, проходящие в одном языке, должны отли­чаться от процессов и явлений, проходящих в других языках, поскольку они осуществляются в условиях раз­ных языковых структур. В этом отношении все явления каждого конкретного языка, как уже указывалось выше, оказываются структурно обусловленными, или систем­ными, и именно в том смысле, что они могут появиться в процессе функционирования только данной системы языка. Но их отношение к структуре языка различно, и на вскрытие этих отличий и должно быть направлено лингвистическое исследование. Довольствоваться же только одними внешними фактами и все различия, кото­рыми отличается один язык от другого, априорно отно­сить за счет законов развития данного языка было бы легкомысленно. До тех пор пока не вскрыта внутренняя связь любого из фактов языка с его системой, невозмож­но говорить о развитии языка, тем более о его закономерностях, как бы это ни представлялось заманчивым и «само собой разумеющимся». Не следует забывать того, что язык - явление очень сложной природы. Язык как средство общения использует систему звуковых сигна­лов или, иными словами, существует в виде звуковой речи. Тем самым он получает физический и физиологи­ческий аспект. Как в грамматических правилах, так и в отдельных лексических единицах находят свое выраже­ние и закрепление элементы познавательной работы че­ловеческого разума, только с помощью языка возможен процесс мышления. Это обстоятельство неразрывным образом связывает язык с мышлением. Через посредство языка находят свое выражение и психические состояния<194> человека, которые накладывают на систему языка опре­деленный отпечаток и таким образом тоже включают в него некоторые дополнительные элементы. Но и звук, и органы речи, и логические понятия, и психические яв­ления существуют не только как элементы языка. Они используются языком или находят свое отражение в нем, но, кроме того, имеют и самостоятельное бытие. Именно поэтому звук человеческой речи имеет самостоятельные физические и физиологические закономерности. Свои за­коны развития и функционирования имеет и мышление. Поэтому постоянно существует опасность подмены зако­номерностей развития и функционирования языка, например, закономерностями развития и функционирова­ния мышления. Необходимо считаться с этой опасно­стью и во избежание ее рассматривать все факты языка только через призму их связанности в структуру, кото­рая и превращает их в язык.

    Хотя каждый факт развития языка связывается с его структурой и обусловливается в формах своего развития наличной структурой, его нельзя связывать с законами развития данного языка до тех пор, пока он не будет рассмотрен во всей системе фактов развития языка, так как при изолированном рассмотрении фактов этого раз­вития невозможно определение регулярности их прояв­ления, что составляет одну из существенных черт закона. Только рассмотрение фактов развития языка во всей их совокупности позволит выделить те процессы, которые определяют основные линии в историческом движении языков. Только такой подход позволит в отдельных фак­тах развития языка вскрыть законы их развития. Это положение требует более подробного разъяснения, для чего представляется необходимым обратиться к рас­смотрению конкретного примера.

    Среди значительного числа разнообразных фонетиче­ских изменений, возникших в процессе функционирова­ния языка, выделяется один какой-либо конкретный случай, включающийся в систему и ведущий к ее измене­нию. Такого рода судьба постигла, например, умлаутные формы ряда падежей односложных согласных основ древнегерманских языков. В своих истоках это обыч­ный процесс ассимиляции, механическое уподобление ко­ренной гласной элементу -i(j), содержащемуся в окон­чании. В разных германских языках этот процесс отра<195>жался по-разному. В древнеисландском и древненорвежском умлаутные формы в единственном числе имели дательный падеж, а во множественном - именительный и винительный. В остальных случаях наличествовали неумлаутные формы (ср., с одной стороны,fшte, fшtr, а с другой -fotr,fotar,fota,fotum). В древнеанглийском языке приблизительно аналогичная картина: дательный единственного числа и именительный - винительный мно­жественного имеют умлаутные формы (fet,fet),aосталь­ные падежи обоих чисел неумлаутные (fot,fotes,fota,fotum). В древневерхненемецком соответствующее словоfuoZпринадлежавшее ранее к остаткам существитель­ных с основой на -u, не сохранило своих старых форм склонения. Оно перешло в склонение существительных с основами на -i, которое, за исключением остаточных форм инструментального падежа (gestiu), имеет уже унифицированные формы: с одной гласной для единственного числа (gast,gastes,gaste) и с другой гласной для множественного числа (gesti,gestio,gestim,gesti). Тем самым уже в древний период намечаются процессы, как бы подготовляющие использование результатов дей­ствия i-умлаута для грамматической фиксации катего­рии числа именно в том смысле, что наличие умлаута определяет форму слова как форму множественного чис­ла, а отсутствие его указывает на единственное число.

    Замечательно, что в самом начале среднеанглийско­го периода сложились условия, совершенно тождествен­ные условиям немецкого языка, так как в результате действия аналогии все падежи единственного числа вы­ровнялись по неумлаутной форме. Если при этом учесть проходящее в эту эпоху стремительное движение в сторо­ну полной редукции падежных окончаний, то теоретически следует признать в английском языке наличие всех усло­вий, чтобы противопоставление умлаутных и неумлаутных форм типа fot/fetиспользовать в качестве средства различения единственного и множественного числа существительных. Но в английском языке данный процесс запоздал. К этому времени в английском языке возникли уже другие формы развития, поэтому образование мно­жественного числа посредством модификации коренной гласной замкнулось в английском языке в пределах не­скольких остаточных форм, которые с точки зрения со­временного языка воспринимаются почти как суппле<196> тивные. В других германских языках дело обстояло по-другому. В скандинавских языках, например в совре­менном датском, это довольно значительная группа существительных (в частности, существительных, образую­щих множественное число с помощью суффикса - (е)r). Но наибольшее развитие это явление получило в немец­ком языке. Здесь оно нашло прочные точки опоры в структуре языка. Для немецкого языка это уже давно не механическое приспособление артикуляций, а одно из грамматических средств. Собственно, сам умлаут как реально проявляющееся ассимиляционное явление дав­но исчез из немецкого языка, так же как и вызывавший его элемент i. Сохранилось только чередование гласных, связанное с этим явлением. И именно потому, что это чередование оказалось связанным закономерными свя­зями с другими элементами системы и тем самым вклю­чено в нее в качестве продуктивного способа формооб­разования, оно было пронесено через последующие эпо­хи существования немецкого языка, сохранив и тип чере­дования; оно использовалось также в тех случаях, когда никакого исторического умлаута в действительности не было. Так, уже в средневерхненемецком наличествуют существительные, имеющие умлаутные формы образо­вания множественного числа, хотя они никогда не имели в окончаниях элементаi: дste,fьhse,nдgel(древне­верхненемецкиеasta,fuhsa,nagala). В данном случае уже правомерно говорить о грамматике в такой же мере, как и о фонетике.

    Сравнивая грамматикализацию явления i-умлаута в германских языках, в частности в немецком и англий­ском, мы обнаруживаем в протекании этого процесса су­щественную разницу, хотя в начальных своих этапах он имеет много общего в обоих языках. Он зародился в об­щих структурных условиях, дал тождественные типы чередования гласных, и даже сама его грамматикализа­ция протекала по параллельным линиям. Но в англий­ском языке это не более как одно из не получивших ши­рокого развития явлений, один из «незавершенных за­мыслов языка», оставивший след в очень ограниченном кругу элементов системы английского языка. Это, не­сомненно, факт эволюции языка, так как, возникнув в процессе функционирования, он вошел в систему англий­ского языка и тем самым произвел некоторые измене<197>ния в его структуре. Но сам по себе он не закон разви­тия английского языка, во всяком случае для значитель­ной части известного нам периода его истории. Для того чтобы стать законом, этому явлению не хватает регу­лярности. Говорить о лингвистическом законе можно то­гда, когда налицо не один из многих предлагаемых на выбор наличной структурой путей развития языка, а ко­ренящаяся в самой основе структуры, вошедшая в ее плоть и кровь специфическая для языка черта, которая устанавливает формы его развития. Основные линии раз­вития английского языка пролегли в другом направле­нии, оставаясь, однако, в пределах наличных структур­ных возможностей, которые во всех древних германских языках имеют много сходных черт. Английский язык, которому оказался чужд тип формообразования посред­ством чередования коренной гласной, отодвинул этот тип в сторону, ограничив его сферой периферийных явлений.

    Иное дело немецкий язык. Здесь это явление не част­ный эпизод в богатой событиями жизни языка. Здесь это многообразное использование регулярного явления, обязанного своим возникновением структурным усло­виям, составляющим в данном случае уже основу каче­ственной характеристики языка. В немецком языке это явление находит чрезвычайно широкое применение как в словообразовании, так и в словоизменении. Оно исполь­зуется при образовании уменьшительных на -el, -leinили -chen:Knoch-Knцchel,Haus-Hдuslein,Blatt-Blдttchen; имен действующих лиц (nomina-agentis) на -er:Garten-Gдrtner,jagen-Jдger,Kufe-Kьfer; имен существи­тельных одушевленных женского рода на -in:Fuchs-Fьchsin,Hund-Hьndin; абстрактных существительных, образованных от прилагательных:lang-Lдnge,kalt-Kдlte; каузативов от сильных глаголов:trinken-trдnken,saugen-sдugen; абстрактных имен существитель­ных на -nis:Bund-Bьndnis,Grab-Grдbnis,Kummer-Kьmmernis; при образовании форм множественного числа у ряда существительных мужского рода:Vater-Vдter,Tast-Tдste; женского рода:Stadt-Stдdte,Macht-Mдchte; среднего рода:Haus-Hдuser; при образовании форм прошедшего времени конъюнктива:kam-kдme,dachte-dдchte; степеней сравнения прилагательных: lang -lдnger-lдngest,hoch-hцher-hцchstи т. д. Словом, в немецком языке наличествует<198> чрезвычайно разветвленная система формообразования, построенная на чередовании гласных именно этого ха­рактера. Здесь чередование гласных по i-умлауту, систе­матизируясь и оформляясь как определенная модель словоизменения и словообразования, даже выходит за свои пределы и в своем общем типе формообразования смыкается с преломлением и аблаутом. Разные линии развития в немецком языке, взаимно поддерживая друг друга в своем формировании, сливаются в общий по своему характеру тип формообразования, включающий разновременно возникшие элементы. Этот тип формо­образования, основанный на чередовании гласных, воз­никший в процессе функционирования языка первона­чально в виде механического явления ассимиляции, по­лучивший в дальнейшем «языковое» значение и вклю­чившийся в систему языка, является одним из самых характерных законов развития немецкого языка. Этот тип был определен фонетической структурой языка, он объединился с другими однородными явлениями и стал одним из существенных компонентов его качества, на что указывает регулярность его проявления в различных областях языка. Он действовал, сохраняя свою актив­ную силу на протяжении значительного периода истории данного языка. Войдя в структуру языка, он служил целям развертывания его наличного качества.

    Характерным для данного типа оказывается также то, что оно является той основой, на которой располагаются многочисленные и часто различные по своему происхож­дению и значению языковые факты. Это как бы стерж­невая линия развития языка. С ней увязываются разно­родные и разновременно возникшие в истории языка факты, объединяемые данным типом формообразования.

    В настоящем обзоре был прослежен путь развития только одного явления - от его зарождения до включе­ния в основу качественной характеристики языка, что дало возможность установить явления и процессы раз­ных порядков, каждый из которых, однако, обладает своим различительным признаком. Все они структурно обусловлены или системны в том смысле, что проявля­ются в процессе функционрования данной системы языка, но вместе с тем их отношение к структуре языка различно. Одни из них проходят как бы по поверхнсти структуры, хотя они и порождены ею, другие входят в<199> язык как эпизодические факты его эволюции; они не находят в его системе регулярного выражения, хотя и обусловлены, в силу общей причиности явлений, структурными особенностями языка. Третьи определяют основные формы развития языка и регулярностью свое­го обнаружения указывают на то, что они связаны с внутренним ядром языка, с главными компонентами его структурной основы, создающими известное постоянство условий для обеспечения указанной регулярности их проявления в историческом пути развития языка. Это и есть законы развития языка, так как они целиком зави­сят от его структуры. Они не являются вечными для языка, но исчезают вместе с теми структурными особенностями, которые породили их.

    Все эти категории явлений и процессов все время взаимодействуют друг с другом. В силу постоянного движения языка вперед явления одного порядка могут переходить в явления другого, более высокого, порядка, что предполагает существование переходных типов. Кроме того, наше знание фактов истории языка не всег­да достаточно для того, чтобы с уверенностью уловить и определить наличие признака, позволяющего отнести данный факт к той или иной категории названных явле­ний. Это обстоятельство, конечно, не может не услож­нить проблемы взаимоотношения процессов функциони­рования языка и закономерностей его развития. <200>

    Похожие публикации